Письма Я. О. Орла-Ошмянцева, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1861

Время на прочтение: 9 минут(ы)
‘День’ И. С. Аксакова: История славянофильской газеты: Исследования. Материалы. Постатейная роспись
СПб.: ООО ‘Издательство ‘Росток», 2017. — Ч. 1. (Славянофильский архив, Кн. 5).

ПИСЬМА Я. О. ОРЛА-ОШМЯНЦЕВА ОТ ЛЕТА 1861 г. (?)

Публикация А. П. Дмитриева

Яков Онисимович Орел-Ошмянцев (Орля-Ошмянец, 1828—1893) — филолог по образованию, ученый-славист и этнограф, в 1860-х гг. член постоянной комиссии Московского славянского благотворительного комитета, подобно К. С. Аксакову и А. С. Хомякову любил носить русский наряд, в котором появлялся в салоне своего друга кн. В. Ф. Одоевского. Неоднократно публиковал в журнале ‘Русский Архив’ материалы из архивов А. С. Пушкина, кн. В. Ф. Одоевского и генерала И. Н. Скобелева. Фрагментарно сохранилась его переписка с кн. В. Ф. Одоевским, С. А. Соболевским и Н. А. Милютиным.
Под первой статьей Орла-Ошмянцева в газете ‘День’ поставлена помета: ‘1 сентября 1861, сельцо Нежково’ — т. е. он по просьбе Аксакова готовил материалы для его издания еще до выхода в свет первого номера. Предположительно, имение Нежково Горецкого уезда Могилевской губернии — родовое, поскольку именно на Могилевщине в числе ‘древних благородных дворянских родов, доказательство дворянского достоинства которых восходят за 100 лет, то есть до времени правления императора Петра I’ значится фамилия Орел (Оржел). См.: Список дворянских родов, внесенных в Родословную книгу Дворянского Депутатского собрания Белорусско-Могилевской губернии // http://goldarms.narod.ru/mogilew.htm (дата обращения: 17.08.2017 г.).
В газете ‘День’ Орел-Ошмянцев опубликовал всего три статьи: в ‘Славянском отделе’ — ‘О славянских газетах и журналах’ (1861. 4 дек. No 4. С. 20) и ‘О ‘Славянской читанке’ Эрбена’ (1862. 6 янв. No 13. С. 13, 27 янв. No 16. С. 17—18) и в отделе ‘Смесь’ — ‘О драмах из русской истории г. Чаева’ (1864. 14 марта. No 11. С. 23), первые две под криптонимом ‘Ор—ъ’, третью за подписью ‘Я. Орел’. Стоит его имя (‘член постоянной комиссии Я. О. Ошмянцев’), наряду с именами Погодина и Аксакова, под помещенным в газете ‘Отчетом Славянского общества, или благотворительного комитета, читанным на заседании 1862 года, января 25’ (1862. 3 февр. No 17. С. 13—14). Наряду с Аксаковым же, он пожертвовал 100 руб. по подписке ‘в пользу бедствующих православных славян, отстаивающих свою веру и независимость’ (1862. 1 сент. No 35. С. 17) и 25 руб. ‘в пользу Славянской библиотеки св. Кирилла и Мефодия при Киевском университете’ (1863.5 янв. No 1. С. 20).
С газетой ‘День’ связан печальный эпизод в жизни Орла-Ошмянцева, закончившийся его арестом и заключением в Петропавловскую крепость (видимо, в 1862 г.). В номере от 23 декабря 1861 г. (No 11) Аксаков сообщал в примечании к корреспонденции консула К. Д. Петковича ‘Из Рагузы’: ‘Мы не обещаем наверное, но надеемся подарить нашим читателям со временем карту славянских населений в Европе…’ (Собр. сог. Кн. 1. С. 102). Спустя месяц, в номере от 27 января 1862 г. (No 16), Аксаков пишет уже об окончании работы над картой и называет имя ее создателя — в примечании к статье Орла-Ошмянцева ‘О ‘Славянской читанке’ Эрбена’: ‘Автор выработал себе давно особый взгляд на разделение не только славянских, но и русских наречий, который изложит, как надо надеяться, при своей карте славянских племен, изготовленной уже к изданию’ (Там же. С. 103). Однако впоследствии известия об этой карте в ‘Дне’ сошли на нет. Дело в том, что Орля-Ошмянцев был заподозрен австрийскими властями в шпионаже и по требованию их посла в Петербурге арестован и посажен в Петропавловскую крепость. ‘Его друг В. Ф. Одоевский ходатайствовал за него перед московским генерал-губернатором В. А. Долгоруковым, благодаря вмешательству которого в это дело Орел-Ошмянцев вскоре был отпущен. Однако за время пребывания в крепости его богатейшая библиотека и собрание рукописей были разграблены’ (Афанасьев А. К. Неизвестные экспромты А. С. Пушкина в письме Я. А. Орла-Ошмянцева П. И. Бартеневу, 29 мая 1880 г. // Российский Архив: Альманах. М., 2005. [Т. XIV]. С. 664). Однако Орел-Ошмянцев не отступился от своего замысла: в 1868 г. уже 2-м изданием вышла его ‘Истори-ко-этнографическая карта Пруссии <...> (с показанием славян, живущих ныне в Пруссии и части Австрии)’ (см.: Москва. 1868. 3 мая. No 26. Стб. 3).
Публикуемые два письма Орла-Ошмянцева к Аксакову не датированы и не содержат сведений о месте написания. По нашему мнению (доводы см. в ком-мент, к первому письму), они написаны в 1861 г. в Москве.
Письма чрезвычайно интересны, поскольку в них подводятся итоги целому периоду славянофильского движения, завершившемуся с кончиной его основоположников: Хомякова, К. Аксакова, братьев Киреевских, и акцент ставится на практическом эффекте их деятельности и причинах ее недостаточной, по убеждению Орла-Ошмянцева, успешности.

1

Я. О. ОРЕЛ-ОШМЯНЦЕВ — И. С. АКСАКОВУ
Москва, лето 1861 г. (?)

На днях я с удовольствием, вследствие Вашего любезного приглашения, познакомлюсь с библиотекой ‘Беседы’. Между тем, так как говорить что-либо догматически — чрезвычайно неприятно, позвольте мне (сколько можно это в двух словах) доказать Вам мою любовь.
1. Славянофилы не могли не знать, что бедность, чрезвыч<айная> бедность средств препятствовала развитию народных западнославянских литератур и пр. Сколько изданий прекращалось или не могло состояться потому, что желающих читать и поучаться на родном языке было много, но могущих купить — нет… Разве Николай мог бы не только попрепятствовать, но даже и узнать — если бы славянофилы хотели (с осторожн<остью>) {Слова в скобках вставлены над строкой.} поддерживать (хоть во время своих поездок за границу)? А средства их были так огромны…
2. Николай мог препятствовать ввозу слав<янских> книг (чего, впрочем, вовсе не было, да и по учреждении слав<янских> кафедр1 — нельзя было…), но вывозу, посылкам русских книг разве он препятствовал бы? И Австрия прежде меньше обращала на это внимания.
Есть еще неск<олько> подобных пунктов, но перейдем к другому.
3. Задушевное желание славянофилов было соединить всех славян под одно знамя Православия. А между тем действовали они так, что отдаляли это соединение. Не с него надо было начать, необходимо было, чтобы прежде славяне почувствовали бы себя братьями, близкими нам, убедились бы в действительном нашем участии — на других пунктах. А вдруг навязать (можно указать на факты) религиозные мнения — значит только отдалиться от цели.
4. Были даже примеры навязывания русского (николаевского-то!) господства, не только влияния… Тогда как первым основанием должно быть искреннее признание (без всякой задней мысли влияния) полной самостоятельности каждого славянского народа.
И у нас в России — почему деятельность славянофилов не только не возбудила участия к славянам, но (я говорю это с глубокой грустью) даже вредила ему? Потому что соверш<енно> иначе надо было — сначала, по кр<айней> мере, — действовать на нашу незрелую, увлеченную жалчайшим обезьянством публику. Ее запугали словом фанатизм, а славянофилы всё твердили ей — и надо же на несчастье: заодно с Николаем! — о Православии да о покорности, а иные даже громче Николая воспевали его ‘Самодержавие’… Так что затем ‘Народность’2 отходила слишком на задний план, и не без некоторого основания многие не видели большой разницы между программою Николая и прогр<аммою> славянофилов {Конечно, Православие, а особенно Народность — были у Николая только на словах. Но он сделал одно верное дело (хоть опять-таки по-свойски): уничтожил плод насилий Польши и иезуитов над несчастными единородными нам белорусами — т. е. унию. <Прим. Орла-Ошмянцева.>}. А с таким милым союзником — далеко не уедешь… Новейшее проявление (дай Бог, чтобы последнее!) подобного союза имеется в творении г-на de Жеребцова: Essai sur l’Histori de la Civilisation en Russie.3

——

Наконец, в борьбе болгар против усилий (столь естественных и неизбежных в византийцах!) огречить их4 — славянофилы оказали доселе (в ‘Москвитянине’) {Слова в скобках вставлены над строкой.} более сочувствия грекам, чем болгарам. Тогда как, не говоря уже об узах крови и языка, об верности собств<енным> началам народной самодеятельности, о чувстве {Это слово вставлено над зачеркнутым: беспристрастной.} справедливости, об святой обязанности помочь наиболее угнетенному, — и по самому даже единоверию — болгары к нам ближе греков… Тогда как очевидно, что покуда славянофилы, русские вообще и, наконец, правительство (посольство) не примут решительно сторону болгар (соверш<енно> перестав стращать их ‘Расколом’ и пр.) — до тех пор не сделают греки (коих мы ничем не стращаем) {Слова в скобках вставлены над строкой.} ниже единой уступки. В этом только и может и должно состоять единственно полезное и единств<енно> практичное (к цели ведущее, а не отдаляющее ее) наше ‘посредничество’…
После этого, смею надеяться, что в словах моих Вы увидите не упрек (основанный на незнании обстоятельств — такого я никогда не простил бы себе), а только желание уяснить прошедшее — единственно для того, чтобы будущее было лучше…
Вы теперь обещаете эту спасительную перемену в будущем… {И если бы Вы знали, как пламенно желал этой перемены нижеподписавшийся, но как мало — нет, вовсе не мог надеяться на ее возможность (к глубокому его прискорбию…), — тогда Вы, может быть, иначе взглянули бы на его колебания и пр…. <Прим. Я. О. Орла-Ошмянцева.>}
Искренно и всегда уважавший Ваш круг за многое живое, независимое, самостоятельное

Я. О. Орел-Ошмянцев.

Печатается впервые по автографу: ИРЛИ. Ф. 3. Оп. 4. Ед. хр. 447. Л. 2—3 об. Это письмо, как и последующее) датируется предположительно по косвенным данным (упоминание А. С. Хомякова как уже умершего и книг ‘Русской Беседы’ за 1860 г., последняя из которых была одобрена цензурой 31 декабря 1860 г. и вышла уже в 1861 г., отсутствие ссылок на ‘День’ при перечислении пострадавших от цензуры славянофильских изданий). Скорее всего, Орел-Ошмянцев писал, находясь в Москве, поскольку в одном из писем он говорит о намерении ознакомиться с библиотекой ‘Русской Беседы’, а в другом — о судьбе южных славян, живущих на средства Славянского комитета. Кроме того, простота оформления (в начале писем отсутствует традиционное обращение к адресату) и то, что Аксаков отвечал на эти письма, свидетельствуют о том, что, во-первых, последний и Орел-Ошмянцев едва ли одновременно находились в Москве и, во-вторых, вероятно, Аксаков писал своему корреспонденту из подмосковного Абрамцева. При этом в конце августа — начале сентября Орел-Ошмянцев находился в Могилевской губернии.
1 В конце 1820-х гг. было предусмотрено создать на первом (так называемом гуманитарном) отделении философских факультетов университетов кафедры истории и литературы славянских наречий (см.: Поли. собр. законов Российской империи. Собр. 2-е. СПб., 1836. Т. X. Отд. I. С. 842).
2 Отсылка к триаде графа С. С. Уварова: ‘Православие, Самодержавие, Народность’, ставшей официозным ‘символом веры’.
3 Эту книгу Николай Арсеньевич Жеребцов (1807-1868), чиновник (в 1844-1846 гг. возглавлял Виленскую губернию) и литератор, издал в Париже в 1858 г. В ней, действительно, популяризировались славянофильские исторические взгляды.
4 Речь идет об обострившейся с апреля 1860 г. греко-болгарской распре — усилиях Болгарской церкви по выходу из юрисдикции Константинопольского патриархата и обретению автокефального статуса, чему препятствовал греческий патриарх.

2

Я. О. ОРЕЛ-ОШМЯНЦЕВ — И. С. АКСАКОВУ
Москва, лето 1861 г. (?)

Вязанкович живет здесь третий год на счет Общества. Вы сами говорите, что оно имеет право требовать нек<оторого> отчета в занятиях. Я думаю, он согласится, но если б он пожелал и еще два-три года жить так же, то же и другие четыре (о которых Вы вовсе не упоминаете), то что тогда?.. Столько раз повторяли, писали, хвалили на словах, признано — что невозможно Болгарии всё ждать, и Общество всё тратится (когда др<угие> ждут вакансий!!), что необходимо наконец на деле принять раз-навсегда реш<ительную> меру против их робости (иногда и хитрости) и просить самого Попечителя о всех пяти, и передать им решение…
Два слова:
1. Разве я говорил, что католи<ци>зм (эта проклятая латинская язва) не узок?! — Я утверждаю немолчно {Это слово вписано над строкой.}, что не должно оттолкнуть славян, сначала потрудитесь освободить их, потом и обратить. Да и не надо будет: тогда сами обратятся. — А Вы отвечаете мне, как будто бы какой-нибудь западничествующей скотинке, которая в восторге от слова аббат и пр. Я ненавижу католицизм — знаете ли? — кажется, больше, чем Вы.
Я писал против (греческой) касты (и здесь хотевшей не видеть святого выборного начала {Не удалось мне об этом побеседовать с А. Хомяков<ым>, столь хорошо знавшим историю Церкви… Филиповы и пр., пр. мешали… <Прим. Орла-Ошмянцева.>}), против касты, в которой, конечно, — могу ли не признать того? — было много счас<т>ливых, отрадных, русских исключений (теперь — того нет), но которая стоила столько народу… кот<орая> была прямой причиной всех расколов и бед, кот<орая> неизлечимо и почти поголовно заражена не ‘эгоизмом душеспасения’1 только — нет! если бы еще! — а просто грубым, мертвым эгоизмом и мертвой формальностью. Но Вы на это — ни полслова. А отвечаете, неизвестно почему, — защитой Православия!!
(О, нравств<енный> закон — выше всего! Он слишком высок… но, только, Боже мой! ведь не в мертвых же он формальностях, а в живой любви…) {Фрагмент в скобках вписан между строк.}
Выражение о славянской природе (и именно русской) — мое собственное.
Не говорил ли я Вам, что другие народы, хотя и примут Православие, останутся далеко от русского народа? (И при этом еще упрекал Вас, что, может, Вы недостаточно высоко его ставите, помните?) А Вы мне теперь пишете это как новость!
Но все-таки не понимаю, почему так избегать той истины, что русская народность существовала задолго до принятия Христианства.
Будем на деле, на деле! доказывать живую любовь — любить ближних (братьев) яко самих себя! Они же ждут от нас дел, спасения себе от ига, а мы им: нет, сначала обратитесь!., сначала поспорим… А мы будем сначала тянуть время в словопрении с греками, уверяющими, что Православие — их исключительный или преимущественный удел (и гнетущими посему нас, славян), пожалуй, еще {Слова: пожалуй, еще — вписаны над строкой.} с коптами, думающими то же о себе, с армянами, ту же честь себе приписывающими2 и пр., пр., пр….
О, если б Вы поняли, что если б Шишков3 или другие после… (semper idem {вечно то же самое (лат.).}).
2. И Вам это не грех писать мне о конституции, коллегии, интригах понятных страстей?!.. И как могли Вы забыть Государя Великого — Новгорода?..
Что славяне — народ сельско-патриархальный, а не городской (почти так понимаю я: социальный, а не политический!), это сызмала рождало во мне такое глубокое чувство… которому я нигде не встречал полного ответа — не встречу, вероятно, и в Вас, потому что Вы отдаете их на жертву двум, более или менее извне пришлым {Далее зачеркнуто: и чуждым.}, наследственным кастам…4

——

Наконец, дело не в том, чтобы бояться мнений Ивана и Семена (никто не сомневается, что Вам до них дела нет), а в том, чтобы не повторилось опять неизменной истории, бывшей со всеми славянофильскими органами — сначала приветствия, потом нераскупание (несмотря иногда на ‘стимулу’ запрещения). Вспомните ‘Москвит<янин>‘ 1847 и 48 годов, ‘Москвит<янин>‘ 56 года, ‘Моск<овский> Сбор<ник>‘ 52 (несмотря на…), ‘Рус<скую> Беседу’ 60, оставшиеся экземпляры ‘Паруса’ (несмотря на…).5
А тогда вся партия была в сборе, в силе… а тогда одна она только во всей литературе защищала народность…
Теперь нет… теперь еще труднее идти вполне старой дорогой. Теперь надо если не новый путь — то новый способ — вернее подействовать, вернее достигнуть цели — не открывая ее ежеминутно и напрасно еще не созревшим глазам… (если цензура мешает открыть во всем свете).

Я. Орел.

Печатается впервые по автографу: ИРЛИ. Ф. 3. Оп. 4. Ед. хр. 447. Л. 1—1 об.
1 Возможно, здесь отсылка к выражению А. С. Хомякова ‘загробный эгоизм’ из его известного письма к Аксакову. См. в контексте: ‘Труд для пользы других, бескорыстный (хотя отчасти) есть молитва и молитва не только высшая, чем лепетание славянских слов в уголке перед Суздальскою доскою, но высшая многих, гораздо более разумных молитв, в которых выражается какой-то загробный эгоизм более чем любовь. Молитве, так сказать, нет пределов’ {Хомяков А. С. Письмо к И. С. Аксакову о значении страдания и молитвы // Поли. собр. соч. Прага, 1867. Т. 2. С. 291).
2 Отсылка к древности Коптской (VI в.) и Армянской (IV в.) православных церквей.
3 Адмирал Александр Семенович Шишков (1754—1841) — писатель консервативного направления, филолог, военный и государственный деятель, с известными оговорками его можно считать идейным предтечей славянофилов.
4 Вероятно, речь идет о династиях Рюриковичей и Романовых.
5 Отсылки к наиболее громким случаям цензурных кар по отношению к славянофильским изданиям.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека