Письмо въ редакцію.
Письмо въ редакцію.
Н. Карабчевскій.
‘Русское Богатство’, No 4, 1902
Письмо в редакцию (‘Русского Богатства’), Карабчевский Николай Платонович, Год: 1902
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Милостивые Государи гг. Редакторы! Не считая возможнымъ и умстнымъ полемизировать въ настоящемъ письм съ авторомъ ‘Хроники внутренней жизни’, напечатанной въ No 3 ‘Русскаго Богатства’, въ которой идетъ, между прочимъ, рчь о двухъ длахъ, въ которыхъ я выступалъ въ суд (дло Рыхлицкаго съ удльнымъ вдомствомъ объ убыткахъ за потраву зубрами, и дло г. Пастухова, обвиненнаго въ неосторожномъ убійств) по поводу его весьма опредленной точки зрнія на сферу длъ, могущихъ быть объектомъ защиты для блюдущаго свое нравственное достоинство адвоката, а также его оцнки умстности тхъ или иныхъ пріемовъ защиты, такъ какъ это значило бы, въ виду содержанія ‘Хроники’, оправдываться самому, между тмъ какъ оправдываться мн, по моему убжденію, ршительно не въ чемъ, я позволяю себ просить разршить мн указать на страницахъ же ‘Русскаго Богатства’ фактическія неточности, допущенныя г. хроникеромъ, очевидно, не по своей вин, а вслдствіе ошибокъ или умолчаній, вкравшихся въ газетныя корреспонденціи, изъ которыхъ онъ черпалъ свои свднія.
По длу Рыхлицкаго (кстати — Рыхлицкій не ‘крестьянинъ’, съ экономической точки зрнія, а арендаторъ чужихъ земель) съ удльнымъ вдомствомъ, приписывая мн ‘разные доводы’ въ томъ числ и защиту ‘личности зубровъ’ (это, конечно, уже ‘остроуміе’ — не мое!), корреспонденція умалчиваетъ о самомъ главномъ и основномъ юридическомъ положеніи, выдвигавшемся въ защиту удльнаго вдомства, на которомъ собственно и основано ршеніе Виленской Судебной Палаты, отказавшей Рыхлицкому въ иск.
Зубры водятся не только въ лсахъ удльнаго вдомства, но и въ лсахъ частныхъ владльцевъ данной мстности. За ‘своихъ’ зубровъ (т. е. прикармливаемыхъ и даже содержимыхъ въ особомъ ‘Звринц’) Удлы безусловно должны отвчать. По длу было доказано, что зубры, потравившіе сно Рыхлицкаго, ‘вышли не изъ Бловжской пущи’ (выписка изъ ршенія Судебной Палаты).
Правило (законъ) о ‘неприкосновенности’ зубра (его нельзя убивать, но гнать и пугать можно) установлено не удлами, а государственною властью, почему я въ своихъ объясненіяхъ между прочимъ рекомендовалъ страдающимъ отъ зубровъ предъявлять иски къ казн, а не къ удламъ. Съ точки зрнія г. хроникера это, конечно,— ‘юридическія тонкости’. Но не мшаетъ знать и ихъ тому, кто авторитетно берется разсуждать о судебномъ дл. Мы, юристы, призваны не только руководиться своими симпатіями, но и дйствующими законами.
Затмъ позволяю себ думать, что одно уже то обстоятельство, что искъ былъ предъявленъ зажиточнымъ арендаторомъ чужихъ земель — г. Рыхлицкимъ, не давало мн даже вншняго повода полагать, что въ этомъ гражданскомъ дл я призванъ считаться съ ‘личностью крестьянина’ какъ таковою, а тмъ боле — ‘личность зубра’ противопоставлять ‘личности крестьянина’. Если зубры дйствительно столь вредны для интересовъ мстнаго крестьянина, какъ утверждаетъ г. хроникеръ, то, разумется, слдовало бы отмнить вовсе законъ о ихъ ‘неприкосновенности’ и перебить ихъ до одного. Противъ этого я ршительно ничего не имю. Но вдь г. хроникеръ хорошо понимаетъ, что это не отъ меня зависитъ, и какія бы я ни питалъ особенныя (хотя бы даже такія, какъ и самъ г. хроникеръ) чувства къ ‘личности крестьянина’, ей отъ нихъ, увы! — ни тепло, вы холодно.
Относительно дла г. Пастухова настаиваю лишь на одномъ. Условія и обстоятельства, при которыхъ ‘со страху’ (а не по иному побужденію) выстрлилъ Пастуховъ и по поводу которыхъ г. хроникеръ говоритъ о ‘чудесномъ превращеніи’ фактовъ, я возсоздавалъ на основаніи точныхъ данныхъ, добытыхъ слдствіемъ. Въ моихъ рукахъ былъ фотографическій снимокъ, на которомъ была воспроизведена мстность, гд находилась лодка Пастухова. Судъ коронный, обязанный мотивировать свой приговоръ, судилъ на основаніи тхъ же точныхъ, фактически установленныхъ данныхъ и, очевидно, раздлилъ вс мои доводы объ условіяхъ, при которыхъ произошелъ выстрлъ. Г. хроникеръ довольствуется сообщеніемъ ‘Нижегородскаго Листка’. Послдній, воспроизводя судебное разбирательство по длу Пастухова, врядъ-ли могъ отршиться отъ предвзятаго специфическаго его освщенія: еще до разбора дла газета эта трубила о виновности Пастухова въ умышленномъ убійств. Это оказалось явнымъ вздоромъ: даже и прокуратура не нашла никакихъ основаній для постановки подобнаго обвиненія.
Г. хроникеръ ‘не огорченъ’ тмъ, что Пастуховъ, вмсто четырехъ мсяцевъ тюрьмы, получилъ дв недли ареста. Но въ работ защиты, которая привела къ этому результату, онъ усматриваетъ ‘некорректность пріемовъ’ и отсутствіе ‘цломудрія въ словахъ’. Мн, двадцать лтъ занятому задачами защиты, трудно стоять на точк зрнія обвинителя, да еще какъ разъ въ ту минуту, когда я призванъ высказать доводы въ пользу того, что подсудимый заслуживаетъ (а онъ этого всегда заслуживаетъ) защиты и снисхожденія. Защитнику, врящему въ непреложность суроваго возмездія, едва-ли не проще перемнить профессію. При томъ же обвинитель въ нашемъ уголовномъ процесс и безъ того достаточно силенъ и положеніе его въ достаточной степени привилегировано, чтобы ужъ защит не приходилось, по крайней мр, заботиться о поддержаніи доводовъ обвиненія. Г. хроникеру пріятны конечные результаты гуманнаго характера. Пусть же онъ предоставитъ защит нкоторую свободу бороться съ обвиненіемъ.
Намеки относительно ‘умаленія человческой личности’ убитаго путемъ защиты г. Пастухова для меня уже совершенно непонятны. Защищать невольнаго убійцу — никакъ не можетъ значитъ попирать личность несчастной жертвы. Если бы своимъ отказомъ защищать г. Пастухова я могъ совершить чудо — воскресятъ несчастнаго — я бы, конечно, г. Пастухова не защищалъ.