Письма от Л. Н. Толстого, Озмидов Николай Лукич, Год: 1886

Время на прочтение: 13 минут(ы)

Лев Николаевич Толстой
Полное собрание сочинений. Том 63
Письма
1880—1886

Государственное издательство
художественной литературы
Москва — Ленинград
1934

* 458. Н. Л. Озмидову.

1885? г. Декабря 19. Москва.

Дорогой Николай Лукичъ!

Я нынче ду и не усплъ у васъ побывать. — Если бы случилось, чтобы вы были въ Москв и хотли бы переписывать дальше, то спросите у меня Александра Петровича1 — онъ вамъ передастъ дальнйшее. Я узжаю измученный — избитый нравственно. — Завидую вашей жизни и вашему положенію — именно потому, что вы въ нужд, т. е. на свобод, а я въ хомут, к[оторый] изодралъ мн вс плечи — всю душу.

Вашъ Л. Толстой.

Печатается по автографу, хранящемуся в ГИМ, в архиве П. И. Щукина. Написано на клочке бумаги, согнутом вдвое (исписаны первая и третья страницы). Публикуется впервые. Даты Толстого нет. По характеру и содержанию письма относим его приблизительно к 1885 г. Возможно, что оно написано в день отъезда Толстого из Москвы к Олсуфьевым в их имение Никольское (об этом см. в письме 465), куда по словам Софьи Андреевны увезла его ‘дочь Таня…. по случаю его крайне нервного состояния’ (ПЖ, стр. 287). К Олсуфьевым Толстой отправился 19? декабря 1885 г.
Николай Лукич Озмидов (р. 1844 г. — ум. 29 февраля 1908 г.) — знакомый Толстого, до некоторой степени разделявший его взгляды. Окончил гимназию в Кишиневе, слушал лекции в Петровской академии в Москве. Одно время имел под Москвой свою молочную ферму. В 1880—1882 гг. содержал на Арбате в Москве молочный магазин. Однако вскоре разорился, имущество его было продано с аукциона (в сентябре 1882 г.), и он остался без средств к жизни. Не имея постоянной службы, стал заниматься перепиской запрещенных произведений Толстого (с которым он познакомился в начале 1880 годов) и продавать их. Этим он кормил себя и свою семью. В 1886 г. он с некоторыми своими друзьями, собрав небольшую сумму денег, переправился на Кавказ, где образовал земледельческую общину. Однако, просуществовав около полутора лет, община эта распалась. Озмидов возвратился и ему снова пришлось зарабатывать себе пропитание перепиской запрещенных произведений Толстого. Позднее он служил в правлении Moсковско-Курской ж. д. В 1890-х годах за распространение запрещенных цензурой статей Толстого подвергся полицейскому надзору и одно время был выслан в Вятку. Толстой ходатайствовал о смягчении его участи (см. письмо к кн. А. Д. Оболенскому от 27 сентября 1899 г., т. 70). Последние годы свои он доживал то у своей дочери (О. Н. Озмидовой-Спенглер. О ней см. в прим. к письму 527), то у друзей, занимаясь изложением своих взглядов, которым он придавал огромное значение в развитии человеческой мысли. Озмидовым написано: ‘Мое хозяйство под Москвой’, М. 1876, ‘Из дневника деревенского жителя’ — ‘Русская мысль’, 1884, 9, ‘Голос из Заволжья’ (за подписью NN) — ‘С.-Петербургские ведомости’, 1899, 237 от 31 августа. Ряд его работ остались в рукописях (‘В чем моя вера? Л. Н. Толстого. Пересказано Н. Л. Озмидовым, в надежде, что учение Л. Н. Толстого более покорит сердца людей недостаточно добрых и разумных’, сборник ‘Правда и ложь’, статьи ‘Что такое истина’, ‘Христианская жизнь’ и др.). — П. И. Бирюков, знавший его лично, так говорил о нем: ‘Человек недюжинного ума, он прекрасно и ясно понимал, где истина. Но его природа всей своей силой противилась ему. Необыкновенно самолюбивый, он редко сознавал свои слабости. Он верил в свой ум и говорил, что религия это математика. Если 2 2 = 4, то так и должно быть и это нужно исполнять и он старался исполнять’ (П. И. Бирюков, ‘Воспоминания’, стр. 94. ГТМ). В биографии Н. Л. Озмидова, написанной его дочерью О. Н. Озмидовой-Спенглер, читаем о нем: ‘Он был слишком незаурядный человек, очень умный, серьезный, увлекающийся всем новым, что происходило в человечестве, всеми идеями, научными открытиями. Он с увлечением говорил о могуществе ума и воли человека, говорил, что люди достигнут того, что будут летать и тогда будут царями природы. Всегда окруженный научными журналами и разными книгами, он много читал, юношески увлекаясь всем. Таким он остался до самой смерти. Не знаю, было ли у него что-либо, что он бы хотел понять и не мог. Он знал многое, и когда его спрашивали, он всегда вс объяснял ясно, толково и увлекательно. Смеяться и болтать глупости, как он это называл, он не умел, хотя очень любил веселье и смех, но, послушав минут десять, он, добродушно улыбаясь, если это были близкие люди, говорил: ‘ну вы тут себе болтайте, а я пойду заниматься’. Без дела я никогда не видала отца, всегда он или писал, или читал, или спорил, или работал физически. Нового человека отец, обыкновенно, очаровывал своей искренней увлекательной передачей взглядов на жизнь. Увлекался он до того, что беседа кончалась чуть не криком. Сам он вел очень строгую жизнь: не пил, в карты не играл, никаких веселий у него не было. К людям был требователен и всех старался убедить в своих взглядах, и сам во многом жил сообразно им. Перед ним людям неловко было говорить и делать глупости и пошлости, многих это стесняло и потому иногда говорили, что он тяжелый человек. А между тем с людьми, любившими его, отец был весел, остроумен и увлекателен’ (О. Н. Озмидова-Спенглер, ‘Биография Николая Лукича Озмидова’, не напечатана, 1925, арх. К. С. Шохор-Троцкого). В 1880—1881 гг. Толстой несколько раз ездил к Озмидову в его имение. Озмидов также неоднократно бывал у Толстого в Москве.
1 Александр Петрович Иванов, переписчик Толстого.

550. Н. Л. Озмидову.

1886 г. Октября 4. Я. П.

Сейчасъ получилъ ваше письмо, дорогой другъ, съ приписками и дневниками Ольги1 и нсколько разъ во время чтенія слезы выступали мн на глаза — не знаю, отъ какого чувства, но отъ хорошаго. Пишу вамъ, но невольно обращаюсь и къ Ол. Плохой пахарь, ненадежный для царства Божія, который оглядывается назадъ — можно прибавить — и тотъ, кот[орый] глядитъ впередъ, а не на свою борозду. Думать о томъ, что бы я могъ сдлать, если бы было то-то, и я былъ бы тамъ-то, или о томъ, какъ много я сдлалъ, — одинаково обезсиливаетъ для жизни, какъ и думать о томъ, чт я впередъ могу сдлать. и какъ будетъ важно то, чт я сдлаю. Это я говорю къ тому, чтобы Оля разъ навсегда выкинула изъ головы сравненіе своей настоящей жизни съ какою бы то ни было предшествующей или послдующей, по той простой причин, что ни послдующей, ни предшествующей — нтъ, а есть только представленіе о ней, а настоящая — есть и только одна она и важна, и свята. И сравнивать высшую сущность съ фантазіями, и подчинять эту сущность фантазіямъ есть большой грхъ, т. е. ошибка. — И жизнь моя во время моей болзни въ тсномъ кружк людей, и невозможность двигаться, и перемнять людей, и ваше письмо, и дневникъ Оли, рисующій вашу жизнь, навели меня на следующее: чт я длаю, когда хочу всучить щетинку въ дратву? Какъ обращаюсь съ этими предметами? Съ величайшей внимательностью, осторожностью, нжностью, съ любовью почти. Что длаетъ часовщикъ, собирая часы, если онъ мастеръ и точно уметъ длать часы? Вс пальцы его заняты: одни держатъ колесо, другіе подставляютъ ось, третьи придвигаютъ шестерню. Все это они длаютъ съ мягкостью, нжностью. Онъ знаетъ, что не только, если онъ грубо засунетъ одно въ другое, но если даже чуть наляжетъ неловко на одну часть, забывъ другую, то все разлетится и ему лучше не длать этого дла, если онъ не можетъ отдать ему всхъ своихъ силъ. —
Это я говорю вотъ къ чему. Сначала люди живутъ, сами не зная зачмъ, живутъ въ свое удовольствіе, которое подменяетъ имъ вопросъ ‘зачмъ?’. Но потомъ приходитъ время для всякаго разумнаго существа, онъ спрашиваетъ зачмъ и получаетъ тотъ отвтъ Христа, кот[орый] мы съ вами знаемъ: чтобы длать дло Божье. Неужели же дло Божье или мене важно, или мене сложно, чмъ щетинка или часы? Неужели можно длать дло Божье съ плеча и все выйдеть? Въ часахъ нельзя надавить не туда, куда надо. (Защитники мірской жизни, т прямо говорятъ: ‘Эка, тутъ разбирать! Не входить въ мсто, бабацни молоткомъ хорошенько, прямо войдетъ’. Ему все равно, что остальное все сплющится, онъ и не видитъ этого). Такъ въ часахъ нельзя работать безъ полнаго вниманія и, такъ сказать, любви ко всмъ частямъ, неужели же можно такъ работать дло Божье? Хорошо такъ съ плеча длать дло Божье (т. е. жить не въ любви съ братьями) тому, кто не совсмъ вритъ, что его дло есть дло Божье. И такъ это и бываетъ, и было со мной, когда человкъ начинаетъ врить въ то, что онъ живетъ только затмъ, чтобы длать дло Божье. Но когда человкъ повритъ, что смыслъ его жизни только въ томъ, чтобы содйствовать единенію людей, то онъ не можетъ не отдаться весь тому длу, которое онъ длаетъ, не можетъ уже безъ осторожности, вниманія, любви относиться ко всмъ людямъ, съ которыми онъ соприкасается, потому что вс люди — это колеса, шестерни и шпеньки дла Божія. Разница между человкомъ и часовщикомъ только та, что часовщикъ знаетъ, чт выйдетъ изъ всхъ частей, человкъ же, длая дло Божье, не знаетъ, не видитъ вншней стороны дла Божьяго. Человкъ скоре подмастерье, кот[орый] подаетъ, очищая, смазывая и отчасти соединяя составныя части неизвстныхъ ему по форм, но извстныхъ ему по сущности (благо) часовъ. — Я хочу сказать, что у человка, врующаго въ то, что жизнь есть исполненіе дла Божія, должна выработаться серіозность, внимательность, осторожность въ отношеніяхъ съ людьми такая, при кот[орой] невозможны скрипнія, насилія, поломки. А все всегда будетъ мягко и любовно не для моего удовольствія, а для того, что это единственное условіе, при кот[оромъ] возможно дло Божье. A нтъ этого условія, то одно изъ двухъ: или выработать это условіе, или бросить дло Божье и не обманывать себя и другихъ. Какъ часовщикъ прекращаетъ работу, какъ только деретъ и скрипитъ, такъ и человкъ врующій долженъ остановиться, какъ только есть нелюбовное отношеніе къ человку, и долженъ знать, что какъ бы ни казался ему неваженъ этотъ человкъ, важне отношеній къ этому человку, пока съ нимъ скрипитъ, ничего нтъ. Потому что человкъ есть необходимое колесо въ дл Божьемъ, и пока онъ не войдетъ туда любовно, все дло стало.2
По тому, какъ я расписался на эту тему, вы поймете, что я пишу о своемъ опыт и опыт, увнчавшемся успхомъ. — Есть Сазоновы,3 знаю, но Сазоновъ-поститель обязываетъ меня къ любовной правдивости и вникновенію въ его желанія на время его посщенія. Сазоновъ же — мужъ мой, или товарищъ, или отецъ, или дочь, или сынъ обязываетъ меня къ тому, чтобы найти въ немъ и въ себ сына человческаго, соединиться въ немъ, вызвать и въ себ, и въ немъ желанія сближенія, т. е. любовь. Выскажете — трудно найти это. Только обращайтесь, какъ часовщикъ, нжно, осторожно, не для себя, а для дла, и оно найдется само собою. Происходятъ же разъединенія только отъ того, что я силомъ хочу вогнать ось не въ то колесо. Если же оно не подходить такъ, ищи иначе, поправляйся. Мсто ему есть, оно нужно и войдетъ въ дло. И тогда только я могу продолжать длать другое дло Божье, если оно призываетъ меня.
Здоровье мое поправляется, говорятъ, но мн кажется, что совершенно все равно жить съ большей или меньшей вроятностью близкой смерти и съ большими или меньшими страданіями. Возмездіе есть во всемъ. И эти два мсяца болзни дали мн много неизвстнаго мн прежде блага.
Вы, вроятно, знаете, что X женится на Z.4 У меня есть три вещи, о кот[орыхъ] я думаю съ любовью и съ жуткостью. Это жизнь Файнермана,5 ваша жизнь, и женитьба X. Когда переношусь въ тхъ, о комъ думаю, жуткость проходитъ, чувствую, что у меня бы ея не было, но когда смотрю извн, мн страшно. Думаю — все отъ того, что это — новые ходы въ жизни. Файнерману далъ ваше письмо.6 Онъ колеблется отъ жены, т. е. не онъ, а его поступокъ.
Помоги вамъ Богъ. Хотлъ много писать, да усталь. Порученіе7 ваше исполню. Наумъ8 одинъ, или съ семьей. Передайте мою любовь всмъ вашимъ и М[арь] А[лександровн], и О[льг] А[лексевн].9 За нихъ, особенно за М[арью] А[лександровну], мн тоже жутко.

Л. Т.

Я, главное, хотлъ сказать то, что какъ въ работ надъ сапогами и часами достигаешь своей цли и овладеваешь дломъ не напряженіемъ силы, а осторожностью, нжностью обращенія, — также точно и въ обращеніи съ людьми. И не точно также, а во столько разъ больше, во сколько разъ человкъ сложне и нжне часовъ. Нельзя достаточно длинными выработать себ щупальцы, чтобы ими обращаться съ людьми. И чмъ длинне, и потому тоньше, эти щупальцы, тмь сильне они двигаютъ людей. Я хочу, чтобы близкій мн человкъ не велъ праздную и роскошную жизнь. Я могу по грубости своей отнять у него возможность роскоши и заставить его работать. Если я сдлаю это, я ни на волосъ не подвину дла Божьяго, не двину душу этого человка. Если я немного потоньше и отпущу длинне щупальцы, я докажу ему логически — несомннно, что онъ развратный и презрнный человкъ. И этимъ я не подвину дла Божьяго, ни его душу. Хотя и то, и другое дйствіе, казалось бы, прямо достигаетъ цли. Но я отпущу еще длинне щупальцы и ничего не стану ни длать, ни говорить для того, чтобы заставить его длать дло Божье, а буду только жить съ нимъ въ общеніи, отъискивая и усиливая все то, чт насъ соединяетъ и отстраняя все то, чт мн чуждо. И если я самъ длаю дло Божье и живу имъ, я врне смерти привлеку человка къ Богу и заставлю длать Его дло. Мы такъ привыкли къ мірской жизни, достигать своихъ цлей дубинами власти, авторитета или даже дубинами логической мысли, что и въ дл Божьемъ хотимъ длать тоже. Но дубина наскакиваетъ на дубину. Дло же Божье длается тончайшими щупальцами, для которыхъ нтъ препятствій.
Посл вашего письма легъ спать и во сн думалъ о васъ следующее: какая можетъ быть рчь о томъ, хорошо ли или дурно сложилась ваша жизнь на….10 Объ этомъ можно будетъ говорить черезъ два года, а теперь вамъ надо длать и складывать эту жизнь, не оцнивая ея и не примривая ни къ какой другой жизни. Это къ….11 и другимъ. Передайте мой привтъ ….11 и ….11
Печатается по рукописной копии (последний абзац по машинописной), хранящейся в AЧ. Впервые опубликовано в сб. ‘Спелые колосья’ I, стр. 29—32 (отр.), в кн. Л. Н. Толстой, ‘Часовщик и др. рассказы’ М. 1902, стр. 2—3 (отр.). Дата копии.
Письмо Н. Л. Озмидова, на которое отвечает Толстой, неизвестно.
1 Ольга Николаевна Озмидова.
2 Абзац редактора.
3 О каком Сазонове здесь идет речь выяснить не удалось.
4 Так в копии. Несомненно, что речь идет о женитьбе В. Г. Черткова на А. К. Дитерихс. См. прим. 1 к письму 544.
5 Исаак Борисович Файнерман.
6 Оно неизвестно.
7 О каком поручении идет речь, выяснить не удалось386
387 8 Личность ‘Наума’ неизвестна. В письмах своих Н. Л. Озмидов часто называет его ‘кумом Наумом Ивановичем’.
9 Марья Александровна Шмидт (см. прим. 4 к письму 564) и Ольга Алексеевна Баршева (см. прим. 3 к письму 488) жили в то время на Кавказе, в колонии Н. Л. Озмидова. См. об этом: Е. Е. Горбунова-Посадова, ‘Друг Толстого Мария Александровна Шмидт’, М. 1929, стр. 18—19.
10 Пропуск в копии письма, имеющейся в распоряжении редакции. По содержанию здесь следует вставить: на Кавказе. О жизни Озмидовых на Кавказе см. в прим. к письму 458.
11 Пропуски в копии письма, имеющейся в распоряжении редакции.

* 564. Н. Л. Озмидову.

1886 г. Ноября 4. Я. П.

Получилъ ваше письмецо, дорогой….,1 и письмо….,2 и дневникъ, изъ котораго вижу отчасти и внутреннюю, и вншнюю жизнь вашу. Завидую вашей вншней жизни, но жизнь внутренняя представляется мн несчастливой, и потому предполагаю, что въ ней что-нибудь неправильно. Простите меня, если я ошибаюсь. Я, по крайней мр, всегда былъ благодаренъ и мн были на пользу сужденія любящихъ меня людей, а что я васъ точно люблю, а не говорю только.
Самый неотступный соблазнъ, отъ котораго никогда и не отдлаешься, и котораго избгнуть нельзя, но который надо умть поправлять, это соблазнъ предпріятій жизни въ будущемъ вншнемъ. Безъ него нельзя, какъ будто, жить. Я начинаю писать письмо и загадываю, что я кончу его и то-то скажу, я печатаю книги ‘Посредника’, я строю домъ и т. п. Безъ этого нельзя, но какъ….3 говоритъ — человкъ дороже полотна, т. е. человческія отношенія дороже задуманнаго, начатаго. И писаніе книги, пахота поля, постройка дома — все это только формы жизни, а жизнь сама — только въ сложной игр отношеній людей въ этихъ формахъ жизни. Положимъ, разсудительные люди ршатъ, что ваша поздка на Кавказъ и форма жизни тамъ неправильна, ошибочна. Допустимъ это. Но жизнь ваша въ продолженіи 3—4 мсяцевъ, вс сложныя отношенія съ людьми, взаимное духовное вліяніе на людей, оно-то никакъ не можетъ быть ошибочно: оно сама жизнь, самая сущность жизни, никогда не прекращающаяся ни на желзной дорог, ни на Кавказ и нигд, и ни въ какихъ условіяхъ. Ошибочность можетъ быть для формъ, но жизнь, происходящая хотя бы въ самыхъ ошибочных формахъ, всегда можетъ быть свята и потому полна и плодотворна.
Напишите мн еще про себя. Я васъ очень люблю и жалю. Напишите про всхъ и про М[арью] А[лександровну]4 въ особенности. Она мн всегда представляется очень слаба здоровьемъ и сильна самоотверженіемъ несоразмрно.
Я совсмъ здоровъ, хожу и радостей много. Нынче ухалъ гвардейскій блестящій офицеръ Джунковскій5 къ Хилкову,6 еще боле блестящему и бывшему богатому офицеру. Онъ отдалъ все, что имлъ, живетъ съ мужиками на надл, и по разсказамъ Дж[унковскаго] долженъ быть прелестный человкъ. Самъ Дж[унковскій] тоже замчательно сильный по духу и ясности, чистот человкъ.
Въ семь моей тоже имется огонь, и хотя медленно, но разгорается.
Вы спрашиваете о замн слова ‘разумніе’ словомъ ‘душа’. Оно лучше въ нкоторыхъ мстахъ, но неудобно то, что слово ‘психо’ — душа употребляется часто въ другихъ мстахъ Евангелія. Кто пойметъ — хочетъ понять — тотъ пойметъ, а кто захочетъ перетолковать навыворотъ, тотъ перетолкуетъ. Отъ нихъ не убережешься. Перетолкователи не переводятся, но за то и не переводятся и истинные толкователи.
О[льга] Н[иколаевна] спрашиваетъ, чт я думаю о Ф[едор] Э[дуардович] С[пенглер].7 Она, кажется, знаетъ его. Это — прелестный человкъ по чистот, ясности и твердости. Файнерманъ8 нынче узжаетъ въ Кременчугъ. Его требуютъ для отбытія воинской повинности. Онъ детъ весело и бодро. Ему должна быть льгота и потому онъ, Богъ дастъ, не пострадаетъ и не введетъ въ соблазнъ людей. Чертковъ пишетъ женатый.9 Очень счастливь, но я не видалъ его. А радостно.
Пишите же, пожалуйста. Прощайте, милые друзья.
Печатается по копии, хранящейся в AЧ. Публикуется впервые. Дата копии.
Письмо Н. Л. Озмидова, на которое отвечает Толстой, полностью не сохранилось. Имеется очевидно приписка на клочке бумаги, без даты, в которой Озмидов спрашивал мнения Толстого относительно замены слова ‘разумение’ словами: ‘душа’, ‘дух’, ‘сын божий’ и при этом замечал, что первое и последнее ‘лучше всего и понятнее мужикам’ (АТБ).
Письмо О. Н. Озмидовой датировано 11 октября 1886 г. В нем она писала, что посылает свои ‘Заметки’ и между прочим говорила: ‘В них есть и нытье, есть и нерешимость, противоречия, только вы не обращайте на это внимания…. ведь это просто мои мысли, которые приходят в голову, а мысли приходят часто очень противоречивые’ (АТБ). Заметки, о которых здесь говорится, остались неизвестны.
1 Пропуск в копии. По содержанию следует вставить: Николай Лукич.
2 Пропуск в копии. По содержанию следует вставить: Ольги Николаевны.
3 Пропуск в копии. По содержанию следует вставить. Н. Н. Ге. Последний любил повторять эту фразу.
4 Марья Александровна Шмидт (1843—1911), классная дама Николаевского женского училища в Москве, под влиянием сочинений Толстого изменила свои взгляды, вышла из института, решив заняться физическим трудом. О ней подробнее см. в прим. к письмам Толстого к ней, т. 64.
5 Николай Федорович Джунковский.
6 Кн. Дмитрий Александрович Хилков.
7 Федор Эдуардович Спенглер (1864—1909). О нем см. в прим. к письмам Толстого к нему, т. 64. О. Н. Озмидова писала о нем: ‘Мне недавно написал письмо Спенглер. Он у вас был. Очень хорошо пишет о внешнем проявлении веры у людей и говорит, что это не важно, важно чтобы оно было общее, чтобы дух божий соединял всех. Как вам он показался?’ (из письма О. Н. Озмидовой от 11 октября 1886 г. АТБ). Позднее она вышла за Спенглера замуж.
8 Исаак Борисович Файнерман.
9 См. прим. 7 к письму 563.

* 574. Н. Л. Озмидову.

1886 г. Ноября 15. Я. П.

Только-что отправилъ вамъ письмо, какъ получилъ ваши. Давно уже это было. Все хотлъ и не могъ по слабости здоровья и по занятіямъ, и лни.
Что вы спрашиваете, дорогой Н[иколай] Л[укичъ]? Намъ другъ у друга спрашивать нечего. Мы все знаемъ, что намъ нужно, и знаемъ, гд искать разъясненій, если чего не знаемъ. Въ вашихъ вопросахъ — и отвты. ‘И узнаете отъ меня, потому что я кротокъ и смиренъ сердцемъ, мн все хорошо и все легко’.
Мы съ вами вримъ что для кроткаго и смиреннаго сердцемъ все легко и все благо — вримъ, я знаю, но, вотъ, начнемъ жить и чувствуемъ, что иго наше не благо и бремя наше тяжело, что Сазоновы огорчаютъ насъ, длаютъ намъ жизнь тяжелою. Что же это значитъ? Одно изъ двухъ: что неправда то, что для смиреннаго и кроткаго все благо и все легко, или то, что мы недостаточно кротки и смирны. И не потому, что мы не хотимъ быть такими, а потому что за нами виситъ нашъ балластъ прошедшихъ годовъ и привычекъ заблужденія.
Это я отвчаю на вашъ вопросъ: мучаться ли и молчать, или мучаться и искать лекарства? Мучиться, коли мы не выучились еще радоваться и учиться радоваться. Это отвчаетъ, помоему, на вс три вопроса.
Нынче получилъ извстіе, что М[арья] А[лександровна] ухала съ О[льгой] Алексеевной].1 Вамъ стало одиночне. Жалко. Одно еще хотлось написать вамъ тогда еще при полученiи вашего письма. Именно то, что въ послднее время меня сильно занимало. Люди не могутъ жить безъ того, чтобы не устраивать себ формы жизни, и формы, сообразной съ своею степенью нравственности. Вы избрали форму, напр[имръ], по-моему наилучшую, но всякая форма жизни, отъ лорда англійскаго до вашей, сама по себ есть не только мертвечина, но помха истинной жизни. Изъ этого не слдуетъ, что нужно жить безъ формы определенной, плана жизни — безъ этого не можетъ человкъ — но слдуетъ то, что не только дорожить ею не должно, но бояться ее, какъ огня. Жизнь истинная только въ отношеніяхъ между людьми. Въ мірской же жизни все въ форме, и отношенія къ людямъ жертвуются вполне форме. Но и въ самой нравственной форм жизни искушеніе это всегда сопутствуетъ человеку. Я хочу кончить письмо, а пришелъ рекрутъ прощаться. Кончить до конца, это — форма, планъ, а рекрутъ, это — человкъ, и отношенія съ нимъ, это — истинная жизнь. Вдь это не помшаетъ мн кончить письмо, коли буду живъ и т. п. Оглянусь на свою жизнь: сколько разнообразныхъ формъ жизни я устраивалъ себ! Что изъ нихъ осталось? Ничего. А что осталось въ прошедшей жизни — отношеній съ людьми? И во всю сороколтнюю мірскую жизнь я отношеній почти никакихъ не устраивалъ съ людьми, п[отому] ч[то] жилъ для формы. А въ короткіе года, когда жилъ безъ формы, сколько дорогихъ отношеній, съ которыми и жить, и умирать радостно!
Обнимаю васъ, милый другъ, и всхъ друзей нашихъ.
Печатается по копии, хранящейся в AЧ. Местонахождение автографа неизвестно. Публикуется впервые. Дата копии.
Письмо Н. Л. Озмидова, на которое отвечает Толстой, неизвестно.
1 М. А. Шмидт и О. А. Баршева уехали от Озмидовых в Харьков.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека