По туманным следам, Шаветт Эжен, Год: 1878 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 212 минут(ы)

БИБЛІОТЕКА ДЛЯ ЧТЕНІЯ.
Ежемесячный журналъ
Декабрь 1878

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ТИПОГРАФІЯ В. С. БАЛАШЕВА.
Екатерининскій каналъ, между Вознесенскимъ и Маріинскимъ мостами, д. No 90—1.
1878.

Е. ШАВЕТТЪ.

ПО ТУМАННЫМЪ СЛДАМЪ
РОМАНЪ.

Было два часа утра, когда привратникъ дома No 21, въ улиц Гельдеръ, былъ разбуженъ звономъ, въ третій разъ уже раздававшимся надъ его головой.

Человку, разбуженному такимъ образомъ, среди ночи, позволительно быть не въ очень любезномъ расположеніи духа. Поэтому легко понять, съ какимъ ожесточеніемъ привратникъ дернулъ за шнурокъ.

— Чортъ ихъ побери! проворчалъ онъ сквозь зубы. Долго ли еще будетъ тянуться эта жизнь полишинеля?

Стукъ запиравшейся двери возвстилъ, что особа, которая посылалась къ чорту, вошла въ домъ. Послышались легкіе шаги и, спустя нсколько секундъ, у окошка привратника чей-то молодой и нжный голосъ произнесъ:

— Это я, Гренгуаръ!

— Къ вашимъ услугамъ, мадамъ Дюрье, поспшилъ отвчать привратникъ, самымъ любезнымъ тономъ.

Но едва мадамъ Дюрье вошла на лстницу, какъ Гренгуаръ снова заворчалъ, завертываясь въ одяло:

— Да, ужь я сытъ этой жизнью полишинеля. Разв ночь не для того, чтобы спать? Чортъ побери всхъ молодыхъ вдовъ, которыя только и думаютъ что объ удовольствіяхъ… Ахъ! какъ хорошо было при покойномъ Дюрье… Вс тогда были дома въ десять часовъ!..

Послдовавшій за этими словами громкій храпъ показалъ, что ворчливый Гренгуаръ уже усплъ заснуть.

Оставимъ достойнаго привратника въ царств сновидній и сообщимъ читателю, кто такая была мадамъ Дюрье, которая однимъ звукомъ голоса укротила, хотя и наружно, гнвъ Гренгуара.

Хорошенькая брюнетка, вдова двадцати-четырехъ лтъ, мадамъ Дюрье была хозяйкой дома, въ которомъ Гренгуаръ былъ привратникомъ.

Она не могла быть въ восторг отъ своей супружеской жизни. Г. Дюрье, пока онъ не догадался улечься подъ мраморной плитой, гд золотыми буквами были изображены вс его добродтели, былъ самый сварливый и угрюмый старикъ, котораго, къ тому же, одолвали ревматизмы.

До того дня, когда сострадательное Провидніе сдлало ее вдовой, молодая женщина вела жизнь сидлки. Припарки, втиранія, декокты были ея единственнымъ развлеченіемъ въ теченіи пяти лтъ супружеской жизни.

Поэтому, весьма естественно, что смерть мужа не погрузила ее въ отчаяніе, которое заставляетъ неутшныхъ вдовъ стричься на подобіе сапожной щетки и класть волосы въ гробъ мужа или не засыпать иначе, какъ сжимая въ объятіяхъ дождевой зонтикъ покойнаго.

Ея горе было скромно и не шумно, какъ разъ настолько, чтобы люди, знавшіе Дюрье за грубаго и злаго старика, не стали бы подозрвать, что онъ обладалъ какими-нибудь скрытыми достоинствами.

Похоронивъ супруга, Селестина, какъ звали мадамъ Дюрье, увидла себя обладательницей тридцати тысячъ франковъ дохода.

Припарки и втиранія конечно не представляютъ особенно пріятнаго препровожденія времени, но все-таки это занятіе, которое необходимо замнить другимъ, когда оно прекратится.

Когда смерть мужа положила неожиданно конецъ припаркамъ и втираніямъ, Селестина, чтобы не оставаться праздной, стала искать другихъ средствъ убить время. Всякое существо предпочитаетъ ласки палочнымъ ударамъ, поэтому молодая вдова увлеклась удовольствіями, которыя позволяло ей ея состояніе, но которыхъ она до сихъ поръ не знала.

Она поспшила возобновить знакомства, прерванныя благодаря сварливому характеру мужа и не прошло и года съ того дня, когда Дюрье оставилъ на земл свою послднюю припарку, какъ Селестина была уже окружена толпой поклонниковъ, которыхъ привлекали особенно ея тридцать тысячъ дохода.

Она была одинаково любезна и мила со всми, но, какъ женщина, испытавшая вс прелести супружеской жизни, не выражала ни малйшаго желанія снова наложить на себя узы Гименея.

Праздники, спектакли, обды, балы слдовали одинъ за другимъ, а молодая вдова и не думала о прекращеніи того, что Гренгуаръ называлъ жизнью полишинеля.

И онъ былъ правъ бднякъ!.. по крайней мр съ своей точки зрнія, такъ какъ его жизнь въ послднее время сильно измнилась.

Въ блаженное время, когда былъ живъ Дюрье, Гренгуаръ проводилъ счастливые дни и, особенно, спокойныя ночи. Старикъ обратилъ свой домъ въ нчто въ род казармы, гд жильцы были подчинены самой строгой дисциплин.

Ни собакъ, ни кошекъ, ни фортепіано, запрещеніе плевать на двор, обязательство быть дома не позже десяти часовъ и пр. и пр., таковы были драконовскіе законы, которымъ подчинялъ своихъ жильцовъ Дюрье, при помощи контрактовъ.

Много жильцовъ перемнилось въ первое время, но наконецъ домъ наполнился людьми, покорными игу, которое, впрочемъ, гарантировало имъ полное спокойствіе.

Въ Париж, какъ и повсюду, если поискать хорошенько, можно найти нсколько человкъ, которые не любятъ, когда надъ ихъ головой танцуютъ цлую ночь, а за стной цлый день бренчатъ на фортепіано гаммы.

И такъ, до смерти старика Дюрье, Гренгуаръ былъ счастливйшій изъ привратниковъ. Но увы! Въ этомъ мір нтъ прочнаго счастія. Какъ только хозяинъ-самодержецъ былъ уложенъ въ могилу, дисциплина, мало-по-малу, ослабла, къ величайшему горю привратника, тщетно старавшагося остановить революціонный потокъ.

Многія квартиры перемнили хозяевъ и революція вошла съ тріумфомъ по слдамъ новыхъ жильцовъ, съ которыми мадамъ Дюрье заключила контракты безъ всякихъ стснительныхъ условій, изобртенныхъ покойнымъ.

Поэтому, однажды утромъ, Гренгуаръ съ ужасомъ услышалъ, что какой-то смлый жилецъ наигрываетъ на флейт арію Моя свирпая тигрица.

Невозможно изобразить, какое негодованіе и гнвъ возбудили въ привратник эти веселые звуки.

Мадамъ Дюрье не было дома. Поэтому Гренгуаръ, считая себя первымъ министромъ хозяйки, счелъ долгомъ своею властью прекратить этотъ скандалъ.

Въ нсколько бшеныхъ прыжковъ, онъ былъ уже у дерзновеннаго, который самъ открылъ ему дверь, продолжая наигрывать.

Къ несчастію, Гренгуаръ забылъ, что старика Дюрье уже не было въ живыхъ, и позволилъ себ заговорить слишкомъ громко съ музыкантомъ, который былъ лейтенантъ карабинеровъ.

Лейтенантъ спокойно выслушалъ рзкій выговоръ Гренгуара, потомъ, положивъ на столъ флейту, взялъ его за воротъ и повернулъ лицомъ къ двери. Въ ту же минуту, несчастный получилъ въ нижнюю часть спины одинъ изъ тхъ солидныхъ ударовъ ногой, которые потрясаютъ человка до глубины души.

Посл этого, небывалаго приключенія, привратникъ долженъ былъ бы понять, что его власть колеблется и что его авторитету нанесенъ сильный ударъ, но онъ, молча, съ гордымъ величіемъ, началъ спускаться съ лстницы, ршившись сообщить хозяйк дома, какое оскорбленіе получила она въ лиц ея представителя.

Несчастный только еще начиналъ пить чашу горечи.

На пол-дорог его ожидалъ второй, еще боле полный глотокъ.

Спустившись въ первый этажъ, онъ долженъ былъ прижаться къ стн, чтобы пропустить четырехъ носильщиковъ, которые съ трудомъ несли на верхъ тяжелую ношу, которая тотчасъ же была узнана испуганнымъ Гренгуаромъ.

— Фортепіано! вскричалъ онъ, съ ужасомъ. Къ кому это вы несете эту машину?

— Къ хозяйк дома, отвчалъ одинъ изъ носильщиковъ.

Мадамъ Дюрье! Она! Сама хозяйка подавала жильцамъ такой примръ!.. Это было слишкомъ для несчастнаго привратника. Блдный, съ печальнымъ и покорнымъ видомъ, побрелъ онъ въ свою каморку.

— Куда идемъ мы? прошепталъ онъ. Каково теперь душ г. Дюрье видть, что длается въ его дом.

Вскор новый ударъ обрушился на несчастнаго. Мадамъ Дюрье, какъ женщина снисходительная къ проступкамъ, которые не были чужды ей самой, приказала Гренгуару, чтобы онъ отворялъ двери жильцамъ во всякое время ночи.

— Но, вдь, г. Дюрье назначилъ десять часовъ самымъ позднимъ срокомъ! осмлился замтить привратникъ.

— Мой мужъ поступалъ, какъ ему хотлось, а теперь вы должны исполнять мои приказанія, отвчала сухо вдова.

Съ этихъ поръ Гренгуаръ, еще недавно спокойно укладывавшійся спать въ десять часовъ, принужденъ былъ бодрствовать до двнадцати, да и посл его сонъ то и дло прерывался звонками запоздавшихъ жильцовъ, причемъ не рдко случалось, что послднею возвращалась сама хозяйка.

Такъ, мы уже видли, что звонокъ мадамъ Дюрье разбудилъ несчастнаго въ два часа ночи.

На другой день, утромъ, Гренгуаръ мелъ дворъ, меланхолически думая о счастливомъ прошломъ и о средствахъ вернуть его.

Вдругъ онъ прервалъ свое занятіе.

— А! вскричалъ онъ, опираясь на метлу, вотъ отличная идея!

Какъ вс отличныя идеи, и эта была чрезвычайно хороша.

Сравнивая свое настоящее положеніе съ тмъ покойнымъ и почетнымъ существованіемъ, которое онъ велъ, когда мадамъ Дюрье покорялась деспотической власти своего супруга, Гренгуаръ подумалъ, что лучшее средство воскресить прошлое, это — снова наложить на вдову супружеское иго.

— Если я ее снова выдамъ замужъ, она уже не будетъ бгать по ночамъ, сказалъ онъ себ.

Воодушевившись этой идеей, онъ пришелъ къ убжденію, что если ему удастся найти для вдовы мужа, человка тихаго и спокойнаго домосда, то тотъ, чье счастье онъ такимъ образомъ составитъ, безъ всякаго сомннія, не поколеблется, изъ благодарности, привести домъ въ прежній видъ.

Тогда Гренгуаръ, сдлавшись первымъ министромъ Ришелье, этого новаго монарха, обязаннаго ему своимъ трономъ, снова возьметъ желзный скипетръ, передъ которымъ такъ долго склонялись поставщики, слуги и весь революціонный классъ жильцовъ, которые теперь далеко не выказывали ему прежняго уваженія.

Если честолюбіе длаетъ человка способнымъ длать чудеса, чтобы достичь желанной власти, то оно, естественно, способно удесятерить его силы, когда, лишенный этой власти, онъ старается снова овладть ею.

Въ такомъ положеніи былъ Гренгуаръ, когда онъ пришелъ къ смлому ршенію выдать снова замужъ хозяйку дома.

Лучше всего, съ точки зрнія Гренгуара, было найти мужа старика, въ род Дюрье, но въ тоже время привратникъ вполн понималъ, что молодая женщина, попробовавъ жизни съ семидесятилтнимъ старикомъ, едва ли сохранила о ней такое пріятное все поминаніе, чтобы ршиться повторить опытъ.

Чтобы позолотить пилюлю втораго брака, необходимо было предложить вдов молодаго мужа, а Гренгуаръ долженъ былъ признаться, что молодой человкъ, удовлетворявшій его условіямъ, былъ очень рдкой птицей.

Съ этими мыслями онъ снова принялся мести дворъ, но, на двадцатомъ взмах метлы, онъ вдругъ остановился и, ударивъ себя въ лобъ, вскричалъ:

— Вотъ я и нашелъ кого мн надо! Гд у меня была голова, когда я искалъ для хозяйки мужа — домосда! Напротивъ ей надо веселаго кутилу, который съ разу нашелъ бы, что квартира слишкомъ тсна, чтобы въ ней давать вечера, что въ ней еще пахнетъ припарками… однимъ словомъ онъ живо убдитъ свою супругу выхать, и тогда они поручатъ мн управленіе домомъ и я буду здсь полнымъ господиномъ.

Да! полнымъ господиномъ! повторилъ онъ насмшливо, взглядывая на верхніе этажи дома. Слышишь ты, флейтистъ? Въ тотъ день теб откажутъ отъ квартиры!

Мн надо молодца, который шибко веселился-бы… А веселится больше тотъ, кто начинаетъ. Въ такомъ случа у меня есть подходящій человкъ. Тотъ, у кого часто нтъ франка въ карман, съуметъ протереть глаза денежкамъ хозяйки!

Гренгуаръ былъ изъ числа людей, которые не любятъ откладывать до завтра важныя дла, поэтому онъ поспшилъ подмести дворъ и двинулся вверхъ по лстниц, сказавъ ршительнымъ тономъ:

— Въ путь, въ пятый этажъ!

Поднявшись на самый верхъ, онъ остановился передъ одной изъ дверей и постучалъ.

Въ туже минуту, изнутри послышался веселый голосъ:

— Если это стучится богатство, пусть оно войдетъ сейчасъ же. Если это прачка, пусть она немного подождетъ. Если это мущина, пусть онъ длаетъ, что хочетъ, я надваю панталоны.

Гренгуаръ открылъ дверь и вошелъ.

— А! это генералъ! какъ ваше здоровье генералъ? привтствовалъ его тотъ же голосъ. Вы что то сегодня немного блдны.

— Увы! Даже геркулесъ не вынесъ бы этого лишенія сна, которому я подвергаюсь вотъ уже который день! отвчалъ жалобно привратникъ. Цлую ночь надо отворять двери, то одному, то другому.

— Да, признаюсь, я не хотлъ бы быть привратникомъ.

— И вы правы, господинъ Кловисъ. Оставайтесь всегда артистомъ, не старайтесь возвыситься.

— Благодарю за добрый совтъ, генералъ, сказалъ торжественнымъ тономъ молодой человкъ пожимая руку Гренгуару. Вы пришли не съ порученіемъ отъ хозяйки? прибавилъ онъ спустя минуту, какъ бы колеблясь.

— Съ какой стати?

— А по случаю неуплаты въ срокъ денегъ?

— О! Нтъ. Вы знаете что это меня больше не касается, съ тхъ поръ, какъ хозяйка поручила вести вс свои дла Гравуазо.

— А! жильцу третьяго этажа?… это человкъ лтъ пятидесяти, въ парик и съ португальскимъ орденомъ?

— Онъ самый. Вотъ уже педля, какъ ему переданы вс дла. Онъ не замедлитъ придти къ вамъ за деньгами.

— Гм! Гм! сказалъ Кловисъ, посовтуйте г. Гровуазо не утомляться напрасно взбираться ко мн въ мансарду.

— Чортъ побери! Разв ваши финансы такъ ужь плохи?

— Да, у меня теперь всего на всего пятьдесятъ два су.

— Разв гравировка на дерев плохо идетъ?

— Напротивъ, отлично… но только я свихнулъ кисть правой руки и теперь не могу держать рзца.

— Вы упали?

— Да… кулаками на голову одного господина, который вздумалъ приставать на улиц къ какой-то дам.

— Я думаю, она была вамъ благодарна.

— Ну, не знаю. Я не видлъ и конца ея носа. Она бросилась бжать, пока я укладывалъ нахала около стны, чтобы его не раздавилъ какой нибудь экипажъ.

— Вы значитъ его порядочно угостили.

— Я только его тронулъ, а онъ уже и улегся на тротуаръ.

— Должно быть вы хорошо его тронули! замтилъ Гренгуаръ, смотря на мускулистыя руки молодаго человка, который въ это время засучилъ рукава собираясь мыться.

— Можетъ быть, но все-таки у меня теперь свихнута рука… Но это еще ничего! прибавилъ онъ со смхомъ.

— А что же еще?

— Я готовъ подозрвать, что этотъ нахалъ и оскорбленная имъ дама, были просто воры, которымъ захотлось воспользоваться моими часами.

— Въ самомъ дл?

— Ну да. Только вернувшись домой, я замтилъ исчезновеніе часовъ.

— А что он дорого стоятъ?

— Въ ломбард мн давали за нихъ съ перваго слова двсти франковъ, вотъ лучшая похвала, которую я могу сдлать ихъ достоинству.

— Но вдь вы знаете сколько вы за нихъ заплатили?

— Ни коимъ образомъ… мн они были подарены въ воспоминаніе объ одномъ происшествіи… Это длинная исторія, которая нисколько для васъ не интересна. Ну, да теперь я кажется долженъ сказать имъ ‘прости на всегда’. Припоминая какъ поспшно убжала эта женщина, я почти увренъ, что она именно и украла мои часы.

— Но можетъ быть вы потеряли ихъ въ борьб. Дали вы знать о вашей пропаж въ полицію?

— Да, и если воровка попытается продать часы, я имю нкоторые шансы получить ихъ обратно, такъ какъ на крышк вырзано мое имя и полиція сообщила всмъ ювелирамъ и часовщикамъ.

Да, продолжалъ артистъ съ комическимъ вздохомъ, никогда я такъ не любилъ мои часы какъ теперь, двсти франковъ, которые дали-бы мн за нихъ въ ломбард помогли бы мн расплатиться съ сэромъ Гравуазо, этимъ полномочнымъ министромъ хозяйки. Ахъ, да! кстати, что какова изъ себя эта особа?

— Кто? Гравуазо?

— Нтъ, хозяйка дома.

— Вы значитъ ее никогда не видали?

— Ни когда, разъ я ходилъ къ ней, когда моя печка стала дымить, но горничная объявила мн тогда, что ея госпожа беретъ ванну, такъ что я принужденъ былъ ретироваться… На моемъ мст стали бы вы настаивать, генералъ? Вдь, конечно нтъ.

— Ну такъ узнайте, что она брюнетка.

— Мн очень нравятся брюнетки, сказалъ Кловисъ.

— Большіе черные глаза, маленькій ротъ, атласная кожа.

— Отлично!

— Двадцать четыре года.

— О! произнесъ одобрительно граверъ.

— И вдова.

— Совершенно?

— Какъ только можетъ быть вдовой женщина, мужъ которой уже четырнадцать мсяцевъ лежитъ на кладбищ. Кажется этого достаточно чтобы быть вполн вдовой.

— Я хотлъ сказать, нтъ ли какой нибудь особы… которая говоритъ ей о покойномъ… помогаетъ ей переносить горе.

— О! нтъ. Въ этомъ я готовъ поклясться. Я не говорю чтобы она не хотла снова выйти замужъ… Я увренъ, что если она найдетъ молодаго человка, лтъ тридцати…

— Какъ я.

— Крпкаго и здороваго, безъ ревматизмовъ.

— Тоже какъ я.

— Веселаго характера.

— Опять какъ и н.

— И если онъ ей понравится, она, я увренъ, отдастъ ему свою руку, сердце и тридцать тысячъ франковъ дохода.

Гренгуаръ произнесъ послднія слова съ удареніемъ, надясь произвести ими сильное впечатлніе на артиста. Но его надежда не оправдалась, такъ какъ Кловисъ расхохотался и вскричалъ:

— А! если такъ, это не про насъ писано:

— Это почему?

— Потому что мои пятьдесятъ два су, покажутся мадамъ Дюрье слишкомъ ничтожнымъ приращеніемъ къ ея богатству, чтобы она согласилась взять меня къ нимъ на прибавку.

Но будетъ глупить, поговоримъ серьезно, продолжалъ артистъ прерывая Гренгуара, который хотлъ было возражать ему.

Вдова, ищущая себ мужа, должна обладать нжной душой, а для жильца, немогущаго заплатить въ срокъ, чрезвычайно благопріятно присутствіе нжной души въ тл хозяйки дома. Кром того, говорятъ что лучше имть дло съ Богомъ, чмъ съ его святыми и поэтому мн очень хочется, не дожидаясь визита Гравуазо, идти прямо къ мадамъ Дюрье и попросить у ней отсрочки. Что вы на это скажете генералъ?

— Я вполн съ вами согласенъ.

— Ну, такъ я поскоре кончу мой туалетъ и спускаюсь къ хозяйк.

— Хорошо. Вы посл придете мн разсказать, какъ васъ примутъ, сказалъ съ оживленіемъ Гренгуаръ.

— Конечно, генералъ.

Спустя немного посл ухода привратника, артистъ въ свою очередь спустился по лстниц въ первый этажъ и позвонилъ у дверей хозяйки дома.

— Госпожа не можетъ принять васъ, она беретъ ванну! отвчала горничная, мадамъ Дюрье, которую артистъ попросилъ доложить о немъ хозяйк. Съ этими словами она заперла дверь передъ его носомъ.

— Все беретъ ванну! сказалъ себ смясь артистъ. Право можно подумать что это не женщина, а сирена!

II.

— Флора, кто это звонилъ, пока я была въ ванн?

Съ этимъ вопросомъ обратилась къ своей горничной мадамъ Дюрье, сидвшая за завтракомъ въ кокетливомъ утреннемъ костюм.

Замтимъ мимоходомъ, что мадемуазель Флора, субретка мадамъ Дюрье, была бойкая, хорошенькая двушка, съ плутовскими глазами, маленькимъ вздернутымъ носикомъ и не много большимъ, но красивымъ ртомъ.

Эта особа отличалась строгой добродтелью, если положиться на ея слова, такъ такъ она клялась всми святыми, что ея сердце еще не говорило. Но мало мальски подозрительному наблюдателю показалось-бы страннымъ, то обстоятельство, что мадемуазель Флора постоянно исчезала, какъ только извстная флейта въ четвертомъ этаж, начинала играть арію Приди въ мою обитель.

Можетъ быть субретка до такой степени любила звуки флейты, что выходила на лстницу, чтобы лучше слышать? Или можетъ быть, не довольствуясь этимъ, она поднималась этажемъ, двумя, наконецъ тремя выше, чтобы слушать музыканта какъ можно ближе? объ этомъ мы не можемъ сказать ничего опредленнаго, тмъ боле что мадемуазель Флора появляясь посл каждаго изъ этихъ исчезновеній, давала самыя разнообразныя объясненія своего отсутствія, но никогда даже и не заикалась о своемъ пристрастіи къ флейт и аріи Приди въ мою обитлъ въ особенности.

Музыкальный фанатизмъ, какъ бы онъ ни былъ силенъ, не можетъ наполнить всего сердца, поэтому мы должны прибавить, что въ сердц Флоры привязанность къ мадамъ Дюрье занимала не малое мсто. Субретка искренно любила свою госпожу.

Но возвратимся къ разговору Селестины Дюрье съ Флорой.

— Кажется звонили три раза? продолжала Селестина.

— Да, три раза. Въ первый разъ принесли изъ починки вашу шаль. Теперь и не видно, гд было разорвано, а вдь какая-же была прорха!… Можно было подумать что вы хотли въ тотъ вечеръ стащить съ мста, домъ вашей шалью.

— Хорошо. А посл?

— Потомъ приходилъ г. Гравуазо, который хотлъ чтобы вы подписали ему какую-то бумагу. Когда я сказала что вы не можете его принять, онъ такъ вытянулъ свою лисью морду…

— Флора! сказала строгимъ тономъ мадамъ Дюрье услышавъ, какъ та отзывается о ея повренномъ.

Но повидимому субретка привыкла говорить откровенно при своей госпож, такъ какъ она продолжала не смущаясь и не обращая вниманія на призывъ къ порядку.

— О! вы можете говорить что хотите, но все-таки мн не нравится этотъ г. Гравуазо. Сжатыя губы, носъ крючкомъ, глаза, которые никогда не смотрятъ вамъ прямо въ лицо… подъ его парикомъ, я уврена, сидитъ скверное животное.

На этотъ разъ, вмсто того, чтобы разсердиться, Селестина разсмялась.

— Поздравляю тебя, Флора, сказала она, ты хорошо относишься къ тмъ, кто за мной ухаживаетъ. Разв ты не знаешь, что Гравуазо сдлалъ мн предложеніе?

— Да, ему очень нравятся ваши деньги.

— Но вдь онъ уже очень богатъ… Онъ составилъ себ торговлей огромное состояніе. Это-то и побудило меня доврить ему вс мои дла.

— На вашемъ мст, я лучше стала-бы сама заниматься своими длами.

Мадамъ Дюрье зная по опыту упрямство Флоры, перемнила разговоръ, спросивъ ее:

— Ну, а кто звонилъ въ третій разъ?

При этомъ вопрос, субретка развеселилась.

— О! сказала она, этотъ мн больше нравится. Волосы растрепанные, видъ такой, какъ будто бы онъ сейчасъ выкинетъ какую нибудь шутку… О! онъ не красивъ, нтъ… но у него, такое веселое, открытое лицо, что сейчасъ видно, что это хорошій человкъ.

— О! какое восхищеніе! замтила весело Селестина.

— Боже мой, я говорю что думаю.

— Да, но ты забыла сказать имя этого господина.

— Это правда!… А! постойте!… вотъ на язык вертится… это, это… Ну, да это высокій молодой человкъ, изъ пятаго этажа, сказала наконецъ Флора, не будучи въ состояніи припомнить имени.

Эти слова ничего не объяснили Селестин, которая никогда сама не управляла домомъ и поэтому очень мало знала своихъ жильцовъ, да кром того, граверъ перехалъ очень недавно.

— Что-же надо было этому молодому человку изъ пятаго этажа? спросила она.

— Я этого не знаю.

— Но чего-же ты смешься?

— Я припомнила какую мину сдлалъ онъ, когда я сказала что вы въ ванн. Онъ долженъ думать что вы проводите жизнь въ вод, въ этомъ мсяц онъ два раза приходилъ и оба раза я говорила ему, что вы въ ванн.

— Вроятно ему надо было что нибудь передлать или починить въ квартир. Если онъ придетъ еще разъ, то отправь его къ Гравуазо, я не имю ни малйшаго желанія возиться съ жильцами.

Флора сочла своимъ долгомъ вступиться за молодаго человка.

— Ну, одинъ разъ ничего не значитъ, сказала она: примите его, онъ такой потшный.

— Нтъ. Если сдлаешь сегодня уступку для одного, надо будетъ завтра сдлать для другаго и т. д. Затмъ-то я и передала все Гравуазо, чтобы избавиться отъ возни съ жильцами. Такъ значитъ ты отправишь его къ Гравуазо.

— Хорошо, я скажу это артисту.

— А! Это артистъ? спросила Селестина какъ-бы слегка заинтересованная.

— Да.

— Артистъ… чмъ-же онъ занимается?

— Онъ ковыряетъ ножемъ но дереву, отвчала Флора, которая внезапно сдлалась разсянной.

Отвчая своей госпож, она прислушивалась къ отдаленнымъ звукамъ флейты, которыя по временамъ смутно достигали ея ушей. Но къ несчастію для камеристки, столовая выходила окнами на улицу, разстояніе и стукъ прозжавшихъ экипажей мшали ей узнать арію, которую игралъ музыкантъ четвертаго этажа.

Эта разсянность помшала ей замтить, что голосъ мадамъ Дюрье потерялъ прежнее спокойное выраженіе, когда она узнала родъ занятій артиста.

— Это граверъ! сказала съ оживленіемъ Селестина.

— Да, граверъ, повторила машинально Флора.

— И ты не припомнишь имени этого гравера? спросила Селестина тономъ, въ которомъ слышалось безпокойство.

Въ эту минуту дв кареты съ грохотомъ промчались мимо дома и этотъ шумъ, заглушивъ совершенно звуки флейты, въ то-же время не далъ Флор замтить волненія ея госпожи.

Бдная субретка была какъ на угольяхъ. Она отдала бы все, чтобы только выйти на площадку лстницы, откуда можно было ясно разслышать музыку.

Это нетерпніе вроятно и вернуло ей память, такъ какъ въ ту-же минуту она вскричала:

— А!.. вотъ я и припомнила имя… его зовутъ Кловисъ.

— Кловисъ? повторила, слегка поблднвъ, Селестина.

Флор казалось, что никогда по улиц Гельдеръ не прозжало такъ много экипажей. Страшный шумъ раздражалъ ея слухъ, жаждавшій боле гармоническихъ звуковъ. Ея страсть къ флейт никогда не была такъ сильна, и какъ вс страсти, препятствія, только усиливали ее.

— Но, Флора, ты глуха врно! вскричала нетерпливо мадамъ Дюрье, видя что ея камеристка ничего не слышитъ и не видитъ.

— Нтъ… этотъ шумъ на улиц… начала было опомнившись субретка.

— Вотъ ужь пятый разъ, я говорю теб чтобы ты сошла къ Гренгуару, прервала ее Селестина.

— Иду! иду! вскричала Флора, бросаясь къ дверямъ, такъ какъ она только и мечтала, какъ-бы вырваться изъ комнаты.

Мадамъ Дюрье едва успла остановить ее, схватя за руку.

— Ты съ ума сходишь! вскричала она.

— Нтъ… Вдь вы велли мн идти къ Гренгуэру, я и пошла чтобы скорй исполнить ваше приказаніе.

— Да, а затмъ?… Вдь ты еще не знаешь, зачмъ я тебя посылаю?

— Это правда… Я слушаю.

— Ты скажешь Гренгуару, что если этотъ г. Кловисъ будетъ меня спрашивать…

Субретка, сгоравшая отъ нетерпнія, поспшила окончить мысль ея госпожи.

— Такъ чтобы его послали къ Гравуазо! сказала она, снова бросаясь къ дверямъ.

— Нтъ, нтъ… да слушай же! вскричала Селестина, цпляясь за руку Флоры… пусть онъ скажетъ этому жильцу, что я готова принять его… понимаешь?

Почувствовавъ себя на свобод, Флора бросилась вонъ съ быстротой молніи.

Спустя секунду, она была уже на лстниц, гд ясно раздавались звуки флейты, игравшей арію Моя свирпая тигрица.

У субретки вырвался вздохъ сожалнія.

— Это не Приди въ мою обитель, прошептала она меланхолическимъ тономъ.

Мн кажется, продолжала она посл минутнаго молчанія, нахмуривъ бровя, что теперь г. Рошгри слишкомъ часто играетъ свою Свирпую тигрицу.

Мы не оскорбимъ Флору предположеніемъ, что эти слова могли быть внушены ей ревностью.

Но безпристрастіе писателя обязуетъ насъ замтить, что посл этого замчанія субретка нагнулась черезъ перила и стала внимательно смотрть на верхнюю часть лстницы, какъ бы ожидая чего нибудь.

Этотъ ожидаемый предметъ вроятно былъ край платья или юбки, такъ какъ замтивъ мелькнувшій около четвертаго этажа, край благо платья, мадемуазель Флора внезапно выпрямилась, блдная съ горящими глазами.

— Негодяй! прошептала она сквозь зубы.

Въ эту минуту звуки флейты мгновенно замолкли, это молчаніе вроятно было понятно камеристк, такъ какъ она прибавила:

— Онъ остановился чтобы открыть дверь.

Послышался отдаленный стукъ осторожно запертой двери.

— Она вошла! прошептала съ гнвомъ Флора.

Въ очаровательномъ характер Флоры произошла быстрая перемна. За минуту передъ этимъ такая веселая и живая, она вдругъ почувствовала припадокъ злобы и бшенства. Слова казалось съ трудомъ выходили изъ ея горла.

— Кто она? Неужели это сухопарая Фелиси, горничная г. Рокамиръ?… О! чудовище!… я еще врила теб!… О! я отомщу!…

Съ этими словами субретка протянула вверхъ руки съ угрожающимъ видомъ. Въ туже минуту около ея таліи обвились дв руки и чей-то голосъ, имвшій претензію на нжность, произнесъ:

— На кого это ты такъ сердишься роза красоты?

— А! это вы, господинъ Рокамиръ! вскричала камеристка, стараясь освободиться отъ неожиданныхъ объятій.

— Да, это я, добродтельная тигрица! Я, твой рабъ, который ждетъ отъ тебя одного лишь слова, чтобы создать для тебя блестящую жизнь. Скажи это слово и завтра же я куплю на триста франковъ мебели въ великолпную комнату четвертаго этажа, въ предмсть Сенъ-Мартэнъ.

Говорившій такимъ образомъ, былъ маленькій человкъ, едва достигавшій головой до плеча Флоры. Его носъ, почти равнявшійся голов, напоминалъ размрами хоботъ молодаго слона. На этомъ громадномъ куск мяса красовались зеленые очки, стекла которыхъ были величиной съ блюдечко.

Обладателю этого феноменальнаго носа было лтъ около сорока. Онъ занималъ квартиру второго этажа съ тхъ поръ какъ бросилъ торговлю москательными товарами, въ которой онъ составилъ себ состояніе.

Повидимому г. Рокамиръ не подозрвалъ чрезмрной длины своего носа, если судить по его страсти то и дло говорить на ухо. Эта манія длала его очень непріятнымъ собесдникомъ. Чтобы достичь уха, онъ толкалъ въ лицо своимъ хоботомъ, и наконецъ сворачивалъ вамъ голову на сторону среди тщетныхъ усилій приблизить свои губы къ слуховому проходу.

У Рокамира былъ постоянно насморкъ, такъ какъ малйшій втеръ свободно проникалъ въ его обширныя ноздри.

И однако не смотря на свое маленькое тло и большой носъ, онъ обладалъ страстями не мене пылкими чмъ страсти гиганта. Ему давно уже нравилась Флора и каждый разъ при встрч, онъ пытался поколебать ея добродтель, ослпивъ ее предложеніемъ великолпной меблировки… въ триста франковъ.

Надо признаться, что на этотъ разъ бывшій москательщикъ дурно выбралъ время для возобновленія своихъ предложеній.

— Ахъ! Какъ вы мн надодаете съ вашимъ предмстьемъ Сенъ-Мартенъ! отвчала сухо и съ недовольнымъ видомъ субретка. Я отказалась отъ предложеній и получше вашего… Оставьте меня въ поко!

Сопротивленіе только разожгло страсть Рокамира и заставило его щедрость выйти изъ границъ умренности. Онъ ршился на безумный поступокъ, прибавить къ общанной мебели стнные часы.

— Слушай, что я дамъ теб еще! сказалъ онъ.

И, слдуя своей маніи, онъ вытянулъ впередъ хоботъ, стараясь шепнуть на ухо Флор о своей щедрости.

— Прочь! Прочь! вскричала молодая двушка, давъ сильный щелчекъ хоботу Рокамира.

— Ты не хочешь меня слушать?

— Да, только не такъ близко… Вы можете говорить, не выкалывая мн глазъ вашимъ уродствомъ.

Рокамиръ съ удивленіемъ оглядлъ всю свою особу.

— Гд ты видишь уродство? спросилъ онъ, недоумвающимъ тономъ.

— На вашемъ лиц… этотъ носъ…

— Что же въ немъ уродливаго?.. Я знаю, что онъ немного великъ… какъ у Людовика XIV… Посмотри въ исторію, ты узнаешь, что у всхъ Бурбоновъ были такіе носы.

Надобно замтить, что Ракомиръ былъ твердо убжденъ, что у него Бурбонскій профиль.

— Да, продолжалъ онъ, мой носъ до такой степени похожъ на носъ Бурбоновъ, что вс на улиц останавливаются, чтобы взглянуть на меня.

— Не мое дло давать вамъ совты, но еслибы у меня былъ такой носъ, какъ у васъ, я не выходила бы на улицу, не завернувъ его въ бумагу. Можно было бы подумать, что я несу что-нибудь въ зубахъ, но, наврно, на меня меньше бы обратили вниманія… Но пустите меня, г. Рокамиръ, мн надо исполнить порученіе госпожи.

— Значитъ, ты меня отталкиваешь? жалобно вздохнулъ человкъ съ хоботомъ.

— Ршительно.

— Но ты знаешь, что я безумно люблю тебя!

— Если такъ, то примите меня въ ваше семейство, какъ дочь… Кстати же у васъ нтъ дтей.

— Ты притворяешься, что не понимаешь какого рода моя любовь къ теб? вздохнулъ Рокамиръ.

Можно заподозрить, что еслибы на мст Рокамира былъ красивый молодой человкъ, лтъ двадцати-пяти, Флора слушала бы его съ гораздо большимъ вниманіемъ. Но при этомъ комическомъ ухаживател, субретк легко было сохранить свою добродтель отъ искушенія.

— Нтъ, г. Рокамиръ, сказала она сурово, я не хочу васъ понимать. Стыдно женатому человку соблазнять честную двушку… А еще у васъ такая красавица жена!

— Ахъ! Еслибы ты знала мою жену! сказалъ Рокамиръ, качая головой.

— Вы, можетъ быть, станете уврять, что она не хороша?

— О, нтъ! она хороша, она очаровательна, но…

— Но что? Или она васъ не любитъ?

— Напротивъ! она меня обожаетъ. Она цлые дни твердитъ, что я самый красивый изъ всхъ мущинъ и сердится, когда я, изъ скромности, противорчу ей.

— Вотъ видите! Какъ же вамъ не стыдно обманывать такую жену?

— Да, но… повторилъ обожаемый супругъ.

— Что же наконецъ?

— Но моя жена родилась 31-го декабря и, должно быть, въ этотъ день позабыли запереть окно… она замерзла при рожденіи.

— А! А!

— Да. Тогда какъ я сынъ Юга, гд кровь человка — пылающая лава… гд его сердце — вулканъ, а голова — жаровня… Такъ что, когда я повторяю жен, что я уроженецъ Юга, она, замороженная при рожденіи, не можетъ меня понять. Можно подумать, что у меня вмсто жены статуя.

— Въ самомъ дл?

— О! Ты не знаешь, въ какомъ она отчаяніи отъ этого. Ея сердце, обожающее меня, постоянно борется съ ея холодной головой… Каждый годъ она здитъ на воды, чтобы излечиться отъ этого природнаго недостатка.

— Вмст съ вами?

— Нтъ, мы хотимъ попробовать, не окажетъ ли на нее горе разлуки благотворнаго дйствія.

— Мн жаль васъ! замтила Флора, едва удерживаясь отъ смха.

— Ты меня жалешь, но не любишь, сказалъ меланхолически Рокамиръ.

Супружеское горе сына Юга напомнило субретк ея отверженную любовь. Она поспшно ухватилась за мысль отомстить соперниц, разсказавъ ея господину объ ея похожденіяхъ.

— Почему же вы не поврите вашего горя Фелиси? сказала она.

Рокамиръ выпрямился, съ негодующимъ видомъ.

— Какъ можешь ты объ этомъ думать? вскричалъ онъ. Какъ можешь ты оскорблять себя, ставя себя на одну доску съ этимъ существомъ, сухимъ и тощимъ, какъ доска!

— Тмъ лучше! Сухое дерево скоре загорается…

— Фелиси не родилась у открытаго окна… это доказываетъ…

Но прежде чмъ Флора успла договорить свой доносъ, Рокамиръ вытянулъ впередъ руки, поднял голову, и стны дома вздрогнули отъ его громоваго чиханія, по обыкновенію, у него былъ насморкъ.

Въ два прыжка, Флора была уже десятью ступенями ниже.

— Возвратись! Возвратись моя красавица! вскричалъ жалобно Рокамиръ, видя ея удаленіе.

Его чиханіе было услышано. Въ ту же минуту на верху отворилась дверь и чей-то голосъ произнесъ:

— А! вотъ господинъ идетъ домой!

Флора сразу узнала голосъ Фелиси, которую она, несправедливо, считала своей счастливой соперницей.

Это открытіе навело Флору на новую мысль и. несмотря на свою ревность, она не могла удержаться отъ смха.

Продолжая спускаться съ лстницы, она весело прошептала:

— А! Кажется сама прекрасная мадамъ Рокамиръ, эта замороженная, любитъ арію Моя свирпая тигрица.

III.

Прежде чмъ приступить въ разсказу, намъ надо представить читателю дйствующихъ лицъ. Поэтому осмотримъ, снизу до верху, домъ прекрасной вдовы.

Съ каждой стороны воротъ находилось по большому магазину.

На правой сторон помщалась модистка, которая, при помощи своихъ трехъ работницъ, выдлывала т странныя вещицы, которыя женщины надваютъ себ на головы подъ именемъ шляпъ.

Мдныя буквы на стеклянной двери возвщали прохожимъ, что имя модистки мадамъ Абрикотинъ.

Мы будемъ считать эту даму замужемъ, какъ гласитъ ея вывска: но, въ тоже время, мы должны замтить, что во всемъ квартал никто никогда не зналъ и не видлъ г. Абрикотинъ. Когда модистку спрашивали о ея невидимомъ муж, она печально вздыхала и говорила, опуская глаза:

— Не будите моего сердца!

Этотъ отвтъ не значилъ ничего, но сосди заключили изъ него, что г. Абрикотинъ былъ одно изъ тхъ развращенныхъ существъ, которыя, не довольствуясь одной розой, хотятъ сорвать ихъ цлый букетъ. и что онъ покинулъ свою супругу, какъ истинный искатель любовныхъ приключеній.

— Должно быть у г. Абрикотинъ не было совсти и на четыре су, говорили сосднія кумушки, которыя своими нескромными вопросами старались ‘разбудить сердце’ модистки.

Надо признаться, что бглый супругъ напрасно отправился на поиски за приключеніями, такъ какъ мадамъ Абрикотинъ, несмотря на свои тридцать-пять лтъ, была еще очень пріятной добычей, отъ котор были бы въ восторг любители, предпочитающіе сытную кухню тонкимъ блюдамъ.

Великолпные волосы, глаза, зубы, роскошныя плечи, атласная кожа, подъ которой бжала горячая кровь, вотъ въ краткихъ словахъ описаніе прелестной покинутой супруги.

Къ магазину присоединялась часть нижняго этажа, гд жила мадамъ Абрикотинъ, это было нчто въ род священнаго храма, куда не допускались даже работницы. Ходили слухи, что этотъ храмъ былъ весь украшенъ сувенирами, которые напоминали несчастной о ея неблагодарномъ супруг.

Строгая къ самой себ, мадамъ Абрикотинъ требовала и отъ другихъ безукоризненнаго поведенія. Поэтому она не принимала приходящихъ работницъ, непремнно желая наблюдать за своими помощницами.

Поэтому ея три работницы, свжія молодыя двушки помщались въ томъ же дом, въ мансардахъ пятаго этажа, куда он и взбирались каждый вечеръ по окончаніи работы. Это мадамъ Абрикотинъ называла имть ихъ передъ глазами.

Съ перваго взгляда, въ поведеніи почтенной дамы многіе замтили бы странное противорчіе, но мы должны сказать, что, вмст съ двушками, поднималась также служанка модистки, нчто въ род дуэньи, пятидесяти лтъ, которая имла порученіе изъ сосдней мансарды наблюдать за работницами.

Поэтому, съ наступленіемъ ночи, мадамъ Абрикотинъ оставалась въ своей квартир ‘одна со своимъ горемъ’. Еслибы съ ней случилось какое-нибудь несчастіе, никто не могъ бы придти къ ней на помощь.

Это было очень неблагоразумно!

Нкогда число работницъ простиралось до четырехъ, но одна изъ нихъ оставила шляпный магазинъ, чтобы перейти на другую сторону воротъ.

Это произошло самымъ мирнымъ и обыкновеннымъ образомъ, такъ какъ она вступила въ законный бракъ съ хозяиномъ другаго магазина, на вывск котораго значилось:

‘Поль, по прозванію Эрнестъ, куаферъ’.

Сдлавшись госпожей Поль, по прозванію Эрнестъ, она осталась въ лучшихъ отношеніяхъ съ своей бывшей хозяйкой. По воскресеньямъ, они часто соединялись, чтобы сообща устроить поздку за городъ, на общихъ издержкахъ.

Поль, по прозванію Эрнестъ, былъ высокъ и до такой степени тощъ, что былъ похожъ на палку. Его фотографіи были ничто иное, какъ изображенія билліарднаго кія. Надо, впрочемъ, замтить, что куафера изсушило благородное честолюбіе. Онъ уже давно мечталъ прославить свое имя изобртеніемъ помады, которая останавливала бы вылзаніе волосъ и въ тоже время препятствовала бы порч зубовъ. Его изысканія не привели ни къ какому результату и только сдлали его совершенно плшивымъ, такъ какъ онъ мужественно пробовалъ на себ плоды своихъ трудовъ.

И не только онъ, но и отецъ его, мать, три сестры, братъ, двое дядей и четыре кузена также были плшивы. По родственной привязанности, они предоставили свои головы для опытовъ, результатомъ которыхъ было то, что на всхъ двнадцати головахъ не было столько волосъ, чтобы сдлать изъ нихъ кольцо, которое они думали было поднести, въ день свадьбы, Зюлем, когда она сдлалась мадамъ Поль, по прозванію Эрнестъ.

Благодаря долгимъ и безплоднымъ изысканіямъ, финансы куафера были въ самомъ печальномъ состояніи, но съ молодой модисткой, богатство вошло въ его заведеніе.

Мы не хотимъ этимъ сказать, что у ней были сотни и тысячи, о, нтъ! Она была дочь бднаго крестьянина, обладавшаго виноградниками въ Аржантейл, вино котораго было до такой степени скверно, что для того чтобы пить его, надо было собираться втроемъ: одинъ чтобы пилъ, а двое другихъ держали его за руки и за ноги.

Понятно, что произведеніе подобнаго виноградника не могло доставить Зюлем приданаго, но за неимніемъ денегъ, она принесла мужу дв блестящія идеи.

Сколько изобртателей не замчали открытій, которые они случайно сдлали, стремясь къ намченной цли, часто недостижимой. Такова была судьба и куафера.

— Какъ ты глупъ! вскричала Зюлема, когда мужъ разсказалъ ей о своихъ безплодныхъ попыткахъ.

— Почему это глупъ?

— Да вдь твоя помада вмсто того чтобы сохранять волосы, заставляетъ ихъ вылезать…

— Ну, до… и такъ скоро!… погляди на моихъ родныхъ.

— Такъ отчего же ты не воспользовался этимъ открытіемъ?

— Ты называешь это открытіемъ? сказалъ въ изумленіи куаферъ.

— Да вдь ты нашелъ средство выводить волосы!

Поль, по прозванію Эрнестъ, подскочилъ на мст отъ изумленія.

— Sapristi! вскричалъ онъ во все горло… Вдь ты права! А я объ этомъ и не подумалъ!

— И подумай какой рекламой будетъ для тебя твое семейство, прибавила молодая супруга.

Скоро экю начали стекаться ркой въ карманы куафера, благодаря объявленіямъ о чудотворной сил помады, начинавшимся словами:

Нтъ боле женщинъ съ бородой!… А также благодаря выставк плшиваго семейства, которое можно было видть по четвергамъ отъ семи, до десяти часовъ вечера, въ магазин, освщенномъ электрическимъ свтомъ. Публик дозволялось трогать головы.

Сколько не мене глупыхъ изобртеній, имли успхъ въ этомъ доврчивомъ город Париж, который гордо называетъ себя столицей міра.

Вторая блестящая идея Зюлемы была также проста какъ и первая.

Отвратительное вино ея отца не находило покупателей по три су за литръ, ей пришло въ голову, что продажа пойдетъ лучше, если назначить цну въ тридцать франковъ.

Чтобы достичь этого результата, она розлила вино по маленькимъ флаконамъ и пустила въ продажу подъ именемъ ‘полосканья для зубовъ’.

Вслдствіе этого, въ начал нашего разсказа, Поль, по прозванію Эрнестъ, былъ уже на пути къ богатству. Чтобы не возвращаться къ нему боле, намъ остается только прибавить, что онъ былъ истинный госконецъ въ дурномъ смысл этого слова, т. е. хвастунъ и лжецъ, который постоянно разсказывалъ о разныхъ небывалыхъ приключеніяхъ, бывшихъ съ нимъ, не жаля клятвъ въ подтвержденіе ихъ истины.

Теперь войдемъ въ домъ, чтобы ознакомиться съ остальными его обитателями.

Въ самомъ низу находятся квартиры принадлежащія къ магазинамъ. Въ первомъ этаж помщается мадамъ Дюрье, хозяйка дома, съ хорошенькой Флорой и кухаркой, о которой мы будемъ говорить впослдствіи.

Во второмъ этаж живутъ супруги Рокамиръ и ихъ служанка, сухопарая Фелиси.

Въ третьемъ г. Гравуазо, человкъ въ парик, о которомъ такъ лестно отзывалась Флора.

Позвонимъ, чтобы сдлать визитъ этому полномочному министру хозяйки дома.

Его слуга Патульяръ отворяетъ намъ дверь и говоритъ, что его барина нтъ дома.

Хорошо, мы зайдемъ посл, а теперь поднимемся выше.

Вотъ мы передъ дверью г. де-Рошгри, лейтенанта карабинеровъ, который питаетъ такое влеченіе къ игр на флейт.

Что причиной его необыкновеннаго пристрастія къ этому инструменту?

Это мы сейчасъ объяснимъ.

Сказавъ что де-Рошгри лейтенантъ корабинеровъ, мы считаемъ безполезнымъ прибавлять, что это высокій, сильный и красивый молодой человкъ, пользующійся расположеніемъ прекраснаго пола.

Анатолю де-Рошгри двадцать шесть лтъ. Онъ храбрый солдатъ, веселый собесдникъ, отличный товарищъ, и кром того обладаетъ довольно круглымъ состояніемъ. Такъ щедро одаренный во всхъ отношеніяхъ, онъ казалось-бы долженъ былъ скоро составить себ карьеру. Но къ несчастію для него, есть поводъ опасаться, что его повышеніе компрометировано по его собственной вин, такъ какъ онъ обладаетъ одной слабостью… мы не смемъ назвать это недостаткомъ.

Онъ любитъ женщинъ до невроятія!… Природа одаривъ его чувствительнымъ сердцемъ, совершенно забыла прибавить къ этому врность. Отъ этой несчастной забывчивости, бдный лейтенантъ неудержимо скользилъ по склону любви, и быстроты его паденія не могутъ замедлить вс юбки, за которыя онъ при этомъ цпляется.

Понятно, при такихъ условіяхъ ему нкогда было разузнавать, нтъ ли въ складкахъ какой-нибудь изъ этихъ юбокъ скандальныхъ исторій. Поэтому въ город, гд стояли карабинеры, де-Рошгри имлъ пять дуэлей и поднялъ противъ себя цлую бурю негодованія со стороны обманутыхъ мужей и покинутыхъ имъ женъ, такъ что если бы онъ не поспшилъ убраться изъ города, ему угрожали бы три скандальные процесса.

Взбшенный дуэлями, обезпокоенный будущими процессами, командиръ полка, счелъ своимъ долгомъ успокоить раздраженныхъ отцевъ и мужей, избавивъ городъ отъ побдоноснаго лейтенанта, котораго онъ заставилъ взять отпускъ.

Но болзнь Анатоля была не изъ тхъ, которыя излчиваются перемной воздуха.

Парижская жизнь, гд соблазны были гораздо многочисленне, чмъ въ маленькомъ городк, далеко не способствовала исправленію лейтенанта.

Это былъ лакомка, котораго для наказанія заперли въ кондитерскую.

Хотя полковникъ и не намекалъ на отставку, но де-Рошгри понялъ, что ему не миновать ея, если онъ опять заставитъ слишкомъ громко говорить о себ. Его влеченіе къ прекрасному поду нисколько не ослабло, но онъ сталъ дйствовать осторожно и безъ шума.

Случай удивительно помогъ его проэктамъ наружной реформы, приведя его въ No 12-й улицы Гельдеръ, гд онъ поселился скупивъ гуртомъ мебель своего предшественника кассира, который, вслдствіе прорхи въ касс, неожиданно отправился на Бельгійскія воды.

Спустя три дня посл переселенія, лейтенантъ узналъ уже весь женскій персоналъ дома.

— Шесть, семь, восемь… вс хорошенькія… прошепталъ онъ, считая по пальцамъ. Надемся, что этого запаса намъ хватитъ.

И уже со слдующаго дня больной началъ то, что онъ называлъ домашнимъ леченьемъ.

Не будемъ описывать въ подробностяхъ какъ принялся за это влюбчивый лейтенантъ. Какъ бы то ни было, но въ скоромъ времени, нжныя овечки стали сбгаться по первому призыву флейты ихъ пастушка.

Для каждой была особенная арія и каждая считала себя единственной обладательницей сердца лейтенанта, будучи вполн уврена, что остальныя аріи служили только для отвода подозрній.

Только одна ревнивая Флора начала наконецъ подозрвать, что вс аріи, разнообразнаго калибра, имли одинаковое значеніе.

Теперь мы можемъ судить, какое дйствіе произвело на лейтенанта требованіе Гренгуара, чтобы онъ прекратилъ свою игру.

Несчастный привратникъ и не подозрвалъ всей важности этихъ музыкальныхъ упражненій.

Пріхавъ въ Парижъ, лейтенантъ привезъ съ собой своего деньщика Бушю, такъ звали этого солдата, который находилъ вполн естественнымъ необыкновеиное влеченіе къ прекрасному полу, недававшее покоя его командиру.

— Онъ стъ по своему аппетиту, говорилъ себ Бушю, давно уже привыкшій къ странному образу жизни лейтенанта.

Бушю даже не любопытствовалъ узнать имена многочисленныхъ постительницъ, и говоря о нихъ, такъ какъ онъ имлъ право критики, онъ всегда называлъ ихъ аріями, которыя служили имъ призывнымъ сигналомъ.

Смотря по тому, нравились он ему или нтъ, онъ руководилъ музыкальными фантазіями лейтенанта, который не рдко слдовалъ совтамъ деньщика.

— Что, если я сыграю Дочь неба?… спрашивалъ лейтенантъ.

— Э! Дочь неба слишкомъ скучна. У васъ теперь шампанское въ голов, вамъ надо чего-нибудь веселаго, живаго… На вашемъ мст я сыгралъ бы Приди въ мою обитель, совтовалъ Бушю, который предпочиталъ всмъ субретку Флору.

Подобнаго рода разговоръ послдовалъ за уходомъ мадамъ Рокамиръ, которая предупрежденная страшнымъ чиханіемъ на лстниц, поспшила вернуться къ Южному человку, котораго она не могла понять.

Посл двухнедльнаго сопротивленія, мадамъ Рокамиръ покорилась наконецъ чарамъ флейты и дебютировала подъ звуки аріи Моя свирпая тигрица. Анатоль хотлъ узнать мнніе Бушю о его новой побд.

Когда солдатъ, махнувъ рукой, произносилъ звучное: хорошо для кавалеріи, это было доказательствомъ, что новое пріобртеніе ему нравилось. Но если онъ крутилъ усы и говорилъ: годится для пхоты, это означало, что онъ не одобряетъ выборъ лейтенанта.

— Ну что? спросилъ Анатоль, посл ухода мадамъ Рокамиръ.

— Хорошо для кавалеріи, сказалъ сухо депьщикъ.

— А! ты кажется не находишь ее красивой?

— Нтъ… но она слишкомъ жеманна… Она изображаетъ семилтняго ребенка, который идетъ къ дантисту… я не люблю такой комедіи.

— Подумай, что это ей въ первый разъ…

— Въ первый разъ!.. Да, начиная съ конца, замтилъ насмшливо Бушю.

— Ты слишкомъ строгъ. Можетъ быть во второй разъ…

— Хорошо! Но только не слдуетъ слишкомъ часто играть эту арію, прервалъ сурово Бушю.

— Значитъ ты ее осуждаешь?

— Не совершенно… Но между нами будь сказано, не стоило для этого цлыхъ дв недли, грызть вашу кость отъ котлетки.

Такими словами Бушю обозначалъ музыкальныя упражненія своего командира.

Неужели Анатоль, какъ и его деньщикъ, не оцнилъ мадамъ Рокамиръ? Это можно было предположить, такъ какъ не прошло и часу, посл ея ухода, какъ онъ уже спрашивалъ.

— Хочешь чтобъ я сыгралъ другую арію?

— Уже! замтилъ Буйно.

— Да вдь теб не нравится Моя свирпая тигрица?

— Да, я предпочитаю Пріиди въ мою обитель… Вы ее хотите звать?

— Нтъ, другую.

— Ну, другую такъ другую. Грызите же вашу кость.

Анатоль взялся за инструментъ.

— Та! та! та! вскричалъ въ изумленіи Буйно.

— Что съ тобой? спросилъ Анатоль только что взявшій первые ноты.

— Да. Я ее не знаю!

— Эта новая арія.

— И вы ее называете?

— Какъ море прекрасно.

— Чортъ побери! И вы думаете что она не останется безъ дйствія.

— Сейчасъ увидишь!

— Ну такъ грызите кость, сказалъ Буйно, приготовившійся ждать результатъ игры.

— Ужь не хозяйку ли ему удалось смягчить? подумалъ онъ.

Кончивъ игру, Анатоль положилъ флейту на столъ со словами.

— Ну, теперь будемъ ждать!

— Вы уврены, что эта особа не закладываетъ себ въ уши вату? спросилъ насмшливо деньщикъ посл нсколькихъ минутъ ожиданія.

Но не усплъ онъ окончить этой фразы, какъ въ передней послышался осторожный звонокъ.

— Отвори! приказалъ лейтенантъ.

Въ передней было очень темно, вслдствіе этого, въ ту минуту, когда отворилась дверь, Бушю почувствовалъ, что его руку беретъ чья-то дрожащая рука и чей-то взволнованный голосъ произнесъ.

— О! какъ надо любить Анатоль, чтобы ршиться на такое безуміе!.. Среди дня!.. Къ счастію мои работницы думаютъ что я заперлась въ моей комнат ‘одна съ моимъ горемъ’!

— Обратитесь къ лейтенанту, дверь прямо, это меня не касается, сказалъ спокойно Бушю, указывая дорогу добродтельной модистк, мадамъ Абрикотинь.

Когда она вошла въ хорошо освщенную гостинную, гд ждалъ ее Анатоль, Бушю могъ разглядть ея лицо и фигуру.

Поэтому, когда Анатоль бросилъ вопросительный взглядъ на солдата какъ-бы спрашивая его мннія о постительниц, Бушю, позади модистки, махнулъ рукой и его губы зашевелились, казалось, произнося эти одобрительныя слова:

— Хороша для кавалеріи.

IV.

Оставилъ квартиру лейтенанта и докончимъ нашъ осмотръ дома.

Пятый этажъ былъ раздленъ на десять мансардъ, изъ которыхъ дв лучшія занималъ артистъ Кловисъ. Четыре были заняты работницами и служанкой модистки. Въ седьмой жилъ Патульяръ слуга Гравуазо, въ восьмой ученикъ куафера Поля, по прозванію Эрнестъ.

Остальныя дв были наняты трубочистомъ и пирожникомъ, вводными личностями въ нашемъ разсказ, которыхъ мы выведемъ на сцену, если того потребуютъ^: обстоятельства.

Теперь, когда наши читатели знакомы со всми обитателями дома, поспшимъ сойти скоре внизъ, къ привратнику Гренгуару.

Прежде чмъ войти въ его конурку, набросаемъ въ немногихъ словахъ біографію этой почтенной особы.

Нельзя родиться привратниками, точно также какъ и не родятся писателями.

Обыкновенно событія жизни заставляютъ, въ одно прекрасное утро, заняться одной изъ этихъ профессій, не требующихъ никакого предварительнаго приготовленія. Мы даже должны признаться, что изъ этихъ двухъ, карьера привратника соблазнительне, такъ какъ онъ по крайней мр не рискуетъ остаться на мостовой.

Было время, когда Гренгуаръ звался Гусманомъ и подвизался на подмосткахъ Батиньольскаго театра. Но къ несчастію, въ немъ было слишкомъ сильно чувство собственнаго достоинства.

— За цлое царство, повторялъ онъ часто, я не соглашусь сказать глупость.

Поэтому, если ему встрчались въ пьесахъ темныя или несообразныя мста, онъ не колеблясь исправлялъ ихъ не обращая вниманія на замчанія режиссера.

Такъ напримръ, разъ ему случилось пть романсъ маленькаго юнги, который оканчивался слдующими словами:

‘Я плачу и думаю о моей матери,

‘О моей матери, которая далеко…’

Гренгуаръ, обличая автора въ глупости, ввелъ измненіе въ послдней строк и читалъ ее такъ:

‘О моей матери, которая калка…’

И въ подтвержденіе этого, говорилъ увреннымъ тономъ:

— Если мать калка, это печально, очень печально для сына и тогда я понимаю, почему плачетъ юнга. Иначе онъ просто былъ бы идіотомъ.

Но опасно быть всегда правымъ и Гренгуаръ узналъ это на опыт. Авторы, люди гордые, вооружились вс противъ строгаго критика и не стали давать ему ролей, обративъ его такимъ образомъ въ простого фигуранта.

Тогда онъ понялъ, что его театральная карьера кончена. Непризнанный геній сложилъ крылья и отказываясь отъ сцены, сталъ искать другихъ занятій.

— Карлъ пятый сдлался-же часовщикомъ! сказалъ онъ, поступивъ однажды привратникомъ въ домъ старика Дюрье.

О своей прежней жизни привратникъ хранилъ глубокое молчаніе. Онъ былъ способенъ разговориться о прошломъ только съ человкомъ, который, говоря его словами, пришелся бы ему по душ.

Изъ всхъ жильцовъ дома, только одинъ пришелся ему по душ, это былъ граверъ Кловисъ, которому, въ минуту откровенности, Гренгуаръ сообщилъ о своихъ прежнихъ успхахъ.

— Такой великій артистъ долженъ былъ бы идти отъ тріумфа къ тріумфу! вскричалъ Кловисъ, когда привратникъ разсказалъ ему свою исторію.

— Да, если бы не авторы, я былъ бы теперь во Французскомъ театр.

— Еще бы!

— Если-бы вы меня видли генераломъ!

— А! вы играли и военныя роли?

— Чортъ возьми! Вы можете судить объ этомъ по моему быстрому повышенію. Я дебютировалъ въ Батиньол въ роли сержанта, спустя шесть мсяцевъ я игралъ полковниковъ, а въ конц года генераловъ.

— Вотъ что называется быстро идти.

— Разъ я спросилъ у директора мое жалованье, которое я не получалъ два мсяца. Онъ мн отвчалъ!… За недостаткомъ денегъ, я хочу выразить хоть чмъ-нибудь мою благодарность и удовольствіе, съ сегодняшняго дня, вы будете играть дивизіонныхъ генераловъ.

— О! да вы дошли-бы наконецъ до маршала!

— Да, еслибы не авторы.

Этотъ разговоръ доставилъ большее развлеченіе артисту и онъ съ того времени сталъ звать Гренгуара не иначе какъ генераломъ.

Къ этой шуточной лести, прибавьте привычку гравера, каждый разъ проходя мимо конурки привратника, перекинуться съ нимъ нсколькими дружескими словами, и тогда будетъ легче понять, что молодой человкъ пользовался полной симпатіей Гренгуара.

Поэтому, розыскиваи мужа для хозяйки, привратникъ прежде всего подумалъ о Кловис.

Мы уже видли каковъ былъ результатъ попытки гравера увидться съ хозяйкой дома.

Получивши отвтъ, что мадамъ Дюрье еще въ ванн, онъ сошелъ внизъ, чтобы согласно условію сообщить привратнику о своей неудач.

— Ну что? Неправда ли, вдь она хороша? спросилъ завидя его Гренгуаръ.

Успхъ задуманнаго имъ проэкта завислъ отъ перваго свиданія артиста и вдовы, поэтому легко понять съ какимъ нетерпніемъ ожидалъ онъ отвта.

— Хороша ли, не знаю, а вотъ я нахожу ее странной, сказалъ молодой человкъ.

— А! Она говорила вамъ странныя вещи?

— Кто она?

— Мадамъ Дюрье.

— Да я ее не видлъ.

— Что же вы тогда находите страннымъ?

— Отвтъ, который дала мн ея горничная. Она сказала: госпожа еще въ ванн… можетъ быть съ тхъ поръ какъ эта дама овдовла, она проводитъ жизнь въ вод, стараясь утопить свое горе?

— Э! она я думаю давно ужь и забыла о старик… подумайте только, что онъ былъ пятьюдесятью годами ея старше… Не думаю чтобы любовь къ покойному мшала ей выйти замужъ… и ей не трудно будетъ найти охотника съ ея фигурой и тридцатью тысячами дохода.

Какъ и въ первый разъ, это напоминаніе о богатств вдовы не произвело никакого впечатлнія на гравера.

— Теперь я не знаю, что мн и длать, сказалъ онъ, поглощенный мыслями о плат за квартиру… Если хозяйка невидима, придется идти къ Гравуазо.

— Ну, это плохо для васъ! замтилъ качая головой Гренгуаръ.

— Онъ, значитъ, мн откажетъ?

— Наврное. Этотъ скряга не шутитъ съ получкой денегъ. Онъ сохранилъ эту привычку съ того времени когда занимался торговлей.

— А! какой же торговлей?

— Онъ длалъ банкротства.

— Да разв это торговля.

— По крайней мр онъ самъ это воображалъ… Съ перваго взгляда, правда, можно было подумать, что онъ и на самомъ дл чмъ то торгуетъ, но это было только предлогомъ для его настоящаго промысла.

— Длать банкротства?

Гренгуаръ ненавидлъ отъ всей души человка, который овладвъ довріемъ хозяйки дома, лишилъ его всхъ выгодъ, нкогда сопряженныхъ съ его должностью, въ числ которыхъ не послднее мсто занимало полученіе денегъ съ жильцовъ. Поэтому привратникъ радъ былъ излить свою злобу.

— Слушайте, сказалъ онъ… Онъ покупалъ все что могъ, только при этомъ забывалъ платить. Затмъ онъ спускалъ товары за полъ-цны и конечно легко находилъ покупателей, продавъ все, онъ объявлялъ себя банкротомъ и платилъ кредиторамъ 20 процентовъ, стало быть ему оставалось 30 процентовъ чистаго барыша. Четыре банкротства по милліону, доставило по триста тысячь… милліонъ двсти тысичь… шестьдесятъ тысячь доходу… Тогда онъ оставилъ дло.

— Э! Э! Онъ совершенно особенно понималъ торговлю, вашъ Гравуазо! замтилъ Кловисъ.

— Штъ! Вотъ и онъ самъ! сказалъ въ эту минуту Гренгуаръ.

Въ самомъ дл въ окошечк показалось лицо бывшаго комерсанта, дйствительно напоминавшее, какъ замтила Флора, лисью морду. На немъ ясно виднлись хитрость, жадность и лицемріе.

— Ну, этотъ милый Гравуазо пахнетъ мошенникомъ! подумалъ артистъ, разглядывая фигуру повреннаго мадамъ Дюрье, котораго онъ до сихъ поръ видлъ только мелькомъ.

— Нтъ ли ко мн писемъ, Гренгуаръ? спросилъ методичнымъ голосомъ Гравуазо, растягивая слова.

— Я вс ихъ отдалъ Петульяру, отвчалъ привратникъ.

Получивъ этотъ отвтъ, Гравуазо направился было къ лстниц, но тотчасъ же вернулся.

— Гренгуаръ, сказалъ онъ, я чуть было не позабылъ спросить у васъ дома ли артистъ Кловисъ, мн вовсе не хочется напрасно подниматься въ пятый этажъ.

— Вамъ не надо такъ высоко подниматься, вотъ самъ г. Кловисъ, отвчалъ привратникъ, указывая на гравера.

— А! Отлично! сказалъ Гравуазо, отпирая дверь и входя въ комнату привратника.

Такъ какъ мадамъ Дюрье поручила мн вести ея дла, продолжалъ онъ, кланяясь артисту, то я намревался явиться къ вамъ, чтобы…

— Да, я знаю… за деньгами, прервалъ Кловисъ. Я не хотлъ заставлять васъ подниматься такъ высоко и поэтому сейчасъ поручилъ Гренгуару передать вамъ…

— Деньги? спросилъ, съ любезнымъ видомъ, Гравуазо.

— Нтъ, не деньги… а мое сожалніе, что я не могу теперь ничего уплатить. Но я достану денегъ, если мн дадутъ небольшую отсрочку.

— О! Съ удовольствіемъ!.. Хотите два часа? предложилъ Гравуазо съ фальшивой улыбкой.

— То-есть два мсяца, замтилъ Кловисъ, который подумалъ, что тотъ обмолвился.

— Нтъ, позвольте, я сказалъ два часа, а не мсяца. Еслибы я, лично, былъ вашимъ кредиторомъ, я конечно не подумалъ бы отказать вамъ и въ боле долгой отсрочк: но, къ несчастію, я только повренный владлицы дома и обязанъ буквально слдовать ея приказаніямъ. Вы меня понимаете?

Это было сказано лицемрно, печальнымъ тономъ, повидимому, Гравуазо былъ въ отчаяніи отъ необходимости отказать артисту, его глаза, казалось, готовы были наполняться слезами.

Но Кловиса не обманула эта комедія.

— Не огорчайтесь по-напрасну, г. Гравуазо! вскричалъ онъ, прикидываясь растроганнымъ. Я предвидлъ, какъ тяжело будетъ для васъ отказать мн и, чтобы избавить васъ отъ этой муки, я ршился прямо пойти къ хозяйк и просить ее объ отсрочк.

— А! И она васъ приняла?

— Къ несчастію она брала въ это время ванну… Немного погодя я снова попытаю счастья.

Гравуазо покачалъ головой.

— Она васъ не приметъ, сказалъ онъ, уже не столь любезнымъ и вкрадчивымъ тономъ.

— Почему же?

— Потому что она поставила себ за правило не принимать никого изъ жильцовъ съ тхъ поръ, какъ я вступилъ въ управленіе домомъ.

— Ба! одинъ разъ ничего не значитъ.

— Нтъ, говорю я вамъ. Уступивъ вашей просьб, мадамъ Дюрье оскорбила бы меня, выказавъ тмъ недовріе къ моему усердію и заботливости о ея интересахъ. Будьте уврены, что она пригласитъ васъ обратиться ко мн.

— Ну, это не очень то пріятно.

Гравуазо сдлалъ видъ что не понимаетъ смысла этихъ словъ и продолжалъ:

— И такъ, г. Кловисъ, не разсчитывайте на иную отсрочку, кром предложенной мною. Когда два часа пройдутъ, я буду имть честь явиться къ вамъ, и если у васъ къ тому времени не будетъ денегъ, я принужденъ буду наложить арестъ на ваше имущество.

Съ этими словами Гравуазо повернулся чтобы выйти, но въ ту же минуту едва не былъ сбитъ съ ногъ Флорой, влетвшей въ ли, ерь, смясь какъ сумасшедшая.

— А! вы здсь? вскричала она увидвъ Кловиса… Вотъ кстати!… А я шла сюда просить Гренгуара передать вамъ, что госпожа согласна васъ принять когда вамъ будетъ угодно.

— Что? сказалъ съ изумленіемъ Гравуазо.

— Теперь мое порученіе исполнено и я спшу назадъ, такъ какъ госпожа меня ждетъ, прибавила Флора.

И не обращая вниманія на звавшаго ее Гравуазо, она убжала такъ же поспшно, какъ и вошла.

Согласіе мадамъ Дюрье принять артиста, казалось, очень непріятно поразило Гравуазо.

— Будьте уврены, что мое предсказаніе оправдается, сказалъ онъ обращаясь къ граверу, васъ непремнно отправятъ ко мн. Я сейчасъ самъ пойду къ мадамъ Дюрье и передамъ ей вашу просьбу, чтобы избавить васъ отъ безполезнаго визита.

Сказавъ это онъ вышелъ и, поднявшись въ первый этажъ, позвонилъ у дверей хозяйки дома.

Дверь тотчасъ же отворилась, но, увидя Гравуазо, Флора загородила ему дорогу.

— Госпожа не можетъ принять васъ, сказала она, въ мое отсутствіе у ней страшно разболлась голова и теперь она хочетъ немного уснуть.

— Но вдь вы сейчасъ говорили этому молодому человку, что его примутъ?

— Да, а теперь, если онъ придетъ, я скажу ему, чтобы онъ явился завтра.

Съ этими словами Флора заперла дверь и Гравуазо началъ подниматься къ себ, въ третій этажъ.

— Я все-таки успю увидть ее прежде чмъ она приметъ этого артиста.

Въ это время привратникъ говорилъ молодому человку:

— Онъ хочетъ помшать вамъ идти къ хозяйк. Но какъ бы то нибыло, вамъ слдуетъ сходить къ ней.

— Еще бы! и даже сейчасъ! вскричалъ Кловисъ. Скажите-ка генералъ, продолжалъ онъ посл короткаго молчанія.

— Что?

— Въ самомъ дл хозяйка хороша собой?

— Очень хороша.

— Такъ надо позаботиться о своей фигур. Пойду побриться.

Спустя минуту артистъ, выйдя на улицу, вошелъ въ заведеніе Поля, по прозванію Эрнестъ. Самъ хозяинъ былъ въ это время занятъ въ своей лабораторіи приготовленіемъ знаменитой помады, поэтому артистъ прибгнулъ къ услугамъ ученика, своего сосда по квартир.

Мадамъ Поль была тутъ же за выручкой, вышивая подтяжки для мужа, котораго день рожденія долженъ былъ скоро наступить.

Она двигала иголкой съ усердіемъ, которое доказывало, какое удовольствіе доставляло ей это занятіе.

Вдругъ Кловисъ замтилъ, что она остановилась и стала прислушиваться.

Ученикъ вроятно угадалъ ея мысль, такъ какъ онъ пересталъ намыливать щеки гравера и сказалъ обращаясь къ хозяйк:

— Не бойтесь ничего, мадамъ, это не хозяинъ. Не прячьте вашу работу, вы можете продолжать вышиваніе.

— Благодарю васъ, Тимолеонъ, отвчала Зюлема, снова принимаясь за иголку.

Вы понимаете? она хотла сдлать сюрпризъ Полю, по прозванію Эрнестъ, и поэтому старалась чтобы онъ даже и не подозрвалъ, что ему готовится.

Вскор Зюлема опять подняла голову и снова Тимолеонъ счелъ долгомъ успокоить ее.

— Нтъ, нтъ, сказалъ онъ… Вы думаете что это хозяинъ свиститъ?… Нтъ, это флейта музыканта изъ четвертаго этажа… Какія, право, легкія у этого офицера!.. Сегодня онъ цлый день играетъ… только нельзя разслышать что… Я знаю вс почти его аріи, а все таки часто съ трудомъ ихъ различаю, отсюда такъ далеко…

— Онъ играетъ теперь не Дочь пустыни? спросила Зюлема немного взволнованнымъ голосомъ.

— Нтъ, это Какъ море прекрасно, замтилъ Кловисъ. И я очень хорошо разыграю, надо признаться.

— Вы тоже умете играть на флейт, г. Кловисъ? спросила супруга куафера.

— Да, я немного играю на этомъ инструмент, отвчалъ граверъ.

Къ этому времени бритье было уже окончено и Кловисъ, расплатившись, вышелъ изъ парикмахерской.

Когда онъ проходилъ мимо конурки привратника, тотъ крикнулъ ему вслдъ:

— Счастливаго пути!

Поднявшись въ первый этажъ, Кловисъ позвонилъ и Флора тотчасъ же отворила ему дверь.

Увренность Гравуазо, что онъ успетъ предупредить визитъ артиста хозяйк, далеко не оправдалась, такъ какъ узнавъ молодаго человка, субретка вскричала:

— А! это вы! Войдите, я доложу о васъ госпож. Она хочетъ выслушать васъ, не смотря на страшную головную боль, которая мучаетъ ее до такой степени, что она не можетъ взглянуть на свтъ.

Проведя молодого человка по квартир, она втолкнула его въ будуаръ, шепнувъ ему на ухо:

— Сейчасъ направо, вы найдете кресло у самыхъ дверей.

Это замчаніе было далеко не излишнимъ, такъ какъ больная, не вынося свта, велла опустить занавсы на всхъ окнахъ, вслдствіе чего въ будуар царствовала такая темнота, что Кловисъ съ трудомъ разглядлъ блый пеныоаръ мадамъ Дюрье, лежавшей на диван.

— Стоило право бриться! подумалъ артистъ, подвигаясь осторожно въ темнот.

— Извините, что я принимаю васъ въ такомъ мрак, начала мадамъ Дюрье слабымъ и разстроеннымъ голосомъ, въ то время какъ Кловисъ ощупью отыскивалъ кресло, о которомъ говорила ему Флора.

Я ожидаю что вы сообщите мн причину вашего визита, продолжала она посл короткаго молчанія.

— Боже мой! эта причина очень проста, отвчалъ артистъ. Я хотлъ сдлать вамъ печальное признаніе.

— Признаніе?

— Столь же печальное какъ и короткое, такъ какъ оно состоитъ всего изъ пяти словъ: у меня нтъ ни гроша денегъ.

— Такъ что-же?

— Такъ какъ это финансовое положеніе могло привести къ натянутымъ отношеніямъ между хозяйкой дома и жильцомъ, то я и подумалъ, что соединивъ мою откровенность съ вашей любезностью, можно найти средство выйти изъ затрудненія.

— Какое же средство?

— Дать мн отсрочку.

— Я слишкомъ мало занимаюсь домомъ и поэтому мн извинительно спросить васъ, кто вы такой?

— О! моя отсрочка не составитъ вамъ большаго разсчета. Я занимаю дв мансарды пятаго этажа.

— А! Да… вы кажется артистъ?

— Артистъ, граверъ.

— И ваше имя?

— Кловисъ.

— Просто Кловисъ?

— Кловисъ де-Фронтакъ, если вамъ угодно.

За этими словами послдовало продолжительное молчаніе.

— Ужь не заснула ли она? подумалъ артистъ.

Но наконецъ снова раздался голосъ мадамъ Дюрье, слегка дрожавшій, вроятно вслдствіе головной боли.

— Значитъ вы находитесь въ затруднительномъ положеніи, г. де-Фронтакъ? спросила она.

— Извините… не Фронтакъ, а Кловисъ, просто Кловисъ.

— Почему же вы не носите полнаго имени?

— Я нахожу, что Кловиса совершенно достаточно для человка безъ гроша.

— Ваша жена должна очень страдать отъ этого стсненія? спросила неожиданно мадамъ Дюрье.

— Нисколько!

— А! произнесла съ живостью Селестина.

— Ваша болзнь усиливается? Вы можетъ быть желаете чтобы я ушелъ? спросилъ артистъ, которому показалось, что восклицаніе хозяйки вызвано страданіемъ.

— Нтъ… это уже прошло… это былъ такъ, легкій припадокъ… Я не могу отпустить васъ безъ отвта г. де-Фрон…. т. е. я хочу сказать Кловисъ.

— Ну она порядочно заставляетъ меня ждать этого отвта, сказалъ себ молодой человкъ.

Могу я расчитывать на ваше снисхожденіе? продолжалъ онъ вслухъ.

Но мадамъ Дюрье вроятно не разслышала этого вопроса.

— Такъ значитъ ваша жена не жалуется? начала она снова.

— Я еще жду первой жалобы моей жены, и это по весьма простой причин, отвчалъ весело Кловисъ.

— Какой причин?

— Потому — что я еще не женатъ.

— А! произнесла Селестина.

Но насколько первое ‘А!’ было печально, настолько второе звучало облегченіемъ.

Кловисъ снова принисалъ это капризамъ головной боли.

— Кажется вамъ немного лучше? замтилъ онъ.

— О! очень мало! отвчала жалобно больная.

Чтобы напомнить вдов о цли своего визита, граверъ повторилъ опять свою фразу:

— Могу-ли я разсчитывать на ваше снисхож…?

— Значитъ у васъ нтъ дтей? спросила, не давъ ему договорить, Селестина.

— Натурально.

Мадамъ Дюрье разсмялась, не смотря на головную боль.

— О! О! Это ‘натурально’ великолпно, сказала она.

— Но вдь я же имлъ честь сообщить вамъ, что я не женатъ.

— Ну такъ что-же? произнесла прозаически вдова.

— Какъ, что-же?… Я не понимаю какъ-же тогда могу я имть дтей? Разв выигравъ ихъ въ лоттерею.

— Ваша мансарда значитъ совершенная пустыня, которую не посщаетъ… какая нибудь Лизета?

Повидимому, головная боль длала вдову немного нескромной въ ея вопросахъ.

— Лизета, сказалъ артистъ покачавъ головой, о! нтъ. Мн и одному, трудно жить моей работой.

— Но вдь не всегда же вы были въ стсненномъ положеніи… я такъ полагаю, по крайней мр… и чего нтъ теперь, то могло быть прежде.

— Sapristi! подумалъ Кловисъ, темнота мшаетъ мн убдиться, красива ли хозяйка, но очевидно и безъ свта, что она страшно любопытна.

— Да, продолжала Селестина, если вы припомните прошлое… лтъ пять или шесть тому назадъ… я уврена найдутся не одна, а шесть… даже десять Лизетъ.

— О! О! произнесъ артистъ, котораго хотя и забавляло любопытство вдовы, но онъ начиналъ находить, что она заходила слишкомъ далеко.

— Что значитъ это ‘О! О!’?

— Но… такое количество…

— Что же мало… или много?

— Слишкомъ много! положимъ ихъ было только одна.

— А! одна! повторила насмшливо Селестина.

Какое то воспоминаніе пробудилось въ сердц артиста и онъ, увлеченный внезапнымъ порывомъ, отвчалъ взволнованнымъ голосомъ:

— Да, одна, только одна… я говорю объ истинной любви… такъ какъ остальныя…

— Хорошо, не будемъ говорить объ остальныхъ… Значитъ вы любили одну женщину?

— О! Да! вздохнулъ Кловисъ.

— И можетъ быть и теперь еще любите?

— Не скажу нтъ… хотя я не знаю что съ ней и гд она.

— Что же, можно искать.

— Если бы я искалъ ее двадцать лтъ и тогда мн невозможно было бы найти ее.

— Почему?

— Потому что я ее не узналъ бы.

— Въ самомъ дл?

— Да, я никогда ее не видлъ.

Мадамъ Дюрье снова иронически засмялась.

— Вотъ чему я никогда не поврю, сказала она.

— И однако это чистая истина.

— Но тогда значитъ это была любовь платоническая… черезъ письма.

— Гм! гм! произнесъ Кловисъ тономъ побдителя.

— Не платоническая.

— Нисколько.

Послдовало короткое молчаніе.

— Такъ вы въ самомъ дл никогда ее не видли? спросила недоврчиво Селестина.

— Увряю васъ.

Въ это время Кловису показалось, что блый пеньюаръ пришолъ въ движеніе. Мадамъ Дюрье приподнялась и сла на диван.

— Вы никогда ее не видли? Никогда? повторила вдова, повидимому живо заинтересованная этой странной любовью.

— Даю вамъ честное слово! сказалъ серьезно артистъ.

Вжливость не позволяла боле настаивать и мадамъ Дюрье сдлала видъ, что вполн вритъ словамъ гравера.

— Ваша исторія оказала мн большую услугу, замтила она смясь. Она меня такъ развлекла, что я позабыла про мою головную боль. Мн теперь гораздо легче. Я попрошу васъ г. Кловисъ поднять занавсы, попробую, могу ли я теперь выносить свтъ.

Читатель угадываетъ съ какой поспшностью исполнилъ артистъ просьбу мадамъ Дюрье.

Поднявъ занавсы, онъ обернулся и взглянулъ на хозяйку сидвшую на диван въ кокетливой и граціозной поз, моргая глазами отъ внезапно хлынувшихъ лучей свта.

— Чортъ возьми! Да она въ самомъ дл очень хороша! подумалъ артистъ.

— Теперь, сказала Селестина, моя болзнь почти совсмъ прошла, поговоримъ серьезно о томъ, что насъ привело сюда. Вы говорите что не можете заплатить за квартиру?

— Увы! нтъ.

Хозяйка покачала головой.

— Знаете, сказала она довольно сухимъ тономъ, вдь это первый еще разъ вамъ приходится платить, судя по этому, я имю основаніе безпокоиться и о слдующихъ уплатахъ.

— Я надюсь, что причина помшавшая мн заработать деньги, боле не повторится.

— У васъ не было работы?

— Нтъ, работа была, по къ несчастію я свихнулъ себ кисть правой руки и это на нсколько недль лишило меня возможности работать.

— Вы упали?

— Нтъ. Я вывихнулъ руку проучивая одного нахала.

Припадокъ очевидно прошолъ у мадамъ Дюрье, такъ какъ вмсто того чтобы распрашивать о подробностяхъ этого проучиванія нахала, она замтила посл минутнаго молчанія.

— Вамъ надо было обратиться къ г. Гравуазо, моему повренному.

— Я видлъ этого господина, но онъ отказалъ мн въ отсрочк.

— Вы понимаете, что я не могу идти противъ распоряженій человка, которому я вполн довряю. Что бы онъ ни длалъ, для меня это всегда хорошо сдлано! Мн остается только пожелать вамъ успха у моего повреннаго.

Съ этими словами мадамъ Дюрье поднялась, давая этимъ знать артисту, что аудіенція кончена.

— Чортъ побери! подумалъ Кловисъ. Теперь я пересталъ забавлять ее и она топитъ меня безъ всякихъ церемоній.

Онъ поднялся въ свою очередь и поклонился хозяйк говоря:

— Въ такомъ случа мн остается только спокойно ждать описи моего имущества.

— Но почему же не хотите вы переговорить съ Гравуазо?

— Это совершенно безполезно. Этотъ господинъ далъ мн два часа сроку, чтобы собрать мои капиталы… а они представляютъ сумму въ пятьдесятъ два… нтъ, въ сорокъ семь су, сейчасъ я истратилъ пять на бритье. Очевидно, что вашъ повренный разсчитывающій на горы золота, не примтъ такого скромнаго взноса.

— Разв вы въ самомъ дл безъ всякихъ средствъ?

— Я бдне Іова, тотъ по крайней мр могъ ходить безъ всякой одежды, что въ наше время не осуществимо… Единственный Американскій дядюшка, выручавшій меня не разъ изъ бды, былъ ломбардъ. Но, увы! теперь наши сношенія прерваны, такъ какъ соединявшая насъ связь исчезла. У меня нтъ боле часовъ, благодаря которымъ я не разъ входилъ въ сношенія съ этимъ дорогимъ родственникомъ… Я потерялъ ихъ, или они были у меня украдены, во время ночной встрчи съ нахаломъ, о которой я вамъ сейчасъ говорилъ.

Положительно эта исторія съ Кловисомъ нисколько не интересовала Селестину, такъ какъ и на этотъ разъ она не обратила на нее вниманія и какъ бы спша отдлаться отъ докучнаго постителя, снова поклонилась молодому человку со словами:

— Повторяю вамъ, что вамъ слдуетъ обратиться къ моему повренному.

Видя что ему остается только уйти, Кловисъ поклонившись хозяйк, попятился въ двери.

— Берегитесь! г. Кловисъ… Осторожне… тамъ… позади васъ! вскричала вдругъ мадамъ Дюрье испуганнымъ голосомъ.

При этомъ восклицаніи Кловисъ поспшно обернулся и увидлъ въ дверяхъ хорошенькую двочку, лтъ пяти, которую онъ едва не сшибъ съ ногъ.

— Поди сюда, моя милочка, сказала нжно Селестина обращаясь къ ребенку.

Граверъ посторонился, чтобы дать дорогу двочк, которая робко проскользнула мимо него.

— Какая у васъ хорошенькая дочька, сказалъ Кловисъ.

— Увы! Небо отказало мн въ радости быть матерью. Это дочь моей кухарки… Я только ея крестная мать, отвчала со вздохомъ Селестина, цлуя ребенка, обвившаго руками ея шею.

— О! о! мадемуазель Лили, продолжала она, что это у васъ заплаканные глаза? Неужели вы не хорошо вели себя?

— Мама хотла чтобы я съла еще супу! пролепетала съ гримасой мадемуазель Лили.

— Но вдь отъ супу маленькія двочки ростутъ!

— Это правда? правда, крестная? спросилъ ребенокъ, гладя по щекамъ мадамъ Дюрье.

— Чтобы она сказала, если бы я такъ потрепалъ ее по щек! подумалъ Кловисъ.

— Да, продолжала молодая женщина, тотъ, кто кушаетъ супъ, длается большимъ, большимъ… Такимъ большимъ какъ этотъ господинъ, вотъ спроси у него.

— Еще больше! поспшилъ подтвердить граверъ.

— Тогда, пусти меня крестная, я пойду еще пость супу, сказала Лили.

— Вотъ это хорошо! Надо всегда быть послушной. Въ награду за это, тебя поцлуетъ этотъ господинъ… Это принесетъ ему счастіе.

И прежде чмъ Кловисъ, совершенно неожиданно попавшій въ раздаватели наградъ за послушаніе, усплъ опомниться отъ изумленія, Селестина уже подвела къ нему ребенка.

Какъ только губы артиста коснулись ребенка, мадамъ Дюрье отступила на шагъ назадъ и поклонившись сказала серьезнымъ тономъ.

— Желаю вамъ сговориться съ моимъ повреннымъ.

Молодой человкъ понялъ, что наконецъ пора идти и, поклонившись, вышелъ изъ будуара, повторивъ:

— Я буду ждать спокойно описи.

На дорог, онъ встртилъ веселую камеристку Флору.

— Ну что, довольны вы? спросила она его, съ любопытствомъ.

— Конечно. Хозяйка общала мн, что какъ только я отдамъ за квартиру, до послдняго су, она дастъ мн отсрочку въ остальной сумм.

— Не можетъ быть! вскричала въ изумленіи Флора.

Она была вполн уврена, что мадамъ Дюрье исполнитъ просьбу гравера.

— Правда, она не сказала этого прямо, продолжалъ Кловисъ, но, что одно и то-же, она послала меня къ Гравуазо.

— Вотъ кого я терпть не могу!

— Ваше мнніе раздляется всми, кром мадамъ Дюрье.

— Ну, я бы не поручилась за это.

— За что?

— Что, госпожа не знаетъ, что Гравуазо негодяй и плутъ.

— Ну вотъ! Если бы это было такъ, она не доврила бы ему свое состояніе!

— Вотъ этого то я и не понимаю, но я увренъ что госпожа знаетъ, что за птица, этотъ Гравуазо.

Этотъ разговоръ, происходившій въ передней, былъ внезапно прервапъ страшнымъ взрывомъ, раздавшимся на лстниц.

— А! Это г. Рокамиръ чихаетъ! сказала смясь Флора.

Въ ту же минуту раздался звонокъ. Флора открыла дверь и на порог дйствительно показался Рокамиръ. Онъ повидимому, желалъ обратиться съ любезностями къ субретк, но увидя Кловиса воздержался.

— Вамъ не надо и звонить, замтила ему Флора, вашего чиханія совершенно достаточно.

Въ присутствіи посторонняго, Рокамиръ счелъ долгомъ не отвчать на эту шутку.

— Можно видть твою госпожу? спросилъ онъ.

Рокамиръ видлъ Кловиса и потому Флора не могла сказать ему, что госпожа не принимаетъ. Кром того, какъ ни былъ глупъ и смшенъ человкъ съ хоботомъ, но все таки онъ представлялъ собой самаго крупнаго жильца въ дом.

— Я сейчасъ доложу о васъ, сказала субретка.

— Я буду теб за это вчно благодаренъ, очаровательная два!

— До свиданія г. Кловисъ, продолжала Флора, обращаясь къ артисту. Если госпожа перемнитъ ршеніе, я тотчасъ же приду сообщить вамъ.

Съ этими словами, она заперла дверь за уходившимъ граверомъ.

— Этотъ господинъ тоже здсь живетъ? спросилъ человкъ съ хоботомъ.

— Да, это артистъ, изъ пятаго этажа.

— Артистъ, въ чемъ артистъ?

— Во всемъ, отвчала просто Флора.

— Слдуетъ запомнить! подумалъ Рокамиръ.

Между тмъ, Кловисъ спустился съ лстницы, чтобы разсказать свою неудачу Гренгуару, который съ нетерпніемъ ожидалъ его.

— А! На этотъ разъ вы ее видли! Не правда ли, вдь она хороша? вскричалъ Гренгуаръ, какъ только молодой человкъ вошелъ въ его конуру.

— Очень хороша!

— И вамъ удалось?

— Удалось разсять ее… до такой степени, что у ней даже прошла головная боль, которая ее мучила.

— О! о! Тогда, значитъ въ благодарности она согласилась на вашу просьбу.

— Нтъ… въ благодарность она дала мн поцловать дочь ея кухарки… Вотъ и все чего я добился отъ этой прекрасной дамы.

— Скверное начало! подумалъ Гренгуаръ, который ждалъ многаго отъ этого свиданія.

— Она дала вамъ поцловать Лили? сказалъ онъ посл минутнаго молчанія.

— Да, это впрочемъ прехорошенькая двочка.

— И она вовсе не походитъ на свою мать, могу васъ въ этомъ уврить, замтилъ смясь привратникъ.

— А! кухарка значитъ некрасива?

— Ужасно! И замтьте, ей было сорокъ лтъ, когда родилась дочь.

— Можетъ быть Лили вышла въ отца, который былъ красивъ.

— Объ этомъ я ничего не могу вамъ сказать, я никогда не видлъ мужа Маріи, онъ должно быть умеръ не задолго до рожденія ребенка. Когда хозяйка вышла замужъ, двочк было четыре мсяца

— Значитъ Марія служила мадамъ Дюрье еще до ея свадьбы?

— Да, она я думаю знала госпожу еще маленькой: она долго жила у ея родныхъ.

— Теперь я понимаю, почему хозяйка крестная мать двочки… Кто же крестный отецъ? Врно покойный Дюрье?

— Онъ! О, нтъ! Онъ терпть не могъ дтей…. Даже когда жена просила его, позволить кухарк взять къ себ дочь, онъ такъ разсердился, что грозилъ бросить двочку въ печь, если только она покажется въ дом. Да, онъ не шутилъ, когда дло шло о его спокойствіи. При немъ Рокамиръ не позволилъ бы себ, этого чиханія, отъ котораго дрожитъ весь домъ.

— Значитъ, Лили появилась въ дом только посл смерти старика?

— Да, черезъ недлю посл похоронъ. И такъ, хозяйка не дала вамъ никакой отсрочки? спросилъ Гренгуаръ, возвращаясь къ началу разговора.

— Гравуазо врно предсказалъ. Она отослала меня къ нему.

— И вы не можете заплатить?

— Не больше, какъ укусить локоть.

— Есть одно средство, не платить за квартиру, сказалъ внушительнымъ тономъ Гренгуаръ.

— Да, имть собственный домъ… я знаю эту старую шутку.

— Я не вижу, что тутъ смшнаго имть собственный домъ… Я знаю что вы мн отвтите… что надо обладать капиталомъ, не такъ-ли? Но я знаю средство обойтись безъ капитала, хотите знать его?

— Еще бы! Мн очень это любопытно.

— Оно очень просто.

— Говорите, я слушаю.

— Женитесь на хозяйк дома.

При этомъ предложеніи, молодой человкъ покатился со смху.

— Кажется вы хотите, во чтобы то ни стало, выдать мадамъ Дюрье вторично замужъ? вскричалъ онъ.

— Да… и за васъ… Дайте ваше согласіе и я это устрою, произнесъ ршительнымъ тономъ Гренгуаръ.

— О! въ какую бы западню вы попали, если бы я поймалъ васъ на слов, сказалъ со смхомъ граверъ.

— Что же ловите!… ловите! повторилъ приврат никъ съ апломбомъ.

— Но подумайте только, мой милый Гренгуаръ, вдь для того, чтобы хозяйка согласилась выйти замужъ, надо чтобы претендентъ на ея руку былъ или богатъ, или красивъ, можетъ быть даже необходимо и то и другое.

— Ну такъ что-же?

— Чортъ возьми! Я не могу сказать, чтобы я купался въ золот.

— Да, но вы красивы.

— Ну, конечно, не отвратителенъ, замтилъ Кловисъ, но отъ этого до красоты, цлая пропасть.

— Нтъ, нтъ, поврьте мн, вы очень хороши собой, настаивалъ привратникъ.

— Но, тогда признайтесь, что мой родъ красоты, не по вкусу хозяйк, такъ какъ не смотря на красивую наружность, которую вы мн приписываете, я не могъ смягчить эту даму на столько, чтобы она согласилась дать мн какую бы то нибыло отсрочку.

— Ну, да, однимъ словомъ, находите вы, что хозяйка хороша? прервалъ нетерпливо Гренгуаръ.

— Очаровательна.

— И вы женились бы на ней?

— Еще бы!

— Это ршено, не правда ли?

— Да, сказалъ артистъ, который, забавляясь серьезнымъ видомъ привратника, отвчалъ, не придавая никакого значенія своимъ словамъ.

— Въ такомъ случа, продолжалъ Гренгуаръ, я беру на себя заставить хозяйку отдать вамъ свою руку.

— Значитъ, вы всесильный волшебникъ? вскричалъ артистъ, прикидываясь изумленнымъ и пораженнымъ.

— Нтъ, я просто привратникъ, и этого довольно, отвчалъ, подмигивая, Гренгуаръ.

Въ это время флейта четвертаго этажа начала играть арію Приди въ мою обитель. Эхо разносило эти звуки по всему дому, слышно было, что музыкантъ игралъ съ увлеченіемъ и жаромъ.

— О! какъ онъ надодаетъ мн своей дудкой! сказалъ сердито Гренгуаръ. Онъ не перестаетъ съ самаго утра.

— Дйствительно, у этого музыканта здоровыя легкія и разнообразный репертуаръ, замтилъ Кловисъ.

— Я надюсь, вы не потерпите его здсь, когда станете хозяиномъ дома.

Эти слова были произнесены съ такой комической увренностью, что артистъ не могъ удержаться отъ смха.

— О! когда я буду хозяиномъ! вскричалъ онъ. Вотъ когда, которое можетъ никогда не случиться.

— Скоре, чмъ вы думаете.

— Такъ устройте, чтобы это случилось прежде шести недль, такъ какъ, по истеченіи этого времени, мое имущество будетъ продано… а мн далеко не хочется очутиться на мостовой.

— Вы станете жить въ первомъ этаж, когда женитесь? спросилъ привратникъ, цль котораго, какъ мы знаемъ, была удалить хозяйку изъ дому.

Если со стороны Гренгуара разговоръ былъ веденъ совершенно серьезно, то артистъ, напротивъ, видлъ въ немъ только предметъ для шутки, и забавлялся, заставляя высказываться своего собесдника.

— А что если я стану жить здсь? сказалъ онъ. Что вы скажете на это, Гренгуаръ?

— Я думаю, что квартира немного мала для двоихъ.

— Разв она уменьшилась посл смерти Дюрье.

— Нтъ, но вдь покойный былъ вчно болнъ и не покидалъ своего кресла. Ему, стало быть, не надо было много мста. Тогда какъ вамъ…

— О! Да, я боле подвиженъ, надо сознаться. И такъ, генералъ, вы полагаете, что квартира будетъ немного мала для насъ, когда я женюсь на хозяйк?

— Да, вы лучше сдлаете, если найдете другую, побольше, гд-нибудь по сосдству. Вы позволите мн дать вамъ этотъ совтъ?

— Вамъ позволить!.. Да, я умоляю васъ давать мн совты… Не стсняйтесь разбудить меня для этого среди ночи… Ахъ, генералъ! Хотите, чтобы я былъ съ вами откровененъ.

— Будьте.

— Видите ли, я готовъ отказаться отъ руки хозяйки, если вы не общаете сейчасъ же никогда не оставлять меня вашими совтами… Это такъ хорошо жить, не занимаясь ничмъ, только слдуя добрымъ совтамъ… Клянитесь мн, генералъ… клянитесь, иначе я отъ всего отказываюсь.

— Господинъ Кловисъ, клянусь, что мои совты всегда будутъ въ вашемъ распоряженіи, произнесъ, торжественнымъ тономъ, Гренгуаръ.

— Въ распоряженіи!… Этого недостаточно… Надо, чтобы вы принуждали меня слдовать имъ… чтобы это были приказанія!

Гренгуаръ захлебывался отъ восторга. Онъ уже видлъ, какъ, въ близкомъ будущемъ, онъ сдлается первымъ министромъ короля, который будетъ глядть его глазами. Тогда-то онъ снова покоритъ своей власти возмутившихся жильцовъ и будетъ спокойно спать вс ночи!!!

— Я буду полнымъ хозяиномъ! подумалъ онъ.

Разговоръ былъ прерванъ приходомъ женщины, въ бломъ передник.

— Гренгуаръ, видли вы Флору? спросила она.

— Нтъ, не видлъ.

— Однако она, должно быть, вышла изъ дому, такъ какъ, вотъ ужь полчаса, какъ ея нтъ.

— Она, врно, у кого-нибудь въ дом.

— У кого же?

— Можетъ быть она пошла къ Фелиси.

— Которую терпть не можетъ?.. Нтъ, она, скоре, ушла изъ дому, только вы ее не замтили.

— Это возможно.

— Когда она вернется, скажите ей, чтобы она шла скоре домой, такъ какъ госпожа теперь одна въ квартир.

— А вы тоже уходите?

— Да, госпожа дала мн спшное порученіе… А, кстати, знаете новость про Рокамира?

— Нтъ, скажите.

— Онъ даетъ балъ.

— Балъ… Ночью!!.. вскричалъ Гренгуаръ, сжимая кулаки, при мысли, что ему придется не спать эту ночь.

— Конечно, ночью. Г. Рокамиръ приходилъ къ хозяйк спрашивать позволенія.

— И она дала его?

— Тотчасъ же. Только она сказала, что, такъ какъ балъ помшаетъ спать всему дому, то слдуетъ пригласить всхъ жильцовъ… Г. Рокамиръ нашелъ, что это совершенно справедливо.

— Слышите? васъ пригласятъ на балъ, господинъ Кловисъ, сказалъ привратникъ, обращаясь къ артисту.

До сихъ поръ, говорившая не видла Кловиса, такъ какъ стояла къ нему спиной, при послднихъ словахъ Гренгуара, она поспшно обернулась и, съ любопытствомъ, стала разсматривать молодаго человка.

Граверъ, въ свою очередь, обратилъ вниманіе на ея наружность.

Это была женщина лтъ сорока слишкомъ, толстая, некрасивая, съ самымъ обыкновеннымъ лицомъ, черты котораго однако дышали добротой.

Увидя Кловиса, она, казалось, хотла было что-то сказать, но слова замерли на ея губахъ и, не говоря ни слова, она отвернулась отъ него.

— Такъ я иду, Гренгуаръ. Покараульте пожалуйста Флору, вскричала она, обращаясь къ привратнику, и въ ея голос послышалось волненіе.

Съ этими словами, она вышла поспшно изъ конурки привратника, бросивъ украдкой взглядъ на молодаго человка.

— Это, должно быть, кухарка мадамъ Дюрье? спросилъ Кловисъ, посл ея ухода.

— Она самая… Марія… мать маленькой Лили.

— Въ самомъ дл?

— А! васъ удивляетъ, что у нея такая хорошенькая дочка?.. Однако это такъ, сказалъ, смясь, Гренгуаръ. Да, вотъ, признайтесь, счастливый случай для васъ, прибавилъ онъ мняя направленіе разговора.

— Какой случай?

— Это приглашеніе на балъ, которое васъ ожидаетъ… Вы встртите тамъ хозяйку и можете ухаживать за ней сколько вамъ угодно.

Кловисъ, смясь, покачалъ головой.

— О! сказалъ онъ, если я намозолю себ ноги, то это наврное, не на балу у Рокамира.

— Вы разв не танцуете?

— Напротивъ. Я готовъ танцовать на голов и могу вальсировать три дня подъ рядъ.

— Ну, такъ что же тогда?

— Я хочу сказать, что я не пойду на этотъ балъ.

— Почему?

— Потому что у меня нтъ платья.

— Можно взять на прокатъ.

— Конечно. Но если даже я сохраню до того дня неприкосновенными сорокъ семь су, все-таки за эти деньги никакой портной не дастъ мн платья.

— Чортъ возьми! вскричалъ Гренгуаръ. Вы теряете великолпный случай подйствовать на сердце хозяйки.

— Да, дйствительно.

На нсколько минутъ воцарилось молчаніе.

— Если вы общаете не сердиться, я сдлаю вамъ маленькое предложеніе, произнесъ наконецъ робко Гренгуаръ.

— Длайте, генералъ.

— У меня есть тутъ совершенно новый, не смятый, красивый билетъ въ двадцать франковъ… не пригодится-ли онъ вамъ?… Вы меня понимаете?

— Совершенно… вы предлагаете мн въ долгъ двадцать франковъ?

— Да, господинъ Кловисъ, для того, чтобы вы могли достать платье… Вы отдадите мн деньги когда будете хозяиномъ дома.

— Положительно, это у васъ какая-то мономанія, генералъ, сказалъ смясь артистъ… Нтъ, я не принимаю вашего предложенія. Оставьте у себя деньги.

Гренгуаръ взялъ книжку, въ которой онъ записывалъ свои расходы, и вынулъ билетъ, положенный между листами.

— Смотрите, сказалъ онъ, ни одного пятнышка, можно подумать, что онъ сейчасъ только со станка… Возьмите его, господинъ Кловисъ… Я увренъ, что онъ принесетъ вамъ счастье.

— Нтъ, нтъ, оставьте эти деньги у себя! повторилъ артистъ. Я не хочу васъ лишать ихъ, у васъ вдь и безъ того ихъ не много.

Эти слова внушили идею Гренгуару, хотвшему во чтобы то ни стало заставить гравера взять деньги.

— А! вы не хотите меня лишать ихъ! вскричалъ онъ. Хорошо! Клянусь вамъ, что я сожгу передъ вами этотъ билетъ, если вы не возьмете его. Такимъ образомъ вы все-таки лишите меня денегъ… и безъ всякой пользы для васъ.

Съ этими словами Гренгуаръ зажегъ спичку и поднесъ ее къ билету.

— Ну, что же? берете вы? спросилъ онъ.

— Хорошо, давайте! сказалъ поспшно артистъ, видя что тотъ твердо ршился исполнить свою угрозу.

Онъ взялъ билетъ чтобы на другой день возвратить его Гренгуару, подъ предлогомъ, что ему удалось достать денегъ.

VI.

Въ то время, когда Кловисъ бралъ билетъ изъ рукъ привратника, онъ нечаянно взглянулъ на часы, висвшіе противъ него на стн.

Черезъ нсколько минутъ долженъ былъ окончиться срокъ, назначенный повреннымъ хозяйки артисту.

— Однако мн надо идти къ себ на верхъ, сказалъ онъ. Скоро долженъ явиться за деньгами Травуазо.

— Ахъ! Да это правда… такъ до свиданья.

Съ билетомъ въ рук, Кловисъ вышелъ изъ комнатки привратника и быстро поднялся въ первый этажъ, но передъ дверью мадамъ Дюрье онъ замедлилъ шаги и задумался, вспомнивъ о своемъ недавнемъ свиданіи со вдовой

— Любопытна до невроятія, но поразительно хороша! сказалъ онъ себ, резюмируя такимъ образомъ свои впечатлнія.

Вполн поглощенный пріятными воспоминаніями, онъ продолжалъ подниматься по лстниц. Въ четвертомъ этаж онъ посторонился, чтобы пропустить спускавшуюся женщину, въ которой онъ узналъ Флору, хотя она и отвернула лицо къ стп.

Очевидно, субретку несправедливо обвиняли въ побг изъ дому, тогда какъ она и не думала уходить.

Наконецъ, граверъ достигъ пятаго этажа и оставивъ въ двери ключъ, слъ передъ рабочимъ столомъ, безсознательно повторяя:

— Да, поразительно хороша!

Нсколько минутъ просидлъ онъ такимъ образомъ, разсянно глядя передъ собой, попрежнему думая о хорошенькой владлиц дома.

Вдругъ его мечты были прерваны раздавшимся на порог мансарды голосомъ.

— Извините, что я позволилъ себ войти. Я уже два раза стучалъ, но вы такъ были поглощены работой, что не слышали.

Вошедшій былъ Гравуазо.

При вид его, артистъ тотчасъ же вспомнилъ о своемъ настоящемъ положеніи и его первая мысль была о билет, который онъ все еще держалъ въ рук.

— Не дамъ этому коршуну подцпить его, подумалъ онъ. Эти деньги необходимо возвратить Гренгуару.

Онъ поспшно поднялъ одинъ изъ кусковъ дерева, которыми былъ заваленъ его столъ, и спряталъ подъ нимъ билетъ.

Между тмъ Гравуазо вошелъ въ мансарду съ квитанціей въ рук и продолжалъ своимъ медоточивымъ голосомъ:

— Два часа прошли, и я явился, какъ уже имлъ честь предупредить васъ, чтобы спросить въ послдній разъ, согласны-ли вы уплатить за квартиру…

— Два часа тому назадъ я сказалъ вамъ, что не имю ни малйшей возможности уплатить вамъ.

Гравуазо вынулъ изъ кармана бумажникъ и положилъ въ него квитанцію.

— Мн остается только уйти, сказалъ онъ. Остальное касается суда, который побудитъ васъ подумать объ уплат.

— Но вы кажется думаете, что и не плачу не по недостатку денегъ, а по совершенно другой причин?

— О! сказалъ сурово Гравуазо, будьте уврены, я хорошо знаю артистовъ. Они умютъ находить деньги на удовольствія и кутежи… Что же касается до платы за квартиру, то это совершенно другое дло… они считаютъ смшнымъ платить.

Эти слова были произнесены такимъ презрительнымъ тономъ, что артистомъ началъ овладвать гнвъ.

— А! вотъ какъ, сказалъ онъ себ, это животное, кажется, хочетъ получить уплату пощечинами.

Однако онъ удержался и отвчалъ спокойнымъ тономъ:

— Ужъ не вы ли дали мн въ долгъ денегъ, милостивый государь?

— Я никогда не одолжаю денегъ. Знайте это напередъ!

— Тогда я не вижу съ какими деньгами могъ я кутить послднія недли, когда я не могъ заработать ни одного ліарда. Я свихнулъ правую кисть и не могу до сихъ поръ держать рзецъ.

— Да, да! сказалъ иронически Гравуазо. Для платы за квартиру болитъ рука… но она здорова когда надо достать денегъ на удовольствія.

— Положительно я обломаю ему бока! подумалъ граверъ выходя изъ терпнія.

Но Гравуазо неожиданно спасся отъ хорошаго урока.

— Я знаю, что говорю… и особенно что видлъ, сказалъ онъ.

— Что вы видли? спросилъ съ удивленіемъ Кловисъ.

— Когда я вошелъ, вы были такъ заняты, что даже не слышали, какъ я стучалъ. Замтивъ меня, вы что то поспшно спрятали… наврное вашу работу. Переверните-ка это дерево, держу пари что это начатая гравюра.

Съ этими словами Гравуазо поднялъ кусокъ дерева, подъ которымъ артистъ спряталъ билетъ Гренгуара.

Увидя билетъ, Гравуазо бросилъ на Кловиса торжествующій взглядъ и сказалъ насмшливымъ тономъ:

— А! у васъ нтъ ни одного су?… Что же это такое?… Я говорилъ, что я хорошо знаю артистовъ… Эти пойдутъ въ счетъ уплаты.

Кловисъ хотлъ возвратить билетъ Гренгуару. Онъ взялъ его, какъ мы видли, только для того, чтобъ помшать привратнику сжечь его.

Онъ хотлъ было уже силой отнять у Гравуазо захваченные имъ деньги, капъ вдругъ ему пришла въ голову безумная мысль.

— А! подумалъ онъ, такъ-то ты третируешь артистовъ, негодяй, подожди, я устрою теб штуку, ты мн отдашь этотъ билетъ.

Въ ту же минуту онъ дрожа бросился на колни передъ Гравуазо и вскричалъ испуганнымъ голосомъ:

— Не губите меня!… Ради Бога не губите меня!.. Отдайте мн этотъ билетъ… Я раскаиваюсь въ этомъ, клянусь вамъ… Сожгите его, если не хотите отдать мн… Не губите меня!

Этотъ неожиданный взрывъ отчаянія поразилъ изумленіемъ Гравуазо.

— Что съ вами? спросилъ онъ въ недоумніи.

— Не губите меня! повторилъ молящимъ голосомъ артистъ. Да, я признаюсь, я великій преступникъ, но я былъ такъ несчастливъ… вы знаете, бдность дурной совтникъ… тогда я поддался ужасному соблазну… Я знаю этотъ родъ гравюры… Я позабылъ, что строгое наказаніе грозитъ поддлывателямъ… нужда давила меня, я взялъ мой рзецъ и…

Какъ бы стыдясь признаться въ своей вин, молодой человкъ замолчалъ не докончивъ фразы.

Услыша признаніе артиста, Гравуазо подскочилъ на мст отъ изумленія.

— Вы говорите что онъ фальшивый? Въ самомъ дл фальшивый? вскричалъ онъ. внимательно разглядывая билетъ со всхъ сторонъ.

— Фальшивый! отвчалъ Кловисъ Вы понимаете теперь, почему я спряталъ его когда вы вошли… отдайте его мн… это первый… онъ будетъ и послднимъ, клянусь вамъ!

— Правда? сказалъ строгимъ тономъ Гравуазо, пряча, однако, билетъ въ карманъ.

— Даю вамъ слово!

— Мн жаль васъ, несчастный. Ваше раскаяніе спасаетъ васъ. Я возьму этотъ билетъ чтобы вы не поддались искушенію пустить его въ обращеніе. Вотъ вамъ его цна!

Съ этими словами Гравуазо бросилъ на столъ луидоръ.

— Пусть эти деньги, продолжалъ онъ, помогутъ вамъ покинуть путь порока и приняться снова за честную работу… а чтобы бдность не побудила васъ къ преступному употребленію вашего таланта, я даю вамъ два мсяца отсрочки для уплаты за квартиру.

И Гравуазо, суровый и величественный, вышелъ изъ мансарды.

Едва затворилась за нимъ дверь, какъ Кловисъ разразился взрывомъ хохота.

— Билетъ или луидоръ, все равно! по крайней мр мн можно будетъ отдать долгъ Гренгуару! вскричалъ онъ весело. Безъ моей выдумки, денежки непремнно уплыли бы въ карманъ хозяйки дома. Ловко жъ попался этотъ любезный Гравуазо! Еще онъ далъ мн отсрочку… право я не ожидалъ отъ него этого!

Спустя четверть часа, когда артистъ все еще продолжалъ восхищаться своей выдумкой, дверь мансарды отворилась и вошелъ снова Гравуазо.

Чтобы понять это возвращеніе, надо знать, что сдлалъ повренный хозяйки, по выход изъ мансарды.

Сходя съ лстницы, онъ не переставалъ повторять, разсматривая билетъ:

— Фальшивый! Это просто невроятно!

Выйдя на улицу, онъ направился къ ближайшему мнял.

— Скажите пожалуйста, годится этотъ билетъ? спросилъ онъ.

Мняла бросивъ только бглый взглядъ на билетъ, отвчалъ:

— Если у васъ есть на сто тысячъ такихъ фальшивыхъ билетовъ, несите сюда, я вс размняю.

Гравуазо вышелъ поспшно изъ лавки и вернулся домой, бармоча:

— Однако у него хорошій талантъ!

Увидя входящаго Гравуазо, артистъ снова принялъ отчаянный видъ.

— Неужели вы раскаяваетесь въ вашемъ милосердіи! вскричалъ онъ.

Не отвчая на это восклицаніе, Гравуазо пристально взглянулъ на артиста, печально качая головой.

— Когда я подумаю, сказалъ онъ, что вы рисковали попасть на галеры изъ-за несчастнаго билета въ двадцать франковъ! Конечно я не извинилъ бы васъ, но, можетъ быть, понялъ бы, еслибы дло шло, ну хоть о билет въ тысячу франковъ… Почему не взялись вы за эти билеты?… При удач вы могли разсчитывать на обогащеніе.

— О! причина этому, очень проста!

— Какая-же?

— Не смотря на мою бдность, двадцати-франковый билетъ былъ моделью, которую я легко могъ достать… для поддлки билетовъ въ тысячу франковъ, мн также надо было достать настоящій, а это было невозможно, при моихъ скудныхъ средствахъ.

Гравуазо молча взглянулъ на Кловиса и вынулъ изъ бумажника тысячефранковый билетъ.

— Вотъ вамъ модель, сказалъ онъ, положивъ его на столъ: принимайтесь за работу и мы раздлимъ. А чтобы придать вамъ бодрости, вотъ росписка въ полученіи денегъ за квартиру, прибавилъ онъ, подавая Кловису квитанцію.

— О! каналья! подумалъ артистъ.

Его до такой степени поразила неожиданная выходка, что онъ не смлъ взглянуть въ лицо тому, кто предлагалъ ему такую низость.

Гравуазо принялъ это за колебаніе, и чтобы побдить его, продолжалъ:

— Да, мы раздлимъ… и я возьму на себя пустить ваши… наши билеты въ обращеніе. Вы видите, что я буду подвергаться такой же опасности, какъ и вы.

Наконецъ граверъ очевидно, принялъ какое-то ршеніе. Онъ поднялъ голову и взглянувъ на негодяя, сказалъ съ недоврчивымъ видомъ:

— Вы говорите, что будете подвергаться одинаковой со мной опасности, позвольте мн не согласиться съ вами.

— Почему это?

— Предположимъ, что мы попадемся… Тогда вы отъ всего отопретесь и вамъ поврятъ, тмъ легче, что у васъ шестьдесятъ тысячъ франковъ дохода, стало быть вамъ нтъ никакой нужды выпускать фальшивые билеты. Вы скажете, что они попали къ вамъ случайно, что вы не знали что они не настоящіе…

— Значитъ, все хорошо сойдеть для насъ.

— Для насъ, нтъ… но для васъ, это другое дло. Если есть положеніе, въ которомъ человкъ способенъ ршиться на поддлку, такъ это именно мое…

— Надо быть логичнымъ, молодой человкъ, замтилъ. покачавъ головой, Гравуазо. Вы говорите, что благодаря моимъ шестидесяти тысячамъ дохода, никто и не заподозритъ меня въ фабрикаціи фальшивыхъ билетовъ, но тогда, скажите, какой же опасности можете вы подвергаться, скрываясь за мной, такъ какъ вдь выпускать билеты буду я, а не вы?

— Э! хорошо если бы все было такъ, какъ вы говорите! замтилъ недоврчиво Кловисъ.

— Почему же оно не будетъ такъ.

— А что, если попавшись съ фальшивыми банковыми билетами въ рукахъ, вы потеряете голову?… Если вы въ смущеніи проговоритесь, что получили ихъ онъ меня?… Я граверъ и этого будетъ достаточно, чтобы возбудить подозрніе…

— Неужели вы считаете меня способнымъ на доносъ? спросилъ съ оскорбленнымъ видомъ Гравуазо.

— О! Боже мой!… Кто вамъ это говорилъ? Но, знаете, въ такую минуту трудно вполн владть собой… Можетъ быть вы смутитесь, увидя себя пойманнымъ… противъ этого то смущенія, я и хочу гарантировать себя.

— Я вижу, что вы меня не знаете, сказалъ пожавъ плечами Гравуазо, иначе у васъ не было бы этой дтственной боязни, что я смущусь.

— Все это очень возможно, но въ длахъ лишняя осторожность никогда не мшаетъ. Я былъ бы вполн спокоенъ, если бы у меня было нсколько строчекъ написанныхъ вашей рукой, которыя васъ очень компрометировали бы. Это придало бы вамъ хладнокровія въ минуту опасности.

Гравуазо былъ слишкомъ опытный плутъ, чтобы согласиться на условія гравера.

— Я не напишу ничего подобнаго! сказалъ онъ, сухимъ тономъ.

Артистъ сдлалъ видъ, что не понялъ ршительности этого отказа.

— О! сказалъ онъ, я не требую, чтобы вы сейчасъ писали… Вы ршитесь, когда я представлю вамъ первый поддльный билетъ, чтобы вы могли судить о моемъ искусств.

При этихъ словахъ гравера, Гравуазо подумалъ, что тотъ кончивъ свою работу, поддастся искушенію и самъ будетъ просить его о помощи, не думая уже ни о какихъ условіяхъ.

— Вы угадали, сказалъ онъ. Если я колеблюсь, такъ только оттого, что я не знаю, удастся-ли вамъ довести дло до конца.

— Совершенно справедливо! согласился артистъ. Отложимъ заключеніе условія до того дня, когда я покажу вамъ первый фальшивый билетъ.

— А когда это будетъ?

Гравировка банковаго билета требуетъ цлыхъ мсяцевъ, но невжество Гравуазо было такъ велико, что Кловисъ могъ отвчать съ апломбомъ:

— Не ране двухъ недль…

— Такъ долго!

— И когда я говорю дв недли, я подразумваю, что я только и буду заниматься этой работой, чего, на самомъ дл, невозможно.

— Почему?

— Потому что въ это время мн надо будетъ сть, для чего придется взять еще какую-нибудь работу.

Гравуазо на минуту задумался, потомъ, со вздохомъ, вынулъ бумажникъ и, доставъ два сто-франковые билета, положилъ ихъ на столъ.

— Вотъ вамъ на ду въ эти дв недли, сказалъ онъ, чтобы вы могли посвятить себя вполн нашей работ. Значитъ, я могу разсчитывать, что она будетъ кончена въ дв недли?

— Да, конечно.

— И вы позволите мн, отъ времени до времени, приходить взглянуть на работу?

— А! что касается до этого… нтъ. Видите ли, ваше присутствіе помшаетъ мн углубиться въ работу, а вы знаете, что одна неврная черта и все пропало.

— Да, я понимаю. Въ такомъ случа, я отказываюсь отъ моего намренія.

— И хорошо длаете… Дв недли скоро пройдутъ… Я убжденъ, что вы будете въ восторг отъ моей работы… Завтра же я приступаю къ ней.

— Безполезно говорить, замтилъ, уходя, Гравуазо, что если вы будете аккуратны, я отдамъ вамъ, въ вид награды, настоящій билетъ, который служитъ вамъ моделью.

— Въ такомъ случа вы можете заране проститься съ нимъ, сказалъ Кловисъ, провожая гостя до дверей мансарды.

Оставшись одинъ, Кловисъ далеко небылъ расположенъ смяться. Его ужасало поведеніе лицемрнаго негодяя, и невольно первая мысль его была о мадамъ Дюрье.

— Хотя она и отказала мн въ отсрочк, сказалъ онъ себ, все-таки всегда слдуетъ принимать сторону хорошенькой женщины. Я долженъ предупредить ее. Этотъ плутъ, кажется, вполн завладлъ ея довріемъ…

Да, но что же изъ этого выйдетъ? у меня нтъ никакихъ доказательствъ. Какое несчастіе, что я не могъ уломать этого мошенника заключить со мной условіе.

Ну, да черезъ дв недли придумаю какую нибудь штуку, которая заставитъ Гравуазо попасть въ ловушку, изъ которой ему не выйти.

Собравъ лежавшіе на стол билеты, Кловисъ заперъ ихъ въ одинъ изъ ящиковъ.

— Однако, прошепталъ онъ, у меня все-таки всего на всего сорокъ семь су, несмотря на эти тысячу двсти франковъ.

А еще хозяйка говорила, что поцлуй дочери ея кухарки принесетъ мн счастье! продолжалъ онъ смясь. Хорошо счастье, если оно состоитъ въ предложеніи, которое сдлалъ мн этотъ Гравуазо!

Только что онъ усплъ запереть ящикъ, какъ дверь мансарды отворилась и на порог показался Гренгуаръ, держа руку за спиной, какъ бы пряча что нибудь.

— Знаете, генералъ, сказалъ ему Кловисъ, а вдь мы ошиблись оба въ Гравуазо. Мы считали его хуже чмъ онъ на самомъ дл. Онъ далъ мн отсрочку на два мсяца.

— А!… отсрочку… право… я объ этомъ и не думалъ, отвчалъ Гренгуаръ.

— Такъ значитъ вы пришли не за тмъ, чтобы узнать результатъ нашего свиданія.

Не отвчая на вопросъ артиста, Гренгуаръ спросилъ. по прежнему держа руку за спиной:

— Вы ничего не ждали сегодня?

И прежде чмъ Кловисъ усплъ открыть ротъ, онъ прибавилъ показывая ему письмо.

— Вотъ это сейчасъ принесли вамъ.

— Мн? спросилъ Кловисъ.

— Да, вамъ. Ваше имя, занятіе, адресъ, все написано на конверт. Комиссіонеру сказали, что это очень спшное.

— Кто же это можетъ мн писать?

— Самое лучшее средство узнать это, прочитать письмо.

Кловисъ разорвалъ конвертъ и вскрикнулъ отъ удивленія.

Въ немъ лежали три новенькіе билета по тысяч франковъ.

VII.

— Чортъ побери! вскричалъ Гренгуаръ, подпрыгнувъ отъ изумленія, при вид содержимаго письма.

А! вы не получаете часто писемъ, но за то, когда они приходятъ, ихъ стоитъ открывать! продолжалъ онъ, пока Кловисъ, тщательно осмотрвъ деньги и конвертъ, искалъ, не приложено-ли къ нимъ какой нибудь записки.

— Не можетъ быть чтобы это письмо было ко мн, сказалъ наконецъ граверъ, прекращая безплодные розыски.

— О, нтъ, это вамъ! Взгляните на адресъ, тутъ не можетъ быть и тни сомннія: ‘Господину Кловису, артисту-граверу, улица Гельдеръ, No 21’. Еще какъ четко написано!

Дйствительно адресъ былъ написанъ крупными прямыми буквами, какъ будто бы неизвстный благодтель опасался быть узнаннымъ по почерку.

— Это отъ женщины! замтилъ Кловисъ, нюхая конвертъ. Бумага вся пропитана тонкимъ ароматомъ какихъ-то духовъ.

— Такъ поищите между вашими знакомыми дамами, которая употребляетъ эти духи.

— О! сказалъ смясь молодой человкъ, уже давно мои знакомыя и ихъ духи забыты.

— Какъ? вс?

— Вс, подтвердилъ артистъ, считавшій за лучшее быть мене откровеннымъ съ привратникомъ, чмъ съ мадамъ Дюрье.

— Тмъ лучше! вскричалъ Гренгуаръ, весело потирая руки. Значитъ ваше сердце свободно и никто не помшаетъ вамъ полюбить хозяйку, вашу будущую жену.

— А! вы все возвращаетесь къ вашей иде женить меня на хозяйк.

— Почему же нтъ? Теперь вамъ нтъ повода не идти на балъ къ Ракомиру… Эти деньги, упавшія съ неба, позволяютъ вамъ купить всевозможное платье… Ахъ! не забудьте вальсировать съ ней… Флора говорила, что ея госпожа обожаетъ вальсъ. Пусть она скажетъ себ: клянусь трубкой, мн никогда не найти подобнаго кавалера для вальса!

— Вы думаете, что она скажетъ: клянусь трубкой!

— Женщина, которая любитъ, способна на все, произнесъ внушительно Гренгуаръ.

— И такъ, значитъ, генералъ, по вашему мннію я могу распоряжаться этими деньгами какъ хочу?

— Еще бы! Конечно… Однако мн надо идти внизъ, я посадилъ тамъ за себя кухарку хозяйки. Она вернулась какъ разъ въ то время, когда ушелъ комиссіонеръ. Надо пойти освободить ее.

Привратникъ отворилъ дверь чтобы выйти и едва не столкнулся съ новымъ постителемъ, сбиравшимся войти въ мансарду.

— Здсь живетъ артистъ во всемъ? спросилъ вошедшій, который былъ никто иной, какъ Рокамиръ.

Флора, эта блая газель, сказала мн это, продолжалъ онъ.

— Эта газель мн польстила, отвчалъ Кловисъ… Артистъ во всемъ, это слишкомъ.

— Но, по крайней мр, вы артистъ въ танцахъ?

— Да, это одна изъ отраслей моего искусства.

— Такъ видите въ чемъ дло. Я скоро даю балъ.

— Хорошая идея. Ваше состояніе позволяетъ вамъ это.

— Я даю балъ не потому, что это позволяетъ мое состояніе, а по совту доктора.

— Вамъ докторъ это посовтовалъ?

— Не мн, я родомъ съ юга., но моей бдной жен, которая должна отогрться. Вы вроятно не знаете, что она окоченла отъ холода.

— А! въ самомъ дл? замтилъ граверъ, не знавшій смяться ему или нтъ.

— Да, вздохнулъ меланхолически южный человкъ, докторъ, выбившись изъ силъ, прописалъ шесть большихъ баловъ, устроенныхъ на дому. Онъ надется, что вальсъ отогретъ эту замерзшую натуру. Это будетъ послдній и ршительный опытъ.

— И мадамъ Рокамиръ охотно согласилась на это леченье?

— Не очень. Сначала она плакала, увряя, что я сговорился съ докторомъ чтобы подвергнуть ее этой пытк, но она любитъ меня до безумія и поэтому въ конц концовъ уступила.

— Значитъ она будетъ вальсировать?

— Да, я отвчаю за это. Я уже нашелъ ей одного кавалера, лейтенанта де-Рошгри. Этотъ молодой человкъ не любитъ танцовать, но узнавъ мое несчастіе, онъ ршился пожертвовать собой и общался танцовать съ Сидализой цлую ночь. ‘Я вамъ отогрю ее, сказалъ онъ, если только будетъ кто нибудь на смну, чтобы она не простыла, пока я буду у буфета’. Тогда я вспомнилъ о васъ…

— Какъ о подставной лошади.

— Нтъ, не какъ о лошади… Гд видите вы лошадь?.. Артисты ни одной минуты не могутъ быть серьозными! Я хотлъ сказать, что мн пришло въ голову что вы можете вальсировать съ Сидализой пока лейтенантъ будетъ подкрплять свои силы у буфета… Вы артистъ, стало быть это по вашей части… Скажите же мн цну вальса? заключилъ наивно Рокамиръ.

Кловисъ въ своей жизни не разъ сталкивался съ людьми, которые считаютъ артистовъ способными за деньги на все. Для этихъ глупцовъ, артисты слдуютъ непосредственно за слугами.

Поэтому, вмсто того, чтобы оскорбиться идіотскимъ вопросомъ Рокамира, молодой человкъ отвчалъ съ самымъ серьознымъ видомъ:

— Трудно сказать цну, не зная какая будетъ работа… Высока ваша супруга?

— Да, довольно.

— Толста? 80 или 120 кило всу?

— Величественна.

— Величественна… обыкновенно величественныя всятъ отъ 80 до 105 кило!… Гмъ! Это довольно тяжело!… Носитъ она локоны, которые могутъ замаслить платье?

— Нтъ.

— А! тогда это дешевле. Я сбавлю цну вывода пятенъ… Говоритъ она во время танцевъ?… Я спрашиваю это потому, что за разговоръ платится особо.

— Сидализа говоритъ только съ тмъ, кто ей представленъ.

— А!… Это нмой вальсъ… No 2-й, второй серіи… Шестьдесятъ сантимовъ, меньше никакъ нельзя.

— Шестьдесятъ саптимовъ?

— Это моя цна для русскихъ княгинь, въ салонахъ герцога Целларіуса и маркиза де-Бюлье.

— Но у меня вы будете ужинать.

— И тамъ я тоже ужинаю… Кром того я имю право на дв бутылки сидра или на фунтъ сливъ… Отъ васъ я этого не буду требовать.

— Согласенъ на шестьдесятъ сантимовъ! Сидализа стоитъ русской княгини! вскричалъ щедрый супругъ.

— Но, позвольте мн предложить вамъ одинъ вопросъ, сказалъ артистъ.

— Предлагайте.

— Вмсто того чтобы раззоряться на артиста, отчего вы сами не хотите вальсировать съ вашей женой?

— По двумъ причинамъ. Во первыхъ потому, что я не умю танцовать.

— Это избавляетъ васъ отъ необходимости говорить вторую причину.

— Напротивъ. Вторая-то и есть самая важная… Мн мшалъ бы вальсировать мой костюмъ.

— А! у васъ будетъ, значитъ, костюмированный балъ?

— Да, костюмированный балъ и маскарадъ, вмст. Моя Сидализа такъ робка и стыдлива, что никогда не согласилась бы танцовать съ незнакомымъ человкомъ иначе, какъ въ маск, которая скрывала бы ее смущеніе. Я предлагалъ простой балъ, но ея добродтель возмутилась и я принужденъ былъ уступить. Поэтому и я буду костюмированъ.

— Очарованнымъ принцемъ?

— Нтъ лучше. Я долженъ вамъ сказать, что на этотъ счетъ у меня вышла даже ссора съ женой. Зная, что я хорошо сложенъ, она настаивала, чтобъ я взялъ костюмъ арлекина.

— Почему же и не исполнить ея желанія?

— Видите-ли, я схожу съ ума по историческомъ костюм… такъ какъ у меня носъ Бурбоновъ, не знаю, замтили-ли вы это?

— Еще бы! Когда вы вошли, я подумалъ, ужь не самъ-ли это покойный король Генрихъ IV. Я даже поглядлъ, не идетъ-ли за вами прекрасная Габріель.

— Генрихъ IV!… Вы сказали Генрихъ IV… вскричалъ въ восторг Рокамиръ. Ахъ, вы не знаете, до какой степени вы длаете меня счастливымъ!

— Да разв кто нибудь осмлится отрицать вапіе сходство съ этимъ государемъ! сказалъ артистъ съ видомъ человка, возмущеннаго подобной дерзостью.

— Да, моя жена.

— Значитъ, она слпа! Да одинъ вашъ носъ сразу бросается въ глаза. Можно даже сказать, что вы гораздо боле походите на Генриха IV, чмъ онъ на васъ! продолжалъ невозмутимо артистъ

— И однако она и слышать не хочетъ объ этомъ костюм.

— Странное упорство!

— Я хочу представить великаго короля, възжающимъ въ Парижъ.

— Значитъ, на лошади?.. Какъ на картин?

— Да, какъ на картин, но безъ лошади.

— И вы нравы, г. Рокамиръ. Теперь квартиры такъ малы, что лошадь заняла бы цлый салонъ.

— Я надну полную броню и каску.

— Позвольте намъ замтить, что это будетъ немного тяжело.

— Да, это-то и есть вторая причина, не позволяющая мн вальсировать съ женой.

— И вы думаете найти вооруженіе по вашему росту?

— Да, я теперь торгуюсь съ моимъ котельникомъ. У него есть отличная броня. Каска немного велика, но это ничего, мн же будетъ просторне… Вы увидите, что я произведу эффектъ на балу.

— Еще бы!.. Я въ этомъ не сомнваюсь! Хотите, чтобы я былъ откровененъ съ вами, г. Рокамиръ?

— Будьте, молодой человкъ.

— Знаете, при одной мысли, что я увижу васъ въ полномъ вооруженіи, и чувствую какъ меня пожираетъ нетерпніе.

— Вамъ придется недолго ждать. Балъ назначенъ въ будущую субботу.

— А! да это день перваго маскарада въ Опер, подумалъ артистъ, провожая до дверей своего гостя.

На порог супругъ Сидализы обернулся.

— Такъ, значитъ ршено, шестьдесятъ сантимовъ вальсъ? спросилъ онъ.

— Даю вамъ слово… Впрочемъ, если его вамъ недостаточно, мы можемъ пойти къ нотаріусу и заключить формальное условіе…

— О! Нтъ… Это совершенно излишне. Я вамъ вполн врю.

Ахъ! вотъ кстати еще, прибавилъ Рокамиръ, снова оборачиваясь, уже на лстниц. Шестьдесятъ сантимовъ это уже за все?.. Перчатки будутъ ваши?

— Само собой разумется, поспшилъ отвтить артистъ. До пріятнаго свиданія, въ костюм Генриха IV.

Глупость и наивность Рокамира на время разсяла молодаго человка и заставила его забыть о событіяхъ этого дня, но, по уход сына Юга, лежавшій на стол разорванный пакетъ навелъ его снова на мысль о таинственной присылк денегъ.

— Откуда он могли взяться? спрашивалъ себя, въ задумчивости, артистъ.

Напрасно старался онъ напрягать свою память. При его бдной и трудовой жизни друзья были рдки, да и ни одинъ изъ нихъ не былъ въ состояніи оказать ему такую важную услугу.

— Можетъ быть, надо искать въ прошломъ? О! нтъ. Т, кто лишилъ меня всего, не способны на такой поступокъ!

Терпніе не было добродтелью Кловиса, и ему скоро надоли безполезные розыски!

— Ну, все равно! вскричалъ онъ. Откуда бы ни пришли эти деньги, они явились какъ разъ во-время. Надо воспользоваться ими благоразумно. Начнемъ съ уплаты долговъ, хотя этотъ негодяй Гравуазо и далъ мн росписку въ получк денегъ, но я не намренъ красть ихъ у хозяйки. Пойду заплатить ей. Кстати же объясню, что за птица ея повренный.

Съ этими словами, молодой человкъ взялъ одинъ билетъ и вышелъ изъ своей мансарды.

На полъ-дорог онъ остановился на лстниц и, прижавъ руку къ груди, прошепталъ:

— Тикъ-такъ! Тикъ-такъ! О! какъ бьется сердце. Э, другъ Кловисъ, кажется желаніе видть хозяйку и есть главная причина твоей поспшности?.. Но съ какой стати, милый мой, ты мечтаешь объ этой вдов? Она очаровательна, это правда… Но она вдь смялась надъ тобой, когда посл часоваго разговора, она прямо отказала теб въ твоей просьб. Разв ты не помнишь, что она отослала тебя, безжалостно, къ Гравуазо и, издваясь надъ тобой, вмсто того, чтобы дать отсрочку, дала поцловать дочь своей кухарки, увряя, что это принесетъ теб счаст…

Кловисъ вдругъ остановился, не докончивъ фразы.

— Но да! Тысячу разъ да!.. продолжалъ онъ свой монологъ, она права! Этотъ поцлуй принесъ мн счастье… два часа спустя, я получилъ это таинственное письмо. Я не…

— Милостивый государь! раздался вдругъ надъ артистомъ чей-то голосъ.

Кловисъ поднялъ голову и увидлъ, наклонившагося черезъ перила, лейтенанта де-Рошгри.

— Что вамъ угодно? спросилъ онъ.

— Будьте такъ любезны, отвчалъ лейтенантъ, позвольте пройти моему сапожнику.

— Но, вдь, лстница довольно широка для двоихъ, замтилъ смясь артистъ.

— Да, но видите ли… мой сапожникъ очень робокъ… онъ боится, что его увидятъ… и, кром того, онъ спшитъ домой, чтобы не замтили его отсутствія. Видя, что вы уже четверть часа стоите, не двигаясь, на лстниц, я ршился попросить васъ подняться вверхъ или сойти внизъ… чтобы мой сапожникъ могъ уйти.

— Понялъ! сказалъ весело Кловисъ. Я иду внизъ, не оборачиваясь, скажите вашему сапожнику, что она можетъ идти.

— Благодарю васъ! отвчалъ тмъ же тономъ лейтенантъ, возвращаясь въ свою квартиру.

Кловисъ былъ уже у двери мадамъ Дюрье, когда шелестъ платья, въ верхнемъ этаж, далъ ему знать, что сапожникъ лейтенанта началъ спускаться.

Чтобы не встртиться съ нимъ, артистъ поспшилъ позвонить.

Ему отворила Флора и граверъ, войдя въ переднюю, поторопился затворить за собой дверь, чтобы субретка не могла увидть сапожника, проходившаго въ это время мимо.

Дйствительно, мадемуазель Флор очень хотлось бы знать, что длаетъ въ верхнихъ этажахъ дома бойкая Зюлема, жена Поля, по прозванію Эрнестъ, такъ какъ мы принуждены сознаться, что сапожникъ лейтенанта былъ никто иной, какъ эта врная супруга, съ такимъ усердіемъ вышивавшая подтяжки для своего мужа, спрашивавшая по временамъ, не играетъ ли маленькая флейта арію Дочь пустыни.

Но, благодаря поспшности артиста, Флора не могла ничего замтить.

— Что, вы еще разъ хотите попытать счастія? спросила гравера субретка.

— Нтъ, я пришелъ чтобы заплатить.

Въ эту минуту въ передней проскользнула маленькая Лили. При вид артиста, она сдлала сердитую гримасу.

— Поди прочь, скверный! злой! сказала она, подходя къ нему.

— Я, злой! произнесъ съ удивленіемъ Кловисъ, наклоняясь чтобы взять на руки ребенка.

Но Лили вырвалась у него и спряталась за Флору.

— Да, ты злой! продолжала она. Изъ-за тебя тогда крестная плакала!

— Крестная плакала? повторилъ молодой человкъ, удивленіе котораго росло.

— Да, когда ты ушелъ, она сказала: О! бдный! бдный! и заплакала… Да, ты злой! ты не хорошій!

Флора, изумленная не мене артиста, дала ребенку договорить до конца и тогда уже только подумала остановить его.

— О! вскричала она, какъ не хорошо передавать что говоритъ и длаетъ крестная.

Эта сцена была прервана приходомъ кухарки.

— Госпожа звонитъ уже въ третій разъ! сказала она Флор.

— Меня задержалъ этотъ господинъ, который хочетъ видть хозяйку дома. Сейчасъ иду.

— Кстати, замтилъ Кловисъ, предупредите мадамъ Дюрье, что я пришелъ заплатить за квартиру.

Когда камеристка ушла, кухарка взяла за руку ребенка и увела его, говоря:

— Пойдемъ Лили, у меня есть для тебя вкусный пирожокъ.

Флора скоро вернулась.

— Госпожа поручила мн передать вамъ, сказала она, чтобы вы обратились къ г. Гравуазо.

— Такъ ее нельзя видть?

— Нтъ, она одвается, отвчала субретка отворяя дверь, показывая этимъ артисту, что ему остается только уйти.

VIII.

Въ теченіи нсколькихъ дней, предшествовавшихъ костюмированному балу у Рокамира, домъ въ улиц Гельдеръ былъ также спокоенъ, какъ и всегда, но подъ этимъ наружнымъ спокойствіемъ опытный наблюдатель могъ бы найти многое, выходившее изъ ряду вонъ. Много разъ Гравуазо встрчался съ Кловисомъ и, церемонно кланяясь ему, въ тоже время шепотомъ прибавлялъ:

— Идетъ ли дло впередъ?

— Да, компаньонъ.

При этомъ названіи, указывавшемъ на то, что молодой человкъ не отказался отъ мысли заставить его подписать договоръ, Гравуазо прикусывалъ съ досады губы и спшилъ уйти, чтобы не продолжать разговора на эту тэму.

Что же касается де-Рошгри, то онъ продолжалъ играть съ прежнимъ усердіемъ, но наблюдатель, о которомъ мы упоминали, могъ бы замтить, что изъ всхъ арій большимъ предпочтеніемъ пользуется ‘Моя свирпая тигрица‘, и каждый разъ, какъ раздается эта арія, мамзель Флора сжимаетъ кулаки и говоритъ:

— Мадамъ Рокамиръ везетъ счастье.

Мы не будемъ распространяться на счетъ этой дамы, но скажемъ, что супругъ ея, южный человкъ, выказывалъ изумительную дятельность.

Однажды Кловисъ встртилъ его на улиц въ сопровожденіи комиссіонера съ громадной корзиной. Увидя артиста, супругъ Сидализы веселымъ голосомъ закричалъ ему:

— Нашелъ!

— Что такое?

— Моего Генриха IV… онъ здсь въ корзин… т. е. нтъ… не онъ, а его доспхи… Только каска немного велика… Да, наконецъ-то я досталъ ихъ за дешевую плату.

— Значитъ вы отказываетесь отъ костюма арлекина, который такъ польстилъ бы самолюбію вашей супруги?

— Да, я ршился. Сидализа сначала надуется, но вы знаете, что она меня обожаетъ.

— Боже мой, я хотлъ бы чтобы была уже суббота, чтобы видть васъ въ костюм. Вы отказались отъ лошади?

— Да

— И хорошо сдлали, такъ какъ гости обыкновенно подражаютъ хозяину дома, если вы будете Генрихомъ IV на лошади, то пожалуй т изъ вашихъ гостей, которые однутся почтальонами, найдутъ нужнылъ пріхать съ диллижансомъ, запряженнымъ четверней.

— Ваше замчаніе вполн справедливо,

— Оно вполн естественно, отвчалъ Кловисъ, прощаясь съ Рокамиромъ.

Но если въ дни, предшествовавшіе балу, Кловисъ встрчался со всми, кого не желалъ видть, то ему ни за что не удавалось увидать ту, которую онъ хотлъ видть. Мы говоримъ о хозяйк дома, которую онъ напрасно подкарауливалъ на лстниц.

У него небыло боле никакого предлога явиться къ ней, поэтому онъ отъ всей души желалъ, чтобы скоре насталъ день бала, на которомъ онъ ожидалъ встртить мадамъ Дюрье.

— Неужели это она прислала мн эти деньги? двадцать разъ на дню спрашивалъ онъ себя, припоминая нсколько словъ маленькой Лили.

Почему, отказавъ ему въ отсрочк, когда онъ ушелъ, она вскричала: ‘Бдный молодой человкъ!’ и залилась слезами. Хотя, конечно, это могло относиться къ какому нибудь другому молодому человку, но Кловису постоянно казалось, что эти слова относились именно къ нему. Но въ тоже время онъ тщетно старался придумать, чмъ могъ онъ такъ сильно заинтересовать молодую женщину.

— Я разсказалъ ей исторію моей любви съ невидимой женщиной… но это, мн кажется, не можетъ вызвать слезъ. Судя по ея разспросамъ, скоре можно было подумать, что разсказъ ей очень нравится, а слдовательно онъ не могъ быть причиною ея слезъ. Но, въ такомъ случа, я не могъ разстрогать ее, и значитъ ‘бдный молодой человкъ’, котораго она такъ сожалла, былъ не я, съ огорченіемъ заключилъ онъ, значитъ у нея есть другой ‘бдный молодой человкъ’, который, впрочемъ, не заслуживаетъ сожалнія… но это не я. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Наконецъ-то я увижу ее сегодня вечеромъ! вскричалъ Кловисъ, просыпаясь въ субботу утромъ.

Едва усплъ онъ одться, какъ въ дверь къ нему кто-то постучался.

Поститель былъ Рокамиръ. Онъ вошелъ торжественными шагами, печально опустивъ свой хоботъ.

— Вы не знаете что со мной случилось? жалобнымъ тономъ сказалъ онъ.

— Разв мадамъ Дюрье не будетъ у васъ на балу, со страхомъ вскричалъ Кловисъ.

— Нтъ, нтъ, она будетъ.

— Такъ что же съ вами случилось?

— Вы знаете мою служанку Фелиси?

— Да, высокую, худую… ну что же?

— Ну, такъ она у меня безъ ногъ!

— Что вы такое разсказываете! Случилось несчастіе? Ее раздавили?

— Нтъ, я не такъ выразился… У нея есть ноги, но представьте себ, она ихъ не чувствуетъ.

— Въ самомъ дл? вскричалъ Кловисъ, угадывая какую нибудь шутку.

— Да… сегодня утромъ она хотла встать и не могла… она не чувствуетъ ногъ. Видя, что она не приходитъ, моя жена отправилась за ней, въ ея комнату, и вернулась оттуда взволнованная, съ извстіемъ, что та не чувствуетъ боле ногъ.

— Если мадамъ Рокамиръ подтверждаетъ это, то значитъ дло серьозно.

— Да, жена объяснила, что это вслдствіе чрезмрной усталости, она утверждаетъ, что посл суточнаго отдыха, у нашей служанки снова будутъ ноги.

— Въ такомъ случа надо дать ей отдохнуть.

— Конечно… но сознайтесь, что ея ноги выбрали самое неудобное время. Какъ разъ день моего бала!

— Это правда.

— Я ходилъ къ мадамъ Дюрье жаловаться на мое несчастіе и она дала мн общаніе прислать своихъ двухъ служанокъ. Такое же общаніе далъ мн г. де-Рошгри, который даетъ мн своего деньщика.

— Значитъ ваша Фелиси замнена.

— Да, да, самымъ печальнымъ тономъ возразилъ Рокамиръ.

— Что съ вами?

— Фелиси правда худа, но знаете, что это быкъ… настоящій быкъ.

— По уму?

— Нтъ, по сил… Она подняла бы васъ какъ перышко.

— Разв вы разсчитывали, что она будетъ на балу показывать фокусы?

— Нтъ, но я ршилъ, что она будетъ обносить гостей угощеніемъ. У нея такая сила, какой нтъ у служанокъ мадамъ Дюрье, которымъ, впрочемъ, назначены мста у буфета.

— Но, мн кажется, что относительно силы, вы не можете найти никого лучше Бунно, деньщика лейтенанта.

— Да, придется мн имъ удовольствоваться, съ отчаяніемъ ршилъ несчастный обладатель хобота, прощаясь съ артистомъ, чтобы бжать хлопотать по поводу своего бала.

Что касается Кловиса, то онъ остался сильно заинтригованный.

— Почему Фелиси выбрала именно сегодняшній день, чтобы не чувствовать своихъ ногъ? съ любопытствомъ спрашивалъ онъ себя.

Посл ухода Рокамира время тянулось для артиста очень медленно, такъ какъ онъ сгоралъ отъ нетерпнія скоре увидать прелестную вдовушку.

Имя ограниченныя средства, Кловисъ ршился не костюмироваться, а только заказалъ себ фрачную пару, сверхъ которой долженъ былъ накинуть венеціанскій плащъ.

Портной принесъ платье во время и Кловисъ сейчасъ же одлся, но тутъ онъ замтилъ, что черезчуръ поторопился и что на балу, вроятно, еще даже не успли зажечь свчь.

Наконецъ раздались первые аккорды оркестра, доказывавшіе, что балъ начался.

— Пора! весело вскричалъ тогда Кловисъ.

И онъ поспшно сталъ спускаться, съ сильно бьющимся сердцемъ отъ надежды, скоро увидитъ прелестную вдову.

Едва успвъ войти въ переднюю, артистъ вдругъ почувствовалъ, что чья то тяжелая рука легла ему на плечи.

— Э! не такъ скоро! раздался чей то голосъ. Прежде чмъ войти давайте ваше пальто.

Это говорилъ деньщикъ г. де-Рошгри, карабинеръ Бушю, котораго поставили въ передней.

— Вы видите что у меня нтъ пальто, отвчалъ Кловисъ, не нашедшій нужнымъ надвать верхнее платье, чтобы спуститься три этажа.

Сказавъ это онъ хотлъ идти дальше, но его снова удержала сильная рука Бишю.

— О! о! не торопитесь! Надо сначала дать мн ваше пальто… или зонтикъ.

— Но у меня нтъ ни того, ни другаго.

— Та! та! та! не возражайте. Я знаю только то, что мн приказали. Меня поставили здсь велвъ брать пальто или зонтикъ у всякаго, кто явится… Значитъ вы должны снять пальто, а иначе не войдете.

— Да вдь повторяю же вамъ, у меня нтъ пальто.

— Ну такъ зонтикъ.

— Но не могу же я дать вамъ зонтикъ, когда у меня его нтъ.

— Въ такомъ случа ступайте, принесите.

Сказавъ это, силачъ Бушю хотлъ взять артиста за плечи и выпроводить вонъ, когда раздался звонъ желза. Это былъ самъ Рокамиръ, прибжавшій въ переднюю на шумъ голосовъ, насколько скоро позволяла ему тяжесть его кольчуги, подъ которой онъ чуть не падалъ.

Кловису очень хотлось бы остаться въ передней, поглядть, какъ деныцнкъ встртитъ первую даму, но Рокамиръ увлекъ его въ комнату, гд никого не было, изъ небольшаго числа уже собравшихся гостей. Сдланная на человка вдвое выше ростомъ, кираса Рокамира доходила ему до колнъ. Его короткія ноги исчезали въ огромныхъ желтыхъ сапогахъ, а изъ подъ поднятаго забрала громадной каски, выглядывало его худое лицо съ зелеными очками, такъ что его хоботообразный носъ походилъ на собаку, выглядывающую изъ окна фіакра.

Рокамиръ былъ въ восторг. Увлекши Кловиса въ пустую комнату, онъ сейчасъ же заперъ дверь, затмъ сталъ передъ молодымъ человкомъ.

— Ну, говорите откровенно, не льстите мн… Не правда-ли я удивительно похожъ на Генриха IV?

— О! кому вы это говорите! вскричалъ артистъ, притворяясь восхищеннымъ. Можно подумать что эти латы были сдланы для васъ.

— Каска немного велика, я долженъ въ этомъ сознаться.

— Нтъ, нисколько. Вы врно не знаете, что прежде длали каски всегда такимъ образомъ… во первыхъ чтобы непортить волосы… а во вторыхъ потому, что нужно было мсто для носоваго платка. Закованные такимъ образомъ въ желзо, рыцари не знали бы куда въ другое мсто класть свои платки.

— А вдь это правда! Я не подумалъ объ этомъ!

— Я убжденъ, продолжалъ Кловисъ, что, увидя васъ въ такомъ наряд, мадамъ Рокамиръ ни минуты не жалла, что вы не одлись арлекиномъ.

— Вы знаете женщинъ? ироническимъ тономъ спросилъ Рокамиръ.

— Нтъ, я ихъ не знаю.

— Тмъ хуже! такъ какъ вы знали бы, что они способны утверждать въ полдень, что это ночь, если только он забрали себ въ голову, что это такъ должно быть.

— Неужели ваша супруга не сразу созналась, что вы величественно прекрасны въ каск?

— Я убжденъ, что она въ душ восхищается, но такъ какъ она хотла видть меня арлекиномъ, то она предпочтетъ лучше молчать весь вечеръ, чмъ сознаться, что мой костюмъ хорошъ.

— Что вы говорите? Она будетъ молчать?

— Да, она дуется. Сначала она отъ гнва не хотла выходить на балъ… но я не уступилъ этому капризу и показалъ ей, кто здсь хозяинъ… я потребовалъ ея присутствія… тогда послдовала сцена слезъ и отчаянія, во время которой она вскричала: А, такъ вотъ какъ, тиранъ! Хорошо же, я буду на балу… но какъ покорная жертва… я буду протестовать моимъ молчаніемъ… я не открою рта во всю ночь. Тогда я устроилъ съ ней славную штуку. Видя ея ршимость, я объявилъ, что докторъ запретилъ ей говорить до тхъ поръ, пока идетъ леченье… Вы понимаете что произошло? Она думала наказать меня и не ожидала, что я съумю ловко вывернуться. Поэтому я убжденъ, что она теперь страшно злится.

— Значитъ вы надетесь что духъ противорчія развяжетъ ей языкъ.

— Нисколько… О! я ее знаю слишкомъ хорошо… Она изъ упрямства не разинетъ рта… Но за то въ другой разъ она подумаетъ прежде, чмъ предаваться такимъ фантазіямъ, а то вы знаете, что она угрожала мн запереться у себя въ комнат… какъ Фелиси…

— А, да, кстати, она все еще безъ ногъ?

— Увы! да. Бдняжка весь день не вставала съ постели… еще недавно она старалась встать чтобъ исполнить свои обязанности во время бала… Увидавъ ея слабость, я приказалъ ей снова лечь и запереться у себя въ комнат.

— А мадамъ Рокамиръ также хотла запереться?

— Да… но я запретилъ это! Я заговорилъ ршительно и теперь она на балу въ своемъ костюм.

— Въ какомъ костюм?

— Она одта загадкой. Вся въ черномъ, съ черными кружевами на голов, такъ что ее невозможно узнать.

— Хорошенькій костюмъ! замтилъ Кловисъ, подозрвавшій тайну во всей этой исторіи, разсказанной мужемъ.

— Да, хорошенькій, если хотите, но немного печальный. И къ тому жe я нахожу, что онъ не идетъ къ Сидализ… она кажется въ немъ слишкомъ худой.

— Я надюсь, однако, что этотъ костюмъ не мшаетъ ей лечиться и что она теперь вальсируетъ съ г. де-Рошгри.

При этомъ вопрос Рокамиръ страшно зазвнлъ своей кольчугой и вскричалъ:

— Ахъ! я забылъ вамъ сказать… де-Рошгри не будетъ на моемъ балу.

— Сегодня первый маскарадъ въ опер и онъ, можетъ быть, предпочелъ его?

— Бдняжка и не думаетъ объ этомъ. Представьте себ, что въ ту минуту, когда онъ одвался, чтобы идти къ намъ, вдругъ трахъ!… онъ неожиданно почувствовалъ припадокъ подагры въ обоихъ колнахъ… онъ прислалъ извиненіе со своимъ деньщикомъ, котораго одолжилъ мн на вечеръ.

— Я видлъ, что вы ему поручили быть въ передней… задача, которую онъ исполняетъ отлично, совершенно серьезно сказалъ Кловисъ.

— Да, онъ очень уменъ… онъ понимаетъ все скоро и хорошо, поэтому я пересталъ жалть, что придется поручить ему разносить угощеніе, какъ только въ передней его замнитъ Флора.

— А! такъ Флоры еще нтъ?

— Нтъ, кухарка уже пришла и занимается приготовленіями по части буфета. Флора не можетъ придти, пока не однетъ своей барыни.

— Мадамъ Дюрье разв еще нтъ?

— Если только она не вошла пока мы здсь разговаривали.

Желая увидать не пришла-ли хозяйка,— Кловисъ хотлъ идти въ другія комнаты, когда услышалъ въ передней голосъ Бушю, кричавшаго въ двадцатый разъ:

— Такъ подите за нимъ.

Такъ какъ деньщикъ былъ еще въ передней, то значитъ Флора еще не замнила его, а слдовательно и мадамъ Дюрье еще не окончила своего туалета.

Но такъ часто повторяемая фраза Бушю, была услышана обладателемъ хобота.

— За кмъ это онъ посылаетъ всхъ прізжающихъ гостей? спросилъ онъ артиста.

Тотъ приложилъ палецъ къ губамъ.

— Шш! прошепталъ онъ, не заставляйте меня быть нескромнымъ.

— Что такое?

— Но если вы непремнно требуете чтобы я говорилъ, то поклянитесь сначала что не подозрваете, что вамъ готовятся сюрпризъ.

— Сюрпризъ… мн?

— Узнайте, что г. Поль, по прозванію Эрнестъ, поэтъ. Ему пришла въ голову счастливая мысль сочинить сотню комплиментовъ, по два стиха каждый… Вы понимаете что это не трудно заучить… и каждый гость долженъ будетъ сказать ихъ вамъ за ужиномъ, по поводу вашего сходства съ Генрихомъ IV.

— Значитъ мн готовится овація?

— Именно, но молчите, не подавайте вида что догадываетесь о чемъ-нибудь, а главное не наблюдайте за Бушю.

— Будьте покойны… я не покажу виду. А теперь пройдемтесь по зал, продолжалъ онъ, беря подъ руку Кловиса.

При вход въ залу Рокамиръ вскрикнулъ отъ удивленія.

— Что съ вами? спросилъ артистъ.

Прежде чмъ отвтить, Рокамиръ съ удивленіемъ оглядлся вокругъ.

— Я ровно ничего не понимаю, сказалъ онъ наконецъ. Пока мы съ вами разговаривали, вы слышали также, какъ и я, что въ переднюю приходили гости.

— Да… ну что же?

— То, что мн кажется, что народу нисколько не прибавилось противъ того, что было часъ тому назадъ.

Кловисъ нашелъ, что манера Бушю принимать гостей безъ зонтиковъ не особенно увеличила тсноту на балу и только что хотлъ разсказать Рокамиру какую нибудь новую шутку, какъ вдругъ въ эту минуту явился самъ Бушю.

— Что мн теперь прикажете длать? обратился онъ къ Рокамиру. Мамзель Флора пришла смнить меня въ прихожей.

Это извстіе заставило сильне биться сердце артиста, такъ какъ присутствіе Флоры указывало на скорый приходъ мадамъ Дюрье. Что касается обладателя хобота, то онъ былъ въ восторг что увидитъ въ передней субретку, къ которой онъ, по собственному выраженію ‘питалъ преступную страсть’. Спша увидать Флору, онъ началъ наскоро отдавать приказанія деньщику.

— Другъ мой, приказалъ онъ, ты пойдешь на кухню, гд найдешь подносы съ прохладительными, которые будешь подносить дамамъ, прося ихъ пить.

— А! надо будетъ просить?

— Да, самымъ любезнымъ образомъ.

— Хорошо! хорошо! понимаю. Надо ихъ просить… Я буду просить… какъ умю лучше.

Какъ только Бушю ушелъ, Рокамиръ схватилъ за руку Кловиса и наклонилъ его къ себ.

— Да наклонитесь же, шепнулъ онъ, у меня есть къ вамъ просьба.

— Я слушаю, отвчалъ Кловисъ, наклоняясь къ отверстію каски.

— Мы мущины, не такъ-ли? началъ Рокамиръ.

— Я думаю что да.

— Я хочу сказать, что есть услуги, которыя только мущины могутъ оказывать другъ другу… Вотъ о чемъ я хочу васъ попросить… Въ гнв моей жены очень много замшана ревность… Она видитъ, что мой костюмъ слишкомъ идетъ ко мн.

— Слишкомъ идетъ? о! вы черезчуръ скромны. Я нахожу, что къ вамъ все должно идти.

— Однимъ словомъ Сидализа боится, чтобы я не увлекъ кого нибудь… и я убжденъ, что изъ подъ своихъ кружевовъ, она не перестаетъ слдить за мною… Вотъ посмотрите, она тамъ.

— Но она повернулась къ намъ спиной.

— Это чистая хитрость! Она наблюдаетъ за мною въ каминное зеркало. Вы вдь знаете женщинъ?

— Нтъ, повторяю вамъ, я ихъ совсмъ не знаю.

— Тмъ хуже, иначе вы знали бы, что он тогда всего внимательне, когда длаютъ видъ, что не смотрятъ.

— Дальше.

— Поэтому я прошу васъ занять немного мою жену, чтобы я могъ незамтно скрыться изъ залы.

— О! о! какой вы ловеласъ!

— Что длать, я южный человкъ, отвчалъ Рокамиръ тремя латами.

— Пожалуй! я согласенъ помочь вамъ обмануть мадамъ Рокамиръ.

— Послушайте, оркестръ какъ разъ начинаетъ вальсъ… моя жена обожаетъ его…

— Однако у нея сегодня костюмъ не особенно благопріятенъ для танцевъ.

— Неправда ли, костюмъ Загадки не идетъ къ ней? Я былъ правъ, говоря, что въ немъ она кажется худе. Даю вамъ слово, что если бы я не видалъ, какъ она при мн одвалась, то подумалъ бы, что это не она.

— Въ самомъ дл! сказалъ Кловисъ внимательно глядя на массу черныхъ кружевъ, покрытыхъ вопросительными знаками.

— Пригласите ее танцовать, да побольше вертите… это входитъ въ леченье… вы знаете, что балъ данъ, чтобы расшевелить ее?

— Хорошо, но если она не говоритъ, то не приметъ моего приглашенія.

— Ба, посл двухчасоваго молчанія, она наврно будетъ рада отвести душу, въ особенности когда увидитъ, что меня нтъ близко.

Кловисъ по необходимости долженъ былъ исполнить просьбу хозяина дома и отправился къ мадамъ Рокамиръ, убдившись предварительно что мадамъ Дюрье еще нтъ.

— Ну, идите! шепнулъ онъ Рокамиру, я вижу что вы не по одной наружности походите на Генриха IV.

— Ахъ, мой другъ, поставьте себя на мое мсто! Конечно, я не обвиняю Сидализу. Было бы жестоко съ моей стороны упрекать ее въ прирожденномъ недостатк… но въ тоже время я самъ человкъ южный.

Сказавъ это, Рокамиръ поспшно направился къ двери въ переднюю, гд зналъ что найдетъ Флору.

Между тмъ, съ той минуты какъ въ переднюю помстилась Флора, гости могли наконецъ войти и залы почти наполнились народомъ.

Суровая мадамъ Абрикотинъ явилась со своими тремя мастерицами. Мадамъ Поль, по прозванію Эрнестъ, явилась безъ мужа, который остался оканчивать прическу мадамъ Дюрье.

Скажемъ сразу, что Зюлема, мадамъ Абрикотинъ и три юныя модистки, не были настолько заняты танцами, чтобы не наблюдать за каждымъ новоприбывшимъ.

При всякомъ новомъ гост, глаза всхъ пятерыхъ обращаются на него и еслибы эти дамы думали вслухъ, то мы услышали бы одну и ту же фразу:

— Это еще не Анатоль!!

Надо полагать, что лейтенантъ забылъ разослать циркуляръ о своей неожиданной подагр.

Между тмъ Кловисъ медленно направился къ мадамъ Рокамиръ молча и неподвижно сидвшей въ другомъ конц залы.

Артистъ былъ на полдорог, когда услышалъ за собою голосъ, говорившій:

— Ну, моя голубушка, промочите себ горлышко.

Это былъ Бушю, разносившій прохладительное.

Говоря ‘прохладительное’ мы употребляемъ не то слово, такъ какъ на поднос стояли одни стаканы съ ромомъ, который, по его мннію, былъ самымъ лучшимъ, прохладительнымъ.

Затмъ, каждой попадавшейся ему дам онъ повторялъ одно и тоже:

— Ну, голубушка, промочите горлышко.

Каждая дама длала гримасу и просьб и напитку, но помня приказаніе угощать, Бушю не останавливался на этомъ.

— Попробуйте только… говорилъ онъ, это вамъ все нутро перевернетъ.

Но такъ какъ и эта просьба не достигала успха, то Бушю, врный приказанію, думалъ что лучше всего самому показать примръ. Тогда онъ бралъ самъ стаканъ, говоря:

— Ну, чокнемтесь, если вы не любите пить одна.

Но подождавъ напрасно, онъ подносилъ стаканъ ко рту и выпивалъ.

Затмъ онъ ставилъ пустой стаканъ обратно на подносъ и отправлялся дальше повторять ту же исторію.

Такъ какъ Бушю получилъ приказаніе угощать дамъ, а про мущинъ ему ничего не говорили, то онъ энергично останавливалъ всякую мужскую руку, которая протягивалась за стаканомъ.

— Это не для васъ! говорилъ онъ, отправляйтесь на дворъ, тамъ есть насосъ.

Между тмъ, вслдствіе принятой имъ методы угощенія дамъ, Бушю скоро кончилъ тмъ, что выпилъ вс стаканы.

— Черезъ часъ Бушю будетъ интересенъ, подумалъ Кловисъ, продолжая свой путь къ хозяйк дома.

Почтительно поклонившись ей, онъ произнесъ приглашеніе.

Мадамъ Рокамиръ знакомъ отказалась.

— Вашъ супругъ поручилъ мн настаивать, говоря что вы обожаете вальсъ, продолжалъ Кловисъ.

Загадка повторила свой знакъ отказа.

— Вашъ супругъ увряетъ, что вы безъ ума отъ вальса, и что вы станете танцовать не смотря на этотъ костюмъ, въ которомъ кажетесь гораздо худе, прибавилъ артистъ.

Это окончаніе фразы Кловиса, какъ казалось произвело на мадамъ Рокамиръ большое впечатлніе. Посл небольшаго колебанія она встала и оперлась на предложенную ей руку.

На третьемъ тур, мадамъ Рокамиръ, страстная любительница вальса, уже пять разъ отдавила ноги своему кавалеру.

— Чортъ побери! славно она вальсируетъ, подумалъ молодой человкъ.

На шестомъ она зашаталась и не будь Кловиса растянулась бы на паркет.

Во время этого приключенія, мадамъ Рокамиръ не могла выдержать своей роли.

— А! довольно вамъ вертть меня, раздалось изъ подъ вуаля, во первыхъ у меня колетъ въ бокахъ, а потомъ я совсмъ сплюснула себ ноги этими проклятыми ботинками!

Какъ ни странны были эти слова, он удивили Кловиса мене чмъ голосъ, который онъ узналъ.

— А! шепнулъ онъ своей дам, чортъ меня возьми, если вы не Фелиси!

— Шш! раздалось въ отвтъ, это я… но не говорите объ этомъ ни слова хозяину, который воображаетъ что я сплю… Я замняю барыню на время ея отсутствія.

— А гд она?

— Въ оперномъ маскарад.

— Одна?

— Нтъ, съ лейтенантомъ.

Въ эту минуту въ залу вошла мадамъ Дюрье.

IX.

Вдова была одта въ прелестный костюмъ вка Людовика XV. Пудра очень шла къ ней, длая еще боле блестящими ея большіе черные глаза, а декольтированный карсажъ открывалъ полныя, прелестныя плечи. Вроятно она безъ ума любила балы, такъ какъ при самомъ вход, взглядъ ея, случайно встртившійся со взглядомъ Кловиса, засверкалъ живйшимъ удовольствіемъ.

Что касается артиста, то видъ мадамъ Дюрье привелъ его въ восторгъ. Онъ даже не замтилъ что стоитъ среди танцующихъ, нисколько не занимаясь той, которая для гостей представляла мадамъ Рокамиръ. Его вывела изъ задумчивости Фелиси, ущипнувъ его за руку:

— Что же, или мы пустимъ здсь корни, прошептала она. У меня совсмъ затекли ноги въ барыниныхъ ботинкахъ. Я бы дала четыре су, чтобы только скоре ссть. Доведите меня назадъ до мста.

Такъ какъ вальсъ уже кончился, то Кловисъ спшилъ подойти къ мадамъ Дюрье, поэтому онъ поскоре отвелъ мнимую Сидализу на мсто и почтительно поклонился ей.

— Такъ вы ничего не скажете обезьян? шепнула она.

— Обезьяна — это вашъ хозяинъ?

— Конечно.

— Будьте покойны, я не скажу ни слова.

Поклонившись еще разъ, Кловисъ поспшно оставилъ ее, чтобы идти къ мадамъ Дюрье, уже окруженной многочисленными кавалерами, добивающимися чести танцовать съ нею.

Какъ ни спшилъ Кловисъ, но подходя онъ услышалъ какъ вдова говорила одному кавалеру:

— Я могу вамъ общать только седьмую кадриль и положительно не ршаюсь г. Деранзуа, подвергнуть ваше терпніе, такому испытанію.

— Если надо, я готовъ ждать вка, любезно отвчалъ г. Деранзуа, довольно полный мущина, костюмированный испанцемъ.

— Чортъ возьми! я опоздалъ, подумалъ артистъ, не проронившій ни слова.

Но его досада превратилась положительно въ отчаяніе, когда онъ услышалъ какъ вдова отвчала новому кавалеру:

— Я и то уже боюсь, что не буду въ состоянія сдержать всхъ общаній… поэтому, я лучше сразу извинюсь передъ вами чмъ не сдержу общанія, г. Дюрцкаръ.

— Вотъ такъ славно! прошепталъ Кловисъ, у котораго эти слова отняли всякую надежду.

Между тмъ, эти слова мадамъ Дюрье имли результатомъ то, что группа кавалеровъ, отдлявшая ее отъ Кловиса, разсялась и влюбленный очутился съ нею лицомъ къ лицу.

Она заговорила первая.

— А! это вы, г. Кловисъ? сказала она. Разв вамъ скучно на балу? У васъ видъ совсмъ огорченный… Разв вы не танцуете?

— Напротивъ, я обожаю танцы.

— Ну такъ что же?

— Къ несчастію, та, которую я хотлъ выбрать, иметъ такъ много кавалеровъ, что я опоздалъ.

— О! это дйствительно большое несчастіе.

— Да… вся моя радость улетла… поэтому я сильно хочу отправиться оканчивать мой вечеръ въ оперномъ маскарад… по крайней мр можно будетъ забыться.

— Но здсь нтъ недостатка въ дамахъ, которые можетъ быть могли бы замнить ту, о которой вы говорите, сказала мадамъ Дюрье.

— О! другія дамы… он для меня не существуютъ когда она тутъ… он могутъ заснуть спокойно на своихъ стульяхъ, если не разсчитываютъ ни на кого, кром какъ на меня.

— Если такъ, то я не хочу подвергать себя отказу съ вашей стороны, медленно сказала молодая женщина.

— Отказу!… О! разв вы могли предположить съ моей стороны такую чудовищность!… Ради Бога! скажите, что вы хотли сказать? вскричалъ Кловисъ, съ поспшностью, заставившею улыбнуться мадамъ Дюрье.

— Представьте себ, продолжала молодая женщина… я сейчасъ только замтила страшную забывчивость… Я общала вс танцы.

— Увы! краснорчиво вздохнулъ Кловисъ.

— Да… вс общаны… продолжала мадамъ Дюрье, какъ будто ничего не понимая… кром одного… и какъ разъ перваго. Очень можетъ быть, что вс приглашавшіе меня подумали, что первая кадриль по праву принадлежитъ хозяину дома.

— Рокамиру? вскричалъ артистъ расхохотавшись, я сомнваюсь, чтобы онъ могъ танцовать въ избранномъ имъ костюм.

— Да, когда я вошла, я видла его въ передней, костюмированнаго, кажется, кастрюлей.

При этомъ объясненіи костюма хозяина, Кловисъ разсмялся еще боле, что заставило мадамъ Дюрье сдлать маленькую гримаску.

— Да, да, сказала она, вы сметесь надъ моимъ несчастіемъ, г. Кловисъ.

— Вы называете несчастіемъ не имть возможности танцовать съ г. Рокамиромъ, одтымъ Генрихомъ IV… такъ какъ онъ костюмировался Генрихомъ IV, а не кастрюлей.

— Конечно… несчастіе. Увидя меня, сидящей первый танецъ, вс мои кавалеры подумаютъ, что я вдругъ почувствовала себя дурно и изъ скромности ни одинъ не ршится подойти.

— Значитъ вы можете располагать первой кадрилью? взволнованно спросилъ Кловисъ.

— Да… и я разсчитывала просить васъ вывести меня изъ затрудненія… но къ несчастію, какъ вы сказали мн сейчасъ, я не существую.

— Какъ! вы не существуете! Когда я могъ произнести такое богохульство?

— Нсколько минутъ тому назадъ, я вамъ повторю его… Когда она тутъ, сказали вы, другія женщины для меня не существуютъ. Слдовательно я не существую. Затмъ, улыбнувшись насмшливо, она прибавила:

— Покажите мн ее, г. Кловисъ.

— Если вы общаете мн эту первую кадриль, тогда я, даю вамъ слово, буду говорить о ней.

— Вы покажете мн ее?

— Вы сами узнаете ее.

— Я любопытна, не дразните меня.

— Въ такомъ случа согласитесь, сказалъ молодой человкъ, подавая руку вдов.

Легкая нершимость выразилась на лиц мадамъ Дюрье, которая, казалось, предчувствовала объясненіе въ любви, такъ что, заставивъ пригласить себя, она боялась теперь идти дальше.

— Оркестръ уже проигралъ ритурнель, прибавилъ молодой человкъ.

Затмъ, не дожидаясь положительнаго согласія, онъ тихонько взялъ подъ руку мадамъ Дюрье, которая не сопротивлялась.

Случилось такъ, что они танцовали визави съ величественной мадамъ Абрикотинъ и худымъ, плшивымъ Полемъ, по прозванію Эрнестъ, впрочемъ мы назвали его плшивымъ только по привычк, такъ какъ онъ нарочно выбралъ костюмъ Людовика XIV, чтобы имть возможность надть парикъ, букли котораго покрывали ему плечи и спускались до половины спины.

Что касается модистки, то она была великолпна въ костюм фермерши, такъ что ей нельзя было бы дать больше двадцати пяти лтъ.

Въ ту минуту, какъ вс пары были уже на мстахъ, вдругъ раздался громкій голосъ Бушю:

— Не угодно-ли мои красавицы промочить горлышки передъ пляской!

Онъ по прежнему предлагалъ всмъ чокнуться и по прежнему кончалъ тмъ, что выпивалъ все самъ. Понятно, что посл такого угощенія, ему приходилось длать неожиданно быстрыя движенія, причины которыхъ онъ не могъ себ объяснить. При каждомъ такомъ неожиданномъ толчк, онъ сердито оборачивался, говоря:

— Не толкайтесь же, штафирки!

Къ несчастію, въ то время, какъ тосты за здоровье дамъ такъ ослабили его ноги, они въ тоже время удивительно развязали ему языкъ, такимъ образомъ, подойдя къ Абрикотинъ, онъ вдругъ вскричалъ:

— А! это ‘какъ море прекрасно‘!… Ну, какъ дла?… Выпьемъ за ее здоровье.

Модистка покраснла какъ макъ и гнвнымъ взглядомъ старалась заставить Бушю замолчать. Къ счастію, нескромность Бушю вдругъ была остановлена восторгомъ, который неожиданно внушила ему ея особа, благодаря чему идеи его приняли другое направленіе.

Роскошныя формы Абрикотина, вполн обрисованныя ея костюмомъ, оживили вкусъ деньщика къ массивнымъ красавицамъ, и поглядвъ на нее нсколько мгновеній, онъ поднялъ кверху руку, которая была свободна и вскричалъ:

— Идетъ въ кавалерію!

Но это быстрое движеніе нсколько нарушило его равновсіе, такъ что онъ въ одно мгновеніе отлетлъ въ сторону на нсколько шаговъ.

— Не толкайтесь же, проклятые штафирки! снова повторилъ онъ, забывъ уже про Абрикотина, которая, конечно, вздохнула съ облегченіемъ.

Въ ту минуту, когда режиссеръ ударилъ нсколько разъ смычкомъ по скрипк, чтобы привлечь вниманіе музыкантовъ, мадамъ Дюрье, немного взволнованная, оглянулась вокругъ себя.

Вдругъ она замтила Гравуазо, недавно вошедшаго и стоявшаго въ углу залы.

Взглядъ прелестной вдовы едва скользнулъ по ея управляющему. Можно было даже подумать, что она его совсмъ не замтила, а между тмъ лицо ея слегка поблднло.

— Г. Кловисъ, сказала она сейчасъ же и въ голос ея слышалось легкое волненіе, у меня есть къ вамъ странная просьба.

Въ это время оркестръ заигралъ и Кловисъ схвативъ прелестную ручку мадамъ Дюрье, весело вскричалъ:

— Говорите, чмъ могу и имть счастье услужить вамъ?

— Во первыхъ я прошу васъ, слушая меня не смотрть въ сторону входной двери.

— Повинуюсь, отвчалъ Кловисъ, очень удивленный такимъ началомъ.

Продолжая танцовать, мадамъ Дюрье поспшно продолжала, въ то время, какъ лицо ея изъ веселаго и улыбающагося, сдлалось холоднымъ и слегка презрительнымъ:

— Теперь я прошу васъ сдлать самое недовольное лицо.

— О! какъ вы можете требовать такой невозможной вещи! вскричалъ Кловисъ съ возрастающимъ удивленіемъ.

— Скоре, скоре, примите самый недовольный видъ, нетерпливо вскричала вдова.

— Вотъ.

Говоря это Кловисъ, ничего не понимая, нахмурилъ брови и вытянулъ губы.

Вмсто того, чтобы засмяться, мадамъ Дюрье продолжала:

— Очень хорошо, теперь выслушайте меня. Во все время кадрили я запрещаю вамъ сказать мн хоть одно слово.

— О! тономъ возмущенія вскричалъ артистъ.

— Ни одного слова! съ удареніемъ повторила вдова. И если кто нибудь спроситъ васъ, о чемъ обмнялись мы съ вами нсколькими фразами, то вы скажете, что я выразила вамъ свое удивленіе но поводу того, что вы сдлали себ бальный костюмъ, когда говорили, что вамъ нечмъ заплатить за квартиру.

— А! кстати о квартир, и долженъ разсказать вамъ что со мной… началъ Кловисъ, забывъ полученное приказаніе.

— Шш! шш! повторила вдова. Я приказала вамъ молчать, разв вы уже забыли это? Будьте послушны… и знайте, что покорность всегда бываетъ награждена.

Хотя въ то время, какъ мадамъ Дюрье говорила это, лицо ея имло сердитое выраженіе женщины, танцующей съ кавалеромъ, который ей не нравится, тмъ не мене въ голос ея было что-то, заставившее сердце Кловиса радостно забиться.

Первая фигура кадрили окончилась, когда вдова вдругъ сказала:

— Ахъ! я и забыла!

— Что такое?

— Сейчасъ вы говорили, что хотите хать въ маскарадъ, потому что не можете танцовать съ той, съ которой хотли… ну, такъ я вамъ запрещаю оставлять этотъ домъ. А теперь можете продолжать молчать и дуться.

Дйствительно, вернувшись на мсто, вдова и Кловисъ упорно хранили молчаніе.

Но если языкъ Кловиса принужденъ былъ молчать, то ничто не мшало ему думать.

— Вотъ забавная идея! говорилъ онъ себ, молчать, гримасничать и не глядть въ сторону входной двери, это она называетъ услугой… Почему? Разв около этой двери стоитъ кто нибудь, въ комъ она боится, что моя любезность возбудитъ ревность… Конечно… иначе и быть не можетъ… что врно тотъ самый, про котораго она тогда сказала ‘бдный молодой человкъ’ и что я имлъ глупость принять на свой счетъ… Чортъ возьми, хотлъ бы я знать, кто этотъ счастливый смертный.

Не смотря на запрещеніе, онъ бросилъ поспшный взглядъ на дверь, но ему ни на одно мгновеніе не пришло въ голову, чтобы дло могло касаться Гравуазо, котораго онъ замтилъ у дверей.

‘Бдный молодой человкъ’ долженъ быть въ групп, за которой стоитъ этотъ негодяй управляющій, подумалъ онъ.

Между тмъ мадамъ Дюрье имла самый скучающій видъ и играла веромъ не глядя на своего кавалера.

— Да, продолжалъ свои разсужденія Кловисъ, я оказываю ей услугу, такъ какъ она говорила мн о вознагражденіи. Но что это будетъ за вознагражденіе?… Э! я сильно боюсь что въ настоящую минуту она ни мало не думаетъ о томъ, котораго я одного бы желалъ. Мн положительно не везетъ! Прождавъ шесть дней съ нетерпніемъ этого бала, на которомъ я ожидалъ увидть ее, я вдругъ оказался съ зашитымъ ртомъ.

Но боле всего Кловиса занимало запрещеніе отправиться на балъ въ оперу.

— Что за интересъ можетъ она имть не пуская меня туда?… А! угадалъ! Она разсчитываетъ отправиться туда со своимъ бднымъ молодымъ человкомъ… нчто въ род путешествія мадамъ Рокамиръ съ ея лейтенантомъ и боится встртиться тамъ со мною.

Посл этого предположенія, Кловису уже не пришлось боле притворяться разсерженнымъ, потому что къ концу кадрили, онъ въ самомъ дл былъ сильно не въ дух. Онъ сердито довелъ вдовушку до мста, которая очень сухо поклонилась ему и опустилась въ кресло съ видимымъ удовольствіемъ человка, который отдлался отъ непріятнаго дла. Даже не поблагодаривъ своего кавалера, она поспшила начать разговоръ съ рядомъ сидвшей дамой.

— Ну, ея бдный молодой человкъ, будетъ чертовски ревнивъ, если станетъ сердиться на нее за излишнюю со мной любезность, подумалъ Кловисъ.

Не прошло и четверти часа посл окончанія кадрили, какъ вдругъ Кловисъ почувствовалъ, что кто то беретъ его подъ руку. Это былъ самъ Рокамиръ, снова появившійся въ зал.

— Ну, чтоже, шеппулъ онъ, надюсь что вы приглашали мою жену!… Что! каково она вальсируетъ? настоящая сильфида.

— Не сильфида, это слабо оказано… я думалъ что вальсирую съ хлопкомъ снга. Какъ могла ваша супруга добиться такой легкости? Она наврно должна была учиться на стеклянномъ полу… сознайтесь.

Но Рокамиръ сильно безпокоился насчетъ послдствій своего отсутствія и поэтому не удовлетворилъ любопытству своего собесдника, а самъ обратился къ нему съ вопросомъ.

— Заговорила ли она съ вами? вскричалъ онъ. Замтила ли она мое отсутствіе?

— О! да, это былъ цлый потокъ словъ… впрочемъ очень понятный… такъ какъ она сдлала признанія, которыя я не ршаюсь вамъ передать… вы слишкомъ загордитесь.

— О! я уже давно знаю, что она отъ меня безъ ума, скромно отвчалъ Рокамиръ, изъ глубины своей каски.

— Да, безъ ума, это настоящее слово… Она живетъ только для васъ, и съ вашей стороны не слдовало бы злоупотреблять вашими преимуществами.

— Къ чему же она сердится?

— Увы! Несчастная не сердится, а страдаетъ отъ ревности… ‘Чудовище слишкомъ хорошъ Генрихомъ IV. Я не ручаюсь, что не выцарапаю глазъ женщинамъ!’… вотъ ея подлинныя слова. Ради Бога, не подвергайте ее больше подобному испытанію! Живите дома Генрихомъ IV, но не показывайтесь другимъ женщинамъ. Вы этимъ убьете вашу жену.

— Вы мн не поврите, съ видомъ фатовства, отвчалъ супругъ Сидализы, но я желалъ бы быть уродомъ. Вы вдь знаете женщинъ?

— Нтъ, я уже говорилъ вамъ это.

— Тмъ хуже! а то вы знали бы, что ревность жены ужасное мученіе… для ея мужа. Онъ не можетъ отойти, чтобы о немъ не безпокоились… Будьте откровенны, наврно, въ мое отсутствіе жена сто разъ спрашивала, гд я.

— Нтъ, она не могла замтить вашего исчезновенія.

— Это почему?

— Слезы ослпляли ее.

— Какъ, подъ закрывающими ее густыми вуалями, вы могли видть, какъ она плачетъ? съ удивленіемъ спросилъ обладатель хобота.

— Ея слезы текли ручьями. Вотъ видите, прибавилъ онъ, указывая мсто на паркет, гд Бушю пролилъ стаканъ рому, мы разговариваемъ на мст, которое еще мокро отъ ея слезъ… А! вы могли уйти на весь вечеръ и залитыя слезами глаза вашей супруги, не замтили бы этого.

— Въ самомъ дл, вскричалъ Рокамиръ, въ такомъ случа я могу снова пойти къ мамзель Флор… мое присутствіе здсь не необходимо, потому что я все устроилъ заране. Надюсь что Бушю разноситъ прохладительныя въ достаточномъ количеств.

— О, да, его повсюду видишь съ подносомъ, и дамы угощаются съ такой поспшностью, что мороженое не успваетъ таять.

— Хорошо, значитъ я могу спокойно уйти… Флора должна уже вернуться.

— Разв она уходила?

— Да, когда я пошелъ къ вамъ, то ее позвала къ себ мадамъ Дюрье. Между тмъ послдняя уже успла возвратиться и весело разговаривала со своимъ новымъ кавалеромъ.

— Должно быть, пробормоталъ Кловисъ, съ этимъ кавалеромъ она не боится раздражить ревность… Гм! гм! мн кажется что этотъ кавалеръ и бдный молодой человкъ, могутъ быть однимъ лицомъ. Надо наблюдать за ними.

Но не усплъ Кловисъ принять это ршеніе, какъ передъ нимъ появился Гравуазо.

— Я вижу, г. Кловисъ, что вы не особенно усердный танцоръ, началъ онъ. Съ самаго моего прихода я видлъ васъ танцующимъ всего разъ… съ мадамъ Дюрье кажется?

— Это правда.

— Я даже замтилъ что и тутъ вы не находили большаго удовольствія въ обществ вашей дамы… Кром нсколькихъ словъ въ начал, въ остальное время вы молчали не особенно любезно.

Подойдя къ Кловису, управляющій сталъ спиною къ танцующимъ, такъ что не могъ видть мадамъ Дюрье, которая напротивъ была отлично видна артисту.

Съ той минуты какъ ея управляющій подошелъ къ Кловису, она изъ веселой вдругъ стала серьезной и озабоченной. Когда же Кловисъ встртилъ ея взглядъ, то увидалъ въ немъ сильное безпокойство. Этого обстоятельства было достаточно, чтобы напомнить общаніе, данное прекрасной вдовушк.

— Я потому не разговаривалъ боле, отвчалъ онъ тогда, что первыя же слова, какъ вы могли замтить, отняли у меня всякое желаніе продолжать разговоръ. Поврите ли вы, что эта дама начала съ того, что спросила, какъ я могъ расходовать деньги для бала, когда не могъ отдать за квартиру? Сознайтесь, что это было боле чмъ не кстати.

Сказавъ это, онъ невольно снова взглянулъ на молодую женщину и съ удивленіемъ увидалъ, что взглядъ ея съ прежнимъ безпокойствомъ устремленъ на него. Можно было подумать, что она боялась того, что говорилось между артистомъ и Гравуазо.

Между тмъ, управляющему стало любопытно узнать, что такое интересуетъ, за его спиной, Кловиса, поэтому онъ полуобернулся, чтобы поглядть на танцующихъ. Но онъ еще не усплъ сдлать этого, какъ мадамъ Дюрье, какъ бы боясь быть застигнутой на мст преступленія, поспшно повернула голову въ другую сторону, такъ что когда Гравуазо взглянулъ на нея, она уже весело болтала со своимъ кавалеромъ.

При этомъ быстромъ движеніи, которое не ускользнуло отъ него, въ ум Кловиса мелькнуло подозрніе, которое онъ поспшилъ оттолкнуть отъ себя.

— Нтъ, говорилъ онъ, не можетъ быть чтобы она боялась ревности этого негодяя.

Молодой человкъ не усплъ окончить своихъ соображеній, какъ въ передней раздался оглушительный трескъ.

При этомъ шум оркестръ смолкъ и танцоры остановились. Вс съ удивленіемъ переглянулись, но это удивленіе быстро превратилось въ ужасъ, когда одинъ изъ гостей имлъ неосторожность вскричать:

— Это взрывъ газа… сейчасъ начнется пожаръ.

При этихъ словахъ вс въ испуг кинулись къ дверямъ. Къ счастію истина этого шума была угадана Кловисомъ, который кинулся къ дверямъ, останавливать бглецовъ.

— Господа, не бойтесь ничего, вскричалъ онъ… нтъ ни взрыва, ни пожара, это просто чихнулъ г. Рокамиръ.

Какъ ни успокоительно было это замчаніе, оно не могло вполн успокоить вс опасенія, такъ какъ среди молчанія, послдовавшаго за этими словами артиста, изъ передней послышались глухіе стоны.

Гости только тогда вполн успокоились, когда въ дверяхъ показалась Флора, смясь до слезъ.

Нсколько мгновеній веселая субретка искала кого то глазами, потомъ, замтивъ Фелиси, по прежнему прямо державшуюся въ своемъ костюм загадки, она бросилась къ мнимой хозяйк дома, бормоча сквозь смхъ.

— Слесаря! мадамъ Рокамиръ, надо послать за слесаремъ.

Кловисъ понялъ, что если Фелиси заговоритъ, то выдастъ свою отсутствующую хозяйку, поэтому онъ поспшно бросился между двумя женщинами.

— Что случилось? вскричалъ онъ.

Флор наконецъ удалось преодолть свою веселость.

— Дло въ томъ, отвчала она, что г. Рокамиръ вдругъ ужасно чихнулъ…

— Мы это, вс знаемъ, перебилъ артистъ.

— Да, отъ этого чиханья онъ такъ сильно тряхнулъ головой, что забрало его каски опустилось.

— Ну, чтоже?

— То, что каска заржавла и не смотря на вс мои усилія, я не могла поднять забрала… Г. Рокамиръ сидитъ внутри и охаетъ… такъ какъ даже снять каску нтъ никакой возможности.

Несмотря на все уваженіе къ хозяйк дома, гости не могли удержаться отъ смха и Кловисъ поспшилъ воспользоваться этой веселостью, чтобы спасти компрометированное положеніе мадамъ Рокамиръ, такъ какъ вс могли удивиться холодности, съ которой, мнимая хозяйка дома, выслушала о приключеніи съ мужемъ.

Въ дйствительности же, бдная Фелиси не знала что ей длать.

— Я не могу показать имъ кончикъ носа, а не то осрамлю барыню, шептала она.

Поэтому она поспшно схватила подъ руку Кловиса, когда онъ сказалъ ей:

— Позвольте, я проведу васъ къ вашему супругу и посмотрю не буду ли я такъ счастливъ, чтобы освободить его изъ темницы.

Въ тоже время онъ мимоходомъ отдалъ приказаніе музыкантамъ продолжать.

Войдя въ корридоръ, гд не было никого, молодой человкъ наклонился къ Фелиси.

— Идите куда хотите… вы кончите тмъ, что сдлаете глупость, которая выдастъ вашу госпожу… не показывайтесь больше въ зал.

Фелиси поспшно повиновалась, ворча что то про узкія ботинки, которыя натерли ей мозоли.

Едва она исчезла, какъ Кловисъ услыхалъ за собою голосъ Флоры.

— Куда это идетъ мадамъ Рокамиръ? спросила она. Если она ищетъ мужа, то онъ въ маленькой пріемной, гд я его заперла.

— Нтъ, она пошла поглядть нтъ ли у нея клещей… для каски, отвчалъ не останавливаясь Кловисъ.

Но Флора удержала его за рукавъ.

— Я не найду лучшаго мста передать вамъ порученія барыни, сказала она.

— Что такое? вскричалъ вдругъ останавливаясь Кловисъ.

— Барыня поручила сказать вамъ, что, за ваше послушаніе, вы имете право на вознагражденіе.

— Это правда… она мн это общала.

— Въ слдствіе этого вы пойдете и скажете г. Гравуазо, что соскучились на балу и идете къ себ спать… Затмъ уйдете.

— Хорошо. Дальше… Надюсь что награда заключается не въ томъ, чтобы я шелъ спать?

— Погодите. У себя въ комнат вы вооружитесь терпніемъ… до четырехъ часовъ.

— А затмъ?

— Вы сойдете къ барын, которая приглашаетъ васъ ужинать съ ней вдвоемъ.

— Не можетъ быть! вскричалъ Кловисъ, не повривъ своимъ ушамъ.

— Если вы не врите, такъ не ходите, это ваше дло, отвчала Флора, толкпувъ артиста изъ корридора.

Пройдя черезъ переднюю, субретка открыла дверь въ маленькую комнату, откуда раздавались стоны Рокамира.

— Теперь, прибавила она, идемъ освобождать обезьяну съ хоботомъ.

Не видя ничего изъ подъ забрала, въ которомъ отверстія для глазъ были до половины заткнуты, Рокамиръ, точно кротъ, ходилъ толкаясь то въ ту стну, то въ другую.

Кловисъ подошелъ и, взявъ его за руку, чтобы заставить стоять на мст, постучалъ въ каску, говоря:

— Вы все еще тутъ, сударь?

При звукахъ голоса, который онъ узналъ, супругъ Сидализы вскрикнулъ отъ радости.

— Ахъ! другъ мой, заговорилъ онъ умоляющимъ голосомъ, вы артистъ на все, вы должны умть открыть каску… Выпустите меня.

— Вы серьозно этого хотите?… На вашемъ мст я остался бы такъ… Вы были бы желзная маска девятнадцатаго вка. Это было бы исторически и оригинально. Поврьте мн, останьтесь такъ.

— Я умру съ голода.

— Нисколько… Васъ будутъ кормить насосомъ черезъ отверстія забрала… ваша супруга будетъ счастлива и горда дать вамъ это доказательство своей привязанности.

— Разв Сидализа знаетъ что со мною случилось?

— Когда я сказалъ ей объ этомъ, онъ упала въ обморокъ, вскричавъ: Боже! я никогда его боле не увижу!

— Но вдь я послалъ за слесаремъ.

— Я знаю… чтобы разбить каску молоткомъ, не такъ-ли?… это хорошая идея!

— Нтъ, нтъ, только не молоткомъ! съ отчаяніемъ заревлъ Рокамиръ.

— Почему же нтъ? Я увренъ, что, ударяя изо всей мочи, сильный человкъ, посл сотни ударовъ, раздробитъ вашу каску на куски.

— Да, но вдь я внутри.

— Да, это правда… я и забылъ про это.

Говоря такимъ образомъ, Кловисъ вертлъ каску и казалось длалъ тщетныя усилія чтобы поднять забрало. Сдлавъ небольшое усиліе, ему было бы легко освободить Рокамира, но ему просто хотлось позабавиться.

— Уфъ! проговорилъ онъ наконецъ, я отказываюсь. Вамъ надо покориться г. Рокамиръ.

— Но вдь должно же быть средство освободить меня изъ этой проклятой каски, простоналъ Рокамиръ.

— Да, я знаю одно… но вы едва-ли на него согласитесь.

— Говорите, говорите.

— Я слышалъ, что, сваря омаровъ, ихъ очень легко вынимаютъ тогда изъ скорлупы.

— Сварить меня! повторилъ разбитымъ отъ ужаса голосомъ идіотъ.

Наконецъ, Кловисъ сжалился надъ несчастнымъ и ршился выпустить его на свободу.

— А! тутъ есть секретъ! вскричалъ онъ. Погодите, мн кажется что я угадалъ его… Я, можетъ быть, сорву съ васъ голову, но что длать, рискнуть необходимо.

Затмъ, надавивъ ографы, которые наконецъ уступили, Кловисъ открылъ забрало.

Въ ту минуту, какъ обладатель хобота появился изъ своей скорлупы, раздался голосъ мадамъ Рокамиръ.

— Ты видишь, капризникъ, говорила она, что гораздо лучше бы сдлалъ, если бы одлся арлекиномъ.

Вернувшись изъ оперы, мадамъ Рокамиръ прошла къ себ по черной лстниц и поспшно переодлась въ костюмъ загадки, который ей передала Фелиси, разсказавшая все происшедшее. Поднявъ вуали, она явилась присутствовать при освобожденіи мужа.

При вид жены, супругъ принялъ растроганный видъ.

— Сидализа! торжественно сказалъ онъ, въ этой желзной гробниц, въ которую я сошелъ живымъ, моимъ жесточайшимъ мученіемъ было думать, что ты не будешь видть моего лица… Ты умерла бы съ горя!

Прошло три часа съ того времени, какъ Рокамиръ освободился изъ того, что онъ называлъ ‘своей желзной гробницей’, чтобы упасть въ объятія врной Сидализы. Балъ продолжался и гости чуть не высовывали языки отъ жажды, напрасно ожидая, что посл ужасныхъ напитковъ Бушю, будутъ подавать настоящія прохладительныя.

Однако ожиданія танцоровъ были тщетны. Опьянвшій Бушю услся въ уголъ въ кухн и отказывался разносить питье, увряя, что вс уже достаточно напились и никто больше ничего не хочетъ.

Не заботясь боле о томъ, утолятъ-ли, наконецъ, гости обладателя хобота свою жгучую жажду или нтъ, мы оставимъ балъ и сойдемъ этажемъ ниже, въ квартиру мадамъ Дюрье.

Въ ту минуту, какъ мы входимъ къ ней, прелестная вдовушка и артистъ сидли передъ маленькимъ столомъ, накрытымъ въ углу, у камина. Вмсто столовой Марія и Флора, прежде чмъ отправиться помогать на балъ Рокамира, приготовили въ будуар холодный ужинъ, который долженъ былъ ждать возвращенія ихъ госпожи.

Кловисъ и мадамъ Дюрье были одни въ квартир, такъ какъ прислуга еще не возвратилась съ бала. Ровно въ четыре часа, какъ сказала Флора, артистъ позвонилъ у дверей хозяйки дома, которая сама отворила ему.

Вернувшись съ бала уже около получаса, мадамъ Дюрье успла снять съ себя костюмъ. Она надла прелестный кружевной пенюаръ, но какъ онъ ни былъ изященъ, Кловисъ, при взгляд на него, вздохнулъ съ сожалніемъ, такъ какъ онъ прикрывалъ прелестные плечи вдовы.

Въ то время, когда мы входимъ, разговоръ уже начался и мадамъ Дюрье говорила улыбаясь:

— Ну, да, г. Кловисъ, если вы уже непремнно хотите знать, то я заставила васъ молчать во время кадрили именно по причин Гравуазо.

Полный увренности, что вдова дйствовала такимъ образомъ лишь для того, чтобы избжать сцены ревности, Кловисъ принялъ этотъ отвтъ за сознаніе въ связи.

— Какъ! съ огорченіемъ вскричалъ онъ, такъ это онъ вашъ… но вдь онъ старъ, некрасивъ… А! я… я никогда не ожидалъ этого!

— Не ожидали… чего?

— Что… что вы его любите.

— О! Г. Кловисъ!

Это восклицаніе вдовы звучало такимъ упрекомъ, что молодой человкъ сейчасъ же оживился.

— А! тмъ лучше! весело вскричалъ онъ. А то я боялся, что вы любите этого негодяя… такъ какъ долженъ вамъ сказать, что это ужасный негодяй.

— Я это знаю, спокойно отвчала мадамъ Дюрье, кушая крылышко куропатки.

— Не можетъ быть, вскричалъ Кловисъ, озадаченный этимъ односложнымъ отвтомъ.

— Что же вы видите необычайнаго въ томъ, что я знаю какой негодяй Гравуазо?

— Ничего въ томъ, что вы это знаете… но, что зная это, вы поручаете ему ваши интересы, вотъ что меня озадачиваетъ.

— Да, неправда ли это можетъ показаться съ моей стороны неблагоразумнымъ?

— Не только можетъ показаться, но это дйствительно не благоразумно.

— Да, это такъ, но…

— Но? повторилъ Кловисъ, видя что молодая женщина колеблется продолжать.

Но вмсто того чтобы договорить начатую фразу, мадамъ Дюрье сдлала видъ что смется и протянула артисту стаканъ, говоря:

— Знаете что, вы очень мало предупредительны къ женщин, которая танцовала три часа и ни разу не промочила горло стаканомъ лимонада… я умираю отъ жажды… сжальтесь, налейте мн.

Вмсто того, чтобы спшить повиноваться, молодой человкъ удержалъ въ своихъ рукахъ протянутую ему прелестную ручку.

— Какъ ваше имя? взволнованно спросилъ онъ.

— О! Какое любопытство, замтила мадамъ Дюрье насмшливымъ тономъ, сквозь который проглядывало нкоторое волненіе.

— Нтъ, это не любопытство, но мн кажется, что называя васъ по имени, я буду боле убдителенъ и краснорчивъ… Я буду думать что знаю васъ давно, и предположивъ это, я буду имть смлость сказать вамъ то, о чемъ не ршаюсь говорить въ настоящее время.

Вдова слегка поблднла, и еслибы Кловисъ былъ самъ немного покойне, то онъ замтилъ бы легкое дрожаніе руки, которую онъ держалъ въ своихъ.

— Меня зовутъ Селестина, отвчала она наконецъ, стараясь придать своему голосу боле твердости.

Сказавъ это имя, она бросила на артиста бглый вопросительный взглядъ, какъ бы боясь прочесть на его лиц неожиданное волненіе.

Но на лиц Кловиса не выразилось ничего особеннаго.

— Выслушайте же меня, Селестина, продолжалъ онъ. Вы прекрасны, молоды, богаты… и я сижу у васъ въ четыре часа ночи. Будь я дуракъ и фатъ, я вообразилъ бы что вы, будучи окружены обожателями, вдругъ влюбились въ мою ничтожную особу. Къ счастію я знаю себ цну и приписываю это странное свиданіе настоящей причин.

— А что это за причина? спросила Селестина тономъ, въ которомъ звучало какое то боязливое безпокойство.

— Сначала я ошибся, продолжалъ Кловисъ, я думалъ что это жестокій капризъ кокетки, которая хотла сначала позабавиться надо мною и вскружить голову, а потомъ смясь отослать меня обратно въ мою мансарду.

— Но вы этого боле не думаете?

— Нтъ, такъ какъ съ тхъ поръ какъ я изучаю и наблюдаю за вами, у меня составилось убжденіе относительно причины, соединившей насъ сегодня.

— И эта причина?

— Вы хотите просить у меня услуги.

При этомъ отвт, легкая улыбка мелькнула на губахъ молодой женщины, но Кловисъ не замтилъ ея.

— Я!.. вскричала она, услуги?

— Да, услуги, которой вы не осмливаетесь требовать отъ людей высшаго круга… у одного изъ вашихъ обожателей напримръ… такъ какъ это значило бы дать ему надъ вами нкоторые права.

— Въ такомъ случа, по вашему мннію, этой услуги, которой я не могу требовать у моихъ обожателей, я безъ зазрнія совсти могу просить у васъ?

— Конечно.

— То, что вы говорите, нелестно ни для васъ… ни для меня… Это заставляетъ предположить что, или вы считаете меня неспособной внушить страсть, или я нахожу васъ недостойнымъ своей любви…. такъ какъ почему же мн не бояться, что эта услуга дастъ точно также и вамъ права надо мной?

— О! со мною, артистомъ безъ гроша въ карман, это не иметъ значенія… У такихъ людей просятъ услуги и считаютъ себя совершенно покойными заплативъ имъ… Рокамиръ предлагалъ мн по двнадцати су, чтобы я вальсировалъ съ его женой.

При этихъ словахъ Селестина громко расхохоталась.

— Ну, я не была бы такъ щедра какъ Рокамиръ, потому что если бы вы даже оказали мн услугу, то и тогда я не имла бы смлости предложить вамъ потомъ плату.

— Потомъ, нтъ… и это по очень простой причин, съ удареніемъ сказалъ Кловисъ, которому вдругъ пришла въ голову одна идея.

— По какой причин?

— Вамъ нечего было бы платить потомъ, потому что вы имете обыкновеніе длать это сначала.

Спокойствіе молодой женщины было видимо поколеблено.

— Я васъ не понимаю, отрывисто сказала она.

— Если вы позволите мн встать и сдлать три шага, то я съумю объяснить мои слова.

— Сдлайте хоть шесть шаговъ.

Артистъ всталъ и подошелъ къ маленькому письменному столу, взявъ съ него конвертъ, онъ поднесъ его къ носу. Затмъ, съ конвертомъ въ рук, онъ подошелъ къ мадамъ Дюрье, которая молча слдила за нимъ глазами.

— Не отказывайтесь, продолжалъ Кловисъ, это вы прислали мн три тысячи франковъ… духи, которыми надушена эта бумага выдаютъ васъ… конвертъ, который я спряталъ у себя, надушенъ такими же.

— Три тысячи франковъ! Что вы мн тамъ разсказываете… Почему, по какому праву прислала бы я вамъ такую сумму?

Кловисъ тихонько опустился передъ молодой женщиной на колни и нжно взялъ ея руки.

— Вы не умете лгать, Селестина, проговорилъ онъ, ваше волненіе, ваши опущенные глаза, даже вашъ притворный гнвъ все противорчитъ вашимъ словамъ… Ну, скажите да… будьте откровенны, еслибы вы знали какъ ваше да, осчастливитъ меня!

— Осчастливитъ? повторила Селестина, но прежнему не поднимая глазъ.

— Да, мн кажется что, присланныя вами, эти деньги не будутъ тогда милостыней.

— Милостыней! о! какое гадкое слово! Пожалуйста не говорите такихъ вещей! вскричала молодая женщина, забывая что выдаетъ себя.

— А! значитъ вы сознаетесь? поспшно вскричалъ Кловисъ. Нтъ, нтъ, умоляю васъ Селестина, не отпирайтесь… Отъ васъ я приму эту услугу не красня.

Говоря это онъ сжималъ маленькія ручки, которыхъ не думали у него отнимать.

— Да, я принимаю, продолжалъ онъ, но съ тмъ условіемъ, что вы позволите выразить мн мою благодарность… избавивъ васъ отъ этого Гравуазо.

При имени своего управляющаго мадамъ Дюрье вздрогнула.

— Нтъ, Г. Кловисъ, я запрещаю вамъ это! прошептала она.

— Но какую же роль играетъ въ вашей жизни этотъ негодяй, что вы не можете съ нимъ разстаться?

Вдова видимо колебалась.

— Я боюсь его! прошептала она наконецъ задрожавъ.

Давъ мадамъ Дюрье время оправиться отъ волненія, Кловисъ продолжалъ:

— Можетъ быть Гравуазо потому васъ такъ пугаетъ, что у васъ нтъ никого, кто защитилъ бы васъ?

— Это очень можетъ быть, отвчала вдова.

Сказавъ это она слегка вздохнула.

— Да, прибавила она нершительно, но гд найти этого защитника?

— О! у васъ должно быть изъ чего выбрать между вашими поклонниками.

Вмсто отвта молодая женщина только покачала головой.

— Вы говорите, нтъ? продолжалъ Кловисъ, ужъ не хотите ли вы уврить меня, что у васъ нтъ обожателей?

Легкая улыбка мелькнула на губахъ Селестины, которая кажется забыла свои страхи.

— Да, поклонники у меня есть, почти весело сказала она… но вспомните что вы сами сейчасъ говорили, стоитъ мн обратиться къ одному изъ нихъ и онъ сейчасъ же вообразитъ, что я его предпочитаю другимъ… Мущины ничего не длаютъ даромъ… и этотъ сейчасъ вообразилъ бы что можетъ требовать, чтобы я отказалась въ его пользу отъ моей свободы… А я не имю никакого желанія поощрять кого бы то ни было… такъ какъ не люблю никого изъ тхъ кто ухаживаетъ за мной.

— Въ самомъ дл?

Это восклицаніе было очень весело, но вдова безъ сомннія не слыхала его, такъ какъ сейчасъ же продолжала:

— И такъ, вы понимаете, Г. Кловисъ, что по совсти я не могу просить помощи и покровительства у моихъ поклонниковъ, такъ какъ это значило бы подавать надежды, которыхъ я не имю намренія осуществить.

Она помолчала нсколько мгновеній.

— Нтъ, продолжала она, мн нуженъ другъ… совершенно безкорыстный… невлюбленный въ меня… который сталъ бы мн помогать безъ всякой задней мысли… вы меня понимаете, не такъ ли?

— Увы! вздохнулъ артистъ.

— Почему это увы?

— Потому что мн кажется очень трудно найти защитника при такихъ условіяхъ… въ особенности одно очень сурово.

— Какое?

— Не быть влюбленнымъ въ васъ… Держу пари, что вы не найдете никого.

— О! о! смясь сказала Селестина, мн кажется я не ходя далеко нашла бы человка, который безъ всякаго сопротивленія согласился бы на это условіе… вотъ хоть вы напримръ?

— Я! съ удивленіемъ вскричалъ Кловисъ.

— Конечно.

— Но почему вы думаете, что я не влюбленъ или не влюблюсь въ васъ?

— Да потому, что вы любите другую.

— Я?! повторилъ Кловисъ съ энергіей, служившей краснорчивымъ опроверженіемъ этой любви, въ которой его обвиняли.

Вмсто того чтобы понять это, вдова спокойно продолжала:

— Да, вы любите другую… ту, о которой вы мн говорили на балу… ту, въ присутствіи которой вс остальныя женщины для васъ не существуютъ.

Продолжая стоять на колняхъ, Кловисъ еще-ближе придвинулся къ молодой женщин.

Должно быть прелестная вдовушка ни чуть не угадывала истины, потому что съ любопытствомъ спросила:

— А! такъ вы значитъ нашли ее?

— Нашелъ!… кого? съ удивленіемъ повторилъ Кловисъ.

— Вашу незнакомку.

— Какую незнакомку?

— Ту, исторію которой вы мн одинъ разъ разсказывали… ту, которую вы отчаивались найти… Вы видите, что только гора съ горой не сходится.

Молодая женщина казалось совершенно забыла Гравуазо и страхъ который онъ ей внушалъ, Кловисъ, который хотлъ снова навести разговоръ на первоначальную тему, не успвалъ вставить ни слова.

— Ну, продолжала вдовушка, разскажите же мн какъ вамъ удалось розыскать вашу таинственную красавицу… Мн нисколько не хочется спать, и я была бы очень довольна провести остатокъ ночи слушая васъ… Говорите господинъ влюбленный.

— Влюбленный! Влюбленный! повторилъ Кловисъ насмшливо качая головой.

— Какъ? разв это неправда?

— О! нтъ, нтъ… я влюбленъ какъ безумный, но только не въ нея.

Не смотря на приказаніе возвратиться на мсто, Кловисъ, продолжая стоять на колняхъ, снова прошепталъ:

— Потому что я люблю васъ, Селестина. Неужели же вы такъ безжалостны, что отказываетесь понимать меня?

При звукахъ этого голоса, полнаго истинной страсти, молодая женщина поблднла и выпрямилась. Что было причиною этого? Вроятно негодованіе на смлость Кловиса, такъ какъ она поспшно освободилась отъ руки, которою ее обнялъ молодой человкъ и сказала взволнованнымъ и отрывистымъ голосомъ:

— Покойной ночи, г. Кловисъ.

— Какъ? печально проговорилъ артистъ при этомъ неожиданномъ прощаніи.

— Мн кажется что давно пора ложиться спать.

— Но вы сейчасъ только сказали что нисколько не хотите спать.

— Это возможно… но тогда вы еще не дали мн замтить всего неблагоразумія моего поведенія… Сейчасъ я думала что сижу съ другомъ… только другомъ… а теперь я вижу, что есть опасныя иллюзіи… поэтому я вамъ повторяю: покойной ночи г. Кловисъ.

Несмотря на это вторичное прощаніе, голосъ г-жи Дюрье на столько смягчился, что Кловисъ нсколько ободрился:

— Не гоните меня, умоляющимъ тономъ сказалъ онъ, клянусь, что я не скажу больше ни слова про мою любовь.

— И хорошо сдлаете, продолжала съ упрекомъ Селестина, да, хорошо сдлаете, такъ какъ вамъ слдуетъ краснть вашего поведенія… Разв хорошо говорить о любви одной женщин, когда любишь другую?

— О! о! о! комически проговорилъ Кловисъ, измученный настойчивостью молодой женщины, непремнно желавшей предполагать въ немъ другую страсть.

— Почему это о! о! продолжала мадамъ Дюрье, строгій голосъ которой сильно противорчилъ съ веселостью выражавшейся въ ея глазахъ.

— Это печальное ‘о!’… потому что я кусаю себ губы, чтобы сдержать общаніе и не говорить вамъ боле о моей любви… А не то я сказалъ бы, что обожаю васъ одну… но такъ какъ я поклялся, то хочу молчать.

Селестина сдлала видъ, что не замтила этого нарушенія условія, сдланнаго Кловисомъ, въ то самое время какъ онъ хвастался своей покорностью.

— Но почему же вы ея не любите, вашу незнакомку?.. хотя бы изъ благодарности… такъ какъ судя по вашимъ словамъ, она… она вамъ…. однимъ словомъ она доврилась вамъ, бдная молодая двушка.

— О!.. я не могу сказать вамъ утвердительно, что это была молодая двушка, возразилъ Кловисъ.

— Да, это правда, вы говорили мн что никогда не видали ея, поправилась мадамъ Дюрье.

— И еще разъ повторяю вамъ это… Такъ что очень можетъ быть, что ей было сорокъ… даже пятьдесятъ лтъ, сказать вамъ по правд, я даже потому не особенно старался открыть ее, что боялся встртиться съ особой почтенныхъ лтъ.

При послднихъ словахъ артиста вдова не могла удержаться отъ улыбки, которую онъ замтилъ.

— Я вамъ кажусь очень смшонъ, не такъ ли? спросилъ онъ.

— Нисколько. Я смюсь тому, что вы цлые четверть часа стараетесь доказать мн, что не любите вашей незнакомки.

— Но вдь это правда.

— Я этому не врю, отвчала Селестина, качая головой.

— Я убжденъ что вы перемнили бы мнніе, еслибы знали мою исторію. Впрочемъ, почему же нтъ? прибавилъ онъ.

— Что вы хотите сказать?

— Такъ какъ я хочу доказать вамъ, что люблю только…

— Берегитесь, г. Кловисъ, вы измните вашему слову! перебила Селестина, грозя пальцемъ.

— Я молчу на этотъ счетъ.

— Хорошо. Говорите обо всемъ другомъ, тутъ я даю вамъ полнйшую свободу.

— Хотите я разскажу вамъ мое приключеніе?

Что то въ род насмшливой нершимости мелькнуло на лиц вдовы.

— Я васъ слушаю, сказала она наконецъ.

Сказавъ это, она откинулась въ кресло, такъ что свтъ лампы не освщалъ ея лица, на что впрочемъ Кловисъ не обратилъ вниманія.

— Нсколько лтъ тому назадъ, началъ онъ, мой отецъ, въ то время богатый южный землевладлецъ, послалъ меня изучать права въ Пуатье.

Пріхавъ въ этотъ городъ, я прежде всего отправился отыскивать одного товарища моего дтства, сына лучшаго друга моего отца, который былъ старше меня годомъ и раньше меня пріхалъ въ Пуатье.

Гарнье, такъ было его имя, уже цлый годъ изучалъ права, когда я пріхалъ въ отель, гд онъ жилъ уже цлый годъ. Это былъ юноша не страдавшій большимъ рвеніемъ къ наукамъ и еще не открывалъ кодекса. Забота о томъ, какъ сойдутъ экзамены, нисколько не мшала ему спать спокойнымъ сномъ.

— Жизнь коротка, не будемъ утомлять себя занятіями, говорилъ онъ всмъ тмъ, кто хотлъ заставить его работать.

На третій же день моего прізда, когда я возвратился съ лекцій, Гарнье съ удивленіемъ спросилъ меня:

— Разв ты хочешь разстроить себ здоровье, посщая такъ усердно лекціи? Не пріобртай дурныхъ привычекъ, остановись пока еще есть время и не потупй отъ занятій.

— На что же ты хочешь, чтобы я употреблялъ мое время?

— На удовольствія, конечно! Кафе, театры и другія развлеченія ожидаютъ тебя.

— Все это мн конечно нравится.

— А женщины?

— Э! э! сказалъ я. Успха приходится иногда ждать слишкомъ долго, а у меня слишкомъ мало терпнія чтобы ухаживать.

— Чортъ возьми! Теб можетъ быть надо подносить побды на блюд, сказалъ онъ смясь и ушелъ.

Но на другой день онъ снова пришелъ ко мн.

— Ну, другъ мой, сказалъ онъ, у меня есть то, чего ты хочешь.

— Что такое?

— Побда на серебряномъ блюд… не нужно ни ожиданій, ни ухаживанья… какъ разъ по твоему вкусу… теб надо будетъ только пользоваться ея плодами.

— Что ты мн за глупости разсказываешь! вскричалъ я, расхохотавшись при этихъ странныхъ словахъ.

Но Гарнье былъ совершенно серьезенъ.

— Я говорю, что теб надо будетъ только пользоваться, повторилъ онъ.

Затмъ онъ вынулъ изъ кармана маленькій ключъ и показалъ мн.

— Видишь, прибавилъ онъ, вотъ ключъ отъ рая, въ который я хочу тебя послать. Скажи да, и онъ будетъ твой.

Говоря это, онъ вертлъ ключемъ у меня передъ носомъ, чтобы лучше соблазнить меня.

— Брюнетка, полненькая, свженькая, говорилъ онъ, двадцать шесть или семь лтъ, краснорчія для убжденія не понадобится. Да, ну же, соглашайся!

Какъ ни странно было это предложеніе, Гарнье длалъ его съ такою увренностью, что я не въ состояніи былъ долго принимать это за шутку.

— А! наивно сказалъ я, гд же она меня видла, эта свженькая и полненькая брюнетка?

— Она никогда не видала и кончика твоего носа и даже не подозрваетъ о твоемъ существованіи.

Этотъ отвтъ еще боле усилилъ мое удивленіе.

— И ты говоришь, что не зная меня, она меня любитъ? наивно вскричалъ я.

— О! нтъ, пойми меня, я и не думалъ говорить что она тебя любитъ.

— Такъ какже? спросилъ я, длая большіе глаза.

— Что, какже?

— Какже, не зная меня, она присылаетъ мн этотъ ключъ?

Мой пріятель съ улыбкой покачалъ головой.

— Она и не думала посылать теб этотъ ключъ, спокойно отвчалъ онъ… это я предлагаю его теб… Ты совершенно напрасно воображаешь то, чего нтъ.

Я подумалъ что все это мистификація и съ нетерпніемъ оттолкнулъ ключъ.

— Отстань отъ меня съ твоими шутками, сухо сказалъ я.

Вмсто того, чтобы разсердиться, мой пріятель поднялъ ключъ, который я вышибъ у него изъ рукъ и снова положилъ его въ карманъ.

— Предположимъ что я ничего не говорилъ, спокойно сказалъ онъ. Я хотлъ сдлать теб удовольствіе, ты не соглашавшейся принять моего предположенія, не будемъ же говорить объ этомъ.

Я былъ такъ грубъ къ моему пріятелю, что мн стало совстно за себя.

— Послушай, Гарнье, сказалъ я перемняя тонъ, не можетъ быть чтобы ты говорилъ серьезно.

— Напротивъ, я говорю какъ можно боле серьезно.

Потомъ, немного погодя, онъ прибавилъ улыбаясь:

— Сознайся, другъ мой, что ты самъ не знаешь чего хочешь. Вчера это было блое, сегодня черное. Разв ты не сознался мн вчера, что терпть не можешь ждать… Хорошо! сказалъ я себ, онъ любитъ занимать уже сдавшіяся крпости. Полагая доставить теб громадное удовольствіе, я бгу передать теб ключи уже сдавшейся крпости, а ты меня принимаешь чортъ знаетъ какъ… Если ты измнилъ мнніе, то я не настаиваю. Будемъ говорить о погод, если хочешь.

Говоря что онъ не будетъ настаивать, Гарнье нашелъ самое лучшее средство возбудить мое любопытство.

— Но, сказалъ я, ты бы хоть потрудился объяснить немного твое таинственное предложеніе.

— Таинственное! гд же ты видишь что нибудь таинственное? ничего, напротивъ, не можетъ быть проще и ясне… Выслушай меня хорошенько. Предположимъ, что ты скажешь да!

— Хорошо, положимъ.

— Тогда я дамъ теб ключъ, вотъ этотъ самый.

Говоря это, онъ опять вынулъ изъ кармана ключъ.

— Затмъ, сегодня посл полуночи, продолжалъ онъ, я прихожу за тобой и мы отправляемся черезъ спящій городъ. До сихъ поръ, какъ видишь, нтъ ничего таинственнаго.

— Нтъ. Продолжай.

— Я провожу тебя къ маленькой двери, въ которую ты вкладываешь ключъ. Нтъ ничего таинственнаго въ томъ, что дверь посл этого отворяется и я прощаюсь съ тобой.

— А дальше? вскричалъ я съ жаднымъ любопытствомъ, такъ какъ Гарнье остановился.

— Дальше все также просто. Нтъ ничего обыкновенне, какъ подняться двадцать ступень по лстниц, которая начинается за дверью. Что также можетъ быть естественне, какъ найти на верху этой лстницы другую дверь, которая отворяется тмъ же самымъ ключемъ… но только тихонько, и еще тише затворяется…

Товарищъ мой снова замолчалъ.

— Что же дальше? нетерпливо вскричалъ я.

— Дальше угадывается само собою. Посл второй двери ты очутишься въ альков, гд скажешь себ: ‘Я окажу хорошую услугу моему другу Гарнье’. Ты понимаешь?

При этомъ заключеніи, объяснявшимъ все, я припрыгнулъ и расхохотался.

Мой товарищъ, видя что я угадалъ какой услуги онъ желалъ отъ меня, принялъ видъ отчаянія.

— Да, что длать? мой милый, прибавилъ онъ, стараясь придать своему голосу печальное выраженіе, въ сущности мн очень горько… но у меня нтъ шишки врности. Я даже полагаю, что на томъ мст гд она должна быть, у меня громадная впадина.

— Ты бы лучше прямо разошелся.

— О! ты ее не знаешь! Это будутъ слезы, преслдованія и письма безъ конца… поэтому, зная что моей отставки не примутъ, я хочу поставить въ невозможность отказать мн… навязавъ преемника.

— О! навязавъ! сказалъ я. Я сильно сомнваюсь чтобы это позволили сдлать. При вид меня, вмсто тебя, поднимутъ громкіе крики.

Гарнье покачалъ головой.

— Нтъ, сказалъ онъ, при вид тебя никто не станетъ кричать, такъ какъ ты придешь въ совершенной темнот.

— Да, но голосъ.

— Голосъ еще меньше, такъ какъ ты не долженъ произносить ни слова.

— Не можетъ быть!

— Ты лучше всего поймешь необходимость этого, когда я скажу теб, что по другую сторону перегородки… очень тонкой… спитъ здоровый колбасникъ, мужъ самый ревнивый, который спитъ такъ чутко, что просыпается при малйшемъ шепот.

— Твой способъ навязать себ преемника ничего не стоитъ, сказалъ я.

— Почему?

— Потому что такъ какъ темнота и молчаніе помшаютъ узнать меня, то это будетъ все равно, какъ если бы ты самъ приходилъ.

— Да, но у меня есть свой планъ.

— Какой?

— Какъ только ты войдешь въ домъ, я преспокойно отправлюсь кидать каменья въ окна жандармскихъ казармъ.

— Но тебя арестуютъ!

— Конечно. А на другой день я напишу чтобы меня пришелъ выручить супругъ колбасникъ, который конечно мой лучшій другъ. Я не знаю, продолжалъ Гарнье съ забавной серьезностью, хорошо ли ты составилъ себ понятіе объ удивленіи дамы, когда мужъ передастъ ей, что я провелъ ночь въ жандармскихъ казармахъ. Нечего длать, придется помириться съ совершившимся фактомъ… и возвратить мн свободу.

— Чтобы взять мою.

— О! ты хорошо сдлаешь если не пойдешь на другой день… Я даже совтую теб это сдлать, если ты не хочешь имть дло съ мадамъ Севинье, попавшей въ колбасную.

— А! она теб много пишетъ?

— Пять разъ въ день… цлый годъ! Я не знаю почему, но ея письма переполнены раздирательной страстью. Кончилось тмъ, что ея посланія приводятъ меня въ ужасъ… тмъ боле, что бдняжка часто повторялась… Когда женщина шесть мсяцевъ вчно называетъ тебя ангеломъ, божествомъ и гордымъ львомъ, то начинаешь желать чтобы она стала звать тебя негодяемъ… Однимъ словомъ мн опротивло вчно быть гордымъ львомъ и я пересталъ раскрывать ея письма… Самый большой ея недостатокъ состоитъ въ томъ, что она обожаетъ меня безъ всякаго перерыва въ род ссоры или каприза.

— Но вдь ей по невол приходится писать, если тонкость перегородки мшаетъ вамъ разговаривать во время свиданій.

— Да, но она слишкомъ часто присылала мн въ конверт свою душу и сердце. Поэтому, повторяю теб, вотъ уже мсяца три, какъ я пересталъ читать ея письма. Изъ всхъ, которыя я получилъ раньше, я сдлалъ тоже самое, что сдлаю съ этой послдней запиской, которую получилъ часъ тому назадъ.

Сказавъ это, Гарнье вынулъ изъ кармана запечатанное письмо и бросилъ его въ топившійся каминъ. Мы видли какъ оно горло, не подозрвая какую оно имло важность.

Во все время разсказа Кловиса, молодая женщина молча и неподвижно сидла въ тни.

— Не спите ли вы? спросилъ артистъ.

— Нисколько, отвчала Селестина.

— Я говорю это потому, что вы не прерываете меня.

— Я длаю это нарочно… и даю вамъ все боле противорчить себ.

— Въ чемъ же я себ противорчу?

— По мн кажется, что для человка, уврявшаго будто онъ никогда не зналъ героини своихъ таинственныхъ похожденій, вы, мн кажется, слишкомъ хорошо знаете въ чемъ дло.

— Погодите конца.

— А разв конецъ не касается чувствительной колбасницы?

— Вы увидите… ничего бы не случилось, еслибы мы прочитали это письмо, которое мой пріятель такъ некстати сжегъ.

— Хорошо, продолжайте, сказала вдова, по прежнему оставаясь въ тни, такъ что Кловисъ, не видалъ выраженія ея лица.

Артистъ продолжалъ.

— Какъ ни преступенъ былъ замыселъ, который мн предлагали, я соблазнился и взялъ ключъ. Въ тотъ же вечеръ, Гарнье провелъ меня къ названной двери.

— Теперь желаю счастія! шепнулъ онъ, толкнувъ меня на лстницу, а я отправлюсь бить стекла.

Посл этого онъ удалился, тогда какъ я сталъ подниматься по лстниц.

XI.

На другой день было воскресенье. Первое лицо, которое я увидлъ, былъ Гарнье, смявшійся какъ сумасшедшій.

— Я сейчасъ отъ моего друга-колбасника, сказалъ онъ мн.

— Значитъ онъ въ самомъ дл выручилъ тебя?

— Еще бы! Едва онъ получилъ мою записку, какъ тотчасъ же примчался въ казармы, чтобы поручиться за меня.

— Онъ разскажетъ все жен.

— Конечно, милый мой, но сколько я понялъ, она первая прочитала мое посланіе и поторопила мужа идти мн на помощь.

— Что же ты говорилъ, что она будетъ въ изумленіи отъ твоихъ ночныхъ похожденій.

— Да, но ты я думаю не полагаешь, что она станетъ выражать свое удивленіе мужу?… Я жду съ нетерпніемъ, когда начнутъ звонить къ вечерн.

— Почему такъ?

— Чтобы увидть прелестную колбасницу. Каждое воскресенье мы сходимся съ ней за вечерней въ темномъ углу церкви и разговариваемъ не глядя другъ на друга, длая видъ, что молимся.

Чортъ возьми чего она мн не наговоритъ сегодня!… однако все-таки ей придется принять мою отставку… а это все, чего я хочу.

Затмъ вдругъ мняя разговоръ, онъ спросилъ меня съ любопытствомъ.

— Ну, а ты что? Разскажи-ка мн!

Едва Кловисъ усплъ произнести эти слова, какъ мадамъ Дюрье вскричала съ необычайной живостью:

— Какъ! г. Кловисъ, вы были такъ неделикатны что разсказали вашему пріятелю то, что… то есть стали говорить ему о несчастной колбасниц. И безъ того вы поступили уже довольно дурно, взявъ на себя эту роль…

— Вы ошибаетесь, возразилъ артистъ. Отвчая Гарнье, я тщательно избгалъ касаться подробностей… тмъ боле, что эти подробности меня чрезвычайно поразили…

— Ты говоришь, что она твоей любовницей уже цлый годъ? спросилъ я Гарнье, принимая небрежный тонъ, чтобы не возбудить его вниманія.

— Да, годъ, ни боле ни мене, отвчалъ онъ самымъ натуральнымъ тономъ.

Мой другъ былъ не такой человкъ, чтобы хвастаться побдами, которыхъ онъ не одержалъ. Поэтому его отвтъ удвоилъ мое изумленіе.

Разсказывая свою исторію, Кловисъ не разъ спрашивалъ себя, почему это вдова не старается поднять прозрачную завсу, которою онъ прикрываетъ свой разсказъ, но, или понимая въ чмъ дло, или стыдясь просить объясненій, мадамъ Дюрье слушала въ глубочайшемъ молчаніи.

Въ отчаяніи, что ему не удается возбудить женское любопытство, артистъ вынужденъ былъ однако продолжать свой разсказъ.

— На другой день, хотя я и давалъ себ клятву не возобновлять вчерашней экспедиціи, однако, вечеромъ, не выдержалъ и пошелъ по старой дорог.

Мадамъ Дюрье насмшливо засмялась при этихъ словахъ…

— Чему вы сметесь? спросилъ Кловисъ.

— Вашей смлости. Посл объясненій колбасницы съ вашимъ другомъ у вечерни, вы могли быть уврены, что васъ примутъ совершенно иначе, чмъ наканун.

— Ошибаетесь! Не знаю какая причина помшала красавиц придти въ церковь, только на этотъ разъ обычное свиданіе не состоялось.

— Но ночи, проведенной подъ арестомъ вашимъ пріятелемъ, было, я полагаю, вполн достаточно, чтобы возбудить недовріе этой особы.

— Подождите конца.

— Продолжайте, сказала спокойно вдова…

— Какъ видно, мой разсказъ не очень-то ее интересуетъ! подумалъ Кловисъ, самолюбіе котораго было повидимому, задто, равнодушіемъ вдовы.

Я вернулся изъ второй экспедиціи еще боле пораженный, чмъ наванун, продолжалъ онъ въ слухъ. Я готовъ былъ просто подозрвать, что колбасникъ двоеженецъ.

Гарнье былъ изумленъ не мене меня, хотя и по другой причин.

Всю недлю онъ повторялъ:

— Странно! Я тутъ положительно ничего не понимаю!

— Объяснись, спросилъ я его.

— Да, видишь ты, разъ я провелъ ночь въ полиціи, остальное должно было казаться моей Дульцине подозрительнымъ, не такъ-ли?

— Конечно.

— Ну, а, повидимому, это нисколько ее не удивляетъ. Я продолжаю получать мои пять писемъ въ день.

— Которыя ты продолжаешь жечь?

— Нтъ, ожидая упрековъ и гнва, я вскрылъ первое письмо, пришедшее посл приключенія… потомъ я прочелъ послдовательно вс остальныя.

— Ну, и он набиты требованіями объясненій, упреками…

— Ничуть! Я по прежнему ея гордый левъ, ангелъ, и обожаніе продолжается по старому.

— А твоя ночь въ жандармской казарм?

— О ней ни слова. Я начинаю думать, что она считаетъ меня волшебникомъ, который можетъ обратиться въ майскаго жука и улетть сквозь ршетку тюрьмы туда, куда зоветъ его любовь.

— Если въ будущее воскресенье она будетъ у вечерни, ты узнаешь, наконецъ, въ чемъ дло.

— На это-то я и надюсь.

Пришло воскресенье. Я пошелъ въ церковь и, спрятавшись за колонной, сталъ наблюдать за Гарнье и его любовницей. Колбасница видимо сіяла отъ радости, тогда какъ лицо моего товарища выражало не разъ полнйшее недоумніе.

По окончаніи службы я сошелся съ Гарнье у выхода изъ церкви.

— Я понимаю все мене и мене, сказалъ онъ мн.

— Неужели она ничего не подозрваетъ?

— Ршительно ничего… или она такъ искусно скрываетъ… Я боле, чмъ когда либо, ея гордый левъ.

Вдругъ его, повидимому, оснила новая мысль.

— А! вскричалъ онъ. Да вдь ты, можетъ быть, самымъ безсовстнымъ образомъ посмялся надо мной.

— Какъ такъ?

— Когда я оставилъ тебя у маленькой двери, ты не удралъ сейчасъ же домой?

— Нтъ! Я взошелъ на лстницу.

— Честное слово?

— Честное слово!

— И когда ты сошелъ?

— Спустя три часа.

— И ты не провелъ это время стоя на лстниц!

— Да нтъ же!

Гарнье, не спускавшій съ меня глазъ въ теченіе этого разговора, вроятно прочиталъ на моемъ лиц выраженіе искренности.

— Тогда я отказываюсь угадать! сказалъ онъ съ обезкураженнымъ видомъ.

— Но что-же она теб сказала?

— Знаешь ты какъ она называетъ мое сидніе подъ арестомъ, въ то время, какъ ты пользовался ключомъ вмсто меня?

— Нтъ. Скажи.

— Она называетъ это доказательствомъ любви и врности съ моей стороны. ‘Невозможно поступать благородне!’ повторила она мн двадцать разъ.

Во мн зародилось сомнніе, которое навело бы насъ на слдъ, если бы я сообщилъ его Гарнье, но чувство скромности удержало меня и я промолчалъ.

Въ тотъ же вечеръ мой товарищъ влетлъ въ мою комнату какъ бомба, крича:

— Надо съ этимъ покончить! Слушай, очень ты дорожишь моимъ… нашимъ ключемъ?

— Ты хочешь взять его назадъ?

— Я сейчасъ узналъ, что колбасникъ куда-то узжаетъ на два дня. Стало быть сегодня онъ не помшаетъ намъ говорить и я воспользуюсь этимъ, чтобы вполн разспросить мою красавицу.

Я отдалъ ему ключъ и онъ тотчасъ-же ушелъ, сказавъ мн на прощанье:

— Завтра утромъ я принесу теб новости.

Дйствительно, на другой день, я еще спалъ, когда явился Гарнье.

— Эй! открой-ко глаза, лнивецъ! закричалъ онъ принимаясь трясти меня изо всхъ силъ.

— Ну что? спросилъ я.

— Нечего сказать, молодецъ!.. хорошій вещи я о теб узналъ!.. Чортъ возьми! ты не болтливъ .

— Что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что говорилъ съ моей Дульцинеей и теперь бшусь.

— По какому случаю?

— О! не прикидывайся невиннымъ, мой милый!.. Меня этимъ не надуешь!

И съ комическимъ отчаяніемъ онъ забгалъ взадъ и впередъ по комнат, повторяя:

— Положительно мн не везетъ! Подать въ отставку сутками раньше чмъ слдовало!!!

Наконецъ онъ остановился и разразился хохотомъ.

— Ну что, признайся, сказалъ онъ глядя мн въ глаза, вдь ты долженъ имть не лестное мнніе обо мн… гордомъ льв!

А! теперь я понимаю почему колбасница приняла мое сидніе въ полиціи за доказательство любви и врности. Она объяснила это рыцарскимъ девизомъ: ‘Не могу провести этотъ вечеръ съ вами, не проведу его ни съ кмъ!’ и она вообразила, что я помстилъ мою врность подъ охрану жандармовъ.

— Но объяснись наконецъ! вскричалъ я въ ту минуту, когда онъ остановился перевести духъ.

— Самое простое объясненіе это сказать теб, что было въ письм, которое я сжегъ передъ тобой.

— Но вдь ты-же его не читалъ?

— Да… но сегодня ночью я узналъ его содержаніе.

— И что-же тамъ было написано?

— А ты ничего не подозрваешь? отвчалъ ироническимъ тономъ Гарнье.

— Да нтъ-же.

— Это письмо извщало меня, что я долженъ въ этотъ день отказаться отъ обычнаго посщенія… такъ какъ комната моей красавицы была уступлена на это время одной двушк.

— Двушк? вскричалъ и принимая изумленный видъ.

— Да, двушк… Ты станешь отрицать это, неблагодарный! сказалъ съ хитрой улыбкой Гарнье.

Я призвалъ на помощь все мое хладнокровіе и присутствіе духа и… изъ скромности и признательности, отвчалъ съ апломбомъ:

— Твоя любовница обманула тебя. Я не знаю что побудило ее солгать, но только увряю тебя, что это она занимала комнату, въ которую дверь вела съ лстницы.

Мой отвтъ не могъ убдить Гарнье.

— Нтъ, нтъ, возразилъ онъ, это была двушка… колбасница сказала мн это положительно… и она даже прибавила: двушка пятидесяти семи лтъ.

Едва Кловисъ усплъ выговорить эту цифру, какъ вдругъ мадамъ Дюрье вскричала съ негодованіемъ:

— О! какая ложь!.. То есть это должно быть ложь, поправилась она, не такъ-ли? Я невольно возмутилась слыша это… право, я испугалась за васъ… ну-же, разуврьте меня поскоре.

— Право… ничего не могу вамъ сказать! отвчалъ колеблясь артистъ вмсто опроверженія, котораго ожидала мадамъ Дюрье.

— Пятьдесятъ семь лтъ! продолжала сухо Селестина, нервно барабаня пальцами по ручк кресла… почему-же не сто? меня удивляетъ, что вашъ товарищъ не сказалъ вамъ, что это была столтняя старуха?

— О! какъ вы это говорите! замтилъ артистъ, удивленный тономъ своей хорошенькой собесдницы.

— Да, вы правы, отвчала хозяйка смягчая тонъ, я должна была скрыть мое удивленіе видть васъ такимъ… такимъ.

— Глупымъ?

— Нтъ… слишкомъ доврчивымъ. Вдь очевидно, это была просто уловка со стороны вашего товарища.

— Вы угадали. Какъ только выговорилъ онъ эту цифру, я вскочилъ въ бшенств и вскричалъ:

— Чтобы чортъ побралъ тебя и твои проклятый ключъ!

— А! такъ ты признаешься наконецъ! сказалъ покатываясь со смху Гарнье, видя что я тоже легко! попался въ ловушку.

Эти слова, доказывавшія что онъ умышленно лгалъ чтобы узнать правду, успокоили мои опасенія и возвратили мн надежду.

— Гарнье, другъ мой, началъ я упрашивать его,: вдь ты знаешь все, разскажи-же мн. Она молода, неправда-ли? Кто она? Могу я ее увидть? Какъ ее имя?

— Ни, ни!.. отвчалъ грозя мн пальцемъ Гарнье, ни за что въ свт не скажу! Это научитъ тебя впередъ быть откровенне съ товарищами.

Цлый день я упрашивалъ его сказать мн, правду. Но видя мое страстное желаніе узнать кто такая была моя незнакомка, онъ забавлялся выдумывая разныя басни, заставлявшія меня переходить отъ радости къ бшенству.

То напримръ онъ принималъ торжественный видъ и печальнымъ голосомъ говорилъ мн:

— Если ты того хочешь, такъ узнай-же несчастный! Это была старая кривая негритянка, которая пріхала въ Пуатье чтобы вставить себ стеклянный глазъ!

Промучивъ меня долгое время подобными выдумками, онъ длалъ видъ что смягчается.

— Ну, радуйся, говорилъ онъ тогда, да, она хороша, молода, хорошаго семейства. Кажется ее хотли выдать замужъ за богатаго старика. Чтобы избавиться отъ этого брака, она имла неблагоразуміе убжать къ своимъ родственникамъ.

— Знаешь ты ея имя?

Вмсто того чтобы отвтить мн, Гарнье продолжалъ:

— Бдная двушка, кузина колбасницы, и ей пришла идея скрыться у нея. Она пріхала сюда разбитая отчаяніемъ и усталостью, и въ такомъ нервномъ возбужденіи, что колбасница должна была дать ей маковаго настоя чтобы она уснула.

— А! такъ вотъ что! подумалъ я узнавъ эту подробность, уменьшавшую мой тріумфъ.

— Ты угадываешь остальное. Колбасникъ, который не романиченъ даже на четыре су, первымъ дломъ отправилъ телеграмму въ Парижъ, гд живутъ родители бглянки, такъ что спустя тридцать шесть часовъ, она уже хала домой подъ надзоромъ присланной за ней гувернантки.

— Ея имя? Ея имя? повторялъ я съ лихорадочнымъ нетерпніемъ.

Тогда, видя что я вполн врю его разсказу, Гарнье разражался смхомъ, доказывавшимъ мн, что я опять былъ жертвой мистификаціи.

Я продолжалъ настаивать, тогда онъ меланхолически качалъ головой и отвчалъ мн мрачнымъ тономъ:

— Не спрашивай, несчастный…. есть завсы которыхъ никогда не слдуетъ поднимать. Лучше не знать, что они скрываютъ.

Ты требуешь! продолжалъ онъ видя мое упорство, такъ знай-же что это была тетка, старая тетка колбасника, почтенная двица, которая пріхала провести у племянника свои послдніе дни. Отъ паралича у нее отнялся языкъ и она къ тому-же не уметъ писать, такъ что колбасница, понявъ по ея жестамъ, что она провела безпокойную ночь, сочла необходимымъ посыпать ей постель персидскимъ порошкомъ… Немного поздно, если даже предположить что это средство было полезно въ данномъ случа… чего я впрочемъ не читалъ ни въ одной книг.

Однимъ словомъ, я не могу вамъ передать вс выдумки сочиненныя неистощимымъ Гарнье съ цлью помучить меня.

Смхъ Селестины прервалъ въ этомъ мст разсказъ артиста.

— О! о! сказала она, мучить, говорите вы? значитъ вы сами того хотли. За неимніемъ лучшаго, вы могли создать себ иллюзію, выбравъ изъ разсказовъ вашего товарища тотъ, который вамъ боле нравился, и принявъ его за истину.

— Что я и сдлалъ.

— И какую-же исторію вы выбрали?

— Конечно исторію молодой двушки, бжавшей чтобы избавиться отъ брака со старикомъ.

— Вотъ какъ! замтила вдова тономъ, доказывавшимъ что она одобряетъ выборъ артиста.

— Да, продолжалъ Кловисъ, я ухватился за эту иллюзію. Двадцать разъ я принимался умолять Гарнье сказать мн истину. Къ концу дня я былъ въ такомъ отчаяніи, что онъ сжалился наконецъ надо мной.

— Слушай, сказалъ онъ смясь. За твою скрытность ты долженъ-же получить наказаніе… и такъ до завтра. Завтра я теб скажу все, и ты узнаешь имя, возрастъ и положеніе твоей героини.

— Скажи мн только теперь, это вдь молодая двушка, не правда-ли?

— Завтра! завтра отвчалъ онъ уходя.

Впрочемъ я думаю, что Гарнье зная имя этой незнакомки, не зналъ еще подробностей, которыя онъ общалъ мн сообщить на другой день, чтобы помочь мн розыскать ее. Онъ вроятно разсчитывалъ на эту ночь, такъ какъ благодаря отсутствію колбасника, разговоры были разршены.

На этотъ разъ казалось въ голос Селестины звучало опасеніе, когда она прервала Кловиса спросивъ его:

— Ну, и на другой день вы узнали все отъ вашего товарища?

— Увы, нтъ!.. Мой бдный другъ не могъ этого сдлать. Отъздъ колбасника былъ только хитростью ревниваго мужа… Онъ вернулся среди ночи и, сильный какъ быкъ, задушилъ Гарнье…

Кажется я былъ невольной причиной смерти моего друга! прибавилъ со вздохомъ артистъ.

— Какъ такъ?

— Убивая Гарнье, мужъ вроятно думалъ что убиваетъ меня.

— Почему это?

— Я забылъ разсказать вамъ одну подробность. Въ первую ночь, вернувшись домой я замтилъ, что потерялъ мой бумажникъ, вроятно колбасникъ нашелъ его въ комнат жены и замыслилъ мщеніе, которое и обрушилось на Гарнье.

Это обстоятельство повидимому мало интересовало Селестину, такъ какъ она прервала гравера, спросивъ у него съ любопытствомъ:

— Ну, а что сдлалось съ женой?

— Вымстивъ свою ярость на Гарнье, колбасникъ смягчился и удовольствовался тмъ что прогналъ ее отъ себя.

— Черезъ нее вы однако могли-бы все узнать.

— Да, но стыдясь скандала она тотчасъ-же ухала изъ Пуатье. Я самъ спустя недлю долженъ былъ хать домой, получивъ извстіе о внезапной смерти отца.

— Такъ что вы объ этомъ ничего и не узнали?

— Нтъ. Поэтому-то я и говорилъ вамъ, что не знаю не было-ли моей таинственной героин пятидесяти лтъ… а можетъ быть и больше… мн очень тяжело отказаться отъ пріятной мечты, что это была молодая бглянка.

— А! вотъ я васъ и поймала! замтила мадамъ Дюрье. Вы все еще ее любите… а говорите что обожаете только меня.

Молодой человкъ не имлъ времени поправить свой промахъ. Прежде чмъ онъ усплъ произнести слово, послышался стукъ въ дверь и показалась голова Мадемуазель Флоры.

— Я пришла сказать, что Марія и я вернулись отъ г. Рокамира, сказала она.

— Который часъ?

— Скоро шесть часовъ.

— И балъ уже кончился?

— Да… и даже самымъ оригинальнымъ образомъ… Бушю надавалъ пощечинъ г. Рокамиру.

XII.

Кловисъ вернулся въ свою мансарду очень удивленный открытіемъ, сдланнымъ имъ въ послднюю минуту.

Когда вдова прощалась съ нимъ стоя на порог своей спальни, артистъ окинулъ взглядомъ это святилище и съ изумленіемъ замтилъ, несмотря на царствовавшій тамъ полумракъ, что въ ногахъ постели вдовы, на изящной кушетк, спитъ маленькая Лили.

— Что за идея класть въ своей спальн дочь кухарки! подумалъ Кловисъ, поднимаясь въ свою мансарду, гд онъ не замедлилъ заснуть крпкимъ сномъ счастливаго человка.

Было уже довольно поздно когда онъ проснулся, чувствуя, что его кто-то трясетъ за плечо, говоря:

Не надо такъ долго спать, господинъ Кловисъ. Отъ этого густетъ кровь.

Этотъ гигіеническій совтъ былъ данъ Гренгуаромъ, вошедшимъ въ мансарду при помощи бывшаго у него втораго ключа.

— А! это вы генералъ! сказалъ артистъ.

— Да, мн захотлось поскоре узнать, что сдлали вы въ эту ночь, у меня не хватило терпнія ждать. Ну, что, удалось вамъ подйствовать на хозяйку? Скоро-ли вы поведете ее къ алтарю, дрожащую отъ волненія?

— О, о! какъ вы спшите, генералъ. Я не могъ такъ далеко подвинуться во время одной кадрили, которую я танцовалъ съ хозяйкой:, ей не было отбою отъ кавалеровъ.

— Воспользовались-ли вы по крайней мр этой единственной кадрилью?

— О, да! Мы говорили о цн говядины и объ упадк сыра Жероли, отвчалъ Кловисъ, считавшій излишнимъ разсказывать обо всемъ привратнику.

— Вотъ и все? сказалъ съ недовольнымъ видомъ Гренгуаръ. Чортъ возьми! А я разсчитывалъ что вы оставите съ носомъ Гравуазо, вдь онъ тоже мтитъ въ мужья хозяйки.

— Будто? спросилъ смясь граверъ, знавшій какое отвращеніе внушаетъ вдов Гравуазо.

— Что, будто! Вы знаете Патульяра? нтъ?… Видите-ли, Патульяръ, это слуга Гравуазо. Вчера вечеромъ, во время бала, я и нсколько слугъ нашего дома собрались внизу у меня, а такъ какъ Бушю былъ такъ любезенъ, что принесъ намъ кой-чего выпить, то мы провели время очень весело…

— На счетъ г. Рокамира?

— Конечно. Заговорили о хозяйк и тогда Патульяръ… который былъ уже навесел, сказалъ, что его господинъ женится на хозяйк когда захочетъ. Вы поймете, какъ мы стали смяться надъ этимъ увреніемъ, будто хозяйка, только-что избавившаяся отъ стараго мужа, вдругъ опять выберетъ старика… тогда Патульяръ прибавилъ: да вдь онъ держитъ ее въ стяхъ, изъ которыхъ ей не выпутаться. Вы угадываете, какъ мы были удивлены этимъ.

Понятно, съ какимъ вниманіемъ слушалъ артистъ сплетни Гренгуара, тмъ боле что онъ помнилъ, съ какимъ ужасомъ говорила вдова о своемъ повреиномъ.

— Должно быть существуетъ что нибудь между ней и этимъ негодяемъ, подумалъ онъ.

— Ну, что же еще сказалъ вамъ Патульяръ, продолжалъ онъ вслухъ, обращаясь къ Гренгуару.

— Къ несчастію, ничего.

— Вы, значитъ, не распрашивали его?

— Еще какъ! Вс напали на него чтобы заставить высказать его что нибудь, и все было напрасно. Онъ сказалъ только: я знаю что я знаю и берегу это для себя. Потомъ онъ замолчалъ и открывалъ ротъ только для того, чтобы пить.

Артистъ задумался. Напрасно старался онъ угадать какую власть могъ имть негодяй надъ мадамъ Дюрье. Онъ вспомнилъ, что за ужиномъ вдова выразила желаніе найти защитника.

— Защитника… который не былъ бы влюбленъ въ нее, это было ея условіе, сказалъ онъ себ.

Неужели признаніе, которое ей пришлось-бы сдлать этому защитнику, такого рода, что способно разрушить вс иллюзіи влюбленнаго? Чортъ возьми!

Послднія слова Кловисъ, забывшись, произнесъ въ полголоса.

— Да, чортъ возьми! замтилъ печально качая головой Гренгуаръ. Если Патульяръ не совралъ, наши проэкты вс провалились… Я знаю этого Гравуазо, онъ меня ненавидитъ… Если онъ побдитъ, онъ безъ церемоніи тотчасъ же меня выгонитъ.

И Гренгуаръ, по примру молодаго человка, задумался при мысли о томъ, что ждетъ его въ будущемъ.

Эти размышленія были прерваны стукомъ въ дверь, и тотчасъ же на порог мансарды показался Рокамиръ.

Привратникъ поспшилъ удалиться, шепнувъ на прощанье артисту:

— Пока, я постараюсь хорошенько насолить Гравуазо.

Оставшись наедин съ Кловисомъ, Рокамиръ торжественно вынулъ изъ кармана кошелекъ

— Я пришелъ расплатиться съ вами, сказалъ онъ. Приготовили вы счетъ?

— Какой счетъ?

— А за танцы съ моей женой. Мы условились по двнадцати су за вальсъ. Будьте такъ любезны, прибавьте въ счет: ‘та же цна, что и для русскихъ княгинь’. Я хочу чтобы жена знала, какъ высоко я ее ставлю.

— Я не возьму ничего, г. Рокамиръ! вскричалъ артистъ едва удерживаясь отъ смха, пожимая руку идіота. Позвольте мн хотя этимъ доказать, какое удовольствіе доставилъ мн вашъ великолпный балъ.

— А, вдь это было по княжески, не правда-ли? сказалъ Рокамиръ гордо поднимая хоботъ.

— О! лучше чмъ по-княжески! Я не нахожу словъ выразить весь блескъ и великолпіе вашего праздника.

— И все-таки какъ трудно угодить всмъ! Представьте себ, что изъ приглашенныхъ мною явилась только половина.

— Это обыкновенно такъ бываетъ.

— Да, но кажется, что другая половина на меня злится. Сегодня утромъ и получилъ цлую гору писемъ, въ которыхъ я ничего не понялъ. Содержаніе всхъ ихъ можно выразить такъ: Если вы такъ стараетесь, чтобы у каждаго былъ зонтикъ, то я общаю вамъ обломать бока моимъ, за вашу глупую шутку, звать людей только за тмъ, чтобы запереть двери передъ ихъ носомъ. Понимаете вы что это значитъ?

— Это можетъ быть реклама.

— Какая реклама?

— Не знаю. Ныньче это такъ ловко длается! Сначала, напримръ, стараются возбудить ваше любопытство подобными письмами, а потомъ, на другой день, является второе, гд пишется: Гд можно найти лучшій зонтикъ, чтобы обломать имъ бока кому нибудь??? На такой-то улиц, въ такомъ-то дом. И штука сыграна. Вы напрасно занимаетесь этимъ, г. Рокамиръ. Это не боле какъ реклама.

— Признаться, я приписываю это недовольнымъ гостямъ… Да, кстати, а вдь мн не говорили за ужиномъ никакихъ стиховъ?

— Да, это жалко. Если вы общаетесь молчать, я скажу вамъ почему.

— Скажите.

— Въ послднюю минуту кто-то замтилъ, что было-бы лучше пропть эти стихи, а не декламировать и поэтому сюрпризъ былъ отложенъ до слдующаго бала, чтобы одинъ талантливый композиторъ, Верди, если хотите знать его имя, имлъ время написать къ этимъ стихамъ музыку.

— Хорошо, тогда я буду ждать.

— Но особенно не говорите объ этомъ никому.

— Скоре у меня вырвутъ языкъ, чмъ я скажу хоть одно слово!

— Я надюсь, что, не смотря на отмну стиховъ, вашъ ужинъ былъ веселъ. Тмъ боле, что у васъ такъ хорошо прислуживали, особенно этотъ Бушю показался мн очень расторопнымъ.

При имени деньщика, человкъ съ хоботомъ принялъ недовольный видъ.

— Ну, признаться, я не очень-то доволенъ этимъ Бушю, сказалъ онъ.

— Почему же это? Ужь не оттого ли что онъ слишкомъ усердно подчивалъ гостей мороженымъ?

— Слишкомъ усердно? вы въ этомъ уврены?

— Еще бы! Если я не былъ у васъ на ужин, такъ это потому что захворалъ, отъ излишняго употребленія мороженаго… Кажется та же причина лишила васъ общества мадамъ Дюрье… Мы постоянно видли передъ собой подносъ съ мороженымъ, этого расторопнаго Бушю.

— Какъ же тогда случилось, что многіе изъ гостей уходя жаловались мн, что не видли даже ни одного стакана воды съ сиропомъ?

— Ну, эти господа хорошо сдлаютъ, если въ слдующій разъ придутъ съ пуделемъ, такъ какъ очевидно, они совершенно слпы. Если вы только въ этомъ упрекаете этого браваго солдата, то я вынужденъ, какъ мн это ни непріятно, замтить вамъ, что вы не правы…

— О нтъ! дло не въ томъ. Знаете что вообразилъ этотъ Бушю.

— Нтъ.

— Онъ вздумалъ запретить мн цловать мою жену, безъ письменнаго дозволенія его лейтенанта. И когда я украдкой поцловалъ руку Сидализы, онъ вдугъ бросился на меня какъ сумасшедшій…

— Пьяный, хотите вы сказать?

— Нтъ, если бы онъ былъ пьянъ, я наказалъ бы его… но я сжалился надъ его безуміемъ… и вдь дйствительно надо быть безумнымъ, чтобы осмлиться запретить мн цловать мою жену, которую этотъ Бушю почему то называлъ мадамъ свирпая тигрица…

— Ну, и вы конечно не обратили вниманія на его слова?

— Еще-бы!… Я еще разъ поцловалъ Сидализу, которая дрожала отъ негодованія при вид такого нахальства. Тогда онъ вдругъ осмлился поднять на нее руку… Я ловко парировалъ ударъ моей щекой… Десять разъ пытался онъ ударить ее и десять разъ я отражалъ его удары.

— Все щекой?

— Да.

— И вы уврены, что онъ хотлъ ударить именно вашу супругу?

— А то кого же? спросилъ, гордо выпрямившись, Рокамиръ… Не меня, я надюсь!… Онъ не дерзнулъ бы!!! Повторяю вамъ, мн стало жаль этого безумнаго. Я ограничился тмъ, что зашелъ сейчасъ къ лейтенанту и разсказалъ ему этотъ случай.

— Ну и что же онъ?

— Онъ говоритъ, что деньщику сдлалось дурно отъ жару, онъ не смлъ выпить чего нибудь освжительнаго со своего подноса, и кровь ударила ему въ голову.

— Пожалуй что такъ, подтвердилъ серьезнымъ тономъ Кловисъ.

— Но все-таки лейтенантъ былъ въ отчаяніи отъ случившагося, и когда я пошелъ къ вамъ, онъ спустился ко мн, чтобы извиниться передъ моей женой за поведеніе деныцнка.

— Вы должны были быть великолпны въ вашемъ хладнокровіи, когда Бушю напрасно пытался ударить вашу супругу.

— Да, но я уже начиналъ терять это хладнокровіе… Я можетъ быть уничтожилъ бы дерзкаго, если бы Гравуазо не вскочилъ изъ-за стола, чтобы спасти его отъ моего гнва.

— А! значитъ Гравуазо былъ у васъ, на ужин?

— Конечно. Вдь мы съ нимъ старые знакомые… не вчера въ первый разъ встртились.

— Неужели этотъ дуракъ можетъ быть мн къ чему нибудь полезенъ? сказалъ себ Кловисъ, сердце котораго усиленно забилось при послднихъ словахъ Рокамира.

— Я тоже зналъ хорошо и Дюрье, продолжалъ Рокамиръ, увлекаясь воспоминаніями. Я для того и помстился здсь, чтобы возобновить старое знакомство. Къ моему величайшему удовольствію, я неожиданно встртилъ здсь и Гравуазо.

— Значитъ Дюрье и онъ были тоже знакомы?

— О! Это были Пиладъ и Поллуксъ… то-есть, я хотлъ сказать, Орестъ и Касторъ.

— И вы составляли вмст компанію веселыхъ кутилъ…

— Ну, Гравуазо, между нами будь сказано, былъ не важный кутила… вотъ Дюрье, это другое дло… конечно не подъ конецъ, когда его одолли ревматизмъ и подагра… что даже внушило ему идею жениться. Что же касается до меня…

— О! вы г. Рокамиръ, вы должны были быть что называется архи-кутилой.

Идіотъ гордо потрясъ хоботомъ и отвчалъ съ самодовольной улыбкой.

— Э! э! признаться, мы умли пожить. Знаете, у меня желзная натура, поэтому то Дюрье далеко было до меня.

— И вы еще имли надъ нимъ то преимущество, что вы были родомъ съ юга.

— Бабиласъ тоже былъ оттуда.

— Кого это вы зовете Бабиласомъ?

— Такъ звали Дюрье по имени. Да, мы были земляки… оба изъ Каркасонны?

— Изъ Каркасонны? вскричалъ Кловисъ.

— Ужь и вы не оттуда ли? спросилъ съ изумленіемъ Рокамиръ.

— Нтъ, но у меня былъ другъ изъ этого города.

— А какъ его звали?

— Гарнье.

— Гарнье… Гарнье… постойте… что то мн кажется знакомымъ это имя.

Вы уврены что это именно Гарнье? можетъ быть Бурнитефъ… или Дюкроше?

Безъ сомннія, артистъ, произнося имя Гарнье, хотлъ вывдать что нибудь отъ Рокамира, такъ какъ теперь онъ прибавилъ съ нкоторымъ колебаніемъ, котораго впрочемъ не замтилъ идіотъ:

— Нтъ, его звали именно Гарнье… Я часто слышалъ отъ него, что у его отца были имнія около самой Каркасонны рядомъ съ землями де… де… вотъ на язык вертится имя… оно оканчивается на акъ.

— На ‘акъ’? Шамберли, можетъ быть?

— А! вотъ вспомнилъ!… Де-Фронтакъ.

— Фронтакъ! вскричалъ Рокамиръ… Какъ же! я хорошо знаю де-Фронтака, или врне я зналъ его… такъ какъ онъ кажется умеръ уже нсколько лтъ тому назадъ… и еще передъ смертью совершенно раззорился, а былъ человкъ очень богатый, я какъ сейчасъ вижу его имніе… Оно стоило денегъ, и немаленькихъ увряю васъ… Такъ и вы знали этого шута де-Фронтака… онъ былъ вдовецъ и кажется у него былъ одинъ сынъ, который теперь, я думаю, далеко не купается въ золот… На то, что оставилъ ему отецъ, едва ли можно было купить полдюжины воротничковъ. Но какъ же вы знали этого графа де-Фронтака… такъ какъ онъ былъ графъ, надо вамъ сказать.

— Нтъ, я его не зналъ самого, я только слышалъ о немъ не разъ отъ Гарнье, отецъ котораго былъ другомъ графа.

— Гарнье? Положительно я не могу припомнить этого имени… Можетъ быть это Дюкроше или Бунитефъ… я увренъ, что вы дурно произносите… Чтоже касается до Фронтака, то это другое дло. Я его зналъ… и Дюрье тоже… и Гравуазо.

— А! ваши друзья тоже были знакомы съ графомъ де-Фронтакомъ.

— И даже очень близко. Съ вами можно говорить объ этомъ шут?

При этомъ слов, граверъ сжалъ кулаки, видимо желая проучить идіота, но однако онъ сдержался и спросилъ самымъ спокойнымъ тономъ:

— Почему вы называете шутомъ графа де-Фронтака?

— Онъ очень ужь любилъ прекрасный полъ.

— Онъ значитъ участвовалъ въ вашихъ кутежахъ…

— Ну, я то, знаете, былъ не совсмъ хорошо знакомь… Кланялись при встрч, вотъ и все… Вотъ Дюрье и Гравуазо, т часто у него бывали. Отъ нихъ то я и узналъ про него многое.

— Право?

— Да, и мн жаль что онъ васъ нисколько не интересуетъ.

— Почему же?

— Я тогда разсказалъ бы вамъ о немъ кое-что, что мн теперь пришло на память.

— Мн очень пріятно было бы послушать хотя бы изъ одного желанія слышать, какъ вы разсказываете.

— Да, мн уже не разъ говорили, что у меня красивый и изящный слогъ, замтилъ скромно супругъ Сидализы.

— Я съ нетерпніемъ жду возможности подтвердить это мнніе.

Рокамиръ не заставилъ себя просить и поправивъ очки, началъ свой разсказъ.

— Это было тому назадъ лтъ шесть или семь, не могу сказать наврное, помню только, что тогда Дюрье не былъ еще женатъ. Однажды утромъ ко мн пришелъ Гравуазо.

— Въ Каркасонн?

— Нтъ здсь, въ Париж.

— А! вы уже были тогда знакомы?

— Нтъ еще, къ несчастію для Сидализы. Только четыре года тому назадъ, эта нжная и робкая горлица поклялась мн у алтаря въ врности и любви, о которыхъ я не буду распространяться, такъ какъ не въ моемъ характер хвастаться.

Кловисъ зная по опыту, что разъ начавъ на эту тему, нжный супругъ будетъ продолжать до безконечности, поспшилъ остановить его въ самомъ начал:

— И такъ Гравуазо пришелъ къ вамъ однажды утромъ… сказалъ онъ.

— Ахъ, да!… Я было и позабылъ… Онъ пришелъ сказать мн, что въ этотъ вечеръ, Дюрье устраиваетъ ужинъ въ одномъ модномъ ресторан и зоветъ меня.

— Это былъ ужинъ въ большой компаніи.

— Нтъ, только мы одни.

— Вы четверо значитъ?

— Почему же четверо? Кто же этотъ четвертый?

— Я думалъ графъ де-Фронтакъ. Вдь васъ разсказъ касается его.

— Да, касается, но онъ былъ не изъ нашихъ. Гравуазо закончилъ приглашеніе обычной фразой: мы очень нуждаемся въ твоей опытности.

— Вы, значитъ, были ихъ совтникомъ?

— Они ничего не длали не спросивъ прежде моего мннія. Да, я былъ ихъ оракуломъ. Я не знаю, замтили ли вы это, по у меня удивительно врный взглядъ на вещи.

Дюрье всегда думалъ, что можно говорить серьозно только за столомъ, поэтому каждый разъ, когда ему приходилось ршать какой нибудь важный вопросъ, онъ приглашалъ меня на обдъ. Вотъ видите вы эту руку? Сто разъ, да не преувеличивая сто разъ, ее пожимали въ восхищеніи Гравуазо и Дюрье, повторяя: ты нашъ компасъ!

— И такъ, значитъ, въ этотъ вечеръ они хотли взглянуть на свой компасъ?

— Именно. Едва мы услись за ужинъ, какъ Дюрье сказалъ обращаясь ко мн: я хотлъ бы спросить твоего совта на счетъ одного дла съ де-Фронтакомъ.

Вдругъ Рокамиръ остановился и сталъ прислушиваться поднявъ хоботъ.

— Не слышали вы голоса Сидализы? спросилъ онъ посл короткаго молчанія.

— Нтъ, г. Рокамиръ, поспшилъ отвтить артистъ, которому очень хотлось знать конецъ исторіи.

Но идіотъ и не думалъ больше о своемъ разсказ.

— Мн кажется, что я слышалъ на лстниц ея голосъ, продолжалъ онъ.

— Увряю васъ что вы ошиблись.

— Нтъ, нтъ! Знаете-ли, если Сидализа хотя часъ меня не видитъ, она теряетъ голову и приходитъ въ себя только посл моего поцлуя.

И прежде, чмъ граверъ подумалъ удержать его, Рокамиръ направился къ двери, говоря:

— Дайте мн время успокоить волненіе моей супруги… Я скоро вернусь къ вамъ. Извините во имя французской вжливости.

На порог мансарды идіотъ обернулся и произнесъ со вздохомъ:

— Какъ скучно быть до такой степени любимымъ! Откровенно говоря, бываютъ часы, когда я хотлъ бы быть уродомъ.

Оставшись одинъ, Кловисъ, въ ожиданіи возвращенія Рокамира, началъ ходить взадъ и впередъ по мансард, повторяя въ двадцатый разъ:

— Что скажетъ онъ мн объ отц? Узнаю ли я, наконецъ, истинную причину его раззоренія.

Наконецъ послышался снова стукъ въ дверь.

Думая, что это Рокамиръ, артистъ поспшилъ отворить и встртился лицомъ къ лицу съ лейтенантомъ де-Рошгри.

— Г. Кловисъ, я пришелъ принести вамъ мою глубочайшую благодарность, весело сказалъ офицеръ кланяясь артисту.

— Чмъ же я могъ заслужить ее? спросилъ съ удивленіемъ Кловисъ.

— Вашимъ поведеніемъ въ эту ночь… Фелиси намъ все разсказала. Вы помогли ей разыграть ея трудную роль. Поэтому прошу васъ располагать мной, если, въ свою очередь, вамъ понадобятся мои услуги. Влюбленные должны помогать другъ другу, заключилъ лейтенантъ, протягивая руку Кловису.

Въ качеств скромнаго молодаго человка, Кловисъ счелъ долгомъ протестовать противъ послднихъ словъ лейтенанта.

— Влюбленные? говорите вы, отвчалъ онъ удивленнымъ тономъ, въ кого же это я влюбленъ? И въ первый разъ слышу объ этомъ.

— Долженъ ли я назвать имя? спросилъ де-Рошгри дружески-насмшливымъ тономъ. Довольно будетъ я думаю сказать, что сегодня, случайно… я встртилъ мадемуазель Флору и переговорилъ съ ней о раз ныхъ вещахъ.

Артистъ понялъ, что субретка, любящая арію Приди въ мою обитель, не иметъ тайнъ отъ лейтенанта, и, стало быть, разсказала ему обо всемъ. Онъ не думалъ уже боле отпираться и ршился на полупризнаніе.

— Ну, положимъ, что я влюбленъ! сказалъ онъ.

— Въ такомъ случа я возобновляю мое предложеніе располагать мной, если я могу быть вамъ полезенъ. Я люблю платить долги и съ удовольствіемъ признаюсь, что я вашъ должникъ за дв услуги. Во первыхъ за эту ночь, когда вы помогли Фелиси играть ея роль, во вторыхъ за тотъ день, когда вы такъ любезно дали дорогу моему робкому сапожнику.

Это было сказано такимъ милымъ, добродушнымъ тономъ, что граверъ невольно соблазиплся этимъ предложеніемъ союза.

— Благодарю васъ лейтенантъ! вскричалъ онъ протягивая руку де-Рошгри.

— Не могу ли я сдлать теперь что-нибудь для васъ? спросилъ Анатоль, пожавъ протянутую ему руку.

— Такъ вы хотите оказать мн услугу, большую услугу? сказалъ Кловисъ немного колеблясь.

— Повторяю вамъ, располагайте мною какъ вамъ угодно.

— Прежде всего я прошу васъ не сердиться на мои слова.

— Согласенъ. Что же надо сдлать?

— Уйти отсюда.

Вмсто того, чтобы принять въ дурную сторону эту просьбу артпста, лейтенантъ весело улыбнулся и направился къ двери, говоря:

— А! кого нибудь ждутъ?… Въ такомъ случа я спшу уступить ей мсто.

— Вы не совсмъ правы г. де-Рошгри, возразилъ останавливая его артистъ. Я дйствительно жду, но только мущину… именно г. Рокамира… Онъ разсказывалъ мн очень интересовавшую меня исторію, но ушелъ не докончивъ ее, такъ какъ ему послышалось, что его зоветъ супруга. Онъ общалъ мн вернуться какъ можно скоре.

Услыша это, лейтенантъ, взявшійся уже было за ручку двери, снова подошелъ къ граверу.

— Если вы ждете Рокамира, сказалъ онъ, то мн безполезно уходить, онъ вернется не раньше, какъ черезъ нсколько часовъ… Онъ ушелъ теперь съ женой къ одной знаменитой гадальщиц… Мадамъ Рокамиръ хочетъ узнать, суждено или нтъ погибнуть этому знаменитому имени. Вы понимаете, съ какимъ жаромъ ухватился за эту фантазію мужъ, который только и мечталъ что о продолженіи своего рода. Надюсь, что гадальщица предскажетъ имъ исполненіе ихъ желаній. И такъ требуйте отъ меня чего нибудь другаго.

— Право, лейтенантъ, теперь мн ршительно нечего у васъ просить…

Но вдругъ какая-то новая идея блеснула въ голов артиста.

— Ахъ, да! вскричалъ онъ… у меня дйствительно есть къ вамъ большая просьба.

— Говорите.

— Можете вы одолжить мн Бушю?

— Съ удовольствіемъ.

— Онъ, вдь, кажется, пьяница перваго сорта?

— Вы можете судить по этой ночи… тридцать рюмокъ рому и двадцать восемь коньяку… и онъ былъ пьянъ какъ разъ настолько, чтобы надавать пощочинъ Рокамиру, а не убить его.

— Да, Рокамиръ разсказалъ мн объ этомъ подвиг вашего деньщика. Меня соблазняетъ его способность пить.

— Когда же вы хотите, чтобы я отдалъ его въ ваше распоряженіе?

— Чмъ скоре, тмъ лучше.

— Такъ подождите.

И лейтенантъ, выйдя на лстницу, просвисталъ первыя ноты Дитя-тюльпанъ.

— Онъ сейчасъ придетъ, сказалъ онъ возвращаясь.

— Но вы отвчаете мн, что Бушю сегодня совершенно трезвъ посл вчерашняго угощенія? спросилъ съ нкоторымъ безпокойствомъ Кловисъ.

— О! онъ сухъ какъ трутъ… Этотъ молодецъ настоящая губка!… Вмсто ликеровъ, которыя слегка волнуютъ его на шестидесятой рюмк, вы дайте ему просто вина и вы тогда увидите на что онъ способенъ.

Только что лейтенантъ усплъ окончить свое похвальное слово, какъ на порог показался его деньщикъ.

— Здсь! сказалъ онъ вытянувшись и отдавая честь.

— Подойди и взгляни хорошенько на этого господина, приказалъ ему лейтенантъ.

— Слушаю! отвчалъ солдатъ, принимаясь оглядывать Кловиса съ ногъ до головы.

— Что бы теб ни приказалъ этотъ господинъ, ты будешь исполнять, пока онъ тебя не отпуститъ.

Услышавъ это Бушю облизнулся и поспшно спросилъ:

— Можетъ быть опять придется носить подносы? Я бы не отказался отъ этого.

— Знаешь ты Патульяра? спросилъ Кловисъ.

— Лакея этого старика изъ третьяго этажа?

— Ну да.

— Конечно я его знаю.

— Берешься ты напоить его?

При этомъ вопрос солдатъ съ презрительнымъ видомъ пожалъ плечами.

— Трудную же работу вы мн задаете! сказалъ онъ. Напоить Патульяра! Да ему и десяти бутылокъ не выдержать.

— Да, но я хочу чтобы онъ былъ совершенно пьянъ.

— Что же, я напою его мертвецки пьянымъ.

— Ахъ! Нтъ, нтъ! возразилъ поспшно Кловисъ, этого не надо. Мн хотлось бы, чтобы онъ болталъ.

— Понимаю. Вы хотите его исповдывать.

— Именно.

— Я вижу тогда чего вамъ надо… чтобы было горячо, да не жглось… Что жъ, это можно устроить.

— И, когда ты это устроишь, приди ко мн и сведи меня туда, гд вы пили.

— Зачмъ вамъ безпокоиться. Если хотите, я принесу его сюда.

— Что же, отлично.

— Это все, что вы мн прикажете?

— Пока все.

— Черезъ два часа я принесу вамъ Патульяра, сказалъ Бушю, и, отдавъ честь, повернулся на каблукахъ и вышелъ.

Лейтенантъ слушалъ этотъ разговоръ не говоря ни слова и не думая спрашивать объясненій страннаго порученія, даннаго артистомъ солдату.

— Теперь я ухожу, сказалъ онъ, когда дверь затворилась за Бушю. Если я вамъ къ чему нибудь понадоблюсь, вамъ стоитъ только сойти этажемъ ниже.

— Поврьте, лейтенантъ, если мн удастся узнать отъ Патульяра то, что мн надо, то вы окажете черезъ Бушю такую услугу, о которой я никогда не забуду.

— Ба! Разв не слдуетъ помогать сосдямъ! весело замтилъ де-Рошгри выходя изъ мансарды.

XIII.

Какъ только ушелъ лейтенантъ, артистомъ снова овладло нетерпніе. Онъ то и дло выходилъ на лстницу посмотрть, не идутъ-ли Рокамиръ или Бушю.

Его равнодушіе къ своему прошлому уступило мсто безпокойному любопытству, которое возбудили намеки Патульяра, переданные Кловису Гренгуаромъ, и недоконченный разсказъ человка съ хоботомъ. Ему казалось, что если онъ узнаетъ прошедшее Гравуазо, онъ откроетъ въ то же время истинную причину раззорнія его отца и… кто знаетъ? можетъ быть также тайну власти этого негодяя надъ хозяйкой дома.

Кловисъ мало зналъ своего отца. Его рожденіе стоило жизни матери и первое время его дтства протекло у его бабушки, которой отдалъ его отецъ.

Потомъ онъ учился въ коллегіи и, восемь лтъ спустя, онъ отправился въ Пуатье, чтобы слушать лекціи въ университет. Въ этомъ город онъ и получилъ печальное извстіе о смерти отца, графа де-Фронтака.

Хотя Кловисъ и мало зналъ своего отца, но онъ все-таки хорошо помнилъ, что это былъ не шутъ, какъ говорилъ Рокамиръ, а человкъ добрый, мягкій и робкій, боявшійся какъ огня спекуляцій.

Какъ же могло случиться, что, продавъ незадолго до смерти свое великолпное имніе, онъ такъ скоро промоталъ деньги, что не оставилъ сыну ничего?

— Да, подумалъ Кловисъ, теперь я знаю въ чемъ дло… отецъ не промоталъ свое состояніе… а оно было у него украдено… Кмъ и какъ?.. Вроятно этими двумя негодяями Гравуазо и Дюрье, при невольной помощи идіота Рокамира. Это животное послужило орудіемъ замысла самъ того не подозрвая.

Что-же не идетъ эта обезьяна! вскричалъ наконецъ артистъ теряя терпніе.

И онъ еще разъ бросился на лстницу, чтобы посмотрть не идетъ ли наконецъ Рокамиръ.

— А! кто-то идетъ! сказалъ онъ себ.

Дйствительно, въ нижней части лстницы слышались чьи-то мрные, тяжелые шаги. Ожиданіе артиста было непродолжительно, такъ какъ скоро передъ нимъ явилась колоссальная фигура карабинера, несшаго на плеч Патульяра съ такой легкостью, какъ будто это былъ букетъ цвтовъ.

Голова пьяницы безпомощно болталась по сторонамъ и онъ твердилъ прерывающимся голосомъ:

— Я… тебя… напою, Бушю!

— Ладно, старина, для этого надо тридцать такихъ какъ ты! отвчалъ солдатъ съ снисходительнымъ видомъ великодушнаго побдителя.

Поднявшись на площадку пятаго этажа, гд ожидалъ его Кловисъ, Буйно спросилъ съ невозмутимымъ хладнокровіемъ:

— Куда прикажете положить его?

— Внеси его сюда, отвчалъ Кловисъ, отворяя дверь въ мансарду… Теперь поставь его на ноги.

— На ноги! засмялся Буйно, ну, сегодня ему нечего много разсчитывать на свои ноги. Вотъ я лучше посажу его въ каминъ.

— Чортъ возьми! я боюсь что ты пересолилъ, замтилъ молодой человкъ, видя до какой степени опьяненія дошелъ Патульяръ.

— Право, я тутъ не виноватъ… Я не зналъ что, онъ такъ слабъ… На шестой бутылк онъ уже никуда не годился.

— Думаешь ты, что онъ будетъ однако мн отвчать?

— Еще бы! Онъ сейчасъ болталъ точно какая нибудь кумушка. Его только немного растрясло дорогой.

Съ лошадьми тоже бываетъ когда ихъ возятъ по желзной дорог. Да я его сейчасъ приведу въ чувство.

Прислонивщись въ глубин камина, Патульяръ собирался уже уснуть, когда Бушю энергически смазалъ его рукой по лицу снизу вверхъ.

Боль отъ этой ласки заставила очнуться пьяницу и онъ снова началъ бормотать:

— Я тебя напою Бушю!..

— Да, только въ другой разъ.

— Нтъ, я хочу сегодня-же.

Съ этими словами пьяница съ усиліемъ приподнялся и ушелъ по плечи въ отверстіе трубы говоря:

— Вернемся въ погребокъ.

Труба камина, какъ и вообще вс трубы верхнихъ этажей, отличалась отсутствіемъ боковыхъ фаянсовыхъ плитокъ съуживающихъ отверстіе, такъ что Патульяръ легко могъ влезть въ нея.

Онъ исчезъ было уже до половины, когда Бушю за ноги вытащилъ его изъ страннаго пути, избраннаго имъ для возвращенія въ погребокъ.

— О! о! не надо такъ горячиться! замтилъ солдатъ вытаскивая его на средину комнаты, не смотря на его отчаянныя усилія удери,аться.

Видите-ли, шепнулъ серьезно карабинеръ артисту, это капризъ человка, который выпилъ не въ мру. Надо наблюдать за нимъ, такъ какъ онъ наврно опять туда вернется. Въ полку я зналъ одного молодца, который какъ только напьется, непремнно хочетъ лечь спать въ ножнахъ своей сабли.

— Ну, и что же, это ему удавалось?

— Нтъ, потому что его сажали въ карцеръ, прежде чмъ онъ успвалъ попробовать.

Во время этого короткаго разговора, Патульяръ съ упорствомъ пьяницы не переставалъ повторять:

— Я хочу вернуться въ погребокъ и напоить Бушю!

— Теперь ты можешь идти, сказалъ артистъ Бушю, видя что пьяница вышелъ изъ забытья и способенъ отвчать на его вопросы.

Карабинеръ тотчасъ-же повернулся и вышелъ, повторивъ на прощанье свой совтъ.

— Особенно обратите вниманіе на трубу, онъ туда наврное вернется.

Видя что солдатъ уходитъ, Патульяръ сталъ рваться вслдъ за нимъ, крича во все горло:

— Я хочу его напоить… чтобы онъ свалился подъ столъ… Онъ не уметъ пить!

Но Кловисъ удержалъ его на мст, пока дверь не закрылась за деньщикомъ лейтенанта.

— Сидите смирно, сказалъ онъ тогда сухимъ тономъ, вы исполните этотъ проэктъ въ другой разъ… когда представится случай… ну хоть бы въ день свадьбы мадамъ Дюрье.

— Да, въ день свадьбы… съ этимъ негодяемъ Гравуазо! отвчалъ пьяница, предупреждая желаніе артиста.

— Съ нимъ, или съ кмъ другимъ… въ желающихъ кажется нтъ недостатка.

— Тю, тю, тю! произнесъ насмшливо Патульяръ разражаясь пьянымъ смхомъ.

— Что-же? Разв хозяйка влюблена въ него?

— Нтъ!.. она его терпть не можетъ… а все-таки выйдетъ за него замужъ!

— Почему-же?

— Потому что этотъ мошенникъ съуметъ ее заставить… Конечно, если она не предпочтетъ идти пть по дворамъ… А такъ какъ она этого вовсе не желаетъ, то можно держать пари, что она согласиться выйти за этого плута.

— Значитъ она лишится всего состоянія если откажется?

— Именно. На другой-же день у нея не будетъ ничего.

Кловисъ понялъ, что онъ близокъ къ открытію тайны отношеній мадамъ Дюрье къ ея повренному, и чтобы вызвать Патульяра на дальнйшія объясненія, замтилъ самымъ равнодушнымъ тономъ.

— Ей однако очень легко избжать раззоренія. Стоитъ только перестать доврять Гравуазо управленіе ея длами.

— Ого! доврять! засмялся Патульяръ. Да, она доврила ему дла какъ довряютъ бульдогу котлетку, которую онъ держитъ уже въ зубахъ.

— А! значитъ она поступаетъ такъ изъ страха.

— Ну да, конечно… И право стоитъ бояться, увряю васъ.

У Гравуазо, продолжалъ пьяница посл короткаго молчанія, есть бумага, очень опасная для хозяйки… Въ двадцать четыре часа, красавица можетъ лишиться послдняго ліарда.

— Въ самомъ дл? вскричалъ граверъ не будучи въ состояніи скрыть свое изумленіе.

Но въ это время Патульяръ неожиданно перемнилъ разговоръ, возвратившись къ иде, крпко засвшей въ его мозгу.

— Я хочу вернуться въ погребокъ! пробормоталъ онъ.

Прежде чмъ граверъ усплъ павести пьяницу на интересовавшій его предметъ разговора, дверь мансарды съ трескомъ отворилась и кто-то влетлъ какъ бомба.

Это былъ Рокамиръ.

Не замчая скорчившагося въ углу пьяницы, онъ бросился съ сіяющимъ лицомъ къ артисту, крича во все горло:

— Обнимите меня, г. Кловисъ! обнимите!

Это предложеніе далеко не соблазняло гравера и онъ маневрируя такимъ образомъ, чтобы заставить Рокамира обернуться спиной къ Патульяру, поспшилъ отвтить печальнымъ тономъ:

— Я право въ отчаяніи, г. Рокамиръ, но я поклялся, обнимая во всей полнот профессію гравера, не обнимать боле ничего.

— А! жаль!.. Иначе вы могли-бы обнять счастливйшаго изъ смертныхъ.

Въ это время Кловисъ, смотрвшій черезъ плечо идіота, увидлъ, что пьяница исчезъ.

— Ужь не ушелъ-ли онъ въ самомъ дл черезъ трубу? подумалъ онъ.

Но Кловисъ зналъ, что труба, широкая въ начал, постепенно сьуживается и стало быть не позволяла пьяниц зайти далеко по этой необычайной дорог въ погребокъ.

Сгарая нетерпніемъ продолжать допросъ Патульяра и зная въ то же время безполезность погони за двумя зайцами, онъ ршился избавиться отъ Ракомира, который заставивъ себя такъ долго ждать, явился наконецъ совершенно не кстати.

Но это было не легко устроить.

Равомиръ былъ не изъ числа людей способныхъ замтить что они стсняютъ. Кром того онъ въ настоящую минуту задыхался отъ радости и испытывалъ необходимую потребность сообщить ее всему міру.

— Врите вы предсказательницамъ, гадальщицамъ? вскричалъ онъ схватывая артиста за рукавъ… Предупреждаю васъ, что я врю имъ безусловно…

— Я вполн раздляю ваше мнніе, г. Рокамиръ. Я зналъ самъ людей предсказывавшихъ безошибочно будущее. Одинъ напримръ за шесть мсяцевъ говорилъ, что Благовщеніе будетъ 2-го февраля и ни разу не ошибся!

— Такъ узнайте-же что я сейчасъ былъ у гадальщицы… Знаете что она мн предсказала?

— Корону.

— Нтъ… Она предсказала что я не буду послднимъ изъ моей расы!..

— Ну вашей гадальщиц не трудно было это предсказать! замтилъ качая головой Кловисъ. Не надо быть пророкомъ чтобы сдлать такое предсказаніе, когда видишь молодую очаровательную женщину какъ ваша супруга, подъ руку съ такимъ величественнымъ и красивымъ мужемъ какъ вы…

— Вотъ тутъ-то вы и ошибаетесь!.. Конечно легко было-бы предсказать это зная что мы мужъ и жена… но я хитеръ и принялъ нкоторыя предосторожности… Я сказалъ заране Сидализ: надо обмануть гадальщицу, ты скажешь что я твой лакей… что, хорошо придумано?

— Да, должно быть гадальщица была порядкомъ сбита съ толку!

— И знаете… вы просто не поврите… она, не смотря на эту хитрость, положительно узнала меня въ картахъ. Говоря что родъ Ракомировъ не угаснетъ, она прибавила, что отецъ ребенка будетъ красавецъ.

— То есть, значитъ вы!

— Да… и что она видитъ его въ кирас и каск… намекъ на мой маскарадный костюмъ, не правда-ли?

— Конечно… что-же дальше?

— Дальше ничего. Я нечаянно чихнулъ и вс карты улетели со стола. Гадальщица хотла начать новый сеансъ въ сорокъ франковъ, но я удовольствовался первымъ.

И въ порыв дикой радости, Рокамиръ вцпился въ Кловиса, бшено крича:

— У меня будетъ сынъ!.. у меня будетъ сынъ!.. Я назову его Матюреномъ и онъ будетъ учиться въ политехнической школ!..

Но вдругъ онъ выпустилъ артиста и отступилъ съ безпокойнымъ видомъ.

— Что съ вами? спросилъ онъ. Отчего вы стонете? ужь не ушибъ-ли я васъ?

Дйствительно послышался чей-то стонъ. Это стоналъ Патульяръ забившійся такъ далеко въ трубу, что не могъ подвинуться ни взадъ ни впередъ. Не зная какъ выпутаться изъ этого непріятнаго положенія, пьяница началъ стонать и звуки его голоса проникли въ мансарду еще боле усиленными, такъ какъ труба представляла нчто въ род гигантскаго рупора.

Граверъ, желавшій поскоре выпроводить идіота, поспшилъ воспользоваться этимъ случаемъ.

— Когда вы пришли г. Рокамиръ, отвчалъ онъ, я сбирался идти завтракать. Слушая васъ можно забыть все, даже голодъ… это, что вы сейчасъ слышали, жалоба моего пустаго желудка.

— О! какой у васъ должно быть аппетитъ, замтилъ наивно Рокамиръ… Я право думалъ что это рычитъ тигръ.

Иногда, когда Сидализа очень долго засидиться у своей модистки и мн приходится ждать обда до десяти или одинадцати часовъ, у меня тоже ворчитъ желудокъ, но далеко не такъ громко… Въ такомъ случа до свиданія, я ухожу. Я пришелъ къ вамъ только чтобы сдержать свое общаніе, докончить исторію Гравуазо и де-Фронтака.

— Благодарю васъ… но право я теперь такъ голоденъ, такъ голоденъ, что не понялъ-бы ни слова изъ вашего разсказа, отвчалъ артистъ провожая идіота до дверей мансарды.

Когда Кловисъ, выпроводивъ Рокамира, подошелъ къ камину, въ труб происходила отчаянная возня. Пьяница употреблялъ вс усилія чтобы освободиться, но все было напрасно.

— Постой-ка, голубчикъ, ты у меня сейчасъ вылзешь! прошепталъ артистъ наклоняясь къ устью трубы.

— Бушю пришелъ… и принесъ вино! крикнулъ онъ.

Эти магическія слова удвоили силу и ловкость Патульяра. Оставивъ часть кожи съ носа въ труб, онъ усплъ однако освободиться изъ тисковъ и обрушился внизъ въ облак сажи.

— Гд Бушю? гд вино? проворчалъ онъ, съ трудомъ принимая сидячее положеніе.

Въ трезвомъ вид Патульяръ всегда былъ почтителенъ передъ Гравуазо, но теперь по пословиц ‘что у трезваго на ум, то у пьянаго на язык’, онъ и не думалъ скрывать своей ненависти и злобы на своего господина. Чтобы добыть свденія о Гравуазо, артисту стоило только раздражить противъ него пьяницу.

Поэтому онъ поспшилъ отвчать въ этомъ дух на вопросъ Патульяра.

Бушю былъ сейчасъ здсь, сказалъ онъ, но Гравуазо веллъ ему уйти, говоря, что вы слишкомъ много пили.

— Къ чему онъ тутъ мшается! проворчалъ Патульяръ, въ своемъ опьяненіи и не думая сомнваться въ справедливости словъ артиста.

— Именно это и сказала ему мадамъ Дюрье, добавилъ Кловисъ.

— Какъ, и она была здсь?

— Да. случайно. Она защищала васъ противъ Гравуазо, который назвалъ насъ пьяницей.

— Пьяницей, меня? вскричалъ въ бшенств Патульяръ… Да ужь лучше по моему быть пьяницей, чмъ воромъ… можете это передать ему отъ меня.

А! такъ она меня защищала? заключилъ онъ боле мягкимъ тономъ.

— И очень горячо. Она говорила Гравуазо, что вы честный, трудолюбивый человкъ… Да, она васъ кажется очень уважаетъ!..

— Что же, это очень хорошо съ ея стороны… Я ей отплачу за это, общаю вамъ.

— Да, вамъ надо будетъ при первомъ случа поблагодарить ее… Вдь это единственное средство выразить ей вашу благодарность.

— Вы думаете? сказалъ ухмыляясь Патульяръ.

— Ба! у васъ значитъ найдется и другое средство?

— Конечно!.. и оно доставитъ ей не мало удовольствія!

— Вы можетъ быть хотите предложить ей руку?

— Ну нтъ!.. Патульяръ никогда не свяжется съ женщиной! Вы можете предупредить объ этомъ хозяйку, если она мтитъ на меня… Я и безъ этого съумю доказать ей, что я не изъ неблагодарныхъ…

Видите ли, я знаю гд оно! прибавилъ онъ посл короткаго молчанія.

— Что оно?

— Письмо.

— Ахъ, да! То письмо, которое вы называете опасной для нея бумагой: благодаря которому Гравуазо можетъ разорить ее?

— Вотъ именно… Будьте уврены, что вдова не разсердится, когда я передамъ ей это письмо.

— О! вы думаете?

— Еще бы! Хороши вы! Вы воображаете, что кому-нибудь разореніе можетъ доставить удовольствіе?.. Я знаю, что не она украла это богатство… но ей очень горько было бы разстаться съ нимъ.

— А! значитъ это богатство было украдено?

— Да, старикомъ Дюрье, и этой канальей, у которой я служу… Они даже не мало смялись этой штук.

— А тотъ кого они обокрали разв не жаловался?

— О! когда они обдлали дло, онъ уже протянулъ ноги.

— То-есть умеръ, вы хотите сказать!

— Умеръ и похороненъ.

— Да, это правда, де-Фронтакъ тогда уже умеръ, произнесъ спокойнымъ тономъ Кловисъ, подавляя овладвшее имъ волненіе.

— А! вы знаете его имя? вскричалъ наивно Патульяръ.

— Вы сами сейчасъ мн его назвали.

— Да, вдь и въ самомъ дл, согласился доврчивый пьяница.

— Кром того, я зналъ это еще раньше отъ Рокамира, прибавилъ артистъ, желая узнать какую роль игралъ въ этой исторіи супругъ Сидализы.

При этомъ имени Патульяръ разразился громкимъ хохотомъ.

— Рокамиръ? вскричалъ онъ… Да эта устрица!.. Цлая дюжина устрицъ!.. Какъ надъ нимъ издвались, другіе-то… Невозможно быть глупе его!

— Значитъ онъ быль невольнымъ сообщникомъ въ этомъ мошенничеств?

Но пьяница, не будучи въ состояніи долго остапавливаться на одномъ предмет, вмсто того, чтобы отвчать на этотъ вопросъ, пробормоталъ возвращаясь къ старому.

— Да, я ручаюсь вамъ, хозяйка не скажетъ что это жжется, когда я суну ей въ руку эту бумагу!

— Такъ она знаетъ, что ея состояніе украдено у де Фронтака? спросилъ артистъ, невидимому глубоко огорченный этой мыслью, такъ какъ онъ припомнилъ, что когда въ первое свиданіе со вдовой онъ сказалъ ей свое имя, она не выразила ни удивленія, ни смущенія.

Но артистъ такъ влюбленъ въ Селестину, что самъ брался защищать ее, хотя все повидимому говорило противъ нее.

— Она не виновна, подумалъ онъ, я не долженъ давать вры словамъ этого пьяницы. Она пользуется этимъ богатствомъ и не подозрвая даже какимъ путемъ оно было пріобртено ея мужемъ.

Но какъ бы то ни было, граверъ вынужденъ былъ признаться, что страхъ внушаемый мадамъ Дюрье ея повреннымъ не фантазія, и стало быть иметъ какое-нибудь основаніе.

Онъ хотлъ бы засыпать Патульяра вопросами, но въ своемъ опьяненіи, лакей не въ состояніи быль выдержать послдовательный допросъ. Поэтому лучше было предоставить ему полную свободу болтать, тмъ боле, что онъ не нуждался въ вопросахъ и продолжалъ не умолкая говорить самъ съ собой.

— Какъ сейчасъ я вижу это письмо, бормоталъ онъ въ полголоса… тамъ на лво, въ секретномъ ящичк бюро… Ничего нтъ легче какъ подцпить его…

А! вотъ идея! продолжалъ онъ со смхомъ, если я стащу бумагу, можно будетъ выгодно продать ее… Я устрою аукціонъ, кто дастъ дороже, хозяйка или Гравуазо, тому и отдамъ… Надо это хорошенько обдумать… Тогда у меня будетъ подъ старость кусокъ хлба… тогда я…

Патульяръ не окончилъ.

Его голосъ мало по малу слаблъ и послднія слова перешли въ невнятное бормотаніе. Возбужденное состояніе уступило мсто тяжелому опьяненію, голова пьяницы медленно опустилась на грудь и скоро сильный храпъ возвстилъ, что онъ уже странствуетъ въ царств сновидній.

— Хорошо было бы поймать этого молодца въ ту минуту, когда онъ стащитъ письмо у своего господина, подумалъ Кловисъ, пораженный послдними словами пьяницы.

Но въ ожиданіи исполненія этой надежды надо было заняться настоящимъ, то-есть избавиться отъ пьянаго Патульяра, растянувшагося на полу среди мансарды.

— Я стащу его за ноги на лстницу, пусть онъ тамъ выспится, ршилъ артистъ.

Но едва онъ наклонился, чтобы привести въ исполненіе свой проэктъ, какъ раздались три громкіе удара въ дверь и на порог мансарды показалась гигантская фигура Бушю.

— Лейтенантъ послалъ меня спросить не нуженъ ли я вамъ? сказалъ онъ.

— А! ты пришелъ кстати, возьми-ка этого молодца и унеси его на лстницу, куда хочешь…

— Осмлюсь замтить, что лучше всего было бы снести его назадъ въ погребокъ… Этотъ лнтяй только раздразнилъ меня, заключилъ облизываясь деньщикъ.

Кловисъ понялъ, что за услугу оказанную солдатомъ, онъ долженъ въ вид благодарности позволить ему напиться.

Ступай, длай какъ знаешь! сказалъ онъ смясь…

— О!… видители, я говорю это для васъ… единственно для васъ…

— Ба! такъ это ради меня ты хочешь снести Патульяра въ погребокъ.

— Да вдь вы заставили меня напоить его, не для того, чтобы полюбоваться на пьяницу… Вы хотли кой о чемъ переговорить съ нимъ… и наврное не о цн овса, такъ что можетъ быть вамъ было бы пріятне, чтобы Патульяръ завтра не помнилъ о томъ, что онъ былъ у васъ.

— Да, конечно. Какъ же устроить это?

— Если пьяница очнется въ погребк, онъ подумаетъ что и не уходилъ изъ него… Я еще хорошенько налью его, такъ что онъ ничего не будетъ помнить.

— Знаешь Бушю, твоя идея великолпна! вскричалъ Кловисъ.

— О! Это не моя идея! возразилъ Бушю, это лейтенантъ придумалъ.

— И онъ совершенно правъ, я предоставляю теб Патульяра. Напои его такъ, чтобы онъ ничего не помнилъ.

— Будьте спокойны… Я, какъ говорится нагружу его для колоніи… Человкъ, въ этомъ состояніи прізжаетъ въ колонію черезъ двадцать дней морскаго пути, такимъ же пьянымъ какъ и въ день отъзда.

— Но ты его убьешь!

— Не бойтесь, я но этой части опытенъ. Я въ полку обучалъ рекрутовъ.

Съ этими словами Бушю наклонился надъ спящимъ и однимъ взмахомъ взваливъ его на плечи, направился къ двери.

Проснувшійся пьяница снова началъ барахтаться и бормотать: я хочу напоить Бушю!… Видно было, что эта идея крпко засла въ его голов.

— Ну! ну! смирно!… отвчалъ Бушю. Ладно, мы пойдемъ промочить опять горло.

Голосъ Бушю звучалъ снисходительно, почти нжно, очевидно храбрый солдатъ питалъ въ душ глубокое сочувствіе къ пьяницамъ.

Оставшись одинъ, артистъ старался соединить въ одно цлое отрывочныя свденія, добытыя имъ отъ Патульяра и Рокамира. Не смотря на всю неполноту и неясность ихъ, однако вполн было очевидно, что мадамъ Дюрье знаетъ происхожденіе ея богатства, знаетъ имя того, у кого оно было украдено.

— Почему она ничего не сказала, когда я говорилъ ей, что мое имя де-Фронтакь? повторялъ Кловисъ.

Онъ вспомнилъ также какой страхъ виднъ былъ на лиц Селестппы, когда на балу у Рокамира, она увидла его разговаривающимъ съ Гравуазо.

— Неужели она боялась что я открою свое имя этому человку, прежде чмъ ей удастся вырвать отъ него эту бумагу, которая должна обезпечить ей обладаніе ея богатствомъ? подумалъ Кловисъ.

Но какъ онъ ни старался истолковать въ дурную сторону поступки вдовы, все-таки какой то внутренній голосъ говорилъ ему, что она невинна.

Наконецъ онъ не могъ боле выносить этого чувства неизвстности.

— Я хочу ее видть! вскричалъ онъ и бросился вонъ изъ мансарды.

XIV.

На звонокъ Кловиса, дверь по обыкновенію отворила горничная.

— А! это вы господинъ Кловисъ. Вамъ угодно видть барыню? спросила она.

— Да, прелестная Флора.

— Въ настоящую минуту это невозможно.

— Ба! Разв она опять въ ванной?

— Нтъ. Она занята… правда не очень пріятно… и не можетъ васъ принять.

— Ты говоришь непріятно?

— Да! такъ какъ быть вдвоемъ съ г. Гравуазо не можетъ быть пріятно. Вотъ уже больше часу какъ управляющій заперся съ барыней, чтобы передать ей счеты.

— Но въ такомъ случа, если онъ здсь уже цлый часъ, то долженъ скоро уйти. Дай мн гд нибудь подождать его ухода, я буду терпливъ и скроменъ.

Посл ужина Кловиса съ ея барыней, Флора имла право думать, что Кловисъ на хорошемъ счету у нея и ршилась исполнить его просьбу.

— Вы хотите чтобы уходя Гравуазо увидлъ васъ? спросила она прежде всего.

— Не особенно.

— Въ такомъ случа, такъ какъ онъ пойдетъ черезъ столовую, то я посажу васъ въ барынину уборную… Идите за мною.

Камеристка уже сдлала нсколько шаговъ, когда Кловисъ остановилъ ее за руку.

— Скажи мн сначала одну вещь, шепнулъ онъ.

— Что такое?

— Этотъ Гравуазо большой негодяй. Отчего же твоя барыня, не только взяла его въ управляющіе, но даже удостоиваетъ принимать его.

Флора пожала плечами.

— Разв я что нибудь тутъ знаю!… недовольнымъ тономъ отвчала она. Поведеніе барыни въ этомъ случа совсмъ непонятно… Если ей говорить, что Гравуазо негодяй, то она иногда соглашается, по большей же части длаетъ видъ будто не слышитъ… Я не знаю презираетъ она его или боится… но во всякомъ случа не любитъ., а между тмъ, когда онъ приходитъ, то изъ десяти разъ, восемь его принимаютъ… и я даже прибавлю съ нкоторой поспшностью… какъ сегодня, напримръ.

— А! онъ былъ сегодня любезно принятъ?

— Не успла я о немъ доложить, какъ сейчасъ же получила приказаніе ввести… и вотъ уже, повторяю, цлый часъ, какъ онъ здсь совщается.

— Очень спокойно, не такъ ли?

— Я не успла послушать, неблагоразумно отвчала мамзель Флора.

Но сейчасъ же спохватилась.

— Нтъ, нтъ, я хотла сказать, что я ничего не слышала, поправилась она… такъ какъ поврьте, г. Кловисъ, я не знаю, что такое значитъ подслушивать у дверей… Но конечно, иногда, ходя туда и сюда, мн случалось слышать слово или два, когда Гравуазо возвышаетъ голосъ.

— Вотъ какъ, онъ возвышаетъ голосъ?

— Не совсмъ, я не такъ сказала… но онъ ворчитъ какъ злой бульдогъ, не смющій открыто залаять.

— А мадамъ Дюрье?

— О! я не могу ршить отъ страха или хладнокровія, но она говоритъ такъ тихо, что словъ нельзя разобрать… Тогда какъ нкоторыя слова Гравуазо, напротивъ того можно схватить на лету…

— И эти слова схваченные на лету, вы можете повторить ихъ мн? вкрадчиво сказалъ Кловисъ.

У камеристки было у самой слишкомъ нжное сердце, чтобы не быть снисходительной къ чужой любви.

Мы уже сказали, что ужинъ ея барыни съ Кловисомъ заставилъ ее предположить то, чего не было. Въ вопрос артиста она видла ревность влюбленнаго и такъ,какъ она была бы очень счастлива, досадивъ Гравуазо, поэтому и ршилась измнить барын въ пользу Кловиса. Впрочемъ, надо сказать правду, что она знала очень мало.

— Если я вамъ повторю эти слова, сказала она, то вы не очень то подвинетесь впередъ.

— Ты объяснишь мн ихъ.

— Да, если бы я сама ихъ понимала. Но признаюсь, что он для меня совсмъ непонятны.

— Въ самомъ дл?

— Судите сами. Два раза я слышала, какъ Гравуазо говорилъ: ‘Вы уступите и я женюсь на васъ’. Затмъ, посл отвта барыни, котораго я не разслышала, онъ прибавилъ, ‘Я сдлаю такъ какъ говорю’… Въ другой разъ онъ говорилъ: ‘Я, или никто, а то всякому кто явится, я разскажу всю исторію’. Вотъ что онъ говорилъ. Понимаете ли вы тутъ что нибудь, господинъ Кловисъ.

— Положительно ничего… А какова была барыня посл этихъ свиданій?

— Также спокойна, какъ будто и не видала управляющаго.

— Ты служила у мадамъ Дюрье при жизни мужа?

— Конечно.

— Разв управляющій и покойникъ были друзьями?

— Неразлучными!

— Скоро ли посл смерти Дюрье, Гравуазо выразилъ свое желаніе жениться на вдов?

— Очень скоро, хотя сначала она не очень то его слушала, потому что, какъ только окончился трауръ, барыня начала вызжать на балы, концерты и т. д… однимъ словомъ, развлеченіямъ конца не было.

— Она вознаграждала себя за время, потерянное около больнаго старика. Въ ея лта любятъ повеселиться.

— Да, но веселилась ли она? вотъ въ чемъ вопросъ. Я сильно въ этомъ сомнваюсь.

— Почему-же?

— Потому что она постоянно возвращалась домой скучная, даже печальная. Но потомъ снова при первомъ случа узжала опять.

— Чтобы снова возвратиться скучной?

— Да. Такъ что я стала думать не ищетъ ли она какого нибудь феникса и въ отчаяніи что не находитъ… Но это еще не самое забавное.

— Что же еще такое?

— То, что ея страсть къ удовольствіямъ вдругъ прекратилась. Помните вы тотъ день, когда приходили въ первый разъ.

— Да. У нея былъ мигрень.

— Ну, наканун она была на балу и въ этотъ день должна была хать на другой. Когда я пришла одть ее, то знаете что она мн сказала. Нтъ, это кончено, мн надоли эти удовольствія, которыя утомляютъ меня, я не хочу о нихъ больше слышать.

— Но тмъ не мене она была вчера на балу у Рокамира.

— О! въ этомъ ее нельзя упрекнуть, она отправилась единственно для того, чтобы не обидть своего жильца… Нтъ, я полагаю что ей окончательно надоло все это. Она цлые дни возится со своей крестницей, маленькой Лили.

— И такъ, теперь, когда она успокоилась, Гравуазо еще боле желаетъ на ней жениться.

— Да, и странно, что барыня, бгавшая отъ него прежде какъ отъ чумы, теперь принимаетъ его, какъ я уже говорила, приблизительно восемь разъ изъ десяти.

— Однако эти сцены, изъ которыхъ ты слыхала нсколько словъ, должны очень надодать твоей барын.

— Ну, нтъ. Я никогда не видала ея веселе, чмъ съ тхъ поръ какъ она перестала развлекаться.

— Что же ты заключаешь изъ этого, Флора?

Камеристка смясь заглянула въ глаза молодому человку, ужинавшему съ ея госпожей.

— Какъ вы просты! насмшливо отвчала она

— Простъ? чмъ же?

— Тмъ, что не подозрваете отчего барыня ныньче такъ весела.

— Серьезно не подозрваю.

— Въ самомъ дл?

— Увряю тебя! Ты лучше уже скажи мн сама.

— Я право не знаю какъ сказать вамъ это. Вамъ слдовало бы самому догадаться… Если только вы теперь не сметесь надо мною.

— Честное слово, нтъ. Говори, я тебя слушаю.

Горничная снова взглянула въ лицо Кловиса, чтобы убдиться въ его чистосердечіи.

— Я вамъ уже говорила, какъ я всегда думала, что барыня ищетъ феникса.

— Да. Что же дальше?

— Ну, я думаю, что она нашла его.

Кловисъ хотлъ что-то сказать, но она остановила его.

— Пока мы тутъ болтаемъ, перебила она его, Гравуазо можетъ выйти отъ барыни, а такъ какъ вы не особенно желаете, чтобы онъ видлъ васъ выходя, то вамъ пора пройти въ уборную, гд вы подождете пока барын можно будетъ васъ принять. Какъ она освободится я доложу ей о васъ.

— Въ уборную, такъ въ уборную.

— Въ особенности не шумите тамъ. Уборная рядомъ съ будуаромъ, гд барыня разговариваетъ съ Гравуазо и будетъ совершенно лишнимъ, если управляющій узнаетъ, что вы тамъ.

— Хорошо, я не буду шевелиться.

Дойдя до конца корридора, Флора ввела молодаго человка въ довольно большую комнату, наполненную шкафами, и тихонько заперла за нимъ дверь, приложивъ къ губамъ палецъ, въ знакъ молчанія.

Кловисъ тихонько услся на первый стулъ и не шевелился. Онъ не замедлилъ убдиться, что совтъ не шумть, данный Флорой, внушенъ ей опытомъ.

— Это въ эту комнату она ходила слушать… случайно… то что говорится у ея барыни, подумалъ Кловисъ, замтивъ, что черезъ тонкую дверь разговоръ изъ сосдней комнаты былъ почти ясно слышенъ, если только говорили не шепотомъ.

Боясь сдлать малйшее движеніе, которое могло бы выдать его присутствіе, Кловисъ весь превратился въ слухъ, прислушиваясь къ разговору между мадамъ Дюрье и Гравуазо. Къ несчастію онъ слишкомъ опоздалъ, потому что едва усплъ онъ уссться, какъ послышался стукъ отодвигаемыхъ стульевъ показавшій ему, что говорившіе встаютъ, и что слдовательно свиданіе приходитъ къ концу.

Вставъ, Гравуазо по всей вроятности подошелъ очень близко къ двери, такъ какъ его слова совершенно ясно дошли до Кловиса.

— Я вамъ даю недлю сроку, сказалъ управляющій.

— Черезъ недлю, я также какъ и сегодня откажусь, сухо отвчала мадамъ Дюрье.

— Вы подумайте о томъ что ждетъ васъ.

— Я уже обо всемъ подумала.

— Значитъ вы согласитесь на бдность, которую повлечетъ за собою ваше упрямство?

Кловисъ услышалъ ироническій смхъ.

— Не говорите глупостей, мой милый, замтила хозяйка.

— Но моя угроза совершенно серьезна.

— Нтъ, она просто глупа.

— Вы думаете?

— Конечно, такъ какъ ударъ, которымъ вы хотите поразить меня, обрушится на вашу же спину. Въ тотъ день, когда вы попытаетесь раззорить меня, вамъ самому придется подставить горло… а вы не такой человкъ, чтобы возвращать что-либо. Вы видите, что я имла причину назвать вашу угрозу глупой, такъ какъ собственная выгода мшаетъ вамъ привести ее въ исполненіе.

— Ошибаетесь, моя красавица, такъ какъ у меня нтъ дома, на который могли бы наложить арестъ… Все мое состояніе обращено въ бумаги, перевезти которыя очень легко… у меня лежитъ въ банк милліонъ на текущемъ счету и я могу взять его черезъ двадцать минутъ… Вы видите что наше положеніе далеко не одинаково.

На эти слова не послдовало отвта.

— И такъ вы отказываетесь выйти за меня? съ глухой яростью спросилъ Гравуазо, помолчавъ немного.

— Я не отказываюсь.

— Да, но вы ставите такое условіе, которое вполн равняется отказу. Вы не можете считать меня настолько глупымъ, чтобы я позволилъ обезоружить себя, прежде чмъ уврюсь, что вы не можете ускользнуть отъ меня. Я вамъ говорилъ и снова скажу, что отдамъ росписку посл свадьбы.

— А я хочу получить ее сейчасъ, ршительнымъ тономъ отвчала Селестина.

— Ну да! Чтобы разорвать ее, не такъ ли? Посл чего, не имя больше причинъ меня бояться, вы откажетесь отъ своего слова… и спася свое состояніе, выйдете у меня подъ носомъ за другаго.

По всей вроятности вдова не желала продолжать доле споръ о намреніяхъ, которыя ей приписывалъ Гравуазо, потому что она вдругъ оборвала разговоръ.

— Прощайте, сухо сказала она.

Но это прощаніе только сдлало негодяя еще настойчиве, а главное зле.

— Если не я, то и никто другой! продолжалъ онъ, съ выраженіемъ ненависти. Если вы разсчитываете выйти за одного изъ вашихъ вздыхателей, то предупреждаю васъ, что я скоро съумю погасить его страсть.

Эта новая угроза казалось не произвела никакого впечатлнія на мадамъ Дюрье.

— О! вы можете избавить себя отъ труда объяснять мн, что вы сдлаете, такъ какъ я считаю васъ способнымъ на все… кром порядочнаго чувства или честнаго поступка, презрительно сказала она.

— Да, да, насмшливо продолжалъ Гравуазо, мы посмотримъ какую мину будутъ длать вс ваши женихи, когда я посовтую имъ спросить дйствительно ли маленькая Лили дочь вашей кухарки… и ваше названіе матери крестной, единственное ли, на которое вы имете право.

При этихъ словахъ, у влюбленнаго Кловиса сердце тяжело сжалось.

— Врьте посл этого женщинамъ, печально прошепталъ онъ.

Но ему было такъ тяжело отказаться отъ своихъ иллюзій, что онъ все еще надялся, что мадамъ Дюрье придетъ въ негодованіе отъ клеветы управителя, но его надежды не оправдались.

— Пожалуй! Злоупотребляйте моей тайной, отвчала Селестина.

— Поэтому, когда никто не захочетъ на васъ жениться, вамъ поневол придется выйти за меня, съ удареніемъ продолжалъ Гравуазо.

— О! о! по прежнему насмшливо продолжала вдова, вы забываете, что мн всегда остается два средства избавиться отъ васъ.

— Какія же это?

— Первое, это совершенно отказаться отъ замужества.

— А второе?

— Выйти за единственнаго человка, котораго вашъ доносъ не можетъ оттолкнуть отъ меня.

— Ба! но кто же этотъ человкъ?

— Вы не угадываете?

— Нисколько… я напрасно стараюсь придумать… и былъ бы вамъ очень благодаренъ, еслибы вы указали мн на эту рдкость.

Наступило короткое молчаніе, во время котораго Кловисъ затаилъ дыханіе.

— Это отецъ Лили, отвчала она наконецъ.

При этомъ отвт Гравуазо громко расхохотался.

— А гд вы его найдете? спросилъ онъ. Даже допустивъ, что случай столкнулъ бы васъ… и что онъ былъ бы еще не женатъ, неужели вы думаете, что онъ поврить тому, что вы ему разскажете?.. Нтъ, нтъ, вамъ надо отказаться отъ этой мысли.

— Въ такомъ случа мн остается первое средство, которое все-таки гораздо лучше, чмъ выйти за васъ замужъ.

— Черезъ недлю, которую я даю вамъ на размышленіе, вы перемните ваше мнніе.

— Это возможно, если въ этотъ промежутокъ случится одно чудо.

— Какое это?

— Такое, что черезъ недлю вы перестанете быть презрннымъ негодяемъ, г. Гравуазо.

Управляющій въ первое мгновеніе не могъ найтись что сказать.

— Да уходите же, сударь, продолжала Селестина, неужели вы не понимаете, какое отвращеніе внушаетъ мн ваше присутствіе.

Безъ сомннія Гравуазо, котораго ярость лишила способности говорить, не желалъ исполнить этого приказанія, такъ какъ Селестина сейчасъ же продолжала:

— Если вы все-таки остаетесь, то я уйду сама!

Посл этихъ словъ дверь вдругъ отворилась и мадамъ Дюрье неожиданно появилась въ уборной, заперевъ за собою дверь на ключъ, чтобы избавиться отъ преслдованій.

При вид Кловиса, въ присутствіи котораго она такъ неожиданно очутилась, молодая женщина поблднла и поспшно зажала рукою ротъ, чтобы заглушить крикъ изумленія, который могъ возбудить вниманіе Гравуазо.

Они не обмнялись ни словомъ, такъ какъ въ ту же минуту раздался ударъ кулака въ дверь.

— А! я теб внушаю отвращеніе, закричалъ онъ въ тоже время. Хорошо! Я скоро отмщу за себя!.. Слышишь ли ты, красавица, у которой родятся дти до свадьбы?

Затмъ стукъ удаляющихся шаговъ и захлопнутой двери, доказалъ, что Гравуазо ушелъ.

Если въ первую минуту мадамъ Дюрье могла думать, что Кловисъ ничего не слышалъ изъ разговора, то она должна была разубдиться въ этомъ, ясно разслышавъ послднюю фразу.

Она сильно смутилась передъ Кловисомъ, узнавшимъ ея тайну и закрыла лицо руками, изъ подъ которыхъ закапали слезы.

Какъ ни ужасно было открытіе о прошедшемъ той, которую онъ любилъ, Кловисъ не могъ забыть, что молодая женщина помогла ему въ несчастіи, что она обращалась къ его дружб, только дружб, такъ какъ она нисколько не поощряла его любви.

— Почему не любить мн ее какъ сестру? спрашивалъ онъ себя.

Но это утшеніе въ его разбившихся надеждахъ, казалось Кловису слишкомъ холоднымъ. Противъ воли въ душ его поднималось совсмъ иное чувство, чмъ братская привязанность. Кром того видъ, молчаливо плачущей Селеетины, былъ необыкновенно краснорчивъ для Кловиса, готоваго придумать для извиненія ея поведенія сотни предлоговъ.

Поэтому случилось, что молодая женщина вдругъ почувствовала, что кто-то тихонько отнимаетъ отъ лица ея руки и взволнованный голосъ шепчетъ ей на ухо:

— Селестина, разв меня здсь нтъ, чтобы защитить васъ?

При звукахъ этого голоса, молодая женщина подняла глаза, но взглядъ ея встртилъ такой нжный взоръ, что она снова потупилась.

— Такъ вы еще не очень презираете меня, г. Кловисъ, прошептала она.

— Я не поврилъ ни одному слову клеветы этого негодяя, вскричалъ артистъ, надясь избавить такимъ образомъ вдову отъ непріятныхъ объясненій.

Но мадамъ Дюрье не захотла воспользоваться предложеннымъ ей выходомъ.

— Надо врить… отвчала она дрожащимъ голосомъ, такъ какъ этотъ человкъ сказалъ истинную правду.

Искренность этого признанія была тяжела для Кловиса, который, несмотря на все, ждалъ лишь предлога продолжать сомнваться.

— Чортъ возьми! подумалъ онъ, она хочетъ убдить меня во чтобы то ни стало.

Но Селестина еще не окончила своихъ признаній.

— Да, продолжала она опустивъ глаза, я была матерью до моего замужества съ Дюрье… и, какъ сказалъ этотъ негодяй, отецъ ребенка ничего не сдлалъ, чтобы розыскать меня.

— А! Боже мой… несчастная не хочетъ избавить меня ни отъ малйшихъ подробностей! съ отчаяніемъ подумалъ Кловисъ, нисколько не желавшій быть убжденнымъ. Затмъ онъ продолжалъ вслухъ: Вы мн разскажете все это со временемъ. Въ настоящее время нужне всего защитить васъ противъ этого негодяя, который васъ преслдуетъ.

Но Кловису суждено было до дна выпить чашу горечи.

— Вы видите, г. Кловисъ, продолжала она, какъ я была права, говоря что не могу просить покровительства человка, который любилъ бы меня… такъ какъ ему надо было бы сдлать это признаніе, противъ котораго не устояла бы истинная страсть.

— Но какъ она мила, говоря это, думалъ между тмъ Кловисъ, тогда какъ вдова по прежнему не поднимала глазъ.

— Тогда какъ къ вамъ я могу обратиться, скромно продолжала она… потому что вы будете для меня братомъ… вы вдь клянетесь, что не любите меня?

— Ты! гм! сказалъ артистъ такимъ тономъ, что Селестина съ удивленіемъ подняла на него наконецъ глаза.

Вмсто всякаго отвта артистъ съ отчаяніемъ схватилъ себя за волосы.

— Какое несчастіе, что вы богаты! вскричалъ онъ.

— Это почему?

— Потому что посл всего вами сказаннаго, я имлъ бы видъ, будто гонюсь за вашими деньгами… Не будь этого я не обратилъ бы вниманія на ваше запрещеніе любить васъ, чтобы имть право защищать васъ.

— Какъ! вы любили бы меня, еслибы я не была богата? спросила вдова голосомъ, въ которомъ выразилась тайная радость.

— Да, какъ безумный.

— Вы любили бы меня… несмотря?…

— Несмотря, да Селестина, совершенно несмотря..

Тогда, какъ бы желая лучше подтвердить свои слова, онъ прижалъ свои губы къ немного еще блдной щечк молодой женщины.

Селестина слегка вздрогнула и хотя въ то же время Кловисъ обпялъ ее за талію, но она не вырывалась отъ него, а только повторяла тономъ упрека:

— О! господинъ Кловисъ!

— Это братскій поцлуй… Разв вы не просили меня быть вашимъ братомъ… Вотъ я и сталъ братомъ.

Но все иметъ конецъ, даже самые пріятные поцлуи, поэтому Кловисъ, испугавшись своей нескромности, пересталъ цловать Селестину.

— Хотите мы поговоримъ теперь о Гравуазо сказалъ онъ.

Говоря это онъ провелъ вдову въ будуаръ, продолжая обнимать ее за талію и посадилъ на диванъ, а самъ опустился передъ ней на колни.

— Ну, сказалъ онъ, поговоримъ теперь какъ братъ и сестра.

Мадамъ Дюрье должна была бы замтить что братъ не становится передъ сестрой на колни, но молодая женщина сдлалась кротка и послушна. Было ли причиной этой кротости то, что ея тайна стала извстна, или страхъ Гравуазо или же наконецъ какая нибудь совсмъ другая причина, мы не можемъ сказать ничего положительнаго, но дло въ томъ что она была такъ сильно взволнована, что даже не замчала, какъ артистъ взялъ ея руки и нжно сжималъ ихъ.

— И такъ дорогая и прелестная сестра, мы говорили что у нашего негодяя есть бумага, которая можетъ завтра же разорить васъ?

— А! значитъ вы все слышали? съ трепетомъ спросила Селестина, надявшаяся сначала что молодой человкъ слышалъ только послднюю сцену угрожающаго прощанія Гравуазо.

Кловисъ могъ бы сказать ей что знаетъ о существованіи этой комиромметирующей бумаги и что изъ словъ Патульяра и Рокамира онъ подозрваетъ, что эта бумага иметъ отношеніе къ похищенному состоянію его отца, но онъ не сказалъ объ этомъ ни слова, предоставляя говорить Седестин.

— Нтъ я не все слышалъ, отвчалъ онъ на вопросъ Селестины, я пришелъ тогда, когда управляющій предлагалъ передать вамъ бумагу посл свадьбы… а вы требовали чтобы онъ отдалъ ее сейчасъ же.

— О! не врьте этому! поспшно вскричала она.

— Чему не врить?

— Что я выйду за него замужъ, если онъ отдастъ мн бумагу.

— Я этого и не думалъ, будьте покойны, прелестная сестра. Очевидно что вы хотите уничтожить эту бумагу, которая васъ можетъ разорить, а посл этого оставите съ носомъ негодяя, который имлъ неосторожность отдать вамъ свое оружіе.

— Нтъ, сказала мадамъ Дюрье, качая головой, я хочу получить эту бумагу не для того чтобы уничтожить ее.

— Для чего же въ такомъ случа?

— Чтобы возвратить тому, кого она разорила… или лучше сказать его сыну.

При этихъ словахъ сердце Кловиса затрепетало отъ благодарности къ прелестной Селестин.

— Вы значитъ знаете этого сына? спросилъ онъ стараясь сдлать свой голосъ совершенно спокойнымъ.

— Разв его имени не написано въ той бумаг, которую я хочу пріобрсти?

— А какъ его зовутъ?

— О! вы очень любопытны, любезный братъ, сказала съ улыбкой Селестина. Я вамъ скажу это имя тогда, когда намъ удастся возвратить ему состояніе.

— Значитъ вы согласны принять мою помощь въ этомъ дл?

— Конечно, вдь вы мой братъ.

— Въ такомъ случа позвольте мн сказать вамъ на ухо нсколько словъ.

— Отчего вы не можете сказать ихъ громко?

— Нтъ, нтъ, необходимо сказать это на ухо… Ну, моя милая сестрица, слушайте брата, наклоните къ нему вашу головку.

Мадамъ Дюрье съ любопытствомъ наклонилась къ стоявшему на колняхъ, который звучно поцловалъ ея въ щеку.

— Уфъ! теперь лучше… совершенно серьезно прибавилъ онъ. Представьте себ что я задыхался отъ благодарности, что вамъ пришла идея присоединить меня къ вашему благородному поступку.

Селестина выпрямилась, покраснвъ какъ піонъ.

— О! господинъ Кловисъ! съ испугомъ повторила она.

— Откройте кодексъ и вы тамъ прочитаете, что братъ долженъ… слышите ли, это долгъ?.. долженъ цловать свою сестру. А теперь возвратимтесь къ молодому человку. Вы значитъ нашли его?

— Да, проискавъ его Богъ знаетъ сколько времени, и, надо прибавить, проискавъ самымъ глупымъ образомъ. Представьте себ, я вообразила что онъ долженъ бывать въ обществ, къ которому принадлежалъ по своему имени, поэтому я надялась встртить его на одномъ изъ общественныхъ собраній, которыя посщала безъ отдыха…

Тутъ она остановилась и глубоко вздохнула.

— О! да, продолжала она, теперь я могу сознаться, что очень скучала на всхъ этихъ праздникахъ, которые для меня невыносимы… А между тмъ, я могла бы избавить себя это всхъ этихъ удовольствій, сдлавъ то простое размышленіе, что будучи разоренъ, молодой человкъ не будетъ имть средствъ посщатьвс т мста, гд я его искала.

— Но наконецъ главное сдлано, вы нашли его… Что же вы теперь думаете длать?

— Я уже отдала бы ему все что имю лично, но я хочу возвратить ему все его состояніе, такъ какъ то, что у меня есть, составляетъ лишь треть похищеннаго у него состоянія. Остальное въ рукахъ Гравуазо.

— А если онъ отдастъ бумагу, то принужденъ будетъ отдать все?

— Судите сами. Въ этой бумаг говорится, что продажа имнія, сдланная отцомъ молодаго человка, была только фиктивная… Было бы слишкомъ длинно разсказывать вамъ подробно всю эту исторію, достаточно сказать, что Гравуазо и мой покойный мужъ удержали имущество, которое должно было перейти къ законному наслднику.

— А какъ попала эта бумага къ Гравуазо?

— Онъ укралъ ее у того, кому она была отдана на храненіе. Только посл смерти моего мужа, узнала я отъ Гравуазо источникъ полученнаго мною состоянія… Вы понимаете въ какой я пришла ужасъ.

— Какимъ образомъ могло случиться что Гравуазо сдлалъ глупость, не уничтоживъ этой бумаги, которая, попавъ въ другія руки, можетъ принудить его возвратить все?

— А! этому есть причина. Прежде онъ пользовался этой бумагой для того, чтобы мало по малу выманить у моего мужа большую часть его доли… такъ какъ сначала покража была раздлена между ними поровну… У Гравуазо, кром украденнаго имъ, было свое состояніе, что позволяло ему стращать моего мужа, говоря что отдастъ бумагу ограбленному наслднику. Сдлавъ это Гравуазо все еще остался бы съ деньгами, тогда какъ у Дюрье не осталось бы ничего. Боясь этого, мой мужъ, до своей смерти отдалъ Гравуазо, какъ я уже сказала, большую часть своей доли.

— Отъ кого узнали вы вс эти подробности?

— Отъ самого Гравуазо, который постарался сообщить мн объ этомъ, когда посл смерти мужа, захотлъ получить остальное, женясь на мн.

— И началъ пугать васъ, также какъ и вашего мужа?

— Нтъ. Онъ постоянно угрожаетъ мн отдать бумагу наслднику, говоря: Отдавъ мою долю я все-таки еще буду имть средства, тогда какъ у васъ ничего не останется, и слдовательно вашъ интересъ заставляетъ васъ выйти за меня замужъ. Онъ двадцать разъ повторяетъ одинъ и тотъ же припвъ, чтобы испугать меня.

Сказавъ это мадамъ Дюрье улыбнулась.

— Вы понимаете, продолжала она, что если я боюсь, то конечно не того, чтобы Гравуазо дйствительно возвратилъ украденное… О! нтъ, я боюсь не этою.

— А чего же?

— Я боюсь чтобы негодяй, отказавшись отъ мысли захватить мое состояніе, не сжегъ этой бумаги, которая можетъ только компрометировать его.

— Въ такомъ случа молодой человкъ будетъ уже безвозвратно разоренъ?

— Нтъ, такъ какъ я отдамъ ему то, что имю, но это будетъ лишь небольшой частью того, что у него было.

Въ глазахъ молодой женщины было такое выраженіе благородства и такое искреннее сожалніе, что она не можетъ сдлать для этого наслдника боле, что Кловисъ быкъ восхищенъ.

— Сестрица, наклонитесь, вскричалъ онъ, мн опять надо сказать вамъ на ухо два слова.

— Ахъ! нтъ, нтъ, г. Кловисъ, я знаю ваши секреты, больше меня не обманете.

— Но вдь я вамъ говорю, что это сказано въ кодекс.

— Въ такомъ случа мы нарушимъ законъ, возразила Селестина, длая жестъ отказа.

Вдругъ глаза артиста широко раскрылись и взглядъ устремился на плечо Селестины.

— Смотрите, паукъ! сказалъ онъ.

Страхъ и отвращеніе охватили молодую женщину, которая поспшно наклонилась къ граверу, крича испуганнымъ голосомъ:

— Возьмите его! прогоните его прочь! Умоляю васъ, господинъ Кловисъ.

Влюбленный воспользовался своей хитростью, заставившей наклониться къ нему Селестину и крпко поцловалъ ее въ лобъ.

— А! это непростительно! вскричала вдова вставая съ сердитымъ видомъ, въ которомъ впрочемъ не было ничего особенно страшнаго.

— Да будутъ благословенны пауки! въ нихъ есть хорошее, сказалъ виновный, не раскаиваясь.

Затмъ онъ въ свою очередь подставилъ щеку, говоря:

— Вы можете взять его обратно. Кодексъ позволяетъ также и сестрамъ цловать братьевъ и даже 52 параграфъ говоритъ: какъ можно чаще.

— Благодарю, я не воспользуюсь 52 параграфомъ, возразила Селестина, съ улыбкой доказывавшей что ея неудовольствіе прошло.

— Знаете что, сестрица, продолжалъ, артистъ глядя ей прямо въ глаза.

— Говорите.

— Я хотлъ бы быть на мст вашего обокраденнаго юноши.

— Для того чтобы разбогатть?

— Нтъ, для того чтобы просить васъ взять обратно ваше состояніе, но съ однимъ условіемъ.

— Съ какимъ?

— Принять и меня въ придачу?

— А! вы бы это сдлали? прошептала вдова опуская глаза.

— Увряю васъ.

— Несмотря на прошедшее? тихо спросила Селестина.

— Да, не смотря на прошедшее… повторилъ граверъ и даже именно по причин этого прошедшаго, такъ какъ женщина, подобная вамъ, не могла быть виновной добровольно… Въ вашей жизни должно было быть несчастіе, которымъ васъ не можетъ упрекнуть порядочный человкъ, искренно васъ любящій… какъ я знаю одного, который недалеко отсюда.

Говоря это, онъ привлекъ къ себ дрожащую отъ волненія молодую женщину.

— Разскажите же мн это ужасное прошедшее, моя возлюбленная Селестина, прошепталъ онъ.

Но услыша эти слова вдова медленно покачала головой.

— Поздне, г. Кловисъ, поздне, отвчала она въ полголоса.

Тогда граверъ понялъ, что есть признанія, которыхъ не слдуетъ вызывать, а надо ждать единственно желанія того, кто ихъ длаетъ, поэтому онъ не сталъ боле настаивать.

— Да, сказалъ онъ, поздне, вы правы. Прежде намъ надо заняться нашимъ разореннымъ юношей.

Мадамъ Дюрье подняла глаза, до сихъ поръ опущенные въ смущеніи и устремила ихъ на Кловиса.

— Въ тотъ день, когда мн удастся возвратить наслдство ограбленному сыну, я общаю разсказать вамъ мое прошедшее, прошептала она.

— Въ такомъ случа поспшимъ скоре возвратить состояніе этому юному незнакомцу… незнакомцу для меня, хочу я сказать… такъ какъ вы по прежнему отказываетесь сказать мн его имя, не такъ ли? улыбаясь сказалъ Кловисъ и отлично зная, что дло идетъ о немъ самомъ.

Молодая женщина покачала головой.

— Нтъ, нтъ, сказала она, вы его не узнаете… Вы слишкомъ любопытны… я хочу чтобы мн служили ничего не разспрашивая… Согласны ли вы на это условіе?

— Да, да, скрытница, согласенъ, весело отвчалъ артистъ, но вдругъ лицо его приняло удивленное выраженіе, которое сейчасъ же было замчено Селестиной.

— Что съ вами? спросила она.

— Мн пришла въ голову одна мысль. Что если Гравуазо также нашелъ вашего незнакомца… что если онъ съ нимъ?

— О! вы помните какъ я намедни испугалась?

— Разв нашъ мошенникъ встртился со своей жертвой.

— Вы угадали… къ счастію онъ не подозрвалъ съ кмъ говоритъ… Ихъ разговоръ былъ очень коротокъ, но мн показалось что онъ продолжался сто лтъ… Я дрожала отъ страха чтобы молодой человкъ случайно не сказалъ чего нибудь, что заставило бы Гравуазо узнать его. Однако я отдлалась однимъ страхомъ, прибавила она смясь.

Этихъ словъ было совершенно достаточно, чтобы объяснить Кловису безпокойство, которое онъ замтилъ на лиц вдовы въ то время, когда на балу Рокамира онъ разговаривалъ съ Гравуазо, тогда какъ она танцовала въ десяти шагахъ отъ нихъ.

— Подумайте только, что еслибы молодой человкъ назвалъ какое нибудь мсто, фактъ, воспоминаніе, почему я знаю что? которые объяснили бы все этому негодяю. Я до сихъ поръ невольно вздрагиваю при мысли, что онъ могъ сказать Гравуазо свое настоящее имя.

— А! такъ онъ скрываетъ свое имя? спросилъ Кловисъ, тщательно стараясь чтобы въ его голос ничтоне выдало его.

Несмотря на эту предосторожность вдова слегка смутилась, увидя что сказала лишнее, но чтобы поправить свою неосторожность она ршилась взять смлостью.

— Да, храбро отвчала она, совсмъ какъ вы г. де-Фронтакъ… онъ называется однимъ своимъ именемъ.

— А! въ самомъ дл? Я очень счастливъ, что имю съ нимъ это сходство. Не однихъ ли онъ со мной лтъ? продолжалъ артистъ, забавляясь смущеніемъ Селестины.

Но разъ солгавъ, она нашла нужнымъ еще прибавить.

— Вашихъ лтъ? возразила она о! нтъ, онъ пятью или шестью годами старше… Кром того у него рыжіе волосы и онъ слегка хромаетъ… Я полагаю что онъ служитъ въ какомъ то министерств.

— Разсказывай, разсказывай, запутывайся больше милая сочинительница, знаю я твоего молодаго человка, весело подумалъ Кловисъ.

Затмъ онъ пожалъ плечами.

— Ба! замтилъ онъ вслухъ, еслибы даже Гравуазо нашелъ свою жертву, изъ этого не могло ничего выйти.

— Ничего не могло выйти! поспшно и съ испугомъ вскричала мадамъ Дюрье. Какъ г. Кловисъ, вы не видите что случилось бы?.. Гравуазо сейчасъ же уничтожилъ бы компрометирующую его бумагу, которой я хочу завладть.

— Еслибы онъ хотлъ ее уничтожить, то сдлалъ бы это уже давно… Вся его глупость заключается въ томъ, что онъ оставилъ ее и поврьте, онъ будетъ упорствовать въ этой глупости.

— Да, онъ сохранилъ ее, но единственно для того, чтобы стращать ею моего мужа… а затмъ меня. Знай онъ напротивъ того, что его жертва, которую онъ считаетъ мертвой, близко, то онъ поступилъ бы совершенно иначе. Страхъ охватилъ бы его и, отказавшись отъ желанія разорить меня, онъ сталъ бы только и думать, что о сохраненіи украденаго… и уничтожилъ бы бумагу.

Затмъ она прибавила ршительно.

— Я хочу имть эту бумагу… и получу ее.. Хотя бы для этого пришлось выйти за Гравуазо, который общался мн отдать ее посл свадьбы.

— Чортъ возьми! я вамъ запрещаю употребить это средство! Положительно запрещаю! Слышите ли вы, Селестина! вскричалъ артистъ испуганный такой ршимостью.

Потомъ, чувствуя большую благодарность къ прелестной женщин, которая хотла цною своего счастія обогатить его, онъ хотлъ привлечь Селестину къ себ.

— Есть тысяча другихъ средствъ, продолжалъ онъ… Вотъ послушайте… я нашелъ одно… которое и скажу вамъ на ухо.

Но пойманная уже два раза, мадамъ Дюрье напротивъ того слегка отодвинулась.

— Нтъ, нтъ, г. Кловисъ, я ничего не хочу слушать на ухо и предупреждаю, что не боюсь больше паука.

Но Селестин было не суждено спастись отъ своей участи, такъ какъ въ эту самую минуту въ столовой раздались шаги и громкій смхъ, показывавшіе что къ будуару кто то подходитъ. Кловисъ однимъ прыжкомъ оставилъ свое положеніе у ногъ вдовы, а послдняя въ свою очередь вскочила съ дивана. Но во время этого двойнаго движенія, Кловисъ усплъ таки поцловать въ щеку молодую женщину, которая забыла объ осторожности.

— Не возвращайте мн этого поцлуя, въ свою очередь насмшливо сказалъ Кловисъ, а то васъ можетъ застать тотъ, кто сюда идетъ.

Мадамъ Дюрье не успла отвтить, какъ въ будуаръ поспшно вошла Флора, смясь во все горло и держась за бока.

— Барыня, вскричала она лишь только вошла, посмотрите въ окно, что длается на двор.

— Что такое?

— Торговецъ виномъ изъ улицы Тетбу привезъ Патульяра въ тележк… Ну! нечего сказать, онъ хорошъ… хозяинъ привезъ его потому, что въ пьяномъ вид онъ непремнно хотлъ лечь спать на выручк

— Если баринъ застанетъ его въ такомъ вид, то наврно прогонитъ, замтила мадамъ Дюрье.

— Теперь г. Гравуазо нтъ дома и Патульяръ успетъ выспаться къ его возвращеню.

— А! управляющаго нтъ дома? спросилъ Кловисъ, который, услышавъ принесенное Флорой извстіе, началъ думать какую бы выгоду извлечь изъ этого обтоятельства.

— Его отсутствіемъ воспользуются, чтобы внести Патульяра въ квартиру и уложить на постель, отвчала субретка.

— Лакей спитъ въ квартир?

— Конечно.

— Но какъ же войти въ нее, если Гравуазо нтъ дома?

— У Патульяра есть двойной ключъ отъ двери. Привратникъ первымъ дломъ вынулъ его изъ кармана у пьянаго. Посмотрите, барыня, какъ его будутъ снимать съ телжки, вы вдоволь посметесь.

Мадамъ Дюрье мало интересовалась этимъ зрлищемъ, но пошла за граверомъ, который послдовалъ приглашенію Флоры.

— Да, пойдемте, полюбуемтесь, сказалъ онъ, идя къ дверямъ.

Черезъ одно изъ оконъ столовой, мадамъ Дюрье и артистъ могли видть все, что происходитъ внизу на двор.

Добросовстно напоивъ своего товарища, Бушю кажется нашелъ нужнымъ бросить его, поэтому онъ не помогалъ привратнику и продавцу вина, которые въ эту минуту очень нуждались въ помощи сильныхъ рукъ.

Надо сказать, что Патульяру, когда онъ выпьетъ, приходили въ голову самыя разнообразныя фантазіи. Въ эту минуту у него была одна, отъ которой не могло его отвратить все краснорчіе привратника.

Изъ открытаго окна было слышно, какъ привратникъ старался уговорить Патульяра, дйствуя на него кротостью.

— Не мшай намъ, говорилъ онъ, мы снесемъ тебя на постель и уложимъ спать.

— Да, но я хочу спать вмст съ тележкой, отвчалъ Патульяръ, я люблю ее, тележку.

Говоря это, онъ изо всхъ силъ держался за свой экипажъ.

— Нтъ закона, который запрещалъ бы спать съ тележкой, ворчалъ онъ.

Напрасно испробовавъ мры кротости и убжденія, Гренгуаръ и виноторговецъ хотли употребить силу, но вс ихъ усилія не могли заставить его выпустить добычу и привратникъ снова долженъ былъ перейти къ убжденіямъ.

— Есть ли такой законъ или нтъ? повторилъ Патульяръ

— Нтъ, откровенно сознался Гренгуаръ.

— Въ такомъ случа я имю право спать съ тележкой и буду съ ней спать.

— Я не про это теб говорю, я говорю, думая о твоемъ хозяин, г. Гравуазо. Тележка можетъ подать ему нкоторыя сомннія, когда я стану говорить, что у тебя былъ ударъ.

— Наплевать мн на моего хозяина! заворчалъ въ отвтъ пьяный, ненависть котораго къ своему барину пробудилась съ новой силой.

— Можно плевать на своего хозяина и въ то же время дорожить мстомъ, замтилъ привратникъ. Ты рискуешь потерять свое.

Но вмсто того, чтобы успокоить Патульяра, это замчаніе только еще больше раздражило его относительно его барина.

— Нечего сказать, недурное мсто! заревлъ онъ. Мн надоло служить у мошенника, негодяя, канальи.

— Шт! Шт! благоразумно вскричалъ Гренгуаръ, который былъ того мннія, что о господахъ надо говорить дурно, но что совершенно безполезно кричать объ этомъ среди двора.

— Да, негодяй, продолжалъ между тмъ слуга, я не далъ бы за него выденнаго яйца… я ему уже приготовилъ такую штуку, что онъ будетъ помнить.

— Ба! замтилъ привратникъ, начиная чувствовать любопытство.

— Да, по поводу домовладлицы.

Гренгуаръ былъ бы въ восторг узнать въ чемъ дло, но громкое ‘гм! гм!’ раздавшееся сверху, заставило его поднять глаза и увидать стоящую у окна мадамъ Дюрье. Ротъ уже разинутый имъ для вопроса, такъ и остался отъ непріятнаго изумленія, что онъ не одинъ слушаетъ пьянаго.

‘Гмъ!’ было сказано Кловисомъ.

Услыша, что дло пойдетъ о ней, мадамъ Дюрье немного поблднла и ея взглядъ обратился на гравера, какъ бы прося его остановить во время болтовню пьянаго Патульяръ.

Кловисъ понялъ этотъ умоляющій взглядъ и посл своего ‘гмъ!’ поспшно ушелъ, говоря:

— Я имъ помогу поднять этого пьяницу.

XV.

Благодаря сил Кловиса, пришедшаго имъ на помощь, Гренгуаръ и виноторговецъ успли наконецъ восторжествовать надъ отчаянными усиліями, которыя длалъ Патульяръ, чтобы не разстаться со своей возлюбленной тележкой.

Когда наконецъ ихъ удалось растащить, пьяный лакей былъ поднятъ за руки и за ноги, несмотря на то, что онъ кричалъ во все горло, и затмъ поспшно отнесенъ въ третій этажъ.

При помощи ключа, найденнаго въ карман Патульяра, дверь въ квартиру Гравуазо была отперта и пьяный уложенъ въ постель въ маленькомъ темномъ чулан, въ которомъ онъ помщался.

Горизонтальное положеніе скоро успокоило крики и сопротивленія пьянаго, который, какъ только его положили на постель, началъ звать во весь ротъ и, пробормотавъ нсколько непонятныхъ словъ, почти моментально заснулъ.

— Вотъ онъ и успокоился, сказалъ Гренгуаръ, который посл ухода виноторговца, спшившаго возвратиться въ свою лавку, остался около постели вмст съ Кловисомъ, чтобы подождать, не придетъ ли пьяному въ голову какой нибудь новой фантазіи.

— Да, теперь мы можемъ его оставить. Онъ долго проспитъ, замтилъ Кловисъ.

— Если г. Гравуазо вернется попозже, то Патульяръ успетъ протрезвиться къ его возвращенію, прибавилъ Гренгуаръ, направляясь къ двери.

Граверъ съ большимъ сожалніемъ ушелъ изъ квартиры, гд осталась бумага, которая могла вернуть его состояніе, но все-таки послдовалъ за привратникомъ.

Вмсто того, чтобы спуститься къ себ внизъ, привратникъ отправился вслдъ за артистомъ въ его мастерскую.

— Вы были сейчасъ, если я не ошибаюсь, у домовладлицы? спросилъ онъ по дорог.

— Да… генералъ… и это я сказалъ вамъ ‘гмъ!’ которое предупредило васъ о томъ, что хозяйка дома наблюдала за вашимъ припадкомъ любопытства, по поводу я не знаю чего, что хотлъ разсказать про нее Патульяръ.

— Поврьте, г. Кловисъ, что я желалъ этого единственно въ вашемъ интерес. Я такъ былъ бы счастливъ узнать что либо, что могло бы помочь вамъ восторжествовать надъ Гравуазо.

Затмъ онъ печально, покачалъ головой.

— Такъ какъ, продолжалъ онъ, я сильно боюсь, чтобы проклятый управляющій не взялъ надъ вами верхъ. Кловисъ только пожалъ плечами.

— Врно такъ написано въ книг судебъ, прибавилъ онъ покорнымъ голосомъ. Великъ Аллахъ и Maгометъ его пророкъ, какъ говорятъ арабы… не такъ ли, генералъ?

— Да, г. Кловисъ, я это знаю, но есть также пословица, на Бога надйся, а самъ не плошай!

— Какъ вы хотите, чтобы я могъ бороться противъ такого богатаго человка… такъ какъ, судя по вашимъ словамъ, онъ страшно богатъ… у него громадныя имнія, не такъ-ли?

— Имнія? о! нтъ… такой негодяй, какъ онъ, всегда долженъ быть на готов скрыться при малйшей тревог… поэтому все его состояніе въ бумажник или на текущемъ счету въ банк… чиновникъ, получающій въ банк деньги на текущій счетъ, мой землякъ, онъ говорилъ мн, что у Гривуазо къ Банк громадныя суммы… но меньшей мр милліонъ. Въ теченіе часа онъ можетъ взять свое сокровище и бжать съ нимъ куда угодно.

— Это не мшаетъ знать! подумалъ граверъ, услыша это интересное для него свдніе.

— И такъ вы не имете ни малйшей надежды имть успхъ у домовладлицы? продолжалъ Гренгуаръ, слова возвращаясь къ старому.

— До сихъ поръ, нтъ. Она очень мила и любезна со мною, но, при малйшемъ намек на нжныя чувства, длается глуха… Если вы хотите знать мое откровенное мнніе, то, по моему, она безъ ума отъ Гравуазо… Едва ли есть какое-нибудь средство изгнать его изъ ея сердца.

— А вы все-таки, постарайтесь, постарайтесь, торжественно повторилъ Гренгуаръ, и чтобы прибавить себ усердія, повторяйте постоянно, что если Гравуазо восторжествуетъ, то я наврно буду выгнанъ на улицу.

— Вы мн напоминаете мой долгъ, генералъ, вскричалъ совершенно серьезно Кловисъ, крпко сжимая руки Гренгуара.

— Значитъ, вы употребите вс средства, чтобы достичь цли?

— Да, такъ какъ я слишкомъ боюсь, что меня постоянно, во сн и на яву, будетъ преслдовать эта улица, на которую васъ выгонитъ Гравуазо.

— Уфъ! весело вскричалъ Гренгуаръ, вы мн сняли тяжесть съ сердца… Теперь я войду къ себ немного довольне.

— Да, идите, генералъ, и разсчитывайте на новое облегченіе въ скоромъ времени.

— Да услышитъ васъ небо! благочестиво проговорилъ привратникъ, уходя наконецъ, къ великому удовольствію Кловиса, желавшаго остаться однимъ.

Но не прошло и минуты, какъ Гренгуаръ снова возвратился.

— Знаете, что случилось? спросилъ онъ.

— Нтъ, что такое?

— Патульяръ опять ушелъ.

— Вы, значитъ, не заперли его на ключъ?

— Нтъ, я положилъ ему ключъ на столъ, около постели и, уходя, только притворилъ за собою дверь… Молодецъ ушелъ, не потрудясь сдлать даже и этого… Проходя по площадк и видя дверь открытой, я подумалъ, не бжалъ ли онъ?.. Постель его пуста… пойдемте посмотримте, я еще не заперъ дверь, чтобы вы могли сами убдиться въ бгств.

— Это безполезно, я вамъ врю и такъ.

— Я полагаю, что едва ли онъ въ состояніи уйти куда-нибудь далеко.

— Такой пьяный, какъ онъ, легко могъ разбиться на лстниц, которая очень скользкая отъ натиранья.

— Тмъ боле, что на лстниц очень темно, такъ какъ я опоздалъ зажечь сегодня газъ.

— По всей вроятности, вы найдете Патульяра лежащимъ на лстниц… можетъ быть онъ даже опасно расшибся.

— Ба! замтилъ Гренгуаръ, говорятъ, что у пьяныхъ есть свой богъ. Сходя внизъ, я, наврно, найду его преспокойно и, главное, невредимо лежащимъ гд-нибудь на площадк и храпящимъ на весь домъ.

— Очень желалъ бы, чтобы это было такъ. Идите сейчасъ же искать его.

— Прежде всего я долженъ запереть дверь въ квартиру управляющаго, такъ какъ теперь къ нему спокойно можетъ войти всякій… бда мн, если у него что-нибудь пропадетъ, онъ подниметъ такой гвалтъ, что Боже упаси.

Не усплъ привратникъ сказать послднихъ словъ, какъ въ ум Кловиса зародилась новая идея.

— Исполнилъ ли негодяй свой планъ украсть письмо? спрашивалъ онъ себя.

Подумавъ о томъ, что если Патульяръ исполнилъ свое намреніе, то драгоцнная бумага должна быть на немъ, Кловисъ сказалъ себ, что ее было бы легко отнять у пьяницы.

Схвативъ Греигуара за руку, онъ поспшно потащилъ его на площадку.

— Намъ надо скоре, убдиться, что не случилось никакого несчастія съ этимъ несчастнымъ, поспшно вскричалъ онъ. Я трепещу, что съ нимъ могло произойти что-нибудь опасное.

Сказавъ это, онъ бросился на лстницу впередъ привратника, который спокойно пропустилъ его.

— Да, сказалъ онъ, идите впередъ, пока я затворю дверь въ квартиру управляющаго.

Кловисъ поспшно сбжалъ внизъ, но нигд не встртилъ на пути Патульяра.

— Ему посчастливилось сойти благополучно и, нтъ сомннія, что онъ опять отправился пить, подумалъ граверъ.

Онъ съ удовольствіемъ пошелъ бы самъ къ виноторговцу посмотрть тамъ ли Патульяръ, но онъ желалъ, чтобы, въ случа если удастся овладть бумагой, ничто не говорило противъ него.

— Я пошлю Гренгуара, подумалъ онъ.

Между тмъ, привратникъ, потихоньку спускавшійся съ лстницы, появился наконецъ внизу.

— Такъ, сказалъ онъ, дверь заперта и газъ зажженъ, я все кончилъ… Ну, г. Кловисъ, что, вы не нашли его?… Я вамъ говорилъ, что у пьяныхъ есть свой богъ.

— Я сильно опасаюсь, что Патульяръ, съ радости по этому случаю отправился хорошенько напиться.

— Да, онъ очень способенъ это сдлать… Я воображаю, какую физіономію сдлалъ виноторговецъ, снова увидя его. Это непріятный кліентъ и, наврно, хозяинъ постарается отъ него поскоре отдлаться.

— Да, и также наврно, кончится тмъ, что онъ попадется въ полицію. Вамъ надо было бы позаботиться, Гренгуаръ, чтобы съ нимъ этого не случилось, я убжденъ, что завтра онъ вамъ будетъ за это очень благодаренъ.

— Я буду очень радъ сдлать это.

— Ступайте къ виноторговцу и постарайтесь уговорить Патульяра вернуться… Вы такъ хорошо умете говорить, когда захотите… я думаю, камень бы растрогался.

— Хорошо, я пойду, ршилъ привратникъ, польщенный похвалой его краснорчію.

Во время его отсутствія, Кловисъ съ нетерпніемъ прохаживался внизу по лстниц, придумывая себ планъ дйствій.

— Если лакей укралъ бумагу у Гравуазо, то я, въ свою очередь, возьму ее у него, говорилъ онъ себ. Все дло только въ томъ, чтобы сдлать это незамтно ни для кого. Что касается самого Патульяра, то можно надяться, что вино такъ отобьетъ ему память, что онъ, можетъ быть, назавтра даже забудетъ, что обокралъ своего господина.

Среди этихъ размышленій, молодой человкъ вдругъ остановился, подумавъ, что строитъ весь свой планъ на предположенія, которое очень легко могло не осуществиться.

— Почему я предположилъ, что Патульяръ обокралъ своего хозяина, я слишкомъ скоро поврилъ тому, чему хотлось врить, говорилъ онъ себ.

Въ эту минуту явился Гренгуаръ.

— Нигд не нашелъ, были его первыя слова. У виноторговца онъ больше не былъ и теперь, вроятно, шатается гд-нибудь по улицамъ. Завтра, наврно, придется идти за нимъ въ полицію.

— Желаю ему счастія! Мы сдлали все, что могли, чтобы избавить его отъ этой непріятности, отвчалъ Кловисъ, скрывая досаду, которую ему причинило это исчезновеніе пьянаго лакея.

Привратникъ началъ любезно приглашать его зайти къ нему, но Кловисъ прямо отправился къ себ въ мастерскую.

— Завтра я отправлюсь вмст съ привратникомъ, когда онъ пойдетъ въ полицію за пьяницей, говорилъ себ Кловисъ, тогда я поступлю сообразно съ обстоятельствами.

Придя въ пятый этажъ, Кловисъ вдругъ увидлъ, что кто-то стучится въ его дверь. По росту, онъ узналъ лейтенанта де-Рошгри, который обернулся на шумъ его шаговъ и, въ свою очередь, узналъ гравера.

— Вы пришли очень кстати, сказалъ онъ, а то. видя, что васъ нтъ дома, я хотлъ уже уйти.

— Вы хотите мн что-нибудь сказать?

— Да… и даже нчто очень спшное.

— Въ такомъ случа войдемте скоре ко мн.

Но лейтенантъ остановилъ руку Кловиса, собиравшагося вложить ключъ въ замокъ.

— Нтъ, напротивъ того, я хотлъ бы говорить съ вами у меня! Я пришелъ сюда съ намреніемъ просить васъ спуститься ко мн.

— Это необходимо?

— Все, что только можетъ быть необходиме… такъ какъ мн надо переговорить съ вами о томъ, что въ настоящую минуту лежитъ у меня въ столовой на стол.

— Я иду.

— Общаю вамъ заране, что раскаяваться не будете, смясь прибавилъ де-Рошгри, идя впередъ.

На звонокъ лейтенанта, дверь отворилъ Бушю, свжій и трезвый, какъ будто ничего не пилъ, кром лимонада.

— Я вамъ говорилъ, что вино на него не дйствуетъ, теперь вы видите, правъ ли я былъ? сказалъ де-Рошгри Кловису, указывая на своего деньщика.

— Это правда, на меня немного дйствуютъ одни ликеры, жалобно прибавилъ Бушю, какъ будто самъ стыдясь, что не пьянъ.

— Веди насъ въ столовую, приказалъ де-Рошгри.

Кловисъ послдовалъ за солдатомъ, и каково же было его удивленіе, когда, придя въ указанную комнату, онъ увидлъ на стол Патульяра, крпко спящаго и храпящаго на весь домъ.

— Вотъ что Бушю поднялъ на лстниц, не вы ли его потеряли? спросилъ самымъ серьезнымъ тономъ де-Рошгри, указывая на спящаго.

— Нтъ не терялъ, но признаюсь вамъ, что тмъ не мене, я въ восторг, что вы нашли его, весело отвчалъ граверъ.

— Я такъ и думалъ… поэтому я поторопился пойти въ вашу мастерскую, чтобы сообщить о моей находк, которую я веллъ положить здсь.

Хотя Кловисъ зналъ, что, поступая такимъ образомъ, де-Рошгри зналъ, что длаетъ ему услугу, тмъ не мене ему захотлось узнать, какимъ образомъ могъ лейтенантъ догадаться, что серьезныя причины заставляютъ его бгать за Патульяромъ.

Безъ сомннія, де-Рошгри по глазамъ Кловиса угадалъ это желаніе.

— Бываютъ ли съ вами дни, когда вамъ музыка не удается? улыбаясь, сказалъ онъ.

— Не могу вамъ этого сказать, такъ какъ не играю, отвчалъ граверъ, удивленный этимъ вопросомъ.

— Ну, продолжалъ лейтенантъ, сегодня музыка мн нисколько не удается. Напрасно наигрывалъ я мои любимыя аріи… вдохновеніе не являлось.

— Вдохновеніе ли?

— Положимъ, что оно.

— Хорошо, положимъ.

— Посл аріи Свирпая тигрица я отправился поглядть черезъ перила, не поднимается ли по лстниц вдохновеніе.

— Оно не поднималось?

— Я отлично видлъ, какъ оно поднялось до втораго этажа… Тогда вдругъ оно вскрикнуло и поспшно спустилось обратно… Не теряя мужества, я снова взялся за инструментъ.

— И вы снова повторяете ту же арію?

— Нтъ, я играю другую… Приди въ мою обитель.

— А! да… И на этотъ разъ вдохновеніе пришло по назначенію?

— Нисколько. Я снова занялъ свой наблюдательный постъ у перилъ… Я видлъ, какъ оно поднималось и вдругъ, на томъ же мст лстницы, тотъ же крикъ и то же обратное бгство. Тогда я перехожу къ тветьей — Дочь пустыни… затмъ къ четвертой — Какъ море прекрасно…

— И снова повторяется та же сцена?

— Вы угадали… Наконецъ я кончаю тмъ, что начинаю предполагать на дорог препятствіе, которое мшаетъ вдохновенію подняться до меня… Тогда я послалъ разузнать въ чемъ дло и, дв минуты спустя, онъ принесъ мн вотъ эту машину, которую вы видите здсь на стол… Это онъ, лежа поперегъ лстницы, напугалъ вдохновеніе.

— Разв онъ уже спалъ, когда вашъ деньщикъ принесъ его сюда?

— Нтъ еще… онъ бормоталъ что то, для меня совершенно непонятное, по что вы, можетъ быть, поняли бы… покрайней мр я такъ подумалъ… и это дало мн мысль сходить за вами.

— Къ несчастію немного поздно, такъ какъ у него слова замнились храпньемъ.

— Да, но у меня великолпная память,

— Такъ что вы помните все, что онъ говорилъ?

— Слово въ слово.

— И будете такъ любезны, что повторите мн?

— Конечно. Когда Бушіо принесъ его сюда, пьяница, который проснулся во время переноски, сто разъ повторялъ, что хочетъ идти къ хозяйк дома и все говорилъ:

‘Такъ какъ ея бумага у меня здсь… Я стащилъ ее у Гравуазо… Пусть только красавица заплатитъ хорошенько и я сейчасъ же отдамъ ей ее.’

Затмъ, какъ человкъ умющій себя вести, де-Рошгри поспшно прибавилъ:

— Можетъ быть вы лучше меня поймете эту фразу, которая, какъ я уже сказалъ, вполн для меня непонятна.

Понятно, каково было волненіе Кловиса при этихъ словахъ лейтенанта.

— А! онъ сказалъ это? могъ только прошептать онъ въ сильномъ волненіи.

— Сказалъ и не одинъ разъ, да, г. Кловисъ… и засыпая на этомъ стол онъ снова повторялъ тже самыя слова… присоединяя къ нимъ одинъ жестъ.

— Жестъ! Какой?

— Онъ прижималъ руку къ правому боку жилета и бормоталъ: ‘Она у меня тутъ!..’ И затмъ наконецъ уснулъ и захраплъ.

— И эта бумага у него все еще тамъ? спросилъ поблднвъ Кловисъ.

— Конечно… Если только онъ не солгалъ… Вы понимаете, что я не позволилъ бы себ нескромности прочесть бумагу, касающуюся прелестной мадамъ Дюрье… Чтобы взять на себя такую смлость, надо быть близкимъ другомъ… Поэтому я искалъ такого, которому могъ бы поручить передать ей это приключеніе, такъ какъ этотъ разсказъ, услышанный ею непосредственно отъ меня, можетъ быть поставилъ бы ее въ затрудненіе.

Глубоко тронутый деликатностью поведенія офицера, который уважалъ то, что считалъ женской тайной, Кловисъ съ благодарностью протянулъ ему руку,

— Благодарю васъ, г. де-Рошгри! съ чувствомъ сказалъ онъ.

Лейтенантъ дружески пожалъ протянутую ему руку.

— Влюбленные должны помогать другъ другу, смясь сказалъ онъ.

Затмъ почти сейчасъ же прибавилъ:

— Вы помните, что между нами было условленно не церемониться другъ передъ другомъ?

— Да.

— Ну, такъ я прошу у васъ позволенія на минуту оставить васъ, чтобы дать приказаніе Бушю.

Сказавъ это и не дожидаясь отвта, де-Рошгри вышелъ изъ столовой къ деньщику, который уже давно возвратился караулить въ переднюю.

Кловисъ сейчасъ же понялъ, что этотъ уходъ офицера имлъ единственной цлью дать ему возможность вынуть бумагу изъ жилета Патульяра. Въ одно мгновеніе онъ завладлъ драгоцнной бумагой и спряталъ ее въ карманъ, затмъ сталъ спокойно ожидать возвращенія де-Рошгри, который, подходя къ столовой нарочно началъ стучать ногами и громко закричалъ:

— Не уходи, Бушю, ты можетъ быть намъ понадобишься.

Затмъ только онъ смясь вошелъ въ комнату.

— Угадайте чему я смюсь? спросилъ онъ Кловиса, который смутился при мысли, что можетъ быть эта веселость иметъ отношеніе съ совершенной имъ утайк.

— Нтъ, не знаю, отвчалъ онъ.

— Я смюсь тому, что сейчасъ только понялъ какой я хвастунъ.

— Въ какомъ отношеніи.

— Я хвастался, что повторю вамъ слово въ слови все, что говорилъ вамъ пьяный.

— Разв вы что-нибудь забыли?

— Да… и безъ сомннія самое важное… Я теперь помню какъ онъ говорилъ, что Гравуазо дней пять или шесть не замтитъ пропажи бумаги.

Сказавъ это лейтенантъ вдругъ перемнилъ разговоръ и вскричалъ указывая на спящаго:

— Что же мы станемъ длать съ этимъ чурбаномъ?

— Самое простое это снести его внизъ и уложить на постель, предложилъ Кловисъ.

— Къ Гравуазо?.. но какъ войти въ его квартиру?

— У него долженъ быть ключъ.

Обыскавъ карманы Патульяра, Кловисъ дйствительно нашелъ этотъ ключъ.

— Бушю! позвалъ лейтенантъ.

Деньщикъ поспшно явился на зовъ.

— Ты знаешь вдь толкъ въ пьяныхъ, спросилъ тогда де-Рошгри, не такъ ли?

— Да, могу сказать, не хвастаясь, что знаю.

— Какъ ты думаешь, будетъ ли вотъ этотъ въ состояніи разсказать завтра, что съ нимъ было сегодня?

— Онъ! о! нтъ, конечно нтъ… ему легче будетъ припомнить то, что длалось когда еще его на свт не было… Подумайте, лейтенантъ, вдь онъ пьянъ какъ стелька.

— Хорошо. Въ такомъ случа будетъ совершенно безполезно, если ты разскажешь ему о его сегодняшнихъ скитаніяхъ… Вы вмст пили, вмст и возвратились… вотъ что ты долженъ сказать, если онъ станетъ тебя разспрашивать… Ни слова больше.

— Слушаю, г. лейтенантъ.

— Это ршено, теперь ты взвалишь этого пьяницу себ на плечи и отнесешь на его постель… На, вотъ ключъ.

Деньщикъ поднялъ Патульяра, взвалилъ себ на плечи и смясь понесъ вонъ.

Какъ только Бушю исчезъ, де-Рошгри дружески поклонился граверу.

— Я васъ больше не удерживаю, сосдъ… вы помните, что мы не должны стсняться другъ друга… а такъ какъ это время когда я обыкновенно занимаюсь музыкой, то я хочу посмотрть не придетъ ли теперь вдохновеніе.

Артистъ засмялся и съ жаромъ пожавъ руку лейтенанта, ушелъ отъ него.

Едва усплъ онъ ступить на площадку, какъ уже сзади него послышалась Дочь пустыни.

Какъ ни велико было желаніе артиста узнать содержаніе бумаги, которой онъ завладлъ, тмъ не мене, вмсто того, чтобы подняться къ себ онъ пошелъ внизъ.

— Изъ предосторожности надо пойти дать урокъ Гренгуару, подумалъ онъ.

Онъ не дошелъ до низу нсколькихъ ступенекъ, когда ему попалась навстрчу женщина, поспшно поднимавшаяся, повернувшись лицемъ къ стн.

Несмотря на предосторожность, онъ все-таки узналъ Зюлему.

— Бдный Поль, по прозванію Эрнестъ! подумалъ граверъ, при этомъ доказательств, что изъ всего репертуара лейтенанта Дочь пустыни, имла особенную прелесть для хорошенькой парикмахерши.

Между тмъ, завидя молодаго человка Гренгуаръ отрицательно покачалъ головой.

— Патульяръ еще не вернулся и рискуетъ потерять мсто, такъ какъ Гравуазо не замедлитъ возвратиться.

— Я вамъ принесъ хорошую новость, генералъ. Нашего пьяницу нашелъ на лстниц Бушю и принесъ его домой, гд онъ спитъ уже часа два.

— Тмъ лучше! онъ сохранитъ свое мсто.

— Да… онъ!!! торжественно замтилъ Кловисъ.

— Какъ?.. разв еще кто-нибудь рискуетъ потерять свое мсто? съ испугомъ вскричалъ привратникъ.

— Разв вы не знаете кто?

— Нтъ… говорите… кто такой?

— Да, вы, мой милый генералъ. Я сильно опасаюсь, что мадамъ Дюрье очень не понравилось какъ вы разспрашивали Патульяра на тележк… тогда, когда разговоръ зашелъ о ней… а она сама все слышала изъ окна.

— Но вдь онъ ничего не сказалъ.

— Да, но хотлъ сказать… и такъ какъ завтра, протрезвившись онъ легко можетъ сказать, то, при малйшемъ намек, который дойдетъ до ея ушей, мадамъ Дюрье вообразитъ, что это вы передали его и преспокойно откажетъ вамъ… Поэтому для васъ было бы самое лучшее, чтобы Патульяръ завтра ни о чемъ не вспомнилъ… что впрочемъ весьма возможно, въ особенности если вы не станете напоминать ему подробностей.

— Не стану, клянусь вамъ!

— Вамъ даже будетъ очень легко уврить его, что онъ пошелъ выпить съ Бушю, и что тотъ привелъ его домой и уложилъ въ постель… не прибавляя ни слова о его промежуточныхъ приключеніяхъ.

— Я такъ и сдлаю, г. Кловисъ.

— Хорошо. Съ своей стороны, я буду говорить домовладлиц, что благодаря вашему ловкому поведенію, лакей, не зная что говорилъ о ней, не раскрывалъ боле рта на ея счетъ… Тогда, вмсто того, чтобы стоить вамъ мста, это можетъ заслужить вамъ вознагражденіе… что конечно не одно и тоже.

— Я предпочитаю вознагражденіе.

— Все зависитъ отъ васъ самихъ, генералъ.

Окончивъ урокъ, Кловисъ возвратился въ свою мастерскую.

* * *

На другой день, сойдя внизъ, артистъ нашелъ Патульяра, пьющаго чай у привратника.

Когда Кловисъ проходилъ мимо, Гренгуаръ вскочилъ и подошелъ къ нему.

— Онъ дешево отдлался, шепнулъ привратникъ ему на ухо. Г. Гравуазо вернулся изъ театра очень поздно… онъ былъ на первомъ представленіи, которое окончилось въ два часа ночи… и нашелъ очень естественнымъ, что Патульяръ уже спитъ… А онъ между тмъ проспалъ до утра и теперь только голова немного трещитъ… но и это пройдетъ отъ чая.

— А помнитъ ли онъ, что было вчера?

— Ничего, ровно ничего… тележка, путешествіе по лстниц и все остальное совершенно имъ забыто.

— Хорошо. Я поговорю съ хозяйкой дома о вашемъ вознагражденіи. Разсчитывайте на меня, сказалъ артистъ удаляясь.

Надо полагать, что въ теченіи ночи Кловисъ усплъ прочесть похищенную бумагу.

— Прежде чмъ сказать что-нибудь Селестин, я долженъ покончить съ Гравуазо, говорилъ онъ самъ съ собой.

XVI.

На этотъ разъ мы попросимъ читателя оставить домъ въ улиц Гельдеръ, гд до сихъ поръ проходили вс фазисы нашего разсказа и поведемъ его за нсколько шаговъ оттуда, на бульваръ, въ отдльную комнату моднаго ресторана.

За столомъ сидятъ Кловисъ и Рокамиръ, который, подвязавшись подъ горло салфеткой и немного покраснвъ, посл каждаго глотка испускаетъ восклицанія относительно достоинствъ кушаній и винъ.

— Вы положительно разоряетесь для меня, мой юный другъ, повторялъ онъ усердно выпивая стаканъ за стаканомъ и задая вино съ замчательной жадностью.

— Разоряюсь! Гд вы видите разореніе, г. Рокамиръ? Всего то восемь блюдъ! Разв я могъ предложить вамъ мене, чтобы достойно отпраздновать ту честь, которую вы мн длаете, принимая мое скромное угощеніе… Да, мн сегодня счастіе! Вы вроятно замтили съ какой поспшностью я ухватился за случай, когда вы сказали мн что не обдаете дома.

— Да, дйствительно, но это случается со мною не часто.

— Тмъ не мене на сегодня мадамъ Рокамиръ отпустила васъ.

Рокамиръ съ видомъ фатовства покачалъ своимъ хоботомъ.

— Отпустила! повторилъ онъ, отпустила потому что я такъ хотлъ… такъ какъ, поврьте, у насъ дома одинъ господинъ… но въ тоже время надо быть снисходительнымъ къ капризамъ женщины, въ такомъ положеніи, въ какомъ находится Сидализа.

— Въ какомъ положеніи?

— Разв я вамъ не разсказывалъ, продолжалъ онъ, что мы были у гадальщицы, которая…

— Ахъ! да, да, вспомнилъ!.. которая предсказала вамъ, что имя Рокамировъ не угаснетъ.

— Именно… Тогда, у Сидализы, при ея положеніи, начались удивительныя прихоти… странныя… необычайныя… да, необычайныя будетъ самое врное выраженіе, самое настоящее слово, чтобы выразить прихоть, которая пришла ей въ голову сегодня… Ей непремнно захотлось, чтобы я не обдалъ дома!.. понимаете ли вы это? Она, кажется не можетъ жить не глядя на меня ежеминутно!.. Еслибы я могъ еще сомнваться въ гадальщиц, то это одно заставило бы меня ей поврить… до такой степени этотъ поступокъ страненъ у Сидализы… Я могу объяснить его только прихотью.

— Прихотью видть васъ вн дома?

— Да, докторъ сказалъ мн, что надо ожидать всего, а главное никогда не отказывать ни въ какой прихоти… Поэтому я сейчасъ же повиновался, какъ только Сидализа сказала мн: ‘Мн кажется, что Матюренъ… такъ какъ я хочу, чтобы мой сынъ и наслдникъ назывался Матюреномъ… мн кажется, что Матюренъ родится горбатымъ, если будешь сегодня обдать дома…’ Такъ какъ въ моей семь всегда были одни красивые мущины, то вы можете представить себ каковъ былъ мой ужасъ?.. Я наскоро взялъ шляпу и…

— И вы уходили изъ дому, когда я имлъ счастіе встртить васъ на лстниц… Хотите я буду съ вами откровененъ, г. Рокамиръ.

— Сдлайте одолженіе.

— Ну, такъ я только сегодня понялъ, что я родился подъ счастливой звздой.

— Вы право слишкомъ любезны, слишкомъ любезны, улыбаясь сказалъ Рокамиръ.

Почтенный обладатель хобота не подозрвалъ, что встртилъ артиста потому, что тотъ ожидалъ его на лстниц, попросивъ предварительно лейтенанта де-Рошгри устроить такимъ образомъ, чтобы онъ могъ переговорить съ Рокамиромъ гд-нибудь въ другомъ мст кром своей мастерской, гд имъ могли помшать.

Супругъ Сидализы нался, что называется до отвалу, но несмотря на это Кловисъ говорилъ ему, вздыхая:

— Да, г. Рокамиръ, вы можете похвастаться, что сдлали меня счастливымъ… и вмст съ тмъ несчастнымъ

— Несчастнымъ… чмъ же?

— Я въ отчаяніи, что не могъ предложить вамъ лучшаго угощенія.

— Вы считаете это плохимъ угощеніемъ… а у меня рдко бываетъ подобный столъ.

— Да, вы говорите это изъ вжливости, но вы, сильные міра сего, вы привыкли къ отличной кухн… Я наблюдаю за вами съ тхъ поръ, какъ мы сли за столъ, вы ко всему едва прикасались. Я очень хорошо вижу, что вы длаете видъ будто довольны всмъ, не желая оскорблять моего самолюбія… но вы едва дотрогивались губами до стакана. Конечно, г. Рокамиръ, я не боле какъ простой артистъ, совершенный невжда въ томъ, что можетъ быть по вкусу большимъ господамъ… но за то во мн очень много доброй воли и вамъ стоитъ только сказать мн… Хотите анчоусовъ, хотите сидра? Говорите. Спрашивайте кушанья, какія въ мод въ вашемъ кругу.

Кретинъ, въ восторг что его считаютъ знатнымъ господиномъ, принялъ упрекъ за серьезное и началъ горячо протестовать.

— Но клянусь вамъ что я отлично угостился, вскричалъ онъ.

— Да, да, это ваша вжливость, ваше умнье вести себя и ваша снисходительность говорятъ такимъ образомъ… но я ничему этому не врю… Я знаю васъ за слишкомъ большаго знатока всего хорошаго, чтобы вы могли быть дйствительно довольны.

— Напротивъ того, повторяю вамъ, что я кажется еще никогда такъ хорошо не обдалъ.

— Потому что не хотите вспомнить.

— Что вспомнить?

— Тхъ отличныхъ угощеній, которыя вамъ задавали Рравуазо и покойный Дюрье.

— Ахъ! какъ вы сильно ошибаетесь, мой милый, наши обды далеко не походили на этотъ… Конечно, они тоже были не очень дурны, но мы собирались скоре для того чтобы говорить о длахъ, чмъ для одного только удовольствія.

— Ахъ, да, это правда, вскричалъ Кловисъ, ударивъ себя но лбу, я и забылъ что это были дловые обды, на которые эти господа приглашали васъ, чтобы пользоваться вашими просвщенными совтами и вашей удивительной опытностью въ длахъ.

— Именно такъ, подтвердилъ Рокамиръ, не замчая что вмст съ похвалами онъ проглатываетъ также стаканъ за стаканомъ бургундское, которое ему не переставая подливалъ артистъ.

— Да, теперь я даже припоминаю, что вы начали разсказывать мн исторію нкоего де-Фронтака.

— Ахъ! да, этого шута де-Фронтака.

Какъ и въ первый разъ, когда Рокамиръ прибавилъ этотъ эпитетъ къ имени его отца, Кловисъ почувствовалъ сильное желаніе ударить этого человка, но сдержался.

— Вы твердо уврены что этотъ де-Фронтакъ былъ шутъ, сказалъ онъ.

— Ну, сами посудите, могъ ли серьезный человкъ вести себя такъ, какъ онъ?

— Что же онъ такое сдлалъ?

— И еще въ его лта… такъ какъ въ то время ему было пятьдесятъ восемь лтъ.

— Да говорите же! вскричалъ артистъ схвативъ за руку идіота въ ту самую минуту, какъ тотъ подносилъ ко рту аппетитную трюфлю.

Это неожиданное движеніе измнило направленіе вилки, которая до половины исчезла въ просторной ноздр колоссальнаго носа Рокамира, который заревлъ отъ боли.

— Я, увренъ, что дотронулся до мозга, съ ужасомъ пробормоталъ онъ.

Отъ сотрясенія трюфля свалилась съ вилки и упала подъ столъ, такъ что идіотъ не замтилъ этого. Тмъ больше былъ его ужасъ когда, вытащивъ вилку изъ пропасти онъ не увидалъ трюфли.

— У меня въ мозгу трюфля, пробормоталъ онъ.

Затмъ онъ опрокинулъ голову назадъ и раздулъ ноздри, чтобы Кловисъ могъ заглянуть ему въ носъ.

— Видите вы ее? спросилъ онъ, умоляю васъ, выньте ее… возьмите щипцы для спаржи.

Дурное расположеніе духа артиста мгновенно разсялось отъ комичности приключенія. Подавивъ охоту смяться, онъ сдлалъ видъ что смотритъ въ самую глубину носа.

— Ничего… я положительно ничего не вижу, отвчалъ онъ приведенному въ отчаяніе супругу Сидализы, надо полагать что ее сейчасъ же втянуло.

— Что же я буду длать съ трюфлей въ мозгу?

— А вы чувствуете какое нибудь ощущеніе въ мозгахъ?

— Не совсмъ.

— Покачайте головой… еще… еще сильне… качается ли у васъ что нибудь въ мозгу?

— У Меня въ голов какъ будто какая то тяжесть, наивно сознался шутъ, не отдавая себ отчета въ томъ что причиною этого было выпитое имъ бургундское.

Затмъ онъ снова принялъ видъ отчаянія.

— Что же вы мн посовтуете? спросилъ онъ.

— Ну, г. Рокамиръ, я не докторъ, и кром того, признаюсь вамъ, что мн въ первый разъ приходится быть свидтелемъ такого случая. Я могу дать вамъ только одинъ совтъ.

— Какой?

— Если вы не особенно страдаете, то подождите до завтра отдаваться въ руки доктора… Вы знаете, они только и думаютъ о томъ какъ бы заработать себ денегъ, они сдлаютъ изъ этого государственный вопросъ, тогда какъ можетъ быть, что не случится ничего дурного… Въ природ случаются иногда необычайныя и непонятныя странности… Кто знаетъ, можетъ быть мозгъ и трюфля отлично уживутся вмст… Потерпите до завтра, повторяю вамъ… можетъ быть къ тому времени трюфля отлично устроится въ вашемъ мозгу. Я зналъ одного человка у котораго въ живот сидла пуля и онъ нисколько не страдалъ отъ этого, потому что она также удобно устроилась.

Подкрпившись этими аргументами Рокамиръ не много успокоился и снова началъ качать головою.

— Нтъ, въ мозгу у меня ничего не шевелится… вы правы, подождавъ немного, она наврно ршилась устроиться по домашнему.

— Хотите сдлать еще новое, испытаніе?

— Да… говорите.

— Хотя я и не особенно много занимался но этому поводу, но мн кажется, что трюфля, прогуливающаяся по мозгамъ должна мшать связности въ мысляхъ… Какъ вы на этотъ счетъ думаете?

— Я съ вами согласенъ.

— Хорошо, постарайтесь же продолжать начатый вами разсказъ о де-Фронтак… я стану внимательно слдить не путаются ли ваши мысли.

— И вы предупредите меня?

— Клянусь вамъ.

— Не бойтесь сказать мн истину… у меня каменная душа, стальное сердце и желзная нравственность, думаю что этого достаточно для васъ.

— Совершенно достаточно.

— Ну, гд я остановился въ моемъ разсказ?

— Вы назвали де-Фронтака шутомъ, за то что въ пятьдесятъ восемь лтъ, онъ сдлалъ я не знаю что… что вы хотли объяснить мн, когда съ вами случилось несчастіе… Теперь я васъ слушаю, скажите мн въ чемъ состояло преступленіе де Фронтака?

— Преступленіе, нтъ… но глупость.

— А! съ удивленіемъ сказалъ Кловисъ.

— И даже громадная глупость.

— Въ самомъ дл?

— Не глупость ли дожидаться до такихъ лтъ чтобы потомъ влюбиться?

— Влюбиться! повторилъ молодой человкъ, подпрыгнувъ отъ изумленія.

— Да, влюбиться въ семнадцати-лтнюю двчонку.

Это открытіе было такъ неожиданно, что Кловисъ вдругъ вскричалъ:

— Вы съ ума сошли!

При этихъ словахъ Рокамиръ съ ужасомъ вскочилъ.

— Сошелъ съ ума! простоналъ онъ, вы говорите что я сошелъ съ ума! значитъ у меня нтъ боле связи въ идеяхъ?.. Это все трюфля! Боже мой! Это трюфля!

Кловисъ ничалъ всми силами успокаивать отчаяніе своего гостя, увряя его что онъ ошибся относительно смысла его восклицанія, такъ что идіотъ наконецъ немного успокоился.

— И такъ, вы утверждаете, что у меня по прежнему вс мысли вполн связны? съ легкимъ безпокойствомъ въ голос спросилъ онъ.

— Боссюэ, Лувуа, Вольтеръ и Магометъ, взятые вмст не имли бы боле здраваго смысла, чмъ вы.

— Хорошо, этого мн достаточно. И такъ я продолжаю. Я вамъ говорилъ, что де-Фронтакъ, несмотря на свои преклонные лта влюбился какъ дуракъ въ молоденькую двушку.

— Которая, прибавили вы, не стоила этого.

— И теперь еще повторяю… такъ какъ она была хитрая штучка, которая нисколько не заботилась о граф, и желала только его состоянія… И ей таки удалось забрать себ это состояніе, несмотря на вс похвальныя усилія Гравуазо и Дюрье спасти сыну де-Фронтака отцовское наслдство.

При этомъ неожиданномъ толкованіи поведенія двухъ негодяевъ, Кловисъ взглянулъ въ лицо идіоту, чтобы убдиться, дйствительно ли онъ чистосердеченъ, говоря такимъ образомъ, но на глупомъ лиц разскащика выражалось такое простодушіе, которое не допускало ни малйшаго сомннія.

— А! такъ эти господа приняли къ сердцу интересы сына де-Фронтака, спокойно спросилъ Кловисъ.

— Вдь я вамъ сказалъ это.

— Да, но можетъ быть вы знали объ этомъ лишь по наслышк.

— Гораздо лучше, мой милый, такъ какъ я самъ принималъ участіе въ этомъ дл.

— Вы? съ удивленіемъ спросилъ граверъ.

— Да, я… и поврьте, что я сдлалъ это также только для того, чтобы помшать разоренію молодаго человка. Надюсь что вы не станете оскорблять меня подозрніемъ, будто я взялъ сторону жадной интриганки… Нтъ, нтъ, я не такой человкъ… я помогалъ доброму длу, и иначе, клянусь вамъ, я не взялся бы за него.

Тутъ Рокамиръ принялъ печальный видъ.

— Къ несчастію, сказалъ онъ, то что мы хотли сдлать въ пользу сына, не удалось намъ… недостойное созданіе, окончила тмъ, что взяла верхъ, такъ какъ ей удалось добиться отъ влюбленнаго старика что онъ передалъ ей или уничтожилъ бумагу, которую я далъ ему.

Едва супругъ Сидализы окончилъ свою фразу, какъ Кловисъ подскочилъ отъ удивленія и необдуманно вскричалъ:

— Вы? Это вы подписывали бумагу?.. А, такъ значитъ ваше имя Кошоне?

При этомъ вопрос супругъ Сидализы видимо смутился.

— Какъ вы это узнали? съ испугомъ спросилъ онъ.

— Что вамъ за дло… довольно того что я знаю.

— Умоляю васъ, не зовите меня такъ при Сидализ, она придетъ въ ярость… а въ ея положеніи всякое волненіе будетъ для нея вредно.

— Да или нтъ, Кошоне, вы или нтъ? снова повторилъ съ нетерпніемъ граверъ.

— Да, я сознаюсь въ этомъ… но видите ли, когда я женился на Сидализ, мое имя Кошоне показалось ей недостаточно… недостаточно… какъ бы это вамъ выразить?

— Недостаточно поэтично?

— Вотъ именно… тогда она потребовала чтобы я замнилъ имя моихъ предковъ другимъ, боле мелодичнымъ, боле нжнымъ, боле оригинальнымъ.

— Ну, Кошоне, было кажется достаточно оригинально.

— Да, но вы знаете, что противъ женскихъ капризовъ невозможно спорить. Сидализа, я не знаю почему, выражала такое сильное отвращеніе называться мадамъ Кошоне, что мн пришлось ршиться принять имя моей матери… Рокамиръ.

Онъ чуть не плакалъ.

— Заклинаю васъ всмъ святымъ, продолжалъ онъ, умоляющимъ голосомъ, не зовите мою жену мадамъ Кошоне! А то это все падетъ на меня… Она вообразитъ, что я вздумалъ хвастаться передъ вами моимъ настоящимъ именемъ.

— Хорошо, я согласенъ, но съ тмъ условіемъ, что вы разскажете мн откровенно, какъ могло случиться, что несмотря на ваше желаніе сохранить состояніе сыну де-Фронтака, вс ваши усилія по этому поводу остались тщетны.

— Вы не хотите сказать мн сначала, какъ могли вы узнать мое имя Кошоне?

— О! у меня нтъ отъ васъ тайнъ… я узналъ его отъ одной гадальщицы.

Вмсто того, чтобы удивиться этой чепух, которую сказалъ ему Кловисъ, чтобы не сознаться, что онъ прочиталъ это имя внизу бумаги, попавшей въ его руки, Рокамиръ съ восторгомъ вскричалъ:

— Въ самомъ дл? отъ гадальщицы!.. о! это еще боле увеличиваетъ мое довріе къ той, которая предсказала мн, что мой родъ не угаснетъ.

— Хорошо, я ожидаю конца вашего разсказа, продолжайте, приказалъ молодой человкъ, перебивая восхищеніе чудака.

— О! конецъ очень простъ. На обд, о которомъ я вамъ говорилъ и на который они пригласили меня, чтобы обратиться къ моей опытности, выходящей изъ ряду вонъ, Дюрье и Гравуазо, бывшіе близкими друзьями де Фронтака, сказали мн приблизительно слдующее: ‘Вы должны помочь намъ помшать одному честному человку и нашему другу, сдлать глупость. Имя уже около шестидесяти лтъ, онъ по уши влюбился въ двчонку, которая разоритъ его. Однако, несмотря на свое безуміе, онъ сохранилъ еще немного здраваго смысла, чмъ мы я должны воспользоваться. Онъ такъ хорошо понимаетъ свое безсиліе устоять противъ требованій своего кумира, что хочетъ заране спасти состояніе своего сына изъ когтей, противъ которыхъ онъ въ послдствіи не будетъ въ состояніи защищаться. Мы должны облегчить для него исполненіе этой благоразумной мры’.

— А! Гравуазо и Дюрье говорили вамъ это?

— Да, такъ какъ я вамъ повторяю. Тогда то они обратились къ моимъ мудрымъ совтамъ, чтобы помочь имъ придумать средство, какъ привести въ исполненіе эту мру.

— И вы указали имъ это средство?

— Конечно! Они не понимали въ дл никакого толку. Этотъ дуракъ Гравуазо предлагалъ, чтобы де-Фронтакъ устроилъ пожизненную продажу всего имнія.

— Ну, это было бы довольно страннымъ средствомъ сохранить состояніе сыну.

— Не правда ли? я это же самое замтилъ имъ, тогда Дюрье прибавилъ: ‘Это будетъ только фиктивная продажа, де-Фронтаку будетъ передана бумага, удостовряющая недйствительность продажи. Имя въ рукахъ этотъ актъ, сынъ легко вступитъ во владніе наслдствомъ посл смерти отца.’

— Тогда-то вы и подали вашъ просвщенный совтъ?

— Да, я выразилъ свое одобреніе этому плану. Затмъ Гравуазо прибавилъ, что надо найти честнаго человка, которому можно было бы доврить роль этого фиктивнаго покупателя.

— На этотъ счетъ вы снова подали имъ вашъ совтъ?

— Да, я снова одобрилъ.

— И это все?

— Нтъ, я кром того посовтовалъ еще выбрать Дюрье… который отказался.

— Въ самомъ дл?

— Но я не смутился и, посл его отказа, посовтовалъ передать эту роль Гравуазо… но и онъ точно также отказался.

— По какой же причин?

— Они говорили, что покупатель долженъ быть такимъ человкомъ, который могъ бы придать этой фиктивной сдлк видъ серьезнаго дла… Тогда какъ про нихъ вс знали, что у нихъ нтъ достаточно средствъ на подобную покупку. Напротивъ того я, имвшій хорошее состояніе былъ вполн способенъ платить пятьдесятъ или шестьдесятъ тысячъ пожизненной пенсіи графу де Фронтаку, не возбуждая ни въ комъ ни малйшаго подозрнія.

— И вы согласились?

— Нтъ, сначала я отказался… Я не для того отказался отъ длъ, чтобы брать на себя новыя заботы… но Дюрье и Гравуазо продолжали настаивать, говоря, что я обязанъ оказать эту услугу человку, который хотлъ принять предосторожности противъ своей собственной слабости. Я наконецъ увлекся этой благородной задачей, спасти состояніе сына отъ алчности развратницы… и согласился.

— А что же длалъ въ это время сынъ?

— Онъ изучалъ права въ Пуатье.

— Итакъ, г. Рокамиръ, несмотря на ваше отвращеніе взять на себя новыя дловыя хлопоты, вы все-таки дали ваше согласіе?

— Да, потому что я съумлъ сейчасъ же передать вс эти хлопоты Дюрье и Гравуазо. Какъ они мн совершенно врно замтили, имъ было только нужно имя солиднаго покупателя. Я давалъ мое, вотъ и все… что же касается подробностей и хлопотъ, которыхъ требовала эта фиктивная сдлка, то Дюрье и Гравуазо взяли ихъ на себя изъ дружбы ко мн и къ де Фронтаку, мн надо было только подписать имъ полную довренность дйствовать отъ моего имени.

— Ай! ай! насмшливо замтилъ Кловисъ.

— Отчего вы говорите это ‘ай?’

— Разв вы не боялись, что Гравуазо можетъ употребить во зло вашу подпись?

— Въ какомъ отношеніи? Онъ не могъ употребить ее ни на что кром формальностей, необходимыхъ по этому длу.

— Да, но потомъ.

— Что, потомъ? Онъ ничего не могъ извлечь изъ этой сдлки, которая уничтожалась бумагой, посланной мною де-Фронтаку.

— Вы уврены, что послали ему эту бумагу?

— О, да, конечно! И я даже такъ поспшилъ сдлать это, что Гравуаэо и Дюрье бранили меня, зачмъ я такъ поторопился, говоря, что я долженъ былъ сначала дать имъ прочесть эту бумагу, чтобы они могли убдиться, все ли въ ней въ порядк и вполн ли она достаточна для поддержанія впослдствіи требованій сына.

— А! такъ они сердились на васъ за вашу излишнюю поспшность?

— Да, но, впрочемъ, не очень. Они разсчитывали имть достаточно времени прочесть и перечесть этотъ актъ, когда онъ перейдетъ къ которому-нибудь изъ нихъ. Вы конечно понимаете, что, желая спасти свое состояніе, де-Фронтакъ не могъ хранить этой бумаги у себя дома, такъ какъ, будучи какъ-нибудь найдена этой двушкой и доказавъ ей, что графъ обманывалъ ее по поводу своего состоянія, она только еще больше возбудила бы ея алчность. Вслдствіе этого, де-Фронтакъ необходимо долженъ былъ отдать мою бумагу въ руки какого-нибудь врнаго друга, который впослдствіи воспользовался ею, чтобы возстановить права сына.

— Значитъ, Дюрье и Гравуазо надялись, что тотъ или другой изъ нихъ будетъ избранъ хранителемъ бумаги?

— Да.

— Что же случилось?

— То, что де Фронтакъ, въ данную минуту, вроятно, не подумалъ о нихъ, такъ какъ послалъ бумагу своему дорогому другу.

— Какъ его звали?

— Мортье, онъ былъ начальникомъ отдленія въ какомъ-то министерств.

— Бдный или богатый?

— Надо полагать, что онъ жилъ единственно своимъ жалованьемъ… такъ какъ едва могъ сдлать приданое дочери… которую вы знаете.

— Я знаю? я?

— Конечно, такъ какъ эта мадемуазель Мортье, въ настоящее время, никто иная, какъ наша прелестная хозяйка, мадамъ Дюрье.

При этомъ имени, въ ум Кловиса зародилось подозрніе, что, можетъ быть, отецъ Селестины былъ третьимъ негодяемъ, который помогъ двумъ другимъ разорить его. Тотъ фактъ, что онъ выдалъ дочь за Дюрье, казалось, указывалъ на его тайное сообщничество.

— Но какъ же случилось, спросилъ Кловисъ, что Дюрье выбралъ двушку безъ состоянія, когда самъ также ничего не имлъ.

— Что же вы хотите? любовь не разсчитываетъ.

— Значитъ, Дюрье былъ влюбленъ?

— Какъ безумный… иначе ничмъ нельзя объяснить его упрямства… барышня больше года не соглашалась выйти за него, пока наконецъ не дала согласія. Она и слышать сначала не хотла объ этомъ жених, который былъ на сорокъ лтъ старше ея… но упрямство Дюрье одержало верхъ. Надо прибавить, что его усердно поддерживалъ старикъ Мортве, который, будучи въ то время уже болнъ и зная, что его болзнь неизлчима, а въ тоже время не имя ничего оставить дочери, сильно желалъ видть ее за человкомъ, имвшимъ порядочныя средства, онъ такъ умолялъ дочь выйти за Дюрье, что та наконецъ согласилась.

Несмотря на увренія про страсть Дюрье, Кловисъ очень хорошо понималъ въ чемъ тутъ дло.

— Нтъ, говорилъ онъ себ, негодяй не былъ влюбленъ. Этотъ бракъ былъ просто средствомъ, придуманнымъ имъ и Гравуазо, чтобы войти въ домъ Мортье и, посл его смерти, овладть драгоцнной бумагой.

Въ эту минуту Рокамиръ залпомъ выпилъ цлый стаканъ, а Кловисъ продолжалъ вслухъ:

— А что случилось съ де-Фронтакомъ?

При этомъ вопрос идіотъ презрительно пожалъ плечами.

— Кто можетъ помшать дураку сдлать глупость? сказалъ онъ. Такъ и тутъ, что мы ни длали, чтобы снасти состояніе сыну, все оказалось тщетнымъ. Выйдя замужъ, негодница съумла добиться отъ безумнаго старика возвращенія ей бумаги, затмъ, мало-по малу, все состояніе, перешло на ея имя, такъ что, оставшись вдовой, интриганка имла уже все состояніе мужа.

Въ то время, какъ супругъ Сидализы передавалъ эти подробности, Кловисъ внимательно наблюдалъ за нитъ. Молодой человкъ зналъ, что отецъ его никогда не былъ женатъ второй разъ и что, слдовательно, разскащикъ говорилъ неправду. Но въ голос Рокамира звучало столько чистосердечія, что нельзя было сомнваться, что негодяи воспользовались его доврчивостью. Какъ ни тупъ былъ Рокамиръ, онъ никогда не согласился бы помогать безчестному длу, еслибы его не обманули.

— Вы убждены въ томъ, что вы мн разсказали… напримръ, въ женитьб де-Фронтака? продолжалъ граверъ.

— Я не стану говорить вамъ, чтобы я самъ присутствовалъ на его свадьб, нтъ. Я узналъ о ней отъ Гравуазо… Въ одно прекрасное утро, я уже теперь не помню по какому поводу, онъ сказалъ мн, что де-Фронтакъ женился на своей красавиц.

— И вы никогда больше не справлялись объ этомъ ни у кого?

— Къ чему? Де-Фронтакъ нисколько не интересовалъ меня. Если я далъ свое имя, то сдлалъ это скоре изъ желанія сдлать пріятное Дюрье и Гравуазо, хотвшимъ спасти своего друга отъ неблагорагоразумнаго поступка, чмъ для самого де-Фронтанака… И, признаюсь вамъ, что мн было ни тепло, ни холодно, когда, черезъ нсколько времени, мн сказали, что вс наши усилія въ пользу сына остались безплодны.

— Кто же вамъ сообщилъ объ этомъ прекрасномъ результат?

— Это сказалъ мн Дюрье, который, по его словамъ, посл смерти своего тестя, перерылъ вс его бумаги и не могъ найти подписаннаго мною документа… что заставило насъ подумать, что, вроятно, де Фронтакъ взялъ бумагу отъ Мортье и передалъ своей жен… которая, оставшись вдовой, поспшила все продать.

— Значитъ, вс ваши свднія имютъ одинъ источникъ — Гравуазо и Дюрье?

— Да… и, надо сказать правду, что я не особенно старался о пріобртенія этихъ свдній, такъ какъ, въ тотъ день, когда мои друзья передали мн ихъ, я уже совершенно забылъ про это дло.

— Точно также, какъ, вроятно, забыли взять отъ нихъ довренность, подписанную вами въ тотъ день, когда вы думали, что длаете этимъ простую любезность.

— Мн не было надобности брать ее отъ нихъ, такъ какъ она вполн уничтожалась бумагой, гд я признавалъ фиктивной сдлку, для которой была выдана эта довренность.

Окончивъ эту фразу, Рокамиръ разинулъ ротъ, чтобы запихать въ него цлую половину груши, но рука его была на пол-дорог остановлена Кловисомъ.

— У васъ хорошій желудокъ? совершенно серьезно спросилъ артистъ.

— Я думаю, что мн позавидовалъ бы страусъ.

— Я бы лучше сказалъ — утка.

— Почему же утка?

— Потому что желудокъ утки варитъ еще скоре, чмъ желудокъ страуса.

— Уже не хотите ли вы заставить меня снова пообдать? спросилъ Рокамиръ, удивленный этими вопросами.

— Нтъ, я только хочу убдиться, что у васъ быстрое и легкое пищевареніе, способное разстраиваться при всякомъ волненіи… Хотя у васъ каменная душа, стальное сердце и желзная нравственность, это все-таки можетъ не помшать вамъ имть оловянный желудокъ… Я хотлъ это знать, такъ какъ долженъ сообщить вамъ нчто, но въ тоже время боюсь произвести на васъ слишкомъ сильное впечатлніе. Вотъ причина моихъ разспросовъ относительно большей или меньшей легкости пищеваренія, которой природа одарила вашъ желудокъ. Это любопытство внушено мн единственно участіемъ къ вамъ, мой бдный г. Рокамиръ.

Кловисъ произнесъ эту тираду, качая головой и такимъ мрачнымъ тономъ, что супруга Сидализы охватилъ безумный страхъ.

— Насчетъ трюфли, не такъ ли? прерывающимся голосомъ вскричалъ онъ. У меня нтъ боле связности въ мысляхъ… О! я вижу, вы не смете мн признаться, но это такъ?

— О! хорошо, еслибы еще только это, печально сказалъ граверъ.

— Такъ что же такое?

— Напротивъ того, я долженъ вамъ признаться, что трюфля придаетъ вашему уму необычайную ясность… благодаря которой, вы лучше поймете то, что я не ршаюсь сказать вамъ.

— Да что же это, наконецъ, такое?

— Я опасаюсь, я трепещу, я дрожу, что… что вы, кажется, заслужили десять лтъ каторги.

— Десять лтъ каторги? повторилъ Рокамиръ, зашатавшись отъ страха.

— Да, десять… можетъ быть даже двадцать, это будетъ зависть отъ великодушія судей. А если попадетесь въ счастливый день, то можетъ случиться, что и сорокъ… Я не безпокоюсь за васъ, такъ какъ у васъ желзная нравственность и каменная душа, но какое огорченіе для несчастной мадамъ Кошоне… т. е., виноватъ, Рокамиръ!

— Что же я такое сдлалъ? съ трудомъ выговорилъ, наконецъ, идіотъ.

Кловисъ взялъ его за руки и съ чувствомъ сжалъ ихъ.

— Прежде чмъ я буду продолжать, съ самымъ дружескимъ участіемъ сказалъ онъ, вы должны сказать мн, дорогой другъ, что я не порчу вашего пищеваренія… Если же я имлъ это несчастіе, то сдлайте мн только знакъ и я стану нмъ, какъ рыба.

— Говорите, едва слышно прошепталъ несчастный.

— Въ такомъ случа, мой милый, я долженъ сказать вамъ, что графъ де-Фронтакъ умеръ вдовцомъ и что онъ никогда не былъ женатъ вторично ни на комъ… Не смотрите на меня такимъ образомъ, а то блескъ вашихъ глазъ приводитъ меня въ смущеніе, такъ какъ у меня нтъ, какъ у васъ, каменной души… Еслибы я не зналъ вашего необычайнаго ума, то подумалъ бы, что вы не знаете къ чему я хочу придти… Я продолжаю. Итакъ, не женившись ни на комъ, графъ не могъ передать вашей бумаги жен, которой не существовало.

Кловисъ замолчалъ на мгновеніе., какъ бы что-то соображая.

— Почему де-Фронтакъ устроилъ всю эту сдлку? продолжалъ онъ. Дйствительно ли онъ собирался жениться или имлъ какія-нибудь другія причины, этого я не знаю. Во всякомъ случа эта фиктивная продажа дйствительно была устроена, такъ какъ это доказываетъ подписанная вами бумага… Но, ради Бога, не перебивайте меня, умрьте ваше нетерпніе, вдругъ вскричалъ онъ.

Но Рокамиръ и не думалъ ничего говорить. Въ испуг, желая хоть чмъ-нибудь умрить свое волненіе, онъ пилъ маленькими глотками теплую воду, только что принесенную лакеемъ для полосканья рта.

— Знаете ли вы, продолжалъ тогда артистъ, какова была участь подписанной вами бумаги?

— Нтъ, отвчалъ Рокамиръ, между двумя глотками.

— Она была украдена мошенниками Дюрье и Гравуазо изъ бумагъ Мортье, посл смерти послдняго, на дочери котораго одинъ изъ негодяевъ женился для того, чтобы легче устроить все это. Укравъ такимъ образомъ этотъ важный документъ, негодяи воспользовались довренностью, данною нкимъ Кошоне, дуракомъ, какихъ мало… извините за выраженіе… который далъ свое имя для этого дла. Подъ прикрытіемъ этого идіота, и опять-таки извините за выраженіе… они продали имніе и раздлили между собою полученныя отъ продажи девятьсотъ тысячъ франковъ… между тмъ, какъ ничто, изъ всего случившагося въ Каркасонн не дошло до ушей этого кретина Кошоне… въ третій разъ прошу вашего извиненія, дорогой и многоуважаемый г. Рокамиръ.

Я знаю, продолжалъ онъ, длая удареніе на словахъ, я знаю, что Кошоне ничмъ не воспользовался отъ этой покражи, но, нтъ сомннія, что судьи не поврятъ этому, когда ограбленный сынъ отправится въ судъ требовать своего состоянія, имя въ рукахъ подписанную вами бумагу о фиктивности продажи, попавшую къ нему лишь благодаря счастливому случаю.

Между тмъ, испуганный Рокамиръ мало-по малу оправился.

— Значитъ, этотъ сынъ еще живъ? дрожащимъ голосомъ спросилъ онъ.

— Да, г. Рокамиръ.

— Я хотлъ бы знать его.

— Для чего?

— Для того, чтобы исполнить мой долгъ, отвчалъ идіотъ взволнованнымъ голосомъ, который тронулъ Кловиса. Да, мой долгъ. Очень можетъ быть, что я дуракъ, кретинъ, идіотъ… однимъ словомъ, все, что вы сказали, г. Кловисъ, но я никогда не хотлъ вредить кому бы то ни было и всегда былъ честнымъ человкомъ. Если я имлъ слабость довриться двумъ негодяямъ, то я же долженъ и поплатиться за это… Поэтому, еслибы я зналъ этого молодаго человка, я пошелъ бы къ нему и сказалъ: ‘Я хотлъ быть вамъ полезенъ, а вмсто того, хотя и противъ воли, сталъ причиною вашего разоренія. То, что у васъ украли, равняется тому, что я имю, вотъ мое состояніе, берите его, я, заклинаю васъ, не думайте, чтобы я могъ быть сообщникомъ этихъ людей’.

Сказавъ это, Рокамиръ зарыдалъ.

— Что для меня значитъ бдность, проговорилъ онъ, сквозь слезы, у меня всегда будетъ утшеніе въ любви Сидализы.

Какъ ни забавно было это заключеніе для Кловиса, отлично знавшаго, что думать о привязанности супруги, оно не вызвало у него даже улыбки. Напротивъ того, онъ дружески пожалъ руку рогоносцу.

— Не бойтесь ничего, другъ мой, сказалъ онъ, вы не дойдете до подобной крайности. Кто укралъ, т и должны возвратить крадеиное и я даю вамъ слово, что сынъ де-Фронтака заставитъ ихъ сдлать это.

— Тмъ не мене, я все-таки хотлъ бы знать, гд найти этого молодаго человка.

— Вамъ нтъ въ этомъ никакой надобности.

— Напротивъ, потому что если Гравуазо ускользнетъ отъ него, то я хочу чтобы онъ зналъ, что мое состояніе принадлежитъ ему… Умоляю васъ, г. Кловисъ, скажите мн гд могу я найти этого молодаго человка.

— Не очень далеко: я сынъ графа де-Фроитака.

— Вы!! вскричалъ Рокамиръ и въ эту минуту, несмотря на его хоботъ, очки и смшную наружность, онъ не казался смшнымъ граверу.

Голосъ его дрожалъ когда онъ сказалъ:

— Простите ли вы меня, г. Кловисъ, за все зло, которое я хотя и невольно причинилъ вамъ?

— Напротивъ того, это мн надо просить у васъ прощенія за эпитеты… ничмъ неоправдываемые… которые я употребилъ сейчасъ относительно васъ. Я настолько цню вашъ умъ и опытность, что попрошу васъ оказать мн дв услуги.

— Говорите.

— Первая заключается въ томъ, чтобы въ случа надобности повторить передъ судомъ то, что вы разсказывали мн сейчасъ.

— Хорошо. А еще?

— Еще я попрошу васъ никому не говорить о случившемся сегодня до тхъ поръ, пока я самъ не дамъ вамъ на это разршенія.

— Клянусь вамъ.

— Даже Сидализ, не такъ ли?

При этомъ вопрос характеръ бывшаго дрогиста выказался во всемъ блеск.

— Даже Сидализ, величественно выпрямившись отвчалъ онъ. Есть тайны, которыя никогда не должны передаваться женщинамъ.

Но вдругъ лицо его неожиданно исказилось.

— Хотите еще чего-нибудь? спросилъ Кловисъ.

— Напротивъ.

Говоря это Рокамиръ, выпившій теплую воду совершенно безсознательно, схватился руками за желудокъ.

— Это врно отъ волненія… проговорилъ онъ, у меня тамъ какая то тяжесть… я хотлъ бы уйти.

XVII.

Доведя до дому Рокамира, который всю дорогу жаловался, что у него въ желудк точно камень, артистъ вернулся къ себ въ мансарду и легъ спать, а такъ какъ онъ не пилъ, какъ Рокамиръ, теплой воды, то преспокойно проспалъ восемь часовъ подрядъ, видя во сн что ведетъ къ алтарю прелестную мадамъ Дюрье, которая и не думаетъ сопротивляться.

Проснувшись на другое утро, онъ быстро вскочилъ съ постели и еще быстре одлся.

— Нечего лниться, говорилъ онъ себ. Мн сегодня придется порядочно потрудиться, если только я хочу поймать Гравуазо и его милліонъ, прежде чмъ они успютъ проскользнуть у меня между пальцевъ. Вскор посл этого онъ сошелъ съ лстницы и вышелъ изъ дома, не замченный привратникомъ, который въ это раннее время мелъ дворъ.

Прошелъ цлый день, а Гренгуаръ не видалъ своего жильца, возвращенія котораго онъ ждалъ съ нетерпніемъ. Наконецъ около девяти часовъ вечера раздался звонокъ у дверей, запертыхъ съ наступленіемъ темноты, звонокъ но которому Гренгуаръ отлично зналъ кто звонитъ.

— Эта манера звонить молодаго человка, подумалъ онъ отворяя.

Дйствительно, это былъ возвращавшійся домой Кловисъ. Едва усплъ онъ войти, какъ Гренгуаръ остановилъ его.

— А! Наконецъ то это вы г. Кловисъ! вскричалъ онъ. Вы можете похвастаться, что заставили меня сегодня не мало безпокоиться.

— Что же это, генералъ?

— Видя что вы не являетесь, я сталъ спрашивать себя не пошли ли вы утопиться съ отчаянія отъ того, что я вамъ сказалъ относительно шансовъ, которые иметъ Гравуазо жениться на хозяйк дома.

— Теперь вы видите насколько ваши опасенія были несправедливы, такъ какъ я совсмъ не похожъ на утопленника.

— Впрочемъ не я одинъ безпокоился относительно вашего отсутствія.

— Кто же еще подумалъ обо мн? Ужь не Гравуазо ли?

— Онъ? о! нтъ… онъ ушелъ гулять въ полдень и до сихъ поръ еще не возвращался… Вотъ даже письмо къ нему.

— Какъ? письмо! поспшно спросилъ Кловисъ и въ голос его выразилось удивленіе, какъ будто онъ ожидалъ найти что нибудь другое, а не письмо.

— О! отвчалъ Гренгуаръ, говоря письмо я выразился не совсмъ врно, такъ какъ это просто гербовая бумага.

— Въ чемъ же тутъ дло? спросилъ граверъ, удивленіе котораго очень уменьшилось при этомъ извстіи.

— Этого я не знаю, но надо полагать что нибудь очень важное, такъ какъ когда приставъ, принесшій бумагу, узналъ что Гравуазо нтъ дома, спросилъ у меня конвертъ въ который положилъ бумагу и тщательно запечатавъ ее своей печатью, строго наказалъ чтобы я не забылъ передать конвертъ въ собственныя руки Гравуазо, сейчасъ же какъ онъ вернется.

Знаете что, г. Кловисъ, прибавилъ онъ подождавъ немного, мн хочется сдлать одну вещь.

— Что такое?

— Совсмъ не отдавать пакета Гравуазо… это можетъ быть надлаетъ ему непріятностей… но тмъ лучше, по дломъ ему негодяю.

— Берегитесь сдлать это! вскричалъ Кловисъ съ очевиднымъ испугомъ, чтобы привратникъ не привелъ въ исполненіе своего плана.

— О! о! какъ вы принимаете это къ сердцу, смясь замтилъ Гренгуаръ.

— Да и есть что принимать къ сердцу, генералъ. Во первыхъ это могло бы имть для васъ самыя непріятныя послдствія… кром того, я долженъ вамъ признаться, что я суевренъ, какъ негръ… И теперь я не знаю почему, но какое то предчувствіе говоритъ мн, что эта бумага должна подвинуть мои дла относительно домовладлицы.

— Если такъ, то будьте покойны, Гравуазо получитъ пакетъ.

— Хорошо, сказалъ граверъ, а теперь скажите мн кто это безпокоился о моемъ отсутствіи, ужь не Рокамиръ ли?

— Ахъ! бдняжка! Ну, я могу вамъ поручиться что онъ не вспоминалъ о васъ. Я не знаю гд онъ вчера набилъ себ брюхо, но только онъ вернулся съ такимъ разстройствомъ желудка, что чудо. Цлый день только и видли на лстниц, что его доктора.

— Но теперь больному лучше?

— Да, около пяти часовъ вечера разстройство желудка прошло, точно также какъ и сумашествіе.

— Какъ… сумашествіе?

— Да, онъ помшался на томъ, что непремнно требовалъ чтобы докторъ вытащилъ у него изъ носа, засвшую тамъ трюфлю. Докторъ сообразилъ такъ, что сумашедшимъ никогда не слдуетъ противорчить, ршивъ это, онъ послалъ Фелиси купить трюфлю, которую спряталъ себ въ рукавъ. Посл этого онъ сдлалъ видъ что смотритъ больному внутрь носа и вдругъ закричалъ: ‘А, вижу, вижу. Погодите. Стоитъ дать хорошій толчекъ и она вылетитъ… Сказавъ это онъ со всего размаха ударилъ по затылку Рокамира, такъ что у того въ глазахъ помутилось. Не усплъ еще онъ придти въ себя отъ толчка, какъ докторъ уже кричалъ: ‘Вотъ она, вы спасены! Богъ благословилъ мои усилія’! А посл этого спросилъ пятьсотъ франковъ за операцію.

Кловисъ вдоволь посмялся бы болтовн Гренгуара, еслибы въ эту минуту ему не было боле всего любопытно знать, кто безпокоился объ его отсутствіи.

— Если ни Гравуазо, ни Рокамиръ не справлялись обо мн, такъ кто же? спросилъ онъ.

— Горничная хозяйки, она цлый день то и дло бгала къ вамъ на верхъ и ко мн сюда справляться не видалъ ли я васъ.

— Она приходила отъ имени своей барыни?

— По всей вроятности, минутъ десять тому назадъ Флора снова была здсь.

Кловисъ воспользовался этими послдними словами, чтобы прекратить разговоръ и уйти скоре.

— Я не хочу заставлять мадамъ Дюрье дольше ждать, сказалъ онъ, и пойду узнать что ей отъ меня надо.

Но поднявшись нсколько ступеней, онъ снова вернулся.

— Главное дло, генералъ, не забудьте отдать бумагу Гравуазо, еще разъ повторилъ онъ.

— Будьте покойны, все будетъ сдлано… Я пойду и отнесу конвертъ Патульяру, чтобы тотъ отдалъ его своему барину, какъ только тотъ вернется.

— Нтъ, нтъ, поспшно возразилъ Кловисъ не давайте ничего этому пьяниц. Эта бумага не должна затеряться. Отдайте ее Гравуазо въ собственныя руки, я непремнно хочу, чтобы онъ получилъ ее отъ васъ.

— Хорошо, хорошо, все будетъ сдлано.

Посл этого увренія Кловисъ вбжалъ на лстницу до квартиры вдовы.

— А! наконецъ то вы возвратились, вскричала Флора, отворни дверь на его звонокъ.

— Приметъ ли меня мадамъ Дюрье?

— Да. Вы найдете ее въ будуар, гд она заставляетъ повторять на ночь молитвы маленькую Лили, которая ложится спать… Дорогу я думаю вамъ нечего показывать, вы сами знаете.

Кловисъ уже не слыхалъ конца фразы, такъ какъ посл первыхъ же словъ направился къ хорошо извстному ему будуару.

Ему не понадобилось стучаться, такъ какъ дверь изъ гостиной въ будуаръ была открыта. Толстый коверъ, заглушая шумъ шаговъ, позволилъ молодому человку дойти незамченнымъ до самыхъ дверей будуара, но вмсто того чтобы войти онъ остановился, взволнованный прелестной картиной, представившейся его глазамъ.

Маленькая двочка, въ одной рубашк стояла на колняхъ на диван и своимъ нжнымъ голосомъ повторяла слова молитвы, которую говорила ей мадамъ Дюрье.

— Господи сохрани здоровье мамы и папы… говорила молодая женщина.

Лили врно повторяла все, но передъ словомъ папа вдругъ остановилась.

— Папы, повторила мадамъ Дюрье.

Тогда двочка подняла свою прелестную головку и совершенно наивно отвчала:

— Зачмъ же молиться за папу, если онъ никогда не приходитъ поцловать свою Лили?

— Онъ ухалъ, Лили, далеко, далеко… но если его маленькая дочка будетъ молиться за него Богу, то онъ можетъ быть скоро прідетъ.

Въ эту минуту двочка замтила Кловиса, неподвижно стоявшаго въ неосвщенныхъ дверяхъ гостиной.

— Не папа ли это тамъ слушаетъ? съ легкимъ испугомъ спросила она.

— Гд такое? спросила мадамъ Дюрье и повернувшись къ указанному мсту увидала гравера.

Открытый такимъ образомъ, Кловисъ переступилъ черезъ порогъ и вошелъ въ будуаръ.

— Это онъ, папа? повторила Лили.

Селестина немного смутилась и покраснла.

— Нтъ, сказала она наконецъ, но онъ пришелъ поцловать тебя отъ его имени.

Сказавъ это, она взяла Лили на руки и также какъ въ ихъ первое свиданіе, поднесла ея блокурую головку къ лицу Кловиса, который на этотъ разъ поцловалъ ее гораздо нжне, чмъ тогда, когда думалъ что цлуетъ дочь кухарки.

— Подождите меня, г. Кловисъ, я скоро вернусь, сказала Селестина, и взявъ Лили на руки пошла съ нею къ себ въ спальню.

Десять минутъ спустя она вернулась одна.

— Ну, сказала она, теперь, когда моя крошка заснула, мы можемъ поговорить немного, дорогой братъ.

Сказавъ это она смясь погрозила ему пальцемъ.

— Надо сознаться, продолжала она, что вы братъ не особенно любезный, потому что сначала наобщали Богъ знаетъ чего, а теперь три дня не подавали никакихъ признаковъ жизни и даже совсмъ пропали, такъ что къ вамъ ходили три раза въ день и все не заставали дома… Такъ вотъ каково ваше хваленное усердіе?

— Прелестная сестра, вы обвиняете невнинаго.

— Неужели же вы хотите заставить меня поврить будто вы заняты тмъ, что ищите средствъ защитить меня отъ Гравуазо?

— Я только это и длалъ.

— Въ такомъ случа разскажите мн ваши подвиги.

— Во первыхъ, я устроилъ чудовищное разстройство желудка Рокамиру.

— Полноте, не шутите, г. Кловисъ, съ легкимъ нетерпніемъ сказала молодая женщина, не въ состояніи будучи принять за серьезное подвигъ, которымъ похвастался Кловисъ.

— Клянусь вамъ, что я не шучу. Я не стану утверждать, чтобы для вашей защиты было необходимо сдлать разстройство желудка у Рокамира, но оно было послдствіемъ моего плана нападенія на Гравуазо.

— А вы уже начали дйствовать?

— Мы завтра же отдлаемся отъ Гравуазо, если только вы удостоите сдлать то, о чемъ я васъ попрошу.

— Это будетъ очень трудно?

— Нисколько. Надо завтра вечеромъ пригласить къ себ нсколько человкъ гостей… устроить маленькій вечеръ… предлогомъ можетъ служить то, что вы хотите отплатить супругамъ Рокамиръ, за ихъ балъ.

— И пригласить Гравуазо?

— Конечно… точно также какъ Анатоля де-Рошгри, лейтенанта.

— А еще?

— И меня… а вмст съ тмъ я прошу у васъ позволенія привести съ собою еще одного человка.

— Вроятно кого-нибудь изъ вашихъ друзей?

— Предоставьте ему удовольствіе самому сказать вамъ въ удобную минуту, что и кто онъ такой.

— Хорошо.

— А теперь, моя послушная сестрица, мн остается только пожелать вамъ спокойной ночи, прибавилъ Кловисъ, направляясь къ двери.

— Какъ! вы уходите не давъ мн никакого объясненія! вскричала Селестина, любопытство которой было возбуждено.

— Да, я имю эту жестокость. Такъ какъ я приготовляю вамъ сюрпризъ, то хочу, чтобы онъ удался вполн.

Услышавъ это Селестина такъ мило надулась, что Кловисъ, боясь за свою твердость, поспшно ушелъ повторивъ еще разъ:

— До завтра.

Вернувшись къ себ артистъ сейчасъ легъ спать, мечтая о завтрашнемъ дн.

— Я убжденъ заране, весело шепталъ онъ засыпая, что завтра чуть свтъ ко мн явится Гравуазо.

Дйствительно, граверъ не ошибся. Едва только разсвло, какъ послышался тихій стукъ въ дверь, какъ будто поститель боялся возбудить вниманіе сосдей.

— Вотъ и мой негодяй, подумалъ Кловисъ, который уже давно всталъ въ ожиданіи прихода непріятеля.

Дйствительно, это былъ Гравуазо, но куда двался его холодный и дерзкій видъ? Лицо его было блдно, красные и сверкающіе лихорадочнымъ блескомъ глаза, доказывали, что онъ не спалъ всю ночь, а дрожащія губы указывали на сильное возбужденіе всей нервной системы.

Не было ничего удивительнаго, что онъ былъ не въ нормальномъ положеніи, такъ какъ наканун, передъ сномъ, онъ испыталъ очень непріятное волненіе, заставившее его провести ночь безъ сна.

Возвратившись домой онъ получилъ отъ привратника уже извстную намъ бумагу, чтеніе которой привело его въ глубокое и вмст съ тмъ тяжелое удивленіе.

Въ обычномъ ясномъ и лаконическомъ стил, какимъ отличаются вс бумаги судебныхъ приставовъ, тотъ, который писалъ Гравуазо, увдомлялъ его, что по требованію нкоего графа де-Фронтака было наложено запрещеніе на милліонъ франковъ, лежавшій у Гравуазо въ банк, на текущемъ счету. Въ подтвержденіе своего требованія, де-Фронтакъ приводилъ свое намреніе преслдовать Гравуазо передъ судомъ за утайку девятисотъ тысячъ франковъ, украденныхъ по его словамъ этимъ Гравуазо, что касается доказательствъ, то истецъ обязывался представить свидтелей, а главное письменное доказательство.

Понятно, что какъ ни коротко было это посланіе, чтеніе его было тмъ не мене очень горько для управляющаго, вдругъ очутившагося жертвой своей собственной предусмотрительности. Устроить все такимъ образомъ, чтобы при первой тревог имть возможность скрыться, имть милліонъ, который можно каждую минуту положить въ карманъ и отправиться куда угодно, и вдругъ узнать изъ лаконической записки пристава, что именно на этотъ милліонъ наложено запрещеніе, понятно, что подобное приключеніе можно причислить къ разряду самыхъ горькихъ разочарованій.

Но такъ какъ въ сердц самаго несчастнаго человка всегда еще остается надежда, то и Гравуазо, будучи сначала оглушенъ непредвидннымъ ударомъ врага, о которомъ онъ даже не ожидалъ когда-нибудь услышать, Гравуазо сталъ мало по малу приходить въ себя и успокоиваться.

— Во первыхъ, говорилъ онъ себ, чтобы имть возможность наложить запрещеніе на мой вкладъ въ банк, сынъ де-Фронтака долженъ прежде всего имть въ рукахъ бумагу, доказывающую его права.

Подумавъ это, онъ смясь направился къ своему бюро.

— Поэтому, продолжалъ онъ, изъ предосторожности я сейчасъ сожгу единственное доказательство его правъ, прежде чмъ у меня сдлаютъ обыскъ, чтобы найти его.

Открывъ бюро онъ просунулъ руку въ ящикъ, въ глубин котораго, за другими бумагами, долженъ былъ лежать драгоцнный документъ, тщательно завернутый въ толстую синюю бумагу.

Синяя бумага оказалась на старомъ мст, но когда онъ развернулъ ее, то изнутри выпалъ обрывокъ газеты.

Легко себ представить, что почувствовалъ при этомъ Гравуазо. Однако, не смотря на все изумленіе управляющаго, онъ сразу сказалъ себ, что въ наше время геніевъ и духовъ больше не существуетъ, такъ что для превращенія важной бумаги въ простой лоскутокъ газеты, достаточно было рукъ простого, но ловкаго смертнаго.

Онъ началъ разсматривать бюро со всхъ сторонъ, приподнимать за вс углы до тхъ поръ, пока не увидалъ, что отъ сырой стны, у которой нсколько лтъ стояло бюро, вся задняя сторона его отстала, такъ что между досками свободно проходила рука.

Такъ какъ по мннію Гравуазо, Патульяръ не могъ имть лично никакого интереса совершить эту кражу, то онъ обвинялъ его только въ томъ, что вроятно тотъ далъ подкупить себя тому, кто устроилъ замну.

— Наврно это мадамъ Дюрье обворовала меня, подумалъ онъ. Въ этомъ случа мн нечего особенно бояться, такъ какъ она имла въ виду только избавиться отъ необходимости выйти за меня замужъ… Она первая уничтожитъ это доказательство когда узнаетъ, что ей также какъ и мн угрожаетъ разореніе.

Тмъ не мене, такъ какъ онъ не хотлъ ложиться прежде чмъ узнаетъ достоврно въ чемъ дло, то сейчасъ же пошелъ разбудить Патульяра, который громко храплъ въ своей коморк.

— Скажи мн пожалуйста, началъ Гравуазо, раз будивъ его, помнишь ли ты въ какой именно день мадамъ Дюрье приходила сюда, когда меня не было дома.

— Она никогда и не думала приходить сюда, отвчалъ Патульяръ сердитымъ тономъ человка разбуженнаго отъ перваго, самаго сладкаго сна.

— Какъ! ты разв забылъ что говорилъ мн, какъ ты провелъ ее въ кабинетъ подождать моего возвращенія и какъ черезъ полчаса, наскучивъ ждать, она ушла? настойчиво повторилъ Гравуазо, нарочно сочинявшій, надясь что этимъ ловкимъ маневромъ онъ вырветъ истину отъ Патульяра.

Но тотъ былъ вполн убжденъ что не говорилъ ни слова изо всего, придуманнаго его бариномъ, поэтому онъ съ досадой повернулся лицомъ къ стн.

— Если кто хорошо пообдалъ и выпилъ, такъ тому слдуетъ ложиться въ постель, проворчалъ онъ… а нечего ходить будить добрыхъ людей, да разсказывать имъ сказки.

Потерпвъ нейдачу съ хитростью, Гравуазо ршился употребить подкупъ.

— Сознайся по совсти, сказалъ онъ и я дамъ теб вдвое больше, чмъ ты получилъ за то, чтобы позволить домовладлиц войти въ кабинетъ… и помочь ей…

— Въ чемъ помочь? удивленнымъ голосомъ спросилъ Патульяръ, не измняя впрочемъ положенія.

— Конечно. Еслибы ты не помогъ ей, у нея не хватило бы силы отодвинуть одной тяжелое бюро.

Эти слова сейчасъ же объяснили Патульяру въ чемъ дло, но онъ сохранилъ такъ мало воспоминаній о своихъ подвигахъ въ пьяномъ вид, что совершенно поврилъ тому, что мадамъ Дюрье исполнила тотъ самый планъ, который онъ составилъ.

— А, подумалъ онъ, такъ она уже устроила ту самую штуку, о которой я такъ долго думалъ!.. Но когда же она могла стащитъ эту бумагу?.. Чортъ возьми! врно въ тотъ день, когда я былъ такъ сильно пьянъ… Вроятно у нея есть двойные ключи отъ квартиръ всхъ жильцовъ.

— Говорю, я дамъ теб вдвое больше, чмъ ты получилъ, повторилъ Гравуазо.

Но Патульяръ принималъ участіе въ молодой женщин и уже конечно никогда не взялъ бы сторону своего барина, котораго ненавидлъ, поэтому онъ сейчасъ же ршилъ придумать какую нибудь ложь, чтобы выгородить ту, которая по его мннію дйствительно надула Гравуазо.

— Ну, сказалъ онъ смясь, эта двойная плата не разоритъ васъ, такъ какъ я ничего не получалъ отъ мадамъ Дюрье, по той простой причин что, какъ я уже говорилъ, ея ноги здсь не было.

— Но кто нибудь долженъ былъ приходить ко мн въ кабинетъ, проворчалъ Гравуазо.

Патульяръ, желая воспользоваться этимъ случаемъ чтобы навести своего хозяина на ложный слдъ, сдлалъ видъ что старается припомнить.

— Погодите… да, кто-то былъ, только не хозяйка дома… мн кажется теперь, что третьяго дня приходилъ безъ васъ какой-то господинъ и хотлъ подождать вашего возвращенія.

— Молодой человкъ? поспшно вскричалъ Гравуазо, котораго вдругъ охватилъ страхъ.

— Да, молодой человкъ, повторилъ Патульяръ, очень довольный, что баринъ подсказываетъ ему отвтъ.

— Лтъ около тридцати?

— Да… именно около тридцати… нсколько мсяцевъ больше или меньше, снова подтвердилъ Патульяръ. Я даже теперь припоминаю, продолжалъ онъ, что выйдя на площадку онъ сказалъ: ‘Наконецъ-то она у меня!’ Я впрочемъ не могъ понять про что это онъ говорилъ.

Посл этого, очень довольный тмъ, что обманулъ того, кого онъ ненавидлъ, лакей исчезъ подъ одяломъ.

— Спокойной ночи, баринъ, громко звая заключилъ онъ. Ночь сдлана для того чтобы спать и я хочу исполнять это… Вы можете оставаться тутъ до утра, если вамъ очень нравится слушать, какъ я храплю, но предупреждаю васъ, что я больше не стану отвчать.

Когда Гравуазо вернулся обратно въ кабинетъ, онъ дрожалъ отъ ярости. Онъ отказался отъ надежды, что бумага въ рукахъ мадамъ Дюрье, которая, также какъ и онъ имла интересъ уничтожить ее. Не спрашивая себя какимъ образомъ его врагъ могъ узнать о существованіи этой бумаги и о мст, гд именно найти ее, онъ видлъ только тотъ фактъ, что ему скоро придется возвратить украденныя деньги.

Онъ задыхался отъ гнва при мысли о запрещеніи, наложенномъ на его милліонъ въ банк. Тутъ уже нельзя было притвориться, что не имешь чмъ заплатить, а прямо приходилось расплачиваться.

Считая проценты за это время, тутъ все уйдетъ, думалъ онъ. Этому проклятому Фронтаку даже не придется снимать запрещенія, такъ какъ посл расплаты у меня ничего не останется.

Затмъ онъ повторялъ себ, что еслибы онъ хоть сутки тому назадъ могъ подозрвать то, что случилось, то теперь онъ былъ бы за границей, вмст со своимъ милліономъ.

Тогда, говорилъ онъ себ, мой врагъ могъ бы сколько угодно показывать суду мою бумагу, я не заплатилъ бы ни гроша.

Вдругъ въ эту минуту въ ум негодяя мелькнула блестящая идея.

— Э! э! проговорилъ онъ, да нельзя ли въ самомъ дл какъ-нибудь это устроить?

Онъ немного задумался.

— У этого гравера пятаго этажа, замчательный талантъ, прошепталъ онъ.

Затмъ, развивая свою идею, онъ дошелъ до того, что положительно убдилъ себя въ возможности заплатить фальшивыми деньгами, тогда конечно, запрещеніе съ милліона въ банк будетъ снято и гораздо прежде, чмъ убдятся въ истин, онъ будетъ уже далеко и успетъ добраться вмст съ милліономъ до безопаснаго мста.

— У гравера пятаго этажа замчательный талантъ, поминутно повторялъ онъ, чтобы придать себ смлости.

Неимя ни малйшаго желанія заснуть, онъ находилъ, что время тянется страшно медленно, такъ какъ ему хотлось скоре дождаться утра, чтобы идти въ мансарду къ Кловису.

Объяснивъ все это, мы снова возвратимся къ той минут, когда Гравуазо только что вошелъ къ артисту.

Какъ мы уже видли, Кловисъ, ожидавшій этого посщенія, поднялся съ зарею и все приготовилъ, чтобы заставить своего гостя попасться въ ловушку.

Какъ только Гравуазо вошелъ въ мастерскую, взглядъ его прежде всего обратился на столъ. Увидя, что на немъ нтъ никакихъ инструментовъ, онъ сдлалъ легкую гримасу.

— А! здравствуйте г. Гравуазо… какъ вы рано встали сегодня! вскричалъ Кловисъ.

— Но вдь я могу сказать тоже самое про васъ, такъ какъ нахожу васъ также уже на ногахъ… по всей вроятности, собирающагося отправиться куда-нибудь веселиться.

— Веселиться? Почему вы это думаете?

— Боже мой, мой другъ, сколько я могу судить по окружающему, вы совсмъ не похожи на человка, собирающагося заниматься.

— Вы такъ говорите потому, что не видите у меня на стол ровно ничего?

— Конечно.

Граверъ смясь поглядлъ на Гравуазо.

— Неужели же вы думаете, спросилъ онъ понижая голосъ, что было бы полезно выставлять на показъ всмъ ту работу, которую заказалъ мн нкто, хорошо вамъ знакомый?

При этихъ словахъ молнія радости мелькнула въ глазахъ управителя, который продолжалъ, стараясь придать спокойствіе своему голосу:

— Ну, чтоже подвигается ли эта работа?

— Лучше, г. Гравуазо, она окончена… и если вы желаете, то я могу представить вамъ доказательство… а вы мн скажете, удалось ли мн.

Говоря такимъ образомъ, Кловисъ выдвинулъ ящикъ стола и вынулъ оттуда одинъ изъ трехъ, совершенно новыхъ банковыхъ билетовъ, которые прислала ему мадамъ Дюрье.

— Посмотрите, какъ вы это находите? продолжалъ онъ, показывая билетъ Гравуазо.

Живйшее удовольствіе выразилось на лиц управителя, когда онъ сталъ разсматривать и переворачивать билетъ со всхъ сторонъ.

— Чудесно! невольно воскликнулъ онъ.

Но вдругъ его энтузіазмъ погасъ и онъ съ недовольнымъ видомъ положилъ билетъ на столъ.

— Вы, кажется, сметесь надо мной? сухо сказалъ онъ.

— Чмъ же это, позвольте узнать?

— Тмъ, что этотъ билетъ, который вы мн даете за фальшивый, совершенно настоящій… какой только можетъ быть… однимъ словомъ, что онъ сдланъ дйствительно въ банк.

При этомъ отвт, граверъ сдлалъ удивленные глаза.

— Желалъ бы я знать, вскричалъ онъ, гд я могу найти настоящій банковый билетъ въ тысячу франковъ въ то время, какъ мн печмъ заплатить за квартиру.

— О! о! насмшливо возразилъ управитель, за нсколько су вы легко могли достать у перваго попавшагося мнялы этотъ новый билетъ, который вы мн теперь показываете.

— Признаюсь, я буду вамъ очень благодаренъ, если вы мн дадите адресъ мнялы, у котораго можно купить банковый билетъ въ тысячу франковъ, заплативъ за него нсколько су… я сейчасъ же воспользуюсь этимъ прекраснымъ случаемъ, чтобы поправить мои разстроенные финансы.

— Вы нарочно длаете видъ, будто не понимаете меня, съ удареніемъ и сердитымъ тономъ отвчалъ управляющій.

— Нтъ, я положительно никакого вида не длаю… и такъ мало понимаю ваши слова, что былъ бы радъ отъ всего сердца, еслибы вы согласились объяснить мн ихъ.

— О! это объясненіе очень просто… ваша хитрость сшита блыми нитками. Вотъ она въ двухъ словахъ: я далъ вамъ, для модели, билетъ въ тысячу франковъ, старый, грязный и замазанный. Первый попавшійся мняла, за нсколько су обмнилъ его вамъ на новый, который вы хотите теперь выдать мн за фальшивый.

Едва Гравуазо окончилъ свою фразу, какъ Кловисъ смясь ударилъ себя по лбу.

— Чортъ возьми! вскричалъ онъ, я дйствительно самъ виноватъ, простите меня за мою забывчивость… я совсмъ забылъ, что мн надо вамъ возвратить одну вещь.

Сказавъ это, онъ снова выдвинулъ ящикъ и вынулъ изъ него старый билетъ.

— Вотъ модель, которую вы имли любезность дать мн, сказалъ онъ.

Гравуазо былъ пораженъ. Разинувъ ротъ и широко раскрывъ глаза, онъ поперемнно глядлъ на оба билета, лежавшіе передъ нимъ. Не зная о щедромъ подарк домовладлицы, онъ предполагалъ, что граверъ по прежнему почти что въ нищет. Такимъ образомъ, чтобы объяснить присутствіе втораго билета, онъ наконецъ принужденъ былъ убдиться въ дйствительно блестящемъ талант поддлывателя, которымъ обладалъ граверъ, вн себя онъ схватилъ новый билетъ.

— Какъ! въ самомъ дл! онъ фальшивый?.. дрожащимъ отъ волненія голосомъ говорилъ онъ, вы клянетесь мн, что онъ фальшивый!

— Послушайте, г. Гравуазо, если вамъ очень хочется, чтобы я сказалъ, что билетъ не фальшивый, то я пожалуй соглашусь съ вами, что онъ настоящій… блаженъ, кто вруетъ.

— Но вдь дло въ томъ, что тутъ положительно нельзя не ошибиться, а между тмъ я въ этомъ кое-что понимаю… прошу васъ, сознайтесь, скажите правду… Онъ фальшивый, не правда ли?.. Вы не сметесь надо мною?

Говоря эти безпорядочные вопросы, Гравуазо снова принялся разсматривать билетъ. Держа его въ одной рук, а свою модель въ другой и поперемнно глядя то на ту, то на другую, онъ наконецъ казалось убдился.

— У васъ чудесный талантъ! съ восхищеніемъ вскричалъ онъ.

— О! вы мн льстите, скромно возразилъ граверъ.

— Я говорю только то, что думаю… Признаюсь, что еслибы вы меня не предупредили, то я ни колеблясь ни минуты размнялъ бы этотъ билетъ на золото вамъ или всякому, кто принесъ бы мн его.

— Очень сожалю, что вы не согласны сдлать того же теперь… а то я готовъ бы былъ надавать вамъ такихъ на милліонъ, смясь отвчалъ Кловисъ.

При слов милліонъ, напомнившемъ ему про милліонъ въ банк, который онъ хотлъ спасти отъ своего врага, Гравуазо вздрогнулъ отъ радости.

— Вы серьезно были бы въ состояніи надлать такихъ на милліонъ? въ восторг вскричалъ онъ.

— Конечно. Вы знаете пословицу, что только первый шагъ труденъ… Теперь, когда доска готова мы можемъ надлать на милліонъ такихъ билетовъ.

— И вы будете работать здсь? спросилъ Гравуазо, оглядывая мастерскую, чтобы открыть вс необходимые инструменты.

— О! не ищите, вы здсь ничего не найдете, отвчалъ граверъ, угадавшій его мысль.

— Почему?

— Потому что самое простое благоразуміе заставляетъ меня не работать въ этомъ дом. Я нанялъ у заставы маленькое помщеніе, гд нечего бояться нескромнаго сосдства и куда я васъ отведу г. Гравуазо, если вамъ хочется видть меня за работой.

Если у негодяя и оставалось послднее недовріе, то при этомъ предложеніи оно совершенно исчезло.

— Я согласенъ, поспшно сказалъ онъ.

— Хорошо… мы сходимъ на дняхъ.

Этотъ отвтъ былъ не особенно пріятенъ управителю, который спшилъ дйствовать, такъ какъ хотлъ какъ можно скоре положить конецъ преслдованіямъ, расплатившись фальшивыми билетами, позволявшими ему спасти свое сокровище.

— На дняхъ, повторилъ онъ, почему же не завтра… или даже сегодня вечеромъ.

— О! о! вскричалъ Кловисъ смясь, мн кажется, вы немножко рано увлекаетесь.

— Что вы хотите сказать?

— То, что прежде чмъ приниматься за работу, не мшало бы узнать, стоитъ ли за нее браться.

— Я васъ не понимаю.

— Неужели же вы не согласны со мною, что нечего начинать дло, прежде чмъ мы будемъ имть полную увренность въ успх.

Затмъ, показывая на новый билетъ, который Гравуазо не выпускалъ изъ рукъ, Кловисъ продолжалъ:

— Какъ ни велики похвалы, которыми вы удостоиваете мой талантъ, моя скромность до тхъ поръ не дозволитъ мн врить вашему восторгу, пока онъ не будетъ подтвержденъ… мнялой.

Это предложеніе, только еще боле усилило довріе негодяя.

— Хорошо, поспшно отвчалъ онъ, я это понимаю и вполн одобряю васъ. По первому испытанію мы будемъ судить о степени нашихъ шансовъ на успхъ дла.

— Если, случайно, мой билетъ гршитъ въ какихъ нибудь подробностяхъ, то мняла невольно укажетъ вамъ на нихъ… и конечно безо всякой опасности для насъ, такъ какъ никто не станетъ подозрвать богатаго Гравуазо въ томъ, чтобы онъ завдомо сталъ пускать въ обращеніе фальшивые банковые билеты.

— Да, конечно, подумаютъ что я получилъ его ошибкой, подтвердилъ Гравуазо.

— Вы пользуетесь такой неприкосновенной репутаціей, дорогой г. Гравуазо, прибавилъ Морисъ, почтительно кланяясь.

— Погодите, я вернусь черезъ десять минутъ, сказалъ управитель, поспшно направляясь къ выходу.

— Чтобы мнніе мнялы могло служить для насъ лучшимъ руководствомъ, прибавилъ Кловисъ, вы бы хорошо сдлали, еслибы выразили нкоторое недовріе къ качеству билета.

— Будьте покойны, я съумю все это устроить.

Кловисъ молча проводилъ его глазами и засмялся, когда дверь за нимъ затворилась.

— Сходя къ мнял, негодяй вернется совсмъ убжденный, прошепталъ онъ, наконецъ-то онъ въ моихъ рукахъ.

Не усплъ управляющій отойти трехъ шаговъ отъ двери, какъ Кловисъ услыхалъ голосъ, говорившій:

— А! это вы, г. Гравуазо, а я только что была у васъ и передала вашему лакею приглашеніе мадамъ Дюрье.

— Куда?

— Она проситъ васъ придти къ ней вечеромъ на чашку чая, кром васъ будетъ еще нсколько человкъ жильцовъ.

— Хорошо, я буду, отвчалъ приглашенный, продолжая спускаться съ лстницы.

Почти вслдъ за этимъ, горничная, съ письмомъ въ рукахъ, вошла въ мастерскую Кловиса.

— Какъ себя чувствуетъ сегодня ваша барыня? спросилъ граверъ.

— Ахъ, лучше и не говорите, нервы разстроены до послдней степени. Изъ-за глупаго чая, на который она сегодня приглашаетъ, у насъ Богъ знаетъ какія приготовленія… Правда, можно подумать, что отъ этихъ чашекъ горячей воды зависитъ ея судьба, такъ она блдна и разстроена.

— Блдна? вотъ про тебя такъ нельзя этого сказать, у тебя румянецъ во всю щеку.

— Я запыхалась, поднимаясь къ вамъ, чтобы скоре передать ваше приглашеніе, отвчала Флора, находя излишнимъ прибавлять, что, прежде чмъ дойти до гравера, ей надо было зайти къ Анатолю де-Рошгри, передать ему такое же приглашеніе на чашку чая.

Субретка очень была бы непрочь поболтать, но Кловисъ, ожидая возвращенія Гравуазо, хотлъ, чтобы она не встртилась съ нимъ второй разъ, поэтому онъ поспшилъ отпустить ее, говоря:

— До вечера, Флора, до вечера.

— Вотъ какъ! ну, вы были гораздо разговорчиве, пока не могли входить во всякое время къ барын, замтила субретка… Тогда вы не говорили мн, ну, убирайся!

Сказавъ это, камеристка повернулась, подняла къ небу глаза.

— О, мущины! мущины! трагически воскликнула она, уходя изъ мансарды. Вс они вмст не стоятъ двадцати су!

Прошло не боле пяти минутъ со времени ухода Флоры, какъ въ мансарду Кловиса снова вошелъ Гравуазо, но на этотъ разъ онъ положительно сіялъ.

— А! какой у васъ чудный талантъ! вскричалъ онъ, какъ только вошелъ.

— Ну, что же? спросилъ Кловисъ.

— Мняла засмялся мн въ лицо, когда я сказалъ ему, что сомнваюсь въ достоинств билета.

— И онъ вамъ размнялъ его?

— Вотъ смотрите, отвчалъ управитель, вынимая изъ кармана свертокъ золота.

— Такъ это правда! меланхолически проговорилъ Кловисъ.

Но, поглощенный своимъ энтузіазмомъ, Гравуазо не замтилъ печальнаго тона послдней фразы Кловиса.

— И такъ, мы смло можемъ сфабриковать нашъ милліонъ, съ жадностью проговорилъ онъ, это испытаніе было ршительно… поэтому надо скоре приниматься за работу.

— Э! э! отвчалъ граверъ, качая головою.

— А! что съ вами? поспшно сказалъ управитель, лицо котораго, изъ сіявшаго радостью, вдругъ омрачилось.

— Со мной… я… замчаю теперь, какъ полезно одиночество… Посл вашего ухода, оставшись одинъ, я сталъ думать…

— И?

— И ршилъ, что для меня едва ли будетъ полезна эта конкурренція съ французскимъ банкомъ… Поэтому, несмотря на вс ваши похвалы моему таланту, я ршился придать ему другое направленіе… Мы покончимъ на этомъ первомъ опыт.

Это измненіе въ намреніяхъ молодаго человка было страшнымъ ударомъ для Гравуазо, который во всю дорогу возвращаясь отъ мнялы былъ въ совершенномъ восторг.

— Я спасу мои деньги! не переставая повторялъ онъ.

Горе Перетты передъ обломками ея разбитаго горшка молока, внушившаго ей такія честолюбивыя надежды, было ничто въ сравненіи съ отчаяніемъ мошенника, при отказ гравера отъ предпріятія.

— Покончить на этомъ, пробормоталъ онъ, задыхаясь отъ волненія. Но для чего же отказываться, когда мы такъ близки къ успху?

— Ну! презрительно замтилъ артистъ, этотъ успхъ похожъ на успхъ акробатовъ, летающихъ на трапеціяхъ, въ одинъ прекрасный день они кончаютъ тмъ, что ломаютъ себ шеи.

— Но чего же вамъ бояться, если я беру на себя пускать билеты въ обращеніе… Если случится катастрофа, то опасности подвергаюсь одинъ я… вы же не рискуете положительно ни чмъ.

— Да, вы уже говорили мн это.

— И снова повторяю тоже самое.

— Но и я также прибавлялъ къ этому нчто.

— Что такое?

— То, что если, видя себя пойманнымъ, вы, по несчастію, потеряете голову, то можетъ случиться… конечно, совершенно невольно, въ этомъ я убжденъ… что вы дадите имя и адресъ фабриканта.

— Но если, благодаря значительности моего состоянія, подумаютъ, что я получилъ билетъ по ошибк?

— Да, относительно одного билета, такое объясненіе очень вроятно, по неужели вы думаете, что такое же извиненіе примутъ относительно цлаго милліона?.. такъ какъ вы требуете для начала ни больше ни меньше, какъ цлый милліонъ.

— Да, для начала и для конца.

— А! такъ мы, значитъ, ограничимся однимъ милліономъ? По пятисотъ тысячъ на каждаго, съ удареніемъ проговорилъ граверъ.

Составляя свои планы на будущее, Гравуазо никогда не вносилъ въ свои разсчеты предположенія длиться со своимъ сообщникомъ, такъ какъ, пустивъ деньги въ ходъ, разсчитывалъ сейчасъ же бжать, тмъ не мене, на вопросъ молодаго человка онъ утвердительно покачалъ головой.

— Конечно, отвчалъ онъ, каждый получитъ свою половину… двадцать пять тысячъ ливровъ дохода на каждаго изъ насъ… Разв вамъ не хочется такъ разбогатть не сегодня, завтра?

— Э! я не говорю нтъ, улыбаясь отвчалъ Кловисъ, но подумайте только о томъ, что милліонъ не такъ легко сбыть, какъ десятокъ яблокъ.

— По моему мннію всегда лучше сдлать одинъ, ршительный ударъ. Для тысячи билетовъ или для одного, опасность одинакова… и по крайней мр ей подвергаешься всего одинъ разъ… Если я спрашиваю у васъ милліонъ, то что лишь потому, что мн представляется великолпный случай помстить его.

— Въ самомъ дл? Разскажите же, какой это?

— Я вамъ что объясню… поздне… когда придется длиться.

— Значитъ завтра или посл завтра?

— О! надюсь, что вы дадите мн срокъ немного боле продолжительный.

— По вдь вы сами сейчасъ общали, что я буду богатъ не сегодня, завтра, а такъ какъ я могу дать вамъ билеты завтра же, то и надялся послзавтра получить уже деньги.

— Это вполн возможно, но можетъ случиться что произойдетъ какое нибудь замедленіе… конечно непродолжительное, какихъ нибудь нсколько дней… Но чтобы не ошибиться, положимъ недлю, но уже никакъ не больше, сказалъ Гравуазо, желая выговорить себ время взять свой милліонъ изъ банка и бжать за границу, прежде чмъ его сообщникъ потребуетъ отъ него разсчета.

— Значитъ не позже какъ черезъ недлю я буду богатымъ человкомъ? проговорилъ артистъ, какъ будто начиная соблазняться.

— Да, поэтому я надюсь, что надежда на подобную будущность восторжествуетъ надъ вашей нершительностью и опасеніями.

— Нтъ, я больше не боюсь.

— А! наконецъ то! вскричалъ управляющій со сверкающими отъ радости глазами.

Но его восхищеніе быстро охладилось, когда Кловисъ заговорилъ.

— Намъ остается теперь только подписать наше условіе, сказалъ онъ.

— Что! какое условіе? вскричалъ управитель длая недовольную гримасу.

— Какъ какое? конечно наше условіе насчетъ общей работы.

— Вы значитъ мн недовряете?

— Напротивъ… чрезвычайно довряю, но говорить, что въ длахъ не должно быть ни родныхъ, ни тлъ боле, друзей… такъ какъ вы позволите мн считать васъ на будущее время своимъ лучшимъ другомъ… я сильно дорожу вашей дружбой, по меньшей мр такъ же какъ нашимъ условіемъ.

— Но къ чему же это условіе? Между честными людьми достаточно слова, гордо замтилъ Гравуазо.

—Я не спорю… но съ моей стороны это положительный предразсудокъ… Я убжденъ, что, благодаря этому условію, я буду работать скоре и безъ страха. Сказать по правд, г. Гравуазо, я хочу слышать отъ васъ ршительное да или нтъ, и безъ условія я не согласенъ приниматься за работу.

Немного помолчавъ, онъ продолжалъ боле дружескимъ тономъ:

— О, я не хочу приставлять вамъ ножъ къ горлу, я дамъ вамъ время подумать… Кстати, сегодня и вроятно буду имть удовольствіе видть васъ у мадамъ Дюрье, которая приглашала насъ сегодня къ себ, у нея вы и дадите мн отвтъ. Если этотъ отвтъ будетъ да, то выйдя отъ домовладлицы, мы прямо отправимся приняться за работу, я говорю мы, потому что мн понадобится ваша помощь… Такимъ образомъ вамъ остается времени до вечера, чтобы принять какое нибудь ршеніе.

Но Гравуазо не было надобности размышлять. Въ то время, какъ граверъ говорилъ, негодяй сообразилъ, что условіе, которое у него требовали, можетъ быть для него вредно только тогда, когда обнаружится, что билеты были фальшивые, а до тхъ поръ онъ надялся такъ хорошо спрятаться, чтобы его невозможно было найти. Онъ подумалъ, что эта бумага нисколько не увеличитъ опасности его положенія, тогда какъ, напротивъ того, отказавшись подписать, ее онъ не могъ получить фальшивыхъ билетовъ, при помощи которыхъ надялся спасти свой милліонъ, положенный въ банкъ.

Вслдствіе этихъ соображеній онъ ршился покориться всмъ требованіямъ своего сообщника.

— Ну, сказалъ онъ, насмшливо пожимая плечами, давайте, ваше условіе, я вамъ подпишу его, если иначе нельзя успокоить вашего недоврія.

— О!какое гадкое слово, недовріе! Я не питаю ни малйшаго недоврія, можно сказать ни тни недоврія… но я люблю то, что называется аккуратностью въ длахъ.

— Не будемъ спорить изъ за выраженій. Вы просите моей подписи… Я согласенъ дать вамъ ее, и все кончено, съ нетерпніемъ сказалъ Гравуазо.

— Нтъ, огорченнымъ тономъ возразилъ Морисъ.

— Вы не хотите, чтобы я подписался?

— Напротивъ, только не теперь… такъ какъ я отлично вижу, что вы на меня сердитесь, а я низачто не хочу, чтобы вы могли упрекнуть меня, что я принуждалъ васъ. Я хочу, чтобы вы дали вашу подпись вполн добровольно… повторяю, я даю вамъ время обдумать все это хорошенько.

— Я уже обдумалъ.

— Нтъ, нтъ, въ вашемъ голос такъ и слышенъ гнвъ. Вы должны успокоиться… Я буду въ отчаяніи, если между нами будетъ хоть малйшее недоразумніе. Я не желаю вліять на васъ ни въ какихъ пустякахъ. Поэтому въ настоящую минуту я отказываюсь отъ вашей подписи… Намъ не на пожаръ торопиться, дло можно и отложить.

— Отложить! повторилъ со страхомъ управитель, зная что ему некогда терять времени.

— Да, отложить… хоть до сегодняшняго вечера. Къ тому времени вы успете все обдумать… Кстати, я хочу сдлать вамъ одно предложеніе.

— Какое?

— Я ровно ничего не понимаю въ длахъ. Составьте условіе сами и если будете согласны, то принесете его мн, сегодня вечеромъ къ мадамъ Дюрье уже подписаннымъ… конечно въ конверт… и это будетъ между нами такъ же свято, какъ будто условіе писали вс нотаріусы въ мір.

— И вы сейчасъ-же приметесь за работу?

— Въ эту же ночь. Выйдя отъ мадамъ Дюрье, мы прямо отправимся приняться за дло… и завтра въэто время, нашъ милліонъ будетъ уже готовъ.

При этомъ общаніи глаза Гравуазо засверкали радостью.

— До вечера, сказалъ онъ прощаясь.

Но дойдя до двери онъ повернулся.

— Вы не знаете, много-ли будетъ гостей у мадамъ Дюрье? спросилъ онъ.

— Рокамиры, де-Рошгри, вы, я… я еще какой-то господинъ.

— Незнакомый намъ? недоврчиво спросилъ негодяй.

— Да. Я разспрашивалъ Флору, когда она принесла мн приглашеніе. Какъ оказывается изъ ея словъ этотъ господинъ старикъ…. Тутъ кажется замшана свадьба.

— Какъ? Она опять хочетъ выйти за старика?

— О! нтъ. Этотъ старикъ… Я опять таки повторяю слова Флоры…. этотъ старикъ будетъ просить руки нашей хозяйки для своего сына, одного изъ самыхъ усердныхъ кавалеровъ мадамъ Дюрье на балахъ.

— Желаю имъ счастія! смясь сказалъ Гравуазо, который долженъ былъ поневол отказаться теперь отъ своей мысли жениться на вдов.

Посл ухода управителя, Кловисъ не замедлилъ оставить свою мансарду. Весь день его не было дома, и онъ явился только ко времени, назначенному мадамъ Дюрье.

Тмъ не мене, прежде чмъ подняться въ квартиру хозяйки, онъ отдалъ какія-то таинственныя приказанія привратнику.

— О! вы не первый, объявила ему Флора, когда онъ только что вошелъ, г. Рокамиръ пришелъ уже минутъ десять тому назадъ и дожидается одинъ въ гостиной, такъ какъ барыня еще одвается.

Дйствительно, войдя въ гостиную молодой человкъ нашелъ Рокамира стоящимъ по средин комнаты и длающимъ себ разныя гримасы въ зеркало.

— Разв мы не будемъ имть удовольствія видть мадамъ Рокамиръ? былъ первый вопросъ Кловиса.

— Ахъ! не говорите мн объ этомъ. Эти женщины одваются безъ конца. Видя, что Сидализа черезчуръ замшкалась, я отправился впередъ, чтобы извиниться за нея передъ мадамъ Дюрье… А наша прелестная хозяйка тоже еще одвается.

А знаете, мн ее вытащили! продолжалъ онъ вдругъ перемняя тонъ.

— Что такое?

— Мою трюфлю. Да, докторъ освободилъ отъ нея мой мозгъ… Это стоило мн пятьсотъ франковъ, но я ихъ не жалю. Талантъ надо поощрять.

Разсказъ обладателя хобота былъ прерванъ приходомъ мадамъ Дюрье въ великолпномъ костюм, но она была блдна и видимо взволнована.

— Вы видите, что я сдлала все такъ, какъ вы хотли… хотя сама ничего не понимаю, шепнула она Кловису.

— Благодарю васъ, прелестная сестрица.

Селестин очень хотлось бы узнать планъ гравера, но прежде чмъ она могла разспросить его, въ гостиную вошла мадамъ Рокамиръ, подъ руку съ де-Рошгри.

— Мы встртились на лстниц, поспшилъ сказать лейтенантъ Рокамиру.

Пять минутъ спустя явился Гравуазо. Сдлавъ общій поклонъ гостямъ, онъ подошелъ къ Кловису и ловко сунулъ ему въ руку конвертъ, говоря:

— Вотъ ваше условіе.

Едва молодой человкъ усплъ взять бумагу, какъ дверь снова отворилась и на этотъ разъ Флора громко доложила:

— Г. Могрэнъ.

XVIII.

Гость, называвшійся Могрэномъ, былъ сдой старикъ небольшаго роста и худой, которому пошелъ уже седьмой десятокъ. Несмотря на свои лта, онъ отличался большой живостью, выраженіе его лица было добродушно, ротъ улыбался, одни глаза противорчили этой наружности, казалось пронизывая васъ насквозь.

Войдя онъ быстрымъ взглядомъ окинулъ всхъ присутствующихъ, безъ сомннія отыскивая мадамъ Дюрье, такъ какъ, увидя ее, онъ сейчасъ-же направился къ ней и, низко поклонившись, заговорилъ такъ, чтобы быть слышаннымъ всми.

— Я надюсь, что ваши гости не обвинятъ меня въ эгоизм, сказалъ онъ, если въ теченіе вечера я попрошу у васъ нсколькихъ минутъ разговора наедин… такъ какъ, будучи вашимъ гостемъ, я въ тоже время явился къ вамъ, какъ посланникъ.

Мадамъ Дюрье отвчала на эту просьбу граціознымъ поклономъ, означавшимъ согласіе.

— Флора сказала вамъ правду, шепнулъ между тмъ Гравуазо на ухо Кловису. Этотъ Могрэнъ дйствительно пришелъ сдлать предложеніе отъ имени сына.

Чтобы не возбуждать зависти, Селестина, хотя Кловисъ и не просилъ этого, пригласила всхъ жильцовъ, безъ исключенія. Посл Могрэна явился Поль по прозванію Эрнестъ со своей прелестной супругой Зюлемой, а вскор за ними явилась мадамъ Абрикотинъ, въ сопровожденіи своихъ трехъ мастерицъ. Вс эти шесть женщинъ такъ и впивались глазами въ лейтенанта, но онъ или забылъ ихъ или не хотлъ подавать повода къ упрекамъ мадамъ Рокамиръ, которая внимательно и ревниво слдила за нимъ глазами, только онъ длалъ видъ, что не замчаетъ всхъ этихъ красавицъ и стоя въ углу гостиной, казался вполн погруженнымъ въ разговоръ съ Кловисомъ.

— Вы уврены, что она сдлаетъ то, о чемъ вы ее просили? шепотомъ спрашивалъ артистъ.

— Непремнно сдлаетъ.

— Безъ смха.

— Совершенно серьезно. Главное надо только заставить мужа невольно помочь намъ.

— Нтъ ничего легче. Я беру это на себя, отвчалъ Кловисъ, увлекая де-Рошгри къ групп у камина, состоявшей изъ парикмахера, бывшаго дрогиста и Могрэна.

Что касается Гравуазо, то обмнявшись нсколькими словами съ мадамъ Абрикотинь и Зюлемой, онъ въ свою очередь, оставивъ свои опасенія, подошелъ къ новому знакомому хозяйки дома, который съ покорной вжливостью слушалъ болтовню Рокамира, овладвшаго разговоромъ.

Обладатель хобота говорилъ о торговл, и по всей вроятности Могрэнъ сказалъ ему, что пріобрлъ свое состояніе торгуя саломъ, такъ какъ онъ качалъ одобрительно головой и говорилъ:

— Сало! это вещь хорошая, сало! На чемъ можно нажиться… меньше конечно чмъ на москательныхъ товарахъ. Ахъ! сударь, еслибы вы знали, что такое москательные товары, это настоящія золотыя розсыпи.

Говоря такимъ образомъ супругъ Сидализы выпрямлялся съ гордостью птуха.

— Вотъ это я называю торговлей! торжественно прибавилъ онъ.

— Да, но вы, г. Рокамиръ, вы отличаетесь особенными умственными способностями, совершенно серьезно вмшался Кловисъ. Вы имли бы успхъ во всемъ, за что бы не взялись. Всякое занятіе было бы для васъ золотымъ дномъ.

— О! вы мн льстите! скромно опуская глаза проговорилъ Рокамиръ.

— Не будьте излишне скромны, такъ какъ это значило бы клеветать на самого себя, возразилъ граверъ. Вы не въ состояніи были бы отрицать ума сверкающаго въ магнетическомъ взгляд вашихъ глазъ… такъ какъ не осмлитесь утверждать, что не обладаете магнетическимъ взглядомъ… Я даже удивляюсь, какъ вы до сихъ поръ не воспользовались этимъ, чтобы приподнять послдніе покровы, закрывающіе тайны науки.

— Какъ! вы полагаете, что я могъ бы магнетизировать? вскричалъ Рокамиръ. Клянусь честью! я никогда не думалъ этого пробовать.

— Въ такомъ случа вы очень виноваты, что такимъ образомъ пренебрегали даннымъ вамъ природой могущественнымъ даромъ!.. Простите меня за этотъ упрекъ, но это преступленіе зарывать въ землю данный отъ Бога талантъ.

— Въ самомъ дл! въ такомъ случа я былъ преступникомъ самъ не подозрвая этого, наивно отвчалъ шутъ.

— Разв вы никогда не замчали, чтобы кто-нибудь закрывалъ глаза передъ вашимъ взглядомъ?

— Напротивъ, вотъ моя жена напримръ… вечеромъ, когда мы бываемъ вдвоемъ… но я полагалъ всегда что ей просто хочется спать.

— Нтъ, это было очевидно дйствіе электричества… Вотъ напримръ, я убжденъ, что теперь, еслибы вы захотли, вы могли бы усыпить мадамъ Рокамиръ магнетическимъ сномъ.

— Но я не знаю какіе жесты надо длать, чтобы пустить на нее токъ, сказалъ идіотъ, кончившій тмъ что поврилъ.

— О! эти жесты очень просты. Вы должны начать съ того, что длать по направленію того, кого хотите усыпить такіе жесты, какъ будто хотите столкнуть слона, усвшагося вамъ на желудокъ.

— Хорошо. А потомъ?

— Потомъ вы должны поспшно встряхивать руками, какъ человкъ, которому въ каждый палецъ вцпилось по омару.

— А потомъ?

— А потомъ, собравъ всю вашу энергію и волю… которыя вы употребляли въ торговл… вы прикажете ей заснуть.

— И она заснетъ?

— Да, подъ вліяніемъ неотразимаго магнетическаго тока, которымъ вы обладаете въ столь сильной степени.

Видя что артистъ смется, Гравуазо съ трудомъ удерживался отъ смха, во все время этаго разговора, но когда Кловисъ замолчалъ, онъ обратился самъ къ Рокамиру.

— Почему бы вамъ, г. Рокамиръ, не сдлать передъ нами перваго опыта?

— Да, да, попробуйте, попробуйте, закричали хоромъ парикмахерша и модистки.

— Хорошо, я согласенъ… но надъ кмъ произвести опытъ? отвчалъ кретинъ.

Затмъ онъ повернулся къ жен.

— Согласна ли ты Сидализа, подвергнуть себя опыту, проговорилъ онъ.

— Если это можетъ теб сдлать удовольствіе, любезный Оскаръ, поспшила отвтить жена. Только предупреждаю тебя, что едвали ты чего-нибудь достигнешь, такъ какъ я твердо ршилась противиться твоему магнетическому току.

Рокамиръ сейчасъ же отошелъ на три шага отъ кресла жены, выставилъ впередъ правую ногу и принялъ такую забавную позу, что Кловисъ долженъ былъ отвернуться, чтобы не засмяться.

— Мы позабавимся! проговорилъ онъ.

Все общество собралось въ кружокъ, внутри котораго были магнетизеръ и сомнамбула.

— Хорошо ли я всталъ? спросилъ бывшій дрогистъ у гравера.

— Отлично. Ваша поза величественна и граціозна.

— Вы должны быть такъ добры напомнить мн вс необходимые жесты… Я буду ихъ исполнять по мр того, какъ вы будете мн говорить.

— Пожалуй! отвчалъ Кловисъ. Вниманіе. Готовы ли вы?

— Да, съ волненіемъ отвчалъ идіотъ.

— Разъ, два, три, отталкивайте слона… Отлично!.. Теперь стряхивайте омаровъ… Хорошо!.. Посылайте токъ.

Нечего и говорить, что Рокамиръ старался изо всхъ силъ, такъ что у него глаза казались были готовы выскочить изъ орбитъ.

Что касается до Гравуазо, то онъ едва могъ удержаться, чтобы не расхохотаться на всю комнату и зажималъ себ платкомъ ротъ, отвернувшись въ сторону.

Къ несчастію его веселость вдругъ прекратилась, когда онъ вдругъ услыхалъ удивленное восклицаніе Рокамира.

— Посмотрите! она спитъ.

— Она спитъ! хоромъ повторили вс гости.

Гравуазо въ одно мгновеніе повернулся, и къ своему крайнему изумленію увидалъ Сидализу, опрокинувшую голову на спинку кресла и закрывшую глаза.

— Это новая шутка, подумалъ онъ.

Въ это время Рокамиръ, озадаченный успхомъ, не могъ отвести глазъ отъ жены.

— А! Я не думалъ чтобы у меня былъ такой сильный токъ, проговорилъ онъ наконецъ… А между тмъ она дйствительно спитъ.

— Если вы сомнваетесь, то спросите ее, пред ложилъ Кловисъ.

— Да, да спросите се.

Рокамиръ наклонился къ уху Кловиса и прошепталъ:

— Мн очень хочется спросить кто родится, мальчикъ или двочка?

— Возможно ли это! спрашивать о такихъ вещахъ при чужихъ! Это слишкомъ интимныя подробности частной жизни.

— Что же мн спросить?

Граверъ не усплъ еще отвтить, какъ Гравуазо вмшался въ разговоръ, думая что присутствуетъ при заране условленной комедіи и хотлъ сдлать ее еще забавне, немного перепутавъ ее.

— Нтъ вскричалъ онъ, надо сдлать такъ чтобы нельзя было предположить, что вопросы и отвты заране. были условлены между супругами, поэтому вопросы должно предлагать третье лицо.

Сказавъ это онъ оглядлъ кругомъ все общество, и взглядъ его остановился на Могрэн.

— Вотъ, прибавилъ онъ, г. Могрэнъ здсь совершенно чужой такъ что никто не заподозрилъ его въ обман. Пусть онъ предлагаетъ вопросы, которые г. Рокамиръ будетъ затмъ передавать спящей.

Сказавъ это онъ думалъ что совершенно перепуталъ все и довольный услся въ кресло ожидая что будетъ дальше.

— Посмотримъ, какъ то они теперь вывернутся, подумалъ онъ.

Очень довольный своей выдумкой Гравуазо не замтилъ какъ де-Рошгри и Кловисъ обмнялись взглядомъ, когда онъ предложилъ Могрэна.

— Еслибы этому негодяю дали хорошій урокъ, то онъ и тогда не могъ бы вести себя лучше, подумалъ Кловисъ.

Могрэнъ любезно согласился на предложенную ему роль и улыбаясь подошелъ къ Рокамиру.

— Будьте такъ добры, сказалъ онъ, попросите вашу супругу хорошенько изучить всхъ гостей.

— Ты слышишь, душка… изучай, моя милая, изучай, приказалъ супругъ.

— Я изучаю.

— Хорошо, продолжалъ Могрэнъ. Скажите намъ въ такомъ случа, что вы видите?

Казалось что мадамъ Рокамиръ длала страшныя усилія чтобы открыть то, что ей приказывали.

— Стряхните еще немного омаровъ, т. е. я хочу сказать пошлите токъ, она недостаточно ясно все понимаетъ, шепнулъ Кловисъ Рокамиру, который сейчасъ же принялся встряхивать руками.

При этомъ новомъ поток магнетизма Сидализа вздрогнула и отрывисто проговорила:

— Я вижу.

— Скажите намъ, что вы видите, повторилъ Могрэнъ.

Сомнамбула немного колебалась, потомъ медленно отвчала:

— Я вижу вора и обворованнаго.

Эти слова заставили Гравуазо вздрогнуть и неопредленное безпокойство овладло имъ. Онъ по прежнему былъ убжденъ, что присутствуетъ при заране задуманной сцен, но сталъ находить ее гораздо мене забавной.

Безъ шума вставъ съ кресла, онъ невольно взглянулъ на дверь, какъ бы думая благоразумно ретироваться. Затмъ, говоря себ, что можетъ быть напрасно такъ рано тревожится, онъ подошелъ къ кругу гостей, но не вмшался въ него, чтобы облегчить себ бгство въ случа надобности.

Безполезно говорить объ изумленіи, которое вызвало среди присутствующихъ отвтъ сомнамбулы. Никто, кром мадамъ Дюрье, не обратилъ вниманія на Гравуазо, но Селестина, предупрежденная, что негодяю приготовляется непріятный сюрпризъ, невольно взглянула на своего управителя. Этотъ быстрый взглядъ, пойманный мошенникомъ, еще боле увеличилъ его безпокойство.

— Неужели я попался въ ловушку? спрашивалъ онъ себя.

Что касается Могрэна, то онъ не раздлялъ общаго изумленія и встртилъ смхомъ странный отвтъ Сидализы.

— О! о! сказалъ онъ насмшливо, воръ и обворованный! какія громкія слова. Я убжденъ, что еслибы пришлось опредлить точне, то ваше обвиненіе превратилось бы въ ничто… Хорошо, дайте же намъ подробности.

— Негодяй, о которомъ я говорю, завладлъ большимъ состояніемъ.

При этой второй фраз, Гравуазо позеленлъ отъ страха и ноги подкосились подъ нимъ.

— Это про меня, ршилъ онъ, длая два шага къ двери.

Тмъ не мене, онъ опять остановился, выслушать новый вопросъ Могрэна.

— И до этого дня негодяй пользовался безнаказанностью?

— Да.

— Скажите, это долго такъ будетъ?

Управитель еще приблизился къ двери, но остался выслушать отвтъ сомнамбулы.

— Къ чему мн бжать, если мн не угрожаетъ немедленной опасности? подумалъ онъ.

Волненіе, съ которымъ онъ ждалъ отвта сомнамбулы было чрезвычайно.

— Мене, чмъ черезъ часъ этотъ человкъ будетъ въ рукахъ правосудія, медленно и ясно отвчала спящая.

Гравуазо ршилъ не слушать дальше и, не думая о томъ, что его исчезновеніе обвинитъ его, поспшно ускользнулъ изъ гостиной.

Едва только дверь затворилась за бглецомъ, какъ де-Рошгри громко расхохотался.

— Шутка сыграна! вскричалъ онъ.

При этомъ восклицаніи сомнамбула вдругъ открыла глаза и выпрямилась.

— Уфъ! наконецъ-то! вскричала она, а то у меня начало сводить шею.

Если т изъ гостей, которые не были посвящены въ дло были сильно удивлены магнетическимъ сеансомъ, то ихъ удивленіе еще боле увеличилось этимъ оборотомъ сцены.

— Такъ это была шутка? спрашивали они другъ друга, съ удивленіемъ переглядываясь.

Но боле всхъ былъ безъ сомннія удивленъ самъ магнетизеръ.

— Какъ, ты не спала? вскричалъ онъ. Такъ что же ты сдлала съ моимъ токомъ?

Мадамъ Дюрье, которой Кловисъ отказался объяснить все заране, спрашивала его, относительно происшедшаго.

— Съ какой цлью играли эту комедію?

— Это г. Могрэнъ такъ желалъ.

— А что это за Могрэнъ, котораго вы меня просили принять?

— Старый и очень ловкій полицейскій агентъ, котораго мн дали въ мое распоряженіе.

— Почему же онъ въ такомъ случа позволилъ Гравуазо бжать?

— О! будьте покойны… онъ не далеко убжитъ… погодите, что будетъ дальше… Гренгуаръ заперъ ворота, а на лстниц караулитъ прислуга со всего дома, со строгимъ приказаніемъ не выпускать нашего молодца.

Едва Кловисъ усплъ это сказать, какъ дверь гостиной распахнулась и въ ней появился деньщикъ Бушю, держа за шиворотъ Гравуазо.

— Вотъ вашъ заяцъ! громогласно объявилъ онъ.

Хотя Гравуазо отъ страха дрожалъ всмъ тломъ, но все-таки хотлъ взять дерзостью.

— Я надюсь, что мн объяснятъ причину подобнаго обращенія со мной этого негодяя, съ гнвомъ вскричалъ онъ.

Моргэнъ, по-прежнему улыбаясь, подошелъ къ нему.

— Конечно, сударь, сказалъ онъ, вамъ объяснятъ все, что вамъ можетъ быть пріятно узнать… только прежде всего, вы скажете намъ, почему, когда здсь заговорили о вор, котораго должны были схватить, вы нашли нужнымъ бжать.

— Мн немного нездоровилось и я пошелъ лечь въ постель.

— Что такое? Когда я васъ поймалъ, перебилъ Бушю, вы спускались съ лстницы уже пройдя вашу квартиру.

Не настаивая боле на своихъ словахъ, Гравуазо только еще боле усилилъ свое нахальство.

— Я буду жаловаться полиціи, на грубость этого мужика, угрожающимъ тономъ проворчалъ онъ.

Могрэнъ снова поклонился.

— Вы отлично сдлаете, передавъ мн вашу жалобу… я служу въ полиціи, сказалъ онъ.

— Вы! пробормоталъ управитель, вся отвага котораго мгновенно пропала.

— Да, я самъ, и очень счастливъ, познакомившись съ вами, такъ какъ давно искалъ васъ, чтобы получить отъ васъ одно свдніе.

— Свдніе? повторилъ Гравуазо, задыхаясь отъ ужаса.

— Да, по поводу одной бумаги, которую я сейчасъ буду имть честь вамъ показать.

Сказавъ это, агентъ вынулъ изъ бумажника знаменитый документъ, который показалъ мошеннику.

— Извстна ли вамъ эта бумага, спросилъ онъ.

Нахальство оставило Гравуазо и, не осмливаясь отпираться, онъ сдлалъ утвердительный жестъ.

— Эта бумага была передана намъ графомъ де-Фронтакомъ-сыномъ, продолжалъ агентъ. То немногое, что онъ разсказалъ намъ по этому поводу, дало г. префекту сильное желаніе узнать больше, и онъ приказалъ произвести слдствіе. Совершенно врно, что графъ де-Фронтакъ-отецъ, влюбившись шестидесяти лтъ и чувствуя себя неспособнымъ устоять противъ страсти, ршился защитить отъ своей слабости будущность своего сына, и сдлалъ тогда нкоему г. Кошоне черезъ посредство двухъ особъ, безчестности которыхъ онъ не зналъ, фиктивную продажу своего имнія. Умеревъ до свадьбы отъ удара, графъ не усплъ предупредить своего сына, студента въ Пуатье, о мрахъ, принятыхъ въ его интерес… Тогда два мошенника ршились овладть документомъ, доказывавшимъ фиктивность продажи и подписаннымъ г. Кошоне. Этотъ документъ былъ отданъ на храненіе одному честному человку, по имени Мортье, который въ это время, будучи очень болнъ, сильно безпокоился объ участи своей единственной дочери, которую оставлялъ безъ средствъ и безъ покровителя.

Одинъ изъ двухъ негодяевъ пожертвовалъ собою, т. е. онъ устроилъ что Мортье, который чувствовалъ себя смертельно больнымъ и спшилъ дать защитника своему ребенку, имлъ неосторожность, не смотря на сопротивленіе молодой двушки, принять его къ себ въ зятья.

Когда, немного времени спустя, Мортье умеръ, онъ еще не зналъ о скоропостижной смерти графа де-Фронтака. Дло было сдлано, такъ какъ въ бумагахъ своего покойнаго отца негодяй нашелъ нужный ему документъ и снесъ его къ своему сообщнику. Негодяи сохранили довренность Кошоне, которую тотъ выдалъ имъ во время мнимой покупки имнія де-Фронтака, для которой онъ далъ свое имя. При помощи этой довренности, негодяи продали все имніе, записанное на имя Кошоне, котораго уврили, что де-Фронтакъ женился какъ предполагалъ и что жена обобрала его, взявъ предварительно документъ, которымъ онъ хотлъ сохранить сыну состояніе. Такимъ образомъ, сынъ графа былъ бы навсегда разоренъ еслибы, къ счастію, одинъ изъ негодяевъ не имлъ глупости сохранить документъ, который также счастливый случай доставилъ въ руки сына графа, который сейчасъ же принесъ его префекту полиціи.

Во время этого длиннаго разсказа агента, бдный

Рокамиръ вздрагивалъ каждый разъ, когда произносилось имя Кошоне.

Что касается Гравуазо, то къ нему мало по малу возвратилась увренность, и какъ только агентъ кончилъ говорить, онъ величественно выпрямился и съ негодованіемъ вскричалъ:

— Кто осмлится считать меня способнымъ взять себ то, что мн не принадлежитъ? Мое намреніе… моя живйшая надежда всегда состояла въ томъ, что я буду когда нибудь имть удовольствіе возвратить это состояніе законному наслднику. Къ несчастно этотъ наслдникъ исчезъ, и такъ какъ вс мои поиски за нимъ были тщетны, то я долженъ былъ отложить передачу имущества, которое сохранилъ въ цлости.

Говоря это онъ бросилъ взглядъ ненависти на мадамъ Дюрье.

— … Которое я сохранилъ въ цлости… повторилъ онъ… но только ту часть, которая была поручена мн… такъ какъ другая часть этого состоянія находится въ рукахъ, которыя можетъ быть не такъ легко выпустятъ его.

Казалось что желаніе управителя втянуть въ дло мадамъ Дюрье, было непонято агентомъ.

— Оставимъ подробности, сухо сказалъ онъ… здсь вопросъ идетъ только о васъ, поэтому я прошу васъ не заниматься тмъ, что до васъ не касается.

Гравуазо хотлъ продолжать, но агентъ рзко остановилъ его.

— Довольно, повелительно сказалъ онъ. Отвчайте только на мои вопросы. И такъ, вы сознаетесь, что вамъ дано было на сохраніе, состояніе де Фронтака?

— Да, открыто отвчалъ управитель.

— Во сколько вы его цните?

— Въ милліонъ, считая проценты, и капиталъ, нисколько не колеблясь отвчалъ Гравуазо.

— Въ такомъ случа, вы уступаете графу де-Фронтаку милліонъ, лежащій у васъ въ банк, на который онъ наложилъ запрещеніе?

— Къ чему? презрительно отвчалъ негодяй. Я очень сожалю, что молодой человкъ не обратился прямо ко мн, ему не было бы надобности накладывать запрещеніе на мои деньги въ банк… такъ какъ позвольте вамъ сказать, что мое состояніе не ограничивается этимъ однимъ милліономъ.

— Значитъ вы можете заплатить, не прибгая къ помощи банка?

Гравуазо бросилъ на Кловиса многозначительный взглядъ, чтобы дать ему понять, что разсчитываетъ на его талантъ поддлывателя.

— Пусть завтра вечеромъ, или самое позднее посл завтра утромъ, продолжалъ онъ съ удареніемъ, г. де-Фронтакъ явится со снятіемъ запрещенія, и я сейчасъ же расплачусь съ нимъ. Въ этомъ случа онъ получитъ деньги несравнено скоре, чмъ еслибы сталъ дожидаться пока окончатся вс формальности при получк черезъ банкъ.

— И такъ вы можете заплатить милліонъ не беря вашихъ денегъ изъ банка? настойчиво повторилъ Могрэнъ.

— Повторяю вамъ, что графу де-Фронтаку стоитъ только придти посл завтра, чтобы получить вс деньги сполна.

Но тутъ управителю пришлось убдиться, что Капитолій дйствительно близокъ къ Тарнейской скал.

Не усплъ онъ кончить фразы, какъ Кловисъ подошелъ къ нему.

— Ну, господинъ Гравуазо, заговорилъ онъ, если это не будетъ вамъ непріятно, то мы не станемъ ждать до посл завтра, чтобы окончить наше дло… Вы передъ свидтелями признали подлинность показаннаго вамъ документа и признали себя хранителемъ состоянія, выразивъ живйшее желаніе возвратить его… поэтому гораздо лучше покончить дло сейчасъ же.

Разинувъ ротъ и вытаращивъ глаза, Гравуазо такъ и остался, пораженный вмшательствомъ гравера. Но его изумленіе еще боле увеличилось, когда Кловисъ продолжалъ:

— Во время нашихъ сношеній, я всегда забывалъ сказать вамъ, что меня зовутъ де-Фронтакъ.

— Васъ! хриплымъ голосомъ проговорилъ негодяй, видя, что вс его надежды рушатся.

— И такъ, продолжалъ между тмъ Кловисъ, наши счеты надо покончить сейчасъ же, тмъ боле, что я долженъ сдлать вамъ тяжелое признаніе, которое очень огорчитъ васъ. Нтъ ничего мене серьезнаго, какъ талантъ поддлывателя, съ которымъ вы имли доброту поздравить меня… Билеты, отнесенные вами къ мнял были настоящіе… теперь вы видите, что вамъ нечего разсчитывать на меня для облегченія вамъ уплаты.

Сказавъ это, молодой человкъ вынулъ изъ кармана условіе, подписанное Гривуазо.

— Какъ ни тяжело для васъ отказаться отъ надежды, которую вы основывали на моей работ, продолжалъ молодой человкъ, вы можете утшиться тмъ, что покровительствовали искусству и старались подвинуть его на новый путь. Вы были моимъ Меценатомъ, я громко скажу это, а чтобы дать г. Могрэну понятіе о томъ направленіи, которое вы хотли дать моему таланту, я передамъ условіе, которое докажетъ ваши похвальныя намренія относительно меня, о которыхъ я впрочемъ уже сказалъ нсколько словъ г. префекту полиціи.

Сказавъ это, Кловисъ передалъ Могрэну условіе, котораго Гравуазо такъ долго не ршался подписывать.

Вс эти удары, послдовательно падавшіе на управителя, почти свели его съ ума, такъ что Могрэнъ долженъ былъ взять его за руку, чтобы вывести изъ одурнія.

— У васъ должна быть съ собою книжка чековъ, выданная вамъ банкомъ, проговорилъ Могрэнъ… подпишите сейчасъ же на имя графа де-Фронтака чекъ въ милліонъ, на который уже наложено запрещеніе.

Не будучи въ состояніи сопротивляться, Гравуазо повиновался приказанію и дрожащей рукой написалъ требуемый чекъ.

Безъ сомннія, агентъ уже заране получилъ инструкціи, такъ какъ, взявъ отъ Гравуазо чекъ, онъ довольствовался тмъ, что сухо сказалъ:

— Ну, а теперь можете отправиться на вс четыре стороны.

Задыхаясь и держась за стну, чтобы не упасть, негодяй вышелъ въ дверь и исчезъ.

Не прошло нсколькихъ минутъ со времени его ухода и присутствующіе не успли еще придти въ себя отъ изумленія, какъ дверь снова отворилась и въ гостиной появился Бушю, держась за бока отъ смха.

— Знаете вы, какую штуку удралъ Гравуазо уходя отсюда… у двери… на половик? спросилъ онъ.

— Что такое, говори!

— Онъ издохъ отъ удара.

Дйствительно, ярость видть себя побжденнымъ и разореннымъ вызвала ударъ. Однако вс гости мадамъ Дюрье, въ особенности дамы, далеко не такъ весело приняли это извстіе, какъ принесшій его Бушю. Какъ ни виновенъ былъ управитель, но смерть этого человка, еще за минуту полнаго жизни, вызвала состраданіе женщинъ. Вс поспшили на лстницу, въ надежд, что быстрая помощь еще можетъ спасти Гравуазо.

— Ну вечеръ! пробормоталъ де-Рошгри, слдуя за дамами.

Вслдъ за нимъ отправился Рокамиръ, умоляющимъ голосомъ повторяя жен:

— Удержись, Сидализа, удержись… не давай волненію слишкомъ овладть тобою… въ твоемъ положеніи это опасно.

Между тмъ, Могрэнъ жестомъ остановилъ мадамъ Дюрье, собиравшуюся слдовать за гостями.

— Ба! сказалъ онъ, пожимая плечами, такъ гораздо лучше. Этотъ человкъ былъ недостоинъ состраданія. Небо дало ему заслуженное наказаніе, которое меня крайне радуетъ… такъ какъ я былъ въ страшной досад, что пришлось отпустить его.

— Это правда, сознался Кловисъ, я самъ удивился вашему милосердію, причины котораго я искалъ.

— И нашли?

— Нтъ. Объясните мн ее.

— Причина очень проста. Какъ ни справедливо ваше дло, въ немъ все-таки есть покража… документа. Вы отвтите, что его взялъ Патульяръ. Но разв вы не были его сообщникомъ, воспользовавшись его опьянніемь, чтобы взять у него бумагу.

Затмъ онъ повернулся къ мадамъ Дюрье.

— Къ этой первой причин, я прибавлю еще вторую, сказалъ онъ. Если бы я арестовалъ Гравуазо, то его пришлось бы рано или поздно судить. Но онъ не одинъ разорилъ васъ, у него былъ сообщникъ… правда теперь уже умершій, по имя котораго носитъ въ настоящее время особа, которая была бы замшана въ процессъ… а я не думаю ошибиться, г. графъ, говоря что вамъ было бы непріятно видть эту особу, замшанной въ дло…

— О! да, я былъ бы въ отчаяніи, поспшно вскричалъ Кловисъ, взглядъ котораго, полный любви, остановился на Селестин.

— Значитъ, продолжалъ Могрэнъ, гораздо лучше было ловкимъ образомъ заставить его самого признаться въ воровств… что онъ сдлалъ потихоньку скрывшись изъ гостиной… Затмъ что бы видя себя пойманнымъ, онъ разыгралъ честнаго человка, готоваго возвратить все добровольно… что онъ и сдлалъ, разсчитывая на фальшивые билеты…. и наконецъ поймать его въ его же ловушку, заставивъ заплатить настоящими деньгами. По достиженіи этого я имлъ приказаніе выпустить его на свободу.

Но т, кого полиція выпускаетъ такимъ образомъ, обыкновенно не далеко уходятъ…. При малйшемъ случа полиція вознаграждаетъ себя и рано или поздно, эти должники платятъ ей свой долгъ… если только, подобно Гравуазо, смерть не спасаетъ ихъ отъ этого.

Сказавъ это, Могрэнъ почтительно поклонился хозяйк и направился къ двери, говоря:

— Теперь, когда я вамъ не нуженъ боле, я ухожу: хозяйка дома, кажется еще мн настолько взволнованной, что я возьму на себя смлость сказать всмъ гостямъ, что она желаетъ остаться одна.

Посл этого, агентъ окончательно ушелъ, оставивъ Селестину наедин съ Кловисомъ.

Очутившись вдвоемъ влюбленные молча глядли другъ на друга, затмъ Кловисъ тихо опустился на колни.

— Селестина, сказалъ онъ, неужели вы откажетесь раздлить со мною это богатство, которое само небо возвратило мн?

Покраснвъ и дрожа отъ волненія Селестина казалось была въ нершимости.

— И такъ, графъ, прошептала она едва слышно, вы предлагаете мн быть вашей женой… несмотря на Лили?

Этотъ вопросъ, напоминавшій проступокъ той, которую онъ обожалъ, долженъ былъ бы охладить нылъ молодаго человка, но онъ былъ слишкомъ искренно влюбленъ.

— Лили? отвчалъ онъ, мы будемъ оба любить ее.

Говоря это, онъ покрылъ поцлуями прелестныя ручки, которыхъ у него не отнимали.

— Пусть будетъ условлено, что мы никогда не станемъ говорить о прошломъ, прибавилъ онъ.

При этихъ словахъ мадамъ Дюрье отрицательно покачала головой.

— Напротивъ, съ улыбкой возразила она.

— Напротивъ? съ удивленіемъ повторилъ Кловисъ.

— Да, это необходимо… такъ какъ отъ этого прошлаго я сохранила нкоторыя… воспоминанія, которыя, прежде чмъ выйти за васъ замужъ, я должна возвратить тому, кто оставилъ ихъ мн.

Несмотря на искреннюю любовь, въ сердце Кловиса прокралась ревность.

— Такъ онъ еще живъ? вскричалъ онъ, вскакивая на ноги.

Селестина сдлала видъ, что не замчаетъ огорченнаго тона, которымъ былъ сдланъ этотъ вопросъ и отвчала, смясь:

— Разв я когда-нибудь говорила, что онъ умеръ?

Удивленіе молодаго человка дошло до апогея, когда она прибавила:

— Да, онъ еще живъ… къ счастію для меня.

— И вы, можетъ быть, все еще его любите? съ отчаяніемъ вскричалъ Кловисъ.

— Да, я его люблю, повторила вдова, которая въ это время открыла маленькій столъ въ углу комнаты. Подите посмотрть на мои воспоминанія, г. де-Фронтакъ, слегка насмшливо сказала она.

Блдный и печальный Кловисъ, молча, повиновался.

— Вотъ, продолжала Селестина, часы, которые принадлежатъ ему… Я нашла ихъ зацпившимися за мою кружевную мантилью, въ тотъ вечеръ, когда онъ защитилъ меня отъ невжи, оскорбившаго меня на улиц.

Печаль Кловиса вдругъ замнилась неожиданной и невыразимой радостью.

— Мои часы! вскричалъ онъ.

— Да… ваше имя вырзано внутри крышки.

— Это правда. Одинъ разъ я спасъ кабріолетъ, который лошадь понесла въ разлившуюся рку, гд онъ началъ уже тонуть… Въ кабріолет халъ дантистъ съ дочерью, онъ заставилъ меня взять эти часы… къ которымъ присоединилъ росписку на пятьдесятъ зубовъ, которые онъ вырветъ даромъ… мн и моимъ друзьямъ, конечно.

Селестина смясь выслушала это объясненіе и подала часы Кловису.

— Ваше имя, вырзанное на крышк, открыло мн, что де-Фронтакъ, котораго я такъ долго искала, живетъ въ моемъ дом… такъ какъ я узнала въ васъ жильца, недавно перехавшаго въ мой домъ, которымъ управлялъ Гравуазо, не будь этихъ часовъ, мн никогда не найти бы васъ, такъ какъ вы не называли себя по фамиліи.

— Вы, значитъ, уже раньше хотли возвратить мн мое состояніе и не побоялись труда розыскивать меня по такимъ туманнымъ слдамъ? взволнованнымъ голосомъ спросилъ Кловисъ.

— О! да, чтобы возвратить вамъ ваше состояніе… и еще нчто, возразила мадамъ Дюрье.

— Что такое?

— Эту книжку съ вашими визитными карточками.

— Да, это моя книжка, я узнаю ее… но какъ попала она въ ваши руки? съ удивленіемъ сказалъ Кловисъ, такъ какъ это былъ тотъ самый бумажникъ, который онъ когда-то потерялъ въ комнат извстной колбасницы.

Селестина взглянула ему прямо въ глаза и едва слышно прошептала:

— Неужели вы забыли, Кловисъ, гд потеряли его?

При этихъ словахъ, въ памяти молодаго человка поднялось сладкое воспоминаніе.

— Ты!! это была ты!!!

— Да, я… бжавшая изъ дома отца, чтобы спастись отъ брака съ Дюрье… Я провела въ Пуатье только одну ночь, такъ какъ на утро меня увезли обратно въ Парижъ.

Услышавъ это признаніе, Кловисъ хотлъ что-то вскричать, по Селестина закрыла ему ротъ рукой и прошептала, указывая на дверь своей спальни:

— Шш! не разбуди нашу дочь.

Три недли спустя, Кловисъ женился на Селестин. Изъ всхъ присутствовавшихъ на свадьб никто не гордился боле Гренгуара.

— Безъ моей дружбы, говорилъ онъ, молодой до сихъ поръ прозябалъ бы на чердак… это онъ мн обязанъ своимъ положеніемъ.

Между тмъ, про себя онъ думалъ:

— Теперь я буду хозяиномъ въ дом, какъ при покойномъ Дюрье.

Къ несчастію, онъ слишкомъ часто повторялъ, что новый хозяинъ обязанъ ему всмъ. Эти слова дошли до ушей Кловиса, который однажды утромъ вошелъ къ нему въ то самое время, когда онъ составлялъ самый строгій кодексъ, который, будучи передашь жильцамъ, позволилъ бы ему наконецъ ложиться въ десять часовъ.

— Любезный Гренгуаръ, объявилъ молодой человкъ, вы были для меня искреннимъ другомъ… Поэтому я нахожу недостойнымъ себя дозволить одному изъ моихъ друзей быть привратникомъ и даю вамъ шестьсотъ франковъ годоваго дохода, на которые вы можете жить гд вамъ угодно… кром моего дома.

Выходя отъ привратника, де-Фронтакъ столкнулся съ Рокамиромъ, шедшимъ узнать, нтъ ли писемъ.

— Знаете вы откуда я? спросилъ бывшій дрогнетъ. Я прямо съ вокзала желзной дороги, на которую провожалъ лейтенанта де-Рошгри, получившаго приказаніе вернуться въ полкъ… Но онъ поклялся пріхать крестить моего сына… этотъ лейтенантъ воплощенная любезность.

Не забудемъ также прибавить, что когда одинъ разъ молодые супруги проходили мимо магазина мадамъ Абрикотинъ, мадамъ де-Фронтакъ, не боявшаяся вызывать воспоминанія прошлаго, спросила Кловиса:

— Неужели, несмотря на выкрашенные въ рыжую краску волоса, ты не узналъ ея?

— Нтъ, кто же она?

— Это моя родственница, мадамъ Галишуа, колбасница изъ Пуатье.

КОНЕЦЪ.

Е. ШАВЕТТЪ.

ПО ТУМАННЫМЪ СЛДАМЪРОМАНЪ.

Читайте также:

ПО ТУМАННЫМЪ СЛДАМЪ
РОМАНЪ.