ТУРГЕНЕВ И В. В. МАТЭ
ТУРГЕНЕВ И В. В. МАТЭ
(1880-1883. ПО НЕОПУБЛИКОВАННЫМ МАТЕРИАЛАМ)
‘Премногоуважаемый
Иван Сергеевич!
В. Матэ.’ 8
Л. И. Кузьмина
Письмо к И. С. Тургеневу, Матэ В. В., Год: 1880
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Тургеневский сборник. Материалы к полному собранию сочинений и писем И. С. Тургенева
М.-Л., ‘Наука’, 1964
Несомненен большой интерес Тургенева к изобразительному искусству. О нем свидетельствует увлечение писателя коллекционированием живописи, его постоянные хлопоты об устройстве художественных выставок, многолетняя дружба с известными коллекционерами живописи братьями Третьяковыми, а также активная деятельность в ‘Обществе взаимного вспоможения и благотворительности русских художников в Париже’, которую один из учредителей ‘Общества’, художник А. П. Боголюбов, охарактеризовал так: ‘Иван Сергеевич Тургенев увековечил себя еще тем, что был секретарем нашего парижского О-ва русских художников, где он состоял и основателем и, конечно, являлся самою крупною единицей на всех наших вечерних собраниях, которые он любил посещать с полным простодушием своей богатой натуры’.1 В этой деятельности органически сочетался беспримерный альтруизм Тургенева, стремившегося материально поддержать русскую учащуюся молодежь в Париже, с высокой целью популяризации русского искусства на Западе. С момента организации ‘Общества’ (декабрь 1877 г.) более тесными становятся связи писателя с художниками.
Истории отношений Тургенева с русскими художниками посвящены работы И. С. Зильберштейна ‘Репин и Тургенев’ (М.— Л., 1945) и ‘Выставка художника В. В. Верещагина’ (Лит. насл., т. 73, кн. 1, стр. 291—336), а также небольшая статья Н. П. Лощинина ‘Тургенев и русские художники’ (‘Художник’, 1964, No 5, стр. 41—45).
Несколько дополнительных штрихов в эту тему вносит неизданная переписка В. В. Матэ, хранящаяся в Государственной Третьяковской галерее.2 Это письма из Парижа 1880—1883 гг., адресованные преимущественно невесте В. В. Матэ — И. Р. Мадинг. Особый интерес представляет хранящееся там же письмо В. В. Матэ Тургеневу 1880 г.
Василий Васильевич Матэ (1856—1917), крупнейший мастер офорта и создатель целой граверной школы в России, встретился с Тургеневым в переломный период своей жизни. Направленный в качестве пенсионера в 1880 г. по окончании Академии художеств в Париж для совершенствования в искусстве гравюры, Матэ упорно искал в это время новые пути в технике ксилографии. В одном из писем к невесте 1880<,?>, г. Матэ рассказывал о трудностях, которые он испытывал, вырабатывая собственную, оригинальную манеру гравюры: ‘Я вообще думаю совсем новую манеру гравирования ввести в России. Как на дереве, особенно же по меди и офортам. Вот почему меня не любят и не понимают. Но об этом я не тужу. Моя работа все-таки пользу принесет в свое время, может, когда меня уже не будет. Да и я доволен, что меня понимают лучшие и высшие силы Парижа, а ведь они дают звук первый в наше искусство. Также любят меня и ценят лучшие художники России и писатели, как Тургенев, Анненков и др.’.3
Встрече Матэ с Тургеневым содействовал верный покровитель молодых талантливых художников — В. В. Стасов. Он так вспоминал об этом: ‘В <,…>, 1880 году Тургенев приехал ко мне в гости, в Париже<,….>, Я ему рекомендовал молодого нашего гравера, В. В. Матэ, только что присланного для усовершенствования в своем деле Академией художеств, и просил его позволить Матэ снять с себя и награвировать портрет. Я ручался, что портрет выйдет очень даровит и изящен. Тургенев согласился, и скоро потом начались сеансы, на даче у Тургенева, в Буживале’.4 Портрет Тургенева был награвирован Матэ в 1883 г. по наброскам, сделанным с натуры в 1880 г.
Необыкновенно эмоциональный рассказ о первом посещении Буживаля и знакомстве с писателем содержит письмо Матэ к И. Р. Мадинг:5
‘Милая, славная моя Добричка! Очень взволнован и в страхе. Ведь я сегодня отправляюсь к Ивану Сергеевичу Тургеневу! Слава богу! В 12 часов спустился с лестницы (110 ступенек вниз), вижу от Добрички письмо, которое я сунул в карман и хотел прочесть не раньше как приеду на дачу в Буживаль, у Тургенева. <,…>, Буживаль — чудеснейшее место в окрестностях Парижа <,…>, Буживаль лежит на берегу Сейны. Какие там растения?! Абрикосы, персики, груши и яблоки, да виноград <,…>, Я отправился к даче Ивана Сергеевича. Тут же, неподалеку, вилла его. Вошел я, ворота тут же, у консьержки спрашиваю, дома ли Т<,ургенев>,, гов<,орит>, дома. Вот я поднимаюсь по чудесной аллее вверх довольно высоко. Знаете, Добричка, если бы нам с Вами в таком месте жить, мы бы также сделались поэтами. Действительно, такое настроение дает это таинственное чудесное место. Далеко! далеко! можно видеть из этого дома. Тихо, претихо. Я надолго отдохнул от безобразного шума Парижа, а в особенности от шума Vaugirard, где каждый день бывают драки.
‘А главное все еще впереди! Вот вхожу я, наконец, в барский дом, очень красивую, роскошную комнату. Мебель и все из красного венецианского цвета материи, да какие чудесные наст<,оящие>, персидские ковры. Принял меня очень любезно. Опять сколько пользы и питание к дальнейшей жизни получил. Добричка, да я совсем другим сделаюсь, если бог даст у него побывать частенько. Какие разговоры! Иван Сергеевич Тургенев: это, представьте себе, фигура, которая гораздо выше меня. Очень широкоплечий, полноту нужную имеет к своему высокому росту. Но еще лучше всего его чудная, умная, красивая голова. Удивительна вся его фигура в профиль. Сам еще очень бодрый, сильный, живой во время разговора. А какое доброе лицо, в особенности глаза!
‘Ах, как он вкладывает человеку в душу глубоко то, что говорит. Шел разговор о поэзии, литературе, о жизни человека. Это все сравнивал с природой и историей всемирной. О искусстве. Для меня, собственно, он дал полное заключение тому, насчет чего я много сил употребил и, наконец, на этом остановился. Но не случись сегодняшний день, меня бы легко было с этой дороги сбить. Т. е., Добричка, Вы меня тут, я думаю, очень хорошо понимаете. Помните, как я всегда бился за всякой новой работой? Помните, как я всегда рылся, искал чего-то в гравюрах? И наконец, не найдешь ничего! Да помните, как я старался каждую работу другой манерой делать? Вообще, Вы помните, как трудно мне было! А теперь тем паче труднее. Но через сегодняшний день я больше не боюсь этой трудности, как выше сказал, я уже до разговора с Тургеневым чувствовал, что преодолел пока мозгом (или теоретически) эту трудность.
‘Не думайте, что я это Тургеневу сказал, что мне так трудно было. Ничуть не бывало. Это выработалось само собой. Вот слова Тургенева: Молодой юноша или человек черезчур6 самонадеян и не довольно самонадеян. Что это значит? Что молодой человек очень самонадеян и не учится так сильно и много, как нужно ему. Молодой человек но довольно самонадеян на самого себя. Он не пробует сам что создать, а все любит подражать. Он еще детальнее это сказал: молодой человек должен учиться сколько только возможно, даже больше. Технический, грамматику ли, словесность литературы, живописи, музыки или держать штрихель. Браво, Иван Сергеевич! Вот. Когда Вы, наконец, то другое и т<,ак>, дальше изучили до того, что это больше не есть для Вас какая-то грамматика или теория, т. е. когда вы вполне владеете инструментом или литературой, музыкой и т. д. Вот тогда, он говорит, Вы возьмите сядьте, да скажите: Ну, теперь начну свое делать. Еще раз браво, Тургенев! Вот с этого пути меня больше никто не своротит <,…>,
‘Теперь я действительно не так страшно смотрю на будущее время. Я все же очень серьезно над собою работаю, и не думайте, что оно так легко дается.
‘Вернувшись от Тургенева полный впечатлительности и очень воодушевленный, начал Вам писать’.
Как видно из приведенного письма, встреча с Тургеневым была очень значительным событием в жизни Матэ.
Это определило взволнованный стиль письма, внимание художника ко всему, что окружало писателя, интерес к внешнему облику Тургенева. Но наиболее важным для Матэ было, естественно, содержание беседы с великим писателем, его советы о необходимости совершенствования технического мастерства как основы всякого искусства.
Большой разговор об искусстве, о художественном творчестве предполагает интерес Тургенева к собеседнику, вызванный при первом знакомстве. О положительном впечатлении, произведенном Матэ на писателя, можно судить по письму последнего к В. В. Стасову от 1 (13) августа 1880 г.: ‘Матэ был у меня, он очень милый малый — художническая душа — но о портрете еще не было речи. Полагаю, что послезавтра (в воскресенье) он опять ко мне завернет’.7
Однако следующий визит Матэ в Буживаль произошел не в воскресенье, а в субботу — 2 (14) августа 1880 г. Это следует из сопоставления двух неопубликованных писем — недатированного письма Матэ к Тургеневу и письма писателя к Ж. Этцелю от 2 (14) августа 1880 г. Приводим полностью письмо Матэ:
В субботу же застал г-на Hetzel’я. Мне он казался очень добрым хорошим стариком, просил зайти между 10 и 15 сентября за работой, чему я очень рад, ибо успею еще немного технику изучить. Авось и духом к этому времени соберусь! А то… — Гоголя читаю с таким полным наслаждением, какого еще никогда не чувствовал и не питался подобным. Прошу принять за все, вез очень большое спасибо от почитающего Вас
Матэ, как большинство пенсионеров Академии художеств в Париже, испытывал материальные затруднения. И посещение им известного парижского издателя Жюля Этцеля связано со стремлением Тургенева помочь художнику. Об этом свидетельствует письмо Тургенева к Ж. Этцелю от 2 (14) августа 1880 г., приходившегося на субботу. Он писал: ‘Позволю себе убедительно рекомендовать Вам этого молодого человека. Его зовут Матэ…’. Он просил дать последнему работу в одном из многочисленных иллюстрированных изданий Этцеля, выражал уверенность в том, что гравер с этой работой справится, и характеризовал его следующим образом: ‘Это гравер ‘с очень большим будущим — вы можете судить об этом по нескольким его работам, которые он вам покажет…’.9
К сожалению, из сохранившихся сведений не составить полной картины того, как протекала работа Матэ над портретом Тургенева, повторялись ли сеансы в Буживале и когда именно были сделаны наброски, с которых в 1883 г. был награвирован портрет.
Но очень скоро Матэ стал широко известен в Париже как мастер гравюры и офорта, вошел в близкую Тургеневу среду художников, стал посетителем собраний ‘Общества взаимного вспоможения и благотворительности русских художников в Париже’. В неопубликованных воспоминаниях ‘Боголюбов в Париже. 1896 г.’ Матэ писал: ‘Много русских талантливых литераторов, музыкантов побывало здесь. Устраивались между собою выставки, давались концерты и вечера, на которых часто читал свои новые произведения Иван Сергеевич Тургенев…’.10
Работы Матэ, заслужившие высокие оценки И. Е. Репина, В. В. Стасова, Л. Бонна, Э. Мейссонье и др., экспонировались на выставках в Салоне. Об одной из таких выставок, отмечая среди ее посетителей Тургенева, Матэ писал 11 (23) февраля 1882 г. И. Р. Мадинг: ‘Наша выставка открылась. Подробно вы прочтете в газете где-нибудь. Но выставка очень хорошая. Французы с большим удовольствием ходят ее смотреть и учиться. При открытии был Тургенев, великий князь, Орлов и масса аристократии’.11
3 октября 1883 г. на станции Северной железной дороги Париж прощался с Тургеневым. На гроб великого писателя были возложены серебряный венок и доска с выгравированными на ней славянскими буквами именами русских друзей в Париже, среди этих имен было имя Матэ. В письме к невесте от 3 октября 1883 г. Матэ рассказывал о скорбных событиях этого дня:
‘Сегодня был я на прощанье, на отпевании тела покойного великого Ивана Сергеевича Тургенева. Я о нем не буду распространяться, ибо Вы читаете, я думаю, ежедневно о нем в газетах и будете его наверное провожать на могилу. Я надеюсь, что весь Питер пойдет за ним и много тысяч народу других городов приедут.
‘Вот это был человек действительно великий, достойный всего этого. Сам лично я его страшно люблю как человека. А как деятеля, пожалуй, и еще не понимаю его сильное значение для России’.12
Отношения Тургенева и Матэ — лишь эпизод многочисленных творческих связей писателя с представителями русского искусства. Он подтверждает многое из известного о Тургеневе: его интерес ко всякому несомненному проявлению таланта, его отзывчивость и умение помочь начинающему художнику.
Вместе с тем, поддержка Матэ — художника, по определению В. В. Стасова, примыкающего к передвижникам, создателя новой школы в русском гравировальном искусстве,— свидетельствует об умении Тургенева увидеть ростки нового в искусстве, понять их и поддержать.
Превосходный знаток мирового изобразительного искусства, в том числе искусства современного, Тургенев особенно пристально следил за каждым новым проявлением русского искусства, страстным и неутомимым поборником которого на Западе он был.
1 А. П. Боголюбов. Записки моряка-художника. (ГПБ, фонд 82, ед. хр. 1, л. 163).
2 ГТГ, отдел рукописей, ф. 57.
3 Там же, No 7.
4 В. В. Стасов. Двадцать писем Тургенева и мое знакомство с ним. ‘Северный вестник’, 1888, No 10, стр. 160.
5 ГТТ, отдел рукописей, ф. 57, No 16. — Письмо без даты, но по сопоставлению его с письмом И. С. Тургенева к В. В. Стасову от 1 (13) августа 1880 г. (см. ниже, стр. 319) его можно датировать около 1 (13) августа 1880 г. Отрывок из письма приведен в работе И. Лазаревского ‘Василий Васильевич Матэ’ (М., 1948, стр. 12).
6 Сверху надписано: слишком 318
7 В. В. Стасов. Двадцать писем Тургенева и мое знакомство с ним, стр. 177.
8 ГТГ, отдел рукописей, ф. 57, No 36.
9 Подлинник письма хранится в частном собрании внучки Ж. Этцеля, Катрин Боныье де ля Шапель (г. Севр, Франция, фотокопия: ИРЛИ, P. I, on. 29, No 309. — Полностью будет опубликовано: Письма, т. XII). Цитируется в переводе с французского. — К этому времени Матэ был автором гравированных портретов А. П. Брюллова, А. Ф. Писемского, гравюр с фрагментов картины А. Иванова ‘Явление Христа народу’ — ‘Голова апостола Андрея’, ‘Этюд головы Иоанна Крестителя’ и др.
10 ГРМ, отдел рукописей, ф. 14, ед. хр. 78, л. 2 об. — Отрывок из воспоминаний приведен в работе: М. Андроникова. Боголюбов. Изд. ‘Искусство’, М., 1962, стр. 17.
11 ГТГ, отдел рукописей, ф. 57, No 9.
12 Там же, No 26.