‘ИМЕЯ ОТЛИЧНОЕ УВАЖЕНИЕ…’
‘ИМЕЯ ОТЛИЧНОЕ УВАЖЕНИЕ…’
Письма А. Н. Оленина С. Богушу-Сестренцевичу
Письма А. Н. Оленина С. Богушу-Сестренцевичу
Алексей Оленин
Письма С. Богушу-Сестренцевичу, Оленин Алексей Николаевич, Год: 1818
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Федута, А. И. Письма прошедшего времени: Материалы к истории литературы и литературного быта Российской империи
Минск: Лимариус, 2009.
В Национальном историческом архиве Беларуси в фонде С. Богуша-Сестренцевича (фонд 1781, опись 28, дело 66) хранятся несколько рукописных документов, характеризующих отношения, сложившиеся у их владельца с Императорской Публичной библиотекой. Они примечательны не только тем, что эти отношения носят исключительный характер, но еще и тем, насколько читатель Богуш подчиняется общим правилам.
Дело в том, что уроженец Беларуси Станислав Ян Богуш-Сестренцевич {См. о нем, в частности: Kijas А. Polacy w Rosji od XVII wieku do 1917 roku. Slownik biograficzny. Warszawa — Poznn: Pax, 2000. S. 321-323.} (3.09.1731-1(13)12.1826) с 1782 г. по указу императрицы Екатерины II являлся архиепископом митрополитом всех римско-католических церквей Российской империи. Учитывая более нежели сложные отношения официального Петербурга с Ватиканом, это было несомненным знаком личного доверия к епископу, тем более что епископский сан он получил во многом благодаря поддержке последнего короля Речи Посполитой Станислава Августа Понятовского. Демонстрируя несомненную лояльность ко всем венценосцам, с которыми сводила его судьба (а Богуш-Сестренцевич пережил не только Екатерину, но и подвергшего его опале Павла I и Александра I), митрополит не только упрочил свое положение, но и снискал несомненное уважение в обществе. Достаточно отметить, например, что с 1813 по 1823 г. он был президентом Вольного экономического общества, с 1821 г.— почетным членом Вольного общества любителей российской словесности, а с 1807 г.— членом Императорской Академии наук.
Основания для принадлежности ко всем этим почтенным институтам были. Митрополит был далеко не чужд литературной и научной деятельности. Широкую известность получила его франкоязычная ‘История Тавриды’ в двух томах, посвященная императору Александру (1800-1801). Помимо естественных для его сана проповедей Богуш занимался поэтическим творчеством, писал трагедии, оставил филологические и исторические труды.
Разумеется, для всех этих занятий нужно было иметь доступ к книгам. А самый богатый книжный фонд на основных европейских языках в Петербурге был в Императорской Публичной библиотеке. Естественно, поэтому почтенный митрополит стал ее читателем.
И, учитывая его высокий сан и общественный статус, естественно, что читатель Богуш-Сестренцевич получил в конце концов письмо за подписью директора библиотеки Алексея Николаевича Оленина (1763—1843), хорошо известного в истории русской культуры {См. о нем, в частности: Кубасов И. А. Алексей Николаевич Оленин.— СПб., 1904, Тимофеев Л. В. В кругу друзей и муз: Дом А. Н. Оленина.— Л., 1983, Голубева О. Д. Хранители мудрости.— М., 1988, Файбисович В. М. Алексей Николаевич Оленин: Опыт научной биографии.— СПб., 2006.}.
Приводим письмо целиком {Черновик данного письма хранится в РНБ (см.: Архив РНБ, ф. 1, оп. 1-1816, д. 4), на что было нам указано И. С. Зверевой, которой мы выражаем свою глубокую благодарность. Это, на наш взгляд, именно черновик, хотя на нем стоит исходящий номер — No 109 — и дата: ‘Майя 3-го дня’. Очевидно, что проставленная дата расходится с датой, проставленной на подлиннике письма (документ, хранящийся в РНБ датирован позже): вероятно, она означает дату поступления документа в архив. В тексте документа есть некоторые расхождения с письмом, в частности, при последнем упоминании, сокращение слов ‘Импер<аторская> публ<ичная>‘, ‘Мил<остивый>‘ и вписанное позже над строкой (при первом упоминании) этикетное обращение ‘Милостивый Государь’. Не исключено, что черновик был продиктован А. Н. Олениным, и секретарь, не успевая за диктующим, вначале вписал пропущенное, а затем начал допускать сокращения.}:
Ваше Высокопреосвященство!
Я узнал, что Вы изволите заниматься в Императорской Публичной библиотеке. Имея отличное уважение к Особе Вашего Высокопреосвященства и полагая, что таковые посещения Библиотеки сопряжены для Вас, Милостивый Государь, с некоторым трудом и что для ученых изысканий Ваших гораздо удобнее будет, если нужныя Вам сочинения будут находиться у Вас дома, я обязанно стию почитаю препроводить при сем к Вашему Высокопреосвященству те сочинения, кои Вы изволили прежде сего требовать, прося Вас, Милостивый Государь, и впредь, когда понадобятся для Ваших занятий какие-либо книги из находящихся в Императорской Публичной библиотеке, присылать об оных записку, по которой те книги будут к Вашему Высокопреосвященству в скорости доставляемы под особую росписку Вашу.
С истинным почтением и преданностию имею честь быть
Вашего Высокопреосвященства
Покорнейшим Слугою
No 109й
<февраля> 3-го дня
1816-го
Митрополит принял инициативу директора Публичной библиотеки о переводе на абонементное обслуживание с благодарностью и немедленно воспользовался предложением А. Н. Оленина. Об этом свидетельствует пометка на письме, сделанная, вероятно, секретарем главы российских католиков:
NB приложенную при <сем> росписку, по получ<ении> книг, подписав с посланием вернул.
В том же деле хранятся остатки черновика — вероятно, ответного письма С. Богуша-Сестренцевича, продиктованного секретарю, — это полуистлевший клочок бумаги с записью тем же почерком, что и пометка на письме Оленина:
3 марта 1816
Алексею Николаевичу Оленину
Покорнейше благодарю ВВП (Ваше Высокопревосходительство, — А. Ф.) за Орозия и Арндта.
Б
Последняя буква, вероятно, должна была обозначать для секретаря подпись автора письма в сочетании с принятыми в то время этикетными формулами.
Мы не знаем наверняка, какие именно книги получил в тот раз глава российских католиков и зачем они ему понадобились. Однако с определенной степенью уверенности предположить можем.
Павел Орозий (ок. 380 — ок. 420) — римский историк, ученик Августина, автор сочинения ‘История против язычников в 7 книгах’. Его труд написан с христианских позиций, гибель Рима преподносится в нем как закономерное наказание Господне гордому городу, погрязшему в грехах. При этом следует отметить, что Орозий пользовался не дошедшими до нас сочинениями Тацита и источниками по истории Причерноморья II—I вв. до н. э., что, естественно, не могло не интересовать автора ‘Истории Тавриды’.
Иоганн Арндт (1555-1621) — немецкий лютеранский теолог и религиозный писатель, автор четырехтомного труда ‘Об истинном христианстве’ (1605-1609), известный проповедник.
Блестящий оратор, Богуш-Сестренцевич тем не менее несомненно, нуждался в подкреплении и обновлении своего ораторского арсенала. И если книги отцов Католической церкви были хорошо известны его слушателям, то репертуар проповедников других христианских конфессий (во всяком случае их образная система, примеры и т. п.) после некоторой адаптации вполне мог быть использован митрополитом для подготовки собственных проповедей и иных текстов. Да и критические выпады в адрес протестантских оппонентов вполне годились для католического иерарха, живущего в православной империи. Для этого ему и мог понадобиться лютеранский теолог Арндт.
С Орозием, на наш взгляд, дело обстоит еще проще. Не исключено, что Богуш-Сестренцевич собирался обновлять свою ‘Историю Тавриды’, и Орозий служил ему в качестве первоисточника.
Однако это, напомним, лишь предположения. Вернемся к библиотечным делам нашего героя.
Митрополит, судя по всему, был читателем быстрым и аккуратным. Следующий документ, хранящийся в деле, говорит об обоих этих качествах. Это расписка о возврате прочитанной книги:
Книга от польского Митрополита Г-на Сестренцевича к Его Превосходительству Алексею Николаевичу Оленину получена Дмитрием Поповым.
1816
март 18 дня
Дмитрий Прокопьевич Попов {См. о нем: Сотрудники Российской национальной библиотеки — деятели науки и культуры. Биографический словарь. Т. 1. Императорская Публичная библиотека 1795-1917. СПб.: Издательство РНБ, 1995. С. 420-422.} (1780-1864) — один из ближайших сотрудников А. Н. Оленина, в частности, в его научной деятельности. Незаурядный филолог-эллинист, Попов, судя по всему, неплохо владел и латынью, и польским языком — во всяком случае после поражения восстания 1830-1831 гг. он вместе с А. И. Красовским будет осуществлять ревизию библиотек католических учебных заведений в Полоцке и Варшаве на предмет пополнения фондов Императорской Публичной Библиотеки. Вряд ли можно считать случайным, что именно Попову поручено было обеспечивать связь с митрополитом Сестренцевичем, скорее всего, Оленин как директор на самом деле стремился обеспечить своему высокопоставленному читателю максимальный комфорт. Об этом, на наш взгляд, свидетельствует еще одно письмо Оленина, хранящееся в том же фонде:
Ваше Высокопреосвященство
Милостивый Государь,
С особенным удовольствием исполню требование Вашего Высокопреосвященства, в почтеннейшем отношении Вашем ко мне от 13 числа сего Июня No 164 изъясненное, имею честь препроводить при сем к Вам, милостивый Государь, точный за надлежащею скрепою список с хранящейся в Императорской Публичной Библиотеке Высочайшей Грамоты (sic!— А. Ф.), блаженной и вечной славы достойной памяти Государем Императором Петром I пожалованной Волошскому Господарю Князю Дмитрию Кантемиру на принятие его со всем народом его в Российское подданство. Вместе с сим не излишним считаю уведомить Ваше Высокопревосходительство, что, кроме сей Грамоты, Императорская Публичная Библиотека никакой другой, данной Князю Кантемиру, не имеет.
С отличным почитанием и преданностию имею честь быть
Вашего Высокопреосвященства
Покорнейшим Слугою
Алексей Оленин
No 103
Июня 14 дня
1818
В принципе этикетные формулы, употребляемые в письмах директора библиотеки к высокопоставленному и весьма ученому читателю, вовсе не исключают искренности в отношении: Оленин, скорее всего, на самом деле уважал почтенного митрополита. Однако следует иметь в виду еще одно обстоятельство.
Выходец из земель, принадлежавших Речи Посполитой, Станислав Богуш-Сестренцевич оказывается одним из немногих привилегированных читателей Императорской Публичной библиотеки, читательские права которого, несмотря на его ‘польское’ происхождение (для великороссов в это время любой славянин-католик — поляк) не сужаются, а расширяются. Императорская Публичная библиотека стала местом хранения конфискованной (фактически — отнятой силой оружия) у поляков легендарной библиотеки известных аристократов-просветителей Залуских. Именно А. Н. Оленин в качестве директора библиотеки делает все возможное, чтобы затруднить полякам доступ к ее фондам. Известно его крайнее нежелание брать на работу в библиотеку этнических поляков и выходцев из земель бывшего Великого Княжества Литовского — например, известный в будущем историк, выпускник Виленского университета Миколай Малиновский так и не сумел устроиться на работу в ‘публичку’, хотя за него ходатайствовали многие известные люди начиная от сенатора С. О. Потоцкого и заканчивая журналистом и писателем Ф. В. Булгариным, у которого Малиновский некоторое время квартировал, и будущим академиком, а тогда библиотекарем А. X. Востоковым, нуждавшемся в помощнике, знающем польский язык. Эту историю Малиновский подробно рассказывает в хранящемся в Ягеллонской библиотеке (Краков, Польша) письме историку и библиотекарю И. Лелевелю от 1 июня 1827 года, фрагмент которого мы позволим себе привести:
Вы пишете, что не понимаете, что я пишу насчет обещанного мне места. Я вынужден пояснить. Я приехал сюда, скорее, чтобы проводить Эдварда Г<утта> {Спутником М. Малиновского в путешествии в Петербург был Эдвард Гутт, сын виленского аптекаря Ежи Гутта, один из братьев будущей супруги Малиновского.}, чем с целью добиться какого-либо места. Не желая, чтобы это путешествие стало совсем бесполезным в отношении Бентковского {Бентковский Феликс (1781-1852) — известный польский библиограф и историк литературы, автор двухтомной ‘Истории польской литературы’ (1814). Известный виленский издатель и типограф Юзеф Завадский инициировал подготовку третьего тома, посвященного современной польской литературе, и Малиновский помогал ему в сборе информации и описании выходящих изданий, что он и имеет в виду, говоря что посещение библиотеки делает его путешествие в Петербург небесполезным. Однако этот проект ничем не закончился.}, я начал ходить в библиотеку {Имеется в виду Императорская Публичная библиотека, в состав которой была передана на хранение библиотека графов Залуских, содержавшая уникальные издания и рукописи, посвященные Польше.}. Я нашел ее в чрезвычайном беспорядке. Будучи мало известным, поначалу я не мог даже иметь свободный доступ, но немного позже мне удалось большее. Я познакомился с иными собраниями книг и рукописей. Я видел, что никто ими не занимается. Тогда у меня появилось желание остаться здесь при библиотеке. Нет никого, кто бы хотел заниматься этим. Благородный Александр Востоков {Востоков (Остенек) Александр Христофорович (1781-1864) — поэт, филолог, с 1841 г.— член Императорской Академии наук. С 1828 г. заведовал библиотекой Румянцевского музея.}, библиотекарь, потому как плохо читает по-польски, был силой прикреплен к ней, но он был бы сердечно рад избавиться от утомительного занятия собранием книг, не приведенным в порядок и не каталогизированным. Я обратился к нему, прося об указании мне способа ходатайствовать об этой службе. Он ответил мне, что надо действовать путем рекомендации к господину Оленину, от которого единственно это зависит. Я обратился к господину Северину Потоцкому {Потоцкий Северин Осипович (1762-1829) — граф, действительный тайный советник, сенатор с 1801 г., член Государственного Совета.}, который активно взялся за это дело. Я подал прошение, в котором старался перечислить, насколько мои услуги могли бы быть полезны библиотеке. Оленин согласился, но под видом отсутствия вакансий отказал в этот раз, однако обещал позже устроить меня.
Обслуга библиотеки состоит из 14 мест. Несколько из них не занято. Трое выбыли, а их места не заняты, так как Директор считает, что и меньшего числа достаточно, а лучше оплачивать служащих. В настоящее время они получают на содержание: старшие по 1200, младшие по 800 рублей ассигнациями. Оленин говорил о новой организации и новом большем штате и в этом случае обещал вспомнить обо мне. Тем временем я узнал, что господин Тадеуш Булгарин {Булгарин Фаддей Венедиктович (Ян Кристоф Тадеуш) (1789-1859) — писатель и журналист.} уже давно находится в списке кандидатов, я точно знаю, что Оленин никоим образом не сможет минуть его, поэтому я убедился, что обещание мне места библиотекаря польских книг было мнимым. Я поговорил с Булгариным, который охотно согласился отказаться от своего места в мою пользу, но надлежало ожидать нового штата, который Бог знает, когда стал бы набираться, а мне становится все трудней содержать себя здесь в Петербурге. Пришлось бы неизвестно как долго ожидать и жить Бог знает каким образом. Когда я говорил об этом Сенковскому {Сенковский Осип Иванович (Юзеф Юлиан) (1800-1858) — выпускник Виленского университета, ориенталист, профессор Петербургского университета.}, он сказал мне, что господин граф Залуский {Залуский Юзеф (ум. 1866) — граф, генерал, представитель аристократического рода меценатов Залуских. С 1826 г.— генеральный куратор научных учреждений Вольного города Кракова и его округа. Добивался открытия при Петербургской Императорской Публичной библиотеке ставки библиотекаря, который занимался бы книгами и рукописями на польском языке, в том числе из знаменитой библиотеки Залуских, вывезенной российскими войсками после разделов Речи Посполитой.}, будучи здесь в Петербурге в прошлом году, докладывал Его Величеству, что именно польская библиотека находится в чрезвычайном беспорядке, что Его Величество Император соизволил уполномочить его к употреблению средств для выхода из подобного положения, к опеке над ее пополнением и сохранением, что граф предложил ему [Сенковскому] место библиотекаря, что он, не имея возможности принять его, хочет предложить меня. Я охотно принял это, написал графу, отдал свою судьбу в Ваши руки, и мой милостивый благодетель своей заботой приобрел новые права на мою безграничную благодарность. Я уже говорил, что обещанное мне Олениным и Булгариным место зависит от разных причин, и так как назначенный графом библиотекарь мог бы сделать совершенно ненужное назначение на должность директора, то я предпочитаю добиваться назначения меня из Кракова. Мое менее зависимое положение оставило бы мне больше свободы в моей работе.
От графа полковника после виленского у меня не было никакого [иного] предложения, хотя он пообещал ксендзу Алоизию {Имеется в виду ксендз Алоизий Осинский (1770-1842) — историк, библиограф, языковед. Член Общества друзей наук (1818). Член Виленского университета (1826). Ректор Виленской духовной академии (1833-1839).}, что возьмет меня palam {‘Непосредственно’ (лат.).} в Краков, видимо, обстоятельства не позволили ему сделать этого. Я прошу у Вас совета, должен ли я написать графу, благодаря его за обещание и прося об ускорении дела? Если будет прислано письмо министру Грабовскому {Имеется в виду Станислав Грабовский (1780-1845) — министр просвещения Царства Польского с 1820 г.}, то я уверен, что пойдет хорошо, у меня есть знакомые … {Несколько букв не читаются — дефект листа.}, которые помогут мне. Благородный генерал чрезвычайно порядочен и известен Его Величеству. Генерал-адъютант Бенкендорф {Вероятно, речь идет о Константине Христофоровиче Бенкендорфе (1785-1828) — генерал-адъютанте, генерал-лейтенанте с 1826 г., брате А. X. Бенкендорфа.} замолвил за меня слово. Я не ожидаю малейшего препятствия. Я только не знаю, как это письмо будет составлено: буду ли я считаться здешним библиотекарем или же зависимым от Краковского университета, буду ли подчиняться Комиссии вероисповеданий и просвещения в Царстве [Польском], этот последний [вариант] я считал бы самым лучшим, но тогда откуда бы выплачивалась пенсия и т. д. Если б опека ограничивалась только предложением меня на место библиотекаря под начало господина Оленина, то я опасаюсь, чтобы это не компрометировало меня в его глазах, потому как тогда бы он совсем недоброжелательно ко мне относился и мог бы доставлять любые неприятности. Я был бы рад ускорить этот дело, так как, повторяю, жизнь стоит здесь дорого, а мои средства весьма скромны.
Таким образом, очевидно, что те условия для работы, которые создал директор Императорской Публичной библиотеки А. Н. Оленин одному из своих читателей митрополиту С. Богушу-Сестренцевичу были созданы исключительно, как писал Алексей Николаевич в своем письме, ‘имея отличное уважение’. И это исключение только подтверждало общее правило.