ПО ТУ СТОРОНУ
ПО ТУ СТОРОНУ
Разсказъ Бриттена Остена
(Съ англійскаго).
——
——
——
* * *
Переводъ З. Фанагорской.
‘Огонекъ’, NoNo 30—37, 1907
По ту сторону, Остин Фредерик Бриттен, Год: 1907
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Въ офицерской палат No 3, была тишина. Несмотря, на поздній часъ, огни еще не были зажжены, остро пахло лкарствами, и тишина прерывалась только стонами больныхъ.
Въ этой палат лежали тяжело-раненные, только-что привезенные съ фронта. Вс эти люди прибыли сюда, многіе въ безсознательномъ состояніи, и съ полей ужаса и смерти. И здсь, въ тихомъ лазарет, вдали отъ городского шума, нашли покой ихъ измученныя души и тла.
Въ конц палаты докторъ тихо разговаривалъ съ сестрой милосердія.
— За номеромъ десятымъ нуженъ особенный уходъ, сестра,— боюсь, что намъ трудно будетъ отвоевать его. Но мы сдлаемъ все возможное, чтобы поставить это на ноги.
Она молча кивнула головой и тяжело вздохнула. Докторъ внимательно посмотрлъ на нее.
— У васъ что-то на душ, сестра,— сказалъ онъ ласково,— надюсь, что съ капитаномъ Хершау все благополучно?.
Въ большихъ глазахъ сестры мелькнуло безпокойство.
— Я уже больше недли не имю извстій о немъ, докторъ. И я такъ боюсь за него… такъ боюсь…
— Во время боевъ трудно аккуратно писать, сестра. Но надо напрасно себя мучить, врьте въ его звзду. Но, быть можетъ, вы хотли бы уйти въ отпускъ? Я скажу старшей сестр, она отпуститъ васъ. Прозжайтесь въ городъ, развлекитесь.
— Нтъ, нтъ, докторъ, спасибо. Я не хочу бросать своихъ бдныхъ мальчиковъ. Ухаживая за ними, мн иногда кажется, что я ухаживаю за…
Она замолчала и отвернулась.
— Хорошо, сестра, какъ хотите. Если я буду нуженъ, пошлите за мной.
Докторъ окинулъ взглядомъ палату и вышелъ.
Нкоторое время все было тихо, потомъ Номеръ Десятый позвалъ чуть слышно:
— Сестра… воды!
Она наклонилась къ нему со стаканомъ въ рукахъ, и взглядъ ея задержался на мужественномъ, красивомъ лиц больного. Съ момента своего прізда Десятый Номеръ обратилъ на себя ея вниманія. Несмотря на то, что онъ лежалъ безъ движенія, въ немъ чувствовалась какая-то скрытая сила.
— Теперь вамъ опять надо заснуть, капитанъ Лэверингъ,— сказала она, оправляя его постель.
— Не могу, сестра….— въ его глазахъ было, страданіе,— я хочу чувствовать жизнь около себя. Посидите со мной, сестра…
— Только не разговаривайте,— отведи волосы съ его горячаго лба. сказала сестра и сла на стулъ у постели больного.
— Не буду, сестра,— я знаю, что мои дла плохи, но я не умру. Я не хочу умирать…
Онъ схватилъ горячей рукой ея руку.
— Пожалуйста,— шепнулъ онъ,— мн сейчасъ нужна ваша рука. Въ ней столько жизни, я чувствую, какъ черезъ нее жизнь вливается въ меня.
Долго сидла сестра, не отнимая своей руки у больного. Онъ незамтно задремалъ, и она боялась пошевелиться, чтобъ не разбудить его. Тишину палаты нарушили шаги неуклюже приближавшагося къ сестр на цыпочкахъ санитара.
— Вамъ телеграмма, сестра,— шепнулъ онъ.
— Откройте ее, Томсонъ,— отвтила она, все еще боясь пошевелиться.
Санитаръ распечаталъ и протянулъ ей телеграмму. Она взяла ее свободной рукой и отпустила санитара кивкомъ головы.
— ‘Въ штаб получено извстіе, что Рональдъ пропалъ безъ всти, думаютъ, что убитъ. Хершау’.
Эти слова впились въ ея мозгъ раскаленнымъ желзомъ. Ей казалось, что ихъ прокричала ей отчаяннымъ голосомъ мать, потерявшая своего сына. Сухими глазами смотрла она прямо передъ собой
Санитаръ зажегъ электричество и задернулъ на окнахъ занавски. Десятый Номеръ во сн выпустилъ руку сестры. Съ плотно-сжатыми зубами и горящими глазами исполняла сестра въ этотъ вечеръ свои обязанности. И только въ ея комнатк, когда вс разошлись на ночь, пришли къ ней на помощь спасительныя слезы. Поздно ночью заснула она, прижимая къ груди связку писемъ и портретъ молодого офицера съ энергичнымъ лицомъ.
Знакомый голосъ позвалъ ее:
— Мэри, Мэри!
— Рональдъ,— отозвалась она.
Было совсмъ темно. Гд же это она?
Ахъ, у рки! И въ этомъ не было ничего необыкновеннаго.
— Мэри,— опять позвалъ тотъ же голосъ,— я здсь, по ту сторону. Ты должна перейти рку.
Конечно! Вотъ и узенькій мостикъ. Она перешла его, не смя взглянуть внизъ. Ея любимый стоялъ около нея и крпко обнялъ ее.
— Мэри, я такъ тосковалъ по теб…
Его глаза сіяли во мрак, какъ звзды.
— Я тоже, Рональдъ, у меня такъ болло сердце за тебя. Но теперь все хорошо, ты со мной.
— Ты моя… только моя… моя!
Онъ цловалъ ее долгими, безконечными поцлуями.
— Твоя, только твоя…
Она пришла въ себя съ сознаніемъ чьей-то близости, но сейчасъ же погрузилась въ крпкій сонъ безъ всякихъ видній.
Утромъ она проснулась съ нжнымъ чувствомъ чего-то давящаго, непоправимаго. Потомъ сразу вспомнила все и разрыдалась, плача душу-разрывающими слезами.
— Я люблю тебя, Рональдъ, я всегда буду только твоей,— шептала она, зарываясь лицомъ въ мокрую подушку.
Въ этотъ день было много работы сестрамъ. Сестра Брэсвэйтъ не отдыхала ни минуты. Только дло отвлекало ее хоть немного отъ тяжелыхъ мыслей.
Десятый Номеръ, какъ и наканун, требовалъ ея особыхъ заботъ. Днемъ ему стало хуже, но къ вечеру онъ заснулъ и проснулся значительно окрпшимъ.
— Вы спасли меня, сестра,— сказалъ онъ Мэри.
— Спите, капитанъ, мы вс одинаково заботимся о васъ…
— Нтъ, это вы спасли меня,— и, закрывъ глаза, офицеръ снова задремалъ.
Она спала.
— Наконецъ-то ты совсмъ моя!— Знакомый голосъ говорилъ надъ самымъ ея ухомъ. Она подняла голову и встртилась съ его блестящими глазами.
Они сидли вдвоемъ въ купэ. Ихъ свадебная поздка,— сообразила она. А поздъ мчится… Вотъ и пересадка, она волнуется, а онъ нжно пожимаетъ ея руку. Опять вагонъ, но теперь много чужихъ лицъ кругомъ.
Какъ это скучно! Ее такъ безумно тянетъ къ нему, такъ хочется, чтобы онъ приласкалъ ее.
А вотъ они въ чужомъ город, какъ шумно на улицахъ, какъ весело горятъ огни кафэ.
— Какъ теб нравится Брюссель, дорогая?
Брюссель? Ну, конечно! Точно занавсъ упалъ передъ ея глазами, и она увидла Большую площадь со старинными постройками кругомъ. Она сразу узнала ее,— совсмъ какъ на открытк! Брюссель, ихъ свадебная поздка! Она была полна ликующей радости, опираясь на его сильную руку.
Сонъ продолжался.
Весь слдующій день живость сна преслдовала ее. Она съ трудомь заставляла себя говорить.
За Десятымъ Номеромъ все чаще нуженъ былъ большій уходъ, но онъ уже возрождался понемногу къ жизни. Его взглядъ почему-то смущалъ сестру, и она радовалась, когда онъ спалъ. А капитанъ Лэверингъ настойчиво называлъ ее своей спасительницей, и глаза ея были выразительне словъ.
Ея сны были точно звенья безпрерывной цпи.
Теперь ей снилось, что ихъ медовый мсяцъ кончился. Въ прошломъ былъ рядъ счастливыхъ дней, путешествіе, полное неожиданнаго интереса. Она, дйствительно, пережила все это и теперь съ улыбкой выбирала изъ своей памяти отдльные эпизоды, какъ драгоцнные камни.
Вотъ раннее утро въ Альпахъ. Передъ ними море нарциссовъ, а дальше снговыя вершины на фон синяго неба. Они поднимались все выше и выше. Вотъ они среди снговъ, сверкающихъ на солнц. Рональдъ обнимаетъ ее и говоритъ голосомъ, волнующимъ ее до глубины души: — Милая, снгъ это эмблема любви. Онъ остается блымъ и чистымъ только на высотахъ, какъ бы горячи ни были поцлуи солнца. А тамъ, внизу, онъ темнетъ и исчезаетъ.
И молча, она отвчала на его поцлуй.
Но все это прошло. Теперь они дома. У нихъ все устроено именно такъ, какъ они мечтали. Вотъ мебель, на которую они смотрли въ магазинахъ, вотъ столъ, покрытый блой вышитой скатертью къ чаю. Они разсчитывали, что онъ имъ не по средствамъ. Но Рональдъ добился своего и купилъ его.
Милый! Какой заботливый, хорошій! А вотъ увеличенная фотографія, сдланная въ то утро, на вершинахъ Альпъ. Опять его руки обнимаютъ ее, и онъ говоритъ:
— Милая, мы будемъ жить такъ, какъ здсь на высот.
Лежа на разсвт безъ сна въ своей постели, она задумалась надъ тмъ, что происходило съ*ней. Вдь въ своихъ снахъ она жила именно той жизнью, какая должна была быть у нея съ Рональдомъ, не будь войны. Такое же у нихъ было бы свадебное путешествіе, такой же уютный домъ, такъ же нженъ и любящъ былъ бы ея Рональдъ. Мэри горько разрыдалась и вдругъ подняла голову и прислушалась. Что это? Продолжается ли ея сонъ или онъ сталъ дйствительностью? Губы ея шепнули слова молитвы, но какой — она не знала сама.
Въ этотъ день она рада была окунуться всмъ своимъ существомъ въ работу, перейти въ дйствительную жизнь.
Десятый Номеръ быстро поправлялся. Мэри избгала съ нимъ всякаго общенья, кром чисто длового. Онъ съ упрекомъ смотрлъ на нее, но она отворачивалась отъ этого взгляда. Ей было не по себ съ этимъ человкомъ, такъ настойчиво искавшимъ ея общества. Когда онъ поправился настолько, что его перевели въ другую палату, она вздохнула съ облегченіемъ.
По ночамъ она уходила въ другой міръ. Тамъ она была женой Рональда, и жизнь ея была безконечно счастлива и безмятежна.
Но днемъ она со страхомъ вспоминала эту ночную жизнь. Страхъ ея былъ самый примитивный, простой страхъ передъ непонятнымъ, таинственнымъ явленіемъ.
Днемъ она ужъ не тосковала по-прежнему и съ упрекомъ говорила себ, что ея любовь недостойна любви Рональда. Вспоминая своего жениха, она часто видла вмсто его лица черты капитана Лэверинга и мучилась покаяніемъ. Въ эти дни она съ нетерпніемъ ждала ночи, какъ искупленія, и покорно отдавалась сну. Но, перейдя границу сна и дйствительности, она снова была счастлива.
Въ одномъ изъ сновъ Рональдъ сказалъ ей:
— Милая, я не могъ бы уступить тебя кому-нибудь. Даже нашему ребенку. Онъ долженъ быть только символомъ нашей любви, а принадлежать ты должна только мн.
— Я всегда буду только твоей,— отвтила. Мэри, поднявъ на него глаза, И вся его склоненная къ ней фигура показалась ей точно высченной изъ камня, похожей на статую Судьбы.
— Я уничтожилъ бы то, что встало бы между нами,— сказалъ онъ, и въ голос его была угроза.
Проснувшись въ это утро, она увидла, что за окномъ все покрыто снгомъ. Съ удовольствіемъ вспомнила Мэри, что сегодня ея свободный день и, значить, можно будетъ побыть одной. Острая тоска охватила ее:
— Рональдъ,— шептали ея губы,— почему мы не повнчались раньше…
Одвшись, она вышла погулять. Кругомъ мстность была пустынна и непривтлива, холодный втеръ леденилъ Мэри. Ни она шла все дальше, точно убгая отъ своей тоски.
Спускаясь съ пригорка, она увидла вдали фигуру мужчины. Вся кровь бросилась ей въ голову. Это былъ капиталъ Лэверингъ. Уйти было некуда, да и смшно было бы бжать. Они встртились.
— Здравствуйте, капитанъ,— она старалась избжать его взгляда. Что волновало ее такъ сильно?— Я рада, что вижу васъ на ногахъ.
— Я давно хотлъ поговорить съ вами, сестра,— сказалъ онъ совсмъ просто, точно ждалъ этой встрчи.— Я только ждалъ своего выздоровленія, чтобы сказать вамъ, что вы должны быть моей женой.
Онъ говорилъ ршительно и спокойно.
— Нтъ, нтъ,— пробормотала она растерянно.
— Не убгайте отъ меня,— онъ взялъ ее за руку,— я люблю васъ, и мы оба знаемъ, что должны принадлежать другъ другу. Я знаю, что у васъ былъ женихъ, но теперь вы свободны. Нельзя жить однимъ воспоминаніемъ, вдь вс мы созданы изъ плоти и крови. И я знаю, что вы любите меня больше, чмъ любили его…
Она окинула его возмущеннымъ взглядомъ:
— Вы говорите, какъ сумасшедшій, вы оскорбили меня, и я не хочу васъ слушать…
— Простите…— его голосъ дрогнулъ. Они шли по снговой долин, молча, не глядя другъ на друга. И вдругъ Мэри очутилась въ объятьяхъ капитана, борясь изо всхъ силъ, стараясь избжать его поцлуевъ.
— Рональдъ, Рональдъ,— крикнула она, изнемогая въ неравной борьб.
Порывъ ледяного втра обдалъ ихъ холодомъ, точно дыханіе могилы. Капитанъ Лэверингъ вскрикнулъ, выпустилъ Мэри и упалъ навзничь на снгъ. Сестра Брэсвэйтъ съ ужасомъ смотрла на него. Потомъ, истерически рыдая, побжала къ лазарету.
Когда мертваго капитана принесли въ лазаретъ, докторъ покачалъ головой:
— Слишкомъ большимъ чудомъ было это выздоровленіе. Я, собственно, и не врилъ въ него. Жаль бднягу, а для васъ, сестра, какой ударъ! Это вы такъ выходили его.
Санитаръ передалъ сестр Брзсвэйтъ письмо. Это писала мать Рональда. До сихъ поръ она не имла свдній о сын, оффиціально же его считали въ штаб убитымъ. Сестра Брэсвэйтъ ушла въ свою комнату и, сидя у стола, говорила съ портретомъ офицера съ энергичнымъ лицомъ. Разговоръ ея былъ такъ же примитивенъ, какъ разговоръ дикарки съ возлюбленнымъ, убившимъ своего соперника. Она перешла по Ту Сторону.