Письмо к И. С. Аксакову, Самарин Юрий Федорович, Год: 1851 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 5 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Иванъ Сергевичъ АКСАКОВЪ

ВЪ ЕГО ПИСЬМАХЪ.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

УЧЕБНЫЕ И СЛУЖЕБНЫЕ ГОДЫ.

Томъ второй.

Письма 1848—1851 годовъ.

МОСКВА.
Типографія М. Г. Волчанинова, Б. Чернышевскій п., д. Пустошкина, противъ Англійской церкви.
1888.

Письмо Ю. . Самарина къ И. С. Аксакову.

(По поводу его прошенія объ отставк).

2-го Февраля, 1851 г.

Любезнйшій Иванъ Сергевичъ!

Съ крайнимъ удивленіемъ и прискорбіемъ узналъ я, что Вы подали рапортъ объ отставк. Я не могу говорить съ Вами иначе, какъ совершенно откровенно,— признаюсь я этого отъ Васъ не ожидалъ. Предшествовавшая между Вами и Министерствомъ была мн извстна, также и послдняя бумага Гвоздевской редакціи. Я почувствовалъ на себ, что она йогла оскорбить, но сообразивъ ее съ ходомъ дла, съ заведеннымъ у васъ изстари порядкомъ, по которому, когда по какому бы то ни было поводу отъ подчиненнаго требуются объясненія, послднее слово всегда должно оставаться за начальникомъ, и подчиненному длается внушеніе даже въ томъ случа, когда онъ окажется совершенно правымъ,— такъ, для завершенія дла, сообразивъ, что въ этомъ случа совтъ былъ явно не серьезенъ,— я былъ увренъ, что посл первой минуты Вы приняли это дло, какъ личную, безъ созданія сдланную Вамъ непріятность. Положа руку на сердце, можете ли Вы не признать, что дйствительно дло это таково? Можете ли Вы съ какой-нибудь стороны, безъ натяжки, прицпить его къ одному изъ тхъ общихъ началъ и убжденій, въ которыхъ уступки не допускаются? А если это личная непріятность, если нтъ вопроса о принцип, то хорошо ли Вы сдлали? Такъ по крайней мр я думалъ, но по прочтеніи Вашего письма къ Министру дло стало для меня совершенно ясно. Расположеніе духа Вашего въ настоящую минуту отразилось въ немъ вполн, и я вижу, что Вы написали рапортъ объ отставк не вслдствіе послдней бумаги, а потому, что душа Ваша до края переполнена была горечью, а эта бумага послужила только поводомъ къ ея разлитію.— Я понимаю и сочувствую, можетъ быть, боле всякаго другаго душевной мук, которую Вы терпите, но вспомните, что подъ вліяніемъ минутнаго случайнаго повода Вы опредлите свою будущность на много лтъ. Не стану утшать Васъ возможностью загладить дйствіе одной бумаги другою — къ чему Вамъ это? Не стану повторять Вамъ то, что говорятъ обыкновенно для удержанія на служб. Скажу Вамъ только по совсти, что Вашъ поступокъ мн кажется необдуманнымъ, незрлымъ. Наконецъ, по праву давнишней сваей съ Вами и съ Вашимъ семействомъ, прошу Васъ убдительно позволить мн разорвать Вашъ рапортъ и прислать Вамъ клочки въ конверт.— Поповъ, Оболенскій, Ханиковъ, братъ Вашъ — вс одного мннія со мною. Искренно Васъ уважающій и любящій Юрій Самаринъ.

Я теперь въ Петербург съ Генераломъ Бибиковымъ.

Отвтъ И. С. Аксакова Ю. . Самарину.

Любезнйшій Юрій едоровичъ!

Отъ всей души благодарю Васъ за Ваше участіе и за совтъ Вашъ, который — мн такъ хочется врить — Вамъ дать было нелегко. Но письмо Ваше было отправлено до полученія Гвоздевымъ моего послдняго письма къ нему, а теперь, вроятно, сыръ-боръ загорлся и дло зашло уже слишкомъ далеко. Я усталъ душой и тломъ, болитъ душа моя отъ постоянныхъ нравственныхъ тисковъ, которымъ я такъ долго, такъ добровольно подвергался, которымъ я просто, съ какимъ-то отчаяннымъ усердіемъ, шелъ даже на встрчу — не ради служебныхъ выгодъ (я не имю ни жалованья, ни мста), но ради воображаемой вры въ администрацію, ради страстнаго желанія пользы. Лопала и лопаетъ эта вра на каждомъ шагу, пользы не вижу, кром той мелкой и случайной, которую везд и всюду приносить можно и для которой не стоитъ угнетать свою душу. Мн нуженъ отдыхъ. Мн въ немъ отказываютъ! Знали ли Вы, когда писали послднее письмо, что мн отказали и въ дозволеніи прибыть изъ Ярославля въ Петербургъ по дламъ службы и просто въ отпускъ? Я два года здсь и не могу воспользоваться правомъ отпуска, который я хотлъ ваять по окончаніи трудовъ Коммиссіи. Мн отказываютъ, не объясняя даже почему и въ такихъ выраженіяхъ, которыя употреблены были мною для взяточника Исправника Любимова и взяточника Становаго Пристава (Коммиссія между прочимъ и объ. нихъ производила слдствіе),— при обязаніи ихъ подпискою: ‘не вызжать изъ города впредь до окончательнаго разсмотрнія въ Петербург всего дла.’ А дло наше на 5000 листахъ, должно быть непремнно разсмотрно въ Министерств, словомъ, протянется еще около года.— Все это, конечно, объясняетъ мою послднюю ‘выходку’, какъ честятъ обыкновенно мои поступки,— но это еще не отвтъ на Ваше письмо. Не имю времени (я зарылся въ дло по горло, желая его скоре окончить) отвчать Вамъ пространнымъ разборомъ моихъ поступковъ и постараюсь какъ можно боле сократить свой отвтъ. Я ршительно не согласенъ дозволить Вамъ разорвать мой рапортъ и прислать мн клочки въ конверт… Вы сами бы никогда этого не сдлали. Съ одной стороны нтъ достаточныхъ причинъ для такого поступка: что пологу я на всы? Пользу общественную? Я ей не довольно врю. Частныя мои выгоды? Этого я въ разсчетъ никогда не принимаю и принимать не буду. Съ другой стороны — такимъ поступкомъ я теряю свою позицію. Для того, чтобы я могъ съ пользою дйствовать на служб, необходимо мн уваженіе и нкоторый авторитетъ: и того и другаго я лишенъ, если поступлю такъ, какъ Вы совтуете. Я не хочу, чтобы отношенія ко мн моего Начальства походили на общія казенныя отношенія, я хочу имть право на откровенное, живое слово. Возьмите вс моибумаги, писанныя въ продолженіе девятилтней разнообразно — дятельной моей службы, возьмите вс мои рапорты и записки, писанные въ Министерство: о раскол и о другихъ предметахъ: везд слышится искренній, а не оффиціально-лживый языкъ. По одному длу о раскол мн пришлось писать совершенно противъ мннія, принятаго Министерствомъ… Во всемъ этомъ есть что-то для меня утшительно-честное, посл утомительныхъ, нердко подлыхъ работъ служебныхъ. Я хочу, чтобы мн можно было служить по моему: иначе я не могу. Если возможно возстановить прежнія отношенія, если Министръ подъ той или другой формой уничтожитъ дйствіе его оскорбительныхъ бумагъ и дастъ мн длинный отпускъ, — я согласенъ остаться. Я не признаю за Министромъ права обижаться письмомъ моимъ.— Все это Вамъ покажется, можетъ быть, особенно среди Петербургской атмосферы и врующихъ въ свою дятельность Петербургскихъ администраторовъ, большею частью благородно-подлыхъ,— смшно, дико, незрло… А со мною странное совершается: чмъ боле уходитъ моя молодость, чмъ дальше въ жизнь, чмъ зрле становлюсь я,— тмъ сильне и сильне во мн потребность говорить словомъ правды, тмъ живе чувствую я въ себ возможность разумныхъ, непрактическихъ, но честныхъ поступковъ, тмъ гаже и гаже длается для меня ложь оффиціальности, тмъ противне самонадянная, довольная собою и игнорирующая живую жизнь манія Администраціи. Но блаженъ всякъ врующій во что бы то ни было! И Вамъ, какъ служащему, необходиме бывать въ Петербург и подышать Ханыковымъ, чмъ Московскою врою и Московскимъ безвріемъ!

И мы, трудясь, трудахъ своимъ не вримъ

И втайн мы не вримъ ничему!

Вотъ два стиха изъ одного стихотворенія, написаннаго мною: они даютъ Вамъ понятіе о моемъ душевномъ стро.— Прощайте. Отъ души благодарю Васъ за дружбу и участіе: я вполн имъ врю, но прискорбно мн звать, что Вы меня браните.— 5-го Марта 1851 года. Ярославль.

Замчаніе Сергя Тимоеевича о письм Ю. . Самарина и отвт Ивана Сергевича.

Марта 9-го, Пятница.

Письмецо твое, милый другъ Иванъ, отъ 5-го Марта, съ приложеніемъ подлиннаго письма Самарина и копіи съ твоего отвта, мною вчера получено. Я писалъ къ теб въ прошедшій Вторникъ и давно уже пишу аккуратно во два раза въ недлю. Ничего новаго теб сообщить не имю: у насъ все попрежнему, а изъ Петербурга посл 1-го Марта писемъ нтъ. Безъ сомннія, тамъ происходятъ такого рода обстоятельства по твоему длу, о которыхъ увдомлять меня, до окончательнаго ихъ ршенія, не хотятъ. Но сегодня долженъ я непремнно получить письмо отъ добрйшаго и милйшаго изъ смертныхъ: если можно, то конечно онъ напишетъ правду. Бдному Гриш, можетъ быть, и не до того. Совершенно постороннимъ образомъ дошелъ до меня слухъ, что тебя назначаютъ въ Костромскую слдственную коммиссію. Впрочемъ, это назначеніе, вроятно, было сдлано еще до полученія твоего послдняго письма къ Гвоздеву: если оно будетъ объявлено оффиціально, то дла примутъ другой оборотъ. Я не стану ничего говорить съ тобой о письм Самарина и твоемъ отвт: это безполезное водотолченіе, да и ты находишься въ такомъ состояніи духа, что неспособенъ къ принятію самой очевидной истины, если она несогласна съ твоимъ настоящимъ взглядомъ и пониманьемъ дла. Скажу теб только одно: предположи, что все твее семейство и вс твои друзья и пріятели совершенно согласны со всми твоими убжденіями и принимаютъ безусловно вс твои тезисы. Что же намъ остается желать? разумется одного: чтобъ ты вышелъ въ отставку, не правда ли? такъ пойми же ты, хотя на одну минуту, что ты употребляешь вс средства, чтобъ оставаться на служб и оставаться самымъ непріятнымъ образомъ. Я не могу думать, чтобъ ты дошелъ до послдней крайности и вабилъ русскую пословицу, что противъ рожна прать нельзя.— Мать говетъ и сегодня будетъ исповдываться, конечно она любитъ тебя больше, чмъ я, но теплая вра, покуда помогаетъ ей переносить твое тяжелое положеніе съ большимъ спокойствіемъ, чмъ мн мой ненадежный якорь разума. Смотри, не доведи насъ до ужасной крайности: ожидать можно всего. Крпко тебя обнимаю и благословляю.