Письма М. П. Погодина, С. П. Шевырева и М. Максимовича, Вяземский Петр Андреевич, Год: 1874 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 207 минут(ы)

ПИСЬМА
М. П. Погодина, С. П. Шевырева и М. Максимовича
къ
КНЯЗЮ П. А. ВЯЗЕМСКОМУ
1825—1874
ГОДОВЪ

(ИЗЪ ОСТАФЬЕВСКАГО АРХИВА)

ИЗДАНЫ
СЪ ПРЕДИСЛОВІЕМЪ И ПРИМЧАНІЯМИ
НИКОЛАЯ БАРСУКОВА

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія М. Стасюлевича, Вас. Остр., 5-я линія, д. 28
1901

Письма М. П. Погодина, С. П. Шевырева и М. А. Максимовича къ князю П. А. Вяземскому, сохраненныя въ Остафьевскомъ архив, имютъ живую органическую связь съ письмами H. М. Карамзина и И. И. Дмитріева къ тому же князю Вяземскому, послднія могутъ служить какъ бы пояснительнымъ предисловіемъ къ изданной графомъ С. Д. Шереметевымъ переписк князя П. А. Вяземскаго съ А. И. Тургеневымъ.

Погодинъ былъ лично извстенъ и Карамзину, и Дмитріеву, младшіе же его товарищи Шевыревъ и Максимовичъ были лично извстны только Дмитріеву, а князь Вяземскій былъ звеномъ, соединяющимъ Пушкинское поколніе нашихъ писателей съ тмъ поколніемъ, къ которому принадлежали Карамзинъ и Дмитріевъ.

Погодинъ и его товарищи въ душ своей свято хранили литературныя преданія и родословіе своего авторства вели отъ Ломоносова. По замчанію Погодина, Карамзинъ и Дмитріевъ были современниками Державина, Капниста, Хемницера, Львова, Кострова, а старшіе ихъ современники Херасковъ, Петровъ, Богдановичъ, Фонвизинъ застали Сумарокова, спорившаго съ Ломоносовымъ.

По своимъ убжденіямъ Погодинъ, Шевыревъ и Максимовичъ не принадлежали ни къ западникамъ, ни къ славянофиламъ, а стояли какъ сама Россія, по счастливому выраженію Погодина, между Востокомъ и Западомъ съ большимъ склоненіемъ къ Востоку.

Боле подробныя свднія объ этихъ писателяхъ читатели могутъ найти въ четырнадцати книгахъ Жизни и Трудовъ М. П. Погодина. Здсь же мы ограничимся только сообщеніемъ краткаго біографическаго очерка каждаго изъ нихъ.

Въ 1816 году Погодинъ, будучи еще гимназистомъ, въ первый разъ увидлъ H. М. Карамзина и И. И. Дмитріева въ Оружейной палат, гд А. . Малиновскій показывалъ имъ государственныя сокровища. За симъ Погодину удалось встртиться съ Дмитріевымъ, лтомъ 1819 года, въ сел Знаменскомъ у Трубецкихъ, у которыхъ Погодинъ, будучи уже студентомъ, проводилъ каждое лто въ качеств учителя.

Въ Знаменскомъ съ особенною торжественностію праздновался день рожденія княжны Софіи Ивановны Трубецкой (впослдствіи Всеволожской). У Погодина явилось желаніе ‘посвятить новорожденной какое-нибудь сочиненьице’. Съ этою цлію онъ написалъ Кубареву, чтобы тотъ прислалъ ему мелкія произведенія Юма, гд, вспомнилось ему, есть разсужденіе о любви.

Кубаревъ, исполняя желаніе своего друга, между прочимъ писалъ ему: ‘Посылаю Юма. Въ этой части есть de l’amour et du mariage. Можетъ быть, оно какъ-нибудь годится. И до сихъ поръ не понимаю, для чего теб нужны разсужденія о красот. Ибо въ этомъ случа въ твои лта не совтуются съ другими. Итакъ, милый мой Погодинъ, сохрани тебя Боже! Бремя добродтели легко, очень легко, сказалъ мн на сихъ дняхъ другъ мой Воскресенскій’.

Но разсужденіе Юма оказалось не подходящимъ, и Погодинъ ршился сочинить свое: О нравственныхъ качествахъ прекраснаго пола. Началъ онъ, по наставленію почтеннаго Петра Васильевича Побдоносцева, отъ противнаго, такимъ образомъ: ‘Женщинамъ не дано того… на пол брани… въ палат суда, на народной площади… на ораторской трибун’, словомъ, не дано всего того, что нын ими такъ настоятельно требуется, ‘за то он получили вотъ что…’ то-есть, то, что именно теперь ими отвергается, какъ обыкновенное, пошлое, недостаточное. Когда наступилъ торжественный день рожденія, все семейство было у обдни, по окончаніи которой возвратилось въ залу, гд встртили новорожденную звуки домашней музыки, во время исполненіи симфоніи студентъ Погодинъ подалъ свою тетрадку, перевязанную цвтною ленточкою. Въ этотъ день пріхалъ въ Знаменское самъ И. И. Дмитріевъ, нкогда поклонникъ старой княгини. У Погодина забилось сердце. ‘Ну’, подумалъ онъ, ‘если покажутъ ему мое разсужденіе, и какъ оно покажется ему?’ Этого однако не случилось, но Дмитріеву было сказано, что русскій учитель подалъ княжн свое сочиненіе, и, замчаетъ Погодинъ, ‘величественный старецъ своимъ торжественнымъ голосомъ благоволилъ обратить ко мн слово ободренія’.

Въ сосдств съ Знаменскимъ находится село Остафьево, въ которомъ живалъ, до 1816 года, каждое лто Карамзинъ и писалъ свою Исторію Государства Россійскаго. Прервавъ свою службу въ Варшав въ 1821 году, князь П. А. Вяземскій до 1831 года проживалъ то въ Москв, то въ своемъ Остафьев и всецло посвятилъ себя занятіямъ литературою. Изъ Остафьева князь Вяземскій нердко посщалъ Трубецкихъ въ Знаменскомъ, и здсь, 23 іюня 1822 года, въ день именинъ княжны Аграфены Ивановны Трубецкой (впослдствіи Мансуровой), встртился съ Погодинымъ. Объ этой встрч послдній записалъ въ своемъ Дневник-. ‘Смотрлъ на Вяземскаго и Вяземскую. Опухъ. Не пьетъ ли?’ Вскор посл этой встрчи Погодинъ сблизился съ княземъ Вяземскимъ на поприщ литературы.

Возбужденный примромъ Полярной Звзды, произведшей движеніе въ литератур, Погодинъ, въ 1825 году, ршился издать альманахъ Уранію (Карманная книжка на 1826 годъ для любительницъ и любителей русской словесности). Это предпріятіе приблизило его къ князю Вяземскому, къ которому онъ въ это время обратился съ просьбою написать о немъ Пушкину. Исполняя желаніе Погодина, князь Вяземскій писалъ Пушкину изъ Москвы: ‘Здсь есть Погодинъ университетскій и, повидимому, хорошихъ правилъ: онъ издаетъ альманахъ въ Москв на будущій годъ и проситъ у тебя Христа ради. Дай ему что-нибудь изъ Онгина, или что-нибудь изъ мелочей’. Погодинъ горлъ нетерпніемъ получить отвтъ Пушкина, а потому безпрестанно забгалъ къ князю Вяземскому справляться объ этомъ. У князя Вяземскаго Погодинъ встртился съ Д. В. Давыдовымъ, съ которымъ онъ впервые познакомился въ дом Всеволожскихъ, и остался очень доволенъ тмъ, что Давыдовъ ласково съ нимъ обошелся. Наконецъ, князь Вяземскій получаетъ отвтъ Пушкина, но содержаніе его было таково, что князю Вяземскому неудобно было показывать его Погодину. Пушкинъ, еще тогда незнакомый съ послднимъ, писалъ изъ своего Михайловскаго (3 декабря 1825 года): ‘Ты приказывалъ, моя радость, прислать теб стиховъ для какого-то альманаха (чортъ его побери). Вотъ теб нсколько эпиграммъ. У меня ихъ пропасть, избираю невиннйшія’.

Князь Вяземскій избралъ для Ураніи слдующія стихотворенія Пушкина: Мадригалъ (Нтъ ни въ чемъ вамъ благодати), Движеніе (Движенья нтъ, сказалъ мудрецъ), Совтъ (Поврь: когда и мухъ, и комаровъ), Соловей и Кукушка, Дружба (Что дружба?…).

Не довольствуясь Пушкинымъ, Погодинъ осаждалъ князя Вяземскаго и Жуковскаго. 23 ноября 1825 года онъ написалъ князю письмо, въ которомъ, между прочимъ, просилъ ‘исходатайствовать’ у Жуковскаго о доставленіи ‘чего-нибудь’ въ его Уранію. Отправляя къ Жуковскому подлинное письмо Погодина, князь Вяземскій сдлалъ на немъ слдующую собственноручную приписку: ‘Этотъ Погодинъ университетскій, но со всмъ тмъ умный и порядочный человкъ. Онъ издаетъ московскій альманахъ. Пособи ему чмъ можешь. Сочини кое-что и пришли, если хочешь. Только дай скоре ршительный отвтъ. Этотъ Погодинъ мн сильно рекомендованъ’.

Съ того времени завязались у Погодина съ княземъ Вяземскимъ самыя близкія отношенія. Черезъ тридцать шесть лтъ посл описаннаго князь Вяземскій праздновалъ свой полувковой юбилей, и Погодинъ, будучи на этомъ торжеств ораторомъ, провозгласилъ: ‘Да здравствуетъ заслуженный академикъ, знаменитый писатель, благородный гражданинъ, да здравствуетъ добрый человкъ, князь Петръ Андреевичъ Вяземскій!’

Въ свою очередь, князю Вяземскому, пережившему своихъ друзей, довелось въ 1875 году помянуть Погодина слдующимъ стихотвореніемъ:

…На голосъ родины вс чувства въ немъ звучали,

Онъ родину любилъ и въ мертвыхъ, и въ живыхъ,

Съ любовью проврялъ народныя скрижали,

Не гордо мудрствуя, а вслушиваясь въ нихъ…

Въ вопросахъ дня, въ шуму житейскихъ треволненій,

Горячимъ былъ и онъ участникомъ въ борьб,

Но не заискивалъ чужихъ страстей и мнній,

Онъ ошибаться могъ, но вренъ былъ себ.

Онъ современникъ былъ плеяды лучезарной,

Созвздья свтлаго онъ самъ звздою былъ.

Почтимъ же памятью глубоко-благодарной Почившаго въ семь родныхъ ему могилъ.

II.

Съ именемъ Погодина соединяется неразрывно имя Степана Петровича Шевырева, длившаго съ нимъ труды и житейскія треволненія.

Шевыревъ родился въ Саратов 15 октября 1806 года и по своему рожденію принадлежалъ къ тому русскому коренному дворянству, которое, какъ пишетъ біографъ графа Д. Н. Блудова Ег. П. Ковалевскій, ‘жило изъ рода въ родъ въ провинціи, близко къ народу, знало его, помогало въ бд и нуждахъ не по одному своекорыстному расчету, а по сочувствію къ той сред, въ которой постоянно находилось. Въ этомъ дворянств жила преданность престолу, тсно связанная съ его религіознымъ врованіемъ и любовью къ отечеству. Подобно крпостному сословію, оно оставалось въ сторон отъ политическихъ потрясеній’. Для дополненія характеристики быта, окружавшаго дтство и отрочество знаменитаго профессора Московскаго университета и историка древней русской словесности, приведемъ свидтельство другого писателя, безпристрастно отнесшагося къ отшедшему быту. ‘Страстно желая’, писалъ біографъ И. С. Никитина М. . Де-Пуле, ‘освобожденія крестьянъ, мы относились къ помщичьему быту съ полнйшимъ отрицаніемъ его историческихъ заслугъ. Мы, образованные люди, забывали, что въ помщичьей сред хранились историческія преданія, росла и крпла наша цивилизація’. Образованные, или точне, пишущіе, люди также забывали, что въ этой сред были ‘тысячи истинно-русскихъ женщинъ, образованныхъ, кроткихъ, глубокихъ своимъ жизненнымъ содержаніемъ’, что эти тысячи ‘были разсяны но нашимъ деревнямъ въ эпоху, предшествующую эмансипаціи’.

Отецъ Шевырева Петръ Сергевичъ былъ Саратовскимъ губернскимъ предводителемъ дворянства и пользовался всеобщимъ уваженіемъ за свою ‘справедливость и безкорыстіе’, а мать Шевырева Екатерина Степановна (изъ рода Топорниныхъ) ‘представляла образецъ семейныхъ добродтелей’. Почтенный типъ подобныхъ семей съ каждымъ почти днемъ исчезаетъ съ лица Русскаго царства, и самое воспоминаніе о нихъ уже переходитъ въ область археологіи.

Въ родительскомъ дом были вложены въ Шевырева т начала, которымъ онъ остался вренъ до могилы. Будучи шестилтнимъ мальчикомъ, онъ читалъ Шестопсалміе за домашнею всенощною. Въ родительскомъ же дом онъ перечелъ Сумарокова, Хераскова и повсти Карамзина. Высшее образованіе онъ получилъ въ Московскомъ университетскомъ благородномъ пансіон подъ руководствомъ А. А. Прокоповича-Антонскаго. На четырнадцатомъ году Шевыревъ лишился отца, который скончался въ деревн, когда сынъ пріхалъ изъ пансіона на вакацію. Мать отпустила съ нимъ въ Москву и меньшого брата. Крестьяне, провожая, нанесли имъ, сиротамъ, на дорогу всякой всячины, кто что могъ, и это оставило въ Шевырев навсегда самое отрадное впечатлніе.

Въ 1821 году преподавателемъ географіи въ Московскій университетскій благородный пансіонъ поступилъ Погодинъ. ‘И какъ теперь помню’, писалъ онъ, ‘увидлъ я миловиднаго мальчика, въ темнозеленомъ сюртучк, идущаго съ книгами въ рукахъ, изъ одной двери въ другую, между тмъ какъ я всходилъ по лстниц. Не знаю — почему, онъ обратилъ на себя мое вниманіе. Я спросилъ: Кто это?— Это Шевыревъ, первый ученикъ старшаго класса’.

Но окончаніи курса въ пансіон, въ сентябр 1822 года, Шевыревъ опредлился въ Московскій архивъ государственной коллегіи иностранныхъ длъ. Архивные юноши, отличное товарищество Архива, увковченное Пушкинымъ, предлагали ему благородную сферу постоянныхъ умственныхъ и литературныхъ занятій.

Въ 1829 году княгиня З. А. Волконская предложила Шевыреву хать съ нею въ Италію для воспитанія ея сына. Трехлт- нее пребываніе Шевырева въ Рим образовало въ немъ истиннаго ученаго, и, обогащенный познаніями, въ 1832 году возвратился онъ въ Москву.

Въ московскомъ обществ появленіе Шевырева произвело впечатлніе, и онъ безпрестанно получалъ приглашенія. Погодинъ не отставалъ отъ своего друга. Изъ Дневника его (2 сентября, 19, 23 и 30 октября) узнаемъ: ‘Разъзжалъ съ Шевыревымъ…’ Подъ его ‘эгидою’ Погодинъ проникъ даже къ И. И. Дмитріеву и былъ принятъ послднимъ очень ласково. ‘Бесда шла объ Италіи. Вмст обдали у Чертковыхъ, а вечеръ провели опять у И. И. Дмитріева’. ‘Я радъ’, пишетъ Погодинъ, ‘что примирился съ нимъ предъ смертію’. Надо замтить что Погодину было отказано отъ дома у И. И. Дмитріева за критики Арцыбашева на Исторію Государства Россійскаго, которыя печатались въ Погодинскомъ Московскомъ Встник. Но вскор и самъ Шевыревъ подвергся гнву И. И. Дмитріева. Въ Московскомъ Наблюдател 1885 года Шевыревъ напечаталъ свой переводъ VII-й псни Освобожденнаго Іерусалима съ предисловіемъ. Этотъ переводъ и предисловіе возбудили негодованіе И. И. Дмитріева, и онъ писалъ къ князю П. А. Вяземскому: ‘Профессоръ Шевыревъ и эксъ-студентъ Блинскій давно уже похоронили не только нашу братью стариковъ, но, не прогнвайтесь, и васъ, и Батюшкова, и даже Пушкина. Г. профессоръ объявилъ, что нашъ чопорный (это модное слово) метръ и нашъ чопорный языкъ поэзіи никуда не годится, монотонны (также любимое слово), для образца же выдалъ въ Наблюдател переводъ въ своихъ октавахъ VII-й псни Освобожденнаго Іерусалима… Какъ бы то ни было, но мы отнын, по словамъ его, уже не существуемъ для воспитанниковъ Московскаго университета. Отнын уже начнется въ немъ новый языкъ и новая метода для развода геніальнаго племени. Да поможетъ Фебъ Шевыреву! Однакожъ… тяжело пережить отцовскій языкъ и приниматься опять за азбуку’.

За Шевырева вступился князь Вяземскій и написалъ Дмитріеву: ‘Я совершенно согласенъ съ вами въ отношеніи къ переводу Шевырева… Жаль мн, что Шевыревъ пустился на подобную проказу, потому что въ немъ есть умъ, знаніе, способность, и, держась дороги своей, могъ бы онъ идти хорошо и далеко. Онъ — не поэтъ, а литераторъ въ род Баранта. Критическія статьи его всегда заслуживаютъ вниманія. Но журналистъ онъ тоже неудачный’. Впослдствіи князь Вяземскій очень полюбилъ Шевырева и, не надясь пережить его, желалъ найти въ немъ своего біографа. Желаніе это князь Вяземскій выразилъ даже печатно въ своемъ стихотвореніи, изъ котораго привожу слдующій отрывокъ:

И помню я, паломникъ недостойный,

Святыхъ чудесъ завтныя мста,

Тотъ сводъ небесъ, безоблачный и знойный,

Тотъ вчный Градъ безсмертнаго Креста.

И память эта не умретъ со мною:

Мой біографъ,— быть можетъ: Шевыревъ,

Меня, давно забытаго молвою,

Напомнитъ вновь вниманью земляковъ.

Въ итог дней ничтожныхъ пилигрима

Отмтитъ онъ одинъ великій день,—

Тотъ день, когда со стнъ Ерусалима

И на меня легла святая тнь.

И скажетъ онъ, что средь живаго храма

На Гробъ Господень я главу склонилъ,

Что тихою струею Силоама

Я гршные глаза свои умылъ,

Что въ этотъ край, отчизну всхъ скорбящихъ,

Я страждущей души носилъ печаль,

За упокой въ сырой земл лежащихъ

Внесъ имена на вчную скрижаль,

Что прокаженнымъ, за стнами Града

Сидящимъ одаль, какъ въ Евангельскіе дни,

Мн лепту подавать была отрада,

Чтобъ обо мн молились и они,

Что я любилъ на берегу Кедрона

Іосафатовой долины свжій миръ,

Что съ высоты божественной Сіона

Внималъ я духомъ пснямъ горныхъ лиръ,

Что долго рабъ житейскаго обмана,

Послышалъ разъ я неземной призывъ,

Когда въ водахъ священныхъ Іордана

Омылся я, молитву сотворивъ.

То же желаніе князь Вяземскій выразилъ и въ письм своемъ къ А. Я. Булгакову. 4 февраля 1853 года Шевыревъ писалъ къ послднему: ‘Съ сердечною благодарностью возвращаю вамъ письмо князя Вяземскаго. Оно меня утшило и обвеселило. Въ немъ виденъ тотъ князь Петръ Андреевичъ, котораго мы привыкли любить и уважать. Сдлайте милость, напишите ему, что я никакъ не отказываюсь отъ славы быть его біографомъ, но только желаю написать его біографію при жизни его и подъ его диктантъ, желаю передать въ лиц его вс т славныя воспоминанія въ нашей литератур, которыхъ онъ теперь единственный у насъ хранитель. А для этого необходимо, чтобы онъ переселился къ намъ въ Москву, чтобы мы возобновили при университет Общество любителей русской словесности, и чтобы онъ принялъ званіе нашего предсдателя. Около него собралась бы вся наша лучшая молодежь и стала бы трудиться. Онъ же всегда умлъ возбуждать сочувствіе всхъ поколній’.

III.

Преемникомъ скончавшагося Мерзлякова въ Московскомъ университет Погодинъ желалъ видть Шевырева, того же желали Жуковскій и Пушкинъ, который даже писалъ Плетневу: ‘Куда бы не худо посадить Шевырева на опуствшую каедру Мерзлякова, добраго пьяницы, но ужаснаго невжды. Это была бы побда надъ университетомъ, то-есть, надъ предразсудками и вандализмомъ’.

Побда состоялась, и Шевыревъ, 15 января 1834 года, вступилъ на каедру Московскаго университета. Студенты приняли его съ восторгомъ. Шевыревъ казался для нихъ ‘радостнымъ событіемъ’, но ‘очарованіе продолжалось не долго’. Это скоро послдовавшее разочарованіе студентовъ въ Шевырев, главнымъ образомъ, объясняется тмъ, что Шевыревъ думалъ только о наук и искусств, а для передовой молодежи важне всего была политика. ‘Мы’, говорилъ Погодинъ, ‘обращались преимущественно къ прошедшему, а противники наши къ будущему’. Шевыревъ съ каедры внушалъ уваженіе къ древней нашей словесности, которая, по справедливому его убжденію, была искони сосудомъ вры, тогда какъ противники его утверждали, что древняя словесность можетъ имть только одинъ интересъ — филологическій. Когда историкъ Петра Великаго Н. Г. Устряловъ заявилъ, что древняя наша словесность ограничивалась ‘списываніемъ старинныхъ лтописей, хронографовъ и книгъ душеспасительныхъ’, Шевыревъ на это возразилъ ему: ‘Правда, что душеспасительныя книги составляютъ главное содержаніе древней русской словесности, но если русскій народъ въ древнемъ період своей жизни задалъ себ главною задачею въ произведеніяхъ своего слова указать пути для спасенія души человческой, то неужели такое явленіе въ своемъ народ историкъ новаго періода считаетъ дломъ столь маловажнымъ, что позволяетъ себ такъ небрежно о немъ отзываться? На этихъ книгахъ основано религіозно-нравственное могущество Россіи, безъ котораго ни реформа Петрова, ни вс за нею послдовавшія и ожидаемыя, не имли бы своего правильнаго и прочнаго развитія’. Привтствуя графа Д. Е. Остенъ-Сакена, Шевыревъ сказалъ: ‘Сокрушимы вс силы человческія. На несмтныя полчища можно двинуть другія несмтныя, противъ адскихъ орудій истребленія изобрсти другія боле истребительныя. Но несокрушимы силы русскія будутъ, пока силы небесныя съ нами. Вотъ наше врованіе, а источникъ его въ нашемъ древнемъ Русскомъ благочестіи’.

Мысли нашли полное развитіе въ обширномъ сочиненіи Шевырева: Исторія русской словесности преимущественно древней. Киніи та есть плодъ работы ученой, честной, можно сказать, религіозной. Книга эта есть, по справедливому выраженію И. В. Киревскаго, ‘оживленіе забытаго, возсозданіе разрушеннаго, есть, можно сказать, открытіе новаго міра нашей старой словесности. Изъ-подъ лавы вковыхъ предубжденій открываетъ онъ новое зданіе, богатое царство нашего древняго слова’. Шевыревъ былъ не только проповдникомъ этихъ началъ, но былъ и исповдникомъ ихъ. Не ограничиваясь каедрою, онъ ратовалъ и въ журналистик за древнюю словесность, за нашихъ старыхъ классическихъ учителей, за связь съ преданіемъ какъ въ исторіи, такъ и въ литератур и тмъ навлекъ на себя ненависть всемогущаго тогда Блинскаго, эта ненависть была передана имъ въ наслдство его преемникамъ и наслдникамъ, и они, разсыпавшіеся по нашимъ газетамъ и журналамъ, безъ малйшаго вниманія къ заслугамъ, старались при всякомъ случа задвать и ругать Шевырева. Онъ не слышалъ ни одного добраго слова, и это, конечно, имло вліяніе на студентовъ. А между тмъ кабинетъ Шевырева всегда былъ открытъ для нихъ. Онъ помогалъ имъ совтами, снабжалъ книгами, длалъ денежныя пособія и спасъ нкоторыхъ изъ нихъ отъ тяжкой участи своимъ горячимъ заступничествомъ, но много встртилъ онъ и неблагодарныхъ…’

Для успокоенія своей наступающей старости и чтобы имть мирный пріютъ для своихъ занятій, Шевыревъ купилъ подмосковную, и въ 1854 году писалъ Погодину: ‘А прелестный уголокъ мы купили, для отдыха на старости лтъ. Въ семи верстахъ отъ Пятницы Берендевой, въ семнадцати отъ желзной дороги, въ Елинскомъ узд. Если бы ты захотлъ освжиться и уединиться въ деревн,— милости просимъ. Есть особый флигель, кром дома въ четырнадцать комнатъ. Аллея изъ липъ прелесть,— березы, ели и пр. Рка Нудоль… Принадлежала Денису Давыдову’. По свидтельству Погодина, ‘пребываніе Шевырева въ деревн имло доброе вліяніе на крестьянъ. Онъ пріучалъ ихъ ходить чаще въ церковь, оказывать уваженіе къ духовенству, лчилъ, покоилъ, приглашалъ къ себ обдать священника и его жену, устраивалъ праздники, обращалъ вниманіе на дтей. Крестьяне приходили къ нему за совтами, жили на его харчахъ, и слава о ласковомъ барин разошлась далеко’.

Стеченіе роковыхъ обстоятельствъ омрачило послдніе годы жизни Шевырева. Не смотря на свою болзнь, онъ по цлымъ днямъ сидлъ въ библіотекахъ. Въ ‘смиренной и тсной кель’ у отца ризничаго Синодальной библіотеки, архимандрита Саввы (скончавшагося въ сан архіепископа Тверского и Кашинскаго) переписывалъ онъ поученія Фотія, Григорія Цамблака и другія, въ кельяхъ у архимандрита Чудовской обители, Паисія, трудился надъ Евангеліемъ святителя Алексія, въ кельяхъ архимандрита Іосифова Волоколамскаго монастыря Гедеона работалъ онъ надъ рукописями знаменитой библіотеки. По свидтельству М. П. Погодина, ‘по наружности Шевыревъ какъ будто былъ еще крпокъ, но внутри завелся червь, который подтачивалъ ему жизнь. Тогда онъ ршился ухать въ чужіе края, чтобы пожить нсколько времени на свобод, не слыхать этой противной брани, не видать этихъ противныхъ ему фигуръ’. Погодинъ, провожая его до Серпуховской заставы, смотря на него ‘съ прискорбіемъ, былъ увренъ, что онъ не поправится, и что онъ не увидитъ его боле’. Предчувствіе Погодина оправдалось. ‘Человкъ, дйствующій предъ обществомъ’, писалъ Шевыревъ, ‘обязанъ ему отчетомъ въ своихъ длахъ общественныхъ, а въ душевныхъ скорбяхъ, въ борьб съ судьбою, въ великомъ и трудномъ дл жизни его отчетъ только Богу’.

Разставаясь съ своимъ поприщемъ, Шевыревъ высказалъ свои желанія о будущемъ процвтаніи Россіи въ слдующихъ краснорчивыхъ выраженіяхъ, которыя можно почитать какъ бы его духовнымъ завщаніемъ. Онъ писалъ: ‘Катитесь во вс стороны нашего любезнаго отечества пути желзные, пароходы крылатые, и соединяйте въ одно живое, гибкое и стройное тло вс дремлющіе члены великаго Русскаго исполина! Разрабатывай, Россія, богатства, данныя теб Богомъ въ твоей неисчерпаемой и разнообразной природ, развертывай и высвобождай вс свои личныя силы человческія, для великаго труда надъ нею! Но помни, что неизмримая духовная сила твоя заготовлена еще предками въ древней твоей жизни, врь въ нее, храни ее какъ зницу ока и во всхъ твоихъ новыхъ дйствіяхъ призывай ее на помощь, потому что безъ нея никакая сила твоя не прочна, никакое дло не состоятельно, и полная, всецлая жизнь всего Русскаго народа и каждаго человка отдльно не возможна’.

Проводя свои послдніе предсмертные годы въ Париж, Шевыревъ тосковалъ по Москв. ‘Въ великую субботу (1862) я говорилъ о Филарет’, писалъ онъ Погодину. ‘Лекція удалась. Филаретъ какъ проповдникъ предсталъ во всей своей глубин и сил… Лекціи у меня говорятся спокойно и ясно. Только въ заключеніи о Филарет расчувствовался. Вспомнилъ Москву, воскресную полночь, звонъ колоколовъ — не могъ говорить. Сердце переполнилось. Слезы прекратили рчь… Многіе изъ слушателей были тронуты и плакали…’

Вмст съ тмъ Шевыревъ внимательно слдилъ за реформаторскою дятельностью, кипвшею тогда въ нашемъ отечеств. ‘Не думаю’, писалъ онъ Погодину, ‘чтобы у насъ могла приняться эта судебная комедія, разыгрываемая адвокатомъ власти всегонительной и адвокатомъ краснорчія всеоправдывающаго. Думаю, что русскій человкъ адвокату своей неправды способенъ будетъ публично сказать: ‘Да вдь ты все лгалъ. Я въ самомъ дл убійца’. И что это за власть императорская, которая будетъ только гнать и обвинять? Нтъ, у насъ должно быть что-нибудь другое’.

Шевыревъ скончался въ Париж, 8 мая 1864 года. На панихидахъ по немъ еще пли: Христосъ Воскресе!..

Извстіе о кончин Шевырева было принято у насъ съ возмутительнымъ равнодушіемъ. Краткое упоминаніе въ Дн Аксакова объ его кончин, два-три слова въ Московскихъ Вдомостяхъ объ его заслугахъ, и только. А между тмъ ‘боле нежели въ отношеніи къ кому-либо’, говорилъ почтенный Я. К. Гротъ въ Академіи, ‘изъ сошедшихъ въ могилу дятелей послдняго времени, на насъ лежитъ въ настоящемъ случа забота исполнить святой долгъ справедливости. Въ послдніе годы жизни Шевырева обстоятельства ея приняли особенно неблагопріятный для него оборотъ. Вслдствіе разныхъ прискорбныхъ случайностей вс прежнія заслуги его были забыты — что едва ли послужитъ къ чести нашей эпохи — не раздался ни одинъ голосъ въ защиту человка, оказавшаго существенную пользу наук. Пусть Шевыревъ имлъ свои человческія слабости: смерть уже бросила на нихъ свой примирительный покровъ, и въ глазахъ потомства ничто не должно заслонять его значенія какъ ученаго и писателя’.

IV.

Въ Малороссійской степи на востокъ отъ Золотоноши, въ Згарскомъ хутор Тимковщин, въ дому бабки своей Анны Савичны Тимковской, 3 сентября 1804 года, родился Михаилъ Александровичъ Максимовичъ. Тамъ проживалъ мужъ святой жизни — Иванъ Назарьевичъ Тимковскій, по смерти брата своего воспитавшій и передавшій Москв пятерыхъ племянниковъ своихъ, которые вс были писателями, и два изъ нихъ профессорами. Меньшая сестра ихъ, Гликерія едоровна, была матерью Максимовича. Отецъ его, Александръ Ивановичъ, оставилъ въ 1803 году, по вол отцовской, службу въ Кіев и, женясь, жилъ подъ Переяславомъ, въ хутор Старосель, надъ рчкою Каранью, гд Максимовичъ и пробылъ до трехлтняго возраста. Посл того около году семья жила въ приднпровскомъ сел Прохоровк, Золотоношскаго узда, у дда Ивана Ивановича Максимовича, любившаго суровую, старосвтскую простоту жизни, и въ народ извстнаго подъ именемъ стараго маіора, праддъ служилъ сотникомъ еще Бубновской сотни, а въ 80-хъ годахъ прошлаго вка, по преобразованіи Малороссіи, служилъ по выборамъ, сперва судьею, а потомъ предводителемъ Золотоношскаго дворянства. Въ этомъ званіи находился онъ, въ числ провожавшихъ Екатерину Вторую Днпромъ, отъ Кіева до Кременчуга, въ апрл 1787 года. Посл того, оставаясь въ чин бунчуковаго товарища, доживалъ онъ вкъ свой въ Кіев, гд нкогда жилъ и служилъ его праддъ, родоначальникъ Максимовичей, Максимъ Печерскій, въ конц 1801 года праддъ М. А. Максимовича скончался и былъ погребенъ на гор Щековиц.

Шестилтнимъ мальчикомъ Максимовичъ былъ привезенъ въ Золотоношу, въ Благовщенскій женскій монастырь, на ученіе книжное, и въ тотъ же день черница Варсонофія, сестра генерала Голенка, посадила мальчика съ указкою за грамотку. Обычный курсъ первоначальнаго ученія той поры — грамотка, Часословецъ и Псалтырь,— курсъ, установленный еще св. Кирилломъ, первоучителемъ Славянскимъ, весь былъ пройденъ въ монастыр у той же черницы. Ученіе Максимовичъ продолжалъ въ Новгородъ-Сверской гимназіи. Рано развилась въ душ его любовь къ природ и поэтическое настроеніе. Еще въ гимназіи онъ то и дло бродилъ по садамъ и лсамъ, собирая растенія и мечтая сдлаться московскимъ профессоромъ ботаники.

25 октября 1819 года Максимовичъ съ сердечнымъ трепетомъ увидалъ ‘Блокаменную’ и остановился у дяди своего профессора римской словесности Московскаго университета Романа едоровича Тимковскаго, который былъ первымъ путеводителемъ его по Кремлю. Тимковскій записалъ своего племянника въ студенты словеснаго отдленія и помстилъ въ одинъ изъ кандидатскихъ нумеровъ, окнами на Никитскую. Объ опредленіи своего племянника на казенный счетъ Тимковскій и слышать не хотлъ. Но Максимовичъ не долго имлъ счастіе пользоваться руководствомъ своего знаменитаго дяди, такъ какъ тотъ скончался 15 января 1820 года. У гроба профессора Погодинъ увидалъ ‘маленькаго хохлика’, его племянника, который только-что пріхалъ въ Москву изъ Малороссіи. Этотъ ‘хохликъ’ былъ Максимовичъ, съ которымъ вскор посл того Погодинъ соединился узами тснйшей дружбы. Они вмст восхищались лекціями Мерзлякова, словесникъ однако не покинулъ любезной ему ботаники и усердно исхаживалъ Московскія окрестности, изучая мстную флору, въ август 1821 года онъ перешелъ на физико-математическое отдленіе. Тутъ Максимовичъ сблизился съ профессоромъ ботаники Гофманомъ. ‘Но’, свидтельствуетъ Максимовичъ, ‘звздою сего отдленія въ университет заблестлъ тогда прибывшій изъ-за границы Михаилъ Григорьевичъ Павловъ. Его лекціи о природ, въ дух натуральной философіи, строго логическія и художественно округленныя, питали новою жизнію молодые умы студентовъ’.

Пробывъ два года на физико-математическомъ отдленіи, Максимовичъ удостоенъ былъ, 30 іюня 1823 года, степени кандидата ‘за отличные успхи и примрное поведеніе’. Дипломъ кандидата былъ двойною радостію для студента, потому что осчастливилъ его мать, когда она получила его. Вотъ что писала она тогда къ нему: ‘Благодарю Творца Небеснаго, что Онъ насъ не оставляетъ, и да ниспошлетъ Онъ на тебя благодать Свою на всю твою жизнь!.. Старайся, другъ мой, чтобы я наслдила бабушку твою Тимковскую: ибо я очень помню, какъ бывало она часто плачетъ отъ радости за твоихъ дядей’.

Братъ извстнаго издателя Московскаго Телеграфа Ксенофонтъ Полевой характеризуетъ Максимовича живыми чертами: ‘Онъ былъ оригиналенъ своимъ малороссійскимъ юморомъ и страстью къ ботаник. Когда онъ былъ уже домашнимъ человкомъ у насъ, издатель Московскаго Телеграфа называлъ его не иначе, какъ dominus. Но шутя и балагуря, юноша-dominus сдлался кандидатомъ и потомъ магистромъ естественныхъ наукъ. Онъ былъ страшный лнтяй и всегда казался дремлющимъ, но взамнъ всего онъ обладалъ удивительною смтливостью, умлъ спрашивать, слушать и, такъ сказать, учился изъ разговоровъ. Когда многіе тогдашніе молодые люди читали, изучали нмецкихъ философовъ, онъ не читалъ ихъ, но слушалъ сужденія и объясненія профессора Павлова и всей фаланги его послдователей, съ которыми былъ знакомъ почти со всми. Отличаясь въ обхожденіи малороссійскимъ простодушіемъ, онъ чрезвычайно любилъ знакомиться съ людьми самыми противоположными по всмъ отношеніямъ и, легко сближаясь съ ними, наконецъ, заставлялъ ихъ исполнять свои требованія, даже своя прихоти, и вс, смясь, длали для него, что онъ хотлъ. При всемъ наружномъ простодушіи онъ отличался необыкновенною разсудительностью, умомъ проницательнымъ и тмъ окончательно привязывалъ къ себ’. Не даромъ же И. В. Киревскій говаривалъ о Максимович, что въ немъ есть драгоцнный камушекъ, а перо у него золотое съ брилліантовымъ кончикомъ, извстный . В. Чижовъ писалъ ему: ‘Врьте слову человка, не имющаго нужды ни льстить, ни угождать, врьте, что ваша дятельность для насъ нужна. День-ото-дня боле и боле теряемъ мы изъ немногаго числа тхъ писателей, которые еще по преданію сохранили художественность языка. Вы изъ нихъ на первомъ план, и потому ваше молчаніе вредно. Мы можемъ писать дльно, умно, положимъ — занимательно, но не знаю — чмъ объяснить то, что мы совершенно какъ будто бы потеряли художественное чувство и забыли, что идея, являясь на свтъ, требуетъ тла, проситъ художественнаго слова, какъ своего непремннаго выраженія, а безъ его цлости органической она сама длается неполной. У васъ эта гармонія мысли со словомъ является сама собою’.

Перемнивъ словесное отдленіе въ университет на физико-математическое и медицинское, Максимовичъ не покинулъ словесности, и послужилъ ей прежде всего пснями своей родины, издавши въ 1827 г., на средства С. А. Соболевскаго, Малороссійскія псни. У Максимовича сохранялось письмо о немъ самомъ (3 ноября 1827 года) тогдашняго министра народнаго просвщенія А. С. Шишкова къ Московскому попечителю А. А. Писареву: ‘Кандидатъ Московскаго университета Максимовичъ доставилъ ко мн экземпляръ изданныхъ имъ малороссійскихъ псенъ и вмст съ тмъ увдомилъ, что онъ занимается составленіемъ малороссійскаго словаря. Мн очень пріятно знать, что г. Максимовичъ свободное отъ должности время употребляетъ на труды полезные для россійской словесности. Посему я покорнйше прошу ваше превосходительство поблагодарить его отъ меня за присылку книги и предложить прислать мн на разсмотрніе оконченную часть словаря’.

Встртившись съ Максимовичемъ на обд у С. С. Уварова, Пушкинъ сказалъ послднему: ‘Мы г. Максимовича давно считаемъ нашимъ литераторомъ, онъ подарилъ насъ малороссійскими пснями’.

Въ Москв, за Сухаревою башнею, и донын процвтаетъ университетскій ботаническій садъ. Вспоминая свое прошлое московское житье, Максимовичъ писалъ: ‘Чуть не райскимъ садомъ показался онъ мн въ 1823 году, когда я, посл четырехлтняго студентства, сталъ кандидатомъ физико-математическихъ наукъ и былъ приглашенъ профессоромъ ботаники Гофманомъ провести у него въ саду лтнюю вакацію. Счастливйшее лто въ моей жизни!’

По порученію университета въ лтніе мсяцы 1824 года Максимовичъ обозрвалъ Московскую губернію относительно естественныхъ ея произведеній и преимущественно растеній. Подъ непрерывными дождями, въ продолженіе іюня и іюля, онъ усплъ обозрть только южную половину губерніи и, добравшись до ботаника Адамса, жившаго въ Можайскомъ узд, отложилъ по совту его путешествіе на лто 1825 года. Собранные въ эти два лта растенія и минералы представилъ университету, путевыя записки его помщались въ 1825 году въ Новомъ Магазин, издававшемся отъ университета профессоромъ Двигубскимъ, а Списокъ растеній Московской флоры напечатанъ въ 1826 году.

Въ март 1826 года скончался профессоръ Гофманъ, и Максимовичъ не замедлилъ написать ‘жизнь его’, воспомянувъ тамъ о двухъ прекрасныхъ его дочеряхъ, къ которымъ бывало примнялъ слова Озеровской Мойны:

‘Мы процвтали здсь, какъ дочери Природы’.

На мсто Гофмана начальникомъ Ботаническаго сада былъ назначенъ Максимовичъ. ‘И я’, писалъ онъ, ‘перемстился туда съ высоты университетскаго дома, изъ такъ называемаго ‘кандидатскаго коридора’, который состоялъ въ вдніи профессора Мерзлякова, бывшаго директора педагогическаго института, по смерти моего дяди Романа едоровича Тимковскаго. Тамъ въ саду и было мое мстопребываніе до послдняго дня, въ который оставилъ я Москву для Кіева (до дня преп. Сергія Радонежскаго, 5 іюля 1834 года)’.

Этотъ садъ былъ заведенъ еще при Петр Великомъ въ качеств Аптекарскаго сада, какъ онъ назывался обыкновенно еще во времена Максимовича. Денежный окладъ его, какъ университетскаго ботаническаго сада, былъ очень скудный, а потому являлась печальная необходимость разводить цвты и деревья на продажу для содержанія сада сколько-нибудь соотвтственно его научному значенію и въ опрятности.

‘Можетъ быть, нынче г-нъ министръ пожалуетъ въ садъ, чтобы у васъ все чисто было. Вы поднесете свои книги и каталогъ у входа въ садъ’. Такъ гласитъ рукописаніе тогдашняго попечителя А. А. Писарева, извстнаго въ литератур Калужскими вечерами. До конца своей жизни Максимовичъ сохранялъ подаренную ему Писаревымъ англійскую гравюру, изображающую бюстъ Линнея, внчаемаго Эскулапомъ, Флорою и Церерою.

‘Между тмъ промышленное цвтоводство’, писалъ Максимовичъ, ‘продолжалось чередомъ въ нашемъ саду. По заказу парфюмера Луи Буиса ежегодно насаждалось множество грядъ резеды — и ея благоуханіемъ смнялось весеннее дыханіе сладкопахучаго тополя, переселеннаго къ намъ изъ Горенскаго сада, еще при ‘ботаническомъ Фишер’. Сельцо Горенки, близъ Кускова, принадлежало графу Алексю Кирилловичу Разумовскому и славилось своимъ ботаническимъ садомъ и оранжереями, которыми завдывалъ извстный ботаникъ Фишеръ. Оставшійся посл Фишера садовникъ Финтельманъ, по уничтоженіи тамошняго сада, взялъ на себя насажденіе новаго Петровскаго парка возл Москвы, и для того разводилъ дерева и кустарники въ университетскомъ ботаническомъ саду, взявши въ наемъ всю заднюю его половину. Всячески старался онъ пріобрсть ее въ свою собственность, но Максимовичъ ршительно былъ противъ такой убавки университетскаго сада. Когда же перемстился онъ въ Кіевъ, та половина сада вскор продана была изворотливому Финтельману, и послдній потомъ продалъ ее по участкамъ разнымъ владльцамъ, въ томъ числ и поэту Раичу, меньшому брату Кіевскаго митрополита Филарета.

Изобиліе расхожихъ цвтовъ ставило Максимовича въ пріятную обязанность надлять ими нкоторыхъ знакомцевъ и профессоровъ своихъ, начиная съ многолюбимаго и краснорчиваго наставника своего въ русской словесности, Алекся едоровича Мерзлякова. У Максимовича сохранилась слдующая записка къ нему Мерзлякова о цвтахъ: ‘Къ юному, доброму, русскому Линнею, обращаюсь съ извстною просьбой и посылаю моего человка, которому поручено сокровища милостивой Флоры переселить въ мою колонію, то-есть, въ Сокольники. Вы спрашивали, какихъ надобно цвточковъ?— Отвтъ: какіе можно, я не хозяинъ въ вашемъ добр. Разумется, женщины любятъ что поцвтне, что подушисте, покрасиве. Жен хочется поглядть и полюбоваться въ продолженіе вакаціи, и потому она просила у васъ, напримръ, маргаритокъ, резеды и пр. Что придумаете. Надясь на ваше ко мн благорасположеніе и пріязнь, безпокою васъ такой комиссіей, и увренъ, что вы на меня не разсердитесь. Что длать? Отъ женщинъ не отговоришься. За то общаютъ он вамъ прелестную невсту’.

Каждое лто Максимовичъ навщалъ Мерзлякова въ Сокольникахъ, и однажды, когда послышалось ему издалека несущееся пніе знаменитой псни Мерзлякова: Среди долины ровныя, Максимовичъ вызвался собрать во едино вс его псни и романсы. Между ними нашлась одна еще не обнародованная: Ее липочка кудрявая и Максимовичъ помстилъ ее въ своей первой Денниц.

Каждую весну ‘радовалъ’ Максимовича своимъ посщеніемъ Ботаническаго сада изъ-за его цвтовъ ‘тогдашній старйшина литературный’ Иванъ Ивановичъ Дмитріевъ.

Въ архив Максимовича сохранились слдующія два стихотворенія (1830—1831 г.) Семена Егоровича Раича, обращенныя къ нему также по поводу цвтовъ:

Друже! Время такъ прекрасно —

И Василій нашъ идетъ

Къ вамъ конечно не напрасно,

Онъ цвтовъ намъ принесетъ,

А какихъ, то вамъ извстно,

Боле всего намъ лестно

Маргаритки получить —

Честь имю быть вашъ…

Хотлъ бы васъ просить

Стихами или прозой

Мой садъ обогатить

И тополемъ, и розой,

Лиліей, сирингой,

Хотлъ бы въ садикъ мой

Переманить шеврфли —

А впрочемъ, то-ли, то-ли

Пришлется — все равно.

Въ заключеніе своихъ воспоминаній Максимовичъ писалъ: ‘Незабвенны мн и т знакомцы мои, которые посщали меня въ Ботаническомъ саду для научнаго познанія растительнаго царства. Въ ихъ чел предстоишь ты, многопамятный для Москвы цлитель и другъ мой Іустинъ Евдокимовичъ Дядковскій, потерпвшій тяжкую скорбь и болзнь на исход своей жизни! За нимъ воспоминаются мн и тихонравный профессоръ зоологіи, Алексй Леонтьевичъ Ловецкій,— и смиренный сотрудникъ мой въ изслдованіи московской флоры, архивный юноша Александръ Виламо- вичъ Рихтеръ, и нелюдимый минералогъ и химикъ Алексй Александровичъ Яковлевъ (сродникъ его, бывшій тогда моимъ слушателемъ, Александръ Герценъ, съ удивленіемъ говорилъ, что онъ только къ одному мн и вызжаетъ изъ своего дома, на Тверскомъ бульвар бывшаго). Не мало пріятныхъ писемъ осталось у меня и отъ васъ, временно бывавшихъ въ Москв, неутомимыхъ и ревностныхъ изслдователей русской флоры, въ ея восточныхъ областяхъ — Николай Турчангіновъ и Григорій Карелинъ!.. Могу ли наконецъ не вспомянуть благодарно и тебя, милый товарищъ мой со дней студенства нашего, счастливый подвижникъ и распространитель русскаго естествознанія Григорій Ефимовичъ Щуровскій!..

‘Такъ въ воспоминаніи моемъ, какъ и въ прежней моей многотрудной жизни, совмстно являются естествознаніе и русская словесность, и русская псня,— съ ихъ дятелями и представителями. Гор моей не живется еще безъ пснопнія, какъ бывало и во дни юности моей, въ Ботаническомъ саду Московскомъ…

Что бъ за жизнь была безъ псенъ,

Безъ поэзіи святой!

Міръ просторный былъ бы тсенъ

И печаленъ трудъ земной.

Псня даръ небесъ великій

Намъ на жизненныхъ путяхъ,

Псней — ангельскіе лики

Славятъ Бога въ небесахъ’.

VI.

8 ноября 1833 года, въ день св. Архангела Михаила, издревле принятаго въ гербъ Кіеву, послдовало учрежденіе Университета Си Владиміра. Благодаря содйствію князя П. А. Вяземскаго и В. А. Жуковскаго, Максимовичъ, 4 мая 1834 года, былъ назначенъ ординарнымъ профессоромъ Кіевскаго университета. Туда же съ нимъ собирался было хать и землякъ его Гоголь, который о самомъ себ такъ писалъ Максимовичу, ‘Когда будешь писать Кіевскому попечителю Брадке, намекни ему о мн вотъ какимъ образомъ, что вы бы дескать хорошо сдлали, если бы залучили въ университетъ Гоголя, что ты не знаешь никого, кто бы имлъ такія глубокія историческія свднія, и такъ бы владлъ языкомъ преподаванія’. Но Гоголю не удалось получить профессорства въ Кіев.

5 іюля 1834 года, посл акта въ Московскомъ университет, Максимовичъ выхалъ изъ Москвы и 13 іюля увидлъ Кіевъ. Того же дня былъ уже въ университетскомъ засданіи, и того же дня попечитель Кіевскаго учебнаго округа фонъ-Брадке возложилъ на него исправленіе должности ректора, а 15 іюля того же года происходило открытіе Университета Св. Владиміра.

По переселеніи въ Кіевъ Максимовичъ замолкъ для своихъ московскихъ друзей, и Погодинъ съ упрекомъ ему писалъ: ‘Великолпному ректору Кіевскому. И не стыдно вамъ переписываться только съ Авдотьей Васильевной Сухово-Кобылиной? Не ожидалъ я такого скораго надменія’. На это Максимовичъ отвчалъ Погодину, ‘Ты пристыжаешь меня, что я переписываюсь только съ Авдотьей Васильевной, и что еще странне мн — ты не понимаешь этого, не понимаешь, почему мн прежняя московская жизнь усладительне бесдою съ прекрасною юностью, чмъ съ взрослымъ ребячествомъ и старыми дрязгами… Гд жь сердцемъ отдохнуть могу? Не тамъ ли, гд нтъ и помину про дрянь агитейскую, гд нтъ мста отношеніямъ, шашнямъ службы вашей, вашей опытности, повстью коихъ ты наполнилъ свое письмо’.

Къ Сухово-Кобылиной же Максимовичъ писалъ нкогда:

Ты опять мн засвтилась,

Поднебесная звзда,

И съ тобой опять явилась

Благодатная мечта.

Ты мн съ неба проглянула,

Озарила трудъ земной,

И душа опять дохнула

Лучшей жизни полнотой.

Но зачмъ блестишь такъ смутно,

Вковчная моя?

Иль возвратъ твой былъ минутный,

Иль дрожишь ты за меня?

О, помедли, дай мн свта

Наглядться моего!

Здсь такъ грустно безъ привта

И отвта твоего.

О ректорской дятельности Максимовича мы имемъ не ложное свидтельство одного изъ его преемниковъ, тогда ректора университета Св. Владиміра, а впослдствіи министра финансовъ, Николая Христіановича Бунге, который сказалъ Максимовичу, на юбилейномъ его праздник, слдующее: ‘Мн позвольте привтствовать въ лиц вашемъ перваго ректора нашего университета, участника въ закладк духовныхъ основъ учрежденія, которому вы оставили прекрасный завтъ въ прощальномъ слов вашемъ, при оставленіи университетскаго управленія. ‘Каково бы ни было еще мое служебное поприще’, замтили вы, обращаясь къ своимъ товарищамъ, ‘но я конечно никогда уже не могъ бы сказать себ ничего лучшаго какъ то, что я былъ первымъ ректоромъ университета Св. Владиміра. Самымъ лучшимъ воспоминаніемъ моей гражданской жизни будутъ мн три полугодія, когда я вмст съ вами принималъ столь близкое участіе въ образованіи новаго университета’. Упоминая дале о господствовавшемъ при васъ единодушіи и согласіи, вы сказали: ‘Сему-то единодушію и согласію мы обязаны за успхъ нашихъ первыхъ трудовъ, за эту простоту и легкость, съ которою трудныя дла мы ршали какъ самыя обыкновенныя и ежедневныя… Несомннны наши и будущіе успхи, если въ сословіи нашемъ сохранится то братское согласіе и та общая забота о своемъ долг, которыми отличалось оно досел, если мы вс, стремясь къ пользамъ просвщенія, заботясь о благ, чести и слав университета нашего, будемъ дорожить добрымъ именемъ каждаго нашего товарища’. Затмъ вы указали на т начала, которымъ вы слдовали въ вашей дятельности: ‘Я думаю,— сказали вы — что все личное, частное, особенное, не теряя своей самобытности, должно согласоваться съ общимъ закономъ необходимости, и въ оправданіе моего управленія скажу, что я старался соблюдать пользу и достоинство нашего университета, руководиться искренностію и прямотою мннія, и вмст желаніемъ, чтобы вс предпріятія и ршенія совта были исполняемы на самомъ дл. Такъ ли я дйствовалъ, о томъ вы лучшіе судіи мои… Дай Богъ, чтобы и всмъ будущимъ преемникамъ моимъ было такъ хорошо служить, какъ было мн съ вами’. Вотъ начала, которыя освщали путь всей вашей многотрудной жизни, вотъ почему вс, которые близки къ вамъ, могутъ сказать, хорошо было служить, но хорошо и жить съ вами. Дай Богъ, чтобы нкогда сказанное вами слово было всегда живою силою въ нашемъ обществ и въ нашемъ университет, и чтобы каждый изъ насъ могъ взглянуть на свое прошлое съ такою же чистою совстію, какъ вы, съ такимъ же сознаніемъ исполненнаго долга.

За здоровье перваго ректора нашего университета и за торжество началъ, которымъ онъ слдовалъ въ своей жизни!’

VII.

Въ Москв главнымъ дломъ Максимовича было естествознаніе, которому неотлучною спутницею и врною помощницею была философія, а въ Кіев онъ преданъ былъ словесности, развивавшейся у него подъ господствомъ исторіи. Вступительною лекціею его въ университет св. Владиміра была лекція О значеніи и происхожденіи человческаго слова. Познакомившись съ этою лекціей, знаменитый ректоръ Кіевской духовной академіи Иннокентій писалъ Максимовичу: ‘Самъ св. Владиміръ не усумнился бы одобрить къ изданію ее въ свтъ. Съ розою и лиліею, какъ ни жаль, а едва ли не нужно разстаться’. Эта лекція ‘отмнно понравилась’ и самому Московскому митрополиту Филарету. Узнавъ объ этомъ, Максимовичъ замтилъ: ‘Боле этого мн и желать уже было нечего для той лекціи ‘.

Въ Кіев же Максимовичъ трудился надъ Исторіею древней русской словесности, и когда осенью 1838 года онъ послалъ къ Иннокентію первый корректурный листъ ея, съ надписаніемъ: Благослови, владыко! Тотъ возвратилъ съ своей надписью: Богъ благословитъ. Этою книгою очень заинтересовался, находившійся въ то время въ Мюнхен, С. П. Шевыревъ и (17 октября 1839 года) писалъ Погодину: ‘Любопытно мн прочесть книгу Максимовича, я многаго жду отъ него, особенно въ этомъ період. Онъ на мст изучаетъ дло. Но я не думаю, чтобы мы сошлись во взгляд’.

Замчательно, что первою жертвою наступательнаго движенія западниковъ противъ древней русской словесности былъ историкъ ея М. А. Максимовичъ, но не взирая на сіе, Максимовичъ продолжалъ терпливо трудиться на священной нив русскихъ древностей во святомъ град Кіев. Другая книга его, посвященная памяти Ломоносова: Откуда идетъ Русская (Кіевская) земля? была предисловіемъ къ послдующимъ трудамъ его надъ стариною кіевскою и галицкою, въ которые вдался онъ, сходя съ поприща профессорскаго. Для того собственно и предпринялъ Максимовичъ, въ 1840 году, изданіе Кіевлянина.

По выход въ свтъ первой книги Кіевлянина Максимовичъ счелъ обязанностью представить ее Кіевскому генералъ-губернатору Дмитрію Гавриловичу Бибикову который въ то время находился въ Петербург и оттуда, 4 апрля 1840 года, писалъ Максимовичу: ‘Изъявляю вамъ искреннюю мою благодарность за присланный вами экземпляръ Кіевлянина. Читая его, мн пріятно было видть, что нашъ Кіевъ, столь богатый своею древнею славою, наконецъ выступаетъ мало-по-малу и на поприще литературной дятельности. Кіевъ — для ума и сердца русскаго — есть предметъ достойный изученія, и отъ кого же боле, какъ не отъ васъ современная любознательность должна требовать любопытныхъ результатовъ вашей наблюдательности. Прямой, священный долгъ кіевскихъ ученыхъ есть изученіе кіевской старины, пока она жива еще въ драгоцнныхъ памятникахъ. Отъ всей души желаю вамъ совершеннаго успха на семъ полезномъ поприщ. Что же касается до стихотворенія Хомякова Кіевъ, то пришлите оное ко мн, я употреблю все стараніе, чтобы оно могло украшать собою книжку Кіевлянина. Душевное мое уваженіе вашей сестриц’.

VIII.

Покончивъ съ Кіевляниномъ и получивъ увольненіе отъ службы, Максимовичъ не замедлилъ оставить Кіевъ. 28 апрля 1841 года онъ простился въ Михайловскомъ Златоверхомъ монастыр съ преосвященнымъ Иннокентіемъ. Святитель подарилъ на память своему другу прекрасный эстампъ Спасителя Леонардо да Винчи, предъ которымъ владыка написалъ вс лучшія свои творенія: Седмицы и Послдніе дни земной жизни Спасителя.

Передъ отъздомъ изъ Кіева Максимовичъ писалъ Погодину: ‘Дня черезъ два прощаюсь съ Кіевомъ и поплыву на дуб широкимъ раздольемъ Днпра на свою Гору. Богоспасаемому граду желаю новаго благословенія Божія, а теб здоровья и успха въ твоихъ предпріятіяхъ. Зачмъ и ты это хвораешь? Негодится! Москва и москвичи помоложе кіевлянъ’.

Имніе Максимовича, Михайлова Гора, въ которомъ навсегда поселился онъ, находится на лвомъ берегу Днпра въ Золотонош- скомъ узд Полтавской губерніи, верстахъ въ ста-шестидесяти отъ Кіева по Днпру. Мстность Михайловой Горы необыкновенно живописна. Ботъ какъ описываетъ ее самъ владлецъ: ‘Прямо противъ того мста, гд рка Рось поворачиваетъ къ Днпру, на нашей сторон его, надъ селомъ Прохоровкою, выдалась моя Михайлова Гора, съ которой такъ далеко видно во вс стороны. Сколько разнообразныхъ картинъ сливается здсь въ одну полную, живую панораму, и какъ хорошо отсюда поглядть на просторъ и красоту Божьяго міра! Цлую половину кругозора моего обнялъ собою Днпръ, сверкая мн на шестидесяти верстахъ своего теченія. Прекрасенъ Днпръ и въ сіяніи дневномъ, когда на его свтлыхъ водахъ заблются полные паруса, ныряя въ зелени прибрежныхъ деревъ, и въ сумрак ночномъ, когда на его стемнвшихъ берегахъ засвтятся огни и мимо ихъ проходятъ огни на плывущихъ плотахъ. Прекрасенъ видъ Заднпровья, съ широкими ‘раздолами его темныхъ, лсистыхъ луговъ, разлегшихся на полдень отъ Роси, подъ синющимися полосами горъ Корсунскихъ и Мбшенскихъ, съ его величавою, нарядною возвышенностью Ро- денскою, блющею въ конц своемъ городомъ Каневымъ, и съ выходящею изъ-за Канева отраслію Терехтемировскихъ горъ. Но еще ненаглядне для меня видъ побережья, на которомъ, какъ на разостланномъ ковр, безпечно раскинулись наши села. Тамъ улеглась бездна зелени, въ лугахъ и лсахъ, сплетаясь безчисленными очерками и оттнками въ одну ткань съ струями и зыбями блдножелтыхъ песковъ, поднимающихся холмами на сверъ. А на востокъ отъ меня потянулась привольная степь, съ- разсянными на ней лсками, садиками и хуторами и этими таинственными могилами, безъ которыхъ и степь — не степь въ Малороссіи’. Вотъ на этой-то Гор поселился нашъ испытатель природы, словесникъ и историкъ, и въ литератур нашей, какъ село Остафьево и его архивъ сдлались неразрывными съ именемъ князя П. А. Вяземскаго, какъ, впослдствіи село Татево — связалось съ именемъ С. А. Рачипскаго, Ясная Поляна — съ именемъ графа Л. Н. Толстаго, такъ и Михайлова Гора стала неразрывно связанною съ именемъ Максимовича. Князь П. А. Вяземскій писалъ С. И. Пономареву: ‘Если бы я чего могъ желать въ моей жизни, то пожить на Михайловой Гор’, а владлецъ ея писалъ:

Я къ Гор моей прикованъ

Словно цпію стальной,

И тоска-печаль какъ воронъ

Сердцевин клюетъ порой,

Но и здсь еще мелькаетъ

Милый призракъ лучшихъ дней,

И мн радость навваетъ

Сладкопвецъ соловей.

IX.

На своей Михайловой Гор Максимовичъ зажилъ совершеннымъ отшельникомъ. ‘Сердечно я радъ’, писалъ ему князь П. А. Вяземскій, ‘что намъ удалось съ вами перекликнуться, намъ — старымъ часовымъ въ своихъ сторожкахъ. Скажите, ради Бога, какъ это сдлалось, что перерой весь адресъ-календарь, а имени вашего не сыщешь! Неужели вы нигд не числитесь, ни къ чему не прикрплены и проч., и проч? Да вы, стало-быть, единственное исключеніе, паріа въ нашей разграфированной, департаментальной, комитетской, прикомандированной и такъ дале, мундирной Россіи Это чего-нибудь да стоитъ’.

На это Максимовичъ отвчалъ: ‘Давно выбывшій изъ Россійскаго календаря (легко сказать — съ 1841 года!), давно отптый въ Біографическомъ Словар профессоровъ Московскаго Университета (второй томъ его начинается моимъ именемъ),— я все еще тяну мое тягло русскимъ музамъ и въ особенности Мнемозин Кіевской,— хотя эта старая вдьма и не примчаетъ меня, закабалившаго себя ей съ 1837 года, и благопріятствуетъ боле любимцамъ другой кіевской вдьмы, слпой Фортуны, любящимъ загребать жаръ чужими руками, и пожинать то, чего не сяли, тамъ, гд не пахали…’

За все свое тридцатидвухлтнее пребываніе на Михайловой Гор Максимовичъ только три раза постилъ Москву. Осенью 1849 года на своей тройк гндыхъ онъ предпринялъ путешествіе съ Михайловой Горы въ Москву. Свиданіе съ старыми друзьями и въ особенности пребываніе Гоголя въ Москв были главными побужденіями для предпріятія этого путешествія. Въ Москв Максимовичъ, какъ говорится, катался какъ сыръ въ масл. Особенно его холили и нжили въ дом Аксаковыхъ. По свидтельству современниковъ, въ обществ Гоголь держалъ себя въ сторон отъ всхъ. Если къ нему подсаживались, онъ начиналъ дремать, или глядть въ другую комнату, или просто-за-просто вставалъ и уходилъ, но если въ числ приглашенныхъ вмст съ нимъ оказывался Максимовичъ, то какимъ-то таинственнымъ магнитомъ тянуло ихъ тотчасъ другъ къ другу: они усаживались въ уголъ и говорили нердко между собою цлый вечеръ горячо и одушевленно, какъ Гоголь ни разу не говорилъ съ кмъ-нибудь изъ великоруссовъ.

Въ ма 1850 года обоихъ друзей потянуло на родину, въ Малороссію, куда они вмст и отправились на долгихъ. Предъ отъздомъ изъ Москвы Максимовичу удалось повидаться съ преосвященнымъ Иннокентіемъ. Объ этомъ свиданіи Максимовичъ вспоминалъ въ позднйшемъ письм своемъ къ Погодину. ‘Мн памятно еще одно 15 мая, надъ Москвой-ркой, когда мы съ тобою, помнишь, въ 1850 году, поспшали въ Симоновъ. Въ тотъ день былъ у Мельхиседека обдъ силенъ, ради дорогого гостя его, возвращавшагося изъ Петербурга въ Одессу. И какъ доволенъ былъ тогда Иннокентій, что наконецъ вырвался изъ Петербурга! Тогда, между прочимъ, онъ сказалъ намъ наедин: novus ordo зачинается въ мір,— и это было послднее изреченіе, слышанное мною изъ устъ его.. Я видлъ его тогда въ послдній разъ’.

Второе посщеніе Максимовичемъ Москвы состоялось въ конц 1857 годя. Въ апрл сего года редакторъ Русской Ресды т. п. Филипповъ переселился въ Петербургъ, и мсто его занялъ II. И. Бартеневъ, съ которымъ Кошелевъ познакомился у Хомякова. Въ ноябр того же года Бартеневъ отправился путешествовать по западу, и его мсто съ 1-го декабря 1857 года занялъ Максимовичъ. Но труды его по редакціи Русской Бесды продолжались не долго.

Во время пребыванія своего въ Москв Максимовичъ принялъ живйшее участіе въ обновленіи заглохшаго съ тридцатыхъ годовъ Общества любителей россійской словесности… На первое засданіе Общества, 27 мая 1858 года, собралось только шесть членовъ: С. А. Масловъ, М. П. Погодинъ, А. М. Кубаревъ, М. А. Максимовичъ и А. . Вельтманъ. Члены избрали предсдателемъ Общества Хомякова, а секретаремъ — Максимовича. Члены Общества совершенно справедливо говорили и писали Максимовичу: ‘Вы воздвигли изъ гроба новаго Лазаря’. Секретарство его продолжалось до 6 мая 1859 года. Въ Москв же Максимовичъ занимался редакціею сочиненій своего друга И. В. Киревскаго.

Весною 1859 года Максимовичъ возвратился на свою Михайлову Гору.

Въ послдній разъ онъ постилъ Москву, а также и Петербургъ, за годъ до своей кончины, весною 1872 года. Въ Петербург онъ былъ утшенъ свиданіемъ съ княземъ П. А. Вяземскимъ, а также и тмъ, что удалось застать еще въ живыхъ своего престарлаго дядю тайнаго совтника Егора едоровича Тимковскаго, извстнаго въ нашей литератур Путешествіемъ въ Китай чрезъ Монголію въ 1820 и 1821 годахъ, предисловіе къ которому начинается словами: ‘Судьба украсила мою жизнь событіемъ рдкимъ, незабвеннымъ: я видлъ Китай’.

Въ 1871 году, въ С.-Петербург, я сдлалъ второе изданіе Писемъ о Кіев и Воспоминанія о Тавридгъ Михаила Максимовича. Книжка эта начинается стихотвореніемъ Максимовича, посвященномъ Старому Товарищу (Погодину), въ этомъ стихотвореніи остановилъ мое вниманіе стихъ:

Воспоминаніемъ богатый

О мір я забылъ…

и далъ мн поводъ просить М. А. Максимовича писать свои драгоцнныя Воспоминанія, въ отвтъ на мою просьбу Максимовичъ, 11 іюня 1870 года, съ своей Михайловой Горы, писалъ мн: ‘Не побуждайте меня писать Воспоминаній, на которыя не разъ вызывалъ уже меня Погодинъ, благодареніе Богу, уже выздоровливающій. Моя жена видла, что я плакалъ, пишучи мое воспоминаніе о Надеждин, а также и воспоминаніе объ Иннокентіи… За что волновать свою душу прошедшимъ, когда и настоящая, повседневная жизнь не даетъ ей покоя?..’

10 ноября 1873 г., на своей Михайловой Гор, Максимовичъ воспріялъ христіанскую кончину живота своего непостыдную, мирную, съ упованіемъ дать добрый отвтъ на страшномъ судищ Христов.

Погодинъ пережилъ своихъ младшихъ товарищей и друзей Шевырева и Максимовича, и по поводу кончины послдяго писалъ: ‘Я хороню какъ будто собственную жизнь свою по частямъ, совершая тризну по своимъ друзьямъ, товарищамъ, сверстникамъ, которые одинъ за другимъ сходятъ въ могилу. Съ Максимовичемъ мы были,— легко сказать,— лтъ пятьдесятъ, почти съ студентской скамьи, въ близкихъ, дружескихъ отношеніяхъ, имли общихъ знакомыхъ, сходились въ однихъ и тхъ же домахъ. Князь Вяземскій, Иннокентій, Пушкинъ, Языковъ, Гоголь, Аксаковъ, Елагины, Сухово-Кобылины, Киревскіе,— сколько любезныхъ образовъ поднимается изъ глубины прошедшаго и наводятъ грусть.

‘Въ послдніе годы Максимовичъ былъ особенно расположенъ ко мн и выражалъ въ письмахъ своихъ сочувствіе очень трогательно, а я, виноватъ, увлекаемый своими работами, оставался по долгу безъ отзыва. Услышавъ объ его болзни, я собирался навстить его на знакомой Михайловой Гор и хотлъ спросить его о кратчайшей линіи къ ней отъ какой-нибудь желзной дороги, писалъ къ доброму Кіевскому попечителю, какъ бы перевезти больного въ Кіевъ, какъ вдругъ получаю горестное извстіе.

‘Посл литургіи и отпванія въ церкви села Прохоровки совершено погребеніе на Михайловой Гор, недалеко отъ флигеля, который былъ ученымъ кабинетомъ покойнаго. Отъ церкви до могилы дорога была усыпана зеленью сосновыхъ втвей и покрыта народомъ, образованными и простыми, потому что наврное сказать могу — въ окрестности каждый, даже самый скромный простолюдинъ, лично испыталъ при какомъ-либо случа ангельскую доброту души покойнаго. Онъ скончался тихо и мирно, смертію святого человка. Да, онъ былъ человкъ незлобивый, благодушный. Терпть приходилось ему много, но онъ переносилъ все съ терпніемъ.

‘Прочитавъ въ газетахъ, что Максимовича погребли въ саду, я писалъ къ другу покойнаго протоіерею св. Софіи Кіевской Петру Гавриловичу Лебединцову: ‘Растолкуйте мн, что это значитъ?

Вдь Максимовичъ отъ колыбели до могилы былъ православноврующій христіанинъ. Разв въ этомъ саду есть церковь: тогда дло другое’. О. Лебединцевъ, успокоивая мое сомнніе, описалъ мн и послднія минуты Максимовича: ‘Онъ былъ и умеръ православно-врующимъ христіаниномъ. Предъ смертью, за нсколько дней, исповдывался и причастился св. Таинъ, потомъ постоянно молился и плакалъ, чувствуя, наконецъ, приближеніе смерти, надлъ на себя материнскую свою рубаху, веллъ зажечь страстную свчу и посадить себя въ кресло, простился съ домашними и, сидя такъ, тихо скончался, во второмъ часу дня. Мсто для своего вчнаго успокоенія онъ избралъ самъ на своей Михайловой Гор, въ саду, въ виду словутнаго Днпра. Еще въ начал сентября, самъ распорядился приготовить въ выкопанной могил кирпичный склепъ и въ склепъ вставить дубовый срубъ, а также по его распоряженію, изготовленъ былъ въ это время и гробъ, за день до кончины, веллъ открыть склепъ, чтобы его осушить отъ сырости. Отпваніе усопшаго происходило въ церкви села Прохоровки, соборомъ мстныхъ священниковъ, при большомъ стеченіи народа. Погребенію въ саду не удивляйтесь, въ Малороссіи по хуторамъ это обычно, а до конца XVIII вка, когда не было нигд общихъ кладбищъ, было общимъ похоронятъ своихъ усопшихъ въ саду церковной ограды, или въ собственномъ саду, по примру тому, какъ Іисусъ Христосъ погребенъ былъ въ саду Іосифа Аримаейскаго’.

Николай Барсуковъ.

20 іюля 1899 г., С.-Петербургъ.

I. ПИСЬМА
M. П. Погодина къ князю П. А. Вяземскому.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Приношу вамъ искреннюю и усердную мою благодарность за доставленные стихи,— отъ себя и отъ будущихъ читателей. Между тмъ ваша благосклонность длаетъ меня дерзкимъ, и я обращаюсь къ вамъ съ новыми, покорными просьбами.

А. . Мерзляковъ давно уже писалъ къ В. А. Жуковскому о доставленіи чего-нибудь въ мой альманахъ, но до сихъ поръ нтъ отвта. Нельзя ли вамъ напомнить объ этомъ и исходатайствовать по крайней мр позволеніе напечатать прилагаемый его отрывокъ, попавшійся мн случайно въ одномъ альбом, вмст съ отвтомъ, или безъ онаго, какъ вы разсудите.

Наконецъ въ ожиданіи отвта отъ Пушкина, не позволите ли вы сами напечатать хотя двадцать стиховъ, вами назначенныхъ, изъ второй главы Онгина? ¹).

Повторивъ предъ вами изъявленіе моей благодарности, которой такъ хочется повторяться, имю честь быть съ искреннимъ почтеніемъ вашъ покорнйшій слуга М. Погодинъ.

1825, ноября 23. Москва.

На этомъ письм рукою князя П. А. Вяземскаго приписано: Этотъ Погодинъ университетскій, но со всмъ тмъ умный и порядочный человкъ. Онъ издаетъ Московскій Альманахъ. Пособи ему чмъ можешь. Въ твоемъ отрывк много хорошаго, но много и ракетнаго огня въ твоихъ фонаряхъ, а въ конц смшеніе Бога и уличныхъ фонарей длаетъ какую-то странную иллюминацію. Сочини кое-что и пришли, если хочешь. Только дай скоре ршительный отвтъ. Этотъ Погодинъ мн сильно рекомендованъ. У меня въ бумагахъ находятся твои стихи очень порядочные и такъ начинающіеся:

‘Вотъ вамъ стихи и съ ними мой портретъ…’, писанные въ 1812-мъ г. Не ихъ ли отдать? Или отдай стихи къ портрету Гете. Только дай что-нибудь, чтобы отдлаться учтиво. Получилъ ли ты мою коляску? Тургеневъ пишетъ мн, чтобы я потребовалъ отъ Карамзиныхъ письма его, а они, кажется, у тебя хранятся. Пришли мн парижскія. Обнимаю.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Пользуюсь случаемъ, чтобъ написать вамъ два слова: въ Journ. des Dbats, сказывали мн, есть статейка о смерти Пушкина неврная — слдовало бы опровергнуть ее, то-есть, послать туда врное описаніе.

Прошу васъ покорнйше увдомить меня, когда располагаете вы выдавать книжки Современника, сроки,— чтобъ я могъ распорядиться присылкою.

Объявленіе о продолженіи журнала надо бы прозвонить погромче во всхъ журналахъ и газетахъ. Это необходимо для нашей публики ²). Съ совершеннымъ почтеніемъ пребыть честь имю М. Погодинъ.

P. S. Я думаю писать похвальное слово Карамзину, которое можетъ быть произнесено въ Университет или Академіи. Прошу вашихъ совтовъ и указаній. Передайте это, сдлайте одолженіе, и Василію Андреевичу. Разумется, мой главный предметъ — исторія, но кром исторіи сколько еще заслугъ его! ³),

Нашлись ли псни о Стеньк Разин, свадебныя псни? Пропуски въ печатныхъ стихотвореніяхъ будутъ ли сохранены, если нкоторые и не напечатаются {Рчь идетъ о посмертныхъ бумагахъ Пушкина. Н. Б.}.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Увренный въ вашемъ добромъ расположеніи рекомендую вамъ своего стараго товарища надворнаго совтника Гусева, который желаетъ вступить въ вашъ департаментъ. Окажите ему ваше покровительство, и я надюсь, что онъ вполн оправдаетъ оное своею ревностію къ служб и знаніемъ дла ⁴).

Порученія о Современник я исполняю, о чемъ и пишу къ Краевскому и Любимову, а отъ васъ не имю никакого извстія на мои вопросы. Христа ради, чтобъ все Пушкина, важное и неважное, было цло. На васъ лежитъ святая обязанность. Что будетъ съ его выписками о Петр? Почему ихъ не напечатать, какъ он есть. И вс его мелочи, начатки, отрывки, прозаическія и стихотворенія, съ Nachlass, какъ то издается у нмцевъ. Вы меня извините, что я пишу о томъ, что вы вдесятеро лучше знаете и сами желаете, врно, но какъ-то не удержишься.

Какой бюстъ у насъ вылпленъ. Какъ живой! Подъ надзоромъ Нащокина длалъ Витали. Съ совершеннымъ почтеніемъ пребыть честь имю вашимъ покорнйшимъ слугою. М. Погодинъ.

29 апрля 1837.

А ваша ‘Старина!’ ⁵). Мн очень жаль, что я узналъ объ ней поздно! И безъ приглашенія я радъ бы былъ принесть ей свою лепту!

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Я собрался издавать журналъ. Смю считать свое предпріятіе общимъ и въ этомъ смысл просить вашего участія: Москвитянинъ долженъ быть счастливе Московскаго Встника, которому его недоставало отчасти и по моей вин. Вы одолжите меня много, если пришлете что-нибудь къ первой книг, которая уже печатается и должна выйти 1 января.

Надюсь зимою быть въ Петербург и тогда уже прибгну къ вамъ съ подробнйшими просьбами. Не пришлетъ ли чего-нибудь и Василій Андреевичъ, который въ 1838 году и затялъ этотъ журналъ ⁶). Съ совершеннымъ почтеніемъ пребыть честь имю, милостивый государь, вашего сіятельства покорнйшимъ слугою. М. Погодинъ.

14 ноября 1840.

Мое похвальное слово Карамзину все еще не кончено. Поврите ли, что я разъ пять въ годъ принимаюсь за него, и всякій разъ страхъ отшибаетъ меня. Не могу справиться. Всякое слово переворачиваю… Мудрено! Велика отвтственность!

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Честь имю представить вамъ молодого Москвитянина. Онъ запоздалъ не по нашей вин. За то выйдетъ (8-я) огромный. Благодарю усердно за ваше доброе расположеніе къ нему и участіе. Подчеркнутыхъ стиховъ цензоръ не пропускаетъ: ‘великъ Богъ, великъ и ямщикъ — нельзя поставить рядомъ’. Макъ-Адама проситъ уничтожить. Буду ожидать съ нетерпніемъ вашихъ поправокъ къ No 2, который уже изготовленъ ⁹). Тамъ же будутъ помщены стихи графини Ростопчиной {Графиня Евдокія Петровна. Н. Б.}. Мое здоровье совершенно слабетъ, и къ іюню я долженъ хать непремнно въ Грефенбергъ. Съ совершеннымъ почтеніемъ пребыть честь имю вашимъ покорнйшимъ слугою. М. Погодинъ.

Янв. 4 (1842).

Милостивый государь Петръ Андреевичъ!

Не знаю, какъ и благодарить васъ за доставленіе антикритики графа Бутурлина. Я очень, очень радъ помстить ее у себя въ Москвитянин, въ доказательство своего безпристрастія. Признаюсь, я не ожидалъ ее въ такомъ тон, за мое стараніе найти и сказать что-нибудь хорошее объ исторіи смутнаго времени. Я имлъ право не ожидать по крайней мр насмшекъ. Прошу васъ прочесть мою статью и быть судьею. Разумется, какъ хозяинъ у себя въ дом, я постараюсь избгнуть ихъ и даже уступаю выгоды журналиста, то-есть, спрашиваю напередъ позволенія у графа Бутурлина, какъ ему угодно видть отвтъ — подъ каждымъ пунктомъ, или посл всей статьи. Въ первомъ случа мн выгодне раздлять вниманіе читателя и не давать ему усиливаться, но я ршительно отказываюсь отъ этой выгоды, если автору это не угодно ⁷).

Что вы скажете намъ о первомъ нумер?

А я долженъ вамъ сказать, что ршаюсь прекратить журналъ (ожидаю еще нкоторыхъ свдній и объясненій). Меня измучили здсь, и измучили мелкимъ еще дождемъ московскимъ — что же если отъ васъ изъ Питера прольется ливень, которымъ стращаютъ меня! А больно подумать, если въ пустын останутся какіе вопіющіе. Совстно предъ нашими отцами ⁸). Примите изъявленіе искренняго моего почтенія и живйшей благодарности. Преданный М. Погодинъ.

19 янв. (1842).

Графъ Бутурлинъ ставитъ меня на самую скользкую тропинку — говорить о крестьянахъ и царевич Димитрі! Того и гляди что оступишься. Потому я и въ первой рецензіи могъ говорить только слегка, вопросами, мимоходомъ и пр.

Жду не дождусь ‘Проселковъ’, милостивый государь князь Петръ Андреевичъ! Ими начинается 2 No, теперь уже 21 число, и ихъ еще нтъ! Шевыревъ въ такомъ крайнемъ случа предлагаетъ замнить великъ словомъ удалъ (ужь нечего сказать и нашъ ямщикъ), но я не смю еще ршиться.

Увренный въ вашемъ добромъ расположеніи со временъ Ураніи, я ршаюсь прибгнуть къ вамъ съ новою просьбою: въ здшней московской таможн есть вакансія члена, на которую желалъ бы поступить мой братъ (Григорій Погодинъ), служившій назадъ лтъ 12 въ Петербург, въ департамент вншней торговли, а теперь помощникомъ экспедитора въ вдомств Воспитательнаго дома. Сдлайте милость, помогите, если возможно.

Пришлите хоть одно слово ободренія о 1-мъ нумер. Охъ — тяжело, тяжело, и мы изнемогаемъ, ожидая со страхомъ петербургскихъ приговоровъ. Будьте уврены въ искреннемъ моемъ почтеніи и всегдашней благодарности. М. Погодинъ.

21 янв. 1842.

А мы какъ было взгоревались, милостивый государь князь Петръ Андреевичъ, услышавъ, что вы сильно нездоровы! Слава Богу! Теперь узналъ, что болзнь прошла! Здравствуйте и здравствуйте!

Прошу васъ покорнйше доставить прилагаемое стихотвореніе графин Ростопчиной. Это чешскій переводъ въ ‘Мести’. Мн должно бы давно послать къ ней и поблагодарить ее за вниманіе къ моему журналу,— но чтобъ писать къ дам-поэту, надо особое расположеніе, а я въ хандр съ полгода. Прошу васъ извинить меня какъ-нибудь.

Доволенъ ли графъ Бутурлинъ моимъ отвтомъ. Признаюсь — мн трудно было сдерживаться. Посудите сами, какъ онъ меня за мое доброе слово наградилъ? ‘Пирронизмъ’ — да вдь это обвиненіе, ‘указывая на Сборникъ, котораго самъ редакторъ’, ‘я введенъ въ заблужденіе’ и пр.— Надюсь, что вы отложите теперь обвиненіе меня въ поспшности. Еже писахъ, писахъ.

Я предложилъ Дмитрія Петровича {Бутурлина.} въ почетные члены нашего Историческаго Общества и съ ныншнею почтою его объ томъ увдомляю.

Москвитянинъ очень тяжело намъ достается (не знаю, какъ публик?). Одинъ изъ главныхъ его враговъ — графъ Строгановъ. Хочется мн написать портретъ Михаила Никитича Муравьева, вмсто NB ¹⁰), но все некогда. А министромъ мы довольны какъ нельзя боле ¹¹).

Не можемъ найти себ рецензента въ помощь для литературныхъ книгъ. Шевыревъ выбился изъ силъ, а у меня и своего дла много.

Мы обращаемся къ вамъ, какъ природному нашему опекуну и попечителю. Подумайте, что вы одни остались намъ отъ того поколнія! Жуковскій охладлъ къ литератур или идетъ своею дорогою, давно не принимая никакого участія въ текущихъ длахъ. Итакъ, не покидайте насъ. Вы видите, какая саранча грозитъ нашей святой нив!

Примите увреніе въ искреннемъ моемъ уваженіи. Преданнйшій М. Погодинъ.

8 марта 1842.

Обратите ваше вниманіе на Посошкова ¹²) въ 3 No, который выйдетъ посл завтра.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Наконецъ возвратился я домой ¹³)! Ваши ‘Проселки’ — это лесть большимъ дорогамъ: что было со мною отъ Радзивилова до Серпухова, того никакое перо описать не можетъ, никакое воображеніе не представитъ себ! Не могу до сихъ поръ опомниться…

Великъ ужь нечего сказать и нашъ ямщикъ! Въ краткіе минуты отдыха я восхищался имъ. Это чуть ли не первый представитель русскаго народа въ наше время по своей части. Что за духъ, что за смыслъ, что за умъ! Нтъ — у Россіи много еще впереди.

Василій Андреевичъ вамъ кланяется. Я былъ у него въ Дюссельдорф, въ его гораціанскомъ уединеніи. Онъ прочелъ мн полторы псни Одиссеи, которая освжитъ нашу жизнь… Какъ онъ угадываетъ свой подлинникъ и его дйствіе! Наль и Дамаянти вы, врно, уже знаете.

А что вашъ Фонъ-Визинъ? ¹⁴).

Безумцы! Говорятъ, что у насъ нтъ литературы. Проповди Иннокентія, Мертвыя души, Каталогъ Востокова, Фонъ-Визинъ, рчь Шевырева, Наблюденія Навскаго, переводъ Платона — и все это въ одномъ году. Да какая литтература представитъ столько подобныхъ вещей въ такое короткое время?

Біографію Нелединскаго посылаю изъ Евгеніевскаго Словаря.

Благоволите принять прилагаемую просьбу подъ ваше покровительство. Прежде я безпокоилъ васъ понапрасну, потому что долженъ былъ перемнить маршрутъ и хать не на Одессу, а на Кіевъ. Мн не хотлось бы, чтобъ ящикъ разбирали тамъ, ибо боюсь, что стекло посл перебьется. Нельзя ли пропустить просто? А если невозможно никакъ, то хоть запломбировать.

Не забудьте Москвитянина. Довольны ли вы имъ? Сдлайте милость, не оставляйте насъ вашими совтами. Легкая смсь и повсти — вотъ въ чемъ я нуждаюсь больше всего, и не имю уже времени искать ихъ по всмъ угламъ. Хочется сосредоточиться и не выходить изъ своего круга. Недостаетъ еще рецензента для книгъ второклассныхъ, который слдилъ бы вообще за литературой текущею. Перепробывалъ многихъ, но ни одинъ еще не удовлетворилъ меня.

Свидтельствуя вамъ совершенное свое почтеніе, остаюсь вашимъ покорнйшимъ слугою. М. Погодинъ.

15 ноября 1842.

10.

Посылаю вамъ, милостивый государь князь Петръ Андреевичъ, нсколько словъ, написанныхъ мною въ память объ Александр Иванович ¹⁵). На дняхъ я отправилъ ‘Похвальное слово Карамзину’ къ г. Сербиновичу, въ корректурныхъ листахъ, для петербургской цензуры. Въ случа нужды благоволите подать совтъ и помощь, а боле всего удостойте меня вашихъ искреннихъ замчаній, коихъ я буду ждать съ нетерпніемъ. Я началъ теперь писать полную біографію Карамзина и думаю пріхать въ Петербургъ въ феврал, чтобъ подвергнуть ее тоже вашему суду и собрать дополнительныя свднія ¹⁶).

Примите увреніе въ моемъ всегдашнемъ искреннемъ уваженіи. М. Погодинъ.

Декабря 15 (1845).

11.

Очень радъ, милостивый государь князь Петръ Андреевичъ, что угодилъ вамъ нсколько своимъ ‘Словомъ’. Ничего не писалъ я съ такимъ удовольствіемъ и желаніемъ успть. Усердно благодарю васъ за сообщенныя замчанія, изъ коихъ нкоторыми я усплъ воспользоваться, а другія отложены до 2 изданія и біографіи, коею теперь занимаюсь. Честь имю представить вамъ экземпляръ, который наконецъ вырвалъ я изъ когтей московской цензуры, моей личной и страшной непріятельницы ¹⁷). Москвитянинъ. врно, вы получаете исправно. Примите увреніе въ искреннемъ почтеніи. Преданный М. Погодинъ.

21 февраля (1845).

12.

‘Фонъ-Визинъ въ письм своемъ къ Козодавлеву (Москва 26 февраля 1784 г.), когда въ Академіи приступили къ сочиненію Словаря, между нкоторыми своими о томъ сочиненіями сказалъ: ‘Впрочемъ (худое правописаніе), я то знаю, что изъ словаря этимологическаго шестьдесятъ подъячихъ въ одинъ годъ сдлаютъ словарь аналогической, а изъ словаря аналогическаго шестьдесятъ членовъ Россійской Академіи ни въ двадцать лтъ не сдлаютъ словаря этимологическаго’.— Слова сіи, содержащія въ себ глубоко почувствованную истину, тмъ больше примчанія достойны, что вс остальныя замчанія въ письм сего, впрочемъ весьма остроумнаго писателя, не показываютъ въ немъ ученаго академика, и что слдовательно сіе толь справедливое сравненіе одного словаря съ другимъ изрекъ онъ больше по нкоему, такъ сказать, внушенію или чувству, нежели по опытности и знанію’.

Приписка рукою Погодина: Посылаю вамъ, милостивый государь Петръ Андреевичъ, эту выписку съ собственноручнымъ замчаніемъ Шишкова. Можетъ быть, она пригодится вамъ для біографіи. Доставляю вамъ поздно, потому что получилъ только теперь изъ Петербурга свои бумаги. Усердно желаю вамъ и намъ скорйшаго изданія.

Съ совершеннымъ почтеніемъ пребыть честь имю, милостивый государь, вашего сіятельства искреннйшимъ слугою. М. Погодинъ.

Августа 7 (1847).

А за стекло въ таможн сдули съ меня около 300 р., дороже, чмъ я заплатилъ въ Маріенбад ¹⁸).

13.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Мы ршились съ Шевыревымъ возобновить Москвитянина. Цензоръ попался намъ теперь сносный, и есть надежда, что дло пойдетъ. Прибгаю къ вамъ съ просьбою о содйствіи. Не смю ласкать себя надеждою, чтобъ вы захотли принять постоянное участіе,— о если бы! Въ такомъ случа отъ васъ зависитъ назначить условія. Непремнно нужно дйствовать соединенными силами. Въ Москв насъ только почти двое. Въ Хомяков и Киревскихъ я просто почти отчаялся. Облнились и изговорились. Много-много по стать въ годъ отъ нихъ получишь. Молодые — съ такимъ самолюбіемъ, что ужасъ беретъ за нихъ. Буду ожидать отъ васъ благосклоннаго отвта, и во всякомъ случа прошу чего-нибудь для перваго нумера, который скоро поступитъ въ печать ¹⁹).

Что вы не принимаетесь за біографію Карамзина. До 1800 годовъ я собралъ все, что можно, и радъ отдать вамъ. Ничмъ нельзя замнить живое знакомство. Вы только знаете, что и какъ сказать можно и должно.

Примите увреніе въ моемъ неизмнномъ почтеніи. М. Погодинъ.

Ноября 5 1847.

Получаете ли вы врно Москвитянинъ? Нельзя ли отрывокъ изъ печатаемой или присланной, какъ слышно, Одиссеи?

14.

Честь имю представить вамъ возобновленный Москвитянинъ, милостивый государь князь Петръ Андреевичъ! Прошу любить его и жаловать. Вы забыли его совсмъ, и хоть бы строкой дали знать, что къ нему имете расположеніе! А вдь все-таки онъ хранитъ преданіе. Наши поднимаются поддерживать его съ слдующаго года. Давно пора. У меня занятій по горло, и я никакъ не могу удлить ему много времени. Можете себ представить, что мн надо издать 9 томовъ изслдованій объ Русской исторіи до Петра I. Сколько нужно на это времени! Меня же обкрадываютъ со всхъ сторонъ, и я долженъ терпть и въ этомъ отношеніи. Что ваша ‘Старина и Новизна’? Что вашъ Фонъ-Визинъ? Мн сказывали, что была какая-то статья ваша о Карамзин въ Петербургскихъ Вдомостяхъ ²⁰). Я просилъ ее у васъ, но не получилъ даже и объ Гогол. Карамзина мн хочется написать, и еще Муравьева, по объ этомъ свдній почти нтъ. Бумаги, полученныя отъ Катерины едоровны, не важны. Такъ забываются у насъ примчательные и важные люди! О любезное отечество! Что за равнодушіе, что за неблагодарность! Какое мертвенное безмолвіе! Когда же будетъ этому всему конецъ?

Примите увреніе въ моемъ непремнномъ уваженіи. Преданный М. Погодинъ.

26 іюня (1848).

P. S. Кому отъ кого, а мн отъ Строганова! Житья нтъ! Хоть въ Петербургъ перезжать. А что ваши воспоминанія о Карамзин? Голосъ современника (только не петербургскаго), близкаго человка — самое драгоцнное свидтельство, которое ничмъ не замнишь. А потомъ Пушкинъ! Пушкина уже у насъ забываютъ! Пушкина! Что это за ужасное время! Имени его не попадается въ печати! Блинскій, какъ … {Слово написано неразборчиво.}, написалъ объ немъ тринадцать статей и похоронилъ! Ей Богу — никогда не было такъ, какъ теперь! А все Петербургъ!

Напомните старое время, оживите хоть немного литературу изданіемъ полнымъ вашихъ сочиненій. Что Смирдинъ?

15.

Не останетесь ли вы до четверга въ Москв, нашъ добрый князь Петръ Андреевичъ? Мы пожелали бы отъ сердца вамъ счастливаго пути ²¹), вс вмст, васъ многолюбящіе и уважающіе, а я прочелъ бы еще на дорогу вамъ и отрывокъ изъ своей ‘Исторіи’, которая дошла почти до татаръ. Если не въ четвергъ, то въ среду, а иначе я никакъ не успю устроить этого дла.

Жду вашего благосклоннаго отвта, съ чувствами неизмннаго уваженія и благодарности. Преданный М. Погодинъ.

Воскресенье (1849?).

16.

Привтствую васъ, милостивый государь князь Петръ Андреевичъ. съ возвращеніемъ {Въ С.-Петербургъ. Н. Б.} — не на родную сторону, потому что родная сторона ваша все-таки здсь, куда, мы надемся, вы наконецъ и обратитесь,— а на постоялый, временный дворъ ²²). Посылаю вамъ оставленные два образа: съ одного можно было снять наросты, а другой такъ намазанъ былъ лакомъ, что нельзя ничего почти было сдлать. Образа эти не древніе и не греческіе, а русскіе, занесенные на востокъ какимъ-нибудь богомольцемъ нашимъ. Достоинства вншняго никакого не имютъ.

Москвитянинъ пошелъ очень хорошо и припадаетъ къ вамъ о содйствіи. Еще можетъ быть годъ, и наша возьметъ. Анархію уймемъ и возвратимся къ преданію. Помогите же, просимъ васъ убдительно, и замолвите слово у Василія Андреевича, который, врно, вдь не остается въ праздности. Вы одолжили бы меня много, еслибъ прислали хотя заглавія вашихъ піесъ, кои можно бъ было помстить въ объявленіи. Дмитріевъ написалъ о княз И. М. Долгоруков ²³). Вотъ, если бы и вы наградили насъ воспоминаніемъ о Нелединскомъ-Мелецкомъ ²⁴). Впрочемъ, всякое ваше даяніе будетъ благо, и всякъ вашъ даръ совершенъ.

Вудьте здоровы, веселы, спокойны, благоуспшны. Вс мы искренно отъ души вамъ того желаемъ, и не изъ послднихъ преданный М. Погодинъ.

12 ноября 1850.

17.

‘Дни зли суть’, но т дни, на которыхъ (‘на дняхъ’) вы хотли прислать вашу богатую милость Москвитянину, милостивый государь князь Петръ Андреевичъ…. да умилосердятся они!

По пяти статей выкидывается изъ книги, и я просто не знаю иногда, что длать, принужденный выпускать книгу неполную и безобразную, то безъ критики, то безъ русской словесности, то безъ наукъ. Надо имть всегда про запасъ по пяти лишнихъ статей изъ всхъ отдленій.

Вс эти хлопоты вмст съ литературными надодаютъ мн столько, что я ршаюсь бросить журналъ и зассть за одну исторію.

Я говорилъ о литературныхъ хлопотахъ — это недостатокъ въ статьяхъ нашего духа: консерваторовъ съ прогрессомъ, разумется, очень мало, да и т большею частію лнивы: Хомяковъ, Киревскіе, Павловъ, Шевыревъ занятъ,— а молодые очертя голову и вовсе безъ головы напираютъ, и чуть просмотришь, такъ и попадешь въ противорчіе.

Вы не знаете всхъ отношеній учено-литературныхъ (да и никто не знаетъ ихъ): найдется теперь множество людей, которые рады подошвы вырзать изъ своихъ сапоговъ, лишь бы я пересталъ быть редакторомъ Москвитянина, лишь бы петербургскимъ журналамъ не было оппозиціи, и лишь бы вс они составили одно.

Тогда увидли бы вы, что начнетъ сочиться, a gutta cavat lapidem, non vi sed saepe cadendo. Правительство наше съ этой стороны совершенно слпо, а эта сторона становится важне со всякимъ днемъ. Пособія никакого я не прошу — оборони Боже: это убьетъ журналъ,— но я прошу довренности: пусть разсмотрятъ 25 лтъ моей публичной дятельности (что я писалъ и издавалъ) да и дадутъ мн carte blanche. Тогда можно принести пользу литератур, общему длу, разумному прогрессу,— иначе не возможно!

Все это вырвалось у меня невзначай, въ разговор съ вами, потому что я увренъ въ вашей искренней любви къ образованію доброму,— а знаю я, что это гласъ вопіющаго въ пустын.

Между тмъ пока не случилось ни того, ни другого, то-есть, пока я издаю еще журналъ по учрежденію о губерніяхъ вмст съ дополнительными постановленіями (вотъ тутъ-то и бда), пришлите мн, ради Бога, ваши стихотворенія и статью о Батюшков ²⁵). Врно, нашлось бы многое и въ бумагахъ вашихъ, Дмитрій Николаевичъ! А попросили бы вы Василія Андреевича! Я слышалъ, что онъ прислалъ цлый томъ новый.

Извините мое маранье поспшное. И некогда, и тяжко, грустно, больно. Преданный М. Погодинъ.

25 янв. 1851.

18.

Вчера получилъ я ваше письмо, а нын пишу къ вамъ и уже объ другомъ дл. Прочтите, прошу васъ убдительно, эту статью и дайте совтъ — помщать ли ее? Вдь закричатъ вс: это доносъ!

У насъ легче стало поджигать, чмъ закричать пожаръ! Мы живемъ въ печальное время и находимся въ странномъ положеніи. Правъ К., говоря о лицемріи.

Я очень толерантенъ. Будь чмъ хочешь, только вслдствіе изученія, размышленія, добросовстныхъ занятій! Покланяйся Гегелю, но прочти его, узнай его!

Каково же терпть, чтобъ всякая дрянь восклицала что ей угодно, а говорить съ ней стыдно, возражать — такъ придашь характеръ оклеветанной невинности, съ другой стороны, можешь дать предлогъ etc.

Тороплюсь на почту и едва могу поблагодарить васъ усердно за подарокъ.

Преданный М. Погодинъ.

Февраля 4 (185?).

19.

Благодаримъ и кланяемся въ землю милостивому государю князю Петру Андреевичу. Вс полученныя статьи уже напечатаны и читаются съ умиленіемъ православными литераторами. А видли ли вы, что Петербургскія Вдомости провозгласили о ‘Душеньк’! Отелло кричалъ: крови, крови! Я, прочитавъ эту нелпицу подлинную, закричалъ: плетей, плетей!— и послалъ статью къ Дмитріеву, чтобы онъ отполосовалъ ее на лобномъ мст. Стараюсь вскипятить его желчь {Фельетонъ С.-Петербургскихъ Вдомостей 1851 года, въ которомъ ‘унижается, осмивается, представляется въ каррикатур Душенька Богдановича’, по настоянію Погодина, вызвалъ М. А. Дмитріева написать Голосъ въ защиту Богдановича и напечатать его въ Москвитянин. ‘Нынче въ нашей литератур’, писалъ Дмитріевъ къ Погодину,— ‘никто ничего не знаетъ и не признаетъ, молодое поколніе литературныхъ незнаекъ, чтобы не сказать невжъ, гордо, дерзко, невжественно и презираетъ все, кром себя, своихъ и своего. Затмъ-то и надобно бы намъ, старикамъ, писать, да тянуть надобно дружно. А у насъ этого и нтъ: одинъ потянетъ, другой станетъ. Утерли бы имъ носъ, если бы писали порядкомъ. Мн просто горько отъ всего, что происходитъ въ ныншней русской литератур’ (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1897. XI, 349). H. В.}. И это напечатано въ Вдомостяхъ, издаваемыхъ Императорскою Академіею Наукъ, Россійской Академіей.

Имю время засвидтельствовать только усердное мое почтеніе и попросить васъ о передач этого письма Ан. Ник. Карамзину, котораго адреса я не знаю.

Преданный М. Погодинъ.

3 марта (1851).

P. S. Москвитянинъ пошелъ поживе въ подписк.

20.

Какъ обрадовался я вашему письму, вашему почерку, нашъ добрый, нашъ дорогой, любезный! Да прізжайте скоре къ намъ, въ Остафьево, въ Москву. Здсь вы выздоровете, успокоитесь скоре всего ²⁶). Мн очень жаль, что до сихъ поръ не случилось встртиться съ вашимъ сыномъ {Княземъ Павломъ Петровичемъ. Н. Б.}. Можетъ быть, онъ честолюбивъ, или жажда общественной дятельности его тревожитъ, а то какая бы жизнь казалась слаще, счастливе въ своемъ домашнемъ кругу… Но что я говорю, простите меня. Живя въ четырехъ стнахъ, я подчасъ престранно увлекаюсь и поддаюсь воображенію мимо всхъ отношеній. Вы только увидите въ этихъ строкахъ мою искреннюю къ вамъ привязанность ²⁷).

Жестоко поразила насъ всхъ смерть Гоголя ²⁸)! И вмст нельзя не удивляться судьб русской словесности! Только что созретъ человкъ, только что приготовится дйствовать — вдругъ вихорь, Богъ знаетъ откуда, и вырываетъ его въ самую лучшую его минуту. Меня не было въ Москв: надо же было случиться, что именно на эту роковую недлю я долженъ былъ хать по высочайшему повелнію въ Суздаль ²⁹). Посылаю вамъ страницы, облитыя слезами ³⁰).

Разсужденію о Слов о (Полку) Игорев я порадовался только со стороны. Весь годъ я сидлъ (а теперь досиживаю) надъ составленіемъ формулярнаго списка всхъ удльныхъ князей, и, чтобъ не выпускать нити въ этомъ лабиринт, не читалъ ничего, кром необходимаго. Черезъ мсяцъ, много черезъ два, скажу молодому, хоть и незнакомому, но мн любезному, нашему литератору свое искреннее мнніе ³¹).

Хоть изрдка, но пишите къ намъ по строчк: я тамъ-то и чувствую себя такъ-то. На насъ будетъ этого довольно.

Преданный М. Погодинъ.

23 марта 1852.

21.

Спшу отвчать, почтеннйшій князь Петръ Андреевичъ, на пріятные запросы ваши:

Ломоносовъ, Виноградовъ и Рейзеръ отправлены были за море по указу 1736 г. марта 18.

Выхалъ Ломоносовъ въ половин сентября.

Въ 1739 профессоръ Академіи Юнкеръ засталъ Ломоносова въ Фрейбург, на пути своемъ.

Жилъ онъ тамъ 1739—1740.

Деньги на содержаніе посылались имъ изъ Россіи неаккуратно, и когда Фрейбургскій совтникъ Генкель {Не найдется ли чего въ бумагахъ этого Генкеля? М. П.} не получалъ 600 руб., впередъ общанной за нихъ платы, то началъ задерживать ихъ деньги, чрезъ него же посылаемыя, а наконецъ не надясь отъ Академіи себ награжденія, по прошествіи 10 мсяцевъ, при окончаніи химическаго курса, совсмъ отказалъ имъ въ деньгахъ. Ломоносовъ сталъ искать случая воротиться въ Россію и ухалъ. Оставшіеся товарищи прожили тамъ еще три года, изъ-за долговъ, пока выкупила ихъ Горная Коллегія ³²).

Надюсь увидться съ вами лтомъ. Подалъ просьбу объ отпуск и ожидаю разршенія. Меня посылаютъ врачи на Рейнъ,— да и отдохнуть мн очень нужно ³³).

Радуюсь отъ души со всми вашими почитателями облегченію вашей болзни и желаю совершеннаго исцленія.

Мн прислалъ кто-то два ваши стихотворенія: ‘Маслянница’ и ‘8 января’. ‘Маслянницу’ пропустила цензура сполна. Но я поопасся напечатать, подумавъ, что еслибъ вы хотли ее напечатать въ Москвитянин, то прислали бы прямо ко мн. Благоволите ршить, а о ‘8 января’ графъ Блудовъ присовтывалъ подождать также вашего ршенія ³⁴). Усерднйше вамъ кланяемся.

Преданный М. Погодинъ.

Для исторіи литературы нашей въ послднее время сдлано много, даже очень много. Явилось человкъ пять охотниковъ, изъ молодыхъ, которые принялись за дло основательно. Да и документовъ нашлось очень много о Ломоносов, Тредьяковскомъ, Богданович… Я начинаю собирать портреты ³⁵).

(1853).

22.

Спшу поздравить достойнйшаго князя Петра Андреевича съ новымъ званіемъ. Такъ обрадовался я, что и выразить не могу, за любезное всмъ намъ дло, отечественное просвщеніе! Вы можете сдлать много добра! Въ благонамренности Норова я не сомнвался, а недостающее вы теперь восполните. Мною располагайте, какъ угодно. Все, относящееся до этого управленія, я знаю, какъ свои пять пальцевъ, и людей, и вещи, совершенно свободенъ и готовъ работать для васъ подъ какимъ бы то ни было заглавіемъ, хоть и безъ заглавія ³⁶). Очень желалъ бы видться съ вами, о чемъ говорилъ и гр. А. Д. (Блудовой), но въ Петербургъ хать мн не хочется. Не заглянете ли въ Москву денька на три. Право — пріхали бы вы не даромъ.

Отъ души желаю вамъ крпости, силы, здоровья. Благослови васъ Богъ! Во имя Карамзина!

Преданный М. Погодинъ.

2 августа 1855.

Съ мсяцъ назадъ я посылалъ къ Норову нсколько записокъ краткихъ по ученой части. При случа спросите ихъ посмотрть, а, можетъ быть, онъ и самъ скажетъ вамъ объ нихъ. Записки впрочемъ эти мелкія и частныя.

Прошу васъ покорно прислать мн книгу, изданную вами въ Брюссел, которой здсь я найти не могу ³⁷).

23.

18 августа 1855. Москва.

Искренно, отъ души, благодарю васъ за ваше письмо. Оно обрадовало меня много и за себя, и за дло! Я увидлъ въ немъ опять того же князя Вяземскаго, который въ 1825 году прослушивалъ съ снисхожденіемъ первыя мои повсти, выпросилъ стиховъ у Пушкина для моего альманаха, хлопоталъ въ 1830-ть которомъ-то году о напечатаніи перевода ‘Славянской Грамматики’ Добровскаго, негодовалъ на меня за Арцыбышева ³⁸) и въ 1845 году принялъ съ радушіемъ мое оправданіе въ ‘Похвальномъ Слов Карамзину’, и проч., и проч., но скоре къ нашему настоящему, любезному, дорогому длу, святому длу, завщанному тмъ же Карамзинымъ, который вамъ братъ, а мн отецъ.

Вы пишете о трудностяхъ, о сомнніяхъ, о невозможностяхъ…

Вздоръ, вздоръ, общія мста! Бросьте ихъ, оставьте ихъ у тхъ Суворовскихъ немогузнаекъ, которые не способны къ труду, не имютъ убжденій и не видятъ цли.

Нтъ въ мір царства толь пространна,

Гд бъ можно было столь добра творить,

сказалъ нашъ Державинъ. А Дмитріевъ (еще любезное и незабвенное имя) написалъ басню ‘Два Пастуха’, которую прочтите теперь вслухъ для себя и для Абрама Сергевича. Одинъ пастухъ бгалъ съ утра до вечера, метался по всмъ угламъ, работалъ изъ всхъ силъ, а стадо было въ разстройств: то корову зарзалъ волкъ, то овца пропала, другой пастухъ лежалъ себ подъ кустомъ и потшался, а стадо у него было любо посмотрть, цлехонько и веселенько. Отчего такъ, кто-то спросилъ его.

Я выбралъ добрыхъ псовъ,

отвчалъ онъ ³⁹). Вотъ вамъ отгадка мудренаго явленія! Вотъ вамъ рецептъ врный для управленія.

Да гд взять людей? Вотъ жалоба, которая раздается теперь везд. Это есть нелпость, которую даже противно уже стало слушать. Тотъ можетъ сказать, что людей нтъ, кто самъ не человкъ. А человкъ найдетъ и людей. Qui se ressemblent s’assemblent. А посредственность ищетъ и находитъ посредственности, пошлость — пошлости, дуракъ — дураковъ, какъ тиранъ — подлецовъ.

Укажите мн теперь въ управленіи министерства просвщенія одного человка съ любовію къ просвщенію, къ наук (я говорю объ управленіи, къ которому профессора не принадлежатъ). Если же вы не укажете мн ни одного, такъ какъ же хотите, чтобы просвщеніе или наука шла хорошо. Оно идетъ какъ случится, по заведенному порядку и по вставляемымъ случайно безпорядкамъ. А вспомните — ну, хоть Александрово время. Первымъ попечителемъ Московскаго университета назначенъ былъ Муравьевъ. Вы знаете, что за человкъ былъ Михаилъ Никитичъ. Въ Харьковъ былъ посланъ Потоцкій — также образованный человкъ. Въ Дерптъ — Клингеръ, пріятель Гете и проч., въ Казань академикъ Румовскій. Самъ Новосильцовъ смолоду, какъ я слышалъ, другъ просвщенія. Ну — вотъ и пошло дло везд. Тотчасъ вс они нашли профессоровъ, а профессоровъ искать потрудне было, чмъ теперь. Явились въ Москв Страховъ и Мерзляковъ, и Тимковскій, и Мудровъ, и Цвтаевъ, кром нмцевъ. Явился въ Харьков Осиповскій, образовался въ Казани Лобачевскій, Симоновъ. А съ идіотами, которые выбирались какъ на-подборъ на вс мста управленія въ департаменты и канцеляріи и по городамъ, разумется, все трудно, сомнительно, не возможно! Но кто же виноватъ? Скажите мн, кто любитъ науку въ семи округахъ и принимаетъ участіе въ ея судьб? Молодцы смшиваютъ аневризмъ съ гекзаметромъ — просвщеніе, разумется, не процвтаетъ при содйствіи такихъ меценатовъ.

Виноватъ — проспалъ, а хочется отправить письмо нын съ окказіею, г. Княжевичемъ. Остановлюсь пока… Посылаю вамъ два письма, изъ послднихъ, кои, по прочтеніи, съ окказіею благоволите возвратить. Письма 8, 9, 10 и 11 находятся у великой княгини Елены Павловны, отъ которой и выручите ихъ, за что я буду даже благодаренъ.

Съ Тютчевымъ толковали мы много объ изданіи политическихъ статей для вразумленія публики. Я хотлъ было написать вамъ о томъ, но теперь некогда. До другого раза. Нкоторыя письма можно переработать. Тамъ помстить бы и ваши изъ книги. Что же вы не прислали мн вашей книги?

Съ Богомъ, добрый, любезный мой князь Петръ Андреевичъ! На меня не сердитесь только, если я напишу иногда, не соблюдая приличія. Это старый грхъ. Помните приключенія 1828-хъ годовъ. Кого я люблю и уважаю, съ тмъ не могу я церемониться, и пишу, что и какъ приходитъ въ голову. А говорить — такъ мямлю.

Въ литератур одно имя ваше произвело дйствіе. Литераторы дышутъ свободне, перо пошло ходить свободне — это уже важно. Но опять я заговорюсь, то-есть, запишусь, а письмо надо посылать съ Двичьяго поля.

Усердно кланяюсь. Преданный М. Погодинъ.

Слышалъ вчера о набор съ духовенства. Онъ и справедливъ, и необходимъ ⁴⁰). Еще на прошлой недл я писалъ о томъ къ Иннокентію (вотъ человкъ),— но надо его объявить умючи, чтобъ произвелъ удовольствіе, а глупостью испортится дло. Такъ бы и разорвался я везд!

24.

Усерднйше благодарю васъ, почтеннйшій князь Петръ Андреевичъ, за доставленіе письма Титова. Прошу васъ покорнйше доправить до него и отвтъ.

Щепкина отца я видлъ вчера. Здоровье сына безпрестанно колеблется. Зиму онъ намренъ провести по совту врачей въ Малаг, а лто жилъ въ Париж и по временамъ работалъ ⁴¹).

Мы огорчены жестоко неудачею подъ Карсомъ. Или Богъ, прогнвавшись на насъ, оставилъ наши знамена! Преложи гнвъ Твой на милость! ⁴²)

Вчера я былъ у Ермолова. Такъ свжъ и такъ ясно судитъ и о Кавказ, и о Крым, и объ Европ, какъ человкъ во всхъ силахъ. Не въ этой ли блой голов надо искать спасенія?

Ожидаемъ васъ съ нетерпніемъ въ Москву — побесдовать, погоревать.

Схоронили Грановскаго. Это потеря для университета: могъ онъ длать боле, нежели длалъ! ⁴³)

Прошу васъ объ ускореніи отвта на мои оффиціальныя просьбы.

Г. Купріяновъ, учитель Новгородской гимназіи, человкъ отличный и знающій, судя по его трудамъ, извстенъ мн въ продолженіе 10 лтъ. Онъ заинтересовалъ меня такъ, что я сталъ объ немъ навдываться и получалъ отзывы самые благопріятные. Много находокъ его историческихъ оглашено въ Журнал Министерства., въ Москвитянин, въ Трудахъ Географическаго Общества, въ Петербургскихъ Вдомостяхъ. Его знаетъ, кажется, лично г. Коркуновъ’). Рекомендую вамъ его на открывшееся мсто инспектора Новгородской гимназіи. Доставивъ оное, вы принесете пользу общему длу.

Прошу васъ только не говорить въ министерств о моей рекомендаціи. Я держалъ себя всегда въ сторон отъ длъ этого рода {О персонал министерства я вообще былъ не хорошаго мннія. М. П.}, а къ вамъ обращаюсь по моей увренности, что вы въ моей рекомендаціи увидите общее, а не частное.

Усерднйше вамъ кланяюсь. Преданный М. Погодинъ.

Политическому прибавленію къ Москвитянину я желалъ бы дать особое имя — ‘Московскій дьякъ’.

Въ Ярославл министръ, по моимъ свдніямъ, произвелъ очень хорошее дйствіе.

(Октябрь 1855 г.).

25.

Просьба о возобновленіи Москвитянина отъ имени Аполлона Григорьева пошла въ Петербургъ на дняхъ. Кланяемся о ходатайств разршенія, совершенно удобнаго и законнаго, безъ дальнйшихъ разсужденій, ибо Москвитянинъ не уничтожался, а только прерывался на неопредленное время, какъ и было заявлено.

Покорнйшій М. Погодинъ.

Поспшите.

17 окт. (1855).

26.

Университетское начальство представляетъ на мсто редактора Вдомостей, очищающееся увольненіемъ г. Каткова (изданіе журнала и газеты найдено несовмстнымъ для одного лица) — профессора Лешкова, представляю его съ своей стороны вашему покровительству. Это человкъ отличный, и газета не потеряетъ, а выиграетъ съ его назначеніемъ. Онъ нсколько лтъ былъ прекраснымъ цензоромъ, преподавалъ долго европейское право — слдовательно, соединяетъ вс качества, нужныя для редакціи. Много работалъ и печаталъ. До сихъ же поръ наша газета {То-есть, Московскія Вдомости.} (вмст съ Петербургскими) была отдленіемъ Отечественныхъ Записокъ, что прежнему бдительному начальству и въ домекъ не приходило.

Увольненіе графа Клейнмихеля произвело восторгъ въ Москв. Въ клубахъ пьютъ шампанское, на улицахъ обнимаются. И даже рескриптъ ‘Со святыми упокой’ не причинилъ неудовольствія ⁴⁵).

Мы схоронили достойнаго Раича. Семейство осталось въ нужд ⁴⁶). Нельзя ли Академіи хоть бы чмъ-нибудь ему помочь въ память о полезномъ литератор, которому при жизни она вполн оказала свою несправедливость.

Въ Москв есть еще бдствующій труженикъ, Дубенскій, издатель ‘Правды’ и ‘Слова о полку Игорев’. Ему хоть бы бездлицу дать, такъ онъ возблагодарилъ бы Бога. Къ большему несчастію носъ у него жестоко разросся, такъ что давать уроки съ своей фигурой не можетъ.

Я занимаюсь теперь окончаніемъ печатанія своихъ ‘Изслдованій о древней русской исторіи’ (томы 5, 6 и 7), которые, какъ заноза, меня безпокоятъ.

Ожидаемъ васъ въ Москву.

Кто еслибъ съ легкой руки графъ Клейнмихель открылъ шествіе своихъ товарищей. Главное — люди!

На горизонт дальнемъ какъ будто брезжетъ миръ? Мудрено.

Усердно вамъ кланяюсь. Преданный М. Погодинъ.

29 окт. (1855).

27.

21 декабря, а я до сихъ поръ не получаю никакого отвта изъ министерства, и потому не могъ сдлать объявленія о подписк, и долженъ, кажется, уничтожить Москвитянинъ. Вы скажете, зачмъ же я, бывъ въ Петербург, не справился, гд слдуетъ, и не двинулъ дла. Языкъ не поворотился: до такой степени мн противны всякія канцеляріи. Объ чемъ мн просить, подумалъ я. Позволено помщать политическія разсужденія всмъ: какимъ же образомъ, за что, я буду исключенъ? Времени прошло больше двухъ мсяцевъ — срокъ подписки извстенъ: врно, послано въ Москву извстіе. Не тутъ-то было! Сдлайте милость, велите навести справку!

Священникъ Лука Ефремовъ мн очень понравился — и пришла мысль поручить собраніе о типахъ этого рода по всмъ городамъ: лучшіе русскіе люди… ⁴⁷).

Путешествіе Ростопчина я представляю для императрицы ⁴⁸). ду на святки въ деревню, чтобъ заняться на простор.

Получили ль отъ Абрама Сергевича рчь Хрулеву?

Желаю вамъ встртить праздники въ радости.

Я не усплъ сказать комплимента княгин {Вр едоровн Вяземской. Н. Б.}, впрочемъ безъ лести: я нашелъ ее лучше, чмъ когда видлъ съ Гоголемъ въ Остафьев. Желаю продолженіе…

Въ Москв ходятъ въ рукописи множество примчательныхъ записокъ.

Новыя назначенія вс нравятся. Но кого дадите вы намъ попечителемъ? Страхъ обнялъ московскія сердца при всти о Пушкин {Попечитель С.-Петербургскаго учебнаго округа Михаилъ Николаевичъ Мусинъ-Пушкинъ. Н. Б.}. Усерднйше кланяюсь.

Преданный М. Погодинъ.

(21 дек. 1855).

28.

Нсколько разъ закаивался я говорить и писать о общихъ длахъ, видя, что это напрасный трудъ, и что непрошенными заботами становишься смшенъ даже въ собственныхъ глазахъ, но привычка, или ужь такая натура, беретъ свое, и мысли просятся на бумагу ⁴⁹). Посылаю вамъ, достойнйшій князь Петръ Андреевичъ, одно письмо политическое о мир {Услышалъ, что завтра возвратится Хомяковъ, и подожду его извстій.} (которое прошу передать Тютчеву), другую записку о должности инспектора ⁵⁰) студентовъ, по поводу слуха о выход ныншняго московскаго инспектора. Въ пять-шесть лтъ посл Уварова столько напакощено въ ученомъ вдомств, что ужасъ! А пакостили вс добрые люди! Хотлъ бы.*о написать для великаго князя Константина Николаевича объ экзаменахъ, которые составили у насъ везд ужаснйшую систему и сть обмановъ и лжи, но… но боюсь, чтобъ гусей не раздразнить, потому что здсь надо бы коснуться и военныхъ, и духовныхъ… Мы вс еще такъ подлы или лучше, то-есть, хуже, оподлились подъ… подъ обстоятельствами. Притомъ этотъ вопросъ потребовалъ бы много времени, а я теперь весь погруженъ въ исторію и оканчиваю 5 и 7 томы ‘Изслдованій’ объ удльномъ період (6 выданъ) Такъ счастливъ, такъ счастливъ, какъ только можно вообразить себя въ мір отвлеченномъ, чувствуя всякой день приближеніе къ цли. Авось, Богъ дастъ, кончу къ марту. 7 томъ самый важный, о внутреннемъ устройств: о княжеской власти, о дани, о доходахъ, о боярахъ, городахъ и проч.— Не нарадуюсь на расположеніе свое къ труду ⁵¹).

И Москвитянинъ продолжать убждаетъ меня молодая редакція {А изъ министерства все еще не имю никакого отвта.}. Кажется, ршусь. Жалко оставить ихъ безъ дла. Въ Русскомъ Встник другая партія, ученая, образованная, но, кажется, безъ жизни. А въ Петербург у васъ литературное мошенничество и безсовстность продолжаются. Въ захламащенныхъ строчкахъ вамъ его не увидать, а мы его здсь видимъ и примчаемъ, то-есть, есть досужіе люди, которые читаютъ все и другимъ показываютъ.

За нкоторыя изъ послднихъ вашихъ стихотвореній многіе возстали противъ васъ жестоко. Жаль, что не могъ поговорить съ вами о нихъ въ Петербург. Недавно, ночью, я написалъ объ нихъ нсколько словъ, но еще не клалъ на бумагу. Надюсь удовлетворить ими об стороны ⁵²).

Будьте здоровы и веселы.

Преданный М. Погодинъ.

22 янв. (1856).

Читали ль вы ‘Странствія инока Паренія’? Прекрасная книга!

А книга Аксакова старика? Это пріобртеніе литератур и противоядіе повстямъ, ее наводнившимъ!

Описаніе рукописей синодальныхъ Горскаго достойный трудъ! Звоните, кричите, шумите — объ этихъ книгахъ. Разумется, обществу теперь не до книгъ, но все-таки оно должно слышать о движеніи мысли.

29.

29 янв. (1856).

Посылаю вамъ письмо о мир. Благоволите по прочтеніи передать Тютчеву, и, если сочтете полезнымъ, пустить въ ходъ, если нтъ, положить подъ красное или хоть темное сукно ⁵³).

Хомякова я не видалъ, но судя по слухамъ, нельзя кажется боле повредить себ и своему длу, и своему образу мыслей, чмъ повредилъ онъ. А между тмъ это одинъ изъ умнйшихъ людей не только у насъ, но даже и на планет. Вотъ и толкуйте, что такое умъ ⁵⁴). Извините, пишу второпяхъ.

30.

Марта 15 1856.

Посылаю вамъ и еще ‘Рчь’, произведшую много толковъ… Говоримъ, и со всеусердіемъ все оды пишемъ, пишемъ,

А ни себ, вы имъ, нигд похвалъ не слышимъ.

Нтъ, похвалы слышимъ, но дло не въ похвалахъ, а въ дл… Примчается движеніе въ общемъ мнніи… Что-то Богъ дастъ! Дай Богъ лучшаго и лучшаго!

Андреевскій кавалеръ и заслуженный графъ отвчалъ передъ 200 человкъ, чего не выговаривалось прежде и втроемъ. Это уже прогрессъ, то-есть, успхъ! ⁵⁵).

Кстати объ Академіи. Мн сдаются тамъ скорыя ваканціи. Не забудьте, что первое право иметъ Павскій. Холопство наше не смло представить его прежде ⁵⁶). Второе право, по моему мннію, Даль, собиратель ‘Словаря’ и ‘Пословицъ’. Третье — какъ вы думаете, Гречъ: ‘Грамматика’ и 50 лтъ писанія правильнаго по русски, право, заслуживаютъ этого отличія. Четвертое — Максимовичъ и пятое — Глинка {едоръ Николаевичъ.}. О первыхъ трехъ я подавалъ, кажется, когда-то оффиціальное мнніе, но не знаю, записано ли оно въ протоколы, а желалъ бы, чтобъ не имть на литературной совсти грха.

Теперь просьба, убдительная и настоятельная: мн хочется укомплектовать какъ можно скоре свою портретную галлерею, а вашего портрета у меня нтъ. Скажите, гд есть лучшій живописный вашъ портретъ? Неужели вы не длали его въ чужихъ краяхъ? Если, паче чаянія, нтъ, велите снять фотографію, а съ фотографіи напишетъ легче художникъ, присоединивъ колоритъ съ натуры.

Этого мало — васъ я прошу, и столь же убдительно, о портретахъ:

Грибодова.

Дениса Давыдова.

Баратынскаго.

Дельвига.

Козлова.

Гндича.

Озерова.

Шаховскаго.

Увдомьте, у кого они находятся.

Если не знаете о нкоторыхъ, поручите кому-нибудь изъ вашихъ чиновниковъ. Вы имете вс средства.

Нтъ ли чего у старика Красовскаго?

Надо отыскать наслдниковъ Языкова, Дм. Ив., Соколова, Мартынова, Кошанскаго, Лобанова.

Объ этихъ не безпокойтесь — я поручаю ходоку.

Прежде всего нужно собрать свднія, гд что есть, а посл можно будетъ искать средства пріобрсти или позволенія снять копіи. Это я уже сдлаю самъ. Во имя нашихъ отцевъ умоляю васъ обратить вниманіе на эту мою убдительную просьбу.

Нтъ портрета и графа Дмитрія Николаевича {Блудова.}.

Заставьте Тютчева снять съ себя фотографію.

Пришли на память Тургеневы {Николай и Александръ Ивановичи.}.— Не найдется ли случай открыть путь старику умереть въ отечеств! Подумайте, добрый князь!

У покойнаго Андрея Николаевича Карамзина осталась моя копія съ венеціанскаго портрета Карамзина. Сдлайте милость, выручите мн ее отъ вдовы.

Вы меня простите, что я такъ смло васъ атакую о портретахъ,— но это вдь общее дло, а общему длу вы старый воинъ и воевода.

Озерова вы помните ли? Въ Кадетскомъ 1 корпус есть его портретъ: надо бы спросить графа Блудова, похожъ ли?

Бумаги осталось, и я напишу, что по округу происходятъ глупости: назначенъ во 2 гимназію директоромъ инспекторъ изъ 4, человкъ хорошій, это правда, но и во 2 инспекторъ человкъ хорошій столько же, если не боле, и притомъ гораздо старшій, исправлявшій часто и долго директорскую должность. За что же онъ обиженъ, получая себ на голову младшаго и не боле имющаго правъ? Я не видалъ и не слыхалъ, какъ это сдлалось, а узналъ нечаянно изъ газетъ.

Вообще въ Университет ученье идетъ очень плохо, между тмъ какъ первая нужда намъ, профессорамъ и студентамъ, учиться, учиться и учиться. Ваши министерскіе осмотры ничего не значатъ: евреямъ соблазнъ, а еллинамъ безуміе,— ибо вы не знаете и не можете знать настоящихъ пунктовъ нападенія. Кому какъ не мн вс лисьи штуки знать! Грустно мн, и подъ старость, видть это запустніе на мст свят. Учености много, знанія много, но жизни нтъ и нтъ ученія. А Московскій университетъ лучшій. Въ прочихъ — ужасы,— не смотря на достоинства профессоровъ. Что прикажете длать: русскому человку необходимо разумное побужденіе и надзираніе извн. Ну, вотъ, страница и вся, а на оборотъ не переду. Надюсь — вы видите, что я пишу къ вамъ хоть и вчерн, но прямо набло.

Преданный М. Погодинъ.

О портретахъ, о портретахъ слезно молюся!

31.

Благодарю васъ до земли, и до воды, то-есть, до Кронштадта и за Кронштадтомъ.— Паспортъ ходитъ еще по мытарствамъ, но вроятно, примется въ контор и не въ срокъ, благодаря значительнымъ злоупотребленіямъ. Желаю вамъ всякаго блага!

Преданный отъ души М. Погодинъ.

Суббота (16 іюня 1856).

32.

Милостивый государь, князь Петръ Андреевичъ!

Не получивъ, увы, отвта на послднее письмо мое съ статейкой объ Иннокентіи, я докучаю вамъ вторымъ.

Прошлаго года, въ чужихъ краяхъ, я закупилъ нсколько книгъ и таблицъ (для великихъ князей, въ дополненіе къ доставленнымъ имъ прежде). Г. Головнинъ общалъ перевезть ихъ на казенномъ пароход, на имя великаго князя, но книги мои не поспли къ заключенію навигаціи въ Штетинъ.

Смю просить васъ о позволеніи доставить ихъ на ваше имя вмст съ академическими книгами. Коммиссіонеръ мой тотъ же, что и академическій — Фоссъ.

Ожидаю благосклоннаго ршенія въ одной строк.

Примите увреніе въ совершенномъ почтеніи, съ коимъ пребыть честь имю, милостивый государь, вашего сіятельства покорнйшимъ слугою. М. Погодинъ.

17 іюля 1857.

Неужели статейка объ Иннокентіи не пропускается и въ Главномъ правленіи цензуры? Воля ваша — я пошлю копію къ Пушкину и Карамзину, и пожалуюсь! Но нтъ, не можетъ быть ⁵⁸).

33.

Августа 3. 1857.

Усердно благодарю васъ, почтеннйшій князь Петръ Андреевичъ, за любезное письмо ваше отъ 30 іюля. Пріятно услышать человческіе звуки среди дикаго хора. Спшу оправдаться:

О винахъ. Къ Б. {Къ протопресвитеру Василію Борисовичу Бажанову. Н. Б.} я послалъ оттискъ частнымъ образомъ, какъ бы къ душеприкащику Иннокентія, прося его быть ходатаемъ, все-таки частнымъ, предъ Главнымъ правленіемъ цензуры, если-бъ она затруднилась. А онъ (подвертывается слово неприличное) вмсто содйствія послужилъ помхою! Я вовсе не думалъ о духовной цензур! Я былъ увренъ, что, получивъ мое письмо, онъ приметъ къ сердцу и проч. Онъ писалъ ко мн: ‘Вы оцнили его (Иннокентія) достойно и праведно, по едва-ли…’

Смерть Иннокентія меня поразила. Только что предъ этимъ роковымъ извстіемъ согласились мы вмст хать въ Іерусалимъ въ слдующемъ году. И вдругъ услышать, что его нтъ на свт! Слишкомъ коротко я зналъ его… До сихъ поръ не могу опомниться. Промолчать мн показалось преступно. Больной, именно среди страданій, я написалъ свои строки… Въ это время прізжаетъ ко мн одинъ знакомый {Константинъ Сергевичъ Аксаковъ. Н. Б.} и ругаетъ Иннокентія на чемъ свтъ стоитъ. Я прослушалъ его молча, хоть и съ разбитымъ сердцемъ, и присоединилъ слова о недостаткахъ и порокахъ, если были какіе. Впрочемъ, безусловныя похвалы всегда подозрительны.

О несправедливости. Никогда не думалъ я говорить, чтобъ смертію Иннокентія Россія вовсе обнищала. Нтъ, я говорилъ, что Россія прежде обнищала, умалилась, упала (доказательство во всякомъ нумер газетъ иностранныхъ и русскихъ). ‘За что же Ты, Господи, лишаешь насъ послднихъ свточей, которые оставались’ и проч. Вотъ моя мысль. Это совсмъ другое.

‘Незамченный’ въ томъ смысл, въ какомъ и славный Пушкинъ былъ не замченъ. Это сказано также ясно. Пушкинъ произведенъ былъ въ камеръ-юнкеры, Иннокентій по очереди въ епископы,— разв это замченность? Точно такъ замченъ ли, напримръ, Хомяковъ, съ котораго беретъ подписку оберъ-полицмейстеръ, которому запрещаетъ цензуроваться обыкновеннымъ порядкомъ министерство, котораго одна женщина спасаетъ чрезъ другую женщину отъ Вятки, которому предоставляется право только собакъ гонять въ пол, чему тотъ впрочемъ и радъ. Иннокентія Меншиковъ прогналъ со сраженія изъ Севастополя. Даже ‘Жизнь Іисуса Христа’ его двадцать лтъ подвергалась запрещенію, а прочія подозрнія и обвиненія?

Оправдался ли я предъ вами?

‘Пропусти ее и все на васъ’.— Да кто же? Помилуйте.— Это все такая слабость, пошлость и ограниченность, что нечего ея и опасаться! Она и не поняла бы иного смысла — и что ей за дло до монаховъ.

Прежнее время, прежнее направленіе, давало силу ихъ воплямъ, а теперь, слава Богу хоть за это, они сотрясаютъ только воздухъ. Ну пусть иные поругаютъ, что жь изъ этого!

Отправляя оттиски въ Петербургъ, я отправилъ одинъ въ Одесскій Встникъ, впрочемъ, предупредивъ, что это оттискъ корректурный, слдовательно, подлежащій цензур,— не проскочитъ ли статья тамъ? Вотъ было бы любо, какъ говорилъ Пушкинъ. Еще, посыпавъ перцемъ, для монаховъ, послалъ я ее въ Брюссель.

Повторяю просьбу о позволеніи Фоссу прислать изъ Лейпцига мои книги на ваше имя вмст съ академическими и жду вашего благосклоннаго ршенія.

Примите увреніе въ моемъ совершеннйшемъ почтеніи. Преданный М. Погодинъ.

Вотъ такія вещи у насъ можно печатать, даже безъ всякаго затрудненія: ‘есть — нтъ, не стану говорить, и оторву написанное: вдь вы начальникъ цензуры. Простите меня и извините, что не переписываю ⁵⁹).

34.

Августа 6 1857.

Третій заяцъ выручилъ… Я получилъ изъ Одессы вчера благодарственный адресъ за статью. Нын услышалъ здсь, что она напечатана, но не знаю — съ пропусками или сполна, также — кто разршилъ, генералъ-губернаторъ или цензоръ ⁶⁰). Если послдній, то смилуйтесь надъ благодтелемъ. Разумется, вы сдлаете ему выговоръ, но по крайней мр помягче, поснисходительне. Будьте добры по старой памяти, и ршите мою просьбу о пересылк книгъ на ваше имя отъ Фосса съ академическими.

Получилъ статью и изъ Петербурга — изъ нея вышло Богъ знаетъ что: поправлявшимъ это не видать, ибо они смотрли на фразы порознь, но посторонній читатель изумится надъ такою пестротою: оставится въ oeuvres posthumes ined.

Усерднйше кланяюсь. Преданный М. Погодинъ.

35.

Августа 12 1857.

Беру большой листъ, потому что вы задли Москву,— а у меня кстати антрактъ между двумя глазами изслдованій.

Но сперва о Фосс. Фоссъ живетъ въ Лейпциг. Это коммиссіонеръ Академіи, продаетъ и покупаетъ ей книги. Я напишу ему, чтобы онъ собранныя для меня книги прислалъ въ ящик академическомъ, а въ Академію напишу, чтобъ она, разбирая свой ящикъ, связку съ вашимъ именемъ, препроводила къ вамъ. Такъ ли?

Чего можно ожидать отъ NN., или SS., или ММ., или XX., не можетъ быть и разногласія. Хоть и взялъ я. большой листъ, но чувствую — писать неловко. Ограничусь дломъ просвщенія: въ Кіевъ посланъ начальникомъ изъ Кяхты, въ Харьковъ изъ Аинъ, въ Москву съ Урала, въ Вильну инвалидъ, отказывавшійся отъ управленія корпусомъ за болзнями, въ Казань атаманъ казачій ⁶¹),— а помощники: битые, сченые и чающіе движенія воды. Какъ же вы хотите, чтобъ ученіе шло хорошо, чтобъ молодые люди, при ныншнемъ дух времени, съ ныншнимъ вліяніемъ изъ-за границы были содержаны въ порядк. Положимъ — вс эти начальники прекрасные люди, но дло ученое есть дло мудреное и сложное. Пріхавъ въ чужой городъ и 60-членный университетъ, онъ долженъ провести два года молча, въ однихъ наблюденіяхъ, чтобъ познакомиться съ персоналомъ, а въ два года много воды утечетъ. Князь Шихматовъ {Министръ народнаго просвщенія князь Платонъ Александровичъ.} былъ очень добрый, благонамренный, дятельный человкъ, но онъ столько сдлалъ зла въ четыре-пять лтъ для просвщенія, что его въ пятнадцать лтъ не исправишь, на двухъ ногахъ, не только на одной, а на одной, съ тми же качествами, разв назадъ уйдешь. Онъ пріхалъ, напримръ, ревизовать, слушаетъ лекцію богословія и разсыпается въ похвалахъ. А первая забота у Ширинскаго и Норова объ религіи (въ искупленіе миологіи Уварова). Въ Петербург, говорятъ, такой же индивидуумъ. И никто этого не видитъ. Ну — а кто смотритъ, какъ вообще идетъ ученіе въ Петербург, Москв, Казани и проч. Я получаю письма — просто волосъ дыбомъ становится. Къ тому же петербургскія взятки и пр.

Въ газетахъ, имющихъ 15 т. читателей, пишутъ съ сожалніемъ: вдь у насъ еще много людей, которые пробавляются Исторіей Карамзина, а наука ушла далеко впередъ. Сукины вы дти! Да если-бъ вы пробавлялись Исторіей Карамзина, такъ не были бы такими невжами, скотами и подлецами, какими вы есте въ вашемъ далекомъ уход, которое есть только заблужденіе, замшательство, путаница. Я взбсился, прочитавъ эти строки, и началъ большую статью, которую удосужась и кончу. Вотъ вредныя строки, а сказать или выразить искреннее сожалніе о нашихъ недостаткахъ есть не вредъ, а польза,— и третій заяцъ, je reviens mes moutons, то-есть, къ зайцамъ, иметъ право на спасибо. Истинно мы ходимъ въ сни смертной, и облегаетъ насъ тьма и одна надежда на столбъ огненный, если Русскій Богъ низпошлетъ его на спасеніе блуждающихъ.

Вы пишете мн: вы, ваши журналы и проч. Помилуйте, я веду жизнь затворническую — зиму сидлъ даже съ отпущенною бородою ⁶²), именно чтобъ имть предлогъ отказываться отъ всякаго вызда,— весною выхалъ и упалъ,— и легъ на три мсяца. Въ журналахъ никакихъ не принималъ никакого участія, и досадую на нихъ часто не меньше вашего. Прошу же меня исключить изъ замкнутаго субъективнаго кружка. Притомъ въ Москв 99 кружковъ — одинъ я люблю больше другихъ и нахожу въ немъ много хорошаго и дльнаго, нкоторыя крайности можно извинить и простить по многимъ причинамъ.

А что въ Петербург гораздо боле, несравненно боле, есть какой-то несчастный морокъ — въ этомъ я убжденъ и убжденъ, что хоть на время преполезно было бы государю перехать куда- нибудь въ Кіевъ, въ Нижній, въ Москву, въ Варшаву, въ Вильну, въ Одессу, въ Крымъ. Воздухъ у васъ испорченъ, египетская болзнь глазъ и проч.

14 декабря описано и вмсто 25 экз. напечатано въ тысячахъ, изъ-за границы книжицы прізжаютъ тысячами, за границею читаются безъ отдыха, число типографій тамъ увеличивается: Помилуйте — характеръ нашей цензуры непремнно долженъ быть измненъ. Иначе все будетъ печататься за границею, посыпанное горчицею и перцомъ. Выигрышъ плохой. Притомъ — печать у насъ пока не иметъ вовсе того значенія, какъ на Запад. У нихъ статья — дло, событіе, у насъ предметъ для вечерней бесды, и то между немногими. Кричатъ о ‘Губернскихъ Очеркахъ’. Да что въ нихъ больше ‘Недоросля’ или ‘Ябеды’? Вдь это мы уже отвыкли такъ отъ всякаго чуть-чуть слышнаго слова, что удивляемся и проч. А съ другой стороны, какой вредъ они приносятъ? Никакого, точно какъ и пользы положительной никакой. Такова странная русская натура. Слдовательно, опасности нтъ. Кричали о Гогол и Пушкин. Нужно было 36 протекцій и трижды 365 дней, чтобъ исходатайствовать позволеніе ихъ напечатать. Напечатали, и вотъ уже ни слова объ нихъ не слышится. Повторю — печать не наша болзнь, слдовательно, будьте снисходительны и милосерды, и третьему зайцу пишите выговоръ, такую де статью вамъ не слдовало пропустить, а слдовало спросить, и т. п., и когда со стороны услышится ату! вы отвтите, что заяцъ за ухо выдранъ, а мое дло сторона: я послалъ три оттиска {Статьи объ Иннокентіи. Н. Б.}, въ Петербургъ, въ Москву и Одессу. Одесса показала свое усердіе, готовность и участіе, поблагодарила меня, и я благодаренъ ей въ свою очередь. Усерднйше вамъ кланяюсь. Преданный М. Погодинъ.

Скажу вамъ и попріятне кое-что: Хомяковъ собирается печатать свои историческіе этюды. Здсь бездна парадоксовъ, но задирательныхъ, новыхъ, блестящихъ,— и множество оригинальнаго, проницательнаго.

Старикъ Аксаковъ написалъ вторую часть хроники.

Иванъ Аксаковъ, Самаринъ, Черкасскій готовятъ также кое-что.

Бляевъ — ‘Администрація Московскаго Государства’, я явлюсь съ томомъ ‘Изслдованій’.

36.

Окт. 31 с. с. (1858).

Привтъ страннику на чужой сторон! Какъ вы поживаете, многоуважаемый нашъ князь Петръ Андреевичъ, гд путешествуете, чмъ занимаетесь? Мы проводили васъ въ самыхъ пріятныхъ надеждахъ: такъ вы были свжи, веселы, молоды, скинувъ служебныя вериги ⁶³). Путешествіе возстановитъ васъ окончательно, и воротясь вы издадите полное собраніе вашихъ сочиненій, которое требуемъ мы настоятельно. А покамстъ украсьте новый московскій альманахъ Утро ⁶⁴) какою-нибудь піескою вашею въ стихахъ или проз. Вспомните ваше теплое участіе въ Ураніи 1826 года. Новый альманахъ хоть издаю не я, но принимаю въ немъ участіе. Усердно кланяюсь.

Преданный М. Погодинъ.

Бдная графиня Ростопчина больна отчаянно ⁶⁵).

Пишутъ у насъ много, но все дловое — или бездльное. Литература на заднемъ план. Альманахъ намревается заговорить объ ней и начать реставрацію, ревизію и инспекторскій смотръ.

37.

Долженъ извиниться передъ вами, милостивый государь князь Петръ Андреевичъ: за хлопотами и справками для диспута ⁶⁶) никакъ не могу явиться нын къ вамъ вечеромъ, къ крайнему своему прискорбію. Усерднйше вамъ кланяюсь.

Преданный М. Погодинъ.

Пятница (мартъ 1860).

38.

29 марта 1860.

Я такъ развлеченъ былъ въ Петербург, милостивый государь князь Петръ Андреевичъ, что не усплъ переговорить о самомъ нужномъ.

1. Семейство Нащокина въ крайности: сейчасъ была у меня оттуда старуха, которая сказывала, что вчера купили они на пять коп. картофеля, а хлба не было. Нельзя ли обратиться къ Обществу для пособія неимущимъ литераторамъ, по связи его съ Пушкинымъ и прочимъ отношеніямъ къ сочиненіямъ Пушкина?

Если вы находитесь въ непосредственной связи съ Обществомъ, то благоволите передать это предложеніе П. В. Анненкову, какъ издателю Пушкина. Или напишите бумагу въ Общество. Или напишемъ бумагу въ Общество втроемъ: вы, Анненковъ и я. Ланская {Наталія Николаевна, вдова Пушкина. Н. Б.}, казалось бы, должна войти въ положеніе несчастнаго семейства.

2. Вашъ бюстъ, бюстъ — сдлайте милость, достаньте и пришлите на мое имя чрезъ домъ Кокорева ⁶⁷).

Преданнйшій М. Погодинъ.

Письма Карамзина и проч. издать — употребите все ваше вліяніе, настойте.

39.

27 апрля (1860).

Все тотъ же, все добрый, любезный, милостивый князь Петръ Андреевичъ. Храни васъ Богъ долго, долго, на утху и пользу всмъ нуждающимся въ вашей скорой помощи, всмъ желающимъ слышать вашъ родной, знакомый, сладкій голосъ!

Сейчасъ отправляюсь на Кавказъ, прямо изъ церкви ⁶⁸) въ тарантасъ и на пароходъ.

Посылаю вамъ свои послднія брошюры, для васъ и для графа Блудова.

Воротясь, думаю опять приняться за живое дло. Надо возвысить голосъ нашему поколнію и возстановить связь, прерванную сорванцами, забіяками и всякою сволочью,— съ чистой струей русской словесности, поршить съ анархіей.

Усердно вамъ кланяюсь. Преданный М. Погодинъ.

40.

А о чемъ, тому слдуютъ пункты:

1. Глубочайшая благодарность за ходатайство.

На дняхъ пойдетъ просьба отъ Алмазова о газет-журнал Дума.

2. Посылаю вамъ подлинную рукопись А. И. Тургенева, переданную имъ мн, съ письмами, записками и пр. Карамзина. Часть я напечаталъ въ Москвитянин.

II. Копіи съ писемъ Карамзина къ брату В. М. (Карамзину).

Г. Ниротворцевъ отдалъ мн все собраніе, лтъ тому 20.

Потомъ пожелалъ имть половину назадъ. Моя половина поступила въ хранилище въ Публичную Библіотеку и напечатана, кажется, отрывками въ Атене. Эти копіи. Эти копіи, посылаемыя, сняты ль съ нея или съ возвращенной Ниротворцеву, не помню. Кажется, впрочемъ, что у меня найдется копія и со второй половины. Если она понадобится, я пришлю.

III. Предисловія къ Юлію Цезарю и Эмилію Галотти.

3. У меня есть еще много писемъ: къ Калайдовичу, Шаликову, не напечатанныхъ. Напечатаны въ Москвитянин, къ Муравьеву нсколько,— и къ разнымъ другимъ лицамъ. Если угодно, я соберу Москвитянинъ всхъ лтъ и пришлю къ вамъ или Владиміру Николаевичу. Тамъ есть много матеріаловъ о H. М. (Карамзин). Есть у меня описаніе болзни H. М. (Карамзина), писанное изо дня въ день Александромъ Ивановичемъ.

4. Посылаю корректуру статьи Стурдзы о H. М. Карамзин и нсколькихъ писемъ Тургенева, кои могутъ пригодится при печатаніи.

5. Къ М. А. (Дмитріеву) началъ писать, да и остановился. Не прибавить ли нсколько словъ, вотъ какихъ…. Просятъ васъ прислать для проврки подлинныя письма. Разумется, они оттиснутъ особо для васъ сколько угодно экземпляровъ, также доставятъ нсколько и полныхъ экземпляровъ.— Мн кажется, что такое предложеніе побудитъ исполнить скоре желаніе ваше, ибо письма составляютъ все-таки отчасти собственность, и разстаться съ ними, можетъ быть, будетъ жалко.

Такъ или не такъ, черкните мн два слова, и я въ ихъ смысл и буду тотчасъ писать ⁶⁹).

6. Знаете ли, что Нассау-Зигенъ давитъ меня какъ домовой цлое лто. Помню, что у меня давно была какая-то тетрадка съ этимъ именемъ въ заглавіи, и часто попадалась она мн на глаза, и наскучила мн страшно: куда-то я и засунулъ ее. Вдругъ вы спрашиваете у меня весною чего-нибудь о Нассау-Зиген. Бросился искать, искать, нтъ нигд, и занозилась заноза ⁷⁰).

7. Посылаю статью о Хомяков въ корректурномъ оттиск: благоволите дать ее для прочтенія графин Блудовой, которая очень любила Хомякова, Тютчеву и кому разсудите. Цензура пообрзала ее. Оттискъ, по минованіи надобности, прошу возвратить ⁷¹).

Не имю понятія о вашемъ изданіи, и потому не знаю, что вамъ нужно. Радъ служить всмъ, чмъ могу, съ условіемъ, чтобъ вы непремнно написали предисловіе, вступленіе или воспоминаніе.

Да хранитъ васъ Богъ!

Примите увреніе въ моей совершенной готовности къ вашимъ услугамъ. М. Погодинъ.

24 ноября 1860.

Боюсь вотъ чего: если издатели предположатъ большой планъ, то исполненіе его потребуетъ много времени и дло попадетъ въ долгій ящикъ. Мы, издатели, знаемъ это по опыту. Лучше издать сначала только то, что есть подъ рукою. Продолженіе впредь, по мр собранія матеріаловъ. Чрезъ нсколько времени второе изданіе можно расположить уже иначе. Одни письма къ Дмитріеву займутъ большой томъ. Такъ и издать бы его особо, вслдъ за настоящимъ собраніемъ (статьи, высочайшая переписка и пр.) ⁷²).

41.

Не получая такъ долго отвта и останавливаясь безъ него писать къ Дмитріеву, я прошу васъ, милостивый государь князь Петръ Андреевичъ, вывесть меня скоре изъ недоразумнія. Получили ль вы мою посылку большую? У меня нашлась и другая кипа копій съ писемъ къ Вас. Мих. Карамзину, которая будетъ ждать также вашего распоряженія.

Статью о Хомяков благоволите послать къ Кокореву для прочтенія и отправленія ко мн.

Бывшій профессоръ Ордынскій подалъ просьбу о разршеніи газеты: Часы. Поручаемъ вашему покровительству.

Усерднйше кланяюсь. Вамъ преданный М. Погодинъ.

Бюстъ вашъ, если вы мн его отдаете въ потомственное владніе, благоволите послать къ Кокореву для доставленія ко мн. Если же вы можете дать мн его только для снятія копіи, то благоволите отдать его тому формовщику, котораго я выберу и пришлю къ вамъ ⁷³).

А что скажете о восклицаніи одной газеты по поводу извстія о памятник Пушкину. А Блинскому, а Грановскому восклицаетъ она ⁷⁴).

А другая говоритъ: Этого ничто не можетъ быть выше, благородне, гуманне, блинсковне!!! О, Господи! Согршили мы.

42.

Письмо ваше получилъ и успокоился. Къ Дмитріеву написалъ немедленно и просилъ о скорйшей высылк писемъ оригинальныхъ. Есть часть ихъ и у меня. Вторую найденную половину при семъ прилагаю посл съ окказіей.

Алмазова Дума позадумалась, а пошли Ордынскаго Часы.

Замчаніе графини Блудовой о православіи Хомякова совершенно справедливо. Мн казалось, что я выразилъ эту мысль въ параграф о богословіи, но теперь вижу, что это недостаточно.

О симпатичности — что прикажете длать съ нашими невжами и невждами… Вотъ почему и хочется мн, чтобъ основалась газета дльная, принимающая къ сердцу интересы литтературные, а не подлое, глупое барышничество.

Прилагаю переводъ письма изъ Галаца о тамошней рзн. Боже мой — что это такое! Неужели правительство не вступится? Покажите письмо кому разсудите, и потомъ прошу васъ, отдайте напечатать въ какую-нибудь газету.

Есть въ Петербург знаменитое собраніе Петровскихъ изданій и старопечатныхъ книгъ. Британскій музей, или берлинскій книгопродавецъ Ашеръ даетъ за него 9 тыс. р. с. Подвигните землю и адъ, чтобъ это собраніе было удержано въ Россіи. Поспшите. Нельзя ли чрезъ Демидову, Ольденбургскаго, Елену Павловну, Давыдова-Орлова и т. п.

Я могъ бы убдить Кокорева, но онъ находится теперь въ стсненныхъ обстоятельствахъ, и мн совстно тревожить его.

Свднія сообщитъ вамъ академикъ Куникъ, за которымъ вы можете послать, Усерднйше кланяюсь. Преданный М. Погодинъ.

11 дек. (1860).

43.

Января 10 (1861).

Я медлилъ отвтомъ вамъ, многоуважаемый князь Петръ Андреевичъ, въ ожиданіи ршенія отъ М. А. Дмитріева, но не дождавшись до сихъ поръ, ршаюсь писать самъ.

1) Посылаю найденную мною вторую половину писемъ H. М. (Карамзина) къ брату.

2) Письмо Нассау-Зигена.

3) Чистый оттискъ Рчи о Хомяков. Признаюсь, мн не хотлось посылать его, потому что я нсколько сердитъ на ту даму, для коей вы его спрашивали, равно какъ и на ея супруга, за ихъ неблагодарность ко мн и несправедливость.

Покорнйшая просьба: мои политическія письма, говорятъ, напечатаны за границею, по русски, нмецки и французски. Сдлайте милость, достаньте мн экземплярецъ хоть на недлю. Нтъ ли у графини Блудовой или Тютчева? Я боюсь, чтобъ не было какого подлога.

Бюстъ вожделнный благоволите послать просто къ Кокореву, для доставленія ко мн вмст съ корректурнымъ оттискомъ. Хотлось бы мн написать о настоящемъ момент, въ Европ и у насъ, да для чего, если не только не хотятъ слушать, но еще питаютъ подозрнія или ругаютъ. А какъ легко бы А. Н. занять первое мсто повыше и Виктора Еммануила, и Гарибальди, не только что Лудовика-Наполеона. Въ мсяцъ поставилъ бы я его на пьедесталъ. Нтъ охоты догадаться за дло просто взяться. Но ничто такъ не мудрено, видно, какъ простое!

Преданный М. Погодинъ.

Корректурный прежній листъ прошу возвратить.

44.

(1861).

Сію минуту видлъ Пчелу и взбсился. Эти дураки ничего не знаютъ и не понимаютъ.

Всю голову у меня занимаютъ теперь поляки и крестьяне. Стыдно теперь думать о чемъ-нибудь другомъ, но нельзя оставить безъ вниманія этого наглаго вранья. Прошу васъ прислать мн ваше предисловіе къ Дмитріеву или Озерову. Я очень помню, что вы именно 30 лтъ назадъ выразились тоже о большомъ свт, вря, что они теперь (за исключеніемъ таланта) провозглашаютъ.

Я уткну имъ это въ носъ и заставлю напечатать у себя. Должны то же сдлать и другіе, если они порядочные люди, Майковъ, Гончаровъ и проч. ⁷⁵).

Преданный М. Погодинъ.

Сейчасъ былъ у Буткова — принялъ весьма, кажется, радушно. Я ему сказалъ, что съ его отцомъ я ходилъ въ походъ противъ скептической школы, и не ожидаю отъ него ничего противъ благонамренной гласности. Онъ выразилъ готовность пропускать все, что только можетъ, и объяснять, почему то или другое не возможно, если встртится. Посмотримъ, что будетъ. Но нужно общее содйствіе — пусть вс, у кого есть голосъ, заступаются, говорятъ громко и проч. ⁷⁶).

Вторникъ.

Пришлите мн поскоре предисловіе ваше (мн недавно еще показывалъ это Лонгиновъ). Я напишу нын же ночью, чтобъ статейка могла явиться посл завтра.

45.

Вторникъ.

Я слегъ въ постель съ того дня, какъ видлъ васъ. Не спалъ ночь. Жду Смльскаго. И потому едва ли попаду завтра въ Владиміру Николаевичу. Вотъ что скажетъ докторъ.

Статьи прочелъ сейчасъ корректуру. Сверная Пчела благодаритъ за свднія, коихъ не знала.

До свиданія. Преданный М. Погодинъ.

46.

Апрля 24 1861.

Христосъ Воскресе, многоуважаемый князь Петръ Андреевичъ! Написана статья большая, подробная и сильная противъ петербургскихъ мародеровъ, съ обозрніемъ всей вашей литературной дятельности. Въ четвергъ я увижу ее. Мы сдлаемъ публичное засданіе въ Обществ Любителей Россійской Словесности и прочтемъ ее торжественно, если она окажется удовлетворительною. Надюсь, что нкоторые изъ молодыхъ литераторовъ, почестне, подадутъ свой голосъ. Но что же петербургскіе, вызванные, молчатъ? Напримръ, Майковъ, Гончаровъ ⁷⁷).

Усердно вамъ кланяюсь. Преданный М. Погодинъ.

P. S. Разсердилъ меня еще Павловъ своими чопорными выходками объ Ермолов, а Московскія Вдомости есть просто какая-то отвратительная тля, моль, и слпое начальство допускаетъ подобное безобразіе въ университетской газет ⁷⁸).

47.

Мая 4 (1861).

Статья оказалась не столь значительною, какъ предполагалось сначала. Ее написалъ Лонгиновъ. Впрочемъ хорошая и полезная. Начало ея журнальное и напечатается въ Русскомъ Встник, а вторая половина, обозрніе вашихъ сочиненій, прочтемъ въ воскресенье, въ публичномъ засданіи Общества Любителей Россійской Словесности.

Мы трепещемъ предъ грозою, которая собирается, говорятъ, надъ просвщеніемъ.

Университеты въ упадк, но кто же виноватъ, поручая ихъ военнымъ генераламъ, которые не понимаютъ даже, что такое лекція, не только что не могутъ судить объ ней.

Побуждайте графа Блудова защищать просвщеніе и не смшивать его съ негодными орудіями. На васъ наша надежда ⁷⁹).

Преданный М. Погодинъ.

48.

8 мая (1861).

Прекрасно! Вмсто первой половины статьи Лонгиновъ прочелъ краткое вступленіе, которое вышло очень хорошо: и рзко, и эффектно! Было выслушано съ большимъ сочувствіемъ, а стихи ваши, приведенные во второй половин, вс были покрыты рукоплесканіями: ‘Первый снгъ’, ‘Волга’, ‘Палестина’ и ‘Посланіе къ Северину’. Въ послднемъ, я боялся, чтобы упоминовеніе о Блинскомъ не вызвало знаковъ неудовольствія отъ молодежи-студентовъ, которыхъ было въ засданіи до 50, но нтъ: ‘Посланіе’ все сполна было принято отлично. Статья кончена была стихами Тютчева: противъ фельетонной оцнки представили оцнку поэта поэтомъ, и финалъ нашъ удался какъ нельзя лучше. Хочется теперь вступленіе пропустить чрезъ Московскія Вдомости, но трудно: он въ компаніи съ издателями Блинскаго. Если неудастся, то пришлемъ въ Петербургскія Вдомости. Я очень радъ. Что ни говорятъ, а въ Москв все-таки любятъ словесность чище, чмъ въ Петербург.

Въ ‘Посланіи’ я желалъ бы, чтобъ двусмыленности о Гарибальди было меньше ⁸⁰).

Преданный М. Погодинъ.

Меня осыпаютъ письмами и посщенія крестьянъ. Это бы еще ничего, но приносятъ на поклонъ разныя разности, отъ которыхъ долженъ отбиваться съ обидою для приносителей. Какъ ни старался умститься на той страничк, а долженъ перелзть на эту: Грамотки мои надо бы разсыпать по всей Россіи, а наши тупыя власти не умютъ распорядиться, чтобъ он были перепечатаны хоть въ казенныхъ газетахъ ⁸¹). Собраніе было у насъ премноголюдное. За билетами не было отбою.

49.

Іюня 26 (1861).

На бднаго Макара шишки валятся. Мн хотлось заявить, что я убгаю отъ текущихъ вопросовъ, и той самой статейкой, въ коей эта мысль послужила вступленіемъ и вмст поводомъ, накликалъ страшную грозу.

Точно такъ же при назначеніи министромъ Норова разразилась надо мною гроза. Отставкою двухъ цензоровъ, пользовавшихся сильнйшей протекціей: Похвиснева и Ржевскаго. За что? За какую-то повсть, забытую да и не читанную никмъ, напечатанную лтомъ во время моего отсутствія въ Москвитянин ⁸²).

Воля ваша — это странно! Есть какая-то партія и лицо, которое дйствуетъ противъ меня, придирается періодически, и проч., пользуясь всякимъ случаемъ малйшей неосторожности.

Прошу васъ прочесть внимательно эту несчастную статейку: ‘Три вечера’, написанную чрезъ два мсяца посл нихъ, чтобъ отплатить журналисту, который прислалъ мн свой журналъ даромъ, а по его программ мн ничего нельзя было написать кром экономическаго.

Смыслъ перваго вечера: наша русская экономическая жизнь развилась иначе, чмъ на запад, слдовательно, западныхъ правилъ къ намъ прикладывать безусловно нельзя.

Смыслъ второго вечера: затруднительныя обстоятельства, въ коихъ находятся наши лучшіе, сильнйшіе дятели, указываютъ на причины общія, а не частныя, и вмст вызываютъ пособіе правительства (а они-то, по крайней мр нкоторые, и разсердились на меня).

Смыслъ третьяго вечера: бережливость — вотъ главное, безспорное лекарство, а за все прочее я не стою, потому что не понимаю, передавая голосъ общій.

Я привыкъ къ напраслинамъ, кои составляютъ, кажется, основаніе моего креста. Но мн больно, очень больно, если изъ меня должны потерпть и пострадать другіе, напримръ, цензоръ.

Сдлайте милость, употребите ваше стараніе, чтобъ дло обошлось какъ можно легче для цензора. Сообщите это и едору Ивановичу {Тютчеву. Н. Б.}. Пусть наказаніе падаетъ на одного меня, если такое важное преступленіе требуетъ непремнно наказанія. Прошу убдительно! Я очень встревоженъ и, смявшись до сихъ поръ, готовъ хоть плакать.

Вамъ преданный М. Погодинъ.

Говорятъ, что Кокоревъ на меня жаловался, а у меня есть собственноручное письмо его, въ которомъ онъ говоритъ совершенно противное ⁸³).

50.

Августа 16 (1861).

Ей Богу, есть что-то роковое въ писаніяхъ. Habent sua fata libelli. Особенно это случается со мною. Посылаю вамъ брошюрку, произведшую гвалтъ. Соломенки подломить не предполагалъ я, а говорилъ спроста. Вижу, что не умю говорить въ данныхъ обстоятельствахъ, и умолкаю, обрекаю себя на проклятую ссылку, въ Муромъ, чтобъ избгнуть зла. Прилагаю статейку, которую написалъ было въ объясненіе, но ршился не печатать, прочитавъ такія ругательства на себя, какимъ не подвергался, кажется, никто. И отъ кого же? Отъ человка, который нсколько лтъ являлся ко мн съ знаками уваженія, сочувствія и дружбы. Я заступался за него и передъ вами, объясняя его выраженіе о Пушкин и Блинскомъ рядомъ неосмотрительностію или что-то въ этомъ род. Его глаза мн нравились, ну вотъ онъ и разодолжилъ меня. И за что же? Разв есть уголовное преступленіе въ мысляхъ, объявленныхъ безъ притязанія. Ну да Богъ съ ними! Въ деревню, въ глушь, въ Саратовъ! Я ли не былъ терпливъ, но и я выведенъ изъ терпнія. Надо переждать это странное время.

А что длается? Девяти губерніямъ угрожается осаднымъ положеніемъ. Вдь это — торжество Польш. Помилуйте — да неужели нельзя было справиться съ виновными безъ такой огласки на всю Европу, которая увидитъ здсь солидарность 9 губерній по Днпръ съ Польшею, а въ этихъ губерніяхъ народъ Русскій и мятутся только помщики. Мятетесь вы, недовольны, ну и ступайте въ Польшу!

Атаманъ Черноморскихъ казаковъ назначенъ попечителемъ университета ⁸⁴).

Грустно, тяжко!

У меня есть къ вамъ просьба — нельзя ли похлопотать предъ принцемъ Ольденбургскимъ, съ которымъ вы находитесь въ хорошихъ отношеніяхъ, о помщеніи моихъ двухъ племянниковъ-сиротъ въ Училище правовднія на казенный счетъ.

Я приготовилъ записку къ вашему прізду.

Преданный М. Погодинъ.

Статейку возвратите. Что печатаютъ — а мы молчи, какъ неблагонамренные. Господи Боже мой!

51.

Іюня 9 1865.

Какъ я обрадовался, многоуважаемый князь Петръ Андреевичъ, услышавъ отъ Владиміра Николаевича {Карамзина. Н. Б.} о вашемъ совершенномъ выздоровленіи. Живите, живите долго и давайте намъ слушать звуки, какіе уже не слышутся отъ новаго поколнія. Будемъ надяться, что это поколніе поврежденное есть антрактное, переходное, и смнится скоро другимъ, поумне, подобре и подльне.

Между тмъ я и постовалъ на васъ въ послднее время, не получивъ отъ васъ ни единаго слова о моей работ надъ Карамзинымъ. Мн нужно бы и назиданіе, и ободреніе. Не знаю, передано ли вамъ, что эта работа есть еще корректурная. Мн хотлось пройти прежде всю дорогу, чтобъ получить объясненія, дополненія, примчанія. Теперь я принимаюсь исправлять и жду вашего наставленія.

Обращаюсь къ вамъ еще съ покорнйшею просьбою. Я собралъ вс свои статьи, писанныя о Польскомъ вопрос, въ продолженіе 30 слишкомъ лтъ. Мысль моя прошла чрезъ вс фазы,— и пришла, наконецъ, къ заключенію объ исторической, географической, политической необходимости соединенія Польши съ Россіею. Такому заключенію для умной цензуры даютъ особенную силу прежнія гуманныя предположенія автора: если самый доброжелательный человкъ, который имлъ нкогда такія-то мысли, пришелъ къ такому заключенію, то значитъ, оно неизбжно и тому под.

Я не имлъ ни малйшаго опасенія, чтобъ цензура нашла затрудненіе, обращая вниманіе на духъ и смыслъ всего сочиненія, а вышло напротивъ. Въ 1863 году цензоръ, полякъ, забраковалъ дв статьи изъ 20, и представилъ въ Комитетъ. Комитетъ, подъ предсдательствомъ г. Цее, пропускавшаго въ то же время извстную ужасную статью, согласился съ нимъ. Черезъ годъ я представилъ сборникъ въ московскую цензуру. Та не осмливалась поступить вопреки петербургской, не смотря на ея нелпость разсуждать о двухъ статьяхъ отдльно отъ 20 и не обращать вниманія на цлое. Прошу васъ покорно прочесть мой сборникъ и, убдясь въ его праведности, довести до свднія г. министра, чтобъ онъ веллъ разршить печатаніе. Сборникъ этотъ надо бы перевести на вс европейскіе языки, и онъ, я твердо увренъ, оказалъ бы полезное вліяніе на общественное мнніе Европы ⁸⁵).

Совстно мн обезпокоивать васъ, но къ кому же можно обратиться мн и намъ вообще? Святая Русь клиномъ сошлась.

Преданный М. Погодинъ.

Если прочитывать и ходатайство почему-нибудь для васъ неудобно, то прошу васъ сказать мн то безъ всякихъ околичностей: я столько увренъ въ вашей готовности помогать, что ни мало не постую и на совершенный отказъ, и буду ждать новаго устава.

Я не вижу нигд по газетамъ объ юбиле Карамзина. Неужели его не будетъ? Вдь это было бы оскорбленіемъ памяти. Вамъ всего приличне подать голосъ во 2 Отдленіи, или, если оно закрыло свои засданія, написать письмо къ Литке {Графъ едоръ Петровичъ, президентъ Академіи Наукъ. Н. Б.}, растолковать ему необходимость. А графиня Блудова, Тютчевъ, должны пустить въ ходъ мысль при Двор.

Будете ли вы въ Остафьево? Тамъ, врно, найдется у васъ много матеріаловъ.

Мы затваемъ журналъ съ Сологубомъ, который сбирается работать: Старовръ ⁸⁶). Вдь грустно смотрть на ныншнее пренебреженіе литературы. Надо возстановить преданіе.

Ною, дондеже есмь!

52.

Октября 20 1865. Москва.

Скрпя сердце выхалъ я изъ Петербурга. Не повидавшись съ вами, мой старый, добрый, много-искренно-уважаемый благопоспшникъ, милостивый государь князь Петръ Андреевичъ! Я побоялся остаться теперь, въ такое ненастье, въ Петербург, чтобъ не потерять плодовъ лтняго леченья, чтобъ не утомиться слишкомъ визитами, которыхъ предстояло нсколько по необходимости: я же пробылъ полторы недли въ Варшав и долженъ былъ ожидать разныхъ разспросовъ!

Съ особеннымъ удовольствіемъ, посл отдыха, сажусь я теперь за свой письменный столъ и принимаюсь за біографію. Примите мою искреннюю благодарность за вс ваши замчанія, которыми не премину воспользоваться. Ожидаю ихъ больше и больше. Я разставилъ пока только вхи, чтобъ получить указанія, объясненія и дополненія отъ знающихъ. При томъ вспомните о заглавіи: ‘Карамзинъ, по его сочиненіямъ, письмамъ и отзывамъ современниковъ’. Я въ сторон, за кулисами. На сцен только они. Сужденіе автора есть только дополненіе: это совсмъ другое сочиненіе. Надо бы напечатать все это корректурно въ журналахъ, чтобъ пріобщить къ сочиненію и публику, но гд взять такихъ журналовъ ⁸⁷). Сборникъ свой однакоже, кажется, я начинаю печатать, и онъ, посвящаемый именамъ Ломоносова и Карамзина, начнется первою главою біографіи. Ожидаю вашего вклада. Содержаніе первой книги, совершенно готовой, слдующее:

Дтство, воспитаніе и первые литературные опыты Карамзина.

Нигилистъ, поэма Сологуба.

Восточный вопросъ, разсужденіе пр. Лавровскаго.

Ваша благостыня.

О національности и народности въ поэзіи, Дмитріева.

Письма Каподистріи къ Карамзину и отвты.

Письмо Карамзина къ императриц Елизавет Алексевн по кончин императора Александра.

Три дня на Италіанскихъ озерахъ, Колошина.

Московская городская дума.

О Всероссійской выставк, Григоровича и проч.

Нтъ ли чего-нибудь у Тютчева? Напишу къ Майкову. Общее участіе достойныхъ, заслуженныхъ литераторовъ возбудитъ участіе публики къ изданію. Реакція началась. Надо соединенными силами воспользоваться ею ⁸⁸). Надюсь въ конц ноября пріхать въ Петербургъ, чтобъ поговорить окончательно о томъ съ другими. Надо заявить и хорошенько мотивировать отложеніе юбилейнаго празднованія {Карамзина.} до слдующаго года, если вы такъ ршите. Буду ждать извщенія. Во всякомъ случа я надюсь кончить въ ноябр начатыя чтенія въ Москв и повторить ихъ въ Петербург.

Благослови васъ Богъ на многія лта!

Неизмнно преданный М. Погодинъ.

Что вы скажете объ Остафьевскихъ вашихъ бумагахъ? Какъ бы разобрать ихъ? Я собирался разобрать бумаги Н. И. Тургенева, но отъ холеры не попалъ въ Парижъ.

Вы писали, что одной статьи о Польскомъ вопрос неловко печатать теперь. Мн кажется напротивъ: человкъ, который думалъ такъ-то, теперь убжденъ такъ-то.— это второе убжденіе получаетъ большую силу и довріе посл перваго ⁸⁹).

Благоволите прислать корректуры съ окончательнымъ вашимъ мнніемъ. Въ предисловіи можно оговориться еще крпче.

53.

Дек. 21 (1865).

Благодарю, усердно благодарю неизмнно благосклоннаго ко мн, добраго, любезнаго, многоуважаемаго князя Петра Андреевича. Стихотворенія получены. Перечелъ,— при воспоминаніи о Карамзин и Жуковскомъ навернулись слезы, а надъ ‘Крахмаломъ’, и ‘Не клеятся’ насмялся досыта. Напечатаю 18, а остальные приберегу до второй книги, которая, вроятно, послдуетъ за первою. Отъ цензуры я самъ бы не прочь, но у насъ, на послдахъ, такіе экземпляры ея, что тошнитъ при одной мысли имть съ ними самое простое дло. Впрочемъ, смю думать, что самъ не пропущу ничего сомнительнаго ⁹⁰). Сборникъ мн хочется посвятить памяти Ломоносова, Карамзина и Пушкина, но никакъ не могу еще согласиться съ собою, можно ли посвящать по русски памяти ( la memoire — въ память?). Основаніе же сомннія положено самимъ Карамзинымъ. Когда я имлъ счастіе быть у него, 26 дек. 1825, и говорить съ нимъ, онъ сказалъ о Корнилович: Каковъ господинъ, вздумалъ переписываться съ памятью Петра I! (Корниловичъ посвящалъ свою ‘Русскую Старину’ памяти Петра I).

Между тмъ выраженіе: и сотвори ему вчную память,— какъ будто даетъ право представлять себ память чмъ-то, говоря по мод, конкретнымъ. Какъ вы думаете?

Радуюсь вашей цлой книг,— а когда же собраніе-то выйдетъ?

Хочется мн добраться до вашего Остафьева. Чудится мн, что тамъ найдется многое. Можно ли васъ ждать въ Москву лтомъ?

Благослови васъ Богъ!

Преданный М. Погодинъ.

А Дмитріевъ {Михаилъ Александровичъ. Н. Б.} ругательски разругалъ меня за 1766 годъ {Годъ рожденія Карамзина. Н. Б.}, и вспомнилъ я ваши стихи времени онаго: ‘Студенческая кровь’!

Замтьте, что 40 лтъ я находился съ нимъ въ лучшихъ отношеніяхъ, письмо полученное отъ K. С. Сербиновича о 1766 год, тотчасъ переслалъ къ нему, и проч. Я знаю наизусть вс происшествія и могъ бы уничтожить его показанія, но остановился, чтобъ не подать повода къ насмшк нашихъ забіякъ.

54.

(1866).

Усердно васъ благодарю. Для успокоенія вашего, столь мн дорогого, посылаю корректуры соблазняющихъ васъ писемъ: на 66 году неужели я могу напечатать что-нибудь запретное! Печатается Утро въ четырехъ типографіяхъ, ибо первая, обязавшаяся, оказалась несостоятельною. Заваленъ корректурами. Спшу. Извините. Пользуюсь окказіей. Вслдствіе полученія статьи о любезномъ П. А. (Плетнев)⁹¹) я долженъ былъ вынуть изъ листа нсколько стихотвореній, а начать прозою и посланіемъ, за коими могли умститься только фотографіи и замтки. Прочее пойдетъ во 2 книгу, которая, кажется, будетъ, потому что охотниковъ на 1 встрчается много. Выйдетъ она чрезъ недлю.

Преданный М. Погодинъ.

Наблюдите за бумагами Жуковскаго, во имя русской словесности.

Усердно кланяюсь и радуюсь вашей свжести, крпости и живости.

53.

Марта 19 (1866).

Je reviens toujours mes moutons de Молчановка. ‘Двора’ вмсто ‘царя’, стоитъ въ вашемъ оригинал, который при семъ препровождается вмст съ прочими напечатанными стихотвореніями. ‘Ошибки’ поправилъ корректоръ, который хотлъ поумничать.

А ‘Страстью’ увлекся юноша-перепищикъ, которому грусть надола!

И вотъ вс мои труды и подвиги пошли подъ ноги: какъ я смотрлъ и сврялъ, и какъ хотлось напечатать исправно!

Когда Бартеневъ сообщилъ мн ваше неудовольствіе, меня просто варомъ обварило, а къ тому же послышался голосъ Шевырева {Скончался въ Париж 8 мая 1864 года. Н. Б.}, крикнувшаго съ того свта за опечатки.

Еслибъ вы знали, что сдлала со мною типографія въ Молчановк. Взялась напечатать книгу къ 1 января, съ страшными неустойками, за недлю еще подтверждала обязательство, и вдругъ я увидлъ только семь листовъ. Я такъ и ахнулъ, роздалъ оригиналъ по четыремъ типографіямъ: надо было подгонять статьи, слаживать нумерацію,— а живу я на Двичьемъ пол, и секретари запили! Бдный Іорикъ! Благодарить Бога, что и такъ вышло!

Распространяйте Утро въ вашемъ кругу, заводя разговоры и тому под. Матеріаловъ у меня собрано много хорошихъ, а печатать не могу, если не окупится книга, до чего еще далеко!

Бодянскій отмякъ, вроятно, вслдствіе моего благопріятнаго отзыва о Чтеніяхъ, и сказалъ мн, что книги посылать готовъ, если вы пришлете адресъ, а то ему возвратили четыре.

Наблюдите за бумагами Жуковскаго, чтобъ ихъ не растаскали. Врить, увы, можно немногимъ. Если понадобится, я готовъ пріхать нарочно къ вамъ на помощь, по дорог въ Парижъ, гд мн хочется разобрать бумаги Тургенева.

Меня просятъ многіе о журнал и газет. И журналъ, и газета новые въ Москв необходимы. Распространяйте эту мысль. Честные, благонамренные, толерантные и русскіе. Могу принять на себя только главное наблюденіе и послднюю корректуру, кром сотрудничества.

Цензурою министръ внутреннихъ длъ управлять не уметъ, и, вообще, безъ знакомства съ литтературою управленіе не мыслимо. Наконецъ усердно кланяюсь.

Не отдать ли ‘Тоску по запоздаломъ’ Каткову или Бартеневу? ⁹²).

Кончилъ вчера чтенія о Карамзин, а нынче я субботствую и пишу письма.

Многіе плакали, слушая письма Жуковскаго, которыми я заключилъ чтеніе.

Послдняя тетрадь съ Телешевымъ въ конц вамъ попалась перепутанная — я не усплъ пересмотрть ее хорошенько передъ отъздомъ за границу въ прошломъ году.

Преданный М. Погодинъ.

Есть привсокъ.

Я писалъ, кажется, къ вамъ, чтобы вы настояли въ Академіи о порученіи мн оффиціальномъ — написать біографію Карамзина, собрать матеріалы. Пристаньте къ Литке, котораго кругомъ обманываютъ. Ломоносову воздана честь, на Державина употреблены многія тысячи, а о Карамзин ни слова. Вдь это посмертное оскорбленіе!

Максимовичу непремнно надобно помочь отъ Академіи. Онъ крайне нуждается.

Достаньте стихотворенія новыя Дмитріева. Вы найдете тамъ чего не ожидали. Я удивился ⁹³). Много прекраснаго. А разругалъ онъ меня ругательски за 1766 годъ вмсто 1765!!

Что значатъ слова въ ‘Записк’ Карамзина, с. 12: ‘Если не я, то другіе увидятъ скоро, для чего Богъ незапно отнялъ Александра у Россіи’.

56.

Понедльникъ (1866).

Спшу передать вамъ общее впечатлніе засданія — превосходное! Статья Сологуба очень хороша. Прочелъ онъ ее прекрасно. Выборъ стихотвореній счастливый! ‘Тропинка’, ‘Ночь на Босфор’, ‘Ямщики’ и пр. производили восторгъ. Усердно поздравляю. Я вну- тренно радовался — среди различныхъ своихъ непріятностей. Своей статьи я приготовить за справками не усплъ, да она и была бы лишнею ⁹⁴).

Преданный М. Погодинъ.

Жаль мн Сологуба. У него и талантъ, и умъ, и образованіе, и доброе сердце — а тратитъ жизнь въ пустякахъ. Самое Утро я вздумалъ издавать, чтобъ привлечь его къ работ,— да и остался одинъ, а онъ укатилъ. Надо бы учинить надъ нимъ опеку литературную, да не изъ кого. Въ Москв я одинъ донкишотствую, а прочіе — каждый норовитъ подъ своею смоковницею. Надо ждать добра отъ слдующихъ поколній.

Что же вы не сказали мн ни слова объ Утр?

57.

Апрля 5 1866.

Многоуважаемый князь Петръ Андреевичъ! Вы москвичъ прирожденный — имю честь представить вамъ издателя Москвы, описанной и расписанной, Ал. Ал. Мартынова. Онъ повезъ экземпляры царской фамиліи — надо, чтобъ они были приняты и, сколько-нибудь, вознаграждены. Изданіе стоило слишкомъ дорого, какъ вы сами усмотрть можете. Похлопочите елико возможно предъ г. Валуевымъ, чрезъ котораго пойдетъ, кажется, поднесеніе, также предъ г. Перовскимъ, предъ собою и прочими, силу и власть имющими. Текстъ къ описанію Москвы составленъ г. Снегиревымъ вмст съ издателемъ. Въ глав объ урочищахъ много новаго и любопытнаго.

Обстоятельства мудреныя! Война между Австріей и Пруссіей немыслима. Не морочатъ ли насъ? Господи помилуй,— а у насъ вс партіи сражаются съ втреными мельницами! Сказалъ бы я то и другое, но гд прикажете печатать? Утро еще не окупилось, а втораго не могу начать прежде, чмъ окупится первое.

Страшное, невроятное паденіе курса. Это другая война, которую задаютъ намъ на другомъ пол, и отъ которой наши финансисты оборониться не умютъ, а, можетъ быть, и не хотятъ. Курсъ нашъ хуже всхъ, слдовательно, дла наши хуже всхъ и опасне?

Боюсь зарапортоваться и повторяю просьбу о покровительств Мартынову. Преданный М. Погодинъ,

P. S. Пріятное извстіе объ обращеніи Джунковскаго. Ему бы теперь воздйствовать на Гагарина, Печерина и проч. У насъ въ Москв еще важне обращеніе раскольничьихъ архіереевъ, котораго рутинисты наши цнить не умютъ, а это великое орудіе Богъ подалъ намъ въ руки!

Усердно кланяюсь.

58.

Ко мн является всякой людъ. Пришелъ липецкій купецъ {Тамбовской губерніи, города Липецка, купецъ 2-й гильдіи Василій Васильевъ Быхановъ.} — депутатъ отъ города. Крыши у нихъ ⁹/₁₀ покрыты соломою, а начальство велитъ ихъ раскрывать, и уже раскрываютъ. Исполнитель, говорятъ, полякъ. Въ город плачъ и стонъ. Они написали просьбу государю и просили меня посмотрть. Я подалъ совтъ показать ее прежде г. министру, и обращаюсь къ вамъ, многоуважаемый и многолюбимый князь Петръ Андреевичъ, не будете ли вы такъ добры, чтобъ старику доставить доступъ къ г. Валуеву? ⁹⁵). Усердно кланяюсь. Преданный М. Погодинъ.

16 апрля (1866).

59.

21 апрля 1866.

А я все къ вамъ, многоуважаемый князь Петръ Андреевичъ! Распря Московскихъ Вдомостей съ цензурнымъ управленіемъ можетъ произвести скандалъ.

Я придумалъ средство прекратить его, сохраняя достоинство закона и щадя самолюбіе редакціи, которая заняла ловкое положеніе. Лично я не люблю ея, но заслуги ея несомннны. Средство, придуманное мною вы можете прочесть на 11 страниц прилагаемаго корректурнаго 2 листка, въ отвтъ на приписку какого-то переяславскаго мщанина. Одобрите ли пустить въ ходъ это средство. Тогда я напечатаю его въ 3 листк. Вы можете отъ себя спросить согласіе у г. Валуева (котораго я также не долюбливаю за его грубйшее оскорбленіе,— но въ этомъ дл я — вн частностей и личностей). Если вы разсудите сдлать какое измненіе, то пришлите мн совтъ. Если думаете, что это ни къ чему не поведетъ, то я уничтожу Дои-Кигаотскую выходку.

Такъ было хорошо я настроился къ исторической своей работ, какъ вдругъ послднія событія совершенно меня растревожили.

Прилагаю и первый листокъ, если вы его не видали. Тамъ также есть любопытныя вещи. Меня осыпаютъ различными заявленіями и письмами и разстраиваютъ мои занятія ⁹⁶). Благослови васъ Богъ. Преданный М. Погодинъ.

Малороссійскому бутузу {Осипу Максимовичу Бодянскому. H. В.} потрудитесь сами написать дв строки, которыхъ онъ, видно, дожидается:

‘Князь Вяземскій проситъ г. Секретаря переслать ему труды Общества, въ Петербургъ, въ гостинницу Демута’. Другой причины я не вижу. На мои слова онъ отвчалъ мн самымъ почтительнымъ тономъ: ‘Я не знаю адреса, и получилъ назадъ три-четыре раза книги, посланныя на имя князя Вяземскаго въ Петербургъ. Какъ можно, чтобы я не доставилъ князю Вяземскому и пр.’. Я думалъ, что онъ вамъ тотчасъ тогда же и отправилъ все слдующее.

60.

2 мая (1866).

Получили ль вы мой корректурный листъ, многоуважаемый князь Петръ Андреевичъ? Прошу васъ покорно возвратить его мн: я отдумалъ самъ не пускать его въ ходъ — Богъ съ ними со всми. Такъ все запутано, сложно,— что лучше оставаться въ сторон, да не гршно ли граждански? Вотъ этотъ вопросъ часто смущаетъ меня, и я отъ Ярополковъ и Мстиславовъ обращаюсь къ злоб дня ⁹⁷).

Сбираюсь летучіе листки распространить по содержанію и издавать тетрадки не о томъ же, но обо всемъ! Что скажете? Преданный М. Погодинъ.

Скажите графин Блудовой, что я перестану писать къ ней вовсе, а у меня есть и Острожская Библія.

61.

10 мая (1866).

Я такъ отяжеллъ, многоуважаемый князь Петръ Андреевичъ, что затрудняюсь выхать иногда съ Двичьяго поля на Тверскую или на Покровку, а о Петербург и думать не смю, разв по какой необходимости! Притомъ — не люблю Петербурга, Всякое предложеніе, мысль, совтъ, представляется тамъ просьбою, исканіемъ, предполагаютъ заднія мысли и пр. Богъ съ ними! Я же не умю обходиться съ такими индивидуумами ⁹⁸).

Можете сказать отъ себя (но отнюдь не отъ моего имени), что 1 декабря въ торжественномъ собраніи прочесть бы мое ‘Похвальное слово’, измнивъ его соотвтственно дню произнесенія, да стихи Языкова, если вы не напишете новыхъ, которыхъ, признаться, я давно ожидалъ. Передъ 1 декабря прочесть публично обозрніе его жизни (то-есть, сокращеніе моей біографіи), въ Академіи же, что могутъ поручить мн. Касательно обда Ломоносовскій комитетъ дйствовалъ, кажется, хорошо. Можно поручить ему это дло.

Карамзину надо бы поставить памятникъ въ Москв, которую онъ прославилъ, описалъ, гд жилъ и образовался и дйствовалъ, и поставить бы противъ Пожарскаго и Минина, а если это покажется несоотвтственнымъ, то въ Александровскомъ саду, или около стнъ Кремля, на берегу Москвы рки.

Касательно содйствія — пусть назначатъ какую-нибудь сумму. Я не говорю о своемъ труд, но переписка {У меня вдь было 4 редакціи, а теперь идетъ пятая.}, почта, поиски, собраніе изданій, справки, чего мн стоятъ въ продолженіе двухъ лтъ! Объ этомъ должна бы Академія сама догадаться, а напоминать непріятно.

Катковъ и Леонтьевъ зазнались, а что они оказали важныя услуги — это безспорно. То-то и бда, что русскіе люди не умютъ оставаться въ границахъ, а всякой хочетъ по своему! Недостатокъ воспитанія!

Экземпляръ прошу доставить Наслднику, которому и посвящаю я біографію Карамзина, графин Блудовой, г. Сербиновичу, Карамзинымъ.

Не выдавать ли разныя разности тетрадками, въ 2, И листа. Ко мн шлютъ множество любопытнаго. Есть въ Италіи хорошій корреспондентъ. Надо, чтобы всякая тетрадка производила эффектъ для нашихъ черепокожныхъ! О, противныя созданія!

Преданный М. Погодинъ.

62.

Мая 14 (1866).

Помилуйте — что уже это длается въ Петербург? Вы знаете, что я лично не расположенъ къ издателямъ Московскихъ Вдомостей, но он сдлались, положимъ даже,— безъ достаточныхъ причинъ, тожественными съ русскимъ дломъ, съ русскими интересами, оппозиціею полякамъ, какъ же можно зажать имъ ротъ? Какое впечатлніе для большинства? Какое ободреніе для искреннихъ мнній? Что скажутъ русскіе дятели въ Вильн, Кіев, Варшав? Вдь у всхъ опустятся руки. А враги, имъ же имя легіонъ, восторжествуютъ! Мра въ высшей степени не политическая и во всхъ отношеніяхъ вредная! Надо было придумать другой исходъ! Не позаботились даже, чтобы газета на другой день вышла въ другой редакціи! Теперь мы безъ газеты, чего въ продолженіе ста лтъ, не случалось, кром мсяца при французахъ. Сообщаю вамъ, какъ русскому человку и послднему изъ той незабвенной среды, принимающему живое участіе въ судьбахъ отечества, что впечатлніе въ Москв тягостное ‘). Пакетъ пошлите въ домъ Кокорева, на Бассейной, для доставленія ко мн. У него часто окказіи.

Преданный М. Погодинъ.

63.

Мая 16 (1866).

Мучить, такъ мучить васъ, достойный князь Петръ Андреевичъ!

Просьба убдительная, преклоните колна: сынъ мой Дмитрій, (названный такъ въ память о Димитрі Веневитинов) служитъ 4 года судебнымъ слдователемъ въ Подольск. Вдругъ, вопреки представленію непосредственнаго начальника прокурора Ровинскаго {Дмитрій Александровичъ. Н. Б.}, къ которому я имю полную довренность, переводится въ Михайловъ, Рязанской губерніи. Это разстроиваетъ и его съ семействомъ (у него трое дтей), и меня. Еслибъ за вину, я не сказалъ бы ни слова, но меня увряютъ люди, вполн заслуживающіе мою довренность, что это дло интриги: онъ имлъ неосторожность рзкимъ языкомъ раздражить нкоторыхъ грандовъ, въ угоду которымъ и начались противъ него дйствія, пущены слухи. Точно — я самъ былъ недоволенъ его поведеніемъ сначала, но теперь онъ поправился. Это я знаю наврное. Служба жъ его шла всегда исправно. Пусть спросятъ мужиковъ Подольскаго узда,— я разспрашивалъ,— и тогда пусть осуждаютъ его.

Я знаю — вы не поскучаете этими подробностями и пособите молодому человку, и вмст старому.

Оставить судебнаго слдователя Погодина въ Подольск до сентября мсяца.

Сдлайте милость — похлопочите у министра юстиціи, если вы его знаете, или у кого другого, поскоре…

Преданный М. Погодинъ.

P. S. Столько у меня было тревогъ въ послднее время, что, право, на свтъ Божій не глядлъ бы!

Изъ Академіи пишутъ мн, что тамъ ‘препятствія нтъ напечатать біографію Карамзина на счетъ отдленія, но надо прислать рукопись и пріхать’. Слуга покорный! У меня, впрочемъ, и въ мысли никогда не было печатать въ Петербург на счетъ отдленія! Богъ съ ними! Я отпраздную юбилей Карамзина у себя въ кабинет, и тнь его снизойдетъ ко мн, я надюсь, а не въ Академію и не въ Университетъ.

64.

28 іюня (1866).

Благодарю усердно и за себя, и за будущаго Бартенева ¹⁰⁰). Неужели не увижу я васъ — скажите, когда пріхать къ вамъ, чтобъ потолковать о біографіи Карамзина? Какъ я благодаренъ княгин Мещерской {Екатерина Николаевна, дочь исторіографа Карамзина. Н. Б.}. Отъ нея несется электричество! Надо бы поговорить и о литератур. Изданіе необходимо живого журнала спокойнаго, благонамреннаго и вротерпящаго, и газеты.

О Нащокин буду приставать къ попечителю и пр.

Низко кланяюсь. Подкрпляй Богъ ваши силы.

Преданный М. Погодинъ.

Я слышалъ о вашихъ новыхъ выстрлахъ и шуткахъ — пришлите потшиться.

До Каткова лично я не охотникъ, какъ и писалъ къ вамъ, но дло противъ него поведено было неловко, и подано было ему оружіе, которымъ онъ ловко воспользовался. Письма вашего я не прочелъ еще, опасаясь задержать посланнаго, а пишу это по старому впечатлнію.

65.

2 іюля (1866).

1) Посылаю копію съ вашего письма {То-есть, письма отъ 28 апрля 1866 года. Н. Б.}.

2) Три стихотворенія новыя (нкоторые стихи требуютъ исправленія).

3) Стихотворенія прежнія пришлю въ Петербургъ, списавъ на всякій случай копіи. (Надо бы издать второе Утро помудрене, да не на что).

4) Одна княгиня Щепина-Ростовская, старуха 80 лтъ, слпая, глухая, нищая подала просьбу Императриц: нельзя ли похлопотать о пособіи. А всего бы лучше помстить во вдовій домъ. Мои знакомые содержатъ ее, кто даетъ въ мсяцъ рубль, кто два!

5) Дв старыя двы Потоцкія просятъ о половинной или маленькой пенсіи ихъ отца и матери (просьбы у г. секретаря должны быть).

Я отказывать никому не умю, а вы еще мене: потому я вамъ и докучаю, и докучать смло буду.

6) О Катков ³/₄ вашей правды, а ¹/₄ нтъ. Талантъ писать, или играть на шарманк онъ иметъ, пользу принесъ значительную,— нельзя не похвалить его и за нкоторую смлость, въ нашихъ обстоятельствахъ имющую свое значеніе.

7) Третій листокъ мой возвратите. Если покажете Валуеву, то отъ себя, а я отнюдь не жалуюсь (чортъ ихъ возьми) и печатать не хочу,— да и теперь уже и вышелъ бы онъ горчицею посл ужина {Разумется Летучій Листокъ.}.

Къ 6. Дло о пожарахъ замято. Смерть Жданова замята. Это общій голосъ, смло сказать можно, всей Россіи. Есть много подобныхъ событій — вотъ что Московскія Вдомости и называли измною, согласно съ мнніемъ большинства. Правительство само подало поводъ, не постаравшись разъяснить событія. Московскимъ Вдомостямъ вмняется въ заслугу, что он смло заявляютъ общее негодованіе.

Усердно желаю вамъ всякаго благополучія — здоровья, спокойствія!

Да когда же начнете вы печатаніемъ свои сочиненія? Хоть бы Императрица, если не Академія, ршила бы приняться скоре за изданіе. Это было бы приношеніе въ юбилейный годъ Карамзина на алтарь музъ, какъ говорили прежде!

Если о Карамзин что вспомните, напишите къ преданному М. Погодину.

66.

Января 18 (1867).

Насилу собрался писать вамъ, многоуважаемый князь Петръ Андреевичъ, и такъ много накопилось всякой всячины, что не знаю съ чего начать.

Начну съ послдняго событія: я послалъ просьбу о разршеніи мн издавать по листу въ недлю газеты Земецъ. Такъ подписался подъ одной статьей противъ меня какой-то рецензентъ {Иванъ Егоровичъ Заблинъ. Н. Б.} (въ Атене), онъ, Атеней, попался на глаза, я и вспомнилъ объ этомъ имени, а прежде думалъ было назвать газету Часовымъ. Какъ вы думаете? ¹⁰¹) Литература будетъ занимать главную часть. При газет, когда наберется матеріаловъ, можно издавать и сборникъ въ род Утра. Прошу о помощи и содйствіи.

Для біографіи Карамзина набирается уже третья часть. Не позволите ли приложить къ ней вс ваши три статьи, то есть, перепечатать? Он дополняютъ значительно біографію.

Въ Обществ Любителей Россійской Словесности съ удовольствіемъ прослушалъ ваши замчанія о стихахъ Карамзина. Какъ это все молодо, свжо, любопытно. И потому, поздравляя васъ съ новымъ годомъ, не желаю даже вамъ новыхъ силъ, по обыкновенію, а желаю только, чтобъ сохранились старыя какъ можно дольше. Какъ я былъ радъ одному извстію, что Карамзинъ читалъ начало ‘Онгина’. Заключеніе статьи попадало не въ бровь, а прямо въ глазъ новымъ забіякамъ, вкравшимся въ Общество Любителей Россійской Словесности.-Они не допускали было чтенія статьи съ заключеніемъ, и недля прошла въ неизвстности, но старики Сологубъ и Лонгиновъ объявили, что не будутъ читать половины, и чтеніе полное не состоялось.

Кстати сообщу вамъ и другія подробности. Засданіе открылось годичнымъ отчетомъ секретаря, который обругалъ прежнюю дятельность Общества и похвалился, идучи на рать. (Теперь онъ уже отказался опять отъ секретарства). Я хотлъ уйти и сказать, что мн длается дурно, и что я рчь свою прочту въ другой разъ и въ другомъ мст. Но потомъ я подумалъ, что выставляя Карамзина идеаломъ писателя, я долженъ и слдовать его примру кротости и терпнія, а не длать скандалу. Смирился, и только взглядами и удареніями на нкоторыхъ словахъ изъ Карамзинскихъ писемъ постегалъ секретаря, сидвшаго со мною рядомъ. Ваша статья послужила впрочемъ самымъ блистательнымъ ему отвтомъ.

Это засданіе ршило меня и издавать газету. Общество, то-есть, публика показываетъ расположеніе къ исправленію къ прежнему образу мыслей. Надо ковать желзо, пока горячо… Хоть мн жаль своихъ Святославовъ и Мстиславовъ, но я измню имъ не по долгу, по дню одному въ недлю. Время таково, что лишній, честный и независимый голосъ можетъ оказать пользу.

Я посвятилъ свою книгу {H. М. Карамзинъ.} сыну. Ни мать, ни отецъ, не прочли, кажется, и посвятительнаго письма. Признаюсь — это меня огорчило, и третьей части едва ли я представить ршусь. Богъ съ ними!

Если можете прислать мн копіи, или оттиски своихъ статей о Карамзин, то благоволите,— и съ какими-нибудь новинками для газеты.

Преданный М. Погодинъ.

67.

(1867).

Ршился и я поклониться Гробу Господню и всплакнуть о грхахъ на святомъ мст, досточтимый князь Петръ Андреевичъ, и прошу васъ покорно прислать мн наставленіе.

Планъ мой таковъ: мсяцъ въ Карлсбад, оттуда на недлю въ Парижъ взглянуть на послдніе плоды цивилизаціи. Изъ Парижа хотлъ я хать на Женеву, въ Геную,— и оттуда на пароход. Но не лучше ли на Марсель, откуда сообщеніе опредленне?

И такъ вопросъ: должно ли брать мсто до Константинополя, съ правомъ остановиться въ Аинахъ, Александріи, Іерусалим,— или только до Аинъ?

Сколько времени продолжается плаваніе?

Вы въ какомъ мсяц совершали его?

Я думаю быть въ Марсели или Гену 1-го августа.

Если Богъ дастъ, выну часть за ваше здоровье, а теперь только желаю его вамъ отъ души.

Преданный М. Погодинъ.

Позвольте напечатать ваши стихотворенія, что у Бартенева.

68.

Ноября 29 1867.

Русскій выступаетъ опять на сцену. Утро занимается. Издатель обращается къ вамъ, какъ прирожденному благодтелю, о богатой милости. Давно не имлъ я отъ васъ никакого извстія, многоуважаемый князь Петръ Андреевичъ, и не знаю, какъ васъ Богъ милуетъ. Я совершилъ свое путешествіе благополучно, и такъ радъ, что и сказать не могу. Теперь занимаюсь приведеніемъ въ порядокъ дорожныхъ записокъ, сижу взаперти и никого не вижу. Вы меня одолжите и утшите много, приложивъ нсколько строкъ о себ къ той посылк, на которую я возлагаю крпкую надежду.

Преданный М. Погодинъ.

69.

Не изъ Москвы только идутъ къ вамъ просьбы и моленія, многоуважаемый князь Петръ Андреевичъ, а вотъ и изъ Петербурга въ Петербургъ. Еслибы я не былъ такъ документально убжденъ въ вашемъ и пр., въ вашей и пр., то, разумется, остановился бы иногда докучать. Но скоре къ длу. Податель Владиміръ Адамовичъ Брокеръ, о которомъ прошено было уже прежде, ищетъ мста экзекутора въ Московскомъ почтамт Почтдиректоръ самъ не хочетъ представлять никого, и помщеніе зависитъ отъ генерала Веліо. Вы помстили уже дочерей г. Брокера, слдовательно, кормилецъ его до усовъ, покормите же до бороды — говорятъ, что мсто зависитъ отъ одного вашего слова г-ну Веліо, вы же готовы всегда сказать и длать для добраго дла, слдовательно, и проч.

Его отецъ сдлалъ добро моему отцу, и я считаю долгомъ признательности хлопотать объ немъ ¹⁰²).

Пишу на докладной записк его г-ну Инсарскому {Василій Антоновичъ, московскій почтъ-директоръ и авторъ извстныхъ Записокъ. Н. Б.}, изъ которой увидите обстоятельства дла.

Преданный М. Погодинъ.

29 декабря (1868).

Только надо скоре сказать или хоть написать это слово.

Угостила Академія {Продолжительнымъ чтеніемъ отчета. Н. Б.}. Я хотлъ отозваться головною болью. Утомивъ вниманіе, можно ли требовать его вновь. Читалъ раздраженный, пропускалъ и сочинялъ Еслибъ зналъ, ни за что на свт не пріхалъ бы за семьсотъ верстъ киселя сть ¹⁰³).

70.

Съ новымъ годомъ поздравляю отъ души нашего многоуважаемаго и достолюбимаго князя Петра Андреевича. Храни васъ Богъ долго, долго, на пользу и радость нашу, посылай вамъ силы новыя и новыя, съ сохраненіемъ всхъ старыхъ окладовъ.

Графиня Толстая {Александра Андреевна. Н. Б.} просила у меня эпилога {Къ Древней Русской Исторіи. Н. Б.}. Посл я обдумалъ и разсудилъ, что лучше бы устроить тамъ на верху полное чтеніе, сколько пожелаютъ. Одинъ эпилогъ прочесть странно, да онъ же и въ тетради, и перемаранъ. Чтеніе было бы и полезно для меня въ другомъ отношеніи, о которомъ объяснюсь при свиданіи. Какъ вы думаете? Если это возможно, то не соблаговолите ли вы предложить Государын, которая читывала Русскаго и относилась ко мн всегда съ благоволеніемъ? Устройте-ка это, добрый князь, въ дополненіе ко всмъ тмъ одолженіямъ и любезностямъ, которыя получалъ отъ васъ, 1825—1869, съ чувствами неизмнно благодарными вамъ.

Преданный М. II. Погодинъ.

2 января (1869).

Прилагаю на новый годъ и приношеніе: чмъ богатъ, тмъ и радъ.

71.

7 апрля (1869).

Посылаю вамъ, многоуважаемый князь Петръ Андреевичъ, ‘Воспоминаніе о Шевырев’. Онъ былъ вамъ преданъ искренно, любилъ васъ и уважалъ. Я написалъ статью на память, при первомъ извстіи, но до сихъ поръ негд было напечатать ее. Таково еще у насъ время. Это только корректура. На досуг я дополню и исправлю ее {Воспоминаніе о Степан Петрович Шевырев. С.-Пб. 1869.}.

Изъ Петербурга, съ тхъ поръ какъ я выхалъ оттуда, нтъ ни слуху, ни духу! Прискорбно это и обидно! Не понимаю и не спрашиваю. Я хотлъ (и хочу) посвятить себя, то-есть, остатокъ своей жизни одному труду. Мои опыты предъ глазами, и приготовительныя работы извстны также. Какое же препятствіе?

Я не сталъ бы говорить, еслибъ несчастное стеченіе обстоятельствъ не разстроило моихъ длъ, и не стало мн трудно жить и писать исторію безъ помощи, но довольно!

Прочелъ вчера статью Тургенева о Блинскомъ. Онъ съ Бурбонами, кажется, ничего не узналъ и ничего не забылъ, заматервши въ лтахъ зрлыхъ! Надо непремнно возразить ему. Сколько разъ закаявался я вступать въ полемику журнальную,— но, воля ваша, такихъ вещей нельзя оставлять безъ протеста, особенно теперь!

У меня вертится въ голов большая статья. Должны бы подать голосъ и другіе, но такъ тяжелы они на подъемъ! Впрочемъ, это будетъ моя послдняя литературная статья: уду въ глушь куда-нибудь и перестану читать газеты, не только журналы.

Нын 40 день по Одоевскомъ! За четыре дня до смерти мы были съ нимъ вмст на лекціи физики. Очень жаль его. Онъ былъ преданъ также отъ души святому длу просвщенія и любилъ словесность ¹⁰⁴).

Есть и утшительное для васъ извстіе. Нын я былъ на публичной лекціи… Какъ бы вы думали о чемъ? О Дух. Молодой ученый, Аксаковъ (однофамилецъ московскому), выступаетъ на сцену. Онъ жилъ и учился въ Германіи лтъ 5. Главный предметъ его богословіе! Ему лтъ 25! Прекрасное направленіе. Много мыслей новыхъ и сопоставленій. Языкъ и планъ хороши. Я былъ обрадованъ. Святая Русь не клиномъ сошлась ¹⁰⁵). Здравствуйте!

Преданный М. Погодинъ.

Я спрошу Тургенева: всякое древо отъ плодовъ его познается. Какіе же плоды Блинскаго? Дымъ!

72.

Мая 3 (1869).

Виноватъ, и не безъ вины, а съ виною, и даже съ двумя виноватъ, многоуважаемый князь Петръ Андреевичъ! Теперь только я вспомнилъ, что имлъ ужь нкоторыя изъ вашихъ замчаній по поводу напечатаннаго прежде отрывка изъ ‘Воспоминаній о Шевырев’ въ Архив,— я тогда отложилъ ихъ или даже исправилъ по нимъ отрывокъ,— а посл и забылъ, не перенесъ исправленій въ тетрадь, заключавшую все воспоминаніе, которое поступило въ Журналъ министерства народнаго просвщенія.

Вообще оно лежало у меня долго подъ спудомъ, какъ корректура: я ждалъ бумагъ отъ вдовы (которая до сихъ поръ по своей мнительности ихъ мн не доставила) и хотлъ заодно исправить и дополнить. Отдалъ же неисправленное, обрадовавшись случаю, который неожиданно представился, по пословиц: куй желзо пока горячо. Въ другихъ журналахъ — никто вдь еще и не приметъ. (Такъ не примутъ и статью о Блинскомъ, за которую теперь однакожъ непремнно примусь, по вашему ободренію. Разв собрать Утро четвертое?).

Возвращаясь къ ‘Воспоминанію’ скажу, что я самъ очень недоволенъ имъ, замтивъ теперь многіе пропуски,— между прочимъ отношенія къ вамъ Шевырева, который васъ очень любилъ и уважалъ. Это все исправлю, а вы, увидя, можетъ быть, когда Шевыреву у графини Протасовой, толкните ее, чтобъ она не задерживала нужныхъ мн бумагъ. Между нами — она очень безтолкова, чего-то опасается,— иначе не могу я объяснить ея задержки,— какъ будто-бъ я не пойму, что можно сказать и что должно умолчать. Да я самъ, вроятно, знаю вообще больше ея всякихъ подробностей. Мн предосадно на нее. Безъ меня ни у кого и ключа нтъ ко многому. Безъ меня кто и примется разбирать бумаги Шевырева ненавистнаго и противнаго ныншней сволочи!

Напоминаніе ваше, чтобъ рубить съ плеча считаю излишнимъ, и даже обиднымъ: разв не ясно выражаю я свое мнніе о ныншней сволочи? Прочли ли вы мое посланіе къ нигилистамъ, по поводу суда о стать Киревскаго? {Русскій. 1868. 2 октября. No 68.}

Тургенева даже жаль мн стало: какія пошлости написалъ онъ о романсахъ М-me Віардо (въ письм къ Анненкову), которые рекомендуются русской публик, и объявляетъ, что герцогъ Саксенъ-Веймарскій заказалъ ей даже оперу.

Герценъ, съ которымъ я встртился въ Швейцаріи въ 1867 г., отвчалъ мн на мои слова, зачмъ онъ не печатаетъ свои ‘Былое и Думы’: ‘Для кого мн печатать! Никто уже не читаетъ, разв для короля Прусскаго!’ А Тургеневъ взялся видно за умъ и обратился къ королев Прусской.

Отвчаю на нкоторыя ваши замчанія:

‘Зачмъ вы на себя клеплете, что ваше поколніе воспитано на стихахъ Ломоносова, Хераскова…’

Я говорилъ это въ отношеніи къ лекціямъ Мерзлякова, который, вы знаете, смотрлъ на Жуковскаго свысока. На лекціяхъ мы не слыхали о томъ поколніи, на которое вы указываете. Въ послдній годъ моего курса принесъ Мерзляковъ ‘Шильонскаго узника’, вамъ посвященнаго, и началъ: Взгляните на меня, я сдъ… Кто это говоритъ? Кому говоритъ? Тюрьма разрушила меня… Какъ можетъ тюрьма разрушать. Вотъ новые поэты? Вотъ какой языкъ у нихъ, и проч. Мы читали вн лекцій и Жуковскаго, и Батюшкова, и васъ (‘Передъ судомъ ума, какъ Каченовскій жалокъ’, и проч.), но я разумлъ воспитаніе оффиціальное.

О происхожденіи Пушкина, разумется, все такъ, какъ вы пишете и какъ мы вс исповдуемъ. Повторяю: у меня въ виду была только простота рчи Пушкина въ противоположность съ выспренностію прежнихъ одъ.

Въ избжаніе недоразумнія я вставлю нсколько словъ.

‘Бориса’ читалъ Пушкинъ, положительно, по утру у Веневитиновыхъ.

У васъ, положительно, онъ читалъ прежде, дня за четыре, или за пять, до общанія Веневитиновымъ, и я помню, какъ мы тосковали и завидовали, когда услышали объ этомъ чтеніи. Мн разсказывалъ объ немъ, кажется, Корнильевъ.

С. 14 ‘Я не употребилъ никакого старанія’ и проч.

Вотъ что я называю второю своею виною.— Точно — это выраженіе неприлично и дико. Чувствую и понимаю теперь, и непремнно объясню отсутствіе ваше согласно съ свдніями, вами теперь сообщенными ¹⁰⁶).

Возвращаю вашъ рисунокъ. Говорятъ, что это долженъ быть портретъ вице-канцлера и оберъ-каммергера князя Александра Михайловича Голицына (род. 1723, ум. 1807) и снятъ съ миніатюрнаго портрета, писаннаго на фарфор или на кости, во время его пребыванія посланникомъ въ Польш или Германіи.

Нтъ — пошлю еще портретъ для справки въ Голицынскую галлерею.

Преданный М. Погодинъ.

Мая 6.

73.

4 ноября 1869.

Вчера видлъ я васъ во сн, добрйшій князь Петръ Андреевичъ, а нынче сонъ въ руку, впрочемъ отчасти. Надо, чтобъ завтра или посл завтра онъ исполнился вполн.

Разскажу все по порядку, исторически.

Вижу я васъ въ какомъ-то обществ. Толкуютъ о ходатайств за кого-то. Вы говорите: я готовъ просить обо всхъ, а я вамъ на это: ‘Такъ похлопочите прежде всего о Максимович.

Вы его знаете. Это человкъ почтенный и заслуженный. Онъ находится въ стсненномъ положеніи, получая урзанную пенсію, рублей въ 800. Ему нужна бы хоть маленькая аренда… Я видлъ его недавно въ Кіев…’ Съ этимъ я проснулся.

Но просить васъ теперь на яву стану не о Максимович. Объ немъ рчь впереди.

Просить буду о Брокер, котораго письмо мн подали, только что всталъ я съ постели. Онъ прислалъ мн копію письма его къ вамъ,— и проситъ о моемъ посредств.

Я писалъ къ вамъ, кажется, прежде, что считаю себя обязаннымъ помогать этому почтенному человку, по обстоятельствамъ пришедшему съ большимъ семействомъ почти въ крайность. Его отецъ сдлалъ одолженіе моему отцу вскор посл разоренія французскаго.

Статскій совтникъ Владиміръ Адамовичъ Брокеръ ищетъ мста смотрителя въ Александровскомъ училищ въ Москв, о чемъ писалъ къ вамъ, но не надется получить его, потому что, узналъ онъ посл, представленіе зависитъ отъ московскаго начальства, которое иметъ въ виду другихъ кандидатовъ.

Узналъ же онъ еще по секрету канцелярскому, что къ новому году откроются мста чиновниковъ особыхъ порученій (и окружныхъ надзирателей). Постарайтесь, добрйшій князь Петръ Андреевичъ, чтобъ одна изъ открывшихся ваканцій была зачислена за Брокеромъ. Сдлайте милость ему и мн. Будетъ Бога молить за васъ многочисленное, хорошее семейство ¹⁰⁷).

Теперь о Максимович.

О Максимович я писалъ графу Толстому {Дмитрій Андреевичъ, министръ народнаго просвщенія. Н. В.} и просилъ его о маленькой аренд. Онъ отвчалъ чрезъ г. Делянова, что не можетъ длать представленій, ибо три его представленія лежатъ у министра государственныхъ имуществъ безъ движенія. Слдовательно, ходатайство надо обратить въ другую сторону. Я собираюсь писать къ князю Дондукову и просить его о представленіи, такъ какъ Максимовичъ работаетъ теперь для Кіева. Если онъ согласится, то приступлю къ г. Россету, который теперь въ Москв, и увдомлю васъ о дальнйшемъ радніи.

Былъ въ Блев и осматривалъ домъ такъ называемый, Жуковскаго. Домъ на краю города, вдали отъ всякаго населенія. Дтямъ учиться ходить туда невозможно по грязи и въ гору. Въ дом удобне устроить богадльню или больницу. При немъ есть и садъ.

Жуковскій впрочемъ въ этомъ дом не жилъ, какъ говорила мн Авдотья Петровна {Елагина. Н. Б.}, но выстроилъ его для свой матери, которая умерла вскор въ Москв. Она погребена у насъ въ Двичьемъ монастыр, и я видлъ ея могилу и камень съ буквою Е (Елизавета), очень давно. Въ послднее время не могъ отыскать его.

Жена владльца дома просила объ избавленіи отъ платы сына въ Тульской гимназіи. Я не усплъ еще распорядиться по возвращеніи изъ Кіева, попрошу попечителя, и если не успю, то обращусь къ вамъ.

Пономаревъ {Степанъ Ивановичъ, библіографъ. Н. Б.} получилъ золотую булавку отъ Наслдника по вашему ходатайству и ликуетъ.

Что наврано въ Биржевыхъ Вдомостяхъ о Пушкин и его эпиграммахъ, которыя принадлежатъ вовсе не ему! Нишу замтку. Первая эпиграмма принадлежитъ Дмитріеву или Писареву, а вторая вамъ или Давыдову? Черкните мн два слова. Помнится мн, кто-то сказалъ, вы или Давыдовъ, выходя изъ театра посл представленія ‘Руки Всевышняго’: Кто сильный устоитъ противъ сей Десницы. Чуть ли изъ этого не составилась тогда еще эпиграмма.

О Блинскомъ началъ было писать когда-то вечеромъ, но по сцпленіи идей пришлось говорить о славянофилахъ, а это повело бы далеко, и я пока оставилъ написанное. Разв придумаю другую форму.

Передъ концемъ, видно, я не отхожу отъ письменнаго своего стола и работаю безъ устали.

Будьте здоровы, веселы, пишите и ‘просите за всхъ’, какъ сказали мн во сн и какъ длали и длаете наяву.

Преданный М. Погодинъ.

74.

Іюня 1—13 1873. Москва.

Не безъ вины, а съ великою, виноватъ предъ вами, дорогой нашъ князь Петръ Андреевичъ. Получивъ ваше письмо, я тотчасъ, или, врне, въ ту же минуту, написалъ вамъ отвтъ — въ голов,— а посл мн представилось, что онъ написанъ былъ на бумаг, я и молчалъ. Опомнился и началъ справки о дочери Лажечниковой, разумется, заочныя, потому что я сижу дома безвыздно,— и не могъ добиться толку очень долго. Наконецъ получилъ отъ нея вопросъ о вашемъ адрес, который и послалъ, а между тмъ самъ поопасся, не ухали ли вы изъ Гамбурга, послалъ за Бартеневымъ — тотъ поманилъ общаніемъ явиться, и только вчера написалъ ко мн, что адресъ вашъ тотъ же, а кстати третьяго дня я подписалъ свое послсловіе къ ‘Простой Рчи о мудреныхъ вещахъ’ (гд я дерусь не на животъ, а на смерть, со всми нашими нигилистами, позитивистами и всею сволочью петербургскихъ газетъ и журналовъ) — и вотъ я несу къ вамъ повинную свою голову.

Хотлъ посылать вамъ корректуры, но секретарикъ мой смотался, и безъ него какъ безъ рукъ для почтовыхъ длъ. Пришлю книгу. Она занимала меня въ послднее время больше всего. Газеты съ извстіями всякій день объ убійствахъ и самоубійствахъ молодыхъ людей и двушекъ возмущали меня до глубины сердца, и мн хотлось излить свою душу. Министерство просвщенія съ самодуромъ Толстымъ и его московскими адъютантами, которые совсмъ рехнулись, ищетъ спасенія въ латинскихъ склоненіяхъ и греческихъ спряженіяхъ,— не только не мшаетъ злу, но увеличиваетъ его, и готовитъ такія явленія, отъ которыхъ никому не поздоровится. Грустно и тяжело!

Не можете себ представить, какъ среди этихъ и другихъ мерзостей настоящаго пріятно, сладко, и вмст грустно читать вашу записную книжку и встрчаться тамъ съ старыми знакомыми, слушать ихъ любезныя рчи и остроты. И когда же успвали вы записывать вс эти прелести! Какъ бы хотлось увидть васъ и обнять. Дай Богъ вамъ здоровья, силъ и спокойствія! Гд остаетесь вы на лто?

Мы думали было отправиться въ Емсъ, но едва ли состоится это путешествіе Кстати — въ Висбаден живетъ дочь Пушкина. У нея, я слышалъ, есть много писемъ отца, писанныя къ матери и проч., которыя продавались (!!) когда-то въ Москв. Нельзя ли вамъ ихъ выручить, или сказать о томъ графу Корфу, который живетъ въ Висбаден. Пушкина, или герцогиня Нассауская, не иметъ теперь вдь нужды въ деньгахъ и позволитъ хоть списать ихъ.

Къ Хомякову вы несправедливы крайне! Приравнять его къ хаму — это грхъ: онъ искренно любилъ отечество, и вопль его внушенъ былъ любовію, а не какимъ другимъ недостойнымъ чувствомъ. И кто же изъ порядочныхъ русскихъ людей не раздлялъ его стованій. Неужели Севастопольская бда не давала права стовать, какъ стуютъ и теперь о томъ и другомъ. Не война восточная подлежитъ порицанію, а дерзость бросаться въ воду не спросясь броду. Вы говорите, что Николай Павловичъ увлекся славянофильствомъ и православіемъ. Какое же это славянофильство, когда онъ знать не хотлъ славянъ, а видлъ только австрійцевъ… Но объ этомъ не письма писать, а разв книги, которыя едва ли нужны, ибо исторія идетъ сама по себ и подъ тяжелой своей стопою обращаетъ въ прахъ вс человческія умничанья.

Благодаря запискамъ Мацевскаго ‘интересно’ (любопытно) было для меня узнать изъ него, что св. Іеронимъ былъ славянинъ.

О какой руссификаціи вы говорите, ей Богу, не понимаю. И кто же такіе русификаторы? Потаповъ, Бергъ? Кого надо русить? Поляковъ? Оборони Богъ — они задятъ насъ вовсе. Шведовъ? На что! Но чтобъ поляки не ополячивали и не католичили русскихъ на запад, чтобъ нмцы не онмечивали латышей и эстовъ въ Остзейскихъ губерніяхъ, чтобъ шведы не хозяйничали въ Финляндіи и не готовили трехмилліоннаго авангарда на носу,— воля ваша объ этомъ надо подумать, но бда въ томъ, что объ этомъ не думаютъ. Скажите, есть ли у насъ какая система? По крайней мр бумаги уже нтъ, и мн негд даже посмяться, представляя себ музу въ лиц графа Закревскаго.

Храни васъ Богъ на долго, на долго. Люблю и уважаю я васъ крпко, хоть и не согласенъ съ мнніемъ о Хомяков и причинахъ Крымской войны, искупленной, впрочемъ, смертію Николая Павловича Дай Богъ ему царствія небеснаго.

Преданный М. Погодинъ.

75.

Іюля 9, послано 20 іюля, с. с. (1873).

Странное физіолого-психологическое письмо получите вы отъ меня теперь, дорогой нашъ князь Петръ Андреевичъ! Получивъ ваше предпослднее, я хотлъ тотчасъ написать вамъ отвтъ и начать тмъ, какъ всегда бываю радъ увидть вашъ почеркъ, и съ какимъ удовольствіемъ разбираю ваши каракульки,— слъ за письменный столъ, но меня что-то отвлекло, и я долженъ былъ остановиться и приняться за другое дло… Помню, что хотлъ сказать два слова о Хомяков, что онъ не рисовался никогда съ умысломъ, а искренно услаждался своими разсказами, возраженіями, выдумками, какъ другой услаждается пищею или питьемъ. Потомъ хотлъ повторить о русніи нмцевъ и поляковъ, о которомъ никто изъ порядочныхъ людей не думаетъ.

Перезъ день, въ 4 часу ночи, во сн или просонкахъ я вспомнилъ о задуманномъ отвт и остановился на слов каракульки. Нтъ, оно нехорошо. Чмъ замнить его? Кривульки? Но черты въ почерк князя Вяземскаго не кривыя, а прямыя,— ну такъ назвать ихъ прямульками. Онъ сердится за руснье. Нтъ, мы не русимъ, а разв хотимъ латынить и гречить. Но не гречимъ, а только гршимъ. Кстати — сообщу князю свою старую остроту. Въ начал управленія Уварова мы не имли къ нему большой довренности. Кто-то замтилъ: Уваровъ знаетъ древніе языки съ грхомъ пополамъ. Нтъ, отвчалъ я, а разв съ Грефомъ. Профессоръ Грефе былъ его учителемъ. Отъ Уварова мысль перешла къ Строганову. Строгановъ хотлъ быть эрою въ Московскомъ университет, а сдлался только еромъ, по крайней мр, не херомъ… {Здсь въ письм Погодина совершенно зачеркнуто семнадцать строкъ.}. Этотъ эпизодъ, очень любопытный, разскажу при свиданіи: боюсь поврить его письму, чтобы не усилить вражды, еслибъ онъ случайно какъ-нибудь огласился и дошелъ до упомянутаго лица. Пуганая ворона куста боится.

Помните, что все это происходитъ во сн.

Князь Вяземскій записалъ, что Карамзинъ въ отвтъ, что у насъ длаютъ, отвчалъ весьма врно — крадутъ. Нын, однако, глагола красть недостаетъ для обозванія всхъ подвиговъ этого рода. Взятъ въ заемъ у ‘Словаря’ еще другой глаголъ воровать, которому придано значеніе кражи, а прежде онъ значилъ только плутовать. Плутни, впрочемъ, остались, и Александръ Павловичъ Шиповъ написалъ даже разсужденіе объ основаніяхъ плутократіи, то-есть, богатства,— ну да можно придавать ей и это значеніе. А. П. Шиповъ напомнилъ брата Сергя Павловича (почтенный старикъ очень боленъ). По кончин императора Николая Павловича въ одномъ обществ разсуждали, что длать съ старыми министрами и членами государственнаго совта? Учредить изъ нихъ комиссію, сказалъ Хомяковъ, и поручить имъ разсмотрніе проектовъ Сергя Павловича. Надо бы собрать остроты князя Меншикова, князя Вяземскаго, фантазіи и продлки императора Павла Петровича. Нын некому записывать, да и нечего. Дале послдовала какая-то сказка въ лицахъ о лошади и сн, которыя надо было перевозить черезъ рку (въ род сказки о волк, коз и капуст), и было какъ-то украдено. Въ средин пришло на умъ имя Максимовича, какъ будто разсказывавшаго прежде эту сказку небывалую. (Кстати ему пожалована маленькая земля, а о Пономарев давно не слышу ничего. Онъ сбирался на Аонъ, по послднему его письму ко мн, писать что-то по порученію монаховъ). Наконецъ представилась еще какая-то цлая исторія, очень связная, но теперь я позабылъ ее, не успвъ записать тотчасъ, какъ проснулся. Проснувшись, первая мысль была замтить вамъ: пятьдесятъ лтъ назадъ были у насъ: Карамзинъ, Дмитріевъ, Крыловъ, Жуковскій, Батюшковъ, Вяземскій,— далеко ли мы ушли впередъ въ продолженіе цлыхъ пятидесяти лтъ посл нихъ? Увы! Если не назадъ, то въ сторону!

Въ поясненіе сна долженъ еще прибавить, что въ эти дни я читалъ и писалъ по поводу толковъ Кавелина и Сченова о предлахъ психологіи и физіологіи.

Харузинъ перекрестился, получивъ отъ меня извстіе о вашей милостыни, впрочемъ еще не полученной {Не получена и теперь, 20 числа.}. Вы отозвались изъ Франкфурта, а въ Москв вызвался Василій Андреевичъ Пашковъ напечатать его книгу, но вотъ прошло дв недли, ничего не слыхать отъ него. Жаль очень бдняка, совершенно разореннаго новымъ судомъ и погибающаго со всмъ семействомъ, если не получитъ помощи.

Мн хочется обнять васъ въ эту минуту, нашъ добрый князь Петръ Андреевичъ. Позвольте! Много лтъ я пользуюсь вашимъ добрымъ расположеніемъ всегда одинаково. Спасибо вамъ за себя и за всхъ многихъ.

Преданный М. Погодинъ.

Скончался . И. Тютчевъ посл нсколькихъ ударовъ! {Въ Царскомъ Сел, 15 іюля 1873 года. Н. Б.}.

76.

15 января 1874.

Съ новымъ годомъ поздравляю отъ души дорогаго нашего князя Петра Андреевича. Желаю ему, чтобы все его старое — прекрасное сохранилось въ цлости и свжести. Никакого новаго не нужно — тмъ боле, что всякое новое везд, сказать кстати или некстати, что-то выходитъ неладно. Боюсь я крпко за наши новыя распоряженія по министерствамъ народнаго просвщенія и военному. Но возвратимся къ старому, старый годъ проводилъ я за Русскимъ Архивомъ и наслаждался бесдою съ вами. Затмъ прочелъ всю книжку. Удивило меня посщеніе Сперанскаго въ деревн покойнымъ Александромъ Павловичемъ. Какъ же согласить съ нимъ холодный пріемъ Сперанскаго въ Петербург? Предъ возвращеніемъ государя, кажется, изъ Лайбаха, въ Царскомъ Сел съхались вмст Ермоловъ, Каподистрія, Закревскій, Сперанскій, еще кто то. Они обыкновенно прогуливались вмст по саду въ извстномъ часу. Такъ продолжали они, когда и пріхалъ государь. На первыхъ же порахъ фрейлина Саблукова дала знать, съ половины императрицы Елисаветы Алексевны, что государю непріятны такія совокупныя прогулки, и он прекратились. Это я слышалъ отъ Ермолова, а также и отъ Закревскаго. Еще — Александръ Павловичъ отозвался очень жестоко о Сперанскомъ, на указаніе его Карамзинымъ, провожавшимъ государя до заставы въ Царскомъ Сел. Вообще послднее пребываніе Сперанскаго въ Петербург при Александр Павлович не значило ничего. Или и здсь является грекъ византійскій (какимъ, воля ваша, онъ былъ на мои глаза въ нкоторыхъ случаяхъ при всемъ своемъ благодушіи) {Можетъ быть, нкоторыя дйствія этого рода объясняются ихъ особою оптикою.}.

Отъ Сперанскаго обращаюсь къ Карамзину, о которомъ началъ было писать, разбирая Пыпина, но долженъ былъ отвлечься вторымъ изданіемъ ‘Простой Рчи’ (получили ли вы ее, посланную чрезъ Барсукова?). Нтъ ли чего о немъ въ вашей драгоцнной ‘Записной Книжк’? Снеситесь съ вашей почтенной памятью. Въ 1816 году вы здили съ нимъ въ Петербургъ изъ Москвы и пробыли тамъ шесть недль (великій постъ его) вмст. Припомните вс подробности и напишите. Какъ бы я былъ счастливъ, еслибъ могъ украсить и подтвердить ими мою филиппику или Пыпину! Ахъ, какъ для меня отвратительны эти господа, а они владютъ главными каланчами и кричатъ на всю Россію. Грустно, грустно!

Опять о Сперанскомъ. Вы говорите, что онъ не былъ государственнымъ человкомъ. По моему — до 1812 года онъ былъ государственный человкъ — теоретикъ, что впрочемъ въ этомъ отношеніи немного отдляется отъ вашего воззрнія. Нкоторыя мры однакожъ по устройству духовныхъ училищъ, по учебной части, по финансамъ, оказали благое дйствіе и на практик.

Въ 1812 г. весь его организмъ былъ пораженъ, надломленъ, парализованъ. Съ креселъ царскаго кабинета промчаться на ямской тройк съ полицейскимъ чиновникомъ. Слышать подъ своими окнами крики: измнникъ, встртить въ собор грозные взгляды обличающаго архіерея {Преосвященнымъ Нижегородскимъ былъ въ то время Моусей. Ему принадлежитъ слово о Патріотизм. М. 1807.}, помаяться столько времени въ Нижнемъ и Перми,— чувствуя себя невиннымъ (невинность его по извстнымъ обвиненіямъ очевидна въ пермскомъ письм), воля ваша, мудрено не ослабнуть, и въ Сибири я вижу уже другого Сперанскаго. Потому, напуганный, являлся онъ къ Карамзину, уже завернувшійся въ себя, какъ улитка.

И Петръ былъ сначала, на первыхъ взмахахъ, теоретикъ, но потомъ съ теоріей, то-есть, предвзятой мыслію о преобразованіи, соединилась и чудесная практика.— (Я теперь занимаюсь имъ, но псари не даютъ средствъ, общанныхъ почти, заявленныхъ Царемъ), Что это была за натура Петрова, кажется, единственная въ исторіи! Объяснять его должна бы много физіологія. Въ нкоторыя минуты онъ страшенъ.

Перебгаю отъ предмета къ предмету.

Почему бы, казалось, не употребить было Сперанскаго по возвращеніи? Точно такъ при Никола Павлович не употребленъ былъ 20 лтъ, что я говорю — чуть ли не сорокъ лтъ, Ермоловъ! Вотъ это былъ государственный человкъ, самородокъ русскій. А какія мелочи входили въ кругъ его соображеній!

Вы замолвили доброе слово за Магницкаго. Спасибо вамъ. Магницкій, безъ сомннія, надлалъ много дурнаго, и, можетъ быть, долженъ быть осужденъ строго, но степень этой строгости можно опредлить только по тщательномъ спокойномъ изслдованіи, котораго еще не было.

Передъ смертію его Стурдза прислалъ мн дв его думы: ‘Мірозданіе’. Въ нихъ много и мыслей, и поэзіи. Одна напечатана въ Москвитянин, а другая въ Утр.

Насмялся я примчанію Бартенева объ артеляхъ, которымъ сочувствовалъ Лагарпъ. Ну какъ он пришли ему въ голову!

Кланяюсь княгин.

Преданный М. Погодинъ.

Прошу замтокъ о Карамзин и суда надъ ‘Рчью’.

77.

Апрля 20, с. с., 1874.

Какой же вы могучій, свжій и юный, дорогой нашъ князь Петръ Андреевичъ!

Сейчасъ только прочелъ ваши стихи въ ‘Складчин’. Рдкій праздникъ въ наше глухо-нмое время! Да когда же начнется изданіе полнаго собранія вашихъ сочиненій? Лонгиновъ, врно, будетъ радъ приложить все стараніе. Бартеневъ на подмогу. А тамъ еще Барсуковъ. Непремнно надо приступить и поскоре.

Мертвенна наша Академія: ей бы надо было выразить громогласно общее требованіе {Въ настоящее время это общее и давнее желаніе исполнено графомъ Сергіемъ Дмитріевичемъ Шереметевымъ. Имъ издано двнадцать томовъ Полнаго Собранія Сочиненій князя П. А. Вяземскаго. (С.-Петербургъ. 1878—1896). Н. Б.}.

Объ Екатерининскомъ Слов Карамзина еще не прочелъ. Но радъ былъ встртиться мыслію съ вами: я подавалъ въ Думу торжественное заявленіе, чтобъ прочесть отрывки изъ ‘Слова’ 24 ноября посл панихиды, объясняя, что ничего лучше сказать мы не можемъ, но апатія не согласилась, и я, чтобъ не молча разошлось собраніе, сказалъ пять словъ предъ портретомъ.

Жду письма отъ васъ и не дождусь.

За ‘Простую Рчь’ свою получаю безпрестанно отъ простыхъ людей со всхъ концовъ живйшія благодарности и утшаюсь.

Хотлось писать о многомъ, но все перезабылъ, разбитый домашней скорбію.

Храни васъ Богъ!

Преданный М. Погодинъ.

Мая 13.

Написавъ письмо, долженъ былъ създить въ деревню.— Вчера воротился, и все-таки ничего не нашелъ отъ васъ. Недоумваю и огорчаюсь.

Съ вами живетъ, слышалъ я, г. Чаплинъ. Прошу его покорнйше написать мн имя г-жи Чаплиной, дочери Великопольскаго и внуки Мудрова, вмст съ ея адресомъ.

Началъ писать о Пыпин и Блинскомъ, по поводу главы перваго о Карамзин, но такъ увлекся, что написалъ много, а конца еще не видать.

ПРИМЧАНІЯ.

1) ‘Уранія, карманная книжка на 1826 годъ для любительницъ и любителей Русской Словесности Изданная М. Погодинымъ. Москва. Въ типографіи Селивановскаго’.

2) Посл смерти Пушкина, Современникъ началъ издаваться въ пользу его семейства. Друзья покойнаго: В. А. Жуковскій, князь II. А. Вяземскій, князь В. . Одоевскій, П. А. Плетневъ приняли на себя завдываніе изданіемъ, къ нимъ примкнулъ и А. А. Краевскій.

3) См. ниже, примчаніе 16-е.

4) Гусевъ, одинъ изъ университетскихъ товарищей Погодина, онъ, между прочимъ, совтовалъ послднему продолжать ‘Исторію Государства Россійскаго’ Карамзина, въ одномъ изъ своихъ писемъ (1828 г.) онъ писалъ Погодину: ‘Что молчитъ вашъ Вяземскій? Не приготовляетъ ли чего-либо важнаго для нашей литературы?’ (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1889. И, стр. 259).

5) Старина и Новизна подъ такимъ заглавіемъ князь Вяземскій предполагалъ издавать историко-литературный сборникъ, который Пушкинъ совтовалъ назвать Старина и Новина, а не Новизна, но И. И. Дмитріевъ стоялъ за Новизну, ‘какъ слово, освященное уже давностями, и вроятно академическимъ Словаремъ’, а Новиною, писалъ онъ, ‘сколько помню я, наши низовыя только старухи называли новые холсты, льняные и посконные’ (Старина и Новизна. С.-Пб. 1898. II, стр. 195—196, 259, 261).

6) ‘Какъ въ основаніи Московскаго Встника‘, свидтельствуетъ Погодинъ, ‘принималъ непосредственное участіе Пушкинъ, такъ Москвитянинъ обязанъ почти своимъ существованіемъ Жуковскому. 2 ноября 1837 года, въ Москв, на обд у князя Д. В. Голицына ршено было изданіе, но выходить онъ началъ только съ 1841 года (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1892. V, стр. 108—112).

7) Въ 1841 году вышло въ свтъ сочиненіе Д. П. Бутурлина, подъ заглавіемъ ‘Исторія смутнаго времени въ начал XVII вка’. Погодинъ написалъ на нее критику, на которую въ свою очередь Бутурлинъ написалъ Замчанія, и между ними возгорлась полемика, въ которой примирительное участіе принималъ князь И. А. Вяземскій. (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1892. VI, стр. 119—122).

Въ первый день новаго 1841 года вышелъ въ свтъ первый нумеръ Москвитянина. Въ Петербург Погодинъ былъ обрадованъ успхомъ перваго нумера и объ этомъ писалъ Шевыреву: ‘Такой эффектъ произведенъ въ высшемъ кругу, что чудо, вс въ восхищеніи и читаютъ наперерывъ (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1892. VI, стр. 5—28).

9) ‘Русскіе Проселки’ впервыя напечатаны въ Москвитянин 1842 (No 2. Изящная Словесность, стр. 347—349).

Посл стиха: ‘Родъ человческій всегда зжалъ въ дормзахъ’ два стиха были пропущены и замнены точками. Посл пропущенныхъ идетъ стихъ: ‘Счастливцы (какъ бы къ вамъ завербоваться въ акту?)’, въ Полномъ собраніи сочиненій князя П. А. Вяземскаго (С.-ІІ6. 1880. IV, стр. 256) эти два стиха возстановлены:

И что, пожалуй, нашъ родоначальникъ самъ Не кто иной, какъ всмъ извстный Макъ-Адамъ.

10) Попечителемъ Московскаго учебнаго округа съ 24 января 1803 по 1807 годъ, былъ Михаилъ Никитичъ Муравьевъ, впослдствіи товарищъ министра народнаго просвщенія. 26 іюля 1854 года Шевыревъ писалъ Погодину: ‘Въ воздаяніе мы напечатаемъ біографію Муравьева въ 1-й книжк Москвитянина со включеніемъ всхъ писемъ профессорскихъ, въ урокъ всмъ попечителямъ, какъ надобно вести себя съ профессорами…’

11) Министромъ народнаго просвщенія съ 21 марта 1833 года по 27 января 1850 былъ Сергій Семеновичъ (впослдствіи графъ) Уваровъ.

12) Счастливый случай доставилъ Погодину рукописную книгу, заключавшую въ себ сочиненіе извстнаго Посошкова, крестьянина, жившаго въ царствованіе Петра Великаго, О скудости и о богатств, сіе есть изъясненіе, отчего приключается скудость, и отъ чего гобзовитое богатство умножается. Эта драгоцнная рукопись досталась Погодину въ числ прочихъ, купленныхъ Т. . Большаковымъ на аукціон въ Петербург въ 1840 году посл покойнаго Лаптева. По свидтельству Погодина, драгоцнное открытіе его ‘встрчено было сомнніями, отрицаніями и насмшками. Самое существованіе Посошкова было заподозрно’. Враги Погодина, завидуя его открытію и вслдствіе ‘старой литературной вражды’, распустили слухъ, что Посошкова никогда не существовало и этотъ слухъ довели и до министра (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1892. VI, стр. 314—323).

13) Въ 1842 году Погодинъ, чтобы отдохнуть, освжиться и полчиться, задумалъ совершить заграничное путешествіе. Въ это время онъ постилъ Австрію, Германію, Данію, Бельгію и Францію (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-ІІб. 1893. VII, стр. 1 — 62).

14) Въ своей ‘Автобіографіи’ князь И. А. Вяземскій повствуетъ: ‘Надъ Москвою въ 1831 году грянула холера… Появленіе холеры въ столиц застало меня въ подмосковной, въ сел Остафьев. Часть семейства моего въ немъ жила… Для развлеченія моего пришла мн счастливая мысль. Давно задумалъ я заняться біографіею Фонъ-Визина… Матеріаловъ подъ рукою было довольно. Вспомнилъ я о нихъ, принялся за работу, и она закипла. Подъ бокомъ у меня была библіотека обширная, иностранная и русская… Много историческихъ сочиненій перебралъ я по поводу Фонъ-Визина, прочиталъ я, или пробжалъ, почти всю старую русскую словесность, между прочимъ едва ли не всего Сумарокова. Прочиталъ я даже боле половины многотомнаго собранія Россійскаго еатра… Тредьяковскій и Фридерикъ Великій, въ своихъ историческихъ запискахъ, были мн равно полезны… Никогда письменная работа, ни прежде, ни посл, не была для меня такъ увлекательна, какъ настоящая, на которую навела меня холера… Уже при послднихъ издыханіяхъ холеры навстилъ меня въ Остафьев Пушкинъ. Разумется, не отпустилъ я его отъ себя безъ прочтенія всего написаннаго мною… Скромный работникъ, получилъ я отъ мастера-хозяина одобреніе, то-есть, лучшую награду за свой трудъ. Книга, написанная мною, долго пролежала у меня…’ (Полное собраніе сочиненій князя П. А. Вяземскаго. Изданіе графа С. Д. Шереметева. С.-ІІ6. 1878. I, стр. XLIX—LI). Книга подъ заглавіемъ: Фонъ-Визинъ вышла въ свтъ только въ 1848 году, тоже во время холеры.

15) 3 декабря 1845 года скончался въ Москв А. И. Тургеневъ. На другой день посл похоронъ Тургенева въ Московскихъ Вдомостяхъ появилась статья Погодина въ память объ Александр Иванович Тургенев (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1894. VIII, стр. 244—251).

16) Въ послдніе годы своей жизни И. И. Дмитріевъ часто говорилъ Погодину объ обязанности его написать похвальное слово Карамзину и взялъ даже съ него честное слово исполнить это. Погодинъ сдержалъ свое слово: написалъ ‘Похвальное Слово Карамзину’ и произнесъ его въ Симбирск, 23 августа 1845 года, при открытіи памятника исторіографу (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1892. V, стр. 117, 1894. VIII, стр. 180—224).

17) Погодину до того приходилось плохо отъ московской цензуры, что онъ обратился къ графу С. Г. Строганову съ слдующею просьбою: ‘Снова обращаюсь къ вашему сіятельству съ покорнйшею просьбою убдить г. Флерова о принятіи цензуры. Разсудите безпристрастно. Листъ изъ типографіи Семена отнесется на Прсню и останется тамъ по крайней мр день. Цензоръ исключитъ одно слово и отошлетъ листъ назадъ. Другой день. На третій день отнесется опять къ нему этотъ листъ и подпишется на четвертый! Если цензоръ поставитъ знакъ вопроса, за которымъ надо прійти ко мн — еще три дня. И поврьте — что здсь нтъ никакого преувеличенія. Каково же содйствіе литератур. Что я вытерплъ и что терплю,— этому не будутъ врить дти, не только внуки!.. По крайней мр г. Флеровъ живетъ близъ типографіи и бываетъ чаще дома, нежели профессоръ, занятый службою, по крайней мр онъ не задерживаетъ. Прошу убдительно ваше сіятельство, окажите хотя однажды ваше покровительство Москвитянину, который виноватъ предъ глазами нкоторыхъ судей своихъ, разв потому, что заключаетъ въ себ много русскаго духа, вруетъ въ Христа и любитъ отечество по примру предковъ, а не новыхъ воспитанниковъ Запада. Вотъ почему взводятъ на него напраслины, клевещутъ и стараются уничтожить, но истина возметъ свое рано или поздно’.

На это письмо графъ Строгановъ отвчалъ Погодину: ‘Честь имю извстить васъ, что цензоръ Флеровъ, желая воспользоваться даннымъ ему разршеніемъ не заниматься цензурою Москвитянина, не согласился на мое предложеніе, онъ отзывается трудностію этой срочной работы, отъ которой онъ испортилъ глаза свои, и что при всемъ усердіи своемъ онъ не могъ удовлетворять требованіямъ издателей этого журнала’ (Письмо отъ 14 янв. 1846).

18) 26 октября 1846 года Погодинъ возвратился въ Москву изъ своего четвертаго путешествія по чужимъ краямъ. Въ то время князь П. А. Вяземскій служилъ вице-директоромъ департамента таможенныхъ сборовъ.

19) Въ 1847 году Погодинъ, не сойдясь съ славянофилами, тмъ не мене ршился не прерывать преданія добраго и въ союз съ Шевыревымъ положилъ продолжать Москвитянинъ въ обновленномъ вид и въ многомятежный 1848 годъ. Князь П. А. Вяземскій, получивъ программу обновляемаго Москвитянина, писалъ Плодину: ‘Сердечно радуюсь возрожденію Москвитянина въ первобытномъ вид… Этотъ журналъ полезенъ и нуженъ въ наше время. Должно противодйствовать пагубному направленію ныншней журналистики. Но для того нужно бодрствовать. Безсрочные журналы никуда не годятся. Русскіе читатели, какъ наши дды, знаютъ и любятъ свой адмиральскій часъ. Иной успетъ уже два раза напиться пьянъ брагою Отечественныхъ Записокъ въ ожиданіи вашей православной настойки… Если имя можетъ вамъ пригодиться, то прошу выставить его въ числ сотрудниковъ. Это будетъ для меня и пріятно, и лестно’. Съ своей стороны и Жуковскій писалъ Хомякову: ‘Вяземскій пишетъ ко мн, что Шевыревъ подалъ могучую свою руку Погодину. Я этому радуюсь: Москвитянинъ всегда былъ честнымъ журналомъ. Теперь онъ будетъ и блистателенъ, и привлекательне прежняго’ (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1895. IX, стр. 360—361).

20) П. М. Карамзинъ (Письма къ редактору С. Петербургскихъ Вдомостей и къ редактору Московскаго Городского Листка (Полное собраніе сочиненій князя И А. Вяземскаго. С.-Пб. 1897. II, стр. 300— 303).

21) Надо полагать, что это письмо писано въ 1849 году, предъ отправленіемъ князя П. А. Вяземскаго въ путешествіе на Востокъ.

22) Въ конц 1850 года князь П. А. Вяземскій возвратился въ отечество изъ своего путешествія по Востоку. Въ Москв, 21 октября 1850 года, состоялся обдъ въ залахъ Училища живописи и ваянія въ честь нашего путешественника (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1897. XI, стр. 151—167).

Въ Остафьевскомъ архив сохранился автографъ нижеслдующей рчи С. П. Шевырева, произнесенной на этомъ обд:

‘Мысль и чувство невольно просятся въ слово, при вид такого прекраснаго пиршества. Позвольте мн, М. М. Г. Г., отвлечь вниманіе ваше отъ живой, разрозненной бесды и сосредоточить его еще разъ на виновник нашего собранія.

Русское смиреніе ваше, князь Петръ Андреевичъ, только увеличиваетъ ваши достоинства, но позвольте же тмъ, которые изучаютъ исторію русской словесности, не щадя вашей скромности, выразить, какъ понимаютъ они значеніе ваше литературное въ настоящую минуту нашей жизни.

Въ эту эпоху, когда разрывъ ума и сердца довелъ человка до самыхъ тяжкихъ страданій, и такими сильными вздохами отзывается онъ въ лучшихъ твореніяхъ современнаго слова, намъ пріятно радушнымъ привтомъ встртить русскаго писателя, который, въ жизни, какъ и въ слов, умлъ согласовать умъ и сердце. Въ то время, когда литература запуталась въ общественныхъ отношеніяхъ, намъ пріятно отдать справедливость тому, кто всегда благоразумно признавалъ эти отношенія и постигалъ, что словесность должна быть столько же живымъ отголоскомъ общества, сколько и разумнымъ его руководителемъ. Въ это время, когда мыслящіе люди, въ произведеніяхъ современныхъ, нердко съ благороднымъ сокрушеніемъ видятъ жалкую ссору писателя съ человкомъ, намъ пріятно поднять кубокъ въ честь того, въ комъ мы привыкли чтить и любить писателя съ человкомъ вмст. Наконецъ, въ этомъ кипніи текущей жизни, гд поколнія бгутъ черезъ поколнія какъ волны черезъ волны, но праву слдуетъ выразить сочувствіе тому, кто простиралъ его дружелюбно на вс поколнія, начиная отъ старшихъ до самыхъ младшихъ.

‘Въ вашемъ ‘Фонъ-Визин’ вы простерли это сочувствіе на самыхъ древнихъ поэтовъ нашихъ, на этихъ бардовъ Русскаго народа, какъ вы ихъ назвали. Но особенное вниманіе и трудъ посвятили вы изученію того писателя, на дятельности котораго, ярче чмъ на другихъ, обозначилась любимая мысль ваша — связь русской жизни съ русскимъ словомъ, на Фонъ-Визин, который своею прозою предсказалъ Карамзина. Вы были біографомъ Озерова и Дмитріева. Судьба доставила вамъ счастливый случай — родство съ Карамзинымъ, но васъ соединяло съ нимъ еще боле родство духовное нежели кровное. Вамъ досталось быть дружкою и пропть счастливую псню на золотой свадьб съ Музою у ддушки Крылова. Ваше теплое слово участвовало въ сооруженіи ему памятника.

‘Простирая сочувствіе на другихъ, вы сами въ замну были предметомъ сочувствія вашихъ современниковъ, старшихъ и младшихъ. Пріятно мн ихъ же словами высказать вамъ его теперь. Вы съ грустью помните, какъ Батюшковъ, заживо умершій, въ пор своей и вашей молодости, васъ призывалъ ‘внчать друзей цвтами’. Съ самыхъ первыхъ лтъ вашего литературнаго поприща, вы были другомъ и братомъ названнымъ Жуковскому, по его же слову. Васъ видимъ мы въ ‘Евгеніи Онгин’ Пушкина, какъ, и на свтскомъ бал, вы успли занять душу его прекрасной Тани. Вамъ посвятилъ свои ‘Сумерки’ Баратынскій. Васъ искалъ онъ, когда душа его, изъ тснаго міра жизни стремилась въ міръ высшій, къ вамъ простиралъ онъ эти слова:

Вы, озарявшіе меня

И дружбы кроткими лучами,

И свтомъ высшаго огня.

‘Вамъ посылалъ русское спасибо болзненный страдалецъ Языковъ, когда, на дальней сторон,

Его тоску вы разогнали,

Вы утшительно заботились о немъ.

‘Живо было всегда сочувствіе къ вамъ въ томъ поколніи, которому принадлежу я. Молчу о присутствующихъ: они здсь сами лично вамъ его выражаютъ.

‘Но какой же былъ источникъ этому сочувствію? Гд оправданіе настоящей минуты? Въ томъ, что чисто поняли вы славу, когда благородный лучъ ея коснулся вашего юнаго сердца и призвалъ васъ на служеніе русскому слову. Скажу вамъ тоже вашими же словами:

И не вотще она вамъ голосъ подала,

Она вдохнула вамъ свободную отвагу,

Святую ненависть къ безчестному зажгла

И чистую любовь къ изящному и благу.

‘Что же касается до тхъ чувствъ дружбы, которыя связывали васъ съ лучшими нашими поэтами, которыя участвуютъ такъ много въ этомъ пиру, которымъ обязаны мы и этимъ новымъ общественнымъ явленіемъ, что и дамы украшаютъ подобное собраніе, то разгадка ихъ силы и прочности въ вашемъ же слов, которое вы умли жизнію обратить въ дло. Имъ заключу я мое слово. Вы сказали:

Что чувство брошенное скрытно

Залогомъ жизни въ нашу грудь,

Всегда одно и первобытно:

Чмъ было, тмъ оно и будь’.

23) Еще 16 декабря 1849 года М. А. Дмитріевъ писалъ Погодину, изъ своего Богородскаго: ‘Вздумалъ написать Воспоминанія о княз И. М. Долгорукомъ и взглядъ на его сочиненія. Это мн доставляло удовольствіе, потому что, писавши о немъ, я вновь съ этимъ старикомъ пережилъ мою молодость, а между тмъ это такой оригинальный характеръ! Но для жизнеописанія здсь нтъ подъ руками никакихъ пособій (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1896. X, стр. 300—301).

24) Воспоминанія о Ю. А. Нелединскомъ-Мелецкомъ, написанныя въ 1848 году, напечатаны въ Полномъ собраніи сочиненій князя И А. Вяземскаго. С.-Пб. 1879. II, стр. 380—394.

25) Письмо князя П. А. Вяземскаго къ М. П. Погодину о найденныхъ статьяхъ Батюшкова: Воспоминаніе мстъ, сраженій и путешествій и Воспоминаніе о Петин (Полное собраніе сочиненій князя П. А. Вяземскаго. С.-Пб. 1879. II, стр. 413—417). Какъ письмо князя Вяземскаго, такъ и статьи Батюшкова произвели освжающее впечатлніе. На вечер у Погодина А. С. Хомяковъ прочелъ письмо князя Вяземскаго къ редактору Москвитянина. За письмомъ послдовало чтеніе самихъ статей Батюшкова, въ которыхъ именно услышался, какъ замтилъ князь Вяземскій, языкъ другой, нын умолкнувшій, другой порядокъ мыслей, другой взглядъ на вещи. ‘Обломки работъ Батюшкова драгоцнность’, писалъ В. Н. Пешковъ къ Погодину (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1897. XI, стр. 342—343).

26) Въ конц 1851 года князь П. А. Вяземскій по болзни ухалъ за границу, гд прожилъ до іюня 1855 года.

27) Князь Павелъ Петровичъ Вяземскій съ 19 декабря 1850 по 13 сентября 1852 года состоялъ младшимъ секретаремъ миссіи въ Гаг, до 20 іюля 1856 года старшимъ секретаремъ миссіи въ Карлсруэ, а съ 20 іюля 1856 года старшимъ секретаремъ посольства въ Вн. 28 августа 1856 года князь А. М. Горчаковъ писалъ къ А. С. Норову: ‘Князь Павелъ Вяземскій произведенъ въ надворные совтники 17 апрля 1855 года. Если при перемщеніи его въ вдомство ваше вы удостоитесь Всемилостивйшаго Соизволенія Государя Императора къ производству князя Вяземскаго въ слдующій чинъ, то это не только мн будетъ весьма пріятно, но я вполн увренъ, что предметомъ этой милости царской будетъ весьма достойный чиновникъ въ прошедшемъ и хорошій слуга для будущаго’.

28) Гоголь скончался въ Москв, 21 февраля 1852 года.

29) Въ конц января 1852 года Погодинъ получилъ предписаніе президента Академіи Наукъ отправиться въ Суздаль для принятія участія въ занятіяхъ временной коммиссіи по освидтельствованію открытой на двор Суздальскаго Спасо-Евиміевскаго монастыря гробницы, въ которой, но соображеніямъ графа А. С. Уварова, покоится прахъ князя Дмитрія Михайловича Пожарскаго (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1898. XII, стр. 44).

30) Посылаемыя Погодинымъ ‘страницы облитыя слезами’ есть его статья о кончин Гоголя, которая едва не причинила ея автору большихъ непріятностей. Дло въ томъ, что на статью эту обрушился Булгаринъ и въ своей Пчелк поставилъ на видъ то, что Погодинъ свою статью окаймилъ траурнымъ бордюромъ. Когда же до Погодина дошелъ слухъ объ арест Тургенева за статью о Гогол, то онъ подъ 19 апрля 1852 года записалъ въ своемъ Дневник: ‘Слухъ, что Тургеневу не велно жить въ столицахъ! Неужели это правда? Думалъ о своей статейк’ (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1898. XII, стр. 2—7).

31) Во время долговременнаго своего пребыванія въ Константинопол князь Павелъ Петровичъ Вяземскій погрузился тамъ въ изученіе драгоцннйшаго памятника нашей классической древности, Слова о полку Игорев, за которымъ признавалъ онъ всемірное значеніе. Когда изслдованіе это было напечатано, отецъ автора писалъ Погодину изъ Парижа (19 марта 1852): ‘Въ письм моемъ къ Гоголю просилъ я его узнать отъ васъ и Шевырева мнніе ваше о работ сына моего надъ пснью о полку Игорев, не зная какъ оцнена она въ Россіи свдущими людьми, онъ неохотно продолжаетъ работу свою. Придайте ему бодрости, но, впрочемъ, скажите искренно мнніе свое’. (Жизнь и Труды М П. Погодина. С.-Пб. 1898. XII, стр. 79—80).

32) Въ своей Старой Записной Книжк, подъ 21 апрля 1853 года, князь П. А. Вяземскій отмтилъ: ‘Писалъ Булгакову съ письмомъ Погодину о Ломоносов’, а подъ 21 іюля того же 1853 года отмчено: ’20-го отправился я съ Видертомъ, въ 7-мъ утра, въ Фрейбургъ за отысканіемъ слдовъ Ломоносова. Но и эта моя Франклинская экспедиція, кажется, останется безуспшною. Ледяныя горы нмецкой флегмы загородили путь къ желаемой цли, хотя и общали мн порыться еще въ старыхъ бумагахъ профессора Генкеля, на котораго указалъ мн Погодинъ. Странно, что имя Виноградова, товарища Ломоносова, осталось въ памяти, а слды Ломоносова совершенно простыли. Вотъ теб и слава!’ (Полное собраніе сочиненій князя П. А. Вяземскаго. С.-Пб. 1886. X, 4, стр. 63—69).

33) Передъ самою Восточною войною Погодинъ предпринялъ свое пятое путешествіе по Западной Европ (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1898. XII, стр. 475—523).

34) Исцлившись отъ тяжкой болзни, князь П. А. Вяземскій зиму 1853 года проживалъ въ Дрезден. Актомъ исцленія его было чудное произведеніе его ‘Масленица на чужой сторон’, произведшее въ Россіи такое ободряющее и освжающее впечатлніе:

Здравствуй, въ бломъ сарафан

Изъ серебряной парчи!

На теб горятъ алмазы,

Словно яркіе лучи… и проч.

(Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1898. XII, стр. 259—260).

35) Страсть къ собиранію не оставила Погодина и по продаж своего Древлехранилища. Теперь ему вздумалось составить въ своемъ дом, на Двичьемъ пол, портретную галлерею русскихъ писателей, и онъ объявляетъ въ Москвитянин: ‘Желая собрать портреты въ подлинникахъ, или хорошихъ копіяхъ, всхъ замчательныхъ русскихъ писателей, свтскихъ и духовныхъ, я прошу покорнйше всхъ, кто можетъ, сообщить мн о нихъ свднія. Само собою разумется, что я буду радъ пріобрсть портреты въ свою собственность, а въ случа невозможности, буду очень благодаренъ и за позволеніе снять копію’. Прочитавъ это объявленіе, А. В. Никитенко записалъ, подъ 27 октября 1854 года, въ своемъ Дневник: ‘Погодинъ нын занимается собираніемъ портретовъ русскихъ писателей. Не хочетъ ли онъ потомъ и эту коллекцію продать такъ же выгодно, какъ свое Древлехранилище?’

(Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1898. XII, стр. 415—418).

36) 22 іюля 1855 года министръ народнаго просвщенія А. С. Норовъ вошелъ къ государю съ слдующимъ всеподданнйшимъ докладомъ, ‘Въ Боз почивающему Государю Императору Николаю Павловичу благоугодно было Всемилостивйше разршить мн войти съ всеподданнйшимъ докладомъ о назначеніи товарища министра народнаго просвщенія, когда представится лицо, достойное занять это мсто. Пріемлю смлость нын всеподданнйше ходатайствовать предъ Вашимъ Императорскимъ Величествомъ о Всемилостивйшемъ назначеніи исправляющимъ эту должность находящагося при Высочайшемъ Двор камергера, члена министерства финансовъ и академика дйствительнаго статскаго совтника князя Вяземскаго. Зная его съ давнихъ лтъ и убжденный въ его высокихъ душевныхъ достоинствахъ и основательномъ просвщеніи, я смю надяться, Всемилостивйшій Государь, что онъ достойно будетъ нести таковое званіе, буде воспослдуетъ на то Высочайшее Вашего Императорскаго Величества соизволеніе’.

Въ тотъ же день государь, въ Петергоф, начерталъ карандашемъ: Согласенъ (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1900. XIV, стр. 145—146).

37) Князь Петръ Андреевичъ Вяземскій, вслдствіе болзненнаго состоянія, вынужденъ былъ провести въ чужихъ краяхъ 1853, 1854 и 1855 годы,— годы, записанные кровавыми буквами на скрижаляхъ русской исторіи. ‘Сердце его ныло, душа возмущалась’. Онъ писалъ тогда:

Тоска неодолимой силой

Уноситъ насъ изъ здшнихъ мстъ

Въ священный край Россіи милой,

Гд братьямъ посланъ тяжкій крестъ.

Тамъ грозно свирпетъ битва,

Тамъ льется намъ родная кровь!

Тамъ наши слезы и молитвы,

Скорбь, упованье и любовь!…

На чужбин писалъ онъ свои знаменитыя Письма Русскаго Ветерана 1812 года о Восточномъ Вопрос (Вевейская Рябина. С.-Пб. 1892, стр. 3). Письма эти были изданы княземъ Вяземскимъ на французскомъ язык, въ 1855 году, въ Лозанн, подъ слдующимъ заглавіемъ: Lettres d’un Veteran Russe de Vanne 1812 sur la question d’Orient publies par P. d’Ostafievo. Въ 1881 году графъ С. Д. Шереметевъ сдлалъ второе изданіе этой книги, и она съ переводомъ П. И. Бартенева составила томъ VI-й Полнаго собранія сочиненій князя П. А. Вяземскаго.

38) Въ Московскомъ Встник 1828 года, издаваемомъ Погодинымъ, печатались Замчанія ‘трудолюбиваго регистратора русской исторіи’, какъ самъ Погодинъ называлъ Арцыбашева, на ‘Исторію Государства Россійскаго’ Карамзина. Грубый тонъ этихъ Замчаній и явное стремленіе подорвать довріе къ Карамзину, вызвало благородное негодованіе и къ критику, и къ издателю его. Негодованіе свое князь П. А. Вяземскій излилъ въ громоносной сатир подъ заглавіемъ Быль:

Былъ древній храмъ готическаго зданья,

Обитель совъ, унынья и молчанья, и проч.

‘Погодинъ’, писалъ И. В. Киревскій къ С. А. Соболевскому,— ‘теперь весьма несчастливъ. Чортъ дернулъ его напечатать критику Арцыбашева на Карамзина въ своемъ журнал, и это сдлало ему заклятыхъ враговъ изъ всхъ друзей Карамзина. Его бранятъ, длаютъ ему всякого рода непріятности, а онъ ни тломъ, ни душой не виноватъ, потому что самъ несогласенъ съ Арцыбашевымъ, а зачмъ напечаталъ? Самъ чортъ не разберетъ’.

‘Ты спрашиваешь меня’, писалъ Погодину В. И. Титовъ,— ‘о дйствіи твоихъ выходокъ на Карамзина въ Петербург. Отвчаю: одни ихъ называютъ ложными и дерзкими, другіе справедливыми, но опрометчивыми, вс — полными безвкусія’ (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1889. II, стр. 234—264).

39) Эта примчательная басня И. И. Дмитріева носитъ слдующее заглавіе: Царь и два пастуха:

Чувствительный монархъ подходитъ между тмъ

Къ пасущейся скотин,

И что же видитъ онъ? разсыпанныхъ въ долин

Барановъ тощихъ до костей,

Овечекъ безъ ягнятъ, ягнятъ безъ матерей!

Вс въ страх бгаютъ, кружатся,

А псамъ и нужды нтъ: они подъ тнь ложатся,

Лишь бдный мечется пастухъ:

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А между тмъ ужь волкъ барана въ лсъ тащитъ,

Онъ къ нимъ, а здсь овца волчихи жертвой стала.

Отчаянный пастухъ рветъ волосы, реветъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Царь подходитъ къ другому стаду:

Какую разницу монархъ увидлъ тутъ!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Шерсть на овцахъ какъ шелкъ…

Ягнятки, кто кого скоре перегонитъ,

Толпятся къ маткинымъ питательнымъ сосцамъ,

А пастушокъ въ свирль подъ липою играетъ

И милую свою пастушку воспваетъ.

‘Не сдобровать, овечки, вамъ!

Царь мыслитъ: волкъ любви не чувствуетъ закона,

И пастуху свирль худая оборона’.

А волкъ и подлинно, откуда ни возмись,

Во всю несется рысь,

Но псы, которые то стадо сторожили,

Вскочили, бросились и волка задавили,

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Пастухъ же все поетъ, не шевелясь ни мало.

Тогда уже въ Цар терпнія не стало.

‘Возможно-ль? онъ вскричалъ: здсь множество волковъ,

А ты одинъ… умлъ беречь большое стадо!’

‘Царь! отвчалъ пастухъ, тутъ хитрости не надо:

Я выбралъ добрыхъ псовъ’.

(Стихотворенія И. И. Дмитріева. С.-Пб. 1823. II, стр. 146—148).

40) Въ 1855 году, Погодинъ писалъ князю В. А. Долгорукову, между прочимъ, слдующее: ‘Люди на военную службу нужны — солдаты и офицеры, а у насъ есть цлое сословіе, которое не знаетъ, что длать съ избыткомъ своихъ членовъ — я говорю о сословіи духовномъ. Не одинъ полкъ можно составить изъ монастырскихъ здоровыхъ послушниковъ! Очень знаю, что правительство не хотло прежде прибгать къ этой мр, опасаясь ропота, но нын обстоятельства новыя, и если государь посылаетъ подъ ядра трехъ своихъ братьевъ, то у сельскаго дьячка можно безъ зазрнія совсти спросить на службу лишняго сына, котораго и кормить ему нечмъ. Число мстъ по духовному вдомству уменьшилось, а сословіе расплодилось, къ ущербу своего благосостоянія и нравственности. Открыть ему пути для поступленія въ военную службу, сокративъ ея сроки, предоставивъ нкоторыя преимущества, общавъ землю для поселенія по ея окончаніи,— и духовенство должно принять такую мру за благодяніе, а не за притсненіе. Но надо повести дло умючи‘ (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1900. XIV, стр. 101, 103—104). Слдуетъ, однако, замтить, что монастырскіе послушники не принадлежатъ исключительно къ духовному сословію.

41) Въ 1854 году, въ Баденъ-Баден, князь П. А. Вяземскій встртился съ сыномъ М. С. Щепкина и записалъ въ своемъ Дневник подъ 3 и 7 августа: ‘Былъ у профессора Щепкина (сынъ актера). Судя по слухамъ, я нашелъ его, относительно къ здоровью, въ лучшемъ положеніи, нежели полагалъ. Встртилъ у него баронессу Шепингъ… Былъ у Щепкина. Онъ занимается большимъ твореніемъ объ объясненіи всхъ нашихъ древностей, миическихъ, общежитныхъ, псней, сказокъ, поговорокъ. Боится, что смерть не дастъ ему кончить’ (Полное собраніе сочиненій князя П. А. Вяземскаго. С.-Пб. 1886. X, стр. 137).

42) По возвращеніи въ Царское Село, въ конц 1855 года, государь былъ обрадованъ донесеніемъ H. Н. Муравьева: ‘Божіею милостію и благословеніемъ вашимъ совершилось наше дло. Карсъ у ногъ вашего величества’ (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1900. XIV, стр. 143—144).

43) 4 октября 1855 года скончался въ Москв Тимоей Николаевичъ Грановскій (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1900. XIV, стр. 182—198).

44) Членъ Археографической комиссіи Михаилъ Андреевичъ Коркуновъ, который о княз Вяземскомъ писалъ Погодину слдующее: ‘Я уважаю его какъ человка, какъ писателя, и какъ товарища министра даже’.

45) Внукъ Карамзина, знавшій съ дтства графа М. А. Клейнмихеля и привыкшій уважать его по преданіямъ своей благородной семьи, князь В. П. Мещерскій свидтельствуетъ: ‘Новая эпоха либеральныхъ вяній признала себя въ прав загрязнить память и имя графа Клейнмихеля на столько, что везд утвердилась легенда о подкупности графа Клейнмихеля, и Клейнмихельскіе люди, Клейнмихельское время стали какими-то запятнанными… Это одна изъ гнуснйшихъ клеветъ того времени… Эти либеральныя вянія искали олицетвореніе немилаго имъ Николаевскаго времени въ какихъ-нибудь образахъ, для удовлетворенія хулою на нихъ своей антипатіи въ минувшей славной эпох Россіи, и обрло для этого графа Клейнмихеля, какъ одного изъ любимыхъ и вліятельныхъ сотрудниковъ императора Николая І-го’ (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1900. XIV, стр. 124—128).

46) Семенъ Егоровичъ Раичъ скончался 26 октября 1855 года.

47) 27 ноября 1855 года князь П. А. Вяземскій писалъ Погодину: ‘Покорнйше прошу принять благосклонно вручителя этихъ строкъ, протоіерея изъ Ельца отца Луку Ефремова. Онъ благочестивый пастырь и добрый стихотворецъ,— что доказывается тмъ, что сочиненныя и изданныя имъ басни продаетъ онъ въ пользу пріюта, который основалъ въ своемъ город. Окажите ему, любезнйшій Михаилъ Петровичъ, содйствіе и помощь въ распродаж экземпляровъ, предназначенныхъ для такой благородной и человколюбивой цли’.

48) 27 ноября 1855 года князь П. А. Вяземскій писалъ Погодину: ‘Я имлъ случай говорить императриц Александр еодоровн о напечатанномъ нсколько лтъ тому журнал графа Ростопчина, когда онъ былъ въ Берлин. Она изъявила желаніе прочесть его, но я не нахожу у себя этихъ книжекъ (Москвитянина). Не можете ли выдлить журнала Ростопчина и прислать мн для представленія ея величеству отъ имени вашего’.

49) Утшая Погодина, князь И. А. Вяземскій, 31 января 1856 года, писалъ ему: ‘Не унывайте, не налагайте на себя заклятія: гд клятва, тамъ и преступленіе. Пишите, выливайте на бумагу желчь свою, надежды свои, планы смты. Не намъ, такъ дтямъ пригодится’.

50) ‘Съ нетерпніемъ ожидаю’, писалъ князь П. А. Вяземскій, 31 января 1856 года,— ‘Записку о мир’. Не надюсь, что она принята будетъ въ соображеніе, или какъ говорится нын, въ уваженіе, на Парижскихъ конференціяхъ, но все равно. Еже писахъ, писать. Вроятно, и ‘Записка’ инспекторская примется пока къ свднію. Впрочемъ, это не главная предлежащая реформа. Будь инспекторъ человкъ порядочный и образованный, не бда если онъ и военный. А что касается до юношества, не худо пріучать его къ опрятности и къ наружному порядку. Неряшество вн отзывается и на неряшество внутри. Къ тому же никакой инспекторъ не можетъ помшать профессорамъ развивать и направлять способности студентовъ, и всякій инспекторъ, будь онъ и разъ-профессоръ, по экзекуторскимъ и фельдфебельскимъ обязанностямъ своимъ, будетъ неминуемо и всегда, какъ вы сами замчаете, въ безпрерывныхъ сношеніяхъ съ попечителемъ, а вредитъ профессорамъ будетъ онъ тмъ боле и охотне, что онъ самъ профессоръ. Если уже возвращаться къ прежнему порядку, то по моему, начать съ того, чтобы ценсорское званіе возвратить профессорамъ. Это гораздо важне, и по силамъ моимъ буду всегда поддерживать это правило и содйствовать ему по возможности’.

51) 31 января 1856 года князь П. А. Вяземскій писалъ Погодину: ‘Богъ вамъ въ помочь на историческіе труды. Углубившись въ минувшее, вы благую часть избрали’.

52) Очевидно, что къ числу стихотвореній, противъ которыхъ возстали въ Москв, принадлежатъ ‘Шесть стихотвореній князя Вяземскаго’, изданныя въ С.-Петербург въ 1855 году. Но князя П. А. Вяземскаго это не смутило, и 31 января 1856 года онъ писалъ Погодину: ‘Если мои московскіе жестокіе нападатели бранятъ меня за римы и стихосложеніе моихъ послднихъ стихотвореній, то отдаю имъ мою повинную голову. Если обвиняютъ они меня за чувство, то я о нихъ жалю. Рабъ и похвалить не можетъ. А я хочу хвалить, именно потому, что я не рабъ,— что я чувствую и знаю, что я не рабъ. Опасаться же прослыть рабомъ въ глазахъ щекотливыхъ судей и жертвовать этому опасенію сочувствіями своими, вотъ это было бы совершенно холопски. И въ самой щекотливости этой, признаюсь, нахожу что-то холопское. Во всякомъ случа, утшаюсь тмъ, что имю на сторон своей Карамзина, Жуковскаго, Пушкина, которые тоже не стыдились сочувствій своихъ. Многое можно было бы еще къ тому досказать, но времени нтъ, да и пользы нтъ’.

Эти ‘Шесть стихотвореній’: 1) ‘Мы въ сторон чужой, но сердце наше дома’, 2) ‘При ней намъ ветъ на чужбин’, 3) ‘6 декабря’, 4) ‘Плачъ и утшеніе’, 5) ‘Императоръ умираетъ’, 6) ‘О матери его’, посвященныя императриц Александр еодоровн, вошли въ Полное собраніе сочиненій князя П. А. Вяземскаго. Изданіе графа С. Д. Шереметева. С.-Пб. 1887. XI, стр. 143—144, 159—163, 200—211.

53) См. Примчаніе 50-е.

54) Хомяковъ, очевидно, повредилъ себ поздкою въ Петербургъ и тамъ образомъ своего дйствія. Онъ явился, напримръ, на вечеръ къ министру народнаго просвщенія въ армяк, безъ галстука, въ красной рубашк съ косымъ воротникомъ и съ шапкой подъ мышкой (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1900. XIV, стр. 325—328).

55) Въ ноябр 1855 года князь П. А. Вяземскій писалъ Шевыреву: ‘Поздравляю васъ съ президентомъ Академіи графомъ Блудовымъ. Можете сказать — намъ Богъ въ помощь’. Въ засданіи Академіи, 23 декабря 1855 года, графъ Блудовъ произнесъ академикамъ вступительное слово (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1900. XIV, стр. 163—168).

56) Законоучитель императора Александра II протоіерей Герасимъ Петровичъ Навскій прославился въ нашей литератур своимъ сочиненіемъ: ‘Филологическія наблюденія надъ составомъ русскаго языка’, которое вышло въ свтъ въ 1841 году. Разборомъ этого сочиненія занялся И. И. Давыдовъ, и, 23 февраля 1843 года, писалъ Погодину: ‘Всю масленицу просидлъ надъ статьею: боюсь, чтобы она не отзывалась блинами. Съ протоіереемъ возиться не какъ съ своимъ братомъ Притомъ я только масленицу посидлъ надъ этимъ дломъ, а онъ, думаю, нсколько великихъ постовъ имъ занимался. Пріятно съ такимъ ученымъ было бесдовать’. Препровождая Погодину конецъ своей статьи, И. И. Давыдовъ (23 апрля) писалъ: ‘Измучилъ отецъ протоіерей, съ нимъ толковать трудновато. Надюсь, что завтра мы увидимся на экзамен Буслаева’.

Статья И. И. Давыдова была напечатана въ Москвитянин 1843 г. М. Н. Катковъ писалъ къ А. Н. Попову: ‘Съ Буслаевымъ недавно случилась вотъ какая исторія. Онъ былъ у И. И. Давыдова, разговоръ коснулся книги Павскаго. Что вы о ней думаете? вопросилъ ученый мужъ. У меня кое-что набросано, отвчалъ Буслаевъ. Принесите мн взглянуть ваши замтки. Буслаевъ ихъ приноситъ — и что же? Недли черезъ дв иметъ удовольствіе читать ихъ четко напечатанными въ Москвитянин, въ критической стать, подписанной именемъ И. И. Давыдова’ (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1893. VII, стр. 186—187). 16 февраля 1856 года тотъ же И. И. Давыдовъ писалъ тому же Погодину: ‘Напрасно упрекаете вы меня въ невниманіи къ Павскому: и при граф С. С. Уваров, и при княз П. А. Ширинскомъ-Шихматов отдленіе представляло его въ академики, но всякій разъ было отказывано. Теперь графъ Д. Н. Блудовъ разршилъ избраніе — и наврное, этотъ ветеранъ русской филологіи будетъ избранъ единогласно’.

57) 16 іюня 1856 года Погодинъ, въ Петербург, слъ на пароходъ и поплылъ въ Мемель.

58) Здсь рчь идетъ о стать Погодина: ‘Кончина Иннокентія’ (Внокъ на могилу Высокопреосвященнаго Иннокентія, Архіепископа Таврическаго. М. 1867, стр. 67—71).

59) На это князь П. А. Вяземскій, 9 августа 1857 года, писалъ Погодину: ‘А зачмъ не докончили вы цитаты своей? Именно, потому, что вы признаете меня начальникомъ ценсуры, то и должны вы предостеречь меня. Это не только личная услуга, но и общая. Вы знаете, что я не употреблю во зло указанія вашего. Я берегу не себя, а оберегаю васъ пишущихъ Я не завистливый серальскій евнухъ, а добросовстный дядька. Да, дядька, не прогнвайтесь, потому, что между вами, не прогнвайтесь, насчитаешь многихъ enfants terribles. Не я замчу, такъ замтятъ другіе стоглазые, и эта бда будетъ горше первой. Сдлайте одолженіе, отложите въ сторону фальшивый стыдъ и договорите начатое. Это ваша обязанность какъ честнаго и благонамреннаго писателя. Мы вс должны служить одной правд и одному царю’.

60) ‘Не смю поздравить васъ съ третьимъ зайцемъ’, писалъ Погодину князь П. А. Вяземскій, 9 августа 1857 года, ‘онъ перебжалъ дорогу, а это худая примта. Едва ли, не изъ тхъ онъ зайцевъ, которыхъ не ловятъ, а которые сами вводятъ въ ловушку. Все что могу общать, это, что я не первый крикну: ату, ату его!’

61) Николай Романовичъ Ребиндеръ управлялъ Кіевскимъ учебнымъ округомъ съ 12 апрля 1856 г. по 18 іюля 1858 г., а съ 1851 года былъ Кяхтинскимъ градоначальникомъ.

Гавріилъ Антоновичъ Катакази управлялъ Харьковскимъ учебнымъ округомъ съ 1856 г. по 28 апрля 1857 г. Съ февраля 1835 г. по 16 октября 1843 г. былъ посланникомъ при Греческомъ корол.

Евграфъ Петровичъ Ковалевскій управлялъ Московскимъ учебнымъ округомъ съ 15 апрля 1856 г. по 23 марта 1858 г. Служилъ прежде по горной части.

Генералъ-лейтенантъ баронъ Егоръ Петровичъ Врангель управлялъ Виленскимъ учебнымъ округомъ съ 22 января 1856 г. по 30 августа 1861 г. Съ 4 марта 1849 г. до 22 января 1856 года баронъ Врангель былъ директоромъ Петровскаго Полтавскаго кадетскаго корпуса.

Владиміръ Порфирьевичъ Молоствовъ управлялъ Казанскимъ учебнымъ округомъ съ 22 мая 1847 г. по 4 мая 1857 г. Съ 1841 года былъ наказнымъ атаманомъ Оренбургскаго казачьяго войска.

62) Изъ чужихъ краевъ въ Москву (въ 1856 г.) Погодинъ пріхалъ съ бородою и съ нею отважился посщать театры. Въ Дневник своемъ 1856 года, подъ 6 декабря, онъ записалъ: ‘Въ театръ съ бородою, но безъ мысли о возможныхъ непріятностяхъ’. Впрочемъ директоръ театровъ А. Н. Верстовскій ему писалъ: ‘Зачмъ же борода! А? Такъ де въ Европ ходятъ! А зачмъ прежде не ходилъ?’ Борода Погодина произвела непріятное впечатлніе на Шевырева, и онъ писалъ ему: ‘Ты все-таки не сбрилъ бороды — и даешь балы. Охъ! Не въ бород дло’ (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1900. XIV, стр. 630—631).

63) 23 мая 1858 года князь П. А. Вяземскій вышелъ въ отставку изъ товарищей министра народнаго просвщенія и предпринялъ заграничное путешествіе.

64) Изъ Ниццы, 6 декабря 1858 года, князь П. А. Вяземскій писалъ Погодину: ‘Пушкинъ сказалъ бы, что отъ заимодавцевъ и альманашниковъ никуда не уйдешь. Впрочемъ, я очень радъ оклику вашему и готовъ отвчать на него по силамъ и средствамъ своимъ. Вотъ пока моя скудная лепта, не знаю кому и не знаю куда. Но я вамъ довряю и надюсь, что вы меня старую и невинную овцу не бросите въ стадо волковъ. Бумагъ моихъ со мною еще нтъ, а потому посылаю вамъ, что имю подъ рукою. Авось здшнее небо, море, благораствореніе воздуха, здшняя зима, которая идеализировала наше лто, отзовутся во мн. Впрочемъ, я намреваюсь боле привести въ извстность и порядокъ свое старое, нежели пускаться въ новое’. При этомъ письм князь Вяземскій приложилъ свое стихотвореніе ‘Желаніе’, съ эпиграфомъ изъ Баратынскаго ‘Не искушай меня безъ нужды’, и подписанное: Ницца, ноября 1858.

65) Графиня Евдокія Петровна Ростопчина скончалась 3 декабря 1858 года, на сорокъ седьмомъ году отъ рожденія (Московскія Вдомости, 1858, No 146, стр. 1391).

66) 13 марта 1860 года въ С.-Петербургскомъ университет происходилъ, надлавшій много шума, публичный диспутъ о начал Руси между Погодинымъ и Костомаровымъ. Поводомъ къ нему послужила статья Костомарова, напечатанная въ Современник. 19 февраля 1860 года Погодинъ написалъ къ Костомарову письмо, въ которомъ, между прочимъ, читаемъ: ‘Не думалъ я, чтобъ мн пришлось начинать докучную сказку о норманахъ, которымъ въ конц второго тома ‘Изслдованій о Русской Исторіи’, въ 1846 году, проплъ я quiescant in pace, но вашей статьи нельзя оставить безъ отвта. Пушкинъ сказалъ:

За новизной бжать смиренно

Народъ безсмысленный привыкъ.

Чего добраго — толпа закричитъ подъ псню литовской свистопляски, вслдъ за ученой редакціей Современника: Мы изъ Жмуди, мы изъ Жмуди! Вотъ мы откуда, вотъ мы каковы!’ Письмо свое Погодинъ заключаетъ вызовомъ на поединокъ. ‘Я считаю васъ честнымъ, добросовстнымъ изслдователемъ въ куч шарлатановъ, невждъ, посредственностей и бездарностей, которые, пользуясь исключительнымъ положеніемъ, присвоили себ на минуту авторитетъ въ дл науки и приводятъ въ заблужденіе неопытную молодежь: вотъ почему я требую отъ васъ во имя этой науки, полной сатисфакціи, то-есть, торжественнаго отступленія изъ Жмуди, или полнаго отраженія моихъ краткихъ доказательствъ, за коими я готовъ выдвинуть и тяжелую артиллерію. Иначе — бросаю вамъ перчатку и вызываю на дуэль, хоть въ пассаж. Секундантовъ мн не нужно, разв тни Байера, Шлецера и Круга, а вы для потхи, можете пригласить себ въ секунданты любыхъ рыцарей свистопляски. Безъ шутокъ, пріхавъ на недлю въ Петербургъ, я предлагаю вамъ публичное разсужденіе, въ Университет, Географическомъ Обществ, или Академіи, въ присутствіи лицъ, принимающихъ живое участіе въ вопрос. Хотя я лтъ двадцать уже оставилъ его, но посвятилъ ему десять лучшихъ лтъ въ жизни, помню во всхъ подробностяхъ и готовъ отстаивать его unguibus et rostris’. Костомаровъ принялъ вызовъ. Диспутъ Погодинъ заключилъ словами Пушкина:

Да здравствуетъ разумъ,

Да скроется тьма!

Костомаровъ также заключилъ словами Пушкина: ‘Что Литва, что Русь ли… все равно!’

67) 16 ноября 1860 года князь П. А. Вяземскій писалъ Погодину: ‘Мой бюстъ, рукодліе принцессы Ольденбургской, находится теперь у меня къ вашимъ услугамъ’.

68) 27 апрля 1860 года ‘дйствительный статскій совтникъ Михаилъ Петровичъ г. Погодинъ вступилъ во второй законный бракъ съ женою Великобританскаго подданнаго Джона Белль, умершаго въ 1858 году, вдовою Софіею Ивановною Белль, и объявленъ въ Московской, Пречистенскаго сорока, Саввинской, что на Саввинской улиц, церкви. Въ чемъ, съ приложеніемъ церковной печати, удостовряю внчавшій ихъ Пречистенскаго сорока Саввинской, что въ Саввинской улиц, церкви священникъ Іоаннъ Никольскій’.

69) 16 ноября 1860 года князь П. А. Вяземскій писалъ Погодину: ‘Вы знаете, что Владиміръ Карамзинъ собирается издать оставшіяся бумаги и письма отца своего. Между прочимъ и письмо его къ Дмитріеву. Имющійся у него списокъ съ нихъ не исправенъ и онъ желаетъ проврить его съ подлинниками, которые хранятся у М. А. Дмитріева. Когда былъ я въ Москв, я искалъ его, но его не было. Не зная, гд онъ теперь находится, прошу васъ снестись съ нимъ и отъ имени Владиміра Николаевича просить его прислать сюда эти письма для проврки’.

70) 16 ноября 1860 года князь П. А. Вяземскій писалъ Погодину: ‘По вашему всевднію и вашему историческому скопидомству, не можете ли указать мн: гд найду біографическіе матеріалы или свднія о принц Нассау-Зигенъ, который былъ адмираломъ во времена Екатерины. Нтъ ли чего въ Московскомъ архив иностранныхъ длъ? Не пронюхали ли чего-нибудь о немъ Лонгиновъ и Бартеневъ?’

71) 20 сентября 1860 года, въ своемъ Рязанскомъ имніи (Донковскаго узда) Ивановскомъ, скончался Алексй Ивановичъ Хомяковъ. 13 декабря 1860 года, изъ Петербурга, князь И. А Вяземскій писалъ Погодину: ‘Ваша статья о Хомяков ходитъ по рукамъ, когда уходится, отправлю ее къ Кокореву’.

72) Въ 1862 году, въ С.-Петербург, вышли въ свтъ ‘Неизданныя сочиненія и переписка H. М. Карамзина’, изданныя В. Н. Карамзинымъ.

О судьб этой книги смотри мою замтку, напечатанную въ Русскомъ Архив 1899 (No 2, стр. 265—268).

73) ‘Разумется’, отвчалъ князь П. А. Вяземскій (13 декабря 1860) Погодину, ‘бюстъ передается вамъ въ вчное и потомственное владніе’.

74) Въ конц 1860 года объявлена подписка на открытіе памятника Пушкина. 13 декабря 1860 года князь П. А. Вяземскій писалъ Погодину: ‘Въ какой газет сказано, что если воздвигать памятникъ Пушкину, то почему и не Блинскому? Впрочемъ профессоръ Бабстъ давно уже въ какой-то стать соединилъ эти два имени’.

75) Въ март 1861 года, въ С.-Петербург, праздновали пятидесятилтіе литературной дятельности князя П. А. Вяземскаго. 4-го мая того же года Погодинъ писалъ Шевыреву: ‘О юбиле князя Вяземскаго ты знаешь, я здилъ туда и говорилъ рчь. На Вяземскаго посыпались ругательства. Я почелъ долгомъ вступиться и написалъ статью въ Сверной Пчел (No 83), гд сказалъ свое мнніе о Блинскомъ, разумется, по своему. Теперь поднимутся ругательства на меня, и, говорятъ, уже поднялись’.

76) Государственный секретарь Владиміръ Петровичъ Бутковъ, сынъ (Гетра Григорьевича, академика и автора книги ‘Оборона Лтописи Русской отъ навта скептиковъ’.

77) 30 апрля 1861 года князь П. А. Вяземскій писалъ Погодину: ‘Спасибо добрымъ людямъ, которые ратуютъ за меня опальнаго. Спасибо и вамъ Агамемнону, или Дмитрію Донскому сей великодушной рати. Очень желалъ бы прочесть, что обо мн было писано. Тутъ замшана не моя личная суетность, а мое убжденіе. Стрляютъ не столько въ меня, сколько въ мое знамя, то-есть, въ наше знамя, освященное и прославленное вашими предшественниками, честными и чистыми литераторами. Не намъ, не намъ, а именамъ ихъ. Впрочемъ, тутъ не имена, а исповданіе, тутъ дло и слово одно и то же’.

78) 11 апрля 1801 года скончался въ Москв А. П. Ермоловъ. Редакторъ Московскихъ Вдомостей В. . Коршъ къ напечатанному имъ некрологу Ермолова сдлалъ слдующее примчаніе: ‘Мннія о военныхъ и государственныхъ талантахъ покойнаго Ермолова весьма различны. Одни ставятъ эти таланты очень высоко, другіе, напротивъ, не могутъ себ дать отчета въ томъ, на сколько таланты Ермолова отвчаютъ его полувковой слав’ (No 86, стр. 690). Редакторъ Нашею Времени (No 14, стр. 242) заключаетъ свою статью объ Ермолов слдующими словами: ‘Мы рады бросить и лишніе лавры на его могилу, хотя грустно подумать, что судъ потомства можетъ не принять въ соображеніе теплоты нашего чувства’. Прочитавъ эти статьи, Погодинъ (4 мая 1861 г.) писалъ Шевыреву: ‘Валентинъ Коршъ и Николай Филипповичъ написали статью объ Ермолов и замчаніе. Просто хочется плюнуть въ рожу’. Князь П. А. Вяземскій (30 апрля) писалъ Погодину: ‘Я также очень не одобряю статьи Павлова о Ермолов. Я не ожидалъ этого отъ Павлова’.

79) 4-го же мая 1861 года Погодинъ писалъ Шевыреву: ‘На просвщеніе страшное гоненіе… Коммиссія для разсужденія о длахъ просвщенія составлена изъ Строганова, Панина, Долгорукаго. Говоритъ, будто назначается оброкъ на студентовъ по 200 р, что число ограничится 200 своекоштныхъ и 200 казенныхъ. Неужели это можетъ быть? Господи Боже мой’.

80) Въ 1861 году, въ юбилейный свой годъ, князь П. А. Вяземскій написалъ своему старому товарищу Д. П. Сверину посланіе, въ которомъ, между прочимъ, читаемъ:

Въ сей вкъ, свободы вкъ, терпимость нетерпима.

Ты Гарибальди чти, а папу вонъ изъ Рима.

(Полное собраніе сочиненій князя П. А. Вяземскаго. С.-Пб. 1887. XI, стр. 363).

81) Дятельность свою по крестьянскому длу Погодинъ проявилъ изданіемъ своего знаменитаго ‘Краснаго яичка для крестьянъ’ (1861).

82) Служащій въ Московскомъ сенат губернскій секретарь В. Лихачевъ напечаталъ въ Москвитянин 1854 года свою повсть ‘Мечтатель’, которая воздвигла на Москвитянина цензурную бурю. Не взирая на это, въ Москвитянин было напечатано другое литературное произведеніе, которое тоже вызвало цензурную бурю. Это произведеніе, подъ заглавіемъ изъ ‘Записокъ почтмейстера’ принадлежало перу отставного офицера Раевскаго (Жизнь и труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1899. XIII, стр. 211—219).

83) Статейка эта носитъ заглавіе ‘Три вечера въ Петербург’ (въ Географическомъ Обществ, у В. А. Кокорева и на ‘великосвтскомъ блестящемъ раут’). Статейка эта была напечатана.

84) 16 августа. 1861 года попечителемъ С.-Петербургскаго учебнаго округа былъ назначенъ генералъ-лейтенантъ Григорій Ивановичъ Филипсонъ. Съ 1855—1860 годъ онъ былъ наказнымъ атаманомъ Черноморскаго казачьяго войска.

85) 16 августа 1865 года князь П. А. Вяземскій писалъ Погодину: ‘Изъ польскихъ бумагъ, вами мн присланныхъ, полагаю, что статья объ отреченіи отъ Царства Польскаго неудобна для печати, особенно посл свжаго мятежа, который только что присмирлъ, а судя по Московскимъ Вдомостямъ, еще бодрствуетъ и только обернулся на другой ладъ’.

86) 5 декабря 1865 года князь П. А. Вяземскій писалъ Погодину: ‘Старовръ нехорошо. Но признаюсь не нравится мн Утро. Не подарить ли мн васъ заглавіемъ, которое хотлъ я придать во время оно предполагаемому мною сборнику? Старина и новизна».

87) Возвратясь въ Москву, Погодинъ написалъ слдующее письмо къ В. Н. Карамзину: ‘Вотъ что мн всего нужне знать, многоуважаемый Владиміръ Николаевичъ: о механизм работы Николая Михайловича — какъ онъ велъ ее. Объяснюсь для ясности примромъ: ему слдуетъ описывать княженіе Дмитрія Донского. Что же — онъ перечитывалъ сначала вс свидтельства, одно за другимъ, отмчалъ въ нихъ главныя черты, длалъ у себя замтки, и потомъ сводилъ ихъ, имя весь сегментъ передъ своими глазами? Тотчасъ писалъ по прочтеніи и соображеніи? Велики были эти участки? Писалъ — набрасывалъ, или сразу, и потомъ исправлялъ, переписывалъ, сколько разъ переписывалъ? По скольку писалъ, напримръ, въ день? Minimum и maximum. Или какъ задастся? Велики были промежутки между писаніями и переписываніемъ? Когда перечитывалъ? Какъ? Про себя, или въ семейств, кому- нибудь? Говорилъ о писаніи? Какое принималъ участіе въ другихъ длахъ? Образъ его жизни. Въ которомъ часу онъ вставалъ? Когда принимался за работу? Сколько времени сидлъ за работой? Были ль среди работы отдохновенія? Какія? Мн нужно знать весь его день отъ утра до ночи. Сообщите что знаете и что слышали объ его характер, домашнемъ обращеніи съ дтьми, съ людьми, съ знакомыми, съ друзьями, постителями. Точно — многое можетъ сообщить княгиня Мещерская. Попросите ее продиктовать хоть Константину Степановичу, котораго я прошу и объ отвтахъ на нкоторые вышепрописанные вопросы. Нтъ ли у васъ или у нея черновыхъ какихъ листовъ ‘Исторіи’? Какъ былъ устроенъ его кабинетъ? Какой порядокъ въ немъ? Его вкусы, начиная съ столоваго: какія кушанья онъ любилъ, вина: аппетитъ. Иное, разумется, нужно не для описанія, а къ свднію —

о спокойствіи или тревожности,

о вспыльчивости,

о терпніи,

о желаніяхъ,

о самолюбіи,

о привязанностяхъ, и проч.

Мн хочется писать его собственными словами, изъ его сочиненій, изъ показаній современниковъ, а потомъ передать впечатлніе произведенное и производимое имъ на читателей.

Если я скажу вамъ, что слишкомъ 45 лтъ уже — едва ли проходитъ одинъ день, когда бъ ‘Исторія Государства Россійскаго’ не была въ моихъ рукахъ, то въ этомъ нтъ преувеличенія, и чмъ больше я занимаюсь, тмъ боле удивляюсь сооруженію этой египетской пирамиды въ 12 лтъ. Первые 8 томовъ, труднйшіе, были написаны 1803—1815. Работая безпрерывно и любя работать, я знаю, сколько времени нужно на то или на другое дло, и считаю чудомъ русской исторіи, такимъ же чудомъ, какъ явленіе Ломоносова, какъ развитіе Пушкина,— сочиненіе ‘Исторіи Государства Россійскаго’, въ 12 лтъ, относительно къ тогдашнему положенію матеріаловъ.

Однажды посл бесды съ покойнымъ графомъ Дмитріемъ Николаевичемъ мн представилось сравненіе, которое и передамъ вамъ теперь: у Николая Михайловича былъ какой-то внутренній дагерротипъ. Врно, онъ обнималъ, воспринималъ предметъ съ особенной ясностію и легкостью, и удерживалъ въ своемъ воображеніи, имлъ такъ сказать передъ своими глазами, въ совершенномъ порядк, такъ что всякое новое свдніе, гд бы то ни было прочтенное или полученное, тотчасъ находило у него въ воображеніи свое мсто, и ему оставалось все цлое, такъ физіологически составившееся, перенесть на бумагу. Это свойство ума и можетъ только объяснить спорынью его работы. Изложенное исправить, оживить, иллюстрировать,— это уже не значитъ ничего для опытнаго автора.

Пришлите же мн письма къ Дмитріеву, вашу копію, потому что Михаилъ Александровичъ, хоть мн и очень близкій человкъ, бываетъ тяжелъ на подъемъ. Дайте прочесть мое письмо, хоть и очень спшно и нескладно написанное, Константину Степановичу. Дло въ дл, а пока не въ форм.

Въ Петербург я оставался до 9 дня, то-есть, до четверга, и былъ у васъ, но не засталъ. Швейцаръ сказалъ, что вы ухали въ театръ.

Все написанное по частямъ буду пересылать къ вамъ’.

88) Въ это время Погодинъ былъ занятъ печатаніемъ издаваемаго имъ сборника: Утро. Литературный и политическій сборникъ. М. 1866.

89) См. выше, примчаніе 85-е.

90) 15 декабря 1865 года князь П. А. Вяземскій писалъ Погодину: ‘Имю честь представить вамъ дв штуки моего рукодлья… Тутъ есть фотографіи Венеціи, другіе отдлы. Замтки. Дале отдльныя піесы… Пройдетъ ли сборникъ вашъ чрезъ цензуру, или прокатитесь на вольныхъ? Признаюсь, въ моемъ положеніи, хотя стихи мои и безгршные, но я предпочелъ бы хать по казенной подорожной’.

91) Памяти П. А. Плетнева (январь 1866 года) и Посланіе П. А. Плетневу и . И. Тютчеву (Утро 1866. М., стр. 145 — 158).

92) Стихотвореніе Тоска по Запоздаломъ, написанное въ 1864 году, впервые напечатано въ Полномъ Собраніи Сочиненій князя П. А. Вяземскаго. С.-Пб. 1896. XII, стр. 181—186).

93) Стихотворенія Михаила Александровича Дмитріева, въ двухъ частяхъ, вышли въ свтъ въ Москв, въ 1865 году.

94) 26 февраля 1816 года Общество Любителей Русской Словесности избрало въ свои дйствительные члены князя П. А. Вяземскаго, . Н. Глинку, Н. И. Гндича, K. Н. Батюшкова, И. А. Крылова. 27 февраля 1866 года, въ томъ же Обществ, графъ В. А. Сологубъ произнесъ рчь о значеніи князя П. А. Вяземскаго въ россійской словесности (Бесды въ Обществ Россійской Словесности. М. 1867. I. Отд. II, стр. 17—32).

95) 19 апрля 1866 года князь П. А. Вяземскій писалъ Погодину: ‘Полчаса посл полученія письма вашего Быхановъ былъ уже въ кабинет министра, и, кажется, получалъ удовлетворительный отвтъ. Вы видите, что дла, по крайней мр, не всегда затягиваются у насъ вдаль’.

96) См. Летучій Листокъ, издававшійся Погодинымъ по случаю событія 4-го апрля 1866 года.

97) См. предыдущее примчаніе. Прекращеніе Московскихъ Вдомостей подъ редакціею М. Н. Каткова вызвало слдующій къ нему адресъ: ‘Устраненіе ваше отъ публичной дятельности, хотя, какъ мы надемся, временное — побуждаетъ насъ выразить вамъ все сочувствіе наше къ тому направленію, которому она слдовала и всю благодарность нашу за высоко-полезное, пройденное вами поприще. Съ того времени, какъ въ качеств издателя Русскаго Встника, вы низвергли главу лжеученій, проникшихъ въ наше общество, мы убдились, что вы предприняли великій гражданскій подвигъ и имете силу для того, чтобы его совершить. До самой послдней минуты вы оставались врными длу, вами предпринятому, но обстоятельства прервали довершеніе онаго,— и въ какую минуту! Когда только-что обнаружились новыя проявленія того зла, съ которымъ вы боролись! Когда молодыя поколнія не находятъ надежныхъ руководителей, когда систематически потрясается священное право собственности, когда многіе провозглашаютъ единство и цлость Россіи странною или вредною мечтою, когда колеблютъ религію, когда простираютъ дерзновенныя покушенія на священную Особу обожаемаго Царя! Словомъ, когда смущенное общество нуждается во всхъ заключающихся въ немъ доброкачественныхъ и охранительныхъ силахъ!

‘Въ виду такого положенія длъ, въ виду всякаго рода опасности, которыми грозитъ оно нашему отечеству, въ виду тхъ затрудненій, которыя мы должны пережить прежде, чмъ вступить въ кругъ мирнаго развитія и преуспянія, мы торжественно заявляемъ, что устраненіе ваше съ поприща публичной дятельности есть событіе прискорбное, приводящее въ уныніе всхъ любящихъ общую мать нашу Россію. Мы молимъ Бога, чтобы устранились обстоятельства, препятствующія дальнйшему служенію въ качеств общественнаго писателя, и уврены, что всякій истинный сынъ отечества будетъ, въ мр своихъ силъ, къ тому способствовать’.

98) Это мсто письма Погодина объясняется слдующими строками князя П. А. Вяземскаго (отъ 6 мая 1866 года): ‘За болзнію моею отложено засданіе Академіи до слдующей субботы 14-го. Знаете ли что, вы бы пріхали сюда къ этому времени. Мы успли бы съ вами условиться, съ Гротомъ и другими, на что ршиться.— Если полнитесь, напишите мн письмо, которое могъ бы я предъявить и объяснить, какое содйствіе ожидаете вы отъ Академіи по длу о біографіи Карамзина, и вс мысли ваши касательно отпразднованія столтней годовщины’.

99) 14-го мая 1866 года воспослдовало распоряженіе министра внутреннихъ длъ слдующаго содержанія: ‘Принимая въ соображеніе, что посл пріостановленія на два мсяца изданія Московскихъ Вдомостей, вслдствіе объявленныхъ этой газет трехъ предостереженій,— редакцію оной, согласно съ контрактомъ, заключеннымъ между Императорскимъ Московскимъ университетомъ и редакторами-издателями статскими совтниками Катковымъ и Леонтьевымъ, правленіе Университета предположило временно поручить ординарному профессору Любимову, и что профессоръ Любимовъ принимаетъ на себя исполненіе редакторскихъ обязанностей по означенной газет, министръ внутреннихъ длъ опредлилъ: разршить правленію Московскаго университета продолженіе изданія газеты Московскія Вдомости, подъ временною редакціею профессора Любимова, впредь до окончательной передачи этой газеты другимъ арендаторамъ’.

100) Здсь разумется письмо князя П. А. Вяземскаго къ Погодину, отъ 28 апрля 1866 года, объ издателяхъ Московскихъ Вдомостей. ‘Пусть оно’, писалъ князь П. А. Вяземскій къ Погодину, 27 іюня 1866 года, ‘сохранится въ копіи на истребленіе будущихъ Бартеневыхъ’.

24 іюня 1866 года опальные издатели-редакторы Московскихъ Вдомостей объявили всенародно: ‘Мы возвращаемся къ своей дятельности съ новою бодростью, съ новымъ, боле чмъ когда-либо возвышеннымъ чувствомъ призванія,’ и проч.

Въ іюл Погодинъ получилъ ‘почетный’ билетъ, въ которомъ прочелъ: ‘Обдъ по случаю возобновленія изданія Московскихъ Вдомостей подъ редакціею Михаила Никифоровича Каткова и Павла Михаиловича Леонтьева иметъ быть въ зал Московскаго университета въ воскресенье 17-го сего іюля въ 5-ть часовъ пополудни’.

Подобное же приглашеніе получилъ и преосвященный Савва, епископъ Можайскій, второй викарій митрополіи Московской. По поводу этого приглашенія преосвященный писалъ къ владык Московскому Филарету: ‘Сегодня данъ былъ, по подписк, обществомъ избранныхъ лицъ, въ зал университетской, обдъ по случаю возобновленія (временно запрещеннаго) изданія Московскихъ Вдомостей подъ редакціею гг. Каткова и Леонтьева. Распорядители обда, въ числ четырехъ человкъ, еще третьяго дня явились ко мн съ приглашеніемъ и почти настоятельно требовали, чтобы я принялъ участіе въ этомъ торжественномъ обд. Не имя близкаго знакомства ни съ г. Катковымъ, ни въ особенности съ Леонтьевымъ и смотря на этотъ обдъ не иначе какъ на особаго рода демонстрацію, я не ршился изъявить согласія на участіе въ этомъ обд,— чмъ, вроятно, оскорбилъ пригласителей. Хорошо или худо поступилъ въ настоящемъ случа, благоволите, высокопреосвященнйшій владыко, произнести вашъ справедливый судъ и тмъ вывесть меня изъ недоумнія’. Владыка отвчалъ: ‘Что вы уклонились отъ обда въ честь г. Каткова, то, думаю, не излишняя осторожность. Онъ человкъ достойный уваженія и сочувствія: но людямъ, по преимуществу церковнымъ, иногда не полезно вдаваться въ явленія политическія, хотя и благонамренныя. Пожелаемъ г. Каткову продолженія дятельности, не держа во время сего желанія въ рукахъ чаши съ виномъ’ (Письма Филарета митрополита Московскаго къ Высочайшимъ особамъ и разнымъ другимъ лицамъ. Тверь. 1888. I, стр. 197—198).

101) 22 января 1867 года князь П. А. Вяземскій писалъ Погодину: ‘Воля ваша, а Земецъ мн не нравится. Такъ ли у васъ Земецъ, или я худо разобралъ. Вопервыхъ — это сбивается на нмецъ. Да Земецъ значитъ владлецъ земли. Какое тутъ отношеніе къ журналу, особенно литературному, скоре ужь Землякъ, Москвичъ’. Но Погодинъ назвалъ свою газету Русскій.

102) Завдующій всми имніями графа . В. Ростопчина, Московскій полиціймейстеръ Брокеръ, въ 1817 году былъ внезапно переведенъ, по Высочайшему повелнію, на ту же должность въ Петербургъ. Въ это время графъ Ростопчинъ жилъ въ Париж и Брокеръ писалъ ему (19 ноября 1817 года): ‘Я взялъ Петра Моисеевича Погодина, котораго знаю тридцать лтъ по дому Салтыковыхъ за добраго и честнаго человка, и положилъ ему сто рублей въ мсяцъ жалованья, онъ будетъ исполнять мои приказанія въ Москв’. Съ тхъ поръ П. М. Погодинъ до конца своей жизни занимался длами Ростопчина и съ честію оправдалъ рекомендацію Брокера (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1888. I, стр. 99).

103) 29 декабря 1868 года М. П. Погодинъ читалъ въ Академіи Наукъ отрывокъ изъ своей Древней Русской Исторіи о татарскомъ нашествіи.

104) 27 февраля 1869 года скончался въ Москв князь Владиміръ едоровичъ Одоевскій. Въ 1862 году князь Одоевскій былъ назначенъ сенаторомъ въ Москву, и друзья, въ томъ числ и Погодинъ, въ небольшомъ обществ встртили его обдомъ, мая 24, на которомъ за заздравнымъ бокаломъ Погодинъ, между прочимъ, сказалъ: ‘Старикъ любезный Горацій, воспвалъ (въ перевод М. А. Дмитріева):

Покоя проситъ у боговъ пловецъ,

Застигнутый въ Рийскомъ бурномъ мор.

Нашему доброму другу не однажды случалось испытать бурю: сорокъ почти лтъ утлая ладья его носилась, погрязая по страшному Петербургскому болоту, на которомъ бури бушуютъ, однакожь грозне равноденственныхъ. Поблагодаримъ же боговъ, которые привели его наконецъ къ родимымъ берегамъ, гд онъ можетъ восклицать съ нами: къ тихому пристанищу притекохъ’. Въ Москв, на служб въ сенат, князь Одоевскій долженъ былъ заняться юриспруденціею и изучать сводъ законовъ. Бывшій въ то время оберъ-прокуроръ сенатскій К. П. Побдоносцевъ свидтельствуетъ, что онъ работалъ усердно и былъ однимъ изъ внимательныхъ и дятельныхъ сенаторовъ.

Кончину князя Одоевскаго искренно оплакалъ Погодинъ. Онъ писалъ: ‘Прости, нашъ добрый другъ, нашъ любезный товарищъ! Мы любили и любимъ тебя искренно,— не оставляй же насъ своимъ благимъ назиданіемъ, пока мы здсь еще печемся и молвимъ о мноз служб, забывая, увы, часто, что всякую минуту можемъ умереть, и что единое есть на потребу‘ (Въ память о В. . Одоевскомъ. М. 1869, стр. 59—62, 68).

105) Николай Петровичъ Аксаковъ нын служитъ въ государственномъ контрол.

106) Погодинъ въ своемъ Воспоминаніи о С. П. Шевырев, излагая причины неуспха Московскаго Встника, между прочимъ, писалъ: ‘Я не употребилъ никакого старанія, чтобы привлечь и обезпечить участіе князя Вяземскаго, который перешелъ окончательно къ Телеграфу, содйствовалъ больше всхъ его успху’ (стр. 14).

107) См. выше, примчаніе 102-е.

II. ПИСЬМА
С. П. Шевырева къ князю П. А. Вяземскому.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Извините меня, если я васъ обезпокою моею покорнйшею просьбою. Княгиня Волконская {Зинаида Александровна (рожденная княжна Блозерская-Блосельская). Н. Б.} пишетъ ко мн изъ Рима, что еще лтомъ отправлены для меня на ваше имя книги: ‘Продолженіе Ватикана’ и послднія тетради латинскаго ‘Лексикона Форчеллини (Totius Latinitatis Lexicon). Он должны были прибыть на одномъ корабл съ картинами Бруни. Если вы ихъ получили, то прошу васъ покорнйше передать ихъ г-ну Неврову ¹), который взялся доставить вамъ мое письмо, равно и заплатить издержки, которыхъ стоило доставленіе книгъ изъ Рима. Примите заране мою искреннюю благодарность — и еще разъ великодушно извините меня въ томъ, что васъ, при множеств занятій вашихъ, безпокою этимъ дломъ.

Мы съ нетерпніемъ ожидаемъ вашего альманаха {Предполагаемый, но не осуществленный, княземъ П. А. Вяземскимъ подъ названіемъ Старины и Новизны. Н. Б.}, который столько завлекателенъ своимъ содержаніемъ. Авось хоть онъ оживитъ нсколько нашу сонную литературу. Мы желали бы сказать о немъ въ первой книжк Наблюдателя ²).

Съ совершеннымъ почтеніемъ и преданностію имю честь быть вашимъ, милостивый государь князь, покорнйшимъ слугою. С. Шевыревъ.

Москва. 1837. Января 13 дня.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Препровождаю къ вамъ мою вступительную лекцію, которою открылъ я курсъ исторіи русской словесности въ Московскомъ университет, и прошу васъ принять ее какъ дань моего искренняго къ вамъ уваженія ³). До сихъ поръ я оставался предъ вами въ долгу за пріятное ваше письмо, полученное мною съ Бенедиктовымъ: виноватъ — и теперь мн остается покаяться и въ этомъ грх предъ вами, на послдней недл поста. Но въ то время были у меня домашнія хлопоты: болзнь сына помшала мн познакомиться короче съ Бенедиктовымъ ⁴) и отвчать вамъ. Однако порученіе ваше я исполнилъ — и о бюст И. И. Дмитріева сообщалъ Погодину. Нельзя ли бы узнать — что будетъ стоить исполненіе? Тогда можно бы было всю сумму разложить на литературную братію. Сбирать же подписку, не зная потребной суммы, трудне ⁵).

А. Я. Булгаковъ общалъ сообщить мн тотъ номеръ Gazette de France, въ которомъ напечатана ваша статья о пожар Дворца. Я читалъ ее въ брошюр, но меня ссудили ею на самое короткое время. Жду съ нетерпніемъ оригинала, чтобы съ вашей прекрасной картины сдлать хотя русскую литохромію для Московскихъ Вдомостей. Надобно же передать вашъ разсказъ Россіи, которая до сихъ поръ на своемъ язык не прочла ничего замчательнаго объ этомъ важномъ событіи. И такой пожаръ не могъ разогрть офиціальнаго пера Сверной Пчелы, подъ которымъ замерзаетъ всякое русское чувство. Вы свои жаркія впечатлнія выразили для Европы, но надобно, чтобы это теплое чувство перелилось въ Россію, и потому надобно перевести вашу статью ⁶).

Мы вс были рады тому, что въ послднее время Муза ваша подала такой блистательный голосъ и напомнила намъ лучшее время вашихъ московскихъ досуговъ. Вашъ поэтическій эскизъ въ стил Орловскаго мы повторяемъ наизусть. Это псня — картинка: вы перевели на стихи геніальный карандашъ его ⁷). Обо всемъ этомъ слдовало бы говорить не въ письм къ вамъ, а передъ публикою,— да что длать? Наши журнальныя предпріятія какъ-то не могутъ обойтись безъ препятствій. Съ Погодинымъ вмст мы затвали новый журналъ {Москвитянинъ. Н. Б.}, но поздка моя въ чужіе края, которой требуетъ здоровье жены моей и мое, замедлитъ исполненіе этого дла. Къ тому же строгія занятія университета много мшаютъ журнальной дятельности. Не смотря на то, я не теряю надежды устроить со временемъ изданіе прочное. Только не отказывайтесь намъ содйствовать и не наводите на насъ отчаянія.

Примите поздравленіе мое съ наступающимъ праздникомъ и увренія въ искреннемъ уваженіи, какое къ вамъ всегда питаетъ душевно вамъ преданный и покорнйшій слуга. С. Шевыревъ.

1838. Марта 29 дня. Москва.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Только третьяго дня вечеромъ возвратился я изъ Саратовской губерніи, куда здилъ съ женою и сыномъ, а только вчера, черезъ университетъ, получилъ я оба посланія ваши съ порученіями Тургенева {Александра Ивановича. Н. Б.} для Е. А. Свербеевой. Вотъ причина, почему такъ поздно отвчаю. Все будетъ немедленно доставлено по адресу. Павлову я передалъ то, что до него касается. Онъ собирался писать къ вамъ на дняхъ.

Благодаримъ васъ за совты, за ободреніе, за доброе слово и мнніе, за вс замчанія, и просимъ замчать и совтовать больше и больше. Вы знаете, какъ дорого намъ мнніе ваше. Для кого же и писать и отъ кого, какъ не отъ круга избранныхъ, ожидать награды? Благодарю васъ душевно за все то, что вы такъ искренно и радушно мн обо мн же сказали. Я самъ чувствую въ себ этотъ недостатокъ, но трудно мн согласить въ себ эти два лица: литератора журнальнаго и профессора. Тонъ каедры, необходимо важный, иногда отзывается въ моихъ статьяхъ критическихъ, хотя я и стараюсь избгать того ⁸).

Я самъ не люблю ‘Царь — Рука Божія’. Но что длать съ повстями, которыхъ требуетъ масса читателей? Лучшіе повствователи наши ничего не пишутъ: Павловъ, Гоголь, Одоевскій не дали ни одной повсти. Что длать?— Вашъ приговоръ повсти я готовъ подписать своимъ именемъ,— и въ критик я также бы объ ней выразился, не смотря на то, что она помщена въ Москвитянин.

Припвъ изъ Пушкина будетъ намъ очень памятенъ⁹).

О Курдюковой, правда, я говорилъ слиткомъ важно, но намъ здсь иное видится иначе, чмъ тамъ у васъ.

Сдлайте милость подарите насъ чмъ-нибудь вашимъ: мы того жаждемъ.

Неужели вы не думаете издать ни вашихъ стихотвореній, ни біографіи Фонъ-Визина? Мы ждемъ еще отъ васъ литературныхъ записокъ. Матеріалы для исторіи литературы новаго періода, означеннаго именемъ Карамзина, въ вашихъ рукахъ, и вамъ подобаетъ по праву быть его историкомъ. Призываю васъ къ тому, какъ профессоръ русской словесности, который безъ васъ, въ этомъ случа, обойтись не можетъ.— Не предпримете ли вы хоть біографію Карамзина, еще въ большемъ объем нежели біографія Фонъ-Визина?— Это вашъ трудъ.— Кому же, если не вамъ? Это даже обязанность. Извините смлость мою. Но вы меня поймете.

Я занимаюсь теперь на каедр исторіею нашей древней словесности. Этотъ трудъ мой важне всего того, что я печатаю въ журнал.

Матеріаловъ у меня много, но университетъ отнимаетъ время.

Мн весело говорить съ вами — и я желалъ бы повторять чаще это удовольствіе.

Съ чувствомъ глубокаго уваженія всегда преданнйшій вамъ С. Шевыревъ.

P. S. Вы пишете фарса, я пишу фарсъ. Не сочтите мое за ошибку. Свойство русскаго языка: мнять женскій родъ иностранныхъ именъ на мужескій, когда звукъ окончательный иностранныхъ словъ соотвтствуетъ нашему ъ, признаку мужескаго рода. Примры: маршъ, фасадъ и др. Есть исключенія.— Извините мой грамматическій Post scriptum, но я хотлъ оправдаться.

Москва. 1841. Іюля 23 дня.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Порученіе ваше я немедленно исполнилъ. Препровождаю къ вамъ отвтъ князя Оболенскаго {Михаилъ Андреевичъ. Н. Б.} со всми документами. Черезъ Плетнева вы, конечно, можете достать записки отъ самаго Порошина или Устрялова.— Что прикажете отвчать князю Оболенскому на счетъ портрета? Жду вашего увдомленія.

Вы обрадовали меня душевно вашею ршимостію издать наконецъ трудъ вашъ {Вроятно, библіографію Фонъ-Визина. Н. Б.}. Дай Богъ, чтобы это желаніе не остыло. Совстно оставлять литературу нашу въ такомъ безпомощномъ состояніи, какъ она теперь находится. Совстно держать у себя капиталъ мыслей и труда — и не передавать его своему народу.

Благодаримъ васъ усерднйше за милую взятку, которая насъ очень повеселила. Жаль, что она не подоспла къ первому нумеру, котораго половина уже отпечатана. Она явится во второмъ. Цензура непремнно поставитъ рогатку на вашихъ проселкахъ, какъ мы предполагаемъ. Во всякомъ случа мы пришлемъ къ вамъ корректуру: до 1-го февраля обослаться можно.

Я не благодарилъ васъ еще за отзывъ вашъ о моемъ разбор послднихъ томовъ Пушкина ¹⁰): ваши слова были мн лучшею наградою за эту дань, которую я принесъ нашему незабвенному.

Лермонтова цнить я умлъ: выразилъ я его и въ своихъ разборахъ, и въ моемъ стихотвореніи ¹⁰).

Ждемъ вашихъ совтовъ, замчаній, участія.— Сдлайте милость, напомните объ насъ В. А. Жуковскому: онъ самъ поощрялъ изданіе журнала, а потомъ вовсе забылъ насъ, когда мы исполнили его желаніе. Если мы оставимъ дло, то кому же поддерживать литературное мнніе? Мы урываемъ у себя послднее время, отдаемъ сюда весь остатокъ силъ отъ университетскихъ занятій, которыхъ у насъ много.— Друзья наши бездйствуютъ совершенно. Вс впали въ какую-то апатію странную. Ни отъ кого ни строчки.

Примите увреніе въ моемъ совершенномъ уваженіи и душевной преданности. С. Шевыревъ.

1841. Декабря 15 дня. Москва.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Примите мою душевную благодарность за два письма ваши, изъ которыхъ въ одномъ я получилъ ваше стихотвореніе и отрывокъ изъ путешествія г. Левшина {Одна изъ прогулокъ русского въ Помпе, или описаніе одного изъ замчательнйшихъ помпейскихъ домовъ и классическаго въ немъ обда. П. Б.}, а въ другомъ записку отъ Погодина. Извините меня великодушно, что не отвчалъ немедленно на первое. И теперь пишу къ вамъ въ тревог душевной: у меня жена больна — и не знаю, какой оборотъ приметъ болзнь ея.

Ваше ‘Сюда!’ ¹²) и отрывокъ г. Левшина будутъ напечатаны въ 10-й книжк Москвитянина, которая выйдетъ въ теченіе октября мсяца. Жду съ нетерпніемъ общаннаго вами. На вашего ‘Комара’ ¹³) наложила руку здшняя цензура, что мн было очень досадно. Но не попробовать ли еще? Какъ прикажете? И съ именемъ вашимъ, или безъ имени?

Касательно біографіи Фонъ-Визина я не могъ вамъ дать отвта, потому что Погодинъ былъ тогда на отъзд {Въ чужихъ краяхъ. П. В.}, а я занятъ университетскою рчью, экземпляръ которой вамъ непремнно доставлю. По возвращеніи Погодина я надюсь исполнить ваше порученіе. Мн кажется, что біографію эту лучше бы напечатать особенно, не привязывая ея къ сочиненіямъ Фонъ-Визина. Она иметъ самостоятельное достоинство — и есть единственный отрывокъ изъ исторіи русской литературы, какого мы до сихъ поръ въ печати еще не имемъ. Не возмется ли самъ Погодинъ за это изданіе?— Я поговорю съ нимъ.

Ждалъ вашего голоса о свтлой половин — и напрасно ¹⁴). Мн надобно продолжать ее, но все недосуги. Мало сотрудниковъ, вс друзья измнились. Молодое поколніе еще не подросло. Я не знаю право, что станется съ нашей литературою.

Примите, князь, самое искреннее изъявленіе моего совершеннаго къ вамъ уваженія и душевной преданности. С. Шевыревъ.

Окт. 7. 1842. Москва.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Видно, мн суждено начинать къ вамъ письма всегдашними извиненіями, но на этотъ разъ тяжкая болзнь лишила меня возможности отвчать вамъ немедленно по полученіи вашего письма и при немъ книги графа де Сенъ-При, за которую приношу вамъ мою покорнйшую благодарность ¹⁵). Посл болзни жены моей я хворалъ въ теченіе двухъ мсяцевъ съ половиною — и въ эту самую пору получилъ вашу посылку. Не смотря на то, я поручилъ немедленно одному изъ сотрудниковъ Москвитянина сдлать извлеченіе изъ книги и отдать объ ней отчетъ подробный. Надюсь, что это будетъ исполнено скоро.

У меня есть до васъ покорнйшая просьба, касающаяся одного моего товарища по университету. Магистръ Бодянскій, изучившій вс словенскія нарчія, возвратился къ намъ для занятія каедры: онъ, въ продолженіе своего пребыванія за границею, собралъ огромную словенскую библіотеку въ 5000 томовъ, на которую употреблялъ вс свои деньги, оставляя себ въ годъ не боле 700 р. на прожитокъ. Эта библіотека содержитъ въ себ все, относящееся до словенства, и есть, конечно, единственная у насъ. Она теперь должна быть уже въ Петербург и подвергнуться таможенному и цензурному досмотру. Покорнйшая просьба моя къ вамъ состоитъ въ томъ, чтобъ вы приказали чиновникамъ, которые досматривать ее будутъ, имть особенное наблюденіе за цлостію всхъ книгъ. Иногда случается какъ-нибудь во множеств безпорядокъ и утрата томовъ. Здсь было бы это великою потерею для ученаго, который съ примрнымъ самоотверженіемъ и безкорыстіемъ собиралъ это сокровище своими потовыми трудами. Вамъ, конечно, князь, понятна важность такого дла: сдлайте милость, замолвите слово и, если можно, приложите ваше личное и просвщенное наблюденіе.

Москвитянинъ выйдетъ въ конц этой недли. Онъ съ нетерпніемъ ожидаетъ вашего подаянія. Я помщаю въ немъ начало перечня литературы русской за прошлый годъ и переводъ двухъ псенъ изъ ‘Дантова ада’ терцинами.— Любопытенъ новый взглядъ Отечественныхъ Записокъ на развитіе поэзіи русской, какъ она стремилась къ знакомству съ чортомъ и въ бдномъ Лермонтов будто бы достигла съ нимъ дружбы совершенной. Вотъ, въ какой галимать участвуетъ и купается бдный Одоевскій {Князь Владиміръ едоровичъ. П. Б.}, прикрывая ее своимъ именемъ.

Говоря съ вами, невольно разговоришься о литератур нашей и жалкихъ ея явленіяхъ, особенно когда знаешь, что вы принимаете еще въ ней если не дятельное, къ сожалнію, то живое, сердечное участіе.

Примите, князь, мое душевное поздравленіе съ наступившимъ новымъ годомъ и увреніе въ глубочайшемъ уваженіи отъ преданнаго вамъ искренно С. Шевырева.

1843. Января 4. Москва.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Давно уже пора мн отдать вамъ отчетъ въ исполненіи вашихъ порученій. Надюсь, что вы останетесь довольны тмъ пріемомъ, какой мы сдлали m-lle Meerti. И Московскія Вдомости, и Москвитянинъ объ ней говорили во всеуслышаніе. Концерты ея были блистательны, но ей повредилъ Рубини. Она выбрала самое невыгодное время для посщенія Москвы.— Погодину я давно уже напоминалъ о біографіи Нелединскаго. Онъ общалъ выручить ее у Снегирева и вамъ доставить.— Изъ книги Сенъ-При давно уже поручено сдлать извлеченіе полное, которое помщено будетъ въ одной изъ книжекъ Москвитянина.— Барону Розену Москвитянинъ посылается. Я виноватъ предъ нимъ, что не отвчалъ ему на письма его. Но множество занятій моихъ и недостатокъ физическихъ силъ поспвать везд вовлекаютъ меня невольно въ неучтивости. Цна повсти его мн кажется сомнительною ¹⁶). Статью Мармье о Троиц я прочелъ. Она вся написана подъ вліяніемъ мстительной идеи католическо-польской. Въ ней выразился духъ Вильменевскаго министерства. Источникъ для исторіи русской церкви у него Тейнеръ, писавшій ее въ стнахъ римской пропаганды, во время возвращенія къ намъ уніатовъ. Чего же тутъ ждать добраго? Промаховъ и ошибокъ множество. Его бы можно было разгромить отвтомъ, но стоитъ ли труда? Я говорилъ съ нашими, они противъ отвта. Къ тому же французскіе писаки ныншней породы низки и мстительны. Онъ въ состояніи будетъ оклеветать кого- нибудь изъ здившихъ съ нимъ къ Троиц. Я очень радъ тому, что не возилъ его. Но впередъ урокъ для всхъ насъ, какъ поступать съ французами. Что ни говорите, а антипатія Запада къ намъ во всемъ обнаруживается. Я это замтилъ особенно во время второго моего путешествія. Разрывъ во всемъ долженъ непремнно послдовать. Чмъ боле слжу явленія западныя, тмъ становится для меня это очевидне ¹⁷).

Примите глубочайшую благодарность отъ Бодянскаго и отъ меня, приносимую нами отъ имени науки, за выручку книгъ его. Вы совершили тмъ великое благодяніе бдному ученому, у котораго одно вншнее сокровище — его словенская библіотека. Одинъ только ящикъ имъ не вырученъ, вмсто своего онъ получилъ чей-то чужой. Вроятно, они были какъ-нибудь перемшаны.

Въ правописаніи этхъ, этми виноватъ — я. Причина была мною выражена въ книг моей: ‘Теорія поэзіи въ историческомъ развитіи’ (то-есть, въ погршностяхъ, къ ней приложенныхъ). Мн казалось, что склоненіе мстоименія этотъ должно производиться по образцу его корня, тотъ — т, тхъ, тмъ, тми: ибо различіе ихъ въ одномъ только междометіи указательномъ э, которымъ выражается особенность мста. Тотъ — этотъ все то же, что вотъ — эвотъ (поэтизированное Пушкинымъ въ ‘Утопленник’). Правда, что произносимъ мы эти, а не этэ. Но мы точно такъ же произносимъ (почти) подити вм. подите и вообще въ повелит. ти и те у насъ на конц неясны, когда нтъ на нихъ ударенія. Мн кажется, что правило орографіи тогда должно быть принято въ языкъ, когда оно ведетъ къ утвержденію единства формъ грамматическихъ, и особенно въ язык русскомъ, гд этого единства, какъ въ дух самаго народа, такъ мало. Вотъ мое основаніе. Впрочемъ основаніе, приведенное вами, также врно. Оно меня поколебало въ моемъ грамматическомъ убжденіи. Я готовъ даже пожертвовать единствомъ правила грамматическаго въ пользу единства литературнаго, особенно въ наше время. Но прибавлю одно: это единство должно быть въ дух. А въ дух, вы знаете, какъ я уважаю вс сокровища литературы русской, намъ завщанныя нашими предшественниками. Скоро вы прочтете новую статью мою о томъ въ Москвитянин, по случаю выхода одной негодной ‘Хрестоматіи’ {Галахова. П. Б.}, въ которой вздумали ужь клеймить Ломоносова и Державина звздочками, точно какъ рабочихъ изъ смирительнаго дома означаютъ кругами мловыми. Моя историческая школа пускаетъ корни въ нашемъ университет. Вотъ что пріятно мн видть.

Продолжительная болзнь моя истощила много мои силы — и вотъ почему, возобновивъ университетскія занятія, я не могъ долго согласить съ ними занятій литературныхъ. Оттого и опоздалъ въ своихъ критикахъ. Что длать? Всего не захватишь. Особливо же, помощниковъ нтъ. Вс наши измнились или изговорились. Вотъ почему опоздалъ и отвтами на многія письма. Ваши лежали у меня боле другихъ на сердц, потому что съ вами я особенно люблю бесдовать. Вы для меня представитель такого средоточія, въ которомъ какъ въ фокус я вижу соединеніе всхъ стихій нашей литературы. У васъ дружатся и сходятся въ одно вс наши преданія. О, какъ мн жаль, что ваши занятія теперь не литературныя, какъ вы ко мн пишете. Вы обладатель такихъ сокровищъ, которымъ цна посл узнается! Правда ли это, что вы будете у насъ ныншнимъ лтомъ, на время выставки? Я желалъ бы знать это врне, если только не нескромно съ моей стороны обратиться къ вамъ съ такимъ вопросомъ. Москва или Остафьево будетъ мстомъ вашего пребыванія?

Примите, князь, увреніе въ совершенномъ и глубокомъ уваженіи отъ преданнйшаго вамъ С. Шевырева.

Апрля 15.1843. Москва.

Забылъ сказать вамъ по русскому обычаю: Христосъ воскресе!— Поздравляю васъ душевно съ свтлымъ праздникомъ.

Ждемъ съ нетерпніемъ вашего гостинца Москвитянину.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Профессоръ Бодянскій, столько благодарный вамъ за то содйствіе, которое вы оказали ему въ выручк его славянской библіотеки, просилъ меня давно уже доставить вамъ его книгу: ‘Славянское народонаселеніе, вмст съ картою племенъ Славянскихъ, нын обитающихъ въ Европ’. Я до сихъ поръ не имлъ случая исполнить порученіе товарища, но теперь, пользуясь отъздомъ А. И. Кошелева въ Петербургъ, это исполняю. Вы получите книгу и карту надняхъ.

Примите мою душевную благодарность за память вашу обо мн и о Москвитянин, который очень доволенъ вашимъ гостинцемъ. Сочувствіе ваше намъ очень дорого. Сдлайте милость, указывайте намъ чаще, если что не такъ: это для насъ необходимо.

У меня есть до васъ покорнйшая просьба. Я увренъ, что вы не откажете въ содйствіи, потому что сами любите того человка, за котораго я васъ прошу. Это Н. Ф. Павловъ. Нсколько времени тому назадъ, князь Д. В. (Голицынъ) уговорилъ его вступить въ службу и далъ ему важное назначеніе. Ему порученъ надзоръ за ходомъ арестантскихъ длъ. Теперь князь Щербатовъ {Алексй Григорьевичъ, Московскій генералъ-губернаторъ. Н. Б.} представилъ его къ ордену, съ полученіемъ котораго сопряжены для него и для семейства его выгоды положительныя. Не для честолюбія ему нужно получить его. Службою своею, и прежнею и теперешнею, онъ совершенно этого достоинъ: съ утра до вечера здитъ онъ по острогамъ, тюрьмамъ и смраднымъ частямъ, и конечно боле 200 человкъ неправо заключенныхъ обязаны ему свободою, счастіемъ жизни и помощью, съ тхъ поръ какъ онъ служитъ.

Въ успх дла могутъ быть большія затрудненія, потому что у него нтъ ни пряжки, ни многихъ лтъ новой его службы, а къ тому же есть и повсти, которыхъ воспоминаніе могло не изгладиться,— слдовательно, нужно сильное ходатайство для успха.— Совершите доброе дло, князь: мы вс, друзья Павлова, будемъ умть цнить ваше содйствіе въ такомъ дл, отъ котораго зависитъ спокойствіе семьи его, и отъ души васъ о томъ просимъ. Самъ онъ о такомъ важномъ для него предмет никогда не заботился, да и теперь не заботится по своему характеру.

Представленіе пошло къ министру внутреннихъ длъ 1-го февраля вмст съ другими отъ генералъ-губернатора. Вроятно и министръ, еслибъ былъ увренъ въ справедливости награды, захотлъ бы сдлать добро такому человку, какъ Павловъ. Надюсь, что вы этой моею просьбой не поскучаете. Павлову самому бы слдовало къ вамъ писать, но ужь онъ на это не способенъ.

Примите увреніе въ моемъ глубокомъ уваженіи и душевной преданности. С. Шевыревъ.

1844. Февраля 16. Москва.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Немедленно по полученіи вашего письма отправляю къ вашему сіятельству книгу А. Д. Черткова, который самъ вручилъ мн этотъ экземпляръ для вашего сына ¹⁸). Объ автографахъ вы писали къ Погодину, который объ нихъ хлопоталъ, я знаю, но врно за недосугомъ не усплъ еще отвчать вамъ. Я займусь также этимъ дломъ и постараюсь скоро исполнить желаніе ваше.

Примите, князь, мою душевную благодарность за то искреннее участіе, съ какимъ вы приняли просьбу мою о Н. Ф. Павлов. Я не сомнвался въ томъ, но васъ постоянно узнавать во всякомъ добромъ дл — намъ особенно пріятно.

Ваши стихи украшаютъ 4-й нумеръ Москвитянина, который выйдетъ завтра.— Обращаюсь къ вамъ съ моею покорнйшею просьбою, литературною: не покажется ли вамъ она слишкомъ смлою?— Мн хотлось бы очень, и даже необходимо нужно, перечесть вашу біографію Фонъ-Визина. Не можете ли вы быть такъ великодушны, снабдить меня вашею рукописью на ныншнее лто? Не скрою отъ васъ цли, съ какою я желаю вновь прочесть ее. Будущею осенью мн хотлось бы прочесть курсъ исторіи русской словесности публичный: вы знаете, какъ у насъ еще мало она разработана, но ваша біографія составляетъ такую значительную часть новаго періода. Разумется, я не воспользуюсь чужимъ трудомъ и буду ссылаться на своего автора. Между тмъ слдовало бы позаботиться и объ изданіи вашего труда: еслибы здсь нашелся охотникъ на такое изданіе, я взялся бы охотно быть вашимъ корректоромъ, разумется, на условіяхъ вашего правописанія.— Сдлайте милость, не откажите въ моей просьб.— Нельзя ли еще имть какихъ-нибудь подробностей объ Карамзин? Это было бы истинное для меня сокровище.— Неизвстно ли вамъ, куда поступилъ архивъ Державинскій? Я постоянно теперь занятъ почти однимъ предметомъ: исторіею нашей словесности. Надюсь, что этотъ трудъ положитъ конецъ пустымъ толкамъ и крикамъ безграмотныхъ крикуновъ журнальныхъ, которые довольно грязи наметали на монументальныхъ мужей нашей литературы.

Примите, князь, увреніе въ совершенномъ почтеніи и глубокой душевной моей преданности. С. Шевыревъ.

Апрля 14. 1844. Москва.

10.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Посылаю вашему сіятельству второй выпускъ моей книги {Исторіи Русской Словесности. Н. Б.}. Надюсь на ваше сочувствіе, которое мн очень, очень дорого. . И. Тютчевъ мн передалъ, съ какимъ дружелюбнымъ вниманіемъ вы приняли первый. Прилагаемые два экземпляра прошу васъ покорнйше доставить, при случа, В. А. Жуковскому и H. В. Гоголю. Недавно я узналъ, что дошелъ до нихъ и первый выпускъ. Вамъ я тмъ обязанъ. Примите мою душевную благодарность.

Недавно писалъ къ вамъ Драшусовъ о Городскомъ Листк, къ разршенію котораго вы много содйствовали. Присоединяю къ его просьб мою просьбу, чтобъ вы поддержали новое предпріятіе и участіемъ вашимъ, и вашею литературною властію. Дайте намъ радость увидть ваше имя на первыхъ его страницахъ — и пригласите всхъ, кого заблагоразсудите. Предлагать Москв насущную мысленную пищу — вотъ главная цль Листка. Благородный характеръ Драшусова ручается за то, что онъ соединитъ въ свою пользу голоса всхъ благомыслящихъ, Мы много на васъ надемся и на ваше вліяніе. Должно надяться, что это предпріятіе будетъ удачно, потому что издатель съ дарованіями, свдніями, и отдаетъ всего себя одному длу, чего намъ въ Москв до сихъ поръ недоставало. Москвитянинъ былъ только эпизодомъ въ занятіяхъ Погодина и моихъ. Теперь я не могу въ немъ принимать участія. Возстановить его можетъ только Чижовъ {едоръ Васильевичъ. П. Б.}, на котораго я полагаю большую надежду въ будущемъ. Онъ одинъ можетъ создать журналъ въ нашемъ дух и направленіи. Листокъ же да будетъ его предвстникомъ.

Примите, князь, чувства моего глубокаго уваженія и душевной преданности. С. Шевыревъ.

Москва. 21 августа. 1846.

11.

Милостивый государь Петръ Андреевичъ!

П. А. Плетневъ увдомилъ меня, что вамъ уже извстно наше горе. Утрата за утратою въ литератур, а полынь ростетъ и процвтаетъ. Я боялся писать вамъ объ смерти Языкова, чтобы не вдругъ сообщить вамъ эту всть. Мы просили издателя Вдомостей повременить увдомленіемъ. Сегодня и завтра будетъ напечатана въ Листк моя статья объ немъ. Я пришлю вамъ ее и въ особомъ оттиск, съ другимъ экземпляромъ для В. А. Жуковскаго. Читая теперь публичный курсъ исторіи поэзіи, я хотлъ первую лекцію посл вакаціи посвятить памяти Языкова и разбору его стихотвореній: такъ какъ это не входитъ въ программу моего курса, одобренную начальствомъ, я предварилъ о томъ попечителя {Графъ C. Г. Строгановъ. П. Б.}, но попечитель мн того не позволилъ, находя это неприличнымъ, неумстнымъ и дурнымъ примромъ для будущихъ временъ.

Спшу отвчать вамъ на предложеніе, близкое вашему сердцу.

Я уже слышалъ объ немъ отъ княгини Н. Б. Трубецкой и отъ А. Т. Аксакова. Просьба ваша, по искреннему уваженію, которое я къ вамъ питаю, всего боле можетъ склонить меня къ согласію въ такомъ важномъ дл. Но ршительно я могу изъявить это согласіе, во 1-хъ) когда увижусь съ г. Лодомирскимъ и узнаю его сына, 2) когда г. Лодомирскій взглянетъ самъ на устройство моего дома и узнаетъ дтей моихъ, 3) когда я узнаю, въ какой степени сынъ г. Лодомирскаго приготовленъ былъ до сихъ поръ и будетъ ли возможность моему сыну идти съ нимъ ровно въ занятіяхъ и ему съ моимъ сыномъ? 4) если г. Лодомирскій согласится, чтобы сынъ его послдніе три года передъ вступленіемъ въ университетъ провелъ въ гимназіи, живучи все-таки у меня. Это я считаю совершенно необходимымъ и такъ готовлю моего сына.— Что касается до условій денежныхъ, то считаю обязанностью сказать ихъ искренно: мене 1,500 р. с. я не могу опредлить на это, судя по дороговизн средствъ нашихъ. Я долженъ буду умножить плату учителямъ, взять еще новыхъ и устроить постоянныя, ежемсячныя испытанія.

Мой сынъ занимается и со мною, и около меня. Съ постороннимъ не вдругъ устроишь это. Отвтственность за чужого, по моему характеру, для меня важне отвтственности за собственнаго, въ котораго кладешь свой духъ, свой примръ, незамтно. Съ пришлымъ въ начал нужны другія средства.

Если вамъ и родственникамъ вашимъ понравятся мои мысли и мы во всемъ сойдемся, я соглашусь. Радъ буду случаю чмъ-нибудь доказать вамъ на дл мою преданность ¹⁹).

Примите, князь, чувство моего душевнаго почтенія и всегда искренней преданности. С. Шевыревъ.

1847. Января 8.

Въ ныншнемъ году юбилей В. А. Жуковскаго. Онъ соединяется прекрасно съ семисотлтіемъ Москвы. Надобно бы праздновать за-одно питомца и кормилицу.

12.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Извините меня великодушно, что нсколько дней замедлилъ отвтомъ на ваше письмо. Справка была тому причиною. Въ правленіи университетскомъ отыскали мн наконецъ, что статскій совтникъ Александръ Алексевичъ Іовскій живетъ въ Орловской губерніи въ Ливенскомъ узд, въ своей деревн. Братъ его юристъ Петръ Алексевичъ, не при университет, а иметъ гд-то свой домъ, какъ мн говорили, но это едва ли врно. Если вамъ и братъ нуженъ, я постараюсь и его отыскать.

Благодарю васъ отъ всей души за сообщеніе пріятныхъ словъ изъ письма Титова о стать моей. Да, жаль мн было нашего старичка. Цензура не позволила мн похвалить его какъ цензора Карамзина: видите ли, какъ она у насъ ревнива. Сожалю очень, что мн неизвстны были подробности объ отшельнической жизни Жуковскаго и вашихъ съ нимъ утреннихъ свиданіяхъ. О домик своемъ, гд онъ жилъ, говорилъ онъ мн, когда мы вмст съ нимъ въ пріздъ великаго князя наслдника осматривали наше пепелище {То-есть, зданіе Дворянскаго Института, гд помщался нкогда Университетскій Благородный Пансіонъ, директоромъ котораго былъ А. А. Прокоповичъ-Антонскій. Н. Б.}, но это былъ рядъ разочарованій. Тогдашній директоръ не могъ показать и золотой доски Жуковскому, потому что отдалъ ее подновить, а уставъ литературнаго общества, Жуковскимъ основаннаго, уже не существовалъ. Не могу не вспомнить грустнаго вопроса, который Василій Андреевичъ сдлалъ директору, когда уже обошли до конца все зданіе: ‘А гд тутъ въ старину была доска, на которой было, кажется, написано и мое имя?’ — Бдный директоръ, уже заране объявившій мн на мой вопросъ, что доска у мастера, который ее поновляетъ, не зналъ, куда дваться.— Такъ уважаютъ у насъ преданія ²⁰).

Не знаю, достигъ ли до васъ первый нумеръ Москвитянина. Ростопчинъ неподражаемо хорошъ въ своихъ ‘Запискахъ о Пруссіи’. Разбору ‘Одиссеи’ я посвящу нсколько статей.— Сердитъ я очень на нашу публику. Она изъ рукъ вонъ. Представьте, что до сихъ поръ въ Москв разошлось только 80 экземпляровъ новыхъ стихотвореній Жуковскаго (въ контор Москвитянина). Петербургскіе журналы достигаютъ цли. Они образовали и настроили вкусъ публики такъ, что ‘Одиссея’ Жуковскаго ей не можетъ нравиться. Нечего сказать: съ такою литературой, какъ литература Отечественныхъ Записокъ и Современника съ Сверною Пчелою въ придачу, мы далеко уйдемъ во вкус и въ образованіи. Работали, трудились со временъ Петра Великаго и дошли до того, что Краевскіе, Булгарины, Некрасовы и Панаевы сдлались образователями современнаго русскаго человчества. При такихъ двигателяхъ образованія, какъ быть Жуковскому съ своею ‘Одиссею’ и съ своимъ ‘Рустемомъ’? Будутъ ли его слушать? Это и грустно, и больно. Мн утшительно одно только, что въ числ первыхъ и главныхъ покупателей ‘Одиссеи’ было много студентовъ университета, и студентовъ — бдныхъ, которые трудовыя деньги отдавали за ‘Одиссею’. Къ ея выходу кстати мн пришлось говорить о Ромер. Я посвятилъ ‘Одиссеи’ нсколько лекцій, и моя аудиторія наполнялась студентами изъ другихъ факультетовъ. Вотъ что утшаетъ меня нсколько за невжественную публику, которую достойно себя воспитали петербургскіе журналы.

Пріятно явленіе русскихъ пословицъ, изданныхъ Снегиревымъ. Русскій умъ такъ и кипитъ здсь. Какъ онъ разнообразенъ и важенъ, и забавенъ, и простодушенъ, и хитеръ! Это чтеніе изъ самыхъ занимательныхъ. Это должна быть книга настольная у всякаго русскаго человка.

Примите, князь, мою душевную благодарность за вс ваши добрыя желанія мн на новый годъ. Примите и мои. Да пошлетъ вамъ Богъ и здоровья и силъ для полнаго счастія вашего и на пользу русскому слову.

Погодинъ и Гоголь усердно благодарятъ васъ за память.

Съ чувствами искренняго уваженія неизмнной преданности всегда вашего сіятельства покорнйшій слуга. С. Шевыревъ.

Января 11. 1849. Москва.

13.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Позвольте мн поручить вашему вниманію извстнаго слпца — математика, Михаила Алексевича Серебрякова, съ которымъ вы, можетъ быть, уже нсколько знакомы по статьямъ Москвитянина и по книг моей: ‘Поздка въ Кирилло-Блозерскій монастырь’. Онъ своимъ умомъ, образованіемъ и христіанско-русскимъ направленіемъ вполн достоинъ вашего участія.

Мы вс, ваши почитатели, душевно благодаримъ васъ за прекрасные стихи ваши и за статью Батюшкова. На такихъ явленіяхъ отдыхаешь сердцемъ въ засуху русскаго слова.

Публичныя лекціи университета соединяютъ все московское общество, которое обнаруживаетъ къ намъ вниманіе просвщенное и добросовстное. Атмосфера жизни свтской очищается мыслію и словомъ пауки. Это явленіе для насъ особенно отрадное. Въ прошломъ году, въ теченіе великаго поста, Москва была занята ужасною исторіею Зыкова. Въ ныншнемъ предметъ разговоровъ общественныхъ содержаніе публичныхъ чтеній университета.

Доходятъ до насъ пріятные слухи, что будущимъ лтомъ вы постите Москву, и что Астафьево не будетъ уже отвчать своему имени. Желаемъ отъ души, чтобы эти слухи оправдались.

Примите, князь, чувства моего искренняго почтенія и душевной преданности. С. Шевыревъ.

Марта 16 1851. Москва.

14.

Душевно уважаемый и любимый князь Петръ Андреевичъ!

Прошу у васъ великодушнаго извиненія, что опоздалъ отвтомъ на письмо ваше, полученное мною черезъ Л. В. Ефремова. Все ожидалъ случая. Пріятели узжали изъ Москвы внезапно, не сказавшись мн. Это письмо вручаю племяннику покойнаго Гоголя, Николаю Павловичу Трушковскому, и прошу усердно вашей помощи и содйствія ему при изданіи полныхъ сочиненій его дяди. Этотъ молодой человкъ посвятилъ себя его памяти и своими умственными и нравственными качествами достоинъ полнаго сочувствія.

Порученіе ваше касательно добраго пастыря духовнаго и баснописца Луки Васильевича было мною исполнено въ отношеніи къ знакомому мн кругу московскаго общества. Я далъ ему нсколько адресовъ и рекомендаціи, въ которыхъ ссылался на васъ. Старецъ, кажется, былъ доволенъ московскимъ пріемомъ. Одного не могъ я сдлать: замолвить объ немъ слово въ газетахъ. Этому, къ сожалнію, есть причины.

Вы отгадали, князь, что я мыслію и чувствомъ привтствовалъ васъ на новомъ вашемъ поприщ {Товарища министра народнаго просвщенія. Н. Б.}. Ваше назначеніе было для меня однимъ изъ тхъ счастливыхъ событій въ движеніи современнаго просвщенія, которыми постоянно веселитъ наше сердце нашъ добрый и мудрый государь. Я все собирался писать къ вамъ, но вы были такъ ко мн милостивы, что меня предупредили. Соборному посланію вашему мы единодушно сочувствовали. Благодаримъ васъ за то, что вы, слдуя русскому обычаю, прежде всего сочлись духовнымъ родствомъ съ Московскимъ университетомъ. Мысль о просвщеніи, которымъ вы заключили посланіе, должна быть основною или точне руководительною нашею мыслію во всемъ обширномъ круг воспитанія и ученія.

Допущеніе неограниченнаго числа студентовъ возвратило намъ довріе государя и возвысило въ насъ духъ. Назначеніе графа Дмитрія Николаевича {Блудова. Н. Б.} президентомъ Академіи Наукъ возбудило новыя прекрасныя надежды для наукъ вообще, для меня лично. Основаніе двухъ журналовъ въ Москв {Русскаго Встника и Русской Бесды. Н. Б.}, есть также одно изъ утшительныхъ событій, общающихъ плоды въ будущемъ. За многое, за многое отъ глубины души спасибо Аврааму Сергевичу.

Но кого дадите вы намъ во главу московскаго просвщенія, посл добраго Владиміра Ивановича? {Назимова. Н. Б.}. Москва стращала насъ Мусинымъ-Пушкинымъ {Михаила Николаевича, попечителя С.-Петербургскаго учебнаго округа. Н. Б.}, и теперь говорятъ, что государь своею милостію и любовію спасъ отъ него Московскій университетъ. Отчего, подобно Михаилу Никитичу Муравьеву, не соединить вамъ въ лиц своемъ товарища министра и попечителя Московскаго университета? Московскій округъ треть всей области министерства просвщенія.

Мы ждали васъ осенью и въ начал зимы, ждемъ и теперь. Хотлось бы многое передать вамъ лично, въ бесд искренней. Прошу у васъ позволенія сообщать вамъ хотя изрдка мои думы о нашемъ общемъ святомъ дл.

Каткову я передалъ содержаніе вашего письма, которое его касалось. Къ сожалнію, я съ нимъ не въ короткихъ сношеніяхъ. Онъ у меня не бываетъ. Руководства никакого я предложить ему не могу. Скажу искренно, что программа его журнала духомъ самонадянности мн не полюбилась. Карамзинъ, собираясь издавать Встникъ Европы, объявилъ, что не намренъ учить, а только занимать публику. ‘Вносить свтъ въ дло, устанавливать здравый смыслъ во взгляд на вещи, давать направленіе литератур, создавать таланты’, объ этомъ не объявляютъ, если бы даже и думали идти на такіе подвиги. Но я надюсь и увренъ, что журналъ Каткова будетъ лучше его программы.— Не скрою того, что Катковъ виноватъ предъ университетомъ въ томъ, что хотлъ отнять у него столтнюю его привилегію на изданіе политической газеты и лишить его значительной части его доходовъ и средствъ содержать обширную типографію. Въ Петербург онъ хотлъ огласить интригою противъ него единодушное дйствіе университета, поднявшагося на защиту столтняго его права. Бумагу, по порученію ректора, писалъ я открыто: она привлекла мн всеобщее сочувствіе и благодарность. Если отнять у Московскаго университета исключительное право на газету, то надобно отнять календарь и газету у Академіи Наукъ. Уступка частныхъ афишъ въ пользу Полицейскихъ Вдомостей, сдланная въ министерств графа Уварова графомъ Строгановымъ, намъ стоила 15 тыс. р. с. ежегоднаго убытка, а при распространеніи торговли и промышленности въ Москв этотъ убытокъ ежегодно умножается. Не понимаю этого чувства, которое влечетъ — у своего отца и воспитателя, какъ нашъ университетъ есть для всхъ насъ, отнимать данныя ему государями права, коими утверждается его благоденствіе.

Недавно нашъ университетъ, какъ сословіе ученое, былъ оскорбленъ назначеніемъ въ редакторы Вдомостей Корша {Валентина едоровича. H. Б.}. Это молодой человкъ, весьма трудолюбивый, но неопытный, недавно вставшій со студенческихъ лавокъ и нисколько неспособный быть центромъ литературной дятельности университета. Авраамъ Сергевичъ предоставилъ назначеніе правленію. Избраніе пало на профессора Пешкова, который соединялъ вс голоса и возбуждалъ сочувствіе всхъ партій, по своему мягкому характеру, по своимъ ученымъ и нравственнымъ достоинствамъ. Министръ и попечитель изъявили предварительное согласіе. Представленіе сдлано и не уважено. Профессору предпочтенъ молодой человкъ, который могъ бы остаться помощникомъ редактора. Какъ это теперь университетская газета сдлается органомъ сословія университетскаго, когда его мнніемъ, при назначеніи редактора, такъ мало дорожитъ начальство, само же вызвавшее его на это мнніе? Разнесся слухъ, что будто бы Коршъ обязанъ своимъ назначеніемъ ходатайству Кавелина {Константина Дмитріевича. Н. Б.} у великой княгини Елены Павловны, но я не хочу тому врить.— Московскія Вдомости, при такомъ редактор, не могутъ быть органомъ университетскаго сословія — и это жаль при политическихъ обстоятельствахъ нашего времени.

Но я боюсь утомить ваше вниманіе.

Примите, князь, мое душевное поздравленіе съ наступающимъ праздникомъ Рождества Христова и чувства моего глубочайшаго уваженія и постоянной преданности. С. Шевыревъ.

Декабря 22 1855. Москва.

15.

Душевно уважаемый и любимый князь Петръ Андреевичъ!

Примите сердечную мою благодарность за вашъ прекрасный гостинецъ, за шестъ царскихъ стихотвореній. Любовь и скорбь слились въ душ вашей въ одно изящное чувство — и послужили для нихъ вдохновеніемъ. Со времени Жуковскаго мы не читали такихъ стиховъ. Онъ завщалъ вамъ свои чувства и свою лиру. 18 февраля. 17 апрля — мн напомнило строй Посланія къ Императору Александру. ‘Императоръ умираетъ и прощается съ Москвой’ — въ этомъ стихотвореніи вы отгадали то чувство, которое прожила бы Москва, если бы его у нея не отняли. Не понимаю, почему отъ нея скрыли и послднее повелніе умиравшаго царя, и предсмертное его прощаніе съ нею въ самую минуту этого прощанія. Какое бы прекрасное событіе записала она въ своихъ лтописяхъ! Зачмъ бояться этихъ святыхъ чувствъ, которыми жива и сильна Россія, и не питать ихъ въ народ. Вы въ поэзіи сохранили высокое чувство императора и отгадали тотъ отголосокъ Москвы, который былъ бы, еслибъ телеграфъ покорился послднему манію царской воли. Благодарю, благодарю васъ за утро, которое провелъ я, оглашая свой кабинетъ гармоніей стиховъ вашихъ и отзываясь вамъ сердцемъ и слезами. Экземпляры княгин Голицыной {Анна Матвевна, рожденная Толстая. Н. Б.}, Погодину и въ библіотеку университета мною доставлены ²¹).

Это письмо я поручаю Каэтану Андреевичу Коссовичу. Надюсь, что графъ Дмитрій Николаевичъ васъ познакомилъ съ нимъ. Графъ и графиня давно уже знаютъ въ немъ и отличнаго ученаго, и прекраснаго человка. Коссовичъ долженъ быть вамъ извстенъ. Онъ живетъ для науки и для добрыхъ длъ. Авраамъ Сергевичъ общалъ ему каедру санскритскаго языка въ Петербургскомъ университет, но къ сожалнію не далъ, а, какъ слышно, предложилъ нашему Петрову ²²), которому здоровье едва ли позволитъ принять ее въ сверной столиц. А между тмъ зачмъ же филологическій факультетъ въ Москв лишится санскритской каедры, которая составляетъ одно изъ необходимыхъ основаній современной филологіи? Какъ жаль, что доброе и недавнее насажденіе вдругъ исторгается!

Благодаримъ васъ за то, что вы насъ успокоили. Мы впрочемъ не врили клевет, пущенной по городу злыми языками. Ваши слова насъ совершенно успокаиваютъ касательно будущихъ надеждъ университета ²³). Дло редакціи Московскихъ Вдомостей такъ испорчено, что я не предвижу способа, какъ его исправить. Профессорамъ нтъ физической возможности участвовать въ изданіи. Для того, чтобы напечатать по просьб же редактора рчь, сказанную мною оставлявшему насъ попечителю, я долженъ былъ провести безсонную ночь въ университетской типографіи, и еслибъ самъ не пріхалъ туда въ полночь, рчь напечатана была бы въ нкоторыхъ мстахъ безъ смысла… Редакторъ такъ неопытенъ, что не уметъ сказать одушевленно двухъ словъ о какомъ-нибудь замчательномъ событіи общественной жизни. Совстно читать, какъ описанъ пятидесятилтній юбилей Общества Испытателей Природы. Ни совтъ, ни правленіе, ни профессора не вступаются въ дла редакціи — и я не понимаю, почему университетъ печатаетъ, что газета издается имъ, а не просто редакторомъ.

Когда-то мы дождемся васъ? Ваше пребываніе здсь соединило бы около васъ всю литературную Московскую братію и было бы для нея живительнымъ и миротворнымъ средоточіемъ. Со времени И. И. Дмитріева мы не имли здсь такого центра. Я все надялся на пріздъ В. А. Жуковскаго, но судьб не угодно было. Вы москвичъ искони: на васъ надежда.

Примите, князь, чувство неизмннаго уваженія и душевной преданности. С. Шевыревъ.

Января 4 1856. Москва.

16.

Москва. Марта 10 1856.

Душевно уважаемый и любимый князь Петръ Андреевичъ!

Крокидасъ мн вручилъ ваше письмо. Все, что отъ меня зависло и что можно было сдлать въ короткое время, я для него сдлалъ. Я представилъ его графу А. А. Закревскому, который самъ подписался на 3 экземпляра, доставилъ 6 подписчиковъ и общалъ продолжить подписку посл. Митрополитъ, по болзни, не могъ принять Крокидаса, но подписался на 4 экземпляра. Отъ вашего имени я представилъ его князю Н. И. Трубецкому и князю Л. М. Голицыну, которые также подписались. До 25 подписчиковъ онъ нашелъ въ Москв. Но время было слишкомъ коротко. Что касается до ученой братіи, то, кром медиковъ, это по большей части люди бдные и многосемейные. Между ними подписчиковъ найти трудно. Хорошо бы было, еслибъ правительство позволило открыть подписку публичную и напечатать о томъ статью. Я надюсь, что въ разныхъ концахъ Россіи нашлись бы подписчики ²⁴).

Москва провела недлю историческую, встрчая и угощая черноморцевъ и армейскихъ защитниковъ Севастополя. Вс эти дни описаны. Конечно, во всей Россіи отзовется пріемъ, сдланный Москвою нашимъ героямъ. Но странно, что Академическія Вдомости въ Петербург не хотятъ передавать Россіи подробности о пирахъ московскихъ, а наши Университетскія печатаютъ или лучше перепечатываютъ статьи изъ Полицейскаго Листка, единственно по приказанію графа А. А. Закревскаго, въ своемъ фельетон давая знать, что длаютъ это неохотно. Я ршительно не понимаю, почему гг. Краевскому и Коршу вручили Академія и Московскій университетъ свои мысли, чувства, образъ мыслей, воззрнія на науку и искусство, и почему выраженіе любви къ отечеству нашей древней столицы должно подчиняться вол гг. Краевскаго и Корша? Я ршительно этого не понимаю и думаю, что такое положеніе нашихъ газетъ не совсмъ нормально ²⁵).

Вы спрашиваете меня, отъ чего я не являюсь въ Русскомъ Встник и не берегу ли я себя для Русской Бесды? Все время, свободное отъ занятій въ университет, я отдаю теперь главному труду моему: Исторіи русской словесности. Одни только защитники Севастополя могли отвлечь меня на время. Скоро надюсь я всего себя отдать этому труду. Вотъ мой планъ, который ввряю я вашему вниманію и участію. 27-го марта мн выходитъ 25-ти лтняя пенсія. Я желаю оставить университетъ и посвятить себя труду академическому. Не съ тмъ я оставляю его, чтобы не служить: напротивъ боле чмъ когда-нибудь я отдамъ себя наук. У меня матеріаловъ множество, а времени нтъ дать имъ форму, особливо занимая дв каедры: словесности и педагогіи. Я буду просить васъ, министра и графа Дмитрія Николаевича, чтобы опредлили мн жалованье академическое при выслуженной мною пенсіи. Освободившись отъ всхъ другихъ занятій, я исключительно посвящу себя наук — и въ теченіе немногихъ лтъ, если благословитъ меня Богъ, надюсь издать нсколько небезполезныхъ книгъ — и прежде всего Исторію русской словесности. Жить я желаю въ. Москв, а назжать буду въ Петербургъ, для работъ въ библіотекахъ. Много надюсь я на вашу помощь и содйствіе въ этомъ дл, которому я ршился посвятить вс свои силы, во что бы то ни стало. Врьте, что я не бгу отъ службы: напротивъ, дятельне чмъ когда-нибудь я буду служить государю и Россіи. Чувствую, что мысли мои для того созрли. Если правительство поможетъ мн жалованьемъ академическимъ, оно облегчитъ мн трудъ. Если нтъ, хоть тяжело будетъ, буду землю пахать одною рукою, а другою писать. Ршеніе мое оставить университетъ и быть дятельнымъ академикомъ неизмнно. Вы не поврите, съ какимъ нетерпніемъ я ожидаю того дня, когда я въ кабинет своемъ отдамъ всего себя труду любимому. Академическій годъ, разумется, я довершу ²⁶). Срокъ пенсіи моей вышелъ еще 27 сентября, но канцелярія министерства у меня отняла несправедливо 6 мсяцевъ. Я имю свидтельство отъ Д. П. Северина въ томъ, что это напрасно. Но виноватъ, что не просилъ прежде. Теперь уже и эти 6 мсяцевъ выслужилъ. Силы мои, слава Богу, еще при мн. Университетскій юбилей поубавилъ ихъ: послдніе два года мн обошлись дорого. Но надюсь на милосердіе Божіе. Наука, словесность, семья, пенсія и свобода — если Богъ благословитъ еще нсколькими годами жизни — я оставлю по себ что-нибудь Отечеству. Вотъ ршеніе, отъ котораго я не отступлю. Если вы поможете мн его исполнить, буду всегда цнить ваше добро.

Примите, князь, чувство моего глубокаго уваженія и душевной преданности. С. Шевыревъ.

17.

Душевно любимый и уважаемый князь Петръ Андреевичъ!

Сегодня я пишу къ Аврааму Сергевичу и посылаю ему статью съ просьбою приказать напечатать ее въ С.-Петербургскихъ Академическихъ Вдомостяхъ, которыя разбранили меня за мой привтъ черноморцамъ, защитникамъ Севастополя. Я увренъ въ добромъ сердц и въ добромъ расположеніи ко мн Авраама Сергевича, но не увренъ въ чиновникахъ, его окружающихъ, а потому становлюсь подъ вашу эгиду и надюсь, что вы отведете отъ меня всякую непріятность. Прежде позволенія не было въ газетахъ, академической и университетской, какъ на большихъ, столбовыхъ литературныхъ дорогахъ, нападать маскированнымъ критикамъ на кого бы то ни было, насмшками и бранью: теперь г. Краевскій извстный кондоттіери Гаспороне въ русской словесности, вводитъ этотъ обычаи въ академическія вдомости, не знаю, на какомъ основаніи. Онъ, вроятно, находитъ опору во многихъ лицахъ въ канцеляріи министерства. Онъ нападаетъ уже на академиковъ и профессоровъ, дослужившихся до пенсіи. Погодинъ и я служимъ ему постоянною мишенью, и все, вроятно, потому что Авраамъ Сергевичъ но недосугамъ не заглядываетъ никогда въ академическія вдомости ²⁷).

Г. Коршъ также весьма благоугодно распоряжается въ газет университетской. Въ кои-то вки русскіе люди, внявъ давнему голосу Карамзина, объявили, что они постараются представить посильное русское воззрніе на науку и искусство. Кажется, должно бы было поблагодарить ихъ — и даже, въ случа недоврія къ нимъ, сказать только: подождемъ — что они скажутъ?— Нтъ, г. Коршъ въ газет, издаваемой отъ Московскаго университета, ршительно объявляетъ, что русскаго воззрнія въ наук и искусств и быть не можетъ, а должно существовать одно европейское. Да разв русское не европейское? Коршъ выгоняетъ насъ изъ Европы. Карамзинъ въ 1802 году говорилъ: ‘Мы никогда не будемъ умны чужимъ умомъ и славны чужою славою?’ Кому не обидно походить на Даланбертову мамку, которая, живучи съ нимъ, къ изумленію своему услышала отъ другихъ, что онъ умный человкъ? Хорошо и должно учиться, но горе и человку, и народу, который будетъ всегдашнимъ ученикомъ. Со 1802 года мы недалеко ушли. Но что длать? Состоимъ подъ опекой Корша, который не позволяетъ намъ смть думать о внесеніи русскаго воззрнія въ науку и искусство.

Но будемъ надяться, что русскій духъ устоитъ не смотря на вс препятствія, какія ему полагаются.

Сегодня исполнился срокъ моей пенсіи. Радуюсь душевно, что Богъ благословилъ меня остаться столько лтъ на одномъ и томъ же поприщ и сохранилъ мн силы для его продолженія. Отъ сердца благодарилъ я Бога. Впереди у меня надеждъ много. Я готовъ къ новой, но кабинетной дятельности. Повторяю мою просьбу къ вамъ. Дайте мн свободу, академическое кресло съ жалованьемъ — и я еще поработаю. Работы всмъ много въ Россіи, а тому, кто не переставалъ работать головою, еще боле. Ожидаю съ нетерпніемъ вашего отголоска на мои новые планы ²⁸).

Примите, князь, чувство моего душевнаго уваженія и преданности. С. Шевыревъ.

Марта 27 1856. Москва.

18.

Душевно уважаемый и любимый князь Петръ Андреевичъ!

Примите мое отвтное: воистину воскресе!

Пишу къ вамъ, воротясь отъ обдни, въ недлю о разслабленномъ. Послднія слова читаннаго евангелія: Іисусъ есть, Иже мя сотвори цла, еще отдаются и въ душ моей, и въ ушахъ. Этотъ день мн памятенъ въ семейной моей жизни: съ него началось исцленіе моей дочери, которая была больна смертельно. Прошлаго года, въ этотъ день, я лежалъ самъ разслабленнымъ, безъ движенія отъ жестокаго ревматизма. Недля о разслабленномъ приходилась 17-го апрля. Россія въ первый разъ праздновала день рожденія вступившаго на престолъ государя въ это воскресенье. Недвижимый ни руками, ни ногами, я молился душою вмст со всми моими соотчичами за него — и потомъ думалъ, отчего же это пришлось въ такое воскресенье, въ недлю о разслабленномъ, праздновать намъ въ первый разъ день рожденія нашего государя и молиться за него и за его Россію въ такой день? Нтъ ли тутъ тайнаго знаменованія? Можетъ быть, это былъ бредъ моей болзни, но вотъ что мн думалось:

Разслабленный исполинъ — наша Россія. Не страдаетъ ли она отсутствіемъ связи въ частяхъ своихъ? Члены ея огромны, но бываетъ, что уста требуютъ пищи, въ рук много хлба, а нтъ сообщенія между рукою и устами. Впрочемъ необходимость вншнихъ связей и сообщеній уже признана теперь — и когда разслабленный членами исполинъ свяжетъ внутренними мышцами и связками въ одно великій организмъ свой, тогда процвтетъ здоровьемъ, и крпость его будетъ несокрушима.

Но есть еще другая связь, связь внутренняя, духовная. Ослабленіе этой связи могло бы еще боле повредить нашему исполину, чмъ недостатокъ вншнихъ сообщеній. А много элементовъ разъединенія вошло въ нашу Россію. Управленія въ частяхъ своихъ слишкомъ раздльны и нердко не признаютъ другъ друга. Все то, что можетъ служить къ животворному соединенію частей въ одно цлое — все это благо въ нашемъ отечеств, все разлагающее и отдляющееся для него пагубно. Богъ послалъ намъ государя съ нжнымъ и добрымъ сердцемъ, исполненнаго любви и миро- творной силы. Да поможетъ же ему Богъ дйствовать во имя этой силы и соединить и вншніе, и внутренніе составы исполинскаго его царства и народа союзомъ жизни и любви.

Но только Іисусъ можетъ сотворить Россію внутренно цлою. Въ великіе дни ея жизни Онъ соединялъ ее. Богъ Слово коснулся сердецъ всхъ православныхъ христіанъ сказано въ грамот избранія на царство царя Михаила еодоровича о времени междуцарствія. Призывать и вызывать Его силу надобно въ дл великомъ единенія и оживленія всхъ силъ отечества. А вдь эта сила въ насъ есть и можетъ воскреснуть въ душахъ самыхъ мертвыхъ. Безъ нея не долженъ ршаться ни одинъ вопросъ государственный, и самые важные, съ ея помощью, могутъ быть ршены легко и благотворно. Самого царя въ Россіи я иначе не могу себ представить какъ олицетвореніемъ этой миротворной и животворной силы. Управленіе, гд нтъ ея, мертветъ, цпенетъ, превращается въ форму.

Другіе сказали бы, что я замечтался. Но вы этого не скажете. Вашей душ доступны такія мысли и чувства: для васъ они не мечта.

Примите мою душевную благодарность за то, что вы не отказали мн въ моей просьб, а ободрили меня надеждою. То, что вы сказали въ письм вашемъ о попечител, вновь назначенномъ, принесло мн душевную радость. Дай Богъ университету дятельнаго и просвщеннаго начальника! ²⁹) Московскій университетъ существуетъ для меня помимо всхъ нашихъ личностей, включая въ нихъ и мою собственную. Онъ переживетъ многіе фазисы, а идея его останется всегда великою и святою. Въ немъ выработается наука такъ, какъ она должна выработаться въ жизни русской. Вышедъ изъ университета, я душою, а не формою, еще боле буду съ нимъ и въ немъ. Жажду кабинетнаго труда, продолженія моей книги. Буду предлагать печатные курсы вмсто изустныхъ, боле обдуманные и прочные. Напечатаніемъ моего отвта въ Академическихъ Вдомостяхъ я обязанъ вамъ и графу Дмитрію Николаевичу. Сердце мое чуяло, что только въ васъ я найду опору. Примите мою глубочайшую благодарность. Авраамъ Сергевичъ обратилъ мн назадъ дв другія мои статьи: ’29 марта въ Москв’ и рчь мою графу Остенъ-Сакену, которыя я было послалъ ему съ просьбою напечатать ихъ въ Журнал министерства народнаго просвщенія:³⁰).

Много насмшило меня сравненіе газетъ академической и университетской съ землями безпечныхъ помщиковъ, отдаваемыми въ аренду. Но позвольте вступиться за своихъ товарищей, членовъ университета: мы готовы были за газету взяться и не отдавать ее въ аренду, но у насъ отняли ее насильно — и мы въ томъ не виноваты ³¹).

Бродяга переписывается для васъ. Этимъ я обязанъ Ольг едоровн Кошелевой, которая одна владетъ полнымъ экземпляромъ. У самого автора нтъ: я спрашивалъ — и онъ указалъ на этотъ. Когда будетъ переписанъ, немедленно сврю съ подлинникомъ и вамъ доставлю ³²).

Вами упоминаемыя родинки на лиц Москвы всмъ полюбились, кому я не называлъ ихъ. Да, пусть бы эти родинки такъ и оставались: что ихъ трогать! А все недостатокъ миротворнаго начала тревожитъ насъ. Все онъ мшаетъ³³).

Какое доброе направленіе общаетъ Русская Бесда! Сколько въ ней прекраснаго и дльнаго! Какъ благодарны мы вс правительству, что мыслямъ данъ просторъ, что он могутъ искренно высказываться, он вовсе не страшны, а полезны.

Въ московскихъ журналахъ нтъ того ожесточенія и остервеннія, какое обнаруживаютъ петербургскіе. Исключеніемъ служатъ Московскія Вдомости, которыя суть собственность неостепенившагося юноши, недавно вставшаго съ лавки студента. За что онъ такъ преслдуетъ на всю Россію Русскую Бесду и покровительствуетъ только Русскому Встнику? За какія заслуги дано ему такое право?— Въ Академическихъ Вдомостяхъ какая нестерпимая выходка на А. П. Глинку! ³⁴) Ея романъ поставили ниже поваренной книги, а ее ниже кухарки! Что за дикія понятія о литератур, о женщин, объ обществ! Никакого чувства приличія и достоинства.

Мы надемся, что Русская Бесда никогда не измнитъ этимъ чувствамъ.

Окончивъ экзамены, я надюсь скоро предаться труду своему совершенно. Сельское уединеніе даетъ еще боле къ тому средствъ.

Погодинъ душевно благодаритъ васъ за память.

Примите, князь, чувства моего глубочайшаго уваженія и душевной благодарности неизмнно преданнаго вамъ С. Шевырева.

Маія 6 1856. Москва.

19.

Душевно уважаемый и любимый князь Петръ Андреевичъ!

Посылаю вамъ Бродягу. Онъ переписанъ врно съ рукописи, одобренной авторомъ и принадлежащей О. О. Кошелевой, безъ содйствія которой я не могъ бы исполнить вашего порученія.

Окончивъ дла университетскія, ду въ деревню на трудъ уединенный и отдыхъ. Новый попечитель привтомъ своимъ насъ всхъ очаровалъ. Я долженъ былъ объявить Евграфу Петровичу о своемъ намреніи. Но онъ такъ этимъ огорчился, что поколебалъ мое ршеніе исполнить его теперь, а взялъ съ меня слово отложить это дло до сентября мсяца, когда вс власти наши будутъ въ Москв. Я уврилъ его, что не хочу сдлать никакого рзкаго шага, который противенъ бы былъ польз университета, и скоре пожертвую собою, чмъ это сдлаю.

Мое сельское пребываніе, благодаря желзной дорог, въ 3 ¹/₂ часахъ зды отъ Москвы. Когда, въ какое время, васъ мы увидимъ въ Москв? Хотлось бы немедленно видть васъ тогда и побесдовать съ вами о томъ, что близко душ.

Примите, князь, чувство глубочайшаго уваженія отъ преданнаго вамъ душевно С. Шевырева.

Іюня 2 1856. Москва.

20.

Душевно чтимый и любимый князь Петръ Андреевичъ!

Я къ вамъ сноса съ просьбою, за лектора италіянскаго языка Рубини. Онъ служилъ въ университет 31 годъ, честно и добросовстно. Многіе питомцы университета обязаны ему хорошимъ знаніемъ италіянскаго языка. Захотлось старику, хотя еще разъ предъ смертью, увидть свою прекрасную родину, il bel paese, dove’l si suona,— и вотъ на просьбу его дали ему 600 р. сер., то-есть, съ условіемъ, если онъ подетъ. А ему хотлось бы и семь своей показать свое первое отечество. Хочется старику взглянуть на небо Италіи, увидть его

Dolce color d’oriental zaffiro,

погрться на родномъ солнышк вмст съ больною женою и двумя дочерьми, но на 600 р. сер. этого никакъ нельзя сдлать. Ему хотлось бы пробыть годъ въ Италіи съ сохраненіемъ жалованья, да получить эти 600 р. сер., уже ему общанныя, еслибы съ надбавкой, еще бы лучше. Тогда бы онъ вполн былъ счастливъ, благословилъ бы благость русскаго и своего государя и щедрое благодушіе своихъ начальниковъ. Сотворите эту милость и счастіе доброму игаліянцу, который съ чувствомъ любви написалъ по италіянски исторію Россіи. Онъ вмст съ семьею помолитъ за васъ Богу, подъ небомъ своей прекрасной родины, на благословенныхъ поляхъ Ломбардіи. Его тамъ ждутъ и родные его, и старые товарищи. Неужели Россія не наградитъ усыновленнаго ею ломбардца позволеніемъ видть ему на закат дней своихъ первое свое отечество и не дастъ ему средствъ для того? Доложите объ этомъ нашему доброму государю. Государыня Александра еодоровна проливаетъ столько благодяній на народъ Италіи. О, конечно, если до нихъ дойдетъ плачъ и просьба Рубини, они услышатъ этого сына Италіи, который послужилъ имъ и Россіи, распространяя у насъ языкъ своего отечества.

Примите, ваше сіятельство, чувства моего глубочайшаго почтенія и неизмнной душевной преданности. С. Шевыревъ.

Сладко бесдовалъ я съ Жуковскимъ и жду сельскаго досуга, чтобы отдать отчетъ въ этой бесд.

Маія 8 1857. Москва.

21.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Одно весьма важное обстоятельство въ нашемъ литературномъ и ученомъ мір побуждаетъ меня, полубольного, писать къ вамъ. Университетское правленіе ршило отдать типографію и Московскія Вдомости на откупъ двумъ братьямъ Коршамъ, издателямъ Атенея {То-есть, Евгенію и Валентину едоровичамъ. H. В.}, вопреки всякой правд. Соискателями въ этомъ дл явились Кошелевъ и Пешковъ. Кошелевъ, наддавшій 5000 р. сверхъ того, что предложено было Кортами, и объявившій, что, въ случа возвышенія ими суммы, онъ готовъ идти и дале, Пешковъ, какъ избранный прежде редакторъ Вдомостей и только черезъ низкую интригу не утвержденный.— Правленіе нарушило всю правду въ дл соисканія на томъ только основаніи, что будто бы мысль объ откуп принадлежитъ Коршу. Эта мысль принадлежитъ Новикову, а исполненіе ея Хераскову, и какъ фактъ раскрыта была мною въ исторіи Московскаго университета.

Я бы не взялся за перо, чтобы писать къ вамъ, еслибъ не побуждало меня къ тому дло русской жизни, науки и литературы, близкое вашему сердцу. Отъ этого событія зависитъ вопросъ жизненный: быть иль не быть тому, что составляло искони основную мысль русской жизни и русскаго слова, что связывало всхъ русскихъ отъ Владиміра принявшаго истину Христову, до насъ, ее также исповдующихъ, что одушевляло писателей новаго періода отъ Ломоносова до всхъ тхъ, которые сохранили преданіе и не отреклись отъ своего. Вы дорожите этою святынею, вы меня понимаете, вы теперь у насъ старшій представитель той же мысли и того же слова, которыя мы приняли отъ предковъ нашихъ. Отъ васъ будетъ зависть ршеніе дла, къ которому вы не можете быть равнодушны.

Недавно читали мы въ Московскихъ Вдомостяхъ слдующее (No 141): ‘Поврьте, скажемъ мы каждому технику, каждому спеціалисту, что творенія Пушкина, что статьи незабвеннаго Блинскаго, читавшіяся съ жадностью цлыми поколніями молодыхъ людей, внесенія въ общество столько благотворныхъ мыслей, несравненно полезне и въ промышленномъ отношеніи цлыхъ сотенъ ремесленныхъ школъ, потому что только благодаря такимъ учителямъ и въ ремесленныя школы пойдетъ народъ’. Если вы согласны съ этою мыслію и желаете распространить въ Россіи племя такихъ учителей какъ Блинскій вмст съ его ученіемъ, то отдайте силу университетской типографіи а Вдомостей издателямъ Атенея. Этотъ новый откупъ составитъ также эпоху въ исторіи Московскаго университета и русскаго просвщенія, только совершенно противоположную первой: первая воспитала Карамзина и все поколніе писателей, изъ которыхъ вы теперь старшій, вторая утысящеритъ Блинскихъ въ нашемъ отечеств, и вы будете виновникомъ этого размноженія. На васъ ляжетъ за это отвтственность передъ всми вашими литературными предками. Я же ршился писать къ вамъ это письмо, чтобы снять съ себя передъ ними и потомками отвтственность, что при этомъ случа не подалъ вамъ искренняго своего голоса и не вступился за будущее отечества.

Если Кошелевъ и Лешковъ берутся за это дло, то вы, конечно, можете быть уврены, что не чувство корысти ихъ къ тому побуждаетъ. Кошелеву не нужно умножать состоянія. Онъ его пріобрлъ для того, чтобъ приносить пользу отечеству, и теперь желаетъ снять типографію для того, чтобъ имть возможность издавать общеполезныя книги съ православнымъ направленіемъ. Если прежде вы боялись направленія такъ называемаго славянофильскаго, то, кажется, двухлтнее изданіе Русской Бесды должно васъ не только успокоить, но удостоврить, что она къ доброй цли идетъ честно и безъ всякихъ другихъ умысловъ. Около Кошелева соединятся вс благомыслящіе. Я общаю вамъ постоянную литературную дятельность съ 1-го же номера Московскихъ Вдомостей, если он перейдутъ въ руки Лешкова. Вы можете быть уврены, что даже такъ называемая западная партія въ лучшихъ достойнйшихъ своихъ представителяхъ найдетъ у нихъ гостепріимство, тогда какъ, въ противномъ случа, самая строгая исключительность отринетъ всхъ и все, кром своего прихода и своихъ идей, основанныхъ на одномъ мертвомъ отрицаніи всякой живой истины.

Dixi. Отъ ршенія министра и вашего зависитъ значительное будущее.

Примите, ваше сіятельство, чувства моего глубочайшаго уваженія и искренней преданности. С. Шевыревъ.

Декабря 9 1857. Москва.

22.

Душевно уважаемый и любимый князь Петръ Андреевичъ!

Примите мою искреннюю благодарность за вашъ поэтическій прекрасный гостинецъ. Пріятно мн было видть въ напечатаніи его первый плодъ вашего досуга. А какъ благодарить мн васъ за стихъ, которымъ вы меня подарили и отправили на почтовыхъ къ безсмертію!

Но къ этому стиху не могу не придраться. Богу извстно, кто кого переживетъ, но если суждено, по закону природы, младшимъ переживать старшихъ, то дайте мн средства быть вашимъ біографомъ. Вы теперь старшее звено, связущее всю нашу литературу. Около вашей біографіи скуется почти вся наша словесность, за исключеніемъ разв Ломоносова да Кантемира.

И такъ мои дв къ вамъ просьбы: 1) дайте средства собрать васъ самихъ, разбросанныхъ по всему небу нашей словесности, 2) передайте мн въ письмахъ вашу автобіографію, какъ она придетъ вамъ въ голову, съ самыхъ начальныхъ воспоминаній.— Посвящайте этому ежедневно хоть полчаса времени въ вашемъ заграничномъ досуг. Я уже писалъ къ Александру Волконскому {Князь Александръ Никитичъ, ученикъ Шевырева. Н. Б.} и просилъ его быть нашимъ посредникомъ въ письменныхъ сношеніяхъ ³⁵).

Много надюсь на вашъ досугъ. Самъ ду въ деревню. Въ половин августа я опять буду въ Москв. Тогда, по сосдству съ Полтарацкимъ {Библіофилъ Сергй Дмитріевичъ. Н. Б.}, соберу вс справки объ васъ.

Пересмотрите то, что вами собрано, и поручите мн редакцію здсь. Надобно все расположить, сколько возможно, въ хронологическомъ порядк.

Титовъ {Владиміръ Павловичъ. Н. Б.} здсь — я его разъ видлъ у него. Онъ также за границу.

Я вренъ Руси, припоминая Пушкинскій эпиграфъ: О rus!..

Будьте здоровы и дарите насъ чаще такими вдохновенными пятками, какимъ теперь подарили. Везу его завтра въ деревню — и буду повторять его подъ березами рощи, окружающей домъ. Тамъ же хочу отдать отчетъ и въ послднихъ 4-хъ томахъ Жуковскаго.

Еслибы не нужды жизни, много бы еще сдлалъ.

Простите. Добраго пути. Чаще такихъ вдохновеній какъ Палестина. Храни васъ Господь для всхъ тхъ, которые васъ любятъ.

Вашъ душевно С. Шевыревъ.

Маія 28 1858. Москва.

23.

Душевно уважаемый и любимый князь Петръ Андреевичъ!

Вчера вечеромъ вдругъ — ваша рука, вашъ портретъ, ваши стихотворенія ‘За границею’ поразили меня самою пріятною неожиданностью. Погодинъ, воротившись изъ Питера, берегъ ихъ у себя до вчерашняго вечера: его могу извинить только тмъ, что онъ на дняхъ праздновалъ свадьбу своего старшаго сына и свою золотую свадьбу съ дружиною Норманскою, которую отстаиваетъ онъ противъ нашествія долгополой Литвы Костомарова на русскую исторію. Теперь того и жди, что какой-нибудь русскій оріенталистъ захочетъ производить насъ отъ татаръ, чтобы порадовать чмъ-нибудь неожиданнымъ къ наступающему тысящелтію.

Ваша заграничная муза дала мн вчера такой пріятный вечеръ въ семь моей, какого давно ужь не запомню. Онъ же былъ посл довольно сильной простудной болзни, отъ которой я только что сталъ оправляться. Дти мн читали ‘Масляницу на чужой сторон’ и ‘Лсъ горитъ’. Изъ ‘Масляницы’ они помнили знаменитую строфу объ нмц: сынъ замтилъ варіантъ. Онъ все читалъ:

Нмецъ дока до всего.

Напечатано: для всего. Вы ли это измнили? Какъ дивно хорошъ горящій лсъ! Онъ былъ для меня новостью.

Тамъ красный гребень свой и огненное жало

Чудовище смлй выказывать ужь стало.

Клубами черный дымъ восходитъ до небесъ:

И вихремъ огненнымъ завылъ глубокій лсъ….

Чудно! Отъ такого горящаго лса не отказались бы ни Тассъ, ни Дантъ. Все т же вы — вс тутъ — со всми вашими чертами — иное развилось еще шире. А этотъ пластическій образъ такъ меня и перенесъ въ Италію. А русская, наша древняя старозавтная стихія, закладка нашей жизни, тутъ еще сильне, чмъ когда-нибудь ³⁶).

Какую разницу я замтилъ между прежнимъ поколніемъ писателей, которое оканчивается Гоголемъ, и новымъ! Въ прежнемъ, чмъ боле развивается писатель и крпнетъ, тмъ сильне и выше пробивается святое зерно, заложенное въ каждомъ нашею древнею жизнью, зерно сердечнаго сознанія откровенной истины. Карамзинъ, Жуковскій, вы, Пушкинъ, Гоголь это доказали. Теперь совершенно на оборотъ. Въ первыхъ проявленіяхъ слова и жизни очень сильно замтенъ слдъ семейнаго религіознаго вліянія: дале, весь процессъ жизни и развитія литературнаго состоитъ въ томъ, чтобъ это зерно совершенно вырвать и обезплодить жизнь. Возьмите біографію Станкевича, написанную Анненковымъ. Это образчикъ всхъ. Возьмите Блинскаго — его первыя критики и послднія. Теперь вс стремленія обращены туда. Прежнія поколнія вс возвращались къ связи съ кореннымъ началомъ русскимъ, новыя вс устремляются туда, чтобы эту связь до тла уничтожить.

Посылаю вамъ мои три первые тома ‘Исторіи русской словесности’. Примите моихъ монаховъ, пустынныхъ отходниковъ съ тою же любовію, съ какою принимаете вы собирающихъ на церковное строеніе {Стихотвореніе князя П. А. Вяземскаго на Церковное Строеніе въ первый разъ было напечатано въ Русской Бесд 1856 года. Н. Б.}. А церковное строеніе куда намъ въ литератур нужно! Мы признаемъ, что храмъ въ ней не нуженъ, что она одна можетъ быть безъ церкви. Да хорошо бы вспомнить въ ней про апостольское слово: зиждитеся въ храмъ духовенъ {I. Петр., II, 5.}. Это моя забота. А напоминаю о томъ отъ лица древней Руси, которая этотъ храмъ заготовила. Трудное мое дло, самое неблагодарное по текущему времени, но внутренній голосъ влечетъ меня на это дло, ужь конечно не успхъ наружный или разсчетъ. Думаю: если я не сдлаю, кому сдлать? Нужна для того особенная любовь къ длу, особенный зовъ душевный, какъ у моихъ пустынныхъ отходниковъ, которыхъ въ XIV и XV столтіяхъ звала къ себ чуднымъ звономъ дебристая пустыня.

Остальныя столтія до Петра Великаго XV, XVI и XVII я намренъ изложить въ 15-ти лекціяхъ безъ такихъ обильныхъ примчаній, но съ нужными ссылками. Дв лекціи уже готовы почти. Болзнь задержала. Было бы и боле. Окончивъ это, съ Богомъ пойду и дале въ новый періодъ. Но для того хотлось бы освжиться за границею, чего требуетъ здоровье мое и жены.

Я давно хотлъ отправить къ вамъ мои книги, но не зналъ — куда. Простите. Будьте здоровы. Дарите насъ чаще такими вдохновеніями. Увидлъ я съ радостію ваше имя въ числ гостей на акт C.-Пб. университета — и не врилъ глазамъ моимъ, что вы опять въ Россіи. Спрашивалъ у Плетнева вашего адреса, но не получилъ. Надюсь, что и безъ адреса письмо мое дойдетъ къ вамъ.

Съ глубочайшимъ и неизмннымъ уваженіемъ вамъ душевно преданный С. Шевыревъ.

Апрля 14 1860. Москва.

24.

Много обрадовало меня ваше письмо, душевнолюбимый и почитаемый князь Петръ Андреевичъ, много развеселилъ вашъ ораторскій гостинецъ, ваше застольное слово. Подъ покровомъ шутки вы сказали мысль глубокую. Вы ее выразили и прежде однимъ изъ благородныхъ дйствій вашего гражданскаго поприща: выходомъ въ отставку изъ службы по министерству народнаго просвщенія въ то самое время, когда правительство отъ министра потребовало быть боле цензоромъ, чмъ министромъ. Изъ вашего примра правительство должно бы было извлечь мысль, что эти два занятія не совмстны такъ же, какъ въ пап государь свтскій и пастырь церкви: одно другому мшаетъ.

Уваровъ министръ геніальный палъ цензурою, за которою смотрть было ему некогда. Пока не разнимутъ этихъ двухъ властей, министерство народнаго просвщенія никогда не будетъ въ силахъ сосредоточить вс свои дйствія къ одной цли и по невол станетъ ограничиваться одними проектами совершеннаго ученія вмсто самого ученія на дл и въ жизни ³⁷).

Я нисколько не измнилъ своего намренія хать за границу, напротивъ, боле чмъ когда-нибудь я остаюсь ему вренъ. Письмо ваше застало меня въ укладк книгъ. Закупориваю всю свою библіотеку, чтобы отправить ее въ деревню. Но беру съ собою порядочную русскую библіотеку. Я какъ улитка: тяжелъ мн этотъ домъ книжный, по я безъ него жить не могу. Чувствую потребность отъзда за границу. Но до сихъ поръ еще ожидаю позволенія. Вотъ уже три недли, какъ я подалъ просьбу графу Дмитрію Николаевичу {Блудову. Н. Б.}, и графъ немедленно отправилъ ее къ министру, но отвта до сихъ поръ нтъ. Позвольте мн обратиться къ вамъ съ усердною просьбою. Сдлайте милость, похлопочите у министра, къ которому я со времени моей отставки изъ университета не имлъ доступа {Евграфъ Петровичъ Ковалевскій. Н. Б.}. Пишу о томъ же къ И. А. Плетневу ³⁸).

Планъ моей поздки измнился. Я думалъ хать черезъ Питеръ, но теперь ршился хать на Варшаву. Васъ, по общанію вашему быть въ Москв къ началу сентября, я надюсь увидть здсь, но очень мн грустно, что не увижу Петра Александровича {Плегневъ. Н. Б.}. Свтлая и чистая душа его мн была бы нужна — и отдаленіе его отъ Москвы принадлежитъ къ числу лишеній, которыя я сильно чувствую. Хотлось бы мн поселиться во Флоренціи, тмъ боле, что тамъ есть русская церковь. Да, положеніе русской словесности грустно. Но отчего же мы вс бездйствуемъ? Отчего не можемъ соединить силъ? При свиданіи, вроятно, поговоримъ объ этомъ. Ваше замчаніе о литератур честной поразительно своею врностію. Явленіе Антонскаго во сн Хомякову могло бы быть предметомъ баллады въ (вкус) М. А. Дмитріева. Я нердко укоряю его въ глаза за эту лесть молодому поколнію, которою онъ всегда гршилъ и гршитъ много. Онъ могъ бы быть ему полезенъ, а выходитъ напротивъ.

Но библіотека призываетъ меня опять отъ пріятной бесды съ вами. Мн жаль, что вы поставили Кавура наряду съ Чернышевскимъ. Кавуръ возстановитель Сардиніи, а Чернышевскій великій магистръ ордена рыцарей свистопляски, господствующихъ теперь въ нашей литератур ³⁹).

Вашу рчь я передалъ Мельгунову и Павлову. H. В. Сушковъ мн уже прежде сообщилъ ее. Она объяснила мн настоящее значеніе вашей отставки. То, что сдлано было тогда внушеніемъ вашей благородной души, здсь сознано мыслію. Разъимите цензуру и министерство.

Вотъ бда, что духъ ученія гаснетъ, и что ученье идетъ дурно въ гимназіяхъ и университетахъ. Шесть мсяцевъ гимназисты ничего не длаютъ. Профессора въ университетахъ бываютъ по три, по семи разъ на лекціяхъ — и только. Безграмотность между студентами растетъ съ каждымъ годомъ. Это общій голосъ, который слышится везд и раздается даже между студентами.

Чувствую потребность другой атмосееры. Здсь боюсь впасть въ матеріализмъ и умереть духомъ. Мн душно здсь!…

Не откладывайте вашего прізда сюда, какъ бы хотлось поговорить съ вами!

Съ чувствами искренняго уваженія всегда вамъ душевно преданный. С. Шевыревъ.

Августа 20 1860. Москва.

25.

Душевно чтимый и любимый князь Петръ Андреевичъ!

Хотя поздно, но примите мое душевное поздравленіе съ пятидесятилтіемъ вашего литературнаго поприща {2 Марта 1861 года. Н. Б.}. Конечно, послдній я вамъ приношу его, но никому не уступлю въ уваженіи къ вашимъ литературнымъ заслугамъ и къ почетному мсту, которое вы всегда занимали у насъ, какъ средоточіе многихъ литературныхъ поколній, свтлый нашъ историческій перекрестокъ, гд преданія восходили до Фонъ-Визина, вами такъ славно, такъ классически изображеннаго, и гд всякое истинное дарованіе, къ какому бы поколнію оно ни принадлежало, встрчало живой, сердечный отголосокъ. Грустно мн, что я не могъ бытъ на вашемъ праздник, что не зналъ о немъ заране и что могъ узнать только изъ иностранной газеты, и то въ недостаточной подробности.

Ршились ли вы наконецъ собратъ во-едино вс ваши произведенія и представить ихъ отечеству вмст? Мысль юбилея должна бы была окончательно васъ побудить къ тому. Другое, о чемъ давно уже я мечтаю, ваши литературныя воспоминанія, ваши записки. Еслибы вы положили, по порядку времени, продиктовать каждый день одну, дв, три странички,— вдь въ годъ составилось бы сокровище. Вы такъ всегда любили этотъ родъ исторической литературы на запад и сами ощущали его недостатокъ у насъ. Кому же, какъ не вамъ, пополнить литературные наши проблы въ этомъ отношеніи? Напримръ, одно Арзамасское общество вамъ дало бы столько живыхъ драгоцнныхъ матеріаловъ. Сожалю, что судьб не было угодно свести насъ хоть на нсколько мсяцевъ въ одномъ город. Я бы охотно превратился на все это время въ ваше перо, чтобы передать потомству все то, что хранитъ ваша память завтнаго объ нашей прежней литератур. Прізжайте-ка еще разъ отдохнуть въ Италію. Вы, кажется, недолго жили во Флоренціи. Если недостаетъ ея вамъ въ вашихъ заграничныхъ воспоминаніяхъ, она къ вашимъ услугамъ и я въ ней.

Много стало лучше и мн, и жен моей съ тхъ поръ, какъ мы поселились въ Майской улиц (Via Maggio) древней столицы Тосканы. Много измнился и помолодлъ городъ. Люблю его продольное зеркало, Арно, въ правильной рам двухъ набережныхъ. Зимою потокъ измняетъ свой ровный, спокойный видъ. Его piena (водополь) оглашаетъ тогда бурнымъ ревомъ окрестныя улицы — и прошлою зимою будила и насъ въ темныя ночи. Но что за наслажденіе бродить по холмамъ, окружающимъ Флоренцію! Всходя по нимъ, какъ будто поднимаешься къ небу. Взглянешь на Флоренцію, и изъ ея галлерей и храмовъ поднимаются чудныя произведенія искусства, и великія тни ея художниковъ, поэтовъ и ученыхъ носятся надъ нею. Безпріютный Дантъ скитается вн стнъ ея и Галилей томится въ инквизиціи.

Я не могъ еще до сихъ поръ переглядть все то, что предлагаетъ Флоренція въ своихъ памятникахъ искусства и исторіи. Но Италія не поглотила меня всего. Море принесло мн три ящика русскихъ книгъ и рукописей. Я бесдовалъ и съ ними. Цля русскихъ, живущихъ здсь, я прочелъ въ 15-ти лекціяхъ сокращенную исторію русской словесности и связалъ ихъ одною мыслію въ органическое цлое. Какъ было пріятно, бродя по холмамъ Флоренціи, носить въ голов своей и въ сердц были родного слова и, обдумывая ихъ мыслію, слагать въ одно живое и стройное цлое. Ахъ, еслибы вы были въ числ моихъ слушателей! Но вотъ я передъ вами такъ, какъ читалъ, съ стаканомъ воды на стол. Въ будущемъ году, зимою мн хотлось бы пройти съ русскими исторію италіанской живописи по здшнимъ памятникамъ.

Я намренъ теперь положить на бумагу вс 15 лекцій, мною здсь сказанныя, и нишу объ нихъ сегодня же П. А. Плетневу, поручая дружелюбному его вниманію ихъ напечатаніе въ изданіяхъ Академіи, но съ тмъ вмст и прошу его, чтобы Академія назначила мн вознагражденіе, въ которомъ я нуждаюсь. Прошу и васъ принять въ этомъ участіе и содйствовать исполненію моего желанія. Теперь жары майскія гонятъ насъ на берегъ моря. Уединясь тамъ, я надюсь написать вс 15 и постепенно переслать ихъ въ Академію.

У меня есть еще запасъ новыхъ впечатлній Италіи. Хотлось бы пріютить ихъ въ какой-нибудь журналъ, но не даромъ. Кажется, Русское Слово боле другихъ чуждается односторонности. Не найдете ли вы пріюта моимъ эскизамъ? ⁴⁰).

Не знакомы ли вы съ маркизомъ Саули, который теперь правитъ здсь должность Тосканскаго генералъ-губернатора? Я познакомился съ нимъ случайно, потому что привозилъ къ нему въ пріемный день одного русскаго просителя. Но мн хотлось бы имть къ нему рекомендательное письмо, или отъ васъ, или отъ графа Дмитрія Николаевича. Возможно ли это? Саули говоритъ немного по русски и занимался русскою словесностью.

Съ нетерпніемъ жду того времени, когда возобновятся дружелюбныя политическія отношенія между Россіею и Италіею, и когда обмнъ идей сдлается отъ того свободне между частными лицами. Ужасное невжество господствуетъ у нихъ на счетъ Россіи. Представьте себ, что въ ихъ географіяхъ Нева течетъ въ Москв!.. Но это я слышалъ даже и въ Германіи. Что ужь говорить объ литератур и исторіи? Мн хотлось бы устроить какое-нибудь литературное русское консульство во Флоренціи, какъ город, наиболе сосредоточивающемъ литератературное образованіе въ Италіи, но выжидаю времени, когда тучи политическія разсются и небо сверной политики улыбнется какъ италіянское.

Не знаю, гд проведемъ лто: думается, въ Спеціи. Если вы пожелаете утшить меня вашимъ отвтомъ, то напишите сюда, poste restante.

Съ чувствами неизмннаго уваженія вамъ душевно преданный Степанъ Шевыревъ.

Флоренція. 1861. Маія 3/15.

26.

Дек. 31 1863/Янв. 12 1864. Парижъ. 20. Rue de Tourain.

Душевночтимый и любимый князь Петръ Андреевичъ!

Вашъ сердечный отголосокъ моему пренію съ французскими сенаторами кстати долетлъ до меня въ первый день праздника и сдлалъ меня съ двойнымъ праздникомъ. Вы первые мн откликнулись. Надюсь, что вы уже прочли и вторую статью. Скоро должна быть и третья. Она писана вмст со второю, но редакція раздлила письмо на дв части. Давно бы уже я ратовалъ въ Свер за Россію, если бы не мои недуги ⁴¹). У меня большіе были планы, когда я пріхалъ въ Парижъ. Но посл публичнаго курса, когда я перевезъ всю семью мою сюда, свалилъ меня недугъ, жестокая невралгія въ боку. Къ тому же имлъ я несчастіе напасть на одного изъ здшнихъ эскулаповъ отравителей, впрочемъ, по рекомендаціи нашего петербургскаго Дубовицкаго. Отравитель впустилъ мн прямо въ кровь белладонну, ослабилъ мое зрніе и весь организмъ, а отъ невралгіи окончательно не вылчилъ. Правда, что онъ ослабилъ силу болзни, но на вкъ сдлалъ меня инвалидомъ. Здшнюю медицину я проклялъ съ ея шарлатанствомъ и корыстолюбіемъ. Вильдбадъ былъ полезенъ мн противъ ревматизмовъ, по невралгія все та же и чувство отравы въ глазахъ и во всемъ тл все то же.— Первыя силы я употребилъ на преніе съ моими сосдями сенаторами. Мы живемъ близъ самаго Люксембурга. Жду рчей Законодательнаго корпуса. За журналистами не угонишься. Но я надюсь продолжать. St.-Marc Girardin очень плохъ на лекціяхъ. Мн прошлаго года было совстно за товарища по каедр. Какъ это взобраться на каедру и молоть такую чушь? Но въ ныншнемъ году ужь онъ не читаетъ. Слышалъ я другаго молодца. Франкъ жидъ проповдывалъ студентамъ крестовый походъ противъ Россіи. Такія диковинки возможны только въ Париж.— Благодарю васъ за фотографію Венеціи. Я ее зналъ уже прежде по рукописному экземпляру и читалъ Плетневу. Печатный отвезъ ему немедленно. Онъ очень ему обрадовался и благодаритъ васъ. Вы уже знаете, что онъ героически вынесъ операцію подъ ножемъ Нелатона. Ему гораздо лучше, но страданія все еще не прекратились. Но и Нелатонъ не усплъ бы, еслибы не имлъ помощника въ жен Плетнева, какъ онъ самъ сознается. И герой, и ангелъ эта женщина. Радуешься за Россію, что она такихъ женъ производитъ, но на такіе образцы въ жизни нтъ у насъ художниковъ. Тургеневъ создаетъ Еленъ, которыхъ бы и Аленками назвать бы не хотлось. Съ нетерпніемъ будемъ ожидать вами общанныхъ присылокъ. Постараюсь отыскать записки Давыдова и Ермолова. Подъ Плетневымъ въ томъ же дом живутъ Давыдовы, вдова Дениса и дочери. Можетъ быть, он знаютъ, гд книга продается. Генерала Дуракина не читалъ. Берегу глаза. Къ тому же и дла много ⁴³). Диктую дтямъ свои публичныя лекціи исторіи русской словесности. Остановился на Карамзин. Дошла ли до васъ моя ‘Исторія русской словесности’ на италіанскомъ язык, изданная во Флоренціи. Въ Венеціи едва ли ее пропустятъ, потому что я не щажу въ ней Австріи,— Объ лт еще не думаю. Хотлось бы въ Швейцарію, но не знаю, позволятъ ли финансы. Тамъ бы поближе къ Карлсруи издалъ бы книгу, но и на это нужны деньги, а Академія не даетъ. Противъ безсонницъ я употребляю капли laurier-cerise, сахарную воду съ fleurs d’orangers по маленькому глоточку да почаще, а еще сильне дйствуетъ постоянная все одна и та же молитва.— Цлую ручки княгини, писавшія подъ вашъ диктантъ. Дай Богъ вамъ все лучшаго на новый годъ! Съ чувствами глубокаго уваженія вамъ неизмнно преданный С. Шевыревъ.

27.

Ваши письма застали меня на одр жестокой и мучительной болзни. Самъ я не въ силахъ держать пера, пишетъ жена подъ мой диктантъ. Страдаю ранами на правой ног. При этомъ лихорадка и проч. Вотъ почему не могу быть годенъ для исполненія вашихъ порученій. Страданіямъ моимъ ровно четыре недли. Я увренъ, что дирекція Норда обрадуется вашей стать. Не знаю, въ какой форм вы ее написали. Чужихъ статей они не принимаютъ иначе, какъ въ форм писемъ на имя директора ⁴⁴). Теперь директоромъ не Поггенноль, а Франчески. Я его знаю и всю молодую редакцію. Они вс очень милые люди, но что длать? Я прикованъ къ одру болзни. Вотъ почему и замолчалъ. Страданія мои ужасны, но докторъ общаетъ выздоровленіе. Господь да хранитъ васъ. Какъ жаль Титова! Какая рана его сердцу! ⁴⁵) Плетневу лучше, слава Богу! У насъ теперь одинъ докторъ: хирургъ Saurel, Нелатоновъ помощникъ. Мы чрезъ него узнаемъ другъ о друг.

Душевно вамъ преданный С. Шевыревъ {Шевыревъ скончался въ Париж, 8 мая 1864 года. Н. Б.}.

Парижъ. 6 марта (1864).

ПРИМЧАНІЯ

1) Януарій Михайловичъ Невровъ принадлежалъ къ школ Станкевича и былъ его старйшимъ другомъ. Передъ отъздомъ за границу (1836) Грановскій проздомъ въ деревню постилъ Москву и здсь впервые познакомился и сблизился съ Станкевичемъ и Блинскимъ. ‘Благодарю тебя’, писалъ Станкевичъ Неврову, ‘за знакомство съ T. Н. Грановскимъ. Это милый, добрый молодой человкъ, и на немъ нтъ печати Петербурга’. Въ это время Невровъ былъ сотрудникомъ K. С. Сербиновича но редакціи Журнала Министерства Народнаго Просвгценія. Замчательно, что при самомъ вступленіи Шевырева на каедру Московскаго университета Станкевичъ (1-го іюня 1835 года) писалъ Неврову: ‘Шевыревъ обманулъ наши ожиданія, онъ педантъ’. Погодинъ же объясняетъ, что ‘вступленіе Шевырева въ аристократическій кругъ вслдствіе женитьбы и невольное подчиненіе нкоторымъ его условіямъ возбуждали неудовольствіе’. Но не одни эти обстоятельства были причиною нерасположенія къ Шевыреву: ревностный патріотъ и человкъ религіозный, Шевыревъ усердно восхвалялъ древнюю Русь въ противоположность новой (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1891. IV, стр. 349, 150, 350—351).

2) Бывшіе сотрудники Московскаго Встника ничего не предпринимали безъ А. В. Веневитинова, а потому Мельгуновъ писалъ ему: ‘Venez vite a notre secour! Дло вотъ въ чемъ: да будетъ извстно почтеннйшему начальнику отдленія, котораго отъ души поздравляю съ новою должностію, что съ будущаго 1835 года въ Москв будетъ издаваться журналъ подъ названіемъ: Московскій Наблюдатель. Этотъ журналъ предпринятъ нсколькими литераторами, изъ числа которыхъ: Баратынскій, Киревскій, Павловъ, Погодинъ, Шевыревъ, Хомяковъ, Языковъ и проч. Предложено также Одоевскому и Гоголю. Редакторомъ журнала избранъ Андросовъ. Мы вс постоянные сотрудники, надсмотрщики и участники. Министръ, въ бытность свою здсь, изъявилъ на то согласіе. Князь Д. В. Голицынъ взялся ходатайствовать за насъ’ (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1891. IV, стр. 230).

3) Въ 1838 году Шевыревъ началъ преподаваніе исторіи русской словесности. Вступительная его лекція въ этотъ предметъ была напечатана въ Московскихъ Вдомостяхъ.

4) 29-го октября 1837 года князь П. А. Вяземскій писалъ Шевыреву: ‘Передъ вами Бенедиктовъ, живая грамота и живая рекомендація. Сведите его съ Баратынскимъ, Хомяковымъ, Павловымъ’ (Русскій Архивъ. 1885. Книга II, стр. 305).

5) 3-го октября 1837 года скончался И. И. Дмитріевъ. Шевыревъ почтилъ память его въ Московскихъ Вдомостяхъ 29 октября 1837 года, князь Вяземскій писалъ ему: ‘Вы очень врно, живо и художественно характеризовали поэта, человка, современника Державину и Бенедиктову,— живое столтіе, въ глазахъ коего Пушкинъ усплъ родиться, созрть и умереть. Жаль только, что Московскія Вдомости немногими читаются. Я совтовалъ Краевскому перепечатать вашу статью въ Литературныхъ Прибавленіяхъ, хотя и они читаются немногими, и прихожане ихъ разв одн

Набожныя лани,

Звришки бдныя, безъ связей, безъ подцоръ.

Плохо приходится намъ старожиламъ: такъ смерть и перебираетъ нашихъ. Вкъ Карамзина и Дмитріева смняется вкомъ Сенковскаго и Булгарина. Поляки въ Кремл и періодъ Самозванцевъ твердо и торжественно обозначается въ исторіи литературы нашей. Бодрствуйте и сохраняйте свято и ненарушимо преданія и вру предковъ, вы — поколніе среднее и цвтущее, а на насъ стариковъ не надйтесь: мы доживаемъ свой вкъ бобылями и Христа ради… Я слышалъ, что заботливостью М. П. Погодина снята была маска по кончин Дмитріева. Хорошо было бы заказать бюстъ его и поднести Московскому университету. Откройте подписку въ Москв, а я стану здсь подбирать подписчиковъ’ (Русскій Архивъ. 1885. Кн. II, стр. 305—306).

6) Incendie du Palais d’Hiver Saint-Ptrsbourg. Paris.

7) Стихотвореніе князя Вяземскаго Памяти живописца Орловскаго (1838).— (Полное собраніе сочиненій князя П. А. Вяземскаго. Изданіе графа С. Д. Шереметева. С.-Пб. 1880. IV, стр. 217—221).

Князь П. А. Вяземскій въ письм своемъ (25-го іюня 1841 года) замтилъ Шевыреву: ‘Все, что вы говорите, дльно, умно и хорошо сказано, но вы всегда говорите съ каедры. На каедру можно иногда взбираться, но когда разбираемая книга того стоитъ. Напримръ, въ критик о Курдюковой vous l’avez pris trop aut srieux’ (Отчетъ И. П. Библіотеки за 1895 г. С.-Пб. 1898, стр. 96—97).

9) ‘Читаю Москвитянина’, писалъ князь Вяземскій (25-го іюня 1841 года) къ Шевыреву, ‘съ большимъ удовольствіемъ… Только ради Бога, будьте осторожны, бдительны, зорки, догадливы. Помните припвъ Пушкина:

Не спи, козакъ: во тьм ночной Чеченецъ

бродитъ за ркой.

То-есть: жандармы бродятъ за ркой, или: Булгаринъ бродитъ за ркой. Ваша благонамренность и добросовстность не спасутъ васъ. Все можно перетолковать, а толковники сыщутся’ (Отчетъ, стр. 96).

10) ‘Умомъ и сердцемъ’, писалъ князь Вяземскій (22-го сентября 1841 года) Шевыреву, ‘благодарю васъ за статью о Пушкин. Читая такія статьи, перестаешь отчаиваться въ русской литератур’ (Русскій Архивъ. 1885. Кн. II, стр. 307).

11) Князь Вяземскій въ письм (22-го сентября 1841 г.) замчалъ Шевыреву: ‘Вы были слишкомъ строги къ Лермонтову. Разумется, въ талант его отзывались воспоминанія, впечатлнія чужія, но много было и того, что означало сильную и коренную самобытность, которая впослдствіи одолла бы все вншнее и заимствованное. Дикій поэтъ, то-есть, неучь, какъ Державинъ напримръ, могъ быть оригиналенъ съ перваго шага…’ (Русскій Архивъ. 1885. Кн. II, стр. 307).

12) 12-го сентября 1842 года князь Вяземскій писалъ Шевыреву: ‘Я на дняхъ возвратился изъ Ревеля. Вотъ мои frutti di mare въ гостинецъ Москвитянину: Сюда (Отчетъ, стр. 98). Это стихотвореніе, а также Комаръ напечатаны въ Полномъ собраніи сочиненій князя П. А. Вяземскаго. С.-Пб. 1870. IV, стр. 265, 296. 16 октября 1842 года князь Вяземскій писалъ Шевыреву: ‘Мой комаръ, или мой клопъ, для печати, кажется, не годится, да и пора прошла. Комаръ народъ не живучій, и теперь онъ уже безъ всти пропалъ’ (Отчетъ, стр. 100).

13) См. примчаніе 12-е.

14) Первый нумеръ Москвитянина 1842 года открывался статьей Шевырева Взглядъ на современное направленіе русской литературы. Сторона черная. Этотъ Взглядъ долженствовалъ служить ‘вмсто предисловія’ ко второму году Москвитянина. Шевыревъ, изображая черную сторону литературы, старался самыми темными красками нарисовать портреты тогдашнихъ петербургскихъ журналистовъ и въ одномъ изъ нихъ — ‘рыцар безъ имени’, одтомъ въ ‘броню наглости’, ‘литературномъ бобыл’ и проч.— явно желалъ изобразить Блинскаго (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1892. VI, стр. 254—259).

15) 16-го октября 1842 года князь Вяземскій писалъ Шевыреву: ‘S-t Priest, авторъ книги De la royaut желаетъ, чтобы русскій журналъ поговорилъ о ней. Желаніе это передано мн отцемъ его… Авторъ заслуживаетъ ваше вниманіе потому, что онъ полу-русскій по матери, урожденной княжны Голицыной, родился и едва ли не образовался въ Россіи и перевелъ на французскій языкъ Недоросля, напечатаннаго въ Thtre Etranger. Отецъ его, ныншній пэръ Франціи, былъ въ нашей служб и губернаторомъ въ одной изъ новороссійскихъ губерній’ (Отчетъ, стр. 99—100).

16) 10-го марта 1843 года князь Вяземскій писалъ Шевыреву: ‘Баронъ Розенъ далъ напечатать въ Москвитянин и безденежно повсть, за которую предлагали ему здсь 500 рублей (Русскій Архивъ. 1885. Кн. II, стр. 309).

17) 10-го марта 1843 года князь Вяземскій писалъ Шевыреву: ‘Читали ли вы въ Revue des deux Monde статью Maronier о Троицкомъ монастыр? Надобно бы вамъ собраться съ московскими православниками и пощелкать его за промахи и недоброжелательство. Онъ меня поддлъ своимъ добродушіемъ… Составьте ваши замчанія и пришлите мн, а я могу ихъ облечь во французскую редакцію и переслать въ Парижъ’ (Русскій Архивъ. 1885. Кн. II, стр. 309).

18) 6-го апрля 1844 года князь Вяземскій писалъ Шевыреву: ‘Сынъ мой проситъ меня изъ Константинополя прислать ему Описаніе войны великаго князя Святослава Игоревича противъ, болгаръ и грековъ, изданное Чертковымъ’ (Русскій Архивъ. 1885. Кн. II, стр. 310).

19) 28-го декабря 1846 года князь Вяземскій писалъ Шевыреву: ‘Сестра жены моей Ладомирская иметъ сына, котораго не желала бы воспитывать дома, но также и не въ общественномъ, многолюдномъ заведеніи. Ей хотлось бы отдать сына въ благонадежныя и хранительныя руки семьянина… Умъ и сердце мое назвали васъ единогласно’. Софія едоровна Ладомирская была замужемъ за черниговскимъ предводителемъ дворянства Василіемъ Николаевичемъ Ладомирскимъ (Отчетъ, стр. 100—101).

20) 31-го декабря 1848 года князь Вяземскій писалъ Шевыреву: ‘Титовъ пишетъ мн изъ Константинополя, что онъ съ большимъ удовольствіемъ читалъ статью вашу о ддушк и пестун трикраты Аи-топскомъ, какъ называли его въ пансіон, что напоминаетъ мн какіе-то мои шуточные стихи

Тремя помноженный Антонъ,

А на закуску Прокоповичъ,

а въ риму выходитъ тутъ Василій Львовичъ. Титовъ продолжаетъ: ‘Я благодаренъ Шевыреву за то, что онъ поставилъ и ему, и нашему (Московскому университетскому) пансіону памятникъ во вкус mйmoires d’outre-tombeЖаль, что въ стать своей не упомянули и о томъ, что но зимамъ едва ли не до 1812 года Жуковскій живалъ въ его казенномъ домик, который выходилъ въ Газетный переулокъ. Мн этотъ домъ очень памятенъ, потому что тутъ началось мое сближеніе съ Жуковскимъ’ (Русскій Архивъ. 1885. Кн. II, стр. 312—313).

21) Шестъ стихотвореній князя Вяземскаго, изданныя въ С.-Петербург въ 1855 году.

См. примчаніе 52-е къ ‘Письмамъ М. П. Погодина къ князю П. А. Вяземскому’.

22) Павелъ Яковлевичъ Петровъ, по каедр восточной словесности въ Московскомъ университет. Но свидтельству лицъ, его знавшихъ, этотъ человкъ былъ необыкновенной нравственной чистоты, это былъ ‘кристалъ самой чистой воды, блый какъ снгъ, лотосъ, воспваемый пвцами Индостана. Онъ всю жизнь что-то искалъ. Этотъ лотосъ отцвлъ какъ-то тихо и безвстно. Объ немъ очень мало говорили. Весьма немногіе знали объ его глубокихъ, рдкихъ свдніяхъ въ восточныхъ языкахъ. Теперь немногіе помнятъ даже его имя’ (Жизнь и Труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1891. IV, стр. 179).

23) Здсь рчь идетъ о слух, пущенномъ по Москв, будто попечителемъ Московскаго учебнаго округа назначается М. Н. Мусинъ-Пушкинъ. Слухъ этотъ разсяли слдующія строки князя П. А. Вяземскаго къ Шевыреву (28-го ноября 1855 года): ‘Сдлайте милость, не тревожьтесь и успокойте другихъ, мы пушки на васъ не наведемъ (подражаніе Армфельду). И съ чего это взяла Москва? Здсь и въ помин, и въ помышленіи не было. Авраамъ Сергевичъ очень обижается, что Московскій университетъ могъ ожидать отъ него такого пассажа, и что нужно было заступленіе свыше для отвода громового удара. Нечего было ограждать и спасать, потому что никто не думалъ напасть’ (Отчетъ, стр. 102—103).

24) 28-го февраля 1856 года князь Вяземскій писалъ Шевыреву: ‘Уважаемый въ Греціи писатель Крокидасъ переводитъ на греческій языкъ Исторію Государства Россійскаго. А вотъ передъ вами и самъ переводчикъ. Поручаю его вашему благосклонному пріему. Постарайтесь навербовать ему нсколько подписчиковъ между ученой братіи и свтскихъ библіофиловъ’ (Русскій Архивъ, 1885, кн. II, 315).

25) 17-го апрля 1856 года князь Вяземскій писалъ Шевыреву: ‘Разумется, очень жаль и прискорбно, что ни Академія, ни Московскій университетъ не въ состояніи и не въ силахъ издавать прямо отъ себя газеты и, какъ безпечные и несмышленые помщики, должны отдавать землю свою въ аренду’ (Отчетъ, стр. 105).

26) 17-го апрля 1856 года князь Вяземскій писалъ Шевыреву:

‘Я говорилъ графу Блудову о вашихъ академическихъ предположеніяхъ. Разумется, онъ будетъ по возможности содйствовать исполненію ихъ. Не сомнваюсь въ добромъ расположеніи и готовности нашего министерства. Но предваряю васъ, что въ этомъ дл встртятся и затрудненія. Академики 2-го Отдленія не получаютъ опредленнаго содержанія.

Всю правду доложу:

Изъ чести лишь одной я въ дом здсь служу.

А получаютъ они какія-то маленькія на водку, поденную, задльную, за каждое присутствіе въ академическихъ засданіяхъ. Оно очень неблаговидно, неприлично, пожалуй даже и нелпо,— я согласенъ, но опять скажу: что же длать, когда и пока оно такъ?’ (Отчетъ, стр. 105).

27) Статья Шевырева подъ заглавіемъ Нсколько словъ г. Критику С.-Петербургскихъ Вдомостей напечатана въ No 84 С.-Петербургскихъ Вдомостей 1858 года, отъ 13-го апрля.

17-го апрля 1856 года князь Вяземскій писалъ Шевыреву: ‘Вы просили министра приказать напечатать статью въ Академическихъ Вдомостяхъ. Академическихъ Вдомостей нтъ, то-есть, издаваемыхъ Академіею. Вдомости отдаются на откупъ, и министръ никакой распорядительной власти въ нихъ не иметъ. Он подлежатъ общимъ цензурнымъ правиламъ. Краевскаго на виду нтъ, а извстный Академіи откупщикъ и издатель Очкинъ’ (Отчетъ, стр. 104—105).

28) См. примчаніе 26-е.

29) 17-го апрля 1856 года князь Вяземскій писалъ Шевыреву: ‘Наконецъ вы съ попечителемъ. Не могу сказать, что знаю хорошо сенатора Ковалевскаго, но знаю довольно, чтобы удостоврить, что онъ человкъ умный, образованный, съ русскими сочувствіями, съ русскимъ одушевленіемъ, любитъ просвщеніе и вообще литературенъ’ (Отчетъ, стр. 106).

30) См. примчаніе 27-е.

31) См. примчаніе 25-е.

32) 17-го апрля 1856 года князь Вяземскій писалъ Шевыреву: ‘Не можете ли достать мн чрезъ Аксаковыхъ полнаго списка Бродяги въ первобытномъ и натуральномъ вид, то-есть, до обряда ветхозавтной цензуры. Великая Княгиня Марія Николаевна желаетъ имть такой списокъ’ (Отчетъ, стр. 106).

33) Передъ Пасхою 1856 года А. С. Хомякову было, по Высочайшему повелнію, запрещено носить бороду. 17-го апрля 1856 года князь Вяземскій писалъ Шевыреву: ‘А вотъ умеръ и бдный Чаадаевъ. Жаль мн его. Москва безъ него и безъ Хомяковской бороды какъ безъ двухъ родинокъ, которыя придавали особенное выраженіе лицу ея’ (Отчетъ, стр. 106).

34) Авдотья Павловна Глинка, супруга . Н. Глинки и дочь попечителя Московскаго университета и сенатора Павла Ивановича Голенищева-Кутузова и княжны Елены Ивановны Долгоруковой. Въ 1856 году она напечатала переводъ съ французскаго Размышленія и чувства герцогини де Дюра и Леонидъ Степановичъ и Людмила Сергевна, повсть, а также Графиню Полону (Князь H. Н. Голицынъ. Библіографическій Словарь Русскихъ Писательницъ. С.-Пб. 1889, стр. 64—66).

35) Въ стихотвореніи своемъ Одно сокровище князь Вяземскій начерталъ:

Мой біографъ,— быть можетъ Шевыревъ,

Меня, давно забытаго молвою,

Напомнитъ вновь вниманью земляковъ.

(Полное собраніе сочиненій князя П. А. Вяземскаго. Изданіе графа С. Д. Шереметева. С.-Пб. 1887. XI, стр. 50.

36) Здсь идетъ рчь о стихотвореніяхъ князя И. А. Вяземскаго, изданныхъ въ 1859 году въ Карлсруэ, подъ слдующимъ заглавіемъ: За границею. Корректурные листы изъ стихотвореній князя П. А. Вяземскаго. Съ фотографическимъ портретомъ автора. Въ этомъ сборник напечатаны въ первый разъ слдующія стихотворенія: ‘Масляница на чужой сторон’, ‘Венеція’, ‘Кессингенъ’, ‘Лсъ горитъ’, ‘Si jeunesse savait, si viellesse pouvait’, ‘Plutt tre que paraitre’, ‘Очерки Карлсбада’, ‘Дорога изъ Ниццы въ Каины’, ‘Вечеръ въ Ницц’, ‘У страха глаза велики’, ‘Молитва’, ‘Сознаніе’ (См. Полное собраніе сочиненій князя И А. Вяземскаго. Изданіе графа С. Д. Шереметева. С.-Пб. 1887, т. XI, стр. 3—7, 71 -75, 253—257, 295—296, 36—37, 304—307, 317—318, 315—316, 292—294. IV, стр. 242—243, 356. XI, стр. 128—129.

37) 15-го августа 1860 года князь Вяземскій писалъ Шевыреву: ‘Посылаю вамъ застольную рчь мою на юбилейномъ дружескомъ обд у Евграфа Петровича. Она васъ можетъ быть позабавитъ’ (Отчетъ, стр. 112). Эта рчь князя Вяземскаго, произнесенная на юбиле пятидесятилтней дятельности Е. П. Ковалевскаго, напечатана въ Полномъ собраніи сочиненій князя П. А. Вяземскаго. С.-Пб. 1882. VII, стр. 62—64.

38) 15-го августа 1860 года князь Вяземскій писалъ Шевыреву: ‘По словамъ Плетнева, я все поджидалъ васъ сюда на пути въ чужіе края. Жаль, если вы отмнили поздку свою. Человку хорошо обновлять иногда воздухъ своего вншняго и внутренняго жилья. Это придаетъ силу, бодрость, укрпляетъ и растворяетъ легкіе. Да и Россію иногда какъ-то чище любишь издали’ (Отчетъ, стр. 112).

39) 15-го августа 1860 года князь Вяземскій писалъ Шевыреву: ‘Тошно бываетъ смотрть на Россію сквозь наши обличительные журналы, не смотря на то, что нашъ пріятель Хомяковъ съ предсдательскаго своего мста (Общество Любителей Россійской Словесности) даетъ этой новой литератур право гражданства. Какъ при словахъ его должна была вздрогнуть тнь прежняго предсдателя, тремя помноженнаго Антона и на закуску Прокоповича. Меня въ наше время не столько бситъ нечестная литература, сколько честная, которая труситъ предъ первою и оставляетъ себ всегда лазейку, изъ которой перемигивается съ нею. Это врнйшій признакъ нравственнаго упадка литературы и близорукости тхъ, которые этимъ промышляютъ. Они думаютъ, что тмъ задобрятъ противниковъ своихъ, но ошибаются. Они неаполитанскіе, заискивающіе милости, послы въ Турин, но Чернышевскіе и Кавуры неуступчивы, и ихъ не проведешь’ (Отчетъ, стр. 112—113).

40) Шевыревъ ошибся: заведенное на средства графа А. А. Кушелева-Безбородка Русское Слово сдлалось органомъ Писарева, Благосвтлова и К.

41) 22-го декабря 1863 года, изъ Венеціи, князь Вяземскій писалъ Шевыреву: ‘Мн часто приходило на умъ, что вы должны были воспользоваться пребываніемъ вашимъ въ Париж, чтобы возражать нелпостямъ и клеветамъ, которыя сыплятся на насъ парижскими журналами. Благодарю васъ, что вы отщелкали этого дурака добраго Жанна (Bonjean, первый президентъ французскаго сената). Только жаль, что вы его еще немножко поберегли. Сдлайте милость продолжайте ратоборствовать’ (Отчетъ, стр. 113—114)

42) 22-го декабря 1863 года, изъ Венеціи, князь Вяземскій писалъ Шевыреву: ‘Особенно желалъ бы я, чтобы вы не спускали вашему коллег но профессорству St. Marc de Jirardin. Онъ пуще всхъ бситъ меня своимъ мнимымъ вжливымъ спокойствіемъ и стоичнымъ и пристрастнымъ безпристрастіемъ. Жаль, что мы съ вами не вмст. Мы соединенными силами стали бы дйствовать противъ общихъ враговъ. А я, за неимніемъ военныхъ снарядовъ, пустился въ поэзію. Я называю это по русскому обычаю: пить съ горя’ (Отчетъ, стр. 114).

43) Графиня Сегюръ, дочь графа А. . Ростопчина. Ея книжка ‘Le gnral Dourakine’ написана для дтскаго и юношескаго возраста.

44) Рчь идетъ о стать князя Вяземскаго ‘La question polonaise et M. Pelleton’, написанной по поводу рчи этого политическаго дятеля и писателя, произнесенной имъ въ засданіи Законодательнаго Корпуса 28-го января 1864 года, и въ которой онъ коснулся Польскаго вопроса (Отчетъ, стр. 117).

45) 10-го февраля 1864 года скончался князь Левъ Александровичъ Чернышевъ, мужъ дочери В. И. Титова, Марьи Владиміровны.

III.
ПИСЬМА
M. А. Максимовича къ князю П. А. Вяземскому.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Уцлвшій на этомъ свт во время холеры, я ршился повторить Денницу, которая въ прошломъ году была такъ счастлива участіемъ вашимъ и почти всхъ писателей нашихъ, коихъ желалъ я. Мн посчастливилось начало и новой Денницы. Не знаю, за что вы были такъ щедры въ прошломъ году, но не вижу причины, почему бы вамъ должно было отказать мн теперь. Посему, не имя боле терпнія выжидать вашего прізда въ Москву, я ршился письмомъ моимъ безпокоить васъ просьбою объ участіи вашемъ въ Денниц и на сей годъ. Отъ Альманашнаго слуха не укрылось, что у васъ написано много — тмъ лучше для читателей Литературной Газеты, коихъ число врно умножится съ наставшимъ ея возрожденіемъ, пусть же отъ этого будетъ лучше и читателямъ Денницы. Оставьте, сдлайте одолженіе, и на мою долю изъ вашихъ стихотвореній и изъ пьесъ прозаическихъ: въ особенности мн хотлось бы имть что-либо писанное вами о литератур нашей, гд бы мощная рука ваша карала литературное преступленіе.— Вотъ моя покорнйшая просьба ¹).

Я могъ бы вамъ сообщить извстія о разныхъ происшествіяхъ,— или лучше сказать исходахъ въ литератур нашей, но боюсь занять васъ незначущимъ, либо извстнымъ. На всякій случай препровождаю при семъ объявленіе о новомъ роман Булгарина, самъ печатаю объявленіе о роман ‘Мара Ивановна Выжимкина’,— вы, можетъ быть, знаете уже, что, кром Дамскаго Журнала и Телеграфа, вс остальные журналы наши московскіе испускаютъ духъ къ новому году: вы сглазили ихъ, сказавъ, что они живущи. Галатея вмсто конца выдаетъ 2-ю часть Андрея Переяславскаго,— Лжедмитріевъ {Племянникъ Ивана Ивановича — Михаилъ Александровичъ Дмитріевъ. Н. Б.} уже отпечаталъ, и весьма великолпно, свои сочиненія, и проч., и проч.

Вы знаете уже, можетъ быть, что теперь въ Москв Д. В. Давыдовъ, Киревскій {Иванъ Васильевичъ. Н. Б.} — къ новому году, хоть на время, опять сосредоточится здсь литература.

Съ моимъ истиннымъ уваженіемъ и совершенною преданностью остаюсь вашимъ, милостивый государь, покорнымъ слугою. Михаилъ Максимовичъ.

1830, декабря 22 дня.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Благодарю васъ покорнйше за вашъ поэтическій подарокъ моей Денниц, который сейчасъ получилъ отъ Пушкина: въ вашей ‘Кибитк’ и по раздольнымъ ухабамъ накатаешься до сыта! ²)

Спшу послать къ вамъ, какія есть у меня, изъ желаемыхъ вами книгъ: Телеграфъ, Галатею, Сверные Цвты, и — если угодно — Киргизъ-Кайсакъ, отъ котораго ждали многіе меньше, чмъ нашли. Телескопище съ Молвою вышли, но я еще у себя не имю ³). Первый томъ Исторіи у меня пропалъ безъ всти, а если угодно второй, впрочемъ я предлагаю на жертву дтище стародавняго все еще пріятеля моего ⁴).

Листокъ, издаваемый юнымъ княземъ Львовымъ, наполняется неважными новостями и между прочимъ каламбурами, изъ коихъ были удачные, напримръ, то, что въ крещенскіе морозы оправдывается мнніе французовъ, что русскіе не живутъ, а прозябаютъ ⁵).

Въ 1-мъ No Сверной Пчелы помщено письмо Бенкендорфа къ Булгарину, гд изложено то, что государь позволяетъ Булгарину поднести ему экземпляръ ‘Петра Ивановича Выжигина’ по отпечатаніи, одобряетъ его усердіе къ пользамъ общимъ и общаетъ всегда ему свое монаршее покровительство. Пчела бранитъ и даже разбирать не хочетъ Сверныхъ Цвтовъ потому, что тамъ есть ‘Наложница’ {Поэма Баратынскаго. Н. Б.}.

Въ С.-Петербург издается 14 новыхъ журналовъ и газетъ, въ томъ числ 8 нмецкія. Киревскій благодаритъ покорнйше за ваше въ немъ участіе и воспоминаніе. Онъ и братъ его пріхали въ Москву по случаю холеры,— и кажется, что надолго.

Онъ написалъ сказку прекрасную, но еще не печатаетъ, обозрнія не пишетъ уже мн въ Денницу — а какъ это необходимо, то я самъ подмахнулъ — вамъ не смшно разв это будетъ? Впрочемъ я написалъ въ надежд той, что мн не откажутъ въ замчаніяхъ преждепечатныхъ, и я жду вашего прізда, желалъ бы даже къ вамъ прислать — для прочтенія ⁶).

Извините меня, а я еще разъ изъявляю мое сильное желаніе вашей прозы, хоть нсколько строкъ: она такъ дйствительна была въ прошломъ году, а у меня такъ мало въ проз замчательнаго, на Пушкина уже потерялъ я надежду прозаическую ⁷), Баратынскій общалъ написать повсть, но я готовъ бы сказать ему: не сули журавля въ неб, а дай синицу въ Денницу! Нтъ ли у васъ хоть нсколько строкъ о нравственности литературной, о Видок или объ чемъ-либо другомъ, только бы не о Полевомъ исключительно ⁸).

Простите, что съ такою ненасытностію, такъ неотвязно и даже условно прошу васъ: я не сдлалъ бы этого, не будучи увренъ въ вашемъ ко мн расположеніи и не имя въ себ того чувства уваженія и преданности къ вамъ, съ которыми, съ тхъ поръ какъ узналъ васъ лично, къ вамъ пребываю. Михаилъ Максимовичъ.

9 января 1831.

P. S. Сверные Цвты прошу покорно прислать такъ скоро, какъ только можно, ибо это чужіе, а въ Москву еще немного прислано.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Вамъ, конечно, будетъ любопытно знать слдующія извстія, къ литератур нашей относящіяся:

1) Высочайшее повелніе цензуры, дабы она приняла общія мры, чтобы въ журналахъ и газетахъ вс статьи печатались съ подписью сочинителей или переводчиковъ ихъ.— 2) Чтобы ничего не было печатаемо о цар, царской фамиліи, двор, придворныхъ увеселеніяхъ. 3) Подтверждено, чтобы Альманахи считались періодическими изданіями, наравн съ журналами и газетами, и чтобъ экземпляръ оныхъ былъ доставляемъ въ канцелярію Бенкендорфа.

Два первые номера Литературной Газеты вышли, тамъ между прочимъ помщены: ваши ‘Степи’, Пушкина ‘Кавказъ’, разборъ ‘Годунова’…

‘Зимнія каррикатуры’ ваши и ‘Псня’ уже въ печати. Перечитывая ихъ, я признаюсь, посовстился за неумренность своихъ желаній въ прошломъ письм. Нельзя однакожь не признать и въ васъ эгоизма: жалуетесь на обозы и кибитку за себя, а не жалете своихъ читателей, и на ихъ бокахъ вымещаете за свои ⁹).

Поздравьте насъ университетцовъ съ сегодняшнимъ днемъ, въ который за годъ предъ симъ была читана извстная вамъ книжица, при семъ препровождаемая: примите ее въ знакъ моего уваженія, съ коимъ пребываю вамъ преданный Михаилъ Максимовичъ ¹⁰).

1831, 12 января.

P. S. Замтили ли вы въ Московскихъ Вдомостяхъ письмо (Пезаровіуса) противъ письма польскаго помщика (Булгарина?) о Польш, напечатаннаго въ Сверной Пчел?

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

На дняхъ я послалъ къ вамъ книжку Телескопа и 2 листка Молвы за книги ваши, взятыя мною у Полеваго. Теперь препровождаю, на всякій случай, мое обозрніе, можетъ быть, найдете еще время просмотрть его, и если вы — какъ слышалъ я — скоро будете сами, то я воспользуюсь вашими уже изустными замчаніями.

Не переписаны еще замчанія о стихотворныхъ и историческихъ сочиненіяхъ ¹¹). Нсколько дней уже не выхожу изъ дому, а потому ничего новаго не могу сообщить, кром того разв, что въ кабацкомъ Меркурі, издаваемомъ Рюмкинымъ, бранятъ ‘Годунова’ и даже куплеты напечатаны ¹²).

Въ ожиданіи вашего прізда съ моимъ почтеніемъ и преданностію остаюсь Михаилъ Максимовичъ.

1831, 22 я и варя. Москва.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Видвъ всегда благорасположеніе ваше ко мн, я обращаюсь къ вамъ съ новорожденнымъ желаніемъ моимъ и съ покорнйшею просьбою принять въ немъ участіе.

На сихъ дняхъ я слышалъ, что Кеппенъ {Петръ Ивановичъ. Н. Б.} оставляетъ мсто, имъ занимаемое въ Крыму при Стевен. Мсто сіе соединяетъ въ себ почти все мое желанное,— то именно, при чемъ жизнь моя могла бъ быть полезне для меня и для общества.— Благодатный югъ, любимый флорою Крымъ, сады, шелководство, винодліе, самый Стевенъ богатый ботаникою: все это вмст не могло не взманить къ себ занимающагося естествознаніемъ уроженца южно- русскаго. Прибавьте къ этому и значительный окладъ (кажется, 4 или 5-тысячный), на которомъ можно бы жить обезпеченно для себя и для науки: между тмъ какъ въ настоящемъ положеніи моемъ я все еще подлежу мннію, можетъ быть, и согласному съ системою тожества, но весьма несогласною съ системою жизни-. будто питающій духъ свой растеніями можетъ быть и физически существомъ травояднымъ. Такимъ образомъ я охотно бы промнялъ Москву на Крымъ, и смю думать, что, находясь при томъ мст, я былъ бы на своемъ мст.

Вотъ мое желаніе пламенное, почти идеалъ. Надежда на васъ. Вамъ, какъ поэту, уже въ привычку опредметовать свои идеалы: помогите жъ исполненію моего и будьте моимъ ходатаемъ у просвщеннаго нашего г. министра внутреннихъ длъ объ опредленіи меня на то мсто.

Не знаю, можетъ быть, оно уже занято другимъ, можетъ быть, я прошусь на живое еще мсто. Въ томъ и другомъ случа мн конечно нельзя быть тамъ по всеобщему закону непроницаемости. Но на сей разъ я желалъ бы, чтобы сіе мсто было пусто, хотя оно для меня и свято, и хотя природа не терпитъ совершенной пустоты даже и въ такъ называемой пустот Торричелліевой. Во всякомъ случа я виноватъ былъ бы передъ собою, еслибъ оставилъ безинимательно дошедшій до меня слухъ, не поставилъ бы себя на видъ для такого мста и не просилъ бы васъ быть моимъ ходатаемъ ¹³).

Хотлось бы вамъ сказать что-либо о литератур московской, но я совершенно отсталъ отъ нея, не смотря даже на то, что она находится въ ботаническомъ состояніи. Журналъ университетскій начнется съ 1 іюня. Альманахъ новый затвается Мельгуновымъ. Печатаю стихотворенія Н. Тепловой. Больше не знаю. Еслибъ вамъ угодно спросить объ моихъ занятіяхъ литературныхъ, то я издаю 1 и 2 книгу ‘Размышленій о природ’,— первую книгу крестьянина Наума ‘О великомъ Божіемъ мір’ — начало давно замышляемой мною народной энциклопедіи, да еще 1-ю тетрадь малороссійскихъ псенъ съ нотами. Для стараго же изданія оныхъ безнотнаго имю уже боле 500 псенъ, между коими есть дивнопоэтическія. Сравнивая оныя съ ‘Пснію о полку Игорев’, я нахожу въ нихъ поэтическое однородство, такъ что оную пснь — которую согласно съ общимъ мнніемъ должно, кажется, относить дйствительно къ XII вку,— называю началомъ той южнорусской эпопеи, которая звучала и звучитъ еще въ душахъ бандуристовъ и многихъ псняхъ украинскихъ, а пснь Ярославны темою, которая распвается въ разнообразныхъ, полныхъ чувствомъ женскихъ псняхъ Украины. Это мнніе я хочу написать по поводу новаго, Вельтманомъ изданнаго, мрно-прозаическаго перевода сей псни. Мн бы весьма хотлось знать сужденіе ваше о такомъ мнніи,— и что скажетъ объ немъ Пушкинъ, которому прошу покорнйше передать мой усердный поклонъ ¹⁴).

Съ истиннымъ почтеніемъ и преданностію имю честь быть вашимъ покорнымъ слугою. Михаилъ Максимовичъ.

1833, февраля 17. Москва.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Я такъ долго не писалъ къ вамъ и не изъявилъ моей душевной благодарности вамъ, что и вспомнить страшно.— и почитаю вину свою столь великою, что извиняться совстно. Могу сказать только словами Языкова, что у меня такого рода винъ цлый погребъ: вотъ почти единственные плоды, которые собралъ я съ тернистыхъ лозъ познанія въ это время, въ продолженіе коего тло мое хворало, а мысль распутничала. Не могу иначе назвать того неопредленнаго ея состоянія, которое только теперь къ 1-му августа должно разршиться. Я не зналъ, что длать и куда, по какой дорог отправиться. Мечта моя, какъ осенняя перепелка, все тянулась къ Крыму,— намренъ былъ хать къ Кавказскимъ водамъ, для чего получилъ было и отпускъ, но къ сожалнію принужденъ былъ обстоятельствами отложить поздку до весны будущей,— представлялось мсто въ Одесскомъ саду, которое однакожъ я себ не одобрилъ,— есть мсто выгодное въ Блорусскомъ учебномъ округ, которое я и хотлъ было назвать своимъ, какъ вдругъ стало проясняться въ нашемъ университет, и мн открылась надежда получить вполн профессорство ботаники, котораго ждалъ я такъ долго — 7 лтъ, и которое нкогда считалъ я лучшимъ благомъ. Оставалось подождать до мая, до новыхъ выборовъ, при которыхъ, я полагалъ, Двигубскій {Иванъ Алексевичъ, заслуженный профессоръ физики и естественной исторіи Московскаго университета. Н. Б.}, будучи уже 4 года эмеритомъ, выйдетъ съ пенсіей. Но онъ, не смотря что его не выбрали и забалтировали въ ректоры и деканы, что ему, вслдствіе новыхъ предписаній министерскихъ о заслуженныхъ профессорахъ, готовится остракизмъ, самымъ несамолюбивымъ и непонятно терпливымъ образомъ остается до сихъ поръ… Вотъ отчетъ вамъ о распутій, на которомъ находилась моя мысль, и о несносномъ состояніи, посл семилтнихъ ожиданій, ждать 4 мсяца съ недли до недли ршенія своего, не зная, что еще выйдетъ наврное,— особенно при разстроенномъ нервно моемъ здоровьи. Этимъ ожиданіемъ затянулось и мое письмо къ вамъ, ибо мн хотлось на ваше столь участливое предложеніе написать что-либо ршительное о судьб своей. Теперь я могу уже обратиться къ вамъ со слдующею просьбою: если я такъ счастливъ, что пользуюсь добрымъ мнніемъ и расположеніемъ у министра, то исходатайствуйте мн у него воспоминаніе обо мн въ то время, какъ откроется извстное или подобное мсто въ Южномъ Крыму! Другое мсто, куда бы я еще охотне, всего желанне переселился, это Кіевъ — 70 верстъ отъ моей родины, куда зовутъ меня и семейныя связи. Для Кіева охотно бы оставилъ я всякое мсто, еслибы тамъ открылось мсто, отъ 4 до 5 тысячъ жалованья (ибо вн Петербурга и Москвы нельзя уже добывать постороннимъ трудомъ).— Вотъ мои блаженныя желанія, о коихъ прошу покорнйше васъ вспомнить впослдствіи, когда откроется поводъ! ¹⁵) До тхъ поръ я или остаюсь въ Москв, если будетъ выгодно для здоровья и кармана, продолжать мою университетскую службу, или перейду въ Блорусскій учебный округъ.

Одно, что мн удалось въ сіе время, было изданіе Наума, коего съ Размышленіями я посылалъ уже вамъ поклониться. Онъ принялся и расходится съ похвальными успхами, но мои Размышленія стали въ тупикъ.— На дняхъ выйдетъ 1-я книжка Ученыхъ Записокъ, кои издаваться будутъ при университет нашемъ, по предложенію Уварова.— Объ самомъ университет могу сказать съ удовольствіемъ, что онъ получилъ надежды къ улучшенію. Съ пріздомъ князя Сергія Михайловича {Голицына. П. Б.} кончилось гадкое управленіе Голохвастова и его тряпицы Двигубскаго (на мсто коего теперь ректоромъ Болдыревъ), которые поперечили всякому доброму дйствію въ университет и заслужили общую въ Москв ненависть и презрніе,— въ отраду намъ была и перемна министерства, ибо отлегла отъ насъ черствая рука Ливена, готовая изъ послдней учительской сумы взять копйку и хотвшая нуждою привязать къ ученому званію: между тмъ какъ вс бывшія до сихъ поръ распоряженія новаго управляющаго {Сергія Семеновича Уварова. Н. Б.} клонятся къ возвышенію учености, чего подай, Господи!

Хотя вы не вкушаете отъ плодовъ контрабандной литературы нашей, и находите, что это здорово, однакожъ врно полюбовались лакомымъ кускомъ, которымъ Пчелка угостила если не дружественно, то по крайней мр шер-амижно Клятву при гроб Полевого (такъ пишутъ переплетчики на корешкахъ).

Въ конц августа я надюсь доставить вамъ первую тетрадь украинскихъ псенъ (голосовъ).— Не знаю наврно, а кажется, прійдется мн издать къ зим еще разъ Денницу, въ Москв никто не хочетъ приняться за альманахъ, мн же это не ново,— статей же наберется довольно.— Если вы оставили свой альманахъ и найдете въ портфели своей лишніе стихи, то позвольте и въ этотъ разъ не быть моей Денницу безъ вашего пера, которымъ такъ нарядно она убрана была, въ прежніе два выхода свои ¹⁶). Что касается до тхъ стиховъ, коими вы хотли украсить альбомъ мой, то въ немъ только въ задатокъ написанъ первый куплетъ.

Желая вамъ всего добраго и прекраснаго, съ чувствомъ признательности и почтенія остаюсь навсегда вамъ преданный вашъ покорнйшій слуга. Михаилъ Максимовичъ.

1833, 22 іюля. Москва.

Прошу покорнйше передать А. С. Пушкину мой поклонъ и чоломъ.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Препровождаю при семъ къ вамъ экземпляръ ‘Стихотвореній Н. Тепловой’, по порученію сочинительницы: они вроятно вамъ понравятся, ибо къ нимъ можно примнить ваше поэтическое правило: Вы будьте истинны ¹⁷)

Мое университетское, московское положеніе, о которомъ я писалъ къ вамъ отъ 22 іюля, теперь разршилось и улучшилось, ибо наконецъ я сдланъ ординарнымъ профессоромъ ботаники. Такимъ образомъ я получилъ все желанное по министерству просвщенія: теперь надежда на ваше, ибо отъ финансовъ будетъ зависть улучшеніе университетскаго бытья, скуднаго въ сравненіи съ лицейскимъ и даже съ гимназическимъ, столь улучшенными, достаточными, по благости новыхъ уставовъ. А чтобъ не оставить безъ ясныхъ доказательствъ, вамъ сообщу слдующее: профессоръ Щепкинъ {Павелъ Степановичъ, ординарный профессоръ чистой математики Московскаго университета. Н. Б.} подалъ просьбу о помщеніи его учителемъ математики въ Дворянскій институтъ (или Первую гимназію) и увольненіи отъ должности профессора,— изъ поповъ въ дьяконы. Скоро ли новый уставъ,— дай Богъ скоре… Вотъ наше желаніе университетское, ибо съ тмъ долженъ улучшиться не только бытъ профессорскій, но и самъ университетъ. Въ ныншнемъ году пріемъ студентовъ былъ очень удачный и строгій: прошеній было до 180, и по онымъ принято только 56 человкъ. На первый разъ это имло нкоторыя невыгоды для частныхъ лицъ, но впослдствіи это должно принесть несомннную пользу: ибо чрезъ это будетъ лучше поневол до-университетское ученіе, и въ самомъ университет можетъ быть возвышено преподаваніе наукъ, сообразно большему развитію умственной пріемлемости слушателей.

Между прочими занятіями моими нын состоитъ изданіе и Денницы, которой два листа уже корректуются.

Сдлайте одолженіе мн, не откажитесь прислать что-нибудь вашего сочиненія: въ стихахъ, а если можно, и въ проз — хоть нсколько строчекъ. Къ 1-му декабря хочется мн кончить изданіе оной, потому покорнйше прошу принять въ соображеніе къ просьб моей сіе обстоятельство. Буду ждать съ нетерпніемъ и терпніемъ вашего присланія, хотя увренъ, что вы теперь сильно атакованы съ литературной стороны ¹⁸).

При семъ, свидтельствуя вамъ мое искреннее уваженіе и признательность, остаюсь вамъ преданный и покорный слуга. Михаилъ Максимовичъ.

1833, 14 октября. Москва. Ботаническій садъ, за Сухаревою башней.

P. S. На дняхъ я получилъ стихи и письмо отъ Языкова. Онъ сдлался страшный гомеопатистъ: не иначе какъ съ восторгомъ говоритъ объ ней и предпринялъ на своемъ иждивеніи сдлать и напечатать переводъ ‘Гомеопатической Терапіи’ Гартмана, возложивъ на меня хожденіе по сему длу. А какъ гомеопатія въ немилости у врачей-аллопатовъ, то позвольте обратиться къ вамъ съ слдующимъ, въ предохраненіе напрасныхъ убытковъ нашего Языкова: не помшаетъ ли медицинская цензура напечатанію сей гомеопатіи… Это, кажется, преимущественно зависитъ отъ министерства внутреннихъ длъ ¹⁹).

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Благодарю васъ покорнйше за попечительное ваше увдомленіе о Языковскомъ предпріятіи — и — отъ имени стихотворицы — за одобрительный пріемъ ея книжечки. Что касается до Денницы, то я никакъ не могу остановиться на той мысли, чтобы ей выйти безъ вашего имени: неужли въ это время, на мое счастье, ничего у васъ не прибыло? Мн бы хоть одно ваше стихотвореніе! При томъ же я помню у васъ была прелюбопытная записка о само-прекращеніи раскольниковъ. Вы конечно бы имли право ее огласить,— а какъ бы она была эфектна въ настоящее время дйствительности…

Принимаю совтъ вашъ: отъ добра добра не искать, но вы еще спрашиваете: не разыгралась ли снова во мн тоска? Разыгралася-ль — не знаю, но она положила мн въ сердц дитя свое — неодолимую тоску по юг, и этотъ невытравляемый червь пробудился и шевелится во мн съ той поры, какъ въ Кіев назначенъ университетъ. Если правда, что и дымъ родины не противенъ, то благоуханіе цвтовъ ея и цвтовъ ея поэзіи упоительно, особливо для ботаника,— и я, кажется, тогда только буду доволенъ и покоенъ, когда сбудется мечта моя и червь тоски моей вполн превратится на цвтахъ Украйны, когда вмст съ Языковымъ скажу: здсь дома я, здсь лучше мн!… Потому мн должно перейти въ Кіевъ и разводить тамъ плоды флоры Московской, которые ростилъ и собиралъ я 13 лтъ,— только тамъ они размахровютъ!… Я не стану употреблять во зло вашего ко мн расположенія просьбою нарочнаго обо мн старанія, но, если случится вамъ говорить съ нашимъ министромъ, то замолвите свое слово о выгодномъ перемщеніи въ Кіевъ меня, съ моею богинею Флорою, которая въ кабинет моемъ завидуетъ дол Данаиной. Быть въ университет Святаго Владиміра для меня лучше и желанне, чмъ носить крестъ его въ Москв, хотя бы то и на ше…

Продолженіе моего Наума (за добрую память о коемъ вамъ великое спасибо) послдуетъ, кажется, въ феврал, къ тому жь времени должно будетъ повторить первую книгу, ибо 1300 экземпляровъ уже разошлось и остается только около 150.— Псни мои до времени молчатъ, покамстъ Москва напваетъ мн, какъ бабушка — рпку, а я ей — Донъ, донъ, а того лучше — домъ… Съ этою мыслію, съ врою въ васъ, съ надеждою на ваше присланіе и съ любовью къ вамъ остаюсь вашъ преданный, покорный слуга Михаилъ Максимовичъ.

1833, 28 ноября. Москва.

P. S. Въ проздъ Пушкина, кажется, Нащокинъ былъ его монополистомъ, ибо никто изъ пишущей братіи не поживился имъ и его уральскимъ златомъ. Сдлайте милость, нельзя ли достать хоть отломка отъ его самородковъ или песчинокъ нсколько, хоть подъ предлогомъ таможенной пошлины.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Препровождаю при семъ экземпляръ изданнаго мною Кіевлянина и покорнйше прошу принять оный съ тмъ же благорасположеніемъ вашимъ, съ которымъ вы содйствовали мн изъ москвича сдлаться кіевляниномъ. Скоро шесть лтъ уже тому… и я, хотя не писалъ къ вамъ, а только напоминалъ о себ иногда моими кіевскими брошюрами, однако не переставалъ помнить и вспоминать васъ и вашу добрую ко мн пріязнь. Теперь являюсь къ вамъ по прежнему альманашникомъ, Кіевлянинъ мой есть продолженіе Денницы, но съ другимъ уже видомъ, въ другомъ свт и цвт: тамъ было вооруженіе противъ поляка {То-есть, Булгарина. Н. Б.} и ему подобной братіи за честь русской словесности, а здсь стоимъ и ополчаемся противу польскаго духа за святую, древнюю, первозванную Русь Кіевскую. Но прозаическая существенность и тамъ, и здсь одинаково должна убираться цвтами поэзіи: Кіевлянинъ будетъ завидовать Денниц, если онъ не будетъ запечатлнъ вашимъ именемъ, вашей поэзіей, безъ которой — онъ скучаетъ, какъ-то самъ не свой, и какъ бы ни былъ полонъ всегда будетъ въ себ ощущать пропускъ. Позвольте и теперь повторить предъ вами ту просьбу, которую къ вамъ я обращалъ въ письм — и не въ одномъ еще — къ Жуковскому: означьте вашимъ именемъ и вашимъ стихомъ поэтическое убранство моего Кіевлянина, котораго — смю уврить васъ — блюсти стану въ чистот духа и въ возможной по здшнимъ средствамъ красот формы, и ничего, никого недостойнаго не допущу въ него. Пусть и на Кіевлянин блеснетъ лучъ вашего свта, которымъ такъ блестала моя московская Денница!…

Прилагаемый экземпляръ Кіевлянина покорнйше прошу доставить Жуковскому: вамъ врно удобне это сдлать, чмъ отсюда мн, и тмъ боле, что я не знаю, гд онъ теперь.

На здшнемъ горизонт ничего нтъ полнаго жизни и утшительнаго для души, кром священной русской старины и — преосвященнаго Иннокентія {Скончался въ сан архіепископа Херсонскаго и Таврическаго. Н. Б.}, одного изъ немногихъ людей, про котораго можно сказать: се человкъ! Самое небо во все это время такое перемнчивое, и солнце какъ будто не хочетъ пригрть Кіевскихъ горъ, чтобы он дохнули весною… Снгъ глубокій все еще лежитъ на нихъ…

Еслибы вамъ угодно было взглянуть на меня собственно, то вы бы увидли меня весьма уже одряхлвшаго безъ старости: вотъ уже другой годъ совсмъ подкосились ноги, такъ что я почти безвыходный домосдъ и еще чаще лежень,— скоро желаю по невол быть вольнымъ козакомъ — то-есть, не быть въ служб, и потому буду коротать вкъ свой надъ Кіевляниномъ, украинскими пснями, и — вроятно тогда только въ состояніи буду кончить своего Наума и исторію русской словесности, но главное средоточіе дятельности моей останется Кіевлянинъ,— и потому… помогите мн вашимъ содйствіемъ и участіемъ.

При семъ съ душевнымъ къ вамъ почтеніемъ и преданностію честь имю быть вашего сіятельства покорнйшимъ слугою. Михаилъ Максимовичъ.

21 марта 1840. Кіевъ.

10.

Милостивый государь князь Петръ Андреевичъ!

Въ март мсяц я имлъ честь препроводить къ вамъ моего Кіевлянина, а съ нимъ конечно дошла къ вамъ просьба моя о литературномъ вклад для второй книжки сего изданія. Теперь приспла пора для ршенія оной просьбы, и я прошу покорнйше васъ о милостивомъ ршеніи оной, чмъ весьма бы обязали и утшили меня — труженика-издателя, тмъ боле, что на сей годъ Кіевлянинъ мой, еще ближе приступивъ къ иноческому званію, отрекся отъ литературной суеты міра сего — впрочемъ не отъ поэзіи,— и не захотвъ уже знаться съ стихотворящею молодежью, желалъ бы высшаго украшенія себ — лишь немногими, избранными именами лучшаго міра и лучшаго времени нашей поэзіи ²¹).

При семъ съ совершеннымъ почтеніемъ къ вамъ и душевною неизмнною преданностію честь имю быть, милостивый государь, вашего сіятельства покорнйшимъ слугою. М. Максимовичъ.

29 ноября 1840. Кіевъ.

11.

3 сент. 1868 г. Михайлова-Гора.

Сегодня рано утромъ получилъ я письмо ваше, глубокочтимый князь Петръ Андреевичъ, отъ 22 августа, и былъ несказанно радъ ему, какъ первому привту и дорогому, нежданному подарку мн въ день моего рожденія. Съ этой золотой грамоты вашей и началось чтеніе мое на 65-мъ году жизни, давшее мн веселіе и усладу на весь этотъ день мой… Благодарю васъ — съ тмъ же чувствомъ къ вамъ, съ какимъ былъ я во время оно и и пребуду дондеже есмь! А для видимаго знака къ тому кланяюсь вамъ нын отображеньемъ меня юнаго, какимъ былъ я въ 1824 году, а къ тому еще прилагаю, лтъ за 20 написанное воспоминаніе о моей родной Золотонош, которой вы придали названіе ‘Калифорніи’.

Давно выбывшій изъ россійскаго календаря (легко сказать — съ 1841 года!),— давно отптый въ ‘Біографическомъ словар профессоровъ Московскаго университета (второй томъ его начинается моимъ именемъ),— я все еще тяну мое тягло русскимъ музамъ и въ особенности Мнемозин Кіевской,— хотя эта старая вдьма, кажется, и не примчаетъ меня, закабалившаго себя ей съ 1887 года, и благопріятствуетъ боле любимцамъ другой кіевской вдьмы, слпой Фортуны, любящимъ загребать жаръ чужими руками и пожинать то, чего не сяли, тамъ, гд не пахали… Но не смотря ни на что, я продолжаю свое дло, на основаніи староукраинскихъ казаковъ, которые бывало отбываютъ службу по 50-ти лтъ на своемъ кошт и за то — въ награду — получаютъ абшитъ, увольняющій ихъ отъ всякихъ общественныхъ повинностей! А моей служб русскимъ музамъ пошелъ уже съ мая мсяца 46 годъ… Даруй, Боже, здоровья и силы дотянуть до 50-ти, а тамъ уже — я вольный, совсмъ вольный казакъ буду на моей пустынной Михайловой-Гор, отложивъ всякое попеченіе житейское…

Дней за десять я вернулся сюда изъ Золотоноши, утомленный порядочно на бывшемъ тамъ земскомъ собраніи, въ которомъ принималъ участіе въ качеств гласнаго, не умвъ отказаться отъ этого званія и на другое трехлтіе, да и несправедливо же отказываться отъ участія въ такомъ благомъ дл, какъ земство русское, при его начал… А дней черезъ десять я стану укладываться на зимовку въ Кіевъ, куда отправлюсь съ моимъ 8-лтнимъ Алексй- комъ, чтобы его пристроить тамъ гд-либо на ученье книжное, а самому поработать еще надъ изученіемъ старины Кіева и Кіевской Руси, которое составляетъ нын мою спеціальность (не знаю, какъ Погодинъ съ Далемъ переведетъ это словцо по русски). Тамъ и предполагаю пробыть до весны. Туда и благоволите адресовать,— если вамъ, въ свободную минуту, прійдетъ желаніе обрадовать своимъ письменнымъ отголоскомъ душевно и неизмнно преданнаго вамъ Максимовича.

‘Цвты — поэзія луговъ,

Поэзія — цвты пустынной дебри нашей:

Вы изо всхъ земныхъ даровъ

Свжй, роскошне и краше’.

Вспомянете ли вы это дорогое для меня четверостишіе?.. {Это четверостишіе нкогда было написано княземъ Вяземскимъ въ альбомъ Максимовича. Н. Б.} ‘Было время — гд вы, годы золотые?..’ Простите!

12.

Весна — и съ нею оживаетъ
Воспоминанье юныхъ лтъ,
И предо мною воскресаетъ
Все, чмъ прекрасенъ былъ мн свтъ,
И снова въ сердц возникаетъ
Привтъ теб, нашъ князь-поэтъ!
Пусть онъ съ Днпра къ Нев несется,—
И въ сердц чуткомъ отзовется.

18 марта 1869 года. Михайлова-Гора.

Въ прошломъ сентябр, обрадованный письмомъ вашимъ, я имлъ удовольствіе писать къ вамъ, глубокочтимый князь Петръ Андреевичъ! Въ т поры я сбирался на зиму въ Кіевъ, но пришлось мн провести ее у себя, въ Михайлогорской хат, почти затворникомъ. До новаго года написалъ кое-что о богохранимомъ град Кіев, напечатанное въ первыхъ четырехъ нумерахъ Кіевскихъ епархіальныхъ вдомостей, гд я помщаю всего чаще свои писанія, съ генваря писалъ о русской старин къ Уварову {Графу Алексю Сергевичу. Н. Б.}, по случаю археологическаго създа, и за прекращеніемъ Погодинскаго Русскаго… Безъ него какъ-то скучно мн стало, хотя и не веселъ былъ онъ въ послднее время своего недолгаго вку ²²).

До Великодня буду на Михайловой-Гор, а въ ма предполагаю хать въ Кіевъ, чтобы послоняться по его окрестностямъ, еще недовольно мною изслдованнымъ.

Какъ вы проводили эту зиму и гд будете лтовать до новой зимы? Да хранитъ васъ Господь везд и во всякое время!

Душевно преданный вамъ Михаилъ Максимовичъ.

P. S. Въ Москв, въ 1857 году, вы видли и одобрили мой опытъ переложенія псалмовъ на украинское нарчіе. Препровождаю къ вамъ еще одинъ, не напечатанный нигд, псаломъ 103. Одобрите ли его?.. ²³) Въ моемъ Украинц, изданномъ въ Москв 1859 г., напечатано было 29-ть. А въ Галичанин 1867-го помщено еще 5-ть, которые удачне прежнихъ, но въ Кіев такъ боятся и не любятъ украинофильства (обращеннаго самими же въ гороховое пугало), что даже тхъ пяти псалмовъ, которые думалъ было я помстить въ Украинц 1864 года, не дозволили, а вдь въ предисловіи къ русскому переводу Псалтири сказано: ‘Богъ, благоволивый святому Слову Своему быть проповдану на всхъ языкахъ и нарчіяхъ!’ Пусть не дозволяютъ переложеній Евангелія и Псалтири на украинское нарчіе (которыя, впрочемъ, неизвстны мн), но чтобы не позволять и стихотворныхъ переложеній псалмовъ — это уже изъ рукъ вонъ! Тогда мн прійдется этотъ 103 псаломъ назвать: подражаніемъ Державину ‘Величію Божію’ или Сумарокову, а не псалмопвцу Давиду!

Псалмы, переведенные Симеономъ Полоцкимъ, нкогда взростили поэта Ломоносова. Можетъ быть, и моимъ псалмамъ суждено впослдствіи зарониться въ душу какого-нибудь крестьянина-украинца зерномъ горчичнымъ и дать ей поэтическое настроеніе. Я желалъ бы напечатать особою книжкою псалмовъ двадцать,— которые переведены у меня удачне прочихъ,— и посвятить эту книжку Острожскому братству, чтобы тамъ, въ Острог, своенародная, мстная рчь слышалась не въ однихъ простыхъ и часто недобрыхъ пснопніяхъ, но и въ посвященныхъ хваленію Господа-Бога. Прошу васъ передать эту мою мысль графин Антонин Дмитріевн {Блудовой. П. Б.}, угодна ли будетъ она ей?.. Въ такомъ раз я приготовилъ бы къ изданію и прислалъ бы ей т изъ моихъ переводовъ, которые при новомъ чтеніи ихъ найду удачне прочихъ, а въ Петербург, не то, что въ Кіев — напечатать позволятъ,— ибо позволяютъ печатать и Шевченковы переводы псалмовъ, лучшіе моихъ стихомъ, но боле отдаленные смысломъ. Впрочемъ, если мое намреніе и вамъ, и графин Блудовой покажется излишнимъ, я спокойно съ нимъ разстанусь, какъ и со многими другими налетающими на душу помышленіями ²⁴).

13.

8 іюля 1870 г. Михайлова-Гора.

Встосковалась уже душа моя по васъ, драгоцннйшій князь Петръ Андреевичъ, что такъ давно остаюсь безъ вденія о васъ и письменнаго общенія съ вами… Только посылкою брошюръ моихъ печатныхъ я давалъ иногда вамъ знать о своемъ, еще продолжающемся на семъ свт, существованіи и моей нескончаемой о васъ памяти, письмами же я не позволялъ себ врываться въ покой вашей души и вымогать ея отзывы.

Подъ конецъ іюня я утшенъ былъ здсь тмъ, что наконецъ устроилась судьба моего старйшаго, умственнаго дтища — ‘Книга Наума о великомъ Божіемъ мір’, которую приснопамятный Денисъ Давыдовъ, въ своемъ письм ко мн, нкогда назвалъ — ‘лучиною, вспыхнувшею въ курной изб поселянина’. Эта книжица, одинадцатъ разъ уже отъ меня изданная, принята отъ меня навсегда въ распоряженіе и собственность министерства народнаго просвщенія. Въ Ивановъ день (24 іюня) я имлъ честь получить о томъ письмо графа Д. А. Толстого и того же дня написалъ благодарственный ему отвтъ.

Теперь у меня на сердц остается печаль о моемъ, уже десятилтнемъ живчик Алексйк. Пришла пора узаконенная отдавать его на ученіе книжное, но куда — способу не приложу. Была въ эту зиму надежда, что отдамъ его въ Москву, на Двичье поле, въ питомникъ, который устроить предполагалъ Погодинъ. Но его зимняя роковая болзнь помшала устроиться тому питомнику. Въ здшней же сторон не найти мн для Алексйка моего такого педагога, каковъ былъ, напримръ, нкогда рекомендованный мною вамъ кандидатъ Праховъ {Отецъ профессора Адріана Викторовича Прахова. Н. Б.},— хотя княжата ваши и посмивались бывало, какъ онъ, приходя на уроки, въ вашей прихожей (на Никитской) расправляетъ передъ зеркаломъ свои бакенбарды…. Въ три послдніе года я бралъ сюда и гимназистовъ, и гимназистокъ, да не было въ нихъ удачи, и мой Алексйко съ своей художественно-прекрасною натурою остается еще пока дикорослымъ хлопчикомъ. Видно, суждено ему поучиться здсь, въ Кіев, куда надюсь перебраться въ начал будущаго августа мсяца, чтобы тамъ и зимовать.

Тогда — я предполагаю снять съ совсти моей еще одинъ долгъ, долгъ авторскій: напечатать ‘Слово о Полку Игорев’ въ подлинник и объ руку — съ моимъ переводомъ. Для того я препровождаю къ вамъ листки перевода моего, лтъ за нсколько напечатаннаго въ Кіев, въ одномъ сборник, нестоющемъ вашего вниманія…

Не поскупитесь на свое время и вниманіе и прочтите критически этотъ переводъ мой, имя въ виду только языкъ и слогъ его: каждая поправка и замтка ваша для меня будетъ важна и полезна,— и мн не хотлось бы издавать этого перевода, не прошедшаго черезъ вашу критико-эстетическую и для меня верховную цензуру…. Не сомнваюсь, что и вамъ пріятно будетъ прочесть лишній разъ, хоть и въ слабословномъ перевод моемъ, древне-русскую пснь, которой посвящалъ труды свои и вашъ почтенный сынъ {Князь Павелъ Петровичъ. H. В.}, и которая съ Екатеринина вка и до сего дня не перестаетъ занимать собою русскихъ людей — отъ Мусина-Пушкина и до Майкова. О ней не мало было писано и мною въ продолженіе послднихъ 35-ти лтъ, а потому предполагаемое мною ея изданіе будетъ уже имть въ ученомъ мір именитость или авторитетъ. Какъ же мн было не пожелать вашего вниманія и одобренія моему дословному переводу ея на ныншній русскій языкъ, дабы не было въ немъ ‘акцента малороссійскаго!’

Много обрадуете меня вы, высокочтимый князь, возвращеніемъ этихъ невзрачныхъ листковъ ‘Игоревой псни’, съ вашими поправками и замтками ²⁵).

Да хранитъ Господь милосердный здравіе ваше на многія лта! Искренно преданный вамъ и глубоко уважающій васъ Михаилъ Максимовичъ.

14.

7 декабря 1871 г. Михайлова-Гора.

Царскосельское письмо ваше, драгоцннйшій и высокочтимый князь Петръ Андреевичъ, адресованное въ исход октября въ Кіевъ, получилъ я весьма несвоевременно, изъ Золотоногаи, въ Михайлогорской хат моей, въ которую переселился я на всю зиму. Обрадованный вашимъ привтнымъ писаніемъ и вмст опечаленный вашею невеселою встью о васъ,— я немедленно настрочилъ было вамъ предлинное посланіе, но въ слдующее утро укорилъ себя за излишнее, непомрное разглагольствіе, въ припадк почти женскаго самовыраженія написанное, и бросилъ въ затопленную печь, такъ охотно принимавшую и принимающую въ свой звъ мое бумажное топливо Въ моемъ здшнемъ одиночеств есть своего рода удовольствіе и отрада: высказаться на письм, отвести на немъ душу и предать пламени, чтобы твоя задушевная печаль не удручала собою другой, любезной теб, души, у которой на этомъ свт и своихъ печалей накопляется не подъ силу…

Я переждалъ ненастные дни здшней осени, не соблазнился даже и свернымъ художникомъ Морозомъ, рисовавшимъ на нижнихъ стеклахъ моихъ оконъ густолиственныя кущи, а на верхнихъ мглистое небо, съ пробивающимися сквозь него свтлозвздными кружками… Только сегодня сталъ падать съ неба — и на замерзшій Днпръ, и на Михайлову-Гору настоящій зимній снгъ, тотъ, который въ двадцатые годы былъ восптъ вами въ Москв блокаменной… И мн совстно стало, что у васъ досел, тамъ въ Петроград, нтъ отвтнаго моего слова на вопросы ваши. Вотъ оно въ слдующихъ пунктахъ.

1) Не a priori, а своимъ опытомъ дозналъ я то, что осмливаюсь теперь присовтовать вамъ. Залченный до полусмерти въ Кіев, я въ 1841 году, перебравшись на Михайлову-Гору, далъ себ клятву: не принимать два года никакого медикамента. И я, стоявшій уже въ гробу одной ногой, возвратился къ жизни, которою наслаждаюсь и до сего дня, вслдствіе тогдашняго отреченія моего отъ всякихъ лченій.— Хотя у васъ въ Петроград при двор есть такой лейбмедикъ, едоръ Степановичъ Цыцуринъ, бывшій кіевскимъ профессоромъ и моимъ пріятелемъ, который заткнетъ за поясъ всхъ своихъ знаменитыхъ учителей западноевропейскихъ, но я надюсь, что еслибы вы и къ нему обратились за совтомъ врачебнымъ, онъ сказалъ бы тоже: оставьте себя на нкоторое время свободнымъ отъ всякихъ медикаментовъ, — при этомъ вспоминается еще мн нашъ московскій, достопамятный профессоръ медицины Іустинъ Евдокимовичъ Дядьковскій, писавшій нкогда мн въ Кіевъ, что поддавшись онъ германскимъ эскулапамъ, былъ не только ограбленъ, но и залченъ ими по напрасну. И такъ — все врачествословіе отжените отъ себя, по крайней мр, до будущей весны ²⁶)!

2) Зимовка въ Кіев для васъ, страждущаго нервами, и немыслима! Зимовалъ я, посл отставки моей, трижды въ Москв многозвонной (на 1850-й, 1858-й 1859-й годы) и въ Кіев (на 1845-й, 1865, 1867, 1871-й) — и каждая зимовка въ Москв была для меня не только пріятне, но здорове гораздо, чмъ зимовки въ Кіев ²⁷), особенно послдняя въ 1870—1871 годахъ, на Бибиковскомъ бульвар, въ дом Борецкаго, хотя въ этомъ дом прибавился незнакомый дотол мн Пономаревъ, вскор ставшій однимъ изъ любимыхъ мною,— также какъ и вами,— земляковъ моихъ….

Не запоздалъ я сообщить ему отсюда вашъ новый адресъ, въ вашемъ письм ко мн начертанный, который ему хотлось отъ меня знать, чтобы писать къ вамъ. Много пріятнаго передалъ онъ мн о вашемъ пребываніи на южномъ берег Крыма, самъ онъ предполагалъ хать на зиму въ Одессу, въ находящееся тамъ подворье аонскихъ черноризцевъ, если получитъ ихъ на то согласіе, чтобы тамъ написать или дописать книгу объ Іисус Христ, за которую взялся онъ, по ихъ заказу.— Въ Кіев у него, слабаго здоровьемъ труженика, такая однокомнатная квартирка, со входомъ прямо изъ холодныхъ снецъ, что въ ней и осенью видть его было мн больно,— его, неутомимо работавшаго не только надъ указателемъ статей, помщенныхъ въ Кіевскихъ епархіальныхъ вдомостяхъ за 10 лтъ,— не только надъ извстіемъ о моемъ Юбиле и подробнымъ перечнемъ и отчетомъ о всхъ писаніяхъ кіевскаго, михайлогорскаго юбиляра, но въ то же время и надъ дополнительными свдніями о безсмертномъ юбиляр холмогорскомъ, для Академіи Наукъ… Не случилось мн спросить, что онъ заработаетъ отъ этой послдней за крохоборный, кропотливый трудъ свой о великомъ русскомъ человк, но не воздержусь передъ вами умолчать, что за описаніе моего юбилея въ газет Кіевлянинъ онъ получилъ отъ ея издателя 20 р. сер., а за его статью, обо мн и сочиненіяхъ моихъ для с.-петербургскихъ журнала написанную, будетъ ему заплата — 150 р. с.— Ахъ, когда бы уже скоре онъ, стряхнувъ съ себя столь привычную для него библіографическую копоть и пыль, услся на зиму гд-либо и вдохновился на писаніе вышеупомянутой книги для святогорцевъ!… Я звалъ его даже въ свою хату на зиму, чтобъ намъ воодушевлять и подгонять другъ друга на завтные труды²⁸)… Ибо покаюсь передъ вами, что зимуя въ Кіев къ новому году переплелъ себ красивый томикъ, и въ начал его, 1-го генваря, написалъ заглавіе: Книга о Кіев и нсколько страницъ вступительныхъ, въ намреніи дописать къ весн, но и досел еще та книга остается при томъ же вступленіи… И если здсь, къ новой весн, она не будетъ написана, то значитъ, что совсмъ изветшалъ и исписался… Хоть бы мой старый другъ-товарищъ Погодинъ удлилъ мн малую толику отъ своей неутомимой, неукротимой писательной ярости и силы. Жду съ нетерпніемъ получить отъ него полный экземпляръ его древнерусской исторіи, читанной мною въ корректурныхъ листахъ только до 1073 страницы ²⁹). Жду извстія и отъ новаго пріятеля своего Пономарева, гд онъ и что съ нимъ? Былъ бы я очень счастливъ на исходъ сего 1871 года, еслибы получить мн въ моемъ уединеніи здшнемъ извстіе о вашемъ мстопребываніи до весны и состояніи вашего драгоцннаго здоровья и настроенія душевнаго…. Надиктуйте еще ко мн хоть строчку и скрпите ее рукою властною, на укрпленіе и воодушевленіе надднпровскаго отшельника, вседушевно преданнаго вамъ М. Максимовича.

9 декабря.

Мой адресъ: Золотоноша (Полтав. губ.), на Михайловой Гор.— А зимы тутъ опять нтъ, и снгомъ блетъ только длинная полоса замерзшаго Днпра, на земл и лсахъ темь,— и лишь изрдка зелень.

Жена моя свидтельствуетъ вамъ свое глубочайшее почтеніе. Мы оба скучаемъ за нашимъ кіевскимъ гимназистомъ Алексйкомъ.

Господь да хранитъ васъ!

15.

1872 г., 28 генваря, Михайлова-Гора.

На второй день Рождественскихъ святокъ обрадованъ я былъ немедленнымъ отзывомъ вашимъ, драгоцннйшій князь Петръ Андреевичъ, искони ко мн благосклонный, а на третій день новаго года, на лист отъ Академіи Наукъ, снова обрадовала меня собственноручная подпись ваша, блеснувшая мн ярко среди другихъ боле или мене свтлыхъ именъ. Благодарю васъ вседушевно за все, за все, въ прошлые годы мною отъ васъ слышанное и виднное, желая вамъ здравія и благоденствія и вдохновенія на весь ныншній годъ, въ которомъ надюсь лично услышать и увидть васъ, гд бы то ни было, на русскомъ протяженіи отъ Невы до Чернаго моря, я найду васъ непремнно, впрочемъ, говорю это въ тхъ мысляхъ, что вы на этотъ годъ не лишите Русской земли — быть вамъ въ ея предлахъ, и не удалитесь опять на Европейскій западъ…. (Вотъ видите, при мысли о немъ и я выразился какъ то не по русски!) {Въ ма того же 1872 года Максимовичъ постилъ С.-Петербургъ и имлъ утшеніе видться съ княземъ П. А. Вяземскимъ. H. В.}

Здсь на Михайловой-Гор зимовка моя такая же неправильная и нестройная, какъ и зима ныншняя: ³⁰) дня за три здсь надъ Днпромъ было какъ будто въ начал весны, но вчера и позавчера сыпалъ непрестанный снгъ съ мятелью, налагая на замерзшую землю санныя дороги, которымъ несказанно обрадовались здшніе селяне,— и сегодня утромъ, при безвтренномъ мороз, восходящее солнце озарило такую прекрасную надднпровскую картину, для срисовки которой понадобилось бы многихъ живописцевъ, многихъ фотографическихъ приборовъ,— но она пропала невозвратно, имя зрителемъ своимъ лишь одного меня,— изъ небольшихъ оконъ ветшаной хатки моей, въ своемъ утреннемъ неприбор, просыпающагося всегда задолго еще до солнечнаго восхода, но уже неспособнаго дышать надворнымъ воздухомъ, когда онъ бываетъ свыше шести — семи градусовъ, а лтъ за 12, въ Москв, я выносилъ еще 10 градусовъ мороза, но не боле того… Между тмъ, при свчномъ огн, я не способенъ сталъ ни читать, ни писать, еще съ 1830 года, еще съ житія моего въ Ботаническомъ саду за Сухаревою башнею… И вотъ —

‘За днями дни идутъ, идутъ напрасно…’

Не смотря на лестные для меня знаки общественнаго ко мн вниманія, по случаю 50-лтняго юбилея моего, досел еще не прекращающіеся, не придаютъ они мн новыхъ силъ и вдохновенія на продолженіе и окончаніе завтныхъ трудовъ: я ничего не длаю для науки и литературы вотъ уже полгода!.. Въ декабр уповалъ на январь, теперь уповаю на февраль, но если и онъ съ преемникомъ своимъ мартомъ также пройдутъ безплодно, то значитъ, что и продолженіе впредь сего года (до будущей осени и зимы) ничмъ не означутъ въ книжномъ мір моего существованія… Чувствую, что я заплеснвлъ въ столь долгомъ привитаніи моемъ надъ Днпромъ, между Михайловой-Горой и Кіевомъ, — томлюсь желаніемъ увидть еще разъ, въ ныншнемъ году, и многомилую мн Москву, и Петроградъ, виднный мною только разъ, въ 1829 году, но вмщающій нын въ себ самыхъ дорогихъ мн людей,— а потомъ — хотлось бы также увидть, наконецъ, и Тавриду съ перепутницей ея Одессою, и тамъ вздохнувши и отдохнувши привольно, какъ во время оно, возвратиться въ домъ свой, доканчивать завтные свои труды. Для предположенныхъ странствій нарочито отложена и положена въ Кіевскій банкъ тысяча рублей, изъ тхъ трехъ тысячъ (то-есть, въ наличности 2.700 р.), которые получилъ я, по милости царской, въ качеств юбиляра. Да взялъ еще, за 600 р. съ чмъ-то, четыре билета перваго займа на авось…. но авоська 2-го генваря не принесъ ничего, кром 10 р. за 4 купона, да слабый лучъ надежды на 2 іюля, владльцу двадцатидесятинной Михайловой-Горы, остающемуся попрежнему на пенсіон своемъ, 62 р. съ копйками въ мсяцъ, который другой годъ уже получается изъ казначейства кіевскаго, во избжаніе трудныхъ сношеній съ Полтавой и Золотоношей и для вящ- шаго сближенія съ Кіевомъ, гд обртается лучшая радость жизни моей, мой гимназистъ Алексйко, пробывшій здсь все святочное время и снова умчавшійся на почтовыхъ, 7 генваря, на Бибиков- скій бульваръ, въ первую гимназію. А я туда прибуду на пароход въ страстную седмицу, чтобы тамъ провести весь Свтлый праздникъ.

Какъ же я заговорился о себ передъ вами, высокочтимый и многолюбимый князь!… Но ужь на этотъ разъ не брошу въ печь этихъ листковъ, удовольствовавъ ея пламя двумя другими… Не взыщите за болтовню какъ прежнихъ моихъ писемъ къ вамъ, такъ и этого….

‘Минута ему повелитель!’

Припоминается въ эту минуту мн еще вашъ стихъ къ Готовцевой, данный нкогда мн въ первую Денницу мою (которой давнымъ давно не имю у себя, также какъ и второй Денницы, и второй рчи моей ‘о русскомъ просвщеніи’ 1831 г. и многихъ другихъ своихъ словопечатныхъ издлій):

Вы будьте истинны,

Вы будьте — просто Вы!

Золотыя слова сіи стали для меня девизомъ и писаній, и дяній моихъ, нын они вспомянулись по поводу справедливаго замчанія вашего о Послсловіи и біографическихъ писаніяхъ современной литературы нашей, въ которыхъ не различишь правды отъ кривды, и которой хорошо бы помнить вышеприведенныя ваши слова и обратить ихъ себ въ заповдь. ‘Публика — не шестьнад- цатилтняя двочка’ — говорилъ нкогда Пушкинъ. ‘Съ публикою нельзя обращаться какъ съ закадычными пріятелями и входить о себ въ подробности для нея вовсе незанимательныя’ — сказали вы въ своемъ послднемъ письм ко мн… Совершенная правда! ³¹)

24 генваря. Мой вчерашній день на Михайловой-Гор былъ подъ конецъ еще прекрасне, чмъ при восход солнечномъ. Въ седьмомъ часу вечера появилось пожарное зарево надъ Днпромъ, тянувшееся къ востоку: думали сперва, что это новый пожаръ на нашемъ побережьи. Но зарево поднималось все выше, будто багряная радуга, а подъ нею свтилось небо блднозеленымъ свтомъ, багряная дуга, срединою обращенная прямо на сверъ, концами своими то раздавалась на западъ и востокъ, поднимаясь выше и на свер то суживаясь и понижаясь немного, иногда достигая почти до полунеба. Воображаю, какъ хорошо было это необычайное сверное сіяніе видно у васъ надъ Невою! Но былъ невообразимо прекрасенъ видъ Михайлогорскаго обширнаго кругозора, когда онъ весь подъ сіяніемъ дня, красовавшійся блымъ снгомъ, теперь, при зарев свернаго сіянія, весь блисталъ розовымъ отблескомъ его на всхъ близкихъ и далекихъ своихъ мстностяхъ. При десятиградусномъ мороз я глядлъ и любовался этимъ дивнымъ зрлищемъ изо всхъ оконъ своей хатки,— гдядлъ до самой полуночи, и все также было оно прекрасно на земл и неб. Передъ новымъ днемъ проснувшись, я не увидлъ уже этого сіянія на неб, а только сверкали вковчныя, приглядвшіяся уже звзды,— и посл новаго сна увидлъ я снова утреннюю зарю и восходъ солнечный, столь же ясные и прекрасные, какъ и вчера, да и полдень сегодняшній также ясенъ и прекрасенъ… Оставляю перо мое металлическое, однусь и пойду освжиться на простор поднебесномъ…

Неизмнно преданный вамъ Михаилъ Максимовичъ.

Почтенному сыну вашему прошу передать мой Михайлогорскій поклонъ. Моя Маруся дней пять уже за Супоемъ у своихъ родныхъ: похала на колесахъ, вернется на саняхъ…

ПРИМЧАНІЯ

1) Въ 1830 году, въ Москв, Максимовичъ издалъ Денницу, альманахъ на 1803 годъ, которая была украшена произведеніями нашихъ писателей: Д. В. Веневитинова, И. В. Киревскаго, М. П. Погодина, Е. А. Баратынскаго, барона А. А. Дельвига, А. . Мерзлякова, В. Л. Пушкина, А. С. Хомякова, С. П. Шевырева, H. М. Языкова, княгини Е. А. Волконской и др. Князь П. А. Вяземскій напечаталъ въ ней: ‘Отрывокъ изъ письма Готовцевой’, ‘Слезы’ (Сколько слезъ я пролилъ), ‘Эпиграмма’ (изъ Ж. Руссо), ‘Сельская псня’ (Съ первой пснью соловья), а А. С. Пушкинъ украсилъ первую Денницу двумя первыми сценами изъ Бориса Годунова.

2) Подъ общимъ заглавіемъ Зимнія каррикатуры (Отрывки изъ журнала зимней поздки въ степныхъ губерніяхъ) во второй Деннищъ Максимовича помщены слдующія стихотворенія князя П. А. Вяземскаго: ‘Русская луна’, ‘Кибитка’, ‘Метель’, ‘Ухабы’, ‘Обозы’. Въ второй Денниц помщено также стихотвореніе князя Вяземскаго ‘Двичій сонъ’ (Мимо дома все хожу): Зимнія каррикатуры очень понравились Пушкину, и вотъ что о нихъ писалъ онъ князю Вяземскому: ‘Стихи твои прелесть. Не хочется мн отдать ихъ въ альманахъ, лучше отошлемъ ихъ Дельвигу. Обозы, поросята и бригадиръ удивительно забавны’, но князь Вяземскій остался вренъ Максимовичу, и Пушкинъ отдалъ ихъ ему скрпя сердце (Отчетъ Акад., стр. 154). Максимовичу удалось и вторую свою Денницу украсить произведеніями: H. М. Языкова, . И. Тютчева, князя П. А. Вяземскаго, А. С. Пушкина, А. . Вельтмана, . Н. Глинки, С. Е. Раича, С. П. Шевырева.

3) Въ 1831 году, на развалинахъ старыхъ и новыхъ московскихъ журналовъ, Николай Ивановичъ Надеждинъ, основавъ Телескопъ и Молву, напечаталъ слдующее заявленіе: ‘Издатель, желая сдлать свой журналъ указателемъ современнаго просвщенія, будетъ стараться доставлять въ немъ образованной публик вмст и пріятное чтеніе. Сей важной тайн соединять полезное съ пріятнымъ будетъ учиться онъ у лучшихъ европейскихъ журналистовъ, преимущественно французскихъ и англійскихъ. Принимая ихъ въ образецъ и руководство, онъ не ограничится однако пособіями, у нихъ заимствованными. Телескопъ долженъ быть журналомъ собственно русскимъ’ (Жизнь и труды М. П. Погодина. С.-Пб. 1890. III, стр. 258—260).

4) 7-го января 1831 года, изъ Остафьева, князь Вяземскій писалъ Максимовичу: ‘Пожалуйста пришлите мн 1-й томъ исторіи Полеваго. Теперь времена холеры и слезъ миновались: можно опять приниматься за смхъ. А для меня посл Притчей Хвостова (перваго изданія) ничего нтъ смшне нкоторыхъ страницъ Исторіи Русскаго Народа (Отчетъ о дятельности Втораго Отдленія Академіи Паукъ за 1878 годъ, стр. 153).

5) Листокъ этотъ издавался въ Москв въ 1831 году, подъ цензурою С. Т. Аксакова и И. М. Снегирева, редакторомъ былъ Артемьевъ. Вышли NoNo 1—49. Упоминаемый каламбуръ помщенъ въ Листк ІІ-мъ.

6) Свое обозрніе русской литературы Максимовичъ послалъ въ Остафьево на разсмотрніе князя Вяземскаго, который вернулъ оное съ своими замчаніями, изъ коихъ примчательно слдующее: ‘Охота вамъ держаться терминологіи врачей и вслдъ за ними твердить о литературной аристократіи, объ аристократіи газеты? Хорошо полицейскимъ и кабацкимъ литераторамъ… горланить противъ аристократіи, ибо они чувствуютъ, что людямъ благовоспитаннымъ и порядочнымъ нельзя знаться съ ними, но вамъ съ какой стати приставать къ ихъ шайк?’ (Отчетъ Акад., стр. 156—157).

7) Максимовичу удалось однако добиться отъ Пушкина и прозы. Во второй Денниц напечатанъ отрывокъ изъ рукописи Пушкина (Полтава) съ слдующимъ примчаніемъ Максимовича: ‘Рукопись, изъ которой взятъ сей отрывокъ, содержитъ весьма любопытныя замчанія и объясненія Пушкина о поэмахъ его и нкоторыхъ критикахъ. Изъ оной видно, что поэтъ не опровергалъ критикъ потому только, что не хотлъ’ (стр. 124—130).

12-го января 1831 года, изъ Остафьева, князь Вяземскій писалъ Максимовичу: ‘У Пушкина найдете вы и прозы моей малую толику.

Другого, право, нтъ ничего въ готовности, кром нсколькихъ заготовленныхъ киселей историку Русскаго народа, да и т не совсмъ еще изъ него вынуты’ (Отчетъ Акад., стр. 154—155).

9) См. примчаніе 2-е.

10) 12-го января 1830 года, въ день семидесятипятилтія Московскаго университета, Максимовичъ произнесъ блестящую рчь: Объ участіи Московскаго университета въ просвщеніи Россіи.

11) См. примчаніе 6-е.

12) Въ своемъ обозрніи русской словесности 1830 года Максимовичъ писалъ: ‘Сверный Меркурій, издаваемый (въ Петербург) Бестужевымъ-Рюминымъ представляетъ, тонъ и языкъ столь неблагоприличны, сколько могутъ быть такими въ печати’ (Денница 1831. М., стр. XLIII).

13) Стевенъ занималъ должность главнаго инспектора шелководства въ Крыму. Министромъ внутреннихъ длъ былъ въ то время (графъ) Д. Н. Блудовъ.

10-го марта 1833 года, изъ С.-Петербурга, князь Вяземскій писалъ Максимовичу: ‘Я говорилъ Д. Н. Блудову о желаніи вашемъ и показывалъ ему письмо ваше. Вотъ въ чемъ заключается отвтъ его: Кепненъ изъявлялъ точно намреніе оставить мсто, занимаемое имъ въ Крыму, но намреніе его, по разнымъ причинамъ, не могло быть приведено въ дйствіе, и неизвстно, когда и будетъ ли оно приведено въ дйствіе. Если же будетъ, то министръ охотно обратитъ вниманіе на просьбу вашу и очень радъ будетъ исполнить оную, если можно. Онъ весьма благопріятно отозвался о васъ и читалъ письмо ваше ко мн съ удовольствіемъ и участіемъ… Если вы узнаете, что Кеппенъ остается на своемъ мст, то пріищите, нтъ ли другого, которое отвчало бы видамъ, склонностямъ и потребностямъ вашимъ. Прошу и тогда избрать меня ходатаемъ по вашему длу. Радъ стараться’ (Отчетъ Акад., стр. 161).

14) 10-го марта 1833 года, изъ Петербурга, князь Вяземскій писалъ Максимовичу: ‘Очень одобряю ваши литературныя занятія и съ нетерпніемъ ожидаю созрвшіе плоды оныхъ. Хотя и вожусь съ таможнями, но я отъ контрабандной литературы нашей, т.-е. отъ журнальной, совершенно отсталъ. Проходятъ цлые мсяцы, что я русскаго журнала въ глаза не вижу, и нахожу, что это очень здорово. И глазамъ, и желудку легче: не тошнитъ’ (Отчетъ Акад., стр. 161).

15) 9-го ноября 1833 года, изъ Петербурга, князь Вяземскій писалъ Максимовичу: ‘ ‘Душевно радуюсь улучшенію участи вашей и желаю вамъ дальнйшихъ успховъ. Между тмъ здсь слышно объ основаніи университета въ Кіев. А я помню, что ваши мысли и планы лежали всегда къ югу. Не разыграется ли въ васъ снова тоска? Впрочемъ, мой совтъ — совтъ предковъ: отъ добра добра не ищутъ’ (Отчетъ Акад., стр. 163).

16) 9-го ноября 1833 года, изъ Петербурга, князь Вяземскій писалъ Максимовичу: ‘Охотно желалъ бы я прильнуть къ Денниц вашей, но право не знаю — чмъ. Я совершенно голъ. Если наростетъ что-нибудь, то рады стараться и явимся къ вамъ’ (Отчетъ Акад., стр. 163).

17) 9-го ноября 1833 года, изъ Петербурга, князь Вяземскій писалъ Максимовичу: ‘Прошу покорнйше изъявить мою живйшую благодарность Тепловой за драгоцнный ея подарокъ. Жалю, что игра поэзіи для меня миновалась, и не могу отблагодарить ее языкомъ, ея достойнымъ. Если и дерзнулъ бы, то первая выгнала бы меня изъ храма своего, какъ мытаря, сирчь таможенника. И потому съ паперти только молюсь съ нею одному Богу и прошу Его о ниспосланіи ей здравія, долголтія, благоденствія и трудолюбія, съ тмъ, чтобы вслдъ маленькой книжечк подоспли книжка и книги. Вы видите, я и тутъ не отстаю отъ своихъ привычекъ мытарныхъ и цню хорошія вещи не по одному качеству ихъ, но и по всу’ (Отчетъ Акад., стр. 163).

18) См. примчаніе 16-е.

19) 9-го ноября 1833 года, изъ Петербурга, князь Вяземскій писалъ Максимовичу: ‘Гомеопатъ Языковъ можетъ переводить и печатать сколько душ угодно, а для избжанія непредвидимыхъ затрудненій Д. Н. Блудовъ полагаетъ, что лучше прислать книгу сюда, для разсмотрнія въ медицинскомъ совт, коего журналы представляются на утвержденіе министра внутреннихъ длъ. Куда это его бросило? Добро бы еще, перевелъ онъ книгу о землемріи. Но что за универсальность такая? Поэтъ, межевщикъ, гомеопатъ. Самому Полевому будетъ завидно’ (Отчетъ Акад., стр. 163).

20) 10-го апрля 1834, изъ Петербурга, князь Вяземскій писалъ Максимовичу: ‘Вотъ записка ко мн отъ Жуковскаго, которая докажетъ вамъ, что я не забылъ порученія вашего. Я и самъ вчера говорилъ съ министромъ объ васъ, и мн также кажется, что теперь онъ ближе къ согласію, нежели прежде. Удерживается онъ боле тмъ, что вы ему, то-есть, университету, нужны и въ Москв. Гоголь, вроятно, писалъ къ вамъ посл разговора нашего. Мы тогда думали, что всего бы лучше вамъ самимъ пріхать сюда и дйствовать за себя прямо и лично’. Жуковскій писалъ князю Вяземскому: ‘Возвращаю теб письмо Максимовича, я два раза говорилъ съ Уваровымъ. Онъ сначала отнкивался, но потомъ согласился. Напиши къ Максимовичу, чтобы онъ самъ написалъ къ Уварову и объяснилъ бы, почему ему такъ хочется Кіева. Уваровъ къ нему весьма хорошо расположенъ, и я увренъ, что Максимовичъ самъ лучше всхъ насъ можетъ убдить его’ (Отчетъ Акад., стр. 164—165).

21) Это письмо достигло князя Вяземскаго въ то время, когда его постигло семейное несчастіе. Въ это время въ Баденъ-Баден страдала и затмъ скончалась его осьмнадцатилтняя дочь княжна Надежда Петровна. Жуковскій въ письм своемъ къ великому князю Константину Николаевичу (отъ 10-го декабря 1840 году) между прочимъ писалъ: ‘Я получилъ изъ Бадена отъ княгини Вяземской увдомленіе о смерти ея дочери и долженъ былъ взять на себя тяжкую обязанность объявить объ этомъ несчастій отцу умершей. Все это самымъ грустнымъ образомъ заняло меня во весь вчерашній день’ (Русскій Архивъ 1867, стр. 1389). На письмо Максимовича (отъ 29-го ноября 1840 года), по порученію князя Вяземскаго, отвчалъ изъ Петербурга (19-го декабря 1840 года) И. Павловскій: ‘Его сіятельство князь П. А. Вяземскій поручилъ мн увдомить ваше высокородіе, что онъ получилъ письмо ваше въ то самое время, когда собирался хать за границу къ больной своей дочери. Извстившись же нын о ея кончин, князь извиняется передъ вами, что не отвчаетъ самъ на ваше письмо и что, при постигшемъ его несчастій, не можетъ удовлетворить просьб вашей о доставленіи какой- нибудь статьи въ Кіевскій альманахъ’ (Отчетъ Акад., стр. 166).

22) 25-го іюня 1869 года, изъ Петергофа, князь Вяземскій писалъ Максимовичу: ‘Вы жалете о покойномъ Русскомъ, хотя былъ онъ и плохъ, не тмъ будетъ помянутъ. Но Погодинъ не журналистъ. Онъ не иметъ журнальнаго такта, хотя и богатъ благими намреніями’ (Отчетъ Акад., стр. 173).

23) Псаломъ 103.

Благослови, душе моя,

Господа святого.

Боже Господи и нездумать

Величія Твого!

Облеченъ еси Ты въ слав

И въ крас предивной…

Якъ у ризы, облачився

У самый свтъ свтлый,

И простягнувъ еси небо,

Якъ наметъ блакитный.

Твоя горняя господа

Водами покрыта,

Облака — Твои восходы,

Йдешь на крилахъ втра.

Ты янголы сотворяетъ,

Якъ втры летящи,

Свои слуги создаетъ Ты,

Якъ огонь палящій!

Ты поставивъ землю твердо,

Не звихне николи,

Бездну давъ ей въ одянье,

А на горахъ воды.

Речешъ грозне Твое слово —

Воны понесуться,

Твой громовый гласъ почуютъ —

Быстро воны льються,

Подыймаються на горы,

Бжатъ у долины,

На те мстце, якъ давъ имъ,

Господи всесильный.

Положивъ еси предлъ имъ —

Не перйдутъ го,

Не вертаются вкрывати

Зновъ лиця земного —

Ты долинамъ давъ потоки,

Въ горахъ воды льються,

Всхъ звровъ степныхъ напоять

Онагри напьются.

И небесный вс птици

Живутъ надъ водами,

Раздаються голоса ихъ

По-межъ деревами.

Ты въ Своихъ высотъ небесныхъ

Горы наповаешъ,

Дивныхъ длъ Твоихъ плодами

Землю насыщаетъ.

Ты ростишъ траву для скоту,

Пашню въ службу людямъ,

Да насущный хлбъ для себе

Одъ земли добудемъ.

И вино у человка

Сердце звеселяе,

Благовонная олива

Лице умащае,

А святый хлбъ человку

Сердце укрпяе.

Насытиться и древа Божи

Ливанськіи кедры,

Що насажены Тобою,

Господи всещедрый.

Гнзда вье тамъ всяка птиця,

Домъ гайстровъ — на еляхъ,

Круты горы — быстрымъ сарнамъ,

Притомъ зайцямъ — въ скеляхъ.

Сотворивъ Ты мсяцъ свтлый

Времена значити,

Сонце ясне себ знае

Коли заходити.

Простягаешъ тьму по небу,

И ночъ наступае,

Тогд всякій звръ дубровный

По земл блукае,

Львы ревутъ, воны для себе

Добычи шукають,

Корму, Господи, у Тебе

Воны вымагають.

Зыйде сонц — звръ ткае,

У логво ложиться,

Чоловкъ на свое дло

Йде ввесь девъ трудиться.

О, якъ дивны Твои, Боже,

Дла несчислимы!

Вс премудро сотворивъ Ты,

Земля повна ими.

Се — велике, шумне море:

Тамъ гаду безъ лику,

Всяку мае тварь животну,

Малу и велику.

Корабли за кораблями

Плывутъ по простору,

Тамъ и змій, що сотворивъ

Ты Гратися по морю.

И вс ждутъ Тебе, щобъ давъ имъ

Корму въ свою пору.

Ты даешь имъ — воспріймають,

Руку отверзаетъ —

Насыщаються вс благомъ,

Всхъ удовольняешъ.

А лице Твое одвернешъ —

И вс засмутяться,

Духъ въ ихъ возмешъ — повмираютъ,

Въ свой прахъ возвратяться.

Посылаетъ Твого духа —

Создаются знову,

И лице земли отъ Тебе

Пріймае обнову.—

Буди слава Господеви

Во вс вчни вки!

Веселись Своимъ твореньемъ,

Боже нашъ великій!—

Гляне Онъ на свою землю,

И земля трясеться,

Задымяться круты горы.

Якъ до ихъ доткнеться…

Повкъ буду въ моихъ псняхъ

Господа хвалити,

Буду Богови спвати

Поки я на свт.

И да буде моя псня

Угодна для Его!

Веселитимусь до вку

Моимъ милымъ Богомъ…

Да исчезнутъ нечестивци

Вс зъ лиця земного,

Да не буде беззаконныхъ

Уже ни одного!

Благослови, душе моя,

Господа святого.

Михаилъ Максимовичъ.

9 марта 1869 г. Михайлова-Гора.

24) 25-го іюня 1869 года, изъ Петергофа, князь Вяземскій писалъ

Максимовичу: ‘Очень одобряю занятія ваши по переводу Псалмовъ, Вопервыхъ, есть для васъ наслажденіе въ вашемъ труд, а это — главное, вовторыхъ, этотъ трудъ, какъ вы говорите, можетъ со временемъ послужить зерномъ горчичнымъ и отозваться въ поэтической душ отважнаго мальчика и грядущаго поэта‘ (Отчетъ Акад., стр. 172—173).

25) Въ моей библіотек хранится какъ драгоцнность автографъ М. А. Максимовича, подаренный мн княземъ П. А. Вяземскимъ, слдующаго содержанія:

Достопочтимому князю Петру Андреевичу Вяземскому

поклонъ и привтъ

съ Михайловой-Горы, 24 іюня 1869 г.

Плачъ княгини Ярославны —

Древне-русской псни цвтъ —

Старымъ жителемъ Украйны,

Мною, заново проптъ.

Вижу самъ, что проку мало

Въ пснопніяхъ моихъ,

Но и нын, какъ бывало,

Не живется мн безъ нихъ.

Что бъ за жизнь была безъ псенъ,

Безъ поэзіи святой!

Міръ просторный былъ бы тсенъ

И несносенъ трудъ земной.

Псня — даръ небесъ великій

Намъ на жизненныхъ путяхъ,

Псней — ангельскіе лики

Славятъ Бога въ небесахъ.

26) 6-го сентября 1871 года Максимовичъ справилъ въ Кіев свое пятидесятилтіе служенія русскимъ музамъ. 17-го октября того же 1871 года, изъ Царскаго села, князь Вяземскій писалъ Максимовичу: ‘Поздравляю любезнйшаго и достопочтеннаго юбиляра и сердечно благодарю его за то, что онъ вспомнилъ обо мн посреди торжества своего… До васъ, вроятно, доходитъ слухъ обо мн. Вотъ два года, что я хвораю… Старость уже сама по себ неизлчимая и пакостная болзнь, а тутъ еще, въ вид прибавленія, разстройство нервовъ, хандра, безсонница и невжество врачей… Грустно и тяжело допивать подонки жизни, какъ я ихъ допиваю… Впрочемъ замолчу, чтобы не наводить унынія на молодого юбиляра’ (Отчетъ Акад., стр. 174—175).

27) 17-го октября 1871 года, изъ Царскаго Села, князь Вяземскій писалъ Максимовичу: ‘Мн иногда приходило въ голову попробовать Кіева. Но не знаю, какія имются тамъ житейскія удобства. Каковъ климатъ? Я слыхалъ, что въ Кіев господствуютъ втры, которые должны быть неблагопріятны для раздраженныхъ нервъ. Можно ли имть удобное, тихое и на зиму теплое помщеніе, а еще лучше — отдльный домикъ и немножко въ сторон отъ уличнаго шума, звона колоколовъ и біенія городскихъ часовъ…’ (Отчетъ Акад., стр. 174—175).

28) Степану Ивановичу Пономареву принадлежитъ также Хронологическій указателъ сочиненій князя Вяземскаго въ стихахъ и проз, послужившій руководствомъ при изданіи графомъ С. Д. Шереметевымъ двнадцати томовъ Полнаго собранія сочиненій князя П. А. Вяземскаго.

17-го октября 1871 года, изъ Царскаго Села, князь Вяземскій писалъ Максимовичу: ‘Знаете ли Пономарева, историческаго и литературнаго сборщика и труженика?’ (Отчетъ Акад., стр. 175).

29) 17-го декабря 1871 года, изъ С.-Петербурга, князь Вяземскій писалъ Максимовичу: ‘Вы завидуете борзописанію нашего пріятеля Погодина, а я нахожу, будь сказано между нами, и исключительно между нами, что онъ слишкомъ много пишетъ, особенно о себ. Въ послсловіи, которое прислалъ онъ мн въ корректурныхъ листахъ, нашелъ я много неумстнаго и некстати. Съ публикою нельзя обращаться какъ съ закадычными пріятелями и входить о себ въ подробности, для нея вовсе незанимательныя. Вообще, въ литератур нашей теперь слишкомъ много біографическихъ разсказовъ, сплетней, исповдей пополамъ съ грхомъ. Прежде былъ недостатокъ въ біографическомъ отношеніи, а теперь во зло употребляемое излишество, тмъ боле, что часто ложь перемшивается съ правдой’ (Отчетъ Акад., стр. 176).

30) 17-го декабря 1871 года, изъ С.-Петербурга, князь Вяземскій писалъ Максимовичу: ‘ Какъ и вы, и мы не можемъ сказать, что зимуемъ, а разв слякотничаемъ’ (Отчетъ Акад., стр. 175).

31) См. примчаніе 29-е.

ПИСЬМАМ. П. Погодина, С. П. Шевырева и М. МаксимовичакъКНЯЗЮ П. А. ВЯЗЕМСКОМУ1825—1874ГОДОВЪ

I.

ПИСЬМАM. П. Погодина къ князю П. А. Вяземскому.

ПРИМЧАНІЯ.

II.

ПИСЬМАС. П. Шевырева къ князю П. А. Вяземскому.

ПРИМЧАНІЯ

III.ПИСЬМАM. А. Максимовича къ князю П. А. Вяземскому.

ПРИМЧАНІЯ

Достопочтимому князю Петру Андреевичу Вяземскому

Читайте также:

ПИСЬМА
М. П. Погодина, С. П. Шевырева и М. Максимовича
къ
КНЯЗЮ П. А. ВЯЗЕМСКОМУ
1825—1874
ГОДОВЪ

ПИСЬМА
M. П. Погодина къ князю П. А. Вяземскому.

ПИСЬМА
С. П. Шевырева къ князю П. А. Вяземскому.

III.
ПИСЬМА
M. А. Максимовича къ князю П. А. Вяземскому.