Письма к Н. Я. Гроту, Страхов Николай Николаевич, Год: 1895

Время на прочтение: 22 минут(ы)

Николай Яковлевичъ Гротъ
въ очеркахъ, воспоминаніяхъ и письмахъ
товарищей и учениковъ, друзей и почитателей.

Очерки и воспоминанія

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Министерства Путей Сообщенія (Товарищества И. Н. Кушнеревъ и К), Фонтанка, 117.
1911.

Письма H. Н. Страхова.

I.

Спб. 4 anp. 1887.

Многоуважаемый Николай Яковлевичъ!

Покорно Васъ благодарю за Ваше письмо, и за то, что хвалите мою книгу и за то, что просите совта. Очень мн пріятно Ваше вниманіе, и признаюсь, не разъ я Васъ корилъ за то, что до сихъ поръ Вы меня не читали. Желалъ бы съ своей стороны сдлать все Вамъ пріятное, но есть вещи, которыя выше моихъ силъ. Насколько Вы быстры въ чтеніи и въ писаніи, настолько я тяжелъ на подъемъ и медлителенъ. А Вы хотите сейчасъ же! Вашу книгу о душ я отчасти читалъ, но не могу Вамъ отплатить похвалой за похвалу. Скажу пока объ одномъ пункт: ученія о веществ, сил, энергіи и т. п. имютъ въ физик и химіи совершенно опредленный, математически-строгій видъ. Этотъ видъ Вамъ нужно отчетливо знать, и, когда употребляете эти понятія, то давать имъ или то самое значеніе, которое они имютъ въ этихъ наукахъ, или, если угодно, новое, но точно опредленное, находящееся въ точно опредленномъ отношеніи къ тому значенію.
Вотъ я и чувствую, что повторяю Вамъ то, что уже напечатано въ Вчныхъ Истинахъ. Лучше — перестанемъ. Такъ какъ я очень много занимался этимъ вопросомъ, то ршаюсь прямо отослать Васъ къ моимъ книгамъ. У меня есть Міръ какъ цлое, а недавно вышли Основныя понятія психологіи и физіологіи, тамъ по этому вопросу много сказано, все давно обдуманное, и лучше я не скажу теперь.
Очень желаю и жду случая, когда можно будетъ поговорить съ Вами лично, переписка никогда вполн не доводитъ до цли, да и очень ужъ мн она трудна. Прошу Васъ не стовать на старика.
Отъ души желаю Вамъ всякихъ успховъ и Вы доставите мн великое удовольствіе, если вздумаете сообщить московскія всти, или Ваши замчанія и возраженія. Вы очень счастливы, что видаетесь съ Л. Н. Толстымъ и Вл. С. Соловьевымъ. Соловьевъ, можетъ быть, передастъ Вамъ о своемъ разногласіи со мною, и я буду ждать, что и Вы примете участіе въ этомъ спор.
Если Вы любите истину, какъ Вы пишете, то мы съ Вами должны сойтись непремнно, если не въ мнніяхъ, то во взаимномъ уваженіи и пріязни.
Поэтому твердо надюсь на Ваше доброе расположеніе и остаюсь

Вашъ душевно преданный
Н. Страховъ.

II.

Спб. 5 мая 1887.

Многоуважаемый Николай Яковлевичъ!

Отъ всей души благодарю Васъ за Ваше письмо, не только за интересныя и важныя для меня свднія о лекціи Тимирязева, но главное, за выраженіе Вашего чистаго и благороднаго душевнаго настроенія, искренняго желанія истины и служенія длу. Благодарю Васъ за истинно-отрадное впечатлніе.
Охотно готовъ служить Вамъ, но думаю, что это возможно только при личномъ свиданіи. Я послалъ Вамъ свой Міръ, и Вы тамъ найдете много объясненій ученія физики, какъ я полагаю, въ его истинномъ и не подлежащемъ отнын (сомннію) смысл. Книгу о душ примусь читать, когда будетъ возможно, и, можетъ быть, лтомъ напишу Вамъ что-нибудь о ней.
Гд будетъ Ваша лекція о дух и матеріи?
Николай Петровичъ {Н. П. Семеновъ, сенаторъ, дядя Н. Я. Грота.} разскажетъ Вамъ о моихъ трудахъ и и намреніяхъ относительно Дарвинизма, и о своихъ хлопотахъ и трудахъ по этому длу.
Отъ души желаю Вамъ всего хорошаго и прошу не поминать лихомъ и не забывать

Вашего искренно преданнаго
Н. Страхова.

III.

Спб. 18 дек. 1889.

Многоуважаемый Николай Яковлевичъ!

Послана мною къ Вамъ статья Розанова: ‘Замтки о русской и пр. Прошу усердно Вашего вниманія. Статья какъ Вы увидите, прекрасно написана, съ горячею любовью къ философіи и съ очень порядочнымъ ея пониманіемъ. Для Вашихъ Вопросовъ она, я думаю, очень годится. Я всю ее прошелъ и сдлалъ кое-гд добавленія и поправки. Очень трудный пунктъ — страница о Троицкомъ, если не довольно тхъ смягченій, которыя я сдлалъ, то распорядитесь по благоусмотрнію, сократите и измните, не отступая только отъ мысли автора. Тутъ высказаны взгляды на наше философское движеніе — иногда очень врные и тонкіе.
J1 такъ, прошу Васъ положить ршеніе объ этой стать, возьмете или нтъ, а если возьмете, то въ какую книжку.
Въ Вашъ журналъ я вполн врю, то есть думаю, что онъ будетъ имть успхъ. Уже первая книжка показываетъ, какъ хорошо Вы его ведете, при данныхъ силахъ и обстоятельствахъ Вы сдлали все возможное. Не думаю, чтобы Вл. Соловьевъ и кн. Трубецкой успли доказать свои темы, но спросъ не бда, попытка не шутка. Во всякомъ случа, какъ писатель, мой Розановъ дйствуетъ лучше Вашихъ сотрудниковъ. Въ январ Русскаго Встника появится его статья Мсто христіанства въ исторіи — посмотрите какъ это хорошо!
Душевно благодарю Васъ за то, что упомянули обо мн и съ такимъ почетомъ въ Вашемъ вступленіи, эта честь мн еще внов.
Конечно, я былъ бы очень радъ, если бы могъ прислать на Ваше усмотрніе собственную статью. Одна у меня затвается — по поводу рчей Менделева, но когда будетъ и будетъ ли, не могу ничего сказать.
Не увидимся ли мы съ Вами на праздникахъ? Было бы очень благополучно.
Во всякомъ случа, прошу прощенія и остаюсь

Вашъ искренно преданный
Н. Страховъ.

IV.

Спб. 20 сент. 1890.

Многоуважаемый Николай Яковлевичъ!

Покорно благодарю Васъ за то. что помстили статью Розанова обо мн, она наполнена большими похвалами и я нимало не удивляюсь, что Вы сдлали маленькую оговорку въ начал статьи. Но все мое удовольствіе было отравлено чтеніемъ статьи г. Астафьева объ Л. Н. Толстомъ. Она дышитъ такою яростью, она обращается съ писаніями самаго знаменитаго въ мір писателя съ такимъ неуваженіемъ и произволомъ, она взводитъ на него такія нелпицы, что я не могу понять, какимъ образомъ подобная дикая статья попала въ Вопросы философіи. Не хочу думать, что она проходила черезъ Ваши руки, сколько я Васъ понимаю, она должна была показаться Вамъ очень противною. О, избавь Господь православіе отъ такихъ защитниковъ! Они стоятъ за вру, а потому разршаютъ себ всякое извращеніе и неуваженіе чужихъ мнній, они стоятъ за нравственность, а потому считаютъ долгомъ быть дерзкими и грубыми. И въ отношеніи къ кому же? Къ Л. Н. Толстому!
Не могу не жалть и не сердиться, что такая бда случилась съ Вашимъ журналомъ.
Прошу Васъ извинить меня, но я не могъ удержаться, чтобы не высказать Вамъ своего чувства и мннія.

Вашъ искренно преданный
Н. Страховъ.

V.

Спб. 29 сент. 1890.

Многоуважаемый Николай Яковлевичъ!

Прошу Васъ извинить мн рзкости прошлаго моего письма насчетъ статьи г. Астафьева. Я перечиталъ ее и увидлъ въ ней систематичность, нкоторую связующую мысль, которая могла увлечь автора. Но неужели этого нельзя было изложить иначе? У Васъ въ Москв завелся какой-то очень ярый фанатизмъ, такой горячій, что и я вотъ вспыхнулъ. Ну какъ дойти до мысли, что любовь къ людямъ, проповдуемая Толстымъ, ни съ какою нравственностью ничего общаго не иметъ (69)? Что его критика всего наше то бытія (быта что ли?) представляетъ совершенное отсутствіе основаній (стр. 93)?— Слова зло, дикость. негодованіе и т. п., прилагаемыя къ ученію Толстого, меня возмутили, особенно когда тутъ же упоминается о множеств превосходныхъ статей, остроумныхъ мыслей, глубокихъ мыслителей, идущихъ противъ Толстого. Даже на похабнаго болтуна Монтегаццу ссылаются съ почетомъ…
О томъ, что проповдь Толстого иметъ христіанскій характеръ, ни слова не сказано. А вдь выходитъ, что статья г. Астафьева написана прямо противъ христіанства, представляющаго именно самоотверженіе, подавленіе эгоизма? Г. Астафьевъ впрочемъ довольно ясно насмхается надъ святыми (стр. 76) въ повсти Три старца (онъ называетъ три старика, да и вообще ничуть не церемонится, излагаетъ своими словами мысли Толстого).
Вы знаете, гд сказано: кто погубитъ свою душу, тотъ спасетъ ее. Неужели этого не знаетъ г. Астафьевъ, питающій такое почтеніе къ Высокопреосвященнйшему? Онъ приводитъ это, какъ мысль Толстого — см. стр. 80, и замчаетъ, что тутъ недостаетъ логики, какой-то кругъ. Неужели онъ въ первый разъ объ этомъ думалъ? Какое глубокое невжество! Нтъ, правъ Толстой, когда онъ почти готовъ сказать, что онъ вновь открылъ ученіе Христа.
Въ коротенькомъ письм трудно высказать свою мысль вполн. У Толстого такое страшное обиліе содержанія, если не ршеній, то вопросовъ, что сводить его ученіе на безсмыслицу — ничего нтъ похвальнаго.
И такъ, прошу Васъ извинить меня. Статью для Вашей январской книги я непремнно напишу — О закон сохраненія энергіи — небольшую, листъ — полтора.
Ужасно хочется увидть свои слова напечатанными на такой превосходной бумаг. А Вы сумли отлично повести журналъ и мн часто приходится хвалить Васъ, какъ образцоваго редактора.
Съ душевнымъ уваженіемъ остаюсь

Вашъ преданный
Н. Страховъ.

VI.

Спб. 20 окт. 1890.

Многоуважаемый Николай Яковлевичъ,

Принявшись со всмъ усердіемъ за свою статью, я вижу пока, что ее очень трудно написать. Однако же я сдержу свое слово, но прошу Васъ дать мн самый длинный срокъ. Къ началу декабря Вы ее непремнно получите. Буду надяться на Ваше доброе расположеніе,— простите, что никакъ не могу исполнить Вашего желанія имть статью въ рукахъ раньше. Она должна заключать не больше 1 1/2 или двухъ печатныхъ листовъ.
Своею полемикою съ Соловьевымъ я начинаю быть недовольнымъ,— можетъ быть Вы прочли мои статьи? Къ чему этотъ рзкій тонъ, когда все можно было сказать просто? Меня одно утшаетъ въ этихъ случаяхъ: по моему сердитый тонъ не такъ обиденъ, какъ хладнокровное осужденіе.
Въ сущности онъ долженъ быть доволенъ — противъ него пишутъ безъ конца.
Съ нетерпньемъ жду первой книжки Вашихъ Вопросовъ, такъ или иначе, но ждетъ ее, конечно, всякій, кто у насъ занимается философіей.
И такъ еще разъ прошу извинить меня и не стовать на

Вашего искренно преданнаго
Н. Страхова.

VII.

Спб. 27 ноября 1890.

Многоуважаемый Николай Яковлевичъ,

Сегодня я отправилъ къ Вамъ свою статью О закон сохраненія энергіи. Вы видите, что я не только акуратенъ, но даже предупредителенъ. Л. Н. Толстой однажды написалъ мн о какой то моей стать: ‘Ваша статья интересна, пока и мала’. Надюсь заслужить подобную похвалу и за теперешнюю свою статью, и отъ него и отъ Васъ.
Теперь у меня великая къ Вамъ просьба: не пришлете ли мн корректуры? Мн очень хочется, чтобы все было напечатано исправно. Кром того, въ какихъ-нибудь мстахъ можетъ быть я исправлю два, три слова, можетъ быть гд-нибудь прибавлю крошечное примчаніе, и т. д. Словомъ я ничуть не затрудню печатаніе, а между тмъ еще разъ посмотрю, нтъ ли какихъ недосмотровъ.
При этомъ я очень просилъ бы соблюдать мои знаки: запятыя, скобки, боковыя ковычки и т. п. По моему ничмъ не нужно пренебрегать для ясности. А если будете посылать корректуру, то приложите и рукопись: я самъ могу забыть свои выраженія.
И такъ, надюсь, что Вы мн сдлаете это одолженіе, я не задержу, такъ что вся процедура займетъ дня три-четыре.
Покорно благодарю за журналъ и за Лейбница. Много прочитать мн еще не удалось. Когда я заглянулъ въ статью Волынскаго, то пришелъ въ большое восхищеніе: да, такимъ тономъ слдуетъ писать объ Л. Н., и Волынскій многое сказалъ съ настоящимъ горячимъ чувствомъ. Но когда прочелъ всю статью, я увидлъ, что онъ слишкомъ мало говоритъ о Толстомъ, а больше излагаетъ свои собственныя мысли, положимъ, мысли хорошія, по трудно видть, какъ он относятся къ Толстому, а нкоторыя, безъ сомннія, къ нему вовсе не относятся.
Очень меня радуетъ книга Трубецкого Метафизика въ древней Греціи. Если Вамъ случится его увидть, передайте мою душевную благодарность. Нкоторыя замчанія, напримръ, о Катков, о классицизм мн пришлись удивительно по сердцу, хотя я и долженъ былъ скрыть подобныя вольнодумства отъ Ученаго Комитета. Не говорю о существенномъ содержаніи книги: пониманіе греческой религіи, отношеніе между религіею и философіею, характеристика древнихъ философовъ,— все превосходно, все проникнуто мыслью и сдлано по самымъ глубокимъ историческимъ пріемамъ.
Почти самое важное я оставилъ на конецъ — говорю о Вашихъ огорченіяхъ по поводу цензуры. Ваша мысль о прекращеніи журнала просто испугала меня. Прошу Васъ никогда не думайте объ этомъ. Бросить дло, которое идетъ такъ успшно и приноситъ такую пользу! Вдь это будетъ японское самоубійство! Съ цензурой нужно бороться, по переносить ее необходимо. Вс мы ее терпимъ и заране должны сказать себ, что будемъ работать, что бы она съ нами ни длала. Тридцать пять лтъ я пишу подъ цензурой и, можно сказать, ежеминутно чувствую отъ нея стсненіе. Но еще хуже будетъ, если перестанемъ писать.
И такъ не падайте духомъ и не лишайте всхъ вашего прекраснаго журнала!
Дай Богъ Вамъ силъ и здоровья!

Вашъ искренно преданный
Н. Страховъ.

VIII.

Спб. 30 ноября 1890.

Многоуважаемый Николай Яковлевичъ,

Все забываю написать Вамъ свой адресъ, уже съ конца 1885 г. я не служу въ Публичной Библіотек, куда мн адресуютъ Вашъ журналъ. А живу я все тамъ же: у Торговаго моста, д. 7, кв. 19 (д. Стерлигова, или Оношкевича-Яцыны (hob. хозяинъ) — да это лишнее).
Прошу извинить

Вашего искренно преданнаго
Н. Страхова.

IX.

Спб. 3 дек. 1890.

Многоуважаемый Николай Яковлевичъ!

Не уступили Вы моей просьб, выкинули мои любезныя ковычки и измнили кое въ чемъ пунктуацію. Чтобы не длать никакихъ затрудненій, я теперь уже не прошу возстановленія ковычекъ (а он очень помогаютъ ясности!), но прошу только тщательнаго исправленія по той корректур, которую посылаю Вамъ сегодня. Я такъ усердно надъ ней потрудился, что обидно будетъ найти отступленія и неисправности.
Видите, какой я привязчивый! Извините меня, сдлайте милость. Соловьевъ написалъ въ послдней стать, что я пишу шарлатански, пожалуйста, не врьте! Я пишу, взвшивая каждое слово и каждую запятую, какъ можно короче и какъ можно ясне.
Но до чего же мы дошли! Какъ-то Вы мн написали: ‘у Васъ много враговъ’. Это меня очень огорчило и заставило задуматься. За что же? Они зачинщики, они осыпаютъ меня бранью, а потомъ я же выхожу и злымъ, и бранчивымъ.
Буду надяться, что Вы не измните Вашего добраго расположенія ко мн, и, во-первыхъ, прикажете хорошенько выправить мою корректуру. До свиданія!
Вы вдь хотли пріхать — жду этого съ великимъ удовольствіемъ.

Вашъ искренно преданный и уважающій
Н. Страховъ.

X.

Спб. 30 мая 1891.

Многоуважаемый Николай Яковлевичъ!

У меня есть статья Толки объ Л. Н. Толстомъ, которую я напрасно пытался напечатать въ разныхъ журналахъ. Хотя она написана вполн цензурно, редакторы боялись привязки цензуры, между прочимъ, это удивило Якова Карловича {Грота, отца Н. Я.}, который читалъ статью и не нашелъ въ ней ничего противуцензурнаго. Не возможно ли будетъ напечатать ее въ Вопросахъ?
Собственно, Вопросы обязаны употребить вс усилія для напечатанія моей статьи, они такъ много наговорили объ Л. Н. Толстомъ, взвели на него столько обвиненій и такъ ршительно приписали ему разныя мннія, ничуть имъ не раздляемыя, что точный взглядъ на нашего великаго писателя, изложенный у меня, долженъ быть принятъ въ журналъ, какъ искупленіе многихъ грховъ, какъ исполненіе неотложной обязанности.
Что Вы скажете на это? Статью Вы можете получить отъ Цертелева, или я вамъ пришлю. Мн въ сущности было бы очень пріятно помщеніе ея въ Вопросахъ, у которыхъ есть публика довольно хорошая. Обращаясь къ другимъ журналамъ, я только жадничалъ, искалъ побольше читателей и побольше денегъ. Но самое почтенное мсто, конечно, Вашъ журналъ.
Сдлайте милость, многоуважаемый Николай Яковлевичъ, сообщите мн Ваши мысля объ этомъ дл. Заглавіе статьи можно перемнить, напримръ, поставить: Споры объ Л. Н. Толстомъ.
Имю писать Вамъ еще о многомъ, но теперь обращаюсь къ Вашему доброму расположенію лишь по этому длу, которое лучше не откладывать.
Прошу Васъ врить искреннему уваженію

Вашего преданнаго
Н. Страхова.

P. S. До августа я не двигаюсь изъ Петербурга.

XI.

Спб. 5 іюля, 1891.

Многоуважаемый
Николай Яковлевичъ!

Покорно Васъ благодарю за любезный пріемъ моего предложенія. Статью свою я послалъ къ первому іюля по адресу Вашей конторы подъ заказною бандеролью. Но кто же тамъ приметъ и кто ей дастъ ходъ и мсто?
Вполн надюсь, что Вы отстоите мою статью, ибо она вполн цензурная, и я очень удивляюсь Цертелеву, не сдлавшему для этого ни единаго шага. Яковъ Карловичъ и Майковъ Апполонъ Николаевичъ читали ее и съ удивленіемъ спросили: что же помшало ее напечатать.
Очень желалъ бы имть удовольствіе побесдовать съ Вами. Въ настоящую минуту я ношусь съ планами, какъ бы прохать въ Урусово, хотя бы на недльку, и, вроятно, сдлаю это въ август, значитъ и Васъ увижу. У меня есть жалобы на Вопросы Философіи, которыя всего лучше изложить Вамъ лично. Надюсь, что въ деревн Вашъ журналъ тоже есть и можно намъ будетъ прибгнуть къ его книгамъ.
О Маргарит {Дочь Н. П. Семенова, скончавшаяся 14-ти лтъ.} я безпрестанно вспоминаю и не могу помириться съ такою жестокою потерею.
Дай Богъ, чтобъ отецъ и мать не падали до конца духомъ и чтобы печаль ихъ потеряла свою первую горечь. Непремнно поду навстить ихъ.
Простите меня. Мое усердное почтеніе Якову Карловичу и Наталь Петровн.
До августа я во всякомъ случа не тронусь съ мста, и если найдется у Васъ свободная минутка, дайте мн всточку и о себ, и объ обитателяхъ Урусова.

Вашъ искренно преданный
Н. Страховъ.

XII.

Спб. 16 іюля, 1891.

Многоуважаемый
Николай Яковлевичъ!

Очень радъ, что Вы оставляете старое названіе статьи, но на жаль я никакъ не могу согласиться, это совершенно не въ тон статьи и измняетъ мысль. Смягчите какъ-нибудь иначе, напр.:
‘Если онъ впадаетъ въ ересь, то однако же, во-первыхъ, онъ все-таки’ или:
‘Осуждая его за то, что онъ впадаетъ въ ересь, нужно же помнить, что, во-первыхъ, онъ все-таки…’ и пр.
Предлагаю Вамъ еще одно смягченіе совершенно невинной фразы въ начал V. Вмсто.
‘Главное дло не въ догматахъ’ поставьте:
‘Главное дло, относительно Толстого, однако же, не въ догматахъ’.
Покорно Васъ благодарю за все, за вниманіе, за быстроту, за сочувствіе моей стать, за то, что постоите за нее передъ цензурой и, безъ сомннія, постоите успшно, потому что знаете, за что будете стоять.
А что до моихъ упрековъ, то отложу ихъ до личнаго свиданія. Будетъ и живе и полне. Я сталъ уже собираться въ Ваши страны, и черезъ недлю думаю выхать, но дня на три остановлюсь въ Ясной Полян.
Простите меня. Дай Вамъ Богъ здоровья и всего добраго. Очень радуюсь, что скоро увижу Васъ.

Вашъ искренно преданный и уважающій
Н. Страховъ.

P. S. Мое усердное почтеніе. Якову Карловичу и Наталь Петровн.

XIII.

Спб. 15 сент. 1891.

Многоуважаемый
Николай Яковлевичъ,

Вижу, что Вы меня считаете очень сварливымъ и злопамятнымъ. Но, хотя Тимирязевъ напечаталъ большой трактатъ о моей ‘злоб’, Вы ему., пожалуйста, не врьте. Мн очень понятно, что Вы увлеклись общею редакторской слабостью длать кой-какія перемны въ статьяхъ, Вы къ этому привыкли, потому что ужъ таково свойство этихъ статей, что за ними нужно присмотрть и ихъ нужно прибрать, какъ прибираютъ дтей, когда ихъ нужно вывести въ гостиную. Всю жизнь мн приходилось съ этимъ бороться и еще недавно пострадали моя статейка объ Ап. Григорьев и мои Воспоминанія объ Аон. Всегда я съ этимъ боролся и всегда немножко обижался, потому что считаю себя умнымъ мальчикомъ, который самъ какъ слдуетъ приберется, когда нужно выйти къ гостямъ.
Мн такъ извстна Ваша доброта и Вы такъ любезны ко мн, что я питаю къ Вамъ чувство благодарности и ни минуты не приписывалъ Вамъ какого-нибудь невниманія или нерасположенія, а потому только подосадовалъ, а никакъ не сердился.
Самъ я отчасти виноватъ, что не присмотрлъ за дломъ, тогда какъ это было возможно.
Съ этою же почтою пишу къ Л. Н. Толстому и повторю ему Вашу и мою просьбу.
Получилъ повстку на высланныя отъ Васъ деньги, и покорно благодарю.
Отъ души желаю Вамъ здоровья и всего добраго.

Вашъ искренно преданный
Н. Страховъ.

XIV.

Спб. 24 сент. 1891.

Многоуважаемый
Николай Яковлевичъ,

Только что Вы напечатали мою статью и не успли еще собрать всхъ похвалъ, которыя ока вызываетъ и вызоветъ впередъ, какъ вы уже желаете отъ меня новой статьп. А я теперь при каждой своей стать думаю: ну, это лебединая псня,— почему и стараюсь написать хорошенько.
Однако, кром всякихъ шутокъ, покорно Васъ благодарю за письмо. Вмст съ нимъ получилъ я и длинное письмо отъ Розанова, въ которомъ онъ разбираетъ мою статью со своей удивительной проницательностью.
Нужно непремнно, чтобы онъ писалъ, хотя и немного. Адресъ его: гор. Блый, Смоленской губ., прогимназія. Вы его справедливо цните, что же касается до гонорара, то я всегда стоялъ за то, чтобы пишущіе получали какъ можно больше, особенно т, у кого за душою ничего нтъ. Но Розановъ человкъ идеалистичнйшій и, вроятно, не чувствуетъ и сотой доли той жадности, которую чувствую я.
Простите меня! Дай Вамъ Богъ здоровья!

Вашъ искренно преданный
Н. Страховъ.

XV.

Спб. 14 ноября, 1891.

Многоуважаемый
Николай Яковлевичъ,

Мною сдлано все, что можно: Вышнеградскій обратилъ на мое письмо такое вниманіе, какого я желалъ. Но онъ извиняется, что до того заваленъ длами и всякими предложеніями, что не иметъ времени для долгой бесды. При томъ, всякія возможности имъ передуманы и образъ дйствій его твердо опредленъ.
Я истинно порадовался его спокойному тону въ этомъ отношеніи, хотя мн извстно, что онъ питаетъ глубокое состраданіе къ бдствующимъ.
Однако, дло только пріостановилось (т. е. Ваше желаніе войти въ сношенія съ В.). Я буду его продолжать при слдующихъ свиданіяхъ, ибо крпко врю въ Вашу доброжелательность и Вашу энергію.

Вашъ искренно преданный
Н. Страховъ.

XVI.

Спб. 6 мая 1802.

Многоуважаемый
Николай Яковлевичъ,

Простите, что такъ поздно отвчаю Вамъ. Получивши Ваше письмо, сталъ я раздумывать, чмъ я могъ бы Вамъ содйствовать, охотне я отправился бы къ Побдоносцеву, чмъ къ еоктистову, хотя знаю, что и то и другое было бы равно безплодно — никакого значенія я для нихъ не представляю. Пока я раздумывалъ, появилось объявленіе о выход Вашей книжки, и я радостно вздохнулъ.
Итакъ, простите — съ моей стороны все дло ограничилось только искреннимъ Вамъ сочувствіемъ.
Статья Л. Н. Толстого удивительна. Несмотря на разныя крайности и парадоксальности, вы чувствуете такое живое нравственное стремленіе, что оно заражаетъ васъ. Серіозность и чистота мысли — великое, незамнимое дло.
Не могу того же сказать о стать Вл. Соловьева противъ меня въ Русск. Обозр. Повидимому, его занимаетъ важный предметъ — святость. А на дл онъ о святости ничего не сказалъ, а все говоритъ обо мн. Мысли о смерти я будто-бы заимствовалъ отъ Шопенгауэра, а потому фальшиво называю себя христіаниномъ и т. д. Лукаво, путано и нахально-велерчиво.
Впрочемъ, я забываю, что у Васъ къ нему большая слабость. Лучше перейду къ Иванцову, его особое мнніе о книг Чичерина очень слабо. Эту книгу онъ считаетъ запоздалымъ плодомъ отжившаго обскурантизма, а самъ пишетъ о Дарвин, о классификаціи и т. п. совершенно незрлыя, школьническія соображенія. Относительно философіи онъ, безъ сомннія, совершенно безталанный человкъ. Книга же Чичерина показываетъ истинно философскую голову, жаль только, что онъ допустилъ много небрежностей и черезчуръ большихъ смлостей, въ которыхъ вовсе и не было надобности. Меня очень интересуетъ эта книга, и Вы сдлали бы мн большое одолженіе, если бы добыли ее для меня. Нельзя ли помняться на какія-нибудь изъ моихъ книгъ?
Ольга Александровна {Данилевская, вдова Н. Я. Данилевскаго.} Вамъ кланяется и проситъ сказать, что все готово для Васъ въ Мшатк и въ Севастопол. Она пробудетъ здсь до первыхъ чиселъ іюня.
Отъ души желаю Наталь Николаевн скоре поправиться, а Вамъ и всмъ Вашимъ здоровья и всякаго благополучія.

Вашъ искренно преданный
Н. Страховъ.

XVII.

Спб. 30 декабря, 1802.

Многоуважаемый
Николай Яковлевичъ,

Вы имете право считать меня невжею за то, что до сихъ поръ не отозвался я на Ваше одушевленное письмо. Но поврьте, что я все время собирался къ Вамъ писать и помнилъ, и думалъ объ этомъ. Вашу статью прочелъ я съ удовольствіемъ и не нашелъ въ ней какого-нибудь ршительнаго недостатка. Напротивъ, статья объ Нитче меня удивила тмъ, что въ ней нтъ никакого опредленнаго взгляда и порядка. Это наборъ ничего не выясняющихъ разсужденій, вопросы берутся съ самыхъ различныхъ точекъ зрнія, безъ всякаго толка.
Нитче я давно знаю, съ перваго его сочиненія, и, кажется, я его понимаю. Сперва я его читалъ съ большимъ вниманіемъ, но потомъ, когда я увидлъ, что онъ какъ-то сбился, что напримръ, онъ уже не понимаетъ Шопенгауэра, обо всемъ толкуетъ вкривь и вкось, я его совсмъ бросилъ. Написать объ немъ не дурно, и я, вроятно, это сдлаю, но когда — ршительно не могу сказать. Онъ — эстетикъ, беретъ все со стороны красоты, но разсуждаетъ онъ плохо, и пришлось бы за него разсуждать, чтобы объяснять его мннія и сужденія.
Вотъ вторую недлю, какъ сижу дома и выжидаю, не пройдетъ ли какая-то простуда, которую схватилъ на ныншнихъ жестокихъ морозахъ. Не осудите меня за мое молчаніе и врьте истинному уваженію

Вашего преданнаго
Н. Страхова.

XVIII.

Спб. 25 марта 1898.

Многоуважаемый
Николай Яковлевичъ,

Петръ Евгеньевичъ Астафьевъ, бывши въ Петербург, сдлалъ мн честь побывать у меня. Къ сожалнію, нашъ разговоръ, хотя очень интересный съ его стороны, оставилъ во мн недовольство самимъ собою. Нтъ уже у меня бывалой живости, и я, хоть и пытался, не усплъ ни на чемъ хорошенько остановиться.
Но еще я не доволенъ собою,— я не предложилъ ему въ подарокъ своихъ книгъ. Обращаюсь къ Вашей любезности и снисходительности: при случа, спросите его, не желаетъ ли онъ имть какія-нибудь мои книги, и отпустите ему изъ Вашего склада.
Онъ былъ такъ добръ, что давно присылаетъ мн все, что выпуститъ въ свтъ. Да и за то, что онъ длаетъ мн возраженія, я уже благодаренъ. Какъ бы то ни было, а онъ первый, посл пятнадцати лтъ, заговорилъ объ ‘Основныхъ понятіяхъ психологіи’! Худо ли, хорошо ли, онъ сталъ ихъ обсуждать.
Вотъ и теперь, я жду и, вроятно, не дождусь, чтобы Вашъ журналъ что-нибудь сказалъ о моемъ Мір какъ цломъ. Хоть бы побранили! Введенскому счастье — и пишутъ объ немъ и конференціи держатъ.
Въ 17-й книг прочелъ Вашу рчь и порадовался, что у Васъ такъ хорошо идетъ дло. Остального не удалось много прочесть, однако, замтно, что статьи этого нумера жидки въ разсужденіи философіи. Понравился мн Кулябка — кто это такой? Вы коснулись очень глубокаго и труднйшаго вопроса. Очень забавно, когда другіе на Васъ сердятся потому, что вовсе не видятъ здсь вопроса. Кулябка, по крайней мр, понимаетъ, что это вопросъ, хотя отвчаетъ съ большою наивностью.
Мн все время нездоровится, черезъ силу написалъ объ Тэн, но вообще, чувствую себя очень негоднымъ.
Кстати: не скопилось ли сколько-нибудь мн денегъ за книги въ склад? Простите, что безпокою Васъ, но мн и любопытно, и деньги были бы кстати.
Дай Богъ Вамъ здоровья! Заране благодарю Васъ за все, что сдлаете по моимъ маленькимъ просьбамъ.

Простите
Вашего искренно преданнаго
Н. Страхова.

XIX.

Спб. 11 апр. 1893.

Многоуважаемый
Николай Яковлевичъ,

Все мн нездоровится, все сижу дома, и потому, можетъ быть, нахожусь въ самомъ строгомъ своемъ настроеніи. Статью г. Аврелина я нахожу совершенно дтскою, совершенно неумлою и по ходу мысли, и по выраженію. По моему, совстно видть такія статьи въ печати. Видно добрый человкъ, съ хорошими порывами, но вовсе не знаетъ, что такое думать и писать. Какой-то молодой кутила не можетъ ничего сочинить, если сперва не протрезвится. Очень интересно. Чтобы творить нужно вообще обладать своими силами и притомъ доводить ихъ до большого напряженія. Ну что жъ изъ этого?
Разбирать плохія статьи для меня ужасно трудно. Я не знаю, какъ къ нимъ подступиться. Это вдь не мысли и не писанія, а только подобія мыслей и писанія, нужно собственно смяться и анализировать психологическій процессъ, которымъ возникаютъ эти путаницы словъ и понятій.
Огорчаетъ меня то, что Вы пишете объ моемъ Мір, мн казалось, что онъ очень интересенъ именно для философовъ, которые нынче такъ преклоняются передъ естественными науками, если бы Сергй Трубецкой почиталъ мою книгу, то не писалъ бы онъ, что энергія тратится на мысль, или на желаніе. Это такое грубое и элементарное невжество, что ему нтъ извиненія. Вы, Николай Яковлевичъ, всегда любезны, но къ Александру Ив. Введенскому, мн кажется, слдуетъ быть особенно любезнымъ.
То, что Вы пишете объ Астафьев, очень меня удивило и заняло. По секрету скажу Вамъ, что философскаго въ его статьяхъ я почти ничего не нахожу. Это какое-то изверженіе словъ, которыхъ у него всегда полонъ ротъ, все иметъ видъ и полетъ философскаго разсужденія, но нтъ ни единаго строго поставленнаго понятія, никакого опредленнаго метода. Боже мой! Мы такъ привыкли къ болтовн зря, безъ обдумыванія и съ желаніемъ наговорить какъ можно больше! Онъ это недурно выдумалъ, что хочетъ быть спиритуалистомъ, тутъ можно разыгрывать варіаціи на самыя благонамренныя темы — что вдь теперь и требуется.
Но гд же у него настоящая работа, то-есть установленіе точнаго понятія о спиритуализм? Такъ писать, какъ онъ пишетъ, можно безъ конца, и все-таки ничего не сказать. Какая безконечная разница съ Введенскимъ! Тотъ сказалъ нчто опредленное. Изъ Вашихъ сотрудниковъ я думаю этого никто не суметъ сдлать, меньше всхъ мой пріятель Вл. Соловьевъ.
Почему вы подумали, что я соглашаюсь съ Кулябкой? Какъ можно такъ думать!

——

Предыдущія строки были написаны мною съ недлю тому назадъ. Бдный Астафьевъ! Только что мы съ Вами, Николай Яковлевичъ, успли его побранить, какъ онъ и умеръ! А онъ, судя по послднему, разговору, носился съ большими планами, хотлъ развернуться широко. И я ему былъ благодаренъ за то, что онъ обратилъ вниманіе на мою психологію. Я надялся, что потомъ онъ еще больше поговоритъ объ ней и дастъ тмъ поводъ и мн высказаться.
Но все на земл ненадежно. Меня искренно трогаетъ то, что Вы пишете о себ съ такою скромностью, какая рдко встрчается. Такъ какъ Вы обращаетесь и ко мн, то позволю себ сказать нсколько словъ. Ужасно трудно сговориться на письмахъ. Я не могу и въ разговорахъ пуститься въ объясненія, потому что не нахожу общей почвы. Я гегельянецъ и, чмъ дольше живу, тмъ тверже держусь діалектическаго метода, между тмъ никто его себ не усвоилъ, и потому не понимаетъ, чего я хочу и на чемъ стою. Вс становятся куда попало, на тонки очень частныя и очень низменныя — мн это и скучно и трудно, когда приходится мняться мыслями. Вы, напримръ, объявили меня картезіанцемъ. Почему же? Вдь я исповдую, что всякая философія есть степень или моментъ въ той, которой я держусь. Декартъ больше кого бы то ни было подходитъ подъ это понятіе, только для того и стоитъ его изучать. Если бы Вы взглянули въ Куно-Фишера Logik und Metaphisik и въ Chalybaeus — Entwickelung der neuen Philosophie, то нашли бы тамъ элементы моего философствованія. Истину нашелъ уже Платонъ, она состоитъ въ томъ, что есть Богъ и что высшее дйствіе нашей мысли — подниматься къ Богу.
Простите меня, Христа ради. Писать мн всегда трудно, а подъ старость становится еще трудне. Потому не будьте взыскательны и врьте

искренней преданности Вашего
Н. Страхова.

XX.

Спб. 23 янв. 1894.

Многоуважаемый
Николай Яковлевичъ!

Откуда-то дошли до меня слухи, что Вамъ опять нездоровится. Ну времячко! Самъ я сижу дома уже третью недлю, за трахеитомъ пришла инфлуэнца и теперь только-только отпустила. Въ Петербург столько больныхъ, какъ не запомнятъ доктора, и все время стоитъ 2 тепла. Это въ январ-то!
Получилъ я книжку Вопросовъ и многое прочелъ въ ней. Хотлось бы написать Вамъ объ Вашей стать, но отложилъ до ея окончанія: я еще не совсмъ понимаю Вашу точку зрнія. Матерія, по моему, есть только поприще духовныхъ явленій, ихъ поле, т лса и лстницы, по которымъ духъ движется. Параллельность выходитъ также, какъ ступени лстницы параллельны шагамъ поднимающагося или спускающагося человка. Ступени не только не производятъ этого движенія, но даже должны быть совершенно неподвижны.
Впрочемъ, объ этомъ посл. Очень отрывочна, но очень интересна и глубоко затрогиваетъ вопросъ статья Л. Н. Толстого.
Статья о Чичерин черезчуръ благосклонна.
Имю къ Вамъ просьбу. Какъ я предполагалъ, такъ и случилось. Я забылъ взять у Васъ изъ склада Россію и Европу и Объ основныхъ понятіяхъ. Сдлайте милость, прикажите вс экземпляры этихъ двухъ книгъ переслать въ Петербургскій магазинъ Новаго Времени. Что будетъ стоить, я уплачу. Они тутъ спрашиваются, а въ Москв останутся лежать понапрасну. Эти книги разошлись до послдняго экземпляра. Я уже началъ печатаніе второго изданія Объ основныхъ понятіяхъ. Какая жалость, что не могу ничего прибавить къ этому изданію. Все собирался, да такъ и прособирался развить нкоторыя изъ темъ, которыя тамъ указаны.

Дай Богъ Вамъ всего хорошаго! Простите
Вашего искренно преданнаго
Н. Страхова.

P. S. Въ предисловіи къ новому изданію непремнно объяснюсь насчетъ моего картезіанства.

XXI.

Спб. 31 янв. 1804.

Дорогой и многоуважаемый
Николай Яковлевичъ!

Не знаю, какъ Васъ и благодарить за честь, которую Вы мн оказали и устроили. Я очень хорошо понимаю, что это гораздо выше, чмъ, напримръ, степень доктора философіи. И компанія, въ которую я зачисляюсь, и товарищи по зачисленію — все мн очень по сердцу, тшитъ меня и то, что, наконецъ, я поравнялся у Васъ въ почет съ моимъ пріятелемъ Вл. Соловьевымъ, который съ такою легкостью забралъ себ всякіе внки на ученомъ и на литературномъ поприщ. Безъ всякихъ шутокъ, меня глубоко тронула честь, оказанная Обществомъ, потому что самъ я отдаю Обществу большую честь. Пусть дло иногда идетъ вяло, но оно идетъ, оно иметъ прекрасное направленіе, совершенно серіозное и сознательное. И въ этомъ большая, большая доля принадлежитъ Вамъ, Николай Яковлевичъ! Искренно готовъ признать себя не вполн достойнымъ Вашего почетнаго членства, особенно потому, что такъ лниво трудился для Вашего общества и Вашего журнала.
Прошу Васъ передайте мою глубочайшую благодарность всмъ членамъ^ принимавшимъ участіе въ моемъ избраніи. Не нужно ли мн обратиться къ Вамъ съ офиціальнымъ письмомъ?
Отъ души желаю Вамъ здоровья и всякаго блага. Наталь Николаевн мое усердное почтеніе.

Вамъ искренно преданный
Н. Страховъ.

P.S. Я все время по возвращеніи въ Петербургъ боленъ, и только сегодня сталъ позабывать объ этомъ.

XXII.

Спб. 5 февр. 1804.

Душевно уважаемый
Николай Яковлевичъ!

Сейчасъ же я написалъ Ольг Александровн Данилевской и надюсь, что она сама Вамъ отвтитъ. Все очень удобно. Она съ дочерью теперь одна въ Мшатк и, вроятно, рада будетъ такимъ отличнымъ квартирантамъ. Какая жалость, что Вы болете! Но истинно можно позавидовать всякому, кто теперь направится въ Крымъ. Подъ новый годъ тамъ пили чай на открытомъ воздух. О лихорадкахъ въ Мшатк я не слыхалъ. Тамъ было прежде повтріе кроваваго поноса, занесеннаго войсками, но эту болзнь Ольга Александровна умла снимать, какъ рукой, а въ послдніе свои прізды я и объ ней не слыхалъ.
Еще разъ благодарю Васъ за Вашу доброту и за лестную оцнку, которую я, однако, принимаю не безъ критики. На моей могил можно будетъ, конечно, написать: одинъ изъ трезвыхъ между угорлыми, но дальнйшія похвалы подлежатъ еще большому вопросу. Статья объ Исторіи философіи иметъ здсь нкоторый успхъ, особенно у людей ученыхъ. Печатаю теперь свой сборникъ: Философскіе очерки. Слава Богу, что есть еще силы.
Дай Богъ Вамъ всего хорошаго!
Наталь Николаевн мое усердное почтеніе.

Вашъ искренно преданный
Н. Страховъ.

XXIII.

Спб. 13 марта 1891.

Многоуважаемый
Николай Яковлевичъ!

Отъ всей души благодарю Васъ за присылку ‘представленія’ и за самое ‘представленіе’. Во всемъ я вижу Вашу доброту и не могу не считать лестнымъ того, что Вы обо мн написали. Нкоторыя черты для меня были новы и любопытны. Но разбирать и совстно, и некогда, во всякомъ случа я не вижу повода спорить. Одной только черты, къ сожалнію, Вы не помянули въ мою защиту, и я ршаюсь самъ ее заявить — на всякій случай. Всякаго славянофила подозрваютъ въ томъ, что онъ сочувствуетъ деспотизму и питаетъ ненависть къ иноземцамъ. И вотъ я хочу сказать, что я, какъ бы ни былъ гршенъ въ другихъ отношеніяхъ, отъ этихъ грховъ свободенъ. У меня нтъ ни одной страницы антилиберальной, ни одного слова ненависти къ евреямъ, католикамъ и т. н. Не отличился я горячею проповдью любви и терпимости, но самъ уберегся отъ всякаго ихъ нарушенія.
Простите меня за это самохвальство, Вы меня душевно обрадовали, указывая на мою самостоятельность и безбоязненность, и мн захотлось сказать, что я стою нкоторыхъ похвалъ.
Искренно сожалю, что Вы все похварываете, и могу посовтовать одно,— покой, какъ можно больше бездйствія.
Огорчаетъ меня и болзнь Маріи Петровны, теперь я понимаю, почему она молчитъ на мое письмо. Между тмъ мн очень важно было бы узнать, готовы ли портреты Фета и когда будутъ высланы. Печатаніе стиховъ уже пришло къ самому концу. Если Вамъ случится навстить больную, прошу Васъ попросить Катерину Владиміровну написать мн объ этомъ — она все знаетъ. А я не знаю очень важнаго — ея фамиліи, такъ что и не могу написать ей. Простите, что безпокою Васъ маленькой просьбой.
Дай Богъ Вамъ здоровья!
Наталь Николаевн мое усердное почтеніе.

Вашъ искренно преданный
Н. Страховъ.

XXIV.

Спб. 15 марта. 1895.

Душевноуважаемый
Николай Яковлевичъ!

Простите, что запоздалъ отвтомъ: нсколько недль страдаю болзнью, хоть и не тяжкою, но безпокойною, и только теперь сталъ оправляться. Съ большою грустью читалъ я Ваши письма: такой дятельный, неутомимо-полезный человкъ не можетъ на профессорскомъ пути найти достаточныхъ средствъ для себя и семьи! Удивительно и досадно! Впрочемъ, я всегда считалъ этотъ путь у насъ очень дурно обставленнымъ. Ученая карьера въ Россіи — жалкая карьера! Чиновники петербургскихъ департаментовъ куда лучше поставлены, куда больше имютъ впереди видовъ и выходовъ. Понятно, что иные изъ нихъ и смотрятъ на профессоровъ съ презрніемъ, Можетъ быть и Вамъ, какъ Бунге, Вышнеградскому и другимъ, со временемъ найдется хорошее мсто въ администраціи.
Но я не раздляю вполн Вашихъ опасеній касательно студентовъ. Не такое время — кажется, консерватизмъ длаетъ все большіе и большіе успхи. Судя по всему, кучка смутьяновъ остается все та же и въ мысляхъ и въ дйствіяхъ, но сочувствіе ей пропало или пропадаетъ все больше и больше, и главная масса не даетъ себя взволновать и твердо держится одного — надо добывать себ званіе и мсто.
Очень жаль, что нашъ журналъ хиретъ, какъ Вы пишете. А я было собрался на поко приняться за философскія статьи и даже могу теперь удовольствоваться небольшою платою — о чемъ хотлъ и писать Вамъ. Конечно, это сдлается не вдругъ. Къ осени, можетъ быть, что-нибудь поспетъ, коли дастъ Богъ дожить. Каюсь, я мало читалъ Вашъ журналъ, полемика нашего Введенскаго и Каринскаго идетъ, пока, очень неумло — авось поправится. Статья Чичерина, по моему, очень неудовлетворительна. Хочется мн прибавить: я лучше напишу. Но вдь это будетъ зависть, гордость и самохвальство? Лучше помолчу.
Простите, дорогой Николай Яковлевичъ. Отъ души желаю Вамъ здоровья, лучшаго духа и лучшихъ обстоятельствъ.
Наталь Николаевн усердное почтеніе.

Вашъ искренно преданный
Н. Страховъ.

XXV.

Спб. 8 декабря, 1895.

Душевноуважаемый
Николай Яковлевичъ.

Прежде всего долженъ просить у Васъ прощенія: я не могу приготовить своей статьи къ слдующей книжк журнала. Статья начата и я пишу ее съ большимъ стараніемъ, но не могу преодолть какой-то тяжести головы и пера — ну, однимъ словомъ, статья не будетъ къ Вамъ послана къ 15-му декабря. Однако я ее допишу и твердо общаю прислать ее къ мартовской книжк, то-есть въ конц января. Она будетъ меньше двухъ листовъ (и это твердо).
Сейчасъ же, получивши книжку, сталъ я читать Ваши статьи и прочелъ ихъ легко и съ удовольствіемъ. Изъ нихъ выводъ одинъ очень ясный: то, что въ психологіи дло обстоитъ по прежнему, несмотря на кабинеты, психофизику и психофизіологію. Въ этомъ отношеніи Ваши разсужденія правильны. Но гд же новая эпоха?
Вы такъ быстро и неосторожно провозгласили о переворот въ психологіи, такъ мало остановились на существующихъ попыткахъ спеціализировать нкоторыя области психологическихъ изслдованій (такія попытки всегда имютъ за собою нкоторое право), такъ неудачно приняли для новой (будто -бы) психологіи названіе экспериментальной, что всмъ этимъ погубили правильныя и интересныя соображенія, которыя высказываете.
Дале очень преувеличены Вами нкоторыя мысли, напр. о томъ, что кабинеты удобны для всякихъ занятій психологіею, и что вс учителя, судьи и т. д. будутъ заниматься психологическими экспериментами. Съ какой стати будетъ ими заниматься математикъ? Да онъ никогда не думаетъ ни о психологіи, ни о силлогизмахъ, ни о своихъ ученикахъ (ихъ особенностяхъ), а думаетъ только о своей математик. Вообще, нужно умть становиться на точку зрнія психологіи, и на эту точку обыкновенно не любятъ и не умютъ становиться.
Такъ и вышло, что мысль Ваша въ стать расплылась, потеряла опредленность и точность. Вы слишкомъ подвижны и не замчаете, что въ этой подвижности переходите черезъ край и теряете подъ собой твердую почву.
Вотъ, какъ я Васъ раскритиковалъ, но Вы сами о томъ просили. А мн тяжело писать такъ голословно, не приводя ни одной фразы изъ Вашихъ статей. Извините, если въ моихъ общихъ отзывахъ я гд-нибудь окажусь не точнымъ.
Теперь еще одно дло. Приходилъ ко мн . Шперкъ и разсказывалъ, что послалъ Вамъ рецензію моихъ Очерковъ. Вы ее забраковали? Какая жалость! Рецензіи моихъ книгъ составляютъ величайшую рдкость въ русской литератур. Никто не пишетъ! То, что мн передавалъ Шперкъ, очень меня заинтересовало и было для меня новостью — вдь никто не видитъ себя со стороны. Не отыщется ли эта рецензія?
Вчера вышла моя новая книга: ‘Борьба съ Западомъ’ книжка третья. Разумется, пришлю къ Вамъ безъ замедленія. Кто-то меня читаетъ, только не журналисты, такъ что обо мн никто не пишетъ.
Простите, душевноуважаемый Николай Яковлевичъ. Дай Вамъ Богъ здоровья и благополучія. А какъ состоялась подписка?

Вашъ искренно преданный
Н. Страховъ 1).

1) H. Н. Страховъ скончался мене чмъ черезъ два мсяца посл этого письма, 26 янв. 1896 г. О немъ Н. Я. Гротъ помстилъ статью ‘Памяти Страхова’ въ ‘Вопр. Философ. и Псих.’ кн. 32, (1896 г.).
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека