Е. И. Замятин
Подземелье Гунтона
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
ЧАСТЫ
ЧАСТЬ 2
ЧАСТЬ 3
<,ЧАСТЬ 4>,
ЧАСТЬ 5
ЧАСТЬ 6
ЧАСТЬ 7
КОММЕНТАРИИ
Подземелье Гунтона, Замятин Евгений Иванович, Год: 1931
Время на прочтение: 15 минут(ы)
Замятин Е. И. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 4. Беседы еретика
М., ‘Дмитрий Сечин’, ‘Республика’, 2010.
Том Дрэри — молодой углекоп, коммунист.
Джек Гартли — углекоп, член тред-юнионистского ‘Лоджа’, позже — надзиратель копей.
Джим Тротэр — пожилой углекоп, старшина участка копей.
Билл Уотсон — старый углекоп, председатель тред-юнионистского ‘Лоджа’.
Салли — его жена.
Синтия — его дочь.
Джемсон — инженер, управляющий копями Гунтона.
Доктор копей.
‘Дэвон’ — слепая лошадь в копях.
Углекопы, их жены и дети.
Толстый полицейский Стомак и другие полицейские.
Два джентльмена — представители хозяев Гунтона.
Две леди.
Судья, секретарь суда, приезжие, адвокат Пэрли. Публика в суде.
Шахта. ‘Клетка’ выбрасывает на поверхность углекопов: работа кончена.
Проходят: Том Дрэри, Джим Тротэр, возле инженера Джемсона — услужливый Гартли.
Дома у Билла Уотсона: он только что вернулся из соседнего городка, где работает ‘Лодж’ тред-юниона. Обедает — с женою и Синтией. Входит Том: Уотсон сообщает ему, что завтра — выборы секретаря ‘Лоджа’, выставлены будут две главные кандидатуры: Том Дрэри и Джек Гартли. Уотсон советует Тому баллотироваться: жалованье секретаря — хорошее, работа в шахте — для секретаря необязательна, и, наконец, у него будет возможность не откладывать больше женитьбу на Синтии. Том соглашается выставить свою кандидатуру, но не ради жалованья или карьеры, а ради того, что положение секретаря ‘Лоджа’ увеличит его влияние на рабочих. Положение в копях Гунтона — серьезное: уголь пошел мягкий, увеличивалась производительность… ‘Ну, так что же?’ — ‘А то, что хозяева хотят поэтому уменьшить потонную плату. И, кроме того, хотят перейти на ‘сплошную’ выемку угля, вместо выемки ‘столбами’, а это при мягком угле — грозит обвалом’.
Выборы секретаря: углекопы, перед спуском в шахту, кладут свои листки в опечатанный железный ящик. Борьба двух кандидатов — Тома и Гартли.
Уотсон спускается в копи, осматривает: в последних ходах — действительно, уголь очень мягкий, время от времени слышны ‘выстрелы’ — треск оседающих сверху пластов, сыплется угольная пыль, вздрагивает слепая рудничная лошадь ‘Дэвон’. Наверху вдет подсчет голосов. Секретарем выбран Том, Гартли, затаив злобу, поздравляет его.
Вывешено объявление о снижении расценок и о переходе на ‘сплошную’ выемку угля. Волнение среди шахтеров, митинг, выступает вновь избранный секретарь ‘Лоджа’ — Том, затем —Гартли. Гартли предлагает уладить конфликт, обратившись в Соединенный комитет (комитет составлен из одинакового числа представителей от рабочих и хозяев и ‘независимого’ председателя, голос которого обычно и решает дело). Резолюция митинга: послать представителями в Соединенный комитет Гартли и Тома и, если комитет подтвердит снижение расценок и ‘сплошную’ выемку угля, — начать забастовку.
На заседании Соединенного комитета Гартли предает углекопов: когда председатель спрашивает его, действительно ли опасна ‘сплошная’ выемка, как это утверждает Том Дрэри, — он отвечает отрицательно. Комитет утверждает снижение расценок.
После заседания на улице Гартли подходит к Тому, Том отталкивает его: сейчас начнется драка. К ним подходит толстый, неуклюжий полицейский Стомак. Они спускаются по переулочку к реке. Полицейский осторожно идет за ними. Гартли — Тому: ‘Надеюсь, ты помнишь правило: все, что говорилось на заседании комитета, должно сохраняться в тайне’. Том, в ярости, кричит, что таких, как Гартли, нужно убивать и он, Том, сделает это — хотя бы ему пришлось потом болтаться на виселице. Полицейский Стомак это слышит.
Свадьба Тома и Синтии состоялась. Вечер, они — дома, вдвоем, но Тома ничего не радует: забастовка тянется уже месяц, углекопы начинают голодать, хозяева грозят локаутом.
Прибегает Джим Тротэр — за Томом: на берегу Тайна идет собрание бастующих. Гартли подбивает их пойти и ‘по-своему разобраться’ с управляющим копями Джемсоном, это —явная провокация, чтобы дать повод к локауту. Том появляется на собрании, убеждает углекопов не поддаваться на провокацию, его перебивают. Тогда он, не выдержав, начинает рассказывать о поведении Гартли на заседании Соединенного комитета. Гартли перебивает Тома, если так — так пусть все знают, почему хозяева начали поход против рабочих: это наказание за то, что секретарем ‘Лоджа’ выбрали коммуниста.
Крик, шум, Тома больше не хотят слушать. Гартли кричит, что, вдобавок, и коммунист-то это маргариновый: рабочие хотят ‘по-настоящему’ поговорить с Джемсоном, а Том — трусит. Крики: ‘Верно, Гартли!’ В бессильной ярости Том выхватывает нож, Тротэр вовремя удерживает его руку, уводит его. Углекопы, под предводительством Гартли, врываются в контору копей: Джемсона там нет. Гартли предлагает спросить по телефону, дома ли Джемсон, и, если дома, — пойти туда. Общее одобрение. Гартли из телефонной будки звонит Джемсону, а затем — полиции. Потом выходит и сообщает: ‘Джемсон дома! Теперь он от нас не уйдет!’ Толпа бежит, распугивая гуляющих, по главной улице, по полю, Гартли несут на плечах. Впереди — темнеет арка железнодорожного моста, сейчас за нею — дом Джемсона.
В темноте под аркой Гартли вдруг исчезает. Толпу встречают Том и Тротэр, они кричат: ‘Стойте!’, но толпа уже не слушает их, бегут вперед — и за поворотом натыкаются на отряд пешей и конной полиции. Свалка, избиение резиновыми дубинками. Углекопы бегут. Отдельных полиция задерживает, записывает их адреса и отпускает. В числе задержанных — яростно отбивавшийся Том. Утром, дома — Том в синяках, в компрессах, Синтия заботливо ухаживает за ним. Приносят повестку: Том привлечен к суду ‘за мятежное собрание, причинение страха подданным его величества и нанесение ударов официальным лицам’. Тому делается сначала горько, потом смешно: он весь в синяках — и его же обвиняют в ‘нанесении ударов’! Он хохочет.
Углекопы сдались. Забастовка проиграна, они приступают к работам по пониженной расценке. Угрюмо они собираются к Гунтоновской копи, начинается ‘жеребьевка’ — распределение участков в шахтах. Четверо надзирателей сидят за столом в конторе: они будут производить жеребьевку. Один из четырех — новый: это — Гартли, назначенный надзирателем в награду за предательство. Том вносит в контору четыре мешка с номерками для жеребьевки, увидел Гартли, побледнел, крикнул в лицо ему: ‘Негодяй!’ — выбежал, чтобы сообщить углекопам новость.
Теперь углекопам ясно, что такое Гартли. Среди них — волнение, некоторые кричат, что надо отказаться от жеребьевки, пока там сидит Гартли. Но потом вспоминают, что они пока —побежденные, и подходят к окошку конторы — брать номерки.
Тем временем надзиратели, опорожнив мешки, пересчитывают номерки. Гартли, улучив момент, зажимает в руке номерок с цифрой 99.
Номерки пересчитаны. Рука за рукой протягивается в окошко, вытаскивает из мешка номерок, показывает его надзирателям, потом берет себе. Том вытащил номерок, Гартли будто нечаянно толкает его руку, номерок, вытащенный Томом, падает на стол, а Гартли подсовывает ему заготовленный им — с цифрой 99.
К середине дня жеребьевка закончена, и углекопы идут уже начинать работу на новых участках. Надсмотрщик осматривает лампу Тома — ее номер 2209, Том получает кирку — и отправляется вместе с другими.
99-й участок. Подпоры — частично прогнувшиеся от тяжести сверху: кровля — в трещинах. Том пробует уголь — он совсем мягкий. Входит Джим Тротэр — он старшина в этой части копей, осматривает участок, пробует уголь, качает головой. Вдруг — треск — ‘выстрел’. Тротэр говорит, что он должен сказать надсмотрщику, что участок — опасный: пусть он придет и освидетельствует. Том: ‘Кто здесь надсмотрщик?’ Тротэр: ‘Здесь Гартли’… Том: ‘Не желаю я видеть Гартли! Не могу!’ Откатчик погоняет слепую лошадь ‘Дэвон’ с вагонеткой — к участку 99. Перед самым входом лошадь заупрямилась, дрожит, не хочет идти. Тротэр выглядывает, возвращается к Тому: ‘Плохи дела… ‘Дэвон’ не хочет идти сюда. Эта лошадь работает в копи уже двадцать лет, у нее чутье — лучше, чем у нас. Я иду к надсмотрщику — я обязан сказать ему’. Том еще раз осматривается кругом, спрашивает Тротэра: каких размеров здесь столб угля? Тротэр отвечает, что толщина небольшая, дальше начинается старый заброшенный штрек, ведущий к ‘Бэнтамову выходу’. Том садится закурить, потом начинает работу.
В конторе — Гартли, выслушав Тротэра, берет свою лампу (ее номер — 1957) и идет на 99-й участок. Там он начинает издеваться над Томом: ‘Что? Струсил? Хочешь удирать с участка?’ Разговор их вот-вот перейдет в драку, как вдруг опять треск — ‘выстрел’, Гартли вздрагивает, пятится к выходу. Том: ‘Ага! Вот кто настоящий трус!’ Гартли останавливается. Треск переходит в сплошной гул, и Том и Гартли — оба застыли на секунду… Дождь угольной пыли, кусков угля, камня, дерева: обвал… Оба они засыпаны, погребены в 99-м участке…
Наверху в это время уже сумерки, закрываются магазины, люди идут домой, на улице — оживленно, весело. Синтия ждет Тома, накрыла стол к обеду.
Известие об обвале быстро распространяется по всем участкам копей: паника, все торопятся наверх. Тротэр вызывает добровольцев для работ в спасательном отряде — откапывать засыпанных. В шахту спускается управляющий Джемсон.
Том и Гартли — вдвоем в своей могиле стоят оцепеневшие. Гартли дрожит, ему кажется, что он уже задыхается, он просит у Тома воды. Том дает ему свою фляжку, Гартли начинает жадно пить, не отрываясь. Том кричит: ‘Довольно’ — и отбирает у него фляжку: это — единственный запас воды у них. Вода и керосин в лампах — это для них теперь самое драгоценное: без воды — долго не прожить, и, может быть, еще страшнее оказаться в абсолютном мраке. Том вешает фляжку на место, осматривает обе лампы (еще раз — их номера), затем начинает тщательно исследовать стены их угольной могилы.
Наладив работу спасательного отряда, Джемсон поднимается наверх, в контору, садится за стол, пишет. Контору осматривают репортеры газет, уже узнавшие об обвале.
Синтия ждет Тома. Приходит посланный и вручает ей письмо, она читает. Это — официальное извещение от администрации копей о несчастье, случившемся с Томом.
Обследовав засыпанный выход, Том идет к противоположной стене, останавливается, напряженно размышляя. Вынул коробку с прессованным табаком, нож, отрезает кусок табаку и жует. Гартли сидит в прежней позе, скорчившись. Вдруг, схватившись за голову, кричит: ‘Сам! Сам себя… своими руками!’ Том спрашивает, не сошел ли он уже с ума. Гартли злобно глядит на него, потом хохочет истерически: ‘Дурак! Ты думаешь — ты случайно вытащил этот 99-й участок? Я, я подсунул тебе его, чтобы… А вышло — я сам себя… своими же руками!’ — ‘Так это ты… — стиснув в руке нож, Том кидается к нему… остановился, нож упал наземь. — Жаль, что я не убил тебя тогда! А теперь уже не стоит пачкать рук — все равно, скоро…’
Гартли вскакивает: ‘Нет, нет, я выйду отсюда! Я не хочу!’ Том: ‘Ну, кажется, лучше тебе отсюда не выходить: товарищи уже знают, что ты предал их, а если узнают, что ты сделал со мной…’ Гартли, обхватив голову руками, как мешок опускается наземь.
В шахте спасательный отряд работает лихорадочными темпами, но при обвале сверху обрушились каменные пласты, пробиться трудно. Джемсон делает подсчет: чтобы пройти обрушившийся слой, понадобится часов 50, не меньше… засыпанные едва ли выдержат…
Уже ночь, а у входа в Гунтоновские копи — взволнованная толпа шахтеров и местных жителей. Полиция.
Приходит Синтия, поддерживаемая матерью. Перед ними расступаются. Управляющий Джемсон ведет их к шахте. Они стоят наверху, над тем местом, где в глубине под ними погребен Том.
Внизу: Тому вспоминается то, что сказал Тротэр о старом штреке, находящемся за пластом угля. Том решает сделать попытку пробиться к этому штреку и с ожесточением начинает рубить уголь.
Еле держащаяся на ногах Синтия и ее мать выходят из ворот копей. Их окружают репортеры жадной стаей, идут за ними, не отставая. Женщины проходят на телеграф, посылается телеграмма о случившемся Биллу Уотсону — в соседний город.
Том пинком пробует поднять Гартли и заставить его работать, но Гартли не держится на ногах, колени у него подгибаются. Махнув на него рукой, Том продолжает работу один.
Билл Уотсон получил телеграмму. Поездов уже нет. Он нанимает автомобиль и по ночным дорогам, мимо сверкающих огнями далеких заводов, мимо ферм — мчится к Гунтону.
Работа спасательного отряда становится все труднее, камень все тверже. Остановились: совещание Джемсона и Тротэра: камень можно было бы взрывать, но это может вызвать новый обвал, нельзя. А так — ясно, что работы безнадежны. Джемсон: ‘Не надо говорить об этом… Пусть продолжают… Может быть, что-нибудь’… — махнув рукой, он уходит.
Билл Уотсон добрался до Гунтоновской копи. Быстро переодевается в шахтерский рабочий костюм, спускается вниз. Его встречают отчаявшиеся Джемсон и Тротэр. Камень — почти гранитных пород. Уотсон что-то обдумывает, берет лампу и начинает осматривать место обвала и соседние галереи.
Том продолжает свою работу. Остановился, вытер нож, пьет воду из фляжки, предлагает Гартли. Тот жадно хватает фляжку, и, когда Том хочет взять ее обратно, — он не отдает, подымает с земли брошенный Томом нож: ‘Попробуй только подойти… коммунист проклятый!’ Том, с презрением взглянув на него, отходит: все равно — воды там осталось на дне. ‘А керосину в лампе?’ Он обстукивает лампу: еще на 3—4 часа хватит — не больше… Надо спешить…
Два представителя хозяев копи (участники заседания Соединенного комитета) — почтенного вида джентльмены с сигарами — в авто подъезжают к Гунтону.
В шахте: осмотр привел Билла Уотсона к выводу, что пласт мягкого угля идет вдоль обвала, и через этот уголь к 99-му участку, к засыпанным — можно пробиться гораздо скорее, чем по тому пути, где работает спасательный отряд. Джемсон возражает: этот путь ему известен, но он слишком опасен, кровля плохая, очень много шансов, что работающих там — засыплет, он, Джемсон, не считает себя вправе предлагать это рабочим. Билл Уотсон готов пойти на этот риск, Джим Тротэр — вызывается идти вместе с ним. Они начинают работу.
В доме Тома Синтия лежит в постели, возле нее мать. К дому подкатывает авто с двумя почтенными джентльменами: они хотят засвидетельствовать соболезнование вдове… т. е. не вдове, а супруге… Синтия кричит матери, что не хочет — не хочет видеть их! Пусть они убираются! Джентльмены оскорбленно пожимают плечами, усаживаются в авто…
Том уже устало, из последних сил, рубит уголь. Вдруг уголь проваливается у него под киркой в пустоту, он лихорадочно расширяет отверстие, просовывает туда лампу… Он пробился! Там — старый штрек!
Билл Уотсон — старый, опытный углекоп: уголь пластами обрушивается под его ударами. Тротэр уговаривает его отдохнуть. Некогда! Надо торопиться…
Автомобиль с двумя джентльменами окружают репортеры. Один из джентльменов охотно сообщает, что они навещали бедную миссис Том Дрэри. Репортеры пишут трогательное интервью.
Внизу: Том обращается к Гартли и предлагает ему пойти за ним в старый штрек, а оттуда — если хватит керосину и если не заблудятся — они могут пробраться к Бэнтамовскому выходу. Гартли: ‘А если… лампы погаснут? А если заблудимся?’ Том — пожимает плечами: ‘Ну… тогда — конец’. Гартли отказывается идти. Том еще раз пробует уговорить его, потом берет свою лампу и исчезает в проходе. Гартли остается — один.
Жутко… Он кидается вслед Тому, потом возвращается обратно: нет, лучше ему не выходить наверх, лучше не показываться там…
Жена Уотсона принесла для него еду. Расспрашивает Джемсона. Джемсон объясняет, что, может быть, Уотсону и удастся спасти засыпанных, но работа, за которую он взялся, — очень опасна: на всякий случай миссис Уотсон должна быть готова ко всему.
Она торопится домой: там у Синтии — доктор. Доктор, осмотрев Синтию, говорит ее матери: ‘Если там, в копях, кончится неблагополучно, как-нибудь хоть на время постарайтесь это скрыть от нее: сейчас ей этого не перенести’.
В копях: Том идет в старом заброшенном штреке. Вентиляции здесь нет, лампа от скопившихся газов тускнеет, почти гаснет. Том останавливается, ждет, пока задыхающийся огонек разгорится, споткнулся в полумраке о камень, чуть не уронил лампу, встал, чтобы перевести дух, рука с лампой дрожит, пот градом льет с него.
Пот градом льет с Уотсона — он продолжает работать. Джим Тротэр трогает его за плечо: миссис Уотсон прислала кое-что поесть, он должен подкормиться. Садятся, едят — торопливо.
Два джентльмена из Соединенного комитета играют ‘сингл’ в теннис. Один опускает ракетку, вытирает пот со лба, задумывается. Говорит партнеру: ‘Знаете, мы здесь играем, а в это время — там, в Гунтоне, может быть… Я предлагаю — прекратить’. Садятся, закуривают сигары.
Гартли — один. Ему кажется, что лампа его гаснет, он в ужасе вскакивает, взбалтывая, подносит лампу к уху: нет, керосин еще есть. Опять садится на землю — снова вскакивает: он уже в полубреду, ему чудятся стуки — сейчас ворвутся сюда углекопы, чтобы убить его, предателя. Он хватает нож Тома…
Том уже еле идет — обессиленный, спотыкающийся. Проход сузился, нужно ползти на четвереньках, лампа от недостатка воздуха еле горит. Дальше — открылась большая пещера, в ней — несколько зияющих дыр-штреков. В какой из них пойти? Ошибка — смерть: керосину в лампе уже немного. Высоко подняв лампу, Том делает несколько шагов — споткнулся о брошенную деревянную балку, упал. Лампа лежит на земле, вспыхивает последним, неверным, колеблющимся светом, видно искаженное страхом, вглядывающееся в мрак лицо Тома. Затем — лампа потухает. Мрак…
К джентльменам из Соединенного комитета на теннисный корт приходят две дамы, о чем-то спрашивают их. Один отвечает: ‘В чем? В том, что в сущности мы, современные люди, — жестокие создания’. Дамы начинают играть в теннис, но им вдвоем скучно. Предлагают мужчинам, один из них говорит ‘нет’. Дама: ‘Не будьте жестоким созданием!’ Джентльмен улыбается: делать нечего — придется играть: начинается партия вчетвером.
Уотсон и Тротэр — углубляются все дальше. Теперь, должно быть, уже недалеко. Уотсон останавливается и пробует стучать, ждет ответа. Нет — ничего не слышно. Снова — за работу.
Гартли замечает, что его лампа — гаснет. Он взбалтывает ее, выкручивает фитиль, на время становится светлее. У него —безумные, дикие глаза. Схватил фляжку, прикладывает к пересохшим губам, но воды — уже нет ни капли. Он разрывает ворот рубашки, ему кажется, что ему уже нечем дышать. Сидит, схватившись за голову, и бормочет: ‘Сам… сам себя… своими же руками!’
Управляющий Джемсон и доктор копей спускаются вниз —к спасательным работам. Откатчик везет его на вагончике, запряженной слепой лошадью ‘Дэвон’. Джемсон торопит.
Оживилась игра в теннис. Но уже смеркается. Одна из дам: ‘Какой ужас! Уже темнеет!’ Бросают игру.
Лампа Гартли гаснет. Он опять выкручивает фитиль: светлеет.
Уотсон снова опускает кирку, пробует звать, стучит в стенку.
Гартли кажется, что он слышит стук. Снова возникают перед ним бредовые видения, он хватает нож Тома, мечется в угольной пещере. Останавливается перед лампой и каждую секунду выкручивает фитиль. Стуки со всех сторон, кругом. Не выпуская ножа из рук, он хватается за голову, в отчаянии выкручивает фитиль лампы последний раз, она быстро гаснет. В потухающем свете видна рука Гартли, <,нрзб.>, ножом удобное место на горле — пониже кадыка…
Джемсон и доктор осматривают работы спасательного отряда. Отзывает в сторону старшину. Дело уже безнадежное, у всех опускаются руки… ‘А как Уотсон?’ — ‘Продолжает работу’.
Уотсон делает еще удар — уголь пробивается: он достиг цели. Кричат по очереди в отверстие он и Тротэр: никакого ответа. Странно! Подходят Джемсон и доктор. Уотсон быстро расширяет отверстие. Все взволнованны. Держа лампу в зубах, Уотсон проползает в пещеру. Уотсон — в пещере 99-го участка. Он нагибается над лежащим на полу Гартли, освещая его лампой, — и видит торчащий у него в горле нож — хорошо знакомый нож Тома…
Тем времени Тротэр и другие делают вход в пещеру 99-го участка более широким. Уотсон выходит оттуда бледный, дрожащий. Его окружают, расспрашивают. Он отвечает: ‘Тома нет. Он, очевидно, ушел в старый штрек’. — ‘А Гартли?’ — ‘Гартли… умер’. Тротэр, доктор и другие — вползают в проход и скоро появляются обратно с телом Гартли. Джемсон спрашивает доктора: ‘Что же это? Самоубийство — или…’ Доктор пожимает плечами. Уотсон вскакивает: ‘Том — в старом штреке: надо спасать его! Кто со мной?’ С ним идет Тротэр.
Лошадь ‘Дэвон’ везет по штрекам тело Гартли. Углекопы идут за ним.
Уотсон и Тротэр — снова в пещере 99-го участка, с ними Джемсон. Уотсон увидел лампу Гартли — No 1957. Поднимает ее, осматривает и отдает Джемсону: ‘Берегите ее как зеницу ока и никому не отдавайте, кроме полиции’. Пролезают через пробитое Томом отверстие в старый штрек. Джемсон возвращается с лампой Гартли.
Тело Гартли на носилках вынесли наверх. Быстро собирается толпа рабочих, окружает его, шепчутся. Один, подвыпивший, кричит: ‘Так ему и надо!’ Другой останавливает его: ‘Ш-ш-ш!’ Протискиваются репортеры. Они в восторге от новой сенсации. Пишется заголовок статьи: ‘Опять — рука Москвы: надсмотрщик Гартли убит коммунистом Т. Дрэри… Предполагаемый убийца скрылся…’
Уотсон и Тротэр находят в большой пещере распростертого на полу Тома, бросаются к нему. Тротэр прикладывается ухом к груди Тома. ‘Умер?’ — спрашивает Уотсон. ‘Сейчас…
— Тротэр прислушивается еще раз. — Сердце бьется… жив!’ Уотсон: ‘Может быть, лучше бы умер…’ Вливают ему что-то в рот из фляжки. Том слегка шевелится. Уотсон и Тротэр поднимают его на плечи и несут. Вдруг Уотсон останавливается: он увидел на земле лампу Тома. Тома опускают на землю, Уотсон поднимает лампу, внимательно осматривает ее, прицепляет к поясу, потом — несут Тома дальше.
Полицейский у окна читает газету, покачивает головой.
Комната Тома. Том — в постели, возле него — доктор, сестра милосердия, Уотсон. Доктор, осмотрев больного, заявляет, что он сегодня, вероятно, придет в себя.
В другой комнате — лежит выздоравливающая Синтия, возле нее — мать. Синтия знает, что Том — здесь, рядом, но почему ей не позволяют пойти к нему? Мать — в шляпе, в перчатках — ей надо куда-то идти, она уговаривает Синтию лежать спокойно. Уходит.
В комнате, где лежит Том, Уотсон берет у полицейского газету, раскрывает. Заголовки: ‘Сенсационный процесс! Коммунист Т. Дрэри на предварительном следствии признан виновным в предумышленном убийстве. До суда обвиненный будет отправлен в тюрьму — как только позволит состояние здоровья… Вчера, 22 апреля, доктор осмотрел его и заявил, что…’
Дверь приоткрывается — входит Синтия, вскрикивает: ‘Том!’ Уотсон торопливо прячет газету, бросается к Синтии. Полицейский встает и кланяется ей. Синтия испуганно спрашивает, показывая на полицейского: ‘Зачем он здесь?’ Уотсон уводит Синтию в соседнюю комнату и там, путаясь, объясняет, что это — по тому, старому делу: ‘Ведь Том был привлечен к суду после забастовки… Но сейчас к нему нельзя, нельзя!’
Том услышал крик Синтии и зашевелился, открыл глаза. Входит Уотсон.
Очнувшийся Том спрашивает его о Гартли. Уотсон отвечает неопределенно. Из дальнейших вопросов Тома Уотсон убеждается, что Том — невиновен, что он — не убивал Гартли. Уотсон радостно обнимает Тома, Том удивлен. Полицейского он еще не видит — тот сидит у окна.
Полицейский встает, извиняясь, подходит к телефону и звонит, что Том Дрэри пришел в себя — вечером можно прислать за ним карету. Том удивленно смотрит на полицейского, на Уотсона. Тогда Уотсон рассказывает Тому, в чем дело, дает ему газету. Том поворачивается лицом к стене, лежит так несколько времени. Затем, полуприподнявшись, схватывает за руку Уотсона: ‘А лампы — его и моя? Они целы?’ Уотсон кивает головой. Том: ‘Синтия знает?’ Уотсон что-то объясняет Тому и прибавляет в конце: ‘Ты скажешь ей вечером, что… что тебя увозят в больницу’. Том мрачно поворачивается лицом к стене…
Толпа народа у входа в какое-то здание, в дверях давка. Стая мальчишек с свежими номерами газет, газеты быстро расхватывают. Верхушка газеты: ‘Сегодня, 22 мая, начинается…’
Один из членов Соединенного комитета, у себя дома, за кофе, раскрывает газету: ‘Сегодня, 22 мая, начинается процесс коммуниста-убийцы Тома Дрэри. В случае, если вынесен будет смертный приговор, исполнение его…’
Он читает дальше и передает газету даме — со вздохом: ‘Люди — жестокие создания…’ Наливает себе еще кофе, вынимает два пропуска в залу суда, один передает даме.
Зал суда. Эстрада. За столом — судья в парике и мантилье, адвокаты — тоже в мантильях. Двенадцать присяжных — направо от судьи, налево — представители печати. Том — под стражей. В зале — свидетели, среди них — Уотсон, Тротэр, Джемсон, ряд углекопов, члены Соединенного комитета. На галерее — публика, резко обособленные группы — рабочая и буржуазная.
Суд начался. На вопрос судьи — Том, вставши, отвечает: ‘Нет, не виновен’. На галерее: реакция рабочей группы—удовлетворение, реакция буржуазной группы — возмущение.
Встает прокурор. Обращаясь к присяжным, начинает речь: ‘Обвиняемого перед нами, в сущности, нет…’ В зале и на галереях — движение. ‘Настоящие обвиненные по этому делу — находятся на свободе: они — в Москве, которая организовала это преступление. Том Дрэри — агент Москвы, коммунист…’
В доме Тома. Синтия лежит — возле нее — мать, явно чем-то взволнованная. Синтия заметила, спрашивает: ‘Тому хуже? Да?’ Мать: ‘Ему — ему сегодня делают операцию… Не беспокойся: два врача… самых лучших!’
Том — в зале суда, возле него — два часовых. Билл Уотсон и адвокат Пэрли взволнованно разговаривают о чем-то.
На суде идет допрос свидетелей. На эстраду медленно, неуклюже выходит толстый полицейский Стомак. Прокурор спрашивает: ‘Что вы можете сказать о том, какие были отношения между обвиняемым Дрэри и убитым Гартли?’ Полицейский Стомак начинает свои показания: кадры из конца 1-й части — столкновение между Томом и Гартли после заседания Соединенного комитета, угроза Тома, что он убьет Гартли…
Реакция двух групп публики в зале. Удрученные показанием полицейского Уотсон и адвокат Пэрли. Судья объявляет перерыв до следующего дня.
Вечер — на улице. Мальчишки с экстренным выпуском газет. В газетах заглавия: ‘Решающее показание полицейского Стомака. Завтра ожидается приговор…’
Синтия в постели, возле нее мать и Уотсон. Уотсон объясняет, что операция Тому — отложена до завтра.
Том — в одиночной камере. Он ходит из угла в угол. Перед ним мелькают лицо Синтии, две лампы — его и Гартли, Уотсон, лица углекопов…
Зал суда. Показания Уотсона, быстро проходящие отдельные кадры из 6-й части.
Уотсона допрашивает адвокат Пэрли — только об одном: о лампах. Своим допросом он выясняет, что лампа Гартли — No 1957 — была найдена пустой, с обгоревшим фитилем, а в лампе Тома Дрэри — No 2209 — еще оставался керосин. Бесспорный вывод из этого: лампа убитого Гартли горела еще около 3 часов после того, как Том Дрэри ушел от него в старый штрек, и когда керосин догорал — Гартли выкручивал фитиль. ‘Как вы полагаете, мог ли это делать убитый Гартли?’
Реакция на эту реплику двух групп в публике. Прокурор — ядовито улыбается: ‘Где гарантия, что лампа Дрэри не была открыта его единомышленниками и туда не был перелит керосин?’ Реакция в публике. Углекопы хохочут.
Адвокат Пэрли предлагает прокурору осмотреть и попытаться открыть лампу. Тщетные попытки прокурора сделать это —смеется Уотсон, смех в зале. Уотсон — старый углекоп — объясняет: лампа устроена так, что ее можно открыть только с помощью сильного магнита, без этого вскрыть лампу можно, только разбив ее. Это показывается суду экспериментально на одной из ламп: прокурор, обескураженный, садится.
Часть толпы на улице, у дверей суда. Из дверей выходит Джим Тротэр, углекопы бросаются к нему. Он говорит: ‘Через полчаса будет вынесен приговор’.
Уотсон из суда о том же звонит домой — жене. Она, взволнованная, вешает трубку и бежит к Синтии: ‘Через полчаса мы будем знать… исход операции’.
Торжественно выходит суд, присяжные. Том — сзади него два конвоира — встает. Встает старшина присяжных. Секретарь суда спрашивает его: ‘Вынесено решение?’ Старшина: ‘Да, сэр’. Секретарь: ‘Виновен ли Том Дрэри в предумышленном убийстве Джека Гартли?’ Старшина: ‘Нет, не виновен…’
Взволнованные лица публики, аплодисменты, крики негодования, суровый окрик судьи. Он приказывает конвоирам отойти от Тома, Том спускается вниз…
Том — дома, вбегает в комнату, где лежит Синтия. Она подымается, не веря глазам: ‘А… операция? Чем же ты был болен?’ — ‘Виселицей…’ — отвечает Том и торопливо начинает рассказывать ей.
Входит Уотсон и тянет его к окну: к дому <,идет>, демонстрация углекопов со знаменами, с лозунгами.
Том выходит к углекопам. Ему устраивают овацию. Стоя на ступенях, он начинает говорить речь.
V.1931
Впервые: Новое о Замятине. М.: Изд-во ‘МИК’, 1997. С. 158—175. (Публикация Райнера Гольдта.)
Печатается по данной публикации.
Публикация немецкого исследователя осуществлена по рукописи писателя, хранящейся в Отделе рукописей ИМЛИ.
Этот сценарий, очевидно, был написан Замятиным как одна из последних попыток учесть социальный заказ властей на родине и вместе с тем не покривить душой, не предать собственных воззрений на современный мир и его противоречия. Но и в данном случае попытка оказалась тщетной: сценарий остался невостребованным.