Письмо Обер-прокурора Святейшего Синода к Эдуарду Навиллю…, Победоносцев Константин Петрович, Год: 1888

Время на прочтение: 9 минут(ы)
Победоносцев К. П. Государство и Церковь
М.: Институт русской цивилизации, 2011 — Т. I.

Письмо Обер-прокурора Святейшего Синода к Эдуарду Навиллю412, президенту Швейцарского центрального комитета Евангелического Союза413

Государь Император Всероссийский благоизволил передать мне адрес, посланный Вами из Женевы в Копенгаген на Высочайшее Его Императорского Величества Имя.
Его Императорское Величество в неусыпной заботе о благе всех своих подданных, в особенности же о наивысшем благе — религии, не отделяет в Своем сердце Своих подданных Прибалтийского края и питает к ним те же возвышенные чувства и благие намерения, которыми проникнуты были Незабвенные Родитель и Дед Его, столь справедливо ценимые Вами в настоящем деле.
Правительство Его Императорского Величества, неуклонно следуя указаниям Верховного Вождя своего, питает твердую надежду, что принятые в отношении Прибалтийского края меры постепенно водворят в этом крае общее спокойствие, столь долго возмущаемое историческим врагом его, именно: с одной стороны, стремлением одного, малочисленного класса к абсолютному господству в целом крае и полною солидарностью с этим лютеранского духовенства, с другой стороны, стеснением в крае всяких попыток к единению с общим отечеством его — Русским Государством, в особенности с Православною Церковью. Впрочем, считаю излишним излагать здесь сущность тех недоразумений, которые смущают ныне лютеранские умы в Европе, и ограничиваюсь сообщением Вам переписки моей по этому предмету с единоверцами Вашими, из которой Вы ознакомитесь с существом настоящего дела.
Но Вы идете гораздо далее Ваших швейцарских собратий. Вас озабочивает положение не только лютеранства в Прибалтийском крае, но и всех христианских исповеданий в России. Вы желаете полной свободы для этих исповеданий. Только глубокий отклик найдет эта Ваша высокохристианская забота в сердце русского Государя и всего русского народа. Россия хранит глубокое убеждение, что нигде в Европе инославные и даже нехристианские исповедания не пользуются столь широкою свободою, как посреди русского народа. Увы, в Европе не хотят признать этой истины. Почему? Потому единственно, что там к понятию о свободе исповедания примешалось безусловное право пропаганды его. И вот источник Ваших сетований на наши законы о совращениях из Православия и об отпадениях от него! В этих законах, ограждающих господствующее в России исповедание и устраняющих посягательство на спокойствие его, Европа видит ограничение свободы для других исповеданий, даже преследование их! Я не буду входить принципиально в вопрос, какая существует связь между свободою исповедания и правом прозелитизма его, и почему ограждение одного исповедания от прозелитизма некоторыми признается за стеснение свободы другого исповедания. Этот отвлеченный вопрос завел бы нас слишком далеко и на своем теоретическом поле едва ли привел бы к желанным результатам. Я приглашаю Вас на более прочную почву — историческую, на которой получаются более явственные решения по этому предмету.
Провидению угодно было поставить Русское государство на широком открытом пространстве между Уралом и Карпатами, где лицом к лицу встречаются две столь разнородные и важнейшие части света — Европа и Азия. В тиши и неизвестности для истории таились русские племена, пока Высшая рука, правящая судьбами истории, не вызвала их на стражу на пути великого переселения народов414 в то именно время, когда должен был закончиться период этого переселения, чтобы дать христианской Европе возможность мирно начать создание новой, христианской, культуры. Русское государство призывалось к высокой миссии в человечестве — твердо стоять на страже между двумя частями света, не склоняясь ни на ту, ни на другую сторону, пока перст Божий не укажет поры для мирной встречи Востока с Западом в духе христианских и культурных идей.
Россия исполнила свой долг. Ни дикие орды хазаров, печенегов и половцев415, ни тучи монголов не проникли в Западную Европу, не затруднили христианского и культурного роста ее. Мир мусульманский, столь долго торжествовавший над усилиями ее в лице крестоносцев416, не только остановлен в своем движении на мир христианский, но и обессилен силою России. Что же дало России эту силу в исполнении своего великого долга в человечестве? Ничто другое, кроме ее самобытности и твердой устойчивости в своих собственных началах, в независимости ни от Азии, ни от Западной Европы. Что было бы с Россией, если бы она, окруженная с востока и запада многими десятками народностей и исповеданий и постепенно давая им приют у себя, колебалась в недоумении между одними и другими? Что было бы и с Западной Европой, если бы Россия стала ареной для соперничества этих народностей и исповеданий, особенно в тот период, когда мусульманский мир стал твердою ногою на Босфоре, имея крепкие опорные пункты в царствах Казанском, Астраханском и Крымском, а весь Запад Европы запылал продолжительными религиозными войнами, то озаряясь кострами инквизиции417, то омрачаясь кровавыми ‘ночами’418 и ‘вечернями’419? Только полная духовная самобытность спасала Россию среди этого коловорота религиозных и политических порывов на востоке и на западе. Не тем ли более она должна была тщательно охранять неприкосновенность своих духовных начал, вырастивших и укрепивших ее самобытность? Да, в православной вере Россия обрела спасавшее ее духовное начало, ею одушевлялась она в исполнении своего великого призвания, в ней находила опору против соблазнов со всех сторон и увлечений и надежду посреди бедствий и уныния, с нею росла, крепла и исполняла свое назначение в человечестве. Охрана православной веры от колебаний и от покушений на нее с какой бы то ни было стороны составляет важнейший исторический долг ее, потребность жизни ее.
При таком естественном ходе своего развития что встречала Россия со стороны западных исповеданий, рано устремившихся на Восток, внутрь ее самой? Уже крестоносцы, столь восторженно двинувшиеся со своих мест в чистых порывах освобождения гроба Господня и на первых же шагах променявшие эту возвышенную цель на завладение Византией и попрание восточного Православия420, ясно показав, что религиозные стремления запада Европы глубоко пропитаны политическими страстями и чужды духа религиозной терпимости. Настали затем смутные времена для Европы. Продолжительные кровавые войны раздирали ее от края до края. На знамени этих войн начертана была свобода веры, а под этим знаменем боролись мирские стремления: государства распадались, поднимались отдельные нации, появлялись отдельные народные группы, возникали новые государства, выступали на сцену политические честолюбия, и вся эта картина войн представила такую помесь религиозных стремлений и мирских вожделений, в которой с трудом разбираются и самые возвышенные умы. Это была тяжелая школа для христианского духа западных исповеданий.
В этой-то смеси религиозных и политических стремлений западные исповедания одновременно появились и в России. Католицизм избрал для себя ареною западные русские области. Католицизм проникся здесь полонизмом, открыл непримиримую войну против Православия, истреблял все русские начала во имя польского владычества и под своим знаменем водил польские полчища в самое сердце России. Мы доселе не знаем в этих областях и в целой России католичества, чуждого духа вражды к ней и старания оторвать от нее исконные ее западные области. Увы, одновременно с католицизмом, в том же духе мирских стремлений Россия узнала и лютеранство в лице бывших ливонских рыцарей, залегших ей дорогу к Балтийскому морю. Истребляя все, что напоминало католицизм, новые эти лютеране, бароны и пасторы, со всею энергией отдались существенному наследию его — мирскому исключительному властвованию в крае, возбуждению литовских и финских племен против России преследованием Православия как символа единения с ней. И доселе идет здесь борьба со стороны потомков рыцарей за исключительное господство в крае, и доселе лютеранство, подобно прежнему католичеству, прикрывает эту мирскую борьбу знаменем религии и, подавляя всякие попытки со стороны туземцев к единению с Россией, стесняя свободу совести, в то же время распространяет по Европе вопли о насилии лютеранской совести, смущает спокойные лютеранские общины в других частях Империи, повсюду держит лютеранские умы в тревоге. Если бы лютеранская Европа могла отрешиться от действия этих воплей и без предубеждения взглянуть на текущую действительность в деревнях и колониях этого края, в усадьбах баронов и пасторов, она убедилась бы вместе с нами, чего стоит здесь для туземца свобода перехода из лютеранства в Православие, убедилась бы, что Православие здесь не нападает, а себя защищает. Да, к прискорбию для христианского чувства, еще не настало время для мирной встречи христианских идей Востока и Запада, западные исповедания у нас еще несвободны от мирских видов, от посягательства на могущество и даже целость России. Россия не может дозволить им пропаганды отторжения единоверных сынов своих в религиозные станы, еще не сложившие старого своего оружия против нее. Она заявляет об этом открыто, прямо в своих законах, вверяя себя суду Высшему, правящему судьбами царств.
Но может быть в самой Западной Европе, где нет законов об отпадениях от господствующей веры и о совращениях из нее, откуда раздаются против России жалобы по поводу этих законов, может быть, в ней самой отдельные исповедания вполне освободились от мирских искушений и свобода совести ничем не возмущается? Увы, в наш век такою полною слободою пользуется только переход от веры к безверию. Я совершенно понимаю, что где-нибудь в благодатной тиши, напр[имер] под обаянием грандиозно-мирной и чарующей прелести берегов Женевского озера или у величественного, навеки скованного в своих грозных порывах, вечно однотонного рейнского водопада, дух человеческий спокойно отдается созерцанию мирного величия и благости Творца всех, и бегут от него треволнения страстей, не щадящих совести ближнего. К сожалению, не то за пределами этих тихих приютов. Нет в Европе законов о совращениях и отпадениях от господствующей веры, но есть силы, гораздо более глубокие и широкие, насквозь пропитанные нетерпением к другим исповеданиям, в особенности же, к православной вере, при которых ссылка на отсутствие законов об отпадениях и совращениях — одни жалкие слова. Западная цивилизация, воспитанная в духе и преданиях Рима, не зная Православной Церкви, не понимая ее, от нее отвращается, унижает ее как принадлежность низшей расы, как символ низшей или варварской цивилизации. Провозглашают свободу для всех вероисповеданий и для всякого племени в принципе, но когда коснется дело до применения этого принципа, из него исключаются православные — илоты западной цивилизации… Я не буду перебирать здесь этого наследия Западной Европы от старых религиозных кровавых раздоров, укажу только на свежие примеры: в католическом мире — на процесс Добрянского и Наумовича в Австрии421, в лютеранском — на поведение Дрезденского евангелического союза Густава Адольфа422 по поводу ходатайства австрийских славян о восточной славянской литургии.
Считаю наиболее приличным закончить настоящее мое письмо словами знаменитого Эрнеста Навиля, которым оканчивает он свое красноречивое сочинение о вечной жизни: ‘Настоящие обстоятельства призывают христиан к иным, более важным спорам, чем споры взаимные. В наше время, более чем во всякое другое, благодаря религиозной свободе легко различить основания Евангелия. Эти основания, допускаемые всеми христианскими вероисповеданиями, подвержены ныне открытым нападениям в движении современной мысли. Первая обязанность христиан, кажется, есть обязанность соединиться для защиты их общей веры против напора учений атеизма и материализма. Великий духовный спор нашего времени есть борьба верующих в вечную жизнь с теми, которые отрицают ее’.
Примите, и проч[ее].
С[анкт]-Петербург,
31 января 1888 г.

КОММЕНТАРИИ

Печатается по тексту: Адрес Евангелического союза Его Императорскому Величеству Александру III и Письмо обер-прокурора Святейшего Синода к Эдуарду Навиллю, президенту Швейцарского центрального комитета Евангелического союза // Вера и разум. — 1888.-No 6.-С. 121-129.
414 Великое переселение народов — перемещение народов в Европе в IV-VII веках на территорию Римской империи, сопровождаемое религиозными, культурными, языковыми конфликтами между германским (и другим варварским) и романизированным населением.
415 Хазары кочевой тюркоязычный народ, ставший известным после гуннского нашествия (IV-V вв.). Печенеги — кочевые, преимущественно тюркоязычные племена, состоявшие из прототюркских, протоугро-финских и протославянских народов, сложившиеся предположительно в VIII-XI веках. Половцы, половчане — кочевой тюркоязычный народ, обитавший в Заволжье, вытеснивший в начале XI века печенегов и огузов из Причерноморской степи и завоевавший всю Великую Степь от Иртыша до Дуная, которая стала называться Половецкой.
416 Крестоносцы — западноевропейские рыцари-монахи, нашивавшие на одежду кресты и воевавшие против мусульман, язычников и православных по различным религиозным, политическим и экономическим причинам. Целью первых походов было освобождение Палестины, Гроба Господня от турок, позднее крестоносцы обращали в Христианство язычников Прибалтики, выступали против Византии в защиту интересов папы и подавляли антикатолические волнения в Европе.
417 Инквизиция (Inquisitio Haereticae Pravitatis Sanctum Officium (лат.) — ‘Святой отдел расследований еретической греховности’) — учреждения Римско-Католической церкви, созданные в XII веке для борьбы с ересями (катарами и др.). В конце XV века инквизиция наряду со светскими судами католических и протестантских стран стала активно участвовать в процессах над ведьмами, с 1451 года папа Николай V передал в ведение инквизиции дела по предупреждению еврейских погромов и наказанию за них. Как и в светских судах того времени, в инквизиции на допросах применялась пытка. Если подозреваемый не умирал во время следствия, а признавал свою вину и раскаивался, то материалы дела передавались в суд.
418 Речь идет о Варфоломеевской ночи, в которую произошло массовое убийство гугенотов католиками в канун праздника святого Варфоломея (24 августа 1574 года).
419 Сицилийская вечерня — восстание сицилийцев против французских сторонников короля Карла I Анжуйского в 1282 году. Восстание началось с колокольного звона к вечерне. Причинами восстания стали тяжесть налогов, раздача сицилийских земель вместе с крестьянами французским землевладельцам, бесчинства французов и пр. Сицилия отстояла свою независимость, но Анжуйская династия воевала за нее до 1302 года.
420 В 1099 году при вторжении крестоносцев в Иерусалим православные были вытеснены из храмов и монастырей, даже патриархи Иерусалимские стали вынуждены управлять Церковью из Константинополя. Крестоносцы притесняли православное население и при вторжении в Египет в 1219, 1249 годах, и во время пятого крестового похода. Папа Иннокентий III требовал от византийского императора участия в крестовом походе и восстановления церковной унии, но получил отказ. В 1202 году крестоносцы разорили венгерский христианский торговый город Задар, ограбив который, уплатили часть долга венецианцам. Венеция заключила с крестоносцами договор о разделе территории Византии. Часть византийской аристократии и купечества были заинтересованы в торговых связях с католиками. В 1204 году, воспользовавшись династическими спорами императоров, армия крестоносцев захватила Константинополь. Город подвергся разграблению, многие памятники искусства уничтожены, в том числе и церкви. В 1230-е годы немецкие крестоносцы и шведские рыцари завоевывали племена Прибалтики и Финляндии, подчиняя себе местные племена. Богатые русские княжества (Новгород, Псков) привлекали внимание крестоносцев. В 1237 году папа Григорий IX призвал шведских епископов организовать крестовый поход против ‘неверных’ — тавастов, карелов и русских. В том же году ливонский Орден меченосцев был объединен с Тевтонским орденом. В 1238 году Римский папа благословил крестовый поход против новгородских земель, обещая его участникам отпущение грехов. В 1240 году шведские рыцари были разбиты новгородским князем Александром Ярославичем (св. Александром Невским), а 1242 году он отбил захваченные немцами территории и повел русское войско на территорию Ливонского ордена. 5 апреля 1242 года на льду Чудского озера состоялось Ледовое побоище, немецкие рыцари были разбиты.
421 Большой политический процесс русских в Галиции, процесс Ольги Грабарь — судебное дело, возбужденное в 1882 году австро-венгерским правительством против карпато-русских общественных деятелей. Поводом к нему стало обращение жителей галицкого села Гнилички, принадлежавших к приходу Восточно-Католической церкви, к львовской консистории с просьбой иметь свой приход. Консистория отказала, и крестьяне пошли с жалобой к своему помещику, графу Иерониму Дела Скала, православному румыну, который предложил им перейти в Православие. Опасаясь перехода всего села в Православие, консистория выделила им приход. Ольга Добрянская, дочь Адольфа Добрянского (и мать художника Игоря Грабаря) — лидера закарпатских русинов была одной из главных обвиняемых за переписку с галицко-русскими активистами. Адольфу Добрянскому и униатскому священнику Ивану Наумовичу, который также советовал перейти крестьянам в Православие, было предъявлено обвинение в государственной измене, за которую по закону полагалась смертная казнь. Однако адвокаты оспорили обвинение, и за недостаточностью доказательной базы одни обвиняемые были оправданы, другие подверглись тюремному заключению за возмущение общественного спокойствия. Это судебное разбирательство было первым в ряду процессов, направленных против русского движения в Австро-Венгрии.
422 Густава-Адольфа общество — евангелическо-лютеранский союз, основанный в 1832-1834 годах в Лейпциге и Дрездене по инициативе лейпцигского суперинтенданта доктора Христиана Гроссманна для поддержки единоверцев в Австрии, Германии и других странах с большинством католического и православного населения. Общество названо по имени шведского короля Густава II Адольфа, помогавшего лютеранским государствам по время Тридцатилетней войны.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека