‘Отечественныя Записки’, No 12, 1848
Поэтические Вспышки. Стихотворения Федора Болошеновского, Майков Аполлон Николаевич, Год: 1848
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Поэтическія Вспышки. Стихотворенія едора Болошеновскаго. Одесса. Въ mип. Т. Неймана и Комп. 1848. Въ 8-ю д. л. 78 стр.
Время безпредметныхъ поэтическихъ стремленій прошло, никто не понимаетъ теперь поэта, когда онъ восклицаетъ ‘туда, туда!..’, самъ неимя яснаго представленія — куда, вс попросятъ Поэта выразиться по опредленне, когда онъ скажетъ:
Ты знаешь ли тотъ край святой,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Гд дышатъ нгой неземной
Гд такъ сладки воспоминанья,
Ты знаешь ли тотъ край святой,
Туда умчимся мы съ тобой.
(Стр. 76.)
Кром того, что вс теперь спросятъ, что это за край, еще потребуютъ отъ поэта объясненія словъ, которыми- онъ его характеризуетъ, какъ, напримръ, нга неземная, которою тамъ дышат… Другое дло, еслибъ поэтъ выразился гораздо опредленне, еслибъ онъ, на-примръ, сказалъ:
Ты знаешь ли тотъ край…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Гд зрютъ персики и фиги,
Гд плохо пишутся стихи,
И хорошо печатаются книги?..
тогда бы мы съ вами, читатель, воскликнули въ одинъ голосъ: ‘это десса!’ Въ-самомъ-дл, какія прекрасныя изданія выходятъ изъ-подъ типографскихъ станковъ г. Неймана и коми.! И красота въ нихъ является уже но вспышками, но обдумана и выдержана отъ обертки до оглавленія, она — слдствіе труда, заботы, носитъ на себ печать вкуса, ума, изобртательности, опрятности, словомъ, всхъ тхъ качествъ, которыхъ тщетно ищешь въ стихахъ, составляющихъ содержаніе этихъ прекрасныхъ книжечекъ… Нтъ, типографщикъ ршительно опередилъ поэта: нтъ ни одной ‘поэтической вспышки’ въ стихахъ г. Волошеновскаго, которая была бы достойна такой прекрасной формы, видно, что типографщикъ слдилъ аг усовершенствованіемъ своего искусства, а поэтъ нисколько не зналъ современнымъ требованіямъ эстетики, пишетъ стихи безъ всякаго содержанія и вовсе незаботясь о форм.
Мн грустно, но чего (отъ-чего?) мн грустно,
Того не вдаетъ весь міръ!
Живу съ тоской я неразлучно
Она мой гость и мой кумиръ.
Мн грустно… кто же грусть разсетъ?
Ахъ нтъ здсь въ, мір никого!
Кто бднымъ сердцемъ завладетъ,
Мученья знаетъ кто его!..
Чего жь (отъ-чего жъ!) мн грустно, что таится
Въ душ измученной тоской?
Къ покою, другъ, душа стремится,
Но прочь бжитъ ея покой!
Но кто жь виновникъ нарушенья,
Душа, покоя твоего?
Она влила мн въ грудь мученья.
Она — виновница всего!
Терпи жь, душа, пока настанетъ
Конецъ страданіямъ твоимъ!
Теб покойно, сердце, станетъ,
Подъ-тяжкимъ камнемъ гробовымъ!
(Стр. 7.)
Такъ вотъ, на что жалуется поэтъ, и ропщетъ, что весь міръ не вдаетъ, отъ-чего ему грустно! Да за какую же уздную сплетницу поэтъ принимаетъ весь этотъ міръ, чтобъ, ему, этому міру, оставивъ вс свои дла и свою грусть, заняться только тмъ, что какая-то она (должно быть, женщина) влила въ грудь поэта мученья! Другое дло, если бы самая грусть его была поинтересне, или еслибы и настоящую свою грусть онъ выразилъ въ такой форм, которая бы обратила на себя вниманіе, если не всего міра, то по-крайней мр читающей русской публики… Иначе, какое кому дло до разныхъ ‘вспышекъ скорй ипохондрическихъ, чмъ поэтическихъ, когда поэтъ объявляетъ, что ему ‘пора окончить жизни путь, что ему опротивлъ жизни путь‘ (стр. 9), что
… Съ каждымъ днемъ скоре я
Все къ гробу приближаюсь,
И наконецъ, сыра земля
На вкъ меня сокроетъ,
какое кому дло до того, что въ одномъ стихотвореніи на ‘Новый Годъ’, поэтъ жалуется, что ему было скучно, а въ другомъ, на другой ‘новый годъ’, онъ говоритъ, что доволенъ старымъ годомъ, потому-что былъ влюбленъ… Э, Боже мой, да кто же мшаетъ поэту влюбляться! Пускай-себ влюбляется и пишетъ стихи, только не печатаетъ ихъ, потому-что въ ваше время, при отсутствіи въ автор таланта, книжечка стихотвореній не доставитъ удовольствія никому, кром типографщика, у котораго она печатана.