Письмо к издателю, Каченовский Михаил Трофимович, Год: 1805

Время на прочтение: 4 минут(ы)

Письмо к издателю

Журналист пользуется особенным преимуществом назначать для себя круг деятельности, смотря по своим силам, больший или меньший. Предварительно заключив условие с публикою и добровольно возложив на себя обязанность, он непременно должен исполнить свое обещание.
Не пугайтесь строгого начала. Я читатель самый снисходительный, не принадлежу, слава Богу! к числу тех неугомонных господ, которые — или по тому, что не берут на себя труда взглянуть на программу, или по другим причинам, непостижимым для рода смертных — требуют эпической поэмы, кодекса законов, романов ужасных и страшных, или, что все одно, говоря словами поэта,
Одни кричит: подай арбуза!
Другой: соленых огурцов!
Мы, люди умеренные, узнав, что Вестник продолжается, что сообразно с его названием, будет содержать в себе разные новости европейские в литературе и политике, переводимые из лучших иностранных журналов, что иногда возвестит нам о благодетельных подвигах любезных наших соотечественников, иногда напомнит какое-нибудь историческое происшествие, какой-нибудь исторический характер, украшающий древность российскую — мы искренне тому порадовались. В самом деле, чего лучше? Не издерживая денег на Монитёры и Аргусы, на Минервы и Декады, которые, правду сказать, продаются очень недешево, не ломая головы над приискиванием в толстых лексиконах невразумительных слов и фраз, не осуждая себя на муку перечитывать двадцать журналов для одного или двух сносных сочинений, ваш субскрибент — N.B. если вы, г. журналист, будете прилежны — окинув, так сказать, одним взглядом маленькую книжку, узнает, что делается и что пишется в Европе.
Из сего предисловия, служащего вместо поздравления вас с новой должностью, можете заметить, что я — человек желающий вам добра и успехов в вашем предприятии, следственно не сочтете пристрастными советов, которыми служить вам буду.
В объявлении ничего не сказано о замечаниях на книги, вновь выходящие. Догадываюсь, что вы не хотите браниться с сонмом авторов и переводчиков, которые никогда не прощают тому, кто имеет дерзость явно не соглашаться с их мнением. Всякому вольно думать по-своему, но мне кажется, что самый скромный издатель журнала, объявляя решительный приговор о книге, хочет сказать публике: ‘если б сочинитель или переводчик одарен был моим умом, если б обогащен был моими сведениями, то конечно не впал бы в такие погрешности’. Впрочем, это не должно служить для вас законом, имейте только христианскую любовь к своим собратиям, подвизающимся на поприще российской словесности, а особливо к трудящимся над сочинением журналов. Не ваше дело судить о периодических изданиях. Как беспристрастно ни было бы ваше мнение, не всякий читатель согласится с ним, я даже боюсь чтобы насмешникам не показалось, будто вы, отзываясь о журналах с пренебрежением, стараетесь выхвалять свой товар и скликать купцов в свою лавку.
Журналы разделяются на два класса. Одни, издаваемые для ученых, следственно для немногих, содержат в себе трактаты, диссертации, споры, изыскания и тому подобные сочинения, весьма важные, весьма полезные для тех читателей, которые заблаговременно приготовились пользоваться ими, другие пишутся для публики, не с намерением учить ее — сохрани вас Бог думать, будто читатели имеют нужду в ваших наставлениях — но для того, чтобы занимать ее приятным образом. Ваш Вестник Европы принадлежит к сему классу, главное достоинство его должно состоять в выборе материй и в чистоте слога. Будьте осторожны, не забывайте, что ваши читатели и читательницы не все еще уверены в том, что русскому полезно читать русские книги, не забывайте, что многие простятся навсегда с отечественною словесностью, если авторы и переводчики согласятся между собою терзать слух их такими словами и фразами, для уразумения которых надобно прибавлять особые замечания. Упрямство непростительное — писать в век Августов слогом Энния и Пакувия, в век Людовика XIV слогом Монтаня и Марота. Антиквариус с удовольствием просиживает целую ночь, чтобы добраться до смысла какого нибудь трудного изречения, обыкновенный читатель пугается мест невразумительных и бросает книгу.
С некоторого времени живучи в прежней столице княжества Литовского, я имел время познакомиться с польскою словесностью. Новые наши единоземцы не стыдятся не знать лучших российских писателей. Я спросил у одного умного поляка о причине неблаговоления их к русскому Парнасу, дав заметить ему, что такое нерадение не делает чести польской нации, и услышал от него следующее: ‘Вы сами против нас несправедливы. Известны ли вам имена Кохановских, Красицких, Нарушевичей, Дмоховских? Можете ли вы сами с честью для себя похвалиться тем, что не знаете и знать не хотите нашего языка, образованного, приятного, господствующего в областях пространных и многолюдных от западной Двины до Днестра и Буга, от Днепра до пределов Брандербургских? Читаете ли наши журналы, в которых конечно столько же хорошего можно найти, как во французских и немецких? Уже более двухсот лет Польша не завидует древней Греции и Риму. Еще в шестнадцатом веке ученые окружали престол Сигизмунда Августа, ревностного покровителя изящной словесности. Знаменитый Мурет уже тогда удивлялся просвещению наших праотцев и отдавал им преимущество перед жителями Италии. Польша утратила политическое бытие свое, но пока не умрет язык польский, прекрасная отрасль языка славенского, до тех пор благодарное потомство будет произносить имена писателей наших с тем чувством удовольствия, которое ощущают ныне читающие их бессмертные творения. Что я говорю? Сии самые творения суть верные поручители в том, что язык наш не умрет вовеки. Правнуки захотят наслаждаться чистейшими восторгами, вливаемыми в душу поэзиею Нарушевича и Красицкого, захотят вкушать на земле блаженство райское — и будут учиться языку своих прадедов {Дмоховский в речи, произнесенной в публичном заседании Варшавского общества любителей наук 12-го декабря 1801 года.}.’ Такой ответ поселил во мне охоту на досуге заниматься польским языком. Занимаюсь им, читаю здешние и заграничные журналы, восхищаюсь произведениями польской музы и заохочиваю добродушных поляков приниматься за русскую грамматику. Возьмите на себя труд споспешествовать полезному моему намерению, помещайте в вашем Вестнике сочинения польские, в переводе, достойные быть известными российской публике. Обещаюсь доставлять вам средства к тому, и сверх того со временем постараюсь сообщать вам исторические известия, относящиеся до здешнего края, они должны быть занимательны для русского. Литва не один раз была театром славных подвигов московских героев, здешние жители не забыли еще, что и в семнадцатом столетии Россия имела своих Суворовых. История польская тесно соединена с российскою. Вашим читателям без сомнения приятно было бы найти в Вестнике Европы какие-нибудь обстоятельства и черты, взятые например из истории тех времен, когда великая княжна российская, юная Елена, дщерь Иоанна Васильевича и Софии, племянницы Константина Палеолога, оставя милое отечество и дом родительский, отправилась со многолюдною свитою в Вильну и сопрягла навеки судьбу свою с Александром, великим князем литовским, бывшим наконец королем польским. Сия родственная связь имела важное влияние на происшествия времен последовавших, подала повод к начатию войны кровопролитной, и была источником многих бедствий, подобных тем, какие терпела Греция за Елену Менелаеву. Еще прежде, храбрые Гидемины, Олгерды, Витольды гордились союзом с домом князей российских. Вот палитры, откуда можно брать краски для картин патриотических, на которые публика ныне смотрит с особливым удовольствием. Из любви к словесности я рад от всего сердца служить вам слабыми своими способностями, а вместо благодарности требую от вас двух или трех исправных переводов из древних классиков.
При нынешнем состоянии дел в Европе часть политическая вашего журнала, по всем вероятностям, должна быть занимательною. Война и необыкновенные происшествия нашего времени доставят вам обильную материю. Горизонт покрыт тучами, грозящими опустошением: тем лучше для вас. Как филантроп, оплакивайте бедствия человеческого рода, как журналист, пользуйтесь благоприятными обстоятельствами. Наконец, чтобы вы не подумали, будто я, начавши писать, не знаю как окончить, заключаю моим почтением, с которым остаюсь ваш и проч.

Н. Щ.

——

[Каченовский М.Т.] Письмо к издателю / Н.Щ. // Вестн. Европы. — 1805. — Ч.19, N 1. — С.3-11.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека