Собраніе сочиненій Шиллера въ перевод русскихъ писателей. Подъ ред. С. А. Венгерова. Томъ IV. С.-Пб., 1902
Переводъ . Д. Батюшкова
Письма о ‘Донъ-Карлос‘.
ПИСЬМО ПЕРВОЕ.
Вы мн говорите, дорогой другъ, что васъ мало удовлетворяютъ высказанныя до сихъ поръ сужденія о ‘Донъ-Карлос’, и вы полагаете къ тому же, что большинство ихъ не соотвтствуетъ собственной точк зрнія автора. Вамъ кажется даже возможнымъ спасти нкоторыя, довольно смлыя мста, хотя бы они были признаны критикою несостоятельными, съ другой стороны, на многія сомннія, которыя возбудила настоящая пьеса, вы находите, при разсмотрніи ея въ цломъ, если и не полный отвтъ, то все же указанія, что авторъ ихъ предвидлъ, и принялъ въ разсчетъ. Въ большинств высказанныхъ упрековъ вы склонны были удивляться не столько проницательности критиковъ, сколько тому самодовольству, съ которымъ они выдавали свои порицанія за важныя открытія, не смущаясь, казалось-бы, вполн естественнымъ соображеніемъ, что т погршности, которыя сразу бросаются въ глаза наиболе близорукимъ, должны же были быть замчены и самимъ авторомъ, едвали мене другихъ освдомленныхъ изъ числа читателей его произведенія. Поэтому критики должны были обратить вниманіе не столько на факты, сами по себ, сколько на т основанія, которыя ихъ обусловливаютъ. Быть можетъ, эти основанія недостаточно ясно обозначены, быть можетъ они вытекаютъ изъ одностороннихъ воззрній: задача критика въ томъ и должна была заключаться, чтобы выяснить эту недосказанность или односторонность, если онъ только хотлъ имть всъ въ глазахъ того, чьимъ онъ выступалъ судьей или совтникомъ.
Однако, дорогой другъ, въ конц концовъ, какое дло автору — обладаетъ ли его критикъ настоящимъ призваніемъ къ длу или нтъ, и много-ли, мало-ли высказываетъ онъ проницательности? Пустьэто онъ самъ про себя ршаетъ. Плохое дло и для автора и для его произведенія, если дйствіе послдняго онъ поставилъ въ зависимость отъ способности критика угадывать и ободрять, если впечатлніе, которое должно произвести художественное произведеніе, обусловлено такими свойствами, которыя присущи лишь весьма немногимъ. Вообще говоря, художественное произведеніе оказывается въ самомъ ложномъ положеніи, когда оно предоставлено произвольному толкованію критика и когда оно нуждается въ поддержк, для того, чтобы направить критика на надлежащую оцнку. Если вы хотли мн указать, что моя пьеса именно и очутилась въ такомъ положеніи, то вы этимъ самымъ дали о ней весьма дурной отзывъ, и вы даете мн поводъ еще разъ разсмотрть ее съ данной точки зрнія. Итакъ, вопросъ, на мой взглядъ, сводится къ тому, чтобы внимательно разсмотрть — все ли необходимое для пониманія настоящаго произведенія заключается въ немъ самомъ и достаточно-ли оно ясно выражено, чтобы читателю легко было это распознать. Позвольте же мн, дорогой другъ, съ вами нсколько побесдовать объ этомъ вопрос. Я уже до нкоторой степени отдалился отъ своей пьесы и стою какъ разъ на перепуть между авторомъ-художникомъ и его судіей, вслдствіе чего я, быть можетъ, буду въ состояніи соединить въ себ близкое знакомство съ предметомъ, присущее автору, и независимость сужденія критика.
Весьма возможно — и я считаю необходимымъ сдлать эту оговорку съ самаго начала — что я, вообще, возбудилъ иныя ожиданія въ первыхъ дйствіяхъ своей драмы, чмъ то, что я далъ въ послднихъ. Новелла Сентъ-Реаля, быть можетъ, также, мои собственныя разсужденія по поводу нея въ первой части ‘Таліи’ могли указать читателю на точку зрнія, которая нын боле не соотвтствуетъ данной пьес. Дло въ томъ, что за время, въ которое настоящее произведеніе писалось,— а время это, въ силу разныхъ помхъ, оказалось довольно таки продолжительнымъ,— во мн самомъ многое измнилось. И моя драма должна была отразить на себ различныя колебанія, которымъ подверглись мой образъ мыслей и чувства. То, что меня сначала захватывало всецло въ задуманной драм, современемъ стало слабе дйствовать, а подъ конецъ едва-ли не совсмъ перестало интересовать. Новыя мысли, которыя возникли во мн за то время, вытснили прежнія, Донъ Карлосъ самъ утратилъ мое расположеніе, быть можетъ ни по какой иной причин какъ той, что слишкомъ обогналъ его годами, а соотвтственно, въ силу обратныхъ причинъ, его мсто занялъ маркизъ Поза. Такимъ то образомъ и случилось, что я подошелъ съ совершенно иными чувствами, какъ бы съ инымъ сердцемъ, къ обработк четвертаго и пятаго дйствій драмы. Но тогда первыя три дйствія уже были достояніемъ публики, нельзя уже было нарушить общаго плана всего произведенія — и стало быть мн приходилось или совсмъ его уничтожить (за что меня поблагодарила бы разв лишь меньшая часть моихъ читателей) или же постараться, какъ я могъ, приноровить вторую часть къ первой. Если это не во всемъ одинаково удалось, то утшаюсь мыслью, что врядъ-ли съумлъ-бы это удачне выполнить и человкъ боле искусный, чмъ я. Главная ошибка заключалась въ томъ, что я слишкомъ долго носился съ настоящей пьесой, драматическое произведеніе можетъ и должно быть цвткомъ лишь одного лта. Затмъ и общій планъ былъ задуманъ слишкомъ широко для тхъ границъ и правилъ, которымъ подчинены драматическія произведенія. Такъ, напримръ, по замыслу слдовало показать, что маркизъ Поза пользовался самымъ неограниченнымъ довріемъ Филиппа, но, сообразуясь съ общей экономіей пьесы, я могъ посвятить выясненію этихъ въ высшей степени важныхъ отношеній лишь одну единственную сцену.
Быть можетъ высказанныя соображенія помогутъ мн оправдаться передъ моими друзьями, но они не служатъ оправданіемъ передъ искусствомъ. Пусть по крайней мр они положатъ конецъ той безконечной риторик, которой дала поводъ именно эта сторона моего произведенія для критиковъ, грозой ополчившихся противъ меня.
ПИСЬМО ВТОРОЕ.
Почти вс находятъ, что характеръ маркиза Позы слишкомъ идеализированъ, но въ какой мр это мнніе правильно, всего скоре выяснится, когда мы сведемъ своеобразные поступки этого человка къ ихъ основнымъ побужденіямъ. Мн придется, какъ видите, имть дло съ двумя различными лагерями критиковъ. Тмъ, которые его просто на просто изъяли изъ разряда человческихъ существъ, предстоитъ доказать — въ какой степени онъ все-же является вполн человкомъ, насколько его мысли и его поступки вытекаютъ изъ чисто человческихъ побужденій и тсно связаны съ цпью вншнихъ обстоятельствъ, критикамъ, окрестившимъ его именемъ ‘божественнаго, человка’, мн достаточно указать на нкоторыя слабости въ немъ весьма человческаго свойства. Врядъ ли мысли, высказываемыя маркизомъ Позой, философія, которою онъ руководствуется, любовь, одушевляющая его,— какъ бы все это ни выходило изъ рамокъ будничной жизни,— врядъ ли он достаточны, взятыя какъ простыя понятія или представленія, чтобы имть право выключить маркиза изъ разряда человческихъ существъ. Ибо что только не можетъ зародиться въ ум человка и, зародившись, обратиться въ страсть, если человкъ обладаетъ пылкимъ сердцемъ? Точно также слдуетъ замтить и о поступкахъ маркиза Позы, что, какъ бы они ни казались исключительными, они все же не могутъ считаться безпримрными въ исторіи, самопожертвованіе маркиза ради своего друга весьма мало, или даже совсмъ не выдается надъ геройской смертью какого нибудь Курція, Регула и другихъ. Итакъ, неправильное и невозможное въ характер маркиза должно зависть или отъ несоотвтствія его мыслей съ тогдашней эпохой, или отъ того, что эти мысли представляются недостаточно яркими и жизненными, чтобы дйствительно побудить человка къ подобнымъ поступкамъ. Я не могу понять возраженій, которыя были сдланы противъ правдоподобія выведеннаго характера, иначе какъ въ томъ смысл, что въ вкъ Филиппа II не могло быть человка, который разсуждалъ бы такъ, какъ это длаетъ маркизъ Поза, дале,— что высказываемыя имъ мысли не могутъ такъ легко переходить въ дйствіе, какъ это представлено въ пьес, наконецъ, что такія идеальныя мечты не должны были быть воплощены съ такою послдовательностью и такъ настойчиво сопровождаться дйствіями.
Т возраженія, которыя были высказаны противъ даннаго характера съ точки зрнія выбранной мною эпохи дйствія, скоре на мой взглядъ говорятъ за, а не противъ моего замысла. По примру всхъ великихъ людей, такой характеръ зарождается между тьмой и свтомъ и стоитъ одинокимъ, выдающимся явленіемъ. Онъ вырабатывается въ эпохи всеобщаго броженія умовъ, борьбы разума съ предразсудками, анархіи мнній, предразсвтная заря правды — искони моментъ рожденія выдающихся людей. Т идеи о свобод и благородств человка, которыя заронены счастливой случайностью, а можетъ быть благопріятными условіями воспитанія, въ чистую, воспріимчивую душу, приводятъ ее въ изумленіе своей новизной и дйствуютъ на нее со всею силой необычайнаго и поражающаго явленія, сама сокровенность, при которой они вроятно были ей сообщены, должна была увеличить силу впечатлнія. Данныя идеи еще не пріобрли, вслдствіе долгаго пользованія ими, того отпечатка банальности, которая нын такъ притупляетъ ихъ дйствіе, печать величія еще не стерлась на нихъ ни отъ школьныхъ разглагольствованій, ни отъ остроумничанія свтскихъ людей. Душа этого человка чувствуетъ себя въ открывшихся ей идеяхъ какъ бы въ новой и прекрасной области, которая озаряетъ ее своимъ ослпительнымъ свтомъ и восхищаетъ въ чудномъ сновидніи. Противоположная этимъ идеямъ нищета рабства и суеврій заставляетъ ее тмъ сильне и сильне привязываться къ этому чудному міру,— вдь прекраснйшія сны о свобод грезятся именно въ темниц. Скажите сами, мой другъ, гд лучше и естественне могъ зародиться самый идеалъ человческой республики, идеалъ — всеобщей терпимости и свободы совсти, какъ не вблизи Филиппа II и его инквизиціи?
Вс основныя убжденія и вс симпатіи маркиза Позы обращены къ республиканской добродтели, вокругъ которой рятъ. Даже его самопожертвованіе ради друга служитъ тому доказательствомъ, ибо именно способность къ самопожертвованію лежитъ въ основ всхъ республиканскихъ добродтелей. Эпоха, въ которой онъ выступалъ, была какъ разъ такой, когда всего боле говорилось о правахъ человка и о свобод совсти. Предшествующая реформація впервые пустила въ оборотъ эти идеи, и волненія во Фландріи поддерживали ихъ въ обиход. Вншнее независимое положеніе маркиза, даже его званіе мальтійскаго рыцаря, предоставили ему благопріятный досугъ для того, чтобы отвлеченныя мечты могли достигнуть полной зрлости.
Итакъ, ни въ избранной эпох, ни въ государств, въ которомъ жилъ маркизъ, ни въ окружающихъ его условіяхъ — нтъ основаній, по которымъ онъ оказался бы не способнымъ къ усвоенію и даже страстной приверженности къ данной философіи.
Если исторія богата примрами, что изъ-за простыхъ мнній готовы забыть все мірское, если самымъ неосновательнымъ бреднямъ придаютъ такую силу, что он способны возбудить человческій духъ къ всякаго рода самопожертвованіямъ, то было бы страннымъ отрицать эту силу за правдой. Въ такое же время, которое было такъ обильно примрами, что люди рисковали и добромъ и жизнью изъ за догматовъ, заключающихъ весьма мало вдохновляющаго, долженъ былъ, на мой взглядъ, зародиться и такой характеръ человка, который бы рискнулъ чмъ нибудь подобнымъ ради самой возвышенной изъ идей, иначе пришлось бы признать, что правда мене способна трогать человческое сердце, чмъ безуміе. Кром того маркизъ задуманъ какъ героическая натура. Уже въ ранней молодости онъ выказалъ, съ мечомъ въ рукахъ, проявленіе такого духа, который впослдствіи долженъ былъ выразиться въ боле серьезномъ дл.
Вдохновляющія истины и возвышающая духъ философія должны были, сдается мн, совсмъ иначе отразиться въ героической душ, чмъ въ голов кабинетнаго ученаго, или къ изношенномъ сердц изнженнаго свтскаго человка.
Вы говорите, что поводъ къ возраженіямъ дали главнымъ образомъ два поступка маркиза: его отношеніе къ королю въ 10-ой сцен третьяго дйствія и его самопожертвованіе ради своего друга. Но вдь могло быть, что откровенность, съ которою маркизъ излагаетъ королю свой образъ мыслей, зависла не столько отъ его мужества, сколько отъ его обстоятельнаго знанія характера короля, и такимъ образомъ, съ отстраненіемъ вопроса объ опасности, падаетъ главное возраженіе противъ этой сцены. Но объ этомъ въ другой разъ, когда я съ вами буду бесдовать о Филипп II, теперь же я имю въ. виду исключительно лишь актъ самопожертвованія Позы за принца, объ немъ то и хочу подлиться съ вами въ слдующемъ письм нкоторыми соображеніями.
ПИСЬМО ТРЕТЬЕ.
Вы думали, что только-что нашли въ ‘Донъ Карлос’ доказательство, что страстная дружба служитъ столь-же трогательнымъ сюжетомъ для драмы, какъ и страстная любовь, и васъ удивилъ мой отвтъ, что я отложилъ до будущаго времени изображеніе такой дружбы. Итакъ и вы тоже, какъ и большинство моихъ читателей, сочли за несомннное, что я именно Поставилъ себ цлью изобразить пылкую до безумья дружбу въ отношеніяхъ между Карлосомъ и маркизомъ Позой? И, соотвтственно, вы съ этой точки зрнія судили оба характера, а можетъ быть и всю драму? Но какъ-же быть, дорогой другъ, если вы на самомъ дл мн по отношенію къ этой дружб слишкомъ много приписывали? Если изо всего произведенія, въ его цломъ, ясно вытекаетъ, что она не могла и совершенно не можетъ служить такою цлью? Если характеръ маркиза такой, какимъ онъ обрисовывается изъ общаго образа его дйствій, не вяжется съ подобной дружбой, и если прекраснйшіе изъ его поступковъ, которые склонны ей вмнить, представляются наилучшимъ доказательствомъ какъ разъ противоположнаго?
Первое указаніе объ отношеніяхъ между обоими означенными лицами могло ввести въ заблужденіе, но это лишь на первый взглядъ и достаточно малйшаго вниманія къ различному поведенію того и другого, чтобы выяснить ошибочность такого взгляда. Изъ того, что авторъ начинаетъ съ ихъ юношеской дружбы, не слдуетъ, чтобы онъ отказался отъ своихъ боле высокихъ замысловъ, напротивъ того, его планъ какъ нельзя лучше развертывался по намченной нити. Отношенія, въ которыхъ находятся съ самаго начала оба дйствующія лица, представляются отголоскомъ ихъ прежнихъ, школьныхъ лтъ. Ихъ привязывали тогда другъ къ другу взаимное сочувствіе, одинаковая любовь къ великому и прекрасному, одинаковый энтузіазмъ къ правд, свобод и добродтели. Такой характеръ, какъ у Позы, развившійся впослдствіи такъ именно, какъ это изображено въ пьес, долженъ былъ съ ранней поры проявлять присущую ему живую силу воспріимчивости къ плодотворному длу, чувство любви и благожеланія, которое впослдствіи должно было распространиться на все человчество, необходимо вытекало изъ первоначально боле тсныхъ узъ. Этотъ творческій и пламенный духъ долженъ былъ вскор найти себ почву примненія, а могло ли что представиться боле привлекательнымъ для этого, чмъ молодой сынъ государя, умющій нжно и живо чувствовать, воспріимчивый къ его проповди, и самъ добровольно спшащій ему навстрчу? Однако, уже и въ этой ранней пор молодости серьезность характера маркиза выказывается въ нкоторыхъ чертахъ, уже тогда онъ — боле сдержанный другъ, и его сердце, слишкомъ широкое, чтобы замкнуться въ любви къ одному лишь существу, должно было закалиться принесеніемъ тяжелой жертвы:
И сталъ тебя я нжностями мучить,
Глубокой, внутренней любовью брата,
Ты жъ, гордый, холодно мн отвчалъ…
Ты пренебречь моей любовью могъ,
Но отдалить не могъ ты отъ себя.
Отвергъ ты трижды принца, трижды снова,
Какъ нищій, онъ молилъ твоей любви, и т. д.
… И подъ позорной плетью
Кровь королевская моя лилась,—
Такъ дорого мн стоило упорство
Снискать любовь твою, Родриго…*).
*) Цитаты изъ ‘Донъ-Карлоса’ приводятся въ перевод . Батюшкова.
Такимъ образомъ, уже здсь даны нкоторыя указанія на то, какъ мало приверженность маркиза къ принцу зависла отъ личнаго ихъ сочувствія. Поза думалъ о Донъ-Карлос прежде всего какъ о сын короля, прежде всего въ немъ возникла эта мысль и прокралась между его личными чувствами и умолявшимъ о взаимности его другомъ. Донъ-Карлосъ открываетъ ему свои объятія, юный ‘гражданинъ вселенной’ становится передъ нимъ на колни. Любовь къ свобод и къ благородству раньше созрла въ его душ, чмъ его дружеское расположеніе къ Карлосу, эта дружба лишь втвь, выросшая на томъ могучемъ ствол. Даже въ ту минуту, когда его гордость смирилась передъ громадностью жертвы, принесенной его другомъ, даже тогда не опускаетъ онъ изъ виду сына короля. ‘Я расплачусь съ тобой, говорилъ онъ, когда ты станешь королемъ ‘.Разв возможно, чтобы въ столь юномъ сердц, при живомъ и постоянномъ сознаніи съ той и другой стороны неравенства ихъ общественнаго положенія, возрасла дружба, однимъ изъ существенныхъ условій которой служитъ равенство? Такимъ образомъ и раньше привлекла маркиза къ принцу не столько любовь, сколько благодарность, не столько дружба, сколько участіе. Различныя чувства, чаянія, мечты, планы, тснившіеся смутно и безпорядочно въ его юной душ, должны были быть высказаны другому, отразиться въ чужой душ, а Карлосъ былъ единственнымъ человкомъ, который способенъ былъ ихъ перечувствовать, передумать и отвчать имъ. Человкъ, какъ Поза, долженъ былъ рано стремиться къ тому, чтобы пользоваться своимъ превосходствомъ, а любвеобильный Карлосъ такъ покорно, такъ чутко подчинялся ему. Поза видлъ въ этомъ прекрасномъ зеркал себя самого и радовался собственному изображенію. Такъ возникла эта дружба школьныхъ лтъ.
Но затмъ они были разлучены, и все стало инымъ. Карлосъ является ко двору своего отца, а Поза ринулся въ свтъ. Первый, избалованный своею ранней привязанностью къ благородншему и пылкому юнош, не находитъ въ кругу приближенныхъ при двор деспотичнаго правителя ничего такого, чтобы могло удовлетворить его сердце. Все здсь кажется ему пустымъ и безплоднымъ. Одинокій въ суетной толп столькихъ придворныхъ, угнетенный окружающей его дйствительностью, онъ вянетъ, отдавшись воспоминаніямъ о прошломъ. У него, такимъ образомъ, раннія впечатлнія сохраняются живыми и свжими, и его сердце, расположенное къ добру, за недостаткомъ достойнаго примненія, расходуется въ пустыхъ грезахъ. Такъ понемногу впадаетъ онъ въ состояніе праздной мечтательности и бездятельнаго созерцанія. Его силы даромъ изнашиваются въ послдующей борьб съ его положеніемъ, враждебныя столкновенія съ отцомъ, столь мало на него похожимъ, тяжелымъ гнетомъ ложатся на все его существо, это червь, вчно подтачивающій расцвтъ духовной жизни, смерть для вдохновенія. Связанный, лишенный энергіи, за отсутствіемъ настоящаго дла ушедшій весь въ самого себя, угнетенный тяжелой и безплодной борьбой, со страхомъ мечущійся между двумя крайностями, неспособный боле ни къ какому самостоятельному подъему духа — таковъ былъ Карлосъ, когда его охватила первая любовь.
Находясь въ указанномъ состояніи, онъ потерялъ всякую силу противодйствовать ей, вс прежнія его мысли, которыя одн могли удержать его въ равновсіи, понемногу стали боле чуждыми его душ, любовь овладла имъ вполн деспотически, такъ впадаетъ онъ въ болзненное и вмст съ тмъ сладостное состояніе страсти. Вс его силы направлены на одинъ предметъ. Непрестанное томленіе тснитъ, какъ путы, ему душу, замкнутую въ себ самой. Какъ-же могла-бы она обнять вселенную? Не имя возможности удовлетворить свое желаніе, еще мене того способный побдить страсть внутреннимъ усиліемъ духа, онъ, полуживой, полумертвый, явно опускается, нтъ у него никакого отвлеченія отъ жгучей боли, тснящей его грудь, нтъ сострадательнаго, сочувственнаго сердца, которому онъ могъ-бы излиться:
Нтъ у меня вдь никого, нигд,
Въ большомъ широкомъ мір никого,
Докол тянется отца держава,
Доколь судовъ испанскихъ видны флаги —
Нтъ уголка, нигд мстечка нтъ,
Гд бъ могъ я волю дать своимъ слезамъ…
Безпомощность и неудовлетворенность сердца возвращаютъ его теперь къ тому времени, когда (былая, благодаря дружб) полнота сердца давала ему исходъ его чувствамъ. Теперь онъ сильне ощущаетъ потребность въ симпатіи, такъ какъ онъ одинокъ и несчастенъ. Такимъ-то застаетъ Карлоса вернувшійся къ нему его другъ.
Между тмъ у послдняго все шло совершенно иначе. Со своимъ открытымъ умомъ, со всми силами юности и стремительностью генія, съ любящимъ сердцемъ, попавшій въ водоворотъ свта, онъ могъ наблюдать, какъ дйствуютъ люди въ великихъ и малыхъ длахъ, онъ находитъ возможность проврить тотъ идеалъ, который онъ приноситъ съ собой, на дятельныхъ силахъ всего человческаго рода. Все, что онъ слышитъ, видитъ, усвоивается имъ съ горячимъ энтузіазмомъ, все имъ воспринято, продумано, переработано по отношенію къ его идеалу. Человкъ передъ нимъ открывается въ различныхъ разновидностяхъ, Поза научается познавать его въ разныхъ условіяхъ климата, при различной общественной организаціи, разныхъ степеняхъ образованности и на разныхъ ступеняхъ счастья.
Такъ въ немъ складывается постепенно объединенное и возвышенное представленіе о человк вообще, представленіе, предъ которымъ исчезаютъ ограничивающія его ничтожныя и мелочныя подробности. Онъ выходитъ изъ границъ самого себя и его душа ширится въ простор вольнаго міра. Замчательныя люди, которыхъ онъ встрчаетъ на своемъ пути, развлекаютъ его вниманіе, вызывая въ немъ то ненависть, то любовь. Для него теперь вмсто отдльной индивидуальности выступаетъ цлый родъ, легко проходящій юношескій аффектъ обращается во всеобъемлющую, безграничную любовь къ человчеству. Изъ празднаго энтузіаста онъ сталъ дятельнымъ, живымъ человкомъ. Прежнія грезы и предчувствія, которыя раньше залегли въ его душ въ смутномъ и загадочномъ состояніи, прояснились теперь въ точныя понятія, праздныя мечты обратились въ дла, общее, неопредленное стремленіе къ дятельности нашло себ цлесообразное примненіе. Онъ изучалъ духовныя свойства различныхъ народностей, оцнивалъ ихъ силы и средства, изслдовалъ ихъ учрежденія, въ сношеніяхъ съ родственными по духу людьми онъ пріобрлъ большую разносторонность въ мысляхъ и нашелъ имъ соотвтствующую форму, испытанные міровые дятели, какъ Вильгельмъ Оранскій, Колиньи и др., умрили романтизмъ его идей и постепенно низвели ихъ на степень осуществимаго на дл.
Итакъ, обогащенный тысячью новыхъ мыслей, полный кипучихъ силъ и творческихъ стремленій, смлыхъ и широко-задуманныхъ плановъ, съ головой, занятой дятельной работой мысли, съ пылкимъ сердцемъ, проникнутый высокими, одушевляющими идеями о значеніи человка и его благородства, ратующій тмъ пламенне за счастье всего человчества, что онъ узналъ это человчество по многимъ отдльнымъ индивидуумамъ,— такимъ возвращается маркизъ Поза съ обильной жатвы, горя желаніемъ найти поприще, гд онъ могъ-бы осуществить свои идеалы, использовать собранныя имъ сокровища {Въ послдующемъ разговор съ королемъ раскрываются завтныя идеи Позы. ‘Одинъ лишь почеркъ пера вашей руки, говоритъ онъ, и міръ переродится. Дайте свободу мысли.
Дозвольте,
Съ великодушьемъ сильнаго, разлиться
Всмъ счастью изъ сокровищницы вашей,
И въ міровой своей держав дайте
Умамъ свободно созрвать
…Вы человчеству верните
Достоинство, утраченное имъ.
Пусть граждане, какъ прежде, будутъ снова
Престола цлъ, иныхъ не зная узъ,
Какъ братьевъ равныя блюсти права.
Пусть пахарь плугомъ славится, довривъ
Престолъ державный королю, который
Но землепашецъ самъ…
Пусть въ мастерской своей художникъ мнитъ,
Что лучшій міръ онъ въ грезахъ создаетъ,
И пусть мыслителя полетъ думъ смлыхъ
Преградъ иныхъ не знаетъ, кром тхъ,
Которыя на насъ природа налагаетъ’.}. И вотъ ему представляется положеніе Фландріи. Все въ ней подготовлено къ революціи. Знакомый съ характеромъ народа, съ его силами и средствами, которыя онъ разсчитываетъ направить противъ своего притснителя, Поза считаетъ свое великое предпріятіе какъ бы уже выполненнымъ. Для его идеала республиканской свободы врядъ-ли могъ наступить боле благопріятный моментъ и найтись боле воспріимчивая почва:
Такъ много здсь цвтущихъ областей!
Народъ здсь сильный, мужествомъ великъ,
А также добрый сердцемъ,— быть ему отцомъ
Казалось мн божественнымъ удломъ!
Чмъ несчастне застаетъ онъ народъ, тмъ глубже вндряется это желаніе въ его сердце, тмъ скоре спшитъ онъ осуществить его. Тогда-то, тогда лишь впервые живо вспоминаетъ онъ о своемъ друг, съ которымъ онъ разстался въ Алькал, воспламенивъ его сердце мечтами о счасть для людей. На него Поза возлагаетъ надежды, какъ на спасителя угнетенной страны, какъ на орудіе его высокихъ плановъ. Полный невыразимой любви, потому что онъ думаетъ о Донъ-Карлос неразрывно съ дорогими его сердцу мечтами, маркизъ спшитъ въ его объятія въ Мадридъ, разсчитывая найти у своего друга разросшимися въ богатую жатву т зерна гуманности и героической добродтели, которыя онъ заронилъ въ его душ, разсчитывая обнять его, какъ освободителя Нидерландовъ, какъ будущаго создателя взлеленнаго имъ въ мечтахъ государства.
Съ большей страстностью, чмъ въ періодъ ихъ перваго знакомства, съ лихорадочной горячностью спшитъ Донъ-Карлосъ на встрчу Поз:
Къ своей груди тебя я прижимаю,
Опять съ тобою мы, душа въ душ,—
О, все теперь пойдетъ на ладъ. Вдь снова
Въ объятьяхъ я Родрига моего!
Встрча самая восторженная, но какъ отвчаетъ на нее Поза? Онъ, оставившій своего друга въ полномъ разцвт юности и теперь найдя его какимъ-то блуждающимъ живымъ мертвецомъ, разв онъ задумывается надъ этой грустной перемной? Разв онъ входитъ въ разсмотрніе частностей обстоятельствъ своего друга? Непріятно пораженный, онъ строго отвчаетъ на эту встрчу:
Нтъ, не такимъ я думалъ встртить сына
Филиппа… То не юноша
Съ отвагой львиной, передъ кмъ посолъ
Народа угнетеннаго героевъ!
Не прежній съ вами говоритъ Родриго,
Не школьный другъ ребячьихъ игръ Карлоса,—
Посланникъ человчества предъ вами:
То Фландрія въ объятьяхъ вашихъ плачетъ…
Неохотно отклоняется онъ отъ главной мысли, занимающей его именно въ эту первую минуту свиданія, посл столь продолжительной разлуки, когда, обыкновенно, столько есть поразсказать другъ другу важныхъ мелочей. Донъ-Карлосъ долженъ изложить всю плачевность своего теперешняго состоянія, вызвать воспоминанія объ отдаленныхъ временахъ дтства, чтобы отвлечь своего друга отъ его думъ, вызвать его сочувствіе и заставить вдуматься въ его собственное печальное положеніе. Поза съ ужасомъ видитъ, что онъ обманулся въ надеждахъ, съ которыми спшилъ къ своему другу. Онъ ожидалъ встртить въ немъ геройскую натуру, жаждущую подвиговъ, которымъ онъ открывалъ теперь поприще. Онъ разсчитывалъ на запасъ высокой любви къ человчеству, на клятву, данную имъ на преломленной облатк причастія въ годы мечтательной юности, и вмсто всего этого — слышитъ разсказъ о страсти къ супруг своего отца:
Не тотъ уже Карлосъ, не тотъ, съ которымъ
Въ Алкал нкогда разстался ты,
Не тотъ, который грезилъ вдохновенно,
У самого Творца отнявши рай,
Его здсь водворить, какъ самодержецъ.
То былъ лишь дтскій бредъ,— но какъ прекрасенъ!
Умчались грезы…
Безнадежная страсть искалчила его силы и даже его жизнь въ опасности. Какъ поступилъ-бы при такихъ обстоятельствахъ заботливый другъ принца, но такой, который былъ-бы только его другомъ, ничмъ инымъ? И какъ поступаетъ Поза, этотъ ‘гражданинъ вселенной’? Поза, какъ другъ и наперсникъ принца, имлъ-бы слишкомъ много поводовъ опасаться за безопасность своего Карлоса, чтобы ршиться содйствовать слишкомъ рискованной встрч его съ королевой. Именно на обязанности друга лежала-бы скоре забота заглушить въ немъ эту страсть, а отнюдь не содйствовать ея удовлетворенію. Но Поза, ходатай за Фландрію, поступаетъ совершенно иначе. Для него нтъ ничего важне, какъ скоре положить предлъ тому состоянію безнадежности, которое порабощаетъ дятельныя силы его друга, прекратить его, хотя-бы рискнувъ для этого смлымъ шагомъ. Пока его другъ находится подъ гнетомъ неудовлетворенныхъ желаній, онъ не можетъ сочувствовать чужому горю, пока его силы порабощены уныніемъ, онъ не можетъ возвыситься до какого-нибудь героическаго ршенія. Отъ несчастнаго Карлоса Фландріи нечего ожидать, но можетъ быть отъ счастливаго дождется. И такъ онъ спшитъ содйствовать его пламенному желанію, самъ ведетъ его къ ногамъ королевы, и не останавливается только на этомъ. Онъ не находитъ боле въ настроеніи принца тхъ побужденій, которыя могли-бы, при другихъ обстоятельствахъ, подвинуть его къ героическимъ ршеніямъ. Что другое остается ему длать, какъ не разжечь потухшій духъ героя о постороннее пламя, и для итого воспользоваться единственной страстью, которою горла душа принца? Къ ней долженъ онъ пріобщить т новыя идеи, которымъ онъ хочетъ дать въ его душ преобладающее значеніе. Заглянувъ въ сердце королевы, онъ убждается, что отъ ея содйствія можно всего ожидать. Поза хотлъ лишь отнять у страсти ея первоначальную восторженность. Если королева послужила къ тому, чтобы дать его другу спасительный подъемъ духа, то теперь онъ больше въ ней не нуждается и онъ можетъ быть увреннымъ, что страсть сама собою потухнетъ. Итакъ, даже это препятствіе, которое становилось противъ его великаго замысла, даже эта несчастная любовь обращается теперь въ орудіе для осуществленія той важной цли, и участь Фландріи заговоритъ въ сердц его друга устами любви.
Я въ безнадежной страсти принца
Надежды лучъ златой предугадалъ.
Его вести хотлъ я къ совершенству.
Тотъ царскій, гордый плодъ лишь тихо зретъ
Съ годами возраста людского, нын
Его ускорить ранняя должна
Весна любви-волшебницы.
Согртый Ея, какъ солнца лучъ, живительною силой,
Принцъ долженъ доблесть воспитать въ себ.
Донъ Карлосъ получаетъ изъ рукъ королевы т письма, которыя Поза привезъ ему изъ Фландріи. Благодаря королев, теперь вернулся отлетвшій геній его.
Еще наглядне представляется это подчиненіе дружбы боле важнымъ интересамъ, при свиданіи въ монастыр. Одинъ изъ плановъ принца, разсчитывавшаго на короля, не удался. Эта незадача и открытіе, которое онъ было сдлалъ, что его любовь можетъ встртить сочувствіе, послужили поводомъ ему вернуться къ прежней страсти съ новымъ пыломъ. Поз показалось, что къ этой любви уже примшивались порывы чувственности. Ничто не отвчало мене его высокимъ замысламъ. Вс надежды, которыя онъ возлагалъ на любовь Карлоса въ королев для спасенія Нидерландовъ, рушились, какъ только эта любовь принимала низменный характеръ.
Досада, испытываемая имъ, выдаетъ его дйствительныя намренія:
О, чувствую я, отъ чего
Приходится теперь мн отказаться.
Когда-то было все инымъ. Такъ много
Въ теб сокровищъ было, теплоты
Душевной. Цлый міръ въ твоей груди
Могъ умститься. И одна лишь страсть
Изъ себялюбья мелкаго все поглотила.
Твой умеръ духъ. Ужъ никакія слезы
Не вызовутъ въ теб слезы единой
Къ несчастной участи провинцій. Карлъ,
Какъ обнищалъ ты, какъ ты сталъ ничтоженъ
Съ тхъ поръ, какъ любишь ты лишь самъ себя…
Изъ страха передъ такимъ паденіемъ, онъ считаетъ необходимымъ ршиться на смлый шагъ. До тхъ поръ, пока Карлосъ будетъ оставаться вблизи королевы, онъ погибъ для интересовъ Фландріи. Между тмъ его присутствіе въ Нидерландахъ могло бы дать совершенно новый оборотъ длу. Въ виду этого, Поза ни минуты не задумывается направить его туда самымъ ршительнымъ образомъ:
— Онъ долженъ
Нарушить волю короля, онъ долженъ
Прохать тайно въ Брюссель, гд его,
Раскрывъ объятья, вс фламандцы встртятъ.
Подъ знаменемъ его возстанутъ вс —
Упрочитъ царскій сынъ благое дло.
Разв могъ бы настоящій другъ Карлоса ршиться такъ рисковать добрымъ именемъ, даже жизнью своего друга? Однако, Поза, для котораго, освобожденіе порабощеннаго народа было гораздо боле важнымъ побужденіемъ, чмъ личныя дла друга, Поза, ‘гражданинъ вселенной’, долженъ былъ поступить именно такъ, а не иначе. Все, что онъ предпринимаетъ, по мр развитія дйствія въ пьес, доказываетъ смлую ршительность, которая можетъ быть вызвана лишь геройской цлью, дружба-же часто робка и всегда — заботлива. Гд же мы видли до сихъ поръ въ характер маркиза малйшіе слды такой боязливой заботливости объ одномъ существ, такой все прочее исключающей привязанности, въ чемъ, однако, и заключаются своеобразныя черты страстной дружбы? Когда-же у маркиза Позы личные интересы его друга не подчинены боле высокимъ интересамъ человчества? Твердо и настойчиво идетъ Поза впередъ по своему великому космополитическому пути — и все, Что вокругъ него происходитъ, иметъ для него значеніе лишь настолько, насколько оно связано съ этимъ высшимъ представленіемъ общечеловческаго.
ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ.
Высказанное разъясненіе, пожалуй, лишитъ маркиза Позу значительной части его поклонниковъ, но онъ будетъ вознагражденъ небольшимъ числомъ новыхъ почитателей, которыхъ оуо привлечетъ къ нему, а такой характеръ, какъ его, не можетъ, вообще говоря, разсчитывать на всеобщее сочувствіе. Конечно, высокое и дятельное желаніе блага для всхъ не исключаетъ само по себ сердечнаго участія къ радостямъ и горю отдльнаго существа. То обстоятельство, что Поза больше любитъ человческій родъ, чмъ Карлоса, не приноситъ ущерба его дружб къ нему. Онъ во всякомъ случа, даже если-бы Донъ Карлосъ не былъ предназначенъ судьбой вступить на престолъ, съумлъ бы его выдлить отъ прочивъ людей особою нжной заботливостью, онъ носилъ-бы его въ тайник своего сердца, какъ Гамлетъ своего Гораціо. Обыкновенно думаютъ, что благорасположеніе слабетъ и стынетъ, по мр того, какъ умножается число предметовъ любви, но это соображеніе непримнимо къ маркизу. Предметъ его любви представляется ему въ полномъ свт воодушевленія, этотъ обликъ, прекрасный и лучезарный, стоитъ предъ его душой, какъ образъ возлюбленной. А такъ какъ именно Карлосъ долженъ осуществить идеалъ человческаго благополучія, то Поза переноситъ на него свой идеалъ, они оба у него сливаются въ одномъ нераздльномъ чувств. Въ одномъ Карлос для него теперь сосредоточивается столь страстно имъ любимое человчество, его другъ представляется тмъ фокусомъ, въ которомъ сходятся вс его мысли и представленія о соединенномъ цломъ. Такимъ образомъ это цлое дйствуетъ на него только черезъ одинъ предметъ, который онъ охватываетъ со всей горячностью и всми силами своей души:
Лишь одному
Свое я сердце далъ, но цлый міръ
Въ немъ заключенъ. У моего Карлоса
Въ душ я создалъ рай для милліоновъ.
Стало быть здсь любовь къ одному человку, безъ пренебреженія къ остальнымъ, заботливое чувство дружбы, безъ той несправедливости, безъ той исключительности, которыя присущи страсти. Здсь всеобъемлющее человколюбіе сосредоточено въ одномъ луч свта. И неужели интересу пьесы повредило то, что облагородило его? Разв эта картина дружбы настолько-же утратила трогательности и привлекательности, насколько выиграла въ объем? Неужели другъ Карлоса меньше иметъ права на наши слезы и на наше удивленіе потому лишь, что онъ совмщаетъ съ ограниченнымъ выраженіемъ аффекта благожеланія самое широкое пониманіе его, и смягчаетъ божественное міровой любви — человческимъ примненіемъ ея къ частному случаю?
Съ девятой сценой третьяго дйствія открывается совершенно новое поприще для даннаго характера.
ПИСЬМО ПЯТОЕ.
Страсть къ королев привела принца въ конц концовъ на край гибели. Въ рукахъ его отца доказательства его вины и его необдуманная горячность выдала его бдительнымъ врагамъ весьма для него опасныя признанія. Онъ въ очевидной опасности стать жертвой своей безумной любви, ревности своего отца, ненависти духовенства, жажды мести оскорбленнаго врага и пренебреженной распутницы. Съ вншней стороны его положеніе требуетъ неотложной помощи, но не мене того нуждается онъ во внутренней поддержк, при его состояніи духа, угрожающемъ разстроить вс надежды и предположенія маркиза. Принцъ долженъ быть освобожденъ отъ вншней опасности и исцленъ отъ охватившаго его настроенія, чтобы планы освобожденія Фландріи могли быть осуществлены, и мы ожидаемъ того и другого отъ маркиза, который самъ подаетъ намъ на то надежды.
Однако, на томъ же пути, на которомъ принцу угрожала опасность, король пришелъ къ такому душевному состоянію, которое впервые заставило его ощутить потребность высказаться. Муки ревности вызвали его изъ той неестественной замкнутости, къ которой принуждалъ его санъ, и вернули къ первоначальному состоянію человчности, они же заставили его ощутить всю пустоту и искусственность деспотическаго величія и пробудили въ немъ желанія, которыхъ ни могущество, ни высокое положеніе не могли удовлетворить.
Король! Я лишь король!
И все король! Иного нтъ отвта,
Какъ только этотъ звукъ пустой. О камни
Я ударяю, я хочу воды,
Воды, чтобъ пламя утолить въ груди,
А мн даютъ — расплавленное злато…
На мой взглядъ, только подобный ходъ событій, какой указанъ до сихъ поръ, и не что иное, могъ вызвать подобное настроеніе у такого монарха, какимъ былъ Филиппъ II, это душевное состояніе должно было въ немъ развиться и для того, чтобы подготовить дальнйшее дйствіе, и дать возможность маркизу приблизиться къ королю. Отецъ и сынъ совершенно различными путями дошли до того пункта, куда автору нужно было ихъ довести, оба они разными путями приведены къ маркизу Поз, въ немъ одномъ теперь соединяется интересъ дйствія, до сихъ поръ разрозненнаго. Вся роль маркиза построена въ зависимости отъ страсти Карлоса къ королев и того впечатлнія, которое она произведетъ на короля: поэтому-то и необходимо было, чтобы пьеса съ нея начиналась. По отношенію къ этой любви маркизъ долженъ-былъ оставаться въ тни и довольствоваться второстепенной ролью,— до тхъ поръ, пока онъ не овладваетъ всмъ ходомъ пьесы, потому что именно изъ нея онъ почерпаетъ матеріалы своей будущей дятельности. Такимъ образомъ, вниманіе зрителя не должно было до поры до времени отвлекаться, и по той же причин необходимо было, чтобы любовь служила до настоящаго мста основнымъ содержаніемъ пьесы, а на то, въ чемъ современемъ долженъ былъ заключаться главный интересъ, длались лишь слабые намеки. Но какъ только зданіе построено, лса отпадаютъ. Исторія любви Карлоса, какъ дйствіе подготовительное, отходитъ на второй планъ, уступивъ мсто тому, для чего она служила. Т скрытые мотивы маркиза, которые сводятся ни къ чему иному, какъ именно къ освобожденію Фландріи и будущей судьб народа, мотивы, лишь смутно угадываемые подъ оболочкой его дружбы — теперь выступаютъ наружу и понемногу приковываютъ къ себ все вниманіе. Карлосъ, какъ это уже было достаточно выяснено изъ всего предшествовавшаго, становится для Позы лишь единственнымъ, необходимымъ орудіемъ для осуществленія цли, къ которой онъ пламенно и неуклонно стремился, и онъ съ такой же горячностью предается ему, какъ и своей задач. Изъ этихъ общихъ мотивовъ должны были развиться у него въ такой же мр тревожное участіе къ радостямъ и горю своего друга и нжная заботливость къ тому, который служилъ орудіемъ осуществленія его завтнаго желанія, какъ если бы они вытекали изъ самой сильной личной привязанности. Дружба Карлоса представляла ему самое полное удовлетвореніе его идеала. Она служила соединительнымъ звеномъ всхъ его желаній и дятельности. Поза не зналъ еще иного и скорйшаго пути, чтобы осуществить свой высокій идеалъ свободы и человческаго благополучія, чмъ тотъ, который ему представлялся въ лиц Карлоса. Ему даже не приходило въ голову искать новаго пути, всего мене же думалъ онъ о непосредственномъ воздйствіи черезъ короля. Когда онъ былъ приведенъ къ послднему, Поза выказываетъ полнйшее равнодушіе.
Меня онъ требуетъ? Что я ему?
Вдь ничего!— Некстати какъ, безцльно
Вводить меня въ покои эти. Право,
Ему нтъ дла, есть-ли я на свт!
Поврьте, это ни къ чему.
Однако онъ не надолго поддается этому праздному и ребяческому изумленію. Отъ человка, привыкшаго, какъ маркизъ Поза, изъ каждаго обстоятельства извлекать пользу для своего дла и даже случайности подгонять къ своимъ планамъ, о каждомъ происшествіи думать съ точки зрнія своей главной завтной задачи,— отъ такого человка не могла укрыться та весьма существенная польза, которую онъ могъ извлечь изъ настоящей минуты. Каждый мигъ для него свято завшенный кладъ, изъ котораго должно извлечь выгоду. Пока еще ему не представляется вполн яснаго, связнаго плана, только — смутныя ожиданія и то лишь въ слабой степени, просто мимолетная мысль промелькнула — не представится ли здсь случайно чего нибудь, что пригодилось бы для дла? Онъ долженъ предстать передъ тмъ, въ рукахъ котораго участь нсколькихъ милліоновъ людей. Надо воспользоваться этой минутой, говоритъ онъ себ, которая не повторится. Пусть это будетъ лишь искрой правды, зароненной въ душу человка, который никогда еще не слыхалъ правды. Кто знаетъ, какой существенный переворотъ въ немъ можетъ оказать такое предостереженіе? Другого на ум у него нтъ, какъ только воспользоваться наилучшимъ образомъ случайно представившимся обстоятельствомъ. И въ такомъ то настроеніи Поза ожидаетъ Короля.
ПИСЬМО ШЕСТОЕ.
Оставляю за собой до другого случая,— если вы только пожелаете меня выслушать,— объясненіе, нсколько разнящееся отъ вашего мннія, того — въ какомъ дух устанавливается соглашеніе между королемъ и маркизомъ Позой, съ самаго начала ихъ разговора, и, вообще, объясненіе всего поведенія Позы во время этой сцены. Я теперь ограничусь только выясненіемъ того, что непосредственно касается характера маркиза.
Самое большее, на что маркизъ могъ разумно разсчитывать, сообразносвое му взгляду на короля, сводилось къ тому, чтобы вызвать въ немъ удивленіе, связанное съ чувствомъ нкотораго смиренія, удивленіе по поводу того, что высокое представленіе короля о самомъ себ и далеко не лестное мнніе о людяхъ должно допустить исключенія, затмъ еще — естественное, неизбжное смущеніе ничтожной души передъ истиннымъ величіемъ духа. Это дйствіе могло быть благотворнымъ даже въ томъ случа, когда, оно, хотя на мигъ, пошатнуло бы предразсудки этого человка, когда оно заставило бы его почувствовать, что за предлами его Замкнутаго круга есть дянія, о которыхъ ему во сн не грезилось. Этотъ одинокій голосъ могъ еще долго слышаться королю въ его жизни и впечатлніе тмъ дольше сохраняться, чмъ боле настоящій случай оказывался безпримрнымъ.
Но Поза дйствительно составилъ себ о корол слишкомъ поверхностное и одностороннее мнніе. Къ тому же, если бы онъ и лучше зналъ его, то все же не былъ достаточно освдомленъ о тогдашнемъ его состояніи духа, чтобы принять его въ разсчетъ. Настроеніе же короля было въ высшей степени благопріятнымъ для Позы и подготовило его рчамъ такой пріемъ, какого онъ, по всмъ вроятіямъ, никакъ не могъ ожидать. Это неожиданное открытіе вызываетъ въ немъ живительный подъемъ духа и даетъ совершенно новое направленіе всему ходу пьесы. Ободренный успхомъ, превзошедшимъ вс его ожиданія, придя въ восторгъ отъ проблесковъ гуманности у короля, которые его поразили, онъ на минуту теряетъ всякую трезвость мысли и доходитъ до безразсуднаго плана связать непосредственно съ личностью короля свой завтный идеалъ благополучія Фландріи и т. д. и. привести въ исполненіе при его содйствіи. Этотъ планъ такъ страстно овладваетъ имъ, что вызываетъ наружу все скрытое въ глубин его души, плоды его фантазіи и результаты тихихъ думъ, и наглядно обрисовываетъ, до какой степени данные идеалы господствуютъ надъ нимъ. Теперь-то, въ возбужденіи страсти, отчетливе выступаютъ основныя пружины, которыя до сихъ поръ управляли его поступками, теперь съ нимъ случается то же, что и съ каждымъ мечтателемъ, котораго осиливаютъ господствующія въ немъ идеи. Онъ не знаетъ боле границъ, въ пылу собственнаго одушевленія онъ облагораживаетъ личность самого короля, который слушаетъ его съ изумленіемъ, онъ забывается до того, что возлагаетъ на него надежды, о чемъ, немного успокоившись, онъ вслдъ за тмъ краснетъ. О Карлос больше ни-помину. Что за далекій обходъ дожидаться его воцаренія! Король представляетъ ему гораздо боле близкое и скорйшее удовлетвореніе. Зачмъ же отсрочивать, въ ожиданіи его наслдника, счастье человческаго рода?
Разв задушевный другъ Карлоса могъ бы до такой степени забыться, разв другая какая-либо страсть, кром главной, могла бы увлечь маркиза такъ далеко? Разв интересы дружбы такъ подвижны, что ихъ безъ всякаго труда можно перенести на другой предметъ? Однако, все это объясняется, если признать, что дружба у Позы была подчинена другой преобладавшей страсти. Въ такомъ случа становится понятнымъ, что послдняя при первомъ ближайшемъ случа заявляетъ о своихъ правахъ и не долго задумывается перемнить свои средства и орудія. Горячность и откровенность, съ которыми Поза излагаетъ королю завтныя желанія, составлявшія до сихъ поръ тайну между нимъ и Карлосомъ, надежда, что король можетъ понять ихъ и осуществить, все это представлялось очевиднымъ вроломствомъ, въ которомъ онъ погршилъ противъ своего друга Карлоса. Но Поза, ‘гражданинъ вселенной’, долженъ былъ такъ поступить и только ему это простительно, а для сердечнаго друга Карлоса это было бы столь же предосудительнымъ, какъ и непонятнымъ. Но ‘то ослпленіе не могло продолжаться дольше нсколькихъ мгновеній. Легко простить первому ослпленію страсти, но если бы Поза упорствовалъ въ своемъ безумьи, онъ быстро опустился бы въ нашихъ глазахъ въ положеніе празднаго мечтателя. А что такое минутное ослпленіе въ немъ все-таки было, видно изъ нсколькихъ мстъ драмы, въ которыхъ Поза то отшучиваясь, то вполн серьезно въ томъ оправдывается. ‘Предположимъ, говоритъ онъ королев, что я пошелъ съ намреніемъ возложить свои надежды на престолъ’.
Королева.
Нтъ, маркизъ,
Я даже въ шутку не желала бъ слышать
Отъ васъ столь недозрлый бредъ. Вдь вы
Не тотъ мечтатель, что, задумавъ дло,
Его къ концу не въ силахъ довести
Маркизъ.
Ну это, на мой взглядъ, еще вопросъ!
Карлосъ самъ достаточно глубоко заглянулъ въ душу своего друга, чтобы признать его ршеніе вытекающимъ изъ его образа мыслей, и то, что онъ говоритъ по этому поводу о Поз, должно было быть само по себ вполн достаточнымъ, чтобы выяснить вн всякаго сомннія точку зрнія автора.’Ты самъ, говоритъ онъ, все еще воображая, что маркизъ приноситъ его въ жертву:
Ты самъ теперь исполнишь то, что должно
Мн было выполнить, но я не смогъ.
Ты подаришь испанцамъ дни златые,
Что ожидали отъ меня напрасно.
Со мной поконченъ счетъ. Ты это понялъ.
Жестокая любовь на вкъ сгубила
Вс прежніе цвты души моей.
Я умеръ для твоихъ великихъ плановъ.
Перстъ Божій или случай привели
Тебя къ Филиппу. Тайну ты открылъ
Мою, онъ твой теперь! Его будь ангелъ,
А мн спасенья больше нтъ.— Быть можетъ
И для Испаніи…
И въ другомъ мст Карлосъ говоритъ графу Лерма, чтобы оправдать кажущееся вроломство его друга:
Онъ очень
Меня любилъ, да очень. Былъ я дорогъ
Ему, какъ дорога душа. О, знаю!
Тому я сотни видлъ доказательствъ.
Но разв для него судьба милльоновъ,
Отчизна не дороже, чмъ одинъ?
Для друга одного обширна слишкомъ
Маркиза грудь, а счастіе Карлоса
Мало для всеобъемлющей любви.
Онъ мной пожертвовалъ для долга!
ПИСЬМО СЕДЬМОЕ.
Поза прекрасно понималъ, сколь многаго лишилъ онъ своего друга Карлоса тмъ, что онъ сдлалъ короля повреннымъ своей завтной мечты и постарался овладть его сердцемъ. Именно потому, что онъ чувствовалъ, что эти завтныя желанья служили настоящими узами его дружбы съ Карлосомъ, онъ зналъ, что порвалъ ихъ въ ту минуту, какъ осквернилъ святость своихъ чувствъ, выдавъ ихъ королю. Не зналъ этого Карлосъ, но Поза вполн отдавалъ себ отчетъ въ томъ, что ихъ мысли и планы на будущее составляютъ священный палладіумъ ихъ дружбы и главную причину того, что Карлосъ владлъ его сердцемъ. Зная все это и предполагая въ душ, что данное соображеніе не осталось чуждымъ и Карлосу, какъ же могъ онъ ршиться сообщить ему, что онъ нарушилъ святость ихъ палладіума? Вдь разсказывать ему то, что произошло у нихъ съ королемъ, значило, по его понятіямъ, то же, что прямо признаться Карлосу, что былъ моментъ, когда онъ для него больше не существовалъ. Если бы предназначеніе Карлоса какъ будущаго преемника престола, если бы его званіе сына короля не играли никакой роли въ ихъ дружб съ Позой, будь послдняя сама по себ и основанной на чисто личной склонности, то чувство дружбы было бы, правда, нсколько оскорблено довріемъ, оказаннымъ Позой королю, но сама дружба не предана, не расторгнута, это случайное обстоятельство не коснулось бы ея по существу. Со стороны маркиза Позы, какъ ‘гражданина вселенной’, было актомъ деликатности, состраданья, что онъ скрылъ отъ будущаго монарха т надежды, которыя онъ возлагалъ на настоящаго короля, но Поза, какъ другъ Карлоса, врядъ ли могъ чмъ большимъ погршить противъ дружбы, какъ именно этой своею сдержанностью.
Конечно, совсмъ иными представляются т основанія, по которымъ Поза старается оправдать и передъ самимъ собою и передъ своимъ другомъ свою сдержанность, единственный источникъ всхъ послдующихъ недоразумній. IV дйствіе, 6 явленіе.
Король доврился сосуду, тайну
Ему святую нын передавъ.
Доврье вызываетъ благодарность.
Къ чему болтливость, если я молчаньемъ
Не причинилъ теб страданій? Даже,
Быть можетъ, пощадилъ? Къ чему — надъ спящимъ
Указывать нависнувшую тучу?
и въ третьемъ явленіи пятаго дйствія:
…. И я, тревогой ложной обольщенный,
Безумьемъ ослпленъ мн одному
Осуществить планъ смлый безъ тебя,
Я скрылъ опасный замыселъ отъ дружбы.
Однако для каждаго, хоть сколько-нибудь знающаго человческое сердце, вполн ясно, что вышеприведенныя основанія (которыя сами по себ далеко недостаточно вски, чтобы оправдать столь важный шагъ) служатъ маркизу только для того, чтобы обмануть самого себя, такъ какъ онъ не ршается признаться въ настоящей причин своего поступка. Еще наглядне выступаетъ истинная картина его душевнаго состоянія въ другомъ мст, изъ котораго видно, что бывали минуты, когда маркизъ спрашивалъ самого себя — не долженъ ли онъ пожертвовать своимъ другомъ? Онъ говоритъ королев:
