Поздка въ Кронштатъ, 1го Мая 1826.
Поздка въ Кронштатъ, 1го Мая 1826.
Письмо И. И. Гидсу.
Пароходъ.
Кронштатъ, 2 Мая.
Кронштатъ, 3 Мая.
. Б.
‘Сверная Пчела’, NoNo 55, 58, 59, 1826
Поездка в Кронштадт, Булгарин Фаддей Венедиктович, Год: 1826
Время на прочтение: 13 минут(ы)
Догадаетесь ли вы, о чехъ я думалъ, сидя на пароход, и устремивъ внимательные взоры на Жида, который, прижавшись лвымъ ухомъ къ скрипк, съ сильнымъ притискомъ ударялъ смычкомъ по струнамъ, переплетавшимся съ его локонами или пейсахами?— О Жид, скажете вы. Не угадали. Я думалъ о высокомъ предопредленіи безсмертной души нашей, и той способности къ усовершенію, которою Творецъ надливъ насъ, отличилъ отъ всхъ прочихъ тварей. Мы удивляемся неподражаемому искуству пчелы въ выдлываніи сотовь, удивляемся гнзду колибри, коралламъ составленнымъ полипами, и многимъ другимъ предметамъ, достойнымъ удивленія. Но что значитъ все это въ сравненіи съ способностями человка? Каждое животное есть только одушевленная машина, предлы его дятельности весьма ограничены. Пчела, никакъ не совьетъ гнзда, а колибри ни за что не слпить сотовъ. Напроиивъ того, человкъ, подчинивъ уму Науки и Искуства, овладлъ безусловно поверхностью земли. Геній человка, эта искра безсмертія, воспламеняетъ безпрестанно въ ум нашемъ новыя мысли, зародыши новыхъ изобртеній, и влечетъ насъ все выше, выше, къ Источнику свта. Кто знаетъ, какъ высоко поднимутся Науки чрезъ сто лтъ, если он будутъ возвышаться въ той же соразмрности, какъ досел! Можетъ быть, чаешь моихъ мечтаній или мои Правдоподобныя небылицы {Литер. Листки и Сверный Архивъ 1824 и 1825 годокъ.}, со временемъ сбудутся. Можетъ быть, мои внуки или правнуки будутъ на какой нибудь машин скакать въ галопъ по волнамъ изъ Петербурга въ Кронштатъ, и возвращаться по воздуху. Все это я въ прав предполагать, сидя на машин, изобртенной въ мое время, будучи отдленъ желзною бляхою отъ огня, а доскою отъ воды, на машин, покорившей огнемъ дв противоположныя стихіи, воду и воздухъ или втеръ! Вотъ, о чемъ думалъ я, прислушиваясь къ шуму паровой машины, какъ вдругъ Жидъ такъ сильно скрипнулъ смычкомъ по шелковой струн, что вся нервная моя система потряслась, и нить моихъ размышленій лопнула вмст съ Жидовскою струною.
Я пошелъ на другой край парохода, пробираясь между кипами и сундуками. Тамъ нсколько дамъ и двицъ сидли въ безмолвія съ заплаканными глазами: он провожаютъ милыхъ сердцу. Люди, подобно птицамъ, разлетаются на лто изъ душныхъ городовъ. Тотъ ищетъ за моремъ корму, а тотъ здоровья въ благорастворенномъ климат, одинъ хочешь разсять грусть, другой думаетъ найти спокойствіе, третій… по довольно о причинахъ отлету. Не многіе найдутъ то, чего ищутъ, другіе найдутъ, чего не искали, а все таки путешествіе принесетъ имъ, по крайней мр, ту пользу, что въ это время надежда будетъ лелять ихъ представлять въ радужномъ цвт отдаленную цль странствіи. Для здоровья это также полезно, какъ сонъ для усталаго, а для ума еще боле выигрышу (NB если у кого есть умъ). Напрягая вс наши способности къ достиженію цли, мы изощряемъ, такъ сказать, внутреннее наiе зрніе и пріобртаемъ весьма важное качество, — опытность, которая нердко лучше исцляетъ душевныя скорби, нежели живая и мертвая вода.
Частыя повторенія женскихъ ахъ и охъ раздавались въ сердц моемъ, какъ эхо подъ сводами пустаго погреба, и навели на меня такую грусть, что я и самъ заохалъ, вспомнивъ, что я, можетъ быть, слишкомъ легкомысленно повряю волнамъ и втрамъ все, что для меня драгоцнне въ мір. По законъ необходимости исполняется безъ поясненій и подтвержденій, и я, повинуясь ему, старался чмъ нибудь разсять непріятныя мысли. Нсколько мужчинъ разговаривали между собою: я подслъ къ нимъ, и очень обрадовался, услышавъ, что одинъ изъ нихъ объявилъ желаніе хвалить своего начальника. ‘Я вообще люблю слышать похвалы другимъ за глаза, и какъ это рдко случается, то я съ любопытствомъ обратилъ вниманіе на разговоръ. ‘Я долженъ, я обязанъ хвалить моего начальника, онъ былъ честнйшій человкъ,’ сказалъ высокій, красивый мужчина: ‘онъ не бралъ взятокъ, и чтобы даже отдалить отъ себя тнь подозрнія, не занимался никакими важными или запутанными длами, предоставляя ихъ намъ. Онъ даже не принималъ богатыхъ Просителей, а отсылалъ ихъ также къ намъ.’ — ‘Прекрасная похвала!’ подумалъ я. ‘Начальникъ мой,’ продолжалъ высокій мужчина: ‘родился хлбосоломъ и радушнымъ. Правда, что онъ не кормилъ и не поилъ никого, потому что ему нкогда было этимъ заниматься, за то онъ охотно далъ и пивалъ у другихъ, а за столомъ былъ отмнно малъ, особенно, когда вино проходило ему на вкусъ. Сердце у него было самое нжное, расположеное къ дружеству и добру. Для пріятелей, съ которыми онъ велъ хлбъ-соль, т. е. у которыхъ обдалъ запросто, безъ церемоніи, онъ готовъ былъ сдлать то, чего другой не сдлалъ бы за милліоны. Однимъ словомъ, онъ ни въ чемъ не отказывалъ своимъ пріятелямъ и врилъ имъ на слово въ самыхъ важныхъ длахъ.’ — ‘Хорошъ гусь!’ проворчалъ я сквозь зубы, а ораторъ между тмъ продолжалъ. ‘За то по служб какая была исправность! диво! Въ виноватыхъ у насъ никогда не было недосташка, и бумаги очищались мигомъ, безъ всякаго затрудненія въ подписи со стороны начальника.’ — ‘Перестань хвалить,’ сказалъ одинъ изъ слушателей: ‘изъ твоихъ похвалъ можно составить полный актъ обвиненія.’ — ‘Какъ? почему?’ воскликнулъ ораторъ: ‘я за моего начальника готовъ въ петлю, при немъ мы ли хлбъ, за него я долженъ стоять горою.’ — ‘О петл я не говорю ни слова:’ сказалъ, улыбаясь, слушатель: ‘но похвалы твои пахнутъ дымомъ и коптятъ хвалимаго.’ Длинный мужчина смшался, какъ видно гамъ не понимая причины, замолчалъ и закурилъ крпко сигару, чтобы чмъ нибудь скрыть смущеніе и пресчь разговоръ. Сидвшіе возл меня начали перешешптываться, поглядывля на меня, и я, примтивъ, что помшалъ изліяніямъ сердца, отошелъ въ другую сторону, пожелавъ отъ всего сердца никогда не встрчаться ни съ такимъ добрымъ начальникомъ, ни съ такимъ благодарнымъ подчиненнымъ.
‘Мой процесъ’ … сказалъ одинъ сухощавый человкъ своему товарищу. Это одно слово, какъ галваническое прикосновеніе, оттолкнуло меня на три шага отъ раскащика, и я, не дожидаясь продолженія, опрометью побжалъ на самый конецъ парохода. Мн кажется, что процесъ можно иногда сравнить съ пароходомъ, по крайней мр въ Поэзіи: въ немъ огонь есть корыстолюбіе, ябеда или адвокатскіе совты, колеса законы, руль секретарь или производитель дла, судьи хозяева судна, истцы пассажиры, а дымъ — слдствіе тяжбы. Я такъ тяжко охнулъ при мысли о такомъ процес, что добрый матросъ, стоявшій возл меня, подумалъ, будто я болнъ колотьемъ, и предложилъ мн стаканъ холодной воды. Я охотно выпилъ, чтобы прохладить кровь, вспыхнувшую во мн отъ одного магическаго слова: процесь!
Толстый купецъ съ кудрявою бородою безпрестанно посматривалъ то на Кронштатъ, то на свои серебряные часы. Онъ разсянно отвчалъ на вопросы сидвшаго съ нимъ рядомъ чиновника, поглаживалъ бороду, заглядывалъ иногда въ свою записную книжку, перечитывалъ письма, улыбался про себя, потиралъ руки, и всми движеніями изъявлялъ нетерпніе. ‘Скоро ли прідемъ въ Кронштатъ?’ спросилъ онъ наконецъ у матроса. ‘Помилуй, любезный кумъ,’ сказалъ чиновникъ: ‘ты въ двадцатый разъ спрашиваешь одно и то же.’ — ‘Эхъ, батюшка,’ отвчалъ купецъ: ‘сердце горитъ, дло-то важное. Теб скажу всю правду: передъ раздачею иностранной почты, я получилъ извстіе, что за моремъ требуется товаръ, который у насъ теперь въ низкой цн на бирж. Если я успю захватить этотъ товарецъ прежде, нежели онъ попадетъ въ западню, т. е. въ контору коммисіонеровъ, тогда, батюшка, придетъ мн изрядная копйка.’ — ‘Дай Богъ теб! ‘ сказалъ чиновникъ. Дай Богъ, подумалъ я, потому, что я люблю и уважаю купцовъ, промышляющихъ позволительно торговлею, источникомъ довольства, слдственно и просвщенія, и не могу имть уваженія къ безденежнымъ иностраннымъ спекулантамъ. Эти господа въ своихъ конторахъ питаются чужимъ добромъ, и не подвергаясь никакимъ потерямъ, за одн чужія коммисіи (исполняемыя Русскими артельщиками) получаютъ боле, нежели наши честные купцы, трудящіеся всю жизнь и оборачивающіе большими капиталами.
Разсматривая группы пассажировъ и прислушиваясь къ ихъ словамъ, я открылъ много кое-чего двусмысленнаго. Напримръ: глядя на мужей и женъ, которые разставались на время и провожали другъ друга только до Кронштата, я уврился, что не вс т грустятъ крпко, которые часто утираютъ платкомъ слезы. Въ голос племянниковъ, желавшихъ богатымъ своимъ дядюшкамъ попутнаго втра и тихой погоды, на возвратномъ пути изъ за границы, я замтилъ что-то Сентябрское, отзывающееся бурею и кораблекрушеніемъ. Между тмъ споръ двухъ иностранцемъ прервалъ мои наблюденія. Одинъ изъ нихъ, толстый и жирный, сдлалъ изъ ничего огромное состояніе въ Россіи, и возвращался съ деньгами въ свое отечество: онъ уврилъ, что климатъ Русскій ему не служитъ, и принуждаетъ его бжать на югъ. Другой, сухощавый и блдный, уврялъ, что доктора, напротивъ того, совтовали ему для здоровья поселишься въ Россіи, и для разсянія, заняться коммисіями въ купеческий контор. ‘Увидите,’ сказалъ толстый иностранецъ: ‘что вы со временемъ почувствуете вредное вліяніе здшняго климата на здоровье, и пожелаете возвратиться въ отечество.’ — ‘Быть можетъ,’ отвчалъ сухощавый, указывая на сундукъ толстяка: ‘когда и буду близокъ къ подобному гробу.’ Странно, подумалъ я, что только богатые люди жалуются на Русскій климатъ, бдные же иностранцы и богатютъ и жирютъ у насъ, видно, сама природа требуетъ отъ насъ дятельной жизни и какъ можно мене изнженности.
Между тмъ пароходъ присталъ къ гавани при множеств зрителей, толпившихся на стн. Вещи мои я перегрузилъ съ неодушевленнаго парохода, на пароходъ одушевленный, то е. на плечи дюжаго носильщика, который отъ винныхъ паровъ, переваливался на об стороны. Такіе пароходы мы видимъ иногда на сухомъ пути, и они существовали гораздо прежде изобртенія знаменитаго Фультона.
Въ Кронтштат всего любопытне, достойне вниманія путешественника, самъ Кронштатъ, или лучше сказать, мстоположеніе острова и портъ. Не имя случая быть на обсерваторіи, я взобрался на верхъ бесдки въ публичномъ саду, построенной на холмик, и оттуда любовался прелестнымъ зрлищемъ, природною панорамою города и окрестностей. Передо мною горизонтъ сливался съ темною влагою, вдали корабли съ распущенными парусами, казались морскими птицами, нсколько ближе, блестящими игрушками, а наконецъ огромными массами, возбуждающими въ человк мыслящемъ идеи возвышенныя, утшительныя — и часто горестныя. Три вещи особенно перемнили міръ и родъ человческій: усовершенствованіе мореплаванія, изобртеніе пороха и книгопечатанія. Книгопечатаніе дало уму обширное поле дятельности, мореплаваніе придали уму и вол крылья, а порохъ удержалъ народы отъ ужасныхъ переселеній цлыми племенами, на подобіе хищныхъ зврей, и водворивъ ихъ на одномъ мст, принудилъ къ усовершенію своихъ способностей. Люди изъ всего сдлали злоупотребленіе, но это не доказательство, чтобы вещи сами но себ были не хороши. Безнравственная книга, Алжирскій корсеръ въ мор и пистолетъ убійцы суть опасные вереды нравственной природы человчества. Это темныя мста въ прелестной картин просвщеннаго міра!
Видъ моря долго бы удерживалъ меня въ мечтаніяхъ, если бъ спутники мои не обратили моего вниманіи на Петербургъ, сіявшій вдали на голубой завс, какъ золотое ожерелье. Тысячи кораблей приносятъ ежегодно въ сверную Пальмиру дань промышлености со всхъ концевъ земнаго шара, сотни тысячъ людей почерпаютъ довольство въ семъ источник изобилія. Отъ Петербурга до Кронштата, по обимъ сторонамъ залива, между зеленью тянутся цпью домы и селеніи, блестятъ Царскіе чертоги, и вся эта одушевленная картина, на пространств, недосязаемомъ взорами, вс безчисленныя выгоды для Россіи, сушь плоды одной идеи великаго человка, безсмертнаго Петра! Я сошелъ внизъ, чтобы поклониться бюсту сего Героя, находящемуся въ сей бесдк. Память завоевателя остается въ преданіи какъ страшный сонъ, но память законодателя, строителя городовъ, водворителя торговли и просвщенія, живетъ въ длахъ великаго Царя, и въ дальнихъ потомкахъ возбуждаетъ благодарность. Удивительно, какъ умные люди могутъ заблуждаться въ избраніи рода славы! Царства Аттилы, Тамерлана и Наполеона, основанныя желзомъ и ужасомъ, распались, какъ карточные домики отъ дуновенія правды. Царство Петра Великаго, утвержденное на общемъ благ, существуетъ и безпрестанно укрпляется силою добра. Ни въ одной чуждой земл нтъ Русскихъ поселеній, въ Россіи, напротивъ того, милліоны иностранцевъ нашли отечество: вотъ разршеніе вопроса, хорошо или худо жить на святой Руси.
Кронштатъ раздляется на дв части, на общественную или казенную, и на частную. Къ первой принадлежатъ вс казенныя строенія: укрпленія, гавани, верфь, арсеналъ, Адмиралтейство съ магазинами, мастерскими отдленіями, доками или каналами для починки кораблей, казармы, офицерскіе флигели, различныя морскія Училища, и словомъ все, относящееся къ кораблестроенію, помщенію мастеровыхъ и чиновниковъ, принадлежащихъ къ морскому вдомству. Вторая часть состоитъ изъ деревянныхъ домиковъ и весьма малаго числа каменныхъ, принадлежащихъ чиновникамъ, отставнымъ офицерамъ, купцамъ и мщанамъ. Эта часть походитъ на уздный Русскій городокъ, и вмщаетъ въ себ около четырехъ тысячъ жителей: все населеніе Кронштата, не включая иностранныхъ мореходцевъ, превышаетъ двадцать тысячъ. Прибывающіе сюда изъ Петербурга постители, особенно прізжіе изъ внутреннихъ губерній, осматриваютъ обыкновенно арсеналъ, доки, (изъ которыхъ посредствомъ паровой машины выливается вода въ бассейны, для починки подводныхъ частей корабля), модель Кронштата, и посл того, погулявъ по стн купеческой гавани, взглянувъ на море и корабли, возвращаются домой. Въ самомъ дл, для человка не-морскаго, неумющаго оцнить всхъ тонкостей морскаго дла, здсь больше нчего видть и длать, потому, что въ Кронштат нтъ ни произведенія Изящныхъ Искусивъ, ни публичныхъ увеселеній, которыя могли бы обратить на себя вниманіе или развлечь человка, прибывшаго изъ столицы. Зимою, здсь бываютъ прекрасные балы въ клуб, въ которомъ участвуетъ только лучшее общество. Лтомъ вся Кронштатская публика иметъ два пункта соединенія: общественный или такъ называемый Лтній садъ и купеческую гавань. Садъ сей, основанный при Главномъ Командир И. В. Колокольцев, а конченный при . В. Моллер, есть истинное благодяніе для Кронштата, гд прежде нкуда было прислонить головы отъ зноя. Садъ не великъ, но пріятенъ. Здсь также находится домикъ Петра Великаго въ Голландскомъ вкус, съ Русскою банею и флигелемъ, гд живалъ Князь Меншиковъ. Все это строеніе обновлено, но комнаты остались въ прежнемъ вид, исключая того, что теперь здсь нтъ никакихъ мебелей. Оранжереи содержатся въ большомъ порядк, о бесдк съ бюстомъ Петра I, мы говорили выше. Морякъ, проведшій нсколько мсяцевъ въ мор, не видавъ пріятнйшаго въ природ, зелени и прекраснаго пола, теперь, ступивъ на берегъ, свтитъ въ садъ отдохнуть въ тни деревъ, насладиться лицезрніемъ красавицъ, которыхъ здсь очень много, и понжить музыкою слухъ, огрубвшій отъ воя бурь и скрипа снастей. Въ купеческую гавань собирается множество людей обоего пола по два раза въ сушки (особенно въ праздники), около 1-го часа и въ 5 часовъ по полудни, т. е. во время прибытія парохода изъ Петербурга и возвращенія онаго. Сюда привлекаютъ людей дла сердца и кармана. Если бъ мы жили въ баснословныя времена Греціи, то безъ сомннія, на этой стн были бы воздвигнуты истуканы Меркурія (или Плутуса {Язычники называли бога богатства Плутусомъ. Остается ршили: плутъ ли происходитъ отъ Плутуса, или Плутусъ отъ плута. Примчаніе наборщика.}), Юноны и Купидона. Здсь нжные родители и добрыя дти ожидаютъ, встрчаютъ и провожаютъ милыхъ сердцу. Здсь купцы съ нетерпніемъ ожидаютъ писемъ или коммисіонеровъ съ важными извстіями. Здсь нжныя сердца сильно бьются отъ радости, или ноютъ отъ вздоховъ, здсь прекрасные глаза орошаются слезами, или свтлютъ наслажденіемъ. Если бъ въ купеческой гавани можно было устроишь, наподобіе таможни или брантвахты, реестры для записыванія всхъ входящихъ и исходящихъ чувствованій, то это было бы неисчерпаемымъ источникомъ для философа Моралиста. Напротивъ того, для Писателей Элегій было бы не много матеріаловъ, потому что большая частъ страницъ по сердечной части, были бы наполнены одними: увы и ахъ!
Прізжающимъ въ Кропштатъ, со всемірными рекомендательными письмами, съ которыми нигд не отказываютъ отъ дому, везд радостно встрчаютъ, печально провожаютъ, всмъ подливаютъ, и даже по желанію надляютъ ходячею монетою, совтуемъ останавливаться въ Англійской таверн Г. Стюарта, возл Таможни. За три рубля, вы имете прекрасный, вкусный Англійскій обдъ изъ самыхъ свжихъ припасовъ, съ блымъ Англійскимъ хлбомъ (XII испеченнымъ изъ Русской пшеницы) и пивомъ. За полтора рубля въ сутки, вамъ дадутъ чистую постелю, въ опрятной комнат. Дешевле и лучше за эту умренную плату, нельзя найти въ цломъ мір ни пищи, ни пристанища. Я обдалъ за общимъ столомъ, за которымъ самъ хозяинъ разливаетъ и разрзываетъ кушанье, подчиваетъ своихъ гостей и наблюдаетъ за порядкомъ. Если бъ я былъ живописцемъ, то снялъ бы портретъ съ хозяина, для изображенія добродушія и простосердечія. Вы забываетесь, что въ трактир, и воображаете, что находитесь въ гостяхъ у радушнаго Англійскаго помщика. Г. Стюартъ землякъ Вальтера Скотта, т. е. Шотландецъ, и очень любитъ свое отечество. На стн у него виситъ топографическая карта той провинціи, гд онъ родился, съ изображеніемъ видовъ лучшихъ замковъ и парковъ. Онъ подчивалъ меня табакомъ изъ національной своей табакерки, т. е. изъ цльнаго козьяго рога, оправленнаго въ серебр, при которомъ на цпочк виситъ костяная донатка дли добываніи табаку, и козья ножка съ шерстью для утиранія лица отъ сего порошка. Признаюсь, ни одинъ трактирщикъ мн столько не понравился, какъ Г. Стюартъ.
Большой коммерціи нтъ въ Кронштат, потому что вс товары выгружаются въ Петербург. Здсь живутъ только коммисіонсры и купцы, торгующіе корабельными снастями. Вс здшніе Русскіе купцы говорятъ По-Англійски, многіе по-Французски, по-Нмецки, по-Португальски, и вс учатся самоучкою, отъ употребленія. Даже вс вывски на Англійскомъ язык. Лавка купца Васильева называется лавкою Вилліямсона, Иванова Джонсона, Яковлева Джэксона, и т. п. Между тмъ, рядомъ съ ними живутъ иностранцы, которые въ нсколько лтъ едва научились коверкать Русскій языкъ, они сами сознаются, что нтъ въ мір смышленне, расторопне и понятливе Русскаго народа.
Сидя по нскольку часовъ въ купеческой гавани, я съ удовольствіемъ смотрлъ на входившіе съ моря корабли въ вороша гавани. Нмецкія суда останавливаются передъ воротами, и посл по канату тянутся, т. е. буксируются въ гавань. Англичане и Американцы входятъ прямо на парусахъ, и не боятся на крутомъ поворот ударишься объ уголъ. Если изъ этого должно заключишь о характер народовъ, то что же должно сказать о Русскихъ мужичкахъ, которые, на рыбачьихъ судахъ, ходятъ на промыслы къ Новой земли, и къ Шпицбергену, куда сами Англичане высылаютъ крпчайшія суда особенной конструкціи? Матушка Россія! Съ нами Богъ, никтоже на Ны.
Сидя на стн крпости, между пушками, мортирами, ядрами и бомбами, и смотря на вооруженіе военныхъ кораблей, я погрузился въ печальныя размышленія. Человкъ, крайнее звено въ цни существъ земныхъ, вмщаетъ въ себ вс дурныя и хорошія качества прочихъ тварей. Одаренный преимуществомъ, ему одному свойственнымъ, душею безсмертною, которой принадлежности суть разумъ и воля, онъ можетъ избирать дурное и хорошее. Зачмъ же онъ не слдуетъ стезею добра, которая ведетъ къ счастію? Эту стезю начертала ему Вра, ее указываютъ законы, по ней напутствуетъ совсть. Слдуя симъ путемъ, человкъ сохраняетъ свое достоинство и возвышается надъ всми тварями: онъ тогда живетъ душею, и такъ сказать, только опирается тломъ на земл. Неужели человку не стыдно въ собственныхъ глазахъ, играть на земли ролю волка, гіены, тигра, зми, и угнетать, терзать своихъ ближнихъ, кусать и жалить ихъ? Къ несчастію, страсти затмваютъ свтъ разума, заглушаютъ вопль совсти, и человкъ, рожденный для любви и мира, превращается въ хищнаго звря. Противу силы физической есть, по крайней мр, защита за этими стнами, пушками и кораблями, но кто защититъ несчастнаго, безоружнаго отъ злобы, вооруженной клеветою, закаленною въ мщеніе и зависть?— Богъ и правда!— Орудіе злобы истлетъ отъ слезъ несчастнаго. Эти слезы дки, он проточатъ каменное сердце злобнаго, а воздыханія невинно оскорбленнаго отравятъ воздухъ, вдыхаемый оскорбителемъ. Вотъ защита слабаго въ нравственномъ мір, она сильне пушекъ и быстре кораблей. Люди, братья — помните и берегитесь!
Одинъ видъ честнаго и благороднаго человка утшителенъ въ гор, или въ мрачномъ расположеніи духа. Взоръ участія и умиленія разскаетъ грусть, какъ солнечные лучи разгоняютъ дождливыя облака. Я это испыталъ, встртивъ добраго и благороднаго П. А. Д—ва, одного изъ отличнйшихъ офицеровъ Россійскаго флота. Онъ сдружился съ моремъ съ самаго дтства, и измрилъ Земный шаръ собственными глазами: нсколько разъ обходилъ вокругъ Свта, противоборствовалъ полярнымъ льдамъ около Шпицбергена, подъ 80 градусомъ сверной широты, пекся на солнечномъ зно въ Восточной Индіи, и встрчался съ смертію въ морскихъ битвахъ. Я спросилъ его, не случалось ли ему быть свидтелемъ, когда подвижный крпости, т. е. военныя суда, подверженныя разрушенію при каждомъ выстрл, осмливаются нападать на неприступныя земныя твердыни. ‘Видлъ и самъ участвовалъ въ нападеніи,’ отвчалъ мн почтенный морякъ. Я попросилъ его дашь мн нкоторое понятіе объ этомъ, и онъ, пригласивъ меня къ себ на квартиру, я справившись съ своимъ журналомъ въ разсужденіи подробностей, расказалъ мн слдующее:
‘По назначенію Правительства, я, съ нсколькими моими товарищами, служилъ въ 1806 году на Англійскомь флот, во время войны съ Французами. Эскадрою, состоявшею изъ 30 судовъ, и въ томъ числ 6 фрегатовъ, командовалъ Адмиралъ Овнъ (Owen), онъ сидлъ на Фрегат Клайд (Clyd). Наполеонъ угрожалъ въ то время Англіи высадкою на ея берега, и въ одной Булонской гавани собралъ около 3000 канонирскихъ лодокъ и десантныхъ судовъ. Многіе не врили исполненію сего плана, по Англійское Правительство, для скорйшаго разршенія вопроса, опредлило сжечь дессантныя суда въ самой гавани, и для сего вознамрилось въ первый разъ употребить въ дйство новое открытіе, Конгревовы ракеты. Этотъ необыкновенный случай и первый опытъ новаго изобртенія, отъ котораго столь много ожидали, привлекли множество любопытныхъ изъ Лондона въ Дувръ, чтобы съ горы смотрть на успхъ нашей экспедиціи. Мы сами нетерпливо желали этого. Наша эскадра пришла на видъ Булони, 9 Октября 1806 года, въ 3 часа по полудни. Въ 8 часовъ вечера, по сигналу, вс гребныя суда въ числ 130, собрались къ Адмиральскому фрегату. На каждую шлюпку отряжено было по одному офицеру, двойной комплектъ людей, вооруженныхъ блымъ оружіемъ, и раздано было по 12 Конгревовыхъ ракетъ. Для избжанія замшательства, въ случа еслибъ французскія суда вышли изъ гавани и хотли взять насъ абордажемъ, вс, участвовавшіе въ экспедиціи имли блыя перевязи на рукахъ и шляпахъ, а кром того для пароля выбраны были такія слова, которыя почти невозможно произнесть Французу. При встрч судовъ окликающій долженъ былъ сказать Thorре (городокъ), а отвчающій Cathcart {} (прозваніе Адмирала). Гребныя наши суда отошли отъ Адмиральскаго фрегата въ 9 часовъ вечера, въ темнот, соблюдая величайшую тишину, прибыли къ гавани въ 2 часа по полуночи, и легли возл крпостей на якоряхъ со шпрингами. По причин темноты и по какой-то особенной оплошности, непріятель не примтилъ насъ. Въ четверть третьяго часа, вдругъ, среди морской тишины и безмолвія, раздался звукъ сигнальной трубы, ракеты полетли въ воздухъ со всхъ шлюпокъ, мракъ превратился въ кровавый свтъ и тишина въ ужасный пронзительный вой, казалось, будто небо вдругъ вспыхнуло пламенемъ, и вс чудовища морскія завыли отъ ужаса. Мы сами приведены были въ нкоторое смятеніе симъ необыкновеннымъ зрлищемъ, и сами удивлялисъ нашей дерзости. Мы въ лице видли непріятельскихъ часовыхъ, видли мелькающіе огни и жерла пушекъ, слышали, какъ ударили тревогу, какъ суетились въ крпости, и продолжали бросать ракеты. Съ вестовой баттареи сдлали по насъ около шести залповъ, съ восточной бросили нсколько бомбъ — но безъ всякаго вреда. Паническій страхъ овладлъ гарнизономъ: вдругъ все затихло въ крпости, и мы безпрепятственно продолжая бросаніе ракетъ, кончили дло благополучно, и безъ всякой потери возвратились въ 6 часовъ утра къ Фрегату, оставивъ посл себя клубы дыму и пламени. Городъ загорлся, но десантныя суда уцлли, это должно приписать во-первыхъ, тогдашней нашей неопытности въ семъ новомъ род истребленія, а во-вторыхъ штилю, который воспрепятствовалъ исполнить планъ атаки гораздо удобнйшій. Если бъ Французы не были приведены въ смятеніе нечаянною нашею иллюминаціею, и въ то время, когда мы бросили якори, поподчивали насъ картечью, бомбами, брандскугелями и ружейнымъ огнемъ, то мы бы заплатили дорого за свою смлость, а можешь быть, и вс погибли бы подъ валами крпости, но на войн, какъ везд, часто дерзость превозмогаетъ разсудокъ, и нападающій иметъ преимущество предъ защищающимся. Вотъ теб, любезнйшій, доказательство, что утлыя лодки могутъ невредимо нападать на неподвижныя твердыни. Теперь выкушаемъ чаю, за здоровье моего стараго Адмирала Овна, который, сказать мимоходомъ, былъ большой до него охотникъ.’
Втеръ дуетъ въ море, наступила минута, для меня одного трогательная. Опускаю завсу: люди любятъ боле расказывать свои собственныя ощущенія, и такъ я не буду утруждать ихъ моимъ горемъ. Скажу однимъ словомъ: попутный втеръ вывялъ радость изъ моего сердца и умчалъ ее за море. Веселые клики Американскихъ мореходцевъ мн не внятны, разноцвтные флаги мелькаютъ въ черномъ цвт: злодйка грусть пала на сердце. Но человку, занятому ежедневно трудомъ, и грустить нкогда. Три дни прошло въ бездйствіи, и мой товарищъ грозно восклицаетъ: къ перу, къ перу! Что длать? Я, собравшись съ духомъ, тиснулъ мое письмо, въ которомъ отражается часть того, что я видлъ, слышалъ и мыслилъ въ Кронштат — милости просимъ не погнваться.
Извстно, что въ Англійскомъ язык th произносится по большей части какъ Греческая .