Русская сатирическая проза XVIII века: Сборник произведений / Сост., авт. вступ. статьи и комментариев Стенник Ю. В.
Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1986
Mon coeur {Душенька (франц.).}, живописец! — Ты, радость, беспримерный Автор.— По чести говорю, ужесть как ты славен! читая твои листы, я бесподобно утешаюсь, как все у тебя славно: слог расстеган, мысли прыгающи.— По чести скажу, что твои листы вечно меня прельщают: клянусь, что я всегда фельетирую их без всякой дистракции. Да и нельзя не так, ты не грустен, шутишь славно, и твое перо по бумаге бегает бесподобно.— Ужесть, ужесть как прекрасны твои листы! Но сказать, вокруг нас, ты в них многое взял на мне: уморить ли, радость? Вить мнение-то Щеголихино ты у меня подтяпал.1— Ха! ха! ха!— Клянусь! Спроси у всех моих знакомых, они тебе скажут, что я всегда это говаривала: но это ничего не значит. Признаюсь, что я и сама много заняла из твоих листов.
Пуще всего ты ластишь меня тем, что никак со мною не споришь, а особливо когда говорил о науках: ты это так славно прокричал.— Черт меня возьми!— как книга. А притом ты всегда стараешься оказывать нам учтивости, не так, как некоторый грубиян, сочиня комедию, одну из подруг моих вытащил на театр.2— Куда как он много выиграл? Я чаю, он надеялся, что все расхохочутся до смерти, ан, право, никто из наших сестер и учтивых мужчин и не улыбнулся, а смеялись только… Он хотел нас одурачить, да не удалось. Ужесть как славно он забавлялся над бедным мальчиком Фирлифюшковым: со всем тем подобные ему люди останутся всегда у нас в почтении, а его Дремов никогда не выдет из дураков.3 Если б узнала я этого Автора, то оттенила бы сама его бесподобно. Я никак на него не сердита: он меня никак не тронул, однако ж я и сама не знаю, за что я его никак не могу терпеть. В первой его комедии я и сама до смерти захохоталась: ужесть как славно шпетил он наших бабушек, а эта комедия такую сделала дистракцию и такую грусть, что я поклялась никак на именины не ездить.4 Правда, ты и сам зацепился: но это шуткою, а за шутки мы никак не сердимся: напротив того, ты бранишь одних только деревенских дураков, да и беспримерно: ужесть как славно ты их развернул в 5 листе твоего ‘Живописца’.
Ты уморил меня: точь-в-точь выказал ты дражайшего моего папахина.— Какой это несносный человек! Ужесть, радость, как он неловок выделан: какой грубиян! Он и со мною хотел поступать так же, как с мужиками: но я ему показала, что я не такое животное, как его крестьяне. То-то были люди! С матушкою моею он обходился по старине. Ласкательства его к ней были: брань, пощечины и палка, но она и подлинно была того достойна: с эдаким зверем жила сорок лет и не умела ретироваться в свет. Бывало, он сделает ей грубость палкою, а она опять в глаза к нему лезет. Беспримерные люди! таких горячих супругов и в романах не скоро набежишь. Ужесть как славны! Суди, mon coeur, по этому, в какой была я школе: было чему научиться! По счастью, скоро выдали меня замуж: я приехала в Петербург: подвинулась в свет, розняла глаза и выкинула весь тот из головы вздор, который посадили мне мои родители: поправила опрокинутое мое понятие, научилась говорить, познакомилась со щеголями и щеголихами и сделалась человеком. Но я никак не ушла от беды: муж мой в уме очень развязан: да это бы и ничего, чем глупее муж, тем лучше для жены, но вот что меня терзает до невозможности: он влюблен в меня до дурачества, а к тому ж еще и ревнив. Фуй! как это неловко: муж растрепан от жены: это, mon coeur, гадко! О, если б не помогало мне разумное нынешнее обхождение, то давно бы я протянулась. Сказать ли, чем я отвязываюсь от этого несносного человека? Одними обмороками.— Не удивляйся, я тебе это растолкую: как привяжется он ко мне со своими декларасьонами и клятвами, что он от любви ко мне сходит с ума, то я сперва говорю ему: отцепись, но он никак не отстает, после этого резонирую, что стыдно и глупо быть мужу влюб-лену в свою жену, но он никак не верит: и так остается мне одно средство взять обморок. Тогда скачет он по всем углам: старается помогать мне, а я тихонько смеюсь, ужасно как беспримерно много помогают мне обмороки, божусь! тем только и живу, а то бы он меня залюбил до смерти. Бесподобный человек! Подари, радость, хорошеньким советом, что мне с ним делать. Он до того темен в свете, что и спать со мною хочет вместе,— ха! ха! ха! Можно ли так глупо догадаться!
Шутки прочь, помоги мне: ты знаешь, радость, что от этого можно тотчас получить ипохондрию. Пожалуй, не задержись с ответом, я на тебя опущаюсь и буду ожидать его с беспримерным нетерпением. Прости, mon coeur.
P. S. Услужи, фреринька, мне, собери все наши модные слова и напечатай их деташированною книжкою под именем ‘Модного женского словаря’:5 ты многих одолжишь, и мы твой журнал за это будем превозносить. Только не умори, радость, напечатай его маленькою книжкою и дай ему вид, а еще бы лучше, если бы ты напечатал его вместо чернил какою краскою. Мы бы тебя до смерти захвалили.
II
Г. живописец!
Долго ли тебе устремлять гнев твой на женский пол и выдумывать нелепые лжи, обвиняя нас несносными бесчиниями. Ведай, что мы выходим из терпения, и если ты не воздержишься от злословия, так берегись.— Сносно ли это, что в последнем твоем листе некоторую женщину попрекаешь ты ревнивостию6 таким пороком, от которого мы давно избавились.— Заврался, мой свет: это неправда, знай, что мы не столько о мужьях своих думаем, чтобы стали к ним ревновать, и только что терпим их, а не любим: и как можно столько любить мужа? непонятно, странно, смешно, уморил, ха! ха! ха!— Ревновать к мужу, любить его: это я никак не понимаю, а может быть, твой только один острый разум проницает в чрезъестественные тонкости. Видеть мужа всякий час, сидеть с ним обнявшись, говорить с ним нежно, да еще и ревновать к нему — фуй! как это неловко! Конечно, это какая-нибудь была сумасбродная женщина: для чего же ты ее скрываешь? такая женщина всеобщего достойна презрения. Что это за староверка, чтоб быть прицепленною к своему мужу и ревновать ко всякой, но это быть не может: нынче век просвещенный! а воспитание наше беспримерно: мы мужьям нашим даем свободу знаться с теми женщинами, с которыми хотят, и довели их до того, что и они нам то же позволяют. Понимает ли пустая твоя голова, что от этого-то и происходит благополучие наших семейств и согласная жизнь наша, оттого мы и не разводимся с мужьями, а живем в одном доме: видимся в неделю по разу, ездим в комедии, прогуливаемся с милым человеком то в городе, то за городом. Такая бесподобная вольность может ли нас когда-нибудь противу мужей приводить в огорчение: нет, в листе твоем описанная ревнивость есть твоя глупая выдумка, и для того-то я сим письмом многих оправдать вознамерилась. Мы знаем, что письмо о ревнивости писал ты сам, а не посторонний. Нет ныне таких мужей, которые бы такой вздор описывать захотели и беспричинно бы стали злословить жен своих таким гнусным пороком, который давно уже истребился. Прощай.
ПРИМЕЧАНИЯ
[Фонвизин Д. И.] Письма щеголихи к издателю ‘Живописца’.— Впервые опубл.: Живописец. СПб., 1772, ч. I, л. 9, с. 65—69, л. 18, с. 143—144. Печатается по: Живописец. 3-е изд. СПб., 1775, ч. I, с. 51—58, ч. II, с. 198—200.
Наличие прямой связи между этими письмами и ‘Опытом модного словаря щегольского наречия’ позволяет считать эти материалы принадлежащими Д. И. Фонвизину. Эту точку зрения поддерживает А. Стричек (Strusek A. La Russie des lumiè,res. Denis Fonvizine, p. 242—244).
1…мнение-то Щеголихино ты у меня подтяпал — имеются в виду помещенные в 4-м листе ‘Живописца’ рассуждения щеголихи о бесполезности наук.
2…не так, как некоторый грубиян, сочиня комедию, одну из подруг моих вытащил на театр — намек на комедию Екатерины II ‘Именины госпожи Ворчалкиной’, главной героиней которой выведена сварливая и капризная барыня.
3…над бедным мальчиком Фирлифюшковым… а его Дремов никогда не выдет из дураков — Фирлюфюшков, Дремов — персонажи вышеназванной комедии Екатерины II. В образе Фирлюфюшкова содержались скрытые намеки в адрес издателя ‘Живописца’.
4 …В первой его комедии я и сама до смерти захохоталась… а эта комедия такую сделала дистракцию и такую грусть, что я поклялась никак на именины не ездить — имеются в виду две пьесы Екатерины II, первая — комедия ‘О, время!’, вторая — ‘Именины госпожи Ворчалкиной’.
5…напечатай их деташированною книжкою под именем ‘Модного женского словаря’…— т. е. отдельной книжкой (от франц. dtacher — разделять). Опубликованный в 10-м л. ‘Живописца’ ‘Опыт модного словаря щегольского наречия’ следует рассматривать как своеобразный ответ на просьбу Щеголихи (см. настоящий сборник, с. 143—148).
6Сносно ли это, что в последнем твоем листе некоторую женщину попрекаешь ты ревностию! — Имеется в виду публикация в 17-м л. ‘Живописца’ письма, в котором муж жалуется на ревнивый нрав жены и просит издателя подсказать средство, как избавиться от этой болезни жены.