Почему пало крепостное право?
Почему пало крепостное право?
Почему пало крепостное право?, Туган-Барановский Михаил Иванович, Год: 1912
Время на прочтение: 8 минут(ы)
М. И. Туган-Барановский
Одной из характерных особенностей нашей прошлой истории является необычайная сила и устойчивость в нашем общественном строе института принудительного труда. Крепостное право не представляло собой ничего специфически русского: западная Европа была хорошо знакома с этим институтом, и было время, когда на Западе закрепощенное крестьянство охватывало до 4/5 всего населения. Но уже в 13 — 14 веках на Западе начинается раскрепощение населения — медленный, но неуклонно развивавшийся процесс, растянувшийся на несколько столетий. Падение крепостного права в странах Запада не может быть приурочено в какой-либо определенной исторической дате и только остатки крепостного права были уничтожены во Франции в знаменитую ночь 4 августа 1789 г., а в германских государствах значительно позже. Ничего похожего на день 19 февраля Запад не знал.
Напротив, наше крепостное право не только не отмирало путем длительного стихийного процесса, но развивалось в обратную сторону. В 14 и 15 веках оно еще не сложилось в определенный юридический институт. В 16 и 17 веках закрепощение крестьянина принимает уже законченные формы, но крепостной крестьянин все же остается крепостным своего помещика, а не его рабом — он все же еще не вполне бесправное существо. Российское государство развивает дальше и дальше свое политическое могущество, превращается в колоссальную империю — и все ниже и ниже падает крестьянин.
При Екатерине крестьянин становится в полном смысле слова собственностью помещика, который распоряжается им, как вещью. В то время как на Западе крепостной крестьянин постепенно приобретает новые и новые права, у нас крепостной крестьянин утрачивает последние жалкие остатки свободы, только по имени наш крепостной в конце 18 века не был рабом. Как прекрасно сознавали современники, наше крепостное право позднейшего времени в сущности было чистейшим рабством. В начале царствования Николая I, Сперанский составлял по его поручению записку, в которой устанавливал различие между прежним крепостным правом , которое было крепостью земле (Servage) и новым крепостным правом , которое является крепостью личности, иначе говоря, рабством (Esclavage). Этот новый вид крепостного права Сперанский признал продуктом позднейшего злоупотребления помещичьей властью.
Исчезновение крепостного права на Западе совершилось путем превращения личных трудовых повинностей крепостных крестьян в определенные денежные оброки. У нас точно также были барщинные и оброчные крестьяне, но не только не наблюдалось общей тенденции к переводу барщинных крестьян на оброк , но во многих районах замечалось обратное. Когда накануне освобождения Лебедянское общество сельского хозяйства поставило на обсуждение вопрос о сравнительной выгодности ведения хозяйства при помощи барщинных и оброчных крестьян , то местные помещики высказывались в пользу барщины. По расчетам помещиков костромской губернии, барщинное тягло в имениях с земледельческим хозяйством давало в среднем 150 р. денежного дохода, а оброчное тягло лишь 50 — 60 р. дохода.
Конечно, все подобные расчеты были очень произвольны, но факты говорят, что в земледельческих губерниях в первую половину прошлого века не только не наблюдалось ослабления барщины, а, наоборот , барщина росла насчет оброка. Другое замечалось в промышленных губерниях , в которых процент оброчных крестьян за время от конца 18 века до кануна освобождения, увеличился очень значительно. Так , в московской губернии процент оброчных крестьян (в общей сумме крепостных крестьян ) возрос с 36 до 68, во владимирской — с 50 до 70, ярославской — с 78 до 89, костромской — с 85 до 88, псковской — с 21 до 23. Почти во всех губерниях нечерноземной полосы наблюдалось повышение процента оброчных крестьян.
Напротив, в губерниях черноземной полосы, где земледелие было господствующим занятием населения, процент барщинных крестьян увеличивался. Так, в воронежской губернии процент барщинных крестьян возрос с 36 до 55, орловской с 66 до 72, пензенской с 48 до 75. В Малороссии накануне освобождения почти все крепостные крестьяне были на барщине.
Итак, в губерниях чисто земледельческих барщина росла насчет оброка. Объяснялось это тем, что в первой половине прошлого века в России быстро развивалось помещичье предпринимательское хозяйство. Следствием этого явилось расширение запашки помещичьих земель и, следовательно,, рост потребности в рабочих руках для нужд помещичьего земледельческого хозяйства. При крайней примитивности этого хозяйства в техническом отношении, самой выгодной формой эксплуатации крестьянского труда в имении помещика была барщина. Отсюда и тенденция к замене оброка барщиной.
Рост барщины насчет оброка с полной очевидностью доказывает, что ничего похожего на постепенное отмирание крепостного права в России не наблюдалось. Если в промышленных губерниях крепостное право принимало более мягкие формы, то в земледельческих оно все теснее сплеталось с помещичьим предпринимательским хозяйством. Только благодаря даровому труду крепостных наше помещичье хозяйство первой половины прошлого века могло достигнуть значительного развития.
Почему же крепостное право все же пало и у нас? Под влиянием очень сложных причин, действие которых перекрещивалось с другими факторами, поддерживавшими крепостное право, и даже толковавшими его в сторону рабства.
На первом плане среди причин падения крепостного права следует указать на отношение к своему закрепощению самих крестьян. Крестьяне не признавали себя рабами и упорно стремились к свободе. По справедливому замечанию И. И. Игнатович, ‘крепостные далеко не были безгласным ‘быдлом’, над которым дворянство и правительство безнаказанно могли производить эксперименты в экономической, правовой и других областях. Крепостная масса определенно и энергично протестовала против крепостных отношений как в целом так и против частных проявлений крепостного права’. Хотя волнения крепостных крестьян в 19 веке и не принимали характера народных восстаний, угрожавших государству, но протест крепостных против рабства никогда не прекращался и даже усиливался с течением времени. За время царствования Николая I известно не менее 674 случаев крестьянских волнений. Но имеющиеся сведения далеко не отличаются полнотой, в действительности волнений было, несомненно, гораздо более. Число этих волнений по пятилетиям изменялось следующим образом:
1826 — 29 г. — 85.
1830 — 34 г. — 60.
1835 — 39 г. — 78.
1840 — 44 г. — 138.
1845 — 49 г. — 208.
За исключением первого пятилетия, когда на рост числа волнений повлиял первый год царствования Николая, число их с каждым пятилетием возрастает. Волнения происходили особенно часто в губерниях с преобладанием барщинных крестьян. Наиболее частой причиной волнений было стремление крестьян, на основании ли слухов о воле или по каким-либо другим основаниям, — к освобождению. В конце царствования Николая I и в начале царствования Александра II волнения стали принимать массовый характер. К таким волнениям относится витебское движение 1847 г., движение крестьян в разных губерниях в 1854 и 1855 гг. по поводу морского и государственного ополчения и движение многих тысяч крестьян на юге России ‘в Таврию за волей’ в 1856 г.
Витебское движение возникло в связи с постройкой Николаевской ж. д. и слухами о том, что работающие при ее постройке рабочие получают волю. Эти слухи вызвали массовый уход крестьян со своих родных мест в поисках воли, причем толпы крестьян вступали в столкновение с воинскими частями и даже избили одну небольшую воинскую команду. В усмирении волновавшихся крестьян, число которых достигало до 10 тысяч, принимала участие значительная воинская сила — свыше тысячи человек. Движение по поводу морского и государственного ополчения времен Крымской кампании охватило, по официальным сведениям, 10 губерний и выразилось в уходе крестьян из своих деревень в города для записи в ополчение, что, по мнению крестьян, должно было дать им свободу. При усмирении этих волнений в Киевской губернии участвовало 16 эскадронов кавалерии и значительные силы пехоты и было убито и ранено до сотни крестьян.
Движение 1856 г. охватило харьковскую, екатеринос-лавскую и херсонскую губ. Целые деревни уходили в ‘Таврию’, в которой, по слухам, можно было получить волю. При усмирении движения в екатеринославской и херсонской губ. произошли 6 кровавых столкновений, причем несколько десятков крестьян было убито и ранено.
Эта готовность крестьянских масс откликаться на самые нелепые слухи, если с ними была связана надежда на волю, ясно говорит, как сильна была в массах закрепощенных крестьян потребность в воле. Но правительство и общество не могли, конечно, забыть и двух великих крестьянских восстаний 17 и 18 веков, которые до самого основания поколебали русское государство. ‘Призрак пугачевщины,- говорит В.И. Семевский,- вечно стоял в глазах нашего дворянства и, как грозное memento mori напоминал о необходимости покончить с крепостным правом в интересах самих помещиков’. На опасность крестьянского восстания неоднократно указывали и Екатерина и Николай. В знаменитой речи московскому дворянству Александр II повторил старую мысль, сказав, что лучше, чтобы ‘.освобождение произошло сверху, нежели снизу’. Это соображение было всегда самым неотразимым аргументом в пользу освобождения.
Затем, далеко не все помещики были одинаково заинтересованы в сохранении крепостного права. Жизненно заинтересованы были только помещики, пользовавшиеся барщинным трудом. Это были, главным образом, средние и мелкие помещики. В Новороссии и отчасти в Юго-За-падном крае уже до освобождения в помещичьем хозяйстве был распространен вольнонаемный труд, помещики этих районов должны были даже выиграть от освобождения, так как оно должно было понизить заработную плату, увеличив предложение рабочих рук. По материалам редакционных комиссий, в степную полосу ежегодно прибывало из центра России и Малороссии до 300 тысяч рабочих, но и этих рабочих не хватало для нужд широко развитого предпринимательского помещичьего хозяйства в этих губерниях. ‘Когда крестьяне всей Империи,- заявляли в редакционных комиссиях степные помещики,- получат право переходить с барщины на оброк и даже совершенно выходить из общества, то целая масса рабочих будет свободно двигаться к Югу, оплодотворяя эти степи вольным трудом, возвышая ценность земель и обогащая их владельцев’.
Наиболее богатые помещики имели своих крестьян большей частью на оброке, так как вести хозяйство барщинными крестьянами при крупных размерах имения, а, тем более, во многих имениях, разбросанных в разных губерниях, было очень нелегко. Поэтому придворная знать, окружавшая царя, легко склонялась к мысли о ликвидации крепостного права на выгодных для себя условиях.
Но среди имущих классов были и решительные противники крепостного права. К таковым не могло не принадлежать все купечество, не имевшее крепостных. Фабриканты испытывали очень значительные стеснения в приискании свободных рабочих для своих фабрик. В то же время фабричная работа при помощи несвободных рабочих была решительно невыгодна, что доказывалось упадком посессионных фабрик. В 18 веке право пользования принудительным трудом было основным условием самого существования крупной промышленности, и фабриканты из купеческого класса не могли не держаться за право пользования трудом посессионных рабочих. В 19 веке положение настолько изменилось, в силу введения в фабричное производство машин и общего изменения условий промышленности, что фабриканты, имевшие посессионных рабочих, сами стали просить правительство об избавлении их от этих рабочих. По ходатайствам посессионных фабрикантов правительство издало в 1840 г. закон, разрешавший увольнение в свободное состояние посессионных фабричных крестьян, и, хотя такое увольнение требовало в большинстве случаев известных денежных затрат со стороны фабриканта на переселение увольняющихся крестьян, около половины посессионных фабричных крестьян было уволено в свободное состояние самими фабрикантами.
Отсюда ясно, что в фабричной промышленности в 40-е годы 19 столетия принудительный труд был уже пережитком прошлого времени. Если крупное предпринимательское земледелие могло пользоваться принудительным трудом несмотря на его малую производительность, то фабрика требовала более производительного труда, каковым мог быть труд только свободного рабочего. К тому же сами фабриканты и торговцы в это время нередко выходили из крепостных крестьян и даже некоторые из них, давая работу сотням рабочих, оставались сами крепостными своих помещиков, не желавших отпускать их на волю. В селе Иванове, принадлежавшем графам Шереметевым, было немало таких крупных фабрикантов, которые, несмотря на все свои капиталы, сами были крепостными. Так как владение крепостными было привилегией дворянства, то естественно. что рост промышленной и торговой буржуазии подрывал социальный институт принудительного труда.
В этом отношении существует известная аналогия между освобождением крестьян в России и освобождением негров в Северной Америке. И у нас и в Америке рабство оказалось чрезвычайно живучим экономическим учреждением, легшим в основу предпринимательского земледелия. И здесь и там не наблюдалось ничего похожего на постепенное отмирание этого института и на готовность землевладельческого класса от него отказаться. И потому и в России, как и в Америке, рабство прекратилось в результате определенного законодательного акта, осуществленного лишь после упорного сопротивления класса, пользовавшегося принудительным трудом.
Таким образом, на стороне сохранения крепостного права были средние и мелкие помещики, ведшие барщинное хозяйство. Противником крепостного права была буржуазия. Крупное дворянство склонялось к ликвидации крепостного права на выгодных для себя условиях. Наконец, чиновничество, хотя и состоявшее в своих высших слоях преимущественно из земельного дворянства, но, благодаря службе, не ведшее барщинного хозяйства, занимало по отношению к крепостному праву то же положение, что и крупнее дворянство, с тем существенным добавлением, что к классовому помещичьему интересу в среде бюрократии присоединялись и важные профессиональные интересы, сближавшие ее с противниками крепостного права. Эти профессиональные интересы заключались, прежде всего, в сознававшейся нашими правительственными кругами опасности крепостного права для спокойствия государства. С государственной точки зрения следует стремиться к уничтожению крепостного права, постоянно угрожавшего народным восстанием, — и это прекрасно сознавалось правящими кругами России.
Затем, крепостное право тормозило экономическое развитие России и, в частности, развитие промышленности. Правительство со времени Петра усиленно заботилось о развитии промышленности, правильно полагая, что без роста производительных сил страны невозможно и увеличение ее политического могущества, — а это последнее было всегда главной целью нашей политики. Поэтому наша бюрократия не могла не сознавать необходимости упразднения крепостного права, сохранение которого было вопиющим противоречием с постоянными заботами правительства о развитии промышленности. Это последнее соображение не могло не быть очень сильным доводом в пользу освобождения: интересы государственного могущества не могли не иметь веса в глазах правительства. ‘Крепостное право причиной того, что у нас нет торговли и промышленности’,- говорил Николай I депутатам от смоленского дворянства.
Мы видим, что в России половины прошлого века были могущественные интересы на стороне как сохранения, так и уничтожения крепостного права, — и вот почему вопрос об его уничтожении стоял на очереди в течение более полувека, но все не получал окончательного решения. Но чем дальше подвигалось наше общественное развитие, тем сильнее становилось течение, враждебное рабству. После декабрьского восстания и образования у нас политической оппозиции приобретает значение и чисто идейное, внеклассовое движение, направленное против крепостного права. Вся лучшая часть русского общества, без различия направлений, славянофилы не менее, чем западники, стремилась к освобождению России от позорного клейма рабства. И это внеклассовое движение, вдохновлявшееся отвращением к крайней социальной несправедливости и к крайнему угнетению человеческой личности не могло не нарастать по мере культурного роста России.
Таким образом, время мало-помалу подрывало устои крепостного права. Но, опираясь на могущественные классовые интересы, на интересы среднего помещика, жившего в своей деревне и не могшего себе представить хозяйства без барщинного труда, оно продолжало держаться, пока, наконец, не пало после разгрома, испытанного Россией в эпоху Крымской войны. Война самым убедительным и бесспорным образом доказала необходимость обновления нашего общественного строя, приведшего к политическому ослаблению государства. Оказалось, что и помимо угрозы народным восстанием, старый строй, краеугольным камнем которого было крепостное право, опасен государству уже тем, что он разрушает основы политической силы государства.
Этот аргумент был всего понятнее правящим сферам и он явился тем последним ударом, который привел к крушению институт принудительного труда. Но и без этого удара крепостное право должно было пасть. Поражение в Крымской кампании дало лишь последний толчок к историческому событию 19 февраля, которое было вызвано невозможностью дальнейшего культурного и экономического роста государства при сохранении института рабства.
Оригинал здесь: ‘Галерея экономистов‘.