Письмо к министру народного просвещения по возвращении из путешествия по Европе в 1839 году, Погодин Михаил Петрович, Год: 1861 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 24 минут(ы)

Погодин М. П. Вечное начало. Русский дух

М.: Институт русской цивилизации, 2011.

Письмо к министру народного просвещения по возвращении из путешествия по Европе в 1839 году

…Число всех славян простирается с лишком до 80 миллионов, кроме тех, которые потеряли свою национальность, приняв язык, веру, обычаи народов, поселившихся между ними. Следовательно, они составляют треть всего народонаселения европейского. Из этих 80 миллионов большая половина живет в России: русское племя самое многочисленное из всех славян.

В австрийских владениях живет славян около 20 миллионов, почти вдвое больше, чем немцев, венгерцев, итальянцев вместе. Какова же их пропорция к каждому из этих племен порознь? Их с лишком втрое, чем австрийцев, и почти впятеро, чем венгерцев.

Пропорция по государствам, странам еще разительнее: Богемия и Моравия совершенно славянские страны, кроме немецких колоний по границам и городов, особенно Праги, где много немцев, подобно как поляков в городах нашей Волыни, Подолии, Белоруссии.

Кроация, Славония, Далмация заключают в себе иноплеменников еще менее.

Галиция не только славянская страна, но чисто русская, кроме западной части,— продолжение нашей Малороссии с ее языком, верой, обычаями. Поляки живут по городам.

В Венгрии, которая делает столько шуму и причиняет столько тайного беспокойства Австрии, чистых венгерцев менее 4 миллионов, а славян 5.

В Турции, которую европейские политики так еще важно называют Оттоманской Портой, как будто бы жили в XV веке и имели пред глазами Мухамеда II, турок только миллион, а главную часть остального народонаселения составляют славяне.

В Пруссии славяне все уже онемечены — в Померании, Силезии, Бранденбурге и проч., держатся только поляки в Великом герцогстве Познанском и отчасти в Силезии.

Обращаюсь к австрийским славянам.

Австрийское правительство живо чувствует опасность, которая угрожает ему со стороны славян, и употребляет все меры, чтоб отвратить ее, но, кажется, что сии меры, лаская оное надеждой на успех в настоящее время, только что скопляют грозу, которая должна рано или поздно разразиться над ним.

Австрийцы поставили себе непременную цель — вырвать язык из уст славян, затмить им их Историю и превратить их в немцев, то есть пересоздать по-своему Божие творение. Можно себе вообразить, сколько насильственных, жестоких мер и средств предполагает достижение такой противоестественной цели. Всякое стремление к национальности останавливается и уничтожается, если можно, в самом зародыше. Все, что напоминает славянам об их происхождении, об их числе, языке, братстве между собою, родстве с племенами, живущими в других государствах, делается тотчас предметом притеснений и гонений, постоянных и систематических, посредством секретных инструкций местным и частным начальникам,— между тем как публично, в законах, газетах и журналах, провозглашаются правила совершенно противоположные. Славянский язык изгнан из университетов, находящихся в славянских странах, и все науки преподаются по-немецки. Для туземных наречий оставлено по одной только кафедре, которая умышленно предоставляется всегда людям неспособным, не могущим произвести никакого расположения к своему предмету. В гимназиях нет малейшего напоминания об отечественном языке. Даже простолюдины в низших училищах осуждены слушать наставления на чуждом и непонятном для них языке немецком, которому после многих трудов уже кое-как они выучиваются, ибо нельзя сделаться даже капралом, не разумея по-немецки. В странах, где народонаселение смешано, австрийцы следуют правилу divide et impera: в Венгрии, например, они долго покровительствовали языку венгерскому, в ущерб славянскому, и ставили всегда венгерцев против славян, в Славонии и Далмации отдается преимущество итальянскому. Нечего говорить уже о судопроизводстве, которое отправляется везде на немецком языке. По всем странам рассыпаны австрийские чиновники, и славянину слишком трудно получить какое-нибудь место, не представив доказательств, самых убедительных о своем национальном отступничестве. В церкви вместе с немецким языком господствует латинский, и семинаристы в школах не слышат ни одного слова о том народе, пасти который предназначены. Получив такое воспитание, совершенно чуждые своей пастве, они подвергаются впоследствии ее презрению,— кроме немногих исключений, особенно в Кроации и Славонии.

Протестанты и сербы греческого исповедания по законам должны пользоваться одинаковыми правами с католиками, но в самом деле только что терпят. Состояние их год от году становится хуже, и церкви падают. Покушения обращать от Православия к унии и от унии к католицизму возобновляются беспрестанно, иногда даже с кровопролитием, ибо народ в Галиции, Венгрии и проч. унии терпеть не может. Праздные престолы православных епископов не замещаются иногда по пяти и по десяти лет. Сербам строжайше запрещено привозить богослужебные книги из России, потому что в них поминается имя русского императора, а не австрийского. Привилегированная типография в Офене не имеет средств предпринять вдруг многие и большие издания, так что до сих пор не напечатано ею 20-й части книг, нужных сербам для Православного богослужения. Напрестольное Евангелие стоит в Австрии около 300 руб,. Октоих — 60, двенадцать миней — 750, а собрание полное церковных книг — около 2000 руб., и многие церкви остаются без книг.

Все сии меры и действия, хотя и облеченные искусственным, хитросплетенным покровом, слишком явны для того народа, к коему относятся, и возбуждают ненависть против австрийского правительства, ненависть, в коей славяне, то есть чехи, моравы, словаки, кроаты, далматы, словенцы, поляки, русины, не уступают самим итальянцам. И может ли быть иначе? Если из 20 миллионов нельзя насчитать десятка лиц, которые были бы сколько-нибудь одолжены правительством, — если беспрестанно встречаются случаи, при коих обнаруживается отвращение его от целых племен, беспрестанно оказываются действия, коими они бывают поражены надолго, — если нельзя указать ни на какое славянское предприятие, которое удостоилось бы какого-нибудь внимания, ободрения, — если будущее грозит переменою еще к худшему, то какие же другие чувствования могут питать несчастные страдальцы, кроме ненависти и злобы на своих мучителей? Эта злоба увеличивается тем более, что славяне сознают свое превосходство над австрийцами и количеством, и качеством: количеством, ибо славян приходится пятеро, как я сказал, на одного австрийца, качеством, ибо тупее австрийца нет человека в Европе. Каково же чувствовать этим пятерым, когда один ломает их по-своему и заставляет говорить, думать, поступать, даже молиться, чувствовать на свой лад? Все ученые и литераторы, кроме немногих подкупленных,— заклятые враги австрийцам, которые однако ж тщательно скрывают свои чувствования, впредь до благоприятнейших обстоятельств. Народ разделяет их чувствования, хотя и бессознательно, по одному наследственному инстинкту, страдая в бедности, между тем как плоды трудов его расточаются иноплеменниками. Одно только дворянство, особенно в Богемии, держится австрийцев, переродясь совершенно в немецкое, забывая и презирая свой язык, принимая немецкие имена, славянское же дворянство в Венгрии еще хуже и присоединилось вполне к венгерцам, чтоб воспользоваться их правами.

Вот общие замечания о мерах правительства и их следствиях. К ним присоединить должно меры Римской Курии, которая со своими иезуитами и марианами действует постоянно против славян и их национальности, имея особенно в виду Россию. В славянских странах все уверены, что иезуитские агенты содействовали преимущественно, если не возмущению, то по крайней мере продолжительному волнению Польши, что они и теперь возбуждают ненависть против России между поляками в Галиции, в Позене, у эмигрантов, сеют раздор среди славян, распространяют унию между сербами, все под покровительством австрийского правительства.

Должно удивляться, как при таких разнообразных сатанинских усилиях все славяне не подверглись до сих пор немецкому влиянию, не упали духом, не потеряли своей национальности, подобно крайним своим братьям, в Каринтии, Стейермарке, Крайне, между австрийцами, в Померании и Силезии, между пруссаками.

Славяне видят здесь особенную Божию помощь и вместе залог великого своего предназначения. Это чувство никогда не волновало их так сильно, как ныне. Нынешнему движению в умах ничего подобного не представляет славянская История. Начал оное своими сочинениями Добровский, хотя и был душою более немец и занимался славянской Историей и языком как предметом мертвым. Преемники его, действующие в наше время, хотя и в строгих пределах австрийской цензуры,— Колар и Шафарик: Коляр как поэт, Шафарик как историк и филолог. Молодое поколение во всех славянских странах боготворит сих двух писателей, и влияние их бесконечное. Все славянские языки и литературы как будто ожили, проснулись от долговременного тяжелого сна прикосновением их волшебного жезла. Не говорю уже о богемцах и иллирийцах, которых литература процветала в древности, самые русины, которые до сих пор как будто не существовали, которых имени не было слышно, особенно у нас,— русины, угнетенные более всех, потому что ближе к нам, под тройным игом австрийцев, поляков, католицизма провозглашают теперь свое имя, занимаются своей Историей, то есть Русской Историей, записывают свои предания, печатают памятники, собирают песни, исследуют наречие, словом — начинают свою собственную, особенную литературу. Нельзя без умиления смотреть на пражских ученых, которые, подобно древним христианам, сохранявшим святое предание в катакомбах, стараются поддержать, воспитать национальное чувство в своем народе и приносят для того все возможные жертвы, подвергаются всяким лишениям, не щадят никаких трудов, не останавливаются никакими препятствиями. Сербы и словаки, в Иллирии и Венгрии, пылают тем же огнем. Везде заводятся у них частные общества для чтения, учреждаются славянские библиотеки, начинаются газеты, открываются публичные безденежные курсы. Во всех главных славянских городах есть корифеи. Кто внимательно изучал Историю, тот знает, без сомнения, что такое движение бывает только пред великими явлениями в истории гражданских обществ, и славянам, кажется, настает эпоха возрождения, а Австрийская империя, еще более Турецкой, должна трепетать за свое существование.

Положения Австрии в Европе не знают, потому что не знают славянских наречий, и, следовательно, не могут взвешивать, понимать настоящего движения. Европейские политики думают только об Италии и венгерцах, которые, впрочем, также известны по одним сеймам. Сама Богемия считается, даже в русских учебных книгах, немецким владением австрийского императора! Двадцать миллионов враждебного племени внутри государства ускользает от их внимания. Да, Австрия похожа на гроб повапленный, на старое дерево, гниющее внутри, хотя и одетое снаружи листьями, такое дерево которое один порыв ветра может исторгнуть с корнем вон. Меттерних понимает это состояние, и главная задача австрийской политики состоит в том, чтоб сохранить in statu quo Европы, ибо одной войны может быть достаточно, где бы то ни было, чтоб Австрия разорвалась на составные свои части. И в самом деле, при такой пламенной ненависти двадцати пяти миллионов против пяти, может ли это искусственное, мозаическое целое удержаться долго? О Меттернихе между славянами господствует такое мнение: он знаменитый политик, отрицательный, который действует посредством тьмы, а не света, следовательно, непрочно, ненадолго, что его политики достаточно на время мирное, но что первая война обнаружит ее существенные недостатки.

В таком критическом положении Австрия, говорят, боится более всего России, которой, без ее ведома, симпатизируют все славяне, вплоть до Адриатического моря. Славяне смотрят на Россию, как волхвы смотрели на звезду с востока. Туда летят их сердца. Туда устремлены их мысли и желания. Там витают их надежды. От нее чают они себе спасения, подобно евреям от Мессии, и ждут с нетерпением, когда ударит желанный час. Всякий успех России они считают своим собственным, будто шагом приближения к цели. Во всяком внутреннем русском происшествии принимают живейшее участие. Смотря на Россию, славяне ободряются, чувствуют в себе новые силы, сносят терпеливее несчастную свою участь. Святая Русь, Матица, Москва — любимые их выражения. Русскому нельзя слушать без сладостного трепета все то, что и как говорят они о России. Славяне еще не забыты Богом, утешают они себя, пусть все их государства пали, и Богемия, и Моравия, и Померания, и Славония, и Кроация, и Далмация, и Сербия, и Болгария, Польша,— зато Россия восстала, зато Россия — первое государство в мире, зато в России славяне блаженствуют. Она избавит нас от наших врагов, чтоб и мы явились наконец в мире и исполнили свое предназначение. Все образованные люди негодуют на поляков, которые не понимают, говорят они, счастья и славы быть в соединении с Россией. Вместо того чтоб дружно идти вперед, действовать соединенными силами и показывать Европе, что могут славяне, они послушались наследственных, закоренелых врагов славянских и, может быть, нас самих отдалили надолго от нашей цели.

Славяне уверены, что русское правительство втайне им благоприятствует и что только политические обстоятельства мешали ему до сих пор обнаружить яснее свои мысли. Они думают, что и австрийское правительство это знает, называя славянский дух Русским духом, и потому старается заранее всеми силами, всеми иезуитскими средствами, посеять раздор, отвращать славян от России и Россию от славян, первых, возбуждая фанатическое расположение в защиту Римской церкви, которую Россия будто бы притесняет, выставляя действия России в Польше с дурной стороны, представляя, разумеется под рукой, невыгоды русского правления, и тому подобное. Австрийцы не пропускают случая самого мелкого, чтоб не подействовать ко вреду России. Челаковский, молодой поэт чешский, выразился как-то неприлично, может быть, даже дерзко, в своей газете в Праге о речи к полякам Государя Императора. Наш посланник обратил на выходку внимание правительства: Челаковского тотчас лишили журнала, преградили ему вступление в университет и повергли в нищету, распуская слух, что все это делается по требованиям русского правительства: вот-де каковы русские, надейтесь на них! А Челаковский — любимый поэт чехов, и судьба его возбуждает, разумеется, общее сострадание. В мимоходной выходке он раскаялся, говорят, в тот же день, когда друзья его представили ему всю его опрометчивость.

Россию же от славян отвращают австрийцы, называя русскому правительству национальное расположение революционным.

Славяне вообще думают, что австрийцы с целью отвлечь внимание России от них обращают оное на другие предметы, выдумывают разные опасности, побуждают принимать какие-то стеснительные меры и стараются затмить настоящее положение дел.

Я представляю здесь Вашему Высокопревосходительству то, что я слышал, нисколько не ручаясь за истину последних предположений: может быть, утесненным славянам кажется многое в воображении, чего нет в самом деле.

Как бы то ни было, у славян господствует общее мнение, что Австрийская империя должна скоро уничтожиться и что они отделятся от нее при первом благоприятном случае. Каким образом? 1. Может быть, сами собою — случай, по собственному их мнению, менее вероятный. Если же бы началось что-нибудь подобное, то австрийское правительство обратится за помощью прежде всего к России и постарается во что бы то ни стало обмануть ее и побудить к каким-нибудь антиславянским мерам, дабы положить навсегда непреодолимую преграду между ею и славянами. (Так далеко простираются предположения!)

2. Под покровительством Пруссии, если кронпринц захочет воспользоваться движением славян и из Познани, Силезии, привлечет Богемию, Польшу, Галицию, к которой-де может пристать и самая Малороссия (??). Пруссию считают славяне второю неприятельницею России, особенно на будущее время, после нынешнего короля.

3. Возможность, самая вожделенная для народа, самая приятная, самая легкая для исполнения, как думают славяне,— под покровительством России, которой почти принадлежит уже по праву Галиция как населенная чистыми русскими, исповедниками греческими, которые привержены к Православию еще более настоящих, теперь уже прошедших, русских униатов, за ними последуют русины в северовосточной Венгрии, потом словаки, сербы австрийские, чехи и т. д. Тогда, говорят славяне, образуется славянское федеративное государство,— Россия во главе,— от Восточного океана до Адриатического моря, государство, которому История не представляет подобного и которое будет повелевать всем остальным миром.

Наконец, 4-е. Сама Австрия может сохраниться, если переменит свой образ действия и решится сделаться государством славянским, как об том думал уже Иосиф II, по крайней мере, если она возвратит славянам их права, будет смотреть на них как на своих детей, окажет покровительство их языку и образованию народному, допустит до участия в управлении. Казалось, что было бы всего удобнее, спокойнее, справедливее для обеих сторон, особенно для Австрии, но на такую перемену славяне никак не надеются, ибо между австрийским слухом и славянским звуком есть какая-то безвоздушная пропасть, чрез которую правительство не может слышать и понять самого простого, ясного и громкого слова.

Вот политические мнения, кои обращаются в австрийских владениях. Передаю их верно Вашему Высокопревосходительству, не принимая на себя смелости судить о них со стороны политической или государственной и разбирать, что есть в них мечтательного и что действительного, что может быть обращено в пользу России теперь или для нашего потомства и что должно оставить без внимания. Ваше Высокопревосходительство, рассудите о том всего вернее и успешнее.

Я, как историк, сделаю только мимоходом одно замечание: бывают счастливые минуты для государств, когда все обстоятельства стекаются в их пользу и когда им стоит только пожелать, чтоб распространить свою власть как угодно. Такая минута была у Польши при Сигизмунде III, которому доставалась вся Восточная Европа вместе с Россией. После Польши черед доходил до Швеции, начиная от Густава Адольфа до Карла XII, которому оставался, казалось, один шаг до исполнения мысли Карла Густава о северной монархии, но он встретился на этом шагу с Петром Великим! Не такая ли минута представляется теперь императору Николаю, которому обе империи, Турецкая и Австрийская, как будто наперерыв просятся в руку?

Впрочем, я смотрел на славян и их отношение к русским только со стороны ученой и литературной, и следствия моих наблюдений, моих размышлений также осмеливаюсь здесь представить Вашему Высокопревосходительству.

Из всех славянских племен Бог благословил русское — все прочие порабощены, угнетены, несчастливы. Следовательно, священная обязанность, христианский долг повелевает русским пособить своим злополучным единоплеменникам, пособить, сколько позволяют то политические отношения, пособить для религии, для науки, для просвещения, с мирной целью. Так, младший разбогатевший брат обязан помогать старшим разоренным братьям, быть покровителем и главою целого семейства, как бы по определению Божию.

Обозрим в этом отношении все главные славянские племена. Первое место между теми, которые имеют нужду в помощи и которым всего легче подать ее, которые, прибавлю, имеют на то даже священное право, суть турецкие болгары, давшие нам, во время оно, грамоту, богослужебные книги и первое образование,— благодеяния великие, достойные вечной благодарности! Не говорю уже о том, что болгары, единоплеменники и единоверцы наши, во всех войнах с Турцией держали нашу сторону и за то подвергались особенным притеснениям турок.

Болгары стонут под игом турецким и греческим, погруженные в невежество, во многих местах почти одичалые, варвары. Горькая участь народа, некогда сильного, образованного! Для них необходимо учредить училища в Одессе, Кишиневе и, может быть, других пограничных городах, где бывает их много по торговым надобностям. Предметы преподавания: Закон Божий, языки: болгарский, церковный, сербский, русский, общие понятия о некоторых науках, например, истории, географии и проч., как то предполагается в наших реальных уездных училищах, применяясь к потребностям края. Несколько человек в сих училищах должно содержать на казенном иждивении. Возвращаясь в отечество, они разнесут полученное образование вместе с русским духом.

Для болгар необходимо исходатайствовать некоторые гражданские преимущества, например свободное отправление веры, о чем можно собрать сведения обстоятельнее и вернее от самих болгар одесских.

Будьте их заступником и ходатаем пред престолом Государя Императора! От Вашего Высокопревосходительства зависит нравственное возрождение целого племени древних просветителей Руси. Типография болгарская в Одессе, два, три училища, и бросится семя для новой жизни. Несколько болгар может быть воспитано также в наших университетах и Духовных академиях.

Инспекторов для болгарских училищ можно найти между образованными австрийскими сербами.

Скажу здесь, кстати, несколько слов и о сербах, также единоплеменных и единоверных нам и болгарам. Сербов должно принимать вместе с болгарами в выше предложенные училища, кои послужат вместе образцами и для их собственных в Сербии, потом воспитывать некоторых также в наших университетах и духовных академиях. Необходимо содействовать распространению русского языка в Сербии и всеми силами препятствовать там чуждому влиянию, то есть австрийскому, подарить правительству избранную библиотеку русскую, наделить русскими церковными книгами и пускать оные по самой дешевой цене в нарочно основанный где-нибудь между ними русской книжной лавке в Бухаресте или Кишиневе, так, чтоб сербы могли передавать, перепродавать сии книги прочим своим собратьям, составляющим важную часть народонаселения в Венгрии и распространенным по всем австрийским владениям до Адриатического моря.

Второе, или, лучше, другое первое, право на русскую помощь принадлежит русинам. Другое первое, говорю я, ибо эти русины, жители Галиции и северо-восточной Венгрии, нашего древнего, знаменитейшего Галицкого княжения, суть чистые русские, такие же русские, каких мы видим в Полтаве или Чернигове, наши родные братья, которые носят наше имя, говорят нашим языком, исповедуют нашу веру, имеют одну историю с нами, чистые русские, которые стонут подле нас под тройным, четверным игом немцев, поляков, жидов, католицизма и горько жалуются на наше невнимание.

В ожидании благоприятных случаев необходимо поддерживать их возникающую литературу, частным образом, чрез вторые, третьи руки: доставлять пособие авторам, печатать книги, назначать премии на заданные темы об истории, языке, посылать в библиотеки русские книги, содействовать сочинению лексикона, грамматики, собранию преданий, песен.

О средствах, как подавать сию помощь, я представлю обстоятельное предположение, если то будет угодно Вашему Высокопревосходительству.

Поляки. Поляки самое эксцентрическое племя, и, не оскорбляя их самолюбие, еще более лаская оное, можно ужиться с ними отлично. К самым действительным мерам примирить их с нами, ибо они все еще ненавидят нас, есть покровительство их языку, литературе, Истории (я говорю о Царстве Польском), и, наоборот, ничто столько не питает злобы, как меры противоположные. Языку польскому в учебных заведениях Царства надо учить наравне с русским. Если мы будем учить ему недостаточно, то поляки будут доучиваться ему дома гораздо с большим рвением и успехом, как то бывает со всяким запрещенным предметом, и мы не только не достигнем своей цели, но еще более отдалимся от нее и, сверх того, будем вооружать тайных врагов. Скажу вообще: мысль уничтожить какой-нибудь язык есть мысль физически невозможная: языка у народа уничтожить так же нельзя, как лишить его одного из пяти чувств, данных Богом: язык есть такой же природный, неотъемлемый орган, как и прочие, только драгоценнейший для человека, потому что тесно связан с его разумною душою. Тем более должно сказать это об языке развитом, историческом, литературном. Австрийцы подают в этом случае убедительный пример: чего достигли они, уничтожая систематически, в течение веков славянские наречия? Увеличили их силу, содействовали их развитию, приготовили своими плотинами такие водопады, которые готовятся теперь поглотить их самих. Некоторые славянские племена забыли свой язык, это правда, но где это сучилось? По краям, где чуждое племя подавляло их своим количеством, где язык был еще в младенчестве. С другой стороны, русский язык, по моему мнению, так могуществен и заключает в себе столько свойств, принадлежащих всем славянским наречиям порознь, что может почитаться их естественным представителем, а сам по себе, без всяких насильственных мер, рано или поздно, сделается общим литературным славянским языком, как у некоторых племен было прежде наречие болгарское, а в Западной Европе — латинское. Все наречия должны прежде принести ему дань своими словами, оборотами, формами, и, следовательно, не надо сушить Оку или Каму, не надо и для того, чтоб полнее стала Волга. Но нужно водворить, как то уже и сделано, учение русского языка — это другое дело: всякий поляк должен знать по-русски. Весьма важно было бы сочинение сравнительной грамматики польской и русской. В этом же случае сравнительный словарь польский и русский, над которым трудится знаменитый Линде, есть не только великое дело литературное, но и политическое. Российская академия, сколько смею судить, поступила неосновательно, отказавшись, по причинам школьным, от этого словаря. Если Вашему Высокопревосходительству угодно будет сделать ей предложение, чтоб она поручила мне издать для образца четыре буквы, отданные мне г-м Линде, то я с удовольствием принял бы на себя сей труд. Г-ну же Линде необходимо дать средства оканчивать свое исполинское предприятие, для которого материалы у него большей частью собраны. Средства эти состоят в денежном ежегодном пособии на наем помощников, которые приводили бы в алфавитный порядок его выписки, делали по его отметкам новые, словом, исправляли черновую, механическую работу, которая отягощает 80-летнего старца и лишает его времени драгоценного, нужного на совершение огромного здания. Линде должно спешить воспользоваться, ибо ему остается жить не более двух-трех лет. Второе пособие состоит в посылке ему русских книг, коих в Варшаве великий недостаток, ибо почти все русские книги вывезены с прочими из университетской библиотеки.

Полезно было бы послать несколько студентов русских учиться славянской филологии под руководством знаменитого патриарха.

Я говорил о языке. Теперь обращаюсь к Истории. Польской Истории не преподают в училищах особо, а вместе со всеобщей. Напрасно! Польская История, беспристрастная, правдивая, подробная, есть самая верная союзница России, которая может принести нам пользы более нескольких крепостей. Ничто не может примирить так новое поколение поляков (о старых говорить нечего: вспомним, что и Моисей привел к Земле обетованной только тех евреев, которые родились уже на дороге), ничто, говорю, не может так примирить новое поколение поляков с настоящим порядком вещей, убедить в необходимости соединения Польши с Россией, как основательное изучение Польской Истории. Другое дело — История Польская злоупотребления, История, направленная умышленно к беззаконной цели. О! Такую Историю должно преследовать, как злостный обман, как оскорбление науки, как святотатство. По сим причинам необходимо написать вновь Польскую Историю для училищ, как то Вы изволили сделать с Русскою, то есть задав тему польским ученым, со значительным вознаграждением. Должно избегать только, чтоб не впасть в другую крайность, то есть чтоб не слишком густо покрыть ее Русским цветом. Такая крайность может повредить в глазах Европы, особенно, когда есть ныне столько злонамеренных людей, которые готовы растолковать все в худую сторону.

Польша пала не от политики соседей, а первоначально от своего безначалия, от форм правления. Здание должно было рухнуть, ибо подпоры были негодные,— вот содержание Польской Истории до кончины последнего короля, вот что должно показать полякам ясно и основательно.

Нужно ли было заботиться соседям, чтоб здание не задавило, не повредило их своим падением? Разумеется, нужно, и преимущественно России, по причинам географическим, историческим, политическим,— вот содержание Истории последующей.

Па которую сторону должно было упасть здание? На ту, к которой оно склонялось прежде?

Не лучше ли бы было упасть ему на другую? Хуже, если б даже было и можно. Хуже к австрийцам, пруссакам, как соглашаются сами поляки и как говорит их пословица: доколе свиат стоит свиатом, не может поляк быть немцу братом.

При падении здания можно ли распорядиться так, чтоб камни, падая, улеглись на земле в порядке, не ушибив того и другого, иногда правого наравне с виноватым? Нельзя, точно как нельзя не произойти притом и обидам, распрям, мщениям,— вот окончание отдельной Польской Истории.

Прибавим только, что России из упавшего здания достались только свои собственные древние материалы.

Должно ли и может ли упавшее здание выстроено быть по прежнему плану? Никак не должно, ибо недостатки прежнего плана доказаны всего разительнее падением здания,— вот апология новому правлению. Сравнение состояния Польши, дворян, купцов и преимущественно крестьян, при последнем короле, под Саксонским управлением, при императоре Александре, ныне доставит результаты могущественные в пользу России.

Итак, введение Польской Истории необходимо во всех отношениях, сначала по Бандтке, даже можно для эффекта по прежнему Лелевелю, если меня не обманывает память,— впредь до сочинения нового руководства. К сомнительным местам можно присоединить примечания. Главное дело — строгий надзор за учителями, которые должны неукоснительно следовать данному направлению и не сметь произнести ни одного двусмысленного слова.

Вместе с Польскою и Русскою Историей должно преподавать Историю прочих славянских государств и показывать, как искони раздор и несогласие губили и подвергали их жестокому игу иноплеменников, под которым нигде и никогда славяне не были счастливы.

Введение Истории избавит нас от упреков, которые беспрестанно слышатся по этому поводу между иностранцами.

О литературе. Теперь в Польше ее почти не существует: она вся между эмигрантами и в Познани. Третий предмет обвинения для русского правительства. Необходимо должно оказать покровительство оставшимся литераторам в Варшаве, тем более что предметы их занятий слишком невинны и не могут причинить вреда ни в каком отношении. Я говорю о Линде, о словаре которого упомянуто выше, о Кухарском, который путешествовал несколько лет на иждивении правительства по славянским странам и собрал, вероятно, много материалов, о Крыжановском, который занимается исследованиями о жизни и системе Коперника и приготовил большее сочинение об этом астрономе, о Мацеевском, который, кажется, совершенно привержен России, судя по его сочинениям и разговорам. Все их труды должны быть изданы с вознаграждением авторов.

Наконец, осуждают русское правительство даже сами славяне, приверженные к нам, за то, что в Польше нет университета. Как, говорят они, пять миллионов лишать средств для высшего образования, которое составляет общую цель человечества! Не смею сказать ни слова об этом обвинении, ибо основание университета в Польше соединено с политическими обстоятельствами, и этот вопрос может быть решен основательно не ученым, который стоит внизу и видит его с одной стороны, но мужем государственным, который смотрит на него сверху и видит со всех сторон, в соединении с прочими вопросами государственными. Я скажу здесь только: почему для прекращения кликов, может быть, и неосновательных, пока не назвать университетом те двухлетние дополнительные курсы, которые вводятся, как я слышал, при Варшавских гимназиях? Языки древние, наречия славянские с их литературами, науки естественные, медицинские, Русское право, Римское право — такие предметы могут быть преподаваемы безопасно кем бы то ни было. Другие предметы могут быть оставлены, сколько угодно лет,— за неимением преподавателей.

Курсы могут быть ограничены двумя, или тремя, или четырьмя годами, приемы и выпуски строги или снисходительны, смотря по особенным видам правительства.

Может быть, опасно соединение многих молодых людей вместе — пусть факультет и даже лекции разделятся по разным домам.

Почитаю долгом у помянуть еще о том, что поляки вообще ропщут за взятие Университетской библиотеки. Мятежники не читали оттуда старых книг, говорят они. Взять библиотеки частные, начальников бунта, например, Чарторыжского,— о, это действие имеет законную форму, и против него никто не осмеливается произнести ни слова…

Я передаю верно Вашему Высокопревосходительству как это обвинение, так и прочие, сколько мне случилось то слышать в Польше и других европейских странах. Многие из них совершенно неопасны и происходят от невежества, от незнания обстоятельств. Россия всегда хочет только быть справедливою и нисколько не заботится о том, чтоб вместе и казаться справедливою, считает для себя как будто низким не только объяснение, но даже описание своего образа действий. Такая благородная гордость невыгодна в отношении к составлению общего мнения.

Покровительство языку, литературе, Истории и вообще просвещению в Польше, покровительство, впрочем, в пределах благоразумия и осторожности, без ущерба русскому началу может иметь благодетельное влияние и на прочие славянские племена, которые смотрят на Польшу, как на образец русского управления. Оно весьма важно для будущих возможных отношений России к славянскому миру. Немцы, указывая славянам на Польшу при некоторых случаях, разумеется, в свое неверное стекло, говорят им: лучше ли полякам у русских, чем вам у нас? Впрочем, славяне обвиняют вообще поляков в легкомыслии, накликавшем и накликающем на себя беды, многие русские меры приписывают коварным советам австрийцев, а более всего считают оные временным последствием беспрестанно открываемых польских заговоров и уверены, что, при исправлении поляков, русское управление примет другой характер.

Вот мой отчет о Польше. Мне кажется, я опоздал с ним. Вы сами были в Варшаве после меня и, без всякого сомнения, увидели все яснее, дальше, вернее. Я почел бы себе великою честью, если бы в каких-нибудь мыслях мне удалось сойтись с В. П.

Не могу не сказать еще двух слов о Кракове, куда к ректору университета, г. Матакевичу, Вы изволили давать мне рекомендательное письмо. Жители находятся в самом стесненном положении, и невинные терпят наравне с виноватыми, подавшими повод к разным тяжелым для города мерам. Ничего не желают они столько, как иметь одного государя вместо трех покровителей. Которого? Разумеется, они не смеют выговорить. Ректор показал мне университет, библиотеку и все заведения и обещал, на мой вопрос, написать мне частное письмо о состоянии университета, нуждах и желаниях, дабы я мог при случае представить оное Вашему Высокопревосходительству, но до сих пор не исполнил своего обещания. Библиотекарю, г. Мучковскому, которого сочинения Вам доставлены, можно поручить издание каких-нибудь драгоценных рукописей Краковской библиотеки. Краковские журналы падают.

Чехи — это самое образованное славянское племя вместе с моравами и словаками. Они указывают с гордостью на многих своих знаменитых ученых и литераторов, достойных наследников древнего образования, хранителей славянской национальности, распространителей славянского духа. Прага есть главное их местопребывание. Многие из них или, лучше сказать, все почти имеют нужду в русской помощи для успешнейшего занятия своими всеславянскими трудами. Таков Шафарик, создатель древней славянской Истории, общей истории славянских литератур, собравший драгоценные материалы для многих, не менее важных сочинений, издающий теперь карту поселений славянских в Европе, в древности и ныне, Аммерлинг, неутомимый славянофил, который учит, издает, пишет, собирает, заводит, словом сказать, действует изо всех сил и всеми средствами для распространения славянского образования между славянами, преимущественно по части естественных наук, Челаковский, отличный стихотворец, жестоко наказанный за дерзкую выходку, который занимается теперь этимологическим словарем. Ганка, объяснитель древних памятников, Прешль, славный естествоиспытатель, и Палацкий, историограф, не имеют нужды в помощи. Юнгман, лексикограф, хотя не беден, но и не слишком богат, и на старости своих лет имел бы право на лучшее успокоение за исполинские труды свои.

В Праге при национальном музее есть так называемая matica ceska, комитет, учрежденный для усовершенствования чешского языка, который владеет небольшим капиталом (около 50 тыс. руб.), на проценты с коего издает журнал (casopis), вспомоществует отличным авторам при издании их трудов и печатает некоторые полезные сочинения сообразно со своей целью. Капитал этот полезно увеличить, дабы комитет мог 1) задавать ежегодно по две исторические и филологические темы для обрабатывания с премиями, 2) раздавать свои издания по публичным школам в Богемии, Моравии, Силезии и проч., 3) для улучшения частных журналов, из коих примечательные: ‘Чешская пчела и цветы’. Полезно бы объявить, полагают чешские ученые, по две премии за лучшие сочинения в стихах и прозе, чем возбудилась бы в молодом поколении еще большая ревность к изучению отечественных предметов.

У словаков энтузиазм славянский восшел до высочайшей степени. Дикая грубость и жестокость их непосредственных угнетателей, венгерцев, вместе со стихотворениями их барда Коляра возбудили новое поколение до невероятности. Славянский институт в Пресбурге, где в чистом славянском духе воспитывается до 70 человек юношества и обучается преимущественно славянским наречиям и истории, достоин внимания всех друзей добра, не только славян, и имеет полное право на пособие, в коем терпит крайнюю нужду, не имея возможности платить даже учителю. Этот институт сделал в прошлом году воззвание ко всем славянским собратьям, впрочем, с дозволения австрийского правительства, о доставлении ему пособия деньгами и книгами. Следовательно, оно может быть доставлено в Петербург публично, от имени каких-нибудь русских ученых или меценатов.

Прочие пособия должны быть доставляемы Шафарику как самому основательному, скромному, умеренному во всех отношениях мужу, который уже даст им сам дальнейшее движение. Сообщение с ним может производиться чрез меня, чрез протоиерея Меглицкого, чрез Венское посольство, на имя наших путешествующих магистров.

У австрийских сербов центральный пункт — Пест, в котором восточные славяне сходятся с западными по торговым и другим делам. Нужно денежное пособие для тамошней славянской школы, которое доставить очень удобно из Вены. Тамошний протестантский проповедник Коляр, первый двигатель славянский, приверженный к России, имеет полное право на содействие его ученым трудам.

Сербы греческого исповедания имеют также Пест своим центром в литературном отношении, в религиозном — Карловиц. Так называемая Матица Сербская, основанная частными людьми, преимущественно купцами, заведывает, так сказать, ходом сербской Кирилловской литературы, издает газету, печатает сербские книги, заводит теперь общеславянскую библиотеку книг на всех славянских наречиях, воспитывает на своем иждивении несколько молодых людей, посвящающих себя сербской литературе. Это заведение должно быть поддержано. Нужно посылать туда и в Карлович избранные русские сочинения по части истории, филологии и особенно Богословия, чтоб предохранять сербов от унии и иезуитского влияния.

Католические иллирийцы имеют главное местопребывание в Аграме, где теперь одушевление является так же, как и в Презбурге, в высочайшей степени и оттуда электрически сообщается во все стороны, особенно на славяно-кроатскую военную границу, которая может во всякую минуту выставить от 80 до 100 тысяч войска. Душою этого движения есть Гай, который в короткое время произвел, говорят, чудеса своею типографией. Я слышал, что он ездил в Берлин к Государю Императору и обращался за помощью также к Российской Академии. Ему нужно непременно назначить ежегодное пособие.

Из прочих славянских ученых, как о Копытаре, библиотекаре Венской библиотеки, не могу сказать ничего решительного. Общее мнение {Совершенно несправедливое, как оказалось.} между славянами есть то, что он тайный агент австрийского правительства, гонитель славянского начала и враг русским. Не знаю, сколько здесь есть правды. Собственная библиотека Копытара единственная в Европе по богатству славянских редких книг и рукописей. Приобрести ее (он спрашивает за нее 4 тыс. червонцев, но отдаст, вероятно, за менее) для Московского Университета было бы великим для нас обогащением. Вук получает пенсию от Государя Императора в тысячу рублей, которую, в уважение его трудов и чрезвычайной бедности, благодетельно было бы удвоить.

Вот краткое обозначение нужд, претерпеваемых славянскими тружениками. 25 тыс. рублей ежегодного пособия удовлетворили бы оные с избытком, 10 тыс. отчасти. Пособие должно быть подаваемо, разумеется, самым тайным образом. Я собрал обстоятельные и верные сведения, каким образом, по каким путям, чрез какие лица исполнить это так, чтоб не произошло ни малейшей огласки в публике, даже русской, и не навлекалось ни малейшего подозрения со стороны австрийского правительства. От Вашего Высокопревосходительства зависит исходатайствовать какую-нибудь сумму от щедрости Государя Императора, отца общего славян, и подать тем новую жизнь ученому и литературному славянскому миру, бросить семена, кои, может быть, дадут со временем плоды великие, исторические, вселенские. Вы сделали и делаете многое пред Высочайшим престолом для просвещения в России, распространите круг благотворительных действий Ваших на всех славян, и имя ваше благодарным потомством будет поминаемо наряду с именами первых благодетелей славянского рода.

Перехожу теперь к общим действиям, кои могут принести равную пользу России, ее языку, литературе и Истории, равную с прочими племенами славянскими.

1) Сочинение сравнительной грамматики всех славянских наречий, которою облегчится безмерно их изучение, покажется всего яснее их сродство и объяснятся многие свойства, принадлежащие тому или другому наречию порознь и остающиеся без нее непонятными загадками. Пусть Российская академия объявит премию в 500—1000 червонцев за сочинение лучшей. (Всем наречиям можно выучиться в год.)

2) Для сравнительной грамматики нужна частная, должно назначить меньшие премии за сочинение грамматик для тех наречий, кои не имеют еще оных, как то: нашего малороссийского, галицкого и еще, кажется, одного или двух.

3) Нужен общий словарь всех славянских наречий, для которого заключается уже много драгоценных материалов в словаре польском Линде и чешском Юнгмана, также в рукописном Словаре русском и польском Линде.

4) Некоторые наречия не имеют еще словарей, должно задать оные с премиями, и также наше малороссийское, галиц-кое, болгарское, ниши областные, церковные.

5) План для грамматики можно поручить Шафарику, для словаря Юнгману, Линде и Востокову.

Общий словарь — работа на 20 или 30 лет для одного человека. По моему мнению, можно разделить его на части, по буквам, и за всякую букву, по данному плану, назначить соразмерную награду. Нужды нет, что словарь выйдет, таким образом, неполный, несоразмерный и несовершенный,— пусть он послужит корректурою для следующего, к которому приступить уже будет гораздо легче одному призванному на то ученому.

6) Нужны собрания песен, пословиц у всех племен.

7) Славянская хрестоматия, одна — русскими буквами, другая — латинскими.

Все сии литературные предприятия, необходимые для успехов русской литературы в наше время, принадлежат по праву и, прибавлю, по обязанности Российской академии, слишком богатой средствами для их совершения.

Следующие задачи могут предлагать, разделяя между собою, Общества истории и древностей в Москве и Одессе и Археографическая комиссия.

История славянских государств.

9) Географические и статистические описания.

10) Собрания следов мифологических преданий, поверий, обычаев, образов и тому подобное.

11) Собрание актов, грамот и прочих исторических памятников.

12) Биографии великих людей славянских — славянский пантеон.

Означенные общества могут объявить уверенные премии от 500 до 1000 рублей. За сочинения по предметам, относящимся к сим темам.

Наконец, нужен Всеславянский журнал, где 1) в скорых и верных известиях и описаниях изображалась бы ученая и литературная деятельность всех славянских племен, 2) помещались бы статьи на всех славянских наречиях с краткими пояснениями для уразумения общего. Умеренная плата с листа рублей по 50.

В таком журнале обозначилось бы осязательным, так сказать, образом близкое родство всех племен, и племена начали бы сближаться и знакомиться между собою всего удобнее.

Славяне думают, что такой журнал лучше всего издавать в Москве,— мне кажется, сообразнее с целью,— в Варшаве, дабы сей журнал приносил и частную пользу, действуя в особенности на поляков.

* * *

Чтоб облегчить для славянских племен приобретение русских книг, должно учредить, разумеется, ввиду частного предприятия, русскую книжную лавку в Лейпциге, откуда легко получить их чрез немецких книгопродавцев, рассеянных по всем славянским городам. Книги должно продавать как можно дешевле. Книги на других славянских наречиях могут также присылаться туда, как в центральное дело. Я веду уже два года переписку об этом предмете с книгопродавцем Фоссом.

Снабдить избранными русскими книгами, особенно по части филологии и истории, главные немецкие библиотеки в Австрии — в Вене, Праге, Песте, Пресбурге, Аграме, Брюнне, Львове. Для благовидности можно послать сии книги в то же время и в Берлин, Бонн, Геттинген, Мюнхен.

Пригласить несколько ученых и педагогов из славянских стран, которые с большой пользой могут занять у нас места надзирателей, инспекторов, директоров, учителей немецкого и латинского языков и проч. В этом отношении я могу назвать преимущественно двух: профессора физиологии в Бреславском университете Пуркиню, знаменитого естествоиспытателя, который с великим успехом мог бы взять на себя управление особого учреждения для естественной истории при том университете, где, по начертаниям Вашего Высокопревосходительства, сия наука должна быть преимущественно возделываема {Имелось в виду автора поручить ему Ярославский Демидовский лицей согласно с любимыми предметами занятий.}. Второй ученый есть доктор Амерлинг, который обладает многообразными сведениями, делал многие педагогические опыты, составил особую методу, которая заслужила полное одобрение знатоков, и мог бы учредить детские приюты в Москве или Петербурге по образцу пражского заведения в этом роде, известного во всей Европе, и иметь в своем распоряжении какую-нибудь реальную гимназию.

Я знаю также еще несколько образованных молодых людей, которые готовы переселиться в Россию. Оставаясь в сношениях с прежним отечеством, они могли бы содействовать много взаимному знакомству.

В заключение не излишним считаю сообщить здесь В. П. и другие отрывочные сведения, кои случилось мне собрать в продолжение моего путешествия в дилижансах, на пароходах, в гостиницах и на улицах и замечания, кои удалось сделать.

Император Николай имеет ныне гораздо более почитателей по всем странам европейским, и самые неприязненные ему люди, например, во Франции, говорят с почтением о его характере, твердой политике и отдают преимущество пред всеми европейскими государями.

Россия решительно не имеет доброжелателей между европейскими государствами. Славяне говорят, что больше всех не любит ее Австрия, потом — Пруссия, на Западе думают, что — англичане. Столько случалось мне слышать о кознях англичан с таких неожиданных сторон, что первой моей мыслью по возвращении в Отечество при слухе о пожарах в низовых губерниях мелькнуло: не англичане ли это? Упоминаю об этой нелепой мысли потому только, чтоб показать, какое сильное впечатление было произведено во мне прежде. Никогда не забуду я, как один житель Антверпена, приверженный, однако ж, к Голландии, говорил мне каким-то торжественным тоном: ‘О, император Николай не воображает еще, откуда грозит ему настоящая опасность. Поляки народ не страшный. Англичан, англичан должен он остерегаться и бояться там, где и не предполагает’.

Ненависть частных лиц к России происходит преимущественно от незнания, от легковерия, с коим принимаются ими самые нелепые известия, распускаемые злонамеренными людьми. Если бы помещать в иностранных хороших газетах верные известия, умно написанные статьи о России, о ее истории, о гражданских учреждениях, особенно новых, в нынешнее царствование, коими мы можем смело похвалиться пред Европой, например, о законах, об ученых уставах, о выборах, потом рассуждения об исторических отношениях наших к Польше, правах собственности на Волынь, Подолию, Белоруссию, самую Литву, Галицию, то я уверен, что половина врагов перейдет на нашу сторону.

Статьи другого рода, например, о волшебном построении в один год Зимнего дворца, над которым работало столько-то тысяч народа, о маневрах Бородинских, где столько-то тысяч войска было собрано во столько-то времени из таких-то отдаленных мест, или прежде о маневрах Вознесенских, где по степям скакала конница, не уступавшая числом Ксерксовой, известия о количестве добываемого золота и проч. оказали бы великое действие на воображение, особенно немецкое.

‘Allgemeine Zeitung’, газета наиболее читаемая, будет с удовольствием помещать такие статьи. Во французские журналы можно доставлять через Делаво, который имеет в Париже многие литературные связи, занимает место редактора при издании одной энциклопедии и может быть нам очень полезен. Гизо просил меня доставить ему сведения о Российской Истории.

В Москве живет теперь молодой немец К. из Пруссии, который приехал нарочно изучать Русскую Историю, как изучил он уже другие славянские, с целью передать потом немецкой публике верные известия о всех славянских племенах и их литературах, предложить важнейшие сочинения в извлечениях. Этот г. К. показался мне с первого взгляда искренно любознательным ученым, и я, не исследуя, впрочем, его образа мыслей, пригласил его жить к себе, чтоб руководствовать надлежащим и полезным для России образом к изучению Русской Истории, и полагаю, что им можно воспользоваться для сообщения чрез него в немецкие журналы верных сведений о России. Можно оставить ему его личный образ мыслей и даже пропускать какие-нибудь порицательные выходки, если бы они случились, для приобретения большей доверенности прочим сведениям, кои сообщить в Германию заблагорассудит правительство,— для доказательства беспристрастия корреспондента. Воротясь в отечество, и даже прямо из России, этот ученый может же посылать сведения и статьи, какие пожелает,— так лучше по крайней мере дать им согласное с истиной и полезное для России направление. Г-ну К. очень легко можно будет чрез меня доставить пособие книгами, обеспечением содержания и тому подобное.

Другие статьи могут быть посылаемы прямо от имени наших авторов.

Судя по той готовности, с коей ‘Allgemeine Zeitung’ поместила статью г. Шевырева против нападений о водворении русского языка в Остзейских провинциях, судя по обещанию, какое давал мне прежний редактор и г. Шевыреву нынешний, и вообще по духу газеты, которая не держится слишком одной партии, можно быть уверенным в немедленном помещении статей и расположении редакторов к даровым корреспондентам.

Сим оканчиваю я отчет свой Вашему Высокопревосходительству о путешествии, предпринятом, впрочем, с другою целью. Почту себя счастливым, если моими известиями удовлетворится какое-нибудь из Ваших ожиданий, изъявленных мне при моем отправлении, и если я могу ими возблагодарить Вас за исходатайствованное мне позволение ехать на воды и оказанное пособие.

(Ни одного из вышеперечисленных предложений не было тогда исполнено.)

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые: ‘Русская беседа’. 1861.

Опубл.: Погодин М. П. Историко-политические письма и записки в продолжение Крымской войны 1853—1856. М., 1874. С. 39.

Письмо к министру народного просвещения по возвращении из путешествия по Европе в 1839 году

ПРИМЕЧАНИЯ

Читайте также: