В.В. Розанов
В.В. Розанов
Письмо в редакцию
Письмо в редакцию
<,Струве и Пешехонов>,
13 января.
Письмо в редакцию, Розанов Василий Васильевич, Год: 1911
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Г-н Струве письмом в редакцию газеты ‘Речь’ заявляет, что взятые мною в эпиграф слова из статьи — сочинены мною самим. Между тем вот эти слова, как я их читаю сейчас на странице 183 январской книжки ‘Русской Мысли’:
‘…не верил Розанову, никогда с ним не общался, а, наоборот, всегда готов был плюнуть ему в лицо и за прошлое, и за настоящее, и будущее‘ (6-я и 7-я строки снизу).
Несколько выше этой цитаты, на той же странице, где речь идет обо мне, и только обо мне, а не о каких-либо вообще ‘людях’, помещена следующая тирада: ‘В справедливом гневе и негодовании можно или, вернее, извинительно плюнуть в лицо человеку, совершившему мерзость, но ни одного человека, самого дурного, самого грешного, нельзя раз навсегда превратить в плевальницу‘.
Кто здесь превращается в плевальницу и кому плюется в лицо, — совершенно ясно из примечания на следующей, 184-й странице: ‘Защитительные статьи Розанова (т.е. защитительные от клеветы Струве) означают такую глубину нравственного падения, что писать о них не имеет смысла и даже невозможно. Тут уже не только органическое бесстыдство, а сознательная и до последней степени лживая злоба‘.
‘Может быть, г. Пешехонов не разделяет моей оценки дарования Розанова… Мне кажется, что-то, о чем я пишу со скорбью как о горе, г. Пешехонову доставляет какую-то радость, вроде того стихийного ощущения, которое овладевает толпой, когда раздается крик: ‘Вора поймали’. Моя статья написана совсем в другом настроении. Не удовлетворение я испытывал, когда я ‘разоблачал’ Розанова, а огорчение’.
Пешехонов, что-то приблизительно из мужичков, написал простодушно-грубую статью обо мне по поводу статьи Струве и ссылаясь на нее. Пешехонов был введен в обман Струве, доверившись его знанию меня как человека, ибо Струве в редактируемых им журналах ‘Полярная Звезда’ и ‘Русская Мысль’ помещал мои статьи, а это, вообще говоря, делается при личных сношениях, личном знакомстве. Вообще весь обман по печати пошел от Струве, и я могу негодовать на легкомыслие других, на легковерие других, но невольно их прощаю, как введенных в туман обмана. Что это именно обман, что печать и общество имеют дело с обманщиком, можно видеть из теперешнего его заявления, что ругательства его, взятые мною эпиграфом к статье ‘Литературный террор’, сочинены мною самим. Бедный литературный городничий уверяет публику — ревизора, будто ‘эта вдова сама себя высекла’. Читатель, конечно, не поверит, чтобы я сам себе плевал в лицо. Но как же смел Струве так дерзко и нагло отречься от собственных слов? Здесь видим соединение пасти волка и хвоста лисицы. Он запас себе лазейку на случай, если его осудят за слова и выражения, допустимые только в ночлежке. Именно, он влагает эти слова Пешехонову, моему полемисту вслед за Струве, и влагает их примерно. Пешехонов-то ничего подобного не говорил. Он привел лишь в общем и схематическом виде поговорку, какую слыхал от покойного своего учителя, Н.К. Михайловского, — советовавшего ему, Пешехонову, ‘не пить из колодца, в который плюнуть придется’. Обыкновенный их демократический жаргон. Вот на этих словах Михайловского Пешехонову он и построил свою статью: играя с пословицей и все как будто увещая Пешехонова обходиться со мною по этике и как заповедывал Христос обходиться с грешниками, он преобразовывает пословицу, ко всем и вместе ни к кому не относящуюся, в ругательство, где мое физическое лицо сближается с физическим же плевком. Чьим?
Да уж конечно, плевком Струве, сколько он ни прячься в лазейку. Ибо Пешехонов-то этого не говорил, у него слов: ‘можно плюнуть в лицо Розанову’, ‘плюнуть в лицо за его прошедшее, настоящее и за будущее’ и ‘крик раздался — вора поймали’ — нет.
Тексты из Евангелия, бесконечная злоба, до желания съесть, заготовление лазейки, всовывание в рот Пешехонова своих слов, своего отвратительного ругательства — все это подробности такой картины, такого поступка, указав на которые читателю и России, я могу только сказать одно: так Бог покарал этого человека, уронив его в яму, которую он копал другому. Я же всегда верил, что дурно начатое дело не может не кончиться дурно для самого начавшего… Как кончится оно в данном случае — я не знал. Но верил безотчетно, что теперь или много позже, ну — через годы, ну — после смерти, станет всем ясно, кто есмь или был я и кто был или есть Струве. Но такого скорого конца я не предугадывал.
Впервые опубликовано: Новое время. 1911. 15 января. No 12516.