Письмо к редактору по поводу смерти гр. А. К. Толстого, Тургенев Иван Сергеевич, Год: 1875

Время на прочтение: 8 минут(ы)
И. С. Тургенев. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Письма в восемнадцати томах.
Том одиннадцатый. ‘Литературные и житейские воспоминания’. Биографические очерки и некрологи. Автобиографические материалы. Незавершенные замыслы и наброски. 1852—1883
Издание второе, исправленное и дополненное
М., ‘Наука’, 1983

ПИСЬМО К РЕДАКТОРУ ПО ПОВОДУ СМЕРТИ гр. А. К. ТОЛСТОГО

Буживаль (возле Парижа), 5(17) октября 1875.

Любезнейший М<ихаил> М<атвеевич>, третьего дня вечером получил я вашу телеграмму, горестной скорбью наполнила она мое сердце. Я знал и прежде, что Толстому не суждено было долго жить на земле: не далее как три месяца тому назад его доктор в Карлсбаде сказывал мне, что нашему бедному другу не просуществовать и года, но трудно сразу примириться даже с ожиданной потерей, особенно с потерей такого человека, каков был Толстой. Я далек от намерения представить теперь же его полную оценку, определить его место и значение в современной русской словесности: это — дело будущих его биографов, мне хочется только высказать несколько мыслей, внушенных воспоминанием о симпатической личности отошедшего в вечность поэта.
Я сказал: поэта. Да, он был им несомненно, вполне, всем существом своим, он был рожден поэтом, а это в наше время везде — и пуще всего в России — большая редкость. Одним этим словом определяется поколение, к которому он принадлежал (известно, что у нас в нынешнее время молодых поэтов не имеется), определяются также его убеждения, его сердечные наклонности, все его бескорыстные и искренние стремления. Положение Толстого в обществе, его связи открывали ему широкий путь ко всему тому, что так ценится большинством людей, но он остался верен своему призванию — поэзии, литературе, он не мог быть ничем иным, как только именно тем, чем создала его природа, он имел все качества, свойства, весь пошиб литератора в лучшем значении слова. Не будучи одарен той силой творчества, тем богатством фантазии, которые присущи первоклассным талантам, Толстой обладал в значительной степени тем, что одно дает жизнь и смысл художественным произведениям, а именно: собственной, оригинальной и в то же время очень разнообразной физиономией, он свободно, мастерской рукою распоряжался родным языком, лишь изредка поддаваясь то искушениям виртуозности — желанию пощеголять архаическими, правда, иногда весьма счастливыми, оборотами, то другим, мгновенным соображениям, в сущности чуждым, как вообще всё политическое, его сердцу и уму. Он оставил в наследство своим соотечественникам прекрасные образцы драм, романов, лирических стихотворений, которые — в течение долгих лет — стыдно будет не знать всякому образованному русскому, он был создателем нового у нас литературного рода — исторической баллады, легенды, на этом поприще он не имеет соперников — и в последней из них, помещенной в октябрьском No ‘Вестника Европы’ (в день известия о его смерти!), он достигает почти дантовской образности и силы. Наконец — и как бы в подтверждение сказанного выше о многосторонности его дарования — кто же не знает, что в его строго идеальной и стройной натуре била свежим ключом струя неподдельного юмора — и что граф А. К. Толстой, автор ‘Смерти Иоанна Грозного’ и ‘Князя Серебряного’, был в то же время одним из творцов памятного всем ‘Кузьмы Пруткова’?
Вот поэт, которого мы лишились и который, при теперешнем направлении умов, едва ли скоро будет заменен. И пусть те молодые люди, которым эти строки попадутся на глаза, не пожимают плечами и не думают, что эта утрата преувеличена мною, смею уверить их, что проложить и оставить за собою след будет со временем в состоянии только тот, кто поймет и признает эту утрату…
Я попытался набросить несколько черт физиономии Толстого как поэта, что сказать о нем как о человеке?
Всем, знавшим его, хорошо известно, какая это была душа, честная, правдивая, доступная всяким добрым чувствам, готовая на жертвы, преданная до нежности, неизменно верная и прямая. ‘Рыцарская натура’ — это выражение почти неизбежно приходило всем на уста при одной мысли о Толстом, я бы позволил себе употребить другой — в наше время несколько заподозренный, но прекрасный и в данном случае самый уместный — эпитет. Натура гуманная, глубоко гуманная!— вот что был Толстой, и как у всякого истинного поэта, жизнь которого неуклонно переливается в его творчество, эта гуманная натура Толстого сквозит и дышит во всем, что он написал.
Мне бы не хотелось кончить это письмо чем-нибудь касающимся до моей личности, но перед этой еще свежей могилой чувство благодарности заставляет умолкнуть все другие: граф А. К. Толстой был одним из главных лиц, способствовавших прекращению изгнания, на которое я был осужден в самом начале пятидесятых годов.
Мир праху твоему, незабвенный русский человек и русский поэт!..
Я знаю, что вы глубоко сочувствуете нашему общему горю, и в силу этого сочувствия крепко и дружески жму вашу руку.

Преданный вам Ив. Тургенев 1875

ПРИМЕЧАНИЯ

ИСТОЧНИКИ ТЕКСТА

Черновой автограф, 3 л. Хранится в отделе рукописей Bibl Nat, Slave 86, описание см.: Mazon, p. 83, фотокопия — ИРЛИ, P. I, оп. 29, No 252.
Наборная рукопись — беловой автограф (с правкой М. М. Стасюлевича), 2 л. Хранится в ИРЛИ, архив М. М. Стасюлевича, ф. 293, он. I, ед. хр. 1750.
BE, 1875, No 11, с. 433-434.
Т, Соч, 1880, т. 1, с. 373—375.
Впервые опубликовано: BE, 1875, No 11, с подписью: Ив. Тургенев.
Печатается по тексту Т, Соч, 1880.
4(16) октября 1875 г. Тургенев получил от Стасюлевича сообщение о смерти А. К. Толстого, последовавшей 16(28) сентября 1875 г., и предложение написать для ‘Вестника Европы’ некролог покойного. Тургенев ответил на это предложение согласием, и 9(21) октября некролог был уже готов. ‘Коротко и неполно,— писал Тургенев Стасюлевичу 9(21) октября 1875 г.,— но что делать? Я полагаю, Вам бы от себя следовало прибавить нечто вроде биографического очерка (данных для которого у меня не было) и т. д.’ {Вместе с ‘Письмом’ Тургенева в одиннадцатом номере ‘Вестника Европы’ была помещена редакционная статья, посвященная А. К. Толстому.}
В письме к Стасюлевичу от 11(23) октября 1875 г. Тургенев внес в свою ‘статейку’ о Толстом некоторые исправления, предоставив редактору право дальнейшей правки текста (подробнее об этих исправлениях см. ниже). 25 октября (6 ноября) 1875 г. Тургенев писал ему: ‘…радуюсь, что моя статейка о нашем А. К. Толстом заслужила Ваше одобрение. Мне хотелось высказать о нем сочувственное и правдивое слово — вот и всё’.
Присущая Тургеневу двойственная оценка Толстого — высокая как человека и весьма сдержанная как поэта — несколько сглажена в некрологе, но звучит откровенно в его письмах. ‘Литератор он был посредственный — а человек отличный’,— писал Тургенев Ю. П. Вревской 5(17) октября 1875 г. {В ответном письме Ю. П. Вревская писала Тургеневу (20 октября ст. ст. 1875 г.): ‘Бедный Толстой! <...> Такая была чистая и светлая душа <...> Всякий, кто его знал, помянул его добром’ (см.: Zviguilsky Tamara. propos d’un centenaire: une correspondante de Tourgueniev, la baronne Vrevskaa (1841—1878).— Cahiers, 1978, N 2, Octobre, p. 30).} под свежим впечатлением известия о смерти поэта. Более обстоятельная характеристика Толстого-поэта содержится в письме Тургенева к Я. П. Полонскому от 13(25) октября 1875 г.: ‘Толстого мне очень жаль: славный был человек, но, как водится, как прежде были несправедливы к нему — так теперь будут преувеличивать в его пользу<...> В его ‘Драконе’ <...> есть отличные стихи, но вообще — поэзия Толстого мне довольно чужда — да и не мне одному’. Об этом же Тургенев писал 25 октября (6 ноября) 1875 г. П. В. Анненкову: ‘Человек был отличный, писатель посредственный’. Полностью отвергал Тургенев драматургию А. Толстого (см.: Т, ПСС и П, Письма, т. VII, с. 113, и т. VIII, с. 71 — 72).
В некрологе Тургенев заметно сгладил резкость своей оценки творчества Толстого, благородная личность которого была ему глубоко симпатична.
Впоследствии, отвечая 26 декабря 1875 г. (7 января 1876 г.) на письмо М. Е. Салтыкова, назвавшего некролог ‘панегириком’ {Это письмо M. E. Салтыкова не сохранилось.}, Тургенев следующим образом отозвался о своей публикации: ‘…Вы и правы, и не правы. Разумеется, это панегирик в смысле старинной поговорки: De mortuis nil nisi bene {О мертвых ничего, кроме хорошего (лат).}, но есть и circonstances attnuantes {смягчающие обстоятельства (франц.).}. Во-первых, у меня попросили этой статейки — а отказаться я не мог, потому что был лично обязан Толстому, во-вторых, я продолжаю думать, что Т<олстой> хотя второстепенный (пожалуй, третьестепенный) — но все-таки поэт, в-третьих, он был человек хотя не больно умный — но хороший, и добрый, и гуманный. Наконец, надо и то заметить, что Стасюлевич выкинул несколько фраз, в которых заключались оговорки. Протестовать против этого не стоило. Хвалить таких людей, как Т<олстой> — после смерти — позволительно, при жизни — дело другое. Тут есть оттенок, который Вы почувствуете — и не припишете каким-либо посторонним соображениям’.
Вскоре после отправки некролога в Петербург Тургенев в письме к Стасюлевичу от 11(23) октября 1875 г. предложил внести в текст две поправки. Одна из них мало существенна, другая придает новый оттенок характеристике отношения Толстого к политическим вопросам. Именно: слова ‘вполне чуждым’ Тургенев предложил Стасюлевичу заменить более осторожными — ‘в сущности чуждым’ (с. 185, строка 6) или же совсем убрать ‘вполне’. Стасюлевич выбрал первое. В этом же письме Тургенев предоставил Стасюлевичу ‘carte blanche’ в правке текста.
В сохранившуюся наборную рукопись некролога (беловой автограф) Стасюлевич внес следующие исправления.

Было:

Исправлено на:

чистые стремления
искренние стремления (с. 184, строка 25)
день спустя после его смерти
в день известия о его смерти (с. 185, строка 15)
бессмертного Кузьмы Пруткова
памятного всем ‘Кузьмы Пруткова’ (там же, строки 21—22)
и который, при теперешнем направлении умов, едва ли скоро будет заменен
и который едва ли скоро будет заменен (там же, строки 24, см. о восстановлении опущенных слов ниже)
те молодые люди, которым
те, которым (там же, строка 25)
в свою очередь проложить и собою след
проложить и оставить за собою оставить за след (там же, строки 27—28)
будут в состоянии только то кто из них, которые
будет в состоянии только тот, (там же, строки 28—29)
в последние годы царствования императора Николая I
в самом начале пятидесятых годов (с. 186, строка 6)
Как видно из приведенного перечня разночтений, М. К. Лемке, сличивший в 1912 г. беловой автограф с публикацией ‘Вестника Европы’, справедливо упрекнул Тургенева в неосновательности его замечания в адрес Стасюлевича {Стасюлевич, т. 3, с. 61—62. Свое замечание (‘…надо и то заметить, что Стасюлевич выкинул несколько фраз, в которых заключались оговорки’) Тургенев высказал 26 декабря 1875 г. (7 января 1876 г.) в цитировавшемся выше ответе на письмо M. E. Салтыкова.}. Действительно, как свидетельствует приведенный список исправлений, сделанных Стасюлевичем, Тургенев преувеличил роль его редакторского вмешательства в текст некролога.
Следует отметить, что одно из основных изменений, внесенных в текст белового автографа, было сделано самим Тургеневым. Так, он вычеркнул {Правку Стасюлевича, произведенную синим карандашом, легко отличить от исправлений чернилами, сделанных самим писателем.} первоначальную характеристику Толстого-поэта ‘Не будучи одарен ~ первоклассным талантом’, тем самым повысив общую оценку творчества поэта. В черновом автографе некролога, хранящемся в Парижской национальной библиотеке, нет слов о том, что ‘всё политическое’ было чуждо ‘сердцу и уму’ Толстого (с. 185). Первоначально во фразе ‘Он оставил в наследство ~ всякому образованному русскому’ не было слов ‘в течение долгих лет’. Добавление этих слов сужало общую оценку творчества Толстого, указывая на временный характер этого значения. Следы колебания можно найти и в тургеневской характеристике Козьмы Пруткова, одним из создателей которого был, как известно, Толстой. Сначала Тургенев просто упомянул о К<узьме> Пруткове, затем охарактеризовал его как ‘незабвенного’, зачеркнув этот эпитет, Тургенев написал новый: ‘бессмертного К<узьмы> Пруткова’. Этот вариант сохранился в беловом автографе и был исправлен Стасюлевичем на ‘памятного всем Кузьмы Пруткова’.
Включив некролог Толстого в первый том ‘Сочинений’ издания 1880 г., Тургенев устранил некоторые изменения, внесенные в текст как им самим, так и Стасюлевичем. Так, например, он восстановил первоначальную характеристику Толстого-поэта: ‘Не будучи одарен ~ первоклассным талантом’ (с. 184, строки 31—33). Тургенев вставил также слова ‘при теперешнем направлении умов’ во фразу ‘Вот поэт со будет заменен’ (с. 185, строки 23—24). Однако он сохранил такие исправления Стасюлевича, как ‘в самом начале пятидесятых годов’ (вместо ‘в последние годы царствования императора Николая I’) и ‘памятного всем Кузьмы Пруткова’ (вместо ‘бессмертного Кузьмы Пруткова’).
В 1889 г. тургеневский некролог Толстого в переводе на французский язык был помещен в качестве предисловия к французскому изданию его драм ‘La mort d’Ivan le Terrible. Le tzar Fdor Ivanovitch. Le tzar Boris’ (Paris, 1889, p. 1—5).
Стр. 184. …третьего дня вечером получил я вашу телеграмму…— Речь идет о несохранившейся телеграмме Стасюлевича с извещением о смерти А. К. Толстого. О ней Тургенев упоминает также в письме к Стасюлевичу от 5(17) октября 1875 г.
…как три месяца назад ~ в Карлсбаде…— Тургенев приехал в Карлсбад (ныне Карловы Вары) 24 мая (5 июня) и уехал оттуда 2(14) июля 1875 г. По инициативе его и А. К. Толстого 1(13) июля в Карлсбаде был устроен ‘русский литературный вечер в пользу бедных погорельцев в Моршанске’, на котором они оба выступали (см.: Назарова Л. Н. Тургенев в Карлсбаде.— Т сб, вып. 2, с. 284— 285).
Положение Толстого в обществе, его связи…— В 1843 г. А. К. Толстой получил звание камер-юнкера, в 1855 г.— флигель-адъютанта. Поэт, однако, тяготился своим положением при дворе и в 1861 г. вышел в отставку, целиком посвятив себя литературным занятиям. В связи с этим он писал Александру II: ‘Служба, какова бы она ни была, глубоко противна моей природе… Я надеялся… победить мою природу художника, но опыт доказал мне, что я боролся с ней напрасно’ (Толстой А. К. Собр. соч. М., 1963. Т. 1, с. 10).
Стр. 185. …в последней из них, помещенной в октябрьском No ‘Вестника Европы’…— Речь идет о поэме ‘Дракон’, опубликованной в ‘Вестнике Европы’ (1875, No 10). В этом же номере было помещено сообщение о смерти А. К. Толстого.
…был в то же время одним из творцов памятного всем ‘Кузьмы Пруткова’? — Создателями сатирической маски Козьмы Пруткова были наряду с А. К. Толстым его двоюродные братья Алексей, Владимир и Александр Жемчужниковы (подробнее об этом см.: Берков П. Н. Козьма Прутков — директор Пробирной палатки и поэт. К истории русской пародии. Л., 1933, Модзалевский Л. Козьма Прутков и Алексей Толстой.— Красная новь, 1926, No 4, с. 107—111, Котляревский Н. А. Старинные портреты. Граф Алексей Толстой как сатирик.— В кн.: Котляревский Н. А. Старинные портреты. СПб., 1907, с. 326—416).
Стр. 186. …граф А. К. Толстой был одним из главных лиц, способствовавших прекращению изгнания…— В 1852 г. Тургенев был сослан на жительство в свое имение Спасское-Лутовиново. Поводом для ссылки послужило опубликование письма Тургенева о смерти Гоголя (см. выше, с. 360). Толстой вместе с княжной С. И. Мещерской, используя придворные связи, способствовал прекращению ссылки писателя (подробнее об этом см.: Т, ПСС и П, Письма, т. II, с. 523—524, 529, 635, 637, Lirondelle A. Le po&egrave,te Alexis Tolstoi. Paris, 1912, p. 75—77, Мещерский В. П. Мои воспоминания. СПб., 1912, с. 128—129, Измайлов Н. В. Тургенев и С. И. Мещерская.— Т сб, вып. 2, с. 231—248.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека