Письмо профессору Е. Е. Голубинскому, Барсов Елпидифор Васильевич, Год: 1880 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 15 минут(ы)

Письмо профессору Е. Е. Голубинскому.
съ возраженіями на его книгу: Исторія Русской церкви. T. I, періодъ домонгольскій. Москва, 1880 г.

М. Г. Е. Е.

Поставленный въ невозможность {Посл возраженіи оффиціальныхъ оппонентовъ Н. И. Субботина и В. О. Ключевскаго, возраженій, сдланныхъ съ ученымъ достоинствомъ, основательно обдуманыхъ и разностороннихъ, диспутъ, какъ вамъ извстно, принялъ такой веселый характеръ, посл котораго возобновлять серьезную ученую бесду было невозможно.}, высказать вамъ свои возраженія на диспут, я, по чувству личнаго къ вамъ уваженія и ради интересовъ историческаго знанія, считаю долгомъ выразить ихъ, въ печати въ томъ самомъ вид, какъ были они приготовлены для устной бесды съ вами.

Соглашаясь со всмъ тмъ, что было высказано оффиціальными оппонентами о достоинствахъ вашей книги, я считаю не лишнимъ указать на ея особенное своеобразное качество. Рдкая страница въ вашей книг не возбуждаетъ въ читающемъ ряда недоумній, сомнній, колебаній и разнообразныхъ вопросовъ, съ одной стороны — это, конечно, недостатокъ, но въ большинств случаевъ онъ зависилъ не столько отъ васъ, сколько отъ самаго предмета. Съ другой же стороны — это большое достоинство, почти каждая страница подстрекаетъ любознательность, поддерживаетъ интересъ, знакомитъ съ новыми сторонами извстныхъ вопросовъ и наводитъ на новыя вопросы. Въ силу этого качества книга ваша является просто рычагомъ для дальнйшаго движенія ‘Русской Церковной Исторіи ‘и вмст силою, которая помогаетъ орудовать этимъ рычагомъ.

Ограничившись этимъ общимъ замчаніемъ о достоинствахъ вашей книги я перехожу къ изложенію своихъ возраженій.

Прежде всего останавливаю свое вниманіе на ‘Лтописной повсти о крещеніи св. Владиміра’. Вы не безъ причины въ вашей рчи, которой открыли диспутъ, выдвинули на впередъ вашъ взглядъ на эту повсть: она, говорили вы, смутила нкоторые богословскіе умы и вамъ самимъ лично приходилось выслушивать осужденіе вашего мннія. Выражая свой взглядъ, вы даже старались прикрыть себя авторитетомъ другихъ исторіографовъ, которые еще прежде васъ подвергли сомннію фактическое значеніе этой повсти.

Но мы съ своей стороны должны замтить, что исторія, какъ наука, не можетъ смущаться ничьими личными мнніями или чувствами: она знаетъ лишь одну историческую правду. Вамъ именно принадлежитъ честь строго-критическаго отношенія къ этой повсти: никто прежде васъ не подвергалъ ее такому тщательному анализу. Вашей критикою обязательно доказано значеніе этой повсти, какъ вымысла. Вопросъ теперь только въ томъ, какъ смотрть на этотъ вымыселъ? Есть ли это легенда, созданная изъ историческихъ мотивовъ, или это фабула, чистая выдумка грека, которой ни мало не отвчала историческая дйствительность.

Вы доказываете послднее. Но трудно представить, чтобы папы, всегда зорко слдившіе за языческими народами и всюду посылавшіе свои миссіи, опустили изъ виду Русь. Вдь эта Русь была слишкомъ хорошо извстна на Запад во времена Владиміра. Вдь эта Русь занимала цлую восточную половину Европы. Вдь эта Русь — уже посл обращенія въ христіанство не переставала никогда быть предметомъ замысловъ Рима. Возможно ли допустить, чтобы папы опустили ее изъ виду, когда она была еще языческою и особенно, когда она готовилась къ принятію христіанства?

Еще мене возможно допустить, чтобы Греки, которымъ не разъ давала чувствовать себя варварская Русь своими набгами, не старались всми мрами такъ или иначе воздйствовать на Владиміра къ принятію имъ греческой вры.

Съ политической точки зрнія Грековъ принять греческую вру значило въ то же время и поступить въ подданство грековъ, или, какъ выражается Фотій, поставить себя въ чин подданныхъ ( ). И дйствительно мы видимъ, что эта политика грековъ долго сказывалась въ Россіи — съ принятіемъ ею греческаго христіанства.

Такъ, въ акт Константинопольскаго собора, бывшаго во 2-й половин XII вка, именно въ 1176 г., на которомъ присутствовалъ русскій митрополитъ Михаилъ II, прямо сказано, что русскіе митрополиты принимавшіе свои полномочія отъ Константинопольскаго патріарха, должны были въ чину своего исповданія выражать присягу на подданство грекамъ {Честь открытія этого драгоцннаго историческаго памятника въ одномъ изъ иностранныхъ архивовъ принадлежитъ профессору — канонисту А. С. Павлову, который обязательно показывалъ намъ самый списокъ этого акта. Длая на него указаніе, мы лишь заявляемъ о новомъ открытіи А. С. Павлова, который уже не мало обогатилъ науку каноническаго права подобными открытіями.}.

Извстно также, что Великій русскій Князь даже въ XIV вк трактовался во Константинопол въ скромномъ чин стольника греческихъ инспекторовъ {Русск. Истор. библ. T. VI, стр. 274.}.

Наконецъ и въ вашей собственной книг замчено, что Греческіе Императоры включали имена народовъ, содержавшихъ православную вру, въ свой титулъ, считая ихъ какъ бы вассальными себ.

Эта политика Грековъ, направленная къ подчиненію себ народовъ при посредств своей вры и такъ настойчиво проводимая ими въ ихъ отношеніяхъ къ православной Россіи, рано должна была входить въ виды Грековъ, съ тхъ именно поръ, когда они впервые испытали набги варварской Руси и именно для того, чтобы по крайней мр хотя на будущее время оградить себя отъ подобныхъ ея набговъ.

И такъ, говоримъ, трудно отвергать, чтобы со стороны папы, а еще боле со стороны Грековъ не было дйствительныхъ попытокъ къ воздйствію на Владиміра для обращенія Руси въ Христіанство.

Что это были за попытки, въ какой форм он происходили, при посредств ли нарочныхъ пословъ или какъ нибудь иначе, одновременно или, что всего вроятне, въ разное время, ршать это не беремся. Но высказанныя нами соображенія приводятъ къ убжденію, что въ ‘повсти о крещеніи Владиміра’ отражаются какія-то дйствительныя попытки со стороны папъ и грековъ подчинить себ Россію при посредств вры.

При такомъ воззрніи на эту повсть нтъ надобности считать ее, какъ вы утверждаете, химерической выдумкой какого-то Грека. Основаніе для такого предположенія, указанное Вами въ заключительной молитв, слишкомъ шатко. Вотъ эта молитва: ‘О, святая Царя Константине и Володиміре! Помогайте на противныя сродникомъ ваю и люди избавляйте отъ всякія бды Греческія и рускія.’ Сопоставивъ Владиміра съ Царемъ Константиномъ, книжникъ, естественно, поставилъ и оба народа, рускихъ и грековъ, которыхъ эти цари были просвтителями: такъ могъ написать сколько грекъ, столько, и русскій книжникъ. Если по вашему мннію смиренный русакъ не ршился бы просить молитвъ этихъ святыхъ за высокихъ грековъ, то мы въ свою очередь вправ думать, что еще меньше гордый грекъ сталъ бы заботиться о молитвахъ на неб за ‘малыхъ’ русскихъ. Основаніе это, говоримъ, слишкомъ шатко.

Гораздо вроятне предполагать, что эта повсть есть ничто иное, какъ легенда, почерпнутая книжникомъ изъ народныхъ преданій. Подобныхъ легендъ, какъ вамъ извстно, не мало занесено въ лтопись.

Быть не можетъ, чтобы такой политической актъ, какъ публичное принятіе княземъ христіанства, не возбудилъ въ народ разныхъ сказаній и не народилъ въ немъ легенды, но какъ всякая легенда отражаетъ въ себ такой или другой историческій фактъ, то и эта ‘повсть о крещеніи Владиміра’ предполагаетъ для себя соотвтствующіе историческіе мотивы.

Что подобныя легенды несомннно существовали, неотразимымъ подтвержденіемъ этого служитъ записанная нами ‘былина о томъ какъ князь Владиміръ женился на Греческой царевн Анн’.

Достойно замчанія, что на пиру у Владиміра, когда снаряжалъ онъ кіевскихъ богатырей за невстою въ Царьградъ, рядомъ съ русскими сидятъ и богатыри греческіе:

Ай-же вы русскіе богатыри,

Ай-же вы поленицы удалые!

Нынь какъ есть у насъ въ прибытіи

Буянъ де Леонтьевичъ,

Да пришелъ ли онъ отъ Царя-Града,

Пришелъ ли да онъ въ стольный Кіевъ градъ:

Какъ другой ли то могучъ богатырь

Туганинъ отоновичъ,

Онъ пришолъ ли съ земли со Турецкія:

Сидятъ оны въ палаты княженецкоей

За тыимъ ли столомъ за окольныимъ.

За тмъ Владиміръ обращается къ русскимъ богатырямъ и спрашиваетъ:

Ай-же вы русскіе могучіе богатыри!

Знаете ли мн княгиню во супружество взять?

Добрыня Никитичъ между прочимъ отвчалъ на это:

И былъ я въ заднее-то время,

У царя да былъ во Греціи,

Я смотрлъ его дочь да воединую:

Бровь то у нея да черна соболя,

Очи у нея да ясна сокола,

Станомъ то она да становита,

Ростомъ-то она да высоконька,

Во лбу у ней да мсяцъ свтлый

Волоса у ней да звзды частый и т. д.

Затмъ богатыри отправляются въ Царьградъ съ ‘посульной грамотой@, царевна идетъ въ замужство, но подъ условіемъ, если онъ ‘броситъ житье заднее и окрестится въ вру крещоную’.

Изъ подобныхъ то народныхъ преданій и сложилось, по нашему мннію, книжная легенда о крещеніи Владиміра, которая необходимо должна отражать въ себ соотвтствующіе историческіе факты.

Разныя редакціи этой повсти обусловлены тмъ же народнымъ характеромъ: первичная основа касалась только попытокъ къ обращенію Владиміра въ христіанство со стороны папы и грековъ, за тмъ осложнилась Хазарскими жидами и другими случайными мотивами.

Это наше мнніе — о дйствительности этихъ попытокъ, представляющихъ историческій мотивъ этой повсти, ни мало не стоитъ въ противорчіи съ доказаннымъ вами положеніемъ о личномъ христіанств Владиміра: самъ онъ могъ быть дйствительно воспитанъ христіаниномъ, могъ быть просвщенъ Варягами, могъ креститься раньше своего народа и именно въ Василев, но это ни мало не мшало ни пап, ни грекамъ одновременно или, что всего вроятне, въ разное время длать попытки, направленныя къ публичному исповданію имъ своей вры и обращенію своего народа въ христіанство. Напротивъ, слухи-то о его тайномъ христіанств и могли вызвать и въ пап и въ грекахъ политическіе замыслы и ршительныя мры къ подчиненію себ Руси при посредств вры.

И такъ, первое наше возраженіе состоитъ въ томъ, что вы, при разбор повсти о крещеніи Владиміра опустили изъ виду политическія отношенія Рима и Византіи — къ варварской Руси, которыя такъ замтно сказываются въ этой повсти. По этому не ошибочно ли свели вы все ея значеніе къ фабул, сфабрикованной грекомъ. Не боле ли основательно, въ виду указанныхъ нами политическихъ отношеній, принимать ее въ смысл легенды, отражающей въ себ — дйствительные историческіе мотивы, разновременные попытки — со стороны папъ и грековъ, при посредств своей вры подчинить Русь своей власти въ періодъ ея язычества?

Дале, мы позволяемъ себ обратить вниманіе на статью ‘о распространеніи христіанства въ Новогородскихъ колоніяхъ’, какъ кра намъ особенно извстномъ.

Свднія, сообщенныя о томъ въ вашей ‘Церковной Исторіи’ крайне скудны и тощи, и притчъ не всегда врны.

Положительныя извстія о крещеніи инородцевъ области Новгородской, говорите вы, состоятъ единственно въ томъ, что по свидтельству лтописи, въ 1227 году, князь Ярославъ Всеволодовичъ ‘пославъ крести множество Корлъ, мало не вс люди’.

Но есть свидтельства о томъ и боле раннія: такъ въ 1156 году Святославъ опредлилъ брать епископу 100 гривенъ вмсто десятины и ‘съ Обонезьскаго ряда въ Олонци на Свири, въ Юскол, въ Тервиничихъ, у Вьюниц (Карамз. III, стр. 111, прим. 267). Вс эти приходы, съ которыхъ собиралась церковная дань въ XII вк, суще. ствуютъ и теперь.

Есть еще боле и древніе свидтели того же факта свидтели археологическіе. Такъ между погостомъ Ильинскимъ и деревнею Еройлою находятся два креста, высченные изъ известковаго камня, форма ихъ Византійская, а насчка на нихъ Славянскими буквами, выпуклая, судя по надписямъ, кресты эти относятся къ XI вку. Подобныя же два креста изъ дикаго камня песчаника находятся въ Олонецкомъ узд между Андрусовскою и Сяндемекою пустынями. Хотя на этихъ послднихъ и нтъ никакой надписи, но по своей форм они также должны быть отнесены къ глубокой древности. {Олон. Губ. Вд. за 1867, No 46.}

Наконецъ въ XII вк въ этомъ кра существовали уже монастыри. Таковъ напр. монастырь Муромскій. Историки къ разному времени относятъ основаніе этого монастыря: Кіевскій митрополитъ Евгеній и Московскій — Макарій къ XI вку, другіе же — Филаретъ, архіеп. Черниговскій и Н. Й. Костомаровъ къ XIV вку. Но т и другіе ошибаются. Въ одномъ Государственномъ Архив нами отысканъ актъ, въ которомъ читаемъ слдующее:

‘Били челомъ Великимъ Государемъ дворцовые крестьяне Вытегорскіе и Андомскіе и Пудожскіе волостей старосты и рядовые крестьяне и вс Муромскаго монастыря вкладчики: въ прошломъ въ 6697 (т.-е. въ 1189 году) въ Заонежской пятин въ Водлозерскомъ стану построенъ Муромской монастырь: строеніе мірское, старинное и дали въ тотъ монастырь на прокормленіе Новгородскіе посадники ванъ и Волосъ и земли и воды и проч.’

Здсь особенно замчательно то, что въ XII вк этотъ монастырь основанъ былъ именно земскими людьми. Извстную повсть о Муромскомъ остров въ виду этого свидтельства нужно считать апокрифической.

Такой же древности и монастырь Палеостровскій, нкоторые относили его къ XVI вку, мы на основаніи мстныхъ актовъ — отнесли его къ XIII вку, но за тмъ въ послдствіи въ собраніи покойнаго М. П. Погодина намъ удалось видть грамоту на пергаменномъ лоскутк, изъ которой видно, что и этотъ монастырь существовалъ уже въ XII вк.

Еще древне былъ монастырь Шунгскій: Шунга донын служитъ средоточнымъ пунктомъ для обмна пушныхъ бломорскихъ товаровъ съ товарами Волжскаго понизовья. Древнйшая грамота Новгородскихъ посадниковъ также извстна хотя и въ позднйшемъ списк.

Вы говорите, что христіанство распространялось въ Новгородскихъ колоніяхъ не столько нарочитыми стараніями Новгородцевъ, которыя предполагать въ нихъ мы не имемъ основаній, сколько само собою по мр обруснія инородцевъ.

Но то и другое не врно. Покровительство Новгородскихъ посадниковъ древнйшимъ монастырямъ достаточно указываетъ на то, что они далеко не были равнодушны къ христіанской стихіи среди финскаго населенія.

Дале совершенно не врно, будто ‘Христіанство распространялось только въ слдъ за обрусніемъ’. Донын Повнецкая корела, загнанная во мхи и болота или на каменистыя безплодныя мста, ни мало не обрусла, даже говорить не уметъ по-русски, и остается той же ‘проклятой’ корелой, какой была изстари и однакоже мы видимъ ее христіанскою. Другая — корела Олонецкая, хотя и говоритъ отчасти по-русски, но тмъ не мене также не обрусла, и въ быту и въ понятіяхъ остается тмъ же, чмъ была, удерживая и свой антропологическій типъ — и мы также видимъ ее христіанскою.

Этотъ фактъ служитъ неотразимымъ доказательствомъ, что христіанство распространялось въ Новгородскихъ колоніяхъ не въ силу только обруснія, но именно въ силу стараній о томъ Новгородцевъ.

И если мы читаемъ въ лтописи, ‘что уже въ 1227 году Ярославъ пославъ крести Корлъ, мало не вс люди’, то спрашивается, какое еще требуется основаніе для того, чтобы занести въ Церковную Исторію, что въ домонгольскій періодъ христіанство было распространяемо среди финскаго свернаго населенія, именно стараніями Новгородцевъ? Изъ приведеннаго свидтельства видно, что христіанизація Корелъ почти была окончена въ 1227 году, а обруснія ихъ и до сихъ поръ не послдовало.

За тмъ мы переходимъ къ отдлу: ‘переводная писменность’.

Скудный перечень извстныхъ сочиненій истолковательнаго характера, уцлвшихъ до насъ отъ до-монгольскаго періода, состоящій всего изъ 5 NoNo, мы можемъ восполнить еще новымъ не извстнымъ до сихъ поръ сочиненіемъ, подъ заглавіемъ: ‘Евангелистъ Матей, толкованъ Златоустомъ.’

Рукопись эта XIV — XV вка принадлежитъ нашему собранію. Что переводъ этого толкованія относится къ глубокой древности, къ періоду до-монгольскому, это видно здсь 1) изъ многихъ древнйшихъ славянскихъ словъ, которыхъ нтъ ни въ словар Миклошича, ни въ словар Востокова, каковы напр. мечетъ (сонъ) запяше (подозрніе) съслудъ и т. п.

2) Изъ употребленія нкоторыхъ словъ съ греческимъ окончаніемъ, напр. христианосъ (вм. христіанинъ) Христососъ (вм. Христосъ).

3) и наконецъ изъ удержанія нкоторыхъ греческихъ словъ безъ перевода, каковы напр. власфиміа, зерно синапно, и т. п.

Важность этой рукописи для русской Церковной Исторіи опредляется тмъ, что она представляетъ съ себ сокращеніе извстныхъ бесдъ Златоуста на Евангеліе Матея: это есть ничто иное, какъ славянская передлка этихъ бесдъ, предназначенная, очевидно, для первоначальныхъ христіанъ славянскаго племени’.

Отсюда слдуетъ, что мы многаго не знаемъ въ исторіи нашей церкви, не потому, что предки оставили намъ мало писменныхъ памятниковъ, но потому, что многіе изъ нихъ до сихъ поръ остаются для насъ неизвстными. Все, что мы знаемъ, дошло до насъ случайно и нтъ сомннія, что много послдуетъ еще новыхъ случайныхъ открытій въ этой области.

Здсь мы не можемъ не замтить, что вы довольно странно опредляете отношеніе до-монгольскихъ книжниковъ къ тогдашней писменности. Вы напр. предполагаете, что тогда книжные люди предпочитали лучше не читать библейско-истолковательныхъ и догматическихъ книгъ и объясняете это слдующимъ оригинальнымъ способомъ. ‘Такъ какъ для уразумнія такихъ книгъ требуется толкованіе, а толкованіе можетъ быть правильнымъ и неправильнымъ, и такъ какъ предки наши при своей совершенно ни какой (?) образованности не могли имть увренности въ своей способности толковать право, то отъ чтенія этихъ книгъ ихъ долженъ былъ выдерживать страхъ, опасеніе сдлаться людьми не намренно не правомыслящими’. (Стр. 609). Мнніе, на нашъ взглядъ совершенно не врное ни въ смысл психологическомъ, ни въ смысл этнографическомъ. Возможно ли, чтобы какой-нибудь книжникъ, носящій въ себ истинный интересъ къ чтенію книгъ, останавливался въ своей любознательности подобными силлогизмами? Возможно ли, чтобы не умя отличить правое отъ неправаго и ища лишь духовной пищи и нравственнаго идеала, онъ опасался неправыхъ толкованій и по чувству подобнаго страха сталъ уклоняться отъ божественной книги? Не врно, говоримъ, это и въ смысл этнографическомъ: не даромъ же и нын богословскія и библейско-толковательныя творенія всего дороже стоятъ на московскомъ антикварномъ рынк, народъ ихъ любитъ, читаетъ и толкуетъ, ни мало не стсняясь своими толкованіями, вышеупомянутая нами драгоцнная рукопись евангелистъ Матей, толковавъ Златоустомъ, сохранена для насъ именно народными книжниками. Мы смло утверждаемъ, что простолюдинъ книжникъ предо почтетъ самое мудреное святоотеческое твореніе самой доступной для него свтской книг и предпочтетъ именно потому, что толкованій онъ не боится и толкуетъ преспокойно, ища нравственнаго идеала, сообразно своему разумнію. Нельзя также здсь не замтить, что древне-славянскій языкъ гораздо понятне для народа, чмъ намъ это кажется: по крайней мр въ сверномъ народномъ язык — бытуетъ множество церковно-славянскихъ словъ, которыхъ нигд уже нельзя встртить, какъ только въ древней церковной книг.

За тмъ вы между прочимъ выражаете слдующее: ‘книги были чрезвычайно дороги и ихъ могли пріобртать только люди очень богатые, слдовательно и книжная начитанность по таковой сил вещей должна была ограничиваться только этимъ небольшимъ кругомъ людей богатыхъ. ‘(Стр. 611). Во 1-хъ, вы забываете, что книги тогда распространялись не столько посредствомъ покупки, сколько посредствомъ списыванія, а это послднее было дломъ спасенія души, какъ ни труденъ былъ этотъ путь добыванія книги, но кто этого желалъ, тотъ долженъ былъ находить въ этомъ высокое нравственное наслажденіе. Во 2-хъ, пріобртеніе книгъ обусловливается вовсе не богатствомъ, а внутреннею въ нихъ потребностію. Еслибы вы были ближе знакомы съ Московскимъ антикварнымъ рынкомъ, то вы убдились бы, что книги и весьма дорогія покупаютъ не столько люди богатые, сколько люди бдные. Вы тогда съ удивленіемъ узнали бы, что иной крестьянинъ сберегаетъ деньги нсколько лтъ и лишь только для того, чтобы притти въ Москву, и купить любую себ книгу, хотя бы она была и очень дорога. Намъ лично одинъ изъ. самыхъ бднйшихъ крестьянъ (Новгор. губ.) предлагалъ 10 рублей, чтобы купить ему въ Москв книгу ‘Звзду Пресвтлую’.

Слдовательно, скажемъ мы въ свою очередь, весьма сомнительно ваше заключеніе, будто въ до-монгольскій періодъ ‘книжная начитанность должна была ограничиваться только не большимъ кругомъ людей богатыхъ‘.

Наконецъ мы позволяемъ себ обратить особенное свое вниманіе въ отдл свтская писменность на вашу статью о Слов о полку Игоря. (Стр я 700).

Начиная съ митрополита Евгенія — церковные историки останавливали свое ученое вниманіе на этомъ знаменитомъ памятник свтской писменности, но вс касались его лишь только, можно сказать, мимоходомъ. Филаретъ Черниговскій занесъ его въ свою исторію духовной литературы, а вамъ первому принадлежитъ честь внесенія его въ курсъ русской церковной исторіи. Отнын онъ не ускользнетъ никогда отъ вниманія и всхъ будущихъ русскихъ церковныхъ историковъ.

Въ ‘Слов’ есть дйствительно стороны, которыми оно существенно соприкасается съ задачами церковной исторіи. Въ его литератур стоятъ еще не окончательно уясненные вопросы, въ ршеніи которыхъ особенно могла бы быть авторитетна критика церковнаго историка. Таковъ напр. вопросъ о томъ, былъ ли авторъ христіанинъ въ собственномъ смысл, или онъ былъ таковымъ только по имени, или же вопросъ о томъ, миологическія имена боговъ упоминаемыхъ въ слов — представляютъ ли въ себ истыя врованія тогдашней Руси или только это поэтическіе образы, риторическія украшенія, ни мало не отвчавшія дйствительности? Къ сожалнію, ваша книга не даетъ отвтовъ на эти современныя задачи литературы слова. Вы разсматриваете его въ своей церковной исторіи, съ той стороны, съ которой оно мене всего иметъ здсь мсто, именно со стороны литературной. Нельзя не замтить, что этотъ памятникъ весьма существенно входитъ въ кругъ общаго образованія и онъ достаточно изученъ не только самъ въ себ, но и въ его отношеніи къ извстному лтописному сказанію о поход Игоря, а потому сужденіе объ его литературныхъ достоинствахъ требовало съ вашей стороны большой осторожности.

Не отрицая высокихъ достоинствъ этого поэтическаго памятника XII в., вы почему-то однако находите нужнымъ нсколько умалить его художественное значеніе. ‘Слово о полку Игоревомъ, говорите вы, безспорно, есть весьма хорошее и весьма замчательное поэтическое произведеніе, но.мы имемъ смлость еретически или не еритически думать, что не боле, и что до верха совершенства ему далеко’. Въ чемъ же однако усматриваете недостатокъ его совершенства? ‘Оно, говорите вы, обыкновенно читается посл предварительнаго обстоятельнаго знакомства съ событіями и лицами, которыя въ немъ воспваются, къ каковому знакомству служитъ повсть о поход Игоря, читаемая въ Ипатской лтописи и передающая событія весьма полно не только съ вншнею обстоятельностію, но и съ внутреннею живостію. Но отстраните это предварительное знакомство, которое при чтеніи Слова дорисовываетъ картины и вы будете видть въ немъ боле мелькающія тни, чмъ живыя и оконченныя изображенія. (Стр. 704). И такъ ‘обстоятельность изложенія событія’ является у васъ критеріемъ оцнки двухъ совершенно разнородныхъ произведеній поэтическаго и прозаическаго, живой рчи, обращенной къ слушателямъ, и лтописной повсти. Едва ли позволительно судить о совершенств такихъ произведеній но одному и тому же признаку.

Совершенно врно, что лтописная повсть разсказываетъ о поход Игоря со всми его подробностями, но вдь Слово и по своей задач и по своей форм совсмъ другое произведеніе: здсь передается намъ не столько походъ, сколько политическія думы и чувства очевидца за страды и бдствія Кіевской Руси, вызванныя этимъ походомъ. Если лтописная повсть есть только повсть о поход, то въ Слов предъ нами возстаетъ вся Кіевская Русь и въ ея государственномъ идеал и въ ея горькой дйствительности. Если та есть повсть историческая о событіи, то Слово есть живая политическая рчь о положеніи Кіевской Руси но поводу этого событія.

Въ виду этого намъ кажется страннымъ, что вы стараетесь умалить художественное значеніе Слова за отсутствіе въ немъ подробности факта и за краткость историческихъ очертаній.

Продолжая сравненіе Слова съ повстію, вы говорите, что едва ли не должно будетъ признать, что въ нкоторыхъ случаяхъ проза выше поэзіи, т. е. повсть художественне слова, и приводите слдующій примръ. Въ день выступленія Игоря въ походъ противъ Половцевъ случилось солнечное затмніе, по этому поводу онъ говоритъ — у лтописца — дружин, которая видла въ семъ худое для себя предзнаменованіе: ‘братья и дружина, тайны Божія никто же всть, а знаменію творецъ Богъ (яко) и всему міру своему, а намъ что створитъ Богъ или на наше добро, или на наше зло, а тоже намъ видти’, въ Слов по тому же поводу Игорь говоритъ: ‘братіе и дружино! луце жъ бы потяту быти, неже полонену быти, а всядемъ, братіе, на свои бръзыя комони’.

‘Первое къ длу и прекрасно, замчаете вы, о второмъ нельзя этого сказать (стр. 704)’. Прежде всего замтимъ, что это знаменіе было ‘не въ день выступленія Игоря въ походъ’, а уже тогда, когда онъ ввелъ войска свои въ землю Половцкую. За тмъ боле внимательный анализъ этого сравненія приводитъ къ противоположному заключенію. Богословскіе помыслы по поводу этого знаменія, очевидно, вложены въ уста Игоря лтописцемъ-монахомъ: онъ даже заставляетъ его каяться при этомъ въ своихъ согршеніяхъ и приписываетъ ему цлую покаянную исповдь. Игорь не послушался небеснаго знаменія и продолжалъ путь: трудно было ршиться на- это въ силу богословскаго соображенія. Гораздо естественне изображаетъ Игоря въ эту минуту авторъ Слова: солнечное затмніе лишь боле раздражало его отважный духъ, лишь боле возбудило его къ воинскому подвигу, онъ идетъ наперекоръ знаменію самого неба: ршимость его безповоротна: ‘Братья и дружина, говоритъ онъ, кажись, лучше изрублену быть чмъ быть въ полону: ну, такъ всядемъ на борзыхъ коней, или какъ дале ‘съ вами, русаки, говоритъ, хочу или сложить свою голову или шлемомъ напиться изъ Дона’.

Объясняя смыслъ этихъ рчей авторъ ‘Слова’ прибавляетъ:

Запальчивость въ Княз умъ надмила

И тосненіе напиться шеломомъ изъ Дона,

Знаменія мсто въ немъ заступило ¹,

¹ Что такъ слдуетъ переводить соотвтствующее мсто подлинника, это будетъ выяснено нами въ нашемъ изслдованіи о ‘Слов’.

Отсюда видно, каково было въ минуту солнечнаго затмнія нравственное настроеніе Игоря и умстны ли тутъ богословскіе помыслы, влагаемые въ уста его лтописцемъ?

Еще мене, на нашъ взглядъ, кажется врнымъ ваше сужденіе о плач Ярославны.

‘Во 1-хъ, говорите вы, Ярославна могла бы плакать нсколько пространне, а также и нсколько чувствительне, во 2-хъ, тутъ вотъ какая странность: она лишилась не только мужа, но и сына, юноши въ первой юности, и однако ея плачъ ограничивается только мужемъ, ни словомъ не касаясь сына, думаемъ, что совсмъ хорошій поэтъ никакъ не забылъ бы про мать и даже поставилъ бы ее впереди жены. (Ibid.)’ Вс предъявленныя требованія мы не можемъ иначе назвать какъ странными. Нельзя измрять достоинства плачей количествомъ слезъ и художества причети ея пространностію. Нельзя спрашивать, почему жена плачетъ о муж, забывая сына,— такъ какъ одно горе подавляетъ другое: это обыкновенный психологическій процессъ. Вдь съ Игоремъ былъ и его племянникъ, можно, пожалуй, потребовать, почему Ярославна забыла и его въ своемъ плач, вдь любить его могла она не меньше сына.

Вс высказанныя вами притязанія произошли отъ одного обстоятельства: вы опустили изъ виду, что плачъ Ярославны со всмъ не лирическая причеть: вдь это есть ничто иное какъ эпическая молитва, обращенная къ стихійнымъ силамъ о покровительств Игорю и его дружин. Сближеніе этого плача съ народными заговорами не оставляетъ сомннія въ томъ, что и онъ также въ существ своемъ есть ничто иное, какъ заклятье на воинское оружіе.

Требованіе пространности, или большей чувствительности, здсь совершенно не умстны. Молясь за Игоря — она молится въ то же время и за воевъ милой своей Лады, въ рядахъ которой стоялъ и ея сынъ. Спасеніе Игоря и возвращеніе его въ Русь является въ Слов какъ бы результатомъ этой молитвы.

За тмъ, не возможно не согласиться съ слдующими вашими положеніями о Слов:

1. Слово не есть народная былина въ томъ смысл, что оно сочинено устно и постепенно безличнымъ творчествомъ многихъ и потомъ было только записано кмъ-то уже готовое: оно не сомннно есть литературное или поэтическое произведеніе въ собственномъ смысл, принадлежащее одному какому-то сочинившему или сложившему ее автору, вообще въ собственномъ смысл сочиненіе неизвстнаго сочинителя.

2. Слово не должно быть понимаемо какъ явленіе единичное и исключительное въ своемъ род, а должно быть считаемо единственнымъ дошедшимъ до насъ, или единственнымъ пока извстнымъ намъ памятникомъ изъ цлаго ряда подобныхъ памятниковъ нашего трубадурства.

Но оба эти положенія не стоятъ ли въ противорчіи со всей предъидущей вашей главой о просвщеніи, краткій экстрактъ которой сведенъ къ слдующему: просвщеніе наше состояло въ одной грамотности или одномъ умніи читать, однимъ словомъ просвщеніе у насъ въ періодъ до-монгольскій находилось на самой послдней степени не высоты, какая только возможна. (Стр. 614). Въ самомъ дл если въ XII вк и раньше было не мало такихъ писменныхъ литературныхъ произведеній, какъ дошедшее до насъ Слово о полку Игорев, которымъ вотъ уже около ста лтъ восторгается весь просвщенный славянскій міръ, то уже становится весьма сомнительнымъ, чтобы наше просвщеніе въ до-монгольскій періодъ по крайней мр, въ передовомъ дружинно-боярскомъ сло стояло на такой низкой степени, къ какой приводитъ насъ предъидущая глаза вашей церковной исторіи.

Заканчивая этимъ свои возраженія, я долгомъ поставляю выразить при этомъ, что я никому не могу уступить въ своемъ глубочайшимъ уваженіи къ трудамъ многолтнимъ и многотомнымъ, нельзя двигать науки безъ ряда ошибокъ.

Е. Барсовъ.

Письмо профессору Е. Е. Голубинскому.съ возраженіями на его книгу: Исторія Русской церкви. T. I, періодъ домонгольскій. Москва, 1880 г.

Читайте также:

Письмо профессору Е. Е. Голубинскому.
съ возраженіями на его книгу: Исторія Русской церкви. T. I, періодъ домонгольскій. Москва, 1880 г.