Письма к Н. Берберовой, Ходасевич Владислав Фелицианович, Год: 1939

Время на прочтение: 102 минут(ы)
Минувшее. Исторический альманах. 5

ПИСЬМА В.ХОДАСЕВИЧА К Н.БЕРБЕРОВОЙ

Публикация Дэвида Бетеа

В истории новой русской литературы Владислав Ходасевич занимает особое место не только своей поэзией и литературной критикой, но и своим эпистолярным наследием. Уже с середины тридцатых годов различные эмигрантские издания публиковали письма к нему Андрея Белого, Михаила Гершензона, Зинаиды Гиппиус, Максима Горького, Вячеслава Иванова, Марины Цветаевой. Такие публикации значительно обогащают наши представления об указанных авторах {ТРИ ПИСЬМА АНДРЕЯ БЕЛОГО. — ‘Современные записки’, кн.LV, 1934, с.256-270, ПИСЬМА М.О. ГЕРШЕНЗОНА. — там же, кн.XXXIV, 1925, с.224-236 (вторично опубликованы Н.Берберовой с дополнениями в ‘Новом журнале’, No 60, 1960, с.222-235), Зинаида Гиппиус. ПИСЬМА К БЕРБЕРОВОЙ И ХОДАСЕВИЧУ. (Публ. Erika Freiberger-Sheikholeslami). Ann Arbor, 1978, ПИСЬМА МАКСИМА ГОРЬКОГО К В.Ф. ХОДАСЕВИЧУ. — ‘Новый журнал’, 1952, No 29, с.205-214, No 30, с.189-202, No 31, с.190-205 (на англ. яз. в переводе Hugh McLean, с предисл. S.Yakobson — в ‘Harvard Slavic Studies’, I, 1953, pp. 279-334), ЧЕТЫРЕ ПИСЬМА В.И. ИВАНОВА К В.Ф. ХОДАСЕВИЧУ. Публ. Н.Берберовой. — ‘Новый журнал’, No 62, 1960, с.284-289, ПИСЬМА М.ЦВЕТАЕВОЙ К В.ХОДАСЕВИЧУ. Публ. С.Карлинского. — ‘Новый журнал’, No 89, 1967, с.102-114.}. Так, письмо Белого, отправленное Ходасевичу сразу после смерти Блока, открывает переживания поэта, вызванные потерей друга. Оживленная переписка с Горьким дает почти стенографически полную запись событий, связанных с недолгим взлетом и падением журнала ‘Беседа’, который Горький, Белый и Ходасевич издавали в надежде на сближение советской и эмигрантской литературы.
Автор приносит глубокую благодарность Н.Н. Берберовой, без чьей многосторонней помощи настоящая публикация была бы немыслима. Искреннюю признательность за высказанные замечания и внесенные поправки выражает он профессорам Е.Эткинду, Дж.Мальмстаду и О.Ронену, а также переводчице комментариев к тексту на русский язык Н.Рид.
Однако за строчками писем возникают не только образы их авторов. Они проливают свет и на личность адресата — художника и человека Владислава Ходасевича, чье творчество после забвения сороковых-пятидесятых годов вновь привлекает сегодня интерес читателей и исследователей. Тем большую важность приобретает появление в печати писем самого Ходасевича, особенно многочисленные публикации недавних лет. Вслед за выходом в 1944 г. обширной деловой переписки с Марком Вишняком, одним из редакторов ‘Современных записок’, — только с 1970 г. появились в печатном виде письма Ходасевича к Борису Диатроптову, Михаилу Фроману, Зинаиде Гиппиус, Вячеславу Иванову, Льву Яффе, Михаилу Карповичу, Георгию Малицкому, Владимиру Набокову, Глебу Струве, Борису Садовскому и Юрию Верховскому {М.Вишняк. ВЛАДИСЛАВ ХОДАСЕВИЧ. (31 письмо Ходасевича автору). — ‘Новый журнал’, No 7, 1944, с.277-306, Г.Струве. ИЗ МОЕГО АРХИВА. (3 письма Ходасевича автору). — ‘Мосты’, No 15, 1970, с.396-403, Л.Бернхардт. В.Ф. ХОДАСЕВИЧ И СОВРЕМЕННАЯ ЕВРЕЙСКАЯ ПОЭЗИЯ (4 письма Ходасевича к Льву Яффе). — ‘Russian Literature’, 6, 1974, p.21-31, J.Malmstad and G.Smith, eds. EIGHT LETTERS OF V.F. KHODASEVICH (1916-1925) [to Boris Diatroptov]. — ‘Slavonic and East European Review’, 57 (January 1979), pp.71-88, Н.Струве. ‘НЕКРОПОЛЬ’ В.ХОДАСЕВИЧА. (2 письма Ходасевича Г.Малицкому и 1 письмо Ю.Верховскому). — ‘Вестник русского студенческого христианского движения’, No 127, 1978, с.105-123, С.Полянина. ПИСЬМА В.ХОДАСЕВИЧА К М.ФРОМАНУ. (2 письма к М.Фроману). — ‘Часть речи’, No 1, 1980, с.292-297, R.Hughes and J.Malmstad, eds. TOWARDS AN EDITION OF THE COLLECTED WORKS OF VLADISLAV XODASEVIC (with eight letters of Khodasevich to B.Sadovskoi). — ‘Slavica Hierosolimitana’, 5-6 (1981), pp.467-500, И.Андреева, публ. ПИСЬМА В.Ф. ХОДАСЕВИЧА К Б.А. САДОВСКОМУ. Ann Arbor, 1983, R.Hughes and J.Malmstad, eds. VLADISLAV KHODASEVICH TO MIKHAL KARPOVICH: SIX LETTERS (1923-1932). — ‘Oxford Slavonic Papers’, 24 (1986: New Sries), pp. 132-157, Джон Мальмстад. ИЗ ПЕРЕПИСКИ В.Ф. ХОДАСЕВИЧА (1925-1938) (1 письмо к Вячеславу Иванову, 1 письмо к Зинаиде Гиппиус, 2 — к Владимиру Набокову и 1 — к Марку Вишняку). — ‘Минувшее’, No 3, 1987, с.262-291.}.
По своему исследовательскому интересу письма эти не равноценны, однако все они открывают (или, по крайней мере, приоткрывают) дверь во внутренний мир поэта, обнажая его мысли и переживания, высвечивая обстоятельства его личной жизни в разные эпохи. Так, короткие письма к Малицкому, написанные Ходасевичем летом 1905 года, которое он проводил в Лидино со своей первой женой Мариной Рындиной, — включают несколько стихотворений, как бы перебрасывающих мостик к стилизованному портрету поэта-декадента начала века. Письма к Борису Диатроптову создают живой образ Ходасевича в годы, предшествовавшие его отъезду из России: жизнь в Коктебеле у Волошиных, в петроградском Доме искусств и в Доме творчества писателей в Вельском Устье. Письма к Льву Яффе отражают увлечение еврейской поэзией, которое переживал в те годы Ходасевич, а письма к Глебу Струве — его интерес к пушкиноведению. Переписка с Михаилом Фроманом дает нам точные указания о стихах, созданных Ходасевичем с 1922 по 1926 гг., и отражает его стремление сохранить живую связь с России, а письма к Борису Садовскому подтверждают, что Ходасевич, подобно Блоку и Белому, принимал революцию, хотя его восприятие событий и их смысла было очень своеобразным и личностным. Переписка с Михаилом Карповичем проливает дополнительный свет на отношение Ходасевича к Горькому и яснее всего ранее опубликованного показывает, как развивалось самосознание поэта, приведшее его к изменению гражданского статуса: из советского гостя на Западе Ходасевич окончательно превратился в эмигранта и открытого противника советского режима. Наконец, недавняя публикация его писем к Зинаиде Гиппиус, Вячеславу Иванову и Владимиру Набокову показывает, как выражались в повседневном личном и литературном общении стилистические принципы поэта (переходы от холодной вежливости к теплому дружескому участию или откровенной шутливости и озорному юмору). Все эти публикации постепенно дополняют портрет Владислава Ходасевича, давая нам более живой и многогранный образ его творческой и человеческой личности.
Тем не менее, два больших корпуса его переписки до сих пор не опубликованы. Один из них составляют 126 писем, почтовых открыток и телеграмм к Анне Чулковой, второй жене поэта. Они охватывают период от июля 1915 г. до ноября 1925 г. {Оригиналы писем Ходасевича к Анне Чулковой (в настоящее время эти письма готовятся к публикации проф. Робертом Хьюзом и автором) и Нине Берберовой находятся соответственно в ЦГАЛИ (ф.537) в Москве и в Beinecke Libra-гу (архив Берберовой) Йельского университета. Все цитаты из писем в данном предисловии приводятся по фотокопиям, любезно предоставленным автору упомянутыми архивами и Н.Берберовой. Еще один крупный свод неизданной переписки Ходасевича, пока не появившийся в печати, составляют его письма к Александру Бахраху и Владимиру Вейдле. Дополнительный биографический материал об отношениях Ходасевича с А.Чулковой и Н.Берберовой см. в кн.: David M. Bethea. KHODASEVICH, HIS LIFE AND ART. Princeton, Princeton University Press, 1983.} и являются основным документальным источником о жизни Ходасевича в эпоху, предшествовавшую его отъезду из России, и в первые годы его пребывания в Западной Европе. Интересны они не только тем, что раскрывают настроения Ходасевича этих лет, но еще и тем, что содержат множество мимолетных, часто полушутливых зарисовок его современников, таких как Мандельштам, Волошин, Гершензон, Горький, Вячеслав Иванов, Цветаева, Сергей Эфрон, Софья Парнок и т.д.
Второй свод неизданной переписки Ходасевича представлен в настоящей публикации. Это — 74 его письма к Нине Берберовой, написанные между сентябрем 1926 и январем 1939. Творческая личность поэта, по-разному проявлявшаяся в его стихах, критических и мемуарных работах, — получает здесь свое завершенное, наиболее зрелое выражение. Перед нами — внутренний взгляд на себя и на мир эмигрантской литературы между двумя войнами. На страницах писем проходят едва ли не все ведущие деятели русской культуры: Адамович, Алданов, Бальмонт, Бунин, Гиппиус, Зайцев, Георгий Иванов, Куприн, Мережковский, Набоков, Цветаева… и множество более мелких фигур, о которых Ходасевичу приходилось писать и с кем он почти ежедневно сталкивался в 1920-30-е гг. Видит читатель и постоянную бедность, преследующие поэта болезни, постепенный распад профессиональных и личных связей, растущие под влиянием этих обстоятельств одиночество и ‘мрачность’ Ходасевича. Но вместе с тем, из его писем, в особенности из написанных в период работы над ‘Державиным’, — возникает образ вдохновенного художника, плененного поэзией русской истории и историей в русской поэзии. На противоположном полюсе выступает фигура адресата писем — Нины Берберовой. Но если Ходасевич предстает жертвой изгнания, то Берберову можно отнести скорее к выжившим в эмиграции, к тем, кому удалось развить свой художественный талант, вопреки убеждению, что русская литература умирает. И наконец, из этой переписки возникает завершенный, глубоко личный и неповторимый образ исчезающей эпохи и усталого одинокого художника — едва ли не лучшего ее выразителя.
Какою же предстает личность Владислава Ходасевича из его эпистолярного наследия? Хотя переписка носила сугубо частный характер и не предназначалась для публикации, художник ощутим в ней не меньше чем обыкновенный человек. Письма подчас искрятся остроумием, светлым задорным юмором, неожиданными каламбурами. Так, в июне 1916 г. столкнувшись на коктебельском пляже с Мандельштамом, Ходасевич описывает Анне Чулковой эту встречу в следующих выражениях:
Тут случилась беда: из-за холмика наехали на нас сперва четыре коровы с ужаснейшими рогами, а потом и хуже того: Мандельштам! Я от него, он за мной, я взбежал на скалу в 100 000 метров высотой. Он туда же. Я ринулся в море — но он настиг меня среди волн.
(Письмо от 7 июня 1916, ЦГАЛИ, ф.537, оп.1, ед. хр.45).
А в начале 1928 г. озорно и не слишком уважительно к персонажу повествует Берберовой о литераторше-антропософке Григорович, измучившей его просьбами о литературных советах:
Она сказала: ‘Можно быть великой,
Не будучи Антоном-Горемыкой!
Лишь сядь под куст, попукай и посикай’.
Попукала, посикала — и вот
Свой сик и пук ко мне на выбор шлет.
(Письмо от 3 апреля 1928, No 4).
Но остроумие Ходасевича, как уже неоднократно отмечалось исследователями, могло быть жестоким, мрачным, сардоническим. Таково безжалостное изображение писателей и писательских жен на благотворительном балу в апреле 1938 г. (No 66). Безусловно, здесь мы имеем дело с тем же самым мировосприятием, что породило стихи ‘Перешагни, перескочи…’ {См.: В.Ф. Ходасевич. Собрание сочинений. Под ред. Р.Хьюза и Дж.Мальмстада. T.l,Ardis, Ann Arbor, 1983, с. 120.}. Но нет художественной объективации, нет остранения — и в результате письма Ходасевича, особенно последние, вызывают настоящий озноб, гнетущее чувство полной изоляции поэта, его органической неспособности слиться с окружающими, принимая людей лишь по внешнему их обличию. Не ускользают от его безжалостного взгляда и те из собратьев по перу, кто стремится приспособиться, теряет остроту видения, изменяет высоким принципам писательского ремесла. Такова раздраженная характеристика, которую дает он Юрию Фельзену, молодому прозаику, начавшему ‘менять ориентации, возвращаясь на духовную почву, т.е. отступая из литературы на заранее подготовленные позиции — к бирже’ (письмо от 21 июня 1937, No 61).
Ходасевич никогда не был общественным деятелем или поклонником стадности. Но в годы совместной жизни с Берберовой, ее молодость и энергия, ее энтузиазм и постоянное стремление быть ‘в гуще жизни’ — заражали и самого поэта, спасая его от полного одиночества. Со времени их разрыва в апреле 1932 г. его острый взгляд и способность к безжалостному анализу начинают свое разрушительное действие, усугубляя и без того растущую горечь и чувство разочарования. Сюда же добавляются нетерпеливость, раздражительность. Его словесные выпады обладают поразительной точностью и направляются большей частью на тех, кто — на родине ли, в изгнании ли — роняет, по мнению Ходасевича, звание русского литератора. Именно в этом ключе следует воспринимать его последние письма, поражающие своей беспросветностью, когда он жалуется, что ‘Зайцева читать нельзя’ (14 марта 1936, No 54), или объявляет ‘верхом комизма’ полемику Бунина с Алдановым в ‘Освобождении Толстого’ (21 июня 1937, No 61). По существу, эти характеристики — лишь логическое развитие принципов, усвоенных Ходасевичем еще в начале литературной карьеры, его писательского ригоризма: невозможно браться за перо, не изучив досконально того, о чем собираешься писать, и не высказывая новых оригинальных мыслей. Разочарование банальностью бунинских, зайцевских и алдановских статей, посвященных столетнему юбилею Толстого, раздражение Осоргиным, приписавшим пушкинские строки Лермонтову, — все это вызывает гневные филиппики Ходасевича. Он словно вступается за честь русской литературы, которой нанесено оскорбление:
Толстовские ном[ера] газет ужасны. Обывательщина Зайцева, Бунина (пересказавшего анекдот, давно перепечатанный Горьким и даже на днях переведенный Бахрахом), Алданова — постыдна. А Бунаков! А Куприн — это уже сущий позор. А весь вид ‘Возрождения]’! (Послед[ние] Нов[ости] хоть сверстаны грамотно). Кабак.
(Письмо от 11 сентября 1928, No 6) {Столетие со дня рождения Толстого отмечалось 9 сентября 1928. Статьи известных литературных деятелей эмиграции (Зайцева, Бунина, Алданова и Куприна) были помещены в обеих ежедневных газетах русского Парижа ‘Последних новостях’ (No 2727) и ‘Возрождении’ (No 1195).}.
Литераторы такого уровня, полагает Ходасевич, должны писать лучше, всякий раз, когда художественная правда подменяется словесными клише или гладкими общими рассуждениями, — наследие великой русской литературы обесценивается. (Как часто сам Ходасевич в своих биографических и мемуарных заметках о Пушкине, Брюсове, Белом, Горьком и других писателях безжалостно разрушал этот ‘возвышающий обман’, смывая с реальных исторических персонажей ненавистный ему ‘хрестоматийный глянец’).
Скептический ум и бесстрашная честность Ходасевича, его общественная бескомпромиссность, проявлялись и в его литературной позиции. Уже к середине двадцатых годов он отмечает унылое однообразие официальной советской литературы и фальшивый оптимизм выступлений ее ‘корифеев’, и прежде всего — Горького, чьим соратником и другом Ходасевич некогда являлся. Однако, несмотря на все уважение, которое испытывал он к Горькому, несмотря на чувство личного долга перед ним, — Ходасевич твердо воспротивился его попыткам дискредитировать эмиграцию и эмигрантскую литературу. Именно это противостояние сделалось причиной разрыва личных и профессиональных отношений двух художников (см. письмо от 5.04.1928) {Более подробно об этом эпизоде и об отношениях Ходасевича и Горького см.: Н.Берберова. КУРСИВ МОЙ. Мюнхен, 1972, с.267-276, Hughes and Malmstad. VLADISLAV KHODASEVICH ТО MIKHAL KARPOVICH, op. cit., p. 149-150, В.Ходасевич. ГОРЬКИЙ. — ‘Современные записки’, кн. LXX, 1940, с. 131-145.}. Когда поэт убедился, что Горький сознательно предает литературу — ту самую, истинную, высокую, ‘ни белую, ни красную’, которой в прошлом отдал столько лет и усилий, — Ходасевич не колеблется в выборе между дружбой с писателем и правдой. Его резкий тон и жесткую характеристику Горького как ‘подлеца’ (письмо от 14 сентября 1926, No 1) следует рассматривать в контексте недавней капитуляции Горького при закрытии ‘Беседы’ и его роли в полемике 1927-28 гг. о свободе советской литературы. В эту полемику были вовлечены не только Горький и Ходасевич, но и такие разные писатели, как Ромен Роллан, Илья Гальперин-Каминский, Бунин, Бальмонт, Луначарский (письмо от 5 апреля 1928, No 5). В то время как Ходасевич безуспешно пытался привлечь внимание западной интеллигенции к положению советских писателей, Горький мешал этой попытке любыми средствами, вплоть до использования дружеских связей с Ролланом или открытой дискредитации своих оппонентов (довод об алкоголизме Бальмонта, как свидетельство ненадежности эмигрантских литераторов).
Ходасевич никогда не любил повседневную, бытовую сторону жизни. В нем было нечто от стереотипного образа поэта, возвышающегося надо всем, что связано с грубым, практическим миром. И все же от письма к письму мы видим, как снова и снова он вынужден возвращаться к материальным проблемам, подсчитывать деньги, торговаться с редакторами, мало озабоченными литературным качеством, писать не из внутренних побуждений, а из самой элементарной нужды. (Поэтому легко представить себе, какое отчаяние у измученного долгами поэта могли вызывать угрозы А.О. Гукасова закрыть ‘Возрождение’, см. NoNo 42, 59). Письма к Берберовой значительно расширяют наши знания о повседневной стороне жизни Ходасевича в 1920-30-е гг.
Мысли о бедности не оставляют его: в первом письме Берберовой, написанном в сентябре 1926 г., когда он отдыхал в Sceaux-Robinson, Ходасевич просит выслать ему дополнительно 300 франков — и тут же спохватывается, извиняясь за сказанную глупость, несколько позже приводит рассказ о ссоре в семье Вейдле из-за денег, уточняя: ‘вернее, из-за отсутствия денег’ (1 сентября 1928, No 6), мы видим, как Ходасевич и Берберова постоянно выручают друг друга несколькими лишними франками, когда один из них оказывается в поездке без копейки, в ноябре 1930 (No 25-27) Ходасевич, который на неделю исчез из Парижа, чтобы спокойно поработать в Арти над ‘Державиным’, — с ужасом узнает, что муниципальная служба грозит отключить в его парижской квартире отопление за неуплату счета, и даже в период относительно счастливых лет своей жизни с Ольгой Марголиной, поэт жалуется на ‘неслыханное безденежое (куда хуже 1926 года)’ — т.е. весны 1926 г., когда Ходасевич и Берберова без гроша в кармане вернулись в Париж из Сорренто и сидели практически без работы (письмо от 20 декабря 1935, No 53).
Еще одним вечным спутником жизни поэта были болезни. В письмах они упоминаются постоянно, варьируя от мелких недомоганий, типа воспаления уха (No 9-11), до настоящих мучений, связанных с периодическим обострением экземы, превращавшей изящный почерк Ходасевича в судорожные детские каракули, лишавшей его способности самостоятельно одеваться, бриться, вынуждавшей неделями сидеть дома с забинтованными руками (No 50-53). И потому, когда время от времени он сообщает Берберовой, что ‘жив и здоров, ничего не болит, слава Богу’ (No 6), — Ходасевич вовсе не шутит и не играет в ипохондрию: слишком редко отпускает ему судьба такие моменты удачи. С детства болезненный Ходасевич постоянно приучает себя к страданию, к постоянной угрозе возврата боли, и физические муки, особенно в 1930-е гг., усугубляют растущее чувство горечи и разочарования. В последнем письме к Берберовой в январе 1939 г. он замечает, что из-за болей в животе даже не может читать газет (через несколько месяцев рак печени сведет его в могилу). После этого письма упоминания ежедневных занятий Ходасевича можно найти лишь в его неопубликованном рабочем дневнике. С 1939 г. записи в нем все чаще начинаются одной и той же фразой: ‘В постели’.
Свою эпистолярную деятельность Ходасевич не считал литературным занятием, и, составляя письма Берберовой или Чулковой, не думал о том, что ‘вечность заглядывает через плечо’, а письма его станут достоянием истории. (Хотя однажды он шутливо предложил Анне Чулковой отправить в Академию наук подробное описание их жизни коктебельских курортников). В этом смысле предреволюционная Москва и эмигрантский Париж скорее напоминают в его переписке пушкинское ‘Село Горюхино’, нежели карамзинскую ‘Историю государства Российского’. В ней нет изобразительной завершенности и литературной обработки текста (да автор и не стремился к этому). И все-таки из этих писем возникает не парадная, но повседневная история эпохи, если только мы способны, как советовал в другом месте сам Ходасевич, — ‘вчитаться’ в них. Он пишет в тоне легкой болтовни о самых разных предметах, и уже благодаря этому мы получаем ряд моментальных снимков людей и событий, которые чаще всего остаются за пределами официальных биографий и литературных мемуаров. К числу таких снимков относятся уже упоминавшиеся пассажи о неискренности Горького и нарочитой вежливости Зайцева. Однако их гораздо больше. Когда Ходасевич рассказывает о вечеринке у Алданова, после которой Бунин ничтоже сумняшеся приглашает гостей отправиться с ним в ближайшее бистро и тем самым обижает хозяев (No 13), — мы воспринимаем бестактность и нечуткость Бунина лишь как естественное продолжение его эгоцентричности, его артистической натуры. Рафинированный гедонист, Бунин видит мир во всех его физических подробностях, но остается глух ко всему, что выходит за их пределы, в том числе и к чувствам и мыслям окружающих его людей. Зато Зинаида Гиппиус воспринимается как полная противоположность Бунину: там, где ему трудно даже осознать возможность иного взгляда или мнения, для нее — сфера чужих мыслей представляет главный интерес, она словно заряжается от интеллектуальных хитросплетений и столкновения идей. Когда обиженный Ходасевич объясняет Берберовой, что уважение к ней исключает для него самое возможность прислушиваться к сплетням и пересудам о ее жизни, он многозначительно замечает:
Милый мой, ничто и никак не может изменить того большого и важного, что есть у меня в отношении тебя. Как было, так и будет: ты слишком хорошо знаешь, как я поступал с людьми, которые дурно относились к тебе или пытались загнать клин между нами. Зина — пример очень наглядный. Она не только тебя на меня настрикивала, но и меня на тебя, если хочешь знать. За это я ее и возненавидел навсегда.
(весна 1933, No 40).
Но письма к Берберовой дают нам не только индивидуальные или коллективные портреты современников и многочисленные суждения поэта, разбросанные в его корреспонденции. Они почти с календарной точностью отмечают момент перелома, наступившего в его мироощущении изгнанника: говоря о разрыве с Берберовой (No 32-33), Ходасевич горько добавляет:
Настроение весело-безнадежное. Думаю, что последняя вспышка болезни и отчаяния были вызваны прощанием с Пушкиным. Теперь и на этом, как и на стихах, я поставил крест. Теперь нет у меня ничего.
(19 июля 1932, No 32).
С этого момента, несмотря на теплоту отношений с Ольгой Марголиной, у поэта не остается почти ничего, что привязывало бы его к жизни. И все-таки Ходасевич боролся еще семь лет. На уровне общественном — помогал устраивать литературные вечера, изыскивал любые возможности для поддержки нуждающихся писателей (No 46, 57, 60, 63). На уровне личном — постоянно следил за деятельностью Берберовой, радовался ее литературным успехам. Так, отвечая на появление в ‘Современных записках’ ее романа ‘Без заката’, он восклицает:
Написал ты чудно, так что даже слезу прошибло. Пошли тебе Господь, чтобы ты всегда так писал — и еще лучше.
(14 марта 1936, No 54)
А на выход биографии Чайковского счастливо отзывается:
…так же хорош, как ‘Державин’, хотя Чайковский действительно не моего романа герой.
(1 мая 1936, No 55)
Замечательно, что во всей его переписке нет и намека на зависть или литературное соперничество. В то самое время, как Ходасевич прекращает писать стихи и ‘прощается с Пушкиным’, — Берберова развивает собственную манеру письма, полностью выходя из-под его литературного влияния. И все же Ходасевич рукоплещет каждому ее новому успеху, искренне радуясь развитию ее таланта. Точно так же радуется он и за Набокова, для ‘открытия’ которого Ходасевич сделал больше кого бы то ни было (No 61, 72) {Стоит отметить, однако, что к марту 1936 Ходасевич начал относиться к нему более критически. В письме No 54 он признается Берберовой: ‘Сирин мне вдруг надоел {секрет от Адамовича), и рядом с тобой он какой-то поддельный’.}. Уже это показывает, что ‘мрачность’ последних лет никак не отразилась на его критических и профессиональных оценках. Именно поэтому письма Ходасевича возвышаются над человеческими слабостями, упоминаниями о которых они переполнены, а ‘слишком человеческое’ не заслоняет ни истории, ни литературы. Причину этого, равно как и особой прелести, исходящей от его писем, — следует искать еще и в их языке. Не будучи ‘литературным’ в строгом смысле, он остается языком литератора — т.е. человека, который относится к слову с чрезвычайной серьезностью. Это видно уже из его замечаний по поводу неточностей, допущенных Берберовой в биографии Чайковского:
Вот мелкие ругательства. Нельзя было называть петербуржцев хулиганами, потому что это слово появилось только в начале девяностых годов. Антонину Ивановну нельзя называть хипесницей: это слово — блатное, означает оно не стерву, не хищницу вообще, а специально проститутку, которая заманивает гостя и обкрадывает его, напоив или во время сна. Тут ты поступила, как профессор Коробкин, все цветы называвший лютиками.
(1 мая 1936, No 55).
Ходасевич всегда остается поэтом (в переходах от легкой архаичности оборотов к шутливым уменьшительно-ласкательным прозвищам, в бесчисленных каламбурах, остротах, эпиграммах), если считать многозначность — отличительной особенностью поэтической речи. Слово несет для него нечто большее, чем простой номинативный смысл, и это проявляется в письмах так же, как и в его стихах. Рядом с Ходасевичем-человеком всегда стоит Ходасевич-художник — и мимолетность обретает для нас черты исторической правды.

Перевод с англ. В.А.

1

Вторник, вечер
[14 сентября 1926, Sceaux-Robinson]1

Милый мой кот2, мы сегодня почти не виделись3. Я очень жду тебя в четверг. На 2.504 пойду тебя встречать, но если приедешь раньше — чудно. Если есть чистая или получистая наволочка для моей думки — захвати.
Сегодня я опоздал на поезд 9.15, пошел в Ротонду5 и встретил папу Познера6, который очень противен. Как ты и предсказывал — переписывается с А[лексеем] М[аксимовичем]7!!! ‘Возражал’ ему на письмо о Дз[ержинском]8. А.М. — ему, словом — гнус. Я сказал, что А.М. просто подлец. Ну, к дьяволу их. О, если бы 300 франков! — Прости за глупости. Как хорошо, что я здесь, спасибо тебе за это и за все9.

Целую,
Владя

Письмо Цвибака10 и статья о Дз[ержинском]11 из ‘Сегодня’12 оказались внутри блокнота. Не вздумай искать.
1 Квадратные скобки при датировке означают, что дата письма и местопребывание во время его написания восстановлены по календарю Ходасевича, по почтовому штемпелю или же просто предполагаются публикатором. В некоторых случаях удалось установить только год по данным, содержащимся в письме.
2 Ласкательное прозвище Н.Н. Берберовой. Интересно, что прозвище, которое Ходасевич дал своей второй жене, Анне Ивановне Чулковой (сестре Г.И. Чулкова), связано по смыслу. Он прозвал ее ‘Мышью’. Как будет видно из последующих писем, обращаясь к Берберовой, Ходасевич не только называет ее ‘Котом’, но и употребляет глагольные и прилагательные окончания мужского рода. Такое обращение, по-видимому, символизировало своеобразный ласковый юмор в их отношениях.
3 Они не виделись, потому что Ходасевич находился в это время в Sceaux-Robinson (дачном местечке увеселительного характера, расположенном на южной окраине Парижа и в настоящее время превратившемся в рабочий пригород): он заканчивал работу над воспоминаниями о Муни (Самуиле Викторовиче Киссине, русском поэте еврейского происхождения, со дня смерти которого к тому моменту прошло десять лет. Потеря ближайшего друга и соратника по символистской эпохе глубоко потрясла Ходасевича). Эти мемуары были напечатаны в газете ‘Последние новости’ (см. ниже) (No 2017 от 30 сентября 1926), а позднее вошли в состав НЕКРОПОЛЯ (Брюссель, изд. Petropolis, 1939) — книги воспоминаний.
4 Т.е. поезд, прибывающий в 2.50.
5 Кафе на бульваре Монпарнас.
6 Соломон Викторович Познер (1880-1946), журналист, выехавший из Петербурга в Париж с женой и двумя сыновьями (Владимиром и Георгием). В это время, т.е. в 1920-е гг., С.В. Познер сотрудничал в ‘Последних новостях’. Одно время он также писал для еженедельника М.М. Винавера ‘Еврейская трибуна’. B.C. Познер, сын Соломона Викторовича, до своего выезда из Советской России состоял членом группы ‘Серапионовы братья’, а позже, в эмиграции, работал журналистом во Франции, написал книгу о современной русской литературе (PANORAMA DE LA LITTERATURE RUSSE CONTEMPORAINE, 1929), состоял во французской компартии.
7 Алексей Максимович Пешков (наст, имя Максима Горького, 1868-1936). В первую пору своей эмигрантской жизни Ходасевич и Берберова проживали у Горького в продолжение трех лет (с перерывами). Весной 1926, покинув Сорренто (в то время место пребывания Горького), Ходасевич навсегда перешел на эмигрантскую сторону, а Горький, устав сидеть ‘между двух стульев’, вступил на длительный (правда, не прямой) путь примирения с официальной советской литературой и советским бытом. О весьма сложных отношениях между Ходасевичем и Горьким см., напр.: ПИСЬМА МАКСИМА ГОРЬКОГО К В.Ф. ХОДАСЕВИЧУ. ‘Новый журнал’, 1952, No 29, с.205-214, No 30, с.189-202, No 31, с.190-205, В.Ф. Ходасевич. БЕСЕДА. — ‘Возрождение’, No 4114, 14 января 1938, его же НЕКРОПОЛЬ, Брюссель, изд. Petropolis, 1939, с.228-277, его же ГОРЬКИЙ. — ‘Современные записки’, 1940, No 70, с.131-155, Н.Н. Берберова. ТРИ ГОДА ЖИЗНИ М.ГОРЬКОГО. — ‘Мосты’, 1961, No 8, с.262-277.
8 Феликс Эдмундович Дзержинский (1877-1926). Незадолго до написания этого письма Горький ‘оплакал’ смерть председателя ВЧК. (См.: Письмо М.Горького к Я.С. Ганецкому от июля 1926. — М.Горький. Собрание сочинений в тридцати томах. М., изд. ‘Художественная литература’, 1955, т.29, с.473). О высказываниях Ходасевича о Дзержинском см.: В.Ф. Ходасевич. ПАРИЖСКИЙ АЛЬБОМ. — ‘Дни’, No 1063, 25 июля 1926. Эта статья позднее перепечатана в рижской газете ‘Сегодня’.
9 В это время Ходасевич с трудом переносил городскую жизнь, предпочитая уединение шуму и суматохе в густо населенных европейских центрах. Он часто выезжал из Парижа в различные пригородные места, чтобы отдохнуть и поработать над очередным фельетоном или статьей. Понимая, что это уединение за городом облегчает его душу и благотворно влияет на семейные отношения, Берберова его всячески поддерживала и одобряла. Отношение Ходасевича к городской жизни становится понятным из его письма от 14 октября 1924, адресованного его второй жене А.И. Чулковой (в то время Ходасевич находился в Сорренто): ‘К счастью (или к несчастью), я в последние годы совершенно утратил способность жить в больших городах. Берлин мне тяжел, Париж еще хуже, а в Риме (хоть он и много меньше) я буквально заболеваю на другой день. От всякого шума у меня делается такое сердцебиение, что не могу дышать. По ночам не сплю. Думаю, что не вынес бы ни Москвы, ни даже Петербурга’ (ЦГАЛИ, ф.537, т.1, ед. хр.51).
10 Яков Моисеевич Цвибак (лит. псевдоним Андрей Седых, р. 1902), писатель, журналист. С 1920 по 1940 — репортер в ‘Последних новостях’, с 1940 — сотрудник, с 1967 — соредактор, а с 1973 по сей день — главный редактор нью-йоркской газеты ‘Новое русское слово’.
11 См. прим.8.
12 Газета, выходившая в Риге с 1919 по 1940 под ред. М.С. Мильруда.

2

Понедельник, вечером
[11 апреля 1927, Париж]

Милый Кот,
Я еще не знаю твоего адреса1, но решил писать тебе письмо, чтоб рассказать о делах, кот[орые] тебя, вероятно, интересуют.
Так вот, деньги юшкевичевские2 я получил полностью и в благоприличной форме. Фохт3 обещает дать 400-450 фр. в четверг, в 5 часов, божится, что примет ‘все меры’, но мне не нравится, что он должен прибегать к ‘мерам’. Однако, думаю, что действительно даст (Тьфу, тьфу, тьфу!). Рукопись4 у меня. — Кажется, он подразочаровался в Мерезлобине5, и в нем ходят разные эдакие мысли. Посмотрим, что будет дальше.
Получил сейчас заметку от Вейдле6 и приглашение завтра вместе обедать. Если нет — просит послать pneu7 — и мне из-за этого придется надевать штаны и выходить на улицу, а я было собрался сидеть вечером дома. Сейчас 9 часов, я пришел домой в 7.30, съел котлету и все макароны, выпил молока, меня развезло, и я ложусь отдыхать. А обедать с Вейдле не буду, ибо завтра обедаю у Жени8, потом Сев9 (зайду), потом Зайцевы10, потом домой ужинать, потом в Штейнов ‘очаг’11 на чтение Шмелева12 (опоздаю, сколько смогу) — чтобы окончательно] сговориться о вечере с ним и с Мишей13, кот[орый] там будет. По-видимому, вечер — 26-го14 (Тьфу, тьфу, тьфу!). — Ложусь. — Писем нет. —
Вторник, утро, в Taverne Royale15. Милый Кот, я очень обрадовался письмишку, но к тебе не приеду, поймешь из дальнейшего — почему.
Я лег в 9 часов и читал Юшкевича до 12, а в 12 потушил свет и тотчас заснул. Проклятую пневматичку опустил сегодня. Сейчас принужден выправлять каракули и запятые в рукописи Вейдле, черт бы его побрал. Отсюда бегу в редакцию16, потом к Нидермиллерам17.
Я не хочу ехать к тебе по двум причинам. 1-я — чтоб ты побыл один, сам по себе — и не смей воображать, что три дня — ‘трудно’. Сиди, играй сам с собой. Советую привязать бумажку к веревочке, подвесить к лампе и с ней играть. Очень хорошо хбія кошек.
2-я причина: в четв[ерг] я должен вернуть Юшк[евичу] часть книг18, т.е. прочитать их к тому времени, т.е. завтра, ибо сегодня я весь день буду в бегах. След[овательно], мне с тобой разговаривать некогда. Кроме того — хроника19 сегодня веч[ером] или завтра утром должна быть написана (кое-что наскребу). Завтра утром надо ехать в ред[акц]ию. Словом — занят.
Чувствую себя чудно (Тьфу, тьфу, тьфу!). Ухо почти прошло20. Ем за двоих, ибо уверен, что ты голодаешь.
Ну, будь здоров, Ангел маленький. Бегу, чтоб не опоздать к Жене. Целую ручки, ножки, пупочек и носик. Ты моя жизнь, как всем известно. Я страшный пай и аккуратист оказался.

Твой Владюша.

1 Берберова поехала на несколько дней в Версаль. Ходасевич остался в Париже.
2 Ходасевич взялся написать одну из вступительных статей для сборника ПОСМЕРТНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ С.С. ЮШКЕВИЧА (Париж, 1927). Семен Соломонович Юшкевич (1868-1927), бытописатель одесского еврейства, до революции принадлежал к группе литераторов, объединившихся вокруг горьковского ‘Знания’, после революции эмигрировал.
3 Всеволод Борисович Фохт, поэт и журналист, сын друга А.Белого по Москве, Бориса Фохта. В.Б. Фохт вместе с Д.Кнутом, Ю.К. Терапи-ано иН.Н. Берберовой являлся одним из членов редколлегии недолго просуществовавшего журнала ‘Новый дом’ (1926-1927), он, главным образом, отвечал за финансовые дела журнала.
4 Мы не знаем, что это за рукопись. Возможно, статья, которую Ходасевич намеревался поместить в ‘Новом доме’.
5 ‘Мерезлобин’: Зинаида Николаевна Гиппиус (1867-1945), Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865-1941) и Владимир Ананьевич Злобин (1894-1967), секретарь Мережковских. В это время Ходасевич и сам начинает разочаровываться в ‘Мерезлобине’ и в ‘Зеленой лампе’ — литературно-философском обществе, созданном по инициативе Мережковских. Он читал вступительную речь на первом собрании этого общества, но скоро утратил к нему интерес и в своих фельетонах начал даже выступать против Мережковских. Философские споры, ведшиеся на собраниях общества Мережковскими и их учениками, Ходасевичу казались пустыми. См., напр.: Зинаида Гиппиус. ПИСЬМА К БЕРБЕРОВОЙ И ХОДАСЕВИЧУ, под ред. Erika Freiberger Sheikholeslami, Ann Arbor, ‘Ardis’, 1978, Зинаида Гиппиус. ЗНАК. — ‘Возрождение’, No 926, 15 декабря 1927, З.Гиппиус. СОВРЕМЕННОСТЬ. — ‘Числа’, 1933, No 9, с. 141-145, Ternira Pachmuss. ZINAIDA HIPPIUS: AN INTELLECTUAL PROFILE. Carbondale, University of Illinois Press, 1971, c.238-246, В.Ф. Ходасевич. О ПИСАТЕЛЬСКОЙ СВОБОДЕ. — ‘Возрождение’, No 2291, 10 сентября 1931, В.Ф. Ходасевич. ЕЩЕ О ПИСАТЕЛЬСКОЙ СВОБОДЕ. — ‘Возрождение’, No 3347, 2 августа 1934. Об отношениях между Ходасевичем и Гиппиус см.: Д.Мальмстад. ИЗ ПЕРЕПИСКИ В.Ф. ХОДАСЕВИЧА. — ‘Минувшее’, No 3, Париж, 1987, с.272-277.
6 Владимир Васильевич Вейдле (1895-1979), литературный критик, искусствовед, поэт, близкий друг Ходасевича, эмигрировал в 1924, много лет преподавал историю искусства в Св.-Сергиевской духовной семинарии в Париже, написал несколько статей о поэзии Ходасевича, наиболее значительная из которых была помещена в ‘Современных записках’. См.: В.В. Вейдле. ПОЭЗИЯ ХОДАСЕВИЧА. — ‘Современные записки’, No 34, с.452-469.
7 pneu: carte pneumatique (пневматичка). Вид срочной пересылки писем при помощи сжатого воздуха. Пневматичка пользовалась большой популярностью у тех, кто в то время не имел телефона. Ходасевичу и Берберовой часто приходилось прибегать к этому виду сообщения.
8 Евгения Фелициановна Ходасевич (по первому браку Кан, по второму — Нидермиллер, 1876-1960), старшая сестра Ходасевича. Как и брат, она эмигрировала после революции и поселилась с мужем и дочерью в Париже.
9 М.Г. Сев — зубной врач, сестра В.Г. Винавер.
10 Борис Константинович Зайцев (1881-1972), писатель-реалист (‘акварелист’), переводчик Данте, и его жена — Вера Алексеевна (1877 или 1878-1965), — старые друзья Ходасевича еще по Москве. С 1922 — эмигранты в Париже.
11 Известный русский клуб С.Ф. Штейна (существовавший еще до революции) около Place Pigalle.
12 Иван Сергеевич Шмелев (1875-1950) — писатель-реалист, эмигрант.
13 Михаил Осипович Цетлин (1875-1945) — поэт и критик, эмигрант, с женой, Марьей Самойловной (1882-1976), держал до Второй мировой войны литературный салон в Париже. Впоследствии — основатель ‘Нового журнала’. О нем см.: В.Ф. Ходасевич. КНИГИ И ЛЮДИ. (Рецензия на книгу Цетлина ДЕКАБРИСТЫ). — ‘Возрождение’, No 2977, 27 июля 1933.
14 Т.е. поэтический вечер.
15 Кафе на rue Royale.
16 Редакция газеты ‘Возрождение’, которая в то время находилась на rue S&egrave,ze. Газета придерживалась правого направления и выходила поначалу (1925-36) ежедневно, затем еженедельно (1936-40). Начиная с 1927 и до своей смерти в 1939 Ходасевич возглавлял ее литературный отдел. Одно время газету редактировал П.Б. Струве. Владельцем ‘Возрождения’ был А.О. Гукасов.
17 Семья сестры Ходасевича. См. прим.8.
18 Т.е. книги, которые были необходимы Ходасевичу для подготовки статьи о Юшкевиче.
19 Хроника советской литературы под названием ‘Литературная летопись’, которую Ходасевич и Берберова вели вместе в ‘Возрождении’, пользуясь псевдонимом ‘Гулливер’. Поскольку Берберова одновременно печаталась в ‘Последних новостях’ (ежедневной газете либерального направления, выходившей в Париже с 1920 по 1940 под редакцией П.Н. Милюкова) и газеты резко отличались друг от друга по своему направлению, она скрывала свое соавторство, и создалось мнение, что столбцом заведует один Ходасевич.
20 Всю жизнь Ходасевич отличался слабым здоровьем. В продолжение 1920-1930-х гг. он постоянно страдал от ушной инфекции, фурункулеза, плохих зубов, экземы, наконец, рака. В письмах он часто сетует на свое самочувствие.

3

2 апр[еля 1]928
6 час[ов] веч[ера]
Версаль1

Родной мой,
Мне нечего написать тебе, кроме того, что я чувствую себя неплохо. Писать сяду только сегодня вечером, после обеда. До сих пор гулял и читал.
Только недавно увидел твою надпись на бюваре. Милый ты мой.
Газет русских не покупал и, вероятно, не стану покупать.
Будь здоров, пиши и питайся. Отдохни от меня. А мне от тебя отдыхать не приходится: тебя мне Господь послал.

Целую. Твой Владюша.

1 Ходасевич поехал на несколько дней в Версаль, Берберова осталась в Париже. См. также письма MJSS и 6.

4

3 апреля [1]928
Версаль

Ты угадал, милый Кот: письмо Григорович1 изумительно. Вот как пишут писатели, сознающие свое место в истории литературы и влияние на умы современников.
Она сказала: ‘Можно быть великой,
Не будучи Антоном-Горемыкой!2
Лишь сядь под куст, попукай и посикай’.
Попукала, посикала — и вот
Свой сик и пук ко мне на выбор шлет.
Это — экспромт. Я вообще делаю экспромты — гастрономические. Пошел вчера утром в твой ресторан. Было плохо, но терпимо. Вечером — уже нестерпимо. Не доев какой-то подошвы с настриженным картофелем в машинном масле, швырнул на стол 6 фр[анков] и кинулся в лавочку. Купил ветчины, хлеба и шоколада. Съел, а всю ночь рыгал и икал воспоминаниями о пехоте, для которой я не создан.
Сегодня нашел ресторан для штатских. Увы, это стало в копеечку. Но лучше раз в день есть хорошо и много, чем два раза тошниться от сущего пустяка.
За обедом случилось символическое. Против меня сидел толстый человек, декорированный до последней степени. Ел, лоснился и сиял — ослепительно. Уходя, брюхом качнул стол. Графин упал. Когда сей ослепляющий взоры ушел, оставив после себя лужу, — я понял, что это было 8-ое воплощение Людовика XIV. Какой-нибудь deput-Soleil. На радостях я выпил не одну четверть белого, а две, да еще ликеру, да еще кофе, и шел домой по солнцу, чуть не танцуя. Будь в ресторане не вертлявый лакей, а зазнобистая служанка, поступил бы я с ней, разумеется, по-версальски, как какой-нибудь местный Вальмон3 или Патя Муратов4, — т.е. посадил бы к себе на колени, угостил бутылочкой доброго бургундского, после чего она лукавым пальчиком поманила бы меня прямо на антресоли. Но этого не случилось. А пришел я мирно домой и сейчас, отдохнув, сяду писать. Вчера я только совладал с проклятым вступлением к статье5. Теперь, Бог даст, пойдет легче и глаже.
О Париже стараюсь не думать. Т.е. думаю о тебе — и больше ни о чем. Еще о Вейдличке6 — любовнейше. Поцелуй его в четверг и в лысинку.
Визитную карточку нащупал только вчера ночью и был очень польщен. Спаси тебя господь.
Целую топталок. Правый заяц7 протер-таки свой носок на пятке.

Твой Владюша.

P.S. Сегодня вторник. Завтра я не буду тебе писать — не о чем. Поэтому не беспокойся. Напишу в четверг.
1 Писательница-антропософка, некогда влюбленная в Андрея Белого. См.: Н.Берберова. КУРСИВ МОЙ. Мюнхен, Fink, 1972, с.189-190. Второе из трех приводимых писем Белому — написано Григорович.
2 Повесть Д.В. Григоровича (1822-1899) АНТОН-ГОРЕМЫКА, в которой описывается жизнь крестьян.
3 Вальмон: Vicont de Valmont, главный герой LES LIASONS DANGEREUSES (1782) Pierre Choderlos de Laclos (1741-1803).
4 Павел Павлович Муратов (1881-1950) — писатель, искусствовед, редактор журнала ‘София’, специалист по Италии (автор книги ОБРАЗЫ ИТАЛИИ у Берлин, Изд. Гржебина, 1924), эмигрант, старый друг Ходасевича по Москве.
5 В апреле 1928 Ходасевич писал воспоминания о Нине Петровской (которая в феврале того же года покончила с собой в Париже) под названием КОНЕЦ РЕНАТЫ. Эти воспоминания вышли в трех номерах ‘Возрождения’ (No No 1045, 1046, 1047 за 12-14 апреля 1928) и потом были включены в НЕКРОПОЛЬ.
6 Т.е. В.В. Вейдле.
7 Топталки, заяц — слова из того же шуточно-интимного словаря Ходасевича и Берберовой, что и прозвище ‘кот’.

5

5 апр[еля 1]928
Версаль

Милый Кот, вчера утром, в кафе, я прочел письма Гальперина1 и, не заходя домой, отправился в Париж. Постригся, вымыл голову и поехал к Гальперину. Именно его письмо окончательно убедило меня не печатать мой ответ на анкету2. Старика я обольстил и очаровал вдрызг. Теперь-то мы и стали друзьями до гробовой доски (надеюсь, все-таки, она накроет его раньше, чем меня). И вот что порешили:
Г[альпери]н пишет Роллану3, чтобы тот прислал ему письмо Горького4. Это горьковское письмо Г-н печатает не в L’Avenir5, y которого нет ни читателей, ни редактора, ни простора, — а в Candide6, и тут же, рядом — мою большую обстоятельную статью, подвал, которую я напишу специально. Candide не L’Avenir, статья — не ответ на анкету, раздавить Горького по поручению французской редакции — не то, что в ряду других лепетать, отвечая на устарелую анкету. В довершение всего — потребую гонорар + в тот же день тисну все это (и Горького и себя) в Возрождение7.
Вот какой я умный. Но: о 2-м письме Горького, о моем грядущем ответе и о Candide — величайшая тайна. Ничего никому не говори.
Гальперин оказался твоим поклонником. Велел кланяться. Но поклоны — сотрясение воздуха, не больше. Мы заставим его переводить кошачьи штучки8. Дай срок.
У него (у его дочери) альбом, довольно потрясающий: Лев Толстой9, Влад[имир] Соловьев10, Майков11, Григорович12, Золя13, Тагор14, Франс15, Пуанкаре17, Горький, Л[еонид] Андреев18, Гол[енищев]-Кутузов19, Случевский20, Ростан21, Бор[ис] Лазаревский22 — все великие люди.
На заду Бориса Зайцева (а еще там есть Брюсов23, Дима24 про слишком ранних предтеч, Зина25…) написал я сонет в 14 слогов, дав старику честное слово, что это шедевр. (Он поверил за себя и за дочку).
Потом я был в Select26, где в полутьме подвала накрыл Верочку Бунину27 с Милиоти28. Она адски сконфузилась. Тогда я сказал:
— Я живу в Версале, а здесь на 1/2 часа incognito. Никому не говорите, что меня видели.
— Хорошо, хорошо! — она буквально захлопала в ладоши. — А вы не говорите, что меня видели. Ах, как смешно. У нас с вами теперь будет тайна.
Спешу сообщить тебе эту тайну.
Потом я вернулся в Версаль. К тебе не поехал29, ибо не знал, дома ли ты, а ключа от квартиры со мной не было. Боялся приехать зря. Не живи так далеко!
Статья моя движется очень туго30. Оказалось — безумно трудно по тысяче причин. Кончу, разумеется, но будет плохо, и я с этим уже примирился.
Зато я очень отдохнул и ‘стал другим человеком’. Сегодня впервые купил рус[ские] газеты. Видел хронику Ивелича31 и стихи какой-то Нины32, чтоб ей ни дна, ни покрышки. Видел о назначении ‘Зел[еной] Лампы’ на понедельник33. Канун ей да ладан.
Я приеду, вероятно, в субботу. М[ожет] б[ыть] днем домой, а м.б. — прямо к Берберовым34. Может случиться, что буду кончать статью в воскр[есенье] днем дома. Не позовешь ли на вечер в воскр[есенье] Вейдличку? Я бы хотел отправить статью с ним.
Целую. Писать тебе больше не буду. Симпатизирую тебе в высшей степени.

Владюша.

1 Илья Даниилович Гальперин-Каминский (1858-1936) — известный переводчик, знал Л.Н. Толстого и бывал в Ясной Поляне. Гальперин-Каминский написал Ходасевичу письмо, в котором выразил желание способствовать осознанию европейскими литераторами того, что советские писатели действительно страдают от жестокой цензуры, репрессий и т.д. Предыстория была такова: в No 2300 ‘Последних новостей’ от 10 июня 1927 было опубликовано анонимное письмо от советских писателей (доказать их авторство, однако, было невозможно, и шли слухи, что письмо написано эмигрантами), в котором эти неназвавшиеся и всячески преследуемые писатели взывали к ‘совести мира’ и просили о помощи. Дело в том, что несмотря на многочисленные попытки русских эмигрантских литераторов обратить внимание Запада на гнетущую для работников искусства обстановку в Советской России, почти все ‘передовые’ писатели Запада пропускали мимо ушей все сведения о реальном положении дел. Через два месяца после опубликования письма ‘Правда’ (за 23 августа 1928) напечатала его опровержение: писала, что это — жалкая подделка, что лучше участи советского писателя и придумать нельзя. Тогда, обращаясь к Кнуту Гамсуну и Ромену Роллану, Бунин и Бальмонт отправили письменный протест в небольшой журнал ‘L’Avenir’, который и опубликовал его в январе 1928. Роллан, отозвавшись на этот протест в журнале ‘L’Europe’, со своей стороны, нашел нужным отчитать отсталых литераторов за их реакционные взгляды и одновременно обратился к Горькому (еще жившему в Сорренто) с вопросом о том, насколько правдиво анонимное письмо советских писателей. В следующем, мартовском номере ‘L’Europe’ Горький дал свой ответ: письмо на самом деле подсунуто эмигрантами, а советские писатели всех возрастов и убеждений живут в таких дружеских отношениях, что буржуазному уму этого не понять. Таким образом, хорошо зная Горького и всю подноготную его, в данном случае, неискреннего заявления, Ходасевич намеревался выступить с разоблачениями. См.: Н.Берберова. КУРСИВ МОЙ. Мюнхен, ‘Fink Verlag’, 1972, с.267-274, 326-327, В.Ф. Ходасевич. ПИСЬМО М.ГОРЬКОГО. — ‘Возрождение’, No 1017, 15 марта 1928, А.В. Луначарский. ОТВЕТ РОМЕН РОЛЛАНУ. — ‘Вестник иностранной литературы’, 1928, No 3, с. 138-142.
2 В это время ‘L’Avenir’ проводил опрос французских писателей посредством анкеты с целью выяснить, существуют ли, по их мнению, репрессии против их соратников по перу в Советском Союзе. См.: Н.Берберова. КУРСИВ МОЙ, с.274.
3 Ромен Роллан (Romain Rolland, 1866-1944), французский писатель, драматург, биограф, музыковед, лауреат Нобелевской премии 1915 г., проповедовал непротивленческую позицию, сочувственно относился к Октябрьской революции и ‘перестройке’ России. См. прим.1.
4 Горький послал Роллану второе письмо (от 22-23 марта 1928), в котором охарактеризовал Бальмонта алкоголиком и попросил опубликовать это письмо. Роллан отказался. См.: М.Горький. Собр. соч. в тридцати томах. М., изд. ‘Художественная литература’, 1955, т.30, с.83-88, 90-91, Н.Берберова. КУРСИВ МОЙ, с.274.
5 См. прим.1.
6 Еженедельная французская газета, пользовавшаяся большой популярностью и выходившая в Париже с 1924.
7 Из этих планов ничего не вышло.
8 Гальперин-Каминский, однако, Берберову так и не переводил.
9 Л.Н. Толстой (1828-1910). В это время отмечалось 100-летие со дня его рождения. См. письмо No 6. См. также: В.Ф. Ходасевич. УХОД ТОЛСТОГО. — в его кн.: ЛИТЕРАТУРНЫЕ СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ. Нью-Йорк, изд. им. Чехова, 1959, с. 135-150.
10 B.C. Соловьев (1853-1900) — философ, поэт, основоположник символизма.
11 А.Н. Майков (1821-1897) — поэт, один из наиболее любимых Ходасевичем в юности. См.: В.Ф. Ходасевич. ПАРИЖСКИЙ АЛЬБОМ. — ‘Дни’, No 1051, 11 июля 1926.
12 Д.В. Григорович (1822-1899) — прозаик, бытописатель крестьянской жизни (его АНТОН-ГОРЕМЫКА упоминается в письме No 4).
13 Золя Эмиль (Emile Zola, 1840-1902), французский писатель.
14 Сэр Рабиндранат Тагор (1861-1941), индийский писатель и духовный учитель, лауреат Нобелевской премии 1913.
15 Франс Анатоль (Anatole France, 1844-1924), французский писатель, лауреат Нобелевской премии 1921.
16 Фош Фердинанд (Ferdinand Foch, 1851-1929), профессор, затем директор ‘Ecole de Guerre’, маршал Франции, прославился в годы Первой мировой войны.
17 Пуанкаре Раймон (Raymond Poincar, 1860-1934), французский государственный деятель, президент Франции с 1913 по 1920.
18 Андреев Леонид Николаевич (1871-1919), писатель.
19 Граф Голенищев-Кутузов Арсений Аркадьевич (1848-1913), поэт.
20 Случевский Константин Константинович (1837-1904), поэт, стихи которого Ходасевич высоко ценил. Возможно, влияние поздних несколько ‘мрачных’ стихов Случевского в какой-то степени отразилось на пресловутой ‘жестокости’ Ходасевича.
21 Ростан Эдмон (Edmond Rostand, 1868-1913), французский поэт и драматург.
22 Лазаревский Борис Александрович (1871-1936), писатель, автор рассказов о быте русской эмиграции во Франции.
23 Брюсов Валерий Яковлевич (1873-1924), поэт-символист. Оказал большое влияние на молодого Ходасевича. См.: В.Ф. Ходасевич. НЕКРОПОЛЬ, с.26-60.
24 Д.С. Мережковский. Слова ‘слишком ранние предтечи’ взяты из стихотворения Мережковского ДЕТИ НОЧИ (1883).
25 З.Н. Гиппиус.
26 Кафе на Монпарнасе.
27 Бунина Вера Николаевна — жена Ивана Алексеевича Бунина (1870-1953, Нобелевская премия по литературе 1933). О Бунине Ходасевич написал несколько статей. См.: В.Ф. Ходасевич. О ПОЭЗИИ БУНИНА. — ‘Возрождение’, No 1535, 15 августа 1925, КНИГИ И ЛЮДИ (рец. на БОЖЬЕ ДРЕВО Бунина). — ‘Возрождение’, No 2158, 30 апреля 1931, КНИГИ И ЛЮДИ ЖИЗНИ АРСЕНЬЕВА Бунина). — ‘Возрождение’, No 2942, 29 июня 1933.
28 Милиоти Николай Дмитриевич (1874-1950), художник, член ‘Мира искусства’, брат художника В.Д. Милиоти, эмигрант.
29 В это время (1926-1928) Ходасевич и Берберова жили на rue Lamb-lardie около Place Daumesnil.
30 См. прим.5 к письму No 4.
31 Псевдоним Н.Н. Берберовой.
32 Нина Снесарева-Казакова, поэтесса из Праги. О ней см.: В.Ф. Ходасевич. ДВАДЦАТЬ ДВА. — ‘Возрождение’, No 4135, 10 июля 1938.
33 См. прим.5 к письму Ns2.
34 Семья дяди (брата отца) Н.Н. Берберовой.

6

Вторник, 11 сент[ября 1928]. Утро.
[Juan-les-Pins]1

Милый мой Кот, я жив и здоров, ничего не болит, слава Богу. Я написал 5 страниц хроники и в четверг отправлю прямо Бобринскому2. Не отправляю раньше, чтобы в редакции не затеряли. Кстати — изругаюсь, ибо сегодня (т.е. вчера) Левицкий3 прямо ссылается на 6-ю кн[игу] ‘Печати и революции]’4. Кстати, а 5-я была у нас?
Вчера послал первую партию книг5. В четверг — остальные. Увы, пришли ‘Современные] Зап[иски]’6 целой книгой, — лишняя тяжесть. Впрочем, большая часть книг отправлена за 2 франка] 75. Следовательно] — не так страшно.
Здесь ничего нового. В[ейдле], Соф[ия] Пет[ровна]7 и Мил [очка]8 два дня вместе и напрасно ссорились из-за денег, — вернее, из-за отсутствия денег.
Прочел почти все в Современных] Зап[исках]. Сейчас еду к Мережк[овским] завтракать, а вечером сяду писать статью9.
Здесь скучно. Вейдле из-под мимозы переселился в твою комнату’, где и сидит, не разгибая спины. Говорят, пишет… о Ренуаре!10 Ну, Господь с ним.
Вполне вероятно, что уеду в субботу.
Толстовские No No газет ужасны11. Обывательщина Зайцева12, Бунина13 (пересказавшего анекдот, давно напечатанный Горьким и даже на днях переведенный Бахрахом14), Алданова15 — постыдна. А Бунаков!16 А Куприн17 — это уже сущий позор. А весь вид ‘Возрождения]’! (Последние] Нов[ости] хоть сверстаны грамотно). Кабак. Впрочем, лучшее из всего, напечатанного где-либо, — статья Амфитеатрова18.
Ну, будь здоров, ангел-птичка.
Целую тебя и еду — сперва к парикмахеру.

Твой Владюша.

1 Из Juin-les-Pins (на Ривьере) в Париж, Берберова уехала из Juin-les-Pins одна 10 сентября искать новую квартиру: пришло время переезжать с rue Lamblardie на rue 4 Chemines (Булонь-Бианкур), Ходасевич оставался с Вейдле и его женой Людмилой Викторовной (‘Милочкой’, урожд. Барановская, р. 1905) в Golf Juan, в пансионе тети Людмилы Викторовны, — Софьи Петровны.
2 Граф Петр Андреевич Бобринский (1893-1962), автор книги СТАРЕЦ ГРИГОРИЙ СКОВОРОДА, поэт, постоянный сотрудник ‘Возрождения’.
3 В.Левицкий, журналист ‘Возрождения’.
4 Советский журнал критики, выходивший в Москве в 1921-1930.
5 По-видимому, книги, которые нужны были Ходасевичу для исследовательской работы.
6 Известный ‘толстый’ журнал (издавался при ближайшем участии Н.Д. Авксентьева, И.И. Бунакова, М.В. Вишняка, В.В. Руднева), в котором печатались произведения наиболее авторитетных авторов эмиграции. Выходил с 1920 по 1940. Ходасевич часто публиковал в ‘Современных записках’ стихи, статьи и журнальный вариант книги ДЕРЖАВИН.
7 Тети жены Вейдле. См. прим.1.
8 Людмила Викторовна, жена В.В. Вейдле. См. прим.1.
9 Т.е. обзорная статья 36 книги ‘Современных записок’, которая была опубликована в ‘Возрождении’ 27 ноября 1928 (No 1213).
10 Ренуар (Pierre Auguste Renoir, 1841-1919), французский художник и скульптор импрессионист.
11 9 сентября 1928 (по новому стилю) была отмечена столетняя годовщина со дня рождения Л.Н. Толстого.
12 Упомянутая статья: Б.К. Зайцев. ТОЛСТОЙ. ЗАМЕТКИ. — ‘Возрождение’, No 1195, 9 сентября 1928.
13 Упомянутая статья: И.А. Бунин. ЗАМЕТКИ О ТОЛСТОМ. — ‘Последние новости’, No 2727, 9 сентября 1928.
14 Александр Васильевич Бахрах (1902-1985), журналист, литературовед. Эмигрант. О его высказываниях о Ходасевиче см.: Александр Бахрах. ПО ПАМЯТИ, ПО ЗАПИСЯМ. — ‘Мосты’, No 11, 1965, с.242-247.
15 Марк Алданов (псевдоним Марка Александровича Ландау, 1886-1957), известный писатель, автор исторических романов, эмигрант. Его статья о Толстом: К ЧЕСТВОВАНИЮ ТОЛСТОГО В МОСКВЕ. — ‘Последние новости’, No 2727, 9 сентября 1928.
16 И.Бунаков (псевдоним Ильи Исидоровича Фондаминского, 1879-1942), один из редакторов ‘Современных записок’. Какую именно его статью о Толстом упоминает здесь Ходасевич, установить не удалось.
17 Александр Иванович Куприн (1870-1938), писатель, эмигрант, вернулся в СССР в 1937. Упомянутая статья о Толстом: А.Куприн. ТОЛСТОЙ. — ‘Возрождение’, No 1195, 9 сентября 1928.
18 Александр Валентинович Амфитеатров (1862-1938), журналист, писатель, с 1920 — эмигрант, жил в Италии. Упомянутая статья о Толстом: Александр Амфитеатров. ЛЕВ ТОЛСТОЙ ‘НА ДНЕ’. — ‘Возрождение’, No 195, 9 сентября 1928.

7

14 сент[ября 1]928.
[Juan-les-Pins]

Милый мой Кот, посылаю тебе хронику, раз ты все равно в понедельник идешь ее относить. Не переписывай и скажи, чтоб не переписывали в редакции, п[отому] ч[то] типография до покупки машинки всегда набирала меня без переписки.
Я было совсем собрался ехать завтра, в субботу, но слушаюсь твоего приказания и не еду. Выеду во вторник, и в среду вечером, Бог даст, буду в Париже. Телегр[амму] не буду присылать, — разве только в том случае, если и во вторник не выеду: например], гроза, что возможно, ибо уже второй день и гремит, и дождит, но как-то неокончательно. Под дождем мы и в Грасс1 ездили вчера. Бунин мил. Написал Кульману2 о моих лекциях в Белграде. Кульман уже ответил, что будет хлопотать3.
Здесь скучновато, но не до зарезу. Главное — не Бог весть какая погода.
Я очень люблю тебя, но писать как-то не о чем. У Мережковских все было прилично, я был умник.
Я перед Мер[ежковски]ми съездил в Cannet4, посмотрел на дом, где мы жили, и даже помолился о Нисе.
Ну, будь здоров, целую.

Владюша.

P.S. Сегодня же посылаю все книги.
1 Грасс (Grasse): под Ниццей, и Бунины, и Фондаминские там снимали дачу.
2 Николай Карлович Кульман (1871-1940), профессор русской литературы в Белграде, воспитатель короля Александра Сербского.
3 Эти лекции не состоялись.
4 Ходасевич и Берберова провели лето 1927 в Cannet, курортном местечке на Ривьере.

8

Вторник
[18 сентября 1928, Juan-les-Pins]

Милая Нися, я приеду утром1 в среду. Получив это письмо, тотчас иди на базар и готовь завтрак на мою долю. Но не пугайся, что меня дома нет: с вокзала я заеду к парикмахеру на rue de la Pompe.
Целую обоих2.

В.

1 Если судить по его календарю, Ходасевич приехал в Париж только в среду вечером.
2 Т.е. Н.Н. Берберову и кота.

9

15 февр[аля 1]930.
Суббота.
12 ч[асов] дня. [Париж]1

Милый мой Ниник, я пишу тебе это письмо в Taverne Royale, п[отому] ч]то] сейчас получил в ‘Возр[ождении]’2 деньги {1017.50}, а идти к Жене еще рано. Иногда я буду тебе присылать маленькие и пустячные дневнички.
Проводив тебя, поехал я вчера в Berry3, а в половине двенадцатого был дома. Пописал Державина4, натер ухо камфарой, обвязался, как прачка на Курском вокзале, и лег спать. Однако, долго ворочался, и сегодня хочется мне спать. Зато ухо явно улучшилось. Почти не сомневаюсь, что дело в железах, а железы натруждаются расхлябанной моей челюстью (собственной), особенно — когда хожу без зубов5. Кажется, что все это именно так — ив таком случае дело пустячное. Собственно, ради этого сообщения и уселся я писать тебе, еще не имея адреса6. (Таким образом, пока что это письмо еще как бы плавает по морю в бутылке).
Утром пришел газометр, и я испугался, но к счастью он ограничился констатациями и не вручил мне никакой ноты, кроме вербальной:
— Дайте скамейку.
В ‘Возр[ождении]’ видел мельком Патю и Бор[иса] Зайцева, кот[орый] спешил на похороны 17-летнего юноши, вчера застрелившегося в ихнем приюте. По-видимому, мальчика довели до этого воплями о Кутепове7. Какие плохие политики эти патриоты! Смерть Кутепова — счастье, а не несчастье. Они этого не понимают. Кутепов послужил России своей смертью. Если бы он был жив — вероятно, для России это было бы вредно. Такова же судьба Николая II. А мальчик мог и жизнью пригодиться.
Глупы люди. Сейчас купил ‘Рос[сию] и славянство’8. Ничего любопытного. Однако, Кир[илл] Зайцев9 рассыпается в комплиментах шульгинскому10 роману. Отмечает лишь один незначительный недостаток: чрезвычайное безвкусие. Тут же Бальмонт11 посвящает Шмелеву стишки, в которых говорит:
‘Ты, Иванушка, царевич. У тебя свои законы’. Т.е. — именно тот Иван, которому закон не писан. Не поздоровится от таких комплиментов.
В ‘П[оследних] Н[овостях]’ сегодня Зуров12. М[ожет] б[ыть] прочту, но, кажется, не стану.
Целую лапку. Пока — до свидания. Докурю папироску и отправлюсь к Жене, а ты, Бог даст, к этому времени минуешь S.Raphal13.

6 часов

Пообедал вкусно, приехал домой, полтора часа спал, сейчас оденусь и поеду к Вольфсонам14. Целую.

1-ый час ночи

Пришел от Вольфсонов. Обед был тошнотворный в кулинарном смысле. Потом — чудные фрукты и яблочный пирог. За обедом — Зензинов15, а к чаю и Вишняки16. Все были чрезвычайно милы и тебя любят. События вкратце:
1) Амалия17 сегодня приехала в Париж: у нее мать при смерти (85 лет). Но ты туда съезди18: либо мать умрет, либо не умрет — Амалия вернется. А не вернется — и того лучше: посидишь с Илюшей19. Впрочем, у него, должно быть, такая грязь, что стыдно перед Амели20. Ну, как хочешь, это чепуха.
2) Эсеры21 в лютой обиде на Алданова за ‘Азефа’22, как и следовало ожидать. (Кроме Илюши, разумеется, который считает прошлое с[оциалистов]-р[еволюционер]ов греховным).
3) Зурова нынешний фельетон все ругают, никто не дочитал, говорят — описательство, очеркистика.
Больше посплетничать нечего.
Придя домой, застал твою телеграмму. Опиши мне подробно, какая у тебя комната, чтобы я мог все воображать.
Нынешний день вышел, как видишь, бурный или, лучше, сумбурный. Но я такого и ждал. Ничего не работал, а сейчас ложусь спать, чтобы встать завтра не поздно и приняться за работу.
Целую тебя, мой Ангел, будь здоров.

Владюша.

1 Н.Н. Берберова поехала 14 февраля в Ниццу (Nice) в гости к своей подруге Amlie Mayer, Ходасевич остался в Париже. См. также письма No 10-16.
2 Т.е. жалованье за очередные фельетоны в ‘Возрождении’.
3 Кафе на Champs Elyses на углу rue de Berry.
4 Художественная биография поэта, которая первоначально вышла в ‘Современных записках’ (вып. XXXIX — XLII за 1929-30), а впоследствии отдельной книгой (изд. ‘Современные записки’, Париж, 1931). Многие считают ее лучшей работой последних лет Ходасевича. Рецензии см.: М.Алданов. — ‘Современные записки’, 1931, No XLVI, с.496-497, П.М. Бицилли. — ‘Россия и славянство’, 19 апреля 1931, А.А. Кизеветтер. — ‘Руль’, No 3150, 8 апреля 1931, Andr Levinson. — ‘Je suis partout’, 30 мая 1931, П.П. Муратов. — ‘Возрождение’, No 2137, 4 апреля 1931.
5 Зимой 1923-24 гг., когда Ходасевич и Берберова жили в Мариенбаде, — поэту удалили зубы и сделали протез.
6 См. прим.1.
7 А.П. Кутепов (1882-1930), генерал, играл видную роль в белом движении (армия Врангеля), а в эмиграции возглавлял РОВС. Как раз в это время (27 января 1930) Кутепов был похищен в Париже советскими агентами. Его исчезновение очень взволновало русскую эмиграцию, и каждый день (с 28 января по 12 марта 1930) в ‘Последних новостях’ появлялись сообщения об этом происшествии.
8 Еженедельная газета, выходившая в Париже в 1928-34 при ближайшем сотрудничестве П.Б. Струве.
9 Кирилл Иосифович Зайцев (1886 — ?), критик, написал монографию о Бунине, главный помощник П.Б. Струве в ‘Возрождении’, впоследствии игумен, архимандрит Константин.
10 Василий Витальевич Шульгин (1878-1976), публицист и общественный деятель, член Государственной думы, идеолог национализма. После революции — эмигрант, жил в Белграде (Югославия). В начале 1920-х совершил ‘нелегальное’ путешествие по России (как впоследствии выяснилось, — полностью подготовленное ВЧК), написал книгу об этой поездке (ТРИ СТОЛИЦЫ. ПУТЕШЕСТВИЕ В КРАСНУЮ РОССИЮ). Упомянутый роман вышел под названием ПРИКЛЮЧЕНИЯ КНЯЗЯ ВОРОНЕЦКОГО. В СТРАНЕ СВОБОД. (Изд. ‘Russia Minor’, Париж, 1930).
11 Константин Дмитриевич Бальмонт (1867-1942), поэт-символист, с 1921 — эмигрант. См. о нем: В.Ф. Ходасевич. К ЮБИЛЕЮ К.Д. БАЛЬМОНТА. — ‘Дни’, No 872, 6 декабря 1925.
12 Леонид Федорович Зуров (1902-1971), писатель-реалист, друг и секретарь И.А. Бунина. Упомянутый фельетон: Л.Ф. Зуров. РУБЕЖ. — ‘Последние новости’, No 3251, 15 февраля 1930.
13 Курортное местечко на французской Ривьере.
14 Марк Карлович и Эрна Сигизмундовна Вольфсон, друзья Ходасевича в Париже, во время Второй мировой войны погибли в Освенциме.
15 Владимир Михайлович Зензинов (1880-1953), главный помощник А.Ф. Керенского в газете ‘Дни’, член редакционной коллегии ‘Современных записок’. Именно он уговорил редакцию ‘С. з.’ отказаться от публикации 4-й главы набоковского ДАРА — пародийной биографии Н.Г. Чернышевского. См. о нем: В.Ф. Ходасевич. БЕСПРИЗОРНЫЕ. (Рец. на книгу Зензинова). — ‘Возрождение’, No 1437, 9 мая 1929.
16 Марк Вениаминович Вишняк (1883-1976), один из редакторов ‘Современных записок’, и его жена.
17 Амалия Осиповна Фондаминская (урожд. Гавронская, ум. 1935) — жена И.И. Фондаминского (см. прим. 16 к письму 6).
18 Т.е. из Ниццы в Грасс, где Фондаминские снимали дачу.
19 Т.е. И.И. Бунаков-Фондаминский.
20 Amlie Mayer, подруга H.H. Берберовой (см. прим.1).
21 Т.е. редколлегия ‘Современных записок’ — М.В. Вишняк, В.В. Руднев (1879-1940), Н.Д. Авксентьев (1878-1943) и В.М. Зензинов (за исключением И.И. Бунакова-Фондаминского — см. дальше).
22 Эсеры были в обиде на Алданова, поскольку тот решил писать об Е.Ф. Азефе (1869-1918), известном провокаторе, разоблаченном в 1908. Упомянутая статья: М.Алданов. АЗЕФ. — ‘Последние новости’, No 3245, 3250, 3252, 9, 14, 16 февраля 1930.

10

18 февр[аля 1]930.
[Париж]

Ниночек мой родной, сейчас вторник, утро. Только что получил твое письмишко, рад, что тебе хорошо, обо мне не беспокойся, мои дела тоже не плохи.
В воскр[есенье] я весь день сидел дома, а вечером отнес Каплуну1 100 фр[анков] и пошел в кафе. Вчера был в Иврии2, оттуда в Совр[еменные] зап[иски]3. Там встретил Буниных. В[ера] Н[иколаевна] стала чем-то вроде тихой и улыбчивой идиотки. Объявила, что собирается ко мне. Я говорю: ‘Как же, помилуйте, рад бы, да вот Н[ина] Н[иколаевна] в Ницце’. — Это, говорит, ничего, я именно к вам хочу прийти. Вы когда дома бываете? Бунин ее урезонивает: ‘Да куда ты пойдешь? Позови его к нам, он же на холостом положении…’ — Нет, я именно к нему хочу!
О, Господи! Неужели прийдет? Что я с ней буду делать?
Потом пошел в ‘Табак’4. Там Зина скрипом скрипит, о тебе — ни звука. Но звала меня в пятницу обедать. Пойду. Еще звали обедать Каплуны и Вишняки. Но я отказался. Пойду только к Мережковским] и в субботу к Жене. У Вольфсонов меня чуть не стошнило (буквально) от котлет, которые Эрна сделала сама — должно быть, первый раз в жизни. Это было недожеванное мясо, без булки, разваливающееся и почему-то мокрое внутри, да еще пополам с зеленым луком и на каком-то гнусном масле. Плюс холодная картошка, тоже с луком и облитая прованским маслом. Тьфу! Такой строгий кошер, что меня тошнит при одном воспоминании. У меня слезы текли из глаз — не от умиления. Тошнясь, насилу доел.
Вчера после обеда (чудного, домашний стол — великая вещь!) я отдыхал, потом брал ванну (или меня брала ванна, что гораздо точнее, живописнее и как-то сладострастнее), потом писал. Всего написал я после твоего отъезда, за 2 дня, 4 страницы5. Это нормально, но сегодня я все написанное буду переделывать, это уже хуже. Вечером иду на писат[ельский] обед6. Но весь день буду работать, а потом завтра весь день, послезавтра и т.д. Хронику я отвез еще в субботу, и теперь у меня до будущего понедельника только один обязательный дневной выход — в субботу к Жене. Даже забавно.
Вишняк сказал, что Алданов собирается меня звать к себе на четверг, у них — ‘прием’. Сам Вишняк отказался идти, узнав, что будут Макеевы7.
Еще Вишняк сказал, что в Посл[едних] Новостях негодуют на Адамовича8 за молчание о Державине и собираются печатать о нем (о Державине], а не об Адамовиче) отдельную статью. Надо думать — когда выйдет книга? Я не расспрашивал и никаких особых восторгов не выказал, но про себя доволен, ибо люблю утертые носы. Все это исходит, полагаю, от Демидова9.
С Кутеповым что-то осложняется, ибо сегодня прочел в газетах, что кабинет Тардье пал10. Пал он по второстепенному финансовому вопросу, но накануне запросов о Советах. Коммунисты, социалисты, рад[икалы]-соц[иалисты] и радикалы соединились именно так, как я предсказывал. Ты надо мной смеялась. Все ‘поражены неожиданностью’, а я не поражен. Посмотрим, что будет дальше. Вся эта публика оказалась умнее, чем я думал: она свалила кабинет накануне интерпелляций, что, конечно, очень находчиво и тонко.
Я заказал не 3, а 4 бутылки лекарства, вчера получил и начал пить. А в ухе все-таки, видимо, прыщик. Но он мало меня беспокоит, чуть-чуть иногда подергивает, Бог с ним, надо и прыщику дать жить. Ты не беспокойся, ибо я им совсем не обеспокоен. Некогда.
Пиши мне всю мелюзгу, я хочу знать, как и что, где кот был, что ел, а что только нюхал. Будь здоров, не уставай. Я по тебе еще совсем не скучаю, время дьявольски заполнено. Работа, хозяйство, то да с… Пасьянсов не раскладываю совсем. За все время — два разложил вчера вечером. Целую ручки-ножки и бегу опускать это письмо и менять 100 фр[анков], потому что того и гляди придет прачечная девчонка.
Открытки пошли обязательно: Вишнякам, Вольфсонам, Алдановым, Полякову11, Каплуну (этим в один и тот же день!), Цетлиным, Аминаде12, Демидову, а также нашей консьержке, из которой бьет фонтан материнской нежности ко мне.
Как ты хорош! Я молю Бога о хорошей погоде в Ницце. У нас второй день мороз, а сегодня ночью был снег, все белое. Я не простужусь.
Пиши чаще!

Владюша.

1 Соломон Гитманович Сумский-Каплун (1891-1940), владелец берлинского издательства ‘Эпоха’, выпускавшего журнал ‘Беседа’ (под ред. Горького, Ходасевича, Белого и др.) в 1923-25.
2 По всей вероятности, или банк, или заемная контора, где Ходасевич брал деньги под проценты. Учреждение, вероятно, было русским, т.е. принадлежало русским эмигрантам.
3 Редакция ‘Современных записок’ в то время находилась на rue Vineuse.
4 Те из парижских кафе, в которых продаются табачные изделия, обычно снабжены вывеской ‘Tabac’. Ходасевич имеет в виду либо кафе у Porte St.Cloud, либо — на Place de la Muette.
5 В это время (по неопубликованному рабочему календарю) Ходасевич пишет биографию Державина. См. прим.4 к письму No 9.
6 На такие ‘писательские’ обеды обычно собирались М.Алданов, П.П. Муратов, Б.К. Зайцев, И.А. Бунин и Ходасевич. ‘Дам’ не бывало.
7 Николай Васильевич Макеев (1889-1974), второй муж Н.Н. Берберовой, и Рахиль Григорьевна (‘Рери’) — бывшая жена М.А. Осоргина (1878-1942). Когда Осоргин оставил Р.Г. и женился на Т.А. Бакуниной, Макеев поселился в квартире Осоргиных. Рахиль Григорьевна, будучи намного старше Макеева, никогда не состояла с ним в ‘законном’ браке, но поскольку жили они вместе и появлялись всюду вдвоем, — к ним привыкли обращаться как к ‘Макеевым’. Вишняк отказался прийти к Алданову на прием по той причине, что осуждал Макеевых за внебрачную связь.
8 Георгий Викторович Адамович (1894-1972). См. прим.4 к письму No 54.
9 Игорь Платонович Демидов (1873-1947), заместитель редактора ‘Последних новостей’ П.Н. Милюкова.
10 Тардье (Andr Tardieu, 1876-1945), французский государственный деятель, журналист, националист. Был премьер-министром в 1929-30 и 1932. Ходасевич, по-видимому, убежден, что падение кабинета Тардье (как и похищение Кутепова) связано с деятельностью советской агентуры.
11 Александр Абрамович Поляков (1879-1971), одесский журналист, позднее переехавший в Москву. Эмигрант, секретарь редакции ‘Последних новостей’. В 40-х гг. переехал в США, работал в редакции ‘Нового русского слова’.
12 Дон Аминадо (псевд. Аминада Петровича Шполянского, 1888-1957), писатель-юморист, работал в ‘Последних новостях’.

11

19 февраля [1]930
[Париж]

Милый мой Ниник, вчера, вернувшись с писат[ельского] обеда, получил чудную открыточку с одинокой Кисой. Обедали те же и Патя, в чехословацком ресторане по требованию Бунина. Грязь, теснота, чепуха. Потом были в Tav[erne] Royale, и все это вновь обошлось по 50 фр[анков]. Я решил след[ующий] раз не идти.
Живу я хорошо. Ничто не болит. Прыщ в ухе внезапно лопнул вчера ночью, вышли какие-то пустяки, но ухо, наконец, почти вовсе прошло, и я думаю, что это дело кончено. Экзема тоже почти прошла. Живот не блестящ, но не плох.
С Держ[авиным] беда. Пишу и выбрасываю. Совершенная Пенелопа1. Надеюсь, однако, что все будет хорошо. Поэтому ты обо мне не тревожься и живи, сколько можешь и хочешь. (Главное — сколько можешь). Однако, непременно и сейчас же напиши, не прислать ли тебе еще денег. Нет, сделаем иначе. Я просто сегодня же пошлю тебе 100 фр[анков], а то тревожит это меня. Ты лишнего не трать, с деньгами сейчас туговато, но иначе мне нет покоя. Лучше привези назад, что останется, чем тебе вдруг оказаться на мели. У меня останется всего 270 фр[анков], но я на них проживу отлично.
Завтра вечером бал2 у Алд[анова], а до тех пор я буду сидеть дома, только сейчас пойду на почту.
Новостей нет решительно никаких. Зайцев и Цетлин говорили, что получили от тебя открытки. Илюша вчера, вероятно, тоже приехал сюда, ждать, когда умрет старуха3. Кажется, они получат еще наследство4. Все делают вид, что скорбят. Уж очень Б.Зайцев убивается о предстоящей кончине 85-летней старухи, которой он никогда не видел.
‘Числа’5, кажется, запоздают, и мне придется выкручиваться к[а]к-нибудь иначе. Однако же выкручусь. Я вообще бодр, а главное — ужасно тебя люблю, но все еще не скучаю. Решительно некогда.
А теперь будь здоров. Это пустое письмо считай открыткой. Целую рученьки, ноженьки, круглую головку и пупочек.

Владюша.

100 фр[анков] посылаю одновременно. На днях пришлю тебе анкетный лист для налога за 1929 г. Надо подать до 28. Ты заполнишь и вернешь мне.
1 В значении ‘убивать время’.
2 Т.е. вечеринка.
3 Имеется в виду мать Амалии Осиповны, жены Фондаминского. См. письмо No 9.
4 По сравнению с другими русскими эмигрантами Фондаминские были более или менее зажиточны. См.: Н.Берберова. КУРСИВ МОЙ, с.344-348.
5 ‘Числа’ — художественный журнал, издавался в Париже под ред. Н.А. Оцупа с 1930 по 1934, вышло 10 номеров. Журнал считался наследником ‘Аполлона’. Ходасевич в нем не печатался.

12

П[ариж]
19 февраля [1930]

Это письмо1 пришло вечером пневматичкой, в конверте ‘Возрождения’, где, очевидно, дали твой адрес. Почему автор опять просит твой адрес — непонятно. На конверте: M-me Berberoff, chez M. Hodassevitch!
Т[ак] к[ак] я не знаю, кто это и что это, то завтра пошлю пневматичку с извещением, что ты в Ницце. Впрочем, сделаю это после, посмотрев в Bottin2, ибо полагаю, что в Париже штук 40 ‘Terminus’-ов3. Спрашивал Асю3 — никакого Сташевского (?) не знает. Я тоже.
Это я пишу 19 числа вечером, поздно. Весь день работал. Сейчас половина третьего, пора спать. Заходила Ася, показывала твою открытку, я позавидовал. Мне сегодня письмишка не было. Ася проверила, цел ли я. Цел. Ухо, кажется, прошло окончательно.
Не тревожься обо мне. Я питаюсь. Сейчас доел твои мандарины. Фама4 за мной ухаживает, две прачки тоже. Новостей, к[а]к понимаешь, нет. Libert5 пишет о кризисе министерском то же, что я писал тебе вчера. Вот я какой умник.
Вся моя мечта — это чтоб в Ницце была хорошая погода. Деньги тебе я послал. Посылаю бланки налоговые {2, на случай, если один закляксишь.}. Заполни и пришли мне.

Целую
Владюша.

20 февр[аля], четв[ерг], утро. Ой, что же это? Письмишка нету! Да цел ли? Да жив ли? Будь здоров, милый.

Целую. В.

1 Приложено письмо от друга родителей Н.Н. Берберовой — В.Сташевского.
2 Телефонная книга Парижа.
3 Название гостиницы, где остановились Сташевские.
4 Ася Берберова (1897-1975), двоюродная сестра Н.Н. Берберовой, дочь Р.И. Берберова (см. прим.34 к письму No 5).
5 Т.е. домработница (femme de mnage).
6 Вечерняя политическая французская газета левого направления, выходившая в Париже с 1831 по 1940.

13

20 февр[аля], 1 ч[ас] ночи [1930]
[Париж]

Милый мой, я вернулся от Алдановых. Были: Бунины (4)1, Зайцевы, Вишняк (не усидел дома), Вольфсоны, Макеевы, Аминады и Маргулиес2. Было очень скучно. В 12 разошлись. Бунин (воспитанный человек) объявил тут же, что идет в бистро пиво пить. Алд[анов] обиделся, но и я бы обиделся. Ходить не возбраняется, но объявлять да еще других увлекать — ‘это c’est trop’, к[ак] один военный печатно выразился.
И опять скажу — было скучно. В[ера] Н[иколаевна] заявила, что придет ко мне во вторник — очень многозначительно. То ли хочет меня изнасиловать, то ли еще что. У Зурова нос штопорчиком или штучкой для открывания сардинок — почтителен, молчалив. Желаю ему всего лучшего. Галина два раза пыталась со мной заговорить, да я ‘не расслышал’. К черту.
В Руле3 напечатано что-то о ней, — Гофман4. Не читал, но к[а]к если бы читал. Какой-то А.Савельев5 пишет о [Современных] Записках. Обо мне чушь какая-то, но восторженная вдрызг. Дескать — великое мастерство + биография + историческая ценность + разные взгляды. Как верх похвалы — ‘лучше, чем Моруа6 и Людвиг7‘. Вишняк за меня гордится. Спасибо, хоть это и наивно.
Все получили от тебя открытки. Все мне об этом сообщили. Все спрашивали, довольна ли ты. Все спрашивали, когда вернешься. Все спрашивали, не скучаю ли. Все спрашивали, чем питаюсь. Все звали обедать. Всем отвечал одно и то же.
Событий нет. Алданов в отчаянии: сделал гаффу! Даманская8 жаловалась ему, что ей что-то не удалось написать с обычным ее блеском. Он ответил: ‘Ну, что же, и на старуху бывает проруха’. Я его утешил, сказав, что и на старуху бывает проруха. Разговаривали с Рахилью9 о гаффах.
Завтра Струве10 завтракает с Керенским11. Комментарии не то, чтобы излишни (напротив — очень нужны бы) — но невозможны. Знаю только, что это факт. Инициатива — от Струве. Говорят еще, что завтра на митинге Libert будет драка — Jeunesse patriote12 с коммунистами.
Пора спать.

21 февр[аля]

Получил утром открыточку. Плохая погода меня печалит, но все-таки радуюсь, что ты отдыхаешь. Пишу это в Tav[erne] Royale. (Заходил на разведку в ‘Возр[ождение]’). Получил ‘За Свободу’13. Там о Державине] 2 1/2 столбца14. Полные восторги. ‘Ценный, насущно-нужный вклад в культурную и художественную] работу эмиграции’ и т.п. Стиль не блестящий, но чувства пылкие. Кроме того сказано, что современная жизнь в ‘Современных] зап[исках]’ — не в статьях Макл[акова]15, Милюк[ова]16, Вишняка о современности — а в биографии Державина17. Это даже умно. Покажу это Вишняку. Он говорит — не видел. Я думаю — врет, пожалуй.
‘Числа’ еще не вышли. Я решил учинить еще один самоплагиат18, и душа моя (не совесть) спокойна за будущий фельетон.
Теперь буду читать веч[ернюю] газету. Целую тебя, мой ангел чудный. Не беспокойся обо мне. Я живу хорошо, только занят по горло. Пасьянсов и в помине нет. Вот я как люблю тебя ужасно, а скучать все-таки еще не начал, хотя думаю про тебя постоянно и воображаю. А, вот входит Алданов. Приятная встреча, как изволите поживать? Пересаживаюсь к нему.

Владюша.

1 Т.е. И.А. Бунин, В.Н. Бунина, Л.Ф. Зуров и Галина Николаевна Кузнецова (1900-1976), поэтесса, писательница, жила в доме Буниных с 1927 по 1938, ученица Бунина, в эмиграции с начала 20-х гг. О ней см.: В.Ф. Ходасевич. ПРОЛОГ. — ‘Возрождение’, No 2956, 6 июля 1933, он же. ДВАДЦАТЬ ДВА. — ‘Возрождение’, No 4135, 10 июля 1938.
2 Мануил Сергеевич Маргулиес (1868 — после 1938), известный петербургский адвокат, в эмиграции занимался активной общественной деятельностью.
3 Газета, выходившая в Берлине с 1920 по 1931 при ближайшем участии И.В. Гессена, А.И. Каминки и В.Д. Набокова.
4 Модест Людвигович Гофман (1887-1959), пушкинист, друг Кузнецовой, Ходасевич несколько раз с ним полемизировал в эмигрантской печати. См., напр.: В.Ф. Ходасевич. КОНЕЦ ОДНОЙ ПОЛЕМИКИ. — ‘Возрождение’, No 1318, 10 января 1927. Упоминаемая статья: М.Л. Гофман. КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ (Реп. на книгу УТРО Кузнецовой). — ‘Руль’, No 2807, 19 февраля 1930.
5 А.Савельев — псевдоним Савелия Григорьевича Шермана, критика. Упомянутая рецензия: А.Савельев. СОВРЕМЕННЫЕ ЗАПИСКИ. — ‘Руль’, No 2807, 19 февраля 1930.
6 Моруа (Andr Maurois, 1885-1967), известный французский биограф, романист.
7 Людвиг (Emil Ludwig, 1881-1948), немецкий биограф.
8 Августа Филипповна Даманская (1885-1959), писательница, переводчица, сотрудничала во многих эмигрантских журналах и газетах.
9 Т.е. Р.Г. Осоргина. См. прим.7 к письму No 10.
10 Петр Бернгардович Струве (1870-1944), известный историк, экономист, член Государственной Думы, активный кадет, после революции редактор эмигрантских периодических изданий (в том числе ‘Русской мысли’, ‘Возрождения’, ‘России и славянства’).
11 Александр Федорович Керенский (1881-1970), член Гос. Думы, министр, затем премьер-министр Временного правительства, главнокомандующий русской армией. В эмиграции редактировал газету ‘Дни’. Будучи постоянно ‘на ножах’, Струве и Керенский редко встречались, и сообщение о завтраке звучит весьма неправдоподобно.
12 Французская газета крайне правого направления.
13 Еженедельная газета, выходившая в Варшаве под ред. Д.В. Философова с 1921 по 1932. Издатель — И.И. Мацеевский.
14 Упоминаемая рецензия: Андрей Луганов. СОВРЕМЕННЫЕ ЗАПИСКИ. — ‘За свободу’, No 28 (3009), 30 января 1930.
15 Василий Алексеевич Маклаков (1870-1957), кадет, член Государственной Думы, в 1917 — русский посол в Париже. В эмиграции написал воспоминания.
16 Павел Николаевич Милюков (1859-1943), член Гос. Думы, один из руководителей партии кадетов, министр иностранных дел Временного правительства, в эмиграции редактировал газету ‘Последние новости’.
17 В кн. КУРСИВ МОЙ Н.Н. Берберова пишет: ‘Политика выступавших [на банкете сотрудников ‘Современных записок’. — Д.Б.] ораторов — Милюкова, Керенского, Струве, самих редакторов ‘Современных записок’ (членов партии эсеров) — умерла вместе с ними, оставив едва заметный след в истории русской эмиграции. Литература — единственное, что осталось от этих лет, и искусство, конечно: живопись, театр, музыка’ (с.332).
18 Т.е. перепечатка старой статьи: впервые опубликовано под заглавием ПРИЕЗД ПУЩИНА В ПОЭЗИИ ПУШКИНА (‘Дни’, No 481, 8 июня 1924), а на этот раз — под названием ДВОР-СНЕГ-КОЛОКОЛЬЧИК (‘Возрождение’, No 1731, 27 февраля 1930). Публикация статьи о ‘Числах’, между прочим, последовала через месяц (‘Возрождение’, 1959, 27 марта 1930).

14

Суббота, 22 февр[аля 1930]
[Париж]

Киса, я пишу Вам только потому, что завтра воскр[есенье], письмо не пойдет, выйдет большой промежуток, и Вы будете тревожиться.
Я завтракал у Жени, а пишу из Tabac. Встретил Злобина, к[оторый] мне надоел. Он Вам кланяется.
Событий решительно никаких, поэтому я целую Вашу лапку и за ушком и прошу любить да жаловать.
Вы в среду писали, чтобы я Вам послал 100 фр[анков], а я их к[а]к раз и послал в среду. Вот я какой умный. Ах, как Вы хороши!

В.Х.

15

Воскресенье,
23 февр[аля 1930]
вечером,
[Париж]

Нисинька, нынче вечером я с удовольствием прочитал Ваш рассказик1. Он очень хорош, но ‘психология героини’, к[а]к сказал бы Пьер Боборыкин2, ‘недорисована’. — Зато не было письмишка — приходится надеяться на завтрашнее утро.
Я просидел полтора дня дома, работал. Вечером пошел к Вишняку с намерением увлечь его в кафе. Но он объявил: ‘На Montmartre или никуда’. Я выбрал никуда, и мы мирно пили у него чай. Перед Вишняком я занес Бобринскому Гулливера и фельетон (самоплагиат из ‘Дней’ 1925, о Пушкине). Таким образом, если не считать походов в лавочки, я теперь буду сидеть дома до среды. В среду — в Возр[ождение], а вечером бал у Вишняков.
Здесь вообще стоят холода, а сегодня, кажется, самый холодный день в этом году. У P[or]te de St. Cloud не было трамвая, и я принужден был спрятаться в кафе, чтобы переждать. Но ты не тревожься — не простужусь. Зато дома у нас чудная теплынь, хотя радиаторов закрывать не приходится.
Прости, что пишу все чепуху. Но я бы рад знать про тебя все — и поэтому сам пишу всякую мелочь.
Фама чудно за мной ухаживает, но вообще в доме серия убытков: а) разбилась (при моем деятельном участии) полоскательница для масла, b) протерся мой ковер, с) сломалась оглобелька у очков, — держатся, но придется покупать новые, не огорчен, ибо они мне не вполне были по носу и не по глазам, d) вчера, придя домой, нашел в передней вешалку, лежащую на полу: самосорвалась, обнажив все корни свои, хорошо, что не ночью, а то бы я перепугался, вероятно, фама ее вытирала и выдернула, а проходящий грузовик вытряс из стены.
Все это не ужасно. Вообще же в квартире блеск и чистота. Ася меня одобрила.
Если тебе нужны еще денежки, напиши, я тотчас вышлю, в крайнем случае по телеграфу. А теперь — бай.
Прилагаю письмо родителей3. Больше тебе писем нет, мне тоже никто не пишет.
Я с ужасом жду вторник: неужели эта дура Вера Николаевна придет? Жаль, что у меня нет денег: я бы купил похабных карточек, а то не знаю, чем занимают дам.
Понедельник. Пришло письмишко. Рад, что ты себя лучше чувствуешь. Ни о чем не заботься и толстей — больше ничего не требуется. — Откуда ты взял, что мне ‘трудно’? Мне не труднее, чем было бы при тебе. Даже легче, ибо сознаю, что ты отдыхаешь. А куда деньги ушли — вот счет:
Каплун — 100 Это уже 750 из 1000, кот[орая] у меня была.
Иврия — 300 Остальные на еду, на папиросы, на разъезды,
Лекарст[ва] — 100 на кафе. Ишь ты, подумаешь! Учить меня
Прачке — 20 вздумал. Одним словом, сиди смирно и к[а]к
Нисе — 100 можно больше, а деньги я тебе пришлю, но
Фаме — 20 напиши, т[ак] к[ак] не хочу посылать в слу-
Газ — 50 чае, если они тебя не застанут. Я могу вы-
Вольфс[оны] — 10 слать в пятницу. Впрочем, могу и раньше,
________________ если напишешь. Но главное — мне хочется,
700 чтоб как можно дольше ты не приезжал. Я
Обед писательский даже совсем не люблю тебя. Целую ручки,
— 50 ножки, затылок. [Ангел] мой, до чего ты
________________ будешь хорош, если чуточку потолстеешь.
750 Храни тебя Бог.

Владюша.

1 Упоминаемый рассказ (из цикла БИАНКУРСКИЕ ПРАЗДНИКИ): Н.Н. Берберова. ВЕРСТЫ-ШПАЛЫ. — ‘Последние новости’, No 3259, 23 февраля 1930.
2 Петр Дмитриевич Боборыкин (1836-1921), известный писатель, чьи романы написаны в стиле французских натуралистов.
3 Письмо от родителей Н.Н. Берберовой — Николая Ивановича (1868-194?) и Наталии Ивановны (урожд. Караулова, 1877-194?).

16

25 [февраля 1930]
вторник [Париж]

Киса, вчера я весь день сидел дома и сегодня сижу, но, кажется, вечером сбегу.
Наконец-то я кончил губернаторство и суд над Державиным1. Теперь остается сделать ровно столько же, сколько сделано — а времени всего 15-16 дней. Но я не унываю, п[отому] ч[то] во-первых, под конец всегда лучше работаю, а во-вторых — теперь пойдет интересное и легкое. До сих пор было трудно разбираться в огромном, нудном и запутанном материале. Грот2 его весь добыл — да сам же и запутал так, что черт ногу сломит. А я не сломал — и то хорошо.
Посылаю тебе письмо Зака3. Счастливый! 8 страниц в один вечер написал. Я почитал. Кое-что недурно, но в общем — так себе. Хотя, конечно, здесь он был бы первым мыслителем и первым критиком. Не можешь ли сделать из него критика? Очень бы пригодился.
Кстати — о критиках. Я неделю тому назад (даже 8 дней) опустил письмо к Милочке, но в конверте на имя Вейдле. ‘Ангел мой’ — и т.д. Только в конце разоблачается, что письмо к ней, а не к нему. А ему, мол, старому хрычу, не пишу, ибо он мне не пишет. Не знаю, обиделся он, что ли — молчание. Чхать.
Вот сию секунду принесли 2 открытки твои и письмо, написанное в субботу, а опущены в понедельник (со вложением налоговой бумаги). Дрянная ты девчонка.
Очень хорошо, что ты поправился, но не можешь ли еще побыть в Ницце.
Во-1-ых — полезно,
во-2-ых — приятно,
в-3-х — я еще не соскучился, а мне интересно, когда соскучусь,
в-4-х — я побольше успею написать до тех пор.
Право, попробуй еще пожить там.
Однако, в виду того, что это письмо придет к тебе самое раннее в четверг, а вернее, что в пятницу, — я тебе больше писать не буду, если не получу известия, что ты еще остаешься.
Посылаю письмо Наташи4. По-моему, ты на него пока не отвечай, а приедешь — придумаем что-нибудь смешное.
Завтрашний бал вишнячий5 переносится на послезавтра.
Жаль, что ты не любишь ‘домашнего’. А я тебе, кажется, в последнем письме все домашнее писал. Очень теперь смущен и не знаю просто, как быть.
Впрочем, целую ручку-ножку. Будь здоров, под конец не растряси золотнички свои.
Сиди, сколько можно в Ницце, это мой тебе завет.

Владюша.

1 Т.е. пятая глава биографии.
2 Яков Карлович Грот (1812-1893), лингвист, историк литературы, академик, написал работы о многих писателях. См. его ЖИЗНЬ ДЕРЖАВИНА ПО ЕГО СОЧИНЕНИЯМ И ПИСЬМАМ И ПО ИСТОРИИ ЕС-КИМ ДОКУМЕНТАМ, 2 тт., СПб, 1880-1883. Ходасевич пользовался книгой Грота как источником для справок в своей работе над биографией Державина.
3 Яков Зак, эмигрант, проживавший в Брюсселе, в эти годы неожиданно начал писать Н.Н. Берберовой письма на литературные темы. Переписка эта оборвалась так же внезапно. См. КУРСИВ МОЙ,
4 Наташа Кук (Mrs. Frank Cooke, урожд. Караулова, род. 1896), двоюродная сестра Н.Н. Берберовой, проживавшая в Белфасте. Ходасевич и Берберова посетили ее летом 1924.
5 Т.е. завтрашняя вечеринка у Вишняков.

17

7 июня [1]930
[Arthies]1

Милый мой Ниник, я живу здесь благополучно и пописываю, как следует. Сегодня получил газеты — спасибо. Приехала Екатерина] Ал[ексеевна]2 и велит мне побриться. Я это сделаю, хоть и не хочется. Больше мне тебе сказать нечего, кроме того, что здесь много зайцев и что сегодня у меня чуть-чуть болит голова.
Работаю я в общем просто весь день, ложусь в 10, встаю в 8. М[ожет] б[ыть], потому и голова побаливает, что много читал вчера вечером и сегодня до утреннего кофе. После этого все писал. Сделаю отдых.
Целую ручки-ножки.
Напиши, что слышно.

Владюша.

1 Arthies: русский пансион (chez Ярко) под Парижем, куда Ходасевич поехал в июне (и вновь в октябре и ноябре) 1930, чтобы работать над биографией Державина. Н.Н. Берберова осталась в Булони. См. также письма No No 18-28.
2 Екатерина Алексеевна Голованова, жена доктора Михаила Константиновича Голованова, который одно время бесплатно лечил Ходасевича.

18

Понедельник
9 июня [1]930
[Arthies]

Милый мой Ниничек, я получил твое письмо не в среду, а уже нынче, в понедельник. Очень рад, что ты рад своему жилью. А я своему тоже рад, хотя никаких исключительных причин торжествовать нет.
Работа движется не то, чтобы гигантскими шагами, но движется, и я надеюсь, что поспею, кончить если не к понедельнику, когда ты за мною приедешь, то хотя бы к среде уже в городе (придется кое-что переписывать второй раз, а сейчас мне некогда). Словом, на сей счет я сравнительно спокоен — а это главное.
Работаю очень много — в сущности весь день, но ночью и даже вечером не пишу: свет не устроен. Отдыхаю за столом. В процессе работы изрядные улучшения получает весь план, — но из-за улучшений-то дело и замедляется. Пришлось переделывать все начало два раза!
Ходил я в поля — один, а в лес — с Кат[ериной] Алексеевной. Лежали чудно. [?] По вечерам немножко с ней кутим и гуляем, но стоят морозы при ясном небе. Красиво и холодно. Деревушка и вообще окружающее мне чрезвычайно нравятся, кормят отлично, и вообще я доволен. Только вот вчера и сегодня слишком шумно. Однако, нынче с вечера начинается разъезд. Люди в общем весьма приличные, не могу жаловаться.
Я бы гулял больше, но это мне решительно не по средствам.
Получил письмо от Вейдле. Да! Андр[ей] Луганов1 прислал мне 2 экземпляра] статьи о 42 кн[иге] Сов[ременных] Зап[исок]. Два подвала — из них 1 1/2 обо мне, и вся статья называется — ‘Ходасевич о Державине’. ‘Современные] Зап[иски]’ — только в подзаголовке, мелким шрифтом. Статья же, увы, Словцовского2 типа, но с чрезвычайными комплиментами. Выгода всего дела, — конечно, — перед Вишняками: только о Бунине3 (виноват: еще раз о Нисе4) писали отдельно по поводу Совзапок. Невыгода та, что на сей раз, будь она сама прислала, — придется мне ей писать письмо. Ну, напишу, что делать.
А еще, милый Кот, я Вас ужасно люблю и целую. А теперь отстаньте, я сажусь за работу. Сейчас 2. До 4 писать, потом опускать письмо (а где же я нынче в праздник добуду марку?), а потом опять писать.

Твой писатель.

Поцелуй Вейдлей.
Отправь хронику — можно даже в среду, если забыла.
Успеху ‘Девочки’ очень рад, но он (отчасти) доказывает правоту моих антибиянкурских соображений5. В общем, все это может привести к книжке6.
1 Андрей Луганов, псевд. Хирьяковой, критика варшавской газ. ‘За свободу’, жены писателя-толстовца Александра Модестовича Хирьякова. Восторженно относилась к ВФХ. Упомянутая статья: Андрей Луганов. ХОДАСЕВИЧ О ДЕРЖАВИНЕ. — ‘За свободу’, No 139 (3120), 25.5.1930.
2 Р.Словцов — псевдоним Николая Викторовича Калишевича (ум. 1941), критик в ‘Последних новостях’, имя которого ассоциировалось для Ходасевича и Берберовой с простым пересказом содержания, импрессионистской критикой, излиянием чувств, шаблонностью и т.д.
3 Какую именно рецензию на книгу Бунина имеет в виду Ходасевич, установить не удалось.
4 Рецензия Ю.И. Айхенвальда на ЛИРИЧЕСКУЮ ПОЭМУ Н.И. Берберовой в ‘Руле’, No 1883, 9 февраля 1927.
4 антибиянкурские соображения: Ходасевич, как и многие другие (Вейдле, Зайцев, Набоков), считал, что ‘бианкурский’ период Берберовой скоро должен пройти, что это лишь этап (в сущности, подражательный) и что она вскоре от него перейдет к написанию ‘настоящих’ рассказов.
5 Предсказанию Ходасевича суждено было сбыться только в настоящее время: БИАНКУРСКИЕ ПРАЗДНИКИ должны выйти отдельной книгой (вместе с другими рассказами 1928-1952) в изд. ‘Russica’.

19

Среда
[11 июня 1930, Arthies]

Золотой мой Кот, я жив, здоров и благополучен. Здесь чудно, и я очень благодарен, что ты меня отдала в этот пансион. — Работа вся перевернулась, все будет не так, к[а]к я предполагал, а гораздо занимательнее. Но — в книге, п[отому] ч[то], конечно, число страниц разрастается, а писание замедляется. Однако, я уже окончательно] вижу, что и как будет в Совр[еменных] зап[ис]ках. Пробел будет огромный, но, кажется, так даже лучше, а то выходили какие-то клочья. М[ожет] б[ыть] — я даже сим увеличу число покупателей книги. — Часть рукописи послал Вейдле для переписки (в ‘Возр[ождение]’1), а то сам переписал 3 раза — некогда и скучно переписывать в 4-й. — Нарыв при помощи вакцины кончился. Сегодня опять теплый день, а то все был мороз. — Не вздумал ли ты, дьяволеныш, послать в Белград2 рукопись без меня? Подозреваю это и огорчаюсь. — За сим целую ручку-ножку. Я еще не соскучился, но к понедельнику соскучусь. Кланяйся от меня кому попало и поцелуй Асю.

Владюша.

Без голованихи3 гуляю.
С ней — скучно.
1 Часть биографии Державина вышла в ‘Возрождении’ (см. No No 1433, 1591, 1680, 1836, 1913, 1976, 1983, 2000, 2090) и в ‘Руле’, No 3041.
2 Т.е. лекции, которые Ходасевич должен был читать в Белграде. Но эти планы не осуществились. См. прим.7 к письму No 8.
3 Т.е. Е.К. Голованова.

20

Пятница, 13 [июня 1930]
[Arthies]

Милый Ниничек, золотой мой,
меня ужасно огорчило твое письмо. Не затем я сижу, поджавши хвост, не затем ты целуешься с Абрамычем, Калишевичем и Демидовым — чтобы опять портить отношения — из-за чего? Из-за пошлого дурака Осоргина?1 Охота была расстраиваться.
И что значит — умышленно от меня скрытый Н? Кем скрытый?2 Надеюсь — тобой? Но неужели ты думала, что я два года лакейничал (своим молчанием) перед Последними] Новостями, стану все сызнова портить из-за Осоргина? Но если ты боялась моего взрыва — зачем же сама взрываешься? Поверь, что в конце концов вся эта сволочь, которой на Пушкина, на Лермонтова, на всю Россию чхать, запомнит одно: милый Мисинька сделал в литературные штанишки, а Бербесевичи-мерзавцы обрадовались и сводят с ним личные счеты. Вот и все.
У меня Пушкин держит экзамен, завтра начнет умирать Д[ержавин]3. Надеюсь, к понед[ельнику] он это сделает, а нет — я его уморю во вторник в городе. Этим все и кончится, ибо больше писать нет ни времени, ни места в Современных] зап[исках], ни главное — возможности, п[отому] ч[то] ‘Беседу’4 надо разбить на 3 куска и вообще по многим важным соображениям, надо все так перепутать, что пропуски станут немыслимы: или все, или ничего. Значит — ничего. После 11 марта 1801 наступает прямо 8 янв[аря] 1815, а потом — 8 июля 1816, — и подпись: Владислав Ходасевич. Этим я сохраню книгу, которую не хочу портить. А прочтут ли ее — не знаю. М[ожет] б[ыть] даже скорее прочтут (и купят!) ради такого огромного пропуска.
Вчерашний день у меня погиб: утром была жара и духота, с 4-х надвигалась гроза и болел живот, с 7 до 10 была гроза и ливень + выключение электричества и единственной лампы в столовой, а в 10 я лег спать.
Кроме того, я, наконец, решительно по тебе соскучился и жду понедельника с нетерпением.
Спасибо за газеты, хотя приходят они (ты не виновата) через пятое в десятое. Вот сегодня не пришли.
Будь здоров, Ангел мой. Очень люблю тебя, целую хвостик и под.

Владюша.

Тум[аркин] 2 года хочет мириться1. Но — за твой счет, с признанием твоей вины. Это мне не подходит, и мы вряд ли сторгуемся.
1 М.Осоргин — псевдоним Михаила Андреевича Ильина (1878-1942), романист, журналист, высланный из России в 1922, сотрудничал во многих эмигрантских изданиях, старый друг Ходасевича по Москве, но к тому времени их отношения начинают портиться из-за политических расхождений (Осоргин поддерживал Советскую Россию и ежегодно возобновлял свой советский паспорт).
Абрамыч, Калишевич, Демидов — здесь Ходасевич ссылается на А.А. Полякова, Н.В. Калишевича (Р.Словцова) и И.П. Демидова — ведущих сотрудников ‘Последних новостей’. Отношения Ходасевича с редколлегией ‘Последних новостей’ резко обострились с тех пор, как П.Н. Милюков заявил ему, что он газете ‘совершенно не нужен’.
2 И что значит… скрытый Н: Берберова намеревалась скрыть от Ходасевича свое решение написать в редакцию ‘Последних новостей’ протест на статью Осоргина (ЧЕЛОВЕК, ПОХОЖИЙ НА ПУШКИНА. — ‘Последние новости’, No 3367, 11 июня 1930), в которой автор путал стихи Пушкина со стихами Лермонтова. Этот номер газеты Берберова попыталась спрятать от Ходасевича, опасаясь его гнева на некомпетентность Осоргина. Под ‘Мисинькой’ Ходасевич имеет в виду Осоргина, ‘Бербесевичи’ — Берберова и Ходасевич.
3 Т.е. заключительная часть биографии Державина.
4 ‘Общество любителей Российской словесности’, организованное по инициативе адмирала Александра Семеновича Шишкова (1754-1841). Державин принимал участие в деятельности Общества (что Ходасевич подробно описал в биографии поэта). Интересно, что журнал, который Ходасевич издавал вместе с Горьким, Белым и др. (см. прим.1 к письму No 10) в 1923-25, также получил в честь Державина название ‘Беседа’.
5 А.С. Тумаркин, брат М.С. Цетлиной. Сейчас невозможно установить, на какой почве у Ходасевича и Берберовой произошли разногласия с Тумаркиным, но эти разногласия не повредили их дальнейшим отношениям после примирения.

21

Arthies,
29 окт[ября 1]930

Родной мой Ниничек, я доехал благополучно и поселился в прокопенковской1 комнате, где, оказывается, теплее.
В комнате просторно. Два стола (общей длиной больше сажени) сдвинуты у меня рядом. Бумаги и книги на них разложены в упоительном порядке. Перед столами два стула, и я не двигаю книг, а пересаживаюсь сам. Очень удобно. Лампа пристроена и сияет, озаряя все поле действий. На правом фланге машина.
Днем спал, разумеется, а перед ужином и после него работал. Написал 1 1/4 машинных — это тебе не Париж! (Правда — и кусок выдался легкий). Теперь половина десятого, и мне опять хочется спать. Сейчас лягу. Бог даст, завтра с утра примусь работать уже всерьез. Погода кисленькая, но здесь светлей, чем в городе.

30 октября [1930]

Вот так выспался! С 10 до половины девятого. Видел во сне, будто Гукасов2 устроил тир из живых детей и подстрелил одного мальчика. Еще видел царевича Алексея3. Одним словом — мальчики кровавые в глазах. Должно быть, это потому, что меня немножко тревожит хроника. Не можешь ли вечером в пятницу послать мне хоть 2 страницы, от руки написанных? Я получу их утром в воскр[есенье], перепишу, прибавлю кое-что от себя (у меня есть тема на целую страницу) и пошлю в тот же день. Ах, если б ты это сделала! Ну — хоть утром в субботу пошли!
Напиши, кого и что видела и вообще разное, а то вдруг я заскучаю. Поцелуй себя и Кису. Промывай ему уши.

Владюша.

Милый Муринька4,
целую тебя в самый носик. В комнате у меня тепло, ты бы здесь не чихал. Еще есть чудная занавеска для платья, с самого пола до потолка. Я по ней не карабкаюсь, и воображаю, как бы ты карабкался.
Будь пай, не рассыпай опилки, давай чистить уши, не серди Нисю, не ройся в солонке. Здесь есть барышня — твоя сестренка, очень похожа на тебя лицом и глазами, даже смешно. Оказывается, у вашего брата сходство бывает такое же, как у нашего. Ну, всего хорошего, не забывай твоего друга и почитателя.

В.

1 Доктор Прокопенко, знакомый Н.Д. Милиоти и Юлии Леонидовны Сазоновой-Слонимской (1887-?), писательницы, критика, сестры Михаила Слонимского. Милиоти и Сазонова жили вместе. См. письмо No 25.
2 Абрам Осипович Гукасов, владелец ‘Возрождения’.
3 Царевич Алексей (1690-1718), сын Петра I, приговорен к казни отцом, умер от пыток.
4 Кот Ходасевича. Всю жизнь Ходасевич любил кошек. (См. стихи ПАМЯТИ КОТА МУРРА — Собр. соч. Под ред. Р.Хьюза и Д.Мальмстада, т.1, Ann Arbor, 1983, с.216-217, 387-388). Когда в 1931 Мурр умер, его место в доме занял другой кот (Наль), взятый по совету И.И. Фондаминского, который считал, что только так можно утешиться в горе. Кот Наль умер уже во время войны.

22

Пятница, 31 окт[ября 1930]
[Arthies]

Милый мой, получил газеты и письмо, спасибо. Погода дрянная. Вчера гулял, но попал под дождь, а сегодня нельзя и носу высунуть. — Кормят так себе, топят хорошо. Кроме Лимата1 никого нет, завтра и он уезжает. —
Я надеюсь к завтр[ашнему] вечеру кончить проклятую VIII главу (министерство) и въехать на ровную дорогу. Надоели мне министры до черта, но надо через это проехать.
Пожалуйста, кушай как следует. Боюсь, что ты голодаешь. Деньги мне ты вряд ли сможешь послать раньше понедельника, но не беспокойся — они мне не нужны. Это и есть главное, для чего пишу тебе. Завтра писать не буду — не тревожься.
Поцелуй Кису. Целую тебя уж очень любовно, ты мой ангел, это несомненно.

Владюша.

1 Лимат: очевидно, летний гость в Арти, пансионе Ярко.

23

Воскрес[енье], 2 ноября [1]930
[Arthies]

Спасибо тебе, мой ангел, за Гулливера. Вчера получил его, тотчас переписал и отправил.
Из Державина написал я 8 страниц в трое суток (четверг, пятн[ица], суб[бота]), но сегодня выбросил из них 2 1/2 (радуйся). К вечеру будет кончена вся политика — этому я сам радуюсь. Таким образом, я отстал от плана на одни сутки, но не унываю — место было мучительно трудное. Завтра отправлю фельетон1 в ‘Возрождение’. Дойдет — хорошо, опоздает — не беда: поставят в след[ующий] четверг.
Вчера было немного светлее и суше, я гулял. Сегодня холод и ветер, но дождя нет, и я после обеда иду гулять. Жаль, что здесь нет ничего и никого — нечем перебить мысли, и я от этого утомляюсь.
В Париж поеду в буд[ущее] воскр[есенье] или в понедельник — не позже. Это чтоб тебе не пришлось вторично посылать сюда Гулливера. Державина к тому времени еще не кончу, но останется немного, и я мечтаю 15 числа2 все кончить.
Зовут обедать.
Кормить стали лучше. В комнате очень тепло, и я даже работаю без пиджака.
Сегодня не пришли газеты и нет письмишка, так что я только воображаю тебя и Кису. Боже, какое свидание будет! — А теперь сажусь за работу.

——

А теперь скоро пить чай. Надеюсь кончить главу к ужину. На радостях думал о тебе, Ниничек, и нашел, что ты у меня удивительно занимательный. Целую ручки и ножки.
Кроме всяких пустяков, как видишь, мне написать решительно нечего. Иду опускать письмо и гулять, хотя ветер такой, что, кажется, скоро улетит крыша.
Будь здоров, мой ангел, очень люблю тебя. Поцелуй кота и скажи ему, чтоб был пай.

Владюша.

Главная (и единственная) цель моих писем — чтоб ты не беспокоилась. Вот и все.
Поезжай на ул[ицу] св[ятого] Доминика3. Не поможет ли нам этот святой? Очень деньги нужны, как сказал Злобин.
Завтра не буду писать тебе. Нечего.
1 Т.е. статья о Суворове и Державине. См. прим.1 к письму No 19.
2 К 15 числу он так и не кончил. По рабочему календарю последний день работы над биографией — 6 января 1931.
3 Т.е. в банк, который находился на этой улице.

24

3 [ноября 1930]
понедельник,
перед ужином
[Arthies]

Киса, да что же это? Последние газеты (пятничные) получил в субботу, а с тех пор — ничего! Может быть, уже меня выбрали в французскую академию, или m-me Коварская1 умерла, или еще что
— а я не знаю и не могу принять своих мер. Не тебя виню — почту и праздники, но от того не легче.
Вчера кончил министерство и сегодня послал Маковскому2. Нынче день ясный, ходил гулять. Воздух такой прозрачный, что видны домики вдали, которых не видно летом. Потом читал, делал выписки и фишки для дальнейшего. После ужина надеюсь написать переход от службы к Шишкову3 (конец 8 главы), а завтра засесть за Шишкова.
До сих пор не брился, но завтра приезжает какая-то мамаша с какой-то дочкой — и я решил окрасавиться, чтобы их не пугать. Они — в первый раз: пожалуй и без моей бороды ужаснутся: мокровато, скучновато, грязновато да как-то хамовато. Семен Маркович4 — малосносный мужчина, хотя дружба наша отнюдь не омрачена ничем. Но есть с ним за одним столом скучно. Вот, Державин все у императрицы обедал (а меня и Цетлины не зовут).
Ты у меня, опять скажу, молодчина. Письмо твое получил, А в Руле есть примечания какие-ниб[удь] к Кондратьеву?5 А у тебя есть статья Луганова?6 А как твой рассказ?7 А стоит ли волноваться из-за Балиева?8 А если Вишняк с Вейдле подерется9 — не наплевать ли? А вот что важно — как кошкино здоровье? Почему не пишешь об этом? А сколько денег ты получила?10
За сим — иду ужинать. Завтра утром еще припишу что-нибудь, если будет что. Впрочем, всегда можно поговорить о моей любви к Вам, Нися, — это тема неиссякаемая. Боже, как ты хорош! Целую ушки, ножки, рожки и носик —

твой Владюша.

(Продолжение на обороте).

4, вторн[ик]

Спасибо за деньги. Получил сразу 3 пакета газет.
Не огорчайся из-за Балиева: 1) он хам, это я тебе говорил. 2) Он может заказать пьесу, но (получив откуда-ниб[удь] другую) — уклониться от получения рукописи. 3) Получив рукопись — вернуть ее — опять же, если есть у него другая. Так поступил он с Потемкиным11. 4) Самое важное, что я забыл тебе сказать. Видя, что опошлить свою работу ты не хочешь — он заявляет, что все прекрасно — а сам отдаст вещь в переделку. (Так Лоло12 переделывал меня и Щепкину-Куперник13). После этого пьеса все-таки идет под твоим именем. (Я ночи не спал от стыда за ‘Клеопатру’ со вставленными куплетцами Агнивцева14). Вот это и есть причина, почему я против того, чтобы пьеса шла под твоим именем. Он делал и так, что пьеса некоторое] время шла к[а]к следует, а потом, через год — он ее отдавал в ‘освежение’ — и она становилась ужасна. (Так испакостил ему кто-то водевиль Кузмина15, кое-что из моих вещей). Ты и знать не будешь, что идет под тв[о-им] именем. Вообще — не расстраивайся и больше к нему ни в коем случае не звони. Выйдет — хорошо, не выйдет — чхать, но всегда надо быть готовой к худшему: гарантия от разочарований.
Я работаю. Трудно, но легче прошлого куска. Целую тебя. Ужасно огорчен отоплением56.
Салтыков17 — старый хрыч.

Владюша.

1 Жена И.Н. Коварского, владельца книжного магазина на rue de la Source и хозяина издательства ‘Родник’ при журнале ‘Современные записки’.
2 Сергей Константинович Маковский (1877-1962), редактор дореволюционного журнала ‘Аполлон’, сын художника-реалиста, поэт, мемуарист. Маковский в это время занимал должность редактора литературного отдела ‘Возрождения’.
3 Адмирал А.С. Шишков. См. прим.4 к письму No 20.
4 Семен Маркович Ярко, владелец пансиона в Арти.
5 А.Кондратьев — псевдоним Георгия Владимировича Иванова (1894-1958), известного поэта, который во второй книге ‘Чисел’ (1930, с.311-314) поместил желчную и саркастическую статью К ЮБИЛЕЮ В.Ф, ХОДАСЕВИЧА. См. также: Георгий Иванов. В ЗАЩИТУ ХОДАСЕВИЧА. — ‘Последние новости’, No 2542, 8 марта 1928. Об отношениях между Ходасевичем и Ивановым см.: Ю.Терапиано. ОБ ОДНОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ ВОЙНЕ. — ‘Мосты’, 1966, No 12, с.363-375.
6 Упомянутая статья: Андрей Луганов. В ПОТЕМКАХ. (Рец. на No 2-3 ‘Чисел’). — ‘За свободу’, No 291 (3272), 26 октября 1930. Рецензентка очень критически отозвалась на эти номера ‘Чисел’ и на помещенные в них стихи разных поэтов.
7 Упомянутая статья: Н.Н. Берберова. САНОВНИК. — ‘Последние новости’, No 3546, 7 декабря 1930.
8 Никита Федорович Балиев (1877-1936), директор и хозяин театра ‘Летучая мышь’. Ходасевич написал стихи (см. АКРОБАТ [1914-21]. — Собр. соч., т., с.77) к силуэтам немецкого художника — стихи, которые тогда читались на сцене театра Балиева. В Париже Балиев задумал возродить свой театр. Позднее он переехал в Нью-Йорк. Берберова одно время писала пьесы для его театра в надежде найти дополнительный заработок, но Ходасевич оказался прав, и из этой затеи ничего не вышло.
9 Т.е. ‘поссорится’. Отношения Вишняка и Вейдле носили крайне напряженный характер. Вишняк считал Вейдле скучным и заявлял, что ‘Современные записки’ в нем не особенно нуждаются. Ходасевич, со своей стороны, постоянно настаивал, чтобы Вейдле печатался в этом журнале.
10 Сколько денег ты получила?: с тех пор, как рассказы Н.Н. Берберовой начали иметь успех, ей платили по 1 франку за строку, что приносило заработок в 300-360 франков за рассказ (хотя и редко, но иногда удавалось получать такую сумму по два раза в месяц).
11 Петр Петрович Потемкин (1886-1926), поэт, драматург (писал пьесы для ‘Летучей мыши’).
12 Лоло (Л.Г. Мунштейн, 1867-1947) — поэт.
13 Татьяна Львовна Щепкина-Куперник (1874-1952), переводчица.
14 Николай Яковлевич Агнивцев (1888-1932) — поэт, фельетонист. ‘Клеопатра’ — по-видимому, скетч Ходасевича, написанный для Балиева, который был переделан ‘для публики’ Агнивцевым (до революции).
15 Михаил Алексеевич Кузмин (1872-1936), поэт, прозаик, драматург, критик, композитор. ‘Водевиль’ Кузмина, насколько нам известно, не был напечатан ни в то время, ни позднее.
16 На булонской квартире Ходасевича и Берберовой грозились отключить отопление, по-видимому, за неуплату счета.
17 Граф Александр Александрович Салтыков (1865-194?), поэт, знакомый Ходасевича.

25

5 ноября, среда [1930]
[Arthies]

Милый Ниник, пишу тебе экстренно, по двум поводам. Первый. Сегодня мороз, барометр подымается, завтра будет еще холоднее. Я очень тревожусь за тебя. Умоляю: если нет отопления, бери маленький чемодан и приезжай сюда завтра вечером (поезд идет из Парижа в 5 ч[асов] 26). У меня 2 стола, и буду очень гостеприимен, — умоляю не мерзнуть. Котика привези с собой. Вернемся вместе в воскресенье или в понедельник.
Второе. Решительно прошу тебя не мириться с Милиоти. Т.е., конечно, нет нужды ссориться. Но я прошу тебя очень настоятельно, чтобы после всего, что говорено о нем с Зайцевыми, с Вольфсонами и с Вейдле, после того двусмысленного и глупого положения, в ко[тор]ое он тебя (и меня!) поставил перед Прокопенками (как ты знаешь — нарочно!), — после всего этого чтоб ты никогда и нигде вдвоем с ним не являлась и чтоб он не являлся ни к нам, ни к тебе. В нейтральном месте — да, но в нашей квартире я не подам ему руки, о чем предупреждаю. Не сердись на меня, но не вижу нужды играть роль великодушного рогоносца, в которого он меня сознательно рядит. Да думаю — и ты не захочешь этого. Допустим, своей репутации ты хозяйка, но и я своей — тоже. Впрочем я уверен (говорю это искренно), что ты сама все это знаешь и, как ни прекрасны глаза Сазоновой1 — не будешь меня менять на нее.
Я очень соскучился по тебе, стал чудно тебя воображать, перечитал письмишко вчерашнее — тут-то милиотная муха меня и укусила. Очень обидно. Но целую твои хвостики и обожаю тебя.

Владюша.

Пришла верстка Д[ержави]на — читаю ее. Пишу о Шишкове — кажется, хорошо выходит.
Привези Кота, если поедешь, не поручай его никому.
1 Ю.Л. Сазонова-Слонимская. См. прим.1 к письму No 21.

26

Четверг [6 ноября 1930]
[Arthies]

Сейчас получил письмишко, где ты написал, что ‘обещают затопить сегодня’, т.е, вчера. Дай Бог, а то я просто измучился, думая о тебе. Очень рад, что ты пай и с Милиоти не сдаешься. Ах, как ты хорош!
Вчера я не писал, а читал корректуру. День пропал, но ничего не поделаешь — надо.
Если затопили, то, очевидно, ты не приедешь. А я, вероятно, приеду в воскр[есенье] вечером. Это потому, что лента в машине вдруг истрепалась и, пожалуй, не доживет даже до воскр[есенья]. Пожалуйста, пойди в Ремингтон1 и купи новую, черную (fixe), для портабля2. Это потому необходимо, что во вторник Armistice3, a в понедельник pont4. След[овательно], Ремингтон (я знаю его строгость на сей счет) будет закрыт с 12 ч[асов] дня субботы до среды! Лента же нужна и тебе, и мне в воскр[есенье] и в понед[ельник] для хроники, и рассказа, и Державина.
Я, кроме того, соскучился, и все думаю о тебе и воображаю Кису бедную. Боже, как мы будем втроем друг друга обнюхивать! — А теперь сажусь писать и целую тебя очень. Рассказом5 интересуюсь весьма, уверен, что чудно.

Владюша.

Барышня оказалась твоих лет, некрасивая, но совсем культурная. Торгует старыми яхтами. Вот какие бывают профессии.
1 Известная фирма ‘Remington’, где можно было купить пишущие машинки и аксессуары к ним.
2 Пишущая машинка Ходасевича и Берберовой.
3 11 ноября во Франции государственный праздник — отмечается заключение перемирия после Первой мировой войны.
4 Pont, т.е. мост — обычай, согласно которому рабочий день, если он попадает между праздничным и воскресным, — присоединяется к празднику и объявляется выходным.
5 См. прим.7 к письму No 24.

27

7 нояб[ря 1930], пятница
[Arthies]

Киса, я рад безумно, что затопили. Очень беспокоился. Еще рад, что ты умничек насчет Милиоти — но в этом не сомневался — см[отри] мое вчерашнее письмо.
На радостях решаю остаться еще один день: приеду вечером в понедельник. Это еще потому, что не уверен, будет ли pont — и если не будет, то вечером в воскресенье ехать уж очень гнусно с моим багажом.
Написал я 14 страниц, из которых, кажется, выкину 2 ради сокращения. Это — в 8 дней. Не много, но в Париже не написал бы и этого. О мин[истер]стве было безумно трудно и нудно писать. Сейчас пишу (кончаю) о Шишкове.
Больше писем от меня не будет. Предупреждаю, что очень люблю тебя и не пущу шляться, а буду любоваться. Целую котика. Очень по нем соскучился. Лечи его, Бога ради.

Твой Владюша.

28

Суббота, 29 нояб[ря 1]930.
Вечер [Arthies]

Ненаглядный мой Ниник, я забыл (мы забыли), укладывая машину, уложить штебель. Однако, я ухитрился обойтись без него, и лампа чудно сияет на столе. Но обеспокоила меня мысль, что ты спохватишься и будешь беспокоиться. Я написал тебе письмо, но было уже поздно — оно не пошло. Я даже пытался звонить по телефону Бобринскому — pas libre1. В надежде, что ты не заметишь беды — вернулся домой и решил не тревожиться предполагаемою твоею тревогой.
Здесь чудно. Погода ужасная, но уютно от этого очень. Самая нужная человеку вещь — почти как воздух — тишина. После обеда я спал два часа. После чая и телефона писал. (Чрезвычайно приятно писать обыкновенною ручкой).
Наводнение, оказывается, не шуточное. Поезд верст 30 идет по залитой местности. Вода местами отделена от рельс буквально вершками. Говорят, может размыть полотно, и тогда я прилечу на воздушном шаре.
Зовут ужинать.

——

Кисынька, меня развезло от дороги, тишины, печки и ужина. Поработал немного — и ложусь спать. Теперь половина десятого. Завтра утром примусь за работу как следует. Покойной ночи. Если твой рассказ2 не пошел, не грусти, все вздор. Над нами не каплет. Займись посылкой родителям.
Воскрес[енье]
Безобразие! До половины второго ворочался, волновался, не мог уснуть. Спал до 10. Выпил кофе, чудно себя чувствую, отлично работал до обеда. Теперь опять пишу и буду писать.
Киса, я решительно не знаю, когда приеду. М[ожет] б[ыть] в среду, а м[ожет] б[ыть] и в четверг, и даже в пятницу. Хочу поработать. Фельетон3 выдумал — опять сам себя оберу. Займусь этим в воскр[есенье] и в понедельник. Т[аким] обр[азом], могу застрять здесь надолго. Но ты будешь обо всем извещена.
Вольфсонам я напишу открытку и честно скажу, что застрял из-за работы.
Целую ручку и ножку —

Владюша.

1 pas libre: занято (фр.)
2 См. прим.7 к письму No 24.
3 Упомянутый фельетон: В.Ф. Ходасевич. АМУР И ГИМЕНЕЙ. — ‘Возрождение’, No 2014/2015, 10-11 декабря 1930. Эта статья впервые вышла в журнале ‘Русский современник’ (Пг.), 1924, No 2.

29

[3 августа 1931, Париж]1

Милая Нися, сейчас половина пятого (понедельник). Я сижу в Tav[erne] Royale и жду Бориса2, кот[орый] приведет сюда Патю.
Мы решили идти не на сдачу, а только на компромиссу под угрозой ухода3. Бор[ис] мечтает привлечь Патю, к[ото]рому все равно грозит та же участь. Пока ничто неизвестно, но у меня есть надежды. Убытки неизбежны, но, кажется, можно будет их уменьшить. Есть и еще кое-какие соображения и надежды.
Затем: абсолютно не давай коту молока: все — от молока. Рис, с мясной подливкой, даже крошечку легко нарез[анного] мяса. Кроме того, я привезу и способ активного лечения. Думаю — завтра веч[ером] вернусь, но могу застрять. Целую. Асю еще не видел, но она едет в отпуск + у них нашествие клопов от жильца. (Слышал от консьержки). Еще целую. Будь бодр.

Владюша.

1 На этот раз Берберова осталась в Арти, а Ходасевич уехал в Париж по делам.
2 Б.К. Зайцев.
3 Ходасевич, Зайцев и Муратов встретились, чтобы обсудить проблемы, возникшие в ‘Возрождении’. Время от времени Абрам Осипович Гукасов наводил панику на своих сотрудников сокращением жалованья и гонораров и угрозами закрыть газету.

30

[17 мая 1932, Париж]1
Вторник, вечер

Милая Нися, я буду ждать тебя завтра, в среду, в 3 часа, в кафе на Rond Point. Там воздух лучше, и к тебе ближе, и вообще это новее.
Целую.

Владюша.

1 В это время Берберова уже ушла от Ходасевича (они разошлись в апреле 1932) и переселилась на Bd. de Latour-Maubourg (на левом берегу Сены) в отель ‘Des Minist&egrave,res’. Ходасевич продолжал жить в Булони по старому адресу (на rue des 4 Chemines).

31

Воскресенье,
17 июля [1]932.
[Париж]

Милая Нися, я очень тревожился, не имея от тебя вестей, — ни даже адреса. Вероятно, ты мне послала его прямо в Арти, но я еду туда только завтра утром. В пятницу не поехал, п[отому] ч[то] только в пятницу получил от Ярко ответ — запрос, согласен ли я жить у Юбера или у Жоржа (в новом доме, у дороги)1. Я ответил, что у Юбера — ни за что, а у Жоржа согласен и приеду в понедельник. Адрес твой дал мне Вейдле.
Итак, завтра еду и напишу тебе из Арти. А сейчас пишу для того только, чтоб ты не вздумала беспокоиться обо мне. Я жив и цел. Настроение сносное, но усталое. Событий никаких, если не считать того, что дважды, оба раза — в 10 час[ов] утра, являлся ко мне Голованов и изводил меня. (Второй раз, в пятницу, меня спас от него Мандельштам2). Голованов, на мой взгляд, сумасшедший, но совсем не любопытный и чрезвычайно утомительный. Судьба его будет очень тяжела. Практикой заниматься отказывается, а до научной работы его, я думаю, не допустят.
Сегодня переписываю Гулливера, укладываюсь, моюсь и проч. Сейчас у меня Вейдле. Мы были с ним у налогового инспектора. Дело, надеюсь, уладится, но не уладилось еще.
Ну, будь здоров, целую тебя, котик тоже целует.

В.

Я вернусь из Арти 25 числа утром. Но ты мне еще напиши туда.
25-го мне необх[одимо] быть в городе. Но я сговорюсь с Ярко, чтобы еще раз поехать туда в середине августа3.
За квартиру я заплатил полностью — есть куда отступить в октябре. Амар4 сам предлагал не платить. Он очень мил, консьержка — родная мать.
1 Ярко, ввиду того, что основные два дома были заполнены жильцами, снимали еще два дома в деревне у местных жителей (Юбера и Жоржа).
2 Юрий Владимирович Мандельштам (1908-1943), поэт, эмигрант, друг Ходасевича, заменил его в ‘Возрождении’ в 1939, погиб в немецком концлагере.
3 В августе Ходасевич не вернулся к Ярко, а нашел более удобный пансион в St. Hilaire — St. Mesmin (Loiret). См. письма NoNo 35-38.
4 Амар (M.Hamard) — хозяин дома, где Ходасевич снимал квартиру, на 10 bis, rue des 4 Chemines.

32

[Arthies]
19 июля [1]932.

Я приехал сюда вчера, милый Ниник, и получил твое письмо. Очень рад, что тебе посчастливилось в рассуждении отдыха1. Вероятно, и я здесь отчасти приду в себя. Я привез машинку, но писать ничего не буду, а все только переписывать. Этим способом собираюсь состряпать 3 фельетона и 2 Гулливера2. 1 фельетон и 1 гулливер уже готовы — нащелкал их вчера под вечер и сегодня утром.
Здесь из прежних одни Айзенберги3, по-прежнему милые. Велят тебе кланяться. Кроме того здесь Азовы4. Вообще публика чище прошлогодней и несколько моложе. Ярко тоже почистились и навели кое-какой порядок. Меня, впрочем, чистка сия не коснулась: я живу в крошечной комнатушке, в том доме, где жили Зайцевы. Погода сухая и холодная, хотя барометр идет вверх.
В последнюю минуту я испугался брать сюда котика — и слава Богу: в моей комнате решительно негде повернуться, она напоминает ту комнату у Паули5, где мы ночевали, приезжая из Saarow’a6. За котом ходит консьержка.
Здоровье мое терпимо. Настроение весело-безнадежное. Думаю, что последняя вспышка болезни и отчаяния были вызваны прощанием с Пушкиным7. Теперь и на этом, как и на стихах8, я поставил крест. Теперь нет у меня ничего. Значит, пора и впрямь успокоиться и постараться выуживать из жизни те маленькие удовольствия, которые она еще может дать, а на гордых замыслах поставить общий крест.
Я должен уехать отсюда не позже утра понедельника. Ты, вероятно, получишь это письмо в четверг. Если ответишь мне в тот же день, то я еще получу твое письмо. Впрочем, мне перешлют.
Вот и все. Целую тебя. Обо мне не тревожься. Денежные дела улажу, а иных у меня кажется нет. Кажется, с августа даже и жильца найду: на эту тему у меня начались переговоры с Аврехом9. Дело решится, когда он вернется из отпуска. Единственное препятствие — он не очень хочет жить за заставой. Ну, да там видно будет.
Еще раз целую тебя.

Владислав.

1 Н.Н. Берберова поехала на Луару с Еленой Александровной Софроницкой — дочерью А.Н. Скрябина, женой пианиста.
2 За вторую половину июля и за август Ходасевич написал следующее: рец. на книгу В.М. Зензинова ПУТЬ К ЗАБВЕНИЮ (‘Возрождение’, No 2613, 28 июня 1932), О ГОРГУЛОВЩИНЕ (‘Возрождение’, No 2627, 11 августа 1932) и АРХИВ КН. А.М. ГОРЧАКОВА (‘Возрождение’, No 2641, 25 августа 1932).
3 Исайя и Марья Вениаминовна Айзенберги, знакомые по пансиону.
4 Владимир Азов (псевдоним Владимира Александровича Ашкинази), журналист, и Наталия Филипповна, его жена, — знакомые Ходасевича.
5 Пансион в Берлине, где Ходасевич и Берберова однажды ночевали.
6 Курортное местечко (в 2 часах езды от Берлина), где Ходасевич и Берберова (вместе с Горьким) провели зиму 1923.
7 Ходасевич давно собирался написать биографию Пушкина. Он даже начал ее и опубликовал первые страницы в ‘Возрождении’ и ‘Сегодня’. Однако закончить эти биографию он так и не успел. Невозможно переоценить значение Пушкина для Ходасевича, который был одним из выдающихся пушкинистов своего поколения. В эмиграции он написал 2 книги (вторая является перепечаткой первой с дополнениями) и около 100 статей о Пушкине. См.: В.Ф. Ходасевич. ПОЭТИЧЕСКОЕ ХОЗЯЙСТВО ПУШКИНА. Л., Изд. ‘Мысль’, 1924, В.Ф. Ходасевич. О ПУШКИНЕ. Берлин, Изд. ‘Petropolis’, 1937. Ввиду вышесказанного, фраза Ходасевича — ‘прощание с Пушкиным’ — заключает в себе большой смысл: с потерей Пушкина Ходасевич не видит смысла в работе, а значит — и в жизни.
8 С конца 1920-х гг. Ходасевич писал все меньше и меньше стихов, сосредотачивая все свое внимание на критических статьях, фельетонах, воспоминаниях и биографии Державина.
9 Один из служащих ‘Возрождения’. После ухода Берберовой Ходасевич хотел найти себе постояльца.

33

Arthies
23 июля [1]932

Милая Нина, ты, конечно, права — мне нужно себя привести в порядок. За пять дней артийских1 я многое обдумал и твердо решил внести ряд существенных изменений в свою жизнь. Это, разумеется, принесет добрые плоды. На сей счет будь спокойна, — впрочем, я очень рад, что ты, наконец, решила обо мне не тревожиться. Это как раз то, что требуется. В определении причин, из-за которых у нас все ‘треснуло’, ты не права2. Истинные и основные причины, как ты сама знаешь, совсем не те. Но это вопрос академический — практического значения не имеет.
‘Крест’ на Пушкине значит очень простое: в нынешних условиях писать его у меня нет времени. Нечего тешить себя иллюзиями. Но, с другой стороны, условия могут измениться — никто не помешает мне ими воспользоваться. Это тем более, что отныне (согласен — поздненько) я буду жить для себя и руководствоваться своими нуждами.
Я в Арти отдохнул и пощелкал порядочно. Сделал трех (а не двух) Гулливеров и два халтурных фельетона3 — всего 1320 строк.
Таким образом, следующий Гулливер будет нужен на 18 августа, т.е. ты должна мне его доставить не позже, чем к утру 15 августа. У меня есть ‘Новый мир’4. Как быть? Прислать ли его тебе или ты успеешь сделать хронику по возвращении в Париж? Ответь пожалуйста, на 4 Chemines. Деньги я вышлю тебе, когда получу — но может случиться, что я сам получу их только 2 числа (31-е воскресенье, а по понедельникам нам не любят платить)!
Айзенберг лежит в гриппе и панике. Ма[рья] Веньяминовна тебе кланяется. Впрочем, они слышали, что ты часто бываешь в ‘Napoli’5, и туда собираются — чтобы ты не соскучилась. С Азовыми общаюсь мало — только раз гулял с ними. Активных гадостей не заметил.
Сейчас на мне нет, кажется, ни одной хвори, даже ни единого прыщика. Этим я чрезвычайно утешен.
Целую тебя.

В.

1 Т.е. в Arthies.
2 Берберова в своей жизни с Ходасевичем постепенно стала чувствовать себя ‘надломленной внутри, всеми этими годами, этой жизнью, всем, что случилось [с ней]’ (КУРСИВ МОЙ, с.400). О причинах ее ухода от Ходасевича см. КУРСИВ МОЙ, с.399-403. В письме автору от 21 сентября 1981 Н.Н. Берберова объясняла эти строки: ‘Трудно расшифровать эти слова. Возможно, что мы оба думали одно и то же, возможно, что мы были разного мнения о причинах нашего расхождения. Возможно, что я до конца не объяснила В.Х., что именно ‘треснуло’, — вообще ‘объяснений’ между нами, полных и долгих, я не помню. Мы достаточно знали себя самих и друг друга, так что слова были нам не очень нужны’.
3 См. прим.2 к письму No 32.
4 Советский журнал был необходим Берберовой для написания Гулливера. ‘Новый мир’ выходит в Москве с 1925.
5 Кафе, находившееся прямо напротив ‘Куполя’ на бульваре Монпарнас.

34

29 июля [1]932
Париж

Милая Нина,
Сегодня посылаю тебе ‘Новый мир’ — больше пока нет журналов. Деньги вышлю 1 или 2-го.
В Арти отдохнул порядочно, однако вновь туда ехать не хочется: грязь, робинзонство и грубость Ярко надоели. Вообще же мечтаю уехать числа 20-22. Я было сперва нацелился на головановский1 пансион, — но третьего дня выяснилось одно случайное обстоятельство, из-за которого я туда, может быть, не поеду. Куда-нибудь, однако же, отправлюсь во всяком случае.
Вчера напечатал я словцовщину о Зензинове2 и радовался легкой работе (еще одна такая же у меня заготовлена). Увы — придется заготовленную отложить. Арменак Гукасов3 (Абрам в Карлсбаде) мне заявил, что они платят мне ‘большие деньги’ за ‘оригинальные статьи’, а словцовщина 1.25 сант[има] не стоит! Беседовали мирно, — но осадок поганый. Главное — придется теребить мозги и выдумывать нечто ‘оригинальное’.
Видел я Цетлиных — они поехали в Данциг. Кланяются тебе и вообще ведут себя мило.
Здесь полный разъезд — почти никого не осталось. На днях, проходя вечером мимо Napoli, видел Фельзена4, ‘одиноко сидяща’, в совершенно пустом кафе. Еще видел Рысса5, кот[орый] жаловался, что ты очень азартно играешь в бридж. Сам же он завирается: написал книгу, которую американцы рвут у него из рук, богатые англичанки вешаются ему на шею — и проч[ее]. На меня же пробовала повеситься только одна состоятельная еврейка, но я бежал, оставив плащ на ее ложе (лучше сказать — на лужайке, где мы с ней сидели в Арти).
Получил я открытки от разных купальщиков — от Смоленского6, от Милочки, от Ладинского7.
В Воле России8 Андреев9 хвалит ‘Повелительницу’10. — Последний рассказ твой очень хорош и хорошо написан11. Только ты для себя недовообразила тон, дух, стиль первой любви своей героини — от этого ее прошлое оказалось представлено несколько общими цветами, тут чувствуется незаполненность. В общем же — хорошо.
Б[орис] Зайц[ев] принес-таки мне итал[ьянский] журнал ‘Circoli’12. Там 4 белых стихотворения из ‘Путем зерна’, целых 9 страниц. Это журнал — стихотворный по преимуществу. Из него я увидел, что молодежь итальянская сплошь пишет белые стихи! (Это вообще журнал молодой и передовой).
Засим — целую тебя. Будь здоров.

В.

1 Т.е. пансион, который рекомендовали М.К. и Е.А. Головановы.
2 См. прим.2 к письму No 32.
3 Арменак Гукасов, племянник Абрама Осиповича (издателя ‘Возрождения’).
4 Юрий Фельзен (псевдоним Николая Бернардовича Фрейденштейна, 1895-1943), прозаик ‘младшего’ поколения эмиграции, во время войны погиб в Освенциме.
3 Петр Яковлевич Рысс, журналист, мемуарист, эмигрант.
6 Владимир Алексеевич Смоленский (1901-1961), поэт ‘младшего поколения’, ученик Ходасевича (который был о нем высокого мнения), писал в романтическом, ‘блоковском’ ключе. О нем см., напр.: В.Ф. Ходасевич. КНИГИ И ЛЮДИ, (Рец. на сборник стихов Смоленского ЗАКАТ). — ‘Возрождение’, No 2410,, 7 января 1932, он же. Рецензия на сборник Смоленского НАЕДИНЕ. — ‘Возрождение’, No 4139, 8 июля 1938.
7 Антонин Петрович Ладинский (1896-1961), поэт ‘младшего’ поколения, ученик Ходасевича в ‘державинском’ ключе, вернулся в СССР в 1955. О нем см., например: В.Ф. Ходасевич. СЕВЕРНОЕ СЕРДЦЕ. (Рец. на сборник стихов Ладинского). — ‘Возрождение’, No 2543, 19 мая 1932, В.Ф. Ходасевич. ПЯТЬ ЧУВСТВ. (Рец. на сборник стихов Ладинского). — ‘Возрождение’), No 4163, 23 декабря 1938.
8 Культурно-политический журнал, выходивший в Праге с 1922 по 1932 под ред. В.И. Лебедева, М.Л. Слонима, Е.А. Сталинского и В.В. Сухомлина.
9 Речь идет о рецензии: Н.Е. Андреев. СОВРЕМЕННЫЕ ЗАПИСКИ (КН.XLIX, ЧАСТЬ ЛИТЕРАТУРНАЯ). — ‘Воля России’, No 4/6, 1932, с.183-186.
10 Роман Н.Н. Берберовой, впервые напечатанный в ‘Современных записках’ (кн.XLIX, L за 1932 г.), затем вышедший отдельной книгой (Берлин, ‘Парабола’, 1932).
11 Упомянутый рассказ: Н.Н. Берберова. ВЕЧНАЯ ГЕЕННА. — ‘Последние новости’, No 4144, 24 июля 1932.
12 ‘Cirсоіі’ — журнал поэзии, выходящий в Генуе с 1931. Белые стихи Ходасевича, вошедшие в ПУТЕМ ЗЕРНА (1920) (третья книга стихов): ЭПИЗОД (1918), 2-ОЕ НОЯБРЯ (1918), ПОЛДЕНЬ (1918), ВСТРЕЧА (1918), ОБЕЗЬЯНА (1918-19), ДОМ (1919-20).

35

Четверг
[25 августа 1932]1

Нися, Ангел мой, я сейчас еду. Напиши мне о котике. Умоляю тебя, если будет жарко, — перебраться ко мне2, сказав ‘свету’, что едешь на дачу. Ключ у замконсьержки. Белье в шкафу. Целую ручку-ножку. Мой адрес:
V.Hodassevkch
‘Chatelet’
St.Hilaire — St.Mesmin
(Loiret)
1 См. прим.3 к письму No 31.
2 Т.е. в Булонь. Берберова жила по-прежнему в отеле, в мансарде под самой крышей, на Bd. de Latour-Maubourg.

36

26 августа [1]932
[St.Hilaire — St.Mesmin (Loiret)]

Ангел мой Нися, я приехал сюда вчера. Комната у меня на деревне, но близко от пансиона, — та самая, в которой жила Наташа Зайцева1. В общем, недурна, — лучше той, где мы с тобой жили в Арти. Есть даже зеркальный шкаф, а кровать с балдахином, чуть-чуть съехавшим набекрень. Чисто. Парк оказался садом. До пляжа 1 1/2 километра, туда возят в автомобиле за особую плату. Не езжу. Кормят пока что гораздо лучше, чем у Ярко. И вообще все гораздо благоустроенней. После Арти — сущий Довиль2. Есть даже роскошные женщины в демонических пижамах — и собой вполне ничего! Ты бы здесь страдала, ибо прогулок нет, или почти нет: до ближайшего леса, говорят, три километра — по гудрону. Поля нет тоже — есть сплошные огороды. Я гуляю в пределах моего вкуса прогулочного, но настоящим любителям природы здесь делать нечего. — Зато еда и безделье утешают меня чрезвычайно. — Из знакомых — Кунцевичи3 (кланяются) и сегодня приехавшие Азовы. Публика чище артийской на 90% и моложе — на 95. Это утешительно — о ‘Возрождении’ никто не слышал, о ‘Посл[едних] Нов[остях]’ многие слышали, но получают одни Кунцевичи. Прочие либо ничего не читают, либо Matin и Journal4. Сегодня одна дама (без пижамы) предложила другой (в пижаме) книжку. Та ответила: ‘Я еще не старуха, — чего мне книжки читать?’ Одна барышня читала русскую книжку недавно — года три тому назад. Очень хорошая книжка, большевицкое сочинение, но смешное, — про какую-то дюжину стульев5. Все это тебе сообщаю потому, что прикоснулся к ‘читающей массе’ и делюсь сведениями.
Напиши мне о Париже и о себе. В эти наши свидания очень ты был мил и утешен. Напиши также о Котике — как ты его нашла и что он? Мне здесь очень отдохновенно. Боже мой, что за счастье — ничего не писать и не думать о ближайшем фельетоне! Ну, будь здоров. Целую тебя.

Владюша.

Адрес: ‘Chatelet’. St.Hilaire St. Mesmin (Loiret)
1 Дочь Б.К. и В.Н. Зайцевых.
2 Довиль (Deauville), один из наиболее популярных курортов на Ла Манше.
3 М.М. Кунцевич, эмигрант (до революции служил в царской полиции), и его жена.
4 ‘Matin’ и ‘Journal’, ежедневные утренние французские крупнотиражные газеты.
5 Имеется в виду роман И.Ильфа и Е.Петрова ‘Двенадцать стульев’ (1928).

37

5 сент[ября 1]932
‘Chatelet’
St.Hilaire — St.Mesmin
(Loiret)

Я, душенька, не кручу сердец1. Я обедаю, ужинаю, пью чай-кофей, а также играю в покер2 (рекорд: 6 сеансов — ни одного проигрыша, 50 фр[анков] чистой прибыли). Немножко гуляю. Ездил с Марголиными на автомобиле в Olivet3: чудная дорога, а там кафе над самой водой (густозеленой), лодки с флагами и берега кудрявые, как парикмахер из Гомеля4. Все мысли (даже о таких предметах, о которых подумать надо бы) выметены из головы моей начисто. Сегодня здесь начался разъезд. Завтра или послезавтра останусь едва ли не в полном одиночестве. Тогда выну мозги из нафталина и кое о чем подумаю (не берясь, однако, за перо).
Режим красит человека — я красив ослепительно: ни прыщика, ни шелушинки. Так порядочно, что жутко испортить: боюсь возвращения в Париж и не без ужаса думаю о приготовлении пищи. Не прельщает меня также моя квартира. Кажется, заявлю Нинке5 отказ и буду искать себе две комнаты где-нибудь у Pte de St. Cloud или y Pte d’Auteuil. Вейдле, к счастью, отпадает6: Милочка поссорилась с кузиной и возвращается на зиму в Париж. (А мож[ет] быть — и не поссорилась, но вс-таки возвращается).
Написал бы я тебе еще что-нибудь — но ей-Богу нечего, либо длинно, либо сложно. 15 числа вернусь в Париж и тогда буду рад пожать твою честную трудовую лапу. Может случиться и то, что я приеду после 15-го. Поэтому на всякий случай посылаю тебе доверенность, по которой ты можешь получить с Каплана7 150 фр[анков] и взять их себе в счет 2258, следуемых тебе 15 числа. Срок у Каплана — 5 сент[ября], так что ты можешь явиться к нему в любую минуту.
Засим — будь здоров и черкни, если не лень, — как, что и почему.
Целую тебя —

Владюша.

P.S. — важнейший. Когда бы я ни приехал — для широкой публики я возвращаюсь только 20 числа. С 15 до 20 буду скрываться от Тумаркина9 и т.п., ибо я обязался уехать на месяц.

В.Х.

1 После того, как Берберова оставила Ходасевича, он начал проводить время с Ольгой Борисовной МарголиноЙ, весьма симпатичной дамой, которая с удовольствием ухаживала за ним. Они поженились в 1933 и до смерти Ходасевича в июне 1939 — ее присутствие и забота скрашивали последние тяжелые годы его жизни. Ольга Борисовна, еврейка по происхождению, крестилась в 1939. Когда немцы заняли Париж, она была арестована и погибла в концлагере в 1942 (по слухам — в Освенциме). О ней см.: КУРСИВ МОЙ, с.427-435, см. также: R.D. Sylvester, d. UNPUBLISHED LETTERS ТО NINA BERBEROVA. Berkeley, ‘Berkeley Slavic Specialities’, 1979, c.75-86. Берберова написала Ходасевичу, что желает ему успеха с Олей МарголиноЙ, на что он ответил, что ‘не крутит сердец’. Ольга и ее сестра Марианна тоже отдыхали в пансионе ‘Chatelet’.
2 Ходасевич имел пристрастие к азартным играм. См., например: В.Ф. Ходасевич. МОСКОВСКИЙ ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ КРУЖОК. — В кн.: ЛИТЕРАТУРНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ И СТАТЬИ с.297-311.
3 Небольшой город (в департаменте Луарэ) недалеко от пансиона.
4 Т.е. кудрявый, еврейской внешности. До революции Гомель находился в черте оседлости, и значительную часть его населения составляли евреи.
5 Нина Николаевна Нидермиллер, племянница Ходасевича, дочь Евгении Фелициановны (Жени), она намеревалась переселиться к Ходасевичу, когда он после ухода Берберовой заявил, что хочет взять жильца.
6 В.В. Вейдле также подумывал поселиться на квартире Ходасевича, вероятно, после семейной ссоры. Однако жена, собиравшаяся его покинуть, вернулась.
7 Михаил Семенович Каплан — владелец парижского магазина ‘Дом книги’, издатель. По-видимому, у Ходасевича с Капланом были какие-то денежные счеты (возможно, неоплаченный гонорар).
8 Гонорар за хронику (Гулливер).
9 А.С. Тумаркин взял слово с Ходасевича, что тот будет отдыхать целый месяц, и снабдил его деньгами (без возврата) на поездку.

38

10 сент[ября 1]932
‘Chatelet’ St.Hilaire — St.Mesmin (Loiret)

Душенька, если уж Вы так милы, то вот Вам вариант Вашего проекта, на мой взгляд более удобный. Не привозите мне ничего накануне моего приезда, а приезжайте ко мне в четверг, 15 числа, к 12 3/4 и привезите с собой разной снеди, которую мы будем есть в холодном виде, так, чтобы ничего не варить и не жарить ни Вам, ни мне. Устроим абсолютно холодный завтрак и зальем его раскаленным кофе. Т[аким] обр[азом] я буду вовсе избавлен от хозяйственных] хлопот, а Вы — от напрасной поездки в пустую квартиру. Оба мы получим наслаждение взаимного лицезрения от 12 3/4 (не опаздывайте) до 3-х ч[асов]. Я тут же вручу Вам 75 фр[анков]1, а в три часа поеду в Возрождение.
Если Вы в четверг заняты и завтракать со мной не хотите или не можете, то не утруждайте себя — не возите мне ничего, я все куплю сам и все съем в одиночестве, а к Вам позвоню в пятницу утром, чтобы условиться о свидании. (В четверг во 2-ю половину дня я буду занят). Словом — жду Вас до часу 1/4 в четверг.
Получил я слезную мольбу Руднева2 — дать что-нибудь в 50-ю книжку. Срок — 15-е. Кажется, пошлю ему завтра старый мертвецкий3 стишок, несколько исправленный. Больше никаких новостей не имеется, кроме того, что я, слава Богу, здоров, что погода, слава Богу, хорошая.
Пишу сие из орлеанского кафе, в ожидании автомобиля, который] меня повезет обратно в St.Hilaire. Орлеан — городишка нудный: Вы правы. Целую ручку и ножку.

Владюша X.

P.S. Мы с Вами условились, что новые сов[етские] журналы4 будут лежать у меня на комоде. Они там и лежат, и даже с записочкой к Вам. Видали ли Вы их? Если нет — Вы разиня. Если видали — то какие же еще Вам нужны журналы? Можете сделать Гулливера из этих!
P.P.S. Сейчас выяснилось, что мой поезд приходит в Париж в 12.30, в 12.45 я буду дома. Если Вы приедете на 5 мин[ут] раньше меня — не смущайтесь. Но приезжайте пораньше — дорога решительно каждая секунда!
1 С этого момента (лето 1932) денежный вопрос, подымавшийся Ходасевичем и Берберовой время от времени, касался ‘Хроники’, которую писала она, а подписывал он. За каждую ‘хронику’ Берберова получала 75 франков.
2 Вадим Васильевич Руднев (1874-1940), видный эсер’ один из редакторов ‘Современных записок’.
3 См.: В.Ф. Ходасевич. Я. — ‘Современные записки’, 1932, кн. L, с.232-233.
4 Журналы, необходимые для ‘Хроники’.

39

[31 декабря 1932]1
[Париж]

Ангел мой, поздравляю тебя с наступающим Новым годом, люблю и целую. Пусть Господь Бог спасет и сохранит тебя. Жду тебя в понедельник к 12 часам.

В.

1 К этому времени (т.е. к концу декабря 1932) Ходасевич переехал на новую квартиру в Булони: 46, av. Victor Hugo.

40

[Весна 1933]1

Милая Нина,
я получил твое письмо только сейчас, 2 числа, ночью. Спасибо за его откровенный голос — он действительно дружеский. Отвечу тебе с тою же прямотой.
Ася сказала правду о моем недовольстве ‘консьержным’2 способом сообщения между нами. Но если она сказала, что я ‘стараюсь узнать’ что-нибудь о тебе от кого бы то ни было — тут она либо просто выдумала, либо (это вернее) — меня не поняла. Что я знаю о тебе, я знаю от тебя и только от тебя. Неужели ты думаешь, что я могу о тебе сплетничать с Феклами?3 Поверь, я для этого слишком хотя бы самолюбив — ведь это очень унизило бы меня. Это во-первых. А во-вторых — ни одна из них этого и’не посмеет — мой характер слишком известен, и на сей раз эта известность служит мне хорошую службу. Не только Марьяна4, формально воспитанная на ять, но даже Люба5, никак не воспитанная, в грехе сплетничанья о тебе со мной действительно невиновны.
Этого мало. О каких сплетнях может идти речь? Допустим, завтра в газетах будет напечатано, что ты знаешь то-то и то-то. Какое право я имею предписывать тебе то или иное поведение? Или его контролировать? Разве хоть раз попрекнул я тебя, когда сама ты рассказывала мне о своих, скажем, романах? Я не доволен твоим поведением. Я говорил Асе, что меня огорчает твое безумное легковерие, твое увлечение людьми, того не стоящими (обоего пола, вне всяких любовей!) и такое же твое стремительное швыряние людьми. Это было в тебе всегда, я всегда это тебе говорил, а сейчас, очутившись одна, ты просто до экстаза какого-то, то взлетая, то ныряя6, купаешься в людской гуще. Это, на мой взгляд, должно тебя разменивать — дай Бог, чтобы я ошибся. Это и только это я ставлю тебе в упрек. Согласись, что тут дело не в поведении и вообще лежит не в той области, в какой могут лежать какие бы то ни было сплетни. Словом, ты можешь быть со мной несогласна в системе отношения к людям вообще и в отношении к отдельным людям в частности, — но не думай, пожалуйста, что я могу о тебе сплетничать. На сей счет мне было бы очень горько оправдываться, если бы самое допущение таких вещей не было отчасти смешно. Подумай спокойно и вообрази себе картину: я сижу с Любой и о тебе судачу. Экая чепуха. Единственная тема моих о тебе разговоров с Любой — лифт. Но это невинно, да и лифт, говорят, уже действует. И эта тема отпала.
Милый мой, ничто и никак не может изменить того большого и важного, что есть у меня в отношении тебя. Как было, так и будет: ты слишком хорошо знаешь, как я поступал с людьми, которые дурно относились к тебе или пытались загнать клин между нами {Зина — пример очень наглядный. Она не только тебя на меня настрикивала, но и меня на тебя, если хочешь знать. За это я ее и возненавидел навсегда.}. Так это и останется, и все люди, которые хотят быть хороши со мной, должны быть хороши и доброжелательны в отношении тебя. На сей счет нет и не было у меня недоговоренностей ни с кем.
Пожалуйста, не сердись за то, что я написал о твоем разменивании. Я упомянул об этом только ради того, чтобы разъяснить тему моего разговора с Асей (и — о твоем таком отношении к людям тысячу раз я с ней говорил на 4 Chemines — иногда при тебе, и оба мы тебя бранили в глаза и за глаза: что ж мне с Асей стесняться?). В дальнейшем не буду и этого тебе говорить, т.е. твое предложение о ‘белых перчатках’7 принимаю. Надеюсь, однако, увидеть такие же точно и на тебе. Предоставим друг другу законное право строить свои отношения с третьими лицами по его выбору. Не усмотри колкости (было бы гнусно, чтобы я тебе стал говорить колкости — какое падение!): но ведь зимой, во время истории с Р.8, он вовсе не восхитил меня во время нашего ‘почти единственного’ свидания в Napoli и в Джигите9 (помнишь?). Но ты должна согласиться, что я вел себя совершенным ангелом, — это мне, впрочем, ничего не стоило: я не могу и не хочу выказать неприязнь или что-нибудь в этом роде, по отношению к человеку, в каком бы то ни было смысле тобой избранному, — на все то время, пока он тобой избран. Я так делал, как ты могла убедиться, — и так буду делать, и жду от тебя того же. Для тебя это будет даже и легче, ибо никто не станет так безвкусно чуть не в дружбу к тебе навязываться, как Р. навязывался ко мне.
Словом, надеюсь, что наша размолвка (или как это назвать?) залечится. В субботу в 3 1/2 приду в 3 Obus10. Тогда расскажу и о своих планах на зиму. Предвидения мои сносны, но пока что — заели и замучили меня кредиторы. Хуже всех — фининспектор (было 2000, 1000 выплатил — стало опять 2!) и Гукасов, у которого] я взял осенью 1000. Он мне вычитает по 250 в каждые 2 недели. Выплатив, беру сызнова — и все начинается сначала! Ну, это вздор. Будь здорова. Ложусь — уже скоро четыре часа. Целую ручку.

В.

1 С весны 1933 Берберова жила на 2, rue Claude-Lorrain.
2 В это время, когда Берберова пыталась освоиться с новым образом жизни, она несколько сторонилась старых друзей (в том числе и Ходасевича), Ходасевич же продолжал принимать участие в судьбе своей бывшей жены и старался быть в курсе событий ее жизни. Как ни доброжелательны были его попытки, Берберова смотрела на них как на вмешательство в ее личные дела.
3 феклы: бабы-сплетницы.
4 Т.е. М.Б. Марголина (см. прим.1 к письму No 37).
5 Сестра Марка Алданова.
6 то взлетая, то ныряя: слова из стихотворения СЕНОКОС Аполлона Майкова, одного из любимых поэтов молодого Ходасевича.
7 белые перчатки: ‘цивилизованные’ отношения, т.е. без драматичности, без эмоций, всегда ровные и в известных границах.
8 Один из друзей Берберовой.
9 Русский ресторан на Монпарнасе.
10 Кафе около Porte de St. Cloud.

41

[Суббота, лето 1933]

Ангел мой,
вот ‘Литер[атурный] Современник’ и две ‘Звезды’1. О ‘Литер[атурном] Современнике’ напиши сперва, но не чиркай его и не вырезай кусочков, ибо его надо вернуть Чертоку2 (я сам верну).
Кроме того — вот Женина пневматичка. Когда я туда позвонил, чтобы согласиться на утро, — выяснилось, что утро опять превратилось в вечер. Я согласился и на вечер: дареному коню никуда не смотрят.
Ах, если б и ты пришел тоже! Оттуда уйдешь в 9 и в 9 1/4 будешь у Ладинского. Я именно к нему от Жени ездил. Засим: добейся у Рери адреса вдовы Савинкова3: она обещала к воскресенью. Я на этом деле заработать хочу: т.е. за адрес продать статью свою чехам.
Целую лапку и хвостик.

В.

Приходи к Жене!
1 ‘Литературный современник’: литературно-художественный и общественно-политический журнал, выходящий в Ленинграде с 1933, ‘Звезда’: литературно-общественный и научно-популярный журнал, выходящий в Ленинграде с 1924.
2 Лев Черток — помощник Каплана по ‘Дому книги’.
3 Евгения Ивановна, вдова Бориса Викторовича Савинкова (1879-1925), известного эсера, террориста, автора романов (под псевдонимом В.Ропшин). Ходасевич воспользовался просьбой об адресе Савинковой для завязывания отношений с чешским журналом и напечатания там своей статьи — по-видимому, рецензии на избранные стихи Н.С. Гумилева, изданные Чешской Академией Наук и Искусств (см.: КНИГИ И ЛЮДИ. — ‘Возрождение’, No 2956, 6 июля 1933).

42

[6 июля 1933] [Париж]

Милый мой, я, оказывается, могу получить деньги только в среду, а не во вторник {Правление2 заседает не по понед[ельникам], а по вторникам. Деньги дают на другой день.}. Следовательно — в среду, в б, в 3 Obus. Если это не годится, то назначь любой час и место, начиная с 12 час[ов] дня среды.
Биржевые отчеты надо уметь не только читать, но и понимать1. Я уже вечером сообразил, что то, что нам показалось падением, в действительности есть стояние на прежнем уровне. Почему — долго объяснять. Целую тебя.

В.

Четверг
1 Во Франции в 1930-х гг. биржа часто являлась показателем внешней и внутренней политики страны.
2 Правление нефтяной фирмы А.О. Гукасова, которая субсидировала ‘Возрождение’ (газета, несомненно, была убыточной). Контора фирмы выплачивала деньги сотрудникам газеты.

43

[25 августа 1933]
[Париж]

Милый мой, я по тебе соскучился. Все ждал весточки от тебя — и не дождался. В Murt1 ты тоже не пришел в понедельник, хотя и обещал.
Завтра, в субботу, жду тебя утром пить кофе и, если хочешь, завтракать. Если завтра не можешь, та же комбинация переносится на воскресенье. Гулливер также весьма желателен. Кроме того, я могу тебе дать денежку в счет мебели2.
Целую и жду каждодневно до 11.

В.Х.

Пятница. P.S. Я же сам тебя не тревожил из уважения к твоим поездкам в ‘Последние] Новости’.
P.P.S. Могу тебе рассказать интересное о Чертоке, который на днях сидел у меня полтора часа. Даже, пожалуй, не только интересное, но и нужное.
1 Кафе у Porte d’Auteuil.
2 в счет мебели: Ходасевич собирался заплатить Берберовой небольшую сумму за мебель, оставленную ею в его квартире. Как Берберова ни отказывалась от этих денег, он насильно вручил ей причитающуюся сумму. В свое время эта мебель была куплена на деньги, вырученные от продажи серег матери Берберовой, которые были подарены Н.Н.Б. при отъезде из Петербурга.

44

[Около 13 сентября 1933]
[Париж]

Милый мой, мы ошиблись: 15 число только в пятницу. Поэтому, если деньги тебе очень нужны, приходи в пятницу, в 4 1/2, в Taverne Royale. Если не придешь (л буду ждать тебя до 5) — значит, ты занят, и тогда я приду к тебе утром в субботу. В обоих случаях было бы весьма желательно получить Гулливера. Есть ‘Новый мир’.
Ты обещал прийти к Вейдле в воскр[есенье] — и не пришел. В понедельник мечтал увидеть тебя в Murat’e — и не увидел. По-видимому, ты хочешь жить по Боратынскому1. Ну, Господь с тобой. Моего отношения к тебе ничто изменить не может. Целую.

В.

1 Т.е. уединенно, как поэт-отшельник.

45

28 нояб[ря 1]933
[Париж]

Ангел мой, я приеду к тебе утром в пятницу, часам к десяти — принесу денежку и вообще: соскучился по тебе.
Если ты до тех пор будешь проходить мимо того магазина, где купила мне носки, — купи еще две пары того же размера и качества: больно хороши! Но нарочно не езди, разумеется. Если это где-нибудь в стороне, то ты просто мне скажешь адрес.
Третье ‘если’: если пятница и утро тебя не устраивают — назначь любой другой день и час. Но хорошо бы — в пятницу утром.
Целую.

В.

P.S. Причтется тебе 225 монет, ибо 3 четверга.

46

[13 марта 1934]
[Париж]

Милый Ниник, вот заметка, которую умоляю протолкнуть на четверг. Что не напечатали-таки о Пушкине — в общем плевать. Но тут — и я, и Цветаева, и вообще — как же иначе?1
О себе — ничего. Жив, здоров, изнемогаю от хлопот, возни, переписки.
Ах, если бы в следующий раз милая Гуля пришла ко мне в субботу или хоть в воскресенье!
Будь здоров, Ангел мой, целую лапку.
Спасибо за информацию2.
Вторник.

В.

1 Ходасевич просит Берберову протолкнуть заметку в ‘Последние новости’. Возможно, что он говорит о вечере Цветаевой, посвященном творчеству Белого (скончавшегося в 1934), на котором Ходасевич как друг Белого, по всей вероятности, тоже выступал. Доклад был прочитан в четверг, 15 марта 1934, в зале Географического общества. (См.: ‘Последние новости’, No 4741, 15 марта 1934). Свои воспоминания о Белом ТЛЕННЫЙ ДУХ. — Избранная проза в двух томах. 1917-1937. Нью-Йорк, изд. ‘Russica’, 1979, т.2, с.80-121), написанные в 1934, Цветаева посвятила Ходасевичу. В 1934 состоялся еще один поэтический вечер Цветаевой — в четверг 1 ноября. К поэзии Марины Ивановны Цветаевой (1892-1941) Ходасевич сначала относился критически, а впоследствии высоко ценил. Как у всех крупных и изолированных в эмиграции (особенно в 1930-е гг.) художников, у Ходасевича и Цветаевой было немало общего. Из календаря Ходасевича видно, что они часто встречались в этот период. Высказывания Ходасевича о Цветаевой см.: В.Ф. Ходасевич. ЗАМЕТКИ О СТИХАХ. (Рец. на сказку Цветаевой ‘МОЛОДЕЦ). — ‘Последние новости’, No 1573, 11 июня 1925, В.Ф. Ходасевич. ПОСЛЕ РОССИИ. (Рец. на сборник стихов Цветаевой 1922-25). — ‘Возрождение’, No 1113, 19 июня 1928. См. также: С.Карлинский, ред. ПИСЬМА М.ЦВЕТАЕВОЙ К В.ХОДАСЕВИЧУ. — ‘Новый журнал’, No 89, 1967, с.102-114.
2 Какую именно информацию сообщила Берберова Ходасевичу — восстановить не удалось. Скорее всего, она имела отношение к советским журналам и заметкам ‘Гулливера’.

47

[26 января 1934]
[Париж]

Милый мой, поздравляю тебя Ангелом1. Я бы сам приехал, но не знаю, когда ты дома, и боюсь очутиться некстати. Будь здорова. До вторника. Привет Н.В.2 Оля3 тебя поздравляет.

В.

Воскресенье.
1 День св. Нины — 14 января по старому стилю. Ходасевич в тексте употребляет форму без предлога ‘с’.
2 Николай Васильевич Макеев (1889-1974), второй муж Берберовой.
3 Ольга Борисовна Марголина-Ходасевич.

48

[1934]
[Париж]

Ангел мой, я тебе сказал: ‘В George V1, в пятницу, в 4 часа’. Ты согласилась — но, конечно, это опечатка. Жду тебя в пятницу, в George V, но не в 4, а в половине четвертого, а то очень кратко.
Будь здоров.

В.

Привет Н.В.
Еду в понедельник на дачу2.
1 Кафе на Champs Elyses, рядом с редакцией ‘Возрождения’. Ходасевич в своем календаре не упоминает встречи с Берберовой в пятницу в ‘George V’ (по крайней мере не называет это кафе). Однако встреча с Берберовой в пятницу в ‘George V’ упоминается 22 марта 1935.
2 Какую именно поездку 1934 года имеет в виду Ходасевич — установить не удалось. В календаре за 1934 о ней ничего не сказано, и по-видимому, Ходасевич жил дома. Возможно, имеется в виду просто однодневная поездка за город к кому-нибудь в гости.

49

[Париж]

Ниник,
милый, адрес Карповича1 у меня старый, данный еще в 1932 г., но он называет его ‘постоянным’ и ‘университетским’. След[овательно], я думаю — годится.

Eliot House
Cambridge, Mass.
U.S.A.

Он — Михаил Михайлович, жена — Татьяна Николаевна. Пошли ему от меня поклон и мой адрес и просьбу, чтоб написал о себе.
Олсуфьев2 — Дмитрий Адамович, и назвать его графом при всяком удобном случае. Но — он уехал из Парижа и обрел постоянное пристанище не более и не менее, как в Ватерлоо (Belgique) — а как это слово пишется, я что-то не уверен. В Ватерлоо имеется ‘La maison Russe’. Вот и весь адрес.
Будь здоров.

В.

2 дек[абря 1]934
1 Михаил Михайлович Карпович (1888-1959), профессор Гарвардского ун-та, после войны редактор ‘Нового журнала’, друг Ходасевича. Так как между 1932 и 1935 Н.Н. Берберова книг не издавала, то, вероятно, она собиралась послать Карповичу и Олсуфьеву один из рассказов из цикла ‘Бианкурские праздники’ (см. прим.4 и 5 к письму No 18). И с Карповичем, и с Олсуфьевым. Берберова была знакома лично.
2 Граф Дмитрий Адамович Олсуфьев, до революции — один из самых либеральных членов Государственного совета, после революции — в эмиграции, часто бывал на литературных собраниях в Париже, высоко ценил поэзию Ходасевича.

50

[1935, Париж]

Милый мой, я не знаю, условлено ли у нас встретиться сегодня в кафе. Но — не могу прийти: руки болят1, из-за этого не могу побриться, одеться, натянуть перчатки на опухшие пальцы.
Если найдется время — зайди ко мне. Пришли по крайности Гулю. Но я больше был бы рад тебе. Я дома, конечно, все время. Целую.

В.

Привет Н.В.
1 В это время Ходасевич сильно страдал от экземы.

51

[Париж]

Милый Ниник, я по тебе соскучился, а признаков жизни не подавал потому, что жил очень трудно, по совести говоря — плохо: руки отчаянно разболелись, денег так мало, что даже смешно, Оля тоже хворала, ей резали руку, так что у нас вообще сейчас на двоих — одна рука здоровая. В хозяйстве это опять же комично.
Послезавтра, во вторник, поеду в редакцию. Не придешь ли в половине нетвертого в Георга Пятого? Я бы рад тебя повидать. Это и есть цель моего письма.
Будь здоров. Поклонись Н.В.
24 нояб[ря 1]935

В.Х.

52

[2 декабря 1935]
[Париж]

Милая Нина, я не могу прийти завтра, а приду в George V послезавтра, в среду, в 3 1/2.
Почерк непорядочный: бинты и боль. Будь здорова. Привет Н.В.

В.

53

[Париж]

Ты, милый друг, путаешь, а я многое уже забыл, потому что дело-то было сорок лет тому назад. Вот что, однако, могу сообщить, а уж ты разбирайся, как знаешь1.
Роман называется ‘Гектор Сервадак’ — так зовут и героя. Но никакого телеграфа он отнюдь не изобретал, и о телеграфе нынешнем, электрическом, в романе помину нет. Сервадак — французский офицер в Марокко (или еще где-то в Африке). Он (и еще ряд персонажей) попадает на комету, которая отщепила от земли кусок и утащила с собой. Кусок же земли охватывал как раз то место, где теперь итальянцы хотят подраться с англичанами. Не помню в точности, но помню, что на комете оказался кусок северной Африки, Капри и Гибралтар. Однажды мы гуляли на Саро di Sorrento2, дошли до самого того мыса, который только узеньким проливом отделен от Капри, и смотрели на Капри. Показывая на груду камней на вершине горы (на Саро, а не на Капри), Горький сказал, что это развалины старинного телеграфа. Тогда я и вспомнил, что в ‘Гекторе Сервадаке’ рассказывается о телеграфе — вероятно об этом самом. Телеграф же это был еще не электрический, а зрительный, сигнальный (есть какое-то у него название, но не помню). Пользовались этим телеграфом так: состоял он из высокой мачты с перекладиной, которую приводили в движение при помощи веревок, все сооружение было похоже на человека, который размахивает руками (это сравнение имеется и у Жуля Верна), была условная азбука этих размахиваний — таким образом и передавались известия, ‘читались’ телеграммы при помощи подзорной трубы, почему и устраивались такие телеграфы на горах — чтобы издали было видно. Думаю, что об их устройстве ты можешь прочесть в Энциклопедическом словаре. Умоляю только тебя о телеграфе в нынешнем смысле не упоминать — о нем в романе и речи нет.
Здоровье мое — второй сорт. Два пальца залечились, а два не хотят. Это больно, утомительно. Прибавь сюда неслыханное безденежье (куда похуже 1926 года) — и ты поймешь, что я живу не припеваючи.
Что ты пропал — Бог с тобой, главное — приналяг на роман, двинь хорошенько, как Фохт3, который — монахом во Святом Граде Иерусалиме. У него (у Фохта, а не у Иерусалима),— борода, я фотографию видел. Вишняк, говорят, собирается к нему. Намечается песня — ‘На родину едет счастливый Вишняк’ — поется на мотив ‘Вещего Олега’.
Будь здоров, Н.В. поклон. Оля кланяется.

В.

20 дек[абря 1]935 Купи-ка ты ‘Сервадака’ да почитай в метро — он не длинный, гораздо короче других романов Ж.Верна. А потом дай мне почитать. Это очень мило и совсем не похоже на Бакунину4.
Иван Степанович5 очень помолодел. Встретились в кафе. Он говорит: ‘Лукашу6 все помогут, его все знают’. А я ей: ‘Обелиск на Concorde тоже все знают, а ведь вот — не держите же Вы над ним зонтик в плохую погоду’. Тут они переглянулись, расплатились и убежали. Не надо говорить притчами, это к добру не ведет.
1 Берберовой необходимы были сведения о романе Жюля Верна ГЕКТОР СЕРВАРДАК для написания своего романа БЕЗ ЗАКАТА. (См. прим.2).
2 В романе БЕЗ ЗАКАТА Берберова упоминает то самое место близ Сорренто, куда она ездила с Ходасевичем, — к юго-западу от Саро di Sorrento. Ходасевич отвечает на вопрос Берберовой, была ли это та же самая скала, которую они видели в 1925. Они жили у Горького в Сорренто с октября 1924 по апрель 1925. См.: В.Ф. Ходасевич. НЕКРОПОЛЬ, с.228-277, Н.Берберова. КУРСИВ МОЙ, с. 197-230.
3 В.Б. Фохт (см. прим.3 к письму No 2).
4 Екатерина Васильевна Бакунина, автор романа ТЕЛО (1933). О ней см.: В.Ф. Ходасевич. КНИГИ И ЛЮДИ. (Рец. на роман Бакуниной ТЕЛО). — ‘Возрождение’, No 2900, 11 мая 1933.
5 Иван Степанович Чекунов, доктор, о котором Ходасевич и Берберова сочинили юмористические стихи.
6 Иван Созонтович Лукаш (1892-1940), сотрудник ‘Возрождения’, писатель, автор романов и рассказов с мистическим оттенком. Как большинство литераторов эмиграции, Лукаш очень нуждался материально и постоянно находился в поисках денег. О нем см.: В.Ф.Ходасевич. КНИГИ И ЛЮДИ. (Рец. на роман Лукаша ВЬЮГА). — ‘Возрождение’, No 4032, 18 июля 1936.

54

[март 1936]
[Париж]

Ангел мой, я получил ‘Совр[еменные] зап[иски]’ еще в понедельник и сейчас же прочел тебя и ужасно обрадовался1. Написал ты чудно, так что даже слезу прошибло. Пошли тебе Господь, чтобы ты всегда так писал — и еще лучше. На четверг приготовлю фельетон2 о ‘Совр[еменных] зап[исках]’, но о тебе как раз буду писать немного, хоть и ужасно нежно. Это потому, что совсем еще неизвестно, куда клонит автор, и критику приходится только облизываться, как коту после рыбки, но умствовать еще не о чем (что, м[ожет] б[ыть], и к лучшему).
Сирин3 мне вдруг надоел (секрет от Адамовича {Георгий Викторович Адамович (1894-1972), поэт-акмеист, известный критик в эмиграции и сторонник так называемой ‘парижской ноты’ (фраза была изобретена Борисом Поплавским) в эмигрантской поэзии. Адамович (в ‘Последних новостях’) и Ходасевич (в ‘Возрождении’) в течение многих лет вели полемику о судьбе русской поэзии в изгнании. Адамович отстаивал ‘романтические’ тенденции, предпочитая Пушкину Лермонтова и требуя от молодых поэтов лирических дневников и ‘человеческих документов’ (эта фраза часто упоминалась в связи со стихами Лидии Червинской), — в противоположность отшлифованным произведениям ‘лагеря’ Ходасевича. Набоков-Сирин, который в это время уже перешел от стихов к прозе, являлся представителем ‘классической’ законченности. Адамович был одним из прототипов Мортуса, а Ходасевич — поэта Кончеева. О полемике между Адамовичем и Ходасевичем см.: Roger Hagglund. THE ADAMOVIC XODASEVIC POLEMICS. — ‘Slavic and East European Journal’, (fall) 1976, no.20, p.239-252.}), и рядом с тобой он какой-то поддельный.
Газданову всыплю по первое число и за статью, и за рассказ5.
Зайцева читать нельзя6. А Притыкино-то стала Людиновым! Почему? Потому что Лутовиново7. Вот осел! Надеюсь, что Спиридонович8 превратится во что-нибудь вроде Виардо9. Ты это предсказание на всякий случай запомни.
Шляпу не купил за ненадобностью. В кровати и в шляпе один Волынский лежал (я это видел)10. А лежу, п[отому] ч[то] вчера пришлось ехать к Симкову11, и он меня ковырял, покуда у меня не сделался обморок. Обещал, что нынче же сяду, но еще не сидится.
Следственно, не пойду заседать и с Извольской12. Ты ей скажи, что я благодарю и проч. А Кологривов13 давно живет в Амстердаме. Другой иезуит его изиезуитил из Парижа.
Засим — будь здоров.

Владюша.

Оля тоже упилась сочинением и тоже ахает, какой ты молодчина.
1 Роман Берберовой БЕЗ ЗАКАТА (Париж, изд. ‘Дом книги’, 1938) сначала печатался в ‘Современных записках’ под названием КНИГА О СЧАСТЬЕ (см. ‘Современные записки’, 1936, No No LX, с. 120-168, LXI, 45-90, LXII, с.67-113).
2 Упомянутая рецензия: В.Ф. Ходасевич. ‘СОВРЕМЕННЫЕ ЗАПИСКИ’, — ‘Возрождение’, No 3935, 12 марта 1936.
3 Сирин — псевдоним Владимира Владимировича Набокова (1899-1977). Между ним и Ходасевичем существовали очень дружеские отношения. Вместе с Берберовой, Смоленским, Ладинским и др. Набоков-Сирин был одних их тех ‘младших’ писателей и поэтов, о которых Ходасевич, как представитель ‘старшего’ поколения, был высокого мнения. См.: В.Ф. Ходасевич. О СИРИНЕ. — В кн.: ЛИТЕРАТУРНЫЕ СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ, с.245-254. Набоков дважды (в предисловии к английскому изданию ДАРА и в переводе ЕВГЕНИЯ ОНЕГИНА) ссылался на Ходасевича как на величайшего русского поэта XX века. Об отношениях между ними см. указанную публикацию Д.Мальмстада (‘Минувшее’, No 3, 1987, с.277-291).
5 Гайто (Георгий) Газданов (1903-1971), один из прозаиков ‘младшего’ поколения, автор рассказов и романов, в которых отмечено влияние Пруста. Упомянутая рецензия Ходасевича — см. прим.2.
6 Ходасевич говорит о книге Б.К. Зайцева ЖИЗНЬ ТУРГЕНЕВА (Париж, YMCA-Press, 1932). Идеи Ходасевича и Зайцева о методологии создания литературных биографий были противоположны.
7 Притыкино-то стало Людиновым: Притыкино — имение отца Б.К. Зайцева в Калужской губ., Лутовиново — имение Ивана Сергеевича Тургенева (1818-1883). Ходасевич тогда в шутку называл Зайцева ‘нашим Тургеневым’.
8 М.Спиридонович, бывшая жена генерала А.И. Спиридоновича (1873-1959), светская дама, приятельница Б.К. Зайцева.
9 Виардо (Pauline Viardot-Garcia, 1821-1910), известная французская певица, предмет долгой и мучительной любви Тургенева.
10 Аким Львович Волынский — псевдоним А.Л. Флексера (1863-1926), известный критик символистской эпохи, знакомый Ходасевича по Дому искусств в Петербурге. Сохранилось несколько неопубликованных писем Ходасевича к Волынскому, написанных перед отъездом поэта за границу. Когда Ходасевич жил в Доме искусств, Волынский, спасаясь от холода, спал не только в шляпе, но и в галошах. (См.: В.Ф. Ходасевич. ДОМ ИСКУССТВ. ЛИТЕРАТУРНЫЕ СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ, с.404).
11 Симков — врач, который в это время лечил Ходасевича.
12 Елена Александровна Извольская, мемуарист, критик. Как и Ходасевич, Извольская была католичкой. По всей вероятности, существовал кружок русских католиков, к которому принадлежала Извольская и на собрания которого Кологривов (см. прим. 13) иногда приглашал Ходасевича.
13 А.Кологривов, иезуит, знакомый Ходасевича.

55

[Париж]

Спасибо тебе, мой Ангел, за книжку1. Получил ее третьего дня, а сейчас получил открытку. Конечно, все будет так, как тебе нужно. Напишу о ней на 21-е или на 28-е, тем более, что в этот четверг (или в следующий) придется мне отругиваться от Гофмана и Милюкова2 (которому на сей раз влетит). Это немножко досадно, потому что ‘Чайковского’ я уже почти прочел. Официальные комплименты прочтешь в газете, а неофициально могу тебе сказать, что книжка чудесная, а ты умница. Говоря откровенно, ‘Чайковский’ так же хорош, как ‘Державин’, хотя Чайковский действительно не моего романа герой. Подозреваю, что ты еще немножко прикрасила, сгладив бездарные черты его бездарной эпохи. Один ‘счастливый конец’ ‘Онегина’ чего стоит! Этого ужаса я не знал, — вот так фунт!
Вот мелкие ругательства. Нельзя было называть петербуржцев хулиганами, потому что это слово появилось только в начале девятисотых годов. Антонину Ивановну3 нельзя называть хипесницей: это слово — блатное, означает оно не стерву, не хищницу вообще, а специально проститутку, которая заманивает гостя и обкрадывает его, напоив или во время сна. Тут ты поступила, как профессор Коробкин4, все цветы называвший лютиками. Наконец, раза два у тебя слова ‘он’, ‘она’ относятся не к тем предметам, к каким надо бы им относиться.
Засим — будь здоров, поздравляю тебя с книжкой и желаю написать еще много таких же. С Карповичем я насилу созвонился: он мне не написал, в котором часу надо звонить. До свидания. Надо надевать штаны, потому что сейчас придут Горлины5. Оля тебя целует. И я.

В.

1 мая [1]936
1 Биография Чайковского (ЧАЙКОВСКИЙ: ИСТОРИЯ ОДИНОКОЙ ЖИЗНИ), написанная Берберовой, вышла в это время (Берлин, изд. Petropolis, 1936), и Н.Б. подарила Ходасевичу экземпляр. Позднее он написал рецензию на эту книгу, В.Ф. Ходасевич. ЧАЙКОВСКИЙ — ‘Возрождение’, No 4005, 21 мая 1936.
2 См.: В.Ф. Ходасевич. О ПИСЬМЕ Г.ГОФМАНА. — ‘Возрождение’, No 3998, 14 мая 1936.
3 Антонина Ивановна (урожд. Милюкова) — жена П.И. Чайковского, который ушел от нее вскоре после свадьбы.
4 Персонаж романа А.Белого МОСКОВСКИЙ ЧУДАК. Об автобиографических чертах в романах Белого (проф. Коробкин во многом напоминает проф. Н.В. Бугаева, отца А.Белого) см.: В.Ф. Ходасевич. АБЛЕУХОВЫ, ЛЕТАЕВЫ, КОРОБКИНЫ. — ЛИТЕРАТУРНЫЕ СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ, с.187-218.
5 Раиса Ноевна Блох (1899-1943), поэтесса, и Михаил Генрихович Горлин (1909-1943), поэт и литературовед, оба жили тогда в Берлине и были друзьями Ходасевича, в их честь Ходасевич написал шуточное послание (1937). (См.: В.Ф. Ходасевич. ПРИНОШЕНИЕ Р. И М. ГОРЛИНЫМ. — Собр. соч., т.1, с.269-271, 433-438), оба погибли в немецком концлагере. О Раисе Блох см.: В.Ф. Ходасевич. НОВЫЕ СТИХИ. — ‘Возрождение, No 3585, 28 марта 1935. О Горлине см.: В.Ф. Ходасевич. НОВЫЕ СТИХИ. — ‘Возрождение’, No 4060, 6 января 1937.

56

[1936]

Ангел мой, вот что я забыл вчера сказать тебе. Дело в том, что Мишечка1, изнывая от засухи, решился последовать моему совету, данному года 4 тому назад: просит стихотворческие ‘центры’ дать ему стихи в групповом порядке. Раевскому очень хочется изобразить ‘Перекресток’2. Мандельштам3 отказался, ибо изображает Союз Мол[одых] Писател[ей]4. Остались: Раевский и Смоленский вдвоем. (Ладинскый отказался тоже). Так вот — решили просить тебя. Предупреждаю — очутишься в числе ребят (плюс Смоленский).
Знаю, что ты не любишь советов. Но по-моему — не давай. Напечататься в ‘Совр[еменных] Зап[исках]’ в числе молодой поросли после 11 лет печатания там же в индивидуальном порядке — чудно. Кроме того — в апреле реформировали ‘Перекресток’, тебя не позвали и даже от нас с тобой это скрывали. А теперь — к тебе же за стихами.
Я тут интригую не бескорыстно. 1) Не хочу, чтобы ты, по нечаянности, профигурировала вместе со ‘Скитом поэтов’5 и т.п. пупсами. 2) Хочу, чтобы Мишечка остался с плохими стишками.
Засим — целую лапку твою. Я это время очень скучал по тебе — больше ничего интересного не случилось.
До воскресенья.

В. Х.

1 М.О. Цетлин.
2 ‘Перекресток’: группа молодых поэтов (живших, главным образом, в Париже), ориентировавшихся на Ходасевича и, начиная с 1928, выпустивших несколько стихотворных сборников. Наиболее видными участниками ‘Перекрестка’ были: Д.Кнут (псевд. Д.М. Фихмана, 1900-1965), Ю.В. Мандельштам, Георгий Раевский (псевдоним Георгия Авдеевича Оцупа, 1897-1963), В.А. Смоленский, Ю.К. Терапиано (1892-1980).
3 Т.е. Ю.В. Мандельштам.
4 ‘Союз молодых писателей в Париже’ — группа молодых русских поэтов, в 1929 выпустившая в Париже первый сборник стихов. По мнению Ходасевича (см. его ЛЕТУЧИЕ ЛИСТЫ, — ‘Возрождение’, No 1458, 30 мая 1929), в ней участвовали авторы, объединяемые не столько поэтическими идеями, сколько жизненными обстоятельствами (напр., местожительство в Париже). По этой причине в группе отсутствовала внутренняя сплоченность, цельность, отсутствовал и эстетический манифест, который следовало предпослать включенным в сборник стихам. (Ходасевича огорчило именно последнее обстоятельство). В этом сборнике участвовали такие ‘младшие’ поэты, как В.Андреев, В.Гансон, А.Гингер, В.Дряхлов, И.Кнорринг, Д.Кобяков, В.Мамченко, Б.Поплавский, А.Присманова, В.Смоленский, Ю.Софиев (Ю.Б. Бек-Софиев).
5 ‘Скит поэтов’ — группа молодых поэтов (живших в Праге), руководимая Альфредом Людвиговичем Бемом (1886-1945), известным критиком и ученым-славистом. Эта группа регулярно устраивала собрания и выпускала сборники стихов, написанных ее участниками. К ‘Скиту поэтов’ принадлежали: Алла Сергеевна Головина, Вячеслав Михайлович Лебедев, Эмилия Кирилловна Чегринцева и др.

57

[1936]

Ниник, милый, —
постарайся устроить это на четверг1, покрупнее, повиднее. Кажется, надо говорить с Алекс[андром] Абрам[овичем]2, а не с Коноваловым3, потому что ведь это даром.
Сейчас понедельник, вечер. Завтра позвоню тебе.
Будь здоров.

В.

1 Предположительно речь идет о заметке по поводу литературного вечера. В феврале 1936 состоялось три таких вечера: два стихотворных (устраивало Объединение молодых поэтов 1 и 15 февраля) и вечер Ходасевича и Сирина (8 февраля). На последнем, в Salle Las Cases, Ходасевич прочел свой пастиш ЖИЗНЬ ВАСИЛИЯ ТРАВНИКОВА (см.: ‘Возрождение’, No 3907, 3914, 3921 за 13, 20 и 27 февраля 1936, см. также: ‘Последние новости’, No 5427, 5434, 5441 за 1, 8 и 15 февраля 1936).
2 А.А. Поляков, секретарь редакции ‘Последних новостей’.
3 А.И. Коновалов, председатель правления ‘Последних новостей’.

58

[9 марта 1936, Париж]

Душенька, извини: в субботу не мог дозвониться до ‘П[оследних] Н[овостей]’ (занято), а вчера между 5 и 8, как сукин сын, играл в карты. Сейчас еду в Дом Книги — по дороге завожу тебе 100 за нынешний раз и 50 — за прошлый.
На днях тебе позвоню, чтобы свидеться.
Передай ред[акции] ‘П[оследних] Н[овостей]’ и всем вообще, кого встретишь, мое глубокое соболезнование по поводу зинаидиного рассказа1. От такого удара эмиграция не скоро оправится.
Будь здоров. Поклон Н.В.

В.

Понедельник
1 Предположительно, имеется в виду рассказ З.Н. Гиппиус ЯБЛОНЬКА. — ‘Последние новости’, No 5463, 8 марта 1936.

59

[24 июня 1936, Париж]
Ночью на среду

Ниник, ты просил позвонить от 7 до 8, но у нас был ливень. Поэтому пишу. Был в редакции. Ничего неизвестно. Можешь опровергать все слухи, плохие и хорошие одинаково, ибо никак нельзя сказать, к чему приведут гукасовское упрямство + семеновская глупость (доходящая до ‘измены’) + еще всевозможные запутанные обстоятельства1. Планы и настроения меняются каждые 5 минут. Если что узнаю — позвоню тебе. Но не думаю, что узнаю, ибо сегодня Яновский2 повел меня к доктору насчет экземы, а тот нашел… начало воспаления легких и велел три дня не выходить из дому.
Все это может кончится полной катастрофой, но настроение у меня отличное — так я устал и так опротивело Возрождение, что любой развязке я был бы рад.
Целую тебя. Поклонись, пожалуйста, Н.В., если он вернулся. А ты будешь на докладе Адамовича?2 Я буду.

В.

1 В это время прошел слух, что ‘Возрождение’ закрывается. Семеновская глупость — Юлий Федорович Семенов (1873-1947) — занимал тогда должность главного редактора газеты.
2 Василий Семенович Яновский (р. 1906), романист ‘младшего’ поколения. О нем см.: В.Ф. Ходасевич. КНИГИ И ЛЮДИ. (Рец. на роман Яновского ЛЮБОВЬ ВТОРАЯ). — ‘Возрождение’, No 3732, 22 августа 1935. См. также воспоминания Яновского, в которых фигурирует Ходасевич: ЕЛИСЕЙСКИЕ ПОЛЯ. — ‘Воздушные пути’, V, 1967, с. 175-200, он же. ПОЛЯ ЕЛИСЕЙСКИЕ. — ‘Время и мы’, No 37 (январь 1979), с. 162-198, он же. ПОЛЯ ЕЛИСЕЙСКИЕ. КНИГА ПАМЯТИ. Нью-Йорк, изд. ‘Серебряный век’, 1983.
3 Г.В. Адамович читал доклад о Горьком (скончавшемся 16 июня 1936) 26 июня 1936. Ходасевич присутствовал на этом докладе. См.: БЕСЕДА О ГОРЬКОМ. — ‘Последние новости’, No 5572, 26 июня 1936.

60

[11 декабря 1936, Париж]

Душенька,
если можешь — приезжай сегодня в Las-Cases1 и прочти два-три старых стишка.
Причины: 1) доброе дело, 2) услуга объединению, ибо публика начинает серчать на отсутствие объявленных знаменитостей, 3) ‘товарищеская солидарность’ — ибо уж очень ты держишься в стороне.
Вся поездка займет час времени. Можешь прийти, читнуть и уйти.
Привет Н.В.

В.

Пятница.
1 Зал на улице Las-Cases, в котором обычно проводились литературные вечера русской эмиграции. Видимо, Ходасевич говорит о вечере стихов в пользу А.С. Головиной, который состоялся в пятницу 11 дек. 1936.

61

[21 июня 1937, Париж]

Это ты, милый мой, уезжаешь, не чихнув, — а я-то бы с тобой простился1. Однако, ставить вопросы в этой плоскости весьма преждевременно. Действительно, своего предельного разочарования в эмиграции (в ее ‘духовных вождях’, за ничтожными исключениями) я уже не скрываю, действительно, о предстоящем отъезде Куприна я знал недели за три. Из этого ‘представители элиты’ вывели мой скорый отъезд. Увы, никакой реальной почвы под этой болтовней не имеется. Никаких решительных шагов я не делал — не знаю даже, в чем они должны заключаться. Главное же — не знаю, как отнеслись бы к этим шагам в Москве (хотя уверен ‘в душе’, что если примут во внимание многие важные обстоятельства, то должны отнестись положительно). Впрочем, тихохонько, как Куприн (правда, впавший в детство), я бы не поехал, а непременно, и крепко, и много нахлопал бы дверями, так что бы ты услышала.
Я сижу дома — либо играю в карты. Литература мне омерзела вдребезги, теперь уже и старшая, и младшая. Сохраняю остатки нежности к Смоленскому (читал мне чудесные стихи новые на хорошую, бодрую тему: […]) и к Сирину. Из новостей — две: Фельзен, кажется, начинает менять ориентацию, возвращаясь на духовную родину, т.е. отступая из литературы на заранее подготовленные позиции — к бирже. Алферов2 вчера женился на богатой и некрасивой музыкантше. Квартира (с экономкой!) отделана — молодые поехали в горы. Словом, все эволюционирует в естественном направлении.
О песике слышал3. Жалко, что не могу представиться ему, ибо на поездку надо выложить полсотни. Если будешь в Париже — дай знать, чтобы свидеться.
‘Париж-Шанхай’ опубликовал содержание 1-го No 4. Плохо. Кроме того, есть признаки, что эти ‘Записки’ повернутся лицом к Китаю, как ‘Современные’ были повернуты к Чехословакии. Уже завелась какая-то тамошняя Папаущкова5. Вероятно, будут статьи о юбилее какого-нибудь Фунг-Тюнь-Тяна и о мировоззрении Чан-Кай-Шека6 — на зависть Масарику!7 — Ты ошибаешься — Фондам[инский] все еще ходит в умниках.
Я видел Пумпянскую8 — это напомнило мне о молодости (моей) и старости (ее). Она ходит под ручку с Мишей Струве9 и говорит об Ахматовой10, как старые генералы при Николае I говорили о Екатерине.
Зюзя11 вышла замуж за англичанина. Славный парень, инженер, делает аэропланы и снаряды. Жить она будет под Бирмингемом, в тамошнем Холивуде12. Боюсь — будет ей холивудно и кукисто13, но пока что она довольна. В конце концов — ты устроила ее судьбу, это забавно.
Какие ужасы пишет Бунин о Толстом!14 Ох, уж эти мыслики. Ученый спор с Алдановым — верх комизма. Жду спора с Марьей Самойловной15 и Дон-Аминадо.
Наташа16, действительно, не блещет. Однако, я нашел в ней перемену к лучшему: читает ‘Посл[едние] Новости’ — и целая полка с книгами. Боюсь, как бы она не замучила нас. Ты, однако, не брыкай ее очень. Уверяю тебя, что ум надо спрашивать только с профессионалов этого дела и что все люди — лучше писателей.
‘Бородин’17 твой занятен, но беда в том, что Чайковский сам по себе гораздо сложнее и интереснее, а в таких случаях личность ‘героя’ — дело важнейшее.
Батюшки! Чуть не забыл! Прилагаю письмо, мною полученное через ‘Возр[ождение]’ и вскрытое потому, что только начав читать, увидел я на конверте: m-lle Nine Berberoff. Прости, пожалуйста — еще прочти, что темы в этом письме (т.е. в моем) перетасованы как-то идиотски. Но я сегодня дописал фельетон18, ездил в город, прочел 3 французских газеты (по случаю Блюма19) — а сейчас уже 2 часа ночи, и я устал, и пора спать.
Будь здорова. Оля тебя целует. Поклонись Н.В. Песика благословляю. Внушай ему хорошие правила с детства.

В.

21 июня [1]937
1 Ходили слухи (после отъезда А.И. Куприна в СССР в 1937), что Ходасевич тоже намеревается вернуться на родину.
2 Анатолий Алферов, молодой прозаик, опубликовавший несколько рассказов и затем таинственно исчезнувший.
3 В это время Берберова и ее муж Н.В. Макеев уже жили в Лонгшэне (Longchne), в часе езды от Парижа на юго-запад. Тогда они и взяли в дом фокстерьера Лазика.
4 Имеется в виду общественно-политический и литературный журнал ‘Русские записки’, который издавался (сначала в Париже и Шанхае) с 1937 по 1939 при ближайшем участии Н.В. Авксентьева, И.И. Бунакова, М.В. Вишняка и В.В. Руднева.
5 Н.Ф. Папаушкова — жена крупного чехословацкого чиновника, которая помогала ‘Современным запискам’ получать чешские субсидии.
6 Чан-Кай-Ши (1887-1975) — известный китайский военный и государственный деятель, вождь ‘националистического’ движения в Китае, разбитого коммунистами в 1949. Остатки националистов укрылись в 1950 на Тайване.
7 Т.Г. Масарик (1850-1937) — чешский политический деятель и философ, первый президент Чехословакии.
8 Пумпянская — старая приятельница Ходасевича по Дому искусств (в Петрограде, в 1920-22).
9 Михаил Александрович Струве (1890-1948) — поэт-акмеист, эмигрант, печатался во многих эмигрантских периодических изданиях.
10 Анна Ахматова (псевдоним Анны Андреевны Горенко, 1888-1966). Ходасевич познакомился с ней в послереволюционные годы в Петрограде. См. его ЛИТЕРАТУРНЫЕ СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ, с.394-395.
11 Зюзя Лившиц (Мелита) — племянница О.Б. Марголиной.
12 Ходасевич и Берберова однажды провели два месяца (летом 1924) в Холивуде (Ирландия).
13 Игра слов — по типу пушкинского ‘и кюхельбеккерно, и тошно’. Наташа Кук (Mrs. Frank Cooke) — двоюродная сестра H.H. Берберовой.
14 Свою книгу о Толстом (ОСВОБОЖДЕНИЕ ТОЛСТОГО. Париж, YMCA, 1937) И.А. Бунин в продолжение 1937 публиковал отрывками в ‘Современных записках’ и ‘Русских записках’, а затем выпустил отдельным томом. Здесь Ходасевич говорит об отрывке, напечатанном в ‘Русских записках’ (No 1, 1937: с.93-129). См.: В.Ф. Ходасевич. ‘ОСВОБОЖДЕНИЕ ТОЛСТОГО’. — ‘Возрождение’, No 4099, 1 октября 1937.
13 М.С. Цетлина.
16 Наташа Кук (см. прим.4 к письму No 16).
17 Биография композитора Александра Порфирьевича Бородина (1833-1887), написанная Берберовой и вышедшая отдельной книгой в 1938 (Берлин, Petropolis). Здесь речь идет об очередном отрывке из этой биографии (Берберова печатала ее полностью в ‘Последних новостях’ за 1937. Всего было восемь отдельных публикаций). О биографии см.: В.Ф. Ходасевич. КНИГИ И ЛЮДИ. — ‘Возрождение’, No 4137, 24 июня 1938.
18 Упоминаемый фельетон: по всей вероятности, В.Ф. Ходасевич. ИЗ ПЕТЕРБУРГСКИХ ВОСПОМИНАНИЙ. — ‘Возрождение’, No 4088, 23 июня 1937.
19 Блюм (Lon Blum, 1872-1950) — известный французский социалист. В то время был премьер-министром ‘Народного фронта’ (коалиции радикалов-социалистов, социалистов и коммунистов), находившегося у власти во Франции.

62

[Париж]

Ниник, поздравляю тебя, милый мой, с днем рождения1. Я жив, но работаю сверх всяких возможностей, п[отому] ч[то] вздумал ехать на дачу 18 числа и хочу заготовить все впрок, чтобы там не работать. Между прочим, буду писать о Художественном] театре2. Иду туда сегодня, 9-го и 11-го. А ты? Впрочем, я, если бы не писание, кажется, не пошел бы.
Был у меня Руднев — в панике3.
Когда ты вернешься в город?
Будь здорова. Поклон Н.В.
Оля целует и поздравляет.

В.

7 июля [1]937
1 День рождения Берберовой — 8 августа.
2 Московский Художественный Академический Театр (МХАТ) в это время гастролировал в Европе. См.: В.Ф. Ходасевич. ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ТЕАТР. — ‘Возрождение’, No 4091 и 4092, 13 и 20 августа 1937.
3 Вероятно, ‘паника’ была вызвана денежными неурядицами в ‘Современных записках’, что было довольно частым явлением.

63

[13 сентября 1937, Париж]

Ниник, когда ты поедешь к нам, захвати, пожалуйста, ‘Бесов’1. Нужны до зарезу. Умоляю не забыть.
Ждем.

В.

А я получил письмо от Марии Игнатьевны2.
1 Для чего понадобился Ходасевичу роман Ф.М. Достоевского, установить не удалось, возможно — для сверки цитат. Достоевский несколько раз упомянут в статьях Ходасевича за 1937, см., например: его статью о Сирине (КНИГИ И ЛЮДИ. — ‘Возрождение’, No 4065, 13 февраля 1937), в которой он говорит о ‘юродстве’ и об ‘эпилептических минутах высшей гармонии’.
2 Мария Игнатьевна Будберг (урожд. Закревская, по первому браку Бенкендорф, 1892-1974) секретарь Горького, в 1930-40-х гг. находилась в близких отношениях с Гербертом Уэллсом. Ходасевич и Берберова хорошо знали ее по ‘соррентийскому’ периоду, когда они жили у Горького. О ней см.: Н.Н. Берберова. ЖЕЛЕЗНАЯ ЖЕНЩИНА. Нью-Йорк, изд. Russica, 1981.

64

[4 марта 1938, Париж]

Ангел мой, я пишу, потому что по телефону было бы долго объяснять. У меня к тебе несколько комиссий, которые, будь добра, исполни, не в службу, а в дружбу.
Первая. В отделе объявлений в ‘Посл[едних] Нов[остях]’ служит некий Константинов, которого я не видал в глаза, но который однажды поклялся Долинскому1, что будет ему служить до гроба, как конек-горбунок Ивану-дураку. Он имеет какое-то близкое отношение к Русскому театру. Так вот, пойди к нему и скажи от имени Долинского, чтобы он послал мне два билета на премьеру сирийской пьесы2. Прибавь, что и я прошу: по словам Долинского, сей Константинов литературу чтит. Непременно на премьеру: на второй спектакль — меня не устраивает. Дай ему мой адрес или возьми билеты. Вторая. В тех же ‘Поел. Нов.’ есть энциклопедический словарь. Бога ради, взгляни и запиши, как звали полностью Иоанна Антоновича (Иоанна VI), его папу, его маму, в котором году он родился, где именно был заключен и в котором году убит. Память у меня стала дырявая вдребезги.
Третья. Прочти мою нынешнюю статью3. Там есть про тебя.
Четвертая. Выясни, в какой день вы свободны на будущей неделе, чтобы прийти к нам.
Я позвоню к тебе в воскресенье утром, чтобы узнать ответ Константинова. А насчет Иоанна Антоновича только запиши — и храни бумажку: отдашь мне при свидании. Таким образом тебе самой нет надобности писать мне.
Будь здоров. Кланяйся Н.В. Привет песику.

В.

Пятница.
Бицилли написал Рудневу, что узнал в Мортусе — меня! И этот человек еще на свободе!4
1 Наум Владимирович Долинский, секретарь редакции ‘Возрождения’.
2 Пьеса Сирина под названием СОБЫТИЕ была поставлена в марте 1938 в Париже. Ходасевич присутствовал на премьере и затем написал на нее рецензию (‘Современные записки’, No LXVI, 1938, с.423-427). Текст пьесы напечатан в No 4 (апрельском) ‘Русских записок’ за тот же год.
3 Упомянутая статья: В.Ф. Ходасевич. КНИГИ И ЛЮДИ, (Рец. на LXV книгу ‘Современных записок’). — ‘Возрождение’, No 4120, 25 февраля 1938. В этой рецензии Ходасевич с похвалой отзывается о ДАРЕ Набокова и, упоминая о рассказе Берберовой ЛАКЕЙ И ДЕВКА, выдвигает его как пример произведения, в котором ‘за кажущейся беспощадностью изображения /…/ чувствуется большая, настоящая боль’ за людей.
4 В ДАРЕ, последний отрывок из которого был только что напечатан в ‘Современных записках’ (за исключением пародийной биографии Чернышевского, входящей в роман), Ходасевич являлся прототипом поэта Кончеева. Одним из прототипов Мортуса был Г.В. Адамович. Петр Михайлович Бицилли (1879-1953), профессор Новороссийского ун-та, затем эмигрант. Часто сотрудничал в ‘Современных записках’, писал статьи на литературно-исторические темы и критические обзоры.

65

[Париж]

Мой сторублевый котик1, прочитал ‘Бородина’ — просто прелесть, как хорошо (хотя есть недосмотры). Не знаю, буду ли писать — боюсь перехвалить2. Во всяком случае — пусть сперва пишут в ‘Щоследних] Щовостях]’. А м[ожет] б[ыть] — напишу сразу о 2 твоих книгах. Ну, будь здоров. Книжка куда лучше, чем я ожидал.
Оля кланяется — целую.
Поклон Н.В.

В.

4 апр[еля 1]938
1 Мой сторублевый котик: так композитора А.П. Бородина называла его мать.
2 См. прим. 17 к письму No 61.

66

8 апр[еля 1]938
[Париж]

Еще раз спасибо, душенька, за лампы. Оля как раз только нынче собралась съездить за ними. Раньше не выходило — то дела, то хвори, то бурная светская жизнь.
Что же тебе написать смешного? Я был на балу Объединения1, но это не смешно. Сбор — тысяч около двух с половиной, т.е. провал. Причина — отсутствие еврейских дам, которые не пошли и мужей не пустили, обидевшись на С.Прегель (не без основания)2. Следственно, публика была ‘своя’, плохо одетая, жирная, потная. Поплавская (жена брата)3 с голой, но прыщавой спиной, Червинская4 с лишаем во всю большую верхнюю губу, Ставрова5 — акушерка, одетая под субретку. Мужчины и того хуже. Ей Богу, Одоевцева6 была всех лучше — хоть потом не пахнет. Георгия Иванова она отправила ‘куда-то в деревню’, по словам Адамовича. По-видимому — очередная опала.
Еще смешное — Милочка с […]7 поехали в Италию. Интригировка: она (не он!) повезла экскурсию каких-то австралиек. ‘Будет ли читать лекции об Италии’, — не зная: Италии и английского языка. Подозреваю, что никаких австралиек просто нет, но есть Б[…]8, который может случайно очутиться тоже в Италии (Пасха). […] на это время можно отправить к Оттокару9. С искренним огорчением думаю, что от нашего старого друга10 начинает пахнуть Жоржем Ивановым. Ну, что поделать!
Я пишу фельетон11 с омерзением и тоской. Очень тебе завидую, что ты живешь достойной человеческой жизнью: не пишешь для денег (и никогда не пиши! Ничего хорошего не напишешь!), сидишь на земле, не играешь в карты.
На днях, после перерыва месяцев в пять, был в кинематографе и убедился, что лучше играть в карты. Была комедия (слава Богу, не драма!) с психологией. У меня буквально спина разболелась от скуки.
Ну, вот и все. Будь здоров, душенька. Привет Н.В. Оля кланяется. Поцелуй собачку Лазика. Воображаю, как благотворно действует на его юную душу близость к природе.

В.

9 апр[еля 1938], утро.

Случилось смешное. Приходил сейчас Руднев — ‘предупредить’, что написал мне письмо. А в письме (которого я еще не получил), он, видимо, ‘предупреждает’, что опять начались бури из-за моего доклада о Горьком12, Ек[атерины] Пав[ловны]13 и т.д. Кажется, буря идет от Осоргина (или Осоргин — только рычаг, которым действует Вишняк). Кажется, требуют моей ‘изоляции’, т.е. выгнать меня из ‘Совр[еменных] Записок’ (что Руднев, конечно, и сделает). Бедный Руднев огорчен, а мне начихать. Даже — лишняя тема для нескольких прелюбопытных фельетонов. Причины кампании (или цели, вернее) мне еще не ясны. М[ожет] б[ыть], боятся моих будущих статей о Милюковском журнале14 и мечтают о том, чтобы они исходили от ‘публично ошельмованного’ человека. М[ожет] б[ыть], хотят лишить ‘Современные] 3[аписки]’ еще одного сотрудника. М[ожет] б[ыть], и то, и другое, и еще что-то. В общем — не те времена. Чихаю. Будь благополучен. Целую лапку.

В.

1 Т.е. Объединения молодых поэтов. Бал состоялся 2 апреля 1938 (см.: ВЕСЕННИЙ БАЛ ПИСАТЕЛЕЙ. — ‘Последние новости’, No 6216, 2 апреля 1938).
2 Софья Юльевна Прегель (1904-1972), поэтесса ‘младшего’ поколения, ее стихи (см., напр., первый сборник РАЗГОВОР С ПАМЯТЬЮ) часто сравнивали с живописью фламандской школы. О ней см.: В.Ф. Ходасевич. КНИГИ И ЛЮДИ. — ‘Возрождение, No 3704, 25 июля 1935. Причина ‘ссоры’ неизвестна. Возможно, здесь замешаны идеологические мотивы (Прегель симпатизировала Советской России).
3 Т.е. невестка Бориса Юлиановича Поплавского (1903-1935), поэта ‘молодого’ поколения. Обстоятельства смерти последнего (самоубийство или убийство?) так и остались не выясненными до конца. О нем см.: В.Ф. Ходасевич. О СМЕРТИ ПОПЛАВСКОГО. — ‘Возрождение’, No 3788, 17 октября 1935 (позднее статья была включена в ЛИТЕРАТУРНЫЕ СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ).
4 Лидия Давыдовна Червинская (р. 1907), поэтесса, автор интимной, ‘дневниковой’ лирики, как и Поплавский, часто печаталась в ‘Числах’ и являлась характерной представительницей так называемой ‘парижской ноты’ — направления, которому покровительствовал Г.Адамович. О ней см.: В.Ф. Ходасевич. КРИЗИС ПОЭЗИИ. — ‘Возрождение’, No 3235, 12 апреля 1934.
5 М.И. Ставрова, жена Перикла Ставровича Ставрова (1895-1955), поэта, в молодости участника одесского литературного кружка, куда входили также Ю.Олеша, В.Катаев, Э.Багрицкий, в эмиграции писал стихи, в которых чувствуется влияние И.Анненского и ‘парижской ноты’.
6 Ирина Владимировна Одоевцева (урожд. Генике, р. 1901), поэтесса, романистка, мемуаристка. До революции член гумилевской студии ‘Звучащая раковина’. Жена поэта Георгия Иванова (1894-1958). В 1987 вернулась из эмиграции в Советский Союз.
7 Здесь и далее квадратные скобки обозначают зачеркнутые в тексте слова.
8 Личность не установлена.
9 Николай Петрович Оттокар (1884-1957), историк-медиевист, проф., затем ректор Пермского ун-та. Осенью 1921 выехал в командировку в Италию, преподавал, в Россию не вернулся. Умер во Флоренции.
10 Имеется в виду В.В. Вейдле.
11 Во второй половине апреля 1938 Ходасевич печатает два фельетона: ГР. Д.Ф. ФИКЕЛЬМОН и ЛЕОНИД ЗУРОВ ПОЛЕ. — ‘Возрождение’, No 4127, 15 апреля и No 4129, 29 апреля 1938.
11 По неопубликованному календарю Ходасевича следует, что он читал доклад в довольно широкой аудитории 7 декабря 1936. По-видимому, доклад был посвящен Горькому, скончавшемуся в июне того года при довольно сомнительных обстоятельствах. 14 ноября 1936 Ходасевич публично выступил с чтением своих воспоминаний о Горьком. Позднее, 18 марта 1937, он поместил в ‘Возрождении’ (No 4123) статью о смерти Горького, где пытался объяснить обстоятельства его кончины. Резкая по отношению к Горькому позиция Ходасевича вызвала негодование эсеров, и в частности, Вишняка.
13 Екатерина Павловна Пешкова (1876-1965), первая жена М.Горького, председатель Политического Красного Креста.
14 Т.е. ‘Русские записки’, см. прим.4 к письму No 61.

67

[Париж]

Посылаю тебе, душенька, вчерашний мой фельетон1. Завтра надо садиться за следующий. Вероятно, напишу о Бор[исе] Ник[олаевиче]2, но еще не решил. Взял книгу у Фондаминского, но читаю по странице в час — сил моих нет, какое вранье ужасное, горестное. Так что, может, и не стану писать: махну рукой.
Обедали у Наташи. Гроб. Одна польза — какой-то шофер сказал, что нельзя сажать хрен с другими овощами. Надо — отдельно и вдалеке. Потому что он, хрен, плодлив, корни пускает под землей и вылезает наружу, где его не ждали, так что вскоре все убивает вокруг, и весь огород превращается (страшно подумать!) в хреновник. Это безумно для тебя важно.
Только вернувшись в город, мы по-настоящему оценили, как хорошо было у вас. Только побывав у Наташи, поняли, как хорошо дома. Только побывав в тот же вечер на Монпарнасе, пожалели, что не остались у Наташи. Вот ты и посуди, каково тут все.
Будьте здоровы, пожалуйста.
На днях я тебе позвоню.
21 мая [1]938.

В.

1 В.Ф. Ходасевич. О СОВЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ. — ‘Возрождение’, No 4132, 20 мая 1938.
2 Борис Николаевич Бугаев (псевд.: Андрей Белый, 1880-1934), поэт, прозаик, мемуарист, один из ведущих деятелей русского символизма. Ходасевич был с ним очень дружен в дореволюционные и революционные годы, а также в берлинский период жизни Белого, оставил о нем воспоминания (см.: НЕКРОПОЛЬ, с.61-99) и статьи (см., напр.: АБЛЕУХОВЫ, ЛЕТАЕВЫ, КОРОБКИНЫ. ЛИТЕРАТУРНЫЕ СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ, с. 187-218). Упоминаемый фельетон (рец. на книгу Белого МЕЖДУ ДВУХ РЕВОЛЮЦИЙ): В.Ф. Ходасевич. ОТ ПОЛУПРАВДЫ К НЕПРАВДЕ. — ‘Возрождение’, No 4133, 27 мая 1938.

68

[Париж]

Возвращаю тебе пьесу1, мой Ангел. Она так гнусно переписана, что, охраняя целость впечатления, мне пришлось прочитать ее Оле вслух: вот на какие жертвы я иду ради твоей славы! Оля очень тебя благодарит. Пьесу она нашла прелестной, но очень грустной.
Если тебя будут отговаривать от названия ‘Мадам’ — умоляю не сдаваться. Чудное название, с двумя смыслами, — пальчики оближешь!
У меня к тебе просьба: сообщи экстренно, на каких условиях Каплан издал твою последнюю книгу. Это мне нужно для ориентации при переговорах с Блохом2 о ‘Некрополе’.
Поклонись Н.В. и скажи ему, что я, по крайней мере, сумел купить билет с шестеркой на конце3. На возвращенные 10 фр[анков] купил 7-й т[и]р[а]ж, No 1, 197, 914. Уповайте.
Будьте здоровы и благополучны. Поклон зверям. Цистерночку4 обнимаю.

В.

27 июня [19]38.
1 Пьеса Н.Н. Берберовой МАДАМ тогда шла в русском театре в Париже. Ходасевич присутствовал на этом спектакле 26 ноября 1936.
2 НЕКРОПОЛЬ вышел в берлинском издательстве Petropolis в 1939. См. также прим. 1 к письму No 72.
3 Речь идет о национальной лотерее.
4 В Лонгшене, где жили Берберова и Макеев, наконец, установили цистерну для водосбора и провели водопровод. См. прим. 3 к письму No 61.

69

2 июля [19]38
[Париж]

Я, душенька, зол на тебя. Ты не знаешь, что у меня есть защечные деньги, предназначенные на лето и свободные до середины августа. Следовательно, надо было не предаваться тревогам из-за 100 фр[анков], а взять у меня еще перед платежом 1 июля.
Спасибо за информацию. Полагаю, что ни трех шкур, ни клока шерсти содрать с Блоха мне не удастся.
Скотиков благодарю за книжку1. Чтение откладываю до тех пор, пока смогу о ней написать — т.е. после Адамовича2 и по прошествии некоторого времени после рецензии на ‘Бородина’3.
Пожалуйста, заезжай, когда будешь в городе.
Будь здоров. Оля шлет всякие нежности.
Не хочешь ли деньгу?
Кота в пузо целую —

В.

1 Роман Н.Н. Берберовой БЕЗ ЗАКАТА (Париж, изд. ‘Дом книги’, 1938).
2 Т.е. после завершения спора с Адамовичем о направлении эмигрантской поэзии, который вел в это время Ходасевич. (См.: В.Ф. Ходасевич. КНИГИ И ЛЮДИ. (О сборнике В.Смоленского НАЕДИНЕ). — ‘Возрождение’, No 4139, 8 июля 1938.
3 Ходасевич так и не успел написать рецензию на БЕЗ ЗАКАТА, хотя он раньше других критиков откликнулся на публикацию первых отрывков из романа (см. прим.1 к письму No 54).

70

[Париж]

Мы с тобой, Ниник, сговорились на среде, 19 числа. Это вздор, ибо среда будет 20-го. Так вот — ударение стоит на дне, а не на числе, и мы явимся в среду, 20-го.

——

Что касается кота, то необходимо прежде всего научить оного смирно сидеть у ног воспитателя, хвостом — к лицу сего последнего. Затем воспитатель, вытянув и соединив руки, как показано на рисунке]1,

Фиг[ура] 1.

плавно сгибается в талии, зорко следя за тем, чтобы кот не кинулся в сторону. Затем, опустив руки низко, воспитатель просьбами и угрозами приучает кота поступать, как изображено на рис[унке] 2.

Фиг[ура] 2.

Получаемый эффект доставляет огромное удовольствие взрослым и детям, особенно в деревне, в долгие зимние вечера или в дурную погоду. Кота он наполняет благородной артистической гордостью, возрастающей по мере того, как он приучается прыгать все выше и выше. Необходимо помнить, что высота и красота прыжков столько же зависят от способностей воспитателя, сколько от таковых же воспитанника.
Желаем успехов. Кланяемся.
11 июля[19]38.
1 Далее следуют рисунки Ходасевича.

71

[Париж]

Ну, душенька, будем надеяться, что мы с тобой переволновались понапрасну: кажется, всеблагие1 хотят нас избавить от присутствия на их очередной пирушке. Это очень мило с их стороны. Не люблю роковых минут и высоких зрелищ.
Следовательно, надо приниматься за работу. Почему убедительно прошу тебя экстренно посмотреть по вечному календарю, в какой день умер Блок2. Кроме того, если ты еще не отдала книгу и если цитата не больно длинна, пришли мне тот отрывок о препирательствах Н.В. Бугаева3 с Львом Толстым. Впрочем, мне нужно из него только то, что касается папочкиных ужимок, приседаний, лысины и голоса. Хочу всунуть в примечания. Укажи точно название книги и страницу.
Страшна не война, страшно то, что Женя сказала мне: ‘Как только объявят войну, мы все вчетвером (я, Ник[олай] Георг[иевич], кот и Нина)4 едем к Макеевым и будем у них жить’. (Нинка приехала).
Будьте здоровы. Спасибо за гостеприимство. Оля кланяется.
Пишите и приезжайте.

В.

21 сент[ября 19]38.
1 Здесь и далее (‘роковые минуты’, ‘высокие зрелища’) — реминисценции из тютчевского ЦИЦЕРОНА: Речь идет о слухах о возможном начале войны.
2 Ходасевич запрашивает сведения для НЕКРОПОЛЯ. О его знакомстве с Александром Александровичем Блоком (1880-1921) см. НЕКРОПОЛЬ, с. 118-140. Ходасевич присутствовал при произнесении известной речи, посвященной Пушкину (О НАЗНАЧЕНИИ ПОЭТА), с которой Блок выступил 11 февраля 1921 (за полгода до своей смерти 7 августа).
3 Николай Васильевич Бугаев (1837-1903), проф. математики Московского ун-та, отец Андрея Белого. Об отношениях между Белым и его отцом см.: В.Ф. Ходасевич. НЕКРОПОЛЬ, с.61-117.
4 Т.е. семья сестры Ходасевича: Евгения Фелициановна (Женя), Николай Георгиевич Нидермиллер (второй муж Жени) и Нина (или ‘Нинка’ — дочь Жени от первого брака).

72

[Париж]

Милые друзья, я получил деньги с Блоха. Поэтому заезжай за ними — по почте посылать обидно. — Берлинские деньги, кажется, окончательно зажулят1, чем я угнетен до крайности. — Почему Нина не приехала к Блоху во вторник и не известила? Он обижен. Книга Нинина, впрочем, включена в производственный план2. Имейте в виду, что раздувается большое кадило, — хотят задушить Каплана3. Намечено 12 книг, с подпиской на льготн[ых] усл[овиях] (Бунин, Нина, я, Яновский и др.). Деньги есть: ИМКА4.
Мы очень беспокоились во время морозов, все ли у вас благополучно с водой, отоплением и автомобилем. Здоррвы ли Вы? Здоровы ли скотики? Дай Бог Вам всего хорошего в Новом году.
Приветы всевозможные от нас обоих.

В.

30 дек[абря 19]38.
1 Ходасевич получил от Petropolis’a деньги, которые, видимо, причитались Берберовой за БОРОДИНА. Директор издательства Я.Н. Блох еще не порывал с Берлином, хотя уже не мог вывозить деньги из Германии. Ходасевич опасался, что не сможет получить их, однако все устроилось: вскоре Блоху удалось перевести издательство в Бельгию.
2 Petropolis выпустил книгу Берберовой БОРОДИН в начале 1939, однако на самой книге выход помечен еще 1938-м годом. После этого во время войны издательская деятельность прекратилась.
3 Издательство Блоха конкурировало с ‘Домом книги’ Каплана.
4 Young Men’s Christian Association — протестантская религиозная организация с центром в Америке. С 1919 осуществляла помощь культурной деятельности русской эмиграции (в частности, в 1922 создала и в продолжение многих лет финансово поддерживала парижское издательство ИМКА-Пресс).

73

[Париж]

Поздравляю тебя, милый мой, с днем Ангела и ужасно желаю всех самых хороших вещей. Оля, должно быть, тоже тебя поздравляет, но она дома, а я в Murat’e, вожусь с бабами1, которые, кажется, общими силами провалят мой вечер.
Приезжайте, пожалуйста, когда будете в городе, либо назначьте свидание.
Поклон Н.В.
Будь здоров. Целую лапу.

В.

P.S. Не звони Елите: я уже на днях получил приглашение2.
А что такое паша?
26 янв[аря 1]939.
1 Дамы, продававшие билеты на вечер стихов Ходасевича. Вечер состоялся 15 февраля 1939, присутствовали: Г.Адамович, Р.Блох, В.Вейдле, А.Гингер, М.Горлин, Л.Зуров, Г.Иванов, А.Ладинский, Ю.Мандельштам, И.Одоевцева, С.Прегель, А.Присманова, Г.Раевский, В.Смоленский, Н.Тэффи, Ю.Фельзен и другие деятели литературного русского Парижа.
2 Елита: Вильчковский, литератор, участник движения младороссов, после войны — ‘советский патриот’ и сотрудник парижской газеты с тем же названием. Речь идет о литературном вечере младороссов.
3 Смысл слова ‘паша’ восстановить не удалось.

74

[Париж]

Ты, милый мой, попал в самую точку. У меня душа в пятках — не хочу воевать. В сущности, только об этом и думаю, а что-то пишу и хлопочу — как сквозь сон. Очень меня огорчает, что у вас нет денег. Главное, когда появятся — не делайте трат, с которыми можно повременить. Отложите даже всякие амелиорации в поместье, потому что нужнее всего могут оказаться просто деньги.
Спасибо за сто франков1. Пока что — можешь их тратить. С кого ты их содрала? И что же ты дала, беря деньги? Ведь билетов у тебя не было! Посылаю шесть, как ты велишь. Бери любую цену. Вечер — 15-го. Завтра позвоню Калишевичу, а Фондаминского попрошу позвонить Демидову для верности.
На обороте — вырезка из последнего номера ‘Возрождения’. Я сам газету не читаю2, но мне указал Сирин. Надо заметить, что Грюнвальд и Ден — личности, действительно, темноватые3. Забавно, однако, что оба — бывшие сотрудники ‘Возрождения’.
Книжка моя все еще не вышла4.
Будьте здоровы (включая скотиков). ‘Хлопочи, хлопочи обо мне, милый Пушкин!’5
Оля целует обоих. Ждет модель каскетки.

В.

29 янв[аря 1]939.
1 Т.е. за проданный билет на вечер стихов Ходасевича.
2 В это время Ходасевич уже был болен. Начиная с января и особенно с марта, — в его календаре все чаще появляется запись: ‘в постели’.
3 В ‘Возрождении’ No 4168, 27 января 1938 под рубрикой ‘Дела, толки, слухи’ появилась следующая заметка: ‘Нам сообщают, что в Париже образовался новый политический кружок, члены которого периодически собираются каждый месяц в ресторане на бульваре Экзельманс на совещание о судьбах России и о том, какой политической линии следует придерживаться эмиграции. В этот кружок входят эсеры гг. Бунаков-Фондаминский и Зензинов /…/ писательница г-жа Берберова, писатель г.Алданов и /…/ лица, в политическом отношении совершенно неизвестные, как гг. Кривошеий (И.А.), Грюнвальд (И.К.) и Ден (В.Е.)’.
4 Речь идет о НЕКРОПОЛЕ.
5 Ходасевич цитирует по памяти письмо Дельвига Пушкину (июль 1928): ‘Хлопочи, хлопочи об мне, брат Пушкин. Добрый отец мой умер’. (См.: А.С. Пушкин. Полное собрание сочинений. М.-Л., АН СССР, 1937-1959, т. 14, с.23).
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека