Побег, Свенцицкий Валентин Павлович, Год: 1912
Время на прочтение: 6 минут(ы)
———————
Публикуется по: Свенцицкий В. Собрание сочинений. Т. 1. М., 2008. С. 547-553.
———————
Во время работ в порту бежал арестант-горец Андрей Аркизов.
Никто не ожидал этого побега. В порту работали арестанты только краткосрочные, которым бежать не имело никакого смысла. Конвой посылался больше для вида. Солдаты часто вовсе оставляли арестантов и ходили на берег моря смотреть, как спускают с лодок водолазов.
Аркизов тоже никогда не думал о побеге: ему оставалось сидеть три месяца. Но земляные работы производились так близко от гор, поросших густым каштановым лесом, конвой отошёл так далеко, для него было так ясно, что достаточно перепрыгнуть ров, перейти вброд мелкую речку, и никакой конвой уже не разыщет его, что он почти машинально — не задаваясь вопросом, стоит или не стоит, — сильным движением упругих ног перескочил широкий ров и, раньше чем успели опомниться его товарищи, скрылся в темнейшем лесу.
Началась тревога.
Арестантов сбили в кучу и оставили под конвоем двух солдат.
— Не шевелиться! — кричал старший. — Шаг в сторону — пулю в лоб… Молчать!..
Одного солдата послали в тюрьму, чтобы немедленно поставить на ноги всю конвойную команду. А трое, схвативши винтовки наперевес, чтобы легче можно бежать, бросились в погоню.
Горы спускались к реке невысоким, но крутым обрывом. Ружья мешали карабкаться по обсыпавшимся камням. Ветви шиповника, за которые приходилось хвататься, кололи до крови руки. Солдаты молча, с трудом переводя дух, лезли почти по отвесной стене. Из-за вала им кричал что-то охрипший, напряжённый голос, но слов нельзя было расслышать.
Наконец добрались до лесу. Громадные каштановые деревья стояли правильными рядами, точно рассаженные. После отвесной каменной стены бежать казалось легче, и солдаты, перегоняя друг друга, бросились вперёд.
— В гору не надо забирать… тяжело… не полезет… — скороговоркой бросил худой, высокий солдат из местных поселенцев Яков Валаев, — книзу… к долине… там ему подручней…
Солдаты повернули книзу.
Под гору бежать показалось ещё легче. Но скоро к низине лес пошёл совсем другой: вместо прямых, высоких, гладких стволов каштанов начался мелкий, корявый дубняк, орешник, перевитый колючей, вьющейся травой, и низкие кусты шиповника. Трава стала высокой, мокрой — путала ноги и мешала бежать, но они упорно продолжали продираться сквозь лесную чащу, торопясь всё напряжённей, оставляя на сучках клочья одежды. Плана у них не было никакого. В какую сторону повернул бежавший арестант, они не видали. И теперь летели в непроходимую чащу наобум, видя перед собой только одну цель: прорваться через зелёную, колючую стену кустов. Слабый, узкогрудый хохол Креморенко задыхался, кровь и пот, смешиваясь, текли липкой струёй по его лицу. Валаев всё время опережал других, низко пригибаясь к земле и ловко перекидывая ружьё то в одну, то в другую руку. Он до солдатчины был охотник и теперь чувствовал то же, что, бывало, на охоте, преследуя кабанов или волков. Третий солдат Мазаев, белый, флегматичный, угрюмый, почти не отставал от Валаева, полез напролом, не нагибаясь, казалось, не замечая ни царапин, ни боли…
Лес становился всё чаще, всё темней. Одна стена вырастала за другой всё неприступней. Кусты жались друг к другу, и живая колючая стена совершенно преграждала путь.
Валаев остановился.
— Промахнулись! — досадливо сказал он. — Тут не пробраться ему, на перевал пошёл. Обогнём повыше: за перевалом низина, может, на нас выскочит.
Креморенко молча вытирал красный, липкий от крови пот. Мазаев равнодушно ждал, в какую сторону надо будет двигаться снова.
Валаев нагнулся и повернул назад в гору.
Снова шиповник, колючая изгородь, кровь, клочья одежды на сучьях. Но теперь подниматься надо было в гору, и страшная стена, казалось, сама наваливалась на грудь. Креморенко отставал всё больше. Мазаев, по-прежнему не сгибаясь, подставлял своё лицо колючим лапам кустов. Валаев почти полз по земле.
Снова начали попадаться стройные стволы каштанов. Выглянул тёмно-синий кусок чистого неба. Кусты стали выше и реже.
Поднялись ещё. Впереди виден был скалистый выступ, не покрытый лесом. Валаев повернул к нему. Теперь они снова бежали почти в ряд, хватаясь за камни, перепрыгивая расщелины.
Со скалы расстилался вид на всю долину, покрытую синеватым лесом и только изредка перерезанную узкими полянами.
Валаев первый взобрался на уступ и, прищурив острые чёрные глаза, стал осматриваться кругом.
И вдруг внизу по ту сторону долины он увидал человека. Серая согнутая фигура быстро перебегала светлую полосу поляны.
Валаев вскинул ружьё, выстрелил и нагнулся, чтобы лучше разглядеть за дымом.
— Мимо… — проворчал он, стиснув зубы.
И все, как по команде, стали спускаться с утёса вниз.
Теперь они знали, куда им бежать. Они повернули с горы наискосок, чтобы перерезать дорогу.
Арестант Аркизов после неожиданного выстрела остановился.
Бежать дальше в этом же направлении было невозможно. Он был уверен, что погоня прежде всего оцепит ближайшую гору и обыщет её. С величайшим трудом перерезал он заросшую долину, считавшуюся непроходимой, с тем расчётом, что, покуда будут обыскивать первую гору, он успеет уйти за перевал второй горы. Теперь, когда его увидали, план этот рухнул. В гору подниматься было трудно, и его всегда могли догнать.
Аркизов обогнул поляну по опушке, как привычный лесной зверь, прячась за стволами деревьев, почти ползком стал спускаться книзу, где пролегал глубоко врезавшийся в землю пересохший ручей. С обеих его сторон нависли колючие кусты, образуя почти тёмную туннель сплошных зелёных ветвей, но узкая извилистая полоса оставалась свободной, и, низко согнувшись, по ней можно двигаться легко.
Аркизов побежал вдоль ручья.
Солдаты спускались по новой дороге. Они забирали наискосок, чтобы выиграть расстояние. Теперь они видели перед собой уже не стену неприступных кустов, а скрывавшегося зверя, которого надо догнать.
И всё им теперь казалось легче.
Валаев отдался охоте с упоением. Он готов был лететь по воздуху. И, как всегда на охоте, охвачен был тем особенным состоянием, когда слух становится острее, глаза лучше видят и является особое чутьё, точно человек входит в душу зверя и предугадывает, куда бы зверь должен был побежать, что сделать, где спрятаться.
Волк, кабан, Аркизов, олень — для Валаева было безразлично. Важна была — охота. И он бежал с ружьём в руках бодрый, радостный, сильный. Ловил каждый шорох. Пронизывал взглядом тёмную заросль и видел, и чувствовал зверя уже недалеко от себя.
Креморенко тоже оживился. Не отставал. Мял в потных руках ружьё. И чему-то довольно улыбался. Даже Мазаев выказывал признаки воодушевления, большое белое лицо его начало покрываться странным багровым румянцем.
Когда добежали до ручья, Мазаев и Креморенко хотели перескочить его и бежать дальше, в гору. Но Валаев вдруг остановился и замер неподвижно:
— Зверь пошёл по ручью…
Мысль эта сверкнула как внезапный удар. Отчётливо, ясно, уверенно.
— По ручью пошёл, — едва выговорил он.
И ни Мазаев, ни Креморенко не спросили, почему он так думает, молча повинуясь его уверенности, оба побежали за ним вдоль ручья.
Аркизов бежал без передышки. Он знал, что ручей выходит на большую лощину, за которой начинаются неприступные горы, и что, если он незамеченный перебежит это открытое место, он спасён.
Камни на дне ручья сухо стучали под его ногами, но он жадно вслушивался не в этот звук, а в другой, который старался различить далеко за собой. Ему казалось, что он уже слышит неровный топот ног. Он всё ускорял и ускорял бег, и чем быстрее бежал, тем яснее чувствовал, что погоня пошла по ручью, что охотники близко, что надо налечь изо всех сил, чтобы успеть скрыться в скалистых горах раньше, чем солдаты выскочат из чащи. И он изгибался как змея между нависших ветвей и как ветер летел по извилистому ручью.
Валаев теперь знал наверное не только то, что зверь пошёл по этой дороге, но и то, что расстояние между ними медленно, но сокращается, что зверь устал и что, если выдержать ещё полчаса такого бега, его можно будет взять живьём. И вздрагивая от этой радостной уверенности, крепко стиснув зубы, не замечая ничего вокруг себя, он всё больше и больше приближался к зверю.
Аркизов уже ясно слышал за собой топот ног. Но скрыться было некуда. Выход по-прежнему оставался один: успеть перебежать лощину.
Теперь он, напротив, старался не слушать глухих звуков погони: каждый удар точно подкашивал его, и ноги ослабевали. Все мысли его были сосредоточены на одном: скоро ли конец ручья? И он напряжённо усиливался мыслью сократить это расстояние, точно помогая своему телу двигаться быстрей.
Недалеко. Кусты стали реже. Ещё два изгиба, потом пересохший водопад, в котором весной так ревёт вода, что слышно за горой, — и поляна, а за ней скалы, в которых его не возьмёт никто. Но топот кажется уже совсем близко, и ноги от этих упорных глухих звуков подкашиваются и слабнут.
Валаев уже чувствовал, как выбивается из сил изнемогающий зверь. Он не знал местности, не знал, что сейчас всё должно решиться окончательно: затравят или уйдёт. Уже ясно слышны впереди короткие сухие удары. Кусты поредели. Вспрыгнули на уступы водопада. Вот среди редких деревьев мелькнула согнутая серая спина. А вот открылась и гладкая равнина.
Почти посреди неё, не разгибаясь, бежит он.
Видно узкую серую спину и тонкие, высоко вскидывающие ноги.
Валаев приложился. Целился долго. И выстрелил.
Узкая спина согнулась, ноги взметнулись в воздухе, и серый ком рухнул на землю.
Валаев, схватив ружьё наперевес, а за ним Креморенко и Мазаев бросились вперёд.
— Жив… Ранен в ногу… — задыхался Валаев. И добежав до серого комка, дрожавшего на земле, замахнулся и ударил прикладом. Что-то хрустнуло, охнуло. Снова поднялся приклад, и снова глухой удар. Креморенко и Мазаев навалились грудью, придавливали к земле. Мазаев почувствовал на руках тёплую кровь, вскочил на ноги и стал, как и Валаев, бить прикладом ружья.
Первый пришёл в себя Креморенко:
— Стойте, братцы… Не уйдёт теперь…
Валаев и Мазаев остановились.
Креморенко нагнулся, заглянул в синевшее лицо Аркизова и сказал:
— Помер…
Валаев, опустив ружьё и бледный как воск, смотрел на убитого.
— Не надо бы, — говорил Креморенко, — живым бы взять можно.
Валаев всё молчал. Грудь его судорожно вдыхала воздух. Чёрные глаза с каким-то ужасом и недоумением смотрели на лежавшего под ногами мёртвого человека. Как будто бы он ожидал увидеть голову затравленного волка или кабана, а вместо этого увидал человеческое лицо, испачканное кровью и землёй, с полузакрытыми глазами и скривившимся ртом, из которого выступила красная пена.
Только теперь Валаев понял, что пред ним несколько минут назад бежал человек. И не мог сдвинуться с места, и всё смотрел с ужасом и недоумением на убитого.
— Надо сигнал подать, — равнодушно сказал Мазаев. И, подняв ружьё, выстрелил в воздух…