Г. В. ПЛЕХАНОВ
СОЧИНЕНИЯ
ТОМ XIII
ТОМ XIII
ПОД РЕДАКЦИЕЙ Д. РЯЗАНОВА
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
МОСКВА * 1926 * ЛЕНИНГРАД
Письмо в редакцию ‘Mouvement Socialiste’
Женева, 29 апреля 1904 года.
Письмо в редакцию ‘Mouvement Socialiste’, Плеханов Георгий Валентинович, Год: 1904
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Дорогие товарищи,
Вы просите меня высказать свое мнение о русско-японской войне, но после того, что сказано об этом социалистами разных стран в номере ‘Mouvement socialiste’ от 15 марта, мне остается добавить, кажется, немного.
То, что происходит в настоящее время на Дальнем Востоке, доказывает лишний раз, насколько был прав наш Брюссельский социалистический международный конгресс 1891 года в своем утверждении, что ‘все попытки, имеющие целью искоренение милитаризма и водворение мира между народами, останутся утопичными и бессильными, если не коснутся экономических причин зла’. До тех пор, пока факторы, отмеченные конгрессом в режиме эксплуатации человека человеком и вытекающей отсюда борьбы классов, будут существовать, было бы действительно утопично надеяться на пришествие общего мира. От времени до времени капиталисты разных стран в своей отчаянной борьбе за расширение рынков сбыта бывают вынуждены нарушить этот мир. Пока существует капитализм, будет и война — или вооруженный мир, который, в конце концов, не дешевле.
Это положение, тяжелое само по себе, ухудшилась в последние годы, и причина этого заключается в том, что царизм, несмотря на все вздорные толки о мирных стремлениях Александра III и Николая II, никогда не желал мира и принужден был искать войны благодаря внутреннему положению России. Петербургское правительство надеялось, что конфликт с какой-нибудь иностранной державой позволил бы ему восстановить хоть немного свою популярность и реабилитировать себя в мнении ‘верных русских подданных’, все менее и менее расположенных восторгаться прелестями деспотического режима. Политическое равновесие, всегда неустойчивое при капиталистическом режиме, становилось еще более неустойчивым благодаря авантюристской политике царизма. То, что должно было случиться, случилось: мы имеем войну.
Важно только знать, были ли верны расчеты тех, кто водит за нос несчастный манекен Зимнего дворца. Для того, чтобы война могла пойти на пользу царизму, необходимо, чтобы она была победоносна. Но… до сих пор перевес был на стороне японцев. Наша тихоокеанская эскадра в настоящий момент почти уничтожена, а между тем в начале войны она почти ни в чем не уступала японскому флоту по вооружению и количеству судов. Если мы терпели поражение, за поражением, если наши мины взрывали лишь наши собственные корабли, если нашим миноносцам удавалось топить лишь невооруженные суда, между тем как японцы уничтожили 4 броненосца, 3 крейсера и множество контрминоносцев, то этим мы обязаны невероятной беспечности и поразительной неспособности наших начальников. То, чего свидетелями были мы в Порт-Артуре, (превосходит все границы вероятного. Вы можете об этом судить по нескольким отрывкам из подлинного письма, исходящего, по-видимому, от какого-то офицера в Порт-Артуре и появившегося в органе нашей либеральной буржуазии, ‘Освобождение’, издаваемом в Штутгарте:
‘Наши вожди не переставали нам говорить, что войны не будет. Они держали большинство судов в резерве, между тем как японцы становились все более вызывающи и деятельно готовились к войне.
‘Они уже шестью месяцами раньше мобилизовали свой флот, произвели серьезные маневры и закупили за границей крейсера. Наши офицеры знали и говорили обо всем этом, но наши начальники ничего не знали или ничего не хотели знать. Утром 26 октября пришло иностранное судно и стало около нашей эскадры, так как ему было запрещено зайти в порт. Оно простояло 4—5 часов, затем снялось с якоря и спокойнейшим образом ушло, никем не обеспокоенное. Здесь царит убеждение, что на его борту находились переодетые командиры атаковавших нас вслед за тем миноносцев. Они, конечно, все высмотрели и сделали наброски.
’25 июля и 26 августа — всеобщий выезд японцев из Порт-Артура и Владивостока. Японское правительство послало за ними специальные суда, но и это даже не заставило наших вождей призадуматься и не раскрыло им глаза.
’26 августа наши офицеры в шутку держали пари о том, каким способом война будет объявлена. Они говорили, что японцы будут дураки, если не атакуют нас в ту же ночь, послав десяток или два миноносцев.
’27 сентября наша эскадра должна была сняться с якоря и идти по неизвестному назначению, и дан был приказ быть наготове к 8 часам утра. Таким образом, вечером 26 еще не были готовы. Эскадра была вся залита светом, и поневоле приходила мысль о возможности атаки вражеских миноносцев’.
Когда это предвидение осуществилюсь, для японцев наступило раздолье.
‘Как волки в овчарню, — рассказывает автор письма, — японские миноносцы проникли в расположение нашей эскадры и сделали свое дело. В это время тот, кто был виновником катастрофы, деморализовал и уничтожил нашу эскадру, кто командовал флотом из глубины кабинета в своем доме вице-короля, спал спокойно, и когда его разбудили, чтобы доложить, что на рейде эскадры происходит что-то необычайное, он ответил: ‘Я знаю, они упражняются в стрельбе в цель!’
Можно было бы предположить предательство, если бы не бросалась в глаза очевидная и простая глупость. Наполеон сказал о французских куртизанах, которые по приказу мадам Помладур ставились во главе французских армий то времена Семилетней войны, что все эти генералы, главные и второстепенные, были абсолютно лишены всяких способностей. То же самое нужно сказать о русских полководцах, которых японцы бьют с такою невероятною легкостью. Поставленные на свои посты не в силу своих заслуг, но благодаря интригам, они не имеют никакого понятия о собственном своем ремесле.
Исключение составлял Макаров, но он погиб благодаря общей дезорганизации. Может быть, и Куропаткин не лишен индивидуальности и дарования, но что может сделать один человек, когда вся система ничего, абсолютно ничего не стоит. Одна швейцарская газета рассказывала несколько дней тому назад, будто главнокомандующий нашей армии, отправляясь на Дальний Восток, захватил с собою гроб, в полной уверенности, что не вернется оттуда живым.
Я не говорю, что окончательное наше поражение совершенно неминуемо. На войне неожиданность никогда не теряет своих прав. Но очень возможно, что мы накануне Седана. И, во всяком случае, сомнения нет, что нам суждено еще много поражений и что цель камарильи, провоцировавшей наши бедствия, останется недостигнутой.
Она рассчитывала, что война поможет ей укрепить царизм. Но царизм выйдет из войны очень ослабленным, и престиж его сильно упадет как внутри страны, так и за ее пределами. И это будет чистым выигрышем для русского народа.
Кто читает сколько-нибудь внимательно французские газеты, мог убедиться, что петербургское правительство уже много потеряло в мнении французской буржуазии. Голиаф, которого считали непобедимым и на которого надеялись, чтобы свести счеты с Германией, оказался совершенно бессильным. Буржуа не могут прийти в себя от изумления, и, однако, нет ничего естественнее. Один военный французский писатель говорит с большим основанием, что ‘социальное состояние, присущее каждой исторической эпохе, имеет существенное влияние не только на военный организм народа, но даже на характер, свойства и склонности его военных’ {‘Les matres de ta guerre’, essai critique, par le lieutenant-colonel Rousset (page 4).}. А наше социальное состояние может нас только ослабить с военной точки зрения.
Русский солдат славился своею храбростью и своею выносливостью, но Россия была обязана этими качествами своих солдат, прежде всего, своему экономическому состоянию. Пока ее внешняя торговля была мало развита и хлебные злаки вывозились лишь в малом количестве, русский крестьянин, при всей его бедности и придавленности, был все же далек от той экономической и физиологической нищеты, которая в настоящее время делает его существом, живущим впроголодь, — легкою добычей болезней. Солдат, который с самого детства редко когда ел досыта, не может быть вынослив. Добавьте сюда, что этот солдат не выносит уже безропотно всех несправедливостей и жестокостей своих начальников как в доброе старое время, но становится в свою очередь недоволен, он начинает задумываться и глухо роптать. Что касается начальников, то мы уже видели, что они являются, большею частью, образцами бездарности и невежества. Иначе и не могло быть!
В военных школах, как и гражданских, всякий молодой человек, одаренный способностями и энергией, становится подозрителен старшим именно в силу своих способностей. Он не может рассчитывать на быструю карьеру и очень часто, возмущенный всем тем, что видит вокруг себя, оставляет всякую мысль о службе и переходит на сторону революционеров. Русское революционное движение насчитывает уже несколько десятков лет, и кто знает, сколько среди неисчислимых жертв царского молоха погибло талантливых людей на виселице, в крепостных казематах или ледяных пустынях Сибири?
Таланты переходят к революции и в оппозицию. Нет ничего удивительного, если очень немногие остаются в рядах тех, кто служит правительству в качестве гражданских чиновников или офицеров, сухопутных и морских: между тем как в Японии правительство и народ составляют одно целое, ибо социалистическое движение там только зарождается, у нас уже существует пропасть между правящими и всеми лучшими элементами среди управляемых. Русское правительство изолировано и уже благодаря этой изоляции потеряло всякую моральную силу. На войне оно заранее осуждено на бессилие.
Патриотические манифестации, вокруг которых заграничная печать подымает столько шуму, являются не более чем полицейскими ‘трюками’: с этой целью устраиваются процессии из самых подозрительных элементов, вплоть до уголовных субъектов. Правительство само уже, по-видимому, пре-сытилось этими манифестациями, которые становятся все реже. В то же са-мое время антимилитаристское движение усиливается. Социал-демократия прилагает все старания, чтобы разъяснить народу истинное значение войны.
Комитеты распространяют революционные прокламации, и их голос находит отклик среди рабочих.
Вот, например, две резолюции, принятые одна в Твери, другая в Ростове-на-Дону в тайных собраниях организованных рабочих.
Первая резолюция гласит:
‘Мы, организованные тверские рабочие, как один из отрядов РСДРП, единогласно протестуем против русско-японской войны, начатой самодержавным правительством без согласия народа. Мы признаем, что эта война ведется во вред народу: преждевременная смерть десятков тысяч работников — кормильцев своих семейств, потеря трудоспособности многими из оставшихся в живых, возрастание налогов и разорение, — вот что несет она и без того уже обездоленным массам. Мы признаем, что эта война ведется в интересах самодержавия и буржуазии: первое шумом военных действий хочет заглушить все растущее народное недовольство, а вторая, в случае удачного исхода войны, может получить новые рынки для сбыта своих товаров.
‘Как один из отрядов всемирной революционной социал-демократии, мы протягиваем братскую руку нашим японским товарищам социал-демократам и дружно присоединяемся к их протесту против войны, выгодной только нашим правительствам и пагубной для рабочего класса без различия языка и национальности.
‘Мы категорически высказываемся как вообще против международных войн, так, в частности, и против русско-японской войны и признаем лишь одну непримиримую войну с нашими врагами — самодержавием и буржуазией.
‘Долой самодержавие! Долой войну! Да здравствует РСДРП!’
А вот другая из этих резолюций.
‘Принимая во внимание,
‘1) что война является, с одной стороны, следствием той политики захвата, которую царское правительство всегда вело на Дальнем Востоке в интересах буржуазии, стремящейся к расширению внешнего рынка, и в интересах поддержания своего престижа внутри страны и границей,
‘2) что война требует громадных жертв людьми и деньгами от народа, влечет за собой разорение крестьянства, усиление застоя в промышленности и безработицу, и что эти жертвы не могут быть ничем вознаграждены даже в том случае, если война будет победоносна,
‘3) что всей своей тяжестью война ляжет несомненно на рабочий класс и крестьянство, как потому, что из этих слоев населения составляется армия, так и потому, что правительство возлагает на эти слои всю тяжесть государственных налогов,
‘4) что война, возбуждая и раздувая национальную рознь, отвлекает внимание народа от внутренних дел государства и мешает росту классового сознания рабочих,—
‘собрание протестует против войны и призывает всех товарищей к борьбе против самодержавия, которое постоянно изменяет народным интересам ради интересов его эксплуататоров и собственного самосохранения.
‘Вместе с тем, собрание, признавая, что международная социал-демократия является единственно надежной защитницей мира и братства народов, шлет свой привет японским рабочим, протестовавшим против войны, и выражает полную уверенность в том, что эта война, ни те осложнения в международной политике, которые она может повлечь за собой, не остановят роста социал-демократии.
‘Да здравствует международное братство народов!
‘Долой войну! Долой царское правительство!’
Как вы видите, товарищи, наши организованные рабочие проникнуты ясным сознанием, им остается только неутомимо продолжать свою пропаганду и агитацию, чтобы нанести сокрушающий удар издыхающему царизму. И не сомневайтесь, социалисты, — этот удар будет нанесен, ибо русские пролетарии сумеют выполнить свой долг.
С падением царизма или значительным его ослаблением, не водворится еще всеобщий мир, эра которого наступит только с крахом капитализма, но иссякнет один из важных источников войны и реакции, сделан будет огромный шаг по пути к окончательному освобождению. Нам, русским социалистам, останется лишь торжествовать, и вместе с нами социал-демократии обоих полушарий.