Плавание по лесам, Рид Томас Майн, Год: 1866 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 248 минут(ы)

ПЛАВАНІЕ ПО ЛСАМЪ

РАЗСКАЗЪ
МЭЙНА РИДА.

ИЗДАНІЕ
Е. Н. АХМАТОВОЙ

САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
ПЕЧАТАНО ВЪ ТИПОГРАФІИ И. И. ГЛАЗУНОВА, Б. МЩАНСКАЯ, 3.
1867.

БРАТЬЯ НА РОДИН.

Лтъ двадцать тому назадъ, миль за двадцать отъ Лэндсэнда проживалъ корнуэлльскій дворянинъ, по фамиліи Тривэніонъ. Какъ разъ двадцать лтъ передъ тмъ онъ умеръ, оставивъ посл себя круглыми сиротами двухъ прекрасныхъ мальчиковъ, потому-что и мать ихъ, убитая горемъ вскор послдовала за нимъ въ могилу.

Сквайръ Тривэніонъ умеръ въ своемъ собственномъ дом, гд предки его цлыя столтія проживались на щедрое гостепріимство. Никто изъ нихъ однако не былъ такимъ щедрымъ или скоре такимъ неразсчотливымъ, какъ настоящій сквайръ, за то мсяца черезъ три посл его смерти, старинный замокъ съ большимъ количествомъ хорошо обработанныхъ земель, перешли въ руки дальняго родственника, сыновья же его Ральфъ и Ричардъ остались бездомными, безземельными и почти безпріютными сиротами. Впослдствіи оказалось, что каждому брату досталось по тысяч фунтовъ стерлинговъ. Вотъ вс, что осталось имъ посл крушенія родительскаго достоянія, слухи ходили, что даже и это-то жалкое наслдство не было въ дйствительности ихъ собственностью, но даръ достопочтеннаго родственника и повреннаго, который такъ хорошо устраивалъ дла ихъ отца, что по смерти его, вс прибралъ къ своимъ рукамъ и сдлалъ своею собственностью помстье, приносившее чистаго дохода по-крайней-мр по три тысячи ф. с. въ годъ.

И всякому, узнавшему условія, по которымъ молодые Тривэніоны получали по тысяч рублей, поневол пришлось бы поврить, что это великодушный даръ, потому-что почтенный повренный выдавалъ имъ эту сумму съ уговоромъ проживать е гд хотятъ — только не въ Корнуэлльс!

Мало того, что этотъ разбойникъ буквально обобралъ ихъ, но онъ еще и изгонялъ ихъ изъ отечества, потому-что желая нарядиться въ ихъ роскошныя перья, не желалъ безпокоить свои глаза зрлищемъ ободранныхъ имъ птенцовъ.

Были однако въ Корнуэлльс люди, которые вполн понимали безчестную игру повреннаго по дламъ семейства Тривэніоновъ, понимали это и сами его жертвы. Но что могли они сдлать? Юноши находились въ полномъ невдніи родительскихъ длъ, да и вообще всякихъ длъ, кром спортовъ разнаго рода увеселительныхъ и гимнастическихъ упражненій. Повренный былъ человкъ почтеннаго нрава, постоянно посщалъ церковь, акуратно сводилъ вс счеты и подводилъ итоги, имлъ безукоризненную наружность, приличную рчь,— что же могли сдлатъ бдные Тривэніоны? Ни больше ни меньше того, что длаютъ тысячи сиротъ попавшихся въ руки безсовстныхъ опекуновъ: покориться своей судьб.

Это старая, давно высказанная и врно съ натуры списанная истина, что фамильные повренные и опекуны малолтнихъ то же, что разбойники, которымъ только ножъ да на большую дорогу.

Итакъ сыновья сквайра Тривэніона ничего не могли предпринять для того, чтобы хоть что-нибудь спасти изъ родительскаго достоянія. Запутавшись въ сти законныхъ формальностей, они принуждены были уступить и извлечь изъ худшаго — лучшее: они принуждены были покинуть родину и родительскій домъ, который переходилъ изъ рода въ родъ Тривэніоновъ, съ-тхъ-поръ можетъ быть, когда Финикіяне отправлялись сюда отыскивать блестящее олово.

Тяжело было у юношей на сердц, когда пришлось разставаться съ родиной, гд они провели лучшіе годы жизни, но тайный уговоръ съ повреннымъ требовалъ этой жертвы. Правду сказать не на радость было бы и на родин оставаться: тутъ имъ предстояла нищета и еще хуже того самое унизительное положеніе, потому-что не смотря на великодушную щедрость ихъ отца ко всмъ и ко всему, друзья и гости исчезли вмст съ средствами угощать ихъ.

Подъ вліяніемъ такихъ мыслей, оба брата ршились отправиться въ далкій неизвстный свтъ, искать счастья въ другихъ мстахъ, гд оно казалось возможне.

Въ это время они вышли уже изъ дтства: Ральфу было двадцать-одинъ годъ, Ричарду восемнадцать. Оба получили хорошее образованіе, а постоянное занятіе въ разныхъ гимнастическихъ играхъ развило ихъ физическую силу, такъ что оба они были приготовлены къ борьб и къ труду какъ нравственному такъ и физическому, оба были одинаково сильны, чтобы вступить въ борьбу всякаго рода и оба ршились воспользоваться своими средствами.

Нкоторое время они не ршались куда направить имъ свои первые шаги и за что приняться? Они раздумывали и о военной служб и о морской. У покойнаго отца было столько старыхъ друзей всякаго рода, что наврное нашлись бы сильные покровители, которые доставили бы имъ порядочное мсто.

Но ни Ричардъ, ни Ральфъ не чувствовали особенной наклонности ни къ военной, ни къ морской служб. По правд сказать, у каждаго изъ нихъ создался въ голов свои идеалъ и каждый желалъ олицетворить его по своему.

Обоюдныя размышленія довели до одинаковой ршимости, чуть ли не клятвой скрплнной: оба брата ршились вступитъ, хотя не на столь почотное поприще, какъ военная или морскея служба, за то боле выгодное, и поклялись, что они будутъ работать,— хоть землю копать, если надо, только бы скопить достаточную сумму, чтобы вернуться на родину выкупить родительское достояніе изъ рукъ алчнаго хищника.

Братья не знали, какъ они это сдлаютъ, но полные надежды, силы, молодости, они врили, что это будетъ сдлано, время, терпніе и умная дятельность поможетъ ихъ длу.

— Такъ куда же мы направляемся? спросилъ Ривардъ, младшій братъ.

— Въ Америку, тамъ везтъ счастье каждому бдняку, если онъ трудолюбивъ. Съ тысячью фунтами въ рукахъ для начала, мы можемъ надяться та хорошій конецъ. Что скажешь, Ральфъ.

— Въ Америку такъ въ Америку. Говорятъ, будто тамъ лучше всего живтся людямъ, которымъ лучшаго нельзя выбирать. Ты, конечно говоришь о Сверной Америк, о Соединнныхъ Штатахъ?

— Разумется.

— Я не очень подлюбливаго Соединенные Штаты для того, чтобы тамъ поселиться, но только потому, что меня тянетъ на Югъ, куда нибудь въ уголокъ тропическаго міра, тамъ каждому можно пріобрсть права и собственность.

— Разв есть такое мсто?

— Есть.

— А гд бы именно?

— Въ Перу, вдоль всхъ Андовъ, отъ Чили до Панамскаго перешейка. Какъ корнуэлльскіе уроженцы, мы способны приняться за спеціальность нашей родины и сдлаться рудокопами. Андскія горы представляютъ обширное поле этой дятельности, тутъ вмсто сраго олова, мы можемъ докопаться до чистаго золота. А, что ты, Ральфъ, скажешь объ Южной Америк.

— Мн очень нравится мысль объ Южной Америк, и я очень радъ туда отправиться, но признаюсь теб, братъ, я не имю никакой наклонности къ занятію рудокопа. Я готовъ быть скоре купцомъ, чмъ рудокопомъ.

— Но твоя наклонность не мшаетъ теб выбрать Перу мстомъ жительства. Сколько англичанъ вернулись оттуда богачами? Тебя ничто не лишаетъ надежды послдовать ихъ примру. Изберемъ разныя занятія, но не будемъ разлучаться. Имя по тысяч фунтовъ, мы оба можемъ начать сво дло: ты станешь торговать, я буду добывать золото. Перу именно такая страна, гд оба эти дла въ ходу. Ршайся, Дикъ. Не отправимся ли мы съ тобою въ страну, прославленную испанцемъ Пизарра?

— Если ты этого желаешь, я согласенъ.

— И прекрасно, отправимся вмст.

Не прошло и мсяца посл этого разговора, какъ оба брата плыли уже на корабл, а черезъ шесть мсяцевъ высадились на берегъ въ Кально, а оттуда сперва въ Лиму, а тамъ къ снжнымъ вершинамъ до Черро Паско, гд хранятся золотыя сокровища.

БРАТЬЯ НА ЧУЖБИН.

Мы не имемъ намренія подробно описывать исторію двухъ братьевъ, Ральфа и Ричарда Тривэніоновъ. Они провели лтъ пятнадцать въ Черро Паско, но мы не станемъ распространяться объ этомъ времени, потому что оно мало представляетъ интереса.

Скажемъ только, что Ричардъ, младшій братъ скоро соскучился жизнью рудокопа и слдуя примру старшаго брата перехалъ Кордильеры и спустился Амазонскіе лса. Тутъ вступивъ въ товарищество съ португальскими купцами, Ричардъ странствовалъ внизъ по рк Амазонк и влъ успшную мновую торговлю по ея берегамъ съ разбросаннымъ туземнымъ населеніемъ и наконецъ устроился при усть рки въ большомъ торговомъ город Пара.

Ричардъ любилъ семейную жизнь и потому скоро женился на свтлорусой дочери земляка своего, который тоже переселился въ Пару для комерческихъ выгодъ.

Прошло нсколько лтъ, Ричардъ обзавелся прелестными дтьми, но увы! не долго онъ радовался ими въ присутствіи ихъ матери!

Черезъ пятнадцать лтъ посл отъзда изъ родины, Ричардъ Тривэніонъ остался тридцати-пятилтнимъ вдовцомъ съ двумя дтьми. Уважаемый всеми, кто его зналъ, доведя свою торговлю до цвтущаго состоянія, онъ былъ уже довольно богатъ, чтобы вернуться на родину и провести остатокъ дней своихъ въ счастливомъ спокойствіи.

Вспоминалъ ли онъ объ обт, данномъ вмст съ братомъ: возвратиться въ Корнуэллъ и выкупить отцовское помстье, какъ только они пріобртутъ достаточное состояніе?

Да, вспоминалъ и съ нетерпніемъ ждалъ случая чтобы выполнить свое желаніе. Онъ ожидалъ только отвта отъ брата Ральфа на увдомленіе свое по этому предмету. Онъ не сомнвался, что желаніе брата согласно съ нимъ, что онъ даже скоро прідетъ затмъ, чтобы вмст отправиться на родину: можетъ быть они опять будутъ жить подъ тмъ кровомъ, который защищалъ ихъ дтство и юность.

Исторія Ральфа за эти пятнадцать лтъ мене богата событіями, но не мене запечатлна успхами. Настойчиво слдуя за первымъ намреніемъ, привлекшемъ его въ Перу, онъ пріобрлъ хорошіе средства и независимость.

И Ральфъ также женился въ ранней молодости, а именно въ первый же годъ своего переселеніе Перу, но онъ выбралъ себ жену изъ туземныхх перувіанскихъ красавицъ.

Но и онъ не долго прожилъ съ своею женой, она умерла, оставивъ ему двухъ дтей: сыну было четырнадцать, дочери двнадцать лтъ.

Таково было положеніе Ральфа Тривэніона, когда онъ получилъ письмо отъ брата, предлагавшаго состояніе перевести на наличныя деньги и возвратиться на родину.

Предложеніе было съ радостью принято Ральфомъ, какъ это предвидлъ Ричардъ. По правд сказать они не въ первый разъ о томъ переписыва,ь и оба брата стремились къ выполненію взаимного обта при первой возможности вернуться въ незабвенную родину.

Но пока жена Ральфа была жива онъ не спшилъ исполнить сво желаніе, теперь прошло уже боле года посл ея смерти и Ральфъ написалъ брату, что готовъ покинуть Америку и устроивъ свои дла въ Перу присоединиться къ Ричарду въ Пару, откуда уже вмст сядутъ на корабль. Но Ричардъ предлагалъ ему, не обходя мысъ Горнъ и не перезжая Панамскій перешеекъ, прямо спуститься по великой рк Амазонк, которая проведтъ ихъ по всей стран, почти по Экватору.

Совтуя брату избрать эту дорогу, Ричардъ имлъ на то дв причины. Во первыхъ, онъ желалъ, чтобъ братъ его видлъ великую рку Орельяна или Амазонку, и во вторыхъ ему хотлось чтобъ и сынъ его посмотрлъ на эти чудесныя мста. Годъ тому назадъ сынъ его отправился на отцовскомъ корабл къ дяд на рудники въ Черро Паско. При этомъ онъ видлъ великій Океанъ, видлъ великіе Андскія горы, познакомился съ страною Инковъ и наконецъ познакомился съ своими дядею и кузенами, старшій изъ которыхъ былъ ему ровесникомъ.

И такъ-какъ онъ переплылъ Тихое море на корабл, то теперь отцу хотлось, чтобъ онъ вернулся сухимъ путмъ, то есть ркою со стороны Атлантическаго Океана.

Желаніе брата-купца исполнилось: братъ рудокопъ ничего не имлъ противъ него, напротивъ и самъ былъ тому радъ. У Ральфа Тривэніона былъ такой же предпріимчивый духъ, какъ и у брата Ричарда и четырнадцать лтъ проведнныхъ въ разработк рудниковъ, въ холодныхъ горахъ Черри Паско, ни мало не охладили его предпріимчивости. Мысль о предстоящей возможности увидть мсто, гд проведена была молодость, оживила его. Обмнявшись съ братомъ письмами, Ральфъ немедленно приступилъ къ приготовленіямъ для выполненія своего намренія.

Мсяцъ спустя Ральфъ, въ сопровожденіи всей семьи спускался съ восточнаго склона Кордильерскихъ горъ. Это путешествіе они совершили на волахъ. За тмъ пересли на балса — прелюбопытное судно, на которомъ всегда совершаются переправы черезъ Гуальяга и наконецъ при възд великую рку Солимоэнсъ пересли на галатею.

Не станемъ останавливаться на подробности его путешествія по горамъ, ни на спуск по Гаальаг, пройдмъ въ молчаніи даже его продолжительное путешествіе по верхней части потока, гд онъ называется Мараньономъ, мы присоединимся нему только тамъ, гд рка становится колоссальнымъ Солимоэнсомъ и будемъ слдить за ними вс время, пока они будутъ плыть по лсамъ или совершатъ путешествіе по вершинамъ деревъ.

ГАЛАТЕЯ.

Вечеромъ въ начал декабря 18— года, судно страннаго устройства появилось на Солимоэнс спускаясь внизъ по теченію видимо направлялось зебольшой португальской гавани Коари, на южной сторон рки.

Впрочемъ устройство судна казалось необыкновеннымъ только для тхъ, кто никогда не бывалъ на Амазонскихъ водахъ, гд галатея не возбуждаетъ ни малйшаго любопытства. Это ничто иное, какъ большая шлюпка съ мачтами и парусами, съ толдо, то есть просторнымъ навсомъ надъ кормой, покрытымъ пальмовыми листьями и съ низкой скамьй, идущей отъ носа до средины съ обихъ сторонъ судна, тамъ находилось шесть темнокожихъ гребцовъ, кто сидлъ, кто стоялъ и въ рукахъ у каждаго было вмсто весла по багру.

Самый странный видъ представляли плаватели на этомъ судн, команда его, какъ уже сказано, состояла изъ темнокожихъ индйцевъ, бдно одтыхъ, полунагихъ: блые бумажные панталоны составляли ихъ одежду.

Пассажировъ было трое взрослыхъ да трое едва вышедшихъ изъ дтства. Изъ старшихъ двое были видомъ блы, видимо европейцы, третій былъ до невозможности черенъ и безспорно являлся типомъ африканскаго негра.

Изъ молодыхъ людей двое были юноши почти одного роста и однихъ лтъ, и третья прелестная двочка съ смуглымъ лицомъ, черными какъ вороново крыло волосами и прекрасными чертами лица. По видимому галатея принадлежала одному изъ европейцевъ, который былъ и хозяиномъ темнокожей команды: это былъ Ральфъ Трипэніонъ.

Прекрасная двочка была его дочь Роза, по имени своей покойной матери перувіанки, но чаще все е называли уменьшительнымъ именемъ Розита.

Мальчикъ поменьше ростомъ и посмугле лицомъ былъ сынъ Ральфа тоже Ральфъ, мальчикъ повыш настоящей саксонецъ съ голубыми глазами и свтло-русыми кудрями — сынъ его брата и тоже Ричардъ. Второго благо безошибочно можно было назвать европейцемъ южной породы, носъ вздрнутъ кверху, масса курчавыхъ волосъ яркаго морковнаго цвта, вчно сверкающіе глаза, изгибы насмшки около рта были характерическими чертами Типперэри Тома, какъ прозывали его въ шутку.

О негр ничего особеннаго нельзя сказать, кром того, что онъ чистокровный негръ, черный какъ сажа, съ огромными толстыми губами, плоскимъ носомъ, длинно выдающимися скулами, блыми зубами какъ кость бегемота и почти всегда весело оскаленныя губы. Онъ былъ матросомъ или скоре корабельнымъ экономомъ до прізда въ Перу, гд онъ поселился въ Черро Паско. Онъ родился на Мозамбик, восточнаго берега Африки и этому обстоятельству обязанъ былъ своимъ именемъ Мозей. Какъ ирландецъ такъ и негръ находились въ услуженіи у Ральфа Тривэніона съ тхъ поръ какъ онъ поселился посреди утсовъ Черро Паско, они служили ему на вс руки и были преданы ему всей душой.

Остальныя существа животнаго царства, находившіяся на галате были образцами разныхъ видовъ и размровъ. Тутъ были и четвероногія, и четырерукія, и птицы, и полевые зври, и лсные чудовища, и воздушная дичь: кто леталъ въ кают, кто прятался въ трюм, кто прицпился на проходахъ, на мачтахъ, на навс, образуя въ краткомъ вид звринецъ,— обычная необходимость на каждомъ судн, плавающемъ по колоссальной Амазонк.

Объ экипаж не станемъ распространяться: матросовъ было девять человкъ, по четыре гребца съ каждой стороны, девятый же былъ рулевой или лоцманъ, стоявшій позади навса надъ кормой. Извстно, что въ плаваніяхъ такого рода команда бываетъ перемнная и перемнялась она нсколько же разъ, пока наши путешественники плыли по Верхней Амазонк. Послдняя взятая на Эгской гаавани должна была оставить галатею въ Коари, гд потребуется нанимать свжій запасъ людей.

Къ несчастью по прибытіи въ гавань Коари оказалось, что тутъ почти не осталось мущинъ, вс отправились на охоту или на рыбную ловлю, обиліе черепахъ и морскихъ коровъ всегда вызываетъ въ это время года всхъ жителей изъ домовъ. Ни за деньги, ни за какія просьбы нельзя было достану ни одного тапуго — такъ называется образованное племя индійцевъ.

Хозяинъ судна пробовалъ уговорить прежній экипажъ довести насъ до слдующей станціи. Куда! Это было не въ ихъ обычаяхъ и никто слышать о томъ не хотлъ.

Просьбы, угрозы, брань — вс было безуспшно и вс пребывали непоколебимы, вс кром одного стараго индійца Мундруку, который не принадлежа Эгскому племени, не могъ оставаться равнодушнымъ къ щедрому вознагражденію, предложенному Тривэніономъ.

Приходилось путешественникамъ или пріостановить сво плаваніе пока вернутся охотники Коари или плыть безъ гребцовъ.

Но охотники могли вернуться только черезъ мсяцъ,— а оставаться въ Коари цлый мсяцъ было тяжело и подумать. И такъ галатея должна отправляться собственными средствами, имя стараго индійца своимъ путеводителемъ. Таково было ршеніе Ральфа Тривэніона.

НА СОЛИМОЭНС.

И опять понеслась галатея съ бывшимъ рудокопомъ и его спутниками по широкому пространству Солимоэнса, только не съ прежнею быстротою, потому что вмсто прежнихъ восьми гребцовъ — ихъ оказалось на половину, и боле чмъ на половину съ меньшею опытностью и умньемъ.

Самъ хозяинъ взялся за руль, вслами же, или баграми работали Типперэри Томъ, Мозей, старый индіецъ изъ племени Мундруку, прозванный Мондеемъ и Ричардъ Тривэніонъ.

Послдній хотя былъ моложе всхъ, тмъ не меніе оказался лучшимъ гребцомъ, кром стараго индійца. Выросшій въ Великой Пар, онъ привыкъ половину свободнаго времени проводить на вод, такъ что ни весло, ни багоръ для него не были новинкой.

Молодой Ральфъ, какъ истый горецъ не имлъ понятія ни о томъ, ни о другомъ, и потому не входилъ въ составъ команды. Ему, какъ и маленькой Розит поручена была забота о разныхъ животныхъ, и другія боле лгкія занятія.

Первый день плаванія не былъ прерванъ непріятными приключеніями. Конечно медленное плаваніе не доставляло особенной радости, но пока они подвигались вс впердъ, то можно было еще выносить равнодушно эту медленность.

Три мили въ часъ было среднимъ числомъ быстроты, и то на половину они были обязаны сильному теченію, а на другую своимъ баграмъ.

Соображая, что до Великой Пара надо было сдлать тысячу миль, разумется никто не радовался такой длинной перспектив плаванія. Еслибъ можно было разсчитывать, что въ суткахъ двадцать четыре часа и что они каждый часъ будутъ длать по три мили, то конечно можно бы еще помириться съ судьбой. Въ какіе нибудь двнадцать дней они были бы на мст.

Но они имли довольно познанія, чтобы понять, что значитъ плаваніе по рк и потому не могли такъ разсчитывать. Они знали какое медленное теченіе въ Солимоэнс и слыхали о странномъ феномен, что по какому бы пути ни протекала эта рка, на сверъ ли или на югъ, на востокъ или на западъ, и какія бы извилины не принимала она по всмъ направленіямъ, а втеръ почти всегда дуетъ противный.

По этой причин нельзя было воспользоваться парусомъ, но вс время приходилось работать баграми. Не было возможности оставаться постоянно на вод. Человческихъ силъ недоставало на безсмнную работу даже баграми, и тмъ боле въ рукахъ такой неопытной команды, какова была у бывшаго рудокопа.

Нельзя было плыть по ночамъ: тутъ грозила явная опасность потерять теченіе, сгубить судно да и самихъ себя. Разумется эти предосторожности покажутся забавны для пловцовъ привыкшихъ плавать по глубокой извстной рк, гд каждая извилина, каждый бугорокъ извстны и въ точности описаны. Совсмъ не то грозитъ въ колоссальномъ Солимоэнс пловцамъ проходящимъ черезъ его Гапо. Вроятно и глазъ и ухо моихъ читателей въ первый разъ поражается этимъ словомъ. Но мы еще успемъ съ нимъ познакомиться въ этомъ разсказ, потому что несчастная судьба занесла галатею именно въ Гапо и наша цль состоитъ въ томъ, чтобъ описать это въ подробности.

Оставляя Коари, хозяинъ галатеи совсмъ не думалъ довезти е вплоть до Пары подъ такимъ невжественнымъ управленіемъ. Ему было извстно, что по дорог находится много благоустроенныхъ колоній какъ-то Барра при усть Ріо Негра, затмъ Обидосъ, Сантаремъ и другіе. Въ одномъ изъ этихъ мстъ онъ надялся нанять тапуговъ взамнъ прежнихъ, такъ некстати покинувшихъ его.

Перездъ къ ближайшей колоніи требовалъ нсколько дней судя по медленному ходу галатеи, а мысль о препятствіяхъ, встрчавшихся по пути, увеличивала тоску плавателей.

Ральфъ Тривэніонъ не видавшій брата почти пятнадцать лтъ, съ нетерпніемъ желалъ обнять его. Нсколько уже мсяцевъ продолжалось его путешествіе и сухимъ путмъ и водою и именно въ то время, когда онъ уже начиналъ надяться, что самая трудная часть путешествія покончена, вдругъ явилась преграда и грозная и неожиданная.

Въ первую ночь по отплытіи изъ Коари, хозяинъ согласился стать на якорь и привязать галатею къ крпкимъ кустарникамъ, растущимъ по берегамъ рки. Во вторую ночь онъ былъ мене благоразуменъ отъ нетерпнія скоре достигнуть желанной цли.

Ночь ясная, полная луна обливала своимъ серебрянымъ свтомъ вс окружающіе предметы,— что не часто бываетъ на небесахъ Солимоэнса. О парус нечего было и думать, да и о баграхъ не больше, экипажъ утомился и желалъ отдыха и сна. Одно теченіе могло благопріятствовать плаванію, длая по дв мили въ часъ, они надялись до разсвта сдлать миль двадцать или тридцать.

Мундруку пробовалъ отговорить хозяина отъ намренія идти впердъ по теченію, но на совтъ индійца никто не обратилъ вниманія, можетъ быть потому, что онъ дурно объяснялся, галатея скользила по волнамъ.

Кому приходило въ голову, чтобъ это широкое водное пространство озарнное луной, было что другое, а не Солимоэнсъ? Конечно ужъ не Типерэри Тому, стоявшему на часахъ посл хозяина и правившему рулмъ. Вс остальные спали крпкимъ сномъ. Тривэніонъ сх тремя дтьми подъ навсомъ, Мозей и Мундруку въ трюм, птицы и обезьяны на своихъ насстахъ или въ клткахъ. Вс было тихо и мирно на галатеи и вокругъ.

Вс, кром шума воды прорзываемой галатеей.

ГАЛАТЕЯ НА МЕЛИ.

Правда у кормчаго опытности было не много, но не было недостатка во вниманіи. Прежде чмъ передать ему руль, хозяинъ толково объяснилъ ему всю важность не выходить изъ русла рки, на это и было обращено вс вниманіе ирландца. Но случилось, что онъ очутился вдругъ передъ двумя протоками, какъ будто омывавшими островъ въ средин рки, образуя острый, вилообразный уголъ.

— Такъ гд же настоящій-то проходъ, по которому надо идти? Съ такими вопросами обратился къ себ Типперэри Томъ.

Въ первую минуту недоумнія, онъ хотлъ было разбудить хозяина и съ нимъ посовтоваться, по потомъ, приглядвшись хорошенько, онъ убдился, что одинъ проходъ гораздо шире другого и потому по всей вроятности наджне.

— Чего тутъ сомнваться? пробормоталъ онъ:— ошибки тутъ не можетъ быть. Который больше, тотъ и лучше. Во всякомъ случа хозяина будить не къ чему. Пускай-ка сама галатея выбираетъ.

Съ этимъ вмст онъ оставилъ руль и позволилъ теченію увлечь за собою судно. И дйствительно, оно скоро появилось на водахъ, которыя были пошире, и минутъ десять увлекалось теченіемъ такъ быстро, что другой проходъ скоро скрылся съ глазъ долой.

Кормчій вполн увренный, что галатея выбрала настоящую дорогу, не сталъ больше тревожиться, но снова принявшись за руль, направлялъ его какъ разъ по средин протока.

Не смотря на совершенное отсутствіе подозрній, новый кормчій не могъ не замтить, что берега съ обихъ сторонъ оказались необыкновенно неправильными, словно вс бухты да колна. Вдругъ какъ будто и откроется вдали широкое пространство воды и словно конца ему нтъ, а между тмъ тмныя пятна, раздляющія ихъ, боле походили на группы деревьевъ залитыя водой чмъ на тврдую землю.

По мр движенія судна, этотъ странный феноменъ переходилъ изъ предположеній въ дйствительность, Типперэри Томъ видлъ, что онъ плывтъ между двумя тсными берегами, но видлъ также и то, что куда глазомъ ни кинь всюду неизмримое пространство воды, не имющее другихъ границъ, кром затопленнаго лса.

Но, по мннію Типперэри Тома, тутъ ничего еще не было такого, что могло бы напугать. Вотъ еслибъ Мундруку не спалъ такъ другое дло: надлалъ бы онъ хлопотъ. Но индіецъ спитъ и пожалуй еще видитъ во сн своего лютаго врага индійца Муру и мечтаетъ какъ бы достать его голову.

Томъ воображаетъ, что въ Солимоэнс простое полноводье, и берега его кой-гд затопились. Не въ первый разъ ирландцу видть полноводіе.

Съ самодовольствомъ поворачиваетъ онъ руль направляя галатею вс впердъ. Но пространство вс съуживалось и наконецъ оказалось необыкновенно ограниченнымъ, такъ что даже Типперэри Томъ подумалъ: ужь не ошибся ли онъ? Онъ долго вс еще сомнвался, до тхъ поръ, пока грозная истина открылась передъ нимъ во всмъ ужас съузившихся береговъ, совсмъ не похожихъ на берега могучаго Солимоэнса.

Нашъ кормчій перепугался и отъ испугу не принялъ единственной остававшейся ему благоразумной мры: онъ не разбудилъ своихъ спутниковъ и не объявилъ имъ своей ошибки. Онъ не сдлалъ этого изъ чувства ложнаго стыда и страха, что не исполнилъ какъ слдуетъ своей обязанности, но желая исправить свою ошибку, онъ навлкъ еще худшія послдствія. Не имя никакого понятія о могущественной рк, онъ надялся авось найдтся благопріятный каналъ, такъ что, онъ безъ опасности выведетъ судно опять на обширное пространство. Подкрпляемый такими надеждами, онъ вс направлялся впердъ. Дйствительно каналъ сдлалсят шире, судно опять скользило цо обширному пространству и кормчіе убаюкивалъ себя пріятными мечтами.

Не долго однако длилось его счастье. Вода опять съузилась и сдлалась похожа на водяную аллею, а по обимъ сторонамъ тянулась обширная заводь, окаймлнная полузалитыми деревьями и кустарниками. Видно было, что нкоторые изъ этихъ проходовъ были шире и свободне отъ препятствій, чмъ каналъ избранный, галатеею.

Типперэри Томъ не задумывался о продолженіи пути, который онъ призналъ томнымъ. Онъ поналгъ на руль, чтобы повернуть судно назадъ по тому же каналу, но отчасти удержанный теченіемъ, отчасти обманутый измнчивымъ свтомъ луны, онъ долго не могъ признать настоящей дороги и въ отчаяніи выпустилъ руль изъ руки, предоставивъ судну носиться по произволу волны.

Прежде чмъ онъ собрался съ духомъ, чтобъ разбудить спутниковъ и объявить запутанность задачи, которую онъ имъ задалъ, сама галатея, занеснная волною, запуталась своими снастями въ верхушкахъ деревьевъ затопленнаго лса и мигомъ стала на мель. Трескъ сломанныхъ ею втвей немедленно разбудилъ всю команду и хозяинъ съ дтьми выбжали изъ подъ навса.

Тривэніонъ не только изумился но и перепугался при вид невиданнаго зрлища, смутился и Мозей. Одинъ старый индіецъ понялъ въ чемъ дло и вся опасность этого положенія выразилось въ ужас, съ которымъ онъ воскликнулъ: ‘Гапо! Гапо!’

КУБКИ ОБЕЗЬЯНЪ.

— Гапо! воскликнулъ хозяинъ: — это что значитъ, Мондэй?

— Гапо! повторилъ Типперэри Томъ, думая, по выраженію ужаса на лиц индійца, что онъ завлъ товарищей въ бездну гибели:— Гапо! Что это значитъ, Мондэй?

— Гапо! крикнулъ также негръ Мозей съ ужасомъ вращая своими блками:— ну что теперь длать.

Мундруку только махнулъ рукой и оглядываясь вокругъ, словно говорилъ: Да-да — гапо разв сами не видите, куда вы попали.

Что это за гапо, зврь ли, птица ли, рыба или огонь, воздухъ, вода,— никто не могъ понять.

На галатеи былъ еще человкъ, кром индійца, который понималъ значеніе слова, оковавшаго всхъ ужасомъ, и то былъ молодой Ричардъ Тривэніонъ.

— Не безпокойтесь, дядя, это ничего, спшилъ онъ успокоить общій страхъ: — старикъ Мондей хочетъ сказать, что насъ отнесло отъ настоящаго пути по Солимоэнсу и мы попали въ наводннный лсъ. Вотъ и вс тутъ.

— Въ наводннный лсъ?

— Да. Вс что вы видите вокругъ себя похожее на кустарники, вс это высочайшія деревья первобытнаго лса. Мы теперь попали на мель между втками дерева сапусай, похожаго на бразильское орховое дерево и въ числ огромнйшихъ амазонскихъ деревъ. Смотрите вотъ и орхи.

Съ этимъ вмст онъ указалъ на большія деревянныя чашки, величиной съ кокосовый орхъ, висвшія на вткахъ, между которыми застряла галатея. Ричардъ досталъ втку и сорвалъ одну чашку, но въ это время крышка отдлилась и изъ чашекъ градомъ посыпались призматической формы орхи прямо на крышку навса.

— Ихъ называютъ кубками обезьянъ, потому-что обезьяны большія охотницы до этихъ орховъ, продолжалъ молодой Ричардъ, показывая пустую чашку.

— Но Гапо — что это такое? прервалъ его дядя, наблюдая за выраженіемъ тревоги, помрачавшей лицо Мундруву.

— Индійцы называютъ этимъ именемъ необыкновенно-сильное наводненіе, бывающее въ періодъ дождей, отвчалъ Ричардъ вс съ тмъ же спокойніемъ: — или скоре это мстное нарчіе.

— Что же тутъ такого страшнаго? Мондей всхъ насъ напугалъ, да и самъ кажется очень боится. Что же за причина?

— Ну ужь этого я не могу объяснить. Я знаю только то, что у индійцевъ ходятъ престранныя исторіи на счотъ гапо — будто тутъ живутъ небывалыя чудовища,— громадныя зми, колоссальныя обезьяны и всякаго рода ужасы. Разумется я никогда этому не врилъ, хотя даже тапуги сохраняютъ эти врованія, да и по виду Мондея можно думать, что онъ не сомнвается въ томъ.

— Ошибается молодой хозяинъ, прервалъ его старый Мундруку, говоря мстнымъ нарчіемъ. Мундруку не врить въ небывалыя чудовища, но знаетъ, что здсь водятся огромныя зми и обезьяны, потому-что видалъ ихъ.

— Неужто ты боишься ихъ, Мондей? спросилъ ирландецъ.

Индіецъ вмсто отвта бросилъ угрюмый взглядъ на него.

— Но что же такъ напугало его? Наша галатея кажется не потерпла ни малйшаго поврежденія и мы можемъ съ благоразумными предосторожностями выпутаться изъ верхушекъ, обрубивъ втки.

— Хозяинъ, сказалъ индіецъ вс также сурово:— это не такъ легко, какъ вамъ кажется. Изъ верхушекъ мы можемъ выбраться минутъ черезъ десять, но изъ гапо не выберешься не то что черезъ нсколько часовъ, но пожалуй и черезъ много дней. Вотъ этого-то опасается Мундруку.

— О! такъ ты думаешь, что трудно будетъ отыскать дорогу назадъ въ рку?

— Думаю? нтъ, я увренъ въ этомъ, а иначе намъ было бы необыкновенное счастье.

— Разумется надо переждать, пока ночь пройдтъ, настаивалъ Тривэніонъ, осматриваясь вокругъ:— мсяцъ скоро зайдтъ за вершины деревьевъ, такъ темне будетъ и мы выпутываясь пожалуй еще пуще завязнемъ. Ты какъ думаешь, Мондей?

— Совершенно справедливо хозяинъ. Намъ остатся только переждать здсь ночь и приняться за работу вмст съ восходомъ солнца _ь

— Такъ ступайте же вс спать, скомандовалъ хозяинъ: — и вмст съ разсвтомъ принимайтесь за работу. Надюсь, что хлопотъ не много будетъ. Галатея здсь безопасна какъ будто причалила къ гавани. Понятно, она сла на мель т. е. повисла на втк дерева. Ха! ха! ха!

Мысль о подобномъ положеніи паруснаго судна показалась такъ забавна, что возбудила громкій смхъ всей команды, кром Мундруку.

Индіецъ былъ чуждъ общей веслости. Напротивъ, на его лиц выражалась та-же тревога, и когда вс спутники предались уже безпечному сну, онъ вс еще сидлъ на носу судна, угрюмо посматривалъ вокругъ и въ его глазахъ видна была серьзная дума.

ГАПО.

Юный Ричардъ довольно отчотливо описалъ мсто, въ которое попалась галатея, но не довольно понятно.

Странный феноменъ природы, извстный подъ именемъ Гапо, представляетъ замчательнйшую черту, отличающую амазонскую страну, и требуетъ подробнйшаго описанія, тмъ боле необходимаго, что въ противномъ случа не понятно будетъ, какимъ образомъ пловцы галатеи могли претерпть столько опасностей, ужасовъ и нашъ правдивый разсказъ показался бы несбыточною сказкою.

Вроятно очень многіе изъ васъ видали картину наводненія, хотя бы и на маленькомъ остров. Вода скоро убываетъ и входитъ въ сво обыкновенное русло, деревья опять показываются на земл и зелные луга весело тянутся со всхъ сторонъ.

Но наводннный лсъ совсмъ другое дло. Характеръ наводненія тотъ же, только самый феноменъ гораздо грандіозне. Не только покрываются водою кустарники на берегахъ узкаго ручья, но вся мстность, куда глазомъ ни кинь — огромное пространство первобытныхъ лсовъ,— высочайшія: деревья съ ихъ вершинами заливаются водою не то что на дни и недли, но и на цлые мсяцы и многія изъ нихъ на вки.

Представьте себ такую картину и вы будете имть понятіе о гапо. На семь-сотъ миль пространства, вдоль береговъ Солимоэнса, наводннъ этотъ, лсъ, внутренность котораго также мало извстна какъ кратеры нд лун, или ледяные океаны, которые свирпствуютъ или мирно спятъ вокругъ полюсовъ. Но эта страна неизвстная образованному міру, хорошо знакома мстному дикарю. Уроженецъ амазонки сгорбившись въ свомъ челнок проникаетъ въ эту водную страну чудесъ. Онъ поразскажетъ вамъ многое о ней и дйствительное и многое до того чудесное, что ученые люди называютъ несбыточнымъ. Онъ будетъ описывать вамъ разныя необыкновенныя деревья, растущія подъ водою и приносящія необыкновенные плоды, какихъ нигд не бываетъ. Онъ разскажетъ вамъ о четвероногихъ и четырерукихъ животныхъ, существующихъ только въ гапо, о птицахъ, красоты ослпительной, и о пресмыкающихся, безобразія ужасающаго и между которыми самый страшный драконъ имя Сукуруху, какъ называютъ они водянаго змя, анаконду.

Кром того дикарь разскажетъ вамъ и о существахъ подобныхъ ему: человкообразныя существа постоянно живутъ въ наводннныхъ лсахъ, воздвигая свои дома на сваяхъ, посреди верхушекъ деревьевъ, перезжая съ мста на мсто въ пловучихъ плотахъ или лодкахъ, питаясь рыбою, мясомъ манати, морской коровы, птицами, наскомыми, пресмыкающимися, кореньями колосальныхъ растеній и плодами небывалыхъ на земл деревьевъ, иногда же употребляя въ пищу обезьянъ и даже, хотя рдко, человка!

Индійцы, проникавшіе въ глубину подводнаго міра, приносили оттуда престранныя исторіи. Мы можемъ врить и не врить имъ, но сами они непоколебимо вруютъ въ нихъ.

Не надо думать, чтобы входъ въ гапо недоступенъ. Напротивъ много есть хорошо извстныхъ водяныхъ дорогъ ведущихъ туда разумется хорошо извстныхъ индійцамъ тапугамъ, которые нанимаются на суда португальскихъ промышленниковъ, также знакомыхъ съ этими дорогами.

Эти водяные пути часто указываются открытыми пространствами или сломанными втками. Но не везд можно прохать. Иногда водяное пространство гораздо обширне, такъ что и деревьевъ не видать. Тутъ бываютъ и обширныя озра, тоже залитыя водой. Словомъ тутъ находится вода во всхъ видахъ и размрахъ, отъ правильнаго круга до всевозможныхъ овальныхъ и элептическихъ формъ и даже иногда въ вид узкой полосы, какъ будто искусственнаго канала, который течетъ на протяженіи нсколькихъ десятковъ миль, окаймленный съ обихъ сторонъ верхушками кустарниковъ и деревьевъ, корни которыхъ растутъ на футъ сорокъ подъ водою.

Часто эти пространства имютъ неправильную форму и нердко тянутся на такое разстояніе, что заслуживаютъ названіе внутреннихъ морей. Когда надо перезжать подобный протокъ, то кормчій совтуется съ солнцемъ и старается держаться середины, когда же сквозь чащу переплетшихся втвей надъ водяной аллеей, солнца не видать,— что не рдкость въ гапо — то байдар грозитъ опасность заблудиться.

Когда на такъ называемыхъ берегахъ водяной аллеи покажется необыкновенно высокое дерево, то оно служитъ примтою для пловца ищущаго выхода.

Не царствуетъ міръ и тишина въ этомъ лсистомъ океан. У него есть свои туманы, шквалы и бура и он нердко свирпствуютъ. Несчастное судно часто ударяется о стволы колоссальныхъ деревьевъ и идтъ ко дну, предоставляя пловцамъ гибнуть среди необозримой пустыни воды и лса.

Много странныхъ исторій ходитъ въ народ но случаю подобныхъ несчастій, но до сихъ поръ нижто не предалъ ихъ печати.

ЭЧЕНТЕ.

Несправедливо бы было сказать, что наши путешественники поднялись вмст съ солнцемъ. Въ это утро солнце не освщало мрачной картины. Туманъ былъ до того плотенъ, что его можно было почти осязать пальцами. Однако суматоха началась съ разсвтомъ, потому-что капитанъ судна нетерпливо желалъ направить его на путь истинный.

Конечно не мудрено было выпутать судно изъ верхушекъ деревьевъ: съ нкоторыми усиліями стащили его съ втокъ, а за тмъ ловко дйствуя баграми, скоро высвободили его изъ запутаннаго состоянія.

Но какая польза? Попали они въ открытую воду, а положеніе было не легче. Никто не имлъ ни малйшаго понятія куда направляться.

Послдовало совщаніе, вс были приглашены подавать голосъ, хоть очевидно было, что начиная отъ самаго хозяина, вс съ наибольшимъ вниманіемъ прислушивались къ мнніямъ Мундруку, за тмъ слова молодого Ричарда пользовались наибольшимъ значеніемъ. Только одному ирландцу запрещено было вмшиваться въ общія совщанія.

Въ какомъ направленіи рка? вотъ первая задача. Повидимому не было возможности е ршить. Не было солнца, чтобы служить путеводителемъ, не было и видимаго неба. Впрочемъ если-бы было видно то и другое, то и тогда едва ли бы можно было помочь длу. Кормчій не могъ сказать: на югъ или на сверъ, къ востоку или къ западу направлялъ онъ судно, выходя отъ настоящаго протока. Впрочемъ и человкъ посмышлнне Типпэрери-Тома, врядъ ли могъ указать настоящій путь.

Солимоэнсъ, или верхняя Амазонка, течетъ по самому извилистому пути. Надо полагать, что луна, освщавшая въ то время путь мало помогала Типпэрэри Тому, котораго астрономическія познанія ограничивались тмъ, что луна есть луна.

По какому же направленію лежитъ рка? На этотъ вопросъ не было отвта. Вс глаза обращались на Мундруку,— но онъ молчалъ, угрюмо смотря на воду, какъ будто отыскивая ключъ къ разгадк. Никто не брался за багры, потому-что никто не зналъ по какому направленію идти. Они оттащили свою галатею отъ дерева сапусая, но густой туманъ покрывалъ вс окрестности, такъ что руки у всхъ опустились. Въ эту минуту замтно стало движеніе судна: Мундруку — первый замтилъ это обстоятельство, потому-что вс его вниманіе обращено было на то, чтобы выжидать движеніе судна. Въ дали, не смотря на туманъ видна была чаща, только съ каждою минутою вс мене обозначалась. Во всякомъ случа эта чаща была только вершиною деревьевъ. Впрочемъ, что бы тамъ ни было, очевидно одно: галатея, хоть очень медленно, но постепенно уклонялась отъ чащи.

При этомъ открытіи Мундруку выказалъ признаки радости. Нсколько уже минутъ онъ лежалъ на груди уперевъ головой на бортъ судна и спустивъ свою длинную худую руку въ воду. Остальныя плаватели ломали себ голову, желая разгадать, что бы это значило,— но ни чего не понимали.

Также напрасны были повидимому и движенія индійца, потому-что продержавши нсколько минутъ руку въ вод, онъ вытащилъ е съ недовольнымъ видомъ и опять всталъ на ноги.

Въ эту самую минуту показались верхушки деревьевъ, индіецъ пристально смотрлъ на нихъ до тхъ поръ пока увидлъ, что галатея уклоняется отъ нихъ.

— Гула, воскликнулъ индіецъ, стараясь подражать восклицанію ирландца:— гула,— рка здсь.

Говоря такъ, онъ указывалъ на верхушки деревьевъ.

Таковъ былъ первый отвтъ на вс вопросы съ которыми до сихъ поръ къ нему относились.

— Почему ты это знаешь Мондей? спросилъ хозяинъ.

— Какъ почему, хозяинъ? разв можно день назвать ночью! мсяцъ солнцемъ или огонь водою! Солимоэнсъ здсь,— и только, подтверждалъ индіецъ опять протягивая руку по тому же направленію.

— Мы охотно вримъ теб, продолжалъ Тривэніонъ:— и готовы поручить себя твоей опытности, но пожалуста объяснись.

— Клянусь! вс это догадки только, прервалъ ирландецъ:— нашъ старый Мондей только толкуетъ, а самъ ничего не знаетъ, я готовъ присягнуть, что мы не выдемъ на ту сторону.

— Молчать Томъ! крикнулъ хозяинъ: — не мшай намъ слушать что скажетъ Мондей, не смй мшать ему.

— Охъ! ужъ это послднее дло, если мнніе индійца будутъ предпочитать мннію свободнаго ирландца. Плохо будетъ!

Бормоча свои укоризны Типпэрери-Томъ скрылся подъ тнь навса.

— Такъ ты думаешь, что рка находится по этому направленію, сказалъ Тривэніонъ, еще разъ обращаясь къ Мундруку.

— Хозяинъ, Мундруку въ этомъ увренъ, такъ увренъ, какъ въ томъ, что небо надъ нами.

— Не забывай старикъ, что плохо намъ будетъ, если мы еще разъ ошибмся. Безъ сомннія насъ отнесло уже очень далеко отъ настоящаго протока Солимоэнса, заходить еще дальше внутрь разлива значитъ подвергать опасности нашу жизнь.

— Мундруку знаетъ это, отвчалъ индіецъ коротко.

— Въ такомъ случа, прежде чмъ пуститься въ неизвстный путь, мы желаемъ знать, какія причины заставляютъ насъ направиться туда? какое доказательство ты намъ представишь, что дйствительно тамъ рка?

— Разв хозяинъ не знаетъ какой мсяцъ нынче? вдь мартъ.

— Мартъ, такъ чтожъ изъ этого?

— Эченте.

— Эченте? это что значитъ?

— Наводненіе достигаетъ высшей степени. Воды разливаются, гапо увеличивается, вотъ это и значитъ эченте.

— Но почему жъ ты знаешь, что рка въ томъ направленіи?

— Да ужъ это такъ, возразилъ индіецъ: — не пройдтъ трхъ мсяцевъ будетъ васанте.

— Что это за васанте?

— Васанте, хозяинъ: отливъ. Гапо станетъ уменьшаться, воды уйдутъ въ берега, какъ теперь уходятъ отсюда.

— Твоя теорія довольно положительна и кажется мы можемъ довриться теб.

— Въ такомъ случа не надо терять времени. Беритесь вс за багры и работайте дружне. Вознаградимъ время потерянное по милости Типпэрери Тома. За работу!

Гребцы бросились на свои мста и съ каждымъ дружнымъ усиліемъ ихъ судно весело скользило по вздымающимся волнамъ.

НЕПРОХОДИМАЯ ПРЕГРАДА.

Черезъ нсколько минутъ галатея выплыла изъ за нависшихъ надъ нею втокъ, но тутъ пловцы увидли, что нтъ никакой возможности подвигаться по прямому направленію. Не только втви высокихъ деревъ сплетались вмст, но и отъ одного къ другому дереву шли роскошныя гирлянды ползучихъ растеній и представляли такую крпкую и плотную чащу, что и пароходъ во сто лошадиныхъ силъ не въ состояніи бы былъ разорвать е и запутался бы въ ея стяхъ.

Разумется никому и въ голову не могло придти желаніе прорваться сквозь такую непреодолимую баррикаду. Подивившись на не Тривэніонъ руководимый совтами Мундруку, приказалъ идти въ обходъ вдоль по опушк наводнннаго лса.

Цлый часъ работали баграми,— нтъ выхода! Прошолъ еще часъ и ней безъ успха.

Очень могло быть, что Солимоэнсъ точно въ томъ направленіи, какъ утверждалъ индіецъ, но какъ пройти туда?

За все время долгаго плаванія не было ни малйшаго просвта въ этой непроницаемой изгороди, ни малйшаго отверстія, чтобы пропустить лодку. Даже стрла индійца съ трудомъ проникала между деревьями простиравшими свои густыя втви, съ которыхъ свшивались причудливыя гирлянды чужеядныхъ растеній.

По взаимному соглашенію, пловцы подняли свои багры и остановились. Ни просвта между деревьями, ни надежды достигнуть настоящаго протока въ Солимоэнсъ.

Сумрачный день становился еще мрачне: черная ночь спускалась надъ гапо.

Утомлнные работой гребцы желали отдыха, хозяинъ не сопротивлялся ихъ желанію, и надъ нимъ какъ надъ его командой тяготло уныніе.

Какъ и въ прошлую ночь судно причалило между втками деревьевъ, и гибкіе стебли ліанъ крпко обхватили его.

Но не такъ беззаботно спали пловцы въ эту ночь. Между толстыми втвями сапусая ничто казалось не тревожило тишины, кром случайнаго ливня орховъ, когда отдлялись крышки съ кубковъ обезьяны и съ шумомъ разсыпались въ воду орхи.

Въ прошлую ночь галатея сла на мель у отдльнаго дерева, приносившаго только свои плоды. Но въ ныншнюю ночь она причалила среди лса или: на краю лса, который не принадлежалъ ни земл, ни воздуху, ни вод, но завислъ отъ всхъ трхъ стихій. Надо ожидать, что и жители такого лса отличались необыкновеннымъ и чудовищнымъ характеромъ.

И отличительныя черты не замедлили проявиться, не успла галатея пріютиться на верхушкахъ деревьевъ, какъ вдругъ пловцы были оглушены хоромъ такихъ звуковъ, которыхъ ни съ чмъ они не могли сравнить.

Только двое изъ нихъ оставались невозмутимы: Ричардъ Тривэніонъ и Мундруку.

— Полно-те! воскликнулъ Ричардъ,— чего вы такъ перепугались? Дядя, разв вы не знаете, что это такое?

— Я знаю на что это похоже: только сатана съ своими легіонами можетъ, задать такой концертъ.. Чтожь это такое, Дикъ?

— Просто ревуны. Успокойся же, малютка Розита.

При этихъ словахъ перувіанская красавица совершенно успокоилась и съ удивленіемъ посмотрла на ученаго юношу, называвшаго е малюткой.

— Ревуны? это что такое? спросилъ дядя.

— Обезьяны и больше ничего, отвчалъ опытный племянникъ: по страшному реву, который они производятъ, можно подумать, что они по-крайней мр съ буйвола ростомъ. А на дл не такъ: самая большая изъ никъ не больше гончей собаки, хоть шуму подымаетъ за цлую псарню. У нихъ въ горл что-то въ род барабана, который дйствуетъ вмсто резонанса, отчего и происходитъ такой раздирающій ревъ. Мн часто случалось слыхать подобные концерты, раздающіеся на милю въ окружности, особенно передъ бурею. Не знаю, слдуютъ ли ревуны такому обычаю и въ гапо, но если и здсь у нихъ такая же мода, такъ не миновать намъ ужаснаго шквала.

Не смотря на наружное спокойствіе, сохраняемое молодымъ Тривэніономъ, въ нмъ было однако что-то такое, что возбудило вниманіе его дяди. Пока онъ произносилъ предсказаніе о возможности бури, глаза его устремились къ небу, не съ безпечною наблюдательностью.

Туманъ разсялся, мсяцъ совершалъ сво теченіе по небу не безоблачной лазури, но посреди черныхъ тучъ, которые мало по малу сгущались и помрачали прозрачную синеву.

Уроженецъ тропическихъ странъ западнаго полушарія, глядя на это зрлище, непремнно предсказалъ бы шквалъ, какъ и сдлалъ молодой паранецъ.

— Черезъ часъ времени онъ разразится надъ нами, сказалъ онъ скоре про себя, чмъ другимъ:— лучше всего привязать галатею къ деревьямъ. Если это ураганъ и если онъ унестъ е, то не знаю, какъ намъ выбраться отсюда. Лучшее мсто теперь для насъ внутренность гапо.

— Молодой хозяинъ совершенно правъ. Мундруку знаетъ, что значитъ это желтое пятно на неб, сказалъ индіецъ указывая на сро-желтое пятно подозрительно вставшее надъ верхушками деревьевъ.

Ральфъ Тривэніонъ не имлъ причины не врить двумъ предсказателямъ и потому минутъ черезъ десять галатея была накрпко привязана къ деревьямъ.

ТРОПИЧЕСКІЙ ШКВАЛЪ.

Не смотря на видимую безопасность судна, Мундруку кажется не совсмъ былъ спокоенъ. Онъ прикрпилъ мачту и самъ услся на верху, не спуская глазъ съ желтаго пятна на облачномъ неб.

Остальные поговаривали о томъ, что пора бы спать, но Ричардъ уговаривалъ ихъ не ложиться. Видно и его, какъ индійца, тревожили разныя предзнаменованія. Онъ имлъ понятіе о признакахъ погоды на Солимоэнс и видлъ, что ураганъ будетъ ужасенъ.

Цлый день солнце не показывалось, время подходило къ его закату и если буря выбрала это сигналомъ своего появленія, то она дастъ себя знать!

Нсколько быстрыхъ порывовъ съ короткими промежутками были предвстниками бури. За тмъ послдовали порывы сильне. сопровождавшіеся большимъ шумомъ и потомъ уже Втеръ какъ заревлъ между вершинами деревьевъ. Такъ ужъ и не переставалъ, а надъ ними раздавались удары грома да одинъ за другимъ безъ перерыва, такъ что по всей поднебесной пошолъ страшный гулъ. Быстро смнились одно за другимъ то глубокій мракъ то ржущая глаза молнія Перескавшая электрическими струями, все небесное пространство. Въ одинъ мигъ вс скрывалось во мрак отъ взоровъ пловцовъ: небо, деревья, вода, и даже галатея. Еще мигъ и вс за протяженіи многихъ миль обливалось яркимъ блескомъ ослпляющаго, неземнаго свта.

Къ этому сверхъестественному положенію присоединялись еще другіе звуки, кром грохота грома и рева бури — крики живыхъ существъ странныхъ и невдомыхъ: птицы ли то были, или зври, или пресмыкающіеся — только вс разнородные крики ужаса сливались съ громовымъ грохотомъ и ревомъ бури и трескомъ ломающихся деревьевъ.

Путешественникамъ было не до сна, у всхъ ужасъ выражался на лиц. И было чего бояться. Того и смотри, что судно будетъ сорвано съ своими снастями и унесено въ открытое пространство надъ которымъ свирпствовала яростная буря. Горами вздымались чудовищныя волны съ блымъ гребнемъ, и подъ электрическими струями молніи он цнились, разбивались и ревли.

Опасенія пловцовъ не долго продолжались и почти въ туже минуту превратились въ ужасную дйствительность. Къ несчастью, дерево къ которому привязана была галатея, оказалось мягкаго и сочнаго свойства изъ рода меластокъ черноустниковыхъ. Его втки были слишкомъ хрупки, чтобы выносить неожиданные напоры и почти при первыхъ порывахъ шквала оно стало уступать его сил: втви съ трескомъ обламывались одн за другими. И такъ быстро совершалось это отдленіе, что прежде чмъ успли за-ново укрпить судно, отлетлъ послдній канатъ, и галатея, какъ гончая собака сорвавшаяся съ привязи, стремглавъ отскочила отъ вершинъ и понеслась въ дикомъ спх по яростнымъ волнамъ гапо.

Прежде чмъ устрашенные пловцы успли сообразиться, какъ помочь бд,— галатея неслась уже по открытой поверхности, прыгая по ея вздымающимся волнамъ, перескакивая по вершинамъ.

Нечего было и думать о томъ, чтобы повернуть судно къ прежнимъ деревьямъ, вс попытки были бы напрасны: втры и волны несли его въ противоположную сторону, не говоря уже о теченіи противъ котораго пришлось бы бороться. Пловцы понимали, что у нихъ оставалось одно средство къ спасенію — это держать судно въ равновсіи на сколько позволятъ обстоятельства, и нестись по втру.

Но и въ такомъ случа, сомнительна была надежда на спасеніе. Втеръ дулъ не въ правильномъ однообразномъ направленіи, но короткими, сильными порывами со всхъ сторонъ, и волны вокругъ подымались горами. Посредин бушующей стихіи галатея прыгала, вскакивала на вершины, летла стремглавъ внизъ то носомъ, то кормой, то бокомъ, то вихремъ вертлась, то бшено впердъ стремилась. Попугаи и макао {Длиннохвостые гіацинтовые попугаи, иначе называемые apa или арара.}, уцпившись крпкими когтями за рейну, употребляли вс силы, чтобы удержаться, обезьяны, укрывшись подъ навсомъ, держались изо всей силы за крышку. Крики птицъ и животныхъ сливались съ трескомъ снастей и голосами людей.

Гапо грозило вс поглотить. Казалось каждая минута была послднею. Всю ночь несчастные пловцы пробились съ этомъ жестокомъ ожиданіи. Впослдствіи изъ всего этого ночнаго плаванія, они могли только одно припомнить, что ихъ судно какъ необузданный конь скакало вс впердъ, неизвстно куда, управляемое только втрами и волнами, то возносясь на блыя пнистыя вершины ихъ, то спускаясь въ черныя пучины, и вс впердъ и стремглавъ мчалось, длая по десяти узловъ въ часъ.

Давно уже передъ глазами ихъ была только открытая водная поверхность, какъ будто огромнаго озера или внутренняго моря. При послднихъ лучахъ вечерняго свта показались верхушки наводннныхъ деревьевъ, выходившихъ надъ водой отдльными группами, словно отдльные острова. Иногда судно неслось между ними такъ близко, что пловцы думали, не запутаются ли снасти за крпкіе сучья. Разъ или два снасти галатеи съ шумомъ зацплялись за втки. Тогда команда употребляла вс усилія, чтобъ остановить судно и прикрпить его къ деревьямъ, но вс напрасно: сила урагана была сильне соединнной силы всей команды. Ломались втви, за которыя хватались отчаянныя руки и галатея въ галопъ неслась черезъ нихъ по вспнившимся волнамъ.

Наконецъ заря! востокъ запылалъ пурпуромъ и взошло лучезарное свтило и съ нимъ вмст засіялъ лучъ надежды въ сердцахъ отчаянныхъ и истомлнныхъ пловцовъ. Но буря не прекращалась, втеръ завывалъ и свирпствовалъ, волны вздымались горами съ тою же яростью, какъ и въ мрак ночи. И вотъ они опять несутся по безконечному пространству водъ и нигд не видать ни земли ни деревьевъ.

Куда это ихъ примчало? опять другое озеро или новое внутреннее море? Сдлался ли втеръ боле постояннымъ? Можно ли вернуться въ архипелагъ деревьевъ? Мондей былъ того мннія, что ихъ принесло въ другую долину, товарищи врили ему на слово. Не смотря на лазурное небо, на яркое солнце, буря не уменьшалась, снасти скрипли, вс части несчастнаго судна стонали.

Страшные звуки оглушали несчастныхъ пловцовъ. Ясно было, что галатея скоро пойдтъ ко дну, если что-нибудь особенное не спастъ е, не такъ она была построена, чтобы выдерживать подобную бурю. Убжднные въ томъ, пловцы вс глаза проглядли, не покажется ли на горизонт спасительнаго предмета, чтобы стать на якорь. Мундруку влзъ на верхушку мачты и держался за не съ упорствомъ отчаянія, за его плечо уцпилась одна изъ обезьянъ. Вдругъ у индійца вырвалось восклицаніе, обезьяна передразнила его.

— Что такое, Мондей? что ты видишь? закричали ему со всхъ сторонъ.

— Земля, былъ короткій отвтъ.

— Земля? подхватили хоромъ веслые голоса.

— Можетъ быть и не земля, а только верхушки густого лса. Но что бы это ни было, а только это тянется полосой вдоль всего небосклона. Прямо къ тому мсту мы понесмся при попутномъ втр.

— Слова Богу! воскликнулъ Тривэніонъ: ничего лучшаго нельзя бы и желать. Еслибы мы могли опять зассть между деревьями, то по-крайней-мр не боялись бы утонуть. Дти, молитесь Богу! Онъ одинъ можетъ спасти насъ!

Индіецъ спустился съ мачты, за нимъ также степенно слдовала обезьяна, скорчивъ забавную гримасу, какъ будто хотла тмъ показать, что тоже довольна сдланными наблюденіями, а галатея, гонимая втромъ, вс неслась стремглавъ, скоро пловцы могли разсмотрть вдали вершины деревьевъ и посл короткаго наблюденія ршили, что это должно быть наводннный лсъ.

Опытъ доказалъ уже имъ, что и это гораздо уже лучше чмъ бросаться съ волны на волну, съ видимою опасностью каждую минуту быть ими поглощенными. Съ единодушною радостью они увидли, что втромъ гонятъ ихъ судно прямо къ черной линіи. Никто не управлялъ рулмъ, судно было вврено произволу яростнаго втра, который нсъ его къ опушк наводнннаго лса.

Вскор ихъ примчало такъ близко, что они не сомнвались уже въ возможности укрпиться въ нмъ. Видя въ этомъ хоть и временную безопасность пловцы начинали радоваться. Вдругъ передъ глазами ихъ появилось колоссальное дерево — должно же быть высокое, если оно и надъ поверхностью воды стояло футъ на пятьнадцать выше своихъ товарищей. Оно стояло одиноко и отдльно, на четверть мили отъ чащи лса и на столько же отъ судна боровшагося съ разъяренными волнами.

Дерево было тоже сапусая, огромныя чашки съ орхами висвшія на вткахъ ясно показывали, что это вчерашній знакомый. Не смотря на высокую воду, гладкій лоснящійся стволъ выходилъ еще футъ на десять и въ самой средин между водою и втками, онъ раздваивался какъ вила и каждая его половина вс еще казалась толстымъ стволомъ. Хотя эта развилина находилась надъ водою, однако разъярнныя волны съ пнистыми вершинами такъ и лзли на вершину, словно силились сорвать съ нея плоды.

Прямо къ этому дереву примчалась галатея, видимо руководимая Провидніемъ. Никакая человческая сила не могла бы удержать е. Втеръ или волны ршили ея судьбу, и такъ загнали е, что прямо килмъ она залзла въ самую развилину сапусаи и крпко засла тамъ.

— Слава Богу! мы спасены! сказалъ хозяинъ:— насъ причалило между двумя такими подпорками, съ которыхъ не могутъ сорвать насъ ни втры небесные, ни волны морскія. Привяжите крпче и со всхъ сторонъ. Тутъ нтъ опасныхъ втвей, которыя могли бы ломаться. Слава Богу! наконецъ мы стали на якорь!

Тривэніонъ былъ правъ, сравнивая вилообразный стволъ съ подпорками сухого дока, гд чинятъ корабли. Привязанное къ крпкому дереву, судно было обезопасено противъ волнъ и втра. Буря продолжалась, но не грозила ежеминутною опасностью.

Успокоившись нсколько, команда спшила исполнять приказанія хозяина, вс еще дрожащими руками судно было привязано къ стволу сапусаи.

Но вдругъ работа остановилась и у всхъ руки опустились. Страшный трескъ былъ причиной такого ужаса, за нимъ раздался крикъ, вырвавшійся изъ груди всей команды: галатея раздлилась на дв половины!

Судно, засвъ въ древесныхъ вилахъ было разбито волной и находилось въ самомъ странномъ положеніи. Нсколько секундъ оно висло между небомъ и водою,— фордекъ съ его камерами представлялъ равновсіе кормовой части съ ея толдо — навсомъ.

Но прежде чмъ бимсъ переломился, вс пловцы оставили судно, кто искалъ спасенья уцпившись за втки, кто боролся съ теченіемъ гапо и порывами втра.

По великодушному самоотверженію умвшихъ плавать, вс были спасены, то есть получили мстечко на вткахъ сапусая выше яростной волны. Тутъ съ недосягаемой высоты они увидли свою бдную галатею, такъ долго хранившую ихъ въ безопасности, какъ она съ трескомъ разломалась и об половины пошли ко дну.

ОПАСНОЕ КУПАНЬЕ.

Прежде чемъ раздробившееся судно исчезло подъ бушующими волнами, каждый пловецъ нашолъ опору для ногъ на вткахъ сапусаи. Дерево было причиною гибели судна,— тоже дерево спасло людей отъ гибели въ глубокой бездн гапо!

Прошло, однако, много времени прежде чмъ пловцы сознали чувство безопасности. Вс уцпились за разныя части дерева, кто какъ могъ и какъ усплъ, чтобы только быть выше яростныхъ волнъ, стремившихся смыть ихъ какъ галатею. Врядъ ли два человка были въ одинаковомъ положеніи: одинъ стоялъ, вытянувшись на втк и ухватившись обими руками за стволъ — другой сидлъ на втк верхомъ — третій растянулся горизонтально на крпкомъ суку, свсивъ одну ногу внизъ. Молодой паранецъ занялъ мсто на крпкой ліан, которая протянулась съ одной втки на другую, одною рукой онъ охватилъ дерево, другою держалъ за талью кузину Розиту и такимъ образомъ сохранялъ въ безопасности и себя и двочку. Молодой Ральфъ пріютился на крпкомъ суку, отецъ его стоялъ около него на другомъ еще крпчайшемъ. Птицы и животныя, тоже ища спасенія, повисли со всхъ сторонъ дерева.

Прошло довольно времени прежде чмъ кто-нибудь ршился перемнить положеніе. Буря не утихала и каждый былъ радхонекъ только бы удержаться какъ-нибудь на свомъ мст.

Однако одному человку не удалось сохранить сво положеніе — именно Типперэри-Тому.

Ирландецъ выбралъ одинъ изъ низшихъ суковъ, горизонтально и только на нсколько футъ протянувшійся надъ водой. По правд сказать выборъ не отъ него завислъ: яростная волна выкинула его на этотъ сукъ, а самъ онъ только инстинктивно ухватился за него: отъ тяжеловсности его тла сукъ потянулся внизъ, вс усилія Тома ухватиться за стволъ были напрасны и ему не оставалось другого выбора, какъ только или раскачиваться на втк или утонуть въ бушующемъ гапо, грозно развавшемъ передъ нимъ свою мрачную бездну. Испуганный особенно послднимъ выборомъ Томъ употреблялъ вс усилія, чтобы удержаться, рогъ его разинулся до ушей, глаза вытаращились до блковъ и онъ держался — но ненадолго. Такое напряженіе оказалось не по силамъ ему — приходилось тонуть. Волна вскинула его на сукъ, другая — спустила его на воду.

Крикъ ужаса раздался по всему дереву. Всмъ было извстно, что Типперэри-Томъ плохой пловецъ и даже совсмъ не уметъ плавать, вс ожидали, что онъ пойдтъ, какъ ключъ, ко дну.

Онъ и пошолъ внизъ, и на нсколько минутъ исчезъ съ глазъ долой, но вдругъ вынырнула голова похожая на морковь и товарищи, руководимые его громкими криками, скоро поняли въ чомъ состояло его положеніе. Вс полагали, что онъ опять окунтся и не вынырнетъ боле. Вс — кром одного, убждннаго, что Тому не пришла еще пора умирать.

Въ туже минуту съ дерева бросился индіецъ Мундруку и поплылъ къ утопающему. Еще нсколько мгновеній и индіецъ схватилъ Тома одною рукой, а другою плылъ къ дереву. Къ счастью волна, смывшая съ дерева ирландца, лзла въ это время на сапусаю и неся индійца съ ирландцемъ на свомъ гребн, помстила ихъ какъ разъ въ ту развилину, гд разломалась на двое галатея, волна, высадивъ ихъ, опять умчалась, но безъ нихъ, Широкая ладонь индійца успшно дйствовала вмсто весла и Провидніе спасло обоихъ.

На этотъ разъ Типперэри-Томъ спаснъ отъ водяной могилы и видя его безопаснымъ вмст съ его избавителемъ на дерев, раздался со всхъ втвей единодушный крикъ радости, въ которомъ даже животныя приняли участіе и до того громкой радости, что е не могли заглушить ни свистъ втра, ни шумъ листьевъ, ни вой разсвирпвшихъ волнъ, лишившихся добычи.

Сознаніе Тома было нсколько помрачено неожиданнымъ купаньемъ, однако не до такой степени помрачено, чтобы отнять отъ него понятіе, что волна можетъ долзть до развилины, пріютившей его, и потому онъ немедленно послдовалъ примру Мундруку, который карабкался какъ кошка и услся въ самомъ безопасномъ положеніи на верхушк сапусаи.

СОВЩАНІЕ НА ВЕРШИН ДЕРЕВА.

Едва ли воображенію возможно выдумать боле ужасное положеніе въ какомъ находились наши плаватели. Стоя ли, сидя или лжа — вс ровно оно было мучительно, да и не безопасно. Буря не утихала и они съ трудомъ держались на своихъ мстахъ, страшный втеръ съ каждой минутой грозился сбросить ихъ съ втокъ. Каждый уцпился, что было силъ за первый попавшійся подъ руку сукъ и этимъ только удерживалъ равновсіе.

Втки, обуреваемые втромъ трещали, и ломились вокругъ нихъ и подъ ихъ ногами. Огромныя чашки, наполненныя тяжелыми орхами, каждая величиноюсъ пушечное ядро,— силою втра и своей тяжестью отрывались отъ втокъ и летли съ шумомъ по діагональному направленію, грозя проломить черепъ каждому несчастному, попавшемуся подъ ударъ.

Одному изъ плавателей и досталось несчастье встртиться съ такимъ ядромъ, но велико было счастье, что судьба отличила этой встрчей Мозея Мозамбикскаго негра, потому что только его черепъ въ состояніи былъ выдержать такой ударъ, при чемъ ядро отскочило отъ густой шерстяной массы волосъ, покрывавшихъ его голову, не оставивъ другого поврежденія, кром страха выразившагося въ восклицаніи: ‘Помилуй Горамити!’

При этомъ обстоятельств физіономія Мозея приняла пресмшное выраженіе, еслибъ только его товарищи расположены были смяться. Но всмъ было не до смха. Положеніе было опасно и вс молчали, погруженные въ заботу какъ бы удержаться, на дерев, вс угрюмо разсматривали печальную сцену наводненія. У всхъ была одна мысль, какъ бы спастись, какъ бы не утонуть.

Вдругъ произошла перемна въ расположеніи духа, при наблюденіи за свойствомъ шквала: Тропическія бури, извстныя подъ именемъ урагановъ или вихрей какъ приходятъ съ неожиданной быстротой, такъ же и уходятъ неожиданно. Вскор посл того, какъ Мозей получилъ ударъ въ голову отъ орховъ, буря начала утихать. Вихрь промчался, неся разрушеніе въ другую мстность великой Амазонской равнины. Втеръ утихъ и только изрдка слышались короткіе порывы и волненіе гапо скоро прекратилось,

Въ это время было девять часовъ, яркое солнце совершало свой путь на безоблачномъ неб, обливая своими золотыми лучами зеркальныя воды не возмущаемыя бурею и развсистыя деревья, гд ни одинъ листикъ не шевелился.

Такой неожиданный переворотъ произвлъ неизбжное вліяніе на духъ пловцовъ висвшихъ на втвяхъ сапусаи. Прошли опасенія о неминуемой опасности, ихъ мысли обратились къ будущности и стали они обдумывать планъ, какъ бы выпутаться изъ труднаго положенія, въ которое бросила ихъ злополучная судьба. А положеніе было очень затруднительно, это было понятно при одномъ взгляд на окружающую картину, не говоря уже о мучительныхъ квартирахъ, занятыхъ ими.

Со всхъ сторонъ, кром одной — ничего не видать, кром открытаго пространства воды — на далкомъ горизонт даже ни одной верхушки дерева. Только со стороны составлявшей исключеніе видны были деревья, только не отдльными группами, а непрерывною чащею и только по мстамъ нкоторыя деревья возвышались на нсколько футовъ надъ своими товарищами.

Вс заставляло полагать, что это наводннный лсъ, имвшій видъ зелнаго полуострова и хотя онъ былъ на четверть мили — не больше — отъ сапусаи, на которой они спасались, однако очень трудно было исполнить общее желаніе скоре достигнуть той чащи, потому что только половина людей умла плавать.

Разумется индіецъ Мундруку и Ричардъ Тривэніонъ отлично умли плавать. Мозей изъ Мозамбика и самъ отецъ Тривэніонъ могли плавать, но на такомъ разстояніи у нихъ не хватало умнья. Что же касается мальчика Ральфа, то онъ могъ не хуже серны вскарабкаться на какую угодно высокую скалу или спуститься въ пропасть самую мрачную, но въ искусств плаванія могъ соперничать только съ камнемъ. Нельзя было надяться, чтобъ и его сестра Розита могла даже съ помощью неустрашимаго и ловкаго кузена Ричарда, проплыть четверть мили. Вс понимали трудность достигнуть наводнннаго лса и вс больше часу толковали, совщались и спорили, какъ это сдлать.

Будь у нихъ матеріалы, чтобы сдлать плотъ, такъ они не теряли бы времени на раздумье. Втки сапусаи были слишкомъ тяжелы, чтобы выдержать плаваніе и тяжесть нсколькихъ человкъ, слдовательно о плот нечего и думать.

Тутъ пришла кому-то мысль, что въ близкой чащ можетъ быть найдутся сухія сучья, изъ которыхъ можно будетъ построить челнокъ, но кто же можетъ отправиться на рекогносцировку въ лсъ? Разумется никто, кром Ричарда и Мундруку.

Согласіе хозяина даже не спрашивали, потому что безъ словъ понятно было всмъ, что въ этомъ состоитъ единственное средство къ спасенію. Не говоря ни слова, молодой паранецъ снялъ съ себя вс лишнее, что могло бы мшать ему въ плаваніи и спрыгнувъ съ дерева, отважно поплылъ къ наводннному лсу.

Мундруку не имя на себ ничего лишняго былъ уже въ вод и смло переплывалъ пространство, раздлявшее одинокую сапусаю отъ чащи.

ШУМЪ ИЗДАЛИ.

Сидя на дерев товарищи смотрли на отплывшихъ храбрецовъ до-тхъ-поръ, пока т скрылись подъ тнью наводнннаго лса. Тогда не имя никакого занятія, они принялись усаживаться по возможности удобне, выбирая для того самыя густыя втви, чтобы мягче било.

Не надо говорить, что большаго выбора не было и большая развилина, въ которой разломалась галатея, представляла самое удобное убжище. Не боясь боле волненія, Тривэніонъ спустился туда съ Розитой, остальные трое размстились повыше сидя верхомъ на крпкихъ сукахъ и держась за втки или ліаны. Неудобно было положеніе, но физическія неудобства не могли идти и въ сравненіе съ нравственными страданіями. Ненадженъ былъ кровъ, который они нашли подъ деревомъ, смертная опасность вс еще была въ глазахъ. Никто не зналъ, какъ еще выбраться отсюда, а еслибъ и удалось даже добраться до чащи другихъ деревьевъ, то вс еще неизвстно не находятся ли и они на сорокъ футъ подъ водой?

Печальная перспектива внушала только мрачныя предчувствія. Почти часъ прошолъ какъ вс сидли молча, не обмнявшись ни словомъ. Не слышно было никакого звука, кром случайнаго крика ручныхъ птицъ или тараторенья обезьянъ пріютившихся съ людьми на вткахъ самусаи.

Изъ пяти обезьянъ бывшихъ на галате, только дв спаслись отъ кораблекрушенія, одна прекрасивенькая игрунка — уистити, другая побольше ростомъ — черная кваита. Остальныя животныя были привязаны или заперты и потому пошли ко дну вмст съ судномъ.

Тоже случилось и съ пернатыми любимцами. Много было рдкихъ и прекрасныхъ образцовъ, собранныхъ во время продолжительнаго путешествія по Верхней Амазонк, нкоторыя изъ нихъ были куплены дорогою цною у туземцевъ, съ намреніемъ перевезти ихъ за Атлантическій Океанъ. Иныя были въ клткахъ и потонули, другихъ унесло вихремъ, погибли и четвероногія животныя, только дв птицы нашли спасеніе на сапусаи. Одна изъ нихъ великолпная гіацинтовая ара — большой длиннохвостый попугай, а другая попугай самой маленькой породы, который вмст съ игрункой были любимцами Розиты.

Время проходило, а не было никакихъ признаковъ возвращенія отважныхъ пловцовъ. Товарищи на сапусаи бросали тоскливые взоры въ ту сторону, гд т скрылись. Вдругъ послышались звуки съ той стороны. Не голоса ли ихъ. Но эти звуки превратились въ крики, и сливаясь съ другими звуками таинственной природы производили громкій и нестройный хоръ.

Кваита тоже услышала эти звуки и въ отвтъ на нихъ принялась кричать по-своему. Ея примру послдовала игрунка и попугай, но самое сильное впечатлніе произведено было на красиваго гіацинтоваго ару, {Длиннохвостый попугай лазореваго цвта, отъ клва до конца хвоста иметъ три фута и называется по туземному араруна.} который нсколько разъ распростиралъ свои великолпныя крылья, и наконецъ поднялся на воздухъ какъ будто готовился покинуть своихъ покровителей, но голосъ Ральфа, у котораго ара былъ особеннымъ любимцемъ, заставилъ его опять ссть на втку, хотя его тревожное состояніе не прекращалось. Что-то необыкновенное было въ дйствіяхъ ара, хотя въ эту минуту, никто не обращалъ на то особеннаго вниманія. Но странный шумъ прекратился и ара успокоившись, сидлъ на пріютившей его втк.

Вдругъ шумъ и странные крики снова пронеслись по вод, и снова ара обнаружилъ сильную тревогу. Но шумъ былъ непродолжителенъ и вс опять погрузилось въ безмолвіе.

Такъ продолжалось около двухъ часовъ, мрачное выраженіе легло на лицахъ несчастныхъ. Они были уврены, что имъ слышались голоса Мундруку и Ричарда, но съ какими же сверхъестественными звуками они сливались! Ужь пора бы имъ вернуться, и что это задерживаетъ ихъ? Слышны были ихъ голоса, но только въ какихъ отрывистыхъ восклицаніяхъ! Можетъ быть опасность грозитъ имъ?.. Но опять молчаніе водворяется. Не постигла ли ихъ несчастная судьба? Можетъ быть ихъ уже нтъ! Неуже-ли они погибли? Мучительныя ожиданія терзали ихъ родныхъ.

ХАРАРАКА.

Душа страдала, по тлу пробгала дрожь, къ этому присоединялось ощущеніе голода и жажды. Вс это доводило до крайности несчастныхъ пловцовъ.

Однако провидніе не оставляло ихъ, подставивъ имъ подъ руку кубокъ обезьяны, наполненный трехугольными ядрами, ну а воды было вдоволь подъ ногами.

Отчасти по просьб отца, отчасти по собственному побужденію, Ральфъ взобрался на самую вершину, чтобы достать тамъ нсколько самыхъ огромныхъ кубковъ. Смлый мальчикъ привыкъ лазить по утесамъ и крутоярамъ въ Кордильерахъ, что же значило для него взобраться на вершину дерева? Мигомъ онъ былъ на самой вершин, его любимецъ ара слдовалъ за нимъ, сидя на его голов.

Вдругъ птица стала страшно кричать, какъ будто перепугавшись чего-нибудь, и оставивъ сво любимое мсто, поднялась вверхъ и распустивъ крылья съ криками носилась вокругъ дерева. Что за причина необыкновенныхъ поступковъ этой птицы? Мальчикъ осматривался кругомъ, но ничего не видалъ.

Примру ары послдовалъ маленькій попугай, его тревожные крики были не такъ оглушительны, но не мене выражали ужасъ. Затмъ игрунка и кваита съ визгомъ и пискомъ запрыгали на дерев.

Попугай долетлъ до ары и подражая ему распустилъ крылья и кружился по вершин со всми признаками испуга.

Руководимый полтомъ птицъ вс кружившихся на одномъ мст, мальчикъ наконецъ открылъ причину ихъ испуга: вокругъ ліаны висвшей между втвями, обвилась змя желто-коричневаго цвта, почти такого же какъ и ліана, и еслибъ не гладкая блестящая кожа и не переливистые изгибы ея туловища то е можно было бы принять за такое же ползучее растеніе. Только шея ея быстро вытягивалась, глаза блестли и длинная пасть вытянулась, какъ будто готовая схватить пернатую добычу, какъ только та сама приблизится.

Ральфъ не очень перепугался. Не въ первый разъ ему видть змй, только огромные размры этой казались ему необыкновенными. Первая мысль его была созвать птицъ или загнать ихъ подальше отъ зми, но несмысленныя птицы какъ нарочно вс ближе и ближе стремились къ страшному врагу, словно сами хотли влетть ему въ пасть. Ральфъ карабкаясь и скользя могъ видть, какъ змя иногда развала свою пасть.

Еще странне влъ себя маленькій попугай спускаясь на нсколько вершковъ отъ жала зми и даже касаясь ліаны, вокругъ которой извивалось страшное пресмыкающееся, онъ, казалось, самъ летлъ къ ней на жертву.

Ральфъ вс выше взбирался съ намреніемъ взять на руку понурая и тмъ избавить е отъ опасности, но его намреніе было остановлено внезапнымъ крикомъ снизу. Закричалъ Мозей и такимъ нелпымъ голосомъ, что невольно всхъ переполошилъ.

— Долой мистеръ Ральфъ! Если жизнь дорога, не трогайте! Вы не знаете, что это за змя! Горамити! вдь это харарака!

— Харарака? машинально повторилъ Ральфъ.

— Да, да, самая ядовитая змя во всей амазонской равнин. Я много наслушался о нихъ отъ индійцевъ. Спускайтесь внизъ!

Привлеченные криками птицъ, визгомъ обезьянъ, остальные спутники находившіеся внизу внимательно прислушивались. Послдніе возгласы негра заставили Тривэніона поспшно взбираться вверхъ, за нимъ послдовалъ Типперери-Томъ. Одна Розита сидла внизу въ развилин, гд оставилъ е отецъ.

Увидвъ змю, Тривэніонъ тотчасъ понялъ справедливость предостереженія негра, что это самая ядовитая змя. Онъ зналъ это, потому что недавно еще Мундруку убилъ такую же близъ Коари и описывалъ е очень отчетливо: она кормится живыми животными, которыхъ не душитъ, а свернувшись въ клубокъ выжидаетъ своей добычи, на врно размренномъ разстояніи быстро вытягиваетъ шею, мгновенно укуситъ и потомъ покойно слдитъ глазами за своею жертвою. Говорятъ, будто она бросается на человка или на животное, что ядъ ея убиваетъ мгновенно и что наконецъ она гораздо страшне всякаго звря, не исключая даже ягуара и хакары!

Наружность пресмыкающагося подтверждало это описаніе. Это была гадюка съ плоской треугольной головой, соединяющейся съ туловищемъ длипной тонкою шеею. Ея блестящіе глаза, красный языкъ съ раздвоеннымъ жаломъ по временамъ вытягивавшійся на цлый вершокъ, вс это придавало ей чудовищный и отвратительный видъ. Кажется предназначеніе этой зми вносить смерть и уничтоженіе.

Гадюка или по туземному харарака была не очень велика, не больше шести футъ въ длину и не толще дтскаго кулака. Но не надо быть буйволомъ, чтобы внушать страхъ.

Никто не зналъ, за что приняться. Ни у кого не было оружія, вс пошло на дно гапо, и прошло нсколько минутъ посл того какъ Ральфъ спустился внизъ и никто не шевелился. Птицы предоставленныя самимъ себ, продолжали кричать и кружиться спускаясь ближе къ врагу.

Харарака вс время оставалась неподвижна, за исключеніемъ головы и шеи, постоянно извивавшихся на право и на лво. Но вотъ задвигалось и туловище.

— Боже! она спускается съ дерева! воскликнулъ Тривэніонъ, увидвъ, что змя переносится съ ліаны на ближайшую втку и потомъ вс ближе къ стволу.

Вс поняли опасность положенія и поспшно разсыпались въ противуположныя стороны. Но повидимому харарака не обращала вниманія ни на ихъ присутствіе, ни на ихъ побгъ, а продолжала спокойно подвигаться по стволу къ развилин, гд находилась маленькая Розита.

— О! Боже! воскликнулъ Тривэніонъ съ ужасомъ:— дочь моя погибла!

Двочка, предчувствуя опасность, грозившую ея друзьямъ, приподнялась и въ ту же минуту увидала, что вся опасность направлена противъ нея потому, что страшная змя спускалась прямо на не.

Положеніе двочки приводило всхъ въ ужасъ. Ліана, по которой теперь спускалась харарака, находилась какъ разъ надъ развилиной и двочка чтобы держаться на ногахъ, схватилась рукой какъ разъ за эту же самую ліану. Змя никакъ не могла спуститься, не коснувшись до ея руки. Послдствія ужасны и очевидны были тмъ, кто зналъ ядовитость этихъ змй.

Бдной малютк грозитъ мгновенная смерть! Вотъ уже змя виситъ футъ на десять надъ головой Розиты и вс виляетъ своимъ ядовитымъ языкомъ на право и на лво.

Въ эту критическую минуту у ея отца вырвался вопль ужаса, онъ уже готовъ былъ броситься внизъ и голыми рунами схватить имю за шею, но по внаку Мозса остановился.

— Не длайте этого или будетъ слишкомъ поздно! прыгайте въ воду, миленькая Роза! закричалъ онъ торопливо,— прыгайте скоре, это одно спасеніе. Старикъ Мозей подхватитъ насъ. Прыгайте же!

И чтобъ показать двочк примръ, негръ съ этими словами самъ прыгнулъ въ воду, и съ такою силою, что поднялъ цлый фонтанъ воды, но въ ту же минуту опять вынырнулъ и криками поощрялъ двочку.

Розита была умная двочка и послушно повиновалась его наставленіямъ. Какъ ни проворно она повиновалась, однако змя еще скоре охватила бы е, еслибъ только ея движеніе не было пріостановлено. Когда ея отвратительная голова была уже на двадцать вершковъ отъ малютки, вдругъ она остановилась, потому что негръ, нырнувъ въ воду, обкатилъ брызгами не только Розиту, но и харараку.

Такая неожиданная ванна прервала нисхожденіе зми и прежде чмъ она успла одуматься, Розита прыгнула уже въ бездну гапо и попала прямовъ объятія своего чернаго избавителя.

ДЕРЖИСЬ!

Великодушіе Мозея вызнало единодушный крикъ удивленія по вткамъ дерева. Подвигъ его казался тмъ благородне, что всмъ было извстно, какъ онъ плохо плавалъ. Понятно было, что онъ рисковалъ своею жизнью, спасая жизнь Розиты. Но очевидно было и то, что малютка, избавившись отъ одного чудовища, могла погибнуть въ пасти другаго не мене ужаснаго чудовища — зіяющаго гапо — готоваго поглотить е вмст съ ея избавигелемъ.

Да и то неврно спаслась ли она еще отъ зми. Харарака въ высшей степени земноводное, и чувствуетъ себя какъ дома на земл, такъ и на вод, слдовательно ея преслдованія не прекращались водою, но и еще были опасне, потому что въ вод она плаваетъ какъ рыба, а Мозей едва держался на поверхности и тмъ боле, что его обременяла тяжесть беззащитной двочки.

О! какими мучительными чувствами наполнялось сердце бднаго отца, соображавшаго вс эти обстоятельства! Нсколько времени прошло прежде чмъ онъ и его окружающіе могли придумать, чмъ помочь бд. Они вздохнули свободне, когда увидли, что змя достигнувъ развилины расположилась въ ней какъ будто на отдыхъ.

Но опять пришла мысль, что отъ этого не легче потому, что въ этомъ положеніи змя не допуститъ возвращенія на дерево, и при вид какъ она лукаво выглядывала изъ своего убжища на дв фигуры боровшіяся съ волками, можно было думать, что она съ умысломъ заняла эту позицію.

На одну минуту у Тривэніона дыханіе замерло, но только на минуту, мысль, слово и дло разомъ ожили въ нмъ.

— Плывите вокругъ, плывите на другую сторону! закричалъ онъ негру:— вотъ подъ ту большую втку. Эй, Томъ и ты, Ральфъ, скоре взбирайтесь на лво. Тяните что есть силы, вотъ ту ліану и передайте мн. Скоре, скоре!

Отдавая эти приказанія самъ Тривэніонъ ловко и быстро дйствовалъ, Типпэрери-Томъ и Ральфъ также проворно помогали ему.

Тривэніонъ самъ вскочилъ на втку, къ которой направлялъ негра, это была та самая горизонтальная втка, на которой Типпэрери-Томъ принималъ нежеланную ванну. Она простиралась далеко надъ водою и подъ тяжестью Тривэніона ея конецъ наклонялся въ воду, такъ что неискуснымъ пловцамъ легко было ухватиться за не. По этому же случаю, онъ приказалъ передать себ переплетнныя канатомъ стебли ползучихъ растеній. Томъ и Ральфъ такъ бысто исполняли его приказанія, что онъ едва еще усплъ протянуть руку, какъ пукъ крпкихъ ліанъ упалъ къ нему на втку, на которой онъ сидлъ верхомъ.

Между тмъ Мозей пыхтя и фыркая не хуже молодого кита, отдуваясь фонтанами какъ дельфинъ, подпрыгивая и царапаясь, какъ прыткій котъ, подплылъ наконецъ подъ втку, вс еще держа Ровиту на плечахъ. Нсколько разъ хватался онъ за втку и опять срывался, пока удалось ему удержаться за ліану и высадить въ безопасности свою ношу.

Вс видли, что бдный пловецъ порядкомъ утомился и еслибъ конецъ длинной ліаны не ударился ему въ лицо какъ разъ во-вреыя, то Мозей съ своею драгоцнною ношею непремнно пошелъ бы ко дну.

Розита тоже помогла ему, ухватившись изо всхъ силъ за ліану, оба взбирались на дерево среди криковъ: держись! держись! и потомъ радостныхъ привтствій.

ПОПУГАЙ.

Увы за этимъ тріумфомъ совершилось печальное событіе! Харарака вс еще была на дерев и пока она находила здсь убжище не было надежды на безопасность. Свернувшись въ клубокъ она пріютилась въ развилин дерева: кожа ея блестла, глаза сверкали освщаемые яркимъ солнцемъ, которое теперь освщало печальную картину полноводья. Долго ли будетъ лежать это чудовище въ своей спокойной неподвижности? Таковъ былъ вопросъ занимавшій всхъ. Видно было, что она не имла намренія спускаться въ воду, безъ сомннія сапусая была ея обычнымъ жилищемъ и приходилось примириться съ этою мыслью и другимъ товарищамъ, которые непрощенными гостями вторгнулись въ ея владнія.

А какъ она опять станетъ взбираться по дереву — что-тогда?.. Вдругъ вс соображенія были прерваны. Маленькій попугай, выказывавшій такое сильное волненіе при вид зми, казалось успокоился, по-крайней-мр на то время, пока вс были заняты спасеніемъ Мозея и его живаго груза.

Теперь когда спокойствіе возвратилось попугай опять обратился къ харарак для возобновленія своихъ безсильныхъ нападеній противъ пресмыкающагося. Нсколько минутъ онъ опять кружился около мста занимаемаго змю: то сядетъ на втку, то опять слетитъ, а самъ вс спускается пониже и вс поближе къ харарак.

Странно, но во всхъ движеніяхъ птицы не было вражды, напротивъ вс обличало въ нмъ чувство страха, что подтверждалось дрожаніемъ всего его тла, когда онъ садился на втку, и испуганными криками маленькой птички. Это былъ не тотъ сердитый крикъ, которымъ попугаи выражаютъ свою досаду и вражду, но какіе-то жалобные вопли испуганнаго животнаго. Съ каждымъ полтомъ попугай вс ближе подвигался къ раздвоенному языку зми и опять улеталъ какъ будто въ трепет и нершимости.

Страшно и любопытно было слдить за дйствіями зми: ея голова поднималась и вытягивалась вдвое противъ натуральныхъ размровъ, глаза какъ будто выпрыгнуть хотли, изъ нихъ вылетали молніи огня, вытянутый языкъ, открывавшій двойной рядъ блыхъ острыхъ зубовъ, казалось горлъ фосфорическимъ пламенемъ.

Сомннія нтъ: птица была очарована магматическимъ взглядомъ зми и дйствовала подъ этимъ вліяніемъ. Зрители понимали это и думали только какъ бы снасти бдную птичку отъ жестокой смерти.

Молодой Ральфъ, видя отчаяніе выразившееся на лиц сестры, готовъ былъ броситься внизъ и сразиться съ хараракой, но его намренъ былъ предупредить Типпэрери-Томъ, ненависть котораго ко всмъ пресмыкающимся вообще и къ змямъ въ особенности имла національное и наслдственное происхожденіе.

Однако Тривэніонъ былъ настолько благоразуменъ чтобы не допустить подобное вмшательство, между тмъ, какъ негръ съ видимымъ нетерпніемъ ожидалъ развязки трагическаго зрлища, только не отъ жестокости — у него были свои причины на это.

Итакъ зрлище подходило къ развязк и зрители не препятствовали ей.

Мало-по-малу птица видимо изнемогала, такъ что крылья не могли уже носить е. Вдругъ парализованная окончательнымъ и отчаяннымъ усиліемъ, она сама полетла въ пасть зми, которая вытянула свои челюсти, чтобы подхватить е. Еще разъ встрепенулись крылья, судорожныя движенія овладли бдною птичкою, а змя вытянувъ шею, мгновенно укусила, потомъ полуизгибаясь повернула голову къ дереву и свернувшись въ клубокъ, спокойно смотрла за своею животрепещущею жертвою.

ОТОРВАННАЯ ЛІАНА.

Очевидцы этой маленькой трагедіи не только не вмшивались, но и наблюдая за развязкой сидли на мстахъ, не шевелясь. Нельзя было ожидать, чтобы трагедія покончилась только смертью попугая. Это было только начало конца: теперь долженъ совершаться процесъ кормленія зми. Извстно, что зми, хоть и одарены двойнымъ рядомъ зубовъ, однако не могутъ ими жевать и обладаютъ ими собственно для того, чтобы захватывать живую добычу, которую они потомъ мало-по малу глотаютъ.

Волею и неволею зрители на сапусаи должны были слдить за процессомъ питанія харарака, которая невидимому не обращала ни малйшаго вниманія на окружающихъ. Положивъ бездыханнаго попугая въ развилину, она вытянулась и приняла боле удобное положеніе, чтобы наполнить свой желудокъ. Тутъ не было достаточно мста, чтобы вытянуться ей во всю длину, по-крайней-мр дв трети ея тла оставались въ горизонтальномъ положеніи.

Устроившись со всми удобствами, она устремила вниманіе на лежащаго попугая и опять захвативъ его зубами, ворочала до-тхъ-поръ пока захватила въ пасть голову его. Челюсти свои она не очень широко растянула, съ необыкновенной быстротой, то высовывая то пряча свой языкъ, изъ чего можно-было заключить, что она лижетъ свою добычу. Это продолжала она до-тхъ-поръ пока короткія перья на голов птицы не покрылись веществомъ похожимъ на мыло: она покрыла слюною свою пищу, какъ это всегда харараки длаютъ.

Когда показалось ей, что добыча достаточно ослюнена, змя еще разъ разинула свою пасть и сдлала глотокъ. На этотъ разъ она проглотила голову, шею и плечи попугая.

Затмъ прошло нкоторое время и не видно было ни малйшаго движенія со стороны зми. Зрители давно уже примтили, что Мозей не спуская глазъ съ происходившаго, ожидалъ чего-то. Была у него на то причина, но онъ не сообщалъ е товарищамъ.

Онъ ждалъ этой минуты бездйствія зми и посл того какъ она сдлада первый глотокъ, Мозей приподнялся съ мста, тихо спустился съ ствола и прямо въ развилину. Протянувъ правую руку, онъ что есть силы схватилъ змю за узкое мсто шеи и швырнулъ е далеко отъ себя въ волны гапо.

Чудовище съ пернатымъ кускомъ во рту мигомъ потонуло и какъ думали зрители, сидвшіе на сапусаи потонула съ тмъ, чтобы не возвращаться боле на свтъ Божій.

Но дальнйшія событія обнаружили всю ошибочность скоросплаго заключенія. Не успли еще окончиться отголоски радостныхъ восклицаній звучно прервавшія безмолвія гапо, какъ вдругъ на его поверхности показался мртвый попугай, а за нимъ быстро изгибаясь плыла харарака, выкинувшая полупроглоченную добычу, и прямо направлялась къ покинутому дереву.

Ужасное положеніе! непріятель возвращался видимо съ неумолимой ршимостью отмстить за вс обиды и неудачи, претерпнныя имъ на сапусаи.

Мозей, потерявъ увренность въ своей ловкости отступилъ на вершину дерева. Онъ понялъ, но слишкомъ поздно, вс неблагоразуміе своего поступка: ему слдовало бы дождаться еще глотка, когда пернатая пища завязла бы въ горл, такъ что и выкинуть бы е нельзя было. Онъ поторопился и чувствовалъ, что вся отвтственность падала на него.

А харарака подплыла къ дереву и начала сво восхожденіе, обвившись вокругъ той самой ліаны, которая служила опорою ея врагамъ, когда они взбирались на верхъ.

Черезъ нсколько мгновеній, она была въ развилин, но не останавливаясь, продолжала скользить по ліан вверхъ.

— О Боже! воскликнулъ Тривэніонъ: — одинъ изъ насъ долженъ пасть добычею этого ужаснаго чудовища! Не-уже-ли нтъ средства избавиться отъ него?

— Есть средство, одно послднее, закричалъ Мовей, надо какъ нибудь оторвать ліану отъ дерева и отшвырнуть е вмст съ хараракой подальше въ воду. Ну, дружнй, рвите!

И негръ вмст съ этимъ тянулъ, что было силъ ліану, внизу которой обвивалась змя. Тривэніонъ и другіе мигомъ понявъ въ чомъ дло, тоже употребляли вс усилія, чтобы оторвать ліану отъ верхушки.

Нсколько разъ и сильно дрнутая ліана распустилась и оторвалась, е раскачали въ воздух и такъ сильно швырнули, что она вмст со змею полетла стремглавъ и шумно погрузилась въ воду.

Еще разъ раздались радостныя восклицанія со всхъ втвей сапусаи и еще разъ стихіи прежде чмъ повторило ихъ эхо: харарака снова появилась на поверхности, ршительно направляясь къ дереву.

Глубокое отчаяніе овладло всми, что-то сверхъестественное было въ дйствіяхъ водянаго чудовища: ни сила человческая, ни изобртательность и умъ не могли побдить е: нтъ пользы во всхъ попыткахъ противъ нея!

Мозей, какъ слдуетъ фаталисту, готовъ былъ покориться неизбжной судьб, и даже Типпэрери-Томъ сталъ отчаиваться въ силу своихъ молитвъ св. Патрику, покровителю Ирландіи.

Однако бывшій рудокопъ хорошо изучавшій какъ подводный такъ и земной міръ, не имлъ предразсудковъ, удерживающихъ отъ дятельности и не поддаваясь отчаянію, сохранялъ предпріимчивость и присутствіе духа.

Вс еще держась рукой за оторванную отъ дерева ліану и призывая на помощь товарищей онъ совершенно отпуталъ е отъ ствола дерева и отшвырнулъ далеко въ воду.

Не успли они этого сдлать, какъ приплыла харарака съ явнымъ намреніемъ взобраться на дерево по прежнему. Трудно описать ея чувства, когда она нашла, что мсто пусто и лстница, устроенная природой снята, а по гладкому скользкому стволу сапусая и нтъ возможности взобраться даже для водянаго чудовища.

Нсколько разъ оплыла она вокругъ и во многихъ мстахъ пробовала удобства дерева, но не находя ни одного, харарака принуждена была отступить съ видимою досадой, за тмъ посмотрла она въ пучину гапо и поплыла по направленію къ чащ по слдамъ Ричарда и Мундрука.

ОЧАРОВАНІЕ ЗМИ.

Прошло нсколько минутъ, прежде чмъ Тривэніонъ съ спутниками могли придти въ себя отъ ужаса. Даже при одномъ воспоминаніи волосы дыбомъ становились. Тутъ пришли имъ въ голову разсказы туземцевъ объ ужасахъ внутренности гапо съ ея чудовищными обитателями, и поневол закралась мысль въ душу, что эти невроятные разсказы имли истину въ основаніи. Въ этой продолжительной и неумолимой вражд харараки, въ этомъ таинственномъ вліяніи ея взгляда и присутствія на птицъ и животныхъ было конечно что-то сверхъестественное. Кром того, что это за смшанный шумъ доносившійся до нихъ издали? шумъ, въ которомъ было земнаго только голосй ихъ отсутствующихъ товарищей? да и голоса-то не имли ничего успокоительнаго!

Странныя дйствія харараки тоже заставляли Тривэніона невольно задумываться. Сколько ловкости и дерзости выказало это презрнное пресмыкающееся, возвращаясь всякій разъ на борьбу съ врагомъ гораздо многочисленне его, что вмст съ его чудовищною наружностью внушало невольный ужасъ.

Впечатлніе ужаса производилось не только на человка, но и на вс живое, окружающее его. Не разъ и прежде эти самыя обезьяны и птицы бывали въ присутствіи разныхъ змй, но никогда не обнаруживали подобнаго чувства страха. Давно уже харарака уплыла отъ нихъ посл второй неудачи, а кваита вс еще дрожала отъ испуга, ара не переставалъ издавать крики ужаса, а крошка игрунка, бросившись подъ покровительство Розиты, вся трепетала на ея рукахъ, какъ-будто страшное чудовище вс еще развало передъ нею свою страшную пасть. Мудрено ли, что видя вс это, и люди поддались невольному чувству суеврнаго страха?

Однако это не долго продолжалось. Тривэніонъ, человкъ высокаго ума, воспитаннаго опытностью и книгами, сообразивъ вс обстоятельства, разсудилъ, что тутъ ничего нтъ сверхъестественнаго.

Харарака, какъ онъ слыхалъ и какъ это извстно всякому живущему около Амазонки, есть самая ядовитая змя. Даже птицы и животныя хорошо знаютъ про ея ядовитость и потому страшась ея, он выказываютъ не ипстниктивный страхъ, но дйствительное знаніе, которое таинственными путями сообщаютъ одни другимъ. Вотъ причина дикаго ужаса овладвшаго всми живыми существами на сапусаи, ужаса оправданнаго трагическою кончиною, попугая.

Правда, что тутъ была тайна, которую Тривэніонъ не могъ объяснить товарищамъ, да и себ не могъ дать полнаго отчота. Это мучительная сила взгляда харараки на попугая, какъ она свернувшись въ клубокъ, не двигаясь съ мста, выжидала когда добыча сама приблизится къ ней, чтобы дать себя ужалить. Очевидцы этого факта не могли разъяснить его себ.

Что это — очарованіе магнитизма? но это фактъ подтверждаемый наблюдателями, сбывающійся не только на птицахъ, но и на четвероногихъ. Въ этомъ согласны какъ простые, такъ и ученйшіе наблюдатели, вполн изучившіе природу. И въ настоящемъ приключеніи ничего не было новаго, потомучто тоже самое сбывается во всхъ странахъ а во всхъ климатахъ гд водятся такого рода гадюки.

Кром того было еще обстоятельство, подтверждавшее естественность этого происшествія: харарака, обычная ли жительница страны, заливаемой во время періода дождей имла своимъ домомъ сапусаю, по которой спасались наши плаватели или можетъ быть занеснная сюда ураганомъ искала временнаго убжища на этомъ дерев? ея возращеніе къ дереву и смлость нападеній доказывали только, что апетитъ ея разыгрался еще сильне посл того какъ безцеремонное обращеніе негра Мозея заставило выпустить изъ пасти вкусный кусочекъ и кром того видно было, что она не боится человка и не позволяетъ ему безнаказанно выгонять себя изъ избраннаго ею жилища.

Индійцы увряютъ будто она и безъ этой цли всегда готова лзть на человка. Врно только то, что харарака не боится людей и что ей вс равно сколько бы ихъ тамъ ни было и что вс подвергались опасности сдлаться ея жертвами, еслибъ не своевременное устраненіе природной лстницы. При соображеніи всхъ этихъ обстоятельствъ и отстраненіи сверхъестественности этого явленія, вс умы мало но мало успокоивались, а голодъ и жажда снова возбуждались. Впрочемъ малютка Розита и ея черный избавитель изъ воды, долго не могли чувствовать жажды, потому-что при ихъ короткомъ плаваніи вокругъ дерева, оба нсколько разъ окунулись въ воду и достаточно по-крайней-мр на день наглотались е. Да и въ пищ не долго нуждались, потому-что Ральфу стоило только взобраться повыше, чтобы вдоволь набрать вкусныхъ орховъ. Орхи вынимались, а пустыми кубками черпали воду.

Такимъ образомъ и голодъ и жажда были удовлетворены. Оставалось только ожидать возвращенія товарищей. Устремивъ печальные взоры на тмную зеркальную поверхность подъ деревомъ, они выжидали первой струи, которая обнаружитъ возвращеніе пловцовъ изъ страны неизвстной.

ВОДЯНАЯ АЛЛЕЯ.

Оставимъ на время нашихъ друзей на сапусаи и послдуемъ за отважными пловцами.

Когда они досгигнули до опушки наводнннаго лса, первою ихъ мыслью было взобраться на ближайшую втку и отдохнуть на ней. Оба не долго сомнвались въ какое мсто попали.

— Гапо! пробормоталъ Мондей, заглянувъ въ мрачную бездну,— тутъ нтъ тврдой земли, и намъ остатся только отдохнуть на этомъ насст. Тутъ не меньше десяти саженей глубины. Мундруку можетъ это сказать по тмъ деревьямъ, которыя высятся надъ нами.

— Я и не ожидалъ ничего другаго, отвчалъ Ричардъ, ухватившись за втку и располагаясь на ней по примру индійца: — вся моя надежда не найдтся ли здсь какого плавающаго ствола, чтобъ переправу изъ него сочинить. Но здсь немного хорошаго подлаешь. Какъ выбраться изъ этой бды, кажется ни вы, ни я не можемъ сказать.

— Мундруку никогда не приходитъ въ отчаяніе даже внутри Гапо, былъ гордый отвтъ индійца.

— Такъ вы еще надетесь? Такъ вы думаете, что здсь найдтся дерево, изъ котораго можно сдлать паромъ, и что намъ удастся выбраться изъ этого потопа?

— Нтъ, на это не много надежды, отвчалъ индійецъ:— мы слишкомъ далеко ушли отъ настоящаго протока великой рки. Здсь не найдтся плавающихъ деревьевъ, ни на столько сучьевъ, чтобы сдлать паромъ.

— Такъ зачмъ же насъ сюда занесло, если не было надежды сдлать паромъ?

— Надежды на паромъ? въ такомъ случа намъ пришлось бы уйти какъ пришли — съ пустыми руками. Нтъ, мы сочинимъ переправу и безъ этого. Слдуйте за мною, молодой господинъ: намъ надо попасть въ чащу. Тамъ старикъ Мондей покажетъ, какъ надо строить паромъ безъ деревьевъ, а пользуясь только ихъ плодами.

— Ступайте впердъ, Мондей, я готовъ во всмъ помогать, отвчалъ молодой паранецъ,— хотя не имю ни малйшаго понятія о томъ, что вы думаете длать.

— А вотъ сей-часъ увидите, возразилъ Мундруку, приготовляясь опять къ плаванію:— ступайте-ка какъ разъ за мною. Если не ошибаюсь, такъ мы сейчасъ найдмъ матеріалы для парома или что-нибудь такое, что поможетъ намъ. Въ дорогу! идмъ.

Онъ что-то еще говорилъ, но послднихъ словъ не слышно было за шумомъ и всплесками воды, когда онъ бросился съ дерева въ гапо. Ричарду оставалось только послдовать его примру и ввряясь еще разъ волнамъ, Ричардъ поплылъ вслдъ за индійцемъ.

Сквозь колоннаду высокихъ деревьевъ, облпленныхъ густой массой роскошной растительности, мстами до того густой, что дорога шла подъ зелнымъ сводомъ непроницаемымъ даже для тропическаго солнца, наши пловцы продолжали свой путь, индіецъ вс впереди, молодой наранецъ какъ разъ за нимъ.

Мундруку былъ неизвстенъ Ричарду. Онъ ничего не зналъ о нмъ, кром того, что онъ тапуго — изъ цивилизованнаго класса индійцевъ, и служитъ по найму у дяди для управленія лодкой. Онъ зналъ по наслышк и о его племени, но племя Мундруку вообще не пользовалось хорошей славой. Они имли репутацію самаго кровожаднаго племени, которое находило наслажденіе не только въ томъ, чтобы уничтожать враговъ, но и оставлять на долгую память слды своей кровавой непріязни, сохраняя у себя какъ трофеи головы убитыхъ.

Въ обществ Мундруку и именно въ такомъ дикомъ мст, плавая подъ мрачнымъ сводомъ затопленнаго лса, не мудрено было бы всякому человку почувствовать подозрніе, если не страхъ. Но Ричардъ былъ великодушенъ и мужественъ и потому смло ожидалъ развязки этого злополучнаго дня.

Наконецъ плаваніе пресклось восклицаніемъ индійца, который указывая на особенное дерево, закричалъ:

— Вотъ-вотъ оно! то самое, что я ищу. Э! да еще и вс покрыто сипо — вотъ и вс что намъ нужно: канатъ и смола вмст ростутъ. Милостивъ къ намъ Великій Духъ!

— Но что это такое! я вижу высокое дерево, вижу сипо, какъ вы называете ліаны покрывающія дерево — но чтожь изъ этого? Дерево очень сочно и врядъ ли можетъ плавать. Изъ этого парома не построить. Положимъ сипо можетъ служить вмсто каната, но дерева у насъ вс таки нтъ, хоть бы и топоръ былъ для рубки.

— Не надо Мундруку ни топора, ни дерева. Онъ желаетъ только добыть соку изъ этого дерева и нсколько аршинъ сипо, которое виситъ на вткахъ. Дерево же мы найдмъ на сапусаи, какъ вернмся назадъ.

— Сокъ? зачмъ это?

— Вглядитесь хорошенько, что это за дерево, молодой господинъ — разв вы не узнате его?

Паранецъ внимательно вглядывался въ дерево. Стволъ его до того былъ переплетнъ густою массою ползучихъ растеній, что трудно было различить его собственныя листья. Однако по внимательномъ осмотр Ричардъ отыскалъ листья, по которымъ узналъ дерево. Оно оказалось хорошо извстнымъ и драгоцннйшимъ деревомъ не только для жителей родного его города Пары, но и во всей Амазонской области.

— Конечно, теперь я знаю, что это за дерево, отвчалъ Ричардъ на вопросъ Мундруку: — это серинга — дерево изъ котораго добываютъ каучукъ. Но что оно поможетъ. Изъ каучука парома не сдлаешь.

— А вотъ увидимъ.

Между тмъ Мундруку взобрался на втку и звалъ къ себ Ричарда, который не замедлилъ послдовать за нимъ и, схватившись за крпкія стебли ліаны, высоко подпрыгнулъ изъ воды и очутился на нижней втк.

СЕРИНГА.

Ричардъ справедливо сказалъ: дерево, на которое они взобрались, давало каучукъ. Это была Siphonia elastica изъ класса молочайныхъ, Enphorbiaceus, это резинковое дерево Амазонской равнины отличное отъ африканскихъ деревьевъ, дающихъ каучукъ.

Не одна сифонія производитъ всмъ извстное вещество, которое произвело въ послдніе годы переворотъ въ искусствахъ, промышленности и домашней жизни цивилизованнаго міра. Много разныхъ деревьевъ въ Старомъ и Новомъ свт принадлежащихъ къ пород смоковницъ, доставляютъ каучукъ. Но сифонія доставляетъ лучшій каучукъ, который высоко цнится торговцами.

Молодой паранецъ назвалъ это дерево серинга потому что съ дтства слышалъ, что его такъ называютъ. Португальцы дали ему названіе серинги, т. е.: шпринцовки, потому-что въ первый разъ узнали о нмъ отъ туземцевъ, длавшихъ изъ каучука шпринцовки. Говорятъ даже, что индійцамъ пришла мысль длать трубочки, именно отъ того, что они увидали вокругъ втокъ трубочки образуемые смолою когда она вытекаетъ изъ дерева.

Каучукъ добывается самымъ простымъ способомъ и сборъ его составляетъ необходимое занятіе жителей въ амазонскихъ краяхъ особенно же индійцевъ, которые потомъ продаютъ его португальцамъ или бразильцамъ.

Какъ только спадаетъ вода въ август, тогда только возможно приближаться къ этимъ деревьямъ, которыя любятъ низменныя и болотистыя мста.

Жатва,— если только позволено такъ выразиться,— продолжается во вс сухіе мсяцы съ августа до января, за это время собирается огромное количество соку и тотчасъ же отправляется на рывокъ въ Пару.

Процесъ добыванія каучуку чрезвычайно простъ. Деревья раздляются на участки для каждаго семейства или для нсколькихъ семействъ.

Каяідое утро — мущины, женщины или дти обязаны обходить назначенное на долю ихъ количество деревьевъ и вотъ въ чомъ состоитъ ежедневная обязанность каждаго: съ вечера на деревьяхъ производятъ надрзы или длаютъ насчки на кор и каждый вечеръ на свжемъ мст, подъ каждымъ надрзомъ прилпляется глиняная чашка или раковина для собиранія молочнаго сока вытекающаго изъ надрза. Взошло солнце и работники спшатъ осматривать горшки съ молокомъ, которые выливаются въ одну большую посуду, вс это сохраняется въ общей кладовой. За это время сокъ — вс еще молочнаго цвта — сгущается и становится сливками, въ такомъ состояніи оно способно на отливку. У собирателей есть уже большой запасъ всякаго рода формъ смотря по требованію: калоши, мячи, бутылки и прочее. Вс формы погружаются въ жидкость и покрываются тонкимъ слоемъ, процессъ погруженія повторяется до-тхъ-поръ, пока получается потребная толщина предмета.

Когда полученъ послдній слой, на нмъ производятъ надрзы, и разныя украшенія, пока каучукъ еще находится въ мягкомъ состояніи. Прекрасный тмный цвтъ этихъ предметовъ получается посл того какъ ихъ прокапчиваютъ въ густомъ черномъ дым, для чего жгутъ пальмовыя деревья многія породы пальмъ употребляются собственно для этой цли.

Формы обыкновенно длаются изъ тврдыхъ матеріаловъ, калоши, мячики и бутылки отливаются не внутри, а снаружи ихъ, такъ что удивительнымъ кажется, какимъ образомъ форма вынимается изъ отлитой вещи.

Изобртательность амазонскихъ жителей въ этомъ отношеніи достойна замчанія. Формы для мячиковъ и бутылокъ они лпятъ изъ сухого ила или глины, точно также и колотки для калошъ. Продержанные полчаса времени въ вод, эти формы разумется обращаются въ первобытное состояніе грязи, за тмъ остатся немного оттереть или вымыть ихъ и каучуковыя издлія готовы къ общему удовольствію фабриканта, купца и покупателя.

Серинга не отличается особенною наружностью и конечно, еслибъ не ея драгоцнный сокъ, не обратила бы она на себя вниманіе посреди лсовъ Амазоніи, славныхъ своими великолпными деревьями. Какъ цвтомъ коры,— такъ и формою листьевъ, серинга очень похожа на европейскій ясень, только огромнйшихъ размровъ, но голый стволъ возвышается часто на тридцать и на сорокъ футъ и только тамъ развтвляется.

Дерево, на которое взобраіись Мундруку и Ричардъ, находилось подъ водою до самыхъ втокъ, иначе имъ не легко было бы взобраться на, него. И росло оно въ своей любимой мстности — въ болотистыхъ углубленіяхъ гапо, на его вткахъ свшивались гирляндами массы вьющихся растеній разнообразныхъ видовъ, образуя изящный воздушный лабиринтъ листьевъ, плодовъ и цвтовъ.

БИТВА СЪ ПТИЦАМИ.

Вс что мы говорили о сифоніи, чтобы познакомить читателя съ этимъ драгоцннымъ деревомъ, ни на минуту однако не занимало нашихъ пловцовъ.

Не усплъ Ричардъ помститься на дерев, какъ раздалось громкое восклицаніе его товарища.

— Эге! вотъ оно что! сорвалось съ языка Мундруну какимъ-то веслымъ восклицаніемъ:

— Что такое, Мондей?

— Лакомый кусочикъ, можно добыть.

— Пріятно послышать, правд сказать я порядкомъ проголодался, орхи сапусаи не очень-то насытили меня. Рыбки или мяса кусочикъ куда-бы не мшало!

— Ну это пустяки, а мы добудемъ чего-нибудь получше,— хоть бы дичи.

— Дичь? какого рода?

— Араруны.

— О! попугая ары! Но гд же? и какъ мы будемъ ихъ ловить?

— Неужто не наловимъ, возравилъ Мундруку, погружая руку по локоть въ дупло и вынимая оттуда полуоперившуюся птичку съ цыплнка величиной.

— О! да тутъ цлое гнздо съ птенцами! и какіе жирные! Вотъ и правда вышла, Мондей, набермъ съ собой побольше дичи какъ будемъ возвращаться, а то наши друзья врно также голодны, какъ и мы, и радхоньки будутъ такому вкусному блюду.

Окончаніе этой рчи слышалъ только самъ Ричардъ, потому что съ той минуты, какъ Мундруку забралъ въ руки добычу, молодой попугай, поднялъ такой пронзительный крикъ, взмахивая полуоперившимися крыльями, что оглашалъ ими не только вершину дерева, но и чащу лса на далкомъ разстояніи.

Его нестройные крики были мигомъ подхвачены птенцами остававшимися въ дупл и затмъ къ удивленію слушателей, потревожившихъ ихъ покой, раздались десятки такихъ же пронзительныхъ голосовъ съ разныхъ сторонъ самой вершины, вроятно въ дерев было не одно дупло и въ другихъ тоже находились гнзда съ птенцами попугаевъ.

— Да это настоящій птичникъ — попугайный садокъ? закричалъ Ричардъ со смхомъ: — о! у насъ будетъ запасъ цыплятъ на цлую недлю!

Не усплъ онъ произнесть этихъ словъ, какъ въ воздушномъ пространств пронеслись оглушительные звуки. Тугъ была смсь всевозможныхъ голосовъ и визгъ совы, и стрекотанье сороки и что-то похожее на человческій голосъ, словно десятокъ паяцовъ ругался съ такимъ же десяткомъ арлекиновъ и об партіи въ одно время кричали и шумли.

Сначала эти звуки неслись издалека, по черезъ нсколько секундъ она раздавались надъ самыми ушами Мундруку, солнце помрачилось отъ цлой тучи крыльевъ огромныхъ птицъ поспшно кружившихся надъ деревомъ.

Тутъ не было ничего удивительнаго: то были нжные родители юныхъ аръ, гнздовладльцевъ отправившіеся было промышлять кормъ своимъ птенцамъ и поторопившіеся вернуться домой, какъ только заслышали пронзительный пискъ своихъ ненаглядныхъ.

Разумется, ни индіецъ, ни его молодой товарищъ ни мало не испугались. Какіе пустяки: испугаться стаи птицъ.

Но не долго они пребывали въ счастливомъ невдніи, потому что соединнныя силы родителей, по прибытіи на родимое мсто, немедленно шмыгнули въ чащу втокъ и мигомъ принялись отражать непрошенныхъ гостей крыльями, клвами и когтями.

Индіецъ тотчасъ почувствовалъ ихъ нападеніе до того единодушное и ршительное, что Мондей не выдержалъ и тотчасъ выпустилъ изъ рукъ птенца, который прямо упалъ въ воду, за нимъ спустилось до полдюжины старыхъ птицъ, вроятно родителей и друзей ихъ, остальные же направили сво нападеніе на враговъ.

Силы нападающихъ раздлились: большая половина продолжала битву противъ индійца, но и Ричарду былъ полонъ ротъ хлопотъ: для обороны онъ не имлъ никакого орудія и его тло было также мало защищено, какъ и у Мондея.

У Мундруку былъ короткій ножъ, который вчно торчалъ у него за поясомъ, но и ножъ мало помогалъ ему противъ пернатыхъ враговъ и хоть ему удалось поразить двухъ или трхъ, но это скоре кулаками, чмъ ножомъ.

Не прошло и десяти секундъ посл ожесточеннаго нападенія, и оба получили уже много царапинъ отъ клювовъ и когтей, а между тмъ явно было, что птицы не ослабвали въ битв и не намревались прекращать е.

Когда замтилъ это молодой паранецъ, то не теряя времени на совщанія, и не обращая вниманіе на примръ своего старшаго товарища, онъ стремглавъ бросился въ гапо. Разумется бросившись съ такой высоты, онъ съ шумомъ нырнулъ и скрылся подъ водой.

Враги потерявъ его изъ виду, улетли на вершину и присоединили свои силы къ нападенію товарищей противъ Мундруку.

Мондей чувствовалъ, что ему не одержать побды противъ столь многочисленнаго врага и замтивъ отступленіе товарища, положилъ, что и ему не остатся ничего лучшаго сдлать, какъ послдовать его примру.

Поспшно спустился онъ съ вершины, бросился въ воду и первый выплывъ на поверхность очутился близъ паранца, который плылъ долго подъ водой. Нкоторое время они плыли рядомъ, оставляя за собой тонкую красную струю, потому что кровь лилась изъ ранъ полученныхъ ими въ битв противъ страннаго врага.

БОЙ НА ПАЛКАХЪ.

Потерпвъ пораженіе наши смльчаки не спшили далеко отплывать отъ серинги, полагая, что птицы не послдуютъ за ними. Повидимому гнздовладльцы вполн удовлетворились, прогнавъ грабителей за предлы своихъ владній и возвратясь въ свои жилища, приводили въ извстность потерпнные убытки. Вскор спокойствіе водворилось и только временами слышались крики — вроятно то были вопли злополучныхъ родителей, беззащитный птенецъ которыхъ погрузился въ воду и пошолъ ко дну.

Миновалась опасность для плавателей, пока они предоставляли врагамъ спокойное обладаніе роднымъ деревомъ и потому не было нужды продолжать отступленіе. Но Мундруку имлъ другую причину остановиться, озираясь вокругъ. При отступленіи, въ голов его разыгрывалось совсмъ иное предпріятіе: онъ остановился и выразилъ намреніе вернуться къ дереву.

— Это зачмъ? спросилъ Ричардъ съ изумленіемъ.

— Отчасти за тмъ, чтобъ привесть въ исполненіе первую причину заставившую насъ взобраться туда, отчасти же, продолжалъ ипдіецъ сверкая своими миндалеобразными глазами: — и для того, чтобъ отмстить врагу. Мундруку не можетъ вынесть кровавую обиду даже отъ птицъ, не потребовавъ мщенія кровь за кровь. Я не уйду изъ этого лса, пока не перебью всхъ араръ, старыхъ и молодыхъ на этомъ проклятомъ дерев или не прогоню ихъ всхъ до одного.

— Но какъ же это можно сдлать?

— Слдуйте за мной и увидите.

При этихъ словахъ индіецъ повернулся лицомъ къ чащ вершинъ, составлявшихъ одну сторону водяной аллеи и ухватился за крпкія стебли воздушныхъ растеній. Держась за нихъ, онъ взбирался на верхъ, указывая путь Ричарду. Они опять очутились на вершин дерева, оказавшагося колоссальной мимозой.

— Дло будетъ сдлано, пробормоталъ Мундруку и вынувъ ножъ, сталъ вырзывать толстый сукъ, изъ котораго сдлалъ крпукю палку двухъ футовъ длины.

Палку эту онъ передалъ товарищу и выбравъ еще толстйшій сукъ, онъ сдлалъ и для себя подобную же дубинку.

— Теперь, молодой господинъ, сказалъ индіецъ обрзывая и обчищая свою дубинку: — мы оба вооружены и готовы дать сраженіе арарунамъ, съ большими средствами для одержанія побды. Не станемъ терять времени. У насъ много дла впереди, да и друзья съ нетерпніемъ ждутъ нашего возвращенія.

Мундруку спустился съ дерева и опять поплылъ къ серинг, его ученикъ не возражалъ, а только слдовалъ его примру. Крпко держа въ рукахъ дубинки, они взобрались на серингу и возобновили бой съ птицами. На этотъ разъ битва была еще неравне, только перевсъ былъ на сторон грабителей.

При каждомъ удар тяжолыхъ дубинокъ падали птицы до тхъ поръ пока въ втвяхъ не осталось на одного пернатаго врага. Многіе упали, смертельно пораженные, въ воду, очень немногіе видя общее пораженіе, взмахнули крыльями и улетли далеко во внутренность невдомаго лса. Врный своему общанію Мундруку не оставилъ ни одной живой птицы на дерев. Одного за другимъ вынималъ онъ изъ гнздъ птенцовъ, одному за другимъ свртывалъ шейки, потомъ связывалъ имъ ноги посредствомъ сипо и раздляя на дв равныя половины вшалъ на втки.

— Пускай подождутъ пока мы вернмся, а теперь примемся за дло, которое привело насъ сюда, воскликнулъ индіецъ вполн счастливый удачнымъ выполненіемъ своей кровавой мести.

Ричардъ не возражалъ, будучи въ полномъ невдніи, что это за дло, но молча слдилъ за всми движеніями наставника. Положивъ подл себя дубинку, произведшую такое кровопролитіе, Мундруку еще разъ вынулъ ножъ изъ за пояса. Выбравъ мсто у самаго толстаго сука, онъ сдлалъ надрзъ на кор: въ тужъ минуту оттуда поткъ сокъ молочнаго цвта. Не желая потерять ни одной капли драгоцннаго сока, индіецъ не забылъ захватить съ собою два огромныхъ кубка обезьяны или орховъ сапусаи, одинъ изъ нихъ былъ отданъ. Ричарду съ приказаніемъ держать его подъ краномъ, другой самъ Мундруку подставилъ подъ второй сдланный имъ надрзъ.

Вскор оба кубка были наполнены смолистой влагой, которая скоро сгущалась какъ сливки. Кубки были покрыты своими крышками и связаны тмъ же сипо. За тмъ набрано было огромное количество этихъ натуральныхъ канатовъ. Сдлавъ изъ нихъ удобную связку, и поровну ихъ раздливъ, Мундруку съ Ричардомъ отправились къ товарищамъ.

Ричардъ плылъ какъ разъ за индійцемъ, черезъ десять минутъ оба выплыли изъ водяной аллеи и точно изъ мрака подземной пещеры вынырнули на блестящее водяное зеркало гапо, освщенное лучезарнымъ свтиломъ.

ПРЕСЛДОВАНІЕ.

Еще нсколько ударовъ и наши пловцы выплыли бы изъ водянаго свода. Ричардъ радовался уже перспектив выбраться изъ тмнаго свода на свтъ божій, но вдругъ его товарищъ прекратилъ плаваніе и поднявъ высоко голову, озирался назадъ въ проплытую ими темную аллею. Восклицаніе тревоги вырвалось у него. Ричардъ тоже поднялъ голову, стараясь уловить глазами, чтобъ это такое было.

— Чудовище! закричалъ Мундруку.

— Чудовище? какое? гд?

— Вонь тамъ на краю мгарипе, какъ разъ у деревьевъ, почти скрытое густыми втками.

Ричардъ смотрлъ по указанному направленію.

— Я вижу только сухой пень на вод. Гд же чудовище?

— Это не пень, а тло громаднаго пресмыкающаго, которое разомъ можетъ проглотить насъ обоихъ. Это хакаре-уассу. Я слышалъ всплескъ, какъ онъ нырнулъ въ воду. He-уже-ли вы не слыхали?

— Не слыхалъ другого всплеска кром того, который происходитъ отъ нашего плаванія.

— Нтъ, тотъ шумъ другой, былъ да и прошолъ. Но смотрите, чудовище опять плывтъ,— оно гонится за нами.

Ричардъ самъ уже видлъ тмное тло, принятое было имъ за плывущій пень, повидимому прямо за ними направлявшееся. Вода струилась за нимъ горизонтально, что показывало сильные удары его длиннаго и толстаго хвоста, которымъ онъ быстро и отвсно разскалъ волны.

— Хакаре-уассу! повторилъ индіецъ, желая тмъ показать, что за ними гонится самый огромный на амазонскихъ водахъ кайманъ,— африканскій аллигаторъ — египетскій крокодилъ.

И точно — это былъ самый огромный кайманъ футовъ двадцати длины, его разинутая пасть показывала, что ему не мудрено разомъ двухъ людей проглотить.

Напрасны были бы усилія уплыть отъ земноводнаго чудовища, потому что человкъ на вод не соперникъ кайману и въ особенности такому смлому и искусному пловцу громадныхъ размровъ, который такъ дерзко гнался за ними. Надо было оставить мысль плыть на перегонку съ нимъ.

— Скоре на дерево! закричалъ индіецъ, убдившись, что кайманъ гонится за ними: — милостивъ къ намъ Великій Духъ, пославъ такъ близко деревья: это одно средство спасти жизнь. На дерево, скоре на дерево!

Мундруку подплылъ къ ближайшему дереву и энергически ухватившись за нижнія втки взобрался на сукъ, его товарищъ всюду поспвалъ за нимъ. Усвшись верхомъ на крпкомъ суку, они ожидали приближенія каймана.

Затрещали втки когда колоссальная ящерица подплывъ къ дереву остановилась около добычи, скрывшейся отъ него. Видно, что это удивило и даже ошеломило каймана, потому что онъ нсколько минутъ лежалъ спокойно. Однако его неподвижность скоро прекратилась: должно быть сознавая, что его надули, онъ перерзалъ аллею поперечною линіею, взбивая волны пною и брызгами отъ ударовъ его могущественнаго хвоста.

— Возблагодаримъ благость Великаго Духа! воскликнулъ индіецъ, смотря внизъ съ своего насста: — Онъ одинъ могъ спасти насъ отъ хакаре-уассу. Чудовище мучится голодомъ, потому что въ полноводье ему не такъ легко отыскать себ пищу. Рыба уплываетъ отъ него въ глубь и рдко попадается ему въ желудокъ. Кром того онъ жаждалъ нашей крови. Видли-ли вы какъ онъ хлесталъ своимъ хвостомъ, какъ перерзывалъ игарипе? Теперь онъ вн себя отъ ярости и до тхъ поръ не успокоится, пока добудетъ жертву и непремнно человка, если можетъ, потому что по его виду можно угадать, что онъ людодъ.

— Людодъ? что это значитъ?

— А то, что этотъ хакаре-уассу попробовалъ уже мяса человческаго.

— Но почему же вы это знаете?

— Не знаю, а только догадываюсь. Видно старый кайманъ, судя по его громадности. Онъ долго живтъ и за это время много видалъ и везд побывалъ. А главное я думаю, что онъ людодъ по той смлости съ какою онъ гнался за нами и по его ярости, когда онъ понялъ неудачу свою. Посмотрите-ка на него теперь!

Дйствительно было что то необыкновенное въ наружности и дйствіяхъ каймана Ричарду не случалось видать ничего подобнаго, хотя кайманы для него не новость, потому что болотистыя окрестности Пары кишатъ всякаго рода земноводными. Видъ этого водянаго великана невольно давалъ мысль, что въ разсказахъ туземцевъ о сверхъестественныхъ обитателяхъ гапо есть въ основаніи истина, и что въ гапо заключаются настоящія чудовища животнаго міра.

ОПИСАНІЕ XАКАРЕ-УАССУ.

Кажется въ природ не существуетъ боле отвратительнаго существа, какъ чудовище плававшее подъ втками дерева, на которомъ нашли убжище наши пловцы. Даже имя, внушая страхъ человку, не производитъ своимъ видомъ такого отвращенія, какъ эти противныя ящерицы: гибкія и быстрыя движенія, гладкая лоснящаяся кожа, часто прекраснйшаго цвта, смягчаетъ непріятное чувство внушаемое змю. Совсмъ не то внушаетъ семейство крокодиловъ. Въ его наружности вс отвратительно и ничто не смягчаетъ непріятнаго впечатлнія. Положительное, хотя и далкое сходство крокодила съ человкомъ, еще боле увеличиваетъ чувство отвращенія къ нему.

Даже самые красивые виды ящерицъ яркаго зелнаго цвта, Anolidoe бирюзоваго, а другія лимоннаго и оранжеваго цвта, какъ напримръ у хамелеона, когда онъ облекается своими лучезарными красками, вс-таки возбуждаютъ невольное чувство отвращенія. Надо однако признаться, что есть люди, которые несогласны съ нашимъ мнніемъ и воспитываютъ нкоторые виды ящерицъ, длаютъ ихъ ручными и позволяютъ бгать у себя на шеи и груди — о вкусахъ не спорятъ.

Но что же сказать о семейств крокодиловъ, которые и по размрамъ, и по цвту, и до характеру и по привычкамъ своимъ способны внушать только ужасъ?

До сихъ поръ ученые наблюдатели насчитывали только три или четыре вида этихъ великановъ, водящихся по берегамъ солныхъ и прсныхъ водъ въ Азіи, Африк и Америк. Но по послднимъ изысканіямъ путешественниковъ оказывается, что есть еще много неизслдованныхъ членовъ того же семейства: гавіалы, кайманы, крокодилы и аллигаторы — вс родные или двоюродные братья: сходство и по наружности и по характеру до того близко, что и различить ихъ трудно. Только размры ихъ различны, напримръ куруа иметъ едва ли два фута длины, тогда какъ крокодилы, кайманы и аллигаторы достигаютъ двадцати футъ длины.

Амазонскіе индійцы утверждаютъ, что въ ихъ водахъ водятся разныя породы ящерицъ. Гумбольдтъ открылъ въ далкихъ водахъ озера Валенція особенный видъ баоа, преинтереснаго маленькаго крокодила, нигд прежде невиданнаго. Главные три вида амазонскихъ каймановъ хакаре-уассу, хакаре-тинга и хакаре-куруа.

Нашихъ смльчаковъ преслдовалъ самый опасный изъ нихъ хакаре-уассу, въ нмъ было двадцать пять футъ длины отъ костлявой морды до конца зубчатаго хвоста.

Мудрено ли, что и наши смльчаки спшили уступить ему дорогу и вскарабкаться на дерево?

ХАКАРЕ-УАССУ УМЫШЛЯЕТЪ БЛОКАДУ.

Нсколько минутъ прошло спокойно, смльчаки сидя на верхушк дерева, не боялись каймана. Другое дло, еслибъ вмсто хакаре былъ ягуаръ, но земноводныя не имютъ способности лазить по деревьямъ. Сокрушало ихъ только то, что они не могли такъ скоро, какъ желали, вернуться къ своимъ друзьямъ, зная какъ т тревожились за нихъ.

Они думали было предупредить товарищей криками, но разсудили, что густолиственныя вершины деревьевъ непремнно заглушатъ ихъ голоса, и потому предпочли сидть молча, въ ожиданіи, что кайманъ уйдтъ откуда пришолъ и оставитъ за ними свободное поле дйствія.

Мундруку однако усумнился, смотря на дйствія чудовища, какъ бы изслдовавшаго воды и мстность, гд такъ таинственно исчезли пловцы,

— Не-уже-ли же онъ заляжетъ здсь поджидать насъ? спросилъ Ричардъ: — какъ вы думаете объ этомъ, Мондей?

— Думаю, что такъ,— вотъ это и пугаетъ меня. Этакъ пожалуй онъ задержитъ насъ до захожденія солнца.

— Ничего пріятнаго нтъ въ этомъ предположеніи, а каково-то нашимъ друзьямъ? Что же намъ длать?

— Теперь ничего, надо имть терпніе.

— Ну, а я бы не прочь попытаться. Вдь это ни на что не похоже: кайманъ держитъ насъ въ осад, и только нсколько сотъ саженей раздляютъ насъ отъ товарищей, а нтъ никакого сообщенія съ ними. Чортъ возьми проклятаго каймана.

— И я желалъ бы, чтобы курупура взялъ его, а то боюсь надлаетъ онъ намъ бдъ. Въ его глазахъ я вижу злобной умыселъ. Смотрите-ка, онъ остановился и смотритъ на насъ. Теперь не знаю, когда ему надостъ наше сосдство: не выживешь его.

— Не-уже-ли у него достанетъ столько смысла на это?

— Смысла? Эге! да нтъ хитре каймана: онъ никогда не нападаетъ на человка, когда тотъ на сторож, а вс выжидаетъ, когда можетъ это сдлать втихомолку, безнаказанно. А еще паранецъ родился и жилъ въ Пар, молодой сеноръ, и незнаетъ этого! Эти гадины иногда по цлымъ недлямъ прячутся около мста, гд купаются, выжидая беззащитную добычу — женщину, ребнка или хоть и взрослаго, да пьянаго. Ни одинъ человкъ нашолъ смерть въ разинутой пасти чудовища.

— Надюсь, однако, что мы не доставимъ ему этого удовольствія.

— На сколько это отъ насъ зависитъ. Но тише, молодой сеноръ, довольно говорить. У этого бездльника тонкій слухъ, хоть уши малы на взглядъ. Онъ можетъ слышатъ каждое слово и пожалуй понимаетъ насъ, судя по косому взгляду, который онъ бросаетъ на насъ.

— Во всякомъ случа видно какъ онъ прислушивается.

Разговоръ прекратился, только при необходимости и то шепотомъ произносились слова, иногда же взглядомъ или движеніемъ обмнивались товарищи мыслями. Но они видли, что кайманъ не спускалъ съ нихъ своихъ косыхъ глазъ.

Часъ прошолъ въ такомъ непріятномъ и мучительномъ препровожденіи времени. Тоска ими овладла. Еще часъ потерпли они, солнце склонялось уже къ западу, а хакаре-уассу ни съ мста. Онъ лежалъ неподвижно какъ чурбанъ, только хитрый взглядъ его косыхъ глазъ обличалъ въ нмъ живое существо. Положеніе людей было невыносимо, въ этомъ индіецъ сходился съ блолицымъ юношею.

— Что же намъ длать? спросилъ Ричардъ съ отчаяніемъ.

— Попробуемъ путешествовать по верхушкамъ деревьевъ и перейти на другую сторону: хорошо было бы еслибъ намъ удалось скрыться отъ его глазъ и ушей. Досадно, что прежде мн не пришло это въ голову. Я надялся, что хакаре устанетъ ожидать, но я ошибся, потому-что онъ отвдалъ уже человческаго мяса. Голодъ заставляетъ его выжидать. Въ дорогу, молодой господинъ! продолжалъ индіецъ, переходя на другую втку — попробуемъ проложить себ путь по верхушкамъ деревьевъ. Ни слова! осторожне, не ломайте сучка, если можно! Сейчасъ за мною, примчайте, что я длаю, длайте тоже самое.

— Будь спокоенъ, Мондей, ступай впердъ, я постараюсь подражать теб.

И пошли они въ походъ по деревьямъ.

ПУТЕШЕСТВІЕ ПО НАВОДНЕННЫМЪ ДЕРЕВЬЯМЪ.

Можетъ быть такое путешествіе покажется страннымъ и невроятнымъ, хотя бы оно было на самомъ короткомъ пространств. По-крайней-мр многимъ изъ нашихъ читателей можетъ придти такая мысль.

Достаточно, однако, провести двадцать минутъ во мрак южныхъ американскихъ лсовъ, чтобы получить понятіе о путешествіи по верхушкамъ деревьевъ. Во многихъ мстахъ такое путешествіе, сравнительно, кажется лгкимъ.

Въ великой амазонской равнин тянутся необозримые лса, гд деревья до такой степени густолиственны и переплетены втвями, что составляютъ безпрерывный сводъ. Почти не случается, чтобы дерево стояло отдльно, вс это переплетено массою листьевъ, воздушныхъ корней и крпкихъ ліанъ.

Среди роскошной растительной жизни гнздятся птицы, дикіе зври и наскомые, такъ что ноги нельзя поставить, чтобы не встртить чего-нибудь. Птицы разнообразныхъ родовъ и видовъ, безчисленные классы наскомыхъ, разнородные зври и четырерукіе никогда не касавшіеся до тврдой земли ни одной изъ своихъ четырхъ рукъ и даже люди.

Дйствительно многіе туземцы во время полноводія живутъ на вершинахъ наводннныхъ деревъ.

Изъ этого выходитъ, что нтъ особеннаго чуда въ томъ, что индіецъ съ своимъ проворнымъ спутникомъ проложили себ дорогу по наводннному лсу. Даже на этомъ пути было мене опасности нежели въ камно или горныхъ лсахъ. Еслибъ случилось упасть въ гапо, то и это былъ бы короткій перерывъ путешествія, потому-что тотчасъ же можно было выкарабкаться схватившись за крпкія стебли висячихъ ліанъ или за низкія втви деревьевъ.

Хорошо знакомый съ этими фактами Мундруку безстрашно пустился въ путь, удивляясь только зачмъ прежде не подумалъ о томъ какъ о средств снять осаду, въ которой такъ упорно держалъ ихъ кайманъ.

Изъ этого не слдуетъ, однако, чтобы ихъ путешествіе совершалось быстро и по прямой линіи. Это зависло отъ характера деревьевъ и обвивавшихъ ихъ растеній. По всему видимому природа въ этомъ мст была очень великодушна и полною-щедрою рукою разсыпала здсь свои растительныя сокровища.

Индіецъ, бросивъ взглядъ сквозь втвей подумалъ, что не очень трудно будетъ перейти на другую сторону лса, отдлявшаго ихъ отъ открытой воды, по-крайней-мр не больше труда если бы они проходили внизу по самой чащ.

Съ этой увренностью онъ смло пошолъ впердъ, а за нимъ слдовалъ, мене опытный, его товарищъ.

По совту Мундруку, они оба совершали свои путь въ глубокомъ молчаніи, цпляясь за втви не уступая обезьянамъ въ ловкости.

Они знали, что очень возможно и легко могло случиться, что кайманъ также сопутствуетъ имъ въ род сотоварища, потому-что хотя ихъ и раздляетъ непроницаемая чаща, но внизу на водяной поверхности совсмъ другое дло, тамъ ничто не мшаетъ водяному чудовищу, кром древесныхъ стволовъ, которые ему легко обходить.

Говоря правду, это было мучительное путешествіе и оба путешественника сильно утомились прежде, чмъ увидли открытую воду.

Часто они принуждены были нести тяжесть своего тла на сил своихъ рукъ, перебрасываясь съ дерева на дерево. Много приходилось имъ длать гимнастическихъ упражненій: то завязнувъ въ непроницаемой стк ползучихъ растеній, то перепрыгивая съ втки на втку надъ глубокимъ колодцемъ.

Разстояніе, которое они перешли было не боле двухъ сотъ ярдовъ, отправляясь въ путь они не знали какъ далеко придтся имъ идти, но судя по времени, можно было думать, что они прошли нсколько миль.

Наконецъ передъ ихъ глазами появилось открытое пространство воды, и вдругъ забыты были вс сожалнія, труды и усталость, когда они очутились на опушк наводнннаго лса.

БЛАГОВРЕМЕННОЕ ПРЕДОСТЕРЕЖЕНІЕ.

Передъ нашими путешественниками появился предметъ сильно обрадовавшій ихъ, не говоря уже о яркомъ солнц и зеркальной поверхности гапо: это была прежняя сапусая, обвшенная необыкновенными живыми плодами, сапусая, которую они покинули нсколько часовъ назадъ.

Паранецъ казалось желалъ сосчитать своихъ друзей, чтобъ увриться, что вс еще цлы, и только что открылъ ротъ, чтобъ закричать имъ, что и онъ съ своимъ товарищемъ живы и невредимы, какъ вдругъ ему помшалъ Мунруку, который знаками и шопотомъ давалъ ему знать, что надо молчать.

— Почему же, Мондей?

— Молчите, молодой господинъ! Мы еще въ томъ же лсу, хакаре можетъ слышать.

— Но онъ остался далеко позади насъ въ игарапе.

— Правда, но кто знаетъ, гд онъ теперь? Мундруку не можетъ знать. А какъ чудовище за нами слдовало? Пожалуй оно отъ насъ въ двадцати шагахъ и поджидаетъ, какъ мы опять въ воду бросимся.

Индіецъ съ безпокойствомъ смотрлъ вокругъ себя, Ричардъ подражалъ его примру. Однако, не было причины безпокоиться. Вс было тихо подъ зелнымъ сводомъ деревьевъ, не слышно ни шелеста листьевъ, ни журчанія воды.

— Кажется, намъ удалось удрать отъ каймана, что скажешь на это, Мондей?

— Пожалуй что и такъ. Мундруку не слышитъ звука, не видитъ признака. Видно онъ остался въ игарапе.

— Зачмъ же откладывать? Много часовъ прошло съ-тхъ-поръ какъ мы отплыли отъ сапукаи. Дядя и его спутники теперь въ нетерпніи ожидаютъ насъ. Какъ они безпокоятся! вс глаза проглядли. Мы-то хорошо ихъ видимъ, а я не думаю, чтобъ они видли насъ, еслибъ видли такъ закричали бы намъ. Пустимся же къ нимъ вплавь.

Мундруку еще разъ осмотрлся и впердъ и назадъ и около, еще разъ насторожилъ ухо и наконецъ сказалъ.

— Кажется мы можемъ пуститься въ путь.

Того только и желалъ Ричардъ. Оба почти въ одно время спустились съ дерева и еще разъ вврили себя волнамъ. Въ туже минуту донесся до ихъ слуха шумъ. Это не удивило и не испугало ихъ, потому что они поняли его значеніе: радостные привты посылались имъ съ сапусаи друзьями, увидвшими ихъ.

Подстрекаемые веслыми криками, смлые пловцы быстро разскали волны. Ричардъ не оглядывался назадъ,— до того ли ему было? когда онъ погрузившись въ воду вынырнулъ, то глазамъ его представился предметъ мигомъ овладвшій всми его размышленіями: онъ увидлъ маленькую кузину, которая стояла прямо въ развилин и протягивала ему свои руки, ясно показывая ему свою радость. Что могло е обрадовать, если не то, что она увидала его.

Но голова Мундруку была занята совсмъ другими мыслями, которыя стремились не впердъ, а вс назадъ. Вмсто того, чтобы смотрть впердъ на сапусаю, онъ постоянно держалъ подбородокъ на плеч и глазами и ушами сторожилъ малйшіе подозрительные признаки позади себя. Онъ посовтовалъ своему молодому спутнику плыть что было силъ, какъ будто за ними гнался чудовищпый врагъ и его совтъ былъ преисполненъ мудрости.

Пловцы проплыли уже половину пространства, отдлявшаго ихъ отъ сапукаи. Индіецъ плылъ по слдамъ товарища, чтобъ оставить себ свободный видъ назади.

Хакаре не показывался, ни малйшаго признака опасности. ‘Индіецъ успокоился. Вроятно, хакаре вс еще поджидаетъ ихъ около устья игарапе. Счастливый этою мыслью, индіецъ пересталъ заботиться о преслдованіи и догнавъ Ричарда поплылъ рядомъ съ нимъ.

Не имя теперь причинъ для особенныхъ усилій, они плыли тише безъ напряженія. Но къ счастью, на сапусаи были другіе глаза не спускавшіеся съ пространства ими проплываемаго, а то плохо было бы имъ. Крикъ ужаса посланный имъ на встрчу со всхъ втокъ предостергъ ихъ отъ грозной опасности. Они не знали откуда она, но инстинктивно бросили взглядъ назадъ.

Какъ разъ за ними спшилъ хакаре, быстро переваливаясь съ боку на бокъ. Хорошо, что пловцы услышали благовременное предостереженіе. Нсколько секундъ длали огромную разницу — разницу между жизнью и смертью.

Но имъ не суждено было умереть ни въ это время, ни въ пасти хакаре-уассу. Прежде чмъ это противное чудовище успло доплыть до нихъ,— на помощь имъ протянулись дружелюбныя руки и скоро взобравшись на сапусаю, они смотрли уже безъ страха на своего гонителя.

НЕОЖИДАННЫЕ ПЛАВАТЕЛЬНЫЕ КУШАКИ.

Вотъ и кайманъ подплылъ къ сапусаи, и къ самому тому мсту, гд только что вскарабкались Ричардъ и Мондей. Увидвъ, что и на этотъ разъ ускользнула отъ него добыча, онъ пришолъ въ ярость. Тяжолымъ хвостомъ онъ въ пну разбивалъ волны, развалъ до-нельзя страшныя челюсти и потомъ смыкалъ ихъ съ страшнымъ шумомъ и вообще издавалъ такіе звуки, которые могли сравниться съ хрюканьемъ свиньи и мычаньемъ быка.

На открытой зеркальной поверхности, при свт яркаго солнца еще лучше можно было осмотрть каймана, только при свт видъ его былъ еще ужасне чмъ въ тни водяной аллеи: неподвижный взглядъ его косыхъ глазъ и страшно кровавая внутренность пасти иногда развавшейся и обнаруживавшей тройной рядъ страшныхъ зубовъ, производили при дневномъ свт впечатлніе еще ужасне. Его громадные размры казались еще больше. Длина его туловища имла полныхъ восемь ярдовъ и пропорціональную толщину — не мене полуторы сажени въ средин, а зубчатыя выпуклости съ пирамидальными оконечностями вдоль хребта имли нсколько дюймовъ высоты.

Немудрено, что малютка Розита вскрикнула отъужаса, увидвъ въ первый разъ такое чудовище, немудрено, что и братъ ея Ральфъ, хоть не имлъ недостатка въ мужеств, тоже задрожалъ увидвъ его. Даже Тривэніонъ съ негромъ и ирландцемъ смотрли на водяное чудовище съ чувствомъ страха.

Прошло нкоторое время прежде чмъ пловцы успли успокоить своихъ друзей, что на дерев не грозитъ имъ опасности со стороны каймана, хоть одно время казалось, что онъ намренъ лзть на дерево, обнимая его своими короткими лапами, похожими на человческія руки.

Мундруку уврялъ, что природа не дала кайману способности лазить по деревьямъ, хотя самъ кайманъ сомнвался по видимому въ этомъ и посл нкоторыхъ безполезныхъ попытокъ, отплылъ на нкоторое разстояніе и сталъ кружиться вокругъ дерева, не спуская глазъ съ почтенной публики на дерев.

Но зрители устали слдить за его дйствіями и только изрдка поглядывали на него, но вдругъ онъ выкинулъ новую штуку, которая невольно привлекла вниманіе на него. Непосредственной опасности нельзя было ожидать, но и сосдство его не внушало спокойствія.

Нельзя же проводить всю жизнь на сапусаи и хоть извстно было, что и въ чащ лса не ждтъ ихъ особенное счастье, однако вс желали скоре туда пробраться. По мннію Мундруку это былъ наводннный лсъ и слдовательно мало было надежды отыскать мсто гд бы можно поставить ногу на terra firma — какъ амазонскіе плавателя называютъ полосу тврдой земли окружающую гапо.

Во всякомъ случа въ чащу лса необходимо попасть, вс желали покинуть сапусаю, въ надежд, что перемна никакъ не будетъ къ худшему.

Мондей общалъ средства къ переправ, но никто не понималъ, какая это будетъ переправа. Наконецъ настало время объясненія, только индіецъ длалъ это не на словахъ а на дл.

Извстно уже, что Мундруку набралъ два кубка клейкаго сока съ дерева серинги и сдлалъ большой запасъ крпкихъ стеблей ползучихъ растеній, которыя сложилъ въ пуки, это былъ особый родъ ползучихъ растеній, настоящіе сипо южно-американскихъ лсовъ, словомъ канаты, приготовляемые самою природою.

Вс это раздливъ пополамъ, индіецъ съ паранцемъ не смотря на преслдованіе каймана принесли съ собой, привязавъ около шеи. Но что изъ этого будетъ сдлано, зналъ про то одинъ индіецъ. Онъ сорвалъ много плодовъ,— Ральфъ и Ричардъ, помогали ему — выбросилъ изъ нихъ орхи и опять закрылъ крышками и затмъ сдлалъ ихъ непромокаемыми, обмазавъ каучукомъ.

Но и посл этого загадка оставалась для всхъ неразршимою, кром Ричарда, который прежде получилъ уже о томъ понятіе изъ словъ индійца.

Но когда они увидли, что пустые кубки соединялись по парно пучками и крпко связывались нитями сипо, оставляя между ними пространство на три фута, тогда всмъ стало понятно, что это будетъ.

— Плавательные кушаки! крикнулъ Ральфъ.

И Ральфъ былъ правъ: Мундруку сработалъ пару плавательныхъ кушаковъ!

БЛОКАДА.

Всхъ кушаковъ было сдлано пять, потому что хотя Мозей и могъ проплыть ярдовъ около ста, но никакъ не могъ и подумать, чтобъ переплыть предстоящее пространство, по-крайней-мр въ четыреста ярдовъ отъ сапусаи до наводнннаго лса.

На сапусаи всего было семь человкъ, но двое изъ нихъ, какъ извстное уже — не имли нужды въ плавательныхъ кушакахъ.

Попугай ара могъ перелетть вслдъ за ними водяное пространство, крошка игрунка переплывтъ на плечахъ кого-нибудь изъ пловцовъ, о большой же кваит никто повидимому не безпокоился. Такъ какъ не смотря на свои четыре руки, она не умла плавать, то приходилось ей или оставаться на сапукаи или утонуть въ гапо. У бдняги не было особеннаго покровителя, хотя по временамъ она съ Типерэри Томомъ питали другъ къ другу особенную симпатію. Но въ настоящую минуту ирландецъ былъ такъ занятъ дломъ собственнаго спасенія, что ему было не до обезьяны.

Кушаки готовы, однако никто не думалъ еще отправляться, въ ожиданіи необходимаго отверднія каучука. Прошолъ еще часъ ожиданія и тогда кушаки признаны удобными для плаванія.

Такимъ образомъ вс было готово и оставалось только надть кушаки, спуститься въ воду и плыть, еслибъ не одно важное препятствіе, ни на минуту не скрывавшееся изъ виду, и вс такое же грозное — хакаре-уассу.

Чудовищный великанъ, не отходилъ отъ дерева, то оставаясь неподвижно на одномъ мст, уподобляясь чурбану, то медленно оплывая вокругъ дерева и вс не спуская своего косаго взгляда съ сидвшихъ на вткахъ враговъ, какъ будто разсчитывая сколько и каковы она на вкусъ. Кто зналъ натуру этого чудовища, тотъ видлъ въ его дйствіяхъ необыкновенную хитрость. Во всякомъ случа ясно было, что оно замыслило какой-то военный планъ и не обнаруживало желанія снять осаду.

Ни кому и въ голову не приходила мысль пуститься въ воду, охраняемую такимъ страшнымъ чудовищемъ, отъ зубовъ котораго не было надежды избжать.

Оставалось сидть на дерев, пока кайманъ устанетъ караулить ихъ или будетъ отвлеченъ видомъ другой боле доступной добычи.

Мозей выразилъ престранный совтъ, сбросить въ воду кваиту,— большую обезьяну — и пока хакаре будетъ занятъ ею, они можетъ быть успютъ проплыть извстное пространство и достигнуть невредимо лса.

Индіецъ въ отвтъ на это предложеніе презрительно засмялся и въ то же время удостоилъ объясниться почему. Кваита для чудовищнаго желудка каймана потребуетъ только одного глотка и прежде чмъ они успютъ отплыть на сажень, онъ проглотитъ еще двухъ или трхъ. Проглоченная обезьяна только подстрекнтъ его апетитъ и алчность его не будетъ знать мры посл того, какъ онъ попробуетъ свжей крови. Пожертвованіе бдной кваитой только увеличатъ опасность ихъ положенія и заставитъ каймана упорствовать въ осад.

Таковъ былъ совтъ опытнаго индійца.

АЛЛИГАТОРЪ.

Съ нетерпніемъ и тоской несчастные плаватели переживали часы на дерев. Но не было средствъ помочь горю и они принуждены были укрощать нетерпніе и смягчать тоску, на сколько это было въ ихъ силахъ.

Трудно было и то и другое, они думали разговорами сократить время, выбирая предметомъ его то, что ближе — то-есть аллигаторовъ вообще и хакаре-уассу въ особенности.

Вопросы большею частью длалъ Тривэніонъ, отвты на нихъ давалъ Мундруку, память котораго и по лтамъ и по опыту была живою энциклопедіею ума и хитрости аллигатора.

Индіецъ, по его сознанію, знакомъ бытъ только съ пятью или шестью породами хакаре. Они не водятся въ однхъ и тхъ же водахъ, однако онъ знавалъ мста гд находятся два три вида въ одной рк. Напримръ хакаре-уассу или ‘большой аллигаторъ’ именно теперь находящійся передъ ихъ глазами и называемый иногда чернымъ хакаре, случается, что онъ водится въ одномъ мст съ хатре-тинга или малымъ аллигаторомъ.

Названіе маленькаго не совсмъ подходитъ къ этому виду, потому-что онъ въ полномъ возраст достигаетъ до четырхъ и пяти футъ длины, тогда какъ есть другой видъ хакаре-куруа, небывающій боле двухъ футовъ. Они водятся только въ небольшихъ бухтахъ и мене другихъ извстны потому, что не везд встрчаются.

Хакаре боле всего показываются въ сухое время, не потому, чтобъ они въ это время были многочисленне, но тогда они собираются въ пруды и озра. Кром того и самыя рки становятся лтомъ мелче, такъ что аллигаторовъ легче видть. Въ дождливое время, при начал эченте прилива, аллигаторы совершаютъ переселенія и удаляясь по внутреннія озра, распространяются по всему гапо. Понятно, что во время полноводья трудне встртить аллигаторовъ въ ркахъ.

Во время же васанте то есть отлива, полувысохшія рки кишатъ аллигаторами, какъ у насъ болота лягушками. Чуть что испугаетъ ихъ, они бросаются въ сторону, лзутъ другъ на друга при чемъ ихъ чешуя издатъ громкій трескъ, который слышенъ на разстояніи полумили и больше.

Въ низкихъ мстахъ Соллимоэнса, гд во время васанта, внутреннія озра пересыхаютъ, аллигаторы зарываются въ илъ и вс время проводятъ въ спячк до-тхъ-поръ пока начинаются дожди, земля наводняется и отвратительныя амфибіи или земноводныя снова появляются во всмъ свомъ безобразіи.

Индіецъ уврялъ, что хакаре не во всхъ мстностяхъ слдуютъ этимъ привычкамъ, но только тамъ, гд пруды и каналы пересыхаютъ въ лтнее время и путь къ переселенію имъ отрзанъ.

Гнзда свои аллигаторы длаютъ на песк, присыпая яйца посредствомъ хвоста иломъ и сухими листьями въ вид коническихъ кучъ.

Яйца аллигаторовъ бываютъ величиной съ кокосовый орхъ, гораздо больше утиныхъ яицъ, и овальной формы. Скорлупа у нихъ тврдая и очень шершавая снаружи. При треніи одно объ другое или паденіи на что-нибудь тврдое, они издаютъ громкій звукъ. Гд бы ни была самка, но стоитъ только потереть яйцо объ яйцо и она тотчасъ идтъ на звукъ, такъ какъ постоянно находится вблизи гнзда.

Аллигаторы большею частью питаются рыбою, но отъ того только, что рыбы больше и е легче добыть. Но они дятъ и птицу и животное, словомъ вс что попадтся имъ на дорогу. Бросьте имъ кость, они подхватятъ е на лету своими страшными челюстями, точь-въ-точь какъ собаки, держатъ е въ зубахъ и уходятъ подъ воду, гд уже расправляются съ своею добычею. Если кусокъ попадтъ имъ прямо въ разинутую пасть съ кроваво-красной подкладкой и длинной бахрамой зубовъ, прежде чмъ они успютъ приготовить е въ пищу, то они выбрасываютъ е на верхъ и потомъ уже забираютъ е, какъ имъ удобне и ловче.

Иногда у нихъ происходитъ смертный бой съ ягуарами, только ягуары избгаютъ схватки съ большими или черными хакаре, а пользуются только ихъ дтнышами или нападаютъ на хакаре-тинга.

Аллигаторы же нагадаютъ на всякое живое существо, попадающееся имъ на дорог и боле всего достатся отъ нихъ черепахамъ,— тысячами ежегодно они пожираются обжорливыми чудовищами, самцы которыхъ пожираютъ даже дтнышей своихъ, если только матери нтъ поблизости, чтобы защитить ихъ отъ обжорливости отцовъ.

Вроятно у аллигаторовъ собака считается самымъ лакомымъ кусочкомъ, потому что заслышавъ лай собаки, они лзутъ на опасность, пробираются по лсамъ, только бы добыть желаемую добычу.

Они прячутся въ трав или между камышемъ, подкарауливая рыбу и ловятъ е челюстями, иногда же убиваютъ е хвостомъ, при чомъ сильно плещутъ и вспниваютъ воду. Тогда рыба пугается и не знаетъ, какъ уплыть ей отъ страшнаго врага.

Камни тоже видно служатъ имъ средствомъ къ питанію, потому что въ желудк у нихъ попадаются и камни. Индіецъ уврялъ, что они глотаютъ камни вмсто балласта, чтобъ легче держаться подъ водой.

Капифары, не смотря на свои огромные размры, тоже служатъ пищею для ханаре-yaccy. Хотя эти четвороногіе, плаваютъ очень быстро, однако не могутъ соперничествовать съ аллигаторами, которые съ необыкновенною быстротою плывутъ даже и противъ сильнаго теченія. Еслибъ аллигаторы могли поворачиваться скоре, то не было бы животнаго боле ихъ опаснаго, но шея у нихъ до того жестка, что онъ съ большимъ трудомъ можетъ поварачиваться, Это неповоротливое туловище съ шестью рядами четыреугольныхъ чешуй и служитъ охраной противъ него многочисленнымъ его врагамъ.

Иногда аллигаторамъ случается длать переходы и по тврдой земл, но обыкновенно они очень медленно подвигаются по земл, переваливаясь съ боку на бокъ за исключеніемъ тхъ случаевъ, когда они преслдуютъ свою добычу. Туловище у нихъ нсколько сплюснуто, а хвостъ немного сжатъ и обладаетъ страшною силою: однимъ ударомъ хвоста аллигаторъ сшибаетъ съ ногъ человка до безпамятства или переломитъ ногу по поламъ.

Аллигаторы часто выходятъ изъ воды и располагаются спать на песк около берега, иногда нсколько рядомъ, положивъ хвосты одинъ на другой. Цлыми часами они лежатъ неподвижно, а пасть раскроютъ во всю величину. Многіе разсказываютъ, что въ это время налзаетъ ему въ пасть множество мухъ и другихъ наскомыхъ и немилосердо кусаютъ ему языкъ и нбо, а такъ какъ плоскій и мясистый языкъ его неподвиженъ, потому что во всю длину приросъ къ нижней челюсти, такъ что онъ не то, что высунуть его, но и пошевелить имъ не можетъ, то и защищаться отъ наскомыхъ самому ему нтъ никакой возможности. Въ эту критическую минуту является ему на помощь небольшая птичка, которая влзаетъ въ растворенную пасть и съдаетъ наскомыхъ безъ всякой опасности для себя, потому что крокодилъ передъ тмъ какъ закрываетъ пасть издатъ извстный звукъ, который предостерегаетъ птичку и датъ ей время улетть.

Другіе же увряютъ, что они лежатъ съ разинутой пастью для того, чтобы приманивать наскомыхъ и потомъ лакомиться ими, по Мундруку этому не врилъ, говоря что недостало бы столько наскомыхъ, чтобы наполнить желудокъ одного каймана.

Когда онъ лежитъ на вод или на суш, то птицы располагаются на его спин и голов и повидимому ни мало не тревожа его покой, но это потому, что они недосягаемы для каймана, не смотря на его алчное желаніе.

Но и между кайманами есть одни страшне другихъ, а именно людоды. Разъ попробовавши человческаго мясца, они становятся страшно дерзки. А людодовъ между ними очень много,— ни одного года не проходитъ безъ того, чтобы нсколько человкъ не пало жертвою обжорливости каймановъ. Люди привыкаютъ видть ихъ на каждомъ шагу и потому становятся страшно безпечны. Хакаре подкарауливаетъ около купаленъ и одарнный очень тонкимъ слухомъ слышитъ и въ вод на далкомъ разстояніи, когда человкъ или животное подходятъ къ берегу. Заслышавъ добычу, кайманъ является на мсто, уловивъ удобную минуту, схватываетъ несчастную добычу и тащитъ въ воду утопить и потомъ уже съдаетъ е въ вод или вытащивъ на берегъ. Женщины приходя за водой, дти играя по берегамъ подвергаются нападеніямъ каймановъ. Самъ Мундруку зналъ одного человка, который, будучи пьянь, пошолъ купаться, съ берега кричали ему товарищи, чтобъ онъ былъ осторожне, но онъ спотыкнулся, пара разинутыхъ челюстей подхватила его и потащила ко дну. При подобныхъ случаяхъ вся деревня поднимается на ноги, садятся въ монтаріи — туземныя лодки и отправляются отмстить чудовищу и обыкновенно охота кончается гибелью его. Иногда же ему случается цлые мсяцы спокойно прятаться въ свомъ убжищ подстерегая жертву.

— Нтъ хитре и лукаве этого звря, докончилъ Мундруку свой разсказъ.

Вроятно этого было довольно его слушателямъ. Вс наклонясь смотрли въ воду и наблюдали за движеніями своего врага.

Не смотря на свою свирпость, кайманъ ужасный трусъ, но онъ не труситъ, когда видитъ, что сила обстоятельствъ за него и надется быть побдителемъ. Видно было, что и хакаре подъ сапусаей считалъ себя въ такомъ счастливомъ положеніи. Но Мундруку не терялъ надежды испытать его храбрость и тогда увидимъ еще, кто останется побдителемъ.

Хоть и великъ кайманъ, но нельзя назвать его непобдимымъ для того, кто хорошо зналъ его натуру. Хакаре не легко убить: не околваетъ онъ до тхъ поръ, пока въ куски не разржутъ его.

Есть средство сдлать его безопаснымъ: стрла не можетъ пронзить его чешуйчатое туловище, но есть и у него слабыя мста: горло, глаза и впадины за глазами. Если попасть въ эти мста, не сдобровать тогда чудовищу. Мундруку составилъ планъ и если хакаре не сниметъ осаду, то попробуетъ привесть его въ исполненіе.

Состарлся Мундруку! лтъ двадцать назадъ не потерплъ бы онъ такой дерзости отъ каймана. Но и теперь старика не покинула бодрость и лучше бы кайману убираться по добру по здорову.

ЗДА НА КАЙМАН.

Высказавъ вс свои знанія о натур аллигаторовъ, индіецъ спокойно сидлъ на нассти и только изрдка гомозился со стороны на сторону.

Товарищамъ было понятно, что сосдство каймана тревожило Мундруку и не давало ему покоя.

Когда прошолъ еще часъ, а чудовище не показывало и признаковъ намренія убираться во свояси, тогда индіецъ пришолъ въ такую ярость, что не долго уже могъ сдерживать сво нетерпніе. Онъ вскочилъ на ноги, отбросилъ въ сторону надланные имъ кушаки для плаванія и освободившись отъ всего лишняго, выхватилъ свой ножъ изъ-за пояса.

— Что еще ты задумалъ, Мондэй, спросилъ Тривэніонъ, не безъ тревоги наблюдая за движеніями индійца: — неужели ты хочешь сдлать нападеніе на каймана. Съ такимъ жалкимъ оружіемъ это невозможно, хотя бы онъ и подпустилъ тебя поближе. Пожалуйста и не думай схватиться съ нимъ.

— Не съ этимъ оружіемъ, хозяинъ, возразилъ индіецъ потрясая ножомъ: — хотя Мундруку и съ нимъ только не побоится сразиться съ хакаре,— но тогда онъ утащитъ меня на дно, а я совсмъ не желаю быть утопленникомъ. Нтъ, намъ надо съ нимъ покончить расчеты надъ водою.

— Храбрый товарищъ, будь осторожне! Не должно рисковать. Подождмъ до утра, можетъ быть ночь поблагопріятствуетъ намъ и хакаре убертся во свояси.

— А Мундруку иначе думаетъ, хозяинъ. Этотъ хакаре-людодъ — давно уже, можетъ быть, изъ Коари, слдитъ за нами. Онъ чуетъ кровь человческую и видитъ насъ на дерев. Онъ не уйдтъ, пока не удовлетворитъ своему раззадоренному апетиту. Мы должны оставаться здсь, пока перемрмъ отъ голода или упадмъ съ втокъ въ воду отъ слабости.

— Переждмъ хоть эту ночь, Мондэй.

— Нтъ хозяинъ, возражалъ индіецъ сверкая глазами:— ни одного часа нельзя терять. Мундруку обязанъ былъ повиноваться хозяину въ томъ дл для котораго взятъ по найму: не даромъ онъ тапуго. Но галатея пошла ко дну — контракту конецъ и Мундруку самъ себ хозяинъ и иметъ право располагать жизнью своею. Знаете ли хозяинъ, мо племя выгнало бы меня изъ родного малокка, еслибъ я потерплъ это. Или я или хакаре, а кто нибудь изъ насъ долженъ умереть.

Тривэніонъ замолчалъ при выраженіи такихъ неслыханныхъ убжденій и ршился выжидать, что изъ этого выйдетъ. Никто не зналъ, что намренъ длать Мундруку, хотя по его поз и движеніямъ, вс понимали, что онъ хочетъ сдлать нападеніе на каймана. Но чмъ же? Ножомъ? нтъ, онъ самъ опровергъ это предположеніе. А другого оружія у него не видать, такъ чмъ же?

Нтъ, было еще оружіе и это скоро поняли товарищи, молча слдя за его движеніями. Ножъ служилъ орудіемъ, чтобы добыть оружіе, которое скоро образовалось въ вид маканы, то есть палки, вырзанной изъ особеннаго рода ліаны — bauhinia — самого крпкаго вещества, онъ изъ нея сдлалъ въ род спасительнаго снаряда съ суковатымъ набалдашникомъ, и стволомъ въ два фута длиною.

Вложивъ ножъ за поясъ и вооружась новаго рода оружіемъ, индіецъ спустился съ вершины дерева и разлгся на извстную уже горизонтальную втку.

Мундруку молодцомъ лазилъ по деревьямъ и могъ бы съ успхомъ поспорить въ этомъ искусств съ обезьяной. Черезъ нсколько секундъ онъ уже раскачивался на гибкой втк, не выше трхъ футъ надъ поверхностью воды.

Не мудрено было привлечь вниманіе каймана: сосдство человка — достаточная приманка, нсколько сломанныхъ втокъ брошенныхъ въ воду, поторопили его приближеніе.

Съ самоувренностью приближался кайманъ, вроятно вообразивъ, что одинъ изъ его враговъ поскользнулся и бухнулъ прямо ему на зубокъ. И точно онъ бухнулъ, только не въ зубы ему, а прямо на спину, какъ разъ на выпуклость за плечами..

Вс это произошло мгновенно. Наклонясь съ дерева, товарищи видли какъ Мундруку слъ верхомъ на аллигатора, какъ лвую руку онъ всунулъ во впадину его глаза, а правою поднялъ манту, грозя опустить е на черепъ свеей новой лошади.

И она опустилась съ трескомъ, хлопаньемъ, стукомъ. Противъ такого поученья не долго устоитъ и кайманъ. Мундруку скоро принужднъ былъ слзть съ своего сдла. Чудовище опрокинулось на свою тмнозелную спину съ черными пятнами и повинуясь обыкновенному закону природы, открывъ сво грязно-жолтое брюхо, и при этомъ было вс такого же гнуснаго вида.

Если кайманъ и не околлъ, то вс же на долго безвреденъ лежалъ на спин — а побдитель его возвратился на дерево, привтствуемый шумными виватами товарищей, къ которымъ присоединилъ ирландецъ сво оглушительное гурррра!

НА ВОД.

Нельзя оспаривать, что Мундруку вполн заслужилъ привты, сыпавшіеся на него со всхъ сторонъ. При вид страшнаго чудовища, которое и въ смертной борьб было такъ же страшно и отвратительно, какъ и при жизни, товарищи не могли сдерживать своего восторга и благодарности къ побдителю общаго впага.

Удивленію тоже не было конца, даже негръ Мосей, знавшій кой-что о крокодилахъ, родичахъ аллигаторовъ, выразилъ сво удивленіе къ способу нападенія, какое придумано племенемъ Мундруку. Тривэніонъ тоже не мене его удивлялся и хотя бывшій рудокопъ хорошо былъ знакомъ изъ книгъ съ естественною исторіею, однако, проведя половину жизни въ Англіи, а другую въ возвышенныхъ и холодныхъ краяхъ Андовъ, онъ не имлъ возможности много наблюдать за привычками земноводныхъ чудовищъ. Онъ вычиталъ изъ книгъ, что аллигаторы уязвимы только въ трхъ мстахъ: горло защищаемое только тонкою оболочкою, впадина между плечами и самые глаза — послднее самое больное мсто. Обыкновенно на нихъ нападаютъ съ ружьями, гарпунами и копьями.

И почему же индіецъ вооруженный ножомъ не избралъ одно изъ извстныхъ уже слабыхъ мстъ, чтобы нанести смертный ударъ водоземному чудовищу.

Эти вопросы были блистательно разршены побдоноснымъ окончаніемъ битвы: инстинктивное любопытство заставляло выражать ихъ вслухъ.

— Хозяинъ, возразилъ индіецъ, когда перевлъ духъ: васъ удивляетъ, зачмъ я хлопоталъ вырзывать и обработать макану, когда можно бы убить хакаре однимъ ножомъ. Правда и ножа было бы довольно.

— Я воткнулъ бы ножъ ему въ горло, выкололъ бы ему глаза или нансъ бы ему смертельную рану во впадину между плечами и убилъ бы хакаре однимъ изъ этихъ трхъ способовъ.

— Пожалуй и такъ можно, только не такъ скоро: рана ножомъ не произвела бы мгновенной смерти. Этотъ бездльникъ нырнулъ бы въ воду и безъ глазъ да и еще прожилъ бы нсколько часовъ, а бднаго Мундруку унсъ бы съ собою на спин миль на двадцать отъ сюда по гапо, да и еще полпути подъ водой. Что бы тогда сталось съ старымъ Мундруку? Онъ утонулъ бы и умеръ гораздо прежде хакаре. Э! хозяинъ, а хорошій тумакъ маканой по черепу бездльника гораздо скоре уладитъ съ нимъ дло и покончитъ вс разсчоты.

Словно вс земные разсчоты покончивъ, великанъ кайманъ повидимому бездыханный, не противился уже теченію, позволяя ему отнести далеко отъ дерева сво чудовищное тло.

Путешественники не ждали пока онъ исчезнетъ съ глазъ долой, его опрокинутое туловище съ человческими короткими распростртыми по вод руками вс еще было видно съ дерева, однако они ршились пуститься въ путь къ желанному лсу.

Правда и въ этой перемн не много провидлось для нихъ радостей, какъ это можно было понять изъ словъ передовыхъ изслдователей и ихъ будущее жилище отличалось отъ покидаемаго только размрами и чащею: вмсто одного дерева для нассти тамъ найдутся тысячи.

Но и въ этой перемн была уже надежда и вс стремились съ тому, что, по ихъ мннію, ннеавъ не будетъ хуже. Ричардъ разсказывалъ, что въ наводннномъ лс множество прелюбопытныхъ деревьевъ, и на нкоторыхъ видны плоды, которые, кажется, можно сть, и что вс или почти вс деревья увшаны гирляндами ліанъ, которыя крпко переплетаясь образовали стку, а на стк между втвями очень удобно расположиться, совсмъ не то, что на одинокой сапусаи, гд приходилось или стоять вытянувшись или сидть верхомъ на горизонтальныхъ вткахъ.

Еслибъ въ будущемъ не представлялось ничего радостнаго, то ужъ и то было утшеніемъ, что можно избавиться отъ страшнаго однообразія.

Вскор вс было готово для переправы. Пятеро неумлыхъ пловцовъ надли вспомогательные кушаки, и кром того захватили съ собою нсколько пустыхъ кубковъ обезьяны. Конечно для Ральфа и Розы потребовалось меньше кубковъ, чмъ для большихъ людей.

Всми дйствіями переправы распоряжался андіецъ, который находя, что за малюткой Розитой необходимо особенное попеченіе при переправ черезъ гапо, вызвался самъ быть ея проводникомъ.

Прежде чмъ ввриться непостоянной стихіи, со всхъ сторонъ разливавшейся вокругъ сапусаи, вс обстоятельства были взвшаны и хорошо обсуждены. Посл этого мысленно поручивъ себя Провиднію, наши плаватели одинъ за другимъ спустились съ дерева и такимъ образомъ началась переправа отъ дерева сапусаи или кубки обезьяны, которое хотя было совсмъ уже не уютнымъ убжищемъ, а вс же пріютило ихъ въ минуту опасности, и потому вс съ благодарностью простились съ нимъ и отправились вплавь одинъ за другимъ въ правильномъ разстояніи.

ПЛОВЦА НЕ УТОПИЛИ, А ЧУТЬ-ЧУТЬ НЕ ПОВСИЛИ.

Индіецъ плылъ впереди, Розита сей-чась за нимъ, будучи привязана посредствомъ сипо — натуральнаго каната къ поясу его, за тмъ Тривэніонъ, немного подальше Ральфъ, которому помогалъ его кузенъ Ричардъ.

Мозей слдовалъ за ними, Типперэри Томъ составлялъ аррьергардъ. Игрунка нашла убжище на плечахъ Ральфа, что касается до кваиты и ары, то положеніе пловцовъ было такое отчаянное, что они и думать не могли о спасеніи своихъ любимыхъ животныхъ и потому по невол бросили ихъ на сапусаи.

Впрочемъ о длиннохвостомъ попуга нечего было и горевать! отъ него зависло распустить свои большія крылья, вспорхнуть и полетть за своими бывшими покровителями. Повидимому птица и сама понимала это, потому что при отплытіи ихъ отъ дерева, она съ громкимъ крикомъ вспорхнула, закружилась и затмъ полетла внизъ прямо на курчавую голову Мозея, который такъ перепугался, что на нсколько мгновеній спрятался головой подъ воду.

Ара тоже перепугался, когда при этомъ движеніи намочилъ свои лапки и потому тотчасъ же хотлъ подняться на воздухъ, но его крючковатые когти такъ вцпились въ курчавую шерсть, что вс попытки вырвать ихъ только хуже запутывали ихъ. И чмъ больше онъ барахтался, тмъ хуже было ему и негру, и оба соединенными силами испускали страшные крики разбудившіе печальные отголоски даже во внутренности наводнннаго лса.

Не такъ скоро удалось Мозею и попугаю отдлаться другъ отъ друга, однако не безъ того, чтобы не потерять негру часть своихъ черныхъ кудрей, которыя унесла съ собой птица, которая на-время предпочла путешествовать на своихъ крыльяхъ.

Забавное происшествіе не имло однако конца, вслдъ за тмъ оказалось другое, не мене комическое. Извстно уже, что по какому-то безотчотному вліянію, большая обезьяна была особенно привязано къ Типперэри Тому, также и Томъ чувствовалъ особенную дружбу къ обезьян и такъ это было явно, что вс считали ихъ неразлучными друзьями. Но своя рубашка ближе къ тлу, и Томъ покинувъ дерево, покинулъ и своего друга, хотя не разъ обращалъ къ нему печальные взоры. Еслибъ не такіе критическія обстоятельства, то онъ ни за что не разстался бы съ кваитой, только неумолимый законъ самохраненія вынудилъ его принести эту жертву.

Обезьяна обнаруживала такое же огорченіе, сопровождая его визгомъ и выразительными жестами до самой развилины, когда же другъ ея бросился, въ воду, то она пришла въ такое волненіе, что, кажется намрена была тоже сдлать, не смотря на неумнье плавать.

Однако сила инстинкта и привычекъ удержала е отъ такого безразсуднаго поступка и смотря на отплытіе друга, она дрожала и жалобнымъ визгомъ выражала свою тоску. Прислушиваясь къ ея визгу можно было различить грустный укоръ неблагодарному и горе о разлук съ нимъ.

Что оставалось бдняг длать? Утонуть или погибнуть на дерев съ голода,— потому-что оставшихся орховъ не надолго ей станетъ, а наводненіе пожалуй продолжится цлые мсяцы.

Нельзя утвердительно сказать точно ли такъ думала обезьяна, но врно только то, что она вдругъ перестала дрожать и подстрекаемая отважною ршимостью быстро сбжала по стволу на знакомую намъ горизонтальную втку, на которой ирландецъ бралъ невольную ванну, по которой впослдствіи негръ съ Розитой взбирался спасаясь отъ зми, и съ которой Мундруку сбросился на спину хакаре. Для переправы въ чащу лса тоже необходимо было спуститься подъ этой вткой, что и сдлалъ Типперэри Томъ вслдъ за другими.

Онъ выплылъ почти изъ подъ втвей, когда вдругъ, что то тяжелое упало ему на плеча, отчего онъ съ своими пустыми кубками разомъ нырнулъ подъ водой. Обезьяна сдлала точно тоже съ Томомъ, что и Мондэй съ кайманомъ. Хотя намренія у нихъ были совершенно разныя и прыжокъ кваиты не имлъ ничего враждебнаго, но испуганный ирландецъ опять вынырнувъ на поверхность, старался съ неистовыми криками отдлаться отъ друга, предпочитая самому прохаться на непрошеномъ всадник, очутившемся на его спин.

Это случилось какъ-разъ въ то время, какъ ара вцпился въ курчавые волосы негра, такъ что вниманіе зрителей были раздлено между двумя плавателями и ихъ паразитами чужеядными растеніями.

Мозей прежде отдлался отъ непрошенаго гостя, тогда вс глаза обратились на Тома и его друга, громкій хохотъ пронсся по волнамъ. Мозею удалось освободиться, поплатившись нсколькими пучками волосъ, но Тому было потрудне. Свободу получить ему было невозможно, потому что онъ былъ прикрплнъ длиннымъ и цпкимъ хвостомъ, который кваита обвила вокругъ его шеи и такимъ узломъ, что всякій морякъ позавидовалъ бы ея умнью.

Чмъ боле Томъ барахтался, тмъ сильне узелъ затягивался, и не подоспй посторонняя помощь, то не сдобровать бы Тому и быть бы ему повшеннымъ — на хвост обезьяны.

Въ эту критическую минуту Мундруку закричалъ, чтобъ онъ оставилъ кваиту въ поко, такъ какъ это былъ единственный способъ не быть удушеннымъ.

Къ счастью Томъ имлъ на столько благоразумія, чтобы мигомъ послушаться совта и хотя задыхался отъ нжныхъ объятій своего здоровеннаго любимца, однако не мшалъ уже ему дйствовать по произволу. По приближеніи къ деревьямъ наводнннаго лса, обезьяна отпустила немного свои крпкія пожатія и прыгнувъ на втви выбрала себ мсто боле сообразное съ ея привычками.

НА УЖИНЪ МОЛОДЫЕ ПОПУГАИ.

Руководимые индійцемъ, плаватели вступили въ извстную намъ водяную аллею и добрались до дерева, которое доставило матеріалъ, посредствомъ котораго плавательные кушаки превратились въ спасительный снарядъ. Сифопія такъ недавно еще мсто шумной вражды, была теперь безмолвна, какъ могила не слыхать и не видать ни одного попугая ни вблизи ни около. Немного птицъ пережило удары страшной дубинки, но и т улетли далко въ чащу лса, чтобы оплакивать свои раззорнныя жилища своихъ погибшихъ птенцовъ, которымъ безжалостныя руки дали мгновенную смерть.

Только птенцы оставались еще, но и т мртвые и связанные попарно висли на вткахъ.

Мундруку взобрался первый на дерево, за нимъ послдовали остальные, тамъ уже были попугаи и кваита: птица взлетла на крыльяхъ, а обезьяна на четырхъ рукахъ, не уступая въ быстрот попугаю пробралась на вершину.

Солнце уже заходило за высокія деревья, а съ наступленіемъ ночи нечего было и думать о дальнйшей дятельности, тмъ боле, что Сифонія или Серинга представляла имъ хорошій ночлегъ. Ползучія растенія и воздушныя коренья обвились такою надежною сткою, что представляли удобные гамаки повшенные самою природою, и въ сравненіи со вчерашнимъ ночлегомъ, это представляло уже пріятную перемну.

Кром того дерево представляло еще другія доказательства своего гостепріимства, жирные птенцы попугаевъ, висвшіе на вткахъ, предлагали не дурной ужинъ. Никто изъ собравшихся не прочь былъ отвдать попугайнаго мяса. При вид молодыхъ и жирныхъ птенцовъ, у всхъ глаза загорлись и слюнки потекли. Никто не желалъ сть ихъ сырьмъ, хотя у многихъ аппетитъ до такой степени разыгрался, что они готовы были и живьмъ ихъ състь. Мундруку безъ особенной брюзгливости началъ жевать одного изъ птенцовъ, Мозей немножко съ меньшею готовностью, даже Типеррэри Томъ глядя на нихъ изъявилъ желаніе приняться за непривычный ужинъ безъ особеннаго приготовленія. Однако Тривэніонъ удержалъ зврскій аппетитъ своихъ товарищей и заговорилъ о возможности развести огонь.

Но какъ это сдлать? какъ приступить къ процесу жаренья или печенья попугаевъ? эти вопросы недолго оставались безъ отвта. Индіецъ всегда внимательный къ желаніямъ хозяина, общалъ немедленно выполнить ихъ.

— Надо немножко только подождать, хозяинъ: минутъ черезъ десять будетъ у насъ огонь, а черезъ двадцать жареные попугаи.

— Но какъ-же это сдлать? у насъ нтъ ни огнива, ни кремня, а еслибъ и было, такъ безъ фитиля пользы нтъ.

— А видите ли вонъ то дерево, что стоитъ на другой сторон игарапе?

— То, которое стоитъ отдльно съ гладкою блестящею корою и съ серебристою подкладкою на листьяхъ, имющихъ форму рукъ? Да, вижу. Что же изъ этого?

— А то, что это имбэйба, дерево, которымъ питается лнивый тихоходъ — ай.

— О! такъ это и есть Cecropia peltata? Правда, втки образуютъ почти прямые углы со стволомъ, листья ростутъ на оконечностяхъ, дерево иметъ видъ громаднаго канделабра. Да это цекропія, но у насъ рчь идтъ объ огн — разв можно добыть, огонь изъ цекропіи?

— Черезъ десять минутъ, хозяинъ. Потерпите немного, я добуду вамъ искры изъ имбэйбы, и разведу огонь. Только бы найти мн сухую втку, безъ соку — совсмъ высохшую.

Мундруку съ этими словами спускался по стволу серинги и бросившись въ воду, отправился вплавь къ цекропіи. Доплывъ, онъ быстро, не хуже блки взобрался на дерево и услся между ея серебристыми листьями, которые развсились надъ водой какъ пальмы.

Скоро послышался трескъ, какъ будто сломанной втки, посл чего индіецъ соскользнулъ съ цекропіи и опять пустился вплавь, держа надъ головой втку цекропіи, а другою рукою плылъ до каучуковаго дерева, на которое опять вскарабкался.

Товарищи увидли у него въ рукахъ сухую палочку сухаго дерева, съ мягкою скважистою внутренностью, именно такую, которая удобно зажигается.

Индіецъ, не думая длать изъ этого тайны объяснилъ, что имбэйба дерево весьма обыкновенное въ Амазонской равнин, съ листьями щитовидными девятилопастными, содержитъ въ густомъ, млечномъ сок свомъ каучукъ, плоды вкусомъ похожіе на малину и древесина въ сухомъ вид удобно воспламеняется отъ тренія, почему и служитъ индійцамъ для добыванія огня треніемъ о другое боле тврдое дерево. Не теряя времени Мундруку приводилъ въ исполненіе извстный ему процесъ зажиганія.

Кто научилъ индійцевъ тому же средству добиванія огня, которое извстно во всхъ уголкахъ Европы? одинъ ли и тотъ же инстинктъ, внушаемый природой человчеству?

Пока Тривэніонъ предавался размышленіямъ по этому поводу, Мундруку выбралъ длинную тонкую втку тврдаго дерева, остругалъ е и положивъ е въ втку цекропіи, завертлъ е между своими ладонями, и мене чмъ черезъ десять минутъ загорлись искры въ ноздреватой древесин цекропіи.

Много уже было набрано сухихъ листьевъ, коры хвороста, вс это сложено въ кучу на развилины серинги и мигомъ охватилось яркимъ пламенемъ.

Молодые жирные попугаи были воткнуты на палочки и мигомъ поджарены, что вмст съ подпечонными орхами сапусаи доставило превкусный ужинъ, хоть бы и не для такихъ голодныхъ желудковъ, какъ у нашихъ плавателей по наводнннымъ лсамъ.

ОПЯТЬ ВПЛАВЬ.

Наши странники провели довольно покойную ночь, на природныхъ койкахъ изъ сипо обвсившихъ, благодтельную сифонію. Сонъ ихъ былъ бы еще покойне, когда бы не забота о неизвстной, но печальной будущности.

Печальны были ихъ сонныя виднія ночью, не веселе были ихъ мысли при пробужденіи днмъ: дйствительность была еще хуже сновидній.

Они позавтракали остатками вчерашнихъ попугаевъ, которыхъ нажарили столько, сколько продержался у нихъ огонь. Солнце взошло, когда завтракъ былъ поконченъ, тогда начались совщанія о томъ, какія бы придумать средства и какими бы путями выбраться изъ зіяющей пасти гапо.

Нельзя было сомнваться, что они попали въ небывалую страну таинственности и чудесъ. Картина природы передъ ихъ глазами, встрчи съ невиданными чудовищами, равныя неслыханныя приключенія, вс доказывало, что они вступили въ предлы таинственныхъ внутренностей лса подъ водою.

Не легко было ршить вопросъ, какъ далеко они зашли: даже приблизительнаго предположенія никто не могъ изъявить: можетъ быть на двадцать а пожалуй и на пятьдесятъ миль — кто знаетъ? Для всхъ было понятно только то, что ихъ несчастную галатею отнесло отъ настоящаго канала Солимоэнса въ необозримую пустыню гапо. Но рчь шла не о возвращеніи въ Солимоэнсъ, а о достиженіи какой-нибудь terra firme, настоящаго материка, который долженъ находиться въ противоположной сторон.

Даже мечтать о Солимоэнс никто не могъ не имя въ виду никакихъ средствъ къ плаванію, а только бы достигнуть какъ-нибудь береговой линіи окаймляющей гапо. Не трудно было избирать въ какую сторону держать имъ путь, потому-что старикъ Мондэй объяснилъ имъ, что теперь эченте то-есть время прилива, теченіе отъ рки достаточно указываетъ направленіе великаго Солимоэнса, слдовательно материкъ надо искать въ противоположной сторон. Можетъ быть это еще дальше чмъ Солимоэнсъ, но выбора не оставалось: или достигнуть материка или умереть въ гапо.

Но какъ же его достигнуть, вотъ былъ вопросъ высокаго совта, засдавшаго на вткахъ высокаго каучука. Вплавь? но человческихъ силъ недостанетъ проплыть нсколько десятковъ миль. Сдлать плотъ? но изъ чего же? на верхушкахъ этихъ деревьевъ, предпочитающихъ жизнь въ вод, едва ли найдтся такое лгкое дерево, которое и само могло бы держаться на вод, не то что поднимать тяжелый грузъ изъ семи пассажировъ — слдовательно нечего было думать и о плот.

Одно только предложеніе было принято единодушно, и разумется оно было сдлано индійцемъ опытно знакомымъ съ жизнью въ гапо. Повидимому водяная аллея далеко тянулась и по тому направленію, куда имъ надо идти, почему же не прибгнуть къ плавательнымъ кушакамъ, которые на опыт оказали уже имъ такую врную услугу, почему не попробовать съ ники дальнйшаго изслдованія наводнннаго лса?

Предложеніе было принято единодушно и не теряя времени на разсужденія, вс товарищи, надвъ кушаки, покинули гостепріимную сифонію и еще разъ отправились странствовать вплавь между деревьями подъ зелнымъ сводомъ переплетнныхъ деревьвъ.

Попугай и обезьяна сопутствовали имъ, только на этотъ разъ не обременяя лишнимъ грузомъ своихъ покровителей: и птица и четырерукое животное пробирались по верхушкамъ деревьевъ, въ паралельной линіи съ пловцами.

ИГАРАПЕ.

Индіецъ по прежнему былъ во глав флотиліи, ведя на буксир Розиту, а Типперэри Томъ былъ въ арріергард и его рыжая какъ морковь голова рзко отличалась отъ черной поверхности воды.

Они не нуждались здсь въ кормчемъ и не имли опасности заблудиться. Путь, по которому они слдовали, извстенъ у индійцевъ подъ названіемъ игарапе, то есть въ буквальномъ перевод тропинка для лодки, которая тоже иметъ у нихъ особенное названіе и устройство: игарапе.

Игарапе — это родъ канала, замкнутаго съ обихъ сторонъ колоссальными стнами лса, перпендикулярно подымающемся изъ воды на нсколько десятковъ футъ, и вс это переплетено непроницаемою стью ползучихъ, чужеядныхъ растеній и воздушныхъ корней. Но игарапе не иметъ одинаковой ширины, въ иныхъ мстахъ этотъ проливъ разливается обширнымъ озеромъ, а то вдругъ съузится, такъ что листья деревьевъ перекидываются широкими арками надъ природнымъ каналомъ, образуя прохладные тмные своды.

По такой алле слдовали наши плаватели и конечно очень медленно подвигались впердъ, потому что изъ нихъ только двое умли хорошо плавать, но и т должны были помогать неумлымъ, впрочемъ обстоятельства имъ благопріятствовали, потому что они плыли по теченію, которое кром того соотвтствовало продольному направленію игарапе. Но оно было слабо и едва замтно, такъ что со всми усиліями они проплывали едва ли милю въ часъ. Не смотря на такую медленность, они не теряли надежды, что terra firma впереди. Главное дло для нихъ состояло въ томъ, чтобы сохранять настоящее направленіе, въ противномъ случа теченіе можетъ занести ихъ на западъ почти къ подошв Андовъ, или на востокъ къ устью Амазонки.

Опытный тапуго, зная это, былъ вс время очень внимателенъ къ выбору дороги, малйшее уклоненіе замедлило бы ихъ плаваніе на цлые мсяцы.

Цлые часы продолжалось ихъ плаваніе съ короткими отдыхами на ліанахъ, свшивавшихся съ втокъ природными койками или на низкихъ вткахъ деревьевъ.

Въ полдень, индіецъ предложилъ продолжительный отдыхъ, чему вс очень обрадовались, какъ потому что хорошій отдыхъ былъ необходимъ для ихъ усталыхъ членовъ, такъ и потому что необходимо было подкрпить силы остальными попугаями, которые привсилъ себ на плечи запасливый Мундруку.

О МЕДОСОСАХЪ ИЛИ КОЛИБРИ.

Передъ отдыхомъ, наши плаватели сдлали около шести миль, съ чмъ и поздравляли себя, а также и съ тмъ, что имъ не попадалось на встрчу свирпыхъ жителей гапо: ни хараравъ, ни хакаре-уассу, воспоминаніе о которыхъ было еще такъ свжо въ ихъ памяти. Вс время индіецъ былъ на сторож, успвая заглянуть во вс уголки, нтъ ли. гд опасности.

Ничего тревожнаго не показывалось, хотя слышались странные звуки и появлялись невиданныя существа. И звуки, и живыя существа скоре услаждали, чмъ пугали. Звуки были музыкальные голоса птицъ, живыя существа тоже необыкновенной красоты съ блестящими перьями птицы, которыя порхали по вткамъ. Особенное вниманіе плаватели обратили на крошечныхъ птичекъ, извстныхъ подъ именемъ колибри или медососовъ, стаями порхавшихъ по лсамъ гапо. Во время своего плаванія, они наблюдали за этими микроскопическими птичками, которыя то какъ молніи сверкали надъ водной поверхностью, то блестящими метеорами перелетали по вершинамъ деревьевъ, крылья ихъ двигались съ непостижимой быстротой.

Во время обда на вткахъ ближайшаго дерева, путешественники имли случай изучать нравы этихъ граціозныхъ созданій. На близъ стоявшемъ дерев обвивались ползучія растенія въ полномъ цвт — родъ биньоніи — которыя покрывали вс дерево своею яркою зеленью и прекрасными цвтами. Надъ этимъ цвтущимъ полемъ стаями порхали колибри, перелетая съ одного конца дерева на другой, то сунутся носикомъ въ цвтокъ, то ищутъ наскомыхъ на листьяхъ и вс это съ удивительной быстротой, такъ что нельзя и распознать ихъ яркихъ цвтовъ.

На дерев было нсколько видовъ этихъ очаровательныхъ птичекъ, которыя по своимъ качествамъ скоре приближаются къ наскомымъ, чмъ къ птицамъ. Но по быстрот движеній ихъ можно принять за рой дикихъ пчелъ — meliponae носящихся по цвтамъ. Ральфъ и Розита пуще всхъ были въ восторг отъ крошечныхъ красавицъ, хоть эти созданія совсмъ не были новостью для нихъ, родившихся въ разнообразныхъ андскихъ долинахъ, гд виды колибри гораздо многочисленне, чмъ въ однообразныхъ лсахъ амавонской области.

Но что было ново какъ для нихъ, такъ и для остальныхъ спутниковъ, такъ эти свднія, которыя доставилъ имъ опытный тапуго о колибри.

Онъ сказалъ, что семейство колибри раздляется на дв группы, хотя сходныхъ по микроскопическимъ размрамъ, красот, яркимъ блестящимъ перьямъ и по другимъ отношеніямъ, но совершенно различнымъ по нравамъ и роду жизни: одни живутъ постоянно въ тни лсовъ, другія предпочитаютъ солнечныя мста. Одни питаются только сокомъ цвтовъ. Они чаще всего посщаютъ кампо, открытыя пространства какъ напримръ на южной сторон Солимоэнса и по другимъ ркамъ въ томъ же направленіи, но летаютъ и по лсамъ, между цвтущими деревьями, не залетая въ дремучую чащу и только временно переселяются въ наводннные лса, именно во время цвтенія нкоторыхъ видовъ сипо, но не надолго и скоро возвращаются въ свои родныя кампо.

Другая же группа колибри, живущихъ по лсамъ, никогда не залетаетъ въ поля и не обращаетъ вниманія на цвты. А если и порхаютъ иногда около цвтовъ, такъ потому только, что и снизу и сверху листочковъ отыскиваютъ наскомыхъ: уже наскомымъ то отъ нихъ житья нтъ.

Гнзда свои колибри вьютъ на концахъ пальмовыхъ листьевъ, выбирая ту сторону, которою они обращены къ дереву. Гнзда имютъ видъ длинныхъ кошельковъ, выплетенныхъ изъ тонкихъ растителныхъ волоконъ и густо подложенныхъ шелковистымъ хлопкомъ изъ плодовъ дерева семаюма — criodendron samauma. Лсные колибри не очень любятъ солнце, предпочитая открытымъ полямъ сумрачную тнь высокихъ лсовъ.

Иногда колибри вдругъ остановится и остатся неподвижно чуть не надъ головой человка, потомъ полетитъ впердъ и опять остановится и нсколько разъ повторяетъ это.

По всмъ этимъ примтамъ индійцы раздляютъ семейство колибри на дв группы. Съ мнніемъ туземцевъ согласны и ученые орнитологисты, называя однихъ Trochilinae, другихъ Phoethorninae.

ГЛУХОЙ ПЕРЕУЛОКЪ.

Не смотря на пріятный предметъ разговора, не долго засидлись плаватели: и слушателямъ и разскащику было не до наслажденій, когда впереди неизвстность и опасность.

Отдохнувъ и собравшись съ силами, опять вс пустились въ путь. Нсколько часовъ плыли они также медленно, не встрчая ни чего особеннаго. Игарапе вс еще тянулось такою же прямою линіею, только изрдка изгибаясь то на-право, то на-лво, но сохраняя прежнее направленіе вс къ сверу. Они сдлали это открытіе со вчерашней ночи, только не по наблюденіямъ за полярной звздой, которая не всегда показывается на экватор, а если и покажется, то обыкновенно прикрытая туманами.

Сиріусъ и другіе сверныя созвздія указывали имъ путь. А въ этотъ день солнце такъ ярко свтило, что не трудно было имъ узнавать теченіе времени.

Тривэніонъ изучалъ времена года и зналъ, что солнце въ это время вступило на равноденственную линію, близъ которой они совершали сво плаваніе и потому въ полдень огненное свтило горло какъ разъ надъ ихъ головами и тогда самый искусный астрономъ могъ ошибиться и принять сверъ за югъ или востокъ за западъ. По этому случаю, въ полдневные часы они принуждены были останавливаться на отдыхъ до тхъ поръ пока солнце начинало склоняться къ западу и снова указывало имъ путь.

Къ счастью наши странники не имли особенной нужды въ остановкахъ, теченіе волны было для нихъ лучшимъ кормчимъ, а оно косвенными волнами вс, шло по тому же направленію какъ игарапе. По общему совщанію согласились, что теченіемъ ихъ отнесло на сверъ или на лвую сторону отъ Салимоэнса и слдовательно они находятся не подалку отъ устьевъ великой рки Хануры.

Не утшительно было это открытіе. Старикъ Мондэй сдлался еще серьзне, зная что въ обширной дельт, образовавшейся изъ безчисленныхъ притоковъ Хануры, гапо еще обширне, далеко разливаясь отъ береговъ этой замчательной рки и слдовательно материкъ еще дальше отъ нихъ.

Но выбора у нихъ не было, во что бы ни стало надо достигнуть рубежа наводнннаго лса. Зная это, наши плаватели продолжали сво однообразное странствованіе по дорожк для лодки.

Но однообразіе не вчно продолжалось, прежде чмъ солнце сло возстало обстоятельство до того неизбжное, что и возражать нельзя было, говоря точне это было не обстоятельство, а преграда, которая разомъ покончила ихъ плаваніе, показавъ, имъ конецъ игарапе.

Достопримчательный каналъ вывелъ ихъ къ такому мсту, гд онъ просто оказался глухимъ переулкомъ: деревья сомкнулись съ обихъ сторонъ, представляя изъ себя непроницаемую стну отнимавшую всякую надежду пробраться сквозь не.

Дорога была преграждена со всхъ сторонъ: ни впредъ, ни на право, ни на лво,— нтъ прохода.

Сперва подумали, что за этими деревьями опять будетъ аллея, но индіецъ, кой-какъ пробравшись около деревьевъ, вернулся съ извстіемъ, что водяной дорог — конецъ. И не то чтобы каналъ мало-по-малу съуживался или деревья постепенно сходились вмст — нтъ, разомъ всталъ лсный исполинъ посреди канала, всталъ головою выше товарищей, распростръ свои могучія втви и какъ богатырь, охраняющій лса, грозно говоритъ: стой и ни шагу дальше.

Неожиданная преграда, заставила нашихъ плавателей прекратить сво плаваніе. Впрочемъ, еслибъ и преграды не было, пора была на отдыхъ. Солнце спускалось уже на западъ, пора была поискать ночлегъ и позаботиться объ ужин.

Оставивъ заботу о завтрашнемъ дн до завтра, которое само о себ будетъ заботиться, странники стали отыскивать мсто приличное для ночлега.

Лсной богатырь такъ непріятно покончившій ихъ плаваніе, гостепріимно протягивалъ къ нимъ свои могучія развсистыя втви и они не возражая воспользовались его радушнымъ прімомъ.

БЕРТОЛЕЦІЯ.

Дерево, на которое они взобрались, было и прежде ими замчено. Это было настоящее бразильское орховое дерепо — Bertholletia excelsa — родной братъ сапусаи, потому что оба изъ одного рода (чердынецъ Lecythis ollaria) чрезвычайно многочисленныхъ видовъ.

Подобно сапусаи, бертолеція любитъ болотистыя мста и наводннные лса и достигаетъ огромной высоты, ея стволъ часто находится на сорокъ футовъ подъ водою, на нихъ огромные великолпнйшіе цвты, изъ которыхъ потомъ происходятъ большія деревянныя чашки, въ которыхъ находятся десятки орховъ, но эти чашки не имютъ крышки и падаютъ на землю цльными. На этихъ деревьяхъ, какъ и на померанцовыхъ и другихъ тропическихъ деревьяхъ, можно въ одно время видть почки, цвты и плоды, въ разныхъ степеняхъ цвтенія и созрванія.

Бразильскіе орхи составляютъ важный предметъ торговли Амазонской области и слишкомъ извстны во всей Европ подъ именемъ американскихъ или бразильскихъ орховъ.

Въ лсахъ они не составляютъ собственности человка: ихъ можетъ брать сколько кто хочетъ, была бы охота. Туземцы и вообще живущіе по берегамъ Амазонки, занимаются этимъ сборомъ. Время для этого предпочитается васанте или сухая погода, но нкоторыя племена дикарей отправляются за орхами на лодкахъ во время эченте. Лучшее же время для сбора орховъ бываетъ время отлива, когда лса стоятъ на земл, не покрытые водою. Тогда вся молокка, то-есть деревня отправляется гуртомъ къ оршнику и лазитъ на четверенькахъ около пня, собирая орхи.

При этомъ собиратели орховъ принимаютъ нкоторыя мры предосторожности. Находясь надъ деревомъ они покрываютъ свои головы толстымъ деревяннымъ шишакомъ, для предохраненія своихъ череповъ отъ ударовъ тяжелыхъ чашекъ, величиною съ пушечное ядро.

По этой же причин и обезьяны Южной Америки, хотя до страсти любятъ орхи сапусаи и бертолеціи, однако оказываютъ особенное уваженіе послдней: никогда не подходятъ подъ ея втки, но только обходятъ вокругъ на такое разстояніе, которое дальше верхушекъ его втокъ. И удивляться надо, что обезьяны не боятся чашекъ сапусаи, хоть он такъ же велики, какъ и бразильскія: первыя не падаютъ на земь, а если и случается упасть, такъ ужъ посл того, что вс орхи высыпятся изъ нихъ, когда чашка или кубокъ остатся пустой и лгкой скорлупой.

По этой же причин, какъ и по многимъ другимъ, орхи сапусаи рдко вывозятся въ Европу, и очень дороги. Высыпаемые природой изъ своихъ хранилищъ, орхи длаются достояніемъ всякаго проходящаго: птицъ, зврей и обезьянъ, тогда какъ бразильскіе орхи, защищаемые своею крпкою оболочкою, не такъ доступны. Даже обезьяны и т не могутъ сладить съ ними до-тхъ-поръ, пока придтъ какой-нибудь звркъ, грызунъ, которому эти орхи боле по зубамъ и когда онъ разгрызтъ тврдую скорлупу, тогда обезьяна всегда ухитряется какъ-нибудь присвоить себ чужую находку.

Эту услугу оказываютъ имъ разные виды грызуновъ и между ними наиболе извстны: пака и куція. Одну изъ забавнйшихъ комедій въ южно-американскихъ лсахъ представляютъ сборища обезьянъ, наблюдающихъ за дйствіями паки, которая хлопочетъ разгрызть тврдую скорлупу, и потомъ лишь только она надломлена, такъ что оказывается по силамъ, вс разомъ бросаются на грызуна и отнимаютъ у него его собственность.

Для нашихъ странниковъ было великое счастье, что они нашли пріютъ на бертолеціи: не всякая гостинница была бы лучше, потому что дерево доставило имъ ночлегъ и ужинъ, для оставшихся же попугаевъ, индіецъ скоро развлъ огонь и мигомъ опалилъ ихъ, а такъ какъ голодъ не свой братъ, то онъ замнилъ имъ и соль, и перецъ, и соусъ.

СТРАНСТВУЮЩІЯ ГУАРИБЫ.

Посл ужина, путешественники подождали захожденія солнца, чтобы предаться сну. Они выбрали уже себ по койк на горизонтальныхъ сткахъ, сплетнныхъ природой изъ роскошныхъ ліанъ. По правд сказать, эта постель была не мягче любого плетня, но наши смльчаки испытали уже неудобства ночлеговъ, и потому съ каждымъ днмъ становились мене чувствительны къ неудобствамъ и лишеніямъ.

Вс были страшно утомлены отъ своего труднаго плаванія, которое хотя и составляло въ итог не боле шести миль, но въ сущности эти шесть миль вплавь равнялись по трудности тридцати шести пшкомъ по ровной земл. Они чувствовали, что могли бы заснуть даже сидя на втк или лжа на суку.

Но не суждено было имъ заснуть прежде чмъ видть зрлище столь любопытное, что еслибъ они и падали отъ усталости и желанія спать, то вс же это зрлище прогнало бы всякое желаніе спать.

Вдругъ послышатся издалека шумъ. Но въ этомъ не было еще причинъ тревожиться, потому что они уже слышали и прежде нчто подобное: словомъ они услышали ужасающій концертъ обезьянъ — ревуновъ.

Изо всхъ голосовъ природы, пробуждающихъ отголоски амазонскихъ лсовъ, нтъ кажется ничего ужасне этихъ концертовъ: сліяніе на вс лады разнообразныхъ криковъ, визга, рева, воя, хрюканья, мычанья, сопровождаемыхъ пискомъ, свистомъ, карканьемъ и грохотомъ,— истинно легіоны адскихъ музыкантовъ.

А между тмъ вс это производится простыми ревунами, у которыхъ горло такъ устроено, что можетъ издавать звуки, начиная отъ самаго огромнаго барабана до самаго пискливаго свистка.

— Гуарибы! спокойно сказалъ Мундруку, услышавъ концертъ.

— То-есть ревуны? спросилъ Тривэніонъ.

— И самые громкіе изъ всей породы. Это они только длаютъ пробу, а вотъ послушайте, что дальше будетъ.

— Судя по ихъ оглушительнымъ крикамъ, он должно быть недалко.

— Да, на милю, по-крайней мр. Это показываетъ, что лсъ тянется по этому направленію боле чмъ на милю, иначе гуарибъ здсь бы не было. Если между ими и нами открытое пространство воды, то он не покажутся здсь, если же нтъ поды, такъ черезъ десять минутъ они будутъ здсь. Вотъ еслибъ и мы могли путешествовать по деревьямъ какъ он, такъ не додго оставались бы мы въ гапо. Такъ и есть, продолжалъ Мондэй прислушавшись,— гуарибы приближаются къ намъ. Теперь они близехонько, я слышу шелестъ листьевъ подъ ихъ руками. Мы скоро увидимъ ихъ.

На нсколько мгновеній концертъ прекратился, но шелестъ листьевъ и трескъ случайно сломившейся втки ясно говорили о приближеніи по верхушкамъ стада дикихъ музыкантовъ — вся природа погружена была въ безмолвіе.

Вскор появились лсные жители на высочайшемъ дерев, стоявшемъ съ боку игарапе, не подалку отъ бертолеціи, на которой возсдали путешественники.

Втки лснаго великана качались, когда гуарибы вскакивали на нихъ и качались до тхъ поръ пока не мене сотни четырерукихъ помстились на нихъ.

Когда предводитель шайки, и по всему видимому глаза племени, заглянулъ въ игарапе, то онъ вдругъ, принялъ двусмысленную позу и въ то же время крикнулъ, точь въ точь командиръ отдатъ приказъ. По видимому онъ скомандовалъ стой! и вс его войско остановилось, пока вс до одного перепрыгнули на дерево.

Тутъ не могло быть и рчи, какое дйствіе произвело его приказаніе:, игарапе положило предлъ ихъ путешествію и вопросъ остановился затмъ, какъ преодолть эту преграду.

Въ томъ мст, гд обезьяны расположились на дерев, каналъ былъ нсколько уже, чмъ гд либо въ другомъ мст, хотя между втками горизонтально простиравшимися съ одного края на другой было открытое пространство футъ въ двадцать, и зрителямъ казалось невроятнымъ, чтобъ можно было, не имя крыльевъ, перескочить съ одной стороны на другую.

Но обезьяны кажется не были одного мннія съ людьми, судя по выраженію ихъ физіономіи и по позамъ принятымъ ими при разсматриваніи предлежащаго скачка: видно было, что нкоторыхъ изъ нихъ сдерживало только уваженіе къ авторитету своего командира, а то махнули бы он.

Нсколько минутъ царствовало глубокое молчаніе, которое не прерывалось до тхъ поръ, пока отсталые не прибыли на стоянку и также не заняли мстъ на вткахъ.

Между остальными оказались и матери, которыя несли своихъ дтей или за плечами или на рукахъ, а дти цплялись за нихъ ни зубами и ни когтями, а обвившись руками и хвостомъ за шею матерей.

На нихъ то было обращено вниманіе всего племени и очевидно стало, что он-то и были причиной затрудненія, прервавшаго переселеніе стада.

Произошло нкоторое замшательство между отсталыми, выразившееся крикливыми визгами, по по мановенію предводителя — вс смолкло. Молчаніе водворилось и предводитель гуарибъ медленно сталъ взбираться по дереву, пока оказался выше всхъ.

На верху онъ слъ, крпко ухватился колнами за втку, хвостомъ тщательно уцпившись за другую онъ началъ рчь и право не меньше церемонился любого оратора говорящаго спичъ за обдомъ. Вроятно и въ спич обезьяны было не мене остроумія и краснорчія, по во всякомъ случа шуму было больше, потому что впродолженіи десяти минутъ — преимущество кроткости за обезьянами,— кром его рева, не слышно было ни одного звука на цлую милю въ окружности болотистаго углубленія, По окончаніи рчи, ораторъ короткими фразами требовалъ согласія или возраженія общества, Повидимому ни одинъ голосъ не противорчилъ ему, напротивъ вс изъявили единодушное согласіе.

Опять промежутокъ молчанія, короче перваго и опять прерваннаго предводителемъ. На этотъ разъ онъ произнсъ только немного словъ и то такъ повелительно, что требовало немедленнаго повиновенія.

Одна изъ самыхъ здоровенныхъ обезьянъ подбжала на край горизонтальной втки, висвшей надъ игарапе, и приподнялась, чтобы сдлать прыжокъ. Еще мигъ и она уже перепрыгнула на дерево съ другой стороны игарапе.

За нею послдовала другая и поставивъ свои четыре руки на тоже мсто, въ томъ же самомъ положеніи сдлала точно такой же прыжокъ, какъ и первая, такъ что казалось та же самая обезьяна повторилась во второй разъ.

Затмъ третья и четвртая и такъ дале слдовали одна за другою такъ близко и такъ быстро, что каждая скоре казалась только звеномъ колоссальной, быстро движущейся цпи, поднятой сверхъестественной силой надъ игарапе, нежели живыми существами.

ОБЕЗЬЯНА МАТЬ.

Наши путешественники тихо сидли и молча дивились слдя за движеніями обезьянъ. Конечно, нельзя было придумать боле занимательнаго зрлища, какъ этотъ переходъ черезъ игарапе. Ничто не могло быть удивительне того, какъ они становились вс на одномъ и томъ же мст, и перелетали совершенно одинаковымъ образомъ на одну и ту же втку не представляя ни малйшей разницы въ движеніяхъ, ни въ принимаемомъ положеніи — точно машины, управляемыя однимъ механизмомъ.

Кром того достойно было удивленія, что они наблюдали въ перепрыгиваньи тактъ или отбивали ровный тикъ-такъ маятника въ часахъ. Одна длала прыжокъ, другая была уже на ея мст и такъ промежутка были быстры, что воздухъ ни на минуту не былъ безъ обезьяны и кому бы случилось видть это зрлище снизу, то непремнно ему бы показалось, что это одна и та же обезьяна виситъ на воздух.

Но какъ ни занимательно было это зрлище, а за нимъ слдовало другое еще интересне. Вс гуарибы мужскаго пола совершили воздушный переходъ невредимо, за ними послдовали самки съ своими дтнышами и вс также благополучно, кром одной. Она держала на плечахъ малютку, который увидлъ свтъ не боле десяти дней.

Не смотря на свою крайнюю юность, крошка-гуариба казалось понимала опасность прыжка и уцпившись своими крошечными пальчиками за шершавую шею матери длиннымъ же хвостомъ обвилась вокругъ втки и такимъ крпкимъ узломъ затянула, который сдлалъ бы честь матросскому канату.

Не вина будетъ крошки, еслибъ случилось несчастье, потому что она кажется и одна въ состояніи была удержаться за сучокъ и дйствительно крпко держалась. Но матери должно быть сдлалось дурно — обезьяны тоже подвержены дурнот — или усумнилась она въ свомъ искусств прыгать,— только она остановилась — и какъ будто колебалась. Она была послдняя, вс были уже на другой сторон и кажется не намревались дожидаться трусиху.

Въ эту критическую минуту произошло любопытное происшествіе, начало другихъ еще боле интересныхъ. Одинъ изъ прежде перепрыгнувшихъ самцовъ вдругъ отдлился отъ толпы, которая за это время взобралась уже на верхушку, и возвратившись на ту втку, на которую они вс перепрыгнули, онъ остановился какъ-разъ напротивъ колеблющейся матери, и по его жестамъ и голосу можно было догадываться, что онъ уговаривалъ е собраться съ духомъ и перескочить.

Мать возражала и зрителямъ показалось, что она такъ выражалась:

— И рада была бы я перескочить, да у меня голова кружится, мн трудно и еще съ ребнкомъ. Мы можемъ утонуть.

Въ ея выраженіяхъ было что-то трогательное, такъ что самець,— вроятно отецъ крошки — прекратилъ увщанія и мигомъ перепрыгнулъ на другую сторону. Это было дломъ нсколькихъ секундъ, за тмъ онъ взялъ своего дтныша на плечи и точно также скоро перескочилъ назадъ.

Освободясь отъ своего бремени и ободряемая криками подругъ, она сдлала скачокъ черезъ игарапе. Но это было выше ея силъ. Передними пальцами она успла уцпиться за втки противоположнаго дерева, но прежде чмъ обвилась хвостомъ вокругъ сучка, она потеряла равновсіе, втки выскользнули изъ ея пальцевъ и она полетла въ. воду.

Единодушный вопль вырвался у всхъ на вершин дерева, вс гуарибы наклонили голову внизъ, около двадцати спустились на втку, съ которой упала несчастная обезьяна.

Тутъ произошла картина ужаса, точно между людьми когда передъ ихъ глазами опрокидывается лодка съ гребцами, или проламывается лдъ подъ ногами неосторожнаго пшехода. Только между обезьянами картина ошеломленія не долго тянется. Въ этомъ отношеніи животный магнитизмъ иметъ перевсъ надъ человческимъ разумомъ: не прошло лишняго мгновенія, какъ уже десятки гуарибъ слетли внизъ по вткамъ и подхвативъ испуганную самку прежде чмъ она успла окунуться въ воду, положили е, вс еще дрожащую, въ развилину дерева.

Средство, употреблнное обезьянами для спасенія своей подруги, изумило людей. Вскор посл того какъ обезьяна упала и шумъ общей тревоги нсколько утихъ, раздался голосъ предводителя и такъ повелительно, что зрители поняли, что онъ отдатъ приказъ, хотя и не знали какого рода.

Но приказъ былъ понятъ подчиннными, по-крайней-мр десять обезьянъ спустились на втку, съ которой соскользнула и чуть было не утонула бдная мать.

Едва ли бадья могла быть спущена въ колодезъ скоре чмъ спустилась эта лстница обезьянъ, цпляясь одна за другую хвостами и шеею, точь въ точь звенья длинной цпи, внизу всхъ очутился супругъ упавшей обезьяны, который усплъ торопливо положить своего дтныша въ развилину дерева.

Никогда полная бадья не вытаскивалась такъ скоро изъ колодца, какъ ловко и проворно вытащена была гуариба и возвращена въ сво родное жилище — на вершину деревьевъ.

Опять схватила она на руки сво дорогое дтище и заняла сво мсто въ толп, которая, не теряя времени, двинулась по извстной ей древесной дорог спша какъ будто по извстному пути на свиданіе съ кмъ-то.

Долго еще можно было слдить за ихъ переходомъ по нескончаемому рву, мало по малу онъ стихалъ и наконецъ совсмъ сталъ неслышенъ.

СВДНІЯ МУНДРУКУ ОБЪ ОБЕЗЬЯНАХЪ.

Солнце зашло когда гуарибы исчезли, по этому путешественники выводили заключеніе, что обезьяны вроятно возвращались на сво родное пепелище.

Тривэніонъ выразилъ предположеніе, что вроятно обезьяны спшатъ къ тврдому материку и что въ такомъ случа ихъ слды могутъ служить и для людей путеводителями. Мундруку отрицательно покачалъ головой.

— Такъ вы думаете, что намъ не слдуетъ идти по ихъ направленію? спросилъ рудокопъ.

— Нтъ, хозяинъ, ни на одинъ шагъ. Они скоре уходятъ отъ terra firma, чмъ къ нему направляются. Для нихъ вс равно спать ли надъ водой или надъ землй, лишь бы подъ ними были верхушки деревьевъ. Теперь он спшатъ забраться на нассть въ какое-нибудь любимое мсто, на высочайшее дерево, гд собираются и другія дружественныя имъ племена, вотъ они и встртятся съ ними. Обыкновенно для этого он избираютъ убжища тамъ, гд находится больше плодовъ, а можетъ быть и то что он спшатъ въ увеселительное собраніе.

— Какъ разв у обезьянъ тоже бываютъ увеселительныя сборища? спросилъ Ральфъ.

— О! конечно, возразилъ Мундруку: — мн часто случалось видть, какъ он собирались цлыми толпами, гд побольше орховъ и множество другихъ плодовъ. Наблюдая за ними цлыми часами я не видалъ, чтобы он, хоть одинъ плодъ сорвали, а только сидятъ, болтаютъ, вскрикиваютъ, хохочутъ, выкидываютъ разныя забавныя штуки, какъ будто затмъ только и собрались. Он ничего такъ не любятъ, какъ плоды, въ особенности мягкія ягоды и орхи разнаго рода пальмъ, какъ напримръ папунха и асай. Большая разница бываетъ въ другія времена года, когда он питаются только бразильскими орхами,— тогда имъ много хлопотъ, какъ бы вынутъ ядро изъ толстой скорлупы. На эти хлопоты у нихъ пропадаетъ много времени.

— Неужели они спятъ, схватившись за втки, какъ птицы,— или у нихъ есть гнзда, гд он могутъ растянуться со всми удобствами?

— У нихъ есть гнзда, только для другой цли. Он длаются для самокъ, готовящихся быть матерями. Что касается до удобнаго спанья, то он могутъ выспаться на самой тонкой втк. Для нихъ это не составляетъ особеннаго безпокойства, не то что для насъ людей.

— Не ужели же он никогда не падаютъ съ втки во время сна? спросилъ Ральфъ.

— Какъ же он могутъ упасть, когда ихъ цпкіе хвосты крпко обвиты вокругъ сучка да и еще узломъ завязаны? Прежде чмъ заснуть, каждая обезьяна обовьтъ свой хвостъ два три раза вокругъ втки не той, на которой она сама расположилась, но около другой немного повыше. Притомъ он засыпаютъ частхонько не сидя на втк, а просто висятъ на хвост, потому что для нихъ это самое удобное положеніе, вотъ какъ вамъ перевернуться съ бока, на бокъ лжа на койк.

— Не-уже-ли это такъ, Мондэй?

— Точно такъ, хозяинъ. Я часто видалъ, какъ он цлыми десятками спятъ вися на хвостахъ. Он прибгаютъ, къ этому въ случа тревоги, не желая, чтобъ непріятель засталъ ихъ врасплохъ.

— Что за необыкновенныя животныя! сказалъ Ральфъ.

— Справедливо, что необыкновенныя. Он имютъ обычай, который, право, заставитъ иной разъ подумать, что он одарены такимъ же разсудкомъ, какъ и люди. Вы смотрли съ удивленіемъ, какъ он спасали свою утопленницу, ну а я видалъ у нихъ вещи еще удивительне. Этотъ способъ изъ себя длать цпь у нихъ самый обыкновенный, каждый разъ приводимый на практику, когда имъ захочется сорвать орхъ или другой плодъ, растущій близко къ вод и на втк слишкомъ тонкой для того, чтобы одержать ихъ тяжесть. Если надъ этимъ мстомъ есть другая втка понаджне, то он мигомъ цпью совьются, какъ вы это сейчасъ видли и такимъ образомъ достаютъ плоды. Иногда не находится такой способной втки, какъ разъ надъ бездной, но это не останавливаетъ ихъ и они пускаются на приманку, если хоть въ сторон отыщутъ крпкую втку. Тогда он сцпляются не много иначе — одна назадъ, другая впердъ, до самаго того мста гд находятся желанные плоды. Я видалъ, какъ он это длаютъ, и какъ вдругъ окажется, что вс еще недостатъ одной ступеньки, тогда одна изъ остальныхъ наблюдательницъ мгновенно слетитъ внизъ и составитъ собою послднее звено лстницы.

— Вс это очень мило, что мы до-сихъ-поръ видли, но Мондэй сказалъ, что он производятъ вещи еще удивительне,— чтобъ это такое было?

— Я видлъ какъ он длаютъ мостъ.

— Мостъ, какъ это можно! врно это сказано въ шутку?

— Нтъ, это не шутка. Мостъ он длаютъ точно тмъ же способомъ, какъ и лстницу.

— Для какой же цли?

— А когда имъ надо переходить глубокій ручей, гд можно утонуть.

— Но какъ же он это длаютъ? Вдь мосты строятъ искусные инженеры,— не-уже-ли и у обезьянъ есть инженеры?

— Право не могу сказать такіе ли у нихъ инженеры, какъ у людей, только знаю какъ обезьяны длаютъ это. Слушайте, я вамъ разскажу. Если по ихъ дорог случится глубокій ручей или даже игарапе пошире и он не находятъ деревьевъ, съ которыхъ бы можно перескочить съ одной стороны на другую, то мостъ для нихъ становится необходимостью. Они лазятъ по берегамъ до тхъ поръ пока не найдутъ два высокихъ дерева, одно противъ другого на лвомъ и на правомъ берегу. Тогда он взбираются на самую высокую втку и сцпляются съ втки одна за другую качаясь въ воздух, пока цпь не будетъ такъ велика, что послднее звено можетъ ухватиться за какую-нибудь втку противоположной стороны. Вотъ и мостъ сдланъ. Черезъ него переходятъ сначала самыя старыя обезьяны, которымъ трудно уже скакать, потомъ дти, которыя еще не такъ искусны, идутъ по тламъ своихъ здоровенныхъ родичей. Когда вс сдлаютъ этотъ переходъ, тогда первая обезьяна по той сторон отцпляется отъ втки и бухъ въ воду, а за нею и вся цпь опять виситъ перпендикулярно, но упавшей въ воду никакой бды нтъ, потому что она тотчасъ взбирается по товарищамъ кверху, за ней другая и третья и такимъ образомъ вс до послдней невредимо взбираются на вершину.

— Вотъ чудеса! воскликнулъ ирландецъ:— точно сказки! Но не-уже-ли мистеръ Мондэй никогда не видалъ, чтобъ он хоть разъ сорвались съ дерева?

— Нтъ, ни разу, сеноръ Томъ. Но мн случилось видть, какъ одна обезьяна упала съ самой верхушки дерева во сто футъ вышины.

— Ну и разумется до смерти ушиблась?

— Странна была бы такая смерть для обезьяны. Нтъ, едва коснулась она земли, какъ въ ту же минуту прыгнула на другое дерево и такое же высокое и также скоро взобралась на вершину, какъ и слетла оттуда.

— Пресвятая Богородица!

— Ахъ! сказалъ со вздохомъ Тривэніонъ:— будь-ка у насъ проворство обезьяны, какъ бы мы скоро выпутались изъ бды. Кто знаетъ куда мы попали? Помолимся Богу, прежде чмъ ляжемъ спать. Онъ одинъ можетъ вывести насъ изъ ужаснаго положенія.

Тогда онъ вслухъ произнсъ вс молитвы, которыя выучилъ въ дтств, усердно вторили ему не только дти, но и негръ, и индіецъ и ирландецъ. Посл чего вс расположились спать.

БУХЪ.

Около полуночи, вс путешественники такъ крпко заснули, какъ-будто лежали на пуховикахъ. Ни одного звука не слышалось ни бразильскомъ дерев, кром громкаго храпнья, производимаго широкими ноздрями негра и еще оглушительнйшее храпнье изъ широчайшихъ ноздрей ирландца. Иногда они соединялись и производили дуэтъ,— точь въ точь два трубача-соперника не хотли уступать другъ другу. Но мало по малу кто-нибудь изъ нихъ бралъ первенство, и тогда дуэтъ расходился, и выходили отдльные монологи.

Вдругъ носовой дуэтъ былъ прерванъ шорохомъ между втвями, на которыхъ лежало тяжеловсное тло ирландца, за шорохомъ послышался крикъ, за тмъ съ высоты, какъ-будто тяжелое тло бухнуло въ воду.

Крикъ и шлпанье въ вод мигомъ разбудило всхъ, послышались голоса, требовавшіе объясненіе что значитъ этотъ шумъ, но вмсто отвта, еще крикъ и еще шлепающій пырокъ въ воду, что не давало ключа къ загадк, но еще пуще запутывало е.

Съ втокъ бертолеціи раздался новый залпъ вопросовъ, но въ этомъ хор недоставало двухъ голосовъ: Мозея и Тома. За то они слышались снизу только въ странномъ вид: они чихали, отплвывались, фыркали, точно кто душилъ ихъ.

Въ то же время подъ деревомъ опять кто-то бухнулъ, опять послышалось шлпанье и нырянье, какъ-будто двое попало въ воду и идтъ у нихъ борьба на жизнь или смерть!

— Что тамъ такое? Ты ли это Томъ? Ты ли Мозей? вс кричали съ дерева.

Отвты были, но не очень ясны.

— Охъ!— охъ!— эхъ! меня душатъ!— меня — охъ!— ухъ!— топятъ — я — охъ!— утонулъ!— помогите! спасите! кричалъ ирландецъ, но съ его голосомъ сливались и другіе крики, принятые за крики негра.

Отъ Тома могло статься, что онъ и утонуть можетъ, потому что вс знали, что онъ но уметъ плавать,— совсмъ другое дло съ Мозеемъ. Онъ могъ держаться на вод довольно долго, чтобъ не бояться за его гибель. Съ Томомъ времени терять нельзя, если хотли его спасти отъ водяной могилы, и потому какъ только раздались крики о помощи, такъ разомъ еще два тла и бухнули въ воду к послышалось такое же шлпанье. Теперь это были Ричардъ Тривэніонъ и Мундруку.

Ничего не видать. Тьма такая, что хоть глаза выколи. Впрочемъ, еслибъ и полная луна свтила, такъ ея слабые лучи не могли бы проникнуть сквозь мрачный сводъ развсистыхъ втвей бразильскаго дерева, обвшанныхъ и переплетнныхъ цлымъ лабиринтомъ густолиственныхъ ліанъ. Подъ деревомъ было темно, какъ въ аду и будь пловцы блы какъ лебеди, вс также не видать бы было ихъ.

Тривэніонъ подумалъ, что только тогда, что-нибудь узнаешь, если будешь слушать и сталъ онъ съ сыномъ и дочерью слушать, и съ какимъ живымъ нетерпніемъ они слушали!

Казалось — чего бы легче, какъ такимъ искуснымъ пловцамъ, какъ индіецъ и паранецъ, спасти одного ирландца? Но на дл это вышло не такъ легко. Они подхватили его съ двухъ сторонъ, какъ только могли различить его во тьм, но онъ оказался въ такомъ состояніи напряженія и отъ страха, и отъ того что наглотался порядочнаго количества воды, что потребовалось большое усиліе обоихъ пловцовъ, чтобы держать ему голову подъ водой.

Мозей оказался такимъ же беззащитнымъ какъ и Томъ, потому что его плавательныя способности были хотя и лучше, но вс же очень слабы, притомъ же всякая способность была парализована способомъ, которымъ онъ шлпнулся въ воду, находясь въ крпкихъ объятіяхъ Морфея. Такое неожиданное пробужденіе могло бы поразить и высшія умственныя способности чмъ каковы были у Мозамбикскаго негра.

Отыскавъ утопавшихъ товарищей, ни Ричардъ, ни Мондэй не знали, что съ ними длать. Первою мыслью у нихъ было дотащить ихъ до дерева, что и удалось имъ сдлать, но взглянувъ на дерево, они увидли, что тамъ-то они попали не въ лучшее положеніе. На одной втки доступной ихъ рукамъ, а на ствол кора гладкая, какъ зеркало, и очень скользкая отъ тонкаго слоя ила нанесннаго мутною волною.

Когда они въ первый разъ взобрались на дерево, тогда имъ помогли живыя лстницы ліанъ, но теперь въ темнот не было возможности отыскать ихъ. Грозная опасность явилась передъ ихъ глазами,— даже искусные пловцы отчаивались. Если не за себя, то за своихъ товарищей они страшились.

Въ эту критическую минуту, Ричарду пришла спасительная мысль.

— Кушаки! скоре бросьте кушаки! закричалъ онъ.

Дядя и Ральфъ тотчасъ поняли въ чемъ дло и плавательные кушаки полетли въ воду. Ричардъ и индіецъ подхватили ихъ и черезъ минуту утопающіе были вн опасности отправиться ко дну.

Черезъ нсколько секундъ отыскали и канаты ліанъ и снова, хотя съ трудомъ, вс взобрались наверхъ. Тутъ произошло общее объясненіе.

Разумется всему виноватъ былъ Томь. Онъ заснулъ такъ крпко, что потерялъ всякое сознаніе, и растянувшись вдоль ліанъ, проскользнулъ между втками и всею тяжестью тла шлпнулся въ воду съ двнадцати футовъ высоты.

Его крики и шлпанье въ вод такъ нечаянно разбудили негра, что тотъ отъ страху потерялъ равновсіе и въ свою очередь шлпнулся въ воду и также шумно.

Во всякомъ случа Мундруку не удовлетворился такими событіями, отъ которыхъ и сонъ его прервался, да и рубашка взмокла. Онъ ршительно сказалъ, что подобнаго случая не будетъ въ другой разъ съ этими людьми, а потому, прежде чмъ лечь на покой, онъ связалъ обоихъ безпокойныхъ товарищей крпкими канатами изъ ліанъ, до того крпкими, что они могли удержать въ поко самыхъ безпокойныхъ людей.

ОТКРЫТАЯ ВОДА.

Весь слдующій день былъ посвященъ на изслдованія, не доходившія дале трхъ-сотъ саженей отъ ночлега, но не смотря на короткое разстояніе, этотъ переходъ былъ утомительне двадцати миль по земл или по открытой вод.

Тутъ была такая дремучая чаща, о которой жители другихъ странъ не могутъ имть понятія. Густыя вершины сливались въ сплошную массу, сквозь которую не проникали солнечные лучи, ихъ облпливали съ верху до низу чужеядныя растенія и воздушные корни, то перевиваясь канатами, то изгибаясь змями, то свшиваясь петлями. Тутъ попадались также ползучія пальмы, называемыя индійцами хаситара, и колючій тростникъ и бромеліи плотно усянныя своими острыми иглами. Еслибъ здсь была даже земля подъ ногами человческими, то и тогда трудно было бы пробираться сквозь такую невообразимую путаницу роскошнйшей растительности, а какъ представится необходимость путешествовать по лсу, переходя съ одного дерева на другое, то не станешь удивляться, что нсколько саженей покажутся верстами.

Понятно, что передовыми соглядатаями были только двое: Ричардъ и Мундруку, остальные не сходили съ своей нассти на бразильскихъ орхахъ: и безполезно, да и опасно было бы забирать съ собою въ экспедицію такихъ неопытныхъ путешественниковъ по лсамъ.

Къ вечеру соглядатаи вернулись съ донесеніемъ, которое показалось не совсмъ утшительно Тривэніону и его спутникамъ. Они заходили на триста саженей вглубь лса и везд нашли его наводнннымъ. Ни одного вершка земли не видали они, индіецъ сказалъ, что по врнымъ примтамъ, онъ знаетъ, что тутъ на далкомъ пространств нтъ земли: будь материкъ ближе, никогда теченіе здсь не было бы такъ быстро.

Одно было извстно и доказано: игарапе кончалось мстомъ ихъ ночлега, проникнувъ сквозь чащу въ ближайшемъ углу его, они открыли большое пространство воды, которое со всхъ сторонъ было окаймлено волнистыми верхушками наводннныхъ деревьевъ.

Вернувшись на насстъ, Мундрику объяснилъ необходимость отправиться къ открытой вод.

— Для какой цли? спросилъ Тривэніонъ:— не имя плота, мы не можемъ переплыть такое большое пространство, а изъ этихъ деревьевъ, наполненныхъ клейкимъ сокомъ, не построишь плота, хоть бы и были у насъ орудія для постройки. Такъ къ чему же пробираться къ тому направленію. По вашимъ словамъ пространство открытой воды очень обширно — тмъ хуже для насъ.

— Нтъ, хозяинъ, тмъ лучше для насъ, если позволите, я объясню вамъ это, возразилъ индіецъ вжливо, какъ слдуетъ образованному тапуго, у насъ одна и есть надежда на спасеніе: это открытая вода.

— Но мы сдлали уже переходъ по вод, кажется вдоволь было и позади и впереди и вокругъ насъ.

— Правда хозяинъ, но теченіе воды не въ прямомъ направленіи, а противъ насъ. Вспомните, что теперь время эченте. Намъ нельзя теперь идти по той дорог, а и можно бы, такъ насъ отнесло бы опять въ рку, гд не имя лодки, мы должны неизбжно потонуть. Но открытое гапо, которое мы сегодня видли, обращено къ берегу, хотя можетъ быть и далкому. Перейдя черезъ гапо, мы будемъ гораздо ближе къ terra tirma, а это что-нибудь значитъ.

— Перейти легко сказать, но какъ это сдлать? вотъ вопросъ.

— Вплавь.

— Но по вашимъ словамъ гапо тянется вплоть до горизонта, миль на десять.

— Конечно, вс это врно.

— Какъ же можно говорить, что мы должны проплыть такое пространство.

— Да что же намъ помшаетъ? у насъ есть кубки обезьяны, а было бы не довольно, я могу пойти дальше и набрать сколько надо: деревьевъ сапусаи тутъ не перечесть.

— Положимъ, что и такъ, но какая польза переплывать такое огромное пространство, если ты самъ говоришь, что на той сторон нтъ тврдой земли? И на той сторон не будетъ легче.

— На той сторон тврдая земля, хоть и не близко по моему мннію. Мы должны вс держаться къ берегу, иначе мы никогда не выберемся изъ гапо, гд придтся умирать съ голода и натерпться всхъ ужасовъ. Мы можемъ рыскать по лсамъ цлые мсяцы и ничего не найдмъ, кром гнздъ ары. Послушайте моего совта, хозяинъ: завтра на разсвт отправимся въ путь черезъ открытое гапо, а тамъ увидимъ, что будетъ лучше.

Роковыя обстоятельства измняютъ отношенія между людьми. Настоящимъ хозяиномъ и путеводителемъ сдлался работникъ по своимъ знаніямъ и опытности, и Тривэніонь по невол покорялся его совтамъ. Ршено было, что на другой день странники покинутъ берталетію и отправятся въ открытое гано.

ХАКАНА.

Какимъ образомъ совершалось ихъ путешествіе? Почти такимъ же какъ и путешествовали обезьяны, только гораздо медленне. Весь отрядъ слдовалъ по вчерашнему пути паранца и индійца, которые не забыли проложить дорогу, оставляя примтами ломаныя втви, какъ это обыкновенно длаютъ, пролагая дорога въ двственныхъ лсахъ.

Медленно и трудно было ихъ путешествіе, но настойчивость а сила воли совершаютъ великіе подвиги. Имъ приходилось и лазить, и цпляться, и висть — словомъ, производить цлый курсъ гимнастики,— причомъ Ричардъ постоянно помогалъ своей маленькой кузин, а Типперэри Томъ случайно пользовался помощью индійца. Но долго ли коротко ли, а наконецъ они выбрались на опушку наводнннаго лса и передъ ними открылось широкое пространство воды. Эта картина была уже отрадна для глазъ утомлнныхъ тмнымъ сводомъ зелени.

— Ну вотъ, Мондэй, мы и достигли открытаго гапо, сказалъ Тривэніонъ, переводя духъ:— ты говорилъ о возможности переплыть его. Какимъ же это способомъ?

— Точно такимъ же, какъ и переплыли игарапе.

— Какъ это можно! Ты самъ соглашаешься, что тутъ добрыхъ десять миль до другаго края, вонъ и верхушки деревьевъ чуть чуть замтны.

— Проплыли же мы не мене того по игарапе.

— Правда, но тогда мы имли возможность отдыхать чуть не каждыя пять минутъ, что и укрпляло наши силы. Совсмъ другое дло, какъ будемъ переплывать такое обширное озеро, гд и отдохнуть негд. Вдь этакъ придтся цлый день быть въ вод, а пожалуй и больше.

— Пожалуй и больше, хозяинъ, я и не спорю противъ этого. Но подумайте только о томъ, что если мы не будемъ искать какого-нибудь выхода, то можемъ пробыть три, четыре, пять и даже шесть мсяцевъ на этихъ верхушкахъ и должны питаться только орхами и плодами, да и тхъ пожалуй не будетъ на столько, чтобы поддержать жизнь нашу. Безъ питательной пищи мы скоро потеряемъ силы, и не въ состояніи будемъ держаться на деревьяхъ, съ упадкомъ силъ, мы будемъ падать съ дерева одинъ за другимъ и найдемъ смерть въ бездн гапо или въ пасти хакаре.

Правдоподобная картина произвела на всхъ сильное впечатлніе. Тривэніонъ общалъ не противиться плану индійца, но пожелалъ только узнать подробне, какими средствами онъ думаетъ найти возможность переплыть десяти-мильное разстояніе.

Мондэй не думалъ изъ этого длать тайны: средства прежнія т.-е. плавательные кушаки, съ тою разницею, что надо прибавить еще два: для него и для молодого паранца. По узкимъ и небольшимъ пространствамъ они смло могли ввряться своему искусству плавать, но на десяти-мильномъ пространств считали нужнымъ плавательные аппараты.

Но для этого дня достаточно было работы и заботы, и потому вс расположились на ночлегъ, выбравъ для этого самое мягкое и удобное дерево. Къ несчастью желудокъ требовалъ пищи, а у нихъ ничего не было, кром орховъ сапусаи, что и составляло ихъ скудный ужинъ.

Поужинавъ, Мундруку съ помощью Ричарда принялся готовить кушаки и прежде чмъ солнце зашло, вс было готово къ отплытію.

Во время отдыха обыкновенно заводились разговоры, какъ для того, чтобъ убить время, такъ и для того, чтобы не предаваться отчаянію. Обыкновенно этотъ трудъ бралъ на себя Тривэніонъ, который выбиралъ интересные предметы, чтобы развлечь и принести пользу дтямъ, но чаще всего завлекалъ въ разговоръ молчаливаго индійца, котораго разсказы открывали ему новый міръ.

Открытое пространство воды сдлалось предметомъ разговора.

— Это очень похоже на озеро, сказалъ рудокопъ:— я вижу со всхъ сторонъ полосу деревьевъ или верхушекъ и нигд ни малйшаго перерыва или канала.

— Оно такъ и есть, отвчалъ тапуго,— это настоящая лагуна. Тутъ вода стоитъ во вс времена года — вс равно въ полноводье или мелководье — только въ эту пору здсь воды больше. Да, это лагуна.

— Ты почему это знаешь, Мондэй.

— Очень легко. Много на то примтъ. Во-первыхъ въ этихъ краяхъ нтъ кампо, а во-вторыхъ не будь это лагуна,— такъ выдавались бы здсь острова деревьевъ. Но есть еще примта еще врне, вонъ тамъ — видите — піозоки.

Индіецъ указалъ въ нкоторомъ разстояніи на два тмные предмета, которые не были еще примчены другими товарищами. По боле пристальномъ осмотр два тмные предмета оказались птицами небольшихъ размровъ, похожія на чепуръ или караваекъ, тмнаго цвта, съ короткими крыльями, съ зелною выпуклостью, сверкавшею при лучахъ заходящаго солнца. Птицы были довольно близко, такъ что зрители могли хорошо разсмотрть ихъ особенности — между прочимъ длинные лопастные пальцы и прямые когти, особенно на заднемъ пальц въ вид шпоръ: ноги чуть не длинне туловища, голени въ нижней половин неопернныя и непомрно длиннопалыя, такъ что, когда он стояли на листьяхъ, разставивъ ноги, то пальцы ихъ точно четырхконечные, съ лопастями по бокамъ, казались четырхконечными звздами, горизонтально лежащими на водяной поверхности.

Боле всего зрители были поражены способомъ плаванія этихъ птицъ: он прямо стояли на вод точно шли по льду. Эта парочка хакалъ то сходилась, то расходилась, то рядомъ подвигалась, и ни разу не наклоняясь и не опускаясь въ воду, но точно ступая по тврдому грунту.

Что бы это значило? Но Мондэй былъ тутъ, стало быть за объясненіемъ далеко не надо ходить.. Хаканы — изъ рода водницевыхъ пастушковъ: — стоятъ не на вод, но на большихъ круглыхъ листьяхъ съ завороченными краями, которые могутъ, сдержать не то что самую большую птицу, пожалуй и шестилтняго ребнка.

Тривэніонъ съ спутниками внимательно присматриваясь, увидли огромную водяную лилію съ ея листьями, имвшими сходство съ громадною сковородою. Въ первый еще разъ они увидли колоссальную американскую кувшинку, у которой одинъ листъ иметъ нсколько футъ въ діаметр, которую назвали ‘королевой Викторіей’ англійскіе мореплаватели въ первый разъ увидвшіе эту красавицу Тихаго Океана.

— Это fumo de piosoco, продолжалъ пояснять Мондэй:— оно такъ названо потому-что похоже на печь, на которой приготовляется наша кассава или поджаренная маніочная мука, и потому еще, что этотъ цвтокъ — любимое мсто для нассти у піозоки.

Піозокой называлъ индіецъ длинноногихъ хаканъ, изъ породы Petamedeidoe, которая водится, какъ въ Африк такъ и въ Америк.

Птицы явились, какъ разъ во-время, чтобы развлечь печальныя мысли голодныхъ усталыхъ путешественниковъ, которые, занявшись наблюденіями за ними забыли про сво горе. Вниманіе ихъ было до такой степени поглощено птицами, что они даже не замтили, какъ ученый индіецъ тихо спустился въ воду и поплылъ скрываясь подъ нависшими втками деревьевъ: черезъ нкоторое время онъ остановился напротивъ важно расхаживавшихъ піокозъ.

Впрочемъ и трудно было бы его видть, потому что онъ нырнулъ въ воду и не показывался до-тхъ поръ, пока длинныя ноги хаканы, заврнутыя въ мягкіе листы лиліи, очутились въ мускулистой его рук. Внезапно птица поплыла съ пронзительнымъ крикомъ. Ея испуганная подруга поднялась съ такими же криками на воздухъ, предоставивъ е на произволъ сильнаго врага.

Люди сидвшіе на дерев были поражены удивленіемъ. Они видли что-то тмное и круглое, какъ разъ около барахтающейся хакакы, что-то похожее на человческую голову, но туловища погруженнаго въ воду не видали. Удивленію былъ конецъ, когда приблизилась птица въ сопровожденіи головы, которая повернувшись къ нимъ показала имъ мдное лицо стараго Мондэя.

Вмсто того, чтобъ лечь спать на голодный желудокъ, наши путники сытно поли вкуснаго мяса жареной хаканы.

ПОКИНУТЫЙ ТОВАРИЩЪ.

Вмст съ разсвтомъ вс опять пустились вплавь и каждый былъ вооруженъ плавательнымъ снарядомъ, оказавшимся непромокаемымъ, по случаю знанія, съ которымъ Мундруку умлъ пользоваться каучукомъ.

Плаваніе предстояло не только продолжительное, но и опасное, и потому старый индіецъ принялъ вс мры, чтобы сдлать плавательные снаряды изъ орховой скорлупы по возможности совершенными. Удачное плаваніе или опасность утонуть зависли отъ того, какъ будутъ сдланы эти кушаки. Мондэй внимательно осмотрлъ каждую скорлупу, обложилъ е надлежащимъ слоемъ каучука и вс скрпилъ какъ слдуетъ канатами — сапо — изъ ліанъ.

Какъ только солнце выглянуло изъ-за-вершинъ деревьевъ, опоясывавшихъ лагуну на восточной сторон, наши смльчаки отправились въ сво водяное странствованіе. Нельзя сказать, чтобъ они были въ весломъ расположеніи духа. Они сами не знали, какое будетъ послдствіе ихъ необыкновеннаго предпріятія, не знали куда приведтъ ихъ плаваніе и не будетъ ли оно послднимъ въ жизни кого-нибудь изъ нихъ, или можетъ быть имъ всмъ суждено найти могилу въ бездн гапо.

Даже индіецъ, къ которому обращались вс глаза, ища въ нмъ слово ободренія и путеводительства, даже и онъ не очень надялся на успхъ. Конечно, онъ этого не говорилъ, но Тривэніонъ, распрашивавшій его передъ вступленіемъ въ походъ, понялъ это, хотя ничего не возражалъ, когда индіецъ настаивалъ на необходимости пуститься въ этотъ путь. Подъ покровительствомъ лучезарнаго восходящаго солнца они пустились вплавь по лагун.

Передъ самымъ отправленіемъ вышелъ случай, предвщавшій повидимому несчастье. Такъ какъ надо было ожидать, что кваита будетъ большою помхою для избраннаго ею пловца, то ршено было покинуть е. Обезьяна сама не могла плавать, и непремнно погубитъ того, кто согласился бы взять е. Выбора не оставалось, но всмъ было невыразимо тяжело разставаться съ товарищемъ, такъ долго забавлявшемъ ихъ на галате.

Ужь какъ кажется Типперэри Томъ былъ привязанъ къ обезьян — или скоре она къ нему — но и тотъ охотно соглашался на разлуку съ нею. Въ нмъ еще живо сохранялось воспоминаніе о томъ смущеніи, въ которое она его поставила, подвергая его опасности или утонуть въ гапо или быть повшеннымъ на хвост обезьяны. Ощущеніе еще было сильно, и потому онъ изъ предосторожности отправился въ путь тайкомъ и въ числ передовыхъ.

Вышло, что вс до одного поступили въ томъ же род, вс отплыли прежде чмъ кваита догадалась, что е намрены покинуть, а между тмъ товарищи такъ далеко отплыли, что никакой скачокъ не могъ уже перенести е на чьи нибудь плечи. Замтивъ, наконецъ, что е покинули, обезьяна стала визжать и стонать такъ жалобно, и въ тоже время такъ громко, что ея крики раздавались даже на самомъ краю лагуны.

Кром бдной кваиты, никто не оставался въ такомъ несчастномъ положеніи. Маленькую любимицу Розы, игрунку, взялъ на плечи молодой паранецъ, о попуга никто не подумалъ, но его не такъ легко покинуть, онъ не такъ беззащитенъ, какъ кваита. У него тоже есть вспомогательный снарядъ въ вид пары крпкихъ крыльевъ, ему стоитъ только вспорхнуть, расправить свои крылья и они какъ разъ перенесутъ его черезъ лагуну. Сознавая свою силу, онъ не оставался сидть на дерев, чтобы сливать свои крики съ визгомъ кваиты. Не успли пловцы отплыть и на сто шаговъ, какъ попугай расправилъ свои крылья и полетлъ, нсколько минутъ онъ парилъ надъ головами пловцовъ, какъ будто выбирая повыгодне насстъ, потомъ онъ спустился по прежнему на черную голову негра, запустивъ свои когти въ его мохнатыя волоса.

Мозей совсмъ не чувствовалъ благодарности за оказанное ему предпочтеніе, однако на этотъ разъ не сопротивлялся птичьему хотнію и преспокойно плылъ рядомъ съ другими.

БЕЗПОМОЩНОЕ СОСТОЯНІЕ.

Чмъ дальше плыли наши смльчаки, тмъ вс свтле становилась надежда на спасеніе. Они видли, что съ помощью своихъ кушаковъ могутъ скоро и безъ усталости плыть, не прошло еще и часу ихъ плаванія, а между тмъ добрая миля раздляла уже ихъ отъ дерева, при такой быстрот можно достигнуть до противоположной стороны прежде заката солнечнаго, разумется въ такомъ только случа, если силы хватитъ.

Въ этомъ отношеніи странствованіе вплавь общало быть успшно, и радость просіяла на всхъ лицахъ.

Вскор однако появилась перемна: облако какъ будто набжало на лицо Мундруку и тни его отразились на всхъ.

Тривэніонъ зорко слдилъ за индійцемъ, но не видалъ причины его тревоги, выразившейся нахмуренными бровями. Онъ не распрашивалъ, но по его дйствіямъ былъ увренъ, что есть что-то тревожное у него на ум.

По временамъ индіецъ поднималъ голову и оглядывался назадъ. Какая бы ни была причина безпокойства, только врно она была назади.

Чмъ дале подвигались они впердъ, тмъ тревожне становился Мондэй, тмъ чаще поворачиваяась его голова назадъ, тмъ угрюме становились его взоры.

Тривэніонъ невольно сталъ подражать его движеніямъ и хотлось бы ему понять значеніе дйствій индійца. Но ничего не видать, кром верхушекъ деревьевъ, отъ которыхъ они отплыли, да и т съ каждою минутою становились мене примтны.

Хозяинъ не замчалъ, что это обстоятельство именно и возбуждало безпокойство Мондэя, заставляя его бросать тревожные взоры назадъ: деревья мало по малу скрывались изъ вида, чмъ и усиливалось его безпокойство. Вс выше поднималъ онъ голову, вс чаще оглядывался назадъ.

Увлекаемый не столько любопытствомъ, сколько безпокойствомъ, Тривэніонъ наконецъ не выдержалъ и спросилъ:

— Что это, Мондэй, ты вс оглядываешься назадъ? Разв оттуда грозитъ намъ опасность? Право же, я ничего не вижу, кром верхушекъ деревьевъ, да и т теперь едва уже примтны.

— Вотъ въ этомъ-то и есть опасность, вы настоящую причину сказали. Скоро деревья совсмъ исчезнутъ изъ вида, и тогда…

— Что же тогда?

— Признаюсь, хозяинъ, я въ большомъ затрудненіи. Виноватъ, отправляясь въ путь, я совсмъ забылъ объ этомъ.

— Ага! понимаю, деревья служили намъ указателями, по какому направленію плыть, когда же они исчезнутъ, то намъ нечмъ будетъ руководиться.

— Истинно, одинъ только Великій Духъ можетъ вывести насъ изъ этой бды.

По виду и тону Мундруку можно было понять, что онъ глубоко сокрушается и не мудрено: онъ такъ былъ увренъ въ силу своего опытнаго знанія и въ возможности переплыть лагуну! Онъ принималъ въ соображеніе только возможность переплыть, не подумавъ о возможности заблудиться на вод. Деревья, скрываясь за горизонтомъ, разомъ надоумили его, и чмъ дальше онъ плылъ, по открытому пространству, тмъ боле убждался, что возможность заблудиться очень вроятна.

Прибгая къ отчаянному усилію, онъ попросилъ всхъ спутниковъ пріостановиться, а самъ съ усиленною энергіею поплылъ впердъ, какъ бы желая испробовать на сколько онъ можетъ проплыть по прямой линіи не завися ни отъ какого предмета, заступающаго мсто лоцмана.

Проплывъ двсти или триста ярдовъ, ипдіецъ опять положилъ подбородокъ на плечо и смотрлъ назадъ,— теперь верхушки деревьевъ были явственно видны надъ поверхностью воды. Это не усилило его безпокойства, напротивъ видимо удовлетворило его: онъ былъ доволенъ опять увидвъ то дерево, на которомъ они спасались и именно, оно выходило съ противоположной стороны.

Увренность оживила его, остановившись на мст, онъ закричалъ своимъ товарищамъ, чтобы вс слдовали за винъ.

Въ глубокомъ молчаніи, они проплыли еще около трхъ сотъ ярдовъ, ничто не препятствовало ихъ движенію.

Но вотъ вс снова остановились, потому что путеводитель ихъ остановился и снова осматривалъ, что длается въ арьергард.

Вотъ и опять лицо его какъ будто подрнулось неудовольствіемъ, вс выше и выше подымается его голова надъ водою, онъ почти стоитъ и только ладонями тихо разгребаетъ воду назадъ. Немного погодя съ спокойною увренностью на лиц, онъ опять пустился впердъ.

Много разъ повторялъ онъ эти движенія, то останавливаясь почти въ стоячемъ положеніи, то снова, удовлетворнный пускался вплавь. Но вдругъ у него вырвалось восклицаніе неудержимой досады: деревьевъ не видать, хоть онъ шею чуть не свихнулъ вытягиваясь и выворачиваясь во вс стороны.

Онъ проворчалъ нсколько словъ какъ бы соглашаясь отказаться отъ лоцмана, и пустился вплавь по прямому направленію, какъ и прежде, но для большей увренности, поглядывалъ на длинный рядъ своего арьергарда, чтобы наблюдая за ихъ относительнымъ положеніемъ не сбиться съ пути.

И прежде еще, до отправленія вплавь, онъ далъ нсколько совтовъ своимъ спутникамъ, совтовъ необходимыхъ для плавающихъ по наводнннымъ углубленіямъ. Они должны были сохранять на сколько это возможно сво относительное положеніе т. е. относительно къ нему, а не къ кому другому, плавать тихо и медленно, чтобы не утомиться и для этого подражать его примру. Но главное, они никакъ не должны надодать ему вопросами, ни разговорами другъ съ другомъ. Словомъ, дло плаванія должно совершать въ молчаніи и порядк.

Онъ не счелъ за нужное распространяться почему и для чего онъ требовалъ такихъ необыкновенныхъ условій, но просто сказалъ имъ, что если они не исполнятъ буквально его предписаній, то никто изъ нихъ не достигнетъ возможности вскарабкаться на ближайшую верхушку дерева.

Посл такого наставленія нечего и сомнваться, что его предписанія исполнялись съ почтительною покорностью и вся его свита слдовала за нимъ такъ тихо, какъ вчно безмолвствующая рыба.

Ничего не слышно, кром вздоха волны ударявшей о пустую скорлупу сапусаи или вскрика каракары орла, когда онъ парилъ надъ головами пловцовъ, какъ бы удивляясь странному конвою водяныхъ твореній, таинственно движущихся по вчно пустыннымъ лагунамъ гапо.

ВОКРУГЪ И ОКОЛО.

Цлый часъ пловцы должны были сохранять не только относительное положеніе, но и молчаніе, наложенное на нихъ.

Никто рта не раскрывалъ, даже когда на поверхности показалось и проплыло между ними безжизненное тло гуарибы, которая вроятно утонула, сдлавъ скачокъ не по силамъ и не по умнью,— никто, кром игрунки, сидвшей на плеч молодого Ричарда. Миніатюрный образецъ четырерукихъ созданій, узнавъ въ труп своего большаго сродича, пришла въ какое-то изступленіе, визжала, пищала и дрожала всмъ тломъ, точно при вид мртвой обезьяны она вдругъ сознала, что и ей грозитъ точно такая же опасность.

На ея вопли никто не обращалъ вниманія: наставленіе Мондэя было такъ серьзно, что никому не было охоты, нарушать его. Игрунка могла визжать сколько ей хотлось, никто не прерывалъ е словомъ утшенія или ласки.

Спокойствіе однако вскор возстановилось: игрунка, видя что сколько она ни кричи, никто не обращаетъ на не вниманія, перестала изъявлять свои шумныя сожалнія. Плаваніе опять продолжалось въ молчаніи.

Прошло полчаса, а можетъ быть и меньше, часовъ-то у нихъ не было, вдругъ молчаніе опять было прервано и опять таки игрунка была причиной. Поднявшись на заднія лапки, и вытянувъ шею, она повторяла визгъ и пискъ по прежнему на разные лады.

Что бъ это значило? Каждый молча задавалъ себ этотъ вопросъ, хотя всмъ единодушно хотлось бы услыхать отвтъ.

Но имъ оставалось только слдить за движеніями возмутителя общаго спокойствія, вс устремили глаза на предметъ, привлекавшій вниманіе игрунки. Какое же было общее удивленіе когда въ десяти шагахъ отъ себя они опять увидли трупъ гуарибы: по прежнему онъ проплылъ между ними. Всмъ пловцамъ разомъ пришла въ голову мысль, что вроятно они попали въ такое мсто, гд утонула цлая кампанія обезьянъ. Можетъ быть цлое племя неудачно выбрало деревья для отдыха, которыя вскор были затоплены полноводьемъ и такимъ образомъ путь былъ имъ отрзанъ, и вотъ почему имъ попадается на дорогу другая уже обезьяна.

Не будь съ ними ученый индіецъ, это предположеніе вроятно, всхъ бы удовлетворило и плаваніе преблагополучно продолжалось бы безъ конца.

Но опытнаго и просвщеннаго индійца не такъ скоро проведшь. Проходя мимо гуарибы No 1, онъ хотя ничего не сказалъ, но зорко осмотрлъ вс отличительные примты трупа, и когда проплывъ недалкое разстояніе, онъ снова увидлъ гуарибу No 2, то присмотрвшись, убдился, что это таже самая обезьяна. Словомъ, пловцы сталкивались вс съ одною и тою же несчастною обезьяною.

Изъ этого можно было вывести только одно заключеніе. Безжизненное тло не можетъ измнять направленія: его гонитъ или сила втра или тянетъ сила теченія. Какъ же объяснить второе столкновеніе съ обезьяной? Тутъ одна вроятность можетъ быть допущена: пловцы подвигались по криволинейному пути увлекаемые быстротой и ни на шагъ впердъ, но вс кружились вокругъ и около, на одномъ и томъ же мст.

НА УГАДЪ.

Хотя путеводитель прежде всхъ замтилъ въ чемъ дло, однако не счелъ нужнымъ длать изъ этого тайну.

— Вотъ и вышло такъ, хозяинъ, сказалъ онъ обращаясь по обыкновенію къ Тривэніону: — мы заблудились: вдь это вс одна и таже обезьяна попадается намъ на встрчу. Вотъ посмотрите сами, мы опять попали на то мсто, гд были полчаса назадъ. Вдь это кривая судьба, но видно такова на то воля великаго духа.

Тривэніонъ до того смутился, что не могъ отвчать.

— Во всякомъ случа, оставаться здсь не должно, надо добраться до какихъ нибудь деревьевъ, иначе не можетъ быть.

— Разумется, отвчалъ Трівэніонъ: — мы можемъ это сдлать.

— Надо надяться, былъ отвтъ индійца, не обнаруживавшій большой самоувренности.

Тривэніонъ разсудилъ, что они это время плавали по одному кругу и что если это еще разъ случится, то не скоро имъ доплыть до конца.

Но нельзя было времени терять: путеводитель опять дйствовалъ. Съ неудовольствіемъ, почти съ отчаяніемъ Мондэй отступалъ изъ лагуны. Голосъ его какъ-будто дрожалъ, когда онъ звалъ за собою товарищей и даже въ размахахъ его рукъ была какая-то нершимость. Столкнувшись еще разъ съ трупомъ гуарибы, онъ невольно подумалъ, что это не худая была бы пожива, доказательство, что онъ опасался продолжительнаго плаванія. Никто не спрашивалъ его, почему это не такъ, а иначе, но старикъ самъ мучился, что не исполнилъ своего общанія на счетъ переправы черезъ лагуну.

Проплывъ нкоторое пространство, онъ опять остановился и высоко приподнявъ голову осматривался и назадъ и по сторонамъ.

На этотъ разъ онъ остался доволенъ тмъ, что деревьевъ не видать и поплылъ опять впердъ.

Еслибъ только можно быть увреннымъ, что плаваніе будетъ совершаться по прямой линіи, то опасности нельзя было бояться. Лагуна не имла боле десяти или двнадцати миль въ ширину, слдовательно какъ бы медленно ни совершалось ихъ плаваніе, а вс же черезъ нсколько часовъ, они должны увидть ея берегъ — будетъ ли то наводннный лсъ или дйствительно земля. Не было опасности утонуть: плавательные кушаки предохраняли отъ этого. Отъ жажды погибнуть тоже нельзя: прсной воды вдоволь. Да и съ голода умереть за это время нельзя. Во первыхъ они плотно поужинали хаканой, во вторыхъ апетитно позавтракали бразильскими орхами — чрезвычайно сытная и питательная нища. Сверхъ того старый индіецъ въ видахъ предосторожности взвалилъ себ на плечи мртвую гуарибу… Настоящая опасность состояла въ томъ, что можно сбиться съ прямого пути, — а какъ сохранить его, на открытой поверхности, не имя ни малйшей путеводной примты: ни дерева ни скалы, ни звзды?

Зналъ это тапуго, понималъ и рудокопъ, ирландецъ и негръ тоже смекали въ чемъ дло. Даже дти и т сознавали, что ихъ старшіе плывутъ на угадъ.

ОТДЫХЪ НА ВОД.

И такъ теперь дло не въ томъ, чтобы переплывать черезъ лагуну, а въ томъ, какъ бы по добру по здорову выбраться оттуда. Узнавъ на опыт, что значитъ круговращательное теченіе, пловцы поняли, что это не такъ-то легко. Мысль объ этомъ внушала такое опасеніе, что теперь они ничего другаго не желали, какъ только добраться до земли какимъ бы то ни было способомъ.

Странныя дйствія путеводителя усиливали только общія опасенія. Боле часу длилось уже тяжелое ощущеніе страха. И какъ было не страшиться? Что ожидало ихъ впереди. О земл и говорить нечего, хоть бы надежда была еще разъ увидть наводннный лсъ, такъ и то было бы уже счастье. Положимъ, они не могутъ утонуть по милости своихъ плавательныхъ снарядовъ,— но что пользы. Не говоря о томъ, что они снова могутъ попасть въ круговое обращеніе, а голодъ? Но положимъ они потерпятъ нкоторое время и голодъ, ну а какъ изъ подъ воды вынырнутъ чудовищные жители, а по воздуху полетятъ хищныя птицы? и вс это будетъ длать на нихъ нападенія? Ужасное положеніе!

Боле двадцати разъ тапуго останавливался и зорко выглядывалъ по сторонамъ — ничего нтъ утшительнаго. Нсколько уже часовъ провели они на вод и полагали, что вроятно теперь около полудня. Солнце не показывалось и съ самаго утра небо заволоклось облаками. Это и было причиной ихъ затрудненій: отплывая, они было надялись, что лучезарное свтило будетъ руководить ихъ до самаго захожденія своего.

Вдругъ въ самое это время солнце прорвалось сквозь облака и залило всю природу своими жгучими золотыми лучами, но тогда оно стояло надъ самой головой, слдовательно никакъ не могло служить компасомъ. Въ это время года и въ этотъ часъ — сверъ, югъ, востокъ и западъ, вс было одинаково подъ вліяніемъ полдневнаго свтила — а оно не склонялось ни на какую страну свта.

А между тмъ на смугломъ лиц индійца проблеснуло радостное выраженіе,— то было выраженіе воскресшей надежды.

— Только бы солнце не спряталось, и вс будетъ хорошо, сказалъ онъ въ отвтъ на вопросъ Трввэніона: — конечно, теперь оно не на помощь намъ, но пройдтъ еще часъ и оно дастъ тнь. Тогда бояться уже нечего: мы поплывмъ прямо, какъ стрла летитъ. Не боитесь, хозяинъ, мы выберемся изъ этого затрудненія еще до вечера. Успокойтесь же.

Ободрительныя слова произвели благодтельное дйствіе: на всхъ лицахъ отразилась теперь свтлая радость.

— Мн кажется, хозяинъ, намъ бы нехудо было теперь отдохнуть на мст, пока солнышко покажетъ по какому пути оно пойдтъ. Тогда и мы отправимся въ путь съ свжими силами.

Для усталыхъ пловцовъ очень было пріятно услышать такой совтъ и вс единодушно ему повиновались.

Старый Мундруку вс еще пытался отыскать какихъ-нибудь примтъ на горизонт, но и на этотъ разъ вс также безуспшно, покорившись неизбжной участи, онъ вмст съ другими растянулся неподвижно на вод.

ТНЬ-ПУТЕВОДИТЕЛЬНИЦА.

Такъ прошло около часу, но надъ ними не господствовало торжественнаго молчанія. На вод нашимъ пловцамъ такъ было ловко лежать, какъ на мягкомъ ковр или на зелной трав. Они проводили время въ разговорахъ и разумется разсуждали только о томъ, какимъ бы случаемъ выбраться изъ тягостнаго положенія.

Они не совсмъ избавились отъ опасеній. Если солнце измнитъ имъ, т. е. если облака опять покроютъ небо, то имъ будетъ хуже нежели когда нибудь, потому, что они даромъ потеряютъ время. Каждый изъ нихъ постоянно обращалъ тоскливые взгляды на небосклонъ: — не покажется ли облако?

Мондэй тоже посматривалъ на небо, только совсмъ съ другимъ намреніемъ: онъ съ нетерпніемъ ожидалъ, куда, въ какую сторону солнце будетъ склоняться?

Въ надлежащее время его бдительность была вознаграждена, не столько по наблюденію за самимъ солнцемъ, сколько по вліянію, какое оно производило передъ ихъ глазами.

Предупредивъ своихъ товарищей сохранять молчаніе и неподвижность, чтобы не взволновать поверхность воды, индіецъ вынулъ ножъ и держалъ его вертикально надъ поверхностью воды, наблюдая и глубокомысленно, не хуже любого философа, производящаго какіе-нибудь опыты. Вскор онъ былъ вознагражднъ тмъ, что увидлъ тнь. Клинокъ былъ хорошо уравновшенъ, нсколько разъ индіецъ поварачивалъ его на право и налво, пока наконецъ тнь отъ него отразилась на вод. Сначала отраженіе было едва замтное, но мало-помалу оно становилось длинне и длинне.

Убдившись теперь, что онъ знаетъ, гд западъ и гд востокъ, тапуго засунулъ ножъ за кушакъ и пригласилъ товарищей слдовать за собою, по направленію указанному тнью клинка. Сначала взмахи его рукъ были энергичны, но потомъ становились вс слабе и слабе.

Тнь выводила пловцовъ на востокъ, но дло не въ томъ, чтобы знать куда,— только бы выбраться изъ лагуны. Во время ихъ плаванія путеводитель повторялъ нсколько разъ опытъ съ ножомъ. Но въ скоромъ времени они въ этомъ не нуждались, потому что обнаружилась полоса лса на далкомъ горизонт.

Еще солнце не зашло, какъ они доплыли до втокъ, наклонившихся надъ водой и вс измокшіе пловцы взобрались на вершины деревьевъ.

Еслибъ не радость, что они достигли наконецъ пристани, то можетъ быть, они были бы огорчены потому, что опять попали на то самое дерево, на которомъ провели прошлую ночь. Прежде всего они принялись жарить обезьяну на обдъ и на ужинъ, за одно. Утопшая гуариба, которую Мондэй вытащилъ изъ лагуны, доставила имъ пищу. Брюзгливый эпикуреецъ отвернулъ бы свой носъ отъ одной мысли о подобной говядин, чмъ доказалъ бы, что никогда не бывалъ подъ снью лсовъ южной Америки, но наши бдные странники были очень довольны своимъ ужиномъ. Если ихъ сонъ прерывался дурными сновидніями, то это конечно уже не отъ несваренія желудка.

Прежде чмъ высадиться на дерево вс уже были предупреждены, что попали на прежнее мсто. Тапуго узналъ это по формамъ деревьевъ, но его спутники узнали это по другой причин.

Имъ на встрчу летли привты, съ такимъ пронзительнымъ ревомъ и визгами, какое можетъ производить только горло кваиты. Такъ какъ не было причинъ, чтобы четырерукое животное тревожилось, то крики ея обозначали только ея чрезвычайную радость и когда пловцы влезали на знакомое дерево, то ихъ встртилъ товарищъ съ такою радостью, какъ-будто они не заслуживали упрековъ въ неблагодарности и равнодушіи.

ПЛАВАНІЕ ПО ОПУШК ЛСА.

Обезкураженные неудачнымъ плаваніемъ, наши путешественники оставались на своей нассти почти до полудня слдующаго дня. Отчасти утомленіе было причиною этого бездйствія. Не только тломъ, но и духомъ находились они подъ бременемъ томительной усталости, невольно подчинявшей ихъ бездйствію.

Часы проходили, отдыхъ подкрплялъ тло, вмст съ тмъ и духъ становился бодре. Солнце не вступило еще на свой меридіанъ, а унылое бездйствіе уже прекратилось.

Вс сердца забились инстинктивнымъ желаніемъ сохранить жизнь, и въ голов зашевелилась предпріимчивость какъ бы это сдлать.

Не попытаться ли еще разъ переплыть лагуну? Но на этотъ вопросъ оказался отвтъ не поощрительный. Разв открылась надежда совершить это плаваніе удачне вчерашняго? Ни мало, напротивъ всего вроятне, они опять заблудятся и Богъ знаетъ кончится ли это также благополучно, какъ вчера.

Даже Мундруку и тотъ не настаивалъ на возможности этого перехода, въ польз котораго онъ прежде былъ сильно увренъ, нкоторое время онъ уклонялся подавать свой мнніе, его молчаніе и угрюмые взгляды ясно показывали, что неудача его перваго плана нанесла ему глубокое оскорбленіе.

Ни Тривэніонъ и никто другой не думали его упрекать, хотя вра въ его всевдніе сильно поколебалась. Тривэніонъ ршился взять на себя отвтственность за новое предпріятіе. По общему мннію по ту сторону лагуны непремнно должна быть земля или по-крайнй-мр по тому же направленію, и главное желаніе у всхъ состояло въ томъ, какъ бы достигнуть этого.

Обойти лагуну по способу обезьянъ очевидная невозможность, даже и въ такомъ случа, если лсъ будетъ сплошной во всю дорогу, переплетаясь втка за втку, подобное путешествіе потребовало бы не то, что недли, но цлые мсяцы, а какъ знать, найдтся ли везд достаточно пищи для поддержанія жизни нсколькихъ человкъ? Не везд же природа наготовитъ для нихъ бразильскихъ орховъ и не всегда будутъ попадаться птичьи гнзда, да и Мондэю не всегда будутъ попадаться хаканы или утонувшія гуарибы.

Но если нельзя пуститься въ путь по деревьямъ, то почему бы не попробовать пробраться подъ ними? Почему бы не плавать по опушк лса, подъ тнью деревьевъ, а по временамъ, взбираться на нихъ, чтобъ отдохнуть, собираться съ силами и поспать.

Мысль прекрасная и такъ какъ она была выражена самимъ Тривэніономъ, то всми единодушно была принята и одобрена. Даже индіецъ и тотъ призналъ е за мудрую мысль и гораздо наджне его намренія переплыть лагуну.

Къ счастью, для этого не требовались долгія приготовленія,— стоило только надть плавательные кушаки, еще разъ спуститься въ воду и плыть вдоль опушки лса.

Вс это было скоро и безъ труда сдлано и какъ только солнце стало спускаться на западъ, путешественники снова покинули свой древесный ночлегъ и пустились странствовать вплавь.

МАССАРАНДУБА.

Быстро совершалось плаваніе, почти милю въ часъ. Еслибъ можно постоянно сохранять такую быстроту, то можно бы было длать десять миль въ день и въ два три дня быть уже на той сторон лагуны.

Необходимо было часто останавливаться на отдыхъ. Для этого они или ложились на горизонтальныя втки, висвшія надъ водою или цплялись ея нихъ и отдыхали въ стоячемъ положеніи.

Плаванію очень много мшали растенія піозока, извстныя уже огромныя водяныя кувшинки, ихъ широкія круглыя листья, лежавшія на вод гигантскими сковродами, шли какъ разъ понергъ дороги нашимъ пловцамъ. Иногда толстыя сочныя листья являлись сплошною поверхностью и запруживали дорогу такъ что пловцамъ приходилось идти въ обходъ на нсколько сотъ ярдовъ, что почти удвоивало ихъ странствованіе вплавь.

По случаю этихъ и другихъ подобныхъ помхъ, они не проплыли и трхъ миль какъ Мувдруку посовтовалъ имъ сдлать стоянку.

Что заставило его подать такой совтъ? Не поздняя пора, потому что не было еще и шести часовъ, судя по солнцу, и не чрезмрная усталость: правда они устали, но не такъ сильно и могли бы безъ большаго труда еще проплыть часа два. Нтъ, голодъ давалъ себя знать. Но за чмъ же въ этомъ мст останавливаться? Здсь ничего такого не видать, чмъ бы можно утолить его, слдовательно въ этомъ отношеніи не легче будетъ висть на воздух, чмъ плыть на вод. Такъ размышлялъ Тривэніонъ съ своею семью, но Мондэй еще не объяснилъ причины даннаго совта, и потому его стали распрашивать.

— Хозяинъ, я голоденъ, отвчалъ онъ:— и думаю, вс вы не прочь поужинать, какъ же намъ плыть впердъ?

— Поужинать? повторилъ Тривеніонъ: — конечно, не станемъ спорить, мы вс голодны. Я это чувствовалъ еще часъ тому назадъ. Но что же можно предложить на ужинъ. Кром деревьевъ, ничего не видати, а на деревьяхъ ничего не обртается кром листьевъ — плодовъ не видать. Листьями не накормишься.

— А мы достанемъ молочка на ужинъ,— вотъ что, хозяинъ! только для этого не откажитесь пожаловать сюда на ночлегъ.

— Молочка! воскликнулъ Типперэри Томъ, который ничего такъ не любилъ какъ молоко: — что вы тамъ толкуете, мистеръ Мондэй, вдь это хуже только раздразнитъ апетитъ. Охъ! до молока ли въ этомъ водяномъ краю? Ужь наврное мы теперь не то что на сто,— а на тысячу миль отъ хвоста самой дрянной коровы.

— А вотъ и ошибаетесь, мистеръ Типперэри, вмшался молодой паранецъ въ разговоръ: — и на водахъ гапо водятся коровы, какъ и на земл. Вотъ вы и сами ихъ увидите, какъ вылеземъ изъ воды.

— О! да, теперь понимаю, вы говорите о рыбной коров. Но она врядъ ли дастся подоить себя, если же она попадтся къ намъ въ руки, такъ мы съ не сдермъ шкуру и тогда достанемъ отъ не получше молока — жирнаго мясца. Молодецъ будетъ старикъ Мондэй.

Ирландецъ намекалъ на морскую корову или маната, которыхъ такъ много водится въ водахъ Амазонки.

— Вотъ корова, о которой говоритъ Мундруку, возразилъ путеводитель, указывая на верхушку дерева:— вотъ корова, которая дастъ намъ молока на ужинъ. Э! да у не и хлбъ уже готовъ!.. Разв вы не видите массарандубу?

Вс глаза устремились по указанію индійца. Въ первое время никто ничего не видалъ достойнаго вниманія. Ни впереди, ни позади, куда глазомъ ни кинь, ничего кром зелной полосы листьевъ, тамъ и сямъ поднималось какое-нибудь необыкновенно высокое дерево, и вс эти великаны были гораздо выше другихъ, но въ далкомъ разстояніи одинъ отъ другого.

Слдуя указанію индійца, и поднявъ головы кверху, они наконецъ увидли особенное дерево, стоявшее въ нкоторомъ разстояніи отъ опушки и на столько выше всхъ окружающихъ, что истинно казалось великаномъ между пигмеями.

Вотъ онъ настоящій гигантъ растительности, знаменитое дерево массарандуба Амазонской страны, одно изъ замчательнйшихъ деревьевъ, даже и въ здшнихъ лсахъ, богатыхъ необыкновенными образцами растительнаго царства.

Для Типперэри Тома, какъ и для другихъ спутниковъ, слова Мундруку оставались загадкой: какимъ образомъ дерево можетъ доставить на ужинъ молока и хлба? Конечно самъ Тривэніонъ и молодой Ричардъ были исключеніями.

Ни тотъ ни другой не нуждались въ объясненіяхъ: Тривэніонъ читалъ и слыхалъ о такомъ необыкновенномъ дерев, а Ричардъ не только видалъ, но и пивалъ его молоко и далъ его хлбъ.

Велика была радость молодого паранца, когда онъ увидалъ колоннообразный стволъ не меньше ста футъ съ его широкою куполообразною вершиною! Этотъ гигантъ напомнилъ ему родину и кром того, какъ общалъ тапуго, готовъ былъ утолить общій голодъ, дававшій себя знать очень чувствительнымъ образомъ.

Нечего сомнваться, что совту индійца вс безпрекословно покорились и лица всхъ пловцовъ повернулись къ массарандуб.

РАСТИТЕЛЬНАЯ КОРОВА.

Дерево, предлагавшее ночлегъ и ужинъ бднымъ пловцамъ, было знаменитое palo de vaca или коровье дерево или молочное дерево Южной Америки. Оно очень хорошо описано Гумбольдтомъ подъ именемъ galactadendron, хотя послдніе писатели ботаники не удовольствовались этимъ чрезвычайно соотвтствующимъ названіемъ, для того чтобы назвать его боле ученымъ терминомъ брозимумъ.

Оно принадлежитъ къ общей пород атрокарподъ, къ которому принадлежитъ и хлбное дерево. Одно дерево производитъ молоко, другое хлбъ, но оба имютъ большое сходство. Но что еще странне, знаменитое ядовитое дерево на остров Яв тоже принадлежитъ къ тому же семейству атрокарподовъ! Точно какъ и въ человческой семь бываютъ добрыя сыновья и между ними дурные — родъ не безъ урода, такъ и въ семейств Атрокарподовъ бываютъ деревья полезныя, доставляющія пищу и пить, питательныя для желудка и пріятныя для вкуса, бываютъ другія, по виду точно такія же, но въ сущности вредныя и убійственныя для человка: сокъ, цвты, и плоды — вс въ нихъ ядовито, вс датъ смерть..

Не одно только дерево массарандуба доставляетъ молоко и называется palo de vaca или коровье дерево, есть много подобныхъ деревьевъ, сокъ которыхъ иметъ свойство коровьяго молока и боле или мене полезенъ. Нкоторыя изъ нихъ даютъ молоко въ высшей степени пріятное на вкусъ и питательное, изъ нихъ гія-гія, Tabernoemontana utilis, другое же въ Южной Америк, наиболе отличительныхъ свойствъ. Послднее принадлежитъ къ классу Аросупои, между тмъ какъ первое къ Sapotacoe, заключающимъ нсколько видовъ коровьихъ деревьевъ. Массарандуба принадлежитъ къ классу Sapotad.

Это одно изъ самыхъ колоссальныхъ деревьевъ южной Америки, часто бываетъ двухъ-сотъ футъ вышины, и точно высочайшая колокольня поднимается своею куполообразною вершиною надъ другими деревьями. Изъ этихъ деревьевъ выпиливаютъ брвна во сто футъ длины, и стволъ идтъ на мачты, желоба и вообще на строевой лсъ, такъ какъ это дерево считается самымъ крпкимъ, лучше выдерживающимъ непогоду и долго негніющимъ въ вод.

Подобно многимъ великанамъ Амазонскихъ лсовъ и массарандуба живтъ одиноко на большомъ пространств. На разстояніи цлой мили только два три дерева и никогда боле шести. По сосдству у него могутъ жить только деревья гораздо ниже. Отъ другихъ деревьевъ его легко отличить по красной шероховатой, съ глубокими трещинами кор. Индійцы какъ-то вывариваютъ кору и приготовляютъ изъ нея прекрасную краску тмно-краснаго цвта. Плоды его, круглые какъ яблоко, сочны и мясисты и чрезвычайно пріятны на вкусъ. Таковъ былъ хлбъ, общанный индійцемъ на ужинъ голоднымъ товарищамъ.

Но самое удивительное и важнйшее произведеніе массарандубы — это молоко, которое датъ его кора. Молоко добывается очень легко: на кор длается надрзъ, подъ который подставляется какой-нибудь сосудъ, блая влага вытекаетъ обильною струю и посуда скоро наполняется. Этотъ сокъ по виду и на вкусъ очень походитъ на хорошія настоящія сливки. Но постоявъ на воздух оно чрезвычайно сгущается и сверху длается какъ творогъ. Туземцы, употребляющіе его въ пищу, называютъ его творогомъ. Но сгущеніе не такъ скоро происходитъ, если въ молоко тотчасъ подбавляется вода, что почти всегда длается, только передъ тмъ какъ подавать за столь, его обыкновенно процживаютъ. Туземцы дятъ это молоко накачивая въ нмъ фарину, то есть маисовый хлбъ. Но оно также употребляется такъ сливки къ кофе, чаю и для шеколата. Многіе даже предпочитаютъ его настоящему коровьему, за его удивительно-пріятной ароматъ.

Во всей стран большая потребность на молоко массарандубы какъ въ испанскихъ такъ и въ португальскихъ владніяхъ южной Америки. Въ Венецуелл оно очень распространено между неграми и замчательно: народъ очень жиретъ въ ту пору, когда коровье дерево въ полномъ цвту, то есть когда наступаетъ молочная пора.

Врно то, что не бывало случая, чтобы употребленіе древеснаго молока приносило вредъ и потому растительное молоко должно считать чудеснымъ даромъ благодтельной природы.

МОЛОЧНЫЙ УЖИНЪ.

Вотъ къ какому дереву судьба занесла нашихъ путешественниковъ. Но они не вдругъ взобрались на него, потому что оно стояло не на опушк наводнннаго лса, но ярдовъ на двсти внутри его, такъ что прошло довольно времени пока они пробиралась къ нему между макушками деревьевъ. Чаща была такая, что массарандуба скрылась изъ ихъ глазъ.

Но инстинктъ индійца врно направлялъ его и прямо вывелъ къ красному, шероховатому стволу. Понятно, что около такого дерева и въ такомъ мст развивается новая растительность, множество вьющихся и чужеядныхъ растеній, которыя своимъ стволомъ иногда въ обхватъ человка, обвиваютъ огромныя деревья, перекидывая свои втви отъ одного дерева къ другому, такъ что странникамъ не трудно было взбираться. Вс до одного разслись на втвяхъ, подъ тнью его огромныхъ листьевъ иногда въ футъ длиной.

Индіецъ врно предсказалъ: дерево было усыпано плодами. Немедленно нарвано большое количество ‘яблокъ’. Всмъ показалось они чрезвычайно вкусны. Впрочемъ это и не мудрено: на голодный желудокъ и не такое лакомое кушанье кажется вкусно.

Самъ же Мондэй не касался до нихъ: онъ спшилъ исполнить общаніе и угостить на славу своихъ товарищей молочнымъ ужиномъ. Сдлавъ ножомъ нсколько надрзовъ на кор дерева, онъ подставилъ подъ нихъ кубки сапусаи.

Не долго пришлось ждать. Изъ растительной коровы потекло молоко и минутъ черезъ двадцать у каждаго путешественника былъ въ рукахъ кубокъ съ безподобными сливками, для которыхъ не требовалось и сахару.

Никто не справлялся много ли вдеръ датъ ихъ новая коровушка, довольно было съ нихъ того, что на эту ночь голодъ ихъ удовлетворнъ. Индіецъ шутя предупредилъ ихъ, что завтра пораньше утромъ опять подоитъ свою кормилицу.

Европейцы были поражены необыкновеннымъ свойствомъ дерева, которое поддержало ихъ жизнь въ этой страшной пустын наводнннаго лса. Они во всмъ видли Промыслъ Божій. Не простой случай выводилъ ихъ изъ всхъ опасностей водяной стихіи и сохранялъ отъ голодной смерти! Вра въ неизреченную благость Божію подкрпила ихъ и, сидя на вткахъ массарандубы, они гораздо спокойне и веселе разговаривали между собой чмъ въ прошлые дни несчастнаго плаванія.

Какъ обыкновенно, Мондэй былъ оракуломъ, отъ котораго вс требовали поясненій, хотя молодой паранецъ тоже не мало могъ бы поразсказать о молочномъ дерев, которое сдлалось главнымъ предметомъ общихъ толковъ.

Много было разсказано новаго объ этомъ замчательномъ дерев, между прочимъ Ричардъ разсказалъ, что въ Пар оно въ большомъ употребленіи и продатся но улицамъ и на рынк негритянками и на расхватъ раскупается жителями всхъ сословій, что оно употребляется мастеровыми какъ лучшій клей для склейки скрипокъ, гитаръ и что разбитая посуда склеенная имъ держится чрезвычайно крпко, не боясь ни огня, ни воды.

Еще любопытный фактъ: молоко продолжаетъ существовать въ ствол и посл того какъ оно срублено и даже брвна лежащія на двор пильной мельницы впродолженіи нсколькихъ мсяцевъ вс еще даютъ молоко, которымъ и продовольствуются работники, употребляя его съ кофеемъ.

Въ другихъ словахъ: растительная корова тмъ отличается отъ настоящей, что, и сдлавшись безжизненнымъ трупомъ, вс еще датъ молоко и продолженіи многихъ мсяцевъ.

Потолковавъ о такомъ интересномъ предмет, путешественники подумали, что пора и спать, вслдствіе чего растянулись на ліанахъ съ намреніемъ заснуть, но и тутъ не суждено было имъ исполнить своего намренія безъ особеннаго приключенія, только къ ихъ счастью въ нмъ ничего не было печальнаго, напротивъ оно поддержало общую веслость даже попугая и обезьянъ, которыя, мимоходомъ сказать, тоже принимали участіе въ великолпномъ пиршеств.

Большая обезьяна вторично была покинута на сапусаи и почти всми забыта, даже Типперэри Томомъ, ея естественнымъ покровителемъ. Но Тому было не до не: у него и съ собой хлопотъ былъ полонъ ротъ. А если кто и вспомнилъ е, насытившись плодами благодатнаго дерева, то сожалнія его были безмолвны. Вс знали, впрочемъ, что обезьяна сама о себ позаботится даже на макушкахъ наводнннаго лса, и что, во всякомъ случа, она не такъ глупа, чтобъ броситься въ воду и утонуть. Въ лсу же много орховъ и другихъ плодовъ, такъ что она безъ труда можетъ просуществовать нкоторое время. А можетъ быть впослдствіи встртится съ странствующею группою своихъ сродичей и тогда покончатся ея одинокія странствованія. Извстно уже, что для обезьяны не предстоитъ особенной опасности въ наводннныхъ лсахъ.

И такъ никто не печалился объ участи обезьяны, хотя каждому было бы пріятно сохранить е въ свомъ обществ: каково же было общее удовольствіе, когда издалека послышались пронзительные крики, визгъ и пискъ старой пріятельницы кваиты.

Черезъ нсколько минутъ, прыгая съ дерева на дерево, кваита очутилась на массарандуб и какъ разъ вскочила на плечи любимаго Тома!

Немудрено объяснить ея появленіе: пока товарищи переправлялись вплавь, вдоль опушки лса, обезьяна, не теряя ихъ изъ вида, слдовала за ними по верхушкамъ деревьевъ, запоздала она немного, потому что ей приходилось длать обходы.

Хоть запоздалымъ, но тмъ не мене пріятнымъ гостемъ она явилась: ей дали поужинать и вс приласкали, но всхъ больше Типперэри Томъ. Вроятно, это утшило нсколько ея горе, что два раза она была покинута своимъ избраннымъ покровителемъ.

НЕИЗВСТНЫЙ ПРЕДМЕТЪ.

Не смотря на грубыя койки, изъ переплетшихся втвей и ліанъ, путешественники крпко проспали ночь. Ихъ спокойствіе происходило отъ вры, что Господь не забудетъ ихъ: Онъ, по неизреченной милости своей, напитаетъ ихъ, Онъ и выведетъ ихъ изъ лабиринта, куда они попали, по случаю своего нераднія и безпечности.

Проснувшись, они вознесли къ Всевышнему молитву, потомъ съ апетитомъ позавтракали, и, приладивъ къ себ кушаки, опять пустились вплавь, вдоль опушки лса.

Какъ и вчера, много помхи имъ длали сковроды піозоки, и, не смотря на чрезвычайныя усилія, они едва успли сдлать три мили до полудня. Они сами убдились въ томъ, какъ, только оглянулись назадъ и явственно увидли исполинское дерево, на которомъ они нашли такое гостепріимство.

До захожденія солнца они отплыли на шесть, миль отъ дерева, а оно вс еще ясно для нихъ распространяло свою гостепріимную тнь.

Въ лсу, впереди себя, они не видали мстечка, на которомъ могли бы найти ночлегъ. Деревья тсно стояли одно отъ другаго, но не переплетаясъ втвями и не распростирая надъ водой крпкихъ горизонтальныхъ втокъ, гд бы можно отдохнуть.

Нкоторое время имъ казалось, что ночь придтся проводить на вод.

По невол призадумаешься при такой перспектив. Индіецъ зналъ сколько опасностей можетъ предстоять имъ, когда въ полночные часы они будутъ лежать на вод и ршилъ во что бы ни стало отыскать ночлегъ.

Но съ какимъ трудомъ достался имъ этотъ ночлегъ! Дерево оказалось самымъ неудобнымъ, такъ что пришлось всю ночь просидть верхомъ на вткахъ. Тутъ ужь не до ужина было, не объ удобствахъ была рчь — тутъ шла борьба за жизнь.

Она кончилась съ первыми лучами свта, они опять спустились въ воду и медленно продолжали свой путь. Но они плыли медленне прежняго по мр ослабленія силъ и увеличивающихся препятствій. Озеро становилось настоящимъ лабиринтомъ водяныхъ лилій.

Пока они бились за каждый мигъ жизни и въ этой однообразной томительной тоск проводили часы, глазамъ ихъ представился предметъ, доставившій имъ минутное развлеченіе. Что-то необыкновенное лежало въ четверти мили отъ нихъ, въ длину оно казалось десяти или двнадцати ярдовъ, и возвышалось надъ водой на шесть футъ, и было тмнокоричневаго цвта: точь въ точь берегъ изъ высохшаго ила съ выдающимися возвышенностями въ род кольевъ. Не ужели это берегъ? земля!! Сердца у всхъ забились надеждой, и мысль, подстрекаемая желаніемъ, понеслась свободно въ области предположеній. Если это и земля, то разумется самый крошечный островокъ: вода видна вокругъ, это они тоже успли разсмотрть. Но какъ бы ни былъ малъ этотъ островокъ, вс же это земля! а что можетъ быть отрадне для ихъ глазъ, какъ земля: можно протянуться на ней, можно постоять, можно, лжа, безопасно заснуть, провести ночь на спокойномъ лож, гд и повернуться, и потянуться можно,— вдь это такое счастье, какого они не знали съ тхъ поръ, какъ утонула ихъ галатея!

Но если это только песчаная мель или мелководье,— вс же и тутъ большое утшеніе, потому что ясно обозначаетъ, что настоящая terra frma неподалку.

Въ первое время тмная полоса лежала невидимому какъ разъ у деревьевъ, но Мондэй, привставъ на вод, объявилъ, что, напротивъ, далеко, пожалуй ярдовъ на сто. А такъ какъ тутъ открылось, что сами-то деревья въ этомъ мст стоятъ по горло въ вод, то тмное пятно не можетъ быть островомъ,— но вс же это вроятно холмъ залитый водой.

Убаюкиваемые такой надеждой, пловцы спшили къ интересному предмету не спуская глазъ съ его очертаній и стараясь угадать настоящій его характеръ

МЕРТВАЯ МОНГУБА.

Вс выдающіеся предметы, казавшіеся издали кольями, вдругъ исчезли. Впрочемъ въ этомъ ничего удивительнаго не было. Палки вблизи приняли форму птицъ,— пребольшихъ птицъ съ тмными перьями а предлинными ногами. Птицы протянувъ свои длинныя треугольныя крылья носились надъ головами пловцовъ и громкими криками заявляли сво крайнее удивленіе при вид непрошеныхъ гостей.

Присутствіе птицъ не противорчило предположенію объ островк, напротивъ, подтверждало о возможности мели, на которой отдыхали птицы. Надежда усиливалась и давала новыя силы пловцамъ.

Только за сто ярдовъ до тмнаго предмета объяснилось настоящее его свойство. Индіецъ, приподнявшись на вод, произнсъ это во всеуслышаніе.

— Не земля! закричалъ онъ звучнымъ, опечаленнымъ голосомъ:— не земля, хозяинъ! Не островъ — не мель — ничего земнаго — только мртвое дерево!

Мртвое дерево! повторилъ хозяинъ, не понимая значенія этихъ словъ, но соображая по тону индійца, что это что-нибудь очень печальное.

— Только мртвое дерево! трупъ старой монгубы, давно уже лишившейся своего вида и занесенію сюда быстриной гапо. Разв вы не отличаете его исполинскихъ плечъ надъ водой?

Рудокопъ какъ и вс остальные спутники находились подъ вліяніемъ недоумнія, но молодой Ричардъ спшилъ растолковать непонятныя рчи индійца.

— Это стволъ упавшаго дерева, дядя — вотъ и вс тутъ. Это монгуба или пуходревникъ, дерево шелковистаго хлопчатника. Оно очень легко и потому часто увлекается теченіемъ, но здсь оно запуталось или между макушками деревьевъ или въ чащ піовоки.

Объясненіе юноши было прервано радостнымъ восклицаніемъ индійца, у котораго лицо вдругъ измнилось, изъ угрюмаго сдлалось сіяющимъ. Глаза всхъ устремились на него. Откуда такая счастливая перемна?

— Santos Dios! воскликнулъ онъ, даже подпрыгнувъ на вод:— хозяинъ, да вдь Мундруку съума сошолъ! гд его голова? Видно провалилась въ гапо, вмст съ галатеею.

— Пресвятая Два! что бы это значило? воскликнулъ ирландецъ совершенно просвтлвшій при радостномъ вид индйца, онъ наврное увидлъ землю! Клянусь, надежда меня не обманываетъ.

— Что такое, Мондэй? спросилъ Тривэніонъ:— почему ты считаешь себя сумашедшимъ?

— Какъ только подумаю о томъ, хозяинъ! Santos Dios! какъ только подумаю!

— Да о чемъ же думать-то надо?

— А я еще, старый дуракъ, запечалился за чмъ это только стволъ дерева! Стволъ дерева! да вдь это дерево — великая монгуба! монгуба, изъ которой можно сдлать ліонтарію, игарипе — или по вашему галатею!— большую лодку, которая всхъ насъ вынесетъ! Хвала Великому Духу! Мы спасены! спасены!

Слова тапуго были очень понятны. Радостные возгласы были отвтомъ на нихъ. Даже самые младшіе изъ спутниковъ могли понять, что это бревно или пень или монгуба вынесетъ ихъ изъ опасностей, которымъ они столько времени подвергались.

— Истинно, отвчалъ Тривэніонъ: — въ этомъ именно мы нуждались и столько времени понапрасну искали лгкое дерево, которое могло бы не только само держаться на вод, но и выдержать кром того тяжесть семи или восьми человкъ. Эта мртвая монгуба, какъ вы е называете, похожа на бочку, которая на лишній дюймъ не потонетъ. Разумется лучшаго плота не найти. Дти, воздадимъ хвалу Богу! Его десница надъ нами! Надежда преисполняетъ мою душу! Мы переживмъ вс ужасы, претерпваемыхъ опасностей, чтобы всю жизнь незабывать милостей Божіихъ! Я буду жить, я еще разъ увижу Старую Англію!

Никогда еще стаи хаканъ не производили такого потрясенія между листьями Викторіи, какое теперь происходило въ нихъ. Укрпившись энергіею надежды, руки пловцовъ производили сильное опустошеніе и ломку красивыхъ водяныхъ лилій, и подплывъ наконецъ къ исполинскому стволу, вс были заняты заботой, какъ бы вскарабкаться на него.

ПУХОДРЕВНИКЪ.

Настойчивыя усилія пловцовъ увнчались успхомъ, хотя не безъ большихъ трудовъ, нсколько разъ руки ихъ скользили съ дерева и они опять падали въ воду: причиной тому были отчасти плавательные кушаки. Высота пловучаго гиганта была шести футъ надъ водой, на нмъ были огромные сучья — плечи, какъ назвалъ ихъ Мондэй — которые были гораздо выше ствола. Изъ первыхъ взобрался туда первый мастеръ лазанья молодой Ральфъ, онъ уже помогалъ и другимъ взбираться на лснаго исполина.

Нсколько минутъ вс отдыхали и когда наконецъ собрались съ силами, стали разглядывать предметъ, служившій имъ опорой на вод.

Громадный шелковистый хлопчатникъ, знаменитый bombax тропическихъ лсовъ въ Америк, бываетъ равныхъ видовъ, везд водится отъ Мексики до Бразиліи и принадлежитъ къ семейству Sterculiads — тутовыхъ — этихъ лсныхъ гигантовъ тропическихъ лсовъ. Стволъ монгубы мало соотвтствуетъ другимъ частямъ, быстро завостряясь кверху, цвты его похожи на красные шары. Семейство тутовыхъ деревьевъ иметъ нсколько видовъ. Обыкновенно они называются шелковичницей или пуходревникомъ, по случаю пуха или хлопка окружающаго ихъ смена. Своими громадными размрами и величественной наружностью, оно гораздо замчательне, чмъ полезными свойствами. Впрочемъ есть нкоторые виды, которые приносятъ большую пользу, Bombax mongiba амазонскихъ лсовъ употребляется для дланія игарипе — большая лодка,— изъ одного ствола выходитъ судно, которое вмщаетъ въ себ двадцать боченковъ сахару и цлую толпу индійцевъ. Лгкость этого дерева — особенность Sterculiads — оказываетъ неоцнимую услугу для этой цли и равняется въ этомъ съ ochroma — Вест-Индской охромой,— которая до того легка, что часто замняетъ пробки для бутылокъ.

Къ сожалнію шелкъ или хлопокъ, добываемый съ этихъ деревьевъ, не можетъ идти въ дло, по случаю недостатка въ липкости, изъ него нельзя выпрядать нитку, за то она очень хорошо примняется ко всмъ обойщичьимъ издліямъ.

Особенность монгубы состоитъ въ томъ, что природа датъ ей, ‘плечи’ или боковые сучья въ вид возвышенныхъ наростовъ, которые идутъ отъ пня въ вид тонкихъ деревянныхъ бляхъ, покрытыхъ такою же корою, какъ и пень, между двумя такими бляхами образуется въ род стойла въ конюшн. Иногда эти перегородки идутъ вдоль ствола на протяженіи пятидесяти футъ.

Хлопчатное дерево и спадающій кипарисъ въ Миссиссипи одарены такимъ же страннымъ свойствомъ, ихъ небольшія перегородки, называемыя колнами, ничто иное какъ воздушные корни, составляющіе какъ бы подпорки огромныхъ сучьевъ.

Не смотря на свою безполезность въ коммерческомъ отношеніи, монгуба, можно сказать, одно изъ интереснйшихъ деревьевъ даже въ лсахъ Южной Америки. Громадные размры ея ствола,— со включеніемъ наружныхъ наростовъ,— ея яркая свтлозелная кора, громадная вершина въ вид свода изъ лоснящихся бархатно-зелныхъ листьевъ,— вс это длаетъ монгубу великимъ и прекраснымъ образцомъ растительнаго царства.

На ствол такого дерева, давно уже лишеннаго не только листьевъ, но и втокъ, которое могло быть узнано только привычнымъ глазомъ туземца, утомлнные измученные пловцы нашли пристанище.

ГОНЕНІЕ ОТЪ ТАКАНДЕИРОВЪ.

Не надолго отдохнули бдные странники. Никогда жилецъ не бжалъ такъ скоро отъ брюзгливой хозяйки, какъ поторопился бжать отъ шелковичнаго дерева Тривэніонъ съ своими спутниками.

Что же заставило ихъ такъ скоро покинуть убжище, видъ котораго минуту назадъ давалъ столько счастья пловцамъ, при одной мысли вступить на него ногой? Это тайна для тхъ, кто незнакомъ съ особенностями жизни наскомыхъ въ амазонской области.

Не покажется ли страннымъ, что семеро человкъ были прогнаны наскомымъ небольше муравья?

Занявъ наджное, какъ они думали, пристанище на плову чемъ ствол, странники хотли оглядться въ свомъ новосель, младшіе изъ любопытства, старшіе для ознакомленія съ своимъ будущимъ судномъ.

Тривэніонъ длалъ уже соображенія какимъ образомъ обратить его въ удобную лодку, гд бы найти паруса и какъ бы сдлать всла?

Его размышленія были прерваны восклицаніемъ индійца, выражавшимъ сильную тревогу. Мундруку цлый день переходилъ отъ сюрприза къ сюрпризу. Но въ послднемъ восклицаніи выражалось уже не удивленіе, а ужасъ. Глазами и жестами онъ обнаруживалъ это чувство. Что бы это было?

Вс молча смотрли на своего оракула, ожидая что еще провозгласитъ онъ.

— Токандеира! токандеира! закричалъ индіецъ, сверкая глазами и приглашая всхъ слдовать его примру, бросился на другой конецъ ствола какъ будто гонимый ужасомъ отъ какого-то страшилища.

Вс бросились вслдъ за опытнымъ, умнымъ Мундруку и какъ ни попало скучились на одномъ конц дерева. Вс съ испугомъ вытаращили глаза, присматриваясь къ предмету, возбуждавшему ужасъ, и ничего не видали, что бы подтверждало испугъ. Правда, въ ущель между двумя огромными наростами, вдругъ кора приняла необыкновенный цвтъ и заструилась огненнымъ потокомъ. Что за причина такой внезапной перемны? что заставляетъ кору волноваться?

— Токандеира! опять воскликнулъ индіецъ, прямо указывая на волнующійся предметъ огненнаго цвта, привлекшій общее вниманіе.

— Токандеира? что это? вотъ эти маленькія наскомыя, которыя ползаютъ по дереву?

— Вотъ это самое и ничего больше, хозяинъ. Разв вы не знаете, что это такое?

— Не имю ни малйшаго понятія, кром того, что это въ род обыкновеннаго краснаго, кусающагося муравья.

— Это именно настоящіе муравьи и ничего больше, но у нихъ жало это раскалнные щипцы. Мы разбудили ихъ. Отъ нашей тяжести, монгуба опустилась, и вода проникнувъ въ ихъ малокку, выгнала всхъ оттуда, и теперь они разсвирпли, какъ голодные ягуары. Santos Dios! Намъ надо скоре удирать отъ нихъ, а не то черезъ десять минутъ у насъ на тл не останется живаго мста.

— Правда, дядя, сказалъ молодой паранецъ, который по нкоторому опыту имлъ понятіе, что значитъ нападенія токандеиры:— Мондэй ничего не преувеличиваетъ. Самыя свирпыя животныя лезутъ на насъ, и если мы во время не уберемся, задятъ они насъ до смерти.

Милліоны этихъ крошечныхъ, но свирпыхъ созданій густой колонной двигались прямо противъ нихъ. И въ самомъ дл было что-то страшное въ этой широкой огненной фаланг свирпыхъ созданій, которыхъ наружность уже обличала ядовитость жала.

Если правда, что говорилъ старый индіецъ и что подтверждалъ молодой паранецъ, то ничего не оставалось длать какъ только прыгать скоре съ монгубы въ воду.

Къ счастью никто еще не снималъ съ себя кушаковъ, и потому, торопливо подтянувшись, вс единодушно бросились съ ствола и опять попали на сковродообразные листья водяныхъ красавицъ.

НЕПОКОРНАЯ МОНГУБА.

Попавъ въ воду, странники не боялись уже муравьвъ и потому опять пошли толки о томъ, какъ же теперь быть. Не-уже-ли совсмъ покинуть дерево, общающее лодку, покинуть изъ-за того только, что тамъ грозно укрпились крошечныя наскомыя? Вдь это преобидно для человка, тмъ боле въ подобныхъ обстоятельствахъ, когда лодка есть спасеніе.

По увреніямъ Мондэя жгучіе муравьи не могутъ преслдовать ихъ въ вод, и потому, отплывъ на нкоторое разстояніе отъ дерева, они остановились, чтобы поразсудить на что же теперь ршиться? При такой обстановк не легко ршить вопросъ, какъ бы опять завладть монгубой. Никому охоты не было брать приступомъ пловучую крпость: раны и опасность грозили безразсудному смльчаку. А муравьи такъ и кишли по всему стволу: одни собирались въ кучу словно держали военный совтъ, другіе широкими сплошными колоннами двигались съ мста на мсто, ни дать ни взять передвигающіеся отряды регулярныхъ войскъ.

На всмъ громадномъ ствол едва ли нашлось бы свободное пространство для человческой ноги, вс переливалось огненными струями кровожадныхъ наскомыхъ.

— Какъ бы намъ выжить ихъ? спросилъ Тривэніонъ, обращаясь за совтомъ собственно къ Мундруку. Но Мондэй молчалъ или не имя на готов удовлетворительнаго отвта, или же изъ осторожности не желалъ давать торопливыхъ совтовъ. Онъ вс еще находился подъ непріятнымъ вліяніемъ неудачной попытки переплыть лагуну.

— Нашелъ, уррра! нашелъ? крикнулъ Типперэри Томъ своимъ коверканнымъ ирландскимъ языкомъ:— нельзя ли ихъ выжить огнмъ! сожжемъ-ка ихъ живьмъ! Хозяинъ, что можетъ помшать намъ въ этомъ дл? Собермъ сухихъ листьевъ да и подпустимъ жарку этимъ проклятымъ жгучкамъ!

— Выдумалъ ты глупости, Томъ, сущія глупости. Ну, пожалуй, по твоему совту, мы и подожжемъ ихъ, а какая польза изъ этого выйдетъ? разв бревно не сгоритъ вмст съ муравьями? А тогда что мы будемъ длать?

— Хорошо, такъ если огнмъ нельзя, такъ попробуемъ водой.

— Какъ водой? какъ мы можемъ это сдлать?

— Очень легко: стоитъ только перевернуть бревно на другую сторону, такъ вс муравьи подъ водой очутятся. Вдь не могутъ они выплыть оттуда. Помряемся съ ними силами, бросимся на чурбанъ, да и попробуемъ утопить окаянныхъ.

Въ доказательство единодушнаго одобренія совта Тома, вс разомъ поплыли къ дереву, и протянувъ руки къ верху, старались опрокинуть его на другую сторону.

Попытка оказалась неудачною, отчасти отъ страшной тяжести бревна, нижняя часть котораго пропиталась водой, отчасти же отъ громадныхъ наростовъ, которые какъ баграми отталкивали, такъ что не смотря на вс усилія, они могли столкнуть его съ мста едва ли на десятую часть. Опять понапряглись товарищи и соединнными силами старались руками и плечами перевернуть его,— дерево двинулось, по опять упало на прежнее мсто. Скоро поняли пловцы, что напрасно только тратятъ свои силы и энергію, и что нтъ возможности подчинить себ такого исполина, какъ монгуба.

По этой причин прекратились соединнныя силы, вдругъ раздался крикъ, заставившій всхъ поторопиться.

Крикъ провозглашенъ Томомъ, изобртателемъ неудачнаго плана. Внезапно бросившись въ воду, онъ поспшно удалялся отъ монгубы, точно ближавшее знакомство съ нею, проявило новый источникъ ужаса.

Товарищи оглянулись на него, желая узнать, причину его крика обличавшаго боль. Что съ нимъ?.

Но не успли они ротъ раскрыть, чтобы спросить, какъ вдругъ каждый получилъ отвтъ, по собственному ощущенію, потому что въ каждаго изъ нихъ вонзились жгучія челюсти свирпыхъ муравьвъ. Загадка сама собой разршилась и спрашивать нечего, всякій понялъ, что подставляя, плечо подъ бревно, доставили возможность муравьямъ упасть не въ воду, а на нихъ и вмсто благодарности за спасеніе погибавшихъ, свирпыя наскомыя вцпились въ ихъ кожу, не давая никому пощады.

Пловцы разомъ отпрянули отъ монгубы и въ разсыпную по вод, кто кричитъ, кто плещется, кто почесывается. Прошло нсколько минутъ прежде чмъ спокойствіе возстановилось. Но тогда люди, обращенные въ бгство злодями-муравьями, тоже разъярились и вернулись къ непокорной монгуб, которая въ глазахъ ихъ была драгоцнне величайшихъ драгоцнностей, вернулись съ ршительнымъ намреніемъ завладть крпостью муравьвъ.

ПОТОПЛЕНІЕ ТОКАНДЕИРЫ.

Нкоторое время мысли путешественниковъ быль заняты, какимъ бы обраяомъ выжить токандеиру. Но никому ничего удобоисполнимаго не приходило въ голову, тогда кто-то предложилъ опять плыть къ лсу и отдохнувъ на какомъ нибудь дерев, отправиться прежнимъ путмъ.

Деревья были не такъ далеко, вс товарищи согласились на это предложеніе.

Вдругъ Типперэри Тому пришелъ въ голову новый планъ, посредствомъ котораго онъ надялся получить благопріятный результатъ.

— Если нельзя утопить злодевъ, перевернувъ ихъ съ бревномъ вверхъ дномъ, такъ можно утопить ихъ посредствомъ потопа. Ага? что вы на это скажете.

— Залить ихъ водою и смыть съ дерева? подхватилъ молодой Ричардъ — вдь такъ, Томъ?

— Точно такъ, мастеръ Дикъ.

— Не совсмъ дурная мысль. Надо попробовать. Пойдмте-ка назадъ, назадъ, окружимъ дерево и со всхъ сторонъ произведмъ нападеніе. Крошка Розита должна здсь оставаться. Насъ шестеро — по три человка съ каждой стороны — довольно, только дружне будемъ дйствовать.

Вс поплыли назадъ, съ одной стороны расположились въ равномъ разстояніи Ричардъ, Мундруку и Томъ, съ другой самъ Тривэніонъ, Ральфъ и Мозей. Вс глаза были устремлены къ исполину, который какъ мртвый левіаанъ лежалъ между ними. Его тмная кора струилась огненными оттнками. Разумется всмъ понятна была перемна цвта монгубы: вся поверхность покрылась муравьями, которые разсыпались въ различныхъ направленіяхъ. Они то отдлялись отъ главной массы, то снова примыкали къ ней, то шли впердъ, то растягивались въ сторону, точно отыскивали непрошеныхъ гостей, вторгнувшихся въ ихъ владнія.

По команд Тривэніона вс шестеро нападающихъ набирали пригоршнями воду и заливали со всхъ сторонъ пловучую крпость, такъ что со всхъ сторонъ пошли всплески, брызги столбомъ и потекли пнящіяся струи по высокой монгуб словно водопадъ. При такомъ потоп нельзя было удержаться токандеирамъ какъ ни цпки ихъ лапки: тысячами попадали они въ воду.

Видли это ихъ враги и въ знакъ радости сердечной испускали громкіе торжественные крики. Громче и торжественне всхъ заливался Томъ: онъ выдумалъ планъ, увнчанный успхомъ и съ притворнымъ смиреніемъ ожидалъ благодарности товарищей, хвастливо и крикливо разсказывая всю пользу наводненія, производимаго шестью нарами пригоршней.

ПЯТЕРО ВЪ ЛИХОРАДК.

Шестеро товарищей были заняты дломъ, но голосъ одного только ирландца безпрерывно возвышался между всплесками воды. Вдругъ вмсто торжественно-хвастливаго голоса послышался возгласъ страданія, визгливый, пронзительный, точно кого-нибудь хватили ножемъ или прижали щипцами.

Однако ни того ни другого несчастья не случилось съ ирландцемъ — его только укусила такандеира, то есть не одинъ а три или четыре успли разомъ вцпиться въ него своими челюстями, словно щипцами, да и еще вокругъ него кружились въ вод десятки тхъ же враговъ, барахтавшихся и спшившихъ въ вод съ тмъ же злобнымъ намреніемъ — вонзиться въ его жирное тло.

Никто изъ его пятерыхъ товарищей не обращалъ вниманія на его неистовые крики, не по недостатку состраданія, но просто потому, что каждому было не до другихъ, а только до себя. Томъ только подалъ тонъ, остальные пятеро заголосили за нимъ на тотъ же ладъ боли и страданія, безъ словъ вс обличало жестокость нападенія муравьвъ.

Всплески и брызги разомъ покончились, шесть паръ ладоней обратились въ противоположную сторону назадъ и внизъ для отплытія храбрецовъ съ мста битвы, а дорогой, кто какъ могъ и какъ усплъ — вс старались отодрать отъ себя жестокихъ враговъ.

Ни чей голосъ не поднялся въ защиту мннія о необходимости завладть монгубой, но подхвативъ на дорог крошку Розиту, вс поспшно удирали, ни разу не давъ себ возможности перевесть духъ — только бы подальше отъ кровожадныхъ токанденровъ.

Само собою разумется, что вс отступили къ верхушкамъ деревьевъ. Посл такихъ неожиданныхъ сюрпризовъ, вс нуждались только въ отдых, вс спшили, гд бы пріютиться поспокойне. Нашлось неподалку дерево, на которое легко было взобраться и вс разслись по вткамъ, какъ возможно удобне.

Занятая позиція была только на время, чтобъ обсудить положеніе и какія мры необходимо принять для улучшенія общихъ длъ.

Солнце склонялось уже къ западу, хлопотъ и трудовъ на этотъ день было довольно и потому прежде всего ршено было провести ночь въ настоящемъ положеніи, потому что избранное дерево имло вс условія для ночлега и было обвшано стями ліанъ, такъ что койки были готовы.

Кром того существовала еще важная причина для чего отдыхъ былъ необходимъ. Потерпвшіе отъ упущеній свирпыхъ муравьвъ чувствовали сильное раздраженіе и боль, и утомленіе во всмъ тл, такъ что ни о чемъ и думать не могли, кром боли и желанія какъ бы отмстить за себя.

И счастливы они были, что нашли пріютъ и что Мондэй меньше другихъ страдавшій, могъ ‘приготовить имъ постели,’ потому что не прошло и двадцати минутъ посл того, какъ они пріютились на дерев, какъ у всхъ — кром Мондэя и Розы — оказалось сильное лихорадочное состояніе.

Лихорадка происходила отъ укушенія токандеиры, которыя не такъ кусаютъ какъ обыкновенные муравьи, но жалятъ какъ осы, только еще гораздо больне, точно черные скорпіоны.

Роза не страдала, потому что не подвергалась укушенію, а Мундруку, хотя потерплъ и укушеніе и ужаленіе, однако мало обращалъ на то вниманія, такъ какъ съ первыхъ лтъ молодости привилъ себ ядъ токандеиры и теперь уже не подчинялся его дйствію.

Такъ объяснялъ онъ самъ свое равнодушіе къ боли, когда спросилъ его о томъ хозяинъ. Только посл захожденія солнца этотъ вопросъ былъ ему сдланъ, а до тхъ поръ ни Тривэніонъ, ни другіе товарищи не обращали ни на что вниманія кром какъ на собственныя страданія.

Солнышко зашло, подулъ прохладный втерокъ, вода зарябилась и лихорадка сама собой прошла, осталось только чувство утомленія, отнимавшее охоту приниматься за дло въ эту ночь.

Протянувшись на своихъ воздушныхъ ложахъ, вс смотрли на звзды и прислушивались къ распросамъ Тривэніона и интереснымъ отвтамъ индійца, объяснявшаго странный обычай существующій въ нравахъ его племени, обычаи извстный подъ именемъ: ‘Пиршенство Токандеиры.’

ПИРШЕСТВО ТОКАНДЕИРЫ.

Когда юноша изъ племени Мундруку или сроднаго ему Магу достигаетъ того возраста, который удостоивается названія мужественности, тогда ему слдуетъ подчиняться испытанію, которое заслуживаетъ названіе огненнаго. Въ особенности же это касается честолюбивыхъ юношей, желающихъ получить достоинство воина или другого почетнаго званія.

Испытаніе непринудительно, юноша воленъ и не подвергаться ему, но кто уклонится, тотъ самъ себя осуждаетъ, если не на позоръ, то по крайней мр на безславное существованіе, и тогда уже трудно ему разсчитывать на радостныя улыбки на устахъ красавицъ: суровое презрніе ему въ удлъ.

Да будетъ извстно моимъ юнымъ читателямъ, что между многими племенами индійцевъ въ Сверной Америк существуетъ обычай подвергать своихъ юношей разнымъ испытаніямъ для доказательства ихъ мужества и терпливости, и что иногда эти испытанія до того мучительны, что тмъ кто мало знакомъ съ характеромъ индійцевъ, трудно поврить, чтобы была возможность ихъ вынести.

Въ сред южно-американскихъ индійцевъ таковъ же обычай, только по другому способу. Что же такого страшнаго въ обыча Мундруку и Магу? Сравнительно съ пытками сверныхъ племнъ кажется бездлица: надо надть довольно длинныя перчатки или рукавицы на довольно продолжительное время и снять ихъ только по приказанію тушао или вождя. Но надо было слышать самого Мондэя, надо было видть выраженіе его физіономіи, когда онъ разсказывалъ вс церемоніи этой пытки — для того чтобъ имть настоящее понятіе о ней.

Когда юноша Мундруку объявляетъ свою готовность надть перчатки, тогда приготовляется для него особенная пара изъ коры особенной пальмы и датся форма длинныхъ цилиндровъ, съ одной стороны совсмъ закрытыхъ, съ другой же довольно широкихъ, чтобы запустить туда руку по локоть.

Но прежде чмъ надть, эти перчатки наполняются до половины самыми свирпыми и ядовитыми токандеирами, отъ которыхъ эта церемонія получила названіе.

Надвъ эти перчатки, юный кандидатъ на права мужества, въ сопровожденіи толпы народа съ барабанами, рогами, флейтами и другими музыкальными инструментами, отправляется вокругъ малокки или деревни, передъ каждою хижиной онъ обязанъ остановиться и проплясать жигу, свой національный танецъ. Въ знакъ великаго удальства, онъ выказываетъ великую радость, потъ развеслыя псни и такъ громко, что заглушаетъ бой барабановъ, визгъ роговъ и суматоху своихъ шумныхъ товарищей.

Если онъ откажется покориться жестокому испытанію или выкажетъ слабость, малодушіе:— онъ пропащій человкъ: на вки останется предметомъ насмшекъ и презрнія своего племени и ни одна двушка изъ племени Мундруку не согласится быть двою его сердца. Его родители и родные считаютъ себя опозоренными, когда онъ окажется трусомъ. Подстрекаемый такими мыслями, онъ принимаетъ испытаніе, его друзья увлекаютъ его впердъ криками поощренія, родители идутъ рядомъ съ нимъ и увщеваютъ его укрпиться.

Мужественно всовываетъ онъ свои руки въ перчатки и такое же мужество обязанъ сохранять во вс время церемоніи. Онъ вытерпливаетъ страшную пытку. Съ каждою минутою увеличиваются его смертельныя страданія. Руки его по локоть точно раскаленнымъ желзомъ обложены. Глаза его горятъ, виски колотятся, потъ льтся со всхъ поръ, грудь трепещетъ, губы и щки покрываются смертной блдностью, а онъ не долженъ проявлять своего страданія ни малйшимъ знакомъ, въ противномъ случа онъ покроетъ себя вчнымъ позоромъ и никогда уже не будетъ ему позволено надть воинственный мечъ, ни нести на его остре голову убитаго непріятеля!

Онъ знаетъ какая жестокая судьба будетъ тяготть надъ нимъ въ случа неудачи и хотя спотыкается отъ боли, но сохраняетъ мужественную осанку.

Наконецъ, вотъ онъ стоитъ передъ тушао, ожидающаго его у воротъ своего дома. Церемонія повторяется съ усиленнымъ усердіемъ: онъ пляшетъ до упаду, потъ во вс горло:— силы готовы ему измнить: онъ едва держится на ногахъ.

Но вотъ снимаютъ съ него перчатки и онъ падаетъ въ изнеможеніи на руки друзей.

Со всхъ сторонъ сбгаются молодыя двушки, обнимаютъ его, осыпаютъ поцалуями и привтами, но ему ужъ не до поцалуевъ, отъ мучительной боли онъ едва ли чувствуетъ сладость ихъ нжностей и вырываясь изъ ихъ объятій, онъ бжитъ къ рк и погружаетъ сво изъязвлнное тло въ благотворную влагу. Здсь онъ остатся до тхъ поръ, пока холодная вода облегчаетъ страданіе, тогда онъ возвращается въ малокку, чтобы насладиться пламенными поздравленіями.

Да, онъ доказалъ, что сотворнъ быть героемъ.

Теперь онъ можетъ выбирать любую красавицу себ въ жены, теперь ему принадлежитъ слава увеличивать трофеи въ зал совта, почему Мундруку и получили прозвище Decapi tadores, (обезглавливающіе).

АМАЗОНСКІЕ МУРАВЬИ.

По случаю животрепещущаго разсказа о пиршеств токандеировъ, муравьи сдлались главнымъ предметомъ разговоровъ. Умный старикъ Мондэй, человкъ бывалый, имлъ наблюдательный и глубокій умъ, ничто даромъ мимо его ее проходило, по этому его ученость была основана на долговременныхъ опытахъ.

Много разныхъ видовъ муравьвъ знавалъ Мундруку и вс отличные одни отъ другихъ не только по величин, форм, цвту и другимъ отличительнымъ свойствамъ, но и по образу жизни, привычкамъ и нравамъ, за исключеніемъ существеннаго сходства, которое имютъ вс члены одного семейства. Ученые наблюдатели, желающіе вполн изучить жизнь и нравы муравьвъ, не могутъ найти лучшей школы, какъ въ равнин амазонской, здсь куда ни сунься везд кишатъ милліоны этихъ наскомыхъ всхъ породъ, отличающіеся между собою всми возможными разнообразіемъ и противоположностями.

Нкоторыя породы всегда живутъ на земл, и не спускаются съ ея поверхности, другіе живутъ подъ нею, въ подземныхъ жилищахъ и почти никогда не выходятъ на свтъ божій, иные живутъ надъ землю, строятъ себ дома въ дуплахъ деревьевъ, есть и такіе муравьи, которые ведутъ боле воздушную жизнь, строятъ свои гнзда на вткахъ и на самихъ верхушкахъ деревьевъ.

И питаются муравьи разнообразной пищею. Между ними есть плотоядные, есть травоядные, одни кормятся растительной пищей, другіе только мясомъ. Кром того есть порода муравьвъ, которые убиваютъ своихъ же родичей — муравьвъ, и подаютъ ихъ даже живьмъ, разрывая на части. Плотоядные муравьи, какъ коршуны, нападаютъ на вс, что попадается имъ на пути и кажется цль ихъ жизни состоитъ въ томъ, чтобъ истреблять всякую падаль.

Травоядные муравьи объдаютъ не только листья съ растеній и деревьевъ, но и уничтожаютъ вс произведенія промышленности изъ растительнаго царства — бль въ коммодахъ, бумага въ бюро, книги въ библіотек, вс пожирается этими всеразрушающими гостями, когда они вторгаются куда-нибудь, ища пищи и матеріаловъ для постройки своихъ необыкновенныхъ жилищъ.

Архитектура ихъ построекъ бываетъ разнообразна, смотря по свойствамъ породы. Одни строятъ свои жилища конусообразными и не меньше солдатской палатки. Другіе воздвигаютъ зданія въ род холмовъ или большихъ пригорковъ, простирающихся на нсколько ярдовъ въ окружности. Иные же строятъ зданія въ вид продолговатыхъ валовъ съ безчисленнымъ множествомъ подземныхъ галерей, есть и такія породы, которыя вырываютъ себ зданія подъ ложемъ широкихъ ркъ, глубокими горизонтальными тоннелями. Многіе изъ нихъ ведутъ древесную жизнь, гнзда ихъ торчатъ съ боковъ дерева, какъ огромные наросты, или часто свшиваются съ втокъ.

Чтобъ описать подробно вс породы амазонскихъ муравьвъ мало одной главы:— надо написать цлую огромную книгу.

Разумется отъ неграмотнаго индійца никто и не ждалъ ученыхъ описаній, да онъ и не предпринималъ на себя этого труда, но разсказывалъ нкоторые анекдоты о внутренней жизни муравьвъ, которыхъ онъ самъ наблюдалъ. Онъ говорилъ и о термитахъ или блыхъ муравьяхъ, которые совсмъ не муравьи, а только такъ называются по сходству въ нравахъ.

Боле всего онъ распространялся на счетъ ‘саубы’, великана муравья, носильщика листьевъ, они длятся на нсколько разрядовъ и замчательно, что каждый изъ нихъ строитъ свой холмикъ по особенному способу.

Изъ всхъ родовъ южно-американскихъ муравьвъ, сауба заслуживаетъ особеннаго любопытства. Проходя лсомъ, часто можно видть на тропинк или на площадк движущіеся, какъ будто сами собой зелные округлнные листья съ гривенникъ величиной:— а какъ присмотрться ближе такъ увидишь что эти листья несутся на плечахъ гораздо меньшими ихъ наскомыми. Пройдя дальше, можно увидть на деревьяхъ тысячи муравьвъ за работой: они становятся на листья своими острыми челюстями, обрзываютъ ихъ полукругомъ и бросаютъ внизъ къ другимъ тысячамъ товарищамъ, которые тотчасъ подхватываютъ круглые листья я тащатъ ихъ на себ. Присматриваясь ближе, увидишь, что вся работа идтъ въ удивительномъ систематическомъ порядк, что между работниками замчательная разница въ строеніи тла и въ нравахъ: одни устроены такъ, чтобы производить работы, другіе же дйствуютъ, какъ стражи или надзиратели за работами.

Листья, которые приносятся однимъ разрядомъ работниковъ, не употребляются въ пищу, но раскладываются но мстамъ другими уже рабочими, вмсто крыши, покрывающей безчисленное множество галерей и переходовъ, которые проходятъ черезъ вс ихъ подземное зданіе.

Наблюдалъ любознательный индіецъ и за муравьями грабителями — великанами своей породы, достигающими иногда полдюйма въ длину. Они не ходятъ толпами, а тянутся длинной нитью по лсу, отыскивая гнзда беззащитныхъ муравьвъ, питающихся растительной пищею. Побдители, возвращаясь домой, несутъ въ своихъ челюстяхъ частицу растерзанной жертвы своего хищничества.

Встрчались ему другія породы, которыя ходятъ густыми колоннами, насчитывающіе милліоны особей, и каждый по дорог убиваетъ, грабитъ и возвращается обременнный добычею. Бда попасться имъ на встрчу: тысячи разсвирпвшихъ разбойниковъ, какъ бшеные, бросаются на преграду ихъ пути и никому не дадутъ пощады!

Но изъ всхъ видовъ муравьвъ, индіецъ считалъ любопытне всхъ породу токандеиры, которую бразильцы называютъ огненными муравьями.

Мондэй выдержалъ испытаніе ‘перчатки’ и вроятно по этой причин считалъ токандеировъ муравьями надъ муравьями.

Можетъ-быть онъ и правъ. Въ сущности токандеира не больше обыкновеннаго рыжаго муравья и по виду сходенъ съ нимъ:— но кусается и жалитъ больне всхъ другихъ породъ. Съ невроятной быстротой эти муравьи взбираются по ногамъ неблагоразумнаго пшехода и каждый вцпится въ его тло своими острыми челюстями и впуститъ въ ранку свой ядъ, онъ такъ крпко пристанетъ къ тлу, что рдко удатся отнять его, не разорвавъ по поламъ. Случается, что эти разбойники и въ сторону свернутъ, если завидятъ живую добычу. Передъ ними бжитъ всякое животное и даже жители разбгаются и бросаютъ свои деревни, если у нихъ появятся огненные муравьи, истинная язва всего живущаго.

Мондэй въ заключеніе сказалъ, что токандеиры водятся въ сухихъ лсахъ и песчаныхъ пампасахъ и что онъ до сей поры не видывалъ ихъ въ гапо — наводннныхъ углубленіяхъ и потому полагаетъ, что найденный ими рой спасался отъ наводненія на упавшей монгуб, а монгуба была занесена сюда приливомъ — эченте.

Справедливо или нтъ — только показаніе Мундругу произвело сильное впечатлніе на умы путешественниковъ, такъ что они не ршились бы теперь выживать врага изъ его пловучей крпости, гд вроятно онъ останется до тхъ поръ, пока васанте не поставитъ ихъ опять на terra firme.

СУМАТОХА У МУРАВЬЕВЪ.

Когда Мондэй покончилъ разсказъ о муравьяхъ, вс смолкло и усталые путешественники, засыпая, думали объ этихъ кровожадныхъ наскомыхъ. Многіе даже и во сн видли ихъ — такъ и Типперэри Томъ вдругъ ночью вскочилъ въ ужас: ему показалось, что руки его всунуты въ мундрукскія рукавицы и что токандеиры терзаютъ его тло. Однако очнувшись и увидавъ, что вс обстоитъ благополучно, онъ потихоньку опять улгся, не разсказывая причины своего испуга, для того, чтобы не возбудить смха на свой счотъ, что ему и такъ доставалось довольно часто.

Проснувшись на разсвт, и подкрпивъ свои силы кусочкомъ сыру, который былъ ничто иное какъ сгустившееся молоко массарандубы, сохраннное въ кубкахъ сапусаи, они снова обратили вниманіе на пловучую монгубу.

Каково же было ихъ удивленіе, когда они увидли, что монгубы не было уже на томъ мст, гд они е оставили.

Надъ водой былъ туманъ, но онъ скоро разсялся, солнце выглянуло изъ-за деревьевъ и озарило своими лучами озеро, такъ что на далкое разстояніе вс можно было различить.

Монгуба исчезла, но куда же она могла дваться?

— А вотъ она! вдругъ вскрикнулъ Мондэй въ отвтъ на общіе вопросы: — вотъ она, какъ-разъ у деревьевъ,— видите ли, хозяинъ?

— О! разумется это она! но какъ могла она сюда попасть.

— Вроятно теченіемъ е отнесло, поспшилъ объяснить Ричардъ.

— Нтъ, не теченіемъ, сказалъ тапуго: — это мы сами сдлали. Плескаясь и барахтаясь въ вод мы оттолкнули дерево, запутавшееся въ листьяхъ піозоки. Ночью поднялся втеръ и отнсъ его сюда. Вотъ оно теперь причалило какъ-разъ напротивъ насъ. Не мудрено будетъ, что муравьи разъ потревоженные, захотятъ искать спасенія и разбредутся по вткамъ.

— Почему же это такъ?

— А потому, хозяинъ, что мртвая монгуба не есть ихъ природное жилище, да и гапо не для нихъ мсто. Токандеира — природные жители земли, а не воды. Большая рдкость, что мы ихъ здсь встртили. Вроятно они переселились въ дупло монгубы, когда она еще лежала на земл, эченте снесло е въ воду, въ то время, когда они были заняты дломъ внутри, и такимъ образомъ теченіемъ занесло ихъ въ гапо, далеко отъ родной стороны. Конечно, и въ наводннныхъ деревьяхъ водятся муравьи, только совсмъ другаго рода, а не токандеира.

Объясненіе было толково, во всякомъ случа достаточно для товарищей индійца, который устремилъ сво вниманіе на дерево, желая убдиться врно ли окажется его предположеніе: покинутъ ли муравьи пловучее жилище, чтобы направиться на близь стоявшее дерево.

Наблюденія надъ ними очень было удобно длать: монгуба пристала въ недалкомъ разстояніи, и солнце совершенно разсяло туманъ, такъ что вс было ясно и отчетливо.

Токандеиры вс еще находились на монгуб, безчисленными фалангами они двигались взадъ и впердь, разливаясь огненными струями и видимо въ такомъ волненіи и такъ суетились, что невольно приходила мысль: ужъ не готовятся ли они отмстить врагамъ потревожившимъ ихъ покой. Что они задумываютъ? самъ тапуго не могъ сказать этого. Однако причина ихъ волненія скоро обнаружилась: монгуба хотя и пристала около деревьевъ, но не довольно близко, чтобы муравьи могли прямо оттуда перелезть на втки деревьевъ, надо имть или крылья, чтобы перелетть промежутокъ въ нсколько футъ, или умнье плавать. Но муравьи не могли ни того, жи другого, что, повидимому, очень противорчило общему желанію покинуть квартиры на мртвомъ объденномъ дерев, добыч волнъ и втровъ, для роскошнаго пріюта на живыхъ густолиственныхъ деревьяхъ.

Такъ по-крайней-мр объяснялъ индіецъ волненіе и суматоху между муравьями. Путешественники тоже не спускали глазъ съ нихъ, вс вниманіе ихъ было погружено въ суетливую дятельность маленькихъ наскомыхъ, словно они готовились написать новую главу для естественной исторіи.

Но не такова была цль ихъ наблюденій и совсмъ другая причина подстрекала ихъ любознательность. Не шевелясь, едва дыша, они слдили за суетливыми движеніями муравьвъ: ну что если наскомыя найдутъ средства перебраться на втки? не предоставится ли тогда людямъ мирное и неоспоримое владніе столь желаннаго дерева?

ТАМАНДУА.

Довряясь опытности индійца, наблюдатели не распрашивали уже, что за причина волненія между муравьями, но желали только видть конецъ стараніямъ ихъ покинуть монгубу и перебраться на зелныя втки.

Вдругъ зашевелились втки и вскор между листьями показался престранный звркъ.

Это было четвероногое животное, величиной съ енота или кошку, но видомъ только на себя похожее: тло длинное, оканчивающееся круглымъ, завострннымъ къ верху хвостомъ, и начинающееся плоскою, коническою головою съ погибью къ низу, и тоже нсколько завостренною, глаза такъ малы, что едва примтны, ротъ такой крошечный, что похожъ скоре на круглую дирочку, чмъ на ротъ съ челюстями, зубовъ совсмъ нтъ.

Тло покрыто длинною шелковистою, слегка волнистою шерстью соломеннаго цвта съ полоской тмно-коричневаго цвта на плечахъ и по спин, хвостъ же полосатый изъ соединенія этихъ двухъ цвтовъ.

— Тамандуа! воскликнулъ Мондэй, при вид страннаго зврька.

— Тамандуа? что это такое? спросилъ хозяинъ.

— Муравьдъ, отвчалъ индіецъ:— не тотъ большой муравьдъ, который называется у насъ таыанвіа, и который не лазитъ по деревьямъ, во этотъ меньшей величины, всю жизнь проводитъ между листьями, спитъ на брюх или свсившись на хвост, переходитъ съ дерева на дерево, охотясь за жуками, пчелами, осами, личинками, куколками, но больше всего охотникъ до муравьвъ, которые устраиваютъ свои гнзда или на кор деревьевъ, въ род безобразныхъ наростовъ, или въ дуплахъ. Э! вдругъ воскликнулъ индіецъ, какъ бы озарнный новою мыслью: — да о чемъ же я это думалъ! вдь токандеиры и не думаютъ о томъ, чтобъ вскарабкаться на втки — ни чуть не бывало, совсмъ напротивъ, это тамандуа произвлъ у нихъ такую суматоху. Смотрите-ка, вонъ онъ пробирается къ нимъ.

Дйствительно, намреніе тамандуа было ясно, онъ спускался съ втки на втку, то цпляясь свот имъ цпкимъ хвостомъ, то хватаясь крпкими крючковатыми когтями. Хвостъ помогъ ему сдлать послдній скачокъ, съ большой втки, горизонтально протянувшейся надъ монгубой, и прямо на монгубу.

Тутъ онъ сталъ распоряжаться по-своему: прижался къ дереву брюхомъ, вытянулъ свой длинный и тонкій, какъ червякъ, языкъ, покрытый липкою слюною, засунулъ его въ самую средину муравьвъ, кишвшихъ вокругъ него, и когда они тысячами налипли кругомъ, онъ потянулъ языкъ въ дирочку и проглотилъ ихъ.

Не безъ причины муравьи не производили нападенія на него. Природа снабдила его крпкимъ вооруженіемъ, недоступнымъ ни для жала, ни для челюстей муравьвъ, шерстоносный щитъ защищалъ его.

Можно себ представить какъ бшено метались вокругъ него токандеиры, но ничего не могли сдлать, чтобы выжить его, ни помочь бд, чтобы онъ не укладывалъ ихъ тысячами въ свой желудокъ.

Около десяти минутъ липкій языкъ то вытягивался, то снова прятался и всякій разъ съ богатой добычею токандеировъ, которыя барахтались всми силами, чтобъ оторваться отъ его языка и не попасть ему въ ротъ.

Но вотъ тамандуа сталъ выказывать признаки пресыщенія и вс рже и рже вытягивалъ языкъ, и то уже съ выборомъ впускалъ его въ боле соблазнительную кучу муравьвъ, что пожирне да побольше.

Наконецъ дятельность языка совсмъ прекратилась, тамандуа подобралъ его, видно позавтракалъ до сыта, за тмъ всталъ на заднія лапки какъ блка и прыгнулъ на ту же втку, которая помогла ему спуститься въ пловучее жилище муравьвъ. Оттуда онъ прыгнулъ еще выше и перескакивая съ втки на втку, выбралъ ту, которая видно показалась ему побольше да половче и расположился на ней прижавшись брюхомъ и свсивъ по сторонамъ ноги, острое сво рыльцо завернулъ къ груди и спряталъ въ длинную шерсть, нсколько еще разъ хвостомъ помахалъ около головы по бокамъ и ногамъ и затмъ обвивъ его вокругъ втки оставался неподвижно: по его тихому и ровному дыханію можно было догадаться, что онъ спитъ.

ТАМАНДУА.

Тамандуа заснулъ, потому что такова уже природа животныхъ: насться до-сыта и выспаться крпко.

Вроятно засыпая, онъ мечталъ о томъ богатомъ обд, который ожидаетъ его на монгуб и какъ онъ, проспавшись хорошенько, опять отправится къ животрепещущему блюду. Одно средство оставалось у муравьвъ,— это искать спасенія въ вод, но отъ этого они попали бы только изъ огня да въ полымя, потому что пришлось бы всмъ утонуть. Могли бы они также бжать съ лежащей монгубы на втки, близъ-стоявшихъ деревьевъ, но этимъ не убжать имъ отъ муравьда: на лежащемъ или на стоящемъ дерев, его языкъ всюду слижетъ ихъ съ лица земли.

Видно было, что тамандуа былъ совершенно спокоенъ на счетъ того, что муравьямъ не уйти отъ него, потому-то и расположился такъ беззаботно: волею неволею, а дождутся они, пока онъ изволитъ выспаться и успетъ проголодаться.

Однако видно и муравьдамъ свойственно ошибаться. Не даромъ старая пословица говоритъ: ‘отъ рюмки до губы, много еще бды’. Проснулся тамандуа минутъ черезъ двадцать, смотритъ внизъ — видно хочется знать, готовъ ли горячій бульонъ — глядь — а муравьвъ и слда нтъ. Вотъ-то удивился тамандуа. Вроятно и читателю интересно знать, куда жь они двались?

Покинутые муравьдомъ, муравьи вс еще тысячами кишли, точно злодй и не наглотался вдоволь — такъ ихъ было много.

Но теперь ни одного нтъ, монгуба лежитъ темна и неподвижна: исчезли огненныя струи, остался тмно-срый цвтъ. Вотъ небольшая кучка муравьвъ взбирается на стоящее дерево съ такимъ испуганнымъ видомъ,словно сей часъ съ вислицы сорвались. Но ихъ было такъ мало, что не стоило марать и языка… Куда же двались токандеиры?

Такой вопросъ вроятно задавалъ себ тамандуа,— извстно, что всякое животное иметъ своего рода умъ и разсужденіе, на какой бы низкой степени ни стояли его умственныя способности. Строгіе натуралисты называютъ его инстинктомъ животныхъ. Но мы считаемъ, что со стороны людей стыдно и гршно, изъ плохо понимаемаго самолюбія, отнимать у своихъ товарищей по мірозданію смыслъ и пониманіе.

Не знаю, какъ разъяснилъ себ муравьдъ такое странное исчезновеніе муравьвъ,— только въ этомъ ничего таинственнаго нтъ. Люди, наблюдавшіе за всмъ происходившимъ передъ ихъ глазами, не требовали объясненія, потому что своими глазами видли любопытное зрлище, описаніе котораго заслуживаетъ отдльной главы.

МУРАВЬИНЫЙ ДРОЗДЪ.

Не прошло и минуты посл того, какъ тамандуа предался сну, а Мондэй былъ занятъ приготовленіями какъ бы изловить его,— вдругъ между деревьями пролетла птичка не больше воробья.

Тутъ еще ничего особеннаго нтъ: птичка не величья цвтомъ тмно-срая съ синеватымъ отливомъ, по виду какъ вс мухоловки ила сорокопуты.

Но вниманіе путешественниковъ возбуждено было необыкновенною живостью ея движеній, она то взлетитъ на вершину дерева, то спустится на втку, то опять закружится на воздух, то станетъ перелетать съ втки на втку и вс время не то, что потъ, а живо чирикаетъ. Трудно было объяснить, что за причина тревожной дятельности этой птичка? По обыкновенію за объясненіями обратились къ Мондэю.

— Это муравьиный дроздъ, сказалъ онъ: — онъ большой охотникъ до этихъ кровожадныхъ созданій, которые кишатъ на монгуб. Ага! воскликнулъ онъ радостно:— никакъ онъ подглядываетъ за ними… Ну, если это такъ, то поврьте намъ не долго мучиться отъ токандеировъ. Этотъ пернатый пріятель скоро подчиститъ ихъ почище еще чмъ тамандуа. Да, хозяинъ, даю вамъ слово, что это такъ будетъ. Пускай только птичка броситъ взглядъ на эту кровожадную толпу наскомыхъ,— не сдобровать тогда имъ, не быть имъ помхой на нашей дорог. Черезъ двадцать минутъ не будетъ ни одного токандеира, некому будетъ кусать насъ. Великій Духъ? будь милостивъ къ намъ! обрати птичьи глаза на мртвое, дерево!

Понятно, что посл такого поясненія, глаза путешественниковъ не отрывались отъ срой птички.

Вотъ она опять вспорхнула и распустивъ крылья парила надъ ихъ головами, и вс не переставая чирикать. Кажется, она была занята обыкновеннымъ призваніемъ животныхъ: отыскивала себ корму. Вс время люди наблюдали за нею, не шевелясь, какъ это имъ совтовалъ Мундруку, чтобы не испугать птички, отъ которой ожидали такъ много милостей.

Вдругъ тактика дрозда перемнилась: вмсто спокойнаго, хотя быстраго перепархиванія съ втки на втку, дроздъ засуетился и еще громче изъявлялъ сво удивленіе. Быстро подлетлъ онъ къ дереву, гд такъ беззаботно покоился тамандуа, зорко посмотрлъ на него и узнавъ въ нмъ своего соперника по охот къ муравьиному блюду, сталъ выводить свои заключенія.

Во-первыхъ присутствіе муравьда предсказывало о близости общей добычи, во-вторыхъ дрозду извстны его нравы: не пойдтъ онъ далко путешествовать по лсу и наврное остановится тамъ, гд находится цлая колонія токандеиры или другаго рода муравьвъ.

Не теряя времени на разглядываніе пушистаго соперника, птичка взвилась на воздухъ и стала кружиться около дерева, зорко высматривая по всмъ сторонамъ желанную добычу.

Огненный потокъ, струившійся по лежащей монгуб скоро бросился ей въ глаза. Она увидла муравьвъ и громко вскрикнула, провозглашая сво открытіе. Въ ея восклицаніи слышалась не самолюбивая радость, а дружескій призывъ: она увидла такое множество муравьвъ, котораго достаточно было на сотню такихъ же желудковъ, какъ у не, а зная, что не подалку въ лсу много пустыхъ желудковъ, птичка послала имъ призывный кличъ. Ей въ отвтъ раздались сотни отголосковъ и черезъ минуту въ воздух пронеслась стая муравьиныхъ дроздовъ, спшившихъ на пиршество.

Съ непостижимою быстротою монгуба была очищена отъ токандеировъ. Черезъ десять минутъ не стало ни одного муравья и пернатые муравьды, не предупредивъ четвероногаго муравьда о расхищеніи его запасовъ, вспорхнули и полетли дальше въ лсъ искать новой добычи.

МУРАВЬДЫ ДВУНОГІЯ И ЧЕТВЕРОНОГІЯ.

Въ этой маленькой драм разыгранной природой, были два отдльныя явленія и наши путешественники были свидтелями обыднной жизни южной Америки. Они узнали, что у муравьвъ бываютъ двухъ родовъ враги: двуногія птицы и четвероногія животныя, которыя не только случайно нападаютъ на нихъ, но имютъ цлью жизни отыскивать и уничтожать муравьиный родъ.

Не ради жестокой забавы, не изъ чувства злобы происходитъ это, а по простому закону природы, яоторая научила этихъ птицъ и животныхъ смотрть на наскомыхъ, какъ на свою законную добычу и собственную пищу. Природа такъ сотворила ихъ, что они только муравьями могутъ питаться.

Зачмъ однимъ созданіямъ суздено питаться друтими — это уже загадка природы. Человкъ никакъ не можетъ помириться съ этимъ и неудовлетворяется даже волею Творца вселенной, чтобъ кровожадные зври и наскомые не завладли землю,

Даже дти и т спрашиваютъ, зачмъ такъ много сотворено вредныхъ и противныхъ созданій? До сихъ поръ это никому не открыто и мы должны врить, что когда-нибудь въ вчности мы узнаемъ, что вс непонятное и противорчащее нашимъ понятіямъ о добр и зл, создано съ мудрою и благотворною цлью вашимъ общимъ Творцомъ, всеблагимъ и всемогущимъ.

Въ Амазонской области нтъ ничего обыкновенне зрлища: какъ птицы производятъ дло уничтоженія. Люди бываютъ предупреждены о появленіи мучительныхъ муравьвъ гораздо прежде чмъ покажутся ихъ густыя колонны: муравьиные дрозды кружатся, чирикаютъ, перелетаютъ съ втки на втку.

Люди не должны пренебрегать этимъ предостереженіемъ, бда попасться въ среду этихъ свирпыхъ злодевъ! Поневол и не учась пустишься въ присядку: такъ тебя искусаютъ и изжалятъ, что живого мста не останется. Одно средство избжать такой злой участи: — какъ заслышишь чириканье благодтельныхъ птичекъ, сейчасъ удирать, и что есть духу съ дороги, гд идутъ арміи свирпыхъ наскомыхъ.

Другое зрлище — какъ муравьды слизываютъ и проглатываютъ милліоны муравьвъ, тоже нердкость въ лсныхъ пустыняхъ Солимоэнса.

Изъ четвероногихъ муравьдовъ есть нсколько видовъ отличныхъ не только но особенностямъ нравовъ, но и по различнымъ способамъ жизни. Натуралистамъ извстны четыре вида,— всего вроятне, что еще многіе будутъ открыты и описаны со временемъ.

Большой муравьдъ — Myrmeeophaga jubata — такъ называемый таманоаръ — величиной съ большую собаку, но гораздо сильне многихъ собакъ, съ которыми часто схватывается и убиваетъ — не губами, у него ихъ нтъ,— но сильными когтями, которыми какъ вцпится въ горло, такъ и задушитъ.

Называютъ его туземцы тамандуа бандеира или муравьдъ броненосецъ: у него по обимъ сторонамъ тла идтъ широкая черноватая полоса, имющая сходство съ герольдичеекимъ знаменемъ. Онъ житель сухихъ лсовъ и часто посщаетъ т мста, гд муравьи (термиты) воздвигаютъ свои зданія въ вид холмовъ, а такъ какъ въ гапо не бываетъ термитовъ, то и большой муравьдъ не показывается здсь.

Второй видъ тамандуа — второй по величин — совсмъ другого рода созданіе. Онъ всегда живтъ на деревьяхъ, переходя съ втки на втку, съ дерева на дерево, посредствомъ своихъ цпкихъ когтей и хвоста, на землю же онъ рдко спускается. Подобно броненосному муравьду, онъ питается только муравьями-термитами, которые созидаютъ себ воздушные гнзда на верхнихъ вткахъ или на кор деревьевъ въ вид безобразныхъ наростовъ.

Малый тамандуа иногда показывается и днмъ и двигается медленно, упираясь въ землю не подошвою переднихъ ногъ, а наружнымъ краемъ ступней, живтъ онъ большею частью въ чащ лсовъ, но ежегодно переходитъ въ гапо. Наши путешественники были очевидцами подвиговъ малаго муравьда.

Одинъ изъ самыхъ рдкихъ видовъ тамандуа не больше котнка и покрытъ не шерстью, а самымъ нжнымъ шелковистымъ пухомъ, сро-желтаго цвта.

Четвртый видъ тмно коричневаго цвта, то-же небольше котнка, только съ жесткою шерстью.

Вс эти муравьды днмъ спятъ въ какой-нибудь норк или въ развилин дерева, а ночью дйствуютъ, отыскивая добычу. Но есть муравьды, которые охотятся днмъ. Такимъ образомъ муравьямъ и термитамъ мало пощады отъ многочисленныхъ враговъ: одни подаютъ ихъ днмъ, другіе поглощаютъ ночью, иные отыскиваютъ ихъ подъ землю, остальные уничтожаютъ ихъ на вершинахъ деревьевъ.

ОХОТА НА ТАМАНДУА.

Если тамандуа удивился исчезновенію муравьвъ, къ которымъ намревался идти, то вроятно еще боле удивился, когда увидлъ, что животное, въ десять разъ его больше, приближается къ дереву, на которомъ онъ заснулъ. Оно было тмнобронзоваго цвта, высокаго, прямого стана, имло длинныя ноги, почти такія же длинныя руки и круглую голову, покрытую длинными черными волосами, вавязанными на макушк и ниспадающими на плечи.

Если муравьдъ никогда еще не видалъ человка, что очень вроятно, то теперь передъ нимъ стоялъ одинъ образецъ человческаго рода. Разумется это былъ индіецъ Мондэй, задумавшій во что бы ни стало поймать тамандуа.

Быть можетъ четвероногое и приняло индійца за четырерукую обезьяну, съ которою вроятно не разъ встрчался въ Амазонскихъ лсахъ.

Но какъ бы тамъ ни было, только муравьдъ какъ только взглянулъ на человка, такъ въ ту же минуту сталъ отступать, тогда какъ ни съ мста бы не двинулся, еслибъ встртился съ цлымъ стадомъ обезьянъ.

Перебросившись съ втки на втку, пустивъ въ ходъ и хвостъ и когти, муравьдъ сталъ удирать въ самую чащу.

Но индіецъ предвидвъ его намреніе, перерзалъ ему отступленіе. Не смотря на то, что тамандуа на деревьяхъ былъ дома, однако его движенія были довольно медленны, такъ что индіецъ былъ ему соперникомъ и на деревьяхъ.

Страхъ придатъ иногда животному необыкновенную прыткость, но иногда отнимаетъ всю энергію, такъ было и съ тамандуа, тмъ боле что индіецъ ршился поймать его живымъ или мртвымъ, для него это было вс равно, потому что ловилъ его не за тмъ, чтобы приручить его и сдлать домашнимъ животнымъ, но чтобы сдлать изъ него обдъ.

Подстрекаемый голодомъ Мондэй храбро пробирался между деревьями, цплялся за втки, спускался по сипо, какъ по канату, ни чуть не уступая обезьян въ ловкости и умнь, а самъ глазъ, не спускалъ съ отступающаго тамандуа.

Къ нему на помощь подосплъ другой охотникъ, Ричардъ паранецъ. Хоть онъ и уступалъ первенство индійцу, однако тоже былъ очень ловокъ, правда онъ не могъ бы захватить тамандуа, но вс же былъ полезнымъ помощникомъ, чтобы не давать зврю дороги въ чащу.

Вс это происходило на краю лса, выдававшагося мысомъ въ воду, и соединявшагося съ чащею узкимъ перешейкомъ, который состоялъ изъ одного огромнаго дерева.

Остальные товарищи, поднявшись на ноги, были зрителями охоты. Никто не могъ понять зачмъ индіецъ такъ упорно хочетъ поймать тамандуа: они еще не такъ проголодались, чтобы считать муравьда удобосъдомой пищей. Однако никто не мшалъ ему забавляться охотой и вс съ любопытствомъ слдили за новымъ зрлищемъ.

Очень можетъ быть, что Мондэй и потерплъ бы неудачу, потому что тамандуа достигалъ уже узкаго перешейка, а разъ попавъ на одинокое дерево, онъ имлъ передъ собою такую чащу, въ которой индійцу трудно было бы отыскивать его.

Но Ричардъ былъ слишкомъ умнъ для того, чтобы упустить какого-нибудь глупаго муравьда, и видя, куда тянется его узкое рыльцо, онъ проворно сбросился съ втки въ воду, поспшно переплылъ узкое пространство и взобрался на дерево какъ разъ во-времи.

Тамандуа тоже въ это время пробираясь по вткамъ, достигъ перешейка, но увидвъ и тутъ, что отступленіе ему отрзано, опять повернулся въ прежнее мсто.

Но въ самую эту минуту подосплъ Мондэй съ другой стороны. Видя себя захваченнымъ съ обихъ сторонъ, тамандуа ползъ на самую вершину. Но и тутъ индіецъ предупредилъ его и съ ловкостью кошки, бросился за нимъ и схватилъ за заднія ноги.

Зрители думали, что теперь уже вс кончилось, судя по небольшому объму муравьда и соображая его силы съ величиной, однако вышло не такъ. Они разсчитывали, не принимая въ соображеніе необыкновенной силы переднихъ ногъ и хвоста муравьда.

Не смотря на то, что Мондэй употреблялъ вс силы, чтобъ оторвать его отъ втки, не смотря на то, что Ричардъ помогалъ ему отцпитъ передніе ноги,— зврь такъ крпко уцпился когтями, и съ такою силою обвился хвостомъ за втку, что два человка ничего не могли сдлать.

Тутъ Мондэй выхватилъ изъ за пояса ножъ и какъ Александръ Македонскій разрубилъ Гордіевъ узелъ: два три завитка отъ хвоста остались на втк, остальную часть хвоста онъ схватилъ въ кулакъ, раскачалъ по воздуху звря и такъ треснулъ его о стволъ дерева, что не то что цпкость хвоста и сила костей, но и духъ вонь.

ЖАРЕНЫЙ ТАМАНДУА.

Вмсто того чтобы вернуться на дерево, гд находились остальные товарищи, старый индіецъ и молодой паранецъ бросились въ воду и поплыли прямо къ монгуб. Взобравшись на не, они закричали и другимъ, чтобы присоединились къ нимъ.

О прежнихъ владльцахъ пловучаго дома и помину не было: муравьиные дрозды добросовстно поработали надъ ними и безъ всякихъ церемоній выжили упорныхъ жильцовъ.

Спустившись съ нассти, и не забывъ своихъ вспомогательныхъ кушаковъ они спшили принять приглашеніе, и вскор вс семеро водворились на желанномъ дерев.

Не могло быть и рчи о томъ что сдлать. За исключеніемъ, можетъ быть, стараго индійца, вс были изнурены отъ недостатка спокойнаго сна. Возможность лечь и протянуться во весь ростъ, не имя нужды каждую минуту страшиться вотъ упадшь, вотъ въ воду окуншься и пожалуй не вынырнешь изъ пучины гапо — эта возможность казалась такимъ высокимъ наслажденіемъ, что откладывать е недоставало и силъ ни охоты и хотя монгуба была не мягче всякаго дерева, и спать на ней значило тоже что спать на жосткой доск, что же за бда? за то можно вытянуться во весь ростъ и заснуть съ чувствомъ безопасности. Довольно было мста для всхъ на широкой поверхности монгубы, а въ промежуткахъ между наростами были безопасные постели, откуда никакъ нельзя было упасть въ воду.

Не сообщая другъ другу своего намренія, вс, какъ бы по взаимному согласію, улеглись на мангуб и тотчасъ заснули.

Только одинъ не присоединился къ общему дйствію: старый индіецъ закалился на сипо родныхъ лсовъ и какъ будто никогда иначе не спалъ, какъ. уцпившись за втку. Въ то время, какъ вс товарищи предались глубокому сну, онъ былъ занятъ дломъ требовавшимъ всей силы его энергіи, основанной на стоическомъ терпніи. Въ ствол монгубы, на томъ мст, гд кора была совсмъ суха онъ вырылъ маленькое углубленіе, около котораго наложилъ кучу увядшихъ листьевъ и сухихъ втокъ, набранныхъ имъ съ ближайшаго дерева. Какъ разъ надъ этимъ углубленіемъ онъ наклонился, стоя на колняхъ. Между собою и углубленіемъ онъ положилъ палку, которую срзалъ изъ крпкаго дерева, и ножомъ онъ выровнялъ е.

Палку держалъ онъ горизонтально между своими ладонями и быстро вертлъ е то на право, то на лво.

Цль его дятельности скоро обнаружилась, еслибъ только было кому-нибудь наблюдать за нимъ. Повертлъ онъ палкой минутъ десять и вдругъ изъ углубленія показался дымъ. Еще минута и полетли искры между пылью поднятою имъ отъ тренія сухого дерева. Искры становились вс чаще и чаще, вотъ и пламя вспыхнуло между искрами, тогда операторъ отложивъ палку въ сторону, поспшилъ прикрыть углубленіе листьями и хворостомъ, и за тмъ нагнувшись, сталъ тихо раздувать до тхъ-поръ пока вс это вспыхнуло.

Индіецъ довольный своимъ дломъ, набралъ еще нсколько хворосту и листьевъ, вс сложилъ на огонь такъ что и не очень искусный поваръ могъ бы приготовить на такомъ огн препорядочный обдъ. Это именно и намревался сдлать старикъ. Разведя хорошій огонь, онъ принялся разсматривать свой запасъ очень немногосложный, потому что состоялъ изъ единственнаго тамандуа. Не принимая на себя труда содрать съ него шкуру, индіецъ положилъ его на огонь жариться въ своей шкур.

Не въ первый уже разъ приходилось старику жарить тамандуа по испанскому способу, но устроивъ очагъ по своему желанію, онъ и озаботился принять мры предосторожности, чтобъ огонь не распространился куда не слдуетъ. Дерево вокругъ очага было сухо какъ трутъ, слдовательно огонь легко могъ бы распространиться по всей поверхности и самымъ непріятнымъ образомъ разбудить товарищей и вынудить ихъ покинуть новоселье также скоро, какъ и отъ нападаній токандеиры.

Для огражденія ихъ отъ такой опасности, онъ прибгъ къ такому остроумному средству, какое только могло зародиться въ голов индійца. Мигомъ стащилъ онъ съ себя лохмотья бумажной рубашки, которыя противъ всякаго чаянія ней еще висли на его плечахъ, намочилъ ихъ и обложилъ гд слдуетъ монгубу, каждые пять минутъ онъ опять смачивалъ ихъ водою.

Иногда онъ вынималъ лохмотья и выжималъ изъ нихъ воду въ самую средину очага, такъ что пламя во всякомъ случа не могло распространяться. Обезпечивъ себя такимъ образомъ, старикъ проползъ въ свою койку и оставался тамъ спокойно, пока тамандуа хорошо поджарился. Тогда разбудивъ товарищей, старикъ сказалъ, что ‘обдъ готовъ’.

Не мало было общее удивленіе, когда передъ ихъ глазами представилась рдкая картина вспыхивающаго огня, веслый трескъ сучьевъ, сильный запахъ жаренаго, озеро воды вокругъ очага и надъ всмъ этимъ бронзовое обнаженное до пояса тло индійца.

Но запахъ жаренаго не имлъ ничего непріятнаго и товарищи вскор разгадали загадку напрасной и неблагоразумной, какъ имъ прежде казалось, охоты за тамандуа.

Не смотря на нкоторую брюзгливость, вс приняли приглашеніе раздлить индійскій пиръ и въ невроятно скоромъ времени на мангуб лежали отъ тамандуа только косточки да и т обгложенные.

Мясо тамандуа иметъ вкусъ жаренаго гуся.

ХУАРАУА.

За это время солнце порядочно склонилось къ западу, такъ что предложенъ былъ вопросъ не оставаться ли остатокъ дня на стоянк, съ тмъ чтобы завтра на разсвт приняться за дло?

Никто не былъ удовлетворнъ короткимъ временемъ сна, пока Мондэй занимался кухоннымъ дломъ. Всмъ казалось, что только нсколько часовъ сряду безпрерывнаго сна укрпятъ силы и возвратятъ необходимую энергію ума.

Всми единодушно было принято предложеніе спать до завтра, а тамъ уже будетъ видно, что надо дьлать. Главное слдуетъ обратить мртвое, по выраженію индійца, дерево въ лодку, сдлать всла или багры и пуститься въ открытое озеро.

Главное затрудненіе всмъ казалось въ томъ, гд найти всла? Но Мондэй уврялъ, что это не такъ трудно, какъ они воображаютъ. Завтра вс найдтся. Вс улеглись спать, Мондэй въ томъ числ, одна только кваита не спала, хотя не выпуская ихъ изъ виду добралась по деревьямъ и на ихъ монгубу.

Прошло уже около часа, какъ они крпко спали, вдругъ громкій визгъ обезьяны заставилъ проснуться перваго Типперэри Тома, надъ ухомъ котораго она визжала.

— Ты чего, старая дура? спросилъ ирландецъ сквозь сонъ: — чего ты оршь во вс горло? Не увидла ли чего новенькаго?

Кваита, не давая отвта на вопросы своего покровителя, только пуще визжала, стучала зубами, и, дрожа всмъ тломъ, прижалась къ нему, такъ что даже сонный ирландецъ понялъ, что ея поступки должны происходить отъ страха.

Что бы могло такъ напугать е? Покровитель привсталъ, и, опершись на руки, озирался по всмъ сторонамъ. Кругомъ ничего не видать кром гладкой, какъ зеркало воды, залитой золотыми лучами заходящаго солнца.

Томъ поднялъ голову на верхушки деревьевъ и тамъ ровно ничего, ни даже самой маленькой птички.

— Такъ, что же тебя пугаетъ, мо сокровище? опять обратился онъ къ обезьян: — вдь ровно ничего нтъ ни на вод, ни на деревьяхъ, ничего такого отчего можно бы дрожать, стучать зубами и орать во вс горло. Однако, что-нибудь есть, если ты такъ пугаешься! Ну скажи же мн, что такое? Э! да ты вс смотришь внизъ, въ эту сторону и голову наклонила надъ водой — тутъ, что ли опасность?.. Что это,— рыба, что-ли? Не ужто уродъ аллигаторъ? Святый Патрикъ! Ну, какъ это страшилище змя, про которую индійцы разсказываютъ, что она вдесятеро больше человка и можетъ цлаго быка проглотить не поперхнувшись даже.

Такъ присматривался ирландецъ на воду до-тхъпоръ, пока увидлъ, что вода заструилась во ста ярдахъ отъ нихъ и Томъ разглядлъ какое-то живое существо — рыба, змя, аллигаторъ или, что другое — придвигается къ нимъ.

Мало-по-малу это существо придвинулась довольно близко, такъ что Томъ могъ разсмотрть, что это не рыба, не аллигаторъ, не змя, но что-то такое страшное, что нельзя было не испугаться, тмъ боле, что онъ въ жизни своей ничего подобнаго не видлъ. По виду это животное было похоже на тюленя, но безъ сравненія больше. Въ нмъ было цлыхъ десять футъ отъ морды до хвоста и пропорціональная толщина. Голова у него, какъ-будто у коровы, широкая морда и толстыя губы, за то глаза крошечныя, вмсто ушей дв круглыя впадины на самомъ верху головы, хвостъ широкій, плоскій, не вертикально стоящій, какъ у рыбы, а вытянутый горизонтально, какъ у птицы. Кожа гладкая, голая, только въ иныхъ мстахъ покрыта жосткою, щетинистою шерстью, ноздри на конц морды, губы двойныя, толстыя съ густыми усами на верхней, кожа свинцоваго цвта съ молочными оттнками подъ горломъ и на брюх.

Но что поразило Тома и на что онъ боле всего обратилъ вниманіе, это на пару плавниковъ, боле фута длиною, выходящихъ какъ разъ отъ плечъ и имющихъ большое сходство съ небольшими вслами. Плавники были въ движеніи: громадное чудище посредствомъ ихъ подвигалось на вод. Удивленію и любопытству ирландца не было мры, когда онъ увидлъ подъ грудными плавниками сосцы, что придавало ему видъ человческой груди.

Ирландецъ ни на минуту не останавливался надъ изученіемъ характерическихъ особенностей и не могъ уже удерживать своего удивленія, но что было силы толкнулъ подъ бокъ перваго кто попался ему подъ руку — какъ разъ случилось, что это былъ старикъ Мондэй.

— Смотри-ка, старина, прошепталъ онъ ему на ухо, указывая на водяное чудовище:— смотри-ка, что бы это такое могло быть?

— Что? гд? спросилъ индіецъ, озираясь сонными глазами,— а вотъ здсь… Клянусь Великимъ Духомъ — это хуарауа!

МОРСКАЯ КОРОВА.

По голосу индійца видно было, что онъ сильно заинтересованъ чудовищемъ называемымъ такимъ страннымъ именемъ, хуарауа. Онъ оставался въ сидячемъ положеніи и не спускалъ глазъ съ громаднаго созданія, направляющагося къ нимъ.

Ирландецъ, однако, не удовлетворился его отвтомъ. Хуарауа, да вдь это вс равно какъ будто индіецъ и ничего не сказалъ.

— Но что же это за чудище? разскажите мы стеръ Мондэй что это такое? тормошилъ Томъ стараго товарища, погрузившагося въ разсматриваніе животнаго.

— Хуарауа, повторилъ индіецъ.

— Да что мн въ этомъ, Мондэй, я хочу знать, что это за штука такая, зврь что ли, или рыба?

— Европейцы называютъ ею рыбообразнымъ животнымъ. Ну теперь понятно.

— Хоть сейчасъ повсить — ничего не понялъ. Но, Господи, это еще что такое! Мондэй, сюда сюда смотри: вдь это рыбообразное чудовище тащитъ съ собою дтныша! Смотри-ка, оно кормитъ его грудью, и тотъ состъ не хуже телнка! Вонъ оно подерживаетъ его своимъ плавникомъ и къ груди его прижимаетъ. Спаси насъ святой Патрикъ! видалъ ли когда нибудь живой гршникъ такія чудеса!

Мудрено ли, что это необыкновенное явленіе поражало удивленіемъ ирландца, не видывавшаго ничего подобнаго, когда это возбуждаетъ удивленіе и любопытство даже индійцевъ, хотя имъ пора бы привыкнуть къ этому столь обыкновенному у нихъ животному. Но они никакъ не могутъ примириться съ мыслью, что рыба кормитъ грудью дтнышей и никакъ не могутъ убдиться, что ламантина-тапай — не рыба, а сирена, изъ семейства китородныхъ.

По этимъ причинамъ, не смотря на то, что индійцы порядочную часть жизни полагаютъ на то, чтобъ охотиться на ламантинъ, убивать, сушить и подать ихъ, однако продолжаютъ смотрть на нихъ съ любопытствомъ, какъ на необыкновенное животное.

Вотъ, разница существующая въ сгроепіи тла для животнаго живущаго на вод или на зелномъ пол, корова предоставляетъ своему телнку двигаться по произволу, тогда какъ ламантина или морская корова поддерживаетъ дтныша своимъ рукообразнымъ плавникомъ и прижимаетъ къ груди, что изобличало какъ бы человческое чувство и увеличивало изумленіе Тома. Еще громче изъявлялъ бы онъ свои чувства, когда бы Мондэй не подтолкнулъ его.— Тише! не шуми! Мы пожалуй еще изловимъ хуаpaya. Случай благопріятенъ, потому что дтнышъ съ нею. Ни слова больше, сеноръ Томо. Не разбуди другихъ. Хуарауа зорка какъ коршунъ и чутка какъ орлъ, хоть глаза и уши у нея крошечные. Тише.

Повторивъ предостереженіе, Мундруку оставался неподвиженъ какъ бронзовая статуя, его примру старался подражать ирландецъ, на сколько силъ у него хватало. Въ это время ламантина поровнялась съ пловучею монгубой и медленно проплывала мимо.

Нсколько позади монгубы былъ заливъ, глубоко входившій между деревьями,— туда повидимому направлялась мать, кормившая дтныша.

— Великій Духъ! прошепталъ Мондэй:— теперь я догадываюсь за чмъ она туда отправляется!

— Зачмъ же, мистеръ Мондэй?

— Разв не видите что тамъ лежитъ на вод?

— По вод-то, нтъ — да, да, вижу — какія-то водяныя растенія, взморники что ли, видно растутъ на дн или занесены сюда теченіемъ.

— Оно то и есть, сеноръ Томо.

— Да что же чудовищу длать съ травою? не сть же е?

— И ничего другаго, кром травы, оно не стъ.

— Вотъ оно что! то-то у нея и морда, какъ у коровы, да и всмъ строеніемъ тла на не смахиваетъ. Прямая корова. Теперь не удивитъ меня и то, что она питается травою, когда я видлъ своими глазами, что она кормитъ грудью своего дтныша.

— Именно такого рода травою она кормится. Не мудрено, что она приходитъ сюда на пастьбище. Хорошо если бы такъ.

— Что тутъ хорошаго, мистеръ Мондэй?

— А то, что она возвратится сюда утромъ и дастъ мн случай убить себя.

— Убить? да что же съ нею длать? къ чему убивагь-то даромъ?

— Странный вопросъ, сеноръ Томо. Семеро человкъ умираютъ съ голоду, а вы спрашиваете зачмъ убивать корову?

— Ого! такъ вы намрены скушать е, мистеръ Мондэй? теперь понимаю. Но чмъ же убивать ее?

— Достанемъ оружіе.

— У васъ есть ножъ?

— Ножа не надо. У хуарауа достанетъ на столько ума, чтобы не подпускать къ себ близко. Ножомъ е недостать. Santos Deos! Если она вернтся сюда завтра утромъ, такъ я непремнно подкараулю е. Тогда у насъ будетъ большой запасъ мяса и на долгое путешествіе. Смотрите-ка вотъ она начинаетъ траву обгладывать.

Дйствительно морская корова хватало толстыми губами длинныя листья, лежавшія на поверхности воды и какъ настоящая корова пережовывала ихъ, иногда даже высовывала языкъ, чтобы подобрать свсившіеся стебли.

КОПЬ ИЗЪ ПАШІУБЫ.

Зрлище представляемое земноводною коровою, которая паслась на пол водяныхъ растеній, было такъ интересно, что Типперэри Томъ объявилъ сво намреніе разбудить товарищей, чтобъ и они могли насладиться этою новостью.

Мондэй не спорилъ, но просилъ объ одномъ, чтобы ирландецъ не разомъ всхъ будилъ, а по одиночк и безъ шуму.

Просьба была исполнена и вскор вс товарищи любовалась невиданнымъ для нихъ зрлищемъ, кром молодого паранца, который нердко встрчалъ морскихъ коровъ въ притокахъ амазонской дельты.

Пока вс устремили глаза съ живымъ участіемъ къ любопытному зрлищу, индіецъ тихо изчезъ съ монгубы. Никто не спросилъ у него, куда, зачмъ онъ уходитъ, вс видли только какъ онъ пробирался между деревьями. Но передъ уходомъ онъ только предостергъ ихъ, чтобы вс наблюдали глубокое молчаніе и никто не двигался бы съ мста.

Въ увренности, что индіецъ имлъ важныя причины наложить на нихъ важное запрещеніе, вс охотно покорились ему и сидли неподвижны и нмы какъ сфинксы. Если и случалась необходимость перемолвиться словомъ, то оно произносилось шопотомъ, такъ что морская корова, не смотря на свой тонкій слухъ, ничего не могла слышать.

Но часы проходили, неподвижность и безмолвіе начинали быть очень тягостны для сидящихъ на монгуб. Нкоторые до того соскучились, что готовы были бросить наложенное на нихъ бремя, но вдругъ появился Мондэй. Наконецъ-то.

Вс замтили, что онъ пришолъ не такъ какъ ушолъ. Онъ ушолъ украдкой съ однимъ ножомъ, а вернулся, хотя ножъ вс еще былъ при нмъ, но кром того въ рукахъ у него было другое оружіе — единственное какое ножъ могъ доставить ему. Это была палка двнадцати футъ въ длину, прямая какъ камышъ, къ концу завострнная какъ копь. И дйствительно это было копь, сдланное индійцемъ изъ пальмы пашіубы.

Неподалку отъ воды онъ нашолъ этотъ родъ пальмы, всегда растущей около воды. Стволъ пашіубы — Iriartea exurhiza — поддерживается какъ на подпоркахъ на корняхъ, которые растутъ нсколько футъ выше поверхности почвы. Съ необыкновеннымъ искусствомъ, какимъ только обладаютъ индійцы расправляясь ножомъ, Мондэй вырзалъ одинъ изъ прямыхъ шестовъ и обдлалъ его въ вид копья.

Только острый его конецъ надо было обжечь на огн, посл чего самая сталь не могла бы сравниться съ нимъ въ крпости.

Къ счастью огонь разведнный индійцемъ не совсмъ еще погасъ, и потому онъ положилъ сво копь въ горячую золу и ждалъ пока оно закалится. Когда, по его мннію, копь было готово, онъ вынулъ его изъ золы, подскоблилъ конецъ ножомъ и объявилъ, что теперь онъ готовъ къ нападенію на хуарауа.

Въ эту минуту онъ взглянулъ и увидлъ, что морская корова, на вод лежитъ, положивъ дтныша на листья, которыя сама же продолжала обгладывать,

Мондэй удивился и обрадовался скорому случаю попробовать сво оружіе. Уходя, онъ никакъ не ожидалъ застать еще хуарауа на мст и приготовлялъ копь на тотъ счастливый случай, если она и завтра возвратится на это же мсто.

Но теперь медлить нечего, судьба представляла ему самый удобный случай, котораго не должно только упускать. Индіецъ наклонился надъ поверхностью воды, притаившись подъ деревомъ, низкія и густолиственныя втки котораго почти скрывали его.

Только бы незамтно подкрасться на приличное разстояніе, откуда можно бы пустить копь съ такою силою, чтобъ оню вонзилось въ жирное тло, такъ и дло бы съ концомъ.

Но если былъ человкъ, у котораго достало бы искусства неслышно проплыть, также тихо взобраться на дерево, и не длая шума выбрать удобную втку, такъ это именно былъ Мондэй.

Вс эти подвиги онъ выполнилъ въ самое короткое время, товарищи увидли его, какъ онъ вислъ уже на втк какъ разъ подъ ламантиной.

Вдругъ копь блеснуло на воздух и вонзилось, но къ общему удивленію зрителей, попало не въ громадное тло морской коровы, а на водяныя лиліи на нсколько футъ дальше отъ ея морды.

Что это значитъ! ужели искусный индіецъ такъ грубо промахнулся? Врно то, что въ корову онъ не попалъ — такъ во что же онъ цлился?

— Святой Патрикъ! вдь онъ убилъ телнка! воскликнулъ Типперэри Томъ:— взгляните-ка, вонъ его трупъ опрокинулся на спину и плывтъ на вод.

Ирландецъ провозгласилъ это и дйствительно вс увидли дтныша плывшаго по вод брюхомъ кверху, и который былъ по видимому уже мртвый!

Но и тутъ зрители не могли въ толкъ взять, къ чему было убивать телнка, котораго едва хватитъ на ужинъ, и пощадить корову, которой достаточно было бы для всхъ на цлый мсяцъ? И зачмъ было упускать такой благопріятный случай! Теперь вс приглядывались, какъ будетъ удирать отъ нихъ корова.

Но скоро наступило разочарованіе. Люди не знали, какое глубокое чувство материнской любви заключается въ сердц земноводной матери,— можетъ быть это инстинктъ, но этотъ инстинктъ уничтожаетъ у животнаго всякій страхъ личной опасности и заставляетъ предпочитать смерть съ любимымъ дтищемъ чмъ жизнь безъ него. Она бросилась защищать его.

Но слишкомъ было поздно защищать любимаго малютку, безжизненный лежалъ онъ на водяныхъ растеніяхъ. Мать не сознавала этого несчастья, она спшила къ нему не смотря на опасность, вотъ она вс ближе и ближе, а страшное копь вс чаще и чаще наносило ей жестокія раны до тхъ поръ, пока она перевернулась на спину и испустила съ длиннымъ вздохомъ послднее дыханіе.

Ея убійца возвратился къ товарищамъ и объяснилъ, почему онъ убилъ телнка, а не корову. Если бы онъ съ перваго раза бросилъ копь въ мать, то она наврное ушла бы отъ него и непремнно унесла бы съ собой своего дтныша. Эти земноводные чрезвычайно какъ живущи и однимъ ударомъ копья ничего не сдлаешь а наврное заставишь ихъ бжать, чтобы никогда не возвращаться. Однимъ только гарпуномъ съ его зубчатою головою можно добить е при второмъ удар, а не имя этого оружія, нтъ другаго средства, кром того, которое употребилъ старый индіецъ. Старикъ но опыту врилъ глубокому материнскому чувству въ этомъ звр и какъ видно не ошибался.

ПРИГОТОВЛЕНІЕ ВЪ ПРОКЪ МЯСА МОРСКОЙ КОРОВЫ.

Къ вечеру никто ничего не предпринималъ. Вс улеглись на пловучемъ дерев совершенно довольные и спокойные. За то на слдующій день были дла достойные любопытства.

Операторъ Мондэй принялся распластывать морскую корову. Сперва онъ снялъ съ нея шкуру, потомъ большими четыреугольниками нарзалъ мясо, для того чтобы высушить на солнц. Нсколько кусковъ было сейчасъ же положено на огонь и изжарено на ужинъ. Никто не выказывалъ брюзгливости къ мясу морской коровы, хотя только Ричардъ и индіецъ прежде дали его. Голодъ не прихотливъ, притомъ-же почему путешественникамъ не питаться чуть ли не лучшимъ мясомъ въ Амазонскій области? Мясо это вкусомъ очень напоминаетъ свинину, только нсколько грубе и отзывается рыбой.

Цлый день прошолъ въ томъ, что разрзывали мясо на куски и развшивали на вервки, изъ стеблей ліаны, протянутые вдоль монгубы. Flo чтобы мясо достаточно было высушено для предохраненія отъ порчи требовалось много дней.

Можно бы сдлать вопросъ къ чему они такъ хлопотали? На это отвчать очень легко: они готовились въ путь и не могли назначить когда будетъ ему конецъ, нсколько дней или много часовъ потребуется для достиженія земли? избытокъ провизіи ничуть не мшалъ. При такой неизвстности чувство самохраненія говорило громче всего.

Только мясо вырзывалось для сушенья, потому что толстые слои зеленоватаго жира считаются неудобоваримымъ кушаньемъ даже для неприхотливаго желудка индійца. Но въ обыкновенныхъ случаяхъ, когда убиваютъ морскую корову, то ея жиръ никакъ не выбрасывается, напротивъ, считается дорогимъ предметомъ промышленности, потому что изъ каждаго животнаго выплавливается десять или двнадцать галлоновъ хорошаго масла.

Для нашихъ пловцовъ жиръ ни на что не былъ годенъ и потому выброшенъ въ воду, но кости отложены въ сторону, также и шкуру, въ дюймъ толщиной на спин и въ полдюйма на брюх, индіецъ осторожно снялъ и отложилъ въ сторону на пустое мсто между наростами монгубы. Никто не могъ понять зачмъ индіецъ оставляетъ е и такъ бережно съ нею обходится.

За это время начинало смеркаться, конечно плаваніе отложено до завтра. Плотно поужинавъ мяса морской коровы, вс почувствовали себя въ хорошемъ расположеніи духа: ни голодъ, ни жажда не устрашали ихъ, не надо было сидть на втк со страхомъ, какъ бы не упасть, а извстность, что путешествіе будетъ продолжаться не вплавь, а на судн придавала всмъ бодрость и надежду на лучшую будущность.

Разговоръ быль оживлнне и веселе прежнихъ и очень естественно склонился на странное животное, съ которымъ Мондэй такъ умно распорядился.

Много практичнаго знанія по этому случаю обнаружилъ образованный тапуго, остальныя извстія добавилъ Тривэніонъ, вычитавшій ихъ изъ книгъ.

Тривэніонъ разсказывалъ, что подобныя животныя водятся не въ однхъ прсныхъ водахъ, но и въ моряхъ, только всегда по баизости береговъ, гд находится прсная вода. Въ Индійскомъ мор находится такой же породи извстный подъ именемъ дюгонь, около Вестъ-Индіи — тоже животное называется манат, французы называютъ его ламантиной. Испанцы называютъ морской коровой vaca marina, но голландцы капской колоніи называютъ этимъ же именемъ бегемотовъ или гиппопотамовъ, которые совсмъ уже не похожи на маната. Называются же они манати по случаю своихъ плавниковъ, имющихъ сходство съ Человческими руками — по испански manos человкъ, животное съ руками. Оно такъ и называется на южномъ берегу острова Кубы, гд въ первый разъ его увидали европейцы, открывшіе Америку.

Врно одно, что на берегахъ Гвіаны и Вестъ-Индіи морскія коровы водятся въ большемъ количеств и большихъ размровъ, чмъ въ области Амазонской и вообще въ ркахъ Южной Америки.

Тутъ Мондэй вмшался въ разговоръ и пояснилъ слушателямъ, что въ Амазонскихъ водахъ есть нсколько видовъ хуарауа, что ему собственно извстны три вида, очень отличительные одинъ отъ другаго не только по величин, но и по форм, главная же разница состоитъ въ хвост и рыбьихъ перьяхъ. Въ цвт то же есть разница: одн темне, другія свтле, у иныхъ брюхо сливочнаго цвта, у другихъ — самыхъ обыкновенныхъ — свинцоваго цвта съ розовыми крапинами.

Особенную отличительную черту въ манати представляютъ лгкія, которыя вроятно играютъ важную роль въ жизни этого земноводнаго. Вынутые изъ внутренности убитаго животнаго, лгкія отъ дуновенія дыханія начинаютъ пухнуть и подниматься до размровъ плавательнаго кушака изъ каучука. По этому случаю Ричардъ, длавшій этотъ опытъ, замтилъ, что въ случа нужды, они могли бы замнить пару кушаковъ.

Мондэй очень интересно и отчетливо разсказывалъ о способахъ ловли хуарауа не только индійцами его племени, но и вообще всми туземцами Амазонской равнины.

Охотникъ или рыбакъ за манати добываетъ себ монтарію — лгкую лодку — и гарпунъ. Онъ отправляется къ тому мсту, гд обыкновенно являются манати въ уединнную лагуну, гд не бываетъ сильнаго теченія и находится трава, которою манати питаются.

Въ извстные часы это животное приходитъ на пастбище. Иногда приходитъ одно, чаще вдвомъ или съ двумя дтнышами, но никогда не приводитъ боле двухъ дтей, и только въ извстное время года соединяются въ стада.

Ихъ врагъ сидя въ монтаріи, тихо ожидаетъ ихъ приближенія, и когда они забывъ вс на свт наслаждаются сочною травою, тогда рыбакъ тихо гребтъ къ нимъ. При этомъ онъ употребляетъ величайшія предосторожности, потому что морская корова, не то что ея тска земная, чрезвычайно какъ подозрительна и малйшій шумъ отъ весла или зыбь воды отъ монтаріи, тотчасъ пугаетъ е, она ныряетъ въ воду и далеко уходитъ въ открытую воду, а тамъ поминай е какъ звали.

Вс это знаетъ рыбакъ и принимаетъ вс мры, чтобы не сдлать никакой неосторожности, до тхъ поръ, пока приближается на извстное разстояніе, тутъ полусогнувшись, онъ привстатъ и глазомромъ измриваетъ разстояніе между собою и жертвой и тогда, мтко цлясь, бросаетъ гарпунъ.

Вервка привязанная къ древку гарпуна не позволяетъ ламантин уйти. Она можетъ нырять на дно или бшено метаться по поверхности — но не уйти ей отъ монтаріи.— Страшныя узы влекутъ е и борьба ея обыкновенно оканчивается двумя или тремя ударами багромъ.

Подобнаго рода охота производится почти всми индійцами на амазонской равнин.

Во время полноводья, эти сирены рдко показываются потому, что разсяваются по всей поверхности наводннныхъ лсовъ, такъ что охота на нихъ не достаточно вознаграждаетъ трудъ.

За то во время убыли воды, когда болотистыя углубленія принимаютъ свой обыкновенный размръ, тогда охота на морскую корову съ гарпуномъ доставляетъ величайшія выгоды. Тогда начинается систематическое преслдованіе морскихъ коровъ, что и составляетъ занятія индійцовъ на нсколько недль въ году.

Иногда находятъ лагуну, въ которой собертся нсколько животныхъ не имя возможности отступить по причин убыли воды, въ такомъ случа извщаютъ вс племя о предстоящей богатой жатв и начинается рзня.

Малокка или деревня на долгое время опустетъ, вс: мущины и женщины отправляются на лагуну и располагаются на ея берегахъ лагеремъ. Они приносятъ съ собою котлы, для вытапливанія изъ жиру манати масла, которое потомъ въ банкахъ отвозятъ въ коммерческіе порты. Масло это такого превосходнаго достоинства, что португальскіе купцы совершаютъ далкое путешествіе, чтобы только достать этотъ драгоцннный жиръ у туземцевъ. Во вс время рыбной ловли, у нихъ бываетъ веселье и пиръ горой.

Жирное мясо, шкура и жиръ мняются на ножи и краски, разныя ожерелья, а главное, и что хуже всего — на водку. Послднее имъ даютъ очень охотно и въ большемъ количеств, а они до водки большіе охотники и рыбная ловля очень рдко кончается, чтобы ловцы не передрались, не изранивъ другъ друга, иногда бываютъ случаи и смертоубійства.

Старый Мундруку участвовалъ во многихъ охотахъ на морскую корову и совершенно отчетливо описивалъ сцены, которыхъ былъ свидтелемъ и товарищи не видали какъ время прошло до полуночи. Наконецъ они улеглись спать съ тврдымъ намреніемъ завтра встать съ разсвтомъ и позаботиться о немедленномъ отплытіи изъ лагуны.

КОЖАНЫЙ ПАРУСЪ.

Вмст съ разсвтомъ вс ожило и засуетилось на новомъ судп. Посл сытнаго завтрака бифштексомъ, вкусомъ напоминавшемъ свинину, вс принялись за работу, какъ бы отчалить свою лодку.

Не лгкую работу они предприняли. Какой бы ни былъ чурбанъ, а вс же онъ чурбанъ, и хотя нкогда онъ былъ великолпнйшимъ шелковичнымъ деревомъ и стоялъ въ свомъ воздушномъ величіи высоко надъ всмъ окружающимъ лсомъ, однако теперь залгъ между водорослями и водяными лиліями и лежалъ, опутанный ихъ стями, отяжелвшій, такимъ тяжелымъ и неповоротливымъ чурбаномъ, что его ни взадъ мы впердъ. Будь у нихъ всла или багры, или паруса, вс бы легче было.

Впрочемъ они благодарили Бога за видимый промыслъ Его надъ ними. Вчера не весь день прошолъ за приготовленіемъ и сушкою мяса манати,— ножъ Мондэя приносилъ и другую пользу: пара вселъ оказалась въ результат.

Правда, всла не отличались изящною отдлкою, но тмъ не мене соотвтствовали цли и въ то же время доказывали удивительную изобртательпостъ индійца: рукоятка была сдлана изъ дерева, а лопасть изъ кости. Не надо пояснять, откуда онъ взялъ дерево для рукоятки — лсъ великъ — но откуда такія широкія кости для лопастей? Только лопатки морской коровы могли доставить такія большія кости. Тутъ только вспомнимъ, какъ тщательно откладывалъ ихъ Мондэй вмст съ шкурою, тогда какъ вс остальное выбрасывалъ въ воду.

Не въ первый разъ узналъ онъ пользу этихъ костей, они въ большемъ ходу какъ у Мундруку такъ и у другихъ племнъ Амазонской области и самъ Мондэй много вспахалъ полей для какао или для мандіоки употребивъ вмсто заступа плечную лопатку морской коровы, въ другихъ же случаяхъ она не разъ служила ему вмсто весла.

Надо было покрпче только связать дерево съ костью, но за этимъ дло не стало: отъ природныхъ канатовъ — сипо — не обершься въ южно американскихъ лсахъ, втки, сучья и самые стволы закрыты крпкими стеблями ліанъ и чужеядныхъ растеній.

Съ такими вслами и въ сильныхъ рукахъ такихъ здоровенныхъ людей какъ индіецъ и негръ, чурбанъ волею неволею долженъ подвигаться.

Сначала успхъ былъ очень медленный и затруднительный по случаю сти длинныхъ стеблей и широкихъ толстыхъ листьевъ удерживавшихъ дерево.

Но терпніе было велико и надежда подкрпляла бодрость: только бы отодвинуться отъ берега.

А вотъ и вода зарябилась, значитъ втерокъ подулъ, только бы выбраться изъ опушки лса, а тамъ вс пойдтъ хорошо, какъ попадутъ на открытую воду.

Но какую же пользу принестъ втеръ, когда у лодки нтъ не то что руля, но и ни кусочка паруса.

Такъ думали вс, кром индійца. Не даромъ же старый тапуго плавалъ по гапо боле сорока лтъ, научился же онъ чему-нибудь? не ужели же не съуметъ онъ сдлать паруса? Матеріаловъ нтъ? ну смастеритъ какъ-нибудь изъ широкихъ листьевъ пальмы мирити, которыми такъ богаты наводииные лса.

Но онъ и не смотрить на листья мирити, неужели онъ надется добыть лучшій матеріалъ.

И много подобныхъ преподложеній создавалось въ голов его товарищей какъ вчера вечеромъ, такъ и въ это утро. И что это онъ хочетъ длать съ длинными прямыми палками, которыя онъ нарзалъ въ лсу и нагрузилъ ими монгубу? Зачмъ онъ вырзалъ такую глубокую яму на верху монгубы, и потомъ другую еще больше на другомъ конц?

Въ отношеніи шкуры морской коровы то же было много догадокъ, самая правдоподобная состояла по ихъ мннію въ томъ, что индіецъ надется встртить какого-нибудь промышленника и выгодно продать ему.

Старый Мондэй никому не объявлялъ о томъ, что намренъ сдлать: подобные ему люди не хвастаютъ заране и не распространяются на счотъ своихъ намреній. Гордое сознаніе своего превосходства удерживаетъ ихъ отъ болтливости. Притомъ же онъ вс еще не могъ забыть своего неудачнаго общанія переплыть черезъ озеро на кушакахъ, и потому далъ себ слово не ране провозглашать о своихъ планахъ какъ уже будетъ увренъ въ успх.

И никто ничего не понималъ, и ни слова никому не говорилъ старикъ Мондэй до тхъ поръ, пока крпкій шестъ не былъ вставленъ и укрплнъ въ выкопанную его ножомъ ямку, пока не были къ нему крпко привязаны дв перекладины, пока между ними не была натянута шкура морской коровы и крпко къ нимъ привязана стеблями ліаны,— ну а тогда безъ всякихъ словъ вс стало всмъ понятно.

Да, вс стало понятно, такъ что они не могли удержаться отъ радостнаго восклицанія, когда мртвая монгуба подъ вліяніемъ кожанаго паруса зашевелилась, двинулась, повернулась, точно живое существо взволновало воду!

ВЕЗД ТИШИНА.

Вотъ и вышла монгуба подъ парусами въ открытую лагуну, но по какому же направленію держаться? вотъ вопросъ.

Солнце вс еще не далеко отошло отъ горизонта, явственно указывая востокъ, слдовательно морякамъ не трудно было расновпать и другія страны свта.

Одного хотлось всмъ: скоре достигнуть противоположной стороны лагуны, гд по мннію индійца, непремнно будетъ terra firma. Они изслдовали уже вплавь опушку лса на протяженіи многихъ миль и не находили ни малйшей примты земли или отверстія, по которому можно бы проникнуть черезъ лсъ. Очень естественно было ихъ желаніе переплыть на другую сторону: туда манила ихъ надежда найти лучшій успхъ.

Теперь не мудрено было повернуть судно на открытую поду, немудрено было и держаться прямому направленію, пока солнце было руководителемъ.

Мозей, гордившійся званіемъ искуснаго матроса, взялся управлять парусомъ, самъ Тривэніонъ взялъ на себя обязанность кормчаго, употребивъ одно весло вмсто руля, недостающую часть котораго замнилъ другимъ весломъ, которое подставлялъ Типперери Томъ. Старый индіецъ былъ озабоченъ сушкою мяса, которое при жгучихъ лучахъ солнца, скоро оказалось безопаснымъ отъ порчи.

Молодые люди сидли на самомъ толстомъ краю чурбана, который названъ былъ Мозеемъ квартердекомъ, и занимались какъ могли: то разговаривали, то забавлялись ручными любимцами пережившими гибель галатеи. Кваита, игрунка и попугай мирно жили между собою и были веселы и рзвы какъ будто опасностей не видали.

Въ это утро вс были въ весломъ расположеніи духа. Туманъ разсялся: небо ясно, судно снабжено всмъ необходимымъ, чтобы выбраться изъ гапо. Для этого можетъ быть потребуется не день и не два, а недля и больше,— но что во времени, когда есть надежда.

Провизіи, при экономическомъ потребленіи достаточно будетъ недли на дв для всего общества, и разв случится опять застрянуть на верхушкахъ, а то въ дв недли, кажется, какъ бы не добраться до земли?

Какое счастье, что удалось убить морскую корову! Конечно, и безъ не можно бы переплыть лагуну, только надежды было бы на десять процентовъ меньше: на голодный-то желудокъ какія ужь надежды? А въ открытой лагун никакихъ признаковъ на возможность добыванія пищи, ни тни крошечной рыбки, и кто знаетъ найдутся ли еще въ лсу на противоположномъ берегу какіе-нибудь плоды?

Обезпеченные противъ мученій голодомъ и жаждой, они могли спокойно разговаривать.

Медленно подвигалось судно и выраженіе, что оно казалось живымъ существомъ было только поэтическимъ преувеличеніемъ молоджи, въ сущности же движеніе монгубы было настоящимъ движеніемъ мртваго дерева отяжелвшаго отъ воды, которою пропитывалось со всхъ сторонъ впродолженіи многихъ недль. Оно уступало только вліянію паруса, не будь паруса,— на вслахъ далко бы не ухали. Вс чт можно было сдлать — это милю въ часъ и то когда втеръ будетъ покрпче. Въ другое же время, когда втеръ стихалъ,— что, къ несчастью, случалось довольно часто, монгуба лежала на вод почти безъ движенія.

Гораздо прежде полудня, они лишились путеводительства солнца, которое достигая зенита, не отбрасывало тни, такъ что самъ тапуго не могъ сказать куда путь держать.

Надо или убрать парусъ и стоять на мст, пока солнце спускаясь къ западу, снова будетъ ихъ путеводителемъ, или довриться втру, который съ помощью паруса понестъ ихъ впердъ. Они выбрали послднее средство.

Кром того у нихъ былъ еще руководитель — верхушки деревьевъ, отъ которыхъ они отчалили, вс еще въ виду, и пока ни скроются за горизонтомъ могутъ служить безопаснымъ руководителемъ.

Около полудня движеніе сдлалось еще медленне когда же солнце показывало полдень — монгуба остановилась неподвижно. Кожаный парусъ потерялъ силу гнать судно впердъ. Мало по малу втеръ стихалъ и наконецъ сдлался штиль.

Тогда принялись за лопатки морской коровы, но увы самыя лучшія всла съ военнаго корабля не дйствительны были бы въ настоящемъ случа и не заставили бы двигаться мртвое дерево скоре полумили въ часъ.

Трудъ вскор оказался неблагодарнымъ и всла отложены въ сторону. При такой помх оставалось одно утшеніе: хорошенько пообдать. Обдъ состоялъ изъ одного блюда и то полу-свжаго и полу-сухого мяса, но желудокъ отучился быть прихотливымъ, а на открытой вод аппетитъ всегда хорошъ, такъ что вс готовы были питаться полу-сырымъ мясомъ.

Къ счастью, индіецъ тщательно охранялъ огонь, который добылъ съ такимъ трудомъ, огонь скоро запылалъ, когда въ него подложили сухихъ щепокъ, отломанныхъ отъ той же монгубы. Надъ нимъ повсили на сипо нсколько кусковъ мяса. Мозей взялся выказать сво поварское искусство, но ограничился тмъ, что хорошо подпалилъ жаркое, безъ всякой приправы или соуса.

Но хорошій аппетитъ вс замнилъ и по окончаніи обда, вс единодушно сознались, что никогда лучшаго не дали. Да, голодъ — лучшій поваръ на свт.

ПОДВОДНЫЙ ВРАГЪ.

Посл обда вс занялись разговоромъ, чтобы какъ нибудь убить время. Дла ршительно никакого нельзя было придумать. Вс были въ хорошемъ расположеніи духа и дйствительно ничего такого не было, что могло бы наводить тоску. Часа черезъ два или три солнышко опять будетъ путеводнымъ свтиломъ, втерокъ тоже поднимется, только гораздо поздне къ вечеру, какъ предсказывалъ тапуго.

Но если бы пришлось еще день переждать, то и тутъ не велика бда, завтра утромъ будетъ больше успха. Провесть ночь на открытой лагун не большую тягость представляетъ для тхъ, кто провлъ много ночей вися на деревьяхъ.

Не унывая вели товарищи пріятную бесду, одно безпокоило ихъ на монгуб: жгучіе лучи солнца лились потоками прямо имъ на голову.

Но скоро и съ этимъ удобствомъ они помирились по милости новаго открытія, придуманпаго морковною головою ирландца, которое онъ тотчасъ же привелъ въ исполненіе. По его мннію жгучіе лучи солнца будутъ гораздо выносимые въ вод, чмъ на чурба7 и въ доказательство своего зрлаго соображенія, онъ снова препоясался плавательнымъ снарядомъ и бросился въ поду.

Трое послдовали его примру: Тривэніонъ съ сыномъ и племянникомъ. Малютка Роза не имла нужды прибгать къ такому постыдному бгству, потому что сидла подъ тнью навса изъ широкихъ листьевъ потоса, чужеядное растеніе растущее на деревьяхъ, которыя вчера еще были сорваны въ большомъ количеств и сложены между выпуклостями: монгубы. Кузенъ Ричардъ употребилъ вс сво искусство, чтобы устроить крошечную бесдку и имлъ право гордиться: смотря какъ маленькая сильфида покоится подъ тнью навса.

Тапуго сроднившійся съ амазонскимъ солнцемъ, не имлъ нужды нырять въ воду для прохлажденія себя, что же касается негра, то всякая другая атмосфера казалась ему скоре ненормальною.

Какъ индіецъ, такъ и негръ, хотя родились на противоположныхъ краяхъ Атлантическаго океана, однако были равными представителями тропической жизни и одинаково закалнные, не чувствовали жгучести тропическаго солнца. Оба оставались на монгуб и негръ какъ большой поклонникъ бога Морфея тотчасъ же крпко заснулъ.

Не продолжительны были ни сонъ его, ни общее спокойствіе,— вс было прервано пронзительнымъ крикомъ, вырвавшимся изъ здоровенной груди Типперэри Тома: еще мигъ и ему вторили хоромъ трое товарищей бывшихъ съ нимъ въ вод.

Вмст съ криками послышалось сильное нырянье, всплески, брызги, стукъ кубковъ обезьяны, воспослдовавшихъ за отчаяніямъ барахтаньемъ пловцовъ.

Вс четверо поспшили къ монгуб, и судя но ужасу, выражавшемуся на ихъ лицахъ, по неправильнымъ и торопливымъ размахалъ ихъ плаванія, видно было, что въ вод появилось что нибудь опасное, внушавшее страхъ и ужасъ. И еще боле: причина страха повидимому гналась, за ними, такъ они кричали, подскакивали, метались и барахтались въ вод, словно желая оторваться отъ врага, преслдовавшаго ихъ по пятамъ.

Что бы это значило? Индіецъ молча задавался этимъ вопросомъ, негръ бормоталъ его себ подъ носъ, малютка Розита выскочила изъ подъ навса, съ громкимъ воплемъ и слезами прокричала его.

Не могли пловцы дать отвта, потому что также мало знали, что съ ними, какъ и товарищи на монгуб, одно было имъ извстно: что-то хватало ихъ за ноги и за пятки и пребольно кусало, но что это именно,— никто изъ нихъ не понималъ. Можетъ быть наскомое, можетъ быть змя или другое какое земноводное чудовище, но что бъ это тамъ ни было, а только зубы были какъ иголки и какъ крючками на удочкахъ рвали имъ тло. И притомъ же тутъ долженъ быть цлый рой или цлое стадо кусающихъ существъ, потому что мигомъ вс четверо почувствовали что тло ихъ истерзано и изъязвлено острыми иголками и что кровь льтся изъ свжихъ ранъ,— въ этомъ они готовы были поклясться. Будь вода чиста и прозрачна, они могли бы, пожалуй, разглядть, что это такое, но вода безцвтна и мутна такъ что и близко то ничего разглядть нельзя.

Истерзаные ноги тоже не могли дать отвта, кто причинилъ имъ такое сильное кровопусканіе, еслибъ не было тутъ человка, для котораго довольно и малйшей примты, чтобъ знать въ чемъ дло. Пока товарищи взбирались на судно, индіецъ былъ сильно встревоженъ, но при первомъ взгляд на четыре пары окровавленныхъ ногъ, онъ не только успокоился, но и съ радостнымъ удивленіемъ воскликнулъ: Только пиранья.

ПИРАНЬЯ.

Восклицаніе индійца не сдлало умне его товарищей до тхъ поръ, пока онъ не объяснилъ имъ, что пиранья есть кусающаяся рыба. Такъ вотъ каковъ невидимый врагъ, напугавшій ихъ.

Пираньи принадлежатъ къ семейству лососовыхъ — saimonidoe — и бываютъ различныхъ видовъ даже въ рк Амазонк, они вс хищны и на вс бросаются, что попадаетъ въ воду. Они часто нападаютъ на купающихся людей и заставляютъ ихъ обращаться въ бгство, если же случится несчастному пловцу отплыть далеко отъ берега или судна, то трудно ему избжать ужасной участи быть съденнымъ заживо.

Многіе изъ видовъ пираньи бываютъ очень небольшихъ размровъ и именно эта маленькія рыбки и страшны купающимся.

Впрочемъ наши пловцы были больше напуганы, чмъ искусаны, ихъ испуганныя движенія сильно взволновали воду, такъ что пиранья держалась отъ нихъ въ почтительномъ разстояніи и только какая-нибудь шальная рыба успла вцпиться въ нихъ и сорвать кусочикъ мясца.

Но боль и обида оставались не мене чувствительны, но этому случаю Мундруку общалъ не только скорое отмщеніе, но и вознагражденіе въ самомъ утшительномъ род. Хитрый старикъ зналъ, что хищная пиранья попробовавъ живой крови не скоро отстанетъ, вс въ надежд еще покормиться.

Хотя въ мутной вод ничего не видать, но старикъ былъ увренъ, что пиранья рыскаетъ но близости монгубы, поджидая добычу, такъ неожиданно и таинственно скрывшуюся отъ нея.

Монгуба стояла на мст или если и подвигалась по теченію, то очень медленно и незамтно, пиранья наврное собертся вдоль дерева и будетъ ко всему присматриваться и вс поджидать. Индіецъ хорошо зналъ ихъ хищную натуру и безпощадную прожорливость и ршился этимъ воспользоваться.

Прикормки у него было вдоволь изъ обрзковъ сушившагося мяса, но удочки ни одной. Этотъ недостатокъ мигомъ былъ пополненъ парою булавокъ, которыя Розита вынула изъ платья. У кого-то нашелся довольно длинный снурокъ, одинъ конецъ котораго былъ привязанъ къ конью изъ пашіубы, на другой же конецъ придлана булавочная удочка, на которую надли приманку. Вотъ и началась рыбная ловля.

Не смотря на грубость неусовершенствованнаго снаряда трудно себ представить боле удачную ловлю. Не успютъ спустить въ воду удочку, а пиранья тутъ какъ тутъ. Вытащутъ е изъ родной стихіи и безцеремонно бросятъ на монгубу.

Одна за другой пиранья лзла на приманку и цлыми десятками лежала на дерев вс еще животрепещущая, хотя умирающая, съ жестокою радостью Типперэри Томъ давалъ имъ карачунъ, видно было, что ногамъ его не легко было.

Трудно сказать до чего бы дошла эта ловля, маленькая рыбка только ждала приманки, чтобы попасть на удочку и кажется не было бы и конца.

Однако всему конецъ бываетъ, хоть иногда совсмъ неожиданный. Такъ и теперь: высоко поднята пиранья на воздухъ, но вдругъ она сорвалась и упала въ воду и утащила съ собой не только приманку съ крючкомъ, но и часть бичевки, только жалкій кусочекъ вислъ еще на копь.

Но Мундруку зналъ, что маленькая рыбка очень вкусна и потому ршился до дна исчерпать источникъ свжей пищи. У Розиты выпрошены еще пара булавокъ, изъ шкуры морской коровы сдлана новая бичевка.

Когда же новый снарядъ былъ готовъ и опущенъ въ воду, оказалось, что пиранья не желаетъ бросаться на приманку, кто е знаетъ? за это время не успла ли она разсудить, что играла въ опасную игру, или знала, что всякая шутка на одинъ разъ, хороша, такъ не пора ли отстать.

Но какая бы тамъ ни была причина: ушли ли пираньи или стали умне, только ни одна не хватала удочки.

Въ сущности вышло, что нтъ худа безъ добра: маленькая бда превратилась въ большую помощь: ранки заживали, страхъ миновался какъ только узнали, что пустяшная рыба кусала ихъ. Другое дло, когда бы это были аллигаторы, зми или другія чудовища — ну можетъ быть страхъ не такъ бы скоро проходилъ, а что значитъ стая красивыхъ рыбокъ?

Однако опытный Мундруку разуврилъ ихъ: не надо быть большихъ размровъ, чтобы быть опаснымъ врагомъ. Онъ самъ нсколько разъ чуть чуть спасся отъ нихъ, а то разорвали бы он его на куски своими острыми трхугольными зубами. Въ подтвержденіе своихъ словъ, онъ разсказалъ случай бывшій съ его землякомъ.

Это происходило въ рк Тапахосъ, въ которой водится великое множество разнообразныхъ видовъ пираньи. Индіецъ гонялся за морской коровой, въ которую онъ бросилъ гарпунъ, привязанный на вервк къ носу монтарріи. Морская корова была изъ здоровеннйшихъ. Гарпунъ вонзился видно не въ самое нжное мсто, такъ это она ушла подъ воду на средину рки да и лодку потащила за собою. Рыбакъ какъ то неловко повернулся, потерялъ равновсіе да и бухнулъ въ воду.

Когда онъ вынырнулъ и поплылъ къ лодк, въ это время на него ринулась стая хищной пираньи, можетъ быть привлеченная струю крови, оставленной на пути морской коровы.

Индіецъ не достигъ лодки: не смотря на отчаянныя усилія онъ палъ жертвою милліонной стаи маленькихъ рыбокъ.

Видли это друзья его на берегу и ничмъ не могли помочь ему. Они смотрли на его отчаянную борьбу, слышали его раздирающіе вопли и спшили къ нему на помощь налегая на всла, но когда прибизились къ средин рки, ихъ товарищъ уже исчезъ подъ водой.

Когда они присмотрлись, то увидли на песчаномъ дн рки скелетъ, очищенный пираньями отъ мяса, точно приготовленный для анатомическаго музеума,— а вся стая пираньи кружилась надъ нимъ въ какомъ-то бшеномъ упоеніи по случаю совершившейся катастрофы.

ГРУЗЪ СУДНА.

Наловленная рыба казалась такою свжею и красивою, что искушеніе было велико и хоть не больше часу прошло посл обда, однако вс были не прочь отвдать новаго блюда. Въ особенности т, которые покормили е собою, горли нетерпніемъ чтобъ узнать такъ ли она вкусна, какъ-кажется, и вотъ призванъ былъ на совтъ главный профессоръ поварннаго искусства, какъ бы сочинить блюдо изъ зубчатки?

Негръ всегда готовъ повиноваться. Старый Мондей развлъ огонь, полдюжины пираньи были скоро запечены на угольяхъ, товарищи угостились ими и провозгласили общое одобреніе, что пиранья — лакомство, что подтверждало показаніе мудраго Мундрука.

Посл втораго обда, плаватели сдлались еще веселе. Солнце начинало отбрасывать тнь, нсколько свжихъ порывовъ втра общало прохладный вечеръ.

Они замтили, что втеръ былъ вс по одному направленію, благопріятному для плаванія ихъ судна, натянутый парусъ казалось спшилъ вынести ихъ изъ убійственнаго гапо. Подъ вліяніемъ такихъ обстоятельствъ вс убаюкивали себя пріятными и даже радостными надеждами.

Никому и въ голову не приходило, что подъ ногами могъ быть курящійся вулканъ…

Въ ту минуту, когда вс весело разговаривали, когда временами слышался радостный смхъ людей, убжднныхъ въ скоромъ спасеніи изъ пучинъ мрачнаго гапо, въ эту самую минуту великая май д’агоа или мать воды, тревожно зашевелилась подъ ихъ ногами, готовясь выдти изъ пустаго дупла монгубы, гд она вс время скрывалась.

Старый Мундруку сидлъ передъ огнмъ и чистилъ лиранью и потомъ клалъ на огонь.

— Ухъ! воскликнулъ индіецъ нсколько испугавшись:— монгуба-то пуста въ средин! Только кора ее покрываетъ, да и ту огонь прожогъ въ этомъ мст. Теперь я не удивляюсь, что она такъ медленно плывтъ — воды то въ ней много.

— Нтъ ли въ душ гнзда токандеиры? освдомился Тривэніонъ.

— Нтъ, хозяинъ, они выбираютъ совсмъ другого рода пустоту — это углубленіе между втвями. А это пустое дупло находится въ самой сердцевин монгубы и выходъ оттуда скрывается гд-нибудь подъ водою или на толстомъ краю пня между корнями.

Но въ ту минуту никому не пришло въ голову заглянуть на толстый край, да и какая нужда знать подъ водой или съ краю находится отверстіе дупла, если судно легко держится сверху воды? Нечаянно открытый феноменъ не грозилъ никакой опасностью. Одно обстоятельство вскор заставило призадуматься всхъ, именно дйствія кваиты обратили на себя общее вниманіе.

Вс время обезьяна занимала самое высокое мсто на монгуб, не на мачт и не на перекладин, гд укрплнъ былъ парусъ, а просто на остатк корня, высоко торчавшемъ надъ пнмъ.

Съ своего возвышеннаго положенія, кваита могла обозрвать вс что происходило на широкомъ пространств дерева и еслибъ одарена была даромъ слова, то могла бы объяснить индійцу, съ какой стороны выходитъ отверстіе съ боку или снизу.

Врно одно, что она что-нибудь увидла, чего прежде не видала, потому что до той поры преспокойно сидла на высот, обвивъ хвостомъ корень и только изрдка почосывалась, длая забавныя гримасы.

Вдругъ во всей ея наружности совершилась внезапная перемна. Прекративъ поиски за своими обыкновенными мучителями, она вскочила, вытянулась на всхъ четырхъ и завыла, вой перемшивался съ визгомъ, она дрожала всмъ тломъ, словно передъ ея глазами предстало что-то ужасное готовое ее поглотить.

Вс бросились смотрть къ прогорвшему мсту, думая не оттуда ли грозитъ опасность. Но тамъ ничего не видать, притомъ же глаза обезьяны ни разу не повернулись къ тому мсту. Напротивъ, она смотрла вс внизъ, не туда гд она стояла, но къ широкому пню между корнями монгубы, куда не могли заглянуть сидвшіе на ствол дерева.

Чего бы она такъ испугалась? Что сдлалось съ нашей обезьяной? вотъ вопросъ, который задавали себ вс присутствующіе съ любопытствомъ. Кажется ничего не было такого, что могло бы возбуждать страхъ. Не увидала ли она страшнаго подводнаго паука или какое другое существо, незнакомое ея глазамъ.

Но непремнно что-нибудь да было, что приводило въ такой ужасъ и трепетъ бдную кваиту, въ этомъ были убждены товарищи, смотря на ея ужасъ до безпамятства.

Типперэри Томъ прежде всхъ разршилъ загадку. Отчаянные вопли его любимицы не оставили его безчувственнымъ. Онъ полезъ по стволу къ его широкому пню, откуда торчали коренья и заглянулъ туда.

Въ ту же минуту онъ отскочилъ съ крикомъ ужаса и призывая на помощь имя святого Патрика, бросился къ своимъ товарищамъ. Это не остановило однако индійца послдовать примру ирландца и заглянуть въ ужаснувшее его мсто.

На той же возвышенности онъ наклонилъ голову и посмотрлъ внизъ.

Довольно было одного взгляда. Индіецъ съ такимъ же ужасомъ, какъ и Томъ, отбросился назадъ и закричалъ: — Santos Dios! Духъ воды!

АНАКОНДА.

— Духъ воды! воскликнулъ Тривэніонъ, въ удивленіи, что тапуго можетъ еще говорить, тогда какъ вс остальные безмолвствовали подъ вліяніемъ ужаса, обращая глаза то на ирландца, то на индійца, которые оба дрожали отъ страха.

— Май д’агоа, май д’агоа! былъ отвтъ индійца.

— Май д’агоа! повторилъ Тривэніонъ: — что это значитъ Мондэй? Что нибудь очень страшное?

Индіецъ не отвчалъ и только ужасающимъ образомъ кивнулъ головою. Его безмолвіе происходило отчасти отъ ужаса, отчасти отъ размышленія, какъ бы отъ этого избавиться.

— Томъ, что ты тамъ видлъ? спросилъ Тривэніонъ у ирландца, надясь отъ него получить разъясненіе.

— Клянусь святымъ Патрикомъ! я не могу сказать, что это такое! ахъ! ваша честь, это было, что-то въ род головы съ круглою блестящею шеею, и какъ разъ изъ воды вынырнувшее. Я увидлъ пару глазъ и не могъ уже устоять: эти глаза душу тащили изъ тла. Они сверкали, какъ два раскалнные уголья! Мондэй называетъ это духомъ воды. Клянусь спасителемъ! Это похоже на духа тьмы — на самого сатану.

— Дядя, тутъ вмшался молодой Ричардъ, говоря вполголоса:— май д’агоа значитъ мать воды и есть ничто иное, какъ только суевріе индійцевъ, основанное на большой водяной зм-анаконда. Вроятно, испугъ индійца и ирландца, происходитъ отъ того, что они увидли е. Вотъ и я самъ пойду посмотрть на не, если только она не ушла еще.

Ричардъ сдлалъ шагъ впердъ, но Мондэй схвативъ его за руку, остановилъ его.

— Ни шагу, молодой господинъ, если жизнь вамъ дорога! Стойте здсь! Можетъ быть она не выйдетъ или не вылзетъ на верхъ. Говорю вамъ это май д’агоа, духъ воды.

— Пустяки, Мондэй, тутъ никакого дла нтъ до духа воды. Еслибъ въ самомъ дл были водяные духи, какъ вы думаете, такъ отъ нихъ бы и спрятаться нельзя. Вы видли просто анаконду. Пустите-ка меня высмотрть, я довольно знакомъ съ этими водяными боа, отъ того, что частхонько видалъ ихъ на островахъ въ усть Амазонки. Я ни мало не боюсь ихъ. Укушеніе анаконды совсмъ не ядовито, разв ужь она непомрной величины, а то большой опасности отъ нихъ нтъ. Пустите-ка посмотрть.

На половину убжднный въ ошибочности своего мннія, индіецъ выпустилъ изъ рукъ молодого паранца, поразившаго его мужественною самоувренностью знанія.

Ричардъ подойдя къ краю ствола наклонился къ вод, и въ ту же минуту отскочилъ съ крикомъ ужаса, какъ и другіе. Обезьяна не переставала испускать пронзительные визги и соскочивъ съ вершины, прыгнула на противоположной край дерева.

— Это — анаконда! прошепталъ Ричардъ, возвращаясь къ дяд: — но я никогда еще не кидалъ такой огромной. Не мудрено, что Мондэй принимаетъ е за май д’агоа. Что за чудовище?

— Такъ ты думаешь, кузенъ, что намъ грозитъ опасность, спросилъ Ральфъ съ испугомъ.

— Надюсь, что нтъ, отвчалъ Ричардъ нершительно, надюсь, что намъ удастся уничтожить е прежде чмъ она сдлаетъ намъ вредъ. Но она такой непомрной величины, а у насъ и оружія нтъ! Мондэй, что намъ длать?

— Какъ можно быть спокойне, тише, никакъ не шумть! убждалъ индіецъ, опомнившись отъ страха: — можетъ быть она останется на мст, пока я успю копь всунуть ей въ шею и тогда — Santos Dios! слишкомъ поздно: сокураха выходитъ…

И кончать не надо было, вс увидли между развилинами корней предметъ заставившій жалобно визжать обезьяну и потомъ бжать людей.

Самый храбрый изъ людей не могъ бы безъ ужаса смотрть на такое чудовище.

Нельзя и сомнваться, что это голова зми, только подобной головы никто прежде не видывалъ, на что тапуго вчно странствовалъ по водамъ Амазонки боле сорока лтъ, но и тотъ сознавался, что ничего подобнаго не видывалъ въ жизни. Голова была величиной съ голову выдры, но пронзительный блескъ ея сверкающихъ глазъ, и еще боле длинный раздвоенный языкъ по временамъ вытягивавшійся точно выбрасывая огонь и пламя придавали ей дйствительно адскій видъ.

Вода, изъ которой показалась эта чудовищная голова, доходила до ея чешуйчатаго черепа, такъ что онъ блестлъ, какъ вороннная сталь, а солнце сверху бросавшее свои огненные лучи, придавало глазамъ и черепу кровавый блескъ.

Страшно было на не смотрть, но когда она стала медленно и тихо скользить по выдающейся возвышенности корней, выставляя между ними свой огненный раздвоенный языкъ, то, по истин, кровь застывала въ жилахъ у самаго храбраго человка.

Когда она обвела своими сверкающими глазами вс находящееся на монгуб,— вдругъ она остановилась какъ будто различая и разсматривая предметы.

Устрашенные люди столпившись на противоположномъ краю, притаили дыханіе и блдные, какъ смерть, боялись сдлать малйшее движеніе, чтобы не обратить на себя вниманія чудовища. Между ними и страшною головою было цлыхъ двадцать шаговъ.

Ближе всхъ стоялъ Мондэй держа въ рукахъ копь изъ пашіубы, на готов защищать другихъ, сейчасъ за нимъ Ричардъ съ ножомъ въ рук.

Чудовищная голова боле минуты оставалась неподвижна, вс съ ужасомъ слдили за нею. Не слышно ни слова, ни звука. Даже кваита прижавшись къ людямъ, притихла. Вс замерло, только тихое журчаніе воды, разбивавшейся о монгубу, нарушало могильное безмолвіе. Взглянулъ бы кто изъ дали, непремнно подумалъ бы, что эта картина приготовлена для фотографа.

Но передъ грозою всегда наступаетъ минута тишины.

Жестокая тревога выразилась на лицахъ живыхъ статуй, вс отбросались на самый край монгубы, когда голова поднялась выше самаго высокаго корня, покачалась нсколько разъ, то на право, то на лво, потомъ вытянулась и прилегла вдоль монгубы, съ явнымъ намреніемъ двинуться дальше.

Еще мигъ и она двинулась — не спша, но медленнымъ ровнымъ движеніемъ, какъ будто увренная, что жертвамъ нельзя бжать, слдовательно нтъ никакой необходимости торопиться.

НЕОЖИДАННОЕ СПАСЕНІЕ.

Глаза устрашенныхъ пловцовъ обращались то на змю, то на тапуго. Съ увеличивающимся ужасомъ они видли, какъ съ каждымъ мигомъ ршимость врага усиливалась, а вмст съ тмъ и колебаніе ихъ защитника.

Въ душ стараго индійца возставало недовріе къ копью пашіубы, которое представляло слишкомъ несовершенное оружіе для схватки съ такимъ страшнымъ врагомъ. Довольно остро и довольно хорошо оно было, чтобы заколоть морскую корову, но требовалось необыкновенное искусство, чтобы вонзить его въ скользкую кожу сакурахи.

Зналъ это индіецъ, и вотъ почему такъ явно обнаружились его нершимость и сомнніе. Вотъ уже третья часть чудовищнаго туловища развилась на толстомъ краю монгубы, а тапуго вс еще стоялъ въ нершимости и колебаніи.

Тривэніонъ едва ворочая языкомъ, прошепталъ было о необходимости искать спасенія въ вод.

— Нтъ, хозяинъ, только не тамъ. Для сакурахи это будетъ самое пріятное. Въ вод — она дома, а мы въ чужой стихіи и совершенно предоставлены ея произволу.

— А разв теперь не то же?

— Нтъ, не совсмъ, но погодите — вдругъ воскликнулъ онъ, какъ бы вдохновенный новой мыслью: — передайте мн обезьяну.

Типперэри Томъ, какъ естественный покровитель кваиты, считалъ, что требованіе обезьяны прямо относится къ нему и потому поспшилъ выдать е головою.

Только тогда понялъ ирландецъ причину для которой требовалась обезьяна, когда индійецъ подхвативъ е на руки, сдлалъ нсколько шаговъ на встрчу зми. При другихъ обстоятельствахъ Томъ можетъ быть и вмшался бы для предупрежденія жертвы, но теперь онъ могъ только смотрть и глубоко вздыхать, сознавая всю ея необходимость для спасенія его собственной особы.

Когда Мондэй, дйствуя по высокому вдохновенію, выступалъ впердъ, чтобы бросить жертву водяному духу, суеврно ужасавшему его, тогда это чудовище остановилось и высоко поднявъ голову, произвело страшное шипніе.

Еще мигъ — кваита полетла по воздуху и какъ разъ упала передъ чудовищемъ. Быстро пригнувъ голову и разинувъ свою страшную пасть змя хотла подхватить добровольно выданную жертву. Но кваита съ свойственною ей быстротою, предвидла опасность и прежде чмъ успли подхватить е на зубокъ, она отпрыгнула въ сторону и очутилась на близь оказавшейся мачт, предоставивъ Мондэю встртиться лицомъ къ лицу съ анакондой, которая повидимому не намрена была промахнуться во второй разъ и потому быстро и ршительно подвигалась на вторую добычу.

Опечаленный неудачею, устрашенный грозною опасностью, тапуго отступалъ въ замшательств, но нечаянно наступилъ на огонь, вс еще курившійся на менгуб, обжогъ себ ноги на раскалнныхъ угольяхъ и поневол заплясалъ. Между тмъ анаконда вс ближе и ближе къ нему подступала.

Еще больше перепугались несчастные пловцы. Они видли неудачу послдняго средства, видли, что ихъ защитникъ самъ предался въ жертву страха и повидимому старый индійецъ теперь перепугался хуже другихъ, потому что теперь боле чмъ когда-нибудь врилъ водяному духу. Онъ растерялся до такой степени, что держалъ копь въ рукахъ и не помнилъ, что съ нимъ длать. Молодой паранецъ съ ножомъ больше былъ похожъ на его покровителя. Но что юноша могъ сдлать, противъ страшнаго чудовища, которое едва вылзло изъ воды на дв трети, а туловище его развилось уже до двадцати футъ длины.

Противъ такого чудовища ни ножъ, ни копь не были достаточнымъ оружіемъ. Ричардъ стоялъ, какъ вкопаный и дрожалъ. Въ воду броситься думалъ онъ, но вспомнилъ, что его друзья не въ силахъ держаться на вод безъ плавательныхъ кушаковъ, а кушаки лежали на томъ краю и до нихъ добраться можно было только черезъ тло анаконды. Спасенія нтъ — кто-нибудь долженъ быть жертвою, но кто же первый?

Вдругъ Ричардъ ршился и въ благородномъ порыв, чтобы спасти своихъ друзей — малютка Розита не выходила у него изъ головы — онъ бросился впердъ — индійскій копьеносецъ очутился позади его. Казалось пришолъ часъ его смерти. Онъ самъ не сознавалъ, что съ нимъ, что онъ сдлаетъ съ ножомъ въ рукахъ противъ такого врага? Но онъ тврдо стоялъ, чтобъ исполнить свой долгъ и умереть.

Близко къ совершенію и того и другого, исполнился бы и долгъ, исполнилась бы смерть, еслибъ актры страшной драмы были предоставлены самимъ себ. Люди ничего не могли сдлать, чтобы спасти себя отъ немипуемой опасности. Вс оцпенли и ждали.

Вдругъ, ужасающее чудовище такъ ршительно подвигавшееся къ цли, внезанно безъ ооякой видимой причини, отвернуло свою отвратительную голову и даже не давая себ труда повернуться вспять, быстро спустилось въ воду и спшило отъ мртвой монгубы, какъ-будто на ней что-нибудь явилось еще страшне его, этого отвратительнаго водянаго удава, жителя гапо.

ИСТОРІЯ АНАКОНДЫ.

Отступленіе анаконды воскресило людей, Они сдерживались отъ возданія громной хвалы Богу, боясь возбудить ярость чудовища.

Для посторонняго въ этомъ спасеніи есть тайна, но для свидтелей и безъ словъ вс было понятно.

Они видли, какъ змя ползла по раскаленнымъ угольямъ, разбросаннымъ ногами индійца, они слышали, какъ уголья шипли и трещали отъ прикосновенія къ ея мокрой кож и были свидтелями ея страха при встрч съ феноменомъ столь несвойственнымъ ея стихіи, и тогда вс поняли, что анаконда обжогшись на раскалнныхъ угольяхъ поспшила искать спасенія въ боле свойственной ей стихіи.

Много времени прошло прежде чмъ вс оправались отъ страха. Не смотря на быстрый побгъ анаконды, кто могъ поручиться за не, что она опять можетъ вернуться?

Долго смотрли они, какъ на поверхности воды извивалось ея чудовищное тло, вотъ она высоко подняла голову, посмотрла на право и на лво и ршилась повидимому прямо плыть по озеру.

Съ чувствомъ невыразимаго страха вс глаза слдили за нею, пока она не скрылась изъ вида,— тогда вс воздали хвалу Всевышнему за сво чудесное спасеніе. Вс понимали крайнюю опасность грозившую имъ. Еслибъ не столкновеніе съ огнмъ, нтъ сомннія жертва должна бы совершиться.

Тайна появленія анаконды на монгуб вскор объяснилась. Пень имлъ пустое дупло, вроятно она въ первое время искала здсь мста для ночлега, въ увренности, что здсь ни одинъ уже врагъ не застанетъ е врасплохъ, когда она будетъ предаваться своему продолжительному сну. Она спала дни и недли и ничто не тревожило ея сна, ни даже когда бурныя волны вырвали громадное дерево изъ родного мста и умчали его въ гапо. Первое сотрясеніе она почувствовала въ то время, когда уголья прожгли кору и упали ей на хвостъ. Тогда она поспшила выдти изъ своего тайнаго убжища и посмотрть, кто потревожилъ ея покой. Токандеиры находились совсмъ въ другомъ углубленіи, не имвшемъ сообщенія съ выгнившею сердцевиною. Ясно обнаружилось, что крошечныя наскомыя и чудовищная анаконда хоть и жили по сосдству, подъ одною кровлею можно сказать,— по ршительно не подозрвали взаимнаго существованія.

Когда водяный удавъ изчезъ изъ вида, добрые товарищи оправились отъ испуга и весело толковали о необыкновенномъ событіи.

Втеръ крпчалъ, судно ихъ быстро неслось и вс по прямому направленію, пловцы посматривали на горизонтъ, въ надежд не покажется ли земля, или по-крайней-мр верхушки деревьевъ.

Но въ этотъ день ничего отраднаго не показывалось да и тотъ лсъ, отъ котораго они отплыли, скрылся за горизонтомъ прежде чмъ солнце сло. Ночь застигла ихъ посредин озера, со всхъ сторонъ видна только зеркальная поверхность воды, воды безъ слда и безъ предла, какъ безбрежный, океанъ,

Никто не думалъ останавливаться, втеръ былъ попутенъ, звзды благопріятствовали и судно всю ночь шло подъ парусомъ до самаго утра.

Прежде чмъ лечь спать, вс сли поужинать жаренаго мяса и печоной пираньи,— а посл ужина завязался интересный разговоръ объ анаконд. Многое, могъ разсказать индіецъ объ этомъ предмет, потому что изъ всхъ чудовищъ, обитающихъ въ подводной пустын Амазонки, ни одно не возбуждаетъ въ индійцахъ тапого животрепещущаго интереса, какъ сакураха. На эту тему у нихъ много народныхъ легендъ и поврій истинныхъ и дйствительныхъ, также, какъ и мнимыхъ, существующихъ только въ воображеніи туземцевъ, но многому изъ этихъ разсказовъ врятъ даже образованнйшіе переселенцы изъ испанцевъ и португальцевъ. Люди съ пламеннымъ воображеніемъ увряютъ будто въ водахъ Амазонки водятся анаконды въ тридцать футъ длины и толщиною въ лошадь. {По исторіи извстно, что змя, удержавшая римскую армію между Утикою и Карагеномъ была въ 120 футъ длины, кром того Діодоръ Сицилійскій описалъ ловлю зми, имвшей въ длину 130 локтей, шкура которой долго хранилась въ Рим. Прим. Пер.} Это не разъ подтверждали и повторяли и врили этому не только невжественные индійцы, но и ихъ просвтители — европейскіе миссіонеры. Суевріе украшаетъ эти чудовищные размры чудовищными разсказами. Между тмъ, какъ истина и дйствительность сами но себ достаточно поразительны. Справедливо, что въ амазонскихъ водахъ водятся анаконды или водяные боа, справедливо, что ихъ величина иногда доходитъ до тридцати футъ, справедливо, что ихъ толщина пропорціональна длин, справедливо, что эти чудовищныя зми могутъ глотать цликомъ не то что кролика или барана, но и лошадей и коровъ, что он неядовиты, но убиваютъ свою добычу удушеніемъ, обвиваясь вокругъ не и потомъ крпкимъ сжатіемъ мускуловъ сокрушаютъ кости. Проглотивъ е, змя укрывается въ какое-нибудь тайное убжище, которыми такъ богаты наводннные лса гапо и тамъ засыпаетъ и долго находится въ состояніи оцпненія. Когда желудокъ переваритъ пищу, она опять просыпается и всюду ищетъ жертвы, кого бы проглотить.

Нсколько видовъ извстно этихъ чудовищныхъ змй тропической Америки, которыя по своимъ нравамъ раздляются на два отличительные класса, собственно называемые боа-удавы, и водяные боа или анаконды. Обыкновенный боа водится на земл и часто встрчается на дорог, водяной же удавъ не водится собственно въ вод или подъ водой, тмъ не мене никогда нигд не попадается кром тхъ мстъ, гд много воды, то есть въ лагунахъ, наводннныхъ лсахъ гапо или на берегахъ ркъ. Съ одинаковою быстротою эти зми плаваютъ, какъ на вод, такъ и подъ водою, также легко лазятъ на высочайшія вершины деревьевъ. Собственно говоря такимъ змямъ и принадлежитъ названіе сакурахъ. Нтъ сомннія, что самыя громадныя зми случайно попадались на глаза рыбакамъ и охотникамъ, которые по суеврному убжденію въ существованіи сверхъестественнаго назвали е май д’агоа или мать воды.

РОСКАЗНИ О ЗМЯХЪ.

Успокоенные мыслью, что втеръ нестъ ихъ по настоящему направленію, плаватели бодрствовали до поздняго часа ночи.

Когда наконецъ ршено было ложиться на покой, тогда только двое остались бодрствовать: одинъ для наблюденія за парусомъ, другой для управленія весломъ и поддержанія судна въ настоящемъ направленіи.

Старому корабельному повару поручено било наблюденіе за парусомъ, ирландцу Тому направленіе судна. Какъ! и не смотря на то, что онъ уже выказалъ себя плохимъ рулевымъ, завлкшимъ товарищей въ гапо и причиной всхъ претерпнныхъ ужасовъ?

Люди, испытавшіе такъ много бдствій и всюду всегда видвшіе промыслъ Божій, охранявшій ихъ отъ опасностей, не могли сохранять памятозлобія противъ товарища за его несчастныя недоразумнія и въ этомъ доказывали свою справедливость, потому что вина Тома происходила не отъ желанія, но отъ ошибочнаго разсужденія.

Томъ нсколько уже разъ выражалъ передъ всми свои сожалнія и раскаяніе, а такъ какъ онъ и самъ былъ жертвою своихъ глупыхъ распоряженій, то никто не хотлъ терзать его. Даже негръ, въ племени котораго инстинктивно передатся антипатія къ соотечественникамъ Тома, и который, до свершившагося несчастья, не всегда былъ въ дружескихъ отношеніяхъ съ нимъ, даже и онъ не долго памятозлобствовалъ на виновника, но вскор совсмъ сблизился съ нимъ. Общее несчастье связало ихъ неразрывными оковами дружбы и если было между ними маленькое соперничество, такъ только въ томъ, чтобы другъ передъ другомъ разрываться на пользу плавающаго общества.

Въ эту ночь они сидли вмст какъ родные братья, только одинъ черный, другой блый. Мозей направлялъ парусъ, Томъ управлялъ рулмъ по указанному ему направленію.

Ни африканецъ ни ирландецъ не думали возгордиться только потому, что имъ поручена была честь охранять общее спокойствіе. До этой поры оба играли роль исполнителей, одинъ индіецъ почти вс время управлялъ всми, а на ирландца и негра смотрлъ почти какъ на машины. Съ той минуты, какъ они имли несчастье попасть въ гапо, онъ почти глазъ не смыкалъ, каждое дйствіе исполнялось по его совту и руководству. Кром того какъ негръ, такъ ирландцъ помнили, что ему обязаны за спасеніе жизни, когда ночью такъ глупо попадали съ дерева въ гапо и чуть было не утонули, оба были благодарны ему, но вмст и опечалены, что индіецъ считаетъ ихъ за ничто.

На эту ночь по настоятельному требованію Тривэніона, Мондэй долженъ былъ лечь спать, чтобы подкрпить свои силы нсколькими часами отдыха. Онъ безпрекословно согласился и прислонившись спиной къ крпкимъ наростамъ, оставался безмолвнымъ какъ сфинксъ.

Но ни ирландецъ, ни негръ не имли привычки къ молчанію и оба продолжали толковать долго посл того, какъ вс погрузились въ глубокій сонъ. Чтобы не тревожить покой товарищей, они разговаривали шопотомъ.

Очень натурально, что посл всего случившагося въ этотъ день, не было у нихъ другого разговора, какъ только о змяхъ.

— А что, Мозей, водятся ли въ вашей сторон такія морскія чудища? спросилъ ирландецъ.

— Истинно, масса Томъ, бываютъ и у насъ, да и еще самыя громадныя, самыя чудовищныя

— Ну ужь не такія же однако громадныя, какую мы сегодня видли,

— Ухъ! такъ такія-то зми называются по вашему громадными? Да вдь въ ней не больше десяти ярдовъ. А вотъ какъ я видалъ на африканскомъ берегу около Мозамбика змю, такъ въ ней было боле мили длины, а толщиной она была — вотъ какъ разъ,— нтъ еще толще, чмъ эта монгуба на которой мы плывмъ.

— Боле мили въ длину! воскликнулъ Томъ:— и толще этого огромнаго дерева? у меня въ глазахъ позеленло!.. Клянусь св. Патрикомъ! ты смешься надо мною, негръ!

— Ни крошечки. Это истина, истиннйшая истина, ничего кром истины.

— Однако ты не можешь поклясться, что когда нибудь видалъ что-нибудь подобное, вдь не можешь, Мозей?

— Могу, масса Томъ, вотъ какъ разъ такую видлъ.

— И она была длиною въ милю, а толщиною съ это старое дерево, которое чуть не въ восемь саженъ длиною да саженей семь въ поперечник.

— Ну я не говорю, чтобъ она была именно въ милю длины, но не множко меньше или немножко больше — тутъ мало разницы. Одно могу теб наврное сказать: ужь три четверти мили наврное было.

— Клянусь св. Патрикомъ! вдь и это страшилище! но я этому не врю.

— Ухъ! можете врить, можете не врить, это какъ будетъ вамъ угодно, масса Типперэри. Въ одномъ могу я заврить — эта змя могла кольцомъ окружить цлый крааль — да не то что одинъ разъ, а и въ два раза такъ ей въ пору.

— Цлый крааль? ну что бы это могло быть?

— Такъ вы не знаете, масса Томъ, что значитъ крааль?

— Въ типперэрскихъ торфяныхъ болотахъ что-то неслыхать объ этомъ было. А что по вашему бы это значило?

— Ухъ! крааль-то? это мсто, гд негры живутъ, а по вашему деревня.

— Деревня? мсто гд живтъ народъ — мущины, женщины, и дти?

— Именно такъ. Мущины есть, и женщины есть, а ужъ дтей и не перечесть! Много и скота водится, вотъ и собаки, и овцы, и козы, а бываютъ и коровы. Вотъ это именно по нашему и называется краалемъ. Иной крааль побольше, другой поменьше, а ужь непремнно тутъ бываютъ и мущаны и женщины и непремнно много много дтей. А вотъ та деревня, около которой два раза можно бы обвести анаконду, была средней величины. Тамъ было около ста домовъ и разумется какъ разъ столько же семействъ, не включая кучи дтей.

— Такая змя, которою можно обвести вокругъ ста домовъ! Св. Патрикъ! да вдь это невозможно, негръ!

— Это истина: двойнымъ кольцомъ змя могла улечься вокругъ ста домовъ.

— Когда же это было?

— А когда этотъ старый негръ, былъ малымъ ребнкомъ. Если хотите, масса Типперэри, такъ я вамъ поразскажу объ этомъ дл.

— О, Господи! хочу ли! ничего я такъ не люблю какъ страшныя исторіи о большихъ змяхъ! какъ должно быть весело убивать такихъ!

— Ухъ! большая змя, о которой я буду разсказывать чуть-чуть не проглотила этого негра.

— Неужто!

— Истинно такъ, и не будь я первымъ мастеромъ лазить, самымъ проворнымъ мальчишкой въ цломъ краал — не бывать бы этому негру на старомъ чурбан.

— Удивительно! ну разсказывай же, Мозей, какъ это удалось спастись отъ зми.

— Знай же, масса Томъ, крааль, о которомъ рчь идтъ, былъ моею родиною, то есть я увидлъ тамъ въ первый разъ солнечный свтъ. Мн было не боле десяти лтъ, когда случилось обстоятельство, о которомъ я говорю. Какъ разъ у нашего крааля былъ большой пребольшой лсъ, а въ лсу много премного разныхъ дикихъ зврей. Ну извстно и буйволы, и слоны, и носороги, и гиппопотамы, и пребольщущія обезьяны! Вотъ эти мартышки были въ особенности опасны для тамошнихъ женщинъ. Мартышки какъ завидятъ въ лсу женщину, такъ и утащутъ е на самую вершину самыхъ высокихъ деревьевъ, да такъ тамъ и держатъ въ вчномъ плну. Но богаче всего этотъ лсъ былъ змями. И какихъ сортовъ не водится тутъ! Есть и очковыя зми — страхъ ядовитыя — ихъ укушеніе разомъ убиваетъ человка, есть и удавы, которые уцпятся хвостомъ за дерево или свернутся въ дупл его клубкомъ и поджидаютъ добычу, а тамъ какъ увидятъ тебя да бросятся на тебя съ дерева, ну и разомъ карачунъ бываетъ, а то еще есть кнутъ-змя, которая вс наровитъ тебя захлестать своимъ хвостомъ до смерти, есть и такія, которыя обовьются вокругъ твоего тла, сдлаютъ изъ тебя желэ, да и скушаютъ, но ни одна изъ нихъ и въ сравненіе не можетъ идти съ тою большою чудовищною змю, о которой я говорю. Мондэй называетъ е водянымъ духомъ, а нашу змю въ Мозамбик называютъ лснымъ чортомъ. Но не въ имени дло. Въ одно прекрасное утро выходитъ изъ лсу этотъ чортъ и пока народъ крпко спалъ и никто еще не выходилъ на работу, а онъ возми да два раза и обвилъ крааль.

— Ты хочешь этимъ сказать, что онъ два раза проползъ вокругъ деревни?

— Совсмъ не то, онъ могъ проползть вокругъ и двадцать разъ: никто этого не видалъ, народъ спалъ. Но я хочу этимъ сказать, что когда народъ всталъ съ постели и вышелъ за порогъ дверей, такъ тотчасъ и увидлъ лснаго чорта, который обвился двумя изгибами отъ одного края крааля до другаго, вотъ ни дать ни взять какъ корабельный канатъ, такъ и вышелъ плетень десяти футъ вышины вокругъ всего крааля.

— Св. Патрикъ, помилуй насъ!

— Ахъ, масса Томъ, я слыхалъ, что св. Патрикъ, котораго ирландцы вчно призываютъ на помощь, былъ великій святой,— ахъ! когда бы онъ въ то утро былъ въ Мозамбик! Можетъ быть у этого бднаго негра остались бы въ живыхъ отецъ и мать, не потерялъ бы онъ обоихъ тогда!

— А ты сирота, Мозей?

— Съ того самаго утра.

— Разскажи же мн вс по порядку какъ это было, Мозей.

— Слушай. Ну вотъ змя такъ и огородила собою крааль, два раза обвилась вокругъ него, да и вс еще оставалась огромная голова на длинной предлинной ше. Вотъ и разинула она пасть, а пасть то широкая преширокая, ей ни по чомъ проглотить человка, даже не поперхнтся! Идтъ голова отъ одного дома къ другому и высматриваетъ народъ: чуть кто покажется — сейчасъ хапъ! да и былъ таковъ. Никому спуску не было! Ходила ходила голова по домамъ, пока никого не осталось, ни мущины, ни женщины, ни самаго крошечнаго ребнка. А ребятъ-то она глотала по дюжин разомъ, вотъ ни дать ни вздть какъ муравьдъ распоряжался съ муравьями. Мущины, женщины, дти пробовали было бжать. Куды теб! Ползутъ это они по зминому забору, а змя только встряхнтся, люди и посыпятся словно жолуди съ дуба. Ну само собою разумется, не мудрено ей было расправиться со всми.

— Но какъ же ты-то, Мозей, усплъ удрать отъ общей гибели?

— Ага, какъ!… ужъ это штука лучше всего дла!… Какъ я уже сказалъ, мн было въ это время не боле десяти лтъ. Но вс считали этого негра далеко умне своего возраста и даже онъ былъ принятъ на службу во дворецъ къ нашему начальнику. Ну, когда я увидлъ, что эта чудовищная пасть прохаживается отъ дома къ дому и глотаетъ всхъ до одного,— вотъ и пришло мн на мысль: видно въ дом-то не спрятаться отъ звря лютого. Но передъ нашимъ дворцомъ стоялъ длинный предлинный шестъ, а на самой верхушк шеста вислъ флагъ. Когда народъ въ испуг бросался куда кто могъ и какъ угорлые метались съ стороны въ сторону, пока не попались на зубокъ, я поскоре вскарабкался на верхушку шеста, да и закутался въ длинный флагъ, такъ что ни кусочка отъ моего тла не видать. Покончилъ этотъ окаянный лшій, покончилъ со всмъ народомъ,— весь-таки крааль пообчистилъ, оглянулся направо налво — нтъ-ли еще кого? нтъ, никого не видать, а обо мн-то совсмъ и не вспомнилъ и ни разу не подумалъ поднять сво чертовское рыло къ верху, чтобъ посмотрть, не сидитъ-ли кто на шест, не прячется ли кто подъ флагомъ. А мальчуганъ-то молодецъ и просидлъ подъ флагомъ до тхъ поръ пока змя развилась, вытянулась во всю длину и убралась назадъ въ свой лсъ. Тогда и я спустился съ шеста, и побжалъ въ сосдній крааль гд были люди. Мн не хотлось оставаться въ томъ мст, гд и папеньку и маменьку змя скушала, я бросилъ землю и ушолъ въ море. Вотъ теб и причина, почему этотъ негръ бднымъ сиротой, до старости скитается далеко отъ роднаго острова Мозамбика. Ухъ! здшняя змя, водяной духъ въ сравненіи съ лснымъ чортомъ, то же головастикъ болотный въ сравненіи съ самымъ большимъ аллигаторомъ, какой только водится въ амазонскихъ водахъ.

ЧУДЕСА.

Не смотря на степенный видъ Мозеи, кажется Томъ не слишкомъ врилъ правдивости его неправдоподобнаго разсказа. Онъ видимо заподозрлъ, что мошенникъ негръ хочетъ его обморочить своими розсказнями и посл многихъ восклицаній и удивленія, не обнаруживая однако своего недоврія, онъ замолчалъ и впалъ въ раздумье, видимо придумывая какъ бы оправдать пословицу, что долгъ платежемъ красенъ.

Не долго пришлось ждать благопріятнаго случая, самъ товарищъ неумышленно доставилъ его.

— Правда ли, масса Томъ, мн говорили, что въ вашей стран не водится никакихъ змй?

— Совершенная правда, въ нашей старой Ирландіи не водится ни змй, ни даже лягушекъ, если бы и привезли туда какихъ гадинъ, такъ он жить не станутъ, тотчасъ околютъ, Нашъ зелный островъ не потерпитъ никакихъ гадинъ.

— Ну какъ это можетъ быть? Почему это такъ сдлалось?

—А потому что на нихъ зарокъ такой есть, что они сейчасъ должны околвать, какъ ногою ступятъ на нашу святую аемлю.

— Кто же на нихъ такой зарокъ наложилъ?

— Разумется, св. Патрикъ, а то кому же иначе? По этому случаю цлая исторія написана. Можетъ быть охота есть послушать эту исторію,— что скажешь, Мозей?

— Страхъ люблю правдивыя исторіи, масса Томъ.

— Пожалуй я не прочь разсказать. Ваша негритянская исторія не то, чтобъ очень мудрная, а не то, что наша ирландская, ужъ нечего сказать — есть что послушать. У васъ только зми глотаютъ весь народъ, кром одного, этого самаго умнаго негра, а у насъ, вс гадины сами себя истребляютъ, кром одной матери всхъ, только она не то чтобы настоящая змя. Она очень очень стара, кажется ей не меньше пяти тысячъ лтъ. Такъ видите ли въ чемъ дло, мистеръ Мозей,— давно ужъ, очень давно это было, на-нашу старую Ирландію напало множество ядовитыхъ гадинъ. И поврите ли гадины до того кишли по всему острову, что нельзя было ноги поставить, чтобы не попасть на чей нибудь хвостъ. Что было длать ирландцамъ? вотъ и придумали они строить дорогу на подмосткахъ, такъ и провели по всей стран воздушныя дороги, да такъ тамъ и жили въ уровень съ верхушками деревьевъ, вотъ какъ и- намъ приходилось жить въ гапо. Ну, а захочется пость, доставай вс съ земли длинными предлинными вилами, а надо попить,— такъ вс бадьи спускай, вотъ точь въ точь какъ въ колодезь… Разумется люди терпли терпли, да ужъ и терпнья не хватило. Но что хуже всего, это то что змй-то не худли безъ людей, а что ни день, то вс толще да жирне, что ни день, то новые змныши. Вроятно и до вашихъ ушей дошли слухи, что наша Ирландія великая и славная страна? а между тмъ дла-то пошли такъ плохо, что не оставалось уже мста съ вашъ кулакъ толщиной, чтобы не было оно занято змй, а то и двумя.

— Великіе духи!

— Вотъ такъ и люди тамъ на подмосткахъ призывали на помощь, и отчаивались, и проклинали, и бсились, и наконецъ обратились къ Богу и стали молиться.

Тутъ Томъ остановился, чтобы полюбоваться какой эффектъ произвело его краснорчіе на черную публику.

— И молитва ихъ была услышана? они были избавлены.

— Конечно избавлены. Еслибъ ихъ не избавили, такъ могли ли бы вы видть меня теперь?

— Правда, масса Томъ. Но какъ же народъ избавился отъ такихъ отвратительныхъ гостей?

— А придержи языкъ за зубами, такъ я и разскажу какъ это было.

— Пожалуйста разскажи, масса Томъ. Этотъ негръ слова больше не скажетъ, онъ будетъ нмъ какъ рыба.

— Хорошо. Ну, я уже сказалъ, что народъ сталъ молиться. Нашъ народъ не такъ молится какъ ваши негры камню или дереву или даже зм, которыя ничего не могутъ сами для себя сдлать, но онъ молится Пресвятой Богородиц, которая вс можетъ, можетъ избавить отъ бдъ, можетъ и защитить подъ своимъ покровомъ. Мы въ своей старой Ирландіи называемъ е Пресвятою Двою Маріею, Она мать Того, кто пришолъ съ неба на землю, чтобы спасти насъ гршниковъ. Но что пользы объяснять это такому невжественному язычнику какъ вы, мистеръ Мозей.

— Нтъ пользы, масса Томь, нтъ пользы, подтверждалъ негръ съ видомъ смиреннаго сокрушенія.

— Ну что длать съ вами мистеръ Мозей, Пресвятая Два услышала молитвы и положила конецъ всмъ бдамъ.

— Убила всхъ змй?

— Стой, негръ! Ирланцы прибгали съ молитвою къ Пресвятой Дв, а Она въ свомъ небесномъ милосердіи послала человка совершить дло истребленія зминаго рода. Она послала святого Патрика.

— Ого! Такъ вотъ отчего я вс слышу, что вы ирландцы вчно призываете его! Это онъ-то и перебилъ всхъ змй?

— Совершенная правда.

— Но какъ же онъ это сдлалъ? вдь я думаю много времени потребовалось, чтобъ это сдлать?

— Вотъ ужъ и ошибаешься, господинъ негръ. Для этого дла довольно было и одного дня, да и то не цлаго дня, потому что оно началось около часа, знаешь въ самое обденное время.

— Великіе духи! но какъ же онъ могъ вс это сдлать?

— А вотъ какъ, вышелъ отъ него приказъ, чтобы вс зми до одной сошлись на пиръ приготовленный для нихъ. Ну зми хоть и зми, а не же не дерзнули ослушаться и, покорно слдуя приказу, собрались какъ указано на самый высокій пригорокъ въ Ирландіи — а этотъ пригорокъ выше самыхъ высочайшихъ Андскихъ горъ, которые мы здсь видли. На пиръ имъ приготовлены были вс жабы сколько ихъ ни было на остров. Жабы тоже собрались по приказу и вс глупыя гадины ничего не подозрвая, съ радостью выползли изъ своихъ трущобъ на пригорокъ. Пойми же, негръ, зми страхъ какъ любятъ лакомиться жабами и лягушками тоже, но лягушекъ за что истреблять? для нихъ приказа и не выходило. Ну и ладно. Жабы собрались часомъ раньше, ну и поджидаютъ, какой тамъ пиръ для нихъ зададутъ. А въ это время ползли изъ всхъ щелей зми и со всхъ сторонъ и какъ увидли кучи жабъ, подумали: ну, такъ и есть, приготовленъ намъ пиръ на весь міръ и за тмъ пошла расправа. Такъ зми и проглотили всхъ жабъ, которыя были въ Ирландіи.

Разскащикъ замолчалъ или затмъ, чтобы духъ перевесть, или за тмъ, чтобы насладиться удивленіемъ публики.

— Горамити! воскликнулъ негръ, горвшій нетерпніемъ, узнать конецъ:— но какъ же зми? какъ же ихъ-то ихъ-то истребили? не стали же он глотать другъ друга?

— Оно такъ и было! вс до одной переглотали другъ друга, даже мать сына, отецъ дтей.

— Стало быть рзня была? какъ же это он длали? схватка была? Объяснись пожалуйста, масса Томъ.

— Вотъ именно такъ и было — этотъ негръ отгадалъ безъ словъ. Он схватились — свалка какая была! ухъ! какъ у насъ на ярмарк. Но теб хочется знать, какъ это было съ самаго начала,— ну и слушай. Тутъ было два рода змй: красныя зми и оранжевыя зми. Надъ тми и надъ другими былъ набольшій, который жилъ хорошо и лъ лакомо на счотъ ихъ. Только сколько онъ съ нихъ ни тянулъ, а вс не могъ всего вытянуть, вотъ онъ и выдумалъ ссорить ихъ между собою: красныя и оранжевыя поссорятся, подерутся, перебьютъ другъ друга, а, ему это и съ руки, ему больше достанется на закуску. А тутъ ужъ по случаю пира жабами, набольшій такъ ихъ стравилъ, что зми бросились другъ на друга и переглотались, только хвостики остались.

— Великіе духи! что же сдлалось съ хвостиками?

— А вотъ слушай, узнаешь. Народъ, какъ увидлъ, что только хвостики торчатъ, сейчасъ бросился съ подмостковъ, пособралъ хвостики въ кучу, поджогъ ихъ. Ухъ! какъ жарко горло, а какъ вс сгорло, такъ и пепелъ но втру разсяли. Вотъ отъ этого-то у насъ въ старой Ирландіи и сдлалось такъ много золы.

— Но, масса Томъ, этому негру сказано было, что одна только змя осталась въ живыхъ посл взаимнаго поглощенія, какая же?

— Сущая правда. Одна избгла гибели и теперь еще живтъ на гибель старой Ирландіи.

— Кто же она?

— А ихъ набольшій.

— Набольшій? Какъ вы его называете, масса Томъ?

— Дьяволомъ?

— Какъ?

ОГОНЬКИ НА ВЕРХУ.

Выраженіе недоврія перешло съ лица ирландца на лицо африканца, который въ свою очередь заподозрилъ, что его надуваютъ.

Веслость заискрившаяся въ глазахъ Тома ясно изобличала, что онъ удовлетворнъ и что они теперь расквитались, съ любезнымъ товарищемъ! Нсколько минутъ оба молчали какъ будто въ раздумь. Когда же наконецъ опять завязался разговоръ, то заговорили о звздахъ никакъ о змяхъ.

Кормчій замтилъ, что звзда до той поры руководившая имъ исчезла изъ вида и совсмъ не потому, чтобъ она скрылась за горизонтомъ, нтъ! облака заволокли небо.

Еще десять минутъ и ни одной звздочки не стало видно, руль былъ безполезенъ. Однако Томъ непоколебимо держался своего мста, надясь управить судно. Кром того, втеръ по прежнему гналъ его по прямому направленію.

Но вотъ и втеръ затихъ, и мртвое дерево неподвижно остановилось по средин лагуны.

Что длать? Не разбудить ли товарищей и не сообщить ли имъ этой непріятной новости?

Томъ, какъ опытный мореплаватель, держался мннія, что слдуетъ будить, но негръ думалъ, что въ томъ нтъ никакой нужды.

Пока они оспаривали и обсуждали будущія дйствія, и оба дали волю своимъ языкамъ, вдругъ какой-то звукъ достигъ ихъ ушей и привлкъ вниманіе обоихъ.

Цлый хоръ звуковъ раздавался безъ всякаго перерыва, на вс время пока они слушали. Звука похожи были на паденіе водопада, но иногда съ глухимъ ревомъ потока сливались голоса птицъ, зврей и пресмыкающихся.

Ничего не было яснаго, вс какъ, будто приносилось издалка. Однако звуки были довольно громки, такъ что можно было различить, что они неслись не изъ безмятежныхъ ндръ лагуны.

Можетъ быть эти звуки давно бы привлекли вниманіе двухъ пловцовъ, еслибъ прежде не заглушалъ ихъ втеръ надувавшій парусъ, и волны журчавшія, вокругъ монгубы.

Но втеръ прекратился, разговоръ возобновился, и вмст съ тмъ возобновились звуки, тогда только оба поняли, что тутъ что-то не ладно.

— Что бы, это такое было, хотлось бы мн знать? сдлалъ замчаніе Томъ, обращаясь къ товарищу:— не знаете ли, вы, мистеръ Мозей.

— Это множество звуковъ изъ огромнаго лса.

— Лсные звуки! Почему же вы такъ думаете?

— Потому что я слышу голоса животныхъ, живущихъ въ лсу. Птицы и зври, и древесныя лягушки и кузнечики чирикаютъ по деревьямъ. Вотъ что думаетъ этотъ негръ.

— Клянусь св. Патрикомъ! и я думаю, что этотъ негръ правду говоритъ. Именно, должно быть изъ лса, а не отъ воды, потому кто на вод не шелохнетъ и не съ неба, потому что не съ верху звуки несутся. Именно изъ лсу, какъ и сказано. Въ такомъ случа мы должно быть переплыли на другую сторону лагуны, какъ индіецъ называетъ это — именно куда желали доплыть.

— Вотъ добрыя повости! Разбудимъ-ка хозяина и порадуемъ его — ты какъ думаешь, товарищъ?

— Этотъ негръ думаетъ, лучше не надо будить. Пускай себ спитъ до разсвта. Вдь не долго теперь ждать. Мн кажется, вонъ въ томъ краю ужъ и разсвтаетъ. Горамити! Что это тамъ такое?

— Что? гд? восликнудъ ирландецъ, встревоженный тономъ удивленія негра.

— Вотъ, здсь, здсь, какъ разъ надъ нашими головами. Да вдь это огонь или что-нибудь блестящее какъ огонь. Масса Томъ, разв не видитъ огонь надъ головой?

— Вижу, вижу, что-то тамъ блеститъ! не свтляки ли?

— Нтъ, не святляки — они перелетаютъ, а этотъ огонь свтитъ на одномъ мст.

— Совершенно справедливо. Да, да, это настоящій огонь на верху или пожалуй блудящій огонь. Смотри-ка, вонъ ихъ два. Видишь что два.

— Да, два.

— Два, такъ это не блудящій огонь. У насъ въ Ирландіи они никогда попарно не показываются. Что бы это могло быть?

— Про что это ты спрашиваешь? тутъ вмшался голосъ Тривэніона, который самъ проснулся отъ восклицаніи двухъ удивившихся товарищей.

— Охъ, хозяинъ, взгляните-ка туда. Не видители вы огонь?

— Конечно вижу и не только одинъ, но и два.

— Да, да, тутъ два огня. Мы съ Мозеемъ сейчасъ сдлали это открытіе.

— А что Мозей говоритъ объ этомъ?

— Онъ тоже сомнвается какъ и я. Вотъ еслибъ одинъ былъ огонь, такъ по моему это былъ бы блудящій огонь.

— Блудящій огонь. Нтъ, это невозможно — разомъ два! А! Что это за звуки?

— Да, хозяинъ, мы давно уже ихъ слушаемъ.

— Такъ за чмъ же было не разбудить насъ? Мы, должно быть, переплыли озеро. Эти звуки несутся какъ будто изъ лса и это блеститъ непремнно съ верхушекъ деревьевъ. Мондэй! Мондэй!

— Что такое, хозяинъ? воскликнулъ индіецъ внезапно пробужднный:— что такое? надюсь, ничего дурного?

— Нтъ, напротивъ, мы кажется попали на другую сторону озера.

— Да, да, сказалъ индіецъ, прислушиваясь къ лснымъ звукамъ:— да эти звуки несутся изъ лсу. Огни между деревьями!

— Да, мы видли ихъ. Что бы это могло быть?

— Огонь, отвчалъ индіецъ.

— Не святляки ли?

— Нтъ, святляки не такъ свтятъ. Это настоящій огонь. Врно тутъ люди.

— Такъ это земля! наконецъ мы ступимъ на землю!

— Да будетъ благословенно имя Божіе! воскликнулъ ирландецъ восторженно:— конецъ нашимъ мученіямъ!

— Можетъ и такъ, а можетъ и нтъ, возразилъ Мундрука такиміу тономъ, который явно обличалъ сомнніе и опасеніе.

— Почему же нтъ, Мондэй! Если это огни, такъ врно она на берегу и разведены людьми, изъ этого слдуетъ, что тутъ должно быть селеніе и мы скоро получимъ помощь.

— Ахъ, хозяинъ, ничего изъ этого не слдуетъ, кром того, что тутъ люди. Огонь не всегда бываетъ на берегу, что касается до людей, которые разводятъ огни, такъ они не то что предложатъ налъ гостепріимство, по и еще могутъ състь насъ.

— Насъ състь! неужели вы думаете, что это людоды?

— Именно такъ, хозяинъ, или что нибудь въ этомъ род.

— Горамити! воскликнулъ африканецъ.

— Пресвятая Два помилуй насъ! закричалъ ирландецъ.

За это время успли проснуться Ричардъ, Ральфъ и Розита, и вслушавшись въ разговоръ, тоже присоединили выраженіе своего ужаса.

— Счастье еще, продолжалъ умный тапуго:— великое счастье что втеръ стихъ, а то бы насъ занесло ближе. Я поплыву къ этимъ огнямъ и посмотрю что бы это такое было. Не хотите ли со мною? молодой господинъ?

— Разумется хочу, поспшилъ отвчать Ричардъ, къ которому относился этотъ вопросъ.

— И прекрасно, продолжалъ тапуго, обращаясь къ товарищамъ:— а вы во время нашего отсутствія, какъ можно будьте тише. Мы не очень далко отъ этихъ огней — мили полторы не больше, а по вод звуки относятся очень далко. Если это непріятели и если они услышатъ насъ, то для насъ нтъ спасенія. Поспшимъ, молодой господинъ, время терять опасно. Скоро будетъ разсвтать. Если мы откроемъ опасность, такъ можно еще уйти въ темнот, въ этомъ одна и надежда. Поспшимъ! за мною!

Индіецъ тихо соскользнулъ въ воду и поплылъ къ огонькамъ, которые съ каждою минутую становились ясне.

— Не бойся, Розита, сказалъ Ричардъ, прощаясь съ кузиной:— я надюсь вернуться изъ какого нибудь поселенія на берегу, тамъ будетъ домъ, огни весело замелькаютъ въ окнахъ, блые люди въ дом радушно примутъ насъ и мы добудемъ новое судно, чтобы переправиться въ Пару. Прощайте пока на минуту. Мы скоро вернмся съ добрыми извстіями.

Сказавъ это, онъ бросился въ воду и быстро поплылъ въ слдъ за тапуго.

ВОЗДУШНАЯ ДЕРЕВНЯ.

Не много проплыли оба плавателя когда убдились, что очень неподалку отъ нихъ лсъ, на земл ли онъ стоитъ или залитъ водою. Лсъ былъ даже ближе чмъ они это воображали.

Во всякомъ случа, лсъ отъ нихъ былъ не болыле, какъ на четверть мили, не смотря на ночную темноту, они видли, что куда глазомъ ни кинь, вс тянется тмная, полоса передъ ними. На право и на лво слышалось жужжаніе цикадъ и кузнечиковъ, кваканье лягушекъ и жабъ, крики водяныхъ птицъ, гуканье филиновъ, и необыкновенно жалобный свистъ козодаевъ, которыхъ такъ много водится въ лсахъ гапо. Вс живущее въ лсу оживаетъ къ дятельности и во всю ночь птицы и наскомыя тянутъ свои однообразныя мелодіи.

Еще громче раздавались крики обезьянъ ревуновъ, прерываемые иногда грустными воплями лнивца ай, когда онъ медленно перебрасывается съ втки на втку цекропіи.

Вс эти звуки и еще многіе другіе не столь извстные сливались въ великомъ хор природы, наполняющей тропическій лсъ своею полуночною музыкою.

Многіе голоса слышались издалека, другіе были ближе, что опять доказывало, какъ далко простирался лсъ.

Ни старикъ, ни юноша не обращали вниманія на этотъ фактъ, вс вниманіе ихъ было поглощено огнями, которые по мр приближенія становились подозрительне.

Не было сомннія, что это огни горли, надо было только разъяснить, гд именно они горли и кмъ были зажжены.

Молодой паранецъ полагалъ, что огонь находится на берегу лагуны а слдовательно на материк. Противъ этого индіецъ выразилъ сомнніе. Огонь не горлъ ровно, кружки его являлись то больше, то меньше. То одинь изчезалъ, то другой и вдругъ вмст ярко загорятся.

Ричардъ выразилъ удивленіе отчего бы такая неровность, но старикъ немедленно растолковалъ ему это.

— Огни, сказалъ онъ:— помщены въ нкоторомъ разстояніи отъ опушки лса между деревьями, отъ чего свтъ то прикрывается стволами то снова открывается.

Тихо плыли смлые пловцы и только изрдка шопотомъ сообщали другъ другу мысль.

Въ надлежащее время, она скользнули подъ тнью густой листвы и еще явственне увидли огни.

Къ удивленію Ричарда — тапуго какъ будто зналъ это — огонь оказался не на земл, а на воздух.

Паранцу показалось въ первую минуту, что огонь блеститъ на вершин какого-нибудь пригорка. Но посмотрвъ ближе, онъ увидлъ, что это не такъ. Красный свтъ блестлъ сверху внизъ, и падалъ на зеркальную поверхность воды, точно фонари висли гд нибудь надъ водою.

Когда пловцы приблизились и глаза ихъ попривыкли различать предметы въ темнот, тогда только они увидли, что огни были разведены на подмосткахъ, на нсколько футъ надъ водою и что ихъ поддерживали стволы деревьевъ.

Въ другихъ мстахъ тоже возвышались подмостки, но безъ огня: видно людей тамъ не было.

Разведнные огни доказывали присутствіе людей и дйствительно задвигались человческія фигуры по подмосткамъ, а другія выходили изъ подъ навсовъ или ‘толдо’. Видны были и гаммаки-койки — висвшія на деревьяхъ, иные были пусты, на другихъ люди спали.

Вс эти предметы обнаружились при первомъ взгляд на нихъ, также явственно слышались человческіе голоса, которые педали поглощались въ оглушительномъ концерт лснаго хора. Теперь явственно слышались голоса мущинъ, женщинъ и дтей, какъ будто встававшихъ отъ сна и приготовлявшихся къ дневнымъ занятіямъ.

Индіецъ прошепталъ на ухо Ричарду: ‘молокка!’

Ричарду не надо было толковать, что за молокка такая. Онъ зналъ, что индійцы такъ называютъ свои жилища.

— Индійская деревня! такъ мы достигли земли?

— Нтъ.

— Но какъ же деревня? разв это не доказываетъ близость земли?

— Ни мало. Напротивъ. Еслибъ земля, такъ зачмъ бы огнямъ быть между верхушками деревьевъ? Это доказываетъ только, что земля далко.

— Во всякомъ случа, счастливая судьба навела насъ на такую необыкновенную деревню между небомъ и землю. Не такъ ли?

— Смотря потому, кто тутъ живтъ, а какъ племя людодовъ?

— Людодовъ? неужели не въ шутку людоды живутъ въ гапо?

— Наврное! Въ гапо живутъ такіе дикари, которые прежде замучатъ, а тамъ уже убьютъ. Въ особенности для васъ блокожихъ пощады нтъ. Съ горечью помнятъ они, что блые охотники прежде всего загнали ихъ въ дремучіе лса, залитые водою. Они имютъ полное право это помнить, потому что жестокая охота и теперь продолжается. Santos Dios! если это малокка племени муры, то чмъ скоре мы удалимся тмъ будетъ беэопасне. Если къ вамъ блымъ пощады не будетъ, то еще мене къ такому краснокожему какъ я. Мы, мундруку, смертельные враги муру.

— Что же намъ длать?

— Молчать и слушать. Вотъ сюда, уцпитесь за сипо и ни слова. Я послушаю ихъ разговоръ. Мн извстенъ языкъ мура. Если хоть слово различу, такъ достаточно, чтобъ узнать. Тише!

Ричардъ послдовалъ его совту и оба съ тапуго повисли на стебляхъ ліаны, наблюдая глубокое молчаніе.

Не долго пришлось имъ слушать. При тускломъ отблеск верхнихъ костровъ, молодой Ричардъ могъ различить испугъ выразившійся на лиц индійца.

— Я угадалъ, сказалъ старикъ:— это мура. Надо бжать, не теряя ни минуты, Можетъ быть мы успемъ до разсвта управить судно наше подальше отсюда. Если не удастся, мы вс пропали. Если они увидятъ насъ, сейчасъ пустятся на своихъ лодкахъ въ погоню за нами. Назадъ, назадъ, къ монгуб!

Еще проворне пловцы удалились отъ деревьевъ, и плыли не переводя духа, пока достигли пловучаго дерева.

МЕДЛЕННОЕ ОТСТУПЛЕНІЕ.

Донесеніе тапуго было не радостно и распространило ужасъ между товарищами. Тривэніонъ не врилъ существованію такого кровожаднаго племени, какимъ представлялось Мондэю ненавистное ему племя Мура и считалъ его слова преувеличеніемъ. Но молодой Ричардъ подтвердилъ донесеніе индійца, потому что часто слыхалъ въ дом отца разсказы прибрежныхъ купцовъ и промышленниковъ, которымъ извстно было, что въ наводняемыхъ странахъ гапо живутъ племена дикихъ индійцевъ, которые во время полноводья строятъ себ жилища на верхушкахъ деревьевъ, что между ними есть людоды и что вс эти племена свирпаго нрава, такъ что встрча съ ними въ ихъ родныхъ пустыняхъ грозитъ смертною опасностью всякому не довольно сильному отряду.

Не время было оспаривать мннія, дло было въ томъ, какъ бы скоре скрыться отъ нихъ на монгуб. Безъ дальнйшихъ возраженій, Тривэніонъ схватился за весло, индіецъ за другое. Нельзя было и думать переплывать черезъ лагуну, это значило бы прямо броситься на глаза дикарямъ. Соображаясь съ медленнымъ движеніемъ монгубы, больше мили нельзя было сдлать до разсвта, а на открытой вод вс ясно было, какъ на ладони и въ три раза дальше.

Тапуго совтовалъ держаться по направленію деревьевъ, а на разсвт скрыться гд-нибудь подъ тнью зелнаго свода.

Мондэй и Тривэніонъ употребляли вс усилія, чтобы налегая на всла, скоре плыть. Отступивъ на полумилю дальше, Тривэніонъ оглянулся и увидлъ, что два огонька обратились въ яркое пламя по-крайней-мр десяти костровъ, пылавшихъ въ разныхъ мстахъ между деревьями и наполнявшихъ лсъ своимъ свтомъ. Можно было подумать, что дикари съ умысломъ освщали путь бглецовъ, чтобъ удобне поймать ихъ, на своихъ быстрыхъ лодкахъ.

Тапуго очень просто объяснилъ это явленіе: въ малокк не вс разомъ просыпаются. По мр того, какъ семья поднимается, огонь разводится для приготовленія завтрака.

Не смотря на мирное намреніе, съ которымъ разводились огни, наши плаватели часто оглядывались назадъ и съ особеннымъ чувствомъ страха. По словамъ, тапуго, они имли право опасаться, что ихъ тла могли очутиться на этихъ кострахъ и доставить людодамъ свжіе припасы для жаркаго.

По всему видимому никогда еще движеніе монгубы не было такъ медленно, никогда еще она не являлась такимъ мртвымъ деревомъ, какъ теперь, не смотря на вс усилія мощныхъ рукъ налегавшихъ на всла, она была почти недвижима.

Парусъ не приносилъ пользы, потому что втра не было, а если и были порывы, то въ противную сторону, такъ что парусъ былъ скоре помхою, что увидлъ Мозей и поспшилъ спустить его.

Едва успли они проплыть съ полмили, какъ вдругъ новое явленіе заставило ихъ измнить направленіе: изъ-за верхушекъ деревьевъ выглянулъ свтлый лучъ разсвта. Они находились на экватор, гд утренняя заря быстро смняется солнечнымъ свтомъ. Зная это, пловцы сдлали полукругъ и спшили скрыться въ тни опушки лса.

Оставалось еще съ полмили до наводнннаго лса, подвигаясь къ нему, пловцы увидли, что огни на деревьяхъ стали блднть при появленіи солнечнаго свта. Еще десять минутъ и золотые лучи зальютъ окрестности.

За это время происходила борьба между монгубой и солнцемъ: и то и другое замедляли сво движеніе. Тривэніонъ и тапуго налегали на всла съ такою энергіею, которая безъ словъ показывала, что жизнь ихъ и другихъ людей зависла отъ успха ихъ усилій.

Одно время казалось солнце, жаля ихъ медлило и даже на минуту какъ будто совсмъ скрылось, можетъ быть за высокими тнистыми деревьями, къ которымъ они близились.

Во всякомъ случа монгуба нашла убжище въ усть тмной аллеи — игарапе — подъ сводомъ густо переплетшихся деревьевъ, которыя образовали глубокую мрачную пещеру, гд возможно было скрыться.

ВОДЯНАЯ АРКА.

Мсто куда шмыгнула монгуба была небольшая бухта, надъ которою свсились густыя громадныя втви, образовавшія непроницаемый сводъ.

Въ первую минуту при вступленіи подъ арку, была такая темнота, что нельзя было и различить какъ далеко она тянется. Въ этой неизвстности гребцы перестали гресть, а монгуба сама остановилась.

Въ это время у нихъ не было другого цвта, кром свтляковъ, передвигавшихся подъ деревьями. Но эти свтляки были самыхъ большихъ размровъ извстныхъ подъ именемъ. Cocuyos — dater noclilucus,— которые испускаютъ такой сильный свтъ, что при нмъ можно книгу читать. Съ помощью этого свта, гребцы оглядлись и увидли, что бухта не очень обширна.

Мало по малу солнце поднималось и лучи его тускло проникая сквозь густую листву, доставили имъ случай убдиться, что длинный сводъ былъ глухимъ переулкомъ, простиравшимся на нсколько сотъ шаговъ въ лабиринт втвей и чужеядныхъ растеній, которыя не растутъ на земл, а на вткахъ высокихъ деревьевъ.

Подойдя подъ тмный сводъ, они увидли необходимость оставаться здсь или бросить монгубу и снова пробираться по верхушкамъ деревьевъ, или наконецъ вернуться на открытую воду. Но вс эти средства были неудобны: трудное странствованіе по верхушкамъ было всмъ еще памятно и не было охоты бросать хоть и медленное судно, но которое вс же доставляло имъ удобства лежать и стоять и еще можетъ быть поможетъ имъ отыскать terra firma,— слдовательно объ этомъ нечего думать.

Что касается возвращенія на открытое озеро — кому была охота выдавать самихъ себя въ бездну грозной опасности, которой вс желали избжать? Посвти солнышко поярче, когда они были посредин озера, разумется давнимъ давно увидли бы ихъ съ подмостковъ молокки.

А увидли бы дикари, такъ не было бы средствъ уйти отъ нихъ. У нихъ всегда подъ рукой лодки привязанные къ стволамъ деревьевъ, на вершин которыхъ находятся ихъ воздушныя жилища. Мондэй и Ричардъ видли ихъ, когда производили изслдованія. Правда лодки ихъ были неуклюжаго устройства, но какъ бы он не были неуклюжи или медленны, а вс же мртвое дерево было еще медленне и въ случа погони, дикари непремнно нагнали бы ихъ и взяли въ плнъ. Тутъ представлялся одинъ выходъ къ возможному спасенію: оставаться до ночи подъ сводомъ и молить Бога, чтобы ни одному дикарю не понадобилось заглянуть въ ихъ тайное убжище. Вс мры были приняты, чтобы не быть открытыми. Давно уже затушили курившіеся остатки огня. Мондэй поспшилъ это сдлать какъ только два огонька бросились ему въ глаза. Конечно, пожалли объ огн, когда захотлось позавтракать, но боясь, чтобы не измнилъ имъ дымъ, они предпочли вяленую говядину. Понятно, что имъ пріятне было пость сыраго мяса, чмъ самимъ попасть на жаркое.

Посл завтрака ничего не оставалось длать, какъ только сидть на монгуб и выжидать развязки, какую готовитъ имъ судьба.

Вокругъ нихъ не совсмъ была темнота: небольшое углубленіе между деревьями проходило по прямой линіи и потомъ выходило на открытое озеро, такъ что плаватели сами сидли въ темнот, но имли въ перспектив свтлое озеро залитое золотистыми лучами солнца.

Обстановка эта очень походила на то, еслибъ человкъ сидлъ въ пещер на морскомъ берегу, которая выходитъ на безбрежный океанъ: чмъ дальше, тмъ, свтлое пространство обширне.

Туда стремились взоры заключенныхъ, зорко высматривавшихъ на право и на лво, съ одного края на другой, не въ надежд найти что-нибудь отрадное, а въ страх, чтобы не увидали ихъ.

Не смотря на окружающую темноту, они не смли надяться, что ихъ не увидятъ съ противоположной стороны свода и это опасеніе не давало имъ покоя.

Не надо было наблюдать съ другихъ сторонъ: позади, какъ и по обимъ сторонамъ тянулась непрерываемая стна высочайшихъ деревьевъ, перепутанная стеблями ліанъ, почти непроницаемою сткою и для солнечныхъ лучей не то, что для дикихъ зврей.

Кто станетъ искать враговъ въ человческомъ образ по такимъ дорогамъ? Это казалось невозможнымъ и потому вс глаза были устремлены на выходъ въ озеро.

Вс утро прошло въ молчаніи, иногда мнялись мыслями только такимъ тихимъ шопотомъ, что никакъ уже не могло обличить ихъ присутствія.

Почти до часу пополудни ничего не случилось, что потревожило бы спокойствіе или возбудило опасеніе. Мало по малу надежда закрадывалась въ душу: здсь они спокойно дождутся ночи, а въ темнот нечего будетъ бояться.

Ничего не видать, только изрдка птица пролетитъ надъ лагуной и какъ молнія сверкнтъ мимо свода, или завидвъ на верху животрепещущую добычу присядетъ на минуту на верху свода и опять вспорхнтъ и беззаботно улетитъ.

Вс эти обстоятельства только усиливали въ плавателяхъ чувство безопасности. Появленіе птицъ, ихъ спокойный полтъ доказывалъ отсутствіе людей.

Въ доказательство мирной тишины, вдругъ показались на озер дв огромныя морскія коровы, прямо направляясь подъ зелный сводъ. Всю дорогу громадныя сирены необыкновенно рзвилась и высоко прыгали — это продолжалось съ полчаса.

Но потомъ, одна изъ нихъ поплыла впердъ, а другая вытянулась на поверхности водной, точно заснула.

Такое зрлище представляло соблазнительное искушеніе для глазъ стараго тануго. Съ трудомъ сдерживалъ онъ себя, чтобы не соскочить въ воду и не попытаться вонзить копь въ спящую корову.

Но явная опасность удерживала его, не опасность отъ схватки съ коровой, а обнаружить сво присутствіе зоркимъ глазамъ дикарей. Мсто, гд происходила дятельность манати находилась на нсколько сотъ шаговъ отъ деревьевъ и врядъ ли могла скрыться отъ глазъ индійцевъ на подмосткахъ.

Вс эти причины удерживали мундруку отъ искушенія и онъ ршился упустить удобный случай воспользоваться добычею во время ея сна.

ПОГОНЯ.

Къ несчастью для нашихъ плавателей какъ и для манати, еще были глаза, которые слдили за рзвыми прыжками двухъ сиренъ и въ особенности слдили за тою, которая заснула.

Никто и не подозрвалъ этого, потому что кром двухъ сиренъ никто не показывался. Долго смотрли на не плаватели, какъ она покоилась въ безмятежномъ сн, и наконецъ забыли о ней думать. Какъ вдругъ она подпрыгнула надъ поверхностью воды, раза три презабавно нырнула и внезапно скрылась подъ водой.

Такое сильное и естественное движеніе не могло быть добровольнымъ. Казалось манати почувствовала нападеніе врасплохъ, когда уже было поздно спасаться бгствомъ.

Но какой врагъ могъ напасть здсь врасплохъ? Тапуго ничего не зналъ подъ водою, что могло бы сдлать такое нападеніе. Въ водахъ гапо не водится ни акулъ, ни мечъ-рыбы, что касается аллигатора,— врядъ ли онъ могъ связаться съ чудовищемъ такихъ огромныхъ размровъ.

Еще мене возможно было ожидать врага съ верху. Въ Южной Америк нтъ такой птицы, которая ршилась бы спуститься на морскую корову.

Т изъ товарищей, которые не спускали глазъ съ не, увряли, что они видли, какъ будто что-то промелькнуло въ не, въ ту минуту, какъ она прыгнула отъ сна, что-то похожее на молнію или на лучъ.

Что бы это могло быть? На неб не видно ни облачка, не слышно грома — нтъ, то была не молнія.

— Ра terra! вдругъ воскликнулъ тапуго въ сильной тревог: — тише, или вс погибли.

— Что тутъ такое?

— Гарпунъ — смотрите, хозяинъ, разв вы не видите, что вода волнуется въ томъ мст, гд хуарауа пошла ко дну.

— Вижу. Это очень натурально, такая громада нырнула, поневол вода помутится,

— Вода помутится! нтъ, это совсмъ не то. Видите ли тонкую струю воды? это отъ каната. Вотъ онъ плывтъ! а сейчасъ за нимъ еще больше увидите… Вотъ, вотъ онъ!

Не надо было продолжать объясненій. Не усплъ Мондэй кончить какъ явилось другое зрлище для котораго не надо было истолкователей — манати еще разъ выпрыгнула изъ воды и также внезапно опять скрылась.

Струя воды быстро подвигалась, за нею деревянная палка и вслдъ за нимъ лодка съ индійцемъ. Индіецъ наклонялся, налегая на весло и очевидно преслдуя раненую корову.

Палка эта была поплавокъ, за которую была привязана вервка, привязанная другимъ концомъ къ гарпуну, а этотъ гарпунъ молніею пролетвъ, вонзился въ тло манати.

Подобный обращикъ рода человческаго никогда еще не поражалъ глазъ нашихъ плавателей, не исключая и опытнаго тапуго. Дикарь быль совершенно голъ. Его обнаженныя формы скоре обличали породу обезьяны чмъ человка. Туловище чрезвычайно жидкое, брюхо преогромное, руки длиннйшія, такія же ноги, согнутые въ колняхъ и локтяхъ, сжатая голова, скулы широкія, косичка висящая съ маковки головы, впалые глаза, вс это придавало ему не человческій видъ.

Не мудрено, что малютка Розита вскрикнула увидавъ такое страшилище и что ужасъ выразился на лицахъ другихъ товарищей.

— Тише! прошепталъ Мондэй:— молчите! ни слова больше или мы будемъ открыты и тогда явится не одинъ, а сотни того же племени!

Вс мгновенпо повиновались, ни одного звука не проносилось отъ монгубы. Къ счастью крикъ Розиты быль очень слабъ, и дикарь увлечонный охотою, не разслыхалъ его и безмятежно продолжалъ свою охоту.

Не трудно было слдить за добычею ушедшею подъ воду, поплавокъ указывалъ направленіе, которое принимала несчастная жертва. Иногда поплавокъ уносился въ одну сторону, иногда тянуло его въ другую, а то лежалъ онъ неподвижно на вод.

Два три раза дикарь отложивъ въ сторону всла начиналъ тянуть вервку, но несмотря на предсмертную борьбу сила манати вс еще пересиливала его, и принужднъ онъ былъ опускать вервку и опять налегая на всла слдить за поплавкомъ.

Лодка была очень мала и самаго несовершеннаго устройства, она была сдлана просто изъ коры древесной и связана по краямъ стеблями ліанъ, что придавало ей нкоторый видъ лодки. Не смотря на то, что дикарь налегалъ всми силами на ввела, лодка его медленно подвигалась. Впрочемъ и не надо было большой скорости при преслдованіи морской коровы съ зубчатымъ гарпуномъ въ тл, съ каждымъ мигомъ врзавшемся въ ея рбра глубже.

Требовалось только терпніе, пока земноводное утомится отъ борьбы и ослабетъ отъ потери крови. Тогда побда будетъ несомннна безъ особенныхъ трудовъ и опасностей. Минутъ двадцать и даже боле продолжалась погоня, поплавокъ вертлся и на право и на лво, останавливаясь на каждомъ шагу.

Иногда показывались и поплавокъ и лодка, иногда же только что-нибудь одно, а то вдругъ скрывалось изъ виду и то и другое,— нсколько разъ манаты уходила изъ вида зрителей.

Прошло нсколько минутъ,— не видали ни погони, ни охотника. Наши плаватели вздохнули свободне, воображая, что не увидятъ боле ни рыбы, ни поплавка, ни рыбака. Не смотря на живое участіе, которое они принимали въ этомъ любопытномъ зрлищ, страхъ, что въ результат вс-таки выйдетъ опасность для нихъ удерживалъ ихъ и радхонько они были, когда вс скрылось изъ вида.

Но человкъ предполагаетъ, а Богъ располагаетъ, и имъ суждено било видть развязку.

Вздохнувъ свободне, они стали поздравлять другъ друга съ избавленіемъ отъ бды, какъ вдругъ передъ глазами ихъ опять явился поплавокъ, вс еще тянула его подводная сила, но гораздо слабе и медленне.

На этотъ разъ вс смотрли съ ужасомъ какого прежде не испытывали, но почему же? что имъ за дло медленно или скоро тянется канатъ? Какая имъ нужда въ полной ли еще сил манати или умираетъ уже на вервк.

Разумется до этого имъ никакого не было дла. Совсмъ другое тревожило ихъ: не медленное движеніе сирены, но ея направленіе пугало ихъ: она прямо направлялась подъ сводъ.

Едва успли они вывести заключеніе изъ своихъ наблюденій, какъ вдругъ за поплавкомъ послдовала лодка съ отвратительнымъ дикармъ, который налегая на всла вытянулъ шею и вытаращивъ глаза зорко заглядывалъ подъ тмный сводъ.

Казалось спасенія не было.

ЛЮДОДЪ ВЪ ПЛНУ.

Страхъ людей стоявшихъ на монгуб могъ сравниться только со страхомъ самого дикаря, когда его челнокъ ударился о монгубу, и онъ усидлъ передъ собою толпу людей.

Дикій крикъ сорвался съ его губъ, выражая въ одно время и ужасъ и удивленіе,— затмъ онъ кажется намревался еще громче закричать, для того, чтобы его родичи на подмосткахъ могли его услышать.

У индійцевъ, какъ у дикихъ зврей, присутствіе духа есть инстинктъ, а не дйствіе соображенія. Вмсто того, чтобы потеряться отъ неожиданности, мура разомъ погрузилъ всла въводу и началъ быстро выгребать назадъ. Въ этомъ ему помогло само дйствіе челнока, ударившагося о монгубу и отскочившаго назадъ.

Въ нсколько секундъ онъ уже приблизился къ выходу въ открытое озеро и вроятно тотчасъ вызвалъ бы изъ молокки вс племя людодовъ къ себ на помощь.

Никто не думалъ преслдовать его, только въ ту минуту, когда лодка ударилась о монгубу, была попытка схватить е, но лодка отъ удара такъ сильно отпрыгнула назадъ и вмст съ тмъ индіецъ съ такою быстротою грбъ назадъ, что попытка неудалась и кончилась тмъ, что Томъ упалъ въ воду и чуть было не утонулъ, еслибы ему не помогли вылзть. Конечно, еслибы въ этой попытк учавствовалъ Мондэй, то вроятно она была бы удачне, но Мондэя тутъ не было.

Его не видать было ни на монгуб, и нигд въ другомъ мст. Куда онъ двался?

Никто не могъ дать на это отвта, только малютка Розита могла дать нкоторыя объясненія о его отсутствіи. Ей казалось, что она видла, какъ онъ соскользнулъ съ другого края дерева, когда лодка появилась у входа, но наврное она не могла этого сказать, потому что было очень тмно и при томъ же она была слишкомъ занята приближеніемъ страшнаго дикаря.

Не спрятался ли Мондэй между деревьями и неуже-ли же онъ заботился о свомъ собственномъ спасеніи а бросилъ своихъ друзей на произволъ судьбы?

Нтъ, это невозможно, никто не могъ такъ о нмъ и думать. Такой малодушный поступокъ противорчилъ всмъ дйствіямъ благороднаго Мундруку, который за это тяжелое время доказывалъ такъ часто и такъ много свою преданность и врность имъ.

Товарищи и не думали подозрвать его, они только удивлялись его внезапному исчезновенію и распрашивали другъ друга, желали только узнать, что съ нимъ сдлалось.

Но никто ничего не могъ сказать. Слова Розиты показывали только какъ онъ исчезъ, о цли же его исчезновенія никто не могъ догадываться.

Какъ разъ въ ту критическую минуту, когда челнъ приблизился къ выходу изъ подъ свода, вдругъ показался на под черный круглый предметъ, очень похожій на человческую голову. Затмъ другой предметъ, похожій на человческую руку высунулся около головы.

Рука поднялась къ верху и схватила лодку за носъ, отъ чего челнокъ перекувырнулся, дикарь съ громкимъ крикомъ и плескомъ упалъ въ воду и за тмъ произошла борьба то подъ водою, то на поверхности ея, сопровождаемая страшнымъ задушаемымъ шумомъ, какъ будто два чудовищные аллигатора схватились на жизнь или смерть.

Удивлнные зрители не спускали глазъ съ этой картины, вс еще не совсмъ понимая ея значеніе, потому что борцы вс подходили ближе, какъ будто имъ надо было положить конецъ борьб вблизи монгубы.

И скоро былъ конецъ: черезъ шесть минутъ невидимый тапуго явился вблизи монгубы и гналъ передъ собою человка, котораго онъ невольно заставилъ покинуть лодку.

Дикарь не въ силахъ былъ противостоять ему. Ножикъ блествшій въ рукахъ Мондэя не допускалъ сопротивленія. Оба плыли почти рядомъ и въ сравнительномъ спокойствіи, только одинъ видимо плылъ не добровольно, а другой управлялъ дйствіями его. Точь въ точь, какъ будто полицейскій тащилъ вора.

Одна рука муру была схвачена Мондэемъ, какъ будто плнника ввлъ подъ руку побдитель.

— Протяните руку, хозяинъ, и тащите его на верхъ, закричалъ Мондэй, подводя плнника къ монгуб: — мн не хотлось бы убивать этого скота, хотя можетъ быть наша безопасность требовала бы этого.

— Нтъ, нтъ, не убивайте его, возразилъ Тривэніонъ, теперь вполн понявшій въ чомъ дло: — у насъ довольно средствъ сдлать его безвреднымъ, и если его крики не могутъ быть услышаны его товарищами, то намъ нечего бояться его присутствія.

Хозяинъ наклонился внизъ и схвативъ плнника, втащилъ его на монгубу. Такимъ образомъ съ помощью Мондэя въ вод и Мозея на дерев, мура былъ поднятъ на бортъ корабля.

НОВЫЙ ПАССАЖИРЪ.

Боле малодушнаго злодя, какъ мура, трудно было найти, потому что онъ дрожалъ съ головы до ногъ, воображая, вроятно, что его сейчасъ убьютъ и съдятъ.

Онъ потому только согласился сдаться, что по образу дйствія Мондэя понялъ, что всякое сопротивленіе съ его стороны кончится мгновенною смертью, а противъ такой опасности рдкій дикарь можетъ устоять.

Вотъ онъ поставленъ на пловучее дерево, красная струя текла по его покрой ше, что объяснило какимъ образомъ, тапуго далъ ему знать о безполезности сопротивленія. Это была царапина и не опасная, но она давала предчувствовать, что за тмъ можетъ послдовать если борьба продолжится. Посл перваго такого внушенія, мура предпочелъ сдаться и послдующее за тмъ потрясеніе было причиною, что побдитель долженъ былъ тащить его на буксир, употребляя для этого вс силы свои и энергію.

Какимъ образомъ Мондэй совершилъ этотъ новый подвигъ. Вс обратились къ нему за объясненіями.

Дло было очень просто: когда дикарь изъ озера приближался ко входу, мундруку не дожидаясь его, скользнулъ потихоньку въ воду и поплылъ къ нему на встрчу, какъ бы желая схватиться съ нимъ грудь съ грудью. Онъ встртился и обошолъ его не будучи имъ примченъ. Темнота благопріятствовала ему, а также и волненіе произведнное раненою морского коровою, которая, на пути свомъ въ бухту сильно взволновала воду. Волны, разбиваясь о деревья, производили еще сильнйшее волненіе такъ что между волнами незамтно было тмнаго лица и длинныхъ черныхъ волосъ индійца.

Невидимый ни другомъ, ни врагомъ, Мундруку успшно обошолъ на другую сторону лодки. Держась за втку онъ ожидалъ возвращенія дикаря. Зная хорошо натуру этого племени, онъ былъ увренъ, что тотъ обратится въ бгство, какъ только увидитъ толпу людей. Вс случилось такъ, какъ онъ ожидалъ, и дикарь взятъ въ плнъ.

Во всмъ этомъ одно только казалось страннымъ, зачмъ тапуго принималъ на себя столько труда чтобы подплывать къ выходу, тогда какъ ему было гораздо легче обойти лодку во время ея приближенія и тутъ же опрокинуть е или просто подождать у дерева и тогда съ помощью товарищей и своего остраго ножа безъ труда покончить съ дикармъ.

Но у Мондэя были основательныя причины, когда лодка подплыла, кто могъ сказать, что она такъ близко подойдтъ къ монгуб, что даже натолкнтся на не? а еслибъ дикарь открылъ ихъ присутствіе не много раньше, то разумется, онъ не подходилъ бы такъ близко и тотчасъ же бросился назадъ, звать своихъ товарищей. Умный тапуго вполн понималъ какое важное дло: не выдавать даже друзьямъ своихъ намреній. Одно его тревожило: ну какъ дикари слышали крикъ своего товарища, когда онъ въ первую минуту, натолкнувшись на монгубу, увидлъ толпу людей?

— Ну что если они его услышали, говорилъ Тривэніонъ: — тогда нтъ надежды на спасеніе, потому, что вы видли, надо предполагать, что ихъ тамъ по-крайней-мр сотня, а у насъ нтъ оружія и никакихъ средствъ къ оборон. Чтожъ длать? неужели намъ остатся только сдаться въ плнъ.

Мундруку не могъ сказать ни слова въ утшеніе, дло само говорило за себя: защищаться противъ цлаго племени дикарей, вооруженныхъ копьями и стрлами, значило безумно бросаться на смерть.

— Къ счастью, что вы не убили его, продолжалъ Тривэніонъ.

— Отчего же къ счастью? спросилъ тапуго:— съ видимымъ удивленіемъ.

— Тогда бы они имли полное право мстить, если мы будемъ имть несчастье попасться къ нимъ въ плнъ, то разумется насъ ожидала бы врная смерть.

— Нтъ, нтъ, возразилъ индіецъ: — если, какъ вы говорите, мы будемъ имть несчастіе попасться къ нимъ въ плнъ, то вс равно они насъ убьютъ. Ихъ старая вражда сильне мщенія, кром того у нихъ врожденная страсть къ истребленію. Понимаете-ли меня, хозяинъ.

Разговоръ этотъ происходилъ вполголоса между Тривэніономъ и тапуго.

— О Боже! простоналъ Тривэніонъ, смотря на своихъ дтей: — какая страшная участь ожидаетъ всхъ насъ.

— Тмъ боле причины употреблять вс силы, чтобы не попасть къ нимъ въ лапы.

— Но что мы можемъ сдлать?— ничего! нтъ никакихъ средствъ! если мы будемъ открыты до наступленія ночи, то погибель неизбжна.

— Положимъ такъ, ну а если не будемъ открыты?

— Неужели вы думаете, что тогда у насъ будетъ надежда уйти отъ нихъ?

— Есть надежда, и врная надежда.

— На нашемъ плоту?

— Лучше чмъ на плоту, хозяинъ.

— Такъ у васъ есть какой-нибудь планъ.

— Да, обдумываю только не полезно. разсказывать пока мы здсь. Если мы проживмъ въ безопасности до ночи,— ну, тогда, хозяинъ будетъ еще время потолковать. Еслибъ только вы могли мн поручиться, что этого крикуна никто не слыхалъ, то и я могъ бы вамъ дать слово, что до полуночи мы будемъ не только вн опасности отъ этихъ кровожадныхъ дикарей, но и на прямой дорог къ избавленію отъ всхъ нашихъ бдъ. Э! да я совсмъ было забылъ, что мн надо кое о чемъ позаботиться.

— О чемъ это?

— Объ игарипе этого мошенника,

— Она могла бы обличить наше присутствіе.

— Надо скоре остановить е, съ этими словами индіецъ опять очутился на вод и поплылъ.

Ни Тривэніонъ, ни другіе товарищи не имли нужды въ объясненіи. Дло было очевидно: челнокъ, изъ котораго мура такъ безцеремонно былъ выброшенъ, тянуло теченіемъ къ выходу, еще минуту и онъ былъ бы въ открытомъ озер и тотчасъ бы обратилъ бы на себя зоркіе глаза жителей воздушной молокки. Видя его въ опрокинутомъ положеніи, они разумется заподозрили бы, что съ ихъ товарищемъ случилось какое нибудь несчастье.

Мондэй тихо, но со всею силою мускулистыхъ рукъ подплывалъ къ лодк. Непремнно надобно было схватить е прежде чмъ она выйдетъ изъ-подъ свода. Зрители притаили дыханіе и казалось не было возможности, чтобы индіецъ во время усплъ схватить е.

Только одинъ изъ зрителей былъ бы радъ неудач Мундруку — это плнникъ мура, но и тотъ ничмъ не обличалъ своего желанія, зная какая опасность грозила ему. Крпкіе жилистые руки держали его. Здоровенный Типпэрэри Томъ стоялъ надъ нимъ готовясь проколоть копьмъ въ случа малйшей попытки бжать. Но скоро былъ конецъ опасеніямъ. Тапуго вовремя схватился за лодку и ухватившись за конецъ вервки привязанной къ носу, потащилъ е на буксиръ.

Мене чмъ черезъ пять минутъ можно было видть лодку у большой монгубы.

ДЕНЬ ПОДЪ ТНЬЮ ЗЕЛЕНАГО СВОДА.

Цлый день плаватели провели въ строгомъ молчаніи, не показываясь изъ своего тайнаго убжища.

Только изрдка Мундруку подплывалъ къ выходу и обозрвалъ открытое пространство по ту сторону.

Ничего не видать, что могло бы возбудить тревогу. Онъ замтилъ лодку больше той, которая отнята у плнника, въ лодк было три человка. Но они плыли по противоположной сторон отъ малокки и на другомъ конц лагуны.

Собственно малокки нельзя было видть, потому что она находилась позади и между деревьями. Но за лодкой онъ слдилъ глазами, пока она не скрылась вдали. По движеніямъ дикарей, онъ видлъ, что они заняты рыбною ловлею, но не могъ понять какого рода рыбу они ловятъ. Они стояли на мст около часа и потомъ скрылись между деревьями.

Тапуго и товарищи, которымъ онъ передалъ это извстіе, были очень обрадованы, понявъ изъ всего видннаго, что гарпунщикъ выхалъ на охоту за морской коровой въ одиночку, что его никто не видалъ изъ родичей, въ противномъ случа вс лодки были бы спущены для поисковъ. Убить хуарауа во время вассанте большая рдкость и потому возбуждаетъ сильную радость во всей малокк.

Изъ всего этого плаватели вывели заключеніе, что гарпунщика никто не видалъ за его дломъ, и что по дйствіямъ тхъ рыбаковъ можно было заключить, что никто въ малокк не безпокоился объ отсутствіи товарищей.

По этому случаю ихъ опасенія были устранены и они могли гораздо спокойне выдержать сво заключеніе, питая надежду, что спасеніе возможно при наступленіи ночи.

Долго ли продолжится такое положеніе? Долго ли племя Мура будетъ оставаться спокойнымъ на счотъ отсутствія товарища. Вроятно у плнника есть родные, братья, сстры, можетъ быть жена и непремнно какой нибудь другъ, нетерпливо ожидающій его возвращенія.

Вотъ какіе вопросы задавали себ хозяинъ и его спутники.

На вс вопросы давалъ отвты индіецъ, не плнный мура, но другой туземецъ, совершившій столько подвиговъ мужества и самоотверженія въ теченіи послднихъ десяти дней, именно Мондэй тапуго.

— Объ этомъ нечего безпокоиться, хозяинъ, сказалъ онъ, съ презрніемъ, указывая на плнника: — о такомъ животномъ, каковъ этотъ мура не будутъ тревожиться, въ его родной семь, какъ о какой-нибудь обезьян, отставшей отъ стада. Если у него и есть жена, такъ она радхонька будетъ развязаться съ нимъ. О какомъ-нибудь нжномъ чувств, о дружб, какъ вы е называете, здсь и рчи не можетъ быть, потому что между людьми мура такихъ чувствъ не существуетъ. Вотъ еслибъ она увидли, какъ онъ запуститъ гарпунь въ хуаруа — ну, тогда другое дло, ихъ огромное брюхо увлекло бы ихъ въ погоню за нимъ, какъ стаю голодныхъ коршуновъ. Но они не видали этого, и по этому только неблагопріятный для насъ случай, можетъ завести ихъ сюда, но этого тоже нечего бояться, по крайней мр на ныншній день. Что касается до завтрашняго дня, только бы вс было, какъ я желаю, такъ повторяю вамъ я сдержу слово и не только доставлю васъ въ безопасное мсто отъ племени муры, но и выведу вонъ изъ этой проклятой лагуны.

— Любезный Мондэй, по какому же плану мы будемъ дйствовать? желательно было бы слышать въ чемъ дло.

Нсколько времени прошло безъ отвта. Тануго помнилъ неудачу своего общанія переплыть озеро и боялся новаго позора, если заране объявитъ сво намреніе и опять потерпитъ неудачу.

— Подождите, хозяинъ, подождите до полуночи, когда въ малокк потухнутъ огни. Вы узнаете мой планъ, тогда онъ будетъ приведнъ въ дйствіе.

— Но не требуетъ ли онъ приготовленій? не надо ли воспользоваться для этого дневнымъ свтомъ? Теперь уже вечеръ и мы пожалуй не успемъ приготовиться.

— Темнота-то и нужна, хозяинъ, ночь — вотъ нашъ врный товарищъ: тмная ночь и острый ножъ.

При этомъ Мондэй махнулъ ножомъ, а плнный мура еще сильне задрожалъ, вообразивъ, что пришолъ его послдній часъ. За вс это время онъ не видалъ, чтобъ его побдители ли. Какъ уже сказано, они боялись разводить огонь, чтобы дымъ не измнилъ имъ. У кого желудокъ былъ покрпче, тотъ пробовалъ жевать полусырое мясо. Большая же часть товарищей ничего не ли, предпочитая дождаться возможности сть мясо жаренымъ, что общано было Мондэемъ не позже слдующаго утра. Но мура понялъ въ другую сторону ихъ воздержаніе отъ пищи: несчастный вообразилъ, что они нарочно возбуждаютъ въ себ голодъ, для того чтобъ съ аппетитомъ напитаться его мясомъ.

Можетъ быть дикарь усумнился бы въ возможности подстрекать собою аппетитъ, еслибъ онъ могъ взглянуть на свою уродливость ихъ глазами. Связанный по рукамъ и по ногамъ крпчайшими сипо онъ былъ сверхъ того привязанъ къ выдавшейся части монгубы. Нсколько стеблей ліаны, ссученныхъ вервкою, прикрпляли его на широкомъ пн къ одному изъ высокихъ корней. Впрочемъ такая предосторожность казалась даже излишнею, потому что бжать со связанными руками и ногами никакъ нельзя. Однако и лишняя предосторожность не кажется излишнею, если бгство плнника будетъ сигналомъ уничтоженія и гибели всхъ, тмъ боле, что, по увренію Мондэя, дикари племени мура имютъ враждебную способность странствовать по верхушкамъ деревьевъ не хуже обезьянъ и плавать по вод, какъ рыба.

Тривэніонъ сомнвался только въ одномъ пункт, дйствительно ли имъ грозитъ такая страшная опасность отъ племени муры, какъ уврялъ Мондэй. Но посл внимательнаго разсмотрнія плннаго дикаря, вс сомннія разсялись: одинъ взглядъ на отвратительное выраженіе его лица внушалъ чувство страха и ужаса. Когда же Мондэй выхватилъ ножъ при разговор съ Тривэніономъ, дикарь не помня себя отъ страха пробормоталъ нсколько словъ, которые были переведены Мондэемъ и убдили хозяина, что людодство въ большомъ ходу у дикарей племени муры.

Не мудрено посл этого, что вс мры была приняты для обезпеченія себя отъ опасности доставить собою свжіе припасы для пиршества жителей малокки на подмосткахъ.

Будь-ка Мондэй предоставленъ самому себ, не сталъ бы онъ церемониться съ враждебнымъ дикармъ, только изъ повиновенія къ хозяину, онъ не привлъ въ исполненіе старинной пословицы: ‘мртвыя болтать не станутъ.’

КРИКЪ ЯГУАРА.

Вечеръ проходилъ безъ всякихъ приключеній, которыя могли бы возбудить непріятность или тревогу. Но когда солнце скрывалось за горизонтомъ, вышло обстоятельство, не совсмъ пріятнаго свойства. Полная, ясная луна вдругъ показалась на безоблачномъ неб и общала подарить самую ясную прекрасную ночь. Никто этимъ не былъ такъ огорченъ какъ Мондэй: онъ одинъ понималъ всю важность тмной ночи для приведенія въ дло плана, созрвшаго въ его душ, но никому необъявленнаго. Онъ сказалъ одно: что тмная ночь необходима для удачи въ исполненіи его плана, въ противномъ случа надо будетъ взяться за другое.

Первоначальный планъ состоялъ въ томъ, чтобы при наступленіи ночи выдти на монгуб въ открытое озеро и если втеръ будетъ благопріятствовать, то натянуть парусъ и уходить скоре отъ воздушной малокки, если же втра не будетъ, то идти на вслахъ по опушк лса до самаго восхода солнца, тогда опять укрыться гд-нибудь подъ деревьями на цлый день.

Но яркая тропическая луна разрушила это намреніе, вс озеро гладкое какъ зеркало было ярко освщено, малйшій тмный предметъ на зеркальной поверхности ясно будетъ виднъ, какъ днмъ. Даже въ маленькомъ челнок трудно было бы плыть по опушк лса, чтобы не обличить своего присутствія на далкомъ разстояніи. Если такъ будетъ продолжаться во всю ночь, то нтъ возможности сунуться изъ подъ тмнаго свода.

Не было сомннія, что съ подмостковъ малокки ясно были видны вс окрестности, входъ подъ сводъ и вся линія лса: — это на опыт было доказано. Самъ Мондэй удостоврялся въ томъ, нсколько разъ провривъ на дл сво предположенie. Сквозь листву деревьевъ, оснявшихъ зелнымъ сводомъ ихъ убжище, какъ разъ противъ малокки, онъ ясно видлъ отдльныя части подмостковъ съ навсами надъ ними, дымъ, поднимавшійся надъ разными кострами, еще отчетливе обрисовывалъ всю картину.

При наступленіи ночи Мондэй съ молодымъ Ричардомъ вмст отправились на рекогносцировку и убдились своими глазами, что огни отражались на водной поверхности и сверкали между деревьями. Понятно, что стоявшіе или сидвшіе вокругъ огней непремнно увидали бы монгубу съ людьми, еслибъ они ршились выплыть изъ своего тмнаго убжища.

Разумется не долго думая Мондэй покинулъ свой планъ по-крайней-мр на время. Онъ былъ удобоисполнимъ только въ тмную ночь, когда мсяцъ не выходитъ на свтъ божій или скрывается за грозными тучами.

Впрочемъ Мондэй проговорился, что планъ его можно бы привесть въ дйствіе и безъ помощи тучъ и тумановъ, только тогда онъ будетъ въ десять разъ опасне и слдовательно на десять разъ мене надеждъ на удачу. Боле отъ него ничего не могли добиться: одъ упорно сохранялъ свою тайну про себя.

Разъ доврившись старому опытному тапуго, Тривэніонъ не сталъ мучить его распросами, но вмст со всми сталъ ожидать по возможности съ терпніемъ неизбжнаго хода событій.

Опять наводненный лсъ преисполнился ночными концертами. Древесныя жабы и лягушки далеко посылали свои металлическія однозвучныя ноты, цикады и ящерицы смло выкрикивали свои рзкія визгливыя партіи, разнородныя птицы на воздух, на водной поверхности, между деревьями перекликались своими самобытными пснями, воздухъ наполнялся странными звуками. А тамъ на самой вершин лса слышались оглушительные крики вырывавшіеся изъ барабаннаго горла странствующихъ обезьянъ ревуновъ и вдругъ, среди этого хаотическаго концерта раздался отдльный крикъ ни на что не похожій, но при этомъ грозномъ одинокомъ крик вс въ природ внезапно замолкло.

То былъ крикъ ягуара — тигра и тирана южноамериканскихъ лсовъ.

Мондэй узналъ въ ту же минуту, что это за крикъ, который такъ странно зазвучалъ въ ушахъ. Ничего не было бы удивительнаго, еслибъ раздавался этотъ крикъ на берегахъ могущественной рки или одной изъ ея данницъ. Но здсь въ гапо, въ центр углубленія наводнннаго лса, не только странно, но и многозначительно звучалъ этотъ крикъ ягуара.

— Можно думать, сказалъ Тривэніонъ прислушиваясь къ этому крику: — что мы наврное находимся неподалку отъ земли.

— Это почему, хозяинъ? спросилъ Мундруку, къ которому боле всего обращалось это замчаніе:— неуже-ли только потому, что раздается голосъ хуарите?

— Разумется. Не можетъ же тигръ жить посреди гапо на древесныхъ вершинахъ.

— Это какъ случится. Когда наводненіе захватитъ врасплохъ, такъ и самый громадный тигръ ползетъ на вершину не хуже насъ людей, съ тою разницею, что онъ можетъ плавать, когда и какъ ему угодно, и что инстинктивное чувство всегда направляетъ его къ тврдой земл. Кром того посреди гапо, выходятъ возвышенныя мста, которыя во время вассанти становятся островами. Эти мста длаются любимымъ убжищемъ хауарите. Голодной смерти ему нельзя бояться, потому что вокругъ него заключено много жертвъ не умющихъ плавать и ему предстоитъ полная свобода налагать свою могущественную лапу на любую жертву для удовлетворенія аппетита. Нтъ, нтъ, хозяинъ, изъ этой причины совсмъ не слдуетъ такого вывода. Крикъ этого хауарите совсмъ не есть призракъ тврдой земли. Зврь можетъ быть на двадцать миль отъ земли.

Разговоръ былъ снова прерванъ крикомъ ягуара, передъ которымъ опять вс смолкло, прочіе жители наводнннаго лса погрузились въ мртвое молчаніе.

Но было одно исключеніе. Особенный родъ животныхъ не устрашился и не пришолъ въ оцпенніе отъ голоса колоссальной кошки и крики ихъ раздались въ промежутк наступившаго молчанія и привлекли вниманіе слушателей. То были крики племени муры. Съ вершины малокки пронеслись крики по водной поверхности подъ тнистый сводъ въ тайное убжище смлыхъ плавателей.

Отъ этихъ криковъ съ ужасомъ охватило слушателей,— таково было первое впечатлніе, Ничего не было ужасне этихъ оглушительныхъ звуковъ.

Мондэй хорошо знавшій національные обычаи и враждебнаго племени перетолковалъ эти звуки въ другомъ смысл и выводилъ изъ нихъ хорошее предзнаменованіе. Онъ уврялъ своихъ спутниковъ, что эти крики обличаютъ не страхъ, но радость и что вроятно передъ глазами муры, представляется какой-нибудь счастливый случай, возможность поймать морскую корову или полдюжину обезьянъ ревуновъ. Словомъ оглушительные крики обозначали радостное пиршество и не имли никакого соотношенія съ дикимъ крикомъ лютаго ягуара.

Толкованіе Мондэя, хоть было догадкою или предположеніемъ, однако произвело пріятное впечатлніе на его слушателей и подкрпило ихъ надеждами.

Вскор вечерній тумань разсялся при появленіи блистательнаго мсяца, наводннный лсъ былъ залитъ серебряными лучами, которые пробравшись сквозь лиственный сводъ заискрились на тмной поверхности тайнаго водяного убжища.

МСЯЦЪ СКРЫЛСЯ.

Вотъ и полночь, а мсяцъ не переставалъ свтить ясно и ярко,— слишкомъ ясно и ярко для тхъ, кто скрывался на монгуб.

Мондэй начиналъ обнаруживать признаки нетерпнія и безпокойства. Нсколько разъ онъ предпринималъ короткое плаваніе отъ монгубы до выхода и всякій разъ на обратномъ пути къ товарищамъ не выказывалъ успокоительныхъ признаковъ.

Всмъ было тяжело, но никто не ршался надодать своему руководителю вопросами, и вс принуждены были довольствоваться его удостовреніемъ, что онъ хорошо знаетъ, что надо длать и въ сво время объявитъ въ чомъ состоитъ дло.

Вотъ возвратился Мондэй посл шестого плаванія и товарищи были обрадованы успокоительнымъ выраженіемъ его физіономіи.

— Мондэй вроятно увидлъ или услышалъ что-нибудь успокоительное? спросилъ Тривэніонъ.

— Увидлъ, былъ короткій отвтъ индійца.

— Что?

— Облако.

— Облако. Ну это еще небольшая радость. Только земледлецъ во время засухи радуется облаку. Такъ облако хорошо?

— Не то хорошо, что облако, да и облако-то не больше шкуры морской коровы, а то, что это облако показалось на восток, слдовательно по направленію Гран-Пэру. Это очень важно.

— Какая разница въ направленіи облака?

— Santos dios! важная разница, хозяинъ. Если отъ Гран-Пэры, значитъ на верху великой рки, значитъ на великой рк дождь идтъ, можетъ быть громъ гремитъ, молнія сверкаетъ, буря разразилась. А буря-то для насъ важна и нужна.

— Я не совсмъ понимаю.

— Нтъ? а по моему куда ясно! Ясное небо не товарищъ намъ. Буря — вотъ что намъ надо.

— О! теперь я понимаю, что ты хочешь длать! Продолжай.

— Прежде надо заглянуть въ устье игарапе,— что-то длается на неб. Потерпите немного, хозяинъ, и помолитесь Богу, чтобы вернуться мн съ добрыми новостями.

Съ этими словами тапуго опять бросился въ воду и поплылъ къ выходу свода.

Цлые полчаса онъ былъ въ отсутствіи, но за долго до его возвращенія, ожидаемыя новости сами себя объявили поспшными признаками. Свтлыя лучи прорывавшіеся сквозь густую листву, мало по малу потемнялись и вскор однобразная темнота охватила тнистыя деревья.

Ночь сдлалась такъ темна, что ни эти не видать и еслибъ не звуки отъ плесковъ производимыхъ руками пловца, то сидвшіе на монгуб никакъ не узнали бы о приближеніи товарища. Еще минута и онъ былъ посреди ихъ.

— Настало время привесть въ исполненіе мой планъ. Я не ошибся въ своихъ предположеніяхъ. Небольшое облако,— не больше шкуры хуарауа — совсмъ заволокло небо. Края тучи еще посребряются лучами мсяца, но пока мы доплывмъ до подмостковъ малокки, будетъ довольно темно для нашей цли.

— Какъ до подмостковъ молокки? разв вы намрены мимо е плыть?

— Непремнно, хозяинъ.

— Одинъ?

— Нтъ, непремнно еще кто-нибудь со мною.

— Кто же?

— А тотъ, кто плаваетъ какъ рыба, въ противномъ случа всякій другой будетъ безполезенъ.

— Мой племянникъ Ричардъ?

— Молодой паранецъ, подтвердилъ старый тапуго.

— Но большая опасность грозитъ, если отправиться отсюда вплавь?

— Отправиться — опасно, прервалъ его тапуго:— оставаться здсь еще опасне. Если удача будетъ, то мы вс спасены и конецъ будетъ всмъ опасностямъ. Если же послдуетъ неудача, то мы умрмъ, а смерть — конецъ всему что бы тамъ ни было.

— Но зачмъ же не попытать счастья по первому плану? Теперь довольно темно и на открытой вод,— отчего не пуститься намъ въ путь и на монгуб?

— Правда, хозяинъ, довольно тмно, но вы забываете, что теперь дло идтъ къ утру. На этомъ чурбан мы не отъдемъ и на милю, какъ солнышко взойдтъ и освтитъ насъ, ну а тогда?

— Милый дядя, тутъ вмшался молодой паранецъ: — пожалуйста не мшайте ему. Мондэй хорошо знаетъ, что надо длать. Что за бда, если опасность будетъ грозить моей жизни? Разв всмъ намъ не грозитъ и здсь смертная опасность. Предоставьте Мондэю распорядиться какъ слдуетъ, и не безпокойтесь о насъ, мы непремнно вернмся цлы и невредимы. Ну что же, милый дядя, отпустите насъ.

Тривэніону врядъ ли что другое оставалось сдлать, какъ только уступить этому убжденію, что онъ и сдлалъ. Мондэй, получивъ полное согласіе на сво предложеніе, поспшилъ привесть его въ исполненіе.

Не надо было терять времени на приготовленія: остраго ножа и тмной ночи достаточно было. Ножъ былъ у него за кушакомъ, тмная ночь надъ головою, Еще потребовалась лодка, но и лодка досталась имъ съ дикармъ.

Поспшно простившись со всми, тапуго молча, Ричарду на ухо прошептала Розита надежду на скорое свиданіе,— два товарища сли въ челнокъ и тихо скользили по тмной поверхности открытой лагуны.

ЧАСЪ ОЖИДАНІЯ.

Какая бы опасность ни грозила нашимъ двумъ смльчикамъ, но невозможно съ большимъ нетерпніемъ и тоскою ждать ихъ возвращенія, какъ ожидали ихъ остальные товарищи.

Не скрылась еще лодка во мрак, какъ Тривэніонъ сталъ уже горько раскаяваться, зачмъ позволилъ племяннику подвергать опасности жизнь для исполненія неизвстнаго плана выдуманнаго индійцемъ.

Тривэніонъ не сомнвался, что индіецъ Мондэй съ честными намреніями и не о томъ онъ горевалъ. Его мучила мысль, какъ онъ могъ такъ легко позволить племяннику подвергать свою жизнь такимъ грознымъ опасностямъ, жизнь, ввренную его попеченіямъ и за которую онъ долженъ отвчать брату своему, если Провиднію угодно будетъ вновь соединить ихъ.

Но не долго предавался онъ раскаянію, безполезны были теперь вс сожалнія. Разъ дло сдлано, сожалніями не воротишь сдланнаго. Лодка далеко унесла Ричарда и индійца, теперь и не видать и не слыхать ихъ. По невол пришлось покориться судьб.

Что ихъ ожидаетъ? Тривэніонъ не могъ даже догадываться. Онъ зналъ только то, что Мондэй отправился по направленію къ малокк, но зачмъ? Это было покрыто мракомъ неизвстности. Досадно стало хозяину на своего намнаго индійца, досадно зачмъ онъ скрывалъ отъ него планъ свой, досадно, зачмъ не сказалъ сколько времени продолжится ихъ отсутствіе и какія опасности угрожаютъ имъ на пути. Но и досадою бд не поможешь. Оставалось одно: терпливо ожидать возвращенія тапуго, или того времени, когда онъ возвратится. Объ этомъ самъ тапуго шепнулъ на ухо Тривэніону предъ отплытіемъ.

— На одно слово, хозяинъ! Если мы не вернмся до разсвта, то оставайтесь здсь еще до завтрашней ночи. Тогда же, если ночь будетъ темна, исполняйте наше прежнее предположеніе: осторожне пробирайтесь вонъ отсюда. Впрочемъ не бойтесь нашей гибели,— я говорю объ этомъ только на случай особеннаго несчастья. Мундруку ничего не боится. Много что черезъ часъ мы вернмся къ вамъ преблагополучно и принесмъ съ собою вс необходимое для того, чтобы избавиться отъ враговъ и выбраться изъ гапо.

Посл такихъ загадочныхъ словъ, тапуго отправился въ путь.

Вс молча сидли на монгуб. Одинъ предметъ занималъ вс мысли. Странное поведеніе Мондэя, уплывшаго на лодк безъ всякаго поясненія своихъ цлей, возбуждало общее удивленіе. Каждый имлъ сво мнніе объ этомъ дл, хотя вс вмст сознавали, что оно хоть кого приведтъ въ замшательство.

Предположеніе Типперэри Тома отличалось особенною оригинальностью.

— А что я думаю, сказалъ онъ:— ужъ не пришло ли въ голову этой старой индійской обезьян поджечь ихъ городъ? Ну, право же мн кажется, что это похоже на него. Мастеръ Дикъ разсказывалъ, что свои города они строятъ на подмосткахъ, сдланныхъ на обрубленныхъ деревьяхъ, а шалаши ихъ ни дать ни взять сдланы изъ соломы. Мн кажется, что только подложить искорку, то мигомъ вс вспыхнетъ и выйдетъ великолпная иллюминація.

Мнніе Тома возбудило опроверженіе всхъ его товарищей. Еслибы и возможно было поджечь малокку, то это принесло бы скоре вредъ, нежели пользу ихъ длу. Отъ этой иллюминаціи жителямъ не было бы никакой опасности, потому что по появленіи огня они тотчасъ бы прыгнули со своихъ подмостковъ въ воду, а такъ, какъ они умютъ плавать не хуже водяныхъ крысъ, то скоро бы нашли себ убжища на другихъ деревьяхъ. Кром того у нихъ подъ рукою всегда были ихъ огромные плоты и лодки, на которыхъ они всегда могутъ уйти куда хотятъ. Положимъ, что племенная вражда внушила Мундруку желаніе поджечь ихъ малонку, то какой же вредъ принесло бы это мур? Они безъ особеннаго труда могли скоро опять построить себ деревушку. Сверхъ того Мондэй и Ричардъ объясняли уже имъ, что подмостки малокки воздвигаются обыкновенно на разстояніи сажени одни отъ другихъ, стало быть пламя не могло сильно распространяться, тмъ боле, что лсъ сырой и иметъ влажпые жирные листья. Чтобы поджечь всю деревню и имть въ этомъ успхъ непремнно надо было бы подкладывать фитиль подъ каждые отдльные подмостки.

Нелпость этого предположенія была очевидна и въ случа ея выполненія подвергала бы. всхъ неминуемой опасности, потому, что въ случа появленія огня, вся малокка мигомъ была бы на погахъ и жители немедленно открыли бы поджигателей. Не можетъ быть, чтобы тапуго отправился на такое вредное дло. Увлекшись своими спорами, товарищи забыли, какъ необходимо исполнять свои обязанности, и пренебрегли строгимъ приказаніемъ Мондэя не спускать глазъ съ плнника.— Приказаніе было отдано именно Типперрэри Тому и мозамбикскому негру. А между тмъ увренные, что дикарю невозможно развязать веревки, которыми онъ былъ связанъ, они мало обращали вниманія на него и только изрдка бросали взгляды, для удостовренія, что его бронзовое тло лежитъ на монгуб едва видное въ темнот.

Ночь становилась вс темне, а когда мсяцъ скрылся за облаками, то совершенно нельзя было различить тмнаго плнника на тмномъ же чурбан, только близко наклонившись, можно было разсмотрть его, но не до того было Тому и Мозею увлеченнымъ горячимъ споромъ.

Впрочемъ они и не считали необходимостью хлопотать о плнник, будучи въ полной увренности, что онъ не иметъ никакой возможности пошевелиться, не то, что развязать вервки. Имъ и во сн не снилось что за человкъ этотъ мура, за которымъ имъ поручено было присматривать, они не понимали, что въ искусств развязывать канаты онъ могъ соперничать съ лучшими профессорами фиглярства.

Какъ только увидлъ дикарь, что надсмотрщики не смотрятъ на него,— мигомъ какъ угорь онъ проскользнулъ между связывавшими его ліанами и неслышно соскользнувъ съ чурбана нырнулъ подъ воду и былъ таковъ.

Караульные даже не замтили отсутствія своего плнника. Темнота ночи скрывала его движенія, а лгкій всплескъ воды, едва былъ слышенъ при сильномъ и безпрерывномъ стрекотаніи кузнечиковъ и цикадъ.

Прошло добрыхъ полчаса, прежде чмъ караульные вздумали обратить вниманіе на то, въ какомъ положеніи находится ихъ плнникъ, когда же они хотли удостовриться въ этомъ, оказалось что плнника нтъ и оковы или вервки изъ ліанъ лежали безполезные на чурбан.

Съ единодушнымъ крикомъ отчаянія, они обратились къ Тривэніону, заглядывая по всмъ закоулкамъ на лагуну, въ надежд гд нибудь открыть плнника.

Вмсто одинокого пловца, вдругъ имъ показалось въ туманномъ свт, что цлый флотъ лодокъ и гребцовъ, налегавшихъ на всла, спшили къ нимъ подъ тмный сводъ.

ПОТОПЛЕНІЕ ЛОДОКЪ.

Оставимъ на время нашихъ безпечныхъ товарищей подвергшихъ себя опасности и отчаянію и постараемся добраться до первоначальныхъ причинъ.

Мундруку и его молодой товарищъ выплывъ изъ бухты держались прямо по направленію къ деревни муры, совсмъ не трудно было имъ держаться этого пути. Хотя костры не такъ ярко горли какъ съ вечера, однако изрдка вспыхивало то тамъ, то сямъ красноватое пламя и обозначало положеніе на подмосткахъ, которые служили маякомъ для направленія лодки.

Впрочемъ и этого маяка не нужно было. Путеводителемъ имъ служила опушка лса, около которой они плыли, стараясь держаться подъ тнью развсистыхъ деревьевъ. Ночь была довольно темна, такъ что имъ не трудно было скрываться отъ наблюдательныхъ взоровъ, но Мундруку привыкъ вс свои поступки сопровождать чрезвычайною осторожностью, что было отличительною чертою его характера. Держаться подъ тнью деревьевъ значило имть двойное ручательство на успхъ, индіецъ не считалъ этого лишнимъ. Малокка была въ близкомъ разстояніи отъ опушки, слдовательно линія деревьевъ неизбжно выносила ихъ къ ней. Мене получаса они дружно работали вслами, тихо погружая ихъ въ воду, ихъ челнокъ былъ уже въ ста ярдахъ отъ малокки. Хотя предпріятію ихъ далеко еще не было конца, однако они не намрены были плыть дальше. За это время старый индіецъ усплъ уже объяснить молодому товарищу свой планъ со всми его подробностями.

Вотъ главная причина, почему Мундруку не хотлъ объясняться передъ хозяиномъ: онъ боялся, что этотъ планъ покажется ему слишкомъ смлымъ и опаснымъ и что онъ не дастъ своего согласія на исполненіе его.

Но какъ только лодка выплыла изъ-подъ свода, Мондэй въ ту-же минуту сообщилъ вс свои намренія молодому товарищу. По ихъ дйствіямъ мы увидимъ каковы были эти намренія.

Привязавъ лодку къ дереву, они оба тихо спустились въ воду и едва слышно отправились вплавь.

Каждый изъ нихъ снабженъ былъ плавательнымъ кушакомъ изъ скорлупы сапусаи, потому, что дло предпринятое ими требовало долгаго пребыванія на вод, приходилось иногда оставаться неподвижно, не длая ни малйшаго всплеска, чтобы не обратить на себя вниманія, притомъ же по временамъ имъ необходимо было дйствовать обими руками для различныхъ цлей. Такимъ образомъ они тихо плыли подъ подмостками, тщательно стараясь не производить ни малйшаго шума, не длать всплеска руками, вмст съ тмъ избгать свта, падавшаго на нихъ отъ костровъ. Но вспышки пламени становились вс слабе, вс рже, наконецъ костры одинъ за другимъ погасали, вся деревня заснула. Не видать ни одной человческой фигуры, не слыхать человческаго голоса, ни малйшаго признака человческой жизни, кром подмостковъ и судовъ лодокъ, привязанныхъ къ деревьямъ.

Къ этимъ-то судамъ и направлялись Мундруку и его молодой товарищъ. Хотя глаза Мундруку успвали всюду заглянуть, однако вс его мысли стремились собственно къ судамъ.

Судовъ было всего до дюжины: шесть игарите или лодокъ грубо построенныхъ изъ древесной коры, въ род того челнока, на которомъ они плыли, но три изъ нихъ были большихъ размровъ, такъ что въ каждой могло помститься человкъ восемь, остальные же были большіе плоты или грубо сдланные паромы въ большихъ размрахъ, такъ что на каждомъ изъ нихъ можно было поставить нсколько хижинъ съ навсами, съ цлымъ семействомъ и множествомъ друзей и пріятелей.

Вс вниманіе индійца обращено было на игарите, что же касается до паромовъ или плотовъ, то онъ даже не удостоилъ ихъ взглядомъ. За то каждую лодку, кром самой большой — онъ удостоилъ своимъ посщеніемъ, но только въ это время онъ такъ низко былъ въ вод, что только можно было видть его руку, да и ту трудно было различить, подъ троякою темнотою ночи, подмостковъ и деревьевъ. Его видлъ только товарищъ, который вс время находился отъ него на разстояніи трхъ футъ и помогалъ ему въ его важномъ дл. Что это было за дло такое безмолвное и таинственное? Поверхностный наблюдатель никакъ не могъ бы разсмотрть. Но что бы тамъ ни было, только по окончаніи своего дла, они подплывали къ другой лодк, и снова принимались за работу.

По слдствію можно узнать о дйствіи,— Въ каждой изъ пяти лодокъ, по ихъ отплытію, слышенъ былъ звукъ журчанія, какъ будто бы вода, сквозь дыру входила въ лодку. Это журчаніе однако слышно было только тому, кто производилъ эту дыру и его товарищу, который держалъ судно на одномъ мст, пока ножъ исполнялъ сво дло. Мягкая кора скоро уступала острому лезвію и черезъ десять минутъ пять лодокъ были наполнены водою и еслибы были предоставлены самимъ себ, то разумется пошла бы ко дну.

Но лодки не были предоставлены сами себ по милости Типперэри Тома и его мозамбикскаго друга.

Только что гребцы успла по окончаніи первой части плана влзть въ шестую лодку, которую они считали годною для продолжительнаго плаванія, какъ вдругъ изъ-подъ воды поднялась черная фигура, которую можно было принять за какого-нибудь духа, вылзшаго изъ воды на одинъ изъ неуклюжихъ плотовъ.

Не долго стоялъ онъ на плоту, только усплъ перевесть духъ,— потомъ ухватившись за узловатую ліану, которая служила лстницей для желающихъ вскарабкиваться на подмостки, мигомъ очутился на мст.

Темна была ночь, но Мундруку тотчасъ же узналъ въ подводномъ дух плнника, оставленнаго имъ на монгуб.

— Santos-Dios! пробормоталъ онъ горловымъ тономъ, это мура. Они выпустили его изъ рукъ и теперь онъ надлаетъ намъ бды. Скоре, молодой господинъ, скоре садитесь въ игарите! Вотъ такъ! Тутъ два весла,— берите одно, я другое — время дорого. Черезъ десять минутъ мы будемъ спасены, а теперь смотрите — лодки на половину наполнились водою. Хорошо, еслибы намъ дали только десять минутъ, не поднимая тревоги, тогда мы были бы спасены, но нтъ! тревога уже поднята.

Пока тапуго произносилъ эти слова вполголоса, вдругъ на подмосткахъ раздался дикій, вой — это былъ сигналъ, поданный возвратившимся плнникамъ, для предостереженія своего заснувшаго племени — предостереженіе поданное не для того, чтобы извстить ихъ о потопленіи ихъ флота неизвстнымъ врагомъ, но для того, чтобы разсказать имъ приключеніе, котораго онъ былъ героемъ и поспшно привести ихъ къ тому мсту, гд находились его безпечные побдители. Онъ видлъ, что двое изъ нихъ ушли изъ-подъ свода, завладвъ у него подъ носомъ его собственною лодкою,— куда же они могли бы отплыть, если не въ ночную рекогносцировку малокки.

Вотъ почему мура такъ тихо подкрался къ своему жилищу и только взобравшись на подмостки онъ послалъ свой страшный сигналъ. Не затихли еще отголоски возбужднные его криномъ, какъ въ отвтъ на это откликнулись сотни голосовъ, которые точно такимъ же образомъ подавали сигналъ.

Мущины, выскочивъ изъ шалашей, бросались со всхъ ногъ на подмостки, только трещавшія подъ ихъ поспшными шагами, быстро хватали свои луки и стрлы и спшили спуститься къ лодкамъ не подозрвая, найти ихъ въ потопленномъ состояніи.

Нтъ нужды говорить, что неизвстный врагъ не останавливался на мст для удостовренія въ исполненіи своего плана.

Мондэй сказалъ, что времени терять нельзя и вмст съ словами производилъ дло, не теряя на минуты.

Пересвъ въ большое судно — игарите съ двумя вслами — мондэй съ своимъ товарищемъ посншно пробрались между деревьями, на открытую воду и налегая изо всхъ силъ на всла, летли по направленію въ бухту.

ПОКИНУТЫЙ ЧУРБАНЪ.

Бгство плнника возбудило самыя жестокія опасенія въ людяхъ сидвшихъ на монгуб, но они оцпенли отъ ужаса, когда увидли большую лодку, подплывавшую подъ сводъ.

По самому простому соображенію они вообразили, что приближавшееся судно было слдствіемъ бгства плнника. Мура усплъ доплыть въ малокку, подать сигналъ тревоги своимъ родичамъ, и направить игарите въ ихъ тайное убжище, чтобы забрать ихъ живьмъ: это судно, предшествуетъ всему флоту и вскор покажутся цлые десятки судовъ, наполненныхъ людодами.

Вроятно плнникъ появившись въ малокк предупредилъ родичей о двухъ товарищахъ завладвшихъ его лодкою. Ничего не зная о его побг несчастные ихъ товарищи были застигнуты, въ расплохъ и взяты уже въ плнъ. Крики пронеслись изъ малокки именно въ то время, когда ими открытъ былъ побгъ плнника, именно эти крики и заставили ихъ подумать о свомъ плнник. Убдившись, что плнникъ ускользнулъ изъ ихъ рукъ, они стали объяснить себ крики двумя способами: — или они означали радостныя привтствія возвратившемуся сотоварищу или крики торжества надъ смертною казнью стараго тапуго и молодого паранца.

Послднее казалось правдоподобне, такъ по-крайней-мр думали сидвшіе на монгуб, и мысли ихъ подтверждались появленіемъ огромной лодки у входа. Наврное, она наполнена дикарями муры, подъ руководствомъ плнника, ускользнувшаго отсюда.

Вс эти предположенія не долго мучили ихъ, но какъ молнія промелькнули, потому что и минуты не прошло со времени появленія лодки, какъ она уже была у самой монгубы.

Тутъ только странники увидли свою ошибку и къ величайшей радости своей признали въ занимавшихъ лодку старыхъ друзей тапуго и молодого паранца. Ихъ было только двое, но у страха глаза велики и двое были приняты за десятерыхъ.

При ихъ приближенія, товарищи могли замтить въ нихъ сильное волненіе и въ томъ съ какимъ напряженіемъ они налегали на всла и въ томъ, какіе тревожные взоры бросали вокругъ себя.

— Скоре, дядя, закричалъ Ричардъ, когда игарите стукнулась о монгубу: — спшите вс перессть къ намъ въ лодку.

— Ра terra! добавилъ тапуго:— спшите исполнять его приказанія. Упустивъ плнника, вы испортили дло и разстроили мой планъ. Теперь не время разговаривать. Переходите вс въ игарите. Если за нами пустятся въ погоню — пропали мы… Спшите, хозяинъ. Переходите же вс къ намъ въ игарите!

Вмст съ словами индіецъ длалъ дло и соскочивъ на монгубу, стянулъ кожаный парусъ и бросилъ его въ игарите. Затмъ захвативъ нсколько кусковъ мяса морской коровы, опять переслъ въ лодку.

За это время вс товарищи переселились въ игарите и Ричардъ подхватилъ на лету малютку Розиту, когда она перепрыгивала съ монгубы въ лодку.

Минуты были дороги. Всла мигомъ очутились въ искусныхъ рукахъ: одно схватилъ Мондэй, другое мозамбикскій негръ, наискуснйшій гребецъ. Дв огромныя кости морской коровы послужили вмсто хорошихъ вселъ въ рукахъ Тривэніона и его племянника.

Такимъ образомъ четыре весла въ рукахъ искусныхъ гребцовъ служили ручательствомъ за скорость плаванія.

Бросивъ послдній взглядъ на чурбанъ медленно, но безопасно сохранявшій ихъ, на коварной стихіи, они разстались съ нимъ почти съ сожалніемъ хотя сильно торопились выплыть на открытую воду.

Еще минута и судно ихъ выбравшись изъ густыхъ втокъ свода, летло на открытомъ пространств.

— По какому направленію? спросилъ Тривэніонъ, когда наступилъ минутный отдыхъ.

— Постойте, хозяинъ, на одну минуту, возразилъ индіецъ и вскочивъ на ноги, пристально смотрлъ по направленію воздушной деревни муры:— прежде направленія надо убдиться нтъ ли за нами погони? А то къ чему убивать себя напрасно усиленною работою?

— Неужели есть надежда, что за нами погони не будетъ?

— Надежда есть, но еслибъ вы не упустили обезьяну, такъ наврное не было бы погони и мы были бы въ совершенной безопасности, словно сотня миль лежала бы между ними и нами. А вотъ теперь по невол приходится побаиваться. Маленькія игарите они пожалуй успютъ какъ-нибудь подправить и законопатить, но самый большой у нихъ нтъ, во всякомъ случа цлое племя не усядется на маленькихъ, а это уже многое значитъ.

Послднія слова невольно вырвались у индійца и не относились къ товарищамъ, а были только выраженіемъ его мысли. Одинъ Ричардъ понималъ значеніе его словъ, остальные же, не зная что происходило подъ воздушною деревнею, не могли понимать, теперь же было не время объяснять и толковать. Довольно того, что вс понимали необходимость скоре удирать отъ возможной погони.

Никто и не думалъ требовать объясненій. Вс, даже и самъ Тривэніонъ были разогорчены мыслью, что не исполнили своей обязанности и сознаніемъ, что пренебреженіемъ къ исполненію своего долга, они увеличили опасности, которыя въ противномъ случа миновали бы для всхъ.

Настоящими виновниками были Типперэри Томъ и негръ Мозей, потому что собственно имъ двумъ было поручено не спускать глазъ съ плнника, но Тривэніонъ и даже Ральфъ сознавали, что отвтственность за общую безопасность и на нихъ лежала и слдовательно доля вины падаетъ и на нихъ.

Кром сказанныхъ словъ индійцемъ, никто уже и не поминалъ объ этомъ дл. Не время было напрасно укорять. Вс сознавали свою вину и подъ гнтомъ угрызеній совсти вс безмолствовали, готовясь мгновенно повиноваться всякому приказанію индійца.

Нсколько минутъ стоялъ тапуго наклонясь надъ водою пристально присматриваясь къ ея поверхности. На восток показались блдные лучи разсвта и хотя темнота ночная еще не совсмъ разсялась, однако такой большой предметъ, какъ лодка непремнно былъ бы виднъ на открытой лагун и за милю разстоянія. Но лодки не видать.

Совершенное безмолвіе царствовало въ воздушной деревн. Въ настоящее время было не слыхать человческаго голоса и, хотя за нсколько минутъ прежде слышались крики и громкій говоръ, въ которомъ принимали участіе и мужскіе и женскіе голоса. Даже огни потушены, по-крайней-мр не видать ихъ съ средины озера.

Мондэй замтилъ, что это затишье не предвщаетъ ничего добраго.

— Почему? спросилъ Тривэніонъ, готовый думать иначе,

— Очень просто, хозяинъ: боюсь, что они такъ заняты дломъ, что имъ нкогда шумть. Они тихо разсуждаютъ, какія принять мры, чтобы преслдовать насъ и вроятно имютъ надежду на успхъ, а иначе вы слышали бы и отсюда вой безсильной злобы. Да, вы можете врить мн на слово. Лодки свои они опорожнили, законопатили и теперь спшатъ пуститься на воду.

— Опорожнили лодки? что это значитъ?

Мондэй ршился наконецъ объяснить въ чемъ состояла его ночная экспедиція, не совсмъ удавшаяся только не по его вин. Нсколько словъ достаточно было, чтобъ понять вс дло. Слушатели дивились геніальной изобртательности индійца и горько сожалли, что были виновниками неудачи.

Хотя погони еще не видать, однако это не давало причины оставаться безъ дла. Не теряя напрасно минуты, гребцы опять налегли на всла и большая игарите быстро скользила по волнамъ.

НЕПРІЯТЕЛЬ ВЪ ВИДУ.

Нечего было и спорить, куда путь держать. Другаго выбора не было, какъ только держаться подальше отъ воздушной деревня. Словомъ, гребцы выхавъ на открытое озеро держались по тому же направленію откуда приплыли на монгуб.

Тривэніонъ выразилъ мнніе не лучше ли держаться берега подъ тнью деревьевъ, которыя укрывали бы ихъ отъ вражескихъ глазъ?

— Безполезно, сказалъ тапуго: — черезъ десять минутъ вс будетъ освщено и насъ отвсюду увидятъ. Слдуя по опушк лса, мы предоставимъ преимущества нашимъ врагамъ: они поплывутъ по прямой линіи и тотчасъ догонятъ насъ. Деревья идутъ полукругами: — разв вы этого не видите.

— Справедливо, а я объ этомъ не подумалъ, возразилъ Тривэніонъ, мы можемъ однако надяться, что погони за нами не будетъ.

— Если погоня будетъ, то она скоро настигнетъ насъ.

— Не-уже-ли, по почему-же?

— У нихъ больше вселъ, гребцы искусне, и если они станутъ преслдовать насъ, такъ въ томъ только случа, когда они будутъ уврены, что пересилятъ насъ.

— Слдовательно мы будемъ взяты въ плнъ, убиты?

Шопотомъ, на ухо индійцу были произнесены эти слова,

— Этого еще не слдуетъ, хозяинъ. Они могутъ пуститься въ погоню, могутъ и нагнать насъ, а въ конц концовъ мы еще можемъ благополучно отдлаться отъ нихъ. Они не будутъ щадить насъ, но и мы не намрены миловать ихъ.

— Вы думаете, они не догонятъ насъ?

— Это зависитъ отъ того, сколько судовъ пошло ко дну и сколько останется къ ихъ услугамъ. Если больше чмъ наполовину потонуло, то ихъ стрлы для насъ опасне вселъ. Если больше чмъ на половину будутъ годны, то мы въ большой опасности отъ ихъ спха.

Не смотря на загадочныя рчи индійца, Тривэніонъ съ своими спутниками могли понимать смыслъ. Если у непріятеля не останется достаточнаго количества судовъ, то онъ не захочетъ сцпиться съ ними, но держась въ приличномъ разстояніи прибгнетъ къ помощи стрлъ для истребленія враговъ.

Невеслая будущность, однако вс же не такъ ужасна, какъ схватиться грудь съ грудью съ лютыми людодами, быть изрубленными ихъ ножами, заколоченными на смерть ихъ дубинками или сброшенными на дно озера.

— Еще пять минутъ и мы узнаемъ, какая судьба намъ предстоитъ.

— Почему же, Мондэй, именно черезъ пять минутъ?

— Потому, хозяинъ, что за это время совсмъ будемъ свтло и мы увидимъ, что будетъ происходить и за и подъ деревьями. Покажется-ли самый маленькій челнокъ, мы сейчасъ его увидимъ. За это время они успютъ справиться. Если же черезъ пять минутъ они не появятся, значитъ мы никогда уже не увидимъ ихъ.

Индіецъ говорилъ съ такою увренностью, что никто и не подумалъ сомнваться въ его словахъ и вс глаза устремились къ малокк по тмной липіи, лежавшей подъ тнью деревьевъ.

Прошла минута — дв — три — не видать и тни погони. Медленне проходила четвртая минута — но и она прошла — никакого движенія на вод. Вс сердца забились надеждою, авось и пятая пройдтъ безъ перемны. Но увы! на дл не такъ вышло. Не прошла пятая минута — черная линія, прервалась очертаніемъ носа игарите и вмигъ изъ-подъ тни деревьевъ вынырнуло вс судно.

Предсказаніе Мондэя исполнилось.

— Большая игарите! воскликнулъ онъ, обращаясь къ товарищу ночнаго похожденія:— именно, чего я опасался! восемь человкъ! Но это еще не бда, если другія лодки потонули.

— Погодите-ка, возразилъ Ричардъ: — посмотрите-ка подальше на право — это еще лодка.

— Это раковина гарпунщика, котораго мы захватили было въ плнъ. Тамъ ихъ двое — больше не помстилось. До-сихъ-поръ всего десять непріятелей. Хорошо! если въ этомъ только заключается вся ихъ сила, то они не пожелаютъ схватиться съ нами рука съ рукой.

— Ничего больше не видать, сказалъ Ричардъ, переставая на время грестъ, чтобы лучше осмотрть: — кажется никого больше нтъ.

— Я то же такъ думаю, подтвердилъ тапуго:— мн давно пришла эта мысль. Помните-ли, какъ спша удрать оттуда, мы слышали всплескъ воды? Это потонули игарите прорзанныя нами. Будемъ надяться, что одна только большая нашлась у нихъ годною, по-крайней-мр я не вижу ничего больше.

— Наврное, тутъ только дв и есть, подтвердилъ Ричардъ.

— Слава Богу! воскликнулъ Тривэніонъ: — ихъ будетъ только десятеро противъ насъ. Хотя насъ и гораздо меньше, однако бой можетъ быть равенъ. О! еслибъ было у насъ оружіе въ рукахъ!

Онъ наклонился ко дну лодки осматривая нтъ-ли какого оружія. Оказалось копь изъ пашіубы, которое Мондэй захватилъ вмст съ вяленымъ мясомъ и кром того его оружіе довольно опасное въ искусныхъ рукахъ, орудіе въ род зубчатаго дротика или гарпуна, съ которымъ охотники ходятъ на хуарауа. Впродолженіе дня Мундрукутотъ нечего длать забавлялся довершеніемъ побды надъ гарпуномъ въ тл морской коровы, запутавшейся между деревьями. Остовъ ея брошенъ былъ на мст, потому что отъ нея нужно было только оружіе.

Кром того были еще всла изъ плечныхъ лопатокъ морской коровы, а это оружіе считается опаснымъ въ сильныхъ рукахъ при встрч съ непріятелемъ.

Послднее, по не мене наджное оружіе — ножъ Мондэя, который въ его рукахъ производилъ хорошее дйствіе.

При схватк съ дикарями, вооруженные такимъ образомъ наши пловцы не очень опасались ихъ силы.

Но Мондэй заврялъ, что до ручной схватки не дойдтъ. Вдали не видать другихъ лодокъ. Прошло двадцать минутъ съ тхъ поръ, какъ показались первыя дв лодки, еслибъ были и другія, то непремнно и т были бы въ виду. Имъ грозили единственныя оружія стрлы и копья, которыми начнтся атака.

— Они уврены, что нагонятъ насъ, сказалъ индіецъ: — у нихъ шестеро сильныхъ гребцовъ и видно, что они уже достигаютъ цли. Но это ни причина, чтобы намъ поджидать ихъ. Чмъ схватка дальше отъ ихъ малокки тмъ безопасне для насъ. Эти обезьяны плаваютъ, какъ рыбы, такъ пожалуй при нужд подоспютъ къ своимъ на помощь съ свжими силами. Дружне, товарищи, гребите на жизнь или на смерть!

Не надо было много говорить, чтобы понукать гребцовъ. Сколько было у нихъ силъ налегали они на всла, тогда какъ остальные товарищи сидли сложа руки и съ безмолвною тоскою слдили за погонею.

ПОГОНЯ.

Быстро скользила игарите, на которой сидли наши знакомые пловцы, быстро летло вслдъ за нею родное ей большое судно въ сопровожденіи маленькаго челнока подъ управленіемъ дикарей, точно тендеръ вслдъ за военнымъ кораблмъ. Не долго длилась неизвстность кто будетъ побдителемъ въ этой гонк судовъ. Не прошло и получаса, какъ ясно уже стало, что разстояніе между большими игарите постепенно уменьшается. Постепенно, но не быстро, потому что шесть вселъ преслдователей не ровнялись въ быстрот съ четырьмя вслами преслдуемыхъ.

Восемь дикарей, самыхъ здоровенныхъ и искусныхъ гребцовъ были тяжелою ношею для судна гораздо меньшихъ размровъ чмъ игарите, уносившая нашихъ странниковъ и потому хотя многочисленная сила и погоняла, по едва замтно, медленно,— а вс же разстояніе становилось меньше очевидно для глазъ обихъ сторонъ.

На сторон преслдуемыхъ царствовала глубокая тишина. Не до шума было. Вс сознавали приближающуюся опасность, вс понимали, что каждая стрла принестъ смертную опасность,— вотъ объясненіе ихъ молчанія.

Не то было среди преслдующихъ дикарей. Имъ не грозила ни какая опасность если они сами не ползутъ на не. Въ рукахъ ихъ было большое преимущество, состоявшее въ метательномъ оружіи, они могли производить нападеніе въ полной безопасности для себя. Холодное оружіе для нихъ не страшно на разстояніе стрлы, съ этимъ убжденіемъ они безъ страха могли вступить въ бой.

Смлые тамъ, гд не было опасности, и крикливые при всякомъ удобномъ случа, дикари въ спх погони, испускали такіе вопли, что хоть у кого сердце бы вздрогнуло.

Со стороны нашихъ странниковъ не было ни трусливаго страха, ни мысли о сдач, ни желанія сохранить жизнь, хотя бы въ плну. Коротко, но ясно увдомилъ ихъ Мондэй, что вс это безполезно и, что мура не понимаетъ помилованія. Онъ это говорилъ и прежде, но теперь тмъ боле это стало понятно посл того, какъ плнникъ убжалъ отъ нихъ и теперь грозилъ мщеніемъ и посл того, какъ флотъ ихъ затопленъ, инстинктивная ихъ жестокость, перешедшая въ жажду мщенія, можетъ утолиться только кровью враговъ, пощады не будетъ, вс падутъ подъ ихъ ударами.

Воспоминаніе объ отвратительномъ созданіи ускользнувшемъ изъ рукъ, появленіе его въ лодк гнавшейся за ними, видъ его девятерыхъ товарищей, такихъ же отвратительныхъ, но еще боле здоровенныхъ — вс это придавало необыкновенное значеніе словамъ Мондэя.

Отложивъ всторону всякую мысль о сдач, вс товарищи безмолвно давали слово биться до смерти.

Таково было общее расположеніе духа, когда дикари расчитали, что цль достигнута и первымъ враждебнымъ дйствіемъ была туча стрлъ, которыя попадали въ воду не подалку отъ игарите.

Видя, что разстояніе еще не довольно наджно, дикари бросили луки свои и опять взялись за всла.

Остальные два свободныхъ человка въ большомъ и одинъ въ маленькомъ судахъ продолжали натягивать лукъ и посылать стрлы одна за другою выбирая любую цль.

Три стрлы полетли: одна пролетла мимо широкоплечаго негра, не задвъ его, другая оцарапала щоку Типперэри Тома, третьи со свистомъ разрзавъ воздухъ, вонзилась въ кожу морской коровы, которою прикрыта была малютка Розита на дн игарите и еслибъ не толстая, крпкая кожа, то плохо бы пришлось бдной двочк.

На мткаго стрлка тотчасъ было обращено общее вниманіе. То былъ свободный человкъ на челнок, герой гарпуна, плнникъ, ускользнувшій отъ нихъ.

Хотлъ-ли онъ отмстить за сво плненіе или былъ онъ лучшимъ стрлкомъ — неизвстно, но врно только то, что мткость и сила его стрлы были замчательне, чмъ у его состязателей.

Съ ужасомъ ожидали полта четвртой стрлы. Летитъ она и со свистомъ разрзавъ воздухъ, вонзается въ руку его величайшаго врага, Мундруку. Тотъ вскочилъ и бросилъ сво весло, только не въ воду, но на дно игарите.

Стрла вонзилась въ тло, не повредивъ кости, весло брошено отъ гнва, не отъ боли. Стрла торчала въ лвой рук,— правою онъ выдернулъ стрлу и бросилъ е далеко отъ себя.

Еще мигъ и онъ держалъ уже гарпунъ въ рук, привязавъ его длинною вервкою къ корм. Вотъ онъ и самъ у кормы, нсколько разъ размахнулся гарпуномъ и черезъ минуту зубчатое оружіе съ трескомъ вонзилось въ ребро дикаго стрлка.

— Греби дружне! скомандовалъ Мондэй.

Сильными взмахами трхъ вселъ отвчали товарищи на крикъ индійца, между тмъ, какъ дикари оцпенвъ отъ ужаса при невиданной картин, невольно остановили свои дйствія.

Гребецъ небольшого челнока тоже въ ужас остановился и дикій гарпунщикъ, пронзнный своимъ собственнымъ оружіемъ, былъ стащенъ въ воду и потянулся за непріятельскимъ игарите, какъ нкогда его поплавокъ, предшественникъ морской коровы.

Дикій вой пронсся съ лодки дикарей. Не безъ отвта остался онъ и отъ команды цивилизованныхъ людей. Негръ изъ Мозамбика не могъ удержать, своего восторга, а Типперэри Томъ не помня себя отъ радости и не зная, что длать, вскочилъ на ноги, размахивалъ руками и далъ волю языку, самъ не сознавая, какую чепуху нестъ.

На нкоторое время погоня остановилась. Казалось руки, державшія всла оцпенли. Неожиданная картина обратила дикарей въ неподвижныя статуи.

Но врожденное чувство мщенія вскор заставило ихъ опомниться. Нкоторыя всла погрузились въ воду и въ туже минуту опять остановились неподвижно.

Дикари поняли, что слишкомъ близко подвинулись къ отступающему врагу. Еще ближе и жизни ихъ снова грозила опасность. Мртвое тло ихъ товарища притянуто къ непріятельской корм, гарпунъ выдернутъ изъ него и опять размахивается въ рукахъ того, кто бросаетъ его съ такого роковою силою.

Бросивъ всла, дикари снова натянули луки.

Туча стрлъ упала около игарите, но не производя гибельнаго дйствія. Тло ихъ дикаго товарища пошло на дно гапо. Опять полетли стрлы, но еще дальше упали въ воду и дикіе стрлки поняли, что надо опять приниматься за всла.

Озадаченные неудачею, дикари растерялись. Быстрыми взмахами вселъ, они подвигались ближе, не обращая вниманія на страшное метательное оружіе, жертвою котораго палъ ихъ товарищъ. Злоба и жажда мести ослпляли ихъ и заставляли забывать о необходимыхъ предосторожностяхъ. Выпустивъ еще разъ свои безсильныя орудія, они схватились за другое оружіе.

Только десять саженъ раздляли ихъ отъ непріятельскаго судна,— стрлы уже натянуты, девять стрлковъ разомъ мтятся зорко — горе непріятелю!

Ужасъ, печаль объяли нашихъ странниковъ. Храбрйшій изъ храбрецовъ не могъ бы оставаться равнодушнымъ. Защиты нтъ: нечмъ даже прикрыться отъ грозной тучи. Разъ, два, три — каждый изъ нихъ ждалъ смерти отъ одной изъ девяти стрлъ поднятыхъ и наставленныхъ на избранную жертву, каждый-считалъ мгновенія, почти чувствуя стрлу въ сердц.

Страшная минута ожиданія! однако конецъ оказался до того неожиданнымъ, что всхъ ошеломило. Вдругъ у всхъ стрлковъ опустились руки, у иныхъ сорвалась уже безцльная стрла, другіе совсмъ не успли выстрлить. Вс лица обратились назадъ, вс головы наклонились ко дну игарите, какъ-будто тамъ и заслъ ихъ страшный врагъ.

Но тапуго безъ труда растолковалъ товарищамъ въ чемъ дло. Также ясно оно казалось и товарищу ночной экспедиціи: дира вырзанная ножемъ индійца, опять открылась. Замазка при спшной работ не было довольно крпко сдлана, вода наливалась, гребцы подвергались опасности пойти ко дну.

Подвергались опасности? нтъ, опасность уже нагрянула и мене чмъ черезъ двадцать секундъ посл открытія, игарите исчезла подъ водой, оставался только челнокъ убитаго гарпунщика, а вокругъ челнока восе.мь черныхъ фигуръ, которыя пыхтли, фыркали словно стая молодыхъ дельфиновъ нырявшихъ вокругъ челнока.

Не страшна теперь была нашимъ странникамъ, погоня дикарей, и безъ нихъ довольно было дла, чтобы спасать свою жизнь: разстояніе до малокки не близко, и чтобы проплыть его, потребовались крайнія усилія искусныхъ пловцовъ. Двое изъ слабйшихъ пловцовъ уцпились за челнокъ и кой-какъ взобрались на него, остальные, понимая, что на челнок всмъ не спастись, отправились вплавь прямо къ малокк, точно стая крысъ изъ затонувшаго корабля.

Черезъ двадцать минутъ и челнокъ и дикари исчезли въ дали, осталась большая игарите, которая уносила по волнамъ гапо Тривэніона и его спутниковъ.

ЗАКЛЮЧЕНІЕ.

Поврьте, можно было бы еще написать цлую книгу о похожденіяхъ Тривэніона съ его спутниками до-тхъ-поръ пока они добрались до Гран-Пара — они достигли наконецъ цли своего путешествія. Но мы избавляемъ читателя отъ необходимости читать новыя похожденія, потому что они имютъ сходство съ прежними.

Разскажемъ только, какимъ образомъ они выбрались изъ гапо. Индійское судно игарите, хоть и грубо было сдлано, безъ всякаго понятія объ искусств, однако сравнительно съ монгубой и оно было уже великимъ улучшеніемъ. Притомъ же, имя въ рукахъ четыре порядочныхъ весла и кожаный парусъ, наши плаватели получили нкоторую увренность, что съ, помощью Провиднія выберутся наконецъ изъ наводнннаго лса въ настоящую рку.

Первымъ ихъ желаніемъ было покинуть внутреннее озеро, гд пребываніе ихъ сопровождалось безпрерывными опасностями. Дикарямъ не трудно было опять пуститься за ними въ погоню и тмъ боле, что желаніе мести и безчеловчные инстинкты подстрекали ихъ не сегодня, такъ завтра взять сво. Положимъ, что весь ихъ флотъ былъ уничтоженъ, но разв не могла быть по близости другая малокка съ дружественнымъ племенемъ, обладающимъ еще лучшими игарите?

Имя такія предположенія въ виду, наши плаватели устремили вс вниманіе на то, какъ-бы убраться подальше изъ озера.

Были-ли то границы земли, окаймлнныя со всхъ сторонъ деревьями? Никто не могъ отвчать на вопросъ, отъ котораго зависла жизнь или смерть всхъ этихъ людей.

Возвращаться но тому же пути, по которому они пришли на монгуб значило бы напрасно терять, время и подвергаться извстнымъ уже опасностямъ.

По прекращеніи погони за ними и посл того, какъ враждебная малокка скрылась изъ вида, плаватели перемнили направленіе своего пути и повернули подъ прямымъ угломъ отъ линіи, куда загнали ихъ лютые преслдователи.

Рука всеблагаго Провиднія направила ихъ по настоящему пути. Какъ только полоса деревьевъ скрылась изъ вида, вдругъ передъ ними явилось открытое пространство воды. Втеръ былъ благопріятенъ, съ помощью паруса и дружной гребли, игарите быстро скользила и вскор оставила далеко за собою опасное озеро. Муры не видать и не слыхать, опасность отъ погони миновалась, но это еще не значило избавленіе отъ гибели. Они еще далеко не выбрались изъ гапо, этой пустыни наводннныхъ лсовъ, гд они подвергались тысячамъ опасностей.

Они очутились въ лабиринт озръ и острововъ, имвшихъ сообщеніе между собою посредствомъ каналовъ или узкихъ проходовъ, окаймлнныхъ густымъ лсомъ. Но земли и тутъ не было, а только вершины деревьевъ перевитыя и переплетнныя ліанами, усянныя и загроможднныя тяжолыми массами паразитныхъ растеній. Вс это настоящее гапо. Бдные плаватели не могли даже сомнваться, потому что за это время хорошо ознакомились съ признаками гапо и слишкомъ хорошо изучали его свойство по личному опыту.

Много дней пришлось блуждать на этимъ дикимъ пустынямъ, то переплывая полосы открытаго пространства воды, то пробираясь между извилистыми проливами или узкими тмными игарапе, водяными аллеями, которыя часто оканчивались безвыходнымъ глухимъ переулкомъ, загромождннымъ со всхъ сторонъ непроницаемою чащею древесныхъ вершинъ.

Въ такихъ случаяхъ не было большаго выбора, приходилось или покинуть судно и карабкаться по вершинамъ деревьевъ, или повернуть игарите и плыть обратно. Понятно, что послднее средство казалось легче для тхъ кто разъ испыталъ, что значитъ странствовать по способу обезьянъ.

Иногда эти обманчивые проходы заводили плавателей на цлыя мили напраснаго плаванія въ продолженіи многихъ часовъ, а однажды такъ цлый день пропалъ у нихъ даромъ. Имъ приходилось преодолвать трудности настоящей пустыни, но не аравійской, знойной пустыни, гд можно умереть съ голода и безъ воды, а наводннной пустыни, которая по своимъ свойствамъ иметъ большое сходство съ обширнымъ фруктовымъ садомъ затопленнымъ наводненіемъ.

Множество разнородныхъ плодовъ, никогда нигд невиданныхъ ими прежде, попадалось имъ на дорог и служило пищею для поддержанія ихъ жизни. Одинъ Мундруку знакомъ былъ со свойствомъ всего попадавшагося на встрчу, одинъ онъ могъ сказать, что было полезно, и что вредно. Эта мстность были богата птицами, которыхъ индійцы употребляютъ въ пищу, и разнообразнымъ множествомъ четвероногихъ. Охота за ними, также какъ собираніе орховъ и фруктовъ для не сложнаго запаса провизіи, доставляли странникамъ частые случаи развлеченія, иначе, это плаваніе по безслднымъ лсамъ было бы нестерпимо скучно и кром того пришлось бы съ голоду умирать. Впослдствіе никто изъ нихъ не могъ сказать сколько времени продолжалась такая цыганская жизнь. Поглощенные одного мыслью — какъ-бы скоре выбраться оттуда они не обращали вниманія на время и не отмчали числа дней: сколько разъ солнце заходило и восходило въ этомъ мучительномъ плаваніи по лсамъ.

Были дни, когда они и совсмъ не видали солнца, закрытаго отъ нихъ густымъ сводомъ коллосальныхъ деревьевъ между стволами которыхъ они пробирались на индійскомъ судн. Но если никто изъ нихъ не могъ сказать, какъ долго они блуждали по водно-древесной пустын, то еще мене могли они придумать, сколько еще имъ оставалось времени бдствовать въ этомъ лабиринт. Но въ одно прекрасное утро совсмъ неожиданно они выплыли изъ мрачнаго игарапе на открытое пространство и увидли небомъ посланное видніе.

Они увидли корабль! корабль плывшій на всхъ парусахъ по лсамъ!

Конечно это былъ не такой огромный корабль на какихъ переплываютъ океаны, и не фрегатъ, даже не купеческое судно въ тысячу тоннъ, а вс-же это былъ корабль въ общемъ значеніи этого слова — съ мачтами, парусами и со всми снастями: то была двумачтовая шкуна — торговое судно, плавающее, по водамъ Солимоэнца.

Старый Мундруку при первомъ взгляд узналъ его и громко сталъ окликать. Онъ по виду тотчасъ понялъ характеръ этой шкуны,— и не мудрено, лучшіе годы его жизни проведены были на подобномъ судн. Появленіе гакуны на этихъ водахъ доказывало имъ, что они попали на настоящую дорогу.

— Внизъ идтъ — въ большую Пару, вскричалъ тапуго: — я даже могу сказать, какой она нестъ грузъ: сассапарель, ваниль, стручковый перецъ, сапусая — вс это находится подъ навсомъ изъ пальмовыхъ листьевъ.

— Ого-гой, ого-гой!

Шкуна находилась на близкомъ разстояніи.

— Ложись въ дрейфъ и бери пассажировъ! мы желаемъ отправиться въ Пару, а наше судно не выдержитъ такого далкаго разстоянія.

Шкуна, по данному сигналу, подошла ближе и черезъ десять минутъ вся команда съ игарите перешла на палубу шкуны:

Индійское судно, представленное на волю втровъ понеслось по теченію гапо, а шкуна отправилась по своему назначенію, цлью котораго оказалась дйствительно Большая Пара. Рка, по которой они плыли не была еще главнымъ потокомъ Солимоэнса, а одно изъ его развтвленій. Но черезъ два дня посл того, какъ наши странники вступили на шкуну, она вышла въ главный потокъ и тамъ быстро и весело понеслась по волнамъ. Полное веселье царствовало и между людьми на шкун, когда команда узнала, что въ числ пассажировъ, спаснныхъ ею, были родной братъ и родной сынъ ихъ хозяина, а пассажиры съ своей стороны узнали, что шкуна, оказавшая имъ радушное гостепріимство была собственностью Тривэніона. Оказалось, что молодой Ричардъ очутился на торговомъ судн, принадлежавшемъ его отцу, и что бывшій рудокопъ съ своими дтьми докончатъ сво плаваніе по водамъ Амазонки на собственномъ судн брата.

Самое нжное вниманіе и тщательныя попеченія окружили ихъ на шкун, что скоро возстановило общее здоровье и хорошее расположеніе духа сильно пострадавшія во время плаванія по лсамъ. Выйдя изъ мрачной бездны,— изъ убжища дикихъ врей птицъ, обезьянъ, и вообще страшной обстановки дикарей, они снова наслаждались привлекательнымъ комфортомъ и приличной обстановкою въ родной цивилизованной семь.

——

Достаточно сказать еще нсколько словъ, чтобы докончить исторію нашихъ плавателей.

Братья опять свидлись и вмст вернулась на родину,— у каждаго изъ нихъ было по сыну и по дочери.

Оба брата были вдовцами и ршившись никогда не вступать во вторичный бракъ, поселились подъ одною кровлею того дома, гд они родились.

Законный похититель ихъ собственности не долго наслаждался ею… у людей смерть не за горами.

Посл смерти своей онъ оставилъ единственнаго сына и наслдника всего богатства, но сынъ оказался совсмъ не такимъ благоразумнымъ джентльмэномъ, каковъ былъ батюшка, но самый безумный мотъ.

Извстно, что дурно пріобртнное наслдство никогда въ прокъ не бываетъ, такъ и теперь оно скоро попало подъ молотокъ аукціона и братья Тривэніоны поспли какъ-разъ, вовремя, чтобы остановить его продажу въ чужія руки. Такимъ обраеомъ наслдственное имніе снова сдлалось собственностью ихъ рода. Хотя вновь пріобртнное имущество было раздлено на дв равныя половицы и принадлежало двумъ отдльнымъ владльцамъ, однако оно не перемняло наслдственнаго имени и попрежнему называлось помстьемъ мистеровъ Тривэніоновъ. Владлецъ каждой половины былъ Тривэніонъ и жена каждаго изъ нихъ до замужства носила имя Тривэніоновъ. И въ этомъ нтъ никакой путаницы или загадки. У молодаго паранца была сестра, но при начал разсказа животрепещущихъ событій мы даже забыли назвать е по имени, мимоходомъ сказавъ, что она была прелестною двочкою. Но теперь да будетъ извстно всмъ и каждому, что она выросла, стала прекрасною свтлорусою двушкою и что ей имя Флора, какъ ея братъ Ричардъ: — тоже свтлорусый въ покойную мать: — полюбилъ свою смуглую кузину, полу-испанку Розиту, точно также и ея кузенъ полу-испанецъ Ральфъ полюбилъ Флору, а такъ какъ об кузины Флора и Розита были не прочь отвчать взаимностью, то и покончилась вся эта исторія веслою свадьбою.

Во всякомъ случа помстье Тривэніоновъ переходило изъ рукъ въ руки чистокровнымъ Тривэніонамъ.

Если вы когда-нибудь вздумаете прохаться на Лэндсендъ, чтобъ лично познакомиться съ Тривэніонами посредствомъ моей рекомендаціи, то въ дом молодаго Ральфа вы встртитесь во первыхъ съ его отцомъ, старымъ Ральфомъ, съ большимъ достоинствомъ вступившимъ въ званіе ддушки, и во вторыхъ съ прекрасною голубоокою Флорою, окруженною нсколькими смуглами отраслями Тривэніонова древа и наконецъ: — виноватъ слдовало бы сказать, что прежде всего встртите въ передней господина, который приметъ отъ васъ пальто и шляпу — господина съ головою цвта моркови, отливающею иногда цвтомъ рпы. Вы тотчасъ узнаете стараго знакомаго Типперэри Тома: ‘готовъ къ вашимъ услугамъ.’ Перейдите дюжину полей, вскарабкайтесь на высокій пригорокъ осннный коллосальными деревьями, подъ тнью дубовъ и вязовъ, перейдите по деревянному мостику, перекинутому черезъ хрустальный ручекъ, богатый карпами и форелью, войдите черезъ калитку въ величественный паркъ и идите по его песчаной алле, которая приведтъ васъ прямо къ стнамъ замка.

Впрочемъ, вы можете это сдлать и по другой дорог: — потому, что путь указанный нами не есть единственный.

Войдите же въ дверь замка, куда привела васъ аллея, у дверей встртитъ васъ прежде всего хорошо одтый негръ, который будетъ привтствовать васъ какъ самый лучшій цивилизованный камердинеръ, этотъ достопочтенный Эфіопъ — почтенной наружности отчасти по случаю его возраста, отчасти по случаю посдвшей курчавой шерсти — вашъ старый знакомый, по имени Мозей.

Онъ поспшитъ доложить о васъ своему господину. Увидвъ прекраснаго джентльмэна, вы тотчасъ его узнаете, не смотря на то, что онъ сдлался старше годами. Таже прекрасная открытая наружность, тотъ же энергичный мужественный взглядъ, составляютъ и теперь отличительныя черты нкогда мальчика Ричарда.

Вы не могли забыть эту прекрасную изящную даму, которая стоить съ нимъ рядомъ и слдуя обычаю испанско-американской расы, привтливо и непринужденно протягиваетъ вамъ руку.

Малютка Розита, любимица кузена Ричарда, теперь его жена, мать другихъ малютокъ Розиты и Ричарда, общающихъ быть такими же большими и такими же прекрасными какъ ея мужъ и она сама.

Картина будетъ докончена, если появится на заднемъ фон старикъ Ричардъ, который любуясь своими дтьми и внучатами, радушно привтствуетъ дорогого гостя.

Кончено, но не совсмъ: недостатъ одной фигуры, рзко выдававшейся во всмъ разсказ. Зачмъ невидать е на переднемъ план? Ужели смерть отмтила мудраго тапуго своею жертвою?

Ничуть не бывало, вы можете его когда-нибудь увидать на Амазонк, вс такого же энергичнаго, по прежнему полнаго жизни и мудрости, но не въ смиренномъ званіи тапуго, а опытнымъ извстнымъ капитаномъ собственной шкуны.

Старый хозяинъ не остался неблагодарнымъ за вс подвиги самоотверженія своего намнаго гребца, прекрасная шкуна была наградою Мундруку Мондэю, который такъ мудро и такъ счастливо вывелъ нашихъ плавателей изъ опасныхъ пучинъ гапо, принимая участіе во всхъ опасностяхъ плаванія по лсамъ.