ПО ПОВОДУ ЧТЕНИЯ СЕЧЕНОВА И САШИ1
ПО ПОВОДУ ЧТЕНИЯ СЕЧЕНОВА И САШИ1
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
По поводу чтения Сеченова и Саши, Огарев Николай Платонович, Год: 1866
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Н. П. Огарев. Избранные социально-политические и философские произведения
Том второй.
Государственное издательство политической литературы, 1956
Главное определение животного — это его индивидуальная целость, это то что в растении может, не быть, ибо оно может разрастаться без данной, границы и может быть урезано, где угодно, без уничтожения, лишь бы оставался орган сосания химических элементов, т. е. орган питания, т. е. корень. Индивидуальная целость необходимо предполагает кругообращательный механизм строения, какие бы гипотезы ни были приняты для его объяснения, ни одна гипотеза и ни одно наблюдение не обойдутся без признания кругообращения. Это увидится и в просто питательном строении аппарата кроводвижения, и в нервном рефлексе, какой бы гипотезой или каким бы наблюдением он ни был постановлен, во всяком случае нервный рефлекс есть явление круговращательное или оборотное, а не только поступательное в одно направление. Это явление и составляет индивидуальную целость животного.
Теперь вопрос: не лучше ли методу опытов свести на сравнительную физиологию таким образом, чтоб искать {Далее зачеркнуто: ‘опред[еление]’.— Ред.} разгадку какого-либо данного вопроса в наблюдениях над такими животными, которых индивидуальность, оборотная целость именно сводится на {Далее зачеркнуто: ‘этот’.— Ред.} специальный вопрос, им ограничивается. Таким образом, наименее сложные аппараты (животные) {Далее зачеркнуто: ‘могут дать самое ясное разрешение вопроса’.— Ред.} и их сравнительное применение к отдельным функциям (органам) высших пород могут дать самые ясные разрешения вопроса.
Как бы высказать это яснее? Мы не можем делать физиолого-анатомических опытов над живым человеком, но можем делать их над низшими животными. Но это еще не значит, чтоб мы не могли делать иных наблюдений над живым человеком и поверять этих наблюдений, сравнивать и разъяснять физиолого-анатомическими опытами над низшими животными, принимая в рассмотрение того животного, которое {Далее зачеркнуто: ‘наиболее’.— Ред.} в своей целости представляет наиболее отношения к отдельной функции, наблюдаемой в человеческом организме. Или наоборот: наблюдая под ножом и всеми возможными физико-химическими средствами животное, выражающее наиболее какое-нибудь отдельное целостное строение (функцию, аппарат), применить сравнительно этот физиолого-анатомический и физико-химический опыт к наблюдению над подобной же отдельной функцией в живом человеке. Таким образом, для примера назовем хотя бы опыты над электрической рыбой и сравнительное наблюдение над электрическим током в живом человеке. Мне кажется, что я высказался довольно ясно, постараюсь только впоследствии собрать побольше примеров.
Но теперь перехожу к дополнению этого плана. Каким образом делать наблюдения над живым человеком? Мне кажется, всего труднее делать их при нормальном состоянии человека, потому что оно дает наименее рельефных сторон, между тем как всякое патологическое уклонение, или уклонение разных функций во время сна дадут наиболее рельефности для наблюдения уже потому, что имеют сравнительное отношение к нормальному положению.
Страдая болезнью, мало определенною (эпилепсией), и, может вследствие ее, имея особенную нервную чувствительность во время сна, я хотел бы предпринять ряд самонаблюдений, которые могли бы многое уяснить, а потом уже обратиться к выбору разных животных, над которыми специалисты физиологии делали бы опыты и могли сопоставить их результаты и мои самонаблюдения.
Теперь {Слово ‘теперь’ написано над зачеркнутым ‘во-первых’.— Ред.} я не могу расположить моих наблюдений в каком-нибудь последовательном порядке, а могу только записывать то, что рельефно попадется под руку. Но одно я хотел бы привести в некоторый порядок — это методу наблюдения, привести в порядок все данные, с точки зрения которых должно быть ведено каждое наблюдение.
Для примера возьму испытанное мною прошлой ночью. Я уснул вскоре после одиннадцати часов. Около 4-х часов утра я видел сны, полные разных страхов, нападений разбойников и т. п. Я проснулся и нашел себя в следующем положении: я лежал на спине таким образом, что затылок крепко упирался на подушку и конец спинной кости крепко упирался в постель, между тем как продолжение, т. е. середина спины легко касалась постели, так что собственно концы представляли напор. Я не раз замечал, что это положение тела возбуждает сновидения страхов.
Каким, же образом изучить это положение? Какие представляются тут вопросы?
Надавление подушки на малый мозг и продолговатый мозг {Следующие пять слов вписаны Огаревым сверху карандашом.— Ред.} или, скорее, нагревание их подушкою могут иметь два результата: местное возвышение температуры и местное сдавление, которое может распространяться от внешней кожи до полушарий большого мозга и, следственно, увеличивать давление всех частиц мозга друг на друга. Подобное же впечатление может являться относительно конца спинного мозга. Их соотношения могут возбуждать особенное состояние электрического тока и особенное состояние всей нервной системы. Затем следует заметить, что оно должно быть тождественно или подобно впечатлениям страха и нервным рефлексам в нормальном состоянии организма, т. е. в состоянии бдения. Далее надо заметить, что это только гипотезы, которые надо проследить и проверить.
Что же тут надо проследить и проверить?
Надо иметь возможность (инструмент) для определения: есть ли надавление, т. е. {Далее зачеркнуто: ‘увеличение’.— Ред.} изменение плотности внутренних органов черепа (т. е. частей головного мозга) и спинного мозга (instrument pour mesurer la densit des organes intrieures) {Инструмент для измерения плотности внутренних органов (франц.).— Ред.}. Так как плотность должна иметь соотношение с температурой и электрическим состоянием, то, вероятно, возможнее придумать измерение температуры и электрического состояния и вычисление их отношения к плотности мозгового вещества и сделать их ее мерилом. Отношение же плотности до и после ее изменения даст меру движения мозговых частиц.
Далее следует рассмотреть все окружающие обстоятельства: температуру воздуха, барометрическое положение и т. д. и их отношения и влияния к рассматриваемому явлению, равно как и патологическое состояние организма во всех физических, химических и физиологических (гигиенических) условиях.
Вот все, что я на сегодня могу записать, прибавив только, что, проснувшись в 4 часа, я так был занят этой мыслью, что не мог спать до 7-ми, уснул от 7 до 8-ми и встал, потом преимущественно вследствие недостатка сна (который, по моему наблюдению, для поддержания моего здоровья не может быть меньше 8-ми часов в сутки) имел припадок. Так как я был стоя и немного наклонясь вперед, то я упал прямо лицом на пол, это прямое падение устраняет укус языка, который является только в боковом падении и судороги икр, вследствие чего нет ни укуса языка, ни боли в ногах.
Я не понимаю некоторых заключений у Сеченова. Что такое целесообразность невольных отраженных движений, которые он сам называет машинообразными? Понятия целесообразности и рокового последствия — совершенно противоположны {В тексте описка: ‘противополужны’.— Ред.}.
Возьмем из его примеров кашель. Сеченов видит в очищении гортани посредством кашля его целесообразность, а кашель принимает за роковое последствие, невольное отражение раздражения. Целесообразность была бы, если б человек хотел очистить гортань посредством кашля, но он этого, очевидно, не хочет, а действует под влиянием необходимости, на этом основании мы должны принять за целесообразность поднятие воды в трубке, из которой вытянут воздух.
Далее он находит еще более целесообразное, почти разумное движение у обезглавленной лягушки, которая, когда на столе и ее щипнуть, она прыгает, а когда в воде и ее щипнуть, она плавает. Эта целесообразность для меня весьма сомнительна. Животное, какое бы ни было, и обезглавленное или не обезглавленное, на твердом месте станет прыгать, а не плавать, а в жидкой среде прыгнуть не может и его движения могут разрешиться только в плаванье (стр. 473).
Сравнение лунатизма и страха я совсем не понимаю (стр. 475).
Возможность ходьбы приобретается не только изучением, но и возрастанием животного (477).
На той же странице 477, 11: ‘В случае, если нормальная ощущающая способность притуплена в сфере одного или всех чувств вообще, то все движения, происходящие в сфере этих чувств… во всяком случае по механизму своего происхождения, относятся к рефлексам’.
Этого я не понимаю.
1 Печатается впервые по черновой рукописи, находящейся в ЦГАЛИ, ф. 2197, оп. 1, ед. хр. 44, записная книжка, л. 65—77.
Время внесения этих заметок в записную книжку определяется приблизительно: в течение или после 1866 г., когда вышло в свет второе издание книги ‘Рефлексы головного мозга’ И. М. Сеченова. Чтение работ А. А. Герцена Огаревым может относиться только к 1867 и последующим годам, когда А. А. Герцен опубликовал на немецком, итальянском и английском языках ряд работ по физиологии центральной нервной системы и физиологии воли: 1) ‘ber die Hmmungs — Mechanismen der Reflexttigkeib. Untersuchung, Giesen 1867, 2) ‘On the moderating centres of the reflex funktion of the spinal cord’. Arch, of Medic, IV, 1867, p. 301, 3) ‘Studio fisiologico sulla volont’, Milano 1867, 4) ‘Fisiologia del sistema nervoso’, Firenze 1867, 5) ‘Vita e nutrizione’, ‘Scienza del Popolo’. 1867. (1) ‘О механизмах торможения деятельности рефлексов’. Исследование, Гисен 1867, 2) ‘О сдерживающих центрах в рефлекторной деятельности спинного мозга’, Медицинский архив, IV, 1867, стр. 301, 3) ‘Физиологическое исследование воли’, Милан 1867, 4) ‘Физиология нервной системы’, Флоренция 1867, 5) ‘Жизнь и питание’, ‘Наука для народа’, 1867.)
Повидимому, из перечисленных работ А. А. Герцена внимание Огарева особенно привлекли работы о физиологии воли и физиологии нервной системы. Об этом можно судить потому, что в середине того же 1867 г. Огарев рекомендовал вниманию А. И. и А. А. Герцена французский журнал ‘La pense nouvelle’ (‘Новая мысль’), в котором в январе 1869 г. и появился экстракт работы А. А. Герцена по физиологии воли под названием ‘Что порождает иллюзию свободы воли’ (‘La pense nouvelle’ No 36, Paris 1869).