Письма к издателю, Жуковский Василий Андреевич, Год: 1810 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Два письма к издателю.

Почеп, 1809 года, марта 16.

Доверенность к тому участию, которое принимаете вы (если судить по некоторым страницам вашего журнала) в судьбе несчастных, побудила меня отнестись к вам с этим письмом, которое прошу поместить в Вестнике Европы.

Один дворянин из благородной, но бедной фамилии, служа около 30 лет в военной службе, принужден был за слабостью здоровья взять отставку. Его отставили с чином ротмистра, а за долговременную службу и раны определили ему пенсион. Сей достойный и невластный человек недолго пользовался щедротою монарха, приехав в местечко Почеп Черниговской губернии, занемог он чахоткою, несколько времени страдал, наконец умер, с смертью его прекратился производимый ему от казны пенсион, единственное пропитание жены и трех сыновей, из которых старшему около 10 лет. Два года это несчастное семейство живет здесь, то есть в Почепе, без родственников и друзей. Маленькая хижина, данная им одним жалостливым человеком, едва укрывает их от зноя и холода. До сего времени доставали они хлеб продажей некоторых вещей, после покойника оставшихся, но теперь и сие последнее средство истощилось, и им без помощи благодетельных людей ничего более не остается ожидать, кроме голодной смерти.

Милостивый государь, я не знаю вас лично, но думаю, что вы имеете доброе сердце. Возьмитесь помочь этим бедным страдальцам, поместив мое письмо в вашем журнале, может быть простое, совсем неукрашенное изображение несчастья дойдет до сердца некоторых из ваших читателей. Россия богата людьми сострадательными, желающими одного только случая помогать ближнему, многие имеющие избыток захотят уделить частицу его, чтобы спасти жизнь бедной матери могущей умереть с голода с тремя сиротами. Если найдутся сии добрые люди и захотят вас сделать посредником своих благодеяний {Издатель с удовольствием примет на себя эту обязанность. Ж.}, то вы можете адресовать свои письма в Почеп на имя М… В…ы Б…ой (это ее фамилия, которой в Вестнике прошу не объявлять, ибо она об этом письме ничего не знает), в противном же случае и сами желающие подать помощь могут присылать, сколько кому заблагорассудится, в Почеп же на имя Вильгельма Зандмарка, приложив в пакет записочку, что деньги посылаются по напечатанному в таком-то номере Вестника Европы письму. Имена сих благодетельных людей будут после припечатаны в вашем журнале, вместе с благодарностью от получившей. Честь имею быть с истинным почтением. И. Я.

Марта 16 1809, город Ч… К…

Прошу вас, не поскучайте, милостивый государь, прочитать это письмо и, если можно, поместить его в вашем журнале. Бедное семейство, которое описано в нем, томится ужасною нищетою и может быть должно совсем погибнуть!..

Проезжая чрез Ставропольский уезд (Симбирской губернии), остановился я для перемены лошадей в селе, называемом Большая Кандала. Меня встретил староста, выбранный самими крестьянами — молодой человек лет шестнадцати, по имени Антон, который с добродушным усердием пригласил меня войти в его избу и отдохнуть в ней, пока будут готовить подводы. Иду — что же представляется моему взору! Посреди пустого, занесенного снегом двора, маленькая и почти разрушившаяся избенка, с приставленными из жердей и худых, накрытыми соломой сенями: отворяю дверь и вижу несчастное семейство Антона, состоящее из четырех девочек и одного мальчика (из коих старшей сестре не было более тринадцати, а младшей не более пяти лет). — Недостаток во всех необходимостях домашних и рубище, которое на них было накинуто, показывало совершенную нищету. В избе кроме большого корыта, служащего для корма лошади, не было ничего такого, чтобы могло служить вместо постели или покрова, защищающего от суровости зимней — даже посуды, в который бы можно было приготовлять пищу, и изба казалась так холодна, что вероятно не топили ее более двух суток. — Большая сестра, дрожа от стужи, сидела за пряжей, меньшие окружали ее и просили хлеба, а мальчик шести лет лежал на холодной печи и плакал, что ему не в чем выйти на улицу. — Признаюсь, увидев такую бедность, я был чрезвычайно растроган, любопытство заставило меня спросить, отчего они так бедны, и где их мать или отец? — Старшая девочка сказала мне со вздохом, что нищету послал им Господь Бог, что Он лишил их и матери, что бедный отец их… Она замолчала и заплакала, а я повторил вопрос, давно ли они лишились родителей и как? — Матушки, отвечала девочка, нет у нас уже пятый год, отец наш — бедный наш отец! — Она закрыла передником глаза, другие малютки начали плакать. Бедная боялась говорить, ибо ей страшно было признаться, что она дочь виновного. Ах! нередко отцы и матери бывают убиты развратом детей своих, но часто и дети принуждены краснеть от преступления родителей!.. Я, не зная ни причины их слез, ни вины их отца, не переставал спрашивать, где он и что с ним случилось? Но они молчали — в эту минуту входит Антон, их старший брат, единственный покровитель бедных сирот, заставши сестер и братьев своих в слезах, подумал он, что я уже знаю несчастную их историю, переменился в лице с робостью, по убеждению моему начал описывать плачевную свою участь. — Я узнал наконец, что отец их, незадолго пред тем, за принятие краденых вещей послан на поселение, а детям оставил в наследство одну нищету и горестное благословение. Антон, по обязанности сына, сколько можно, старался доказать невинность отца своего, но законы произнесли приговор, и надлежало повиноваться без прекословия… На строгость законов роптать не должно: пускай страдает преступник, но чем же виновно несчастное семейство? В какую бездну страдания и нищеты оно низвержено!.. И нет благодетельной руки, которая бы исторгла его из этой бездны! Вообразите, милостивый государь! этот молодой человек, или лучше сказать, ребенок, заступивший в семье своей место опытного отца, имеет одну только старую лошадь, слабую сотрудницу слабых его сил — на ней-то он должен раздирать упорное недро земли, и с потом, а может быть и кровью, доставать дневную пищу бедным сиротам своим! — Но чем он будет прикрывать наготу их? Как сохранит от разрушения времени убогую свою хижину, готовую уже развалиться?.. Так! скоро, очень скоро отрава печали изнурит юные сердца бедных сирот! Признаюсь, я не мог удержаться от слез, смотря на несчастных малюток, может быть определенных судьбою погибнуть от голода, или, что еще ужаснее, быть жертвою разврата — ибо чего не приключают бедность и голод! Я старался утешить их надеждою, но они, казалось, давно позабыли, что такое утешение! — Хотел помочь их бедности, но значащего ничего сделать был не в силах, и потому решился, милостивый государь, написать к вам, в надежде, что вы мое письмо поместите в вашем Вестнике. Пусть любопытные прочтут его, имеющие чувствительную душу вздохнут о несчастных, а люди сострадательные, одаренные от судьбы хорошим достатком, найдут их хижину, и принесут отраду погибающим в отчаянии.

Симбирская губерния, а особливо дворяне Ставропольского уезда, всегда славились своими благотворениями, всегда охотно помогали несчастным, но кто из них узнает, что в селении, изобилующем произведениями природы, наряду с хижинами зажиточных крестьян, находится беднейшая в мире хижина, в которой томится семейство, пораженное нищетою? Кто скажет им, что в этой хижине погибают юноши в нежнейшем цвете лет — невинные жертвы преступления родителя? Кто покажет им убогую сию хижину? — Увидев ее, конечно подвигнутся они состраданием, и тогда бесполезно уже будет преклонять их к подаянию помощи, ибо сострадательные сердца предупредят молитву несчастья. Вы один, милостивый государь, можете открыть им путь в жилище несчастья — не откажитесь же исполнить моей просьбы: вы будете за то награждены сладостным удовольствием, которое найдете в своем сердце, и которое вкушаю от одной надежды, что мое усердие оправдано будет успехом! С почтением честь имею пребыть. N. N.

——

Два письма к издателю [о помощи неимущим] // Вестн. Европы. — 1809. — Ч.44, N 8. — С.274-281.

Письма к издателю

Будучи любителем вашего Вестника, я за вас оскорбился, увидев, что некоторые господа приемлют на себя труд листки приятного издания вашего наполнять — под именем анекдотов и описаний чего-либо достойного любопытства — совершенными баснями. Я решился писать к вам единственно с тем намерением, чтобы некоторых услужливых господ заставить более уважать вашу и читателей ваших доверенность, читателей ваших одних вывести из заблуждения, а другим, кои подобно мне могли оскорбляться печатной ложью, доставить удовольствие видеть, что она обнаружена.

В 6-м No вашего Вестника напечатаны две статьи сряду: 1-я, Необыкновенный способ ловить птиц, употребляемый коряками и ламутами, 2-я, Дружба китайца (анекдот) — смею уверить вас, милостивый государь, что они обе ложны — и что конечно господа, сообщившие вам сии статьи, не знали того, что не только в Иркутске, но и в Камчатке и даже в самой Америке читается Вестник ваш многими. Позвольте теперь мне — человеку, недавно бывшему в Камчатке и Кяхте — в немногих словах доказать вам, что я говорю правду.Коряки, коим приписывает господин М-в необыкновенный способ ловить птиц, живут к северу от Камчатского полуострова, и разделяются на два рода, на сидячих и на оленьих, или кочующих. Главное их занятие состоит в пастьбе своих оленей, кои составляют все их богатство. Для сего они кочуют на обширных степях, покрытых единственно белым мхом, обыкновенною пищею их оленей. Малая часть сидячих коряков хотя живет у берегов Пенжинского залива, но вовсе не имеет в употреблении кожаных лодок, как говорит господин М-в, люди сии совершенно непривычны к морю. Иногда плавают в больших, так называемых, байдарках около берега из селения в селение и для ловли морского зверя, и то очень редко, описанная же ловля уток у них совсем не в обычае. Все, что сказал господин М-в о коряках, конечно слышал о жителях Алеутских островов, принадлежащих Российско-Американской компании. Алеуты действительно имеют совершенно особенный род кожаных лодок, байдарками, именуемых, весьма легких, ходких и вертких, в коих они, сидя или стоя на коленях в нарочно сделанном сверху отверстии и обтянув себя вокруг ложею, пускаются с невероятною смелостью в море, даже в сильный ветер. Что касается до ловли птиц, то алеуты обыкновенно весьма искусно бьют их, пуская стрелы не из лука, а с руки особенною дощечкою. Несколько подобным описанному господином М-в способом ловят линялых птиц камчадалы, только не в кожаных лодках разъезжая и не поморю, а в деревянных своих ботах по озерам, и бьют птиц, коих обыкновенно весною бывает в Камчатке неимоверное множество, искусно палками. Господину М-ву угодно было чтоб коряки завелись алеутскими байдарками, выучились неустрашимо плавать по морю и ловили бы уток, как камчадалы: рече — и быша!

Позвольте теперь поговорить о дружбе китайца. В сей невыдуманной статье, сообщенной от почтенного человека, живущего в Сибири, почти — грех молвить! — на каждой строке неправда! — умалчиваю о том, что любопытствовать о характере чиновников иркутских, имеющих влияние на дела торговые и вообще о чем бы то ни было, касающемся до обстоятельств чужого государства, для китайца есть непозволенная непристойность, не упоминаю и о том, что на Кяхтинском гостином дворе нет лавок, китайцам принадлежащих, ни слова и о том, что ни один китаец в Кяхте не говорит столь хорошо по-русски, чтоб мог рассуждать о нравах, коммерции и тому подобном. Но скажут: может быть господин N. N. знал по-китайски! Пусть так! — не хочу спорить, однако знаю что от начала Иркутска даже до сего дня ни один приватный китаец не бывал в нем — и не может никогда быть. Закон Китайской империи не позволяет отлучаться подданным за границу. Никакой китаец не может быть в Российской стороне далее Кяхты, и то до пробития вечерней зари, пока не затворят ворот пограничных. Весьма недавно они стали ездить по приглашению в Троицко-Савскую крепость , или так называемую верхнюю плотину, лежащую почти в 3-х верстах от Кяхты или нижней плотины — и сие бывает только в таком случае, когда дзургучей {Начальник китайский в Маймачинах или торговой Китайской слободе, против Кяхты расположенной. Дзургучеи переменяются чрез каждые три года. Ш.} торжественно посещает директора Кяхтинской таможни {Его превосходительство Петр Димитриевич Вонифатьев есть сей достопочтенный муж, который умением обращаться с тонкими и щекотливыми соседями, приобрел к себе всеобщее их почтение, и тем самым 18 лет, предупреждая малейшие неудовольствия, поддерживает взаимные связи и торговлю двух величайших империй. — Такие люди именуются, по истине, патриотами — и они редки! Ш.}.

В Иркутск из Китая приезжают только иногда курьеры с грамотами к губернатору, и сии курьеры, или так называемые башки, обыкновенно бывают не из манжур и китайцев, а из мунгал. Они в ожидании ответа ни шагу не могут сделать в город без позволения губернатора. После сего согласитесь, милостивый государь, со мною и со всеми теми, кои знают Иркутск и Кяхту, что свободный приезд китайского купца в Иркутск со свитою и прямо еще в дом господина N. N. весьма неимоверен — и что такие анекдоты можно только сообщать из Уральска, где, вероятно, о китайцах и их к нам отношениях такое же имеют понятие, как о лунных жителях! — Оставляю говорить о том, что китаец не может иметь нашими ассигнациями 5000 рублей, ибо торг с ними есть меновый, и ежели бы действительно у китайца были ассигнации, то он не смел бы показать их, иначе обнаружил бы, чрез то свое злоупотребление. Однако должно признаться к оправданию господина К-ва, что анекдот его был бы весьма забавен и справедлив даже, если б сделать маленькую только поправку, а именно только выпустить слова: Иркутск, Кяхта, китаец, а написать просто: господин N. N. приехал к господину М. М. из А* в В* и прч. — Этому бы я и всякий охотно поверили.

Милостивый государь! Совершенно в вашей воле будет вывести ваших читателей, кои не знают китайцев и коряков, из заблуждения, а вместе с ними и господ М-ва и К-ва. — Мне остается уверить вас, что одно любление истины водило пером моим, и желание избавить Вестник ваш от ложных повествований, внушающих иногда недоверчивость и к самой правде. Имею честь и проч.

Б. В. Ш.

P. S. К сожалению, не одни господа М-в и К-в сообщают в журналы сомнительные анекдоты, и сие-то более понудило меня взяться за перо. Например, посудите, милостивый государь, не странно ли и вместе не больно ли иркутскому жителю, читая описание Иркутска в Политическом журнале и в Гение времен, находить, что обыкновенный мясной ряд назван гостиным двором, где толпятся китайцы (!), мунгалы, буряты и якуты(!!), а в самом деле кроме бурят или братских вовсе ничего нет и не бывало! — когда насчитано в Иркутске 35 церквей, и примолвлено: большею частью деревянных, а их всего на все, кроме 2 монастырей, 13, и притом все без изъятия каменные — и когда, словом сказать, все описание состоит из вымыслов? — Не в праве ли иркутский житель не доверять, когда ему предлагают в журнале описание Парижа, Лондона, Мадрида, и не оскорбляют ли господа сообщатели таковых описаний издателя?

28-го июля 1809.
Иркутск.

Сколь много одолжены вами несчастные, коим досталась в удел бедность, видно из письма, напечатанного в 13 No Вестника Европы. Не менее того должны быть обязаны вам и те благотворительные особы, коим вы доставили случай сделать истинное благодеяние, и насладиться приятнейшим чувствованием доброго дела.

Ваше посредничество между несчастными и благотворителями завидно. Дай Бог, чтобы такая благородная зависть произвела многих соревнователей к утешению страждущих под игом бедствий. Как утешительно помогать ближнему! как болезненно видеть несчастного, и не быть в состоянии подать ему помощь! — каждый, от природы добрый, самим опытом убежден в сей истине. Я еще молод, однако много раз испытал и то и другое. Никогда не забуду, сколько поразило меня трогательное состояние осиротевшего семейства. Сердце мое и теперь обливается кровью, когда воспоминаю жалкую участь несчастных сирот. Живейшее соучастие в горестном их положении родило во мне непременное желание облегчить тягость рока их угнетающего, но тем чувствительнее для меня ужасный их жребий, что я теперь не в состоянии совершенно выполнить моего желания. Я могу только просить вас, милостивый государь, о помещении в Вестнике истории, теперь вам сообщаемой. Она заслуживает быть известною.

Проезжая в июне месяце сего года чрез город Бирюч, в Воронежской губернии, случилось мне квартировать у таких людей, коих приязни никогда не забуду. Приятность вечера вызывала к прогулке, а более собственное мое расположение смотреть на все внимательным оком. Пригласив с собою хозяина, пошел я бродить по городу. Проходя по пригородной слободке Засосенской, в первой улице услышали мы плачевный крик, который показывал, что в доме, откуда происходил оный, случилось какое-нибудь чрезвычайное несчастье. Любопытство понудило нас войти в дом, вообразите, что мы увидели! Мертвая женщина лежала во гробе, который окружали многие добродушные соседи и шестеро сирот. Сии последние жалобнейшими криками вызывали из оного умершую, или умоляли всех их взять с собою. Старшая из сирот, девушка около 16-ти лет, более всех чувствовала важность своей потери. Ужасно было ее отчаяние. Казалось, она отела разбить себя о гроб матери. Кидаясь на оный и с горестью, раздиравшею душу каждого из предстоящих, с воплем, который тронул бы каменную душу, произносила имя умершей, и желала, чтобы гроб матери был вместе и ее гробом. Она наконец пришла в совершенное беспамятство и бессилие. Когда подана была ей помощь и когда открыла она глаза, то как бы с упреком посмотрела на тех, кои старались возвратить ей жизнь. Напрасны были утешения и просьбы, чтобы она пощадила себя. Она ничего не слышала, ничего не знала, кроме собственной чрезвычайной горести. В немом отчаянии обращала взоры свои к гробу, заключавшему в себе всю ее надежду и счастье, и собирая остатки сил своих, хотела дойти до оного. Ей воспрепятствовали, и она осталась полумертвою на постели.

Печаль брата сей несчастной (двумя годами младшего) была не меньше разительна. Гроб матери и пример отчаянной сестры делали скорбь его чрезмерною. Я полагал, что они не перенесут столь сильной горести. Четверо меньших сирот теснились при гробе и слезами, воплями, косноязычным языком своим изъявляли чувствительнейшую жалость о лишении нежной родительницы. В другой комнате лежало дитя от двух до трех месяцев. Слабым криком несчастное сие творение требовало себе пищи, требовало матери. Одна добрая поселянка хотела накормить его своею грудью, но бедный младенец не принял оной, как бы показывая, что и он чувствует великое свое несчастье. Я прослезился при таком зрелище и подумал: для чего невинные испытывают столько жестокостей и бедствии, между тем как виновные, нарушители прав человечества и законов совести, живут и блаженствуют — Боже! судьбы Твои неисповедимы! — Может быть гром, разящий невинного, более ужасен для виновного, может быть несчастный пример юных сирот послужит памятным уроком для тех, у коих изобилие и роскошь истребили из памяти вид будущего.

Случившийся здесь приходской священник рассказал мне, что умершая есть вдова дьяконица, что муж ее скончался восемью месяцами прежде, оставив ее беременною и с шестью малолетними детьми (которых я видел), что все имение, коим они должны были жить после него, состояло в небольшом доме, одной лошади, корове и малом количестве хлеба. Священник прибавил, что покойный был человек очень добрый, жил более для других, нежели для себя, и потому почти ничего не сберег для своего семейства, что он имел старшего сына, воспитанного в семинарии, и теперь находящегося в Петербурге. Бедность, которая несчастную вдову уже тяготить начинала, и которая грозила ей всеми ужасами в будущем, произвела в ней самые горькие чувствования, они ускорили роды ее, расстроили здоровье, и скоро потом сделали ее добычей смерти. Несчастные сироты все живы, но вы видите, сказал мне священник с навернувшимися слезами, вы видите в каком они положении!!..

Бывают минуты, в которые лучше желаем сами терпеть, нежели видеть другого в крайности. Точно так чувствовал и я при жалостном виде бедных малюток. Но обстоятельства мои не дозволили мне тогда сделать им почти никакого вспомоществования. Я просил доброго священника принять на себя попечение о несчастных, покуда приеду в Петербург и увижусь с братом жалкого сего семейства. Я полагал, что подумавши с ним вместе, мы найдем средства облегчить несносную их участь. Вышло не по-моему. Молодой человек был извещен прежде моего приезда о бедственных обстоятельствах своего семейства. Он чувствовал всю великость своего несчастия, — чувствовал, что он не в состоянии и в половину выполнить того долга, который налагали на него родство и несчастье — и сии чувствования повергли его в глубочайшую горесть, в чрезвычайное уныние. Все употребленные им старания были безуспешны.

Несчастный обыкновенно хватается за каждую мысль, которая льстит ему надеждою — и тем несноснее для него неудача, чем основательнее надежда его, чем важнее предприятия. Подобное случилось и с сим несчастливцем. В первом жару он решается возвратиться в дом и быть отцом своего семейства, но увольнение от должности им занимаемой было очень трудно и сопряжено с крайними невыгодами. — Ищет покровительства, благотворительности, но если бы можно было иметь свободный доступ к благодетельным и великим мужам, если бы у дверей их не было нечувствительных, а часто грубых и жестоких швейцаров, если бы передние их не были наполнены такими людьми, которые с нищими делят последнюю милостыню: то может быть одна из лучших его надежд была бы исполнена. Дознав мучительным опытом, что стоны угнетенных судьбою не так то скоро могут проникнуть сквозь каменные стены огромных палат, сей несчастный решился потом и кровью покупать хлеб для бедных своих родственников, но печаль и заботы скоро повредили его здоровье: он болен.

Я нашел его в самом плачевном положении. Как жаль, что первое мое с ним знакомство случилось во время его болезни! Оно растравило все раны его сердца, и может быть имело влияние на слабое его здоровье. Он горько заплакал, когда я сказал ему, что видел слезы семейства его, и сам лил оные при гробе его матери. Он между прочим признался мне, что в первый еще раз печаль его обнаруживается слезами, и что гораздо мучительнее для него было, когда он не мог плакать. Я всячески старался утешить его и обещался делить с ним беспокойства и заботы об оставшихся сиротах.

Весьма непростительно бы для меня было, если б я забыл свое обещание. Я много о нем думал, но из всего что мне приходило в голову, каким образом пособить сирому, слабому, беспомощному семейству, я за лучшее почел написать к вам о несчастьях оного подробно и обстоятельно. Лестно для меня думать, что вы не отринете моей просьбы и поместите письмо сие в вашем Вестнике. Больно, очень больно будет моему сердцу, если, томимые нищетой и лютейшей скорбью сироты, не найдут себе отрады и утешения в моем предстательстве. Многие из благодетельных и сострадательных особ, узнав крайнее несчастье сих невинных и слабых творений, конечно не оставят их в крайности, подадут им нужную помощь, и будут вам благодарны за доставление им случая сделать истинное благодеяние. А увядающее от горести и бедности семейство, когда оживится лучами благотворительности и милосердия, в первых молитвах своих к Богу наименует своих благотворителей, первые слезы благодарности утешенных будут посвящены благотворителям.

П. П. Желающие оказать благодеяние бедным сиротам, могут относиться или к вам, или в город Бирюч на имя священника Вознесенской церкви Григория Ивановича Попова. Он обещался заступить место отца у сирот — и конечно с охотою исполнит свое обещание. Вы же, милостивый государь, примите на себя труд, присылаемое на ваше имя вспоможение доставлять к тому же священнику.

——

Письма к издателю // Вестн. Европы. — 1809. — Ч.47, N 18. — С.117-132.

Письма от благотворителей

Из Киева, от 19 сентября.

Неоспоримая истина, что посредником быть между фортуною и злосчастьем, есть драгоценнейшая привилегия. Никакому же сомнению не подлежит и то, что письма такого роду, каковые иногда помещаете вы в своем Вестнике, служат приятнейшим удовольствием читателю: ибо цель ваших изданий есть та, чтобы образовать ум и трогать сердце. Что ж может более тронуть его, как не истинные картины, на коих изображены живыми красками злосчастия подобных нам человеков? Что может более понудить избыточествующего уделить недостаточному, и доставить им взаимное удовольствие, как не письма такого роду?

Какое, наконец, удовольствие и посреднику, видя намерений своих событие!

Продолжайте, м. г., Вестником вашим сеять семена, милосердие возрастающие! Не всякое на камне, но и на благой земле падет, плод сотворит мног и многим.

Из приложенного при сем {При письме приложено пятьдесят рублей.} половину прошу отослать в Ростов, что на Дону, г-ж. Г. майорше Ф. Д. В., а другую в Тамбов страдалице майорше с ее благодетельницею, которая уподобилась евангельскому самарянину, милосердствовавшему о впадшем на пути в разбойники. Есмь, и проч.

Любитель Вестника.

В Москве, 3 октября.

Читая в Вестнике Европы, вами издаваемом, письмо почтенного друга людей, в котором описывается бедственное положение несчастного семейства в городе Бирюче, нельзя ли не принять живейшего участия в горестном жребии сих страдальцев, и вместе не почувствовать сердечного побуждения оказать им возможное вспомоществование! Сам я, будучи человек, принадлежащий помещику, при бедном доходе, не могу пожертвовать в пользу их более прилагаемых десяти рублей, которые покорнейше прошу вас, по принятому вами посредничеству между несчастьем и состраданием, к ним доставить. Не всегда позволяется желать того, чего мы не имеем, однако при теперешнем случае конечно простительно мое сердечное сожаление, что фортуна отказала мне в своих сокровищах, с коими можно бы устроить прочное благосостояние несчастным, но при сем утешает меня сладостная мысль, что счастливые любимцы ее, кои имеют сердца отворенные к стенаниям и слезам угнетенных судьбою, конечно не оставят сделать, в пользу сирот, человеколюбивых расположений. — С почитанием моим имею честь быть и проч.

Неизвестный G. S.

Из Киева, от 3 октября.

Покорно прошу доставить сии деньги {Двадцать пять рублей.} в город Бирюч шестерым сиротам, оплакивающим смерть матери своей, диаконицы. Есмь и проч.

Любитель Вестника.

Из Сергача, от 6 октября.

Примите нашу искреннюю благодарность за доставление нам случая участвовать во вспомоществовании несчастным. Сострадательное ваше расположение к угнетенным судьбой открыло вам благодетельный способ к облегчению их бедствий чрез обнародование оных в издаваемом вами Вестнике. — Мы вас просим о доставлении в город Бирюч, Воронежской губернии, священнику Вознесенской церкви Григорию Ивановичу Попову в пользу сирот, под призрением его находящихся, двадцати пяти рублей, у сего к вам препровождаемых.

—————

Из сих денег, всего ста десяти рублей, 60 р. отправлены по назначению благотворителей, а остальные 50 р. немедленно отосланы же будут в Бирюч к священнику Г. И. Попову. Изд.

——

Письма к издателю // Вестн. Европы. — 1809. — Ч.47, N 20.

Письмо к издателям.

8 декабря 1809. Таганрог.

Видев из опыта, что вам угодно было, за четыре года перед сим, благосклонно принять известия о Таганроге и внести их в журнал, вами издаваемый, я не лишним почел сообщить вам и следующее:

Астраханский житель, надворный советник и кавалер Иван Андреевич Варваки, приехав сюда нынешним летом, оставил по себе незабвенную память полезными для человечества пожертвованиями от своего избытка. Во-первых, он заложил каменную церковь, которая вчерне, по сметам, должна стоить не менее семидесяти тысяч рублей, предполагая кончить оную будущим годом, во-вторых, вознамерился построить каменное здание для церковнослужителей, назначив капитал на содержание их и на починку здания, в-третьих, предположил выстроить другое каменное здание для призрения бедных, в коем могли бы иметь пристанище все его единоверцы греческого исповедания, как претерпевшие кораблекрушение так и за болезнью здесь остающиеся. Не имея нужного призора, они безвременно лишались бы жизни. На содержание сего человеколюбивого зaвeдeния отделен быть имеет соразмерный капитал. Место для сего здания приобрел он у самой гавани прекрасное по своему положению, а притом и выгодное, сверх того, господин Варваки щедро наградил многих одноземок своих, здесь живущих вдов, коих семейства находились в крайнем убожестве.

Соревнуя сему благотворителю, здешнее греческое общество заложило такой же другой храм, не менее первого стоящий. И в сем предприятии, которого был он же главным виновником, г. Варваки принял участие. Судите же {Все сии здания построены быть имеют по прожектам искуснейшего нашего городового архитектора Моллы, швейцарского уроженца, из Лугано. Жаль только, что богатство города еще не соответствует изящному его вкусу.}, чего не мог бы ожидать город наш от такового благотворителя, если б он был нашим согражданином, когда и короткое его здесь пребывание оставляет столько памятников! Принадлежа к числу почитателей тех отличных людей, кои жертвуют избытками своими пользе общей, я прошу вас поместить мое письмо в Вестнике. Для скромности господина Варваки не надобна огласка о подвиге, который сам о себе вещает громогласно, но для публики надобны такие вести, ибо они доставляют ей превеликое удовольствие.

Имею честь и проч.

Николай Трегубов.

——

Трегубов Н. Письмо к издателям: 8 декабря 1809. Таганрог: [О благотворит. акциях И.А.Варваки] / Николай Трегубов // Вестн. Европы. — 1810. — Ч.49, N 1. — С.73-75.

Письмо к издателям.

В Москве есть два необыкновенно несчастные семейства. Одно полковника И-на, который на смертном одре не имеет ни малейшего средства к доставлению пропитания жене и малолетним детям своим, другое поручицы Ч-й, которая находится в таком же точно положении.

Цель письма моего вам известна. Сим несчастным нужно пособие. Убеждать людей к благотворительности — значит, оскорблять их.

Полная доверенность к состраданию любезных сограждан моих, многими опытами доказанному, такова, что мне остается желать только того, чтоб намерение мое имело успех, подобный письму из Почепа, и другим, в Вестнике Европы помещенным, в таком, от всего сердца моего желаемом случае, вот адрес для доставления тех пожертвований, которые могут быть присылаемы в пользу сих несчастных:

‘В Москве, в Охотном ряду, подле дома Благородного собрания, его высокоблагородию, Николаю Михайловичу Юрьеву, в собственном его доме’.

Я уверен, что сим предложением доставлю вам удовольствие — сделать доброе. дело и, как журналистам, средство доказать приятную истину: что в просвещенном обществе всякое произведение ума должно иметь целью — пользу человечества. Остаюсь и проч.

Ф. Ф.

——

Письмо к издателям: [С просьбой о пособии двум неимущим] / Ф.Ф. // Вестн. Европы. — 1810. — Ч.50, N 5. — С.70-71.

Два письма к издателю.

Письма к издателю

Письма от благотворителей

Письмо к издателям.

Письмо к издателям.

Читайте также: