Время на прочтение: 25 минут(ы)
Письма В.Ф. Ходасевича к В.Я. Ирецкому
(Публ., коммент. и вступ. заметка К.В. Яковлевой)
Опубликовано в журнале:
‘НЛО’ 2008, No 90
Начало дружбы В.Ф. Ходасевича с ныне основательно забытым писателем и журналистом В.Я. Ирецким (наст. фам. Гликман, 1882—1936) относится, вероятно, к началу 1920-х годов, когда Ходасевич перебрался из голодной столицы в Петроград и поселился в знаменитом Доме искусств. Будучи завсегдатаем другого ‘последнего дома интеллигенции’, Дома литераторов, Ходасевич не мог не познакомиться с одним из его учредителей и библиотекарем — Виктором Яковлевичем Ирецким. Дальнейшие обстоятельства жизни обоих — добровольный отъезд Ходасевича за границу и принудительная высылка Ирецкого из СССР в числе других пассажиров ‘философского парохода’ в 1922 году — благоприятствовали продолжению знакомства. ‘Камер-фурьерский журнал’ Ходасевича первых лет эмиграции фиксирует частые встречи двух литераторов, волею судеб одновременно оказавшихся в Берлине. Видимо, поэтому первые два письма из публикуемых ниже фактически представляют собой короткие записки, связанные, с одной стороны, с попытками привлечь Ирецкого к работе в основанном А.М. Горьким, Андреем Белым и Ходасевичем журнале ‘Беседа’, а с другой — с сотрудничеством самого поэта в журнале ‘Сполохи’, который в то время редактировался В.Я. Ирецким.
Оказавшись в Париже, Ходасевич продолжал следить за творчеством Ирецкого, до конца жизни остававшегося в Берлине. Литературная судьба Ирецкого оказалась не слишком удачна, и, несмотря на то что его книги и отдельные произведения публиковались достаточно регулярно, критика — кажется, вполне справедливо — отзывалась о его беллетристике прохладно. Сам Ирецкий тяжело переживал свое положение, он отличался, по всей видимости, вспыльчивым нравом и болезненным самолюбием, следствием которых были его многочисленные конфликты с собратьями по перу (один из них — с С.Г. Каплуном-Сумским — обсуждается и в публикуемых письмах). В черновом наброске письма к М.А. Алданову, в ответ на поздравления с 25-летним юбилеем литературной деятельности, он язвительно писал: »Сегодня’ [рижская газета, в которой постоянно сотрудничал Ирецкий. — К. Я.] пожелало почтить своего старого сотрудника и любезно устроило мне триумфальную арку в виде через силу написанного фельетона П. Пильского, который из 7 моих книг знает только 2, меня в глаза <1> лично не видел и рисует себе меня мрачным головастиком с записными книжками, с схемами, планами и чуть ли не с чертежами романов, не подозревая того, что я достаточно легкомы<сленный> человек из породы ‘птичек Божьих» (РГАЛИ. Ф. 2227. Оп. 1. Ед. хр. 131. Л. 1). На таком фоне обширный отзыв Ходасевича на роман Ирецкого ‘Пленник’ (Книги и люди. ‘Пленник’ // Возрождение. 1931. 15 октября. No 2326. С. 3), в котором отмечались ‘вечная молодость и вечная художественная полезность’ замысла автора, выглядел преисполненным благожелательности.
Вместе с тем, публикуемые письма Ходасевича, содержащие, конечно, традиционные признания в дружеском расположении к их корреспонденту, мало дают для понимания того, какое место критик отводит Ирецкому в современной литературе или в системе своих личностных отношений. Несомненно, наибольший интерес этот корпус текстов представляет с точки зрения содержащихся в нем сведений о собственной литературной позиции Ходасевича и его активном участии в эмигрантской литературной политике. Центральное место в этих письмах занимает письмо от 26 июля 1930 года, относящееся к одному из самых ярких эпизодов широко известной литературно-критической ‘войны’ Ходасевича с редакцией журнала ‘Числа’ и, в первую очередь, с Г.И. Ивановым. Будучи весьма опасным и запальчивым противником, Ходасевич тем не менее никогда не использовал в печати факты, приводимые им в этом частном письме. При этом многие сведения, которые можно почерпнуть из этих писем об их адресате, В.Я. Ирецком, несомненно, послужат материалом для будущего монографического исследования его жизни и творчества. Будучи чрезвычайно любопытной фигурой в истории русской литературы первой трети прошлого века, Ирецкий такого исследования, безусловно, заслуживает.
Письма печатаются по автографам, хранящимся в фонде В.Я. Ирецкого в Российском государственном архиве литературы и искусства: РГАЛИ. Ф. 2227. Оп. 1. Ед. хр. 189, 204. Данный корпус текстов, за исключением письма от 26 июля 1930 года, публикуется впервые. Указанное письмо введено в научный оборот комментаторами эпистолярия В.Ф. Ходасевича в кн.: Ходасевич В.Ф. Собр. соч.: В 4 т. Т. 4. М., 1997. С. 711—712). Почти полностью (за исключением концовки, помогающей определить отношения корреспондентов) оно также было напечатано и самым обстоятельным образом прокомментировано Р.М. Янгировым в ст.: ‘Пример тавтологии’. Заметки о войне Владимира Набокова с Георгием Ивановым // Диаспора: Новые материалы. [Т.] 7. СПб., Париж, 2005. С. 595—600. Комментарии Р.М. Янгирова, отличающиеся высокой степенью компетентности, в то же время, как нам представляется, целесообразно дополнить некоторыми не использованными им материалами. В остальном, комментируя это письмо, мы в своей публикации ограничились самыми необходимыми пояснениями.
Многоуважаемый Виктор Яковлевич,
вот стихи1. А что же рассказ для ‘Беседы’2? Я прямо поставил вопрос о ‘предубеждении’3 и получил ответ: ‘Одни его вещи мне нравятся больше, другие — меньше, но, конечно, никаких дурных чувств у меня к нему нет, и я с удовольствием возьму всякий его рассказ, который мне понравится’.
Жму руку. Вас уважающий Владислав Ходасевич Saarow4.
28. V. <1>923.
________________________________________
1) По-видимому, стихи В.Ф. Ходасевича для редактировавшегося В.Я. Ирецким берлинского журнала ‘Сполохи’. В No 19/20 (май—июнь) за 1923 год были опубликованы его стихотворения ‘Брента’ и ‘Себе’ (‘Не жди, не уповай, не верь…’).
2) ‘Беседа’ — ‘журнал литературы и науки’, созданный в Берлине М. Горьким при ближайшем участии В.Ф. Ходасевича, Андрея Белого и профессора Б.Ф. Адлера, редактировавшего научный раздел. Издателем был С.Г. Каплун-Сумский, владелец издательства ‘Эпоха’ (подробнее см. комментарий к письму No 4). Журнал просуществовал всего два года, с 1923-го по 1925-й (вышло семь номеров). Подробнее об истории журнала см.: Вайнберг И. Берлинский журнал Горького ‘Беседа’, его издатель С.Г. Каплун, поэт В.Ф. Ходасевич и другие // Евреи в культуре русского зарубежья. Иерусалим, 1995. Т. IV. С. 187—207, Он же. Жизнь и гибель берлинского журнала Горького ‘Беседа’ (По неизвестным архивным материалам и неизданной переписке) // НЛО. 1996. No 21. С. 361—376.
3) Скорее всего, имеется в виду М. Горький, редактировавший прозаический раздел ‘Беседы’.
4) Сааров — город под Берлином, где В.Ф. Ходасевич и Н.Н. Берберова (1901— 1993) жили с 17 ноября 1922 года по 11 июня 1923 года — сначала отдельно, а затем в семье М. Горького.
EPOCHE-VERLAG1 BERLIN SW 68, ZIMMERSTR. 7-8 TELEPHON: ZENTRUM 59-61
BERLIN, den 25, VI, 923.
Дорогой Виктор Яковлевич, с ‘Изобретателями’2 — забавная история. Во втором No Беседы идут заметки Горького — о двух таких же ‘мыслителях’3. (Один даже изобрел ‘закончик’, хотя и не рулеточный.) И для Вас, и для нас такое совпадение тем не выгодно. Поэтому мне кажется, что этот рассказ не стоит посылать А. М-чу4. Я Вам верну его в среду, чтобы Вы могли постараться напечатать его прежде, чем кто-нибудь мог бы Вас упрекнуть в ‘заимствовании’. Но беру обещание, что не позже 15 июля Вы нам дадите другой.
Жму руку. Ваш В. Ходасевич
P.S. Не забыл ли я у Вас вчера5 палку? Если да — захватите ее с собой в среду.
В.Х.
____________________________________
1) Письмо написано на бланке журнала ‘Беседа’.
2) Рассказ В.Я. Ирецкого, по-видимому, предложенный им для публикации в ‘Беседе’. Рукопись ‘Изобретателей’ сохранилась в фонде В.Я. Ирецкого в РГАЛИ (Ф. 2227. Оп. 1. Ед. хр. 48). Фактически рассказ представляет собой сатиру на новую власть, которая покровительствует шарлатанам и мнимым изобретателям-самоучкам, проектирующим поющие ‘Интернационал’ стулья и предлагающим перекрасить поля из зеленого в ‘ярко-красный революционный цвет’. Вселившись в крепкий и добротный ‘олсуфьевский дом’, которого хватило бы ‘на три революции’, »Дом Изобретателей’ во всероссийском масштабе’ быстро приводит его в полную негодность, в то время как сами ‘изобретатели’ поголовно начинают гнать самогон и печатать фальшивые деньги.
3) М. Горький. Из дневника // Беседа (Берлин). 1923. No 2 (июль—август).
4) М. Горькому.
5) Эта встреча зафиксирована в так называемом ‘Камер-фурьерском журнале’ В.Ф. Ходасевича (Ходасевич Вл. Камер-фурьерский журнал / Вступ. ст., подгот. текста, указатели О.Р. Демидовой. М.: Эллис Лак, 2000, 2002): ’24, воскр<есенье>. С Никитиным у Шкловского и у Ирецкого. <...>‘. Там же отмечена и встреча Ходасевича с Ирецким в среду, 27 июня: ’27, среда. <...> Веч<ером> в ресторане (Харитон, Волковыский, Зайцев, Ремизов, Добужинский, Никитин, Бахрах, Шкловский, Ирецкий)’.
Многоуважаемый Виктор Яковлевич, Ал<ексей> Макс<имович> мне показывал Ваш рассказ о Павле1. Рассказ ему нравится, мне тоже. (Последнее, впрочем, несущественно, ибо я в прозаическую часть ‘Беседы’ не вмешиваюсь.) Заметьте, поэтому, что я пишу Вам не как редактор ‘Беседы’, а как знакомый.
Дело вот в чем. Знаете ли Вы, что когда Павел был в Вене, в честь его должен был состояться парадный спектакль? Выбрали ‘Гамлета’. Но актер (не помню фамилии) отказался выступить в этой роли, не желая играть Гамлета перед живым Гамлетом. Павел узнал об этом и послал ему денежный подарок. Я когда-то Павлом занимался много2.
Рассказ хорош и так. Но не кажется ли Вам, что и этот эпизод, м.б., оказался бы в нем не лишним? Поищите эту историю в переписке Моцарта с отцом, и если найдете, то не сделаете ли изменений в рассказе? Повторяю — он пойдет и так3, но если бы я Вам не напомнил о Венской истории, совесть у меня была бы перед Вами нечиста. Пожалуйста, верьте, что мое вмешательство вызвано только самыми добрыми чувствами.
Еще: не думаете ли Вы, что первая фраза в рассказе, до запятой (‘Не будучи в числе учрежденных писателей’) — есть точная реминисценция4 из какого-то старого автора, м.б., — даже Пушкина, — не могу вспомнить, а на языке вертится. Поройтесь-ка и Вы в памяти.
Нина Николаевна Вам писала на Pragerstr, 135. Получили ли Вы письмо? Каков Ваш нынешний адрес? Мы в Сорренто до 18 апреля6. Потом наш адрес будет такой: Paris (XIV). 280, Bd Raspail. Mr S. Posener — для такого-то.
Жму Вашу руку.
7 апреля <1>925
P.S. Ваша рукопись у А<лексея> М<аксимовича>.
____________________________________
1) Рассказ В.Я. Ирецкого ‘Гамлет Российский’. Машинописная копия рассказа, посвященного истории постановки при дворе Павла I шекспировской трагедии, сохранилась в фонде Ирецкого в РГАЛИ (Ф. 2227. Оп. 1. Ед. хр. 37).
2) Незавершенная биография Павла I стала первым подобным опытом Ходасевича, будущего автора многих биографических очерков и ставшего классическим жизнеописания Г.Р. Державина. Замысел ‘Павла I’ возник у Ходасевича весной 1913 года, причем именно ‘гамлетизм’ императора представлялся автору наименее исследованной стороной его личности. В письме к другу, Б.А. Садовскому, Ходасевич высказывал удивление по поводу того, что ‘никому не приходило в голову’ сравнить Павла с Гамлетом, и сообщал о намерении ‘слегка оправдать его’ в своей готовящейся работе (см. об этом: Ходасевич В.Ф. Некрополь: Воспоминания, Литература и власть, Письма Б.А. Садовскому / Предисл. и коммент. Н. Богомолова, примеч. к письмам и заключ. ст. И. Андреевой. М.: СС, 1996. С. 337). Неизвестно, что заставило Ходасевича прекратить работу над этим исследованием, но оно оборвалось на детстве императора. Рукопись ‘Павла I’ хранится в архивном фонде Ходасевича в РГАЛИ (Ф. 537. Оп. 1. Ед. хр. 30, 31) и была впервые опубликована в кн.: Ходасевич В.Ф. Державин. М.: Книга, 1988. См. там же вступительную статью А.Л. Зорина, посвященную в том числе и работе Ходасевича над ‘Павлом I’.
3) Рассказ ‘Гамлет Российский’, как и другие произведения Ирецкого, в ‘Беседе’ так и не был опубликован. Позже Ирецкий предпринимал попытки опубликовать его в других изданиях. В частности, в его архиве сохранилось письмо из журнала ‘Современные записки’ от 3 февраля 1928 года с отказом от предложенного рассказа, мотивированным ‘крайней перегруженностью редакционного портфеля’ (РГАЛИ. Ф. 2227. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 22).
4) Если судить по сохранившейся машинописной копии рассказа, Ходасевич (очевидно, цитируя Ирецкого по памяти) неточен, так как рассказ начинается словами: ‘Не будучи из числа учрежденных писателей <...>‘ (РГАЛИ. Ф. 2227. Оп. 1. Ед. хр. 37. Л. 1). В таком виде фраза действительно представляет собой почти дословную цитату (правильно — ‘Я же, не будучи из числа учрежденных писателей <...>‘) из ‘Предисловия от сочинителя’ к ‘Душеньке’ И.Ф. Богдановича.
5) Н.Н. Берберова. В фонде В.Я. Ирецкого в РГАЛИ сохранилось три письма Н.Н. Берберовой, посвященных преимущественно переводам, которые В.Я. Ирецкий предлагал Н.Н. Берберовой выполнять для их последующего ‘устройства’ в Советской России. Упоминаемое Ходасевичем письмо (от 16 марта 1925 года, датируется по почтовому штемпелю), по-видимому, стало ответом писательницы на первое подобное предложение Ирецкого, связанное с переизданием в России вышедшего в Берлине в 1924 году берберовского перевода книги Р. Роллана ‘Махатма Ганди’: ‘Villa ‘Il Sorito‘. Sorrento. (Napoli) Italia.
Многоуважаемый Виктор Яковлевич, очень давно не имела от Вас писем и Вам не писала. Ваше письмо о переводах (от августа месяца) сейчас передо мной. Мне хочется с Вами поделиться кое—какими мыслями, которые мне совсем недавно пришли в голову.
Я не знаю о Вас ничего, и что Вы за это время преуспели в этой области, в частности, — перевели ли пьесу, может быть, не одну? Удалось ли Вам что—нибудь устроить в России? Хочу Вам поведать о себе: в октябре я перевела первую пьесу Роллана (‘Игра Любви и Смерти’) с рукописи, для No 7го ‘Беседы’. Я надеялась, что этот No выйдет в конце декабря — но… до сих пор не вышел и 6ой, где помещена будет (в моем переводе) повесть Вебера ‘Вторая жизнь Наполеона’. Сперва о пьесе Роллана: рукопись перевода у Каплуна — конечно, он мне ее не вернет, ибо надеется, что No 7 когда—нибудь выйдет. Я же думала прямо первую корректуру выслать Вам, на Ваше усмотрение. Судьба рассудила иначе, и что теперь с моим Ролланом будет, — неизвестно. Но у меня есть рукопись оригинала, и, клянусь Вам, я давно бы перевела все сызнова, выслала бы Вам и, так сказать, поставила на Каплуне крест — (я ни копейки с него не получила), но… Пьеса так плоха, так скучна, так неинтересна театрально, что рука не подымалась сесть за нее вторично. Если у Вас есть желание, напишите мне Ваши соображения по поводу всего этого. Иногда у меня сердце кровью обливается, что живой Роллан в рукописи лежит у меня в столе, а я этим не пользуюсь. Может быть, все—таки что—нибудь можно сделать. Знаете ли Вы эту пьесу? Вы можете (если, конечно, хотите) прочесть ее в ‘Эпохе’ у Каплуна.
Второе, это Вебер. Очень интересная (и для России) повесть о второй жизни якобы не умершего Наполеона. Может быть, это уже переведено на русский язык и издано — я не знаю. Если нет, можно ли (после выхода No 6, где повесть будет напечатана — 3 1/2 листа) продать ее через Вас в Россию отдельным изданием? Теперь третье — весьма парадоксальное! Знаете ли Вы, что сейчас в России идет во всю оперетка? Так вот, у меня явилась мысль: написать оперетку. Вкратце она уже, собственно, написана, — дело, однако, в музыке. Я хотела Вас спросить: нет ли у Вас связи с театром в России, для которого можно было бы написать 1) или просто либретто, с тем, чтобы ктонибудь там уже написал музыку, или 2) полную оперетку на музыку старой, т.е. сделать то, что сейчас очень принято делать с операми (‘Гугеноты’ — ‘Декабристы’, ‘Травиата’ — ‘В борьбе за коммуну’). Основной стержень оперетки моей — сатира на английский современный суд.
Мне очень интересно, как это время шли у Вас дела с переводами. Слышала, между прочим, о неудаче Вашей с переводом ‘Пчел’. Добыли ли Вы желаемые пьесы для репертуара Грановской? Удачно ли это денежно для Вас вышло?
Я тут живу уже пять месяцев. За это время, между прочим, написала сценарий для кино. Ответа еще нет, но надежды не теряю. Как Вы в этом отношении? Это ведь дело довольно выгодное и, в конце концов, — нетрудное.
В.Ф. очень просит Вам кланяться. Он слегка пишет — статьи большей частью. Через месяц мы думаем возвращаться в Париж.
Я надеюсь, многоуважаемый Виктор Яковлевич, получить от Вас письмо еще сюда — если Вас это не слишком затруднит. Мне очень хотелось бы узнать, что Вы думаете насчет оперетки. Практическая сторона была бы осуществлена так же, конечно, как тогда, когда Вы мне писали о пьесах.
Буду ждать Вашего письма с нетерпением. Сердечный привет. Ваша Н. Берберова’.
6) Сорренто — итальянский город, расположенный на берегу Неаполитанского залива, недалеко от Неаполя. В.Ф. Ходасевич и Н.Н. Берберова жили в Сорренто вместе с семьей М. Горького, на арендованной им вилле ‘Il Sorito’, с 9 октября 1924 года по 18 апреля 1925 года, когда они уехали из Сорренто в Париж, куда прибыли 22 апреля.
Я получил Ваше письмо с опозданием, дорогой Виктор Яковлевич, потому что был в отъезде1. А потом у меня разболелись глаза от пыли (я ездил на автомобиле), потом мучился над очередным фельетоном, а потом — Вы сами знаете, как бывает, если на письмо не ответишь сразу. Поэтому простите меня, что так поздно благодарю за поздравление2 <и> все дружеские Ваши слова. Искренне говорю — меня очень обрадовало и мнение Ваше о ‘Державине’3, и Ваше внимание к другим моим работам, и то, что Вы так памятливо отнеслись к тяжелой, но вечно дорогой для меня поре моей жизни — Петербургской.
Кстати. Вступаясь за Сирина4, я, конечно, сделал лишь то, что сделал бы на моем месте всякий порядочный человек, находящийся в курсе дела5. Вы и представить себе не можете всю мерзость, которую развела здесь Ивановская шайка. Надо принять во внимание, что литература у нас в руках политиков6. Об Иванове, Одоевцевой, Адамовиче7 они до 1923 года не слыхали. В то время старик Винавер носился с идеей газеты, которая служила бы Звеном между старой рус<ской> литературой и будущей, — эдаким хранилищем заветов8. Когда наша честная компания здесь появилась, старик вообразил, что перед ним — ‘честная, отзывчивая молодежь’, ‘племя младое’, — по идейным причинам покинувшее сов<етскую> Россию. Они же все напирали на дружбу свою с Гумилевым9. Выходило, что и Жоржики чуть не погибли за родину. И вот Одоевцева и Ко стали поддерживать священный пламень, возжженный Радищевым… Сперва вели себя смирно, потом обнаглели, да и природа взяла свое. Словом, только в нынешнем году, после слишком скандальных проделок, после того, как один новый член ихней организации (Фельзен) побывал под уголовным судом (биржа)10, после того, к<а>к из-за туалетов Одоевцевой некий эсер растратил сто тысяч11 в общественных организациях, после истории с Сириным — и т.д., начали понимать и верить, что это за публика. (Числится за нею и еще многое, до оплаченных деньгами рецензий включительно12.) В один прекрасный (или не прекрасный) день может статься, что придется все выводить на чистую воду, если не в печати, то все же более или менее открыто. Придется, для характеристики, коснуться и прошлого. Не поможет ли мне Ваша память? Кажется, ведь Вы были членом правления Союза Писателей13 зимой 21—22 года, когда — помните? — Союз разбирал ‘дело’ Г. Иванова и Оцупа14? Помните ли, что угол<овный> суд приговорил их к тюрьме за то, что они обобрали какого-то спекулянта15, давшего им денег и вещей на устройство буфета при Доме Поэтов (в доме Мурузи)16? Сов<етский> суд вступился за буржуя-спекулянта! Но (о, сов<етское> право!) они ‘обжаловали’ приговор суда… в Союзе Писателей, и Союз, чтобы не позорить себя в их лице, признал, что они не виновны. Их даже освободили от наказания (о, советские законы!). Так вот, не припомните ли в точности то, что у меня вылетело из памяти: 1) на какой срок они были приговорены, 2) как фамилия их жертвы, 3) были ли Вы тогда в Правлении Союза и знали ли об этой истории, о кот<орой>, впрочем, писано было в ‘Красной газете’. На всякий случай хотел бы я получить от Вас эти сведения, хотя вообще я об этом до сих пор молчал и собираюсь молчать17. Черкните, пожалуйста, — очень обяжете. Помочь Вам припомнить это мог бы Волковыский18, которому, пожалуйста, поклонитесь от меня, если с ним видаетесь. Как и что он? Почему не прислал в Совзаписки19 воспоминания о Доме Литераторов20? Ведь он когда-то собирался, писал мне об этом, я ему — и все кончилось молчанием? Почему?
А еще — пришлите мне Вашу книгу21, которая, к<а>к я читал на днях, должна скоро выйти. Я о ней с удовольствием напишу. Адрес мой до 3 августа и после 1го сентября: 10 bis, rue des 4 Chemines. Boulogne (Seine). France. С 3 по 31 августа: Monsieur V. Hodassevitch. Chez Yarko. Arthies (Seine et Oise). France. За сим крепко жму руку. Нина Николаевна благодарит за память и кланяется. Мы Вас вспоминаем чаще, чем Вы, может быть, думаете.
Ваш Владислав Ходасевич
26 июля <1>930.
______________________________________
1) Вероятно, имеется в виду поездка Ходасевича в Арти, отмеченная в двух следующих друг за другом записях в ‘Камер-фурьерском журнале’ за июнь 1930 года: ‘5, четв<ерг>. В 9 ч<асов> утра с Каплуном в Арти. 16, понед<ельник>. В 6 ч<асов> веч<ера> вернулись из Арти. / Каплун. — ‘.
2) По-видимому, В.Я. Ирецкий поздравлял Ходасевича с днем рождения (16 (28) мая).
3) Главы из книги Ходасевича ‘Державин’, вышедшей отдельным изданием в 1931 году, публиковались в 1929—1931 годах в парижской газете ‘Возрождение’, литературный отдел которой Ходасевич возглавлял с февраля 1927 года до самой смерти в 1939 году.
4) Сирин — псевдоним В.В. Набокова (1899—1977). В.Ф. Ходасевич одним из первых в эмиграции отметил выдающееся дарование начинающего писателя и включил его в узкий круг молодых авторов, определяющих современное состояние эмигрантской словесности. Его отклики на все новые произведения Сирина были неизменно доброжелательны (см. его статьи: ‘Защита Лужина’ // Возрождение. 1930. 11 октября, Книги и люди. ‘Камера обскура’ // Возрождение. 1934. 3 мая, Современные записки, кн. 56-я // Возрождение. 1934. 8 ноября, Книги и люди. ‘Современные записки’, кн. 58-я // Возрождение. 1935. 11 июля, Книги и люди. О Сирине // Возрождение. 1937. 3 февраля, Книги и люди. Современные записки, кн. 65-я // Возрождение. 1938. 25 февраля, и др.). В 1937 году, описывая в письме к Берберовой свое ‘предельное разочарование в эмиграции’ и эмигрантской литературе, Ходасевич писал о том, что сохраняет ‘остатки нежности’ только к поэту В.А. Смоленскому (1901—1961) и Сирину (Письма В. Ходасевича к Н. Берберовой / Публикация Дэвида Бетеа // Минувшее: Исторический альманах. 5. М.: Прогресс, Феникс, 1989. С. 312—313). Подробнее о личных и творческих отношениях Ходасевича и Набокова см.: Из переписки В.Ф. Ходасевича (1925—1938) / Публ. Дж. Малмстада // Минувшее: Исторический альманах. Вып. 3. М.: Прогресс, Феникс, 1987, Ливак Л. Критическое хозяйство Владислава Ходасевича // Диаспора: Новые материалы. [Т.] 4. Париж, СПб., 2002, о конфликте В.В. Набокова с редакцией ‘Чисел’: Долинин А. Две заметки о романе ‘Дар’ // Звезда. 1996. No 11.
5) В многолетнем конфликте между Г.В. Ивановым и (в менее острой форме) Г.В. Адамовичем — с одной стороны, и В.В. Набоковым — с другой, Ходасевич всегда выступал на стороне последнего. Подробное изложение обстоятельств этой тянувшейся не одно десятилетие вражды и центрального ее эпизода, которого касается в своем письме Ходасевич, а также анализ сопутствовавшей бурной полемики в эмигрантской печати см. в упомянутой статье Р.М. Янгирова.
6) В своих статьях и в частной переписке В.Ф. Ходасевич не раз негативно отзывался о той зависимости от политики и политических деятелей, в которой на протяжении всего своего существования (с начала 1920-х годов) находились эмигрантские издания. Говоря о лучшем ‘толстом’ журнале русского зарубежья, ‘Современных записках’, Н.Н. Берберова цитировала Ходасевича: ‘В литературе он [И.И. Фондаминский, эсер, один из редакторов ‘Современных записок’. — К.Я.] старался, как подобает редактору толстого журнала, уловить ‘что носят’, по выражению Ходасевича. Ходасевич говорил:
— Носят ли нынче буфы, пуфы, сборки или наоборот: спосаживают мысиком и сводят на нет аплике и декольте?
Фондаминский старался понять, почему стихотворца-фельетониста Лоло и Сашу Черного нельзя печатать в ‘Современных записках’, хотя все понятно в их стихах и они очень мило звучат, а Цветаеву и Поплавского печатать надо, хотя как будто не все понятно и стих не так звучит. Другой редактор, эсер В.В. Руднев <...> даже не старался понять, ‘что носят’. Однажды, получив какое-то стихотворение от поэта ‘младшего’ поколения, он показал его Ходасевичу и спросил его, что это за размер — какой-то, по мнению Руднева, несерьезный и даже плясовой. Стихотворение было написано трехстопным ямбом. Ходасевич, придя домой, лег носом к стенке и сказал:
— Вот от каких людей мы зависим’ (Берберова Н.Н. Курсив мой: Автобиография / Вступ. ст. Е.В. Витковского, коммент. В.П. Кочетова, Г.И. Мосешвили. М.: Согласие, 1999. С. 346).
7) Иванов Георгий Владимирович (1894—1958), Одоевцева Ирина Владимировна (1895—1990, наст. имя: Гейнике Ираида Густавовна), Адамович Георгий Викторович (1892—1972). Подробнее об отношениях В.Ф. Ходасевича с Г.В. Ивановым см. выше примеч. 5, а также: Терапиано Ю. Об одной литературной войне // Мосты. 1966. No 12, Струве Глеб. Дневник читателя. Г. Иванов, В. Ходасевич и А. Кондратьев // Русская мысль. 1969. 30 января, Он же. В. Ходасевич и Г. Иванов // Новое русское слово. 1973. 15 июля, Богомолов Н.А. Г. Иванов и В. Ходасевич // Богомолов Н.А. Русская литература первой трети XX века. Портреты. Проблемы. Разыскания. Томск: Водолей, 1999. С. 406—422, Янгиров Р.М. ‘Пример тавтологии’: Заметки о войне Владимира Набокова с Георгием Ивановым // Диаспора: Новые материалы. [Т.] 7. СПб., Париж, 2005. Материалы полемики между Ходасевичем и Адамовичем, развивавшейся в большей степени в литературной, а не в личной (как в случае с Ивановым), плоскости и затрагивавшей вопрос о судьбах русской поэзии в эмиграции, собраны и обстоятельно прокомментированы. См. об этом: Hagglund Roger. The Adamovic — Xodasevic polemics // Slavic and East European Journal. 1976. No 20, Полемика Г.В. Адамовича и В.Ф. Ходасевича (1927—1937) / Публ. О.А. Коростелева и С.Р. Федякина // Российский литературоведческий журнал. 1994. No 4. Следует отметить, что комментируемое письмо было написано вскоре после выхода статьи Георгия Иванова ‘К юбилею Ходасевича’, формально посвященной 25-летию его творческой деятельности и подписанной псевдонимом А. Кондратьев (Числа. 1930. No 2/3). Помимо довольно уничижительной оценки творчества Ходасевича она содержала также намеки на его ‘службу’ при большевиках, передергивания фактов и т.п., поэтому не исключено, что сведения об интересующем его ‘деле’ критик планировал использовать для ответного выпада против своего оппонента.
Винавер Максим Моисеевич (1862—1926) — общественный и политический деятель (один из основателей Конституционно-демократической партии), юрист, публицист. С 1920 года в эмиграции в Париже. Соредактор газеты ‘Звено’, редактор газеты ‘Еврейская трибуна’. ‘Звено’ (1923—1928) — литературное приложение к газете ‘Последние новости’, выходившее сначала в формате газеты (1923— 1925), а затем в формате ‘тонкого’ журнала (1926—1928). Вторым соредактором ‘Звена’ был П.Н. Милюков (1859—1943) — общественный и политический деятель (кадет), историк, публицист, главный редактор ‘Последних новостей’ (1921— 1940). Подробнее об истории ‘Звена’ см.: ‘…Наша культура, отраженная в капле…’: Письма Ив. Бунина, Д. Мережковского, З. Гиппиус и Г. Адамовича к редакторам парижского ‘Звена’ (1923—1928) / Публ. О.А. Коростелева // Минувшее: Исторический альманах. Вып. 24. М.: Прогресс, Феникс, 1998.
9) Г.В. Адамович, Г.В. Иванов и И.В. Одоевцева были активными участниками возглавляемого Н.С. Гумилевым второго ‘Цеха поэтов’ и учениками Гумилева — он благосклонно отзывался об их первых литературных опытах. Адамович и Иванов также выполняли переводы для петроградского отделения издательства ‘Всемирная литература’, французское отделение которого возглавлял Гумилев.
10) Упоминаемый В.Ф. Ходасевичем судебный процесс над писателем Юрием Фельзеном (1894—1943, наст. имя — Николай Бернгардович Фрейденштейн) состоялся 19 ноября 1928 года. Близкий друг Ю. Фельзена, Г.В. Адамович, в частности, писал в письме к З.Н. Гиппиус от 29 ноября 1928 года (датируется предположительно): ‘Начну с полемики о ‘нравственности’: я не о себе писал, а о других — тут был процесс у Спаржи [прозвище Ю. Фельзена, данное ему З.Н. Гиппиус. — К.Я.] и некоторое общественное ахание по этому поводу. Вы, может быть, читали, — было и в ‘Ренессансе’, кстати, в премерзком тоне! Между тем, Спаржа внутреннее очень чистая и честная’ (Письма Г.В. Адамовича З.Н. Гиппиус / Подгот. текста, вступ. ст. и коммент. Н.А. Богомолова // Диаспора: Новые материалы. [Т.] 3. СПб.: Феникс, 2002. С. 516—517). В упоминаемой Г.В. Адамовичем заметке ‘Возрождения’ от 17 ноября 1928 года имя Николая Фрейденштейна было приведено в числе фигурантов судебного процесса о валютных спекуляциях. Позднее В.Ф. Ходасевич неоднократно благожелательно рецензировал произведения Юрия Фельзена, неизменно выделяя его среди других молодых эмигрантских прозаиков (см.: Числа. No 6 // Возрождение. 1932. 7 июля, Романы Ю. Фельзена // Возрождение. 1933. 12 января, ‘Письма о Лермонтове’ // Возрождение. 1935. 26 декабря, и др.). Однако в письме Н.Н. Берберовой от 21 июня 1937 года он писал с иронией: ‘Из новостей <...>: Фельзен, кажется, начинает менять ориентацию, т.е. отступая из литературы на заранее подготовленные позиции — к бирже’ (Письма В. Ходасевича к Н. Берберовой / Публ. Дэвида Бетеа // Минувшее. Вып. 5. Paris: Atheneum, 1988. С. 313).
11) О ком идет речь, установить не удалось.
12) См. об этом, например, свидетельство Н.Г. Рейзини: ‘Проиграли с Г.В. <Адамовичем> все. Уже утро. Не на что заказать кофе. Пошел в магазин или мастерскую Довида Кнута, а Г.В. велел прогуливаться издали. Говорю Кнуту: ‘Хотите, чтобы о вашей новой книге отозвался Адамович?’ — ‘Ой, хочу…’ — ‘Выйдемте, я вам что-то покажу’. — ‘Что же вы мне покажете?’ — ‘Кто там гуляет?’ — ‘Ой, Адамович гуляет…’ — ‘Не подходите к нему, я все объясню, дайте 50 франков’. — Кнут дал’ — и комментарий к нему в статье: Проект ‘Акмеизм’ / Вступ. ст., подгот. текста и коммент. Н.А. Богомолова // НЛО. 2002. No 58. С. 168, 180.
13) Петроградского отделения Всероссийского союза писателей. В.Я. Ирецкий был секретарем правления Петроградского отделения Союза.
14) В упоминаемой Ходасевичем ниже в письме заметке ‘Красной газеты’ об этом деле, озаглавленной ‘Поэты-буфетчики’, сообщались обстоятельства суда над Георгием Ивановым и Николаем Оцупом и был назван приговор, вынесенный им по этому делу, — три месяца тюрьмы условно. Полные тексты двух связанных с этим процессом сообщений ‘Красной газеты’ републикованы в комментариях к указанной статье Р.М. Янгирова. Несколько другая версия этой истории приводится П.Н. Лукницким со слов А.А. Ахматовой (см. об этом: Лукницкий П.Н. Acumiana: Встречи с Анной Ахматовой. Т. 1: 1924—1925. Париж: YMCA-Press, 1991. С. 30).
15) Речь идет о Зигфриде Симоновиче Кельсоне (1892—1938?) — поэте, писателе, переводчике. В 1917 году он служил чиновником особых поручений при начальнике милиции, о чем позже написал и издал воспоминания (см.: Кельсон З. Милиция февральской революции / Былое. 1925. No 1—5). В 1924 году вышла его единственная поэтическая книга ‘Маргэрот: (Песня о боге больной любви)’ (Л.: Типография губернского отделения труда, 1924), а в 1928 году переведенный им сборник рассказов ‘Современный немецкий юмор’ (Л.: Красная газета. Веселая библиотека ‘Бегемота’, 1928). Подробнее о нем см.: Дневниковые записи Даниила Хармса / Публ. А. Устинова и А. Кобринского // Минувшее. Вып. 11. М., СПб., 1991. С. 553—554.
16) Дом поэтов — созданная в 1921 году Н.С. Гумилевым литературная студия. Располагалась в так называемом ‘доме Мурузи’ — старинном доходном доме, названном по имени одного из его владельцев и расположенном на углу Литейного проспекта и Пантелеймоновской ул. (ул. Пестеля), в доме 24/27.
17) Ходасевич никогда не упоминал в печати об этом деле.
18) Волковыский Николай Моисеевич (1880—1941?) — журналист, общественный деятель. Печатался в ‘Биржевых ведомостях’, ‘Слове’, ‘Русской молве’, ‘Рассвете’, редактор петербургского отделения московской газеты ‘Утро России’. Вместе с Б.О. Харитоном стал учредителем Дома литераторов в Петрограде, член правления Петроградского отделения Всероссийского союза писателей. В августе 1922 года был арестован, а в ноябре выслан в Германию. В эмиграции активно сотрудничал в рижской газете ‘Сегодня’, в газетах ‘Дни’ (Берлин), ‘Народная мысль’ и др.
19) ‘Современные записки’. Произведения Н.М. Волковыского в ‘Современных записках’ не публиковались. Подробную роспись публикаций его воспоминаний, печатавшихся в 1920—1930-х годах в виде отдельных статей в парижском ‘Слове’ и рижском ‘Сегодня’, см. в комментариях к указанной статье Р.М. Янгирова.
20) Дом литераторов — литературно-просветительская организация, крупнейший культурный центр послереволюционного Петрограда наряду с Домом искусств. Открылся в декабре 1918 года, закрыт осенью 1922 года. О самом Доме литераторов и о журналах, которые в нем издавались, см. предисловие к кн.: Журналы ‘Вестник литературы’ (1919—1922), ‘Летопись Дома литераторов’ (1921—1922), ‘Литературные записки’ (1922): Аннотированный указатель / Отв. ред. А.Ю. Галушкин, сост. А.Ю. Галушкин, Г.А. Гриханова, Н.С. Дворцина, Л.А. Скворцова), Предисл. А.Ю. Галушкина. М.: Наследие, 1996, а также: Амфитеатров А.В. Жизнь человека, неудобного для себя и для многих. Т. 2. М.: НЛО, 2004. С. 209—228.
21) Вероятно, речь идет о четвертом романе В.Я. Ирецкого ‘Пленник’, вышедшем в 1930 году в издательстве ‘Парабола’ в Берлине. Подробнее см. комментарий к следующему письму.
10bis, rue des 4 Chemines,
Boulogne s/Seine.
Дорогой Виктор Яковлевич, я очень рад, что моя статья1, видимо, доставила Вам некоторое удовольствие. На Ваше ‘спасибо’ отвечаю — ‘не за что’, ибо писал то, что обязан был написать. В искренности моего самого горячего доброжелательства к Вашим писаниям и лично к Вам, надеюсь, Вы не сомневаетесь. Что же касается ‘Дома Литераторов’, то я действительно храню о нем память самую благодарную2. Многим людям (и мне в том числе) он всячески облегчал жизнь в Петербурге. Этого не смею забыть, как не смею забыть Вас, Харитона3 и Волковыского.
Теперь по поводу Каплуна4. Вы ошибаетесь, будто я состою членом Правления в здешнем Союзе5. Не состоял, не состою и настолько не рвусь состоять, что, поверите ли, ни разу в жизни не был даже на общем его собрании. Вы мерите на Российский лад, а Союз здешний ни по составу, ни по деятельности решительно ничего не имеет общего с тем, к чему мы привыкли.
Несколько месяцев тому назад Каплун, помнится, выражал какое-то неудовольствие против Вас, но не мне, а Нине Николаевне. Я его об этом не стал расспрашивать. Думаю, что жалобы он не подавал — в противном случае Союз, вероятно, Вас известил бы прямо или через берлинский Союз. Ваша фраза о нем, которую Вы написали Демидову6 и цитируете в письме ко мне, признаюсь, очень меня удивила. Я знаю Каплуна лет восемь, имел с ним денежные дела, был судьей с его стороны в его третейском (исключительно о деньгах) суде с Далиным7, — и ничего подобного Вашему сообщению не только не замечал, но никогда бы и не предположил. Говорю это не потому, что сомневаюсь в Вашей правдивости, но потому, что искренно надеюсь — нет ли тут какого-нибудь просто недоразумения? В чем дело? К какому времени относятся, как говорится, ‘инкриминируемые деяния’? К берлинской эпохе жизни К<аплуна> или к парижской? Просто диву даюсь и — признаюсь — ужасно не хочу еще раз разочаровываться в человеке, — довольно с меня этих разочарований. Но, разумеется, не люблю и ‘возвышающих обманов’. В самой низкой истине есть та неотразимая прелесть, что она — истина.
Очень грустно, что жизнь берлинская так тяжела Вам. Я в этом, впрочем, не сомневался. Еще недавно и Сирин писал мне о том же. Кажется, он подумывает перебраться в Париж. Но и здесь очень не сладко, даже чрезвычайно.
Ну, будьте здоровы. Напишите мне о Каплуне, если не лень, и будьте уверены в моем наилучшем к Вам отношении. Жму Вашу руку.
Сердечно Ваш В. Ходасевич
1931, 1 ноября.
_____________________________________
1) Речь идет о рецензии на роман Ирецкого ‘Пленник’: Ходасевич В. Книги и люди. ‘Пленник’ // Возрождение. 1931. 15 октября. No 2326. С. 3. В статье роману была дана достаточно высокая оценка: ‘Погоня за внешним своеобразием письма чужда Ирецкому. Он далек от всякого оригинальничанья, но так твердо сосредоточен на своем замысле, так погружен в него, что сам собою, непроизвольно оказывается своеобразен, — в иной, не стилистической области. <...> Мысль, положенная в основу ‘Пленника’, принадлежит к числу художественно здоровых и глубоко нравственных. Не новая сама по себе, она в себе таит вечную молодость и вечную художественную полезность, особенно в наши дни безответственных и бессердечных литературных экспериментов’.
2) Непосредственный разбор романа предварялся коротким вступлением, посвященным ‘последнему дому интеллигенции’ — Дому литераторов, библиотекарем и секретарем комитета которого был В.Я. Ирецкий. В.Ф. Ходасевич также был членом комитета Дома литераторов и участвовал в его первом ‘Сборнике’. Об отношении В.Ф. Ходасевича к Дому литераторов писал один из его основателей, Н.М. Волковыский: ‘…В нашем Доме Литераторов Ходасевич был своим человеком, которого мы встречали всегда с удовольствием и уважением. <...> ‘Помните ‘Дом Литераторов’? — писал он мне как-то. — Я никогда не забуду ни его, ни вас, чем многие обязаны вам — я в том числе’. Цитирую эти слова, потому что словечко ‘вы’ относилось не ко мне лично, а ко всей той группе людей, которые создали и вели в тяжких условиях, разгромленный впоследствии ‘Дом» (Волковыский Николай. Вл. Ходасевич в советской обстановке // Сегодня. 1939. 21 июня).
3) Харитон Борис Осипович (1876 — 1940?) — юрист, журналист, общественный деятель. В эмиграции с 1922 года, с 1923 года — в Риге. Сотрудничал в различных изданиях, в том числе в газетах ‘Слово’, ‘Сегодня’ и др.
4) Каплун (псевд. Сумский-Каплун) Соломон Гитманович (1891—1940) — издатель, владелец берлинского издательства ‘Эпоха’, выпускавшего в 1923—1925 годах журнал ‘Беседа’.
5) Союз писателей и журналистов в Париже.
6) Демидов Игорь Платонович (1873—1946) — общественный и политический деятель (кадет), журналист, прозаик, заместитель редактора газеты ‘Последние новости’. Вероятно, упоминаемая Ходасевичем фраза взята из следующего письма Ирецкого к Демидову (машинописная копия письма сохранилась в фонде Ирецкого в РГАЛИ: Ф. 2227. Оп. 1. Ед. хр. 102): ‘Берлин. 27 января 1930 года. Копии: П.Н. Милюкову, Белградскому Союзу Русских Журналистов, Берлинскому Союзу, Парижскому, Пражскому, Варшавскому. В редакцию изданий: ‘Руль’, ‘За Свободу’, ‘Возрождение’, ‘Современные Записки’, ‘Числа’, Председателю Совета Союзов А.А. Яблоновскому. В редакцию газеты ‘Сегодня’:
Милостивый Государь,
Господин Демидов,
Избранный Вами способ — вместо обороны перейти в наступление — оказался не только несправедливым, но и весьма неудачным. Вместо того, чтобы расследовать дело и извиниться за своего бесцеремонного сотрудника, Вы упрекаете меня в том, что я сам плагиатор.
‘В Вашей статье, пишете Вы, буквально нет ни одного факта, который не был бы напечатан уже много месяцев назад. Вскоре после выхода книги Ремарка в газете ‘Сегодня’ был напечатан большой фельетон г. Н. Волковысского <так!>, содержащий в себе все то, что есть и в Вашей статье’.
Выходит так, что я, пять лет сотрудничающий в ‘Сегодня’, напечатал в этой же газете статью, которую целиком заимствовал из фельетона Волковысского <так!>, помещенного в той же газете. Очень уж Вы странного мнения о редакции ‘Сегодня’.
Так как Вы очевидно пользуетесь в данном случае указаниями виновника происшедшего г. С.К., то позвольте Вас уверить, что С.К. сплутовал во второй раз и ввел Вас в заблуждение.
Дело обстояло несколько иначе. Никогда Н. Волковысский <так!> о Ремарке в ‘Сегодня’ не писал, что он и подтверждает в своем письме, которое при сем прилагаю. ‘Большой фельетон’, который Вам запомнился (очень лестно), был написан мною, что подтверждается прилагаемым при сем письмом редактора ‘Сегодня’.
Что же касается фактов, приведенных в моей статье ‘много месяцев назад’, то опять—таки разрешите Вас уверить, что я ниоткуда их не заимствовал, ибо я их просто выдумал. В сущности, это был рассказ о Ремарке, и если бы [Название газеты пропущено. — К.Я.] или другие немецкие газеты перепечатали этот рассказ, то я бы получил гонорар за него, как это уже не раз было. Тут Вы опять очевидно полагались на ложные указания С.К. и сами газет не видели.
Но я Вам скажу больше: когда был напечатан мой фельетон, один из директоров издательства Ульштейна, б<ывший> присяжный поверенный Фрумкин (которого Вы, вероятно, знаете по Петербургу) упрекнул меня в том, что я ‘много сочинил’, и если бы Вы внимательно сверили обе статьи (я ведь Вам послал отрывок из своего фельетона) и поменьше вслушивались бы в объяснения С.К., то и Вы бы убедились, что он лгун, умеющий при этом хорошо заметать следы.
По—видимому, мое письмо до Павла Николаевича не дошло, ибо иначе он вряд ли поручил бы Вам написать мне то, что Вы написали.
Я работал в ‘Речи’ с первого номера по последний. Девять лет я просидел в кабинете Павла Николаевича, и вряд ли он считает меня плагиатором и при этом еще упрекающим в том же других.
<…>
Что же касается моего резкого отзыва о поступке С.К., которого я назвал воришкой и лгуном, то, при все моем уважении к ‘ Последним новостям’, я тут, к сожалению, ничего не могу убавить. Я могу только прибавить. А чтобы не быть голословным, я предлагаю Вам следующим образом проверить правдивость г. С.К.
Пусть г. С.К. подробно расскажет Вам о сидящем с ним в одной редакционной комнате Соломоне Гитмановиче Каплуне. И если он подтвердит, что означенный Каплун большой плут, ростовщически—мошенническим путем обманувший (на 13.000 марок) издателя С.А. Эфрона, надувший (на 2000 мар.) издателя Ладыжникова (история с манускриптом Александра Блока), обманувший И.Д. Левитана, издательство ‘Арзамас’ и др. и приютившийся в ‘Последних Новостях’ после бегства из Берлина, — если он все это подтвердит, я готов признать его правдивым человеком.
А пока он этого не сделает, мои требования остаются теми же. Нет, впрочем, я их повышаю. Я требую, чтобы С.К. внес в кассу Союза Русских Литераторов в Берлине пожертвования в размере 100 франков, а ‘Последние Новости’ чтобы извинились передо мною. Это должно быть выполнено до 20 февраля. В противном случае я 21-го февраля, во—первых, отправляю копию настоящего письма вышеозначенным учреждениям и лицам, а во—вторых, обращаюсь в Немецкий Союз Защиты Авторских Прав в Германии. До 20-го февраля Ваш сотрудник С.К. имеет возможность найти все те немецкие газеты, из которых я ‘заимствовал’ факты.
С совершенным уважением
На днях я отправляю в газету ‘Сегодня’ фельетон ‘Детский Ремарк’. Не откажите, пожалуйста, попридержать С.К. за рукав’.
В просмотренных нами выпусках газеты ‘Последние новости’ за полгода, предшествующие написанию приведенного выше письма (с июля 1929-го по январь 1930 года), есть только одна заметка за подписью ‘С.К.’, посвященная эпизоду из романа Э.М. Ремарка ‘На Западном фронте без перемен’ и озаглавленная ‘Кричат ли лошади перед смертью?’ (Последние новости. 1929. 29 августа. No 3081. С. 3). Почти не вызывает сомнения тот факт, что за этим псевдонимом скрывался С.Г. Каплун. Установить, о какой статье Ирецкого идет речь, не удалось, но, по всей видимости, причиной обращения писателя в редакцию ‘Последних новостей’ стала именно эта публикация газеты.
7) Далин (наст. фамилия Левин) Давид Юльевич (1889—1962) — общественный и политический деятель (меньшевик), публицист, до октября 1923 года совладелец издательства ‘Эпоха’ (вместе с С.Г. Каплуном). В ‘Камер-фурьерском журнале’ за октябрь 1923 года неоднократно встречаются записи об этом суде. Первая из них относится к 7 октября: ‘7, воскр<есенье>. Веч<ером> у Далина. Суд (Каплун, Гржебин и т.д.). [Муратов]. В рус<ский> рест<оран> (Каплун). / — Муратов. <...> ‘, а последняя — к 21 октября.
46, av. Victor Hugo,
Boulogne s/ Seine.
Дорогой Виктор Яковлевич, давно уже знаю я, что Вы больны1, и давно собираюсь Вам написать, но была помеха, которую Вы поймете, как никто другой: дело в том, что я сам больше месяца пролежал в постели: замучил меня возобновившийся фурункулез, да еще осложненный всякою чепухой. Вообще я живу так: день здоров, два болен — и это уже давно.
Цель настоящего послания — простейшая: просто хотелось сказать, что хоть мы с Вами и не переписываемся регулярно, но я всегда о Вас помню и сердечно люблю Вас. К этому объяснению в любви могу еще прибавить жалобу на Ваших издателей, которые до сих пор не послали мне последнюю Вашу книгу2. Однако на днях поеду в ‘Дом Книги’3 (где не был ровно год) и у них ее выцарапаю.
Живу я довольно сумрачно, да по нынешним временам и совестно было бы благоденствовать. Вздумал, было, писать биографию Пушкина4 — пришлось отказаться от этой работы, потому что заела меня работа в ‘Возрождении’5, потому что трудно добывать необходимые книги и потому что пришлось бы всю книгу скомкать. При таких условиях ничего хорошего не напишешь, а дрянь писать не стоит. Однако душевно мне было очень тяжело отказаться от этой затеи6.
Если не трудно — черкните мне несколько слов — буду очень рад им. Если же трудно — не отвечайте, потому что я еще сохранил достаточно умственных способностей, чтобы понимать такие вещи.
Желаю Вам всего хорошего, главное же — здоровья.
31 марта <1>936.
Ваш всей душой Владислав Ходасевич
_________________________________________
1) Письмо написано за несколько месяцев до смерти В.Я. Ирецкого 16 ноября 1936 года.
2) Имеется в виду роман В.Я. Ирецкого ‘Коварство и любовь’, вышедший в 1936 году в издательстве ‘Петрополис’ в Берлине.
3) ‘Дом книги’ — парижское издательство и книжный магазин, основанные в середине 1930-х годов.
4) Первые упоминания о работе над биографией А.С. Пушкина, замысел которой Ходасевич вынашивал на протяжении всей жизни, относятся к началу 1920-х годов. В 1922 году он подписал договор о подготовке пушкинской биографии с издательством М. и С. Сабашниковых, но вскоре навсегда уехал из России. В 1924 году в петроградском издательстве ‘Мысль’ вышла книга ‘Поэтическое хозяйство Пушкина’, содержавшая журнальные и газетные варианты пушкиноведческих статей Ходасевича с множеством ошибок и значительными купюрами, так что сам автор считал ее ‘загубленной’. Работа над пушкинским жизнеописанием возобновилась только в 1932 году и продолжалась до начала 1933 года. Ее результатом стали три главы предполагаемой книги, которые были опубликованы в ‘Возрождении’ (см.: Ходасевич В. Начало жизни (Из книги ‘Пушкин’) // Возрождение. 1932. 30 апреля. No 2524, Он же. Литература (Из книги ‘Пушкин’) // Возрождение. 1932. 9 июня. No 2564, Он же. Молодость (Из книги ‘Пушкин’) // Возрождение. 1933. 9, 12, 16, 19 марта. No 2837, 2840, 2844, 2847). Книга так и не была закончена. Подробнее о пушкиноведении Ходасевича см.: Сурат И.З. Пушкинист Владислав Ходасевич. М.: Лабиринт, 1994.
5) Еще в начале свой работы в ‘Возрождении’ Ходасевич писал редактору ‘Современных записок’ М.В. Вишняку об изматывающей, рутинной работе в газете, которая препятствовала написанию серьезных журнальных статей. Значительно позже, 24 июня 1936 года (датируется предположительно), Ходасевич писал Берберовой в связи со слухами о возможном закрытии ‘Возрождения’: ‘Все это может кончиться полной катастрофой, но настроение у меня отличное — так я устал и так опротивело Возрождение, что любой развязке я был бы рад’ (Письма В. Ходасевича к Н. Берберовой / Публикация Дэвида Бетеа // Минувшее: Исторический альманах. Вып. 5. М.: Прогресс, Феникс, 1988. С. 311).
6) За несколько дней до этого письма, 25 марта 1936 года, о ‘заевшей’ его работе в ‘Возрождении’ Ходасевич писал и И.Н. Голенищеву-Кутузову (см.: В.Ф. Ходасевич и И.Н. Голенищев-Кутузов: Переписка / Публ. Джона Малмстада // НЛО. No 23. С. 243). О настроениях, сопровождавших решение (правда, нереализованное — см. примеч. 3 выше) Ходасевича прекратить работу над биографией А.С. Пушкина, дает представление его письмо к Н.Н. Берберовой от 19 июля 1932 года: ‘Здоровье мое терпимо. Настроение весело-безнадежное. Думаю, что последняя вспышка болезни и отчаяния были вызваны прощанием с Пушкиным. Теперь и на этом, как и на стихах, я поставил крест. Теперь нет у меня ничего. Значит, пора и впрямь успокоиться и постараться выуживать из жизни те маленькие удовольствия, которые она еще может дать, а на гордых замыслах поставить общий крест’ (Письма В. Ходасевича к Н. Берберовой / Публикация Дэвида Бетеа // Минувшее: Исторический альманах. 5. М.: Прогресс, Феникс, 1988. С. 285).
Прочитали? Поделиться с друзьями:
