Если бы письмо Э.Л. Беренса, напечатанное мною 4 мая, было помещено в газетах, как он этого желал, — одно: то ни у какого читателя его письма не возникло бы и не могло возникнуть ни малейшего сомнения о национальности автора письма. Писавшим мог быть только еврей, по точному слову его: ‘Хотя я не православный, даже еврей по самому происхождению своему’, — и по произнесению им, горячему и страстному, вероисповедной формулы юдаизма: ‘Шоа-Изроэль, нет Бога, кроме твоего Бога, и ты пророк Его’. Подобные выражения, без сопровождающих оговорок и объяснений, в высшей степени неосторожно допущены им в своем письме, и неосторожность эта отразилась неблагоприятно не только на личности автора, но и решительно на всех его читателях, в том числе — на мне, которые приняли и должны были принять его письмо за сознание ученого еврея в совершении ритуальных убийств (человеческих жертвоприношений) его нациею. Кому я ни показывал его письмо (евреям и не евреям) ранее напечатания его в моей книге, — ни у кого не было вопроса о том, кто его написал. Было очевидно, что его написал — еврей.
В письме от 6 мая эта неосторожность продолжается. Он пишет: ‘Евреем по происхождению я, конечно, являюсь, как и все мы, грешные, происходящие от праотец Адама, Исаака и Иакова‘. Конечно, никто из русских и германцев не считает себя ‘происходящим от Исаака и Иакова‘, потому что в таком случае он числился бы в одном из 12 колен Израилевых, в потомстве которого-нибудь сына Иакова, что касается Адама, то он, конечно, никогда евреем не был.
Что же остается от его письма и что, так сказать, ‘уходит в дело’? В ‘Речи’ г. Левин уже назвал г. Беренса ‘евреем-ренегатом, каких было много‘, и, следовательно, еврейство г. Беренса все равно не прошибло бы, как я ожидал, стену упорного запирательства, в которую заперлись евреи и неистово лают из-за этой стены на весь свет. Замечу следующее: самое единство этого запирательства и монотонность тона его говорит о чем-то заранее условленном и решенном, об общей ‘директиве’, однажды и на все века данной главами юдаизма, которым, конечно, принадлежит жертвенное дело, Это аналогично ‘бойкоту’ и ‘забастовке’, где комитет решил, а масса — исполняет. Где нет ‘комитета’ и ‘забастовки’ — есть варианты мнений, есть колебания, есть ‘мнение одного’ и ‘взгляд другого’. Евреи не говорят, а воют: ‘Нет! — и баста’. Все — их смуглые однообразные лица, от океана до океана. Тут именно условленная ложь, решенный сверху обман, который по команде исполняется всеми. И всякую ложь можно разоблачить как умственное построение, как умственную паутину, — но нет вообще никаких средств разоблачить волевую ложь, иначе как сломить упорство. А как вы его сломите, когда евреи жизненно и национально заинтересованы в отрицании ритуала.
1) ‘Юридических доказательств мы вам не дадим, во всяком единичном случае — устраивая ритуал, предварительно обдумывая его…’
2) ‘А на моральные доказательства мы плюем. А над психологическою обстановкою ‘всего’ — мы хохочем. Мы даже рады, что вы знаете, что ‘есть ритуал’, а ‘доказать не можете’. Вы больше позлитесь, а нам больше веселья’. Таков смысл встречи Бейлиса в Палестине Ротшильдом, таков смысл огромной имущественной награды ему и даже выбитая медали в честь Бейлиса! ‘Конечно, конечно, есть ритуал, и кровь мальчиков мы точили и будем точить, но схватить вы никого не можете и никогда не сможете‘. Вот довольно явный вой евреев. Бесстыдные люди, для которых ‘гои’ вообще — ‘ничего’, предмет обмана, предмет жертвы, предмет поедания и разложения. Как они стараются сгноить нас, русских… Паразит растет только на гнилом дереве, и привести в гнилое состояние нацию, предназначенную к съедению, — конечно, ‘задача момента’ теперешнего еврейства в России (их писателишки, их газетишки).
Но иногда, разгорячившись, евреи проговариваются, хотя косвенно, в своем патетическом вранье. Давно ли 400 раввинов клялись и заявляли на весь свет, что в ‘еврейской религии нет никаких тайн’? А вот что пишет г. Левин в ‘Речи’ по поводу письма Беренса:
‘Этот серьезный патетический еврей, Беренс, с величайшим пафосом возглашает ‘славу’ труженикам ‘из явных и скрытых израильтян’. ‘Грузенбергу с соратниками, которым с неимоверными трудами удалось не допустить до такого несчастия, как разорвание перед непосвященной чернью завесы Святая Святых истинной веры’. Но что же он сам-то делает, этот ‘серьезный патетический еврей’ г. Розанова? Ведь он послал свое письмо ‘для печати’, т.е. сделал все возможное, чтобы ‘разорвать завесу Святая Святых истинной веры‘, которую якобы сам исповедует… Т.е. он совершает по отношению к этой вере — именно со своей же точки зрения — самое подлое и омерзительное предательство…‘
Это г. Левин написал, еврей, и о своей еврейской вере. Проговорился? Нет? Проговорился сгоряча, что ‘было бы самым подлым и омерзительным предательством’ рассказать о сокровенном, что есть в их вере, в чем бы это ‘сокровенное’ ни заключалось. Итак, мы, русские и христиане, знаем теперь со слов г. Левина, патриотического еврея и патетического защитника юдаизма, что что-то они ‘скрывают’, чего никому нельзя ‘знать’, и это скрываемое представляет собою ужас.
Стоял камень в Иерусалимском храме, на черте, через которую было запрещено переступать не евреям. На этом камне греческими буквами было написано: ‘Всякий не еврей не должен переступать за эту черту. Если переступит, пусть пеняет на себя: ибо последует смерть‘. Было что скрывать или — нет, гг. раввины?? Вот о чем проболтался г. Левин.
В одном талмудическом трактате рассказывается: ‘Когда привели Рабби Ханина бен-Терадиона, то спросили его: ‘Почему ты занимаешься Торой?’ Он ответил: ‘Потому что (и назвал вслух тайное четырехбуквенное имя Иеговы) мой Бог повелел мне’. Тотчас же решили его сжечь… Почему постановили над ним приговор сожжением? Потому что он Божественное Название выговорил полными его звуками’…
Вот до чего страшно, вот до чего пугающе… Вот до чего евреям опасно вслух выговорить ‘Святое Святых’ своей веры, — и дать кому-нибудь услышать его… ‘Ради Бога, не подслушай меня‘ и ‘не подгляди за мною‘. Что такое??! Не знаем в точности, дело еще лежит в тумане, клубится в облаке, но границы, объем и форма этой ‘тайны’ уже довольно определились, сузились… Это что-то в высшей степени враждебное и угрожающее остальным людям, не евреям, и что-то в высшей степени нечистоплотное, нечистое, грязное, возмущающее душу и возмущающее воображение. О последнем сужу по неоднократному напоминанию Талмуда: ‘Если, читая наши священные книги, ты дотрагивался руками до листов книги, — то вымой потом руки, ибо руки твои осквернились‘. Ну, ведь мы очень хорошо знаем, после каких ‘прикосновений’ приходится ‘вымывать руки’. Евреи, своим знаменитым талмудическим предписанием, как бы шепчут своим ученикам, своим читателям: ‘Главная наша тайна аналогична всему самому неприличному в мире‘, так что, почитав или послушав ‘нас’,—надо принимать ванну…
В пору процесса Бейлиса мы собственно пережили картину или, лучше сказать, мы видели зрелище этого испуга евреев ‘показать свое дело’, мы как-то лучше, осязательнее понимаем и надпись на камне в Иерусалимском храме: ‘Последует смерть, если кто переступит черту‘, и — ‘приговорили сжечь того, кто вслух произнес тайное Имя Божие’. Смотрите: никто не выдал, смотрите — потоки ругательств, бешенство, почти побивающие камни на того, кто заговорит о трупике Ющинского в смысле — ‘дело рук евреев’. ‘Облако’, где скрыты евреи, — ограничилось, сузилось:
1) Оно содержит какую-то кровавую тайну.
2) Оно содержит какую-то кощунственную грязную тайну (‘вымой руки’), которой — ни сказать, ни передать, ни вообразить нельзя, о которой ‘подумать страшно’… Это что-то вблизи Содома, но гораздо страшнее, потрясающее Содома, о чем еще мы можем хоть шептаться (‘сожгите всякого, кто выговорит вслух и даст услышать‘)… ‘Религия евреев’ есть отрицание, есть ‘постановление вверх ногами’ всего, что человечество разумеет под ‘религиею’: т.е. под сплошь белым, сплошь добрым…
P.S. В ‘Речи’ такая радость, точно туда забрел потерявшийся мальчик, вроде Ющинского!
Впервые опубликовано: Новое время. 1914. 9 мая. No 13705.