Вчера в 10 1/2 ч. утра в гостинице ‘Англетер’ Был обнаружен повесившимся на трубе парового отопления поэт Сергей Есенин, несколько дней назад приехавший из Москвы.
Накануне вечером С. Есенин просил администрацию гостиницы не допускать к нему в номер никого, так как он устал и желает отдохнуть.
Погибший поэт.
… Казалось, у него избыток стихийности. Но стихийность, ведь, то же, что и жизненность. Трагический конец находится с этим в противоречил.
‘Всякий пред всеми за всех и за все виноват’ — над неостывшим трупом Есенина, прежде всего, приходят в голову эти слова Достоевского. Этого человека, нашедшего последнее успокоение в таком беспокойном акте, в насилии над собой,— судьба одарила богаче нас во многих смыслах,— пусть так. И, однако, есть доля и нашей вины,— вины любого из нас — в том, что зигзаги жизненного пути привели поэта к такому мрачному тупику.
Пусть говорят, что подобный исход для Есенина был неминуемым следствием его давно дошедшей до предельной черты болезни. Однако, во власти каждого было, хотя бы перед самою предельною чертой, еще отклонить безжалостную руку самосозидающей судьбы на какой-нибудь миллиметр. И, может быть, Есенинская доля на длинном плече рычага отодвинулась бы далеко в сторону прежней и новой славы.
Поэт был из тех, про кого Бальмонт сказал:
А он сладкозвучный, одну только песню пропел,
И, выразив тайно свою одинокую душу,
Как вал океана, домчался на бледную сушу,
И умер, как пена, в иной удаляясь предел.
Есенин затрагивал разнородные и крупные темы, в роде Пугачева. Но музыкальный инструмент его был диапазона небольшого, сравнить бы его с волынкой, с сопелью, с нежною дудкой. И звуки его песни будут, подобно песни дудочки, срезанной с той ивы, что выросла на месте могилы Оленушкина брата, неизбывной мукой терзать того, к кому они донесутся после смерти. И мы в отчаянии услышим повторяющийся тонкий голос:
Низкий дом без меня ссутулился,
Старый пес мой давно издох,—
На московских изогнутых улицах
Умереть знать, судил мне бог.
Тело его суждено было принять не Москве. Но смелый словарь поэта, дерзки стиховные замыслы и осуществления — навсегда сольются с городом, который был способен породить самые характерные для Есенина его пески.
Москва способствовала размаху его дара.
В. ПАСТ.
‘Красная газета’ (вечерний выпуск), 29 декабря 1925 года.