Депутат Челышев, приобретший себе европейскую известность борьбой с пьянством, особенно с пьянством в самарских банях1, внес недавно в думу замечательный проект.
Он предложил, чтобы с этикеток на водочных бутылках был снят государственный герб и заменен черепом на скрещенных костях.
Кроме того, надпись ‘казенное вино’ должна быть заменена надписью ‘яд’.
Тогда, говорил Челышев, потребители водки будут знать, что они покупают яд, что они приносят себе вред, а следовательно, они будут воздерживаться от сих самоубийственных деяний.
Речь Челышева в думе произвела чисто пуришкевичевскую сенсацию.
Все хлопали, ибо никто не знал, серьезно или в насмешку говорит Челышев.
Все хохотали, ибо никто не был уверен, предлагает ли Челышев серьезную меру или его речь — сатира на наше винно-монопольное хозяйство.
Не знал, кажется, и сам Челышев, как понимать его речь.
И тем не менее, эта мысль так овладела его мозгом, что когда он лег вечером спать, ему приснился вещий сон, окончательно убедивший его всерьезности его предложения.
Снилось депутату Челышеву, что он — министр винной монополии и похоронных процессий и что его система отучения от пьянства уже введена в России.
Вот нового типа казенная винная лавка.
Снаружи и внутри она покрашена в черный цвет с белой каймой и черепами по углам.
Над входом черная вывеска с надписью: ‘Продажа убийственного яда распивочно и на вынос’. И тут же изречение: ‘Momento mori!’.
То же изречение имеется и на каждой бутылке, где, кроме того, написано — ‘яд’, а также ‘дворянское’ и ‘народное’ в зависимости от цены (совсем как в банях).
Прилавок устроен в виде крышки гроба, по углам лавки стоят скелеты в натуральную величину, с явными признаками смерти от алкоголизма, держащие в костлявых руках четвертные бутылки очищенной.
Сидельцы и все служащие монополии одеты в форменное платье ‘бюро похоронных процессий’. Стены украшены соответственными картинами: погребальными шествиями, портретами замечательных алкоголиков, таксами погребения разных ‘бюро’ и т. п.
Снаружи, у входа, стоит надгробный памятник с лаконической надписью: ‘умер от запоя’.
В казенные винные лавки нового образца не допускают детей, учащихся, военных, женщин, лиц, состоящих под следствием, а также тех, чье имущество описано за долги.
Каждый посетитель лавки обязан для получения водки представить, во-первых, полицейское удостоверение личности, во-вторых, нотариальное завещание, в-третьих, собственноручную расписку о том, что он просит никого не винить в его смерти, в-четвертых, удостоверение от страхового общества, где застрахована его жизнь, о неимении препятствий к потреблению им казенного вина.
Прежде чем выдать посетителю требуемое количество вина, сиделец обязан прочесть ему по установленному печатному образцу официальное сообщение о вреде пьянства, о ядовитости алкоголя и о количестве сего яда в купленной посудине.
Кроме того, в такое же печатное сообщение обязательно завертывается всякая бутылка, если вино спрашивается ‘на вынос’.
Если же посетитель желает потребить вино ‘распивочно’, то сиделец обязан: во-первых, записать точный адрес посетителя, во-вторых, отобрать у него письменное обязательство о том, что он похоронит себя на собственный счет, в-третьих, вызвать немедленно врача ‘скорой помощи’.
После того, как посетитель потребит купленное им вино, сиделец обязан вызвать дежурного околоточного надзирателя для составления протокола о покушении посетителя на самоубийство. (Относительно лиц, приобретших вино ‘на вынос’ та же обязанность возлагается на старших дворников и управляющих домами).
Депутат — а теперь министр винной монополии и похоронных процессий — Челышев смотрел на процветание его системы, и сердце его радостно билось.
Наконец-то Россия освободилась от ужаса алкоголизма, наконец-то население перестало бессознательно поглощать яд.
Правда, говорят, сильно развилась контрабанда вина и тайная выделка его,— но это дело не его ведомства, за этим смотрит Министерство финансов.
Говорят также, что начали усиленно распивать вино в банях и разных притонах,— но тут уже должно смотреть Министерство внутренних дел.
Некоторые утверждают даже, что крестьянство перешло к потреблению других наркотических средств — опиума, гашиша и т. п.,— стоящих дороже и разоряющих его. Но это уже во всяком случае дело Министерства земледелия и главноуправляющего землеустройства.
Он, Челышев, поставил задачей своей системы: во-первых, искоренить отравление казенным видом, во-вторых, освободить совесть государственного казначейства от обогащения за счет отравления народа. И этого он достиг.
И пусть не говорят разные радикалы, будто пьянство зависит от народной бедности.
Как раз наоборот. Потому мужик и беден, что пьет. А пьет потому, что развращен, а развращен потому, что начитался брошюрок о принудительном отчуждении, а…
Но тут депутат Челышев проснулся.
— А хорошо бы,— думал он, сладко потягиваясь, и его воображению предстала громадная бутыль водки, на которой на черном ярлыке было напечатано белыми буквами: ‘Memento mori! Яд’.
А наверху череп на скрещенных костях. Сизый череп со следом алкоголичного некогда носа, с ямами от мутных когда-то глаз.
И когда депутат Челышев сладко мечтал, еще лежа в постели, к нему вбежал с радостным видом председатель думской комиссии для борьбы с пьянством и, потрясая печатным отчетом о заседании комиссии, воскликнул:
— Радуйся, водкоборец, радуйся! Комиссия приняла твой проект!!
И он сунул в лицо изумленному Челышеву постановление комиссии о принятии челышевских похоронных ярлыков на бутылках казенного вина.
— Сон в руку,— молитвенно сказал самарский депутат и истово перекрестился.
Фавн
‘Одесское обозрение’,
20 мая 1908 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
Поводом к написанию фельетона явилось очередное решение думской комиссии по борьбе с пьянством.
1 См. фельетон ‘Тайны Самарской бани’ и прим. к нему.