ПИСЬМО К. ЛЕОНТЬЕВА
о вр, молитв, о немощахъ духовенства и о самомъ себ *).
В. И. О. С. и Св. Д. А.
К. Леонтьевъ.
Пишите иногда, не забывайте.
Сообщилъ протоіерей Іосифъ Фудель.
Письмо о вере, молитве, о немощах духовенства и о самом себе, Леонтьев Константин Николаевич, Год: 1888
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Леонтьев К. Н. Письмо о вере, молитве, о немощах духовенства и о самом себе. / Сообщил И. И. Фудель // Богословский вестник 1914. Т. 1. No 2. С. 229-237 (2-я пагин.).
Scan ‘Богословский Вестник’
*) Письмо это писано было къ одному молодому человку, студенту Моск. Университета, въ отвтъ на его просьбу разршигь нкоторыя его религіозныя сомннія. Помимо своей автобіографической цнности. письмо это представляетъ большой интересъ особенио для молодежи, нердко волнуемой тми же религіозными вопросами. Важно и то, что содержаніе письма было извстно Оптинскому старцу о. Амвросію и имъ одобрено. Печатается оно все безъ пропусковъ. Прот. I. Фудель.
‘Да (говорите Вы) я въ глубин души отношусь къ церкви не только съ наружною почтительностію, a co страхомъ и трепетомъ, но не такъ, какъ повелваетъ намъ законъ.
1. Этого я не думаю, думаю, что главныя основанія Ваши правильны, и что т недостатки Ваши, о которыхъ Вы дальше упоминаете, происходятъ или отъ неопытности духовной или принадлежатъ къ тому, что зовется ‘искушеніями’. Отъ искушеній же и Святые не изъяты. И безъ нихъ ни вра сама не утверждается, ни навыкъ къ нравственнымъ подвигамъ (о Христ) не пріобртается. (Я прибавилъ ‘о Христ’ нарочно, чтобы обозначить, что нравственность самочинная, какъ у честныхъ атеистовъ и т. п. ни малйшей цны для загробнаго спасенія не иметъ, она можетъ быть для житейскихъ сношеній очень удобна и пріятна, но освященія она не иметъ, она хорошій блый хлбъ, а не вынутая просвира).
Вы говорите: ‘Въ Бога я врю, но вра моя какая то неровная. Иногда я молюсь съ наслажденіемъ, иногда только no привычк отчитываю молитвы’.
И прекрасно длаете, что no привычк ихъ читаете. Этотъ трудъ, это понужденіе, это изволеніе первичное, этотъ навыкъ боле въ нашей вол, чмъ то наслажденіе, которымъ Вы довольны.
Это одинъ изъ главныхъ пунктовъ современныхъ ошибокъ и недоумнія. Мы все нынче ищемъ сразу сильнаго чувства, трогательнаго ощущенія, искренности и т. д. (Фуделемъ въ своей брошюр съ особымъ удовольствіемъ свидтельствуетъ объ этой искренности) {Но дло не въ самой искренности, а въ ея направленіи. И Желябовъ былъ вроятно, искренній въ своей вр человкъ, коли на вислицу пошелъ.}. Это большая ошибка. He только ровную молитву пріобрсти невозможно, но и ровная вра едва ли кому нибудь доступна, разв великимъ подвижникамъ. (И за то, что у нихъ вра всегда ровна, я не ручаюсь, свидтельствъ Св.-отеческихъ на это не помню).
Помните Евангельское: ‘Врую, Господи, помоги моему неврію’. Можно считать себя врующимъ и даже правильно въ основаніяхъ врующимъ, но нельзя никогда считать себя достаточно врующимъ. Св. отцы оставили намъ примры этому: многіе изъ нихъ, принимая охотно всякія обвиненія въ грхахъ страстей (напр.: ты блудникъ, ты гордый, ты сребролюбивый и т. д.), соглашались съ обвинителемъ и говорили: это правда. (И говорили это искренно, ибо тонкимъ и долгимъ вниманіемъ къ своимъ психологическимъ процессамъ узнали на опыт до чего и они, подвижники, внутренно ‘удобопреклонны’ и до чего и въ нихъ естъ зародыши всхъ пороковъ, которые при невниманіи могли бы разростись сильно). Но когда имъ говорили: ты еретикъ, эти Отцы Церкви отвчали ршительно: ‘нтъ я не еретикъ!’ Они сознавали, что вра ума, такъ сказать, (или по нншнему ‘убжденія’) у нихъ была правильная, претендовали только на качественную правоту своей вры, а, конечно, не на количественную и постоянно высочайшую интенсивность ея. Первое есть только обязанность исповданія, второе было бы духовной гордостью. Поэтому не смущайтесь и Вы черезъ мру ни сухостью молитвы Вашей, ни даже временными колебаніями сердечной вры. Храните крпко только ту вру ума, о которой и выше я говорилъ, а что касается до сердечныхъ порывовъ при молитв, то она сама будетъ приходить какъ утшеніе, поддержка и награда отъ Бога. О! какъ мн все это знакомо! И я даже завидую Вамъ (т. е. дружески, любовію завидую, радуюсь за Васъ), завидую, что Васъ вс эти вопросы волнуютъ въ 20 съ чмъ то лтъ, а не въ 40, какъ случилось со мною. Сила молитвы даже и самой сухой удивительна. Въ 85-мъ году я живя лтомъ одинъ и больной въ Мазилов, познакомился тамъ съ извстнымъ Пругавинымъ (я его считаю нигилистомъ, настоящимъ, твердымъ и жестокимъ, но выжидающимъ, сдержаннымъ и осторожнымъ). Меня онъ очень интересовалъ: а онъ съ своей стороны былъ ко мн съ виду довольно внимателенъ. Говорили мы и о религіи. Онъ мн сказалъ между прочимъ, что одинъ монахъ совтовалъ ему молиться, чтобы пріобрсть вру. Пругавинъ удивлялся, ‘какъ это можно молиться Тому, въ Кого не вруешь’. (Впрочемъ для исторической точности замчу, что онъ поостерегся выразиться (при цензор, вроятно) такъ рзко, какъ выразился я, онъ не сказалъ ‘Тому въ Кого’,— a просто молиться безъ вры… Это все таки цензурне). А монахъ дылъ правъ. Съ нашей стороны достаточно принципіальнаго изволенія, искренняго желанія подчиниться ученію Церкви, дйствіе молитвенное, смиреніе, послушаніе совту боле въ нашей вол, чмъ чувство молитвенное, чмъ пріобртеніе этого чувства. Знаю это по опыту. Въ конц 60-хъ годовъ (подъ 40 лтъ), я былъ уже историческіи подготовленъ (если можно такъ выразиться про отдльное лицо) къ воспріятію ученія Церкви, я очень желалъ уже и тогда увровать снова, какъ врилъ въ дтств, съ простотою сердца и живостью. (Простота ума не нужна, простота сердечнаю отношенія необходима). Я любилъ вру православную, но у меня не было страха Божія, или лучше сказать — тнь этого страха только изрдка посщала меня на минуту. Мн не доставало тогда сильнаго горя, не было и тни смиренія, я врилъ въ себя. Я былъ тогда гораздо счастливе (за 30 лтъ въ Турціи), чмъ въ юности и потому я былъ крайне самодоволенъ. Съ 69 года внезапно начался переломъ, ударъ слдовалъ за ударомъ. Я впервые ясно почувствовалъ надъ собою какую то высшую десницу и захотлъ этой десниц подчиниться и въ ней найти опору отъ жесточайшей внутренней бури, я искалъ только формы общенія с Богомъ. Естественне всего было подчиниться въ православной форм. Я похалъ на Аонъ, чтобы попытаться стать настоящимъ православнымъ, чтобы меня строгіе монахи научили вровать. Я согласенъ былъ имъ подчиниться умомъ и волей (и этому много помогала и косвенно содйствовала одна уже вовсе не личная, не сердечная вещь, а объективная, или философская, этому ршенію, этой охот подчиниться ученію Церкви много содйствовало глубокое и давнее отвращеніе мое къ современнымъ прозаическимъ формамъ прогресса, къ равенству правъ, къ изобртеніямъ, машинамъ, сообщеніямъ этимъ, кь какому то вообіце ‘штатскому’ и практическому будто бы міровоззрнію и т. п.). Между тмъ удары извн сами по себ продолжались все боле и боле сильные, почва душевная была готова и пришла, наконецъ, неожиданно минута, когда я, до тхъ поръ вообще смлый, почувствовалъ незнакомый мн дотол ужасъ, а не просто страхъ. Эготъ ужасъ былъ въ одно и то же время и духовный и тлесный, одновременно и ужасъ грха и ужасъ смерти. А до этой минуты я ни того, ни другого сильно не чувствовалъ. Черта завтная была пройдена. Я сталъ бояться Бога и Церкви (какъ Его выраженія). Съ теченіемъ времени физичеспій страхъ опять прошелъ, духовный же остался и все выросталъ.
Было время (именно отъ 71-го до 73-го года на Аон и въ Царьград), когда я очень горячо и усердно молился о прощеніи грховъ и объ отдых на земл, но о спасеніи дугии, о загробной жизни просто и думать не хотлъ. Моя молитва и моя вра были тогда съ этой стрроны какими то ‘ветхозавтными’. Отецъ Іеронимъ, великій Аонскій старецъ и наставникъ мой, какъ нельзя проще посовтовалъ мн повторять только каждый день: ‘Господи, пошли мн вру въ загробную жизнь и утверди ее въ сердц моемъ’. И послалъ Богъ и угвердилъ. А я твердилъ это чаще сухо, невнимательно, формально (какъ нынче любятъ говорить, забывая, что эта форма то и есть выраженіе основной идеи — покорности, послушанія Церкви и т. п.). Сильно чувствовать всякій разъ при молитв невозможно, это не зависитъ отъ насъ. Взять книжку, прочесть, принудить себя, когда и не хочется, понудить себя при этомъ къ болыяей сосредоточенности мысли — это все мы можемъ. Да и что можетъ быть благородне, возвышенне, привлекательне, почтенне, когда видишь, что человкъ сильный по молодой ли энергіи или по зрлому опыту жизни, или умомъ высокообразованный склоняется во прах не только передъ невидимымъ Богомъ, но и передъ обычаями вры, даже передъ представителям и учительствующей Церкви Его, несмотря на то, что они сами очень часто слабы и недостойны. ‘He намъ, не намъ, а Имени Твоему’.
Отъ этого легокъ переходъ и ко второму Вашему сомннію.
2. Священникъ, о которомъ вы говорите, дурной человкъ, вы это знаете и васъ его плохая нравственность смущаетъ при принятіи таинствъ. He смущайтесь, это смущеніе есть дйствіе демоническихъ началъ. Я сказалъ — ‘не смущайтесь’… Я выразшгся не точно. Смущаетесь вы невольно. Трудно не смущаться при вид служителя алтаря Божія, который ведетъ себя неприлично. Преодолть въ себ это чувство вполн невозможно, да пожалуй что и не всегда нужно. Въ этой досад кроется и доброе чувство — уваженія къ его сану, къ мистическому освященію его особы. (Просфира дурно испечена, но частица все таки изъ нея вынута). Досадовать можно (не злобствуя, а лишь скорбя), но не надо давать себ волю смущаться. Аскетическіе писатели различаютъ въ дл грховной борьбы нсколько степеней: 1. Прилогъ, 2. Сосложеніе и т. д. до настоящей страсти. Первый, прилогъ не отъ насъ, онъ отъ діавола, человку набожному встрчается молодая женщина, онъ обратилъ вниманіе на ея красоту (прилогъ). Начинаетъ онъ думать, съ услажденіемъ останавливается на этомъ, мечтаетъ — это сосложеніе. Незнающему — простительно, знающій долженъ сдлать усиліе ума и воли, молитвой или другимъ занятіемъ отогнать прилогъ этой мысли и т. д. Тогда онъ правъ (хотя все таки и не безгршенъ).
(Какъ это у Пушкина:
Напрасно я стремлюсь къ сіонскимъ высотамъ
Грхъ тяжкій гонится за мною по пятамъ’ и т. д.
Твердо не помню).
To, что я сказалъ о женщинахъ (о блуд), приложимо и къ гнвному движенію, и къ зависти, и къ корысти и ко всмъ грхамъ. Прилогъ, сосложеніе… и наконецъ страсть въ полномъ развитіи. Приложимо оно и къ вашимъ чувствамъ. У Васъ невольное движеніе досады на неприличнаго священника (я говорю неприличнаго, потому что не знаю какія у него слабости, Вы не пишете, предполагаю у русскаго священника пьянство и какое нибудь грубое, слишкомъ уже откровенное (до цинизма искреннее) корыстолюбіе). Умственный судъ Вашъ справедливъ, нельзя обманываться, онъ нехорошо ведетъ себя: Вы судите безъ злорадства, Вы готовы простить ему это (вы, положимъ, никогда не забываете правила: ‘Возлюби ближняго твоего, но возненавидь грхи его), вы только скорбите, пока это все еще не бда. Но вотъ вдругъ у Васъ является мысль, что у него и Таинство совершиться не можетъ. Вопросъ о личной и перемнчивой нравственности священника Вы совсмъ не кстати вдругъ переносите въ область догматической, основной, не подлежащей измненію мистики. Это уже прилогъ. Эта мысль прилогъ. Оставьте ее безъ вниманія, отгоните ее какъ докучную муху, скажите себ: какой вздоръ. Боже, помоги моему маловрію. И муха отлетитъ. Сосложенія не произошло. Остановитесь на этой мысли, Вы смутились и само Св. Причащеніе приняли не совсмъ чисто и спокойно. Но все такъ лучше принять, чмъ сказать себ: ‘ахъ, я не достоинъ, я не могу причаститься’ и уйти. Мы всегда боле или мене недостойны. Если считать что мы всегда одинаково недостойны: то это смиреніе будетъ на границ отчаянія. Средній путь, здравый тотъ, что мы всегда недостойны, но въ неравной степени. Было бы нелпо воображать, что степень вашего недостоинства при подобномъ минутномъ смущеніи такя,е велико, какъ недостоинство другого человка, который, можетъ быть, рядомъ съ вами причащается вовсе безъ вры во 1-хъ, а потому что того требуютъ какія нибудь его практическія дла (служба, бракъ, угода сильному и т. д.) и вдобавокъ причащается не говвши, не готовясь, не постясь даже и ни дня, а посл ночи, проведенной съ любовницей. Вы обязаны знать при этомъ, что во всецлости жизни своей этотъ, въ данную минуту преступный человкъ, быть можетъ, больше вашего угоденъ Богу, но въ этомъ частномъ случа онъ, конечно, недостойне Васъ.
He знаю, хорошо ли я объясняю, но я передаю Вамъ то, чмъ руковожусь въ жизни самъ. Такъ меня учили и древніе аскетическіе писатели и духовные старцы нашего времени.
На счеть ‘благо духовенства’, а иногда и монаховъ, я Вамъ скажу, что эти чувства ваши какъ нельзя боле мн знакомы no опыту. И посл 17 лтъ моего близкаго обращенія съ монахами (и православнымъ ученіемъ вообще) не могу освободиться отъ досады на грубость чувствъ и манеръ во многихъ духовныхъ лицахъ нашихъ. Но виноваты не эти люди, или бдные, или вовсе неблаговосшітанные, виновато дворянство русское. Оно такъ пошло отбилось отъ религіи и отъ Церкви, что само, лишившись ея утшеній и рессурсовъ ея могучаго міровоззряія, лишило съ другой стороны Церковь и Іерархію своей благовоспитанностя, своихь тонкихъ и сильныхъ чувствъ, своего изящества, своей житейской поэзіи.
Что же никто изъ насъ нейдетъ въ монахи? Что же все собираются только въ священники? Я не говорю въ сельскіе непремнно, не надо возлагать на себя ‘бремена неудобоносимыя’, а хоть въ Соборные Протопопы и то хороніо. Одинъ, другой, третій и т. д. Это отразилось бы и на многихъ низшихъ.
Молодые людя все хотятъ сразу наивысшаго подвяга и къ тому же вольнаго. А надо вспомнить дв крайности: существующее монашество, въ которомъ зависимость отъ воли другихъ тяжелая, и нигилистовъ. Отчего нигилисты тверды въ достиженіи свояхъ преступныхъ цлей. Оттого, что они е-стоко другъ оть друга зависятъ и боятся другъ друга.
И ‘человчество’ и отдльный человкъ вообще вовсе не такъ высоки нравственно, какъ хотятъ ихъ сдлать иные идеалисты. Они могутъ стать получше и похуже, но нельзя въ идеал отказываться ни для себя, ни для другихъ отъ грубыхъ основъ психологическихъ — тонкаго страха передъ сильнйшими, самолюбія, вещественныхъ нуждъ и т. д. Beличайшіе христіанскіе подвижники жестокими усиліями надъ собою вырабатывали въ себ большею частію въ поздніе годы приблизительную только свободу отъ всего этого. Они проходили прежде строгое послушаніе другимъ.
Пусть-ка дворяне и вообще люди молодые прежде вотъ на этомъ поприщ испытаютъ себя, на поприщ христіанскаго само-спасенія, само-исправленія, само-подчиненія даже и плохому духовенству. А потомъ ужъ народъ учить… Благородны мысли Фуделя, напр., и книжка его очень симпатична {Книжка, о которой неоднократно въ этомъ письм упоминаетъ К. Леонтьевъ, былъ мой первый трудъ, только что появившійся въ печати: ‘Письма о современной молодежи и направленіяхъ общественной мысли’.}. Но содержитъ ли онъ самъ посты? Слушается ли Церкви? Если нтъ, и если онъ при этомъ покоенъ совстью, то Боже избави насъ отъ такихъ народныхъ учителей. Пусть лучше народъ грамоты не знаегъ вовсе, чмъ видть такіе примры въ учител. А притворяться только для народа — куда жъ тогда мы днемъ ту искренность, которой они (юноши) такъ гордятся.
Рачинскій постится, Катковъ и Аксаковъ постились. Вл. Соловьевъ постится, и я пощусь, иногда по крайней слабости рыбу мъ, а ужъ мяса и молока постомъ сть не стану. Едва теперь ноги таскаю, а ужъ не оскоромлюсь (разв въ дорогѣ,, да и то не Вел. Постомъ), а многіе считающіе себя православными вдь въ Страстную даже не могутъ безъ мяса продышать.
Ужъ не вншность ли это одна?
Нтъ не вншность одна, а душевный и тлесный подвигъ. Душевный въ томъ, что я насильно, но съ радостью исполняю предписаніе Соборовъ. Тлесный, конечно, въ томъ, что постное рдко кто любитъ, и многіе отъ него (въ начал особенно) отвыкши, даже болютъ. Какая же тутъ вншпость? Вншность отъ внутренняго побужденія любви къ исполненію заповдей Церкви. ‘Вра безъ длъ мертва’. Но дла не въ одной милостыни, какъ многіе думаютъ и въ любви къ ближнему. Она и въ любви къ Богу. Земное же, доступное намъ, выраженіе любви къ Богу есть любовь къ Его заповдямъ. Богъ, Христосъ, Св. Отеческая Церковь. Кто любитъ Высшаго, тотъ Ему повинуется и противу вкусовъ своихъ. Повинуюсь Св. Отеческому ученію, повинуюсь Христу, повинуюсь Христу, повинуюсь Богу.
Ясно, надо поститься, надо читать и насильно и сухо молитвы, надо говть и т. д.
Немощи нашего невоспитаннаго духовенства не должны насъ надолго смущать.
Мы сами ‘воспитанные’ виноваты, что не хотимъ и не умемъ облечь въ Церковныя формы наше боле тошое содержаніе. Нельзя пороки сословія переносить на то ученіе, которому это бдное и грубое сословіе, какъ уметъ по мр силъ своихъ, служитъ. Врачъ (человкъ высшаго, общественнаго воспитанія) исцли себя самъ.
Писано по благословенію Оптинскаго Старца о. Амвросія.
Мартъ 88 г. Оптина Пустынь.
Будьте, голубчикъ, здоровы и веселы.
А Фуделевъ врно разсердился на мой ‘формализмъ’,— что не хочетъ войти со мной въ ‘общеніе’. Напрасно, мн его брошюрка нравится, какъ молодой зеленый березнякъ, строиться изъ него еще нельзя, а для хорошей метлы, сметать нигилизмъ очень годится. Suum cuique. Пойдетъ прямо и на постройку будетъ хорошъ.