Г. ЧУЛКОВ
Г. ЧУЛКОВ
Поэт-кормщик.
Вяч. Иванов. Cor ardens. Часть первая
Поэт-кормщик.
Вяч. Иванов. Cor ardens. Часть первая
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Поэт-кормщик, Чулков Георгий Иванович, Год: 1911
Время на прочтение: 6 минут(ы)
В. И. Иванов: pro et contra, антология. Т. 1
СПб.: РХГА, 2016.
Осенью прошлого года, будучи в Риме, я зашел в церковь св. Климента. Chiesa di S. Clmente примечательна. Она глубоко ушла в землю: надо спуститься вниз и осмотреть ее подземную часть. Там сохранились фрески VI в. Одна из них необычайна. Это — Мадонна с Сыном. Безумные ‘врубелевские’ глаза Богоматери и божественно-ироническая ее улыбка каким-то чудом сближают древнюю фреску с современностью. Церковь св. Климента построена на камнях, из которых некогда были сложены стены языческого храма, где совершались эзотерические служения — дар Востока древнему Риму…1 Новая книга Вячеслава Иванова — ‘Cor ardens’ — напоминает мне эту римско-католическую церковь с таинственной храминою под землею и с изображением в средней ее части (также подземной, но уже построенной в первые века христианства) лика Мадонны с глазами Мэнады.
Я верю, что символика ‘многослойного’ италианского храма аналогична и параллельна символике, раскрытой в книге русского поэта. Неразрывная связь древнейших культур и восточного эзотеризма с эзотеризмом христианства и темами нашего тревожного XX в. характеризует сущность книги Вячеслава Иванова.
Скорбная Мадонна-Мэнада ‘мрачным оком смотрит — и не видит, душный рот разверзла — и не дышит’: но в миг, когда приходит Дионис, ее сердце источает ‘слез ликующих ключи’ и встречает — ‘яростное’ и ‘жертвенное’ — своего бога, принимая покорно новую тишину — ‘смесь вина с глухою смирной’2. Вот эта встреча Мэнады с Дионисом, сердца с богом — основная тема новой книги Вячеслава Иванова.
Однако символ Диониса не всецело предопределяет содержание этой сложной книги. В той же мере торжествует в ней начало ‘аполлоновское’3, восстановляя желанное равновесие поэтических тем и форм. Отсюда поразительное торжество гармонии над лирическим хаосом, торжество строя и лада над началом смутных настроений, характерных для современного поэтического импрессионизма. Поэтическое мироотношение Вячеслава Иванова в наши дни — явление исключительное. В самом деле, мы наблюдаем теперь в поэзии — или устремление в страну чистой лирики, где иногда страшно веют мятели, иногда дивно зеленеют звезды, иногда безумно плачет океан, но никогда не бывает точных слов, определяющих космическую символику, — или устремление к новому академизму, где высокая культура стиха, остроумные мысли, изысканные образы и бескорыстное служение совершенной форме не делают еще поэзии символической, в строгом и ограниченном значении этого термина.
Я не хочу сказать, что в поэзии Вячеслава Иванова нет совсем в себе замкнутой лирики: я лишь утверждаю, что этот круг переживаний заключен в иной круг — круг мировых символов. И как бы радиусы — лучи солнца-сердца — соединяют лирический микрокосм поэта с объективно данным макрокосмом4. В этом смысле Вячеслав Иванов — реалиста.
Этот реализм Вячеслава Иванова определяет такие свойства его души, которые дают ему удивительное в наши ‘злые времена’ — я бы сказал — жизнеупорство. Лирические бури бросают легкие челны поэтов на опасные скалы и скучные мели, и, кажется, один лишь Вячеслав Иванов, как опытный кормчий, плывет по звездам, не страшась непогоды.
Пушкин, ‘беспечной веры полн’, пел пловцам неустанно, и когда ‘лоно волн измял с налету вихорь шумный’, лишь он один, ‘таинственный пловец’, был выброшен на берег грозою6. Иная судьба Вячеслава Иванова. Кто-то незримый внушил ему отважную мысль взять в свои руки кормило. И вот ‘кормщик умный’ должен был уступить ‘безумному поэту’ свое опасное место. И что же? В эту ‘годину гнева’, когда гибли в огне наши грузные броненосцы, поэт-кормщик провел бесстрашно по темным волнам свой утлый челн. Немногие были с ним вместе, немногие слышали его голос, но тот, кто слышал его, не забудет вещих слов:
Огнем крестися, Русь! В огне перегори
И свой Алмаз спаси из черного горнила!
В руке твоих вождей сокрушены кормила:
Се, в небе кормчие ведут тебя цари7.
Так пел поэт в мае 1905 года, а в 1906 году уже снова звучал его голос — и не менее внятно — как укор палачам:
Так! Подлые вершите казни,
Пока ваш скиптр и царство тьмы!
Вместите дух в затвор тюрьмы! —
Гляжу вперед я без боязни8.
И не случайно в начале и в конце этого стихотворения пушкинские строки из его ‘стансов’, посвященных Петру, чей образ являлся и нашему великому поэту как образ двуликий — то восхищая его своим гением, то пугая его чарами своего демонического сердца. ‘Медный всадник’ поразил души поэтов. И Вячеслав Иванов должен был сделать свое признание Сивилле и выслушать о нем ее пророческий шпот:
Замирая, кликом бледным
Кличу я: Мне страшно, Дева,
В этом мороке победном
Медно-скачущего Гнева…
А Сивилла: Чу, как тупо
Ударяет медь о плиты…
То о трупы, трупы, трупы
Спотыкаются копыта…9
Вышла в свет пока лишь первая часть ‘Cor ardens’: вторая часть, куда войдет ‘Rosarium’, должна завершить поэтическое здание, которое созидалось поэтом в течение шести лет.
Тема любви и смерти раскрыта до конца в этой второй, еще не опубликованной, части сборника, но уже третья книга первой части — ‘Эрос’ и ‘Золотые завесы’ — позволяет судить об отношении Вяч. Иванова к этой теме10.
В стране любви вдохновенным вожатаем поэта был Данте. Перед ним преклонился Вячеслав Иванов покорно и самозабвенно. А неизменными и верными спутниками его на лирических путях были Вл. Соловьев и Тютчев. У них учился Вяч. Иванов петь так, чтобы голос его был созвучен пению звезд.
Однако не исключительный путь соловьевского софианства и не тайна суеверной любви Тютчева овладели сердцем поэта, а какое-то новое откровение, новый мир, божественно-противоречивый и богооправданный. Вячеслав Иванов знает, что ‘Матерь-Ночь’ — ‘вожатая владычица неотвратимых встреч’, ‘заклятий Солнца — разрешительница’… И он не боится ‘ключарницы глубин глубоких’ — чарой Полночи11. Вот почему, заклиная, он зовет к себе отрока:
Приди, мой сын, мой брат! Нас ждет двоих одна жена:
Ночь, Матерь чарая, — глуха, тиха, хмельна, жадна…12
‘Вызывание Вакха’ и ряд других пьес того же цикла являются как бы первыми розами, чей душный хмель, опьяняя, уводит нас от повседневности в таинственный сад, ‘где бродят, заросли ломая, желаний темных табуны’13.
Иго любви и тяжело, и легко: тяжело тому, кто боязлив и слеп, и легко тому, кто не боится смерти и чей взор светел. Поэт принял покорно иго любви, и если смотреть на лирические стихи как на знаки, указующие на ‘дела и дни’ наши, то ответственным и опасным покажется нам путь, пройденный Вячеславом Ивановым. Но поэт посмел сказать, что он ‘растворил свою жемчужину любви’14, посмел сказать:
Нищ и светел прохожу я и пою, —
Отдаю вам светлость щедрую мою15.
Эта дерзновенная ясность сердца предопределяет новую жизнь поэта, которую воспел он во второй части своей замечательной книги. И он по праву повторит слова Петрарки: ‘Di pensier in pensier, di monte in monte mi guida Amor’ …16
Впервые: Аполлон. 1911. No 10. Печатается по этому изданию.
Статья была написана после того, как ВИ отошел от идей ‘мистического анархизма’ — своеобразной антропологической утопии, идеологом которой выступил Г. Чулков во второй половине 1900-х гг. Летом 1907 г. после интервью Г. Чулкова журналу Mercure de France ВИ пересматривает свое отношение к идеям Г. Чулкова (см.: Обатнин, 2000. С. 12-13). В статье ‘Кризис индивидуализма’ ВИ писал, что ‘Анархия, изначала связывающая свои пути и цели с планом внешнего общественного строительства, в самих корнях извращает свою идею. Социальный процесс может тяготеть и должен приближаться к пределу минимального ограничения личной свободы: анархическая идея по существу отрицает всякое ограничение’ (I, 839).
1 …в церковь св. Климента. Chiesa di S. Clmente примечательна. <...> были сложены стены языческого храма, где совершались эзотерические служения — дар Востока древнему Риму…— Древнейшая церковь San Clmente построена над раннехристианской базиликой IV в., в нижнем уровне которой находится святилище Митры I в.
2 …Мадонна-Мэнада ‘мрачным оком смотрит — и не видит, душный рот разверзла — и не дышит’ <...> ‘смесь вина с глухою смирной’.— Цитата из стих-ния ВИ ‘Мэнада’, посвященного Л. Д. Зиновьевой-Аннибал.
3 Однако символ Диониса не всецело предопределяет содержание этой сложной книги. В той же мере торжествует в ней начало ‘аполлоновское’…— Дихотомия дионисийского и аполлоновского начал восходит к работе Ф. Ницше ‘Рождение трагедии, или эллинство и пессимизм’ (1871).
4 И как бы радиусы — лучи солнца-сердца — соединяют лирический микрокосм поэта с объективно данным макрокосмом.— Концепция микрокосма человека как малой вселенной (макрокосма) распространена в мистико-эзотерических и герметических учениях древности и служит основой для метафизических аналогий в религиозно-философских исканиях XX в. Ее истоки — космогонические мифы о создании мира из тела Первочеловека, некоего Адама Кадмона. См. стих-ние ВИ ‘Небо — вверху, Небо — внизу’, посвященное Бердяеву (II, 267).
5 В этом смысле Вячеслав Иванов — реалист.— Речь идет об онтологическом символизме или реалиоризме ВИ. Об этом см.: Мицкевич Д.Н. ‘Реалиоризм’ Вячеслава Иванова // Христианство и русская литература: Взаимодействие этнокультурных и религиозно-этических традиций в русской мысли и литературе. Сб. 6. СПб.: Наука, 2010. С. 254-342.
6 Пушкин ‘беспечной веры полн’ <...> был выброшен на берег грозою.— Речь идет о стих-нии А.С. Пушкина ‘Арион’ (1827).
7 Огнем крестися, Русь! В огне перегори <...> Се, в небе кормчие ведут тебя цари.— Цитата из стих-ния ВИ ‘Цусима’ (II, 252).
8 …Так! Подлые вершите казни <...> Гляжу вперед я без боязни.— Цитата из стих-ния ВИ ‘Палачам’ (Гляжу вперед я без боязни…’) (II, 257).
9 …Замирая, кликом бледным <...> Спотыкаются копыта…— Цитата из стих-ния ВИ ‘Медный всадник’ (‘В этой призрачной Пальмире…’) (II, 259).
10 …третья книга первой части — ‘Эрос’ и ‘Золотые завесы’ — позволяет судить об отношении Вяч. Иванова к этой теме.— Речь идет о мистико-эротических утопиях ВИ и Л. Д. Зиновьевой-Аннибал. Сборник ‘Эрос’, вошедший в книгу ‘Cor ardens’, был посвящен С. М. Городецкому, цикл ‘Золотые завесы’ — М.В. Волошиной (Сабашниковой).
11 …’вожатая владычица неотвратимых встреч’, ‘заклятий Солнца — разрешительница’ <...> чарой Полночи.— Цитата из стих-ния ВИ ‘Заклинание’, ‘Cor ardens’ (II, 366).
12 …Приди, мой сын, мой брат! <...> Ночь, Матерь чарая,— глуха, тиха, хмельна, жадна…— Цитата из стих-ния ВИ ‘Заклинание’, ‘Cor ardens’ (II, 366).
13 …’где бродят, заросли ломая, желаний темных табуны’.— Цитата из стих-ния ВИ ‘Ропот’, Cor ardens (II, 370).
14 …’растворил свою жемчужину любви’…— Там же.
15 …’Нищ и светел прохожу я и пою / Отдаю вам светлость щедрую мою’.— Цитата из стих-ния ВИ ‘Нищ и светел’, ‘Cor ardens’ (II, 382).
16 …слова Петрарки: ‘Bipensier inpensier, di monte in monte mi guida Amor’… — ‘От думы к думе, от горы на гору / Меня любовь уводит…’ (ит.) (перевод с ит. А.М. Эфроса), начало канцоны 129 Ф. Петрарки.