Письмо из Милана в 1799 году, Фукс Егор Борисович, Год: 1799

Время на прочтение: 6 минут(ы)

Письмо изъ Милана въ 1799 году.

(Отъ Е. Б. Фукса.)

Напередъ скажу вамъ, любезнйшій другъ, не ожидайте отъ Правителя Канцеляріи подробностей эстетическихъ о Милан, куда мы теперь, въ самый день Св. Пасхи, вступили, и встрчены радостными восклицаніями народа. Графъ Александръ Васильевичъ халъ верхомъ замами. На привтствія народа снималъ я, съ Генералъ Лейтенантомъ И. И. Форстеромъ, шляпу. Лишь только вошелъ я къ нему въ кабинетъ, похристосовался и удостоился получить красное лично, какъ онъ изъявилъ мн свое благоволеніе за то, что я учтиво публик откланивался. Такъ съ яйцомъ проглотилъ я и пилюлю.
Какъ бы я желалъ, чтобъ вы, дражайшій, теперь со мною здсь были! Вы бы увидли то, чего ни перескззать, ни описать нельзя. Сигналъ данъ Фельдмаршаломъ. Онъ восплъ: ‘Христосъ воскресе!’ и все Христолюбивое воинство пристало къ его гласу, и содлалось стадомъ одного пастыря. Не оставалось ни одного Фурлейта, котораго бы онъ не обнялъ и троекратно не поцловалъ, самъ плнный Французскій Генералъ Серюрье не избгнулъ его лобзанія. И Графъ заставлялъ его отвчать по-Русски: Во истину воскресъ. Но въ самомъ восторг празднества, прослезился онъ вдругъ. Онъ вспомнилъ любимыхъ своихъ Фанагорійцсвъ. ‘Съ сими чудо-богатырями’, говорилъ онъ: ‘взялъ я Измаилъ, съ ними разбилъ при Рымник Визиря. Гд они? Какъ бы я желалъ теперь съ ними похристосоваться.’ — Въ сію минуту увлекаюсь я мысленно къ той знаменитой рк Рымнику, гд посл побды, выстроивъ Фанагорійскій свой полкъ на самомъ пол битвы, веллъ онъ каждому солдату держать въ рук лавровую втвь. Тамъ, по совершеніи благодарственнаго съ колнопреклоненіемъ молебствія, возгласилъ Суворовъ: ‘Слава! честь! побда! лавровый внецъ!’ — При семъ слов, вс воины вдругъ съ Рымникскимъ украсили главы свои лаврами — Посл сего спрошу: кто съ такимъ героемъ-Поэтомъ устрашится смерти?— Миланъ превратился вдругъ въ Русскій старинный городъ. Добрые наше служивые на улицахъ, въ домахъ, крестятся, цлуются, обнимаютъ другъ друга, мняются тотчасъ выкрашенными яицами, угащиваютъ Пасхою, славятъ Христа, везд предъ образами теплятся свчи. Стаи праздно шатающихся, любопытныхъ Италіянскихъ тунеядцевъ за ними бгаютъ, не понимая ничего: разваютъ рты, корчатъ рожи, словомъ, это кочующая Опера Буффа кариката: они ожидали кровожадныхъ побдителей, — видятъ благочестивыхъ, благоговющихъ Христіанъ. Теперь-то не можно не полюбить отъ всей души Русскаго солдата. Я нердко слышалъ многихъ изъ нихъ, говорящихъ Италіяицу: ‘Христосъ воскресъ, падронъ (padrone). Хоть ты и бусурманъ и глупъ, но то же человкъ.’ Наканун възда своего въ Миланъ, сказалъ Графъ достопамятныя слова сіи: ‘Demain j’aurai mille ans, т. e. завтра буду я имть тысячу лтъ. ‘Вступленіе сюда,’ говорилъ онъ всмъ: ‘въ день торжества торжествъ и праздника праздниковъ, есть предзнаменованіе на враги церкви побды и одолнія,’ — и вс сердца Русскія закипли. Отслушавъ заутреню и обдню въ домашней Грекороссійской церкви, а Литургію въ Католической, восхитивъ всхъ жителей ласковымъ пріемомъ и обращеніемъ, постивъ Театръ, гд принятъ былъ съ изступленіемъ восторга, воскликнулъ онъ наконецъ: ‘Помилуй Богъ! боюсь, чтобъ не затуманилъ меня иміамъ! Теперь пора рабочая!’ И занялся планомъ къ предстоящей кампанія, или лучше сказать, къ побдамъ. Когда онъ открылъ Маркизу Шателеру свое предначертаніе, то сей, изумленный, воскликнулъ, ‘Когда успли Ваше Сіятельство все сіе обдумать?’ Отвтъ: ‘въ деревн, здсь было бы поздно, здсь мы уже на сцен. Теперь предлагаю я только къ исполненію и,начинаю отсюда кампанію.’ — ‘И васъ’ сказалъ Шателеръ: ‘называютъ Генераломъ безъ диспозиціи!’ Оставимъ теперь Суворова въ кабинет съ Маркизомъ Шателеромъ. Вы все узнаете изъ нашихъ реляцій, а можетъ быть и изъ моей Исторіи, которую предназначаетъ Графъ писать мн подъ его руководствомъ. Но Богу извстно, доживемъ ли мы до сего.
Мн хочется оставить вамъ здсь на бумаг хотя нсколько слдовъ моего въ Милан пребыванія.
Больно мн, что здшнее дворянство сдлало вя меня впечатлніе очень о себ невыгодное. Въ кругахъ сихъ нашелъ я непростительное и невроятное невжество. О Россіи знаютъ они по слуху, и все превратно, о Германіи думаютъ, что она вся вмщается въ одной только Австріи. Я не встртилъ ни одного, который бы путешествовалъ. ‘Къ чему намъ,’ говорятъ они: ‘вызжать изъ своего сада Европы?’ — Такъ многіе изъ первйшихъ вельможъ и изъ знатнйшихъ дамъ просили меня сказать имъ откровенно, подъ печатію тайны: правда ли, что gli Capucini Russi, т.е. что Казаки, Русскіе Капуцины, (сіе названіе имли они во всей Италіи, отъ бородъ), зажариваютъ и дятъ дтей. Такое безуміе не достойно отвта. Вчера былъ я у М. А. Милорадовича, какъ вдругъ вбгаешь къ нему Аббатъ въ иступленіи бшенства и отчаянія и реветъ: ‘Генералъ! если въ васъ есть Богъ, то спасайте, но спасайте скоре!’. Мы побжали за нимъ стремглавъ внизъ. Eccolo! Вотъ онъ, кричитъ Италіянецъ! Что же! Казакъ держитъ на рукахъ младенца и смотритъ на него умильно со слезами. ‘Извините, Ваше Превосходительство,’ говоритъ онъ Михайлу Андреевичу: ‘это дитя такъ смахиваетъ на моего едю на Дону, что я расцловалъ его и расплакался.’ Михайло Андреевичъ не могъ скрыть своего гнва на Итальянца, и достойно разругалъ сего истиннаго варвара, по грубому его невжеству. Конечно безразсудно было бы длать общее заключеніе обо всхъ въ отечеств Тасса, Петрарки, Алфіери и Беккарія. Есть много знаменитыхъ Писателей во всхъ родахъ Наукъ, по ихъ надобно отыскивать въ уединеніи, гд я и находилъ ихъ и услаждался поучительною ихъ бесдою. Такъ познакомился я съ Библіотекаремъ Амброзіанской Библіотеки, Аббатомъ Анджело Маіо, неутомимымъ отыскивателемъ безцнныхъ сокровищъ древней Греческой и Римской Словесности, съ симъ живымъ архивомъ Италіи. Онъ пріобрлъ славу и признательность отъ Фалологовъ всхъ странъ за отысканіе потерянныхъ трехъ рчей Цицерона, рчей, досел неизвстныхъ, Корнелія Фронта и знаменитаго въ IV столтіи Ритора Аврелія Симмаха, многихъ писемъ Императора Марка Аврелія, 56-ши рисунковъ изъ Иліады Гомера и 600 древнйшихъ рукописныхъ его стиховъ, оттуда же. Словомъ, онъ обогатилъ древность новою библіотекою. Г. Маіо изъявилъ мн пламенное желаніе представиться Суворову. Я тотчасъ ввелъ его къ нему, а самъ скрылся. Иначе, въ присутствіи третьяго, не увидлъ бы онъ Суворова.— Бесда продолжалась боле часа. При выход, ученйшій сей мужъ пожавъ мн руку, сказалъ: ‘мн остается только жалть, зачмъ я не Русскій, чтобы гордиться землячествомъ великаго человка. Удлъ нашъ, бдныхъ Италіянцевъ, тотъ, чтобы величаться лишь развалинами древней славы предковъ — героевъ нашихъ, а современной не видть.’ Графъ встртилъ меня съ радостнымъ лицемъ и спросилъ: ‘гд ты, водолазъ, сыскалъ сію драгоцннйшую изъ всей Италіи жемчужину?’ Я отвчалъ: ‘она при появленіи вашемъ сама къ вамъ выплыла.’ — ‘Кудряво, кудряво!’ закричалъ онъ, потрясъ пальцемъ губы и убжалъ.

(Окончаніе въ слд. номер.)

‘Сверная Пчела’, No 2, 1827

ПУТЕШЕСТВІЯ.

Письмо изъ Милана въ 1799 году.

(Окончаніе.)

Въ одномъ собраніи видлъ я ту бойкую Дюшессу, которая, три года назадъ, когда Бонапарте вступилъ въ Миланъ и находясь въ кругу знатнйшихъ на бал, игралъ въ рук цвткомъ, шутя, вырвала у него цвтокъ. Онъ на сіе сказалъ ей: ‘gli Italian! sono laddroni,’ т. е. Италіянцы воры, но вотъ что она на сіе возразила: ‘Non tutti, mabouna parte, т. е. не вс, но большію частію. ‘ Большею частію значитъ по-Италіянски бона-парте, слдовательно: не вс, но Бонапарте. Суровый взглядъ Корсиканца былъ наградою за сіе острое словцо.— Я вспомнилъ о письм одного замысловатаго Писателя къ отъзжавшей въ Италію Маркиз: ‘Жалю объ васъ, милостивая государыня,’ пишетъ онъ: ‘въ Италіи будете вы бесдовать не съ людьми, а съ картинами.’ Видно и мн пуститься въ здшнюю знаменитйшую Каедральную церковь, называемую Домо, вторую посл Римской Св. Петра, и лучше восхищаться прелестями Изящныхъ Искуствъ. Сіе величественное произведеніе древней и новйшей готической Архитектуры основалъ въ 1586 году, Галеадзо Висконти Дукка ди Милано. Оно иметъ образованіе Латинскаго креста, и все, отъ самаго основанія до вершины высокой башни, изъ благо Каррарскаго мрамора. Не время мн разсказывать вамъ о внутреннемъ великолпіи, о всхъ картинахъ первйшихъ кистей знаменитйшихъ артистовъ, о религіозномъ, символическомъ изображеніи, даже о язык Живописи и Поэзіи, Архитектуры. Надобно для сего имть обширнйшія познанія: я скажу только, что видлъ, какъ все, можно сказать, человчество стремилось за Суворовымъ въ сей храмъ, въ сіе святилище, къ небесамъ.— Посл поднялся я на крышу, на которой стоятъ 124 башни, изъ коихъ главная высотою въ 335 футовъ, а меньшія во 100 футовъ. Здсь очутился я въ чудесномъ пластическомъ мір, гд четыре тысячи статуй, сіи пластическіе памятники рзца разставлены въ нишахъ вокругъ сихъ башенъ. Посреди нихъ стоитъ бронзовая статуя, изображающая Богоматерь, и весь архитектонскій колосъ сей опирается на 52 столбахъ, каждый 7 футовъ въ діаметр. Памятники, которыми благословенная Италія преизбыточествуеть, влекутъ насъ безпрестанно къ историческимъ воспоминаніямъ. Взгляните на сей огромный Домо, и предъ вашими глазами оживляется древность, а настоящее тмъ сильне поражаетъ душу.— Я усплъ украдкою пробжать Амброзіанскую библіотеку, знаменитую рукописями, особливо Леонарда да Винчи, картинками, рисунками, преимущественно же картономъ Аинской школы Рафаэля, взглянуть на богоугодныя заведенія, огромную гошпиталь и примрный лазаретъ. Освживъ себя въ прохладныхъ тняхъ публичнаго сада (Giardino publico), похалъ я на гулянье (corso). Вся знатная публика катается здсь ежедневно по вечерамъ, взадъ и впередъ, въ великолпныхъ позлащенныхъ экипажахъ. Здсь мода имть за каретами Араповъ, но за недостаткомъ ихъ, чернятъ и Италіянцы свои лица. Я видлъ одного поддльнаго Африканца, который, забывшись на запяткахъ, вздумалъ снять перчатку, и выказалъ свою блую Европейскую руку. Пресытясь зрніемъ, отправился я въ величайшій въ Италіи и во всей Европ Театръ (Della scalla), воздвигнутый въ 1778 году Піермариніемъ. Шесть ярусовъ ложъ поражаютъ, на пространной сцен можетъ карета съ парою лошадей разъзжать со всею удобностію. Многія ложи меблированы, какъ комнаты, съ диванами, столами, за которыми сидятъ, читаютъ, играютъ въ карты, шумятъ, ужинаютъ, и только при любимой какой нибудь бравурной аріи умолкаютъ, слушаютъ со вниманіемъ, аплодируютъ съ шумомъ и крикомъ. Во время нашего здсь пребыванія, не смютъ сидть въ шляпахъ и безчинствовать. Въ разсужденіи Театра, должно признаться, что въ Операхъ и Балетахъ Италіянцы неподражаемы. Въ декораціяхъ и костюмахъ ихъ царствуетъ Азіятская роскошь. Въ Комедіяхъ отличаются они интригами, но въ геройскихъ роляхъ жалки, въ буффонадахъ Актеръ каждую свою ролю, если смю сказать, перекаррикатуритъ.— Объ Италіянской музык не смю вамъ говорить. Италія ея отечество, здсь ея колыбель, здсь она возросла, возмужала, самая гармонія здшней природы сливается съ нею, и ухо уже не на земл.— Здсь семь Театровъ. Чичероне мой описывалъ мн Чичеронскою риторикою множество Миланскихъ чудесъ. Но сего дня въ ночь мы выступаемъ въ походъ. Я заплатилъ ему, и онъ переименовалъ меня изъ Превосходительства въ Свтлость, доказательство, что мы оба были другъ другомъ довольны..— Теперь предстоитъ намъ новый Театръ.— Прощайте!

‘Сверная Пчела’, No 3, 1827

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека