ПЛОДЫ ДЕМОКРАТИИ В НАЧАЛЬНОЙ ШКОЛЕ
ПЛОДЫ ДЕМОКРАТИИ В НАЧАЛЬНОЙ ШКОЛЕ
К. П.
Плоды демократии в начальной школе, Победоносцев Константин Петрович, Год: 1906
Время на прочтение: 8 минут(ы)
К. П. Победоносцев. Сочинения
С.-Пб., ‘НАУКА’, 1996
Представители современной демократии мнят себе пророками всенародного блага и прогресса, выставляя народу свой идеал с тем, чтобы предоставить в управлении народным делом участие не лучшим людям, мужам авторитета и опыта, но всей толпе народной, и голосу всех и каждого. Вместе с тем они не хотят знать ни духа народного, ни вековых преданий, на коих утверждалась жизнь народная. Демократия, когда попадает в руки ее механизм законодательства, принимается орудовать законами для своей цели, издавая закон за законом и не стесняясь нисколько соображением о том, насколько расходится писанный закон с законом природы, насколько стесняются им самые существенные стремления и потребности быта и духа народного. Так создается и держится прямолинейный деспотизм мнимого народоправления, сосредоточенного в руках господствующей партии, во имя идеальной истины и народного блага. Подводя все под уровень своего идеала, она стремится к осуществлению его посредством объединения и уравнения всего и всех общин, правилом и общей мерой.
На этом пути встречается она с крепкими, на вере и предании основанными, коренящимися в духе убеждениями лиц и целых сословий, и стремится одолеть их, потому что в них видит главное препятствие своему объединительному и уравнительному процессу… В этом смысле для нее всего опаснее и всего противнее религия и церковь: воля человеческая так тесно связуется с верованием, в особенности церковным, что нелегко бывает одолеть ее. Отсюда борьба практической демократии с церковью: самое существование церкви — смущение и докука для демократии.
Такова французская демократия, и так она действует. Отрицая веру, кроме ложной веры в абстрактные противоестественные идеалы великой революции и софистов XVIII столетия, она задумала и предприняла пересоздать душу своего народа, истребить в ней веру и вековые предания, с верою связанные. С этой целью она покрыла Францию целою сетью гражданских начальных школ, отрешенных от веры и церкви, и на эти школы употребляет громадные суммы, из года в год обременяющие государственный бюджет. Сначала имелось в виду побороть этими школами державшуюся еще во Франции организацию школ, с церковью связанных, но когда оказалось трудно одержать этим путем победу над народно-церковной школой, господствующая партия решила насильно истребить их. Так насильственно уничтожены и истреблены до корня многочисленные, близкие народу и сродные с ним, церковные конгрегации учительниц, по призванию и по вере посвятивших себя обучению и воспитанию народа в духе веры и любви к отечеству.
Вот уже слишком двадцать лет действует эта система гражданского, безверного школьного обучения, каковы же обнаруживаются за это время ее результаты, и так ли они благодетельны для просвещения, как воображали и торжественно обещали народу творцы нового закона?
Вот что ныне оказывается по обстоятельному исследованию. {См.: Revue de deux Mondes 15 янв. 1906. Ст. Le pril primaire, par Georges Goyau.}
В нераздельной связи со школьным устройством, новый закон поставил два учреждения, на которых основывается самый успех дела. ‘Без этих учреждений’,— объявлял творец закона Жюль Ферри,1 ‘весь этот закон оказался бы мертвой буквой. Они призваны бороться с двумя язвами школьного дела: с небрежением и со скудостью’. Одно из этих учреждений — наблюдательная комиссия, в коей сосредоточена школьная инспекция, комиссия, состоящая из мэра, инспектора и выборных от общины граждан. Эта инспекция должна была наблюдать, при обязательном обучении, за исправным посещением школы детьми и взыскивать с родителей за небрежение. Другое учреждение носит название школьной кассы: она должна помогать бедным детям, доставляя им помощь платьем, пищей, книгами и т. п. и составляется из пожертвований от местной общины и местных граждан, причем обещается помощь и от казны.
А теперь оказывается, что эти учреждения, без коих школа, по признанию законодателя, станет мертвой буквой, стали сами мертвой буквой. Школьные кассы в целой половине школьных общин, вовсе не существуют, в остальных еле держатся и мало-помалу закрываются с тех пор, как правительство отказалось давать им из казны пособие. А об инспекционных комиссиях официально известно, что они совсем исчезли почти во всех общинах, кроме больших центров, за уклонением лиц, которые должны были входить в состав их. Итак, за отсутствием инспекции, дети во множестве не ходят в школу, так что из записанных во многих местах свыше половины отсутствуют, а у тех, кто прошел эту школу, оказывается самое жалкое просвещение. В 1901 г. при испытании новобранцев 5-го корпуса оказалось, что из них три четверти не имели понятия о значении национального праздника, а две трети не слыхивали про войну 1870 г. Не знают, откуда брать учителей. Для приготовления их учреждены нормальные школы, и первоначально число кандидатов, желавших поступить в них, доходило до 6000, а теперь едва достигает 2000. В Бельгии один учитель приходится на 1900 душ населения, в Америке на 1800, в Пруссии на 2700, а во Франции едва на 4400. Учителя набираются, откуда попало, а те, которые есть, занимаются не школьным обучением, а политикой и пропагандой антимилитаризма и коллективизма.
Исследуя глубокие причины этого упадка, известный французский писатель Поль Бурже {Bourget Paul. Sociologie ci littrature. Paris, 1906.} 2 находит их в установившемся с XVIII столетия преобладании над жизнью и природой отвлеченных искусственных начал. Начала эти — плод доведенного до крайности метафизического рассуждения, отрешенного от жизни: они получили, однако, значение какого-то догмата, не признающего жизни и не допускающего исходящих от жизни возражений. На нем, однако, утверждаются все рассуждения и предприятия школьной политики: итак, будучи основана на лжи, противной природе, сама она становится противоестественной ложью.
Вот уже около 30 лет, как повсюду в законодательстве поставлен в числе главных задач вопрос об устройстве и организации начального обучения. И стали строить его на основании двух положений, признаваемых непререкаемыми. Одно из этих положений такое: все люди с рождения своего приобретают равные права на полнейшее развитие своих способностей. А другое положение состоит в том, что главным орудием этого развития служит книжное обучение.
Каждое из этих положений содержит в себе истину, но истину, совершенно опутанную и извращенную абстрактною ложью. Правда в первом положении может быть такая: первый интерес и первая забота для каждой страны — в том, чтобы все дети воспитаны были для своего призвания быть деятельными членами общества.
Единицею общественного союза нельзя считать каждое лицо в отдельности от семьи и от целого общества, и когда говорят о праве на воспитание, надо разуметь интерес семейный и общественный. Поэтому нельзя признать, что все дети имеют равные права на воспитание, ибо семьи, к коим принадлежат они, неодинаково состоятельны, и дети родятся неодинаково способные. Нельзя говорить о праве каждого на полнейшее развитие своих способностей, потому что не может быть одинакового определенного мерила способностей и их восприимчивости.
Если же цель воспитания приготовить детей для того, чтобы они могли быть деятельными членами общества, это значит, что воспитание должно быть приноровлено к жизни, как она есть в действительности. Не пересоздать человека для какой-то идеальной жизни, но дать ему воспитание, которое помогло бы ему жить. Так врач лечит человека для того, чтобы он мог жить сообразно с природою жизни.
Но законодатель, поклонник догматов демократии, рассуждает так: все люди имеют равные права, следовательно, всем детям должна быть предоставлена одинаковая способность к жизни и деятельности. Итак, мы изготовим такую программу, которая приготовит их ко всякому роду жизни. Но эта программа не подлежит никакому контролю со стороны семьи, так как желание семьи стремится к какому-нибудь ограничению, к какой-нибудь специализации жизни. Земледелец может желать, чтобы сын его был земледельцем и так его воспитывать, торговый человек — тоже. Этого мы не допускаем. На отца подействуем честолюбием — он захочет своему сыну социального возвышения. А сына воспитание наше приведет к такому типу умственного развития, в котором не будет стремления к какой-нибудь профессии. В этом и состоит первоначальное обучение. Оно должно быть первою степенью, которая должна приводить и возбуждать к средней школе, а средняя к высшему образованию, так что и крестьянин, и рабочий могут проходить выше и выше.
Для выполнения такой задачи требуется создать в таком же духе корпорацию преподавателей. И они тоже должны быть систематически оторваны от природной среды своей, от своего края, от своей семьи, и они должны пройти через дрессировку, которая уравняет их всех в одинаковом настроении мысли, направленном к одинаковой цели.
Но во всем этом нет правды, нет реальной действительности, нет правого понятия об истинном благе страны и общества. Единицею общественного союза служит семья, и воспитание ребенка, для того чтобы послужило на пользу общества, должно служить на пользу семье. Семья есть единица общественного союза, имеющая цельное бытие, и бытие не одной настоящей минуты, ибо семья соединяет в себе и настоящее, и прошедшее, и будущее. Ее настоящее утверждается на прошедшем и прозирает в будущее. Итак, не отрывать следует ребенка от среды, в коей он родился, а развивать его в этой среде и для нее: тогда развитие его будет происходить в здоровой атмосфере, без искусственных стремлений к выходу из среды своей. Первое воспитательное влияние должно быть предоставлено семье, а когда государство предпринимает на первых шагах взять воспитание ребенка в свои руки, отрывая его от семьи, от этого не польза, а вред и семье, и обществу. Интерес государства в том, чтобы дети не оставались без элементарного обучения — грамоте, письму, счету, но лучший для того учитель должен быть агентом семьи, а не агентом правительства, не ремесленным чиновником, от государственной власти поставленным, не искателем карьеры и отличий, но человеком, преданным делу воспитания, с любовью к своему делу, с сердечной заботой о детях и о детской душе. Вот почему надобно было дорожить добровольною по призванию деятельностью церковных учительниц корпораций, для первоначального обучения детей. Но эту самую организацию, самую простую и не обременительную для казны, государство разрушило и заменило ее искусственною организацией, создавая дрессированный полк учителей, стоющих громадных сумм и оказывающихся неспособными к своему делу, лишенными всякого к нему призвания и приводящими начальную школу в полное расстройство.
Другое положение законодателя, будто книга служит главным орудием просвещения, заключает в себе также ложь, противную природе. Предполагается, что на душе каждого ребенка, как на листе белой бумаги, учитель пишет все то, что установлено на ней, и насаждает в ней, по букве учебной книги, те идеи, которые должны образовать в нем гражданина для всякой деятельности. Даже самодеятельности ученика нет места в этой системе — вся работа принадлежит учителю. Этим путем приобретаются будто бы знания, которые сами собою усвояются уму, став в самом начале натверженными будто бы сознательно. На этом основании главным орудием обучения становятся учебники, по общему плану составленные, так что и нравственные понятия служат предметом обучения по учебнику морали. И ученик отпускается из школы с запасом натверженных идей, которые составят для него руководство в жизни. Но всякая идея, для того чтобы принести плод, должна быть осмыслена, осмыслена жизнью, то есть делом жизни, иначе в соприкосновении с жизнью, она только оболживит жизнь и деятельность. Школа делает лживое дело, когда ученик выносит из нее только правила и абстрактные положения, а не ощущения, рассуждения, а не добрые навыки, уроки, а не добрые примеры. Все это доброе ребенок должен прежде всего выносить из семьи своей и из той среды, в коей родился, то есть из области бессознательной, которая есть сама жизнь. Но от этой самой жизни отрывает его демократическая школа, отрывая его обязательно и от семьи, и от среды его.
Мысль без действия стынет и замирает. Только мысль в действии и чрез действие становится плодотворною. Всякому случалось встречать простых, малограмотных людей, поражающих умом и способностями. Иной крестьянин, едва умеющий читать и писать, обладает в среде своей достоинством и умением, вся деревня его уважает, и точно вся природа, посреди коей он вырос, ему известна и его слушает, а в своей семье он домашний гений и руководитель. Иной городской рабочий, едва научившийся читать и писать в своей школе, полюбив и осмыслив технику ремесла своего, и отдаваясь ей исключительно, становился в ней мастером, у которого ученому технику есть чему поучиться. Он не проходил начальной школы рационализма и критики, и может быть, благодаря тому поднялась в нем и развилась природная творческая способность. Он вырос и образовался в природе, а только повинуясь природе можно овладеть ею (Nemo naturae imperat, nisi parendo3).
Итак, может ли процветать школа, когда она ни в деревне, ни в городе не выросла сама собою, как школа своя, родная, когда она извне организована, извне придумана, извне навязана. Нет ей дела ни до желания и положения родителей, ни до природы и промыслов края. Естественно, что родители и семьи относятся к ней равнодушно, если не враждебно, не следят за исправностью детей, и в детях нечего искать любознательности в учении и любви к школе. Школа пустеет и падает. И учитель не имеет душевной связи со школою и с ее краем, и он извне в нее прислан из полка дрессированных учителей, приставлен к ней, как чиновник, и думает не об ней, а о том, как угодить начальству, и о своей карьере. А государство образует из них какое-то особое двуснасное сословие своих агентов, без духовного призвания, точно без роду без племени, без твердого знания, без твердого образования, без опыта, без нравственных убеждений. И потому все они, хотя вышли из невежества, но все лишь полуобразованы, но когда из невежества выводится человек в полуобразование, мы приводим его в худшее невежество: в нем развивается, по мере невежества, ложная претензия на знание, и он рассуждает, о чем угодно, не имея ни знания, ни опыта. Тогда, принимая свое невежество за свободу духа и мысли, они принимаются, во имя этой свободы, отрицать и истины веры, и вековые предания и проповедовать новые отрицательные учения, которые знают только по слуху и по газетам. Мудрено ли, что шарлатаны социализма набирают в этой учительской среде свои жертвы и образуют из них энтузиастов безумной пропаганды.
Печатается по тексту, опубликованному К. П. Победоносцевым под псевдонимом К. П. в журнале ‘Народное образование’ (1906. No 11. С. 417—423).
Псевдоним был раскрыт журналом ‘Народное образование’ в статье ‘Школьное дело на местах. К памяти К. П. Победоносцева’ (см.: Народное образование. 1907. No 4. С. 553).
1 Ферри Жюль (1832—1893) — французский политический деятель. В 1869—1870 гг. один из лидеров республиканской оппозиции в Законодательном корпусе. В 1880—1881 и 1883—1885 гг. премьер-министр. Провел законы о бесплатном и обязательном начальном образовании (1881—1882), об устранении религии из учебных планов государственных школ (1882) и др.
2 Бурже Поль Шарль Жозеф (1852—1935) — французский писатель. Выступив первоначально как поэт-декадент и критик, Бурже следовал в статьях позитивистскому методу И. Тэна.
3 Nemo naturae imperat, nisi parendo (лат.) — Никто не может повелевать природой, не будучи сам вынужден подчиняться ей.