Письма к И. С. Тургеневу (1852-1874), Анненков Павел Васильевич, Год: 1874

Мемуары и переписка
Время на прочтение: 317 минут(ы)
Скачать в PDF

П. В. АННЕНКОВ

ПИСЬМА к И. С. ТУРГЕНЕВУ

Книга 1
1852-1874

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
‘НАУКА’
2005

СОДЕРЖАНИЕ

ПИСЬМА

1852

1. 12 (24) октября 1852
2. 4 (16) ноября 1852.
3. 27 ноября (9 декабря) 1852

1853

4. После 3 (15) января 1853
5. 26 января (7 февраля) 1853
6. Середина (конец) февраля 1853
7. Около 6 (18) марта 1853
8. 20 марта (2 апреля) 1853
9. 12 (24) апреля 1853
10. 1(13) мая 1853
11. 17 (29) мая 1853
12. 12 (24) июня 1853
13. 6 (18) июля 1853
14. 20 июля (1 августа) 1853
15. 14 (26) августа 1853
16. 8 (20) октября 1853
17. 14 (26) октября 1853
18. 22 октября (3 ноября) 1853
19. 31 октября (12 ноября) 1853
20. 11 (23) ноября 1853.
21. 18 (30) ноября 1853.

1854

22. 21 сентября (3 октября) 1854
23. 11 (23) октября 1854
24. 27 октября (8 ноября) 1854

1855

25. 23 апреля (5 мая) 1855
26. 1 (13) мая 1855
27. Середина мая (ст. ст.) 1855
28. 31 мая (12 июня) 1855
29. 14 (26) июня 1855

1856

30. 1 (13) июня 1856
31. 7 (19) ноября 1856
32. 26 ноября (8 декабря) 1856
33. 29 декабря 1856 (10 января 1857)

1857

34. 25 января (6 февраля) 1857
35. 28 февраля (11 марта) 1857
36. 14 (26) марта 1857. Письмо к Тургеневу и Л. Н. Толстому
37. 15 (27) октября 1857
38. 16 (28) ноября 1857.
39. 21 декабря 1857 (2 января 1858)

1858

40. 8 (20) января 1858.
41. 5 (15) февраля 1858.
42.10 (22) марта 1858.
43. 23 марта (4 апреля) 1858

1859

44. 9 (21) июля 1859
45. 1 (13) октября 1859
46. 19 (31) октября 1859
47. 30 октября (11 ноября) 1859

1860

48. 7 (19) мая 1860
49. 16 (28) мая 1860
50. 22 июня (4 июля) 1860
51. 24 августа (5 сентября) 1860
52. 2 (14) сентября 1860
53. 17 (29) сентября 1860
54. 20 октября (1 ноября) 1860
55. 12 (24) ноября 1860.
56. 25 ноября (7 декабря) 1860
57. 9 (21) декабря 1860
58. 29 декабря 1860 (10 января 1861)

1861

59. 7 (19) января 1861
60. До 2 (14) февраля 1861
61. 11 (23) февраля 1861
62. 26 февраля (10 марта) 1861
63. 6 (18) марта 1861
64. 25 марта (6 апреля) 1861
65. 7 (19) апреля 1861
66. 4 (16) июня 1861
67. 29 июня (11 июля) 1861
68. 28 июля (9 августа) 1861
69. 26 сентября (8 октября) 1861
70. 22 октября (3 ноября) 1861
71. 4 (16) декабря 1861
72. 25 декабря 1861 (6 января 1862)

1862

73. 26 января (7 февраля) 1862
74. 3 (15) февраля 1862
75. 22 февраля (6 марта) 1862
76. 15 (27) марта 1862
77. 7 (19) апреля 1862
78. 27 апреля (9 мая) 1862
79. 19 июня (1 июля) 1862
80. 24 октября (5 ноября) 1862
81. 8 (20) ноября 1862
82. 22 ноября (4 декабря) 1862
83. 14 (26) декабря 1862

1863

84. 1 (13) января 1863
85. 20 января (1 февраля) 1863
86. 1 (13) февраля 1863
87. 11 (23) февраля 1863
88. 7 (19) мая 1863
89. 1 (13) августа 1863
90. 8 (20) сентября 1863
91. 25 сентября (7 октября) 1863
92. 20 октября (1 ноября) 1863
93. 29 ноября (11 декабря) 1863
94. 15 (27) декабря 1863.
95. 20 декабря 1863 (1 января 1864)

1864

96. 1 (13) января 1864
97. 5 (17) марта 1864
98. 25 марта (6 апреля) 1864
99. 5 (17) апреля 1864
100. 22 апреля (4 мая) 1864
101. 27 апреля (9 мая) 1864
102. 9 (21) мая 1864
103. 12 (24) мая 1864
104. 20 мая (1 июня) 1864
105. 23 мая (4 июня) 1864
106. 2 (14) июня 1864
107. 3 (15) августа 1864
108. 14 (26) сентября 1864
109. 6 (18) октября 1864
110. 12 (24) октября 1864
111. 24 ноября (6 декабря) 1864
112. 12 (24) декабря 1864

1865

113. 15 (27) января 1865
114. 25 января (6 февраля) 1865
115. 18 февраля (2 марта) 1865
116. 16 (28) марта 1865
117. 18 (30) марта 1865
118. Конец марта—начало апреля (начало—середина апреля) 1865
119. 2 (14) апреля 1865
120. 6 (18) апреля 1865
121. 9 (21) мая 1865
122. 4 (16) октября 1865
123. 19 (31) октября 1865
124. 25 ноября (7 декабря) 1865
125. 15 (27) декабря 1865

1866

126. 3 (15)января 1866
127. 5 (17) февраля 1866
128. 24 февраля (8 марта) 1866
129. 4 (16) марта 1866

1871

130. 30 октября (11 ноября) 1871
131. 15 (27) ноября 1871
132. 30 ноября (12 декабря) 1871
133. 14 (26) декабря 1871

1872

134. 10 (22) января 1872
135. 18 (30) января 1872
136. 7 (19) февраля 1872
137. 24 февраля (7 марта) 1872
138. 14 (26) марта 1872
139. 30 марта (11 апреля) 1872
140. 11 (23) мая 1872
141. 8 (20) июня 1872
142. 3 (15) июля 1872
143. 17(29) июля 1872
144. 29 июля (10 августа) 1872
145. 9(21) августа 1872
146. 18 (30) августа 1872
147. 15 (27) сентября 1872
148. 24 сентября (6 октября) 1872
149. 2 (14) октября 1872
150. 9 (21) октября 1872
151. 22 октября (3 ноября) 1872
152. 23 октября (4 ноября) 1872
153. 28 октября (9 ноября) 1872
154. 8 (20) ноября 1872
155. 3 (15) декабря 1872
156. 31 декабря 1872 (11 января 1873)

1873

157. 20 марта (1 апреля) 1873
158. 3 (15) апреля 1873
159. 12 (24) апреля 1873
160. 15 (27) апреля 1873
161. 9 (21) мая 1873
162. 28 июля (8 августа) 1873
163. 19 (31) августа 1873
164. 8 (20) октября 1873
165. 21 октября (2 ноября) 1873
166. 6 (18) ноября 1873
167. 12 (24) ноября 1873
168. 4 (16) декабря 1873

1874

169. 5 (17) января 1874
170. 10 (22) февраля 1874
171. 2 (14) марта 1874
172. 11 (23) марта 1874
173. 24 марта (5 апреля) 1874
174. 1 (13) апреля 1874
175. 7 (19) апреля 1874
176. 17 (29) апреля 1874
177. 24 июня (6 июля) 1874
178. 23 июля (4 августа) 1874
179. 28 июля (9 августа) 1874
180. 26 августа (7 сентября) 1874
181. 1 (13) сентября 1874
182. 22 сентября (4 октября) 1874
183. 30 сентября (12 октября) 1874
184. 10 (22) октября 1874
185. 24 октября (5 ноября) 1874
186. 17 (29) ноября 1874
187. 7 (19) декабря 1874
188. 12 (24) декабря 1874

ПИСЬМА

1852

1

12 (24) октября 1852. Чирьково

Я получил ваше письмо, любезный Тургенев — и был обрадован. Разумеется, отзываться с пренебрежением о провинции есть тоже своего рода провинциализм, но, право, как-то нынешним гнуснейшим летом провинция особенно неавантажна сделалась: вот почему человечий голос должен всякому очень понравиться теперь в провинции.1
И вы могли думать, crudel Romano, {жестокий римлянин (итал.)} что я останусь без ‘Записок охотника’. Нет — я их еще захватил с собой в Москве и на досуге прочел со вниманием и утешно, как говорит П<ушкин>.2 Мне кажется, я бы в состоянии был написать по их поводу статейку со смыслом. То, что Вы говорили сами об них, весьма умно. Действительно в них слишком наружу выступает сочинительство: оно напирает грудью на лица, на происшествия, на природу и даже на фразы. Это немного еще дикая сила, но все-таки сила, и в некоторых местах развернулась она так, что говоришь невольно: ‘Ай да молодец! Вон как вынес мужика — на одной руке, да и повертывает еще. Раппо!3‘
Вообще книга Ваша, по моему мнению, останется в литературе, как и имя Ваше — с почетной строкой: это без низости говоря. Но теперь, кажется, следовало бы дописать книгу и доделать свое имя. Нужно бы, кажется, убить в себе сочинительство, которое в последнее время как будто наоборот сильнее в вас становится (‘Певцы’, сцена на дороге, ‘Три встречи’4). Теперь, сдается мне, нужно Вам беречься его пуще огня, если я только не вру. В последнем случае можете плюнуть и сказать: человек с ума сошел, однакож во мне интересуется — и будете правы. Я решительно жду от вас романа с полной властью над всеми лицами и над событиями и без наслаждения самим собой (т. е. своим авторством), без внезапного появления оригиналов, которых вы уж чересчур любите, потому что и оригиналы родятся и живут без особенных знаков на небе и волнения на земле, и, наконец, чтобы мизерии, противоречия и нелепости жизненные не выставляли себя напоказ и не кокетничали своим безобразием, как это у вас иногда выходит, а ложились удивительно обыкновенно, не подозревая, чтобы можно было на них смотреть. И такой роман Вы напишете непременно, если подумаете, что некому другому написать его, что надобно занять в жизни все то место, которое по росту приходится, что наступает пора зрелости таланта (а его немало, parole d’honneur {честное слово (франц.)}), y которого, как и у хозяина его, седина показывается, несмотря, что тому и другому считают 28 лет или около. И с таким романом ‘Записки охотника’ делаются вдвойне замечательными: это книга и это ступень, а без романа они все-таки остаются канатом, на котором когда-то умный и ловкий танцор плясал до поту лица. Такие канатики в меньших размерах были у Бенитских, Нарежных и проч.,5 их стащили с них замертво. Да и на что смотреть, когда нет развития?
Расписался я, но приятно писать, когда хотелось бы потолковать и поругаться и приласкаться к человеку. Третий месяц живу один-одинехонек в деревне и засел на 1832 годе биографии П(ушкина). Решительно недоумеваю, что делать! Он в столице, он женат, он уважаем, и потом вдруг он убит. Сказать нечего, а сказать следовало бы, да ничего в голову не лезет. И так, и сяк обходишь, а все в результате выходит одно: издавал ‘Современник’ и участвовал в ‘Библиотеке’.6 Из чего было хлопотать и трубы трубить. Совестно делается. Бессилие свое и недостаток лучшего писательского качества — изложения твердого и скромного вместе, чтобы всем легко было читать — видишь как 5 пальцев. Надаешь себе нравственно плюх и сядешь опять за ткацкий станок. Какая же это биография? Это уже не писанье, а просто влачение по гололедице груза на клячонке, вчера не кормленной. Только и поддержка ей, что убеждение (хорош корм!), что по стечению обстоятельств никто так не поставлен к близким сведениям о человеке, как она. Не будь этой ответственности, не из чего было бы отравлять себя. И так в ноябре доберусь настоятельным образом до конца в гадчайших лохмотьях. Нечего больно зариться на биографию. Есть кое-какие факты, но плавают они в пошлости. Только и ожидаю одной награды от порядочных людей, что заметят, что не убоялся последней. Вот Вам исповедь моя — и се речь — бесхитростная.
А к вам, мой друг, Иван Сергеевич, господь знает когда попаду. Если это и случится, то уж из Москвы, куда по первому пути направлюсь. Оттуда еще спишемся, но до тех пор пишите мне по-прежнему в Симбирск: в село Чирьково. Пишите мне, хоть для того, чтобы сказать, как Вы находите мои бредни.
Тютчевы меня забыли — ни строчки ко мне.7 Но, впрочем, строчки ничего не значат. Дружеская связь наша, начавшаяся в Петербурге — у меня не порвана, и вспоминаю я об них часто.
Да кстати. В подтверждение ваших слов о сочинителях — вот письмо, которое только писательством и занято. Да что же делать? Но, правда, от двух качеств, приводимых Мольером, можно отстать: от раздражительности и тщеславия, пожалуй хоть по наружности.8 Да кому до этого дело? Разбирать, как сделался человек похожим на человека — вряд ли благородно — довольно, что походит, но уж от третьего, т. е. оттого, что ни к чему более не годится писатель, во веки веков не отстанешь… Если уж это так, так предадимся воле Божьей, сделаемся откровенно писаками… Чудно! Это даже будет достоинством еще у нас.

П. Анненков

Чирьково/12 октября

2

4 (16) ноября 1852. Чирьково

Я и второе ваше письмо получил, любезный Тургенев, но не имею известия, добралось ли до вас мое первое послание.1 Спасибо, что прочли ‘Провин<циальное> письмо’, и за одобрение спасибо,2 но все это вздор, потому что во всем этом не видать взрослого человека, который знает, куда идет и чего хочет, а так что-то полусонное, неизвестно зачем говорящееся. Все наши современные литераторы имеют этот вялый характер (у вас его меньше), и произведения их могут нравиться и могут не нравиться, смотря по комплекциям, да что ж из этого? Необходимая болтовня современности, которая и препровождается в курные места — туда ей и дорога.3
Кончаю биографию, то есть, собственно, никогда и не начиналась она, ну да там мало ли чего захочется человеку, откормленному разными затеями чужой кухни. Ченстон продолжает составлять мучение моей жизни. У меня есть просьба к вам. Напишите мне: 1) К какому изданию приложен список предшественников Шекспира и сколько их числом (о современниках его я знаю), 2) Между Шекспиром и классическим направлением английской литературы были ли трагики его школы и сколько их. Вы понимаете, что сказав это в биографии мое полное убеждение, почерпнутое из соображений пушкинских рукописей, что Ченстон выдумка — будет иметь вид посерьезнее, и аккуратным исполнением моей просьбы избавите вы меня от докучных справок в Москве. Сделайте это.4
Вторая просьба. У Пушкина есть список драм, им задуманных или может даже и написанных, но истребленных потом. В этом списке между ‘Скупым’, ‘Моцартом’ — стоят и заглавия вроде следующих: Ромул и Рем (эти имена достаточно объяснены Кайдановым5), Беральд или Берольд Савойской.6 При этом имени я бросился к ‘Конверзационс-лекс<икон>‘ — нет, к ‘Biographie universelle’ — нет, к Лео, к Сисмонди — нет. Что же это такое? Поройтесь, пожалуйста, у себя в голове или в шкапу у себя: не найдется ли какой-нибудь ниточки, чтоб вытащить его на свет. Не трубадур ли? Да у Фориеля его тоже нет.7
Третья просьба. Мне нужно непременно знать ваше мнение о Guzla, Meриме.8 Имели ли Вы эту книгу в руках и нет ли ее у Вас и теперь. В последнем случае величайшее одолжение сделаете, если тотчас же перешлете ее в Симбирск. Я от вас этого жду, но во всяком случае скажите: не кажется ли Вам Guzla двойным шарлатанством — взятием некоторых дальних звуков от мотив<ов> действительно народных и потом заверением, что до всего дошел своим умом. Конечно, все это более объяснилось бы фактами, чем рассуждениями, но мне хочется только знать ваше нравственное убеждение, ваш взгляд, ваше впечатление.
Насчет приезда к вам — об этом я еще буду писать к Вам из Москвы, потому что отсюда намерен прямо туда отправиться. Когда совершится последнее, тоже еще не могу сказать наверное, более потому, что теперь в деревне гроша денег нет. Достаточно одно — я буду ждать ответа на сие мое послание. Если в Москве не кинут обстоятельства в другую сторону, то, может быть, подговорю еще кого и приедем к вам, но обещания не даю,9 верный, впрочем, той мерзейшей черте характера, на которую вы уже обращали мое внимание. Прощайте, друг мой.

П. Анненков

4 ноября/Чирьково, Симб. губ.

3

27 ноября (9 декабря) 1852. Чирьково

Отвечаю вам, любезный Тургенев, на два письма ваши, благодарю за сведения, сообщенные в последнем, и радуюсь, что в первом нашли вы посильные мои замечания не пустыми.1 Впрочем, прибавлю как реактив, что книга ваша производит впечатление весьма и весьма благотворное. Я здесь встретился с Огаревым и долго говорил о ней с ним: он находит, что эта книга вместе с комедией Островского — есть поступок, и я с ним согласен.2 Это стоит усовершенствований, хотя с другой стороны — два раза поступков не бывает, и, стало быть, опять нужны усовершенствования. Да что Огарев? Я здесь часто говорю о вас с княгиней Вяземской, и всякий раз приказывает она мне не забыть вам кланяться, прибавляя ‘от души’.3 Она вас очень любит, и я ее очень люблю. Ну вот подите. Кажись, наш брат, закаленный в обществе Арапетова, Никитенко и проч.,4 должен бы стоять праведником перед соблазнами мира сего, а между тем тонина в чертах характера, легкая шумиха в голове да грациозный бред женского сердца, щупающий книжки и людей, если нет другого занятия — ему нравятся. Да вот же нравятся ему и собственные усилия не вдруг показать самого себя нагишом, смягчить и сгладить свои резкие слова и мысли — словом, быть в костюме. А то в приятельских наших беседах крепко походим мы на неаполитанских блядей porta Capua [sic], показывающих перед первым прохожим все свои срамоты.5 Вот почему хорошо вы делали, что ездили в свет и для себя собственно, и скажу ерезию — для таланта, мне кажется. Найдите только ему покров — и вы имеете будущность завидную.
Деревенская жизнь, Тургенев — для Вас открывает Пенелопину жизнь: тките и тките. А что я все говорю Вам о таланте и писательстве, так это из коренного убеждения, что несмотря на все порывы быть чем другим — все нити жизни притянуты у вас к одному центру, таланту Вашему и что он один есть реальная сторона Вашей персоны, а все прочее фантом.6
Здесь есть еще две личности, крайне замечательные и крайне наши, народные. Известный уже вам, кажется, Трубников и Самарин Владимир, брат Юрия, но об них когда-нибудь после.7
На это письмо ответьте мне, Тургенев, уже в Москву по адресу: у Арбатских ворот, в доме Стрекалова. Оттуда я уже напишу вам окончательно, буду ли я у вас в деревне или нет. Затем прощайте. Кланяюсь Тютчевым.

Весь Ваш
П. Анненков

27 ноября
Что ‘Постоялый двор’ — вещь печатаемая или, по Вашему мнению, еще требующая несколько времени ожидания?8

1853

4

После 3 (15) января 1853. Москва

Я приехал в Москву, любезный Тургенев, только 3го генваря, вместо ноября, как хотел, и тотчас же получил ваше письмо, а от Кетчера ‘Постоялый двор’. Прочел его быстро и быстро — и пишу об нем, только что закрыв тетрадку. Это вещь зрелая, обдуманная, спокойно выполненная и потому весьма замечательная, гораздо более замечательная, чем ‘Муму’, да, по моему мнению, и все прежние ваши рассказы. Еще ни в одном из них не было столько драмы, там только было усилие, стремление, желание драмы — здесь она есть: честь селу Спасскому! Не должно обманываться, что род жгучести, свойственной этой драме, да и другим русским драмам, как ‘Антону Горемыке’, Купцам Красильниковым,1 происходит от самого безобразного начала, от противоречий нестерпимых, нечеловеческих. При этом, автору легко — за него работает действительность. Ему не нужно искать обстоятельств, жизненных сцеплений, разнообразных столкновений лиц и характеров: один намек — и драма готова. Миллионы драм существуют в голове, в воспоминаниях, в наслышке каждого. На черной неподвижной массе, составляющей готовую стену для наших альфреско — пишите, что хотите — все сделается страшно резко, страшно впечатлительно, однакож это не настоящая драма и отличается от нее как убийство от поединка или торговая казнь от турнира. Но это наш настоящий род драмы — пусть будет так, но автору остается теперь вещи нечеловеческие рассказать по-человечески, просто и прилично: и вы это сделали. Нужды нет, что и в этом виде она не может быть опубликована по причинам, до искусства не касающимся, но вы правы перед собой и перед читателем, и потому с великим удовольствием следил я лично за вашим развитием этой мефитической, {ядовитый (от вредных испарений) (от лат. mephiticus)} удушливой драмы.
Вы пишете К<етче>ру, что переменили манеру: он не находит этого, а я нахожу.2 Попадись вам эта мысль два года назад — вышел бы анекдотец весьма яркий, — краску выводящий на лице, оглушительный, действием с апоплексией равняющийся. Я знаю, что многие скажут, да это прекрасно бы, да это полезно, да так надо, да чего же жеманиться, но я думаю, что чем безобразнее основание драмы — тем нужнее для передачи ее осторожность, деликатность приемов. Тут автор garde-malade, {сиделка (франц.)} a не городовой, бьющий пьяного уже по окровавленной морде. Вообще этот род драмы — опасный род — что ни делайте, его свинское происхождение распространяет запах хлева, и много надобно ума, таланта, ловкости, чтоб держать нос ваш в этой атмосфере без криспаций {раздражение (от франц. crispation)} нервов: туда и вся энергия автора уходит, но опять: что же делать? Это наш род.
Но вот что составляет существенный недостаток ‘П<остоялого> двора’. Этот род произведений требует истины уже, как бы сказать, математической. Школа Даля и ученика его Мельникова3 поняла это очень хорошо, но вы, кажется, это упустили из вида и думаете обходиться с такими анекдотами в полной свободе творчества, но этого нельзя уже по существу дела. Вот например: Аким купил постоялый двор либо на имя г-жи Кунце, либо на собственное свое. В последнем случае г-жа Кунце не могла его продать без предварительной драмы с Акимом, о чем Вы умалчиваете. (Драма здесь понимается в настоящем нашем смысле, как телесное наказание). В первом же случае все документы были в ее руках, она могла продать дворик, но это уже не могло быть нечаянностию для Акима. Он человек простой, но был в Липецке, разбогател (что предполагает ум), сам видел, что на него оброк надбавляют ежегодно, знал, что документы у барыни, и жил без всякого сум-ления. Между ними была непременно какая-нибудь предварительная сделка. Вы скажете: на кой черт кому знать это? — Нельзя! Из продажи дворика — все дело вышло, нам надобно знать о нем пообстоятельнее: это дело юридическое. Как снег на голову упала на читателей продажа дворика, а читатель знает, что эти вещи все-таки с плутовством делаются и сопровождаются даже у крепостных людей борьбой, извилинами и кое-каким сопротивлением. Нечаянности тут анахронизм. Избу Акима — г-жа Кунце могла снести по одному слову, но купленную землю им и дворик — могла снести, похлопотав, однакож, маленько, и это для истины нужно было сказать. Да! Истина в таком обвинении — есть дело первой важности. Уже заодно скажу: Акима в одном месте везут к становому, а рассказ отнесен за 20 лет, когда, кажется, становых не было. Это похоже на придирку, но уж надобно, чтоб в современных драмах иголки нельзя было бы подпустить: тогда они и действие имеют, и невежество, и грубость принуждают к молчанию, возбраняя им презрительный хохот, каким они обыкновенно встречают сочинение.
Не обманитесь, однакож, в настоящем моем мнении. ‘Постоялый двор’ есть вещь мастерская, именно по рассказу и развитию драмы. Шаг сделан богатырский, по чистой совести, — и с истинным наслаждением могу сказать вам, что вы дойдете до картины народного быта весьма широкой, как это видно из Наума, из пелеринажа {странствование (от франц. p&egrave,lerinage)} Акимова и, наконец, из самого течения, какое принимает ваша речь. ‘П<остоялый> двор’ есть шаг только, но ‘с Богом, в дальнюю дорогу’. —4 Многого жду я, смело употребив это местоимение, от такого шага. Будет. —
Несколько слов о себе. Я у вас не буду. Сложились обстоятельства так, что я у вас не буду, и одни обстоятельства, потому что мысль побыть у вас с приятностию представлялась, но тут нечего делать. Приехал в генваре, вместо октября, деревенские дела мерзейшие, а между тем за ними и петербургские дела остановились. Все это мучит меня и порядком-таки расшевеливает, но шевелением едким и неполезным. В П<етер>бурге еще денег на издание буду искать. Как бы то ни было, но дело в том, что пора наступила туда ехать, куда нужно, а не туда, куда хочется, как это было со мной доселе. Потому будьте, друг, здоровы, и пишите мне так: в Петербург. На углу Офицерской улицы и площади Большого театра, в доме купца Шица. Я уведомлю Вас о весельях и занятиях Петербурга, о Виардо5 и Некрасове6 — двух личностей, которые, по моему мнению, наиболее занимательны теперь в столице. Adieu.7

5

26 января (7 февраля) 1853. Петербург

Любезный Тургенев! Я давненько не отвечал вам, но первые хлопоты приезда всегда уносят время.1 Присылайте ваш роман, а за секрет — отвечаю: никто не узнает — что вы пишете роман.2 Мнение свое выскажу откровенно, а вы уже делайте с ним, что хотите потом. Можно бы и еще поговорить о рассказе вашем, но ведь этого остерегаться надо.3 Как вы сами справедливо заметили раз — всякое мнение может быть делимо до бесконечности. И вот пример: Катенин мне прислал записку о Пуш<кине> — и требовал мнения. В этой записке между прочим ‘Борис Годунов’ осуждается потому, что не годится для сцены, а ‘Моцарт и Сальери’ потому, что на Сальери взведено даром преступление, в котором он не повинен.4 На последнее я отвечал, что никто не думает о настоящем Сальери, а что это только тип даровитой зависти. Катенин возразил: Стыдитесь! Ведь вы, полагаю, честный человек и клевету одобрять не можете. Я на это: Искусство имеет другую мораль, чем общество. А он мне: мораль одна, и писатель должен еще более беречь чужое имя, чем гостиная, деревня или город. Да вот десятое письмо по этому эфически-эстетическому вопросу и обмениваем, но напишите, как вам сам вопрос кажется?5
Видел я Виардо в ‘Цирюльнике’6 и в ‘Ченерентоле’7 — больших опер не давали за болезнию Марио.8 ‘Цирюльник’, вы знаете, исполняется здесь с таким щегольством, что наконец — нехорошо становится, ей Богу. Боюсь, что вы смеяться станете моим профанным толкам о музыке, да сами хотели. Уж такое ухищреннейшее мастерство везде, уж такие лаки наведены, что оперы нет, а концерт идет. Это, кажется, нехорошо, да так нехорошо, что иногда думается: послушал бы ‘Цирюльника’ где-нибудь в Германии, с посредственными певцами. Впрочем, в больших городах может так и нужно, по крайней мере здесь публика чем более артист сыплет вокруг себя музыкальных стружек, тем более в удовольствии. А под конец стружками этими она вся и завалена по горло. Ронкони, например, уж просто Ариолем становится и вверх ногами ходит. Тоже и Лаблаш,9 тоже, отчасти, и Виардо. Скажу вам, что голос её все удивителен, но показался мне резче в верхних нотах, чем прежде, но зато низкие приобрели такую полноту и сладость, что чудо. Не очень хороша была она и в ‘Ченерентоле’ — в наивных ролях она для меня всегда походила на очень высокого человека, который беспрестанно наклоняется, чтобы лба не зашибить, и отличалась она от роли своим концертным пением. С нетерпением жду её на широкой манере, в ‘Пророке’ и тогда уже изолью перед вами восторг свой.10 Впрочем, раскаиваюсь, что пишу вам о музыке: тут есть тонкие вещи, переходы из тона в тон и черт знает что, за которые знатоки, как вы, бьют себя по лбу и в грудь. Я сам подобные вещи высоко ценю в других предметах и могу любоваться ими весьма долго — и не вина артистов, что я их недоразумеваю в музыке.
Больше ничего нового здесь нет, кроме удивительных проделок обезьян, выученных исполнять все штуки цирка — это уморительно.11 Если бы отрубить им хвостики, да приложить им немножко терпения, то ими можно было бы и балет заместить совершенно удовлетворительно. Затем будьте здоровы, мой друг, и пишите.

П. Анненков

Генваря 1853/26—го
А за ваше участие в разысканиях о Ченстоне — глубокое спасибо.12 Буслаев обещал мне оказать точно такую же услугу в отношении Меримеевской подделки Славян<ских> песен…13

6

Середина (конец) февраля 1853. Петербург

Я уже два письма получил от Вас, умница моя, а отвечаю только теперь и то с трудом. Сильное воспаление в глазах, продолжающееся до дня сего, мешало мне предаться влечению собственного моего сердца. Спасибо о Шенстоне, хотя он был решен для меня еще в Москве — остается Ченстон, но и тот уж много утерял важности своей. Издатели ‘Атенеума’ не слыхивали об его трагедии! Значит — все вздор.1 Бенефис с Виардо, ‘Сомнамбула’, погрузил в слезы весь театр — это не фигура, а правда, хотя я сам не был в театре.2 Впрочем, первый пример она же сама подала, всплакнув при первом выходе своем от эмоции, порожденной блестящим приемом. Платок с кружевами подносим был к глазам, и в первой арии голос содрогался и был пропитан слезами умиления: эффект пирамидальный! Словом — бенефис состоялся как нельзя лучше — и певица была чудно хороша, вместе с Марио. Не обошлось без плохих каламбуров однакоже — ‘этот Марий, плачущий на развалинах Карфагена, хотя сила давно уже не существует’. Глупо! А об литературе вот свежие новости: Некрасов выиграл в Английском клубе 8 т. сереб<ром> в пикет,3 Панаев имеет успех великолепнейшего скандала фельетоном 1-го No, где говорится о ‘женитьбах Космоса’4 (гадкая вещь, по-моему, и стоило бы, чтоб близкие к нему люди, как вы, например, не поддакивали ему в этих мелких и крайне неблаговидных мщениях), наконец дельная статья о Дельвиге Гаевского,5 где собраны весьма полезные указания, не исключая и тех, которые он дает будущим издателям Пушкина по поводу книг, взятых у самих же издателей этих, но как не поучить и не показать себя умному мальчику! А по поводу Гаевского нельзя не перейти к С. Аксакову, который принадлежит решительно к наилучшим писателям нашего времени. Я зачитался его биографии Загоскина6 — мужа читаешь, батюшка, который без хлопотливости и напряжения говорит с вами, потому что имеет, что сказать. Очень хорошо. Комиссии ваши у Дудышкина и Краевско-го еще не исполнил, потому что две недели не выхожу из дому: дай Бог, чтоб Леонтьев, так умный, по вашим словам на бумаге, поумнел и в жизни.7
Не нужно вам говорить о роковой связи, какая находится между талантом и жизнью. Писемский, например, много еще хороших вещей напишет, но бедность содержания в нем и его взгляда — ужасно поразительны.8 Они кажется даже помельче, чем у Гончарова — et c’est beaucoup dire. {и это много сказать (франц.)} Островский выходит из себя, чтобы отыскать важное содержание9 — а все оттого, что пошловаты жизненно. Все они, да и вы тоже показались мне недавно неуловимыми, математическими точками при слушании двух глав одного посмертного русского романа, — а какого — сами догадайтесь. Это Колокол Ивана Великого, заглушающий все наши почтовые колокольчики. Довольно сказать, что первая часть ‘Мертвых душ’ кажется перед ними незрелым произведением — впечатление, разделенное всеми слушателями со мной! Вот что сделала сосредоточенная мысль художника. Как Природа, так и характеры уже не описываются, а выставляются весьма скудными чертами, но жизненными в такой степени, что глаза прожигают: от этого манера изложения столь широкая, что с первой строки вы посреди картины и только стоит оборачиваться во все стороны. Есть характер, которым занимались все наши писатели — человека, на все и ни на что не способного, со стремлениями, да без натуры, с решимостию в голове, да отступающего перед первой щепкой на дороге. Этот характер был в воздухе вероятно — за него взялся и Гоголь, но что вышел его Тентетников — долго говорить, также долго говорить о нравственной мысли самого романа. Довольно — это вещи гениальные!10
Я бы вам прислал ‘Самозванца’ Мериме,11 если бы вы возвратили мне книжку назад непременно, ибо отдельных книжек журнала нет еще. Если вы это сделаете осмотрительнее, чем со статьей, которая вам дана была на рассмотрение и Вами потеряна — то будете иметь ‘Самозванца’. А он принадлежит к тем вещам, про которых говорят только об авторе, а не о самой вещи, именно толкуют, что автор читал что-то по-русски, изучал что-то, написал что-то как будто и нечто, а впрочем и вздору чистейшего наврал, но однакож все же старается и прилежен, да и любопытно как он вещи понимает. Вот — увидите сами. Исаков, между прочим, на днях послал Мериме по его требованию все акты исторические и археологические наших экспедиций и комиссий. Что-то он еще откроет? Может быть, что Москва долго боролась с Тверью, как теперь открыл он, что Димитрий — должен называться Самозванцем и что Гришка и Отрепьев — два разные лица!12
Я вам огромное письмо накатал и хочу, чтоб вы мне рассказали о своих чтениях, мыслях по поводу книг и вообще писали подробнее о себе, а то нехорошо, что вы сибаритствуете перед людьми, которые хотели бы знать об вас много и пространно.

Прощайте.
П. Анненков

Февраль

7

Около 6 (18) марта 1853. Петербург

Я получил, мой милый Тургенев, ваше любезное письмо и теперь, обладая уже присягой вашей, пересылаю книжку ‘Revue’ в Мценск.1 Увидите сами, как очень умно можно работать на воздухе, пахать и орать облака вместо земли и проч. Слышали мы, наконец, ‘Пророка’ — и находимся в ступефакции. {оцепенение (от франц. stupfaction)} Говорят, что какой-то механик сделал прозрачную статую, в которой виден был весь желудок человека и полный процесс пищеварения. Положат кусок мяса в губы статуи, кусок пойдет желобком в желудок, там завертятся колеса, пружины заиграют, фосфор покажется, работа идет страшная и мудреная: — кусок выходит из заднего прохода совершенно похожий на экскремент, но только без запаха и не марается. Разработка в ‘Пророке’ неимоверная и есть вещи гениальные — сон Марио в первом акте, финал второго, несколько мест и дуэт Фидес и Берты в третьем, но даже той степени творчества, какая есть в ‘Роберте’ и ‘Гугенотах’ — тут нет, а все-таки чудно и оторваться нельзя. Поставлен он у нас тоще и сухо, а за выпуском некоторых мест в последнем акте сам Пророк сделался без всякого значения. Опера кончается довольно скудным разрушением замка, и это только и выносит зритель вместо заключительных Мейерберовских финалов, которые оставляют скребение кошек на душе, как это было во всех его операх. Виардо была хороша, но беспрестанно играла, не отдыхая ни на минуту, исключая только одного места в дуэте с Бертой, где она извещает ее о смерти своего сына. Минута и воспоминания — чудные. Вот вам ‘Пророк’.2
А знаете ли, кто с ним здесь был в конкуренции, и весьма счастливой — г-н Островский. Комедия его имела огромный успех в обеих столицах — и совершенно заслуженный. В ней нет почти ничего. Не широка она и не глубока она, а только умна. От Островского можно было всего ожидать: и характеров и таланту, но ума — менее всего. А между тем он им и взял — удивил меня и других, сказать по правде. Но может быть, это и невзначай, потому что пьеса с умом есть для него падение.3 Мне так кажется, а впрочем, многие уже мне говорили, что это дикая мысль — и потому ее вам не навязываю.
А Боткина Вы не слушайтесь, не потому чтоб можно было пренебрегать его суждением.4 У него есть зоркость особенного рода, свойственная истощенному организму: тот есть не может, а по запаху скажет, хорошо ли, или дурно блюдо. Это вещь тоже замечательная, но Боткин находится еще в направлениях. Этого следует остерегаться. Мы с вами пережили гениальный образец великости и ничтожества направления в Виссарионе,5 так теперь уже к <т>щедушным образцам возвращаться не приходится. У вас есть тоже направление, только другого рода — вот вы и будете толкаться друг с другом боками и презрительно пошептывать друг о друге. Я уже писал вам по поводу ‘Постоялого двора’ и теперь повторяю мое неизменное убеждение, что из Вашего направления ничего выйти серьезного не может. Нет славы сделаться у нас великим полемическим писателем, а художественным — само направление не позволяет. Что же, себя тешить остается, что ли? Да вы из этого выйдете, а Боткин никогда. У него навеки останется, что все чайные торговцы — подлецы, что мужик может реветь, а не поплакать, что горя, страстей и души — только у французских актрис можно отыскать. Если это нравственный разврат, то будь так, а мне описание честного поступка Булгарина, как только может его сделать Булгарин, было бы, просто сказать, подарком. Сколько бы тут таланта могло быть проявлено и сколько вещей сказано хороших! Да как же быть без направления? Ведь оно дает и теплоту, и смысл сочинению, и участие автора к своим лицам, и, наконец, нравственное значение. Поэтому вышло, что и романы Е. Тур прекрасны — разве это безделица — чудо не малое! С объективностью одной этого не сделаешь! Это правда, да всего этого лучше мужественный писатель, который теплоту, и значение, и смысл видит везде. — К черту направления!6 Правда, что ли?
Действительно в дневнике Студента периоды и язык могут быть выправлены, но тон, но течение мыслей — что это за прелесть.7 На досуге когда-нибудь можно будет поговорить о ‘Москвитянине’. Если бы этот журнал очистить от юношей, не подающих ни малейших надежд, и критики, разрабатывающей ученические тетрадки — был бы журнал, какого еще не было. Наши журналисты питерские — походят на чиновников по отделению литературы, и мысль Н. Милютина дать им вицмундир меня даже успокоила.8 Право, подойдут, как образованностию, благонамеренным направлением, так и чистым, хорошим канцелярским языком. Adieu.

П. А.

8

20 марта (2 апреля) 1853. Петербург

Чудак Вы, мой рослый друг! Я жду с замиранием сердца нового романа, а он еще из Москвы писца ждет!1 Зачем же было аппетиты раздражать. Без шуток, постарайтесь скорее его переписать. Ужасно хочется видеть деревенскую литературу, особенно после ваших слов, что изображали виденное и слышанное. Это всегда выходит хорошо. Старик Щепкин — молодец! А здесь пронесся слух, что он умер по той причине, что Щепин умер.2 Вот Каратыгин — таки умер! Народу среднего сословия было у него тьма на похоронах и это меня обрадовало. Всегда хорошо, когда человек помнит удовольствие испытанное и приходит благодарить за удовольствие. Это важнее, чем деньги.3
Поправку за Мme V я принял — действительно это может быть что вы говорите, впрочем как первый элемент, потому что впоследствии она округлила, кажется, для сцены испаниенизм свой.4
А об Островском вы мне сделали услугу, назвав Дидро.5 Это очень метко. Старик-купец особенно пропитан им. Автор и не думал, да так вышло. А если нет дидровской сантиментальности, то есть равносильное — лессинговская, чепновитая (?) реальность. Но хорошо! Что далее будет — увидим. Ужасно приятно видеть жизненную прогулку всякого автора. А то здесь в Питере авторы как купеческие дочери в Духов день сидят себе на скамейках в саду, да и только. Авдеев, Михайлов, Панаев, etc.6
Напишите-ка что вы думаете о последних стихах Некрасова в ‘Совр<еменнике>‘? Не кажется ли вам, что содержание лиризма его теперь уже почти антипоэтическое? Или я заблуждаюсь от аттицизма {утонченность и интеллектуальная образность речи (от древнегреч. ‘)} Пушкина, или соболезнование о том, что сыт, да ни к чему не годен по пословице: сытое брюхо к учению глухо, не есть поэтические данные. Непременно напишите об этом. Запускать в себе какую-нибудь болезнь, хоть бы и глухоту к поэзии — не должно. Дайте совет и remedium. {лекарство (лат.)}7
Об издании моем напишу к вам, когда можно будет написать что-нибудь положительное. Жду вашей беседы и сам когда-нибудь побольше напишу, когда случится. Не будь Корша — умер бы внутрь вошедшим бол-товством.

П. Анненков

20 марта
Арапетов о Колбасине известен, а что намерен для него сделать — отвечать будет сам.8

9

12 (24) апреля 1853. Петербург

Здравствуйте мой почтенный И<ван> С<ергеевич>. Я люблю получать от Вас письма. Всякий раз они расшевелят все, что сонным лежит в человеке, а это как гиппократовское пьянство раз в месяц — хорошо. На учителя в Гоголе, Алекс<андра> Петровича, смотреть, кажется, нечего — он только мелькнул. У линька тоже без движения остается и только выведена на сцену под ручку, как певунья фортепьанистом, который будет ей аккомпанировать. Но почему Селифан не может видеть во сне хоровода с девками — не знаю. Разве вот почему. Мы с малых ногтей всякого лирического оттенка в романе боимся суеверно. Конечно поэзия всякого лица должна быть точно такая же кривая, как его рожа, но и Селифан, пораженный хороводами, нисколько не делается от того Линдором. Да только может вам кажется, что во сне могут видеть сны только особы первых 4 классов. Говоря без шуток, я считаю вашу заметку просто делом пугливости перед родом сказочного лиризма, который есть тоже род, как и всякий другой, и нисколько не лучше и не хуже. У меня самого это есть в характере, у вас тоже, у Арапетова в колоссальной степени, у Боткина в щелочном виде, и проч. Поэтому я только и поднял эту заметку.1 Я рад без лицемерия, что Аким нравится в Москве.2 Это и должно было так быть. Он имеет много симпатического и много верного, и много высказанного скромно-глубоко. Так. Но повесть остается по-прежнему для меня таким родом, который возбуждает общее удовольствие в минуту появления и пользуется через годик-другой почетным равнодушием. Поглядите-ка, что делает теперь на свете другой Аким, дядя Том в своей хижине, но по всем вероятиям в седые наши головки не прибавится и лишнего седого волоска, когда дядя Том — забвен будет. А между тем все очень благородно, очень тепло и есть превосходные страницы. Но дядя Том и дядя Аким есть полемика, а не создание. Им и чести настолько, насколько полемике прилично, по пословице гражданской: чин чина почитай. Нет. Не обращайтесь вы с любовью на него, принимайте похвалы заслуженные, а про себя думайте свою думу. Впрочем, весьма важную часть благодарности можно упрочить и одной этой стороной, да я думаю, что вы пригодны на лучшее.3
‘Немцы’ — повесть потребовала очищения, и потому не скоро еще увидят свет.4 Мне говорили, что противупоставление их с типами русских особенно выгодно ярко для печати, что может быть и весьма основательно.
Что сказать еще? Светлые дни наступили у нас, т.е. на небе, а на землишке порядочная грязь. Журналы пусты, книг нет, две последних части истории Милютина еще лучше первых.5
О Ченстоне жду известия с живым нетерпением.6 О приезде к вам еще поговорим. Концерты завершились. Виардо пела романсы русские и ‘Студенческую хоту’ очень изящно.7 Сколько сдержанности и эстетической учтивости в разгульных вещах даже Испании и вообще Запада! Скрипач Леонар8 с своей превосходной школой и игрой — затеснен был однако же Контским,9 который выдумал чудную хитрость для денег. На другой день объявления своего о концерте, он припечатал, что нет ни одного билета более в концерт. Он раздал все билеты даром, а на другой концерт уже у него действительно не было мест. Не глупо. Впрочем, он тоже хорош, но играет преухищренно, так что на фокус похоже. Певческая капелла была, по обыкновению, изумительна.10 Даргомыжскому на концерте Общества Посещения бедных поднесли за создание гениальных вещей, еще никому не известных, серебряную с камнями капельмейстерскую палку.11 Теперь только остается ему написать что-либо. Какие, бишь, еще новости? Знаете ли чей ‘Дневник студента’? — Жихарева.12 Истинно печальна бывает человеческая пустота. Панаев с ним давно знаком, Жихарев к нему даже напрашивался со своими портфелями (весьма любопытными), а тот предпочитает рассказы Мухортова.13 Впрочем, кажется и вы думаете, что есть какое-то достоинство издавать журнал из особой комнаты Дюссо.14 Это сделали педанты своими нелепостями. Adieu.
Апрель 12—го
П. А.
С.П.Б.

10

1 (13) мая 1853. Петербург

Я сейчас, Тургенев, получил книжку ‘Revue’, и полнедели тому письмо ваше: спасибо за все любезное, сказанное вами в нем.1 Касательно Григоровича я разделяю ваше мнение — очень верно все, очень хорошо написано и главное — есть стиль в живописи его, но оно скучновато, именно оттого, что естественной жизни достанет на очерк и никогда на роман.2 И тут еще чем более соображений, чем шире план и упорнее добросовестность, тем скучнее. Я убежден, что и в наше время можно сделать эпопею, что она возможна, но для нее уже надобно непременно историческое содержание — верное и поэтическое. К такой эпопее способен был Пушкин перед смертию, и можно с убеждением, судя по многим вещам, сказать, что он бы ее сделал. Но уже просто взять la Гомер нынешний естественный быт и переворачивать его и ставить его под разные освещения — все будет скучно, хоть обливайся потом. Григорович не подозревает, что он хочет выстроить Ватикан и все его комнаты наполнить самыми настоящими медными крестиками и складными образками. Что за мысль! Но Григоровичу это жестоко бы сказать в глаза вне своего музеума — он пропал. Ни капли ума, ни капли мысли, ни капли таланта — и даже ни капли истинной наблюдательности. И если бы вся Москва обязалась клятвенно читать только Островского и Григоровича, то все же для простого человеческого достоинства следует думать, что это каприз Москвы.
Кстати, вы мастер писать очерки. Не напишете ли вы чему учится девочка у петербургской французской мадамы, как она там растет и потом, что с нею делается опять в деревне, у господ или, пожалуй, у родителей. Если рассказать просто, без особенных ужасов, даже шутливо, то картина мерзости образования выйдет очень порядочная.3 Это я вздумал потому, что несколько кадаверов {труп (от франц. cadavre)} этого рода я видел на веку моем, но что меня в них особенно поразило, так следующее. Всякая, даже самая сильная мерзость образования имеет несколько черт, несколько оттенков, которыми всегда превосходит естественную жизнь. Где-нибудь да она нравственнее, изящнее, нежнее естественной жизни. Перегаженная и отвратительная личность может видеть под ногами своими, одну минуту конечно, всю добродушную и здоровую естественную жизнь. Надо храбрость, чтобы сказать это pour le temps qui coure, {в настоящее время (франц., следовало бы: court)} но что это не парадокс — так несколько фактов и все в одном роде меня в том утверждают. Подобный очерк рядом с Акимом был бы его дополнением и снял бы с него резкую односторонность и отвел глаза от одного и того же предмета. Какой-то француз сказал, что Германия нестерпимо кокетничает своим Арминием.4 Неужто всю жизнь нашу проведем мы в том, что будем кокетничать нашей зимой, нашей весной, летом, осенью и нашим Антоном, Архипом и проч. Все это пишу я вам так, потому что болтаю с вами, а разумеется, никакой надобности в предложении нет, да и сама мысль может быть еще только вздор разговорный.
Пушкин подвигается.5 Биография переписывается и теми, которые слышали ее, похваливается, ибо есть люди, изливающие силу свою из одежд, если даже и сзади к ним прикоснешься. А вышло биографии на могущественный том листов в 30. Это, разумеется, сожмется, в дальнейшем ходу. Задавлен я теперь проверкой текстов. Эта работа, над которой, с непривычки, я ей Богу погибал, и теперь еще едва на поверхности, но надеюсь, нынешним летом, все порешится. А мы здесь столы вертим — с ума сошли на столах. Нет дома, где бы не вертели стола. Нет такого чахоточного, который бы не заставил вертеться стол. Посильнее привязываются к шкапам и тоже заставляют ходить, говорят. Многие уже кинули столы, предоставляя их детям, а сами принялись за магнетизировку колец, которые у них, повешенные на шелковой ниточке, стучат в пустой стакан: который час? сколько лет соседу? и проч. по желанию. Недавно одна барыня спросила у кольца: сколько у меня детей? Кольцо простучало 4. Муж тоже хотел испробовать магнетизм, взял кольцо и загадал: сколько у меня детей. И кольцо публично донесло, что 1. Мы смеялись анекдоту раз по пяти в день и уже четвертые сутки. А удивительно. Все говорят, что жалко — Месмер6 не дожил до нас. Впрочем, очень холодно на дворе и ни листка на деревьях. Adieu.

П. Анненков

1—го мая

11

17 (29) мая 1853. Петербург

Сейчас получил Ваше письмо, Тургенев, и отвечаю. Соблазнительно ваше предложение ехать в Спасское и по картине его, а более еще по добродушию и ласке, с какими вы пишете. Так или сяк, но я увижусь с Вами в нынешний 1853—й год, но когда?1 Теперь я не могу оставить город, в котором все материалы у меня под рукою, начиная с Публичной библиотеки и до Вашей, да вашей, сохраняющейся у Языкова.2 Польза, которую Вы мне приносите ею, тогда только может быть оценена, когда узнаем, что русской библиотеки нет нигде, что Публичная не имеет не только собрания журналов и альманахов, но даже изданий 1825 и 30 годов (Крылов, Дельвиг, Востоков считали ее своей собственностию и оставляли у себя на дому присылаемые книги),3 что для незначительной справки о стихе надо объехать Лонгинова, Гаевского, Плетнева, Срезневского и проч. и проч.4 Таковы условия труда на Руси. Вы мне подтвердите право на вашу библиотеку, как на мою временную собственность — это необходимо для меня. Но уже время недалеко, полагаю, когда я высвобожусь и тогда непременно у вас и всю тонкую кухню съем и погреб отведаю. Об этом спишемся, но роман перешлите непременно сюда.5 Долго держать его не стану, и одно из двух, или сам привезу назад, или перешлю, если не будет другого назначения.
Вот что значит биография. Хорош человек, вытащит за собой и описателя, плоховат человек, так надобно в пять раз усилить талант описателя, живую сторону его взгляда и пера. Неблагодарный предмет получил Гаевский в Дельвиге.6 Он хочет пояснить его им самим, от себя не прибавляя ничего, кроме добросовестности и труда — и удивительно что выходит. Ничтожество Дельвига! А Дельвиг не был ничтожен будучи только обыкновенным человеком. Гаевский хочет отделаться оговоркой, что не намерен писать панегирики. Да не в этом дело. Не уразумел он своего человека, потерялся в библиографических разысканиях, видел одну пошлую, печатную сторону, видимую для всех, а не уразумел его потому, что это крайне трудно, без догадки и таланта, описывать обыкновенных людей, с которыми знаком не был лично. Биография Дельвига удивительно любопытна как ученое, трудолюбивое и длинное свидетельство, что биографии Дельвига еще не существует. Увы! Увы! То же самое грозит и другим господам Гаевским…
Здесь Щепкин — везет издыхающего сына за границу. Он еще до сих пор не может опомниться от великолепного прощального обеда, данного ему Москвой, и всплакивает поминутно, как заговорят о нем.7 Вот чем Москва весьма высока. И нелепость, и доблесть — все в размерах, в умах и завитках, сильно ложащихся на мозги. Как не кричи, что образца нет и диспарат делает, а все живописно.
Арапетову передам сегодня же ваше письмо8 и попрошу о скорейшем ответе.
Тепло становится. Зелень еще все-таки редка, но пыль заела уже первые листы деревьев на дачах и островах. Вот почему должно считать лучше всей весны праздники у Излера с лампами между берез, шкаликами в акациях, плясунами и цыганами в залах.9 Здесь также приехал Огарев хлопотать о деньгах, которых Павлова не хочет ему платить — шельма женщина-поэт!10 Покамест он хочет завести фортепиано и писать на них романсы — право!11 Так кто во внутренних монологах обретается, кто у Излера и на Королевской даче, а об весне, соловьях, охоте, затишьях и аллеях лиственных тут говорить не приходится.12 Adieu.

П. Анненков

17 мая
С.П.Б.

12

12 (24) июня 1853. Петербург

Браво, Иван Сергеевич! — Во-первых, есть превосходные места, каковы все, где является Чермак, какова прогулка на ферму, какова сама барыня — тип новый и который, будучи разработан впоследствии, что несомненно, сделается еще выпуклее и оригинальнее. Но есть и длинноты, не сами по себе, а в экономии романа, сколько могу судить. Два раза начинаете вы историю жизни лиц — сперва барыни, и это хорошо, потом лектрисы — и это нехорошо, по моему, разумеется. Знаете что. Откровенно скажу: мне всегда на душе неприятно, когда автор начинает биографию героини. Тут всегда больше литературного плутовства, чем дела, а потом тут натуга, усиливание, задабриванье читателя, себя оправдание, т. е. множество мерзостей, и описанию не поддающихся. Как уж хотите, а из биографии лектрисы вам рано или поздно придется поубавить многое. Например, к чему все влюбляются в нее? Чтоб оправдать, что и у Гагиной все влюбляются в нее? Да это ненадобно. Известно, коль в деревню явилась девушка — мужеск пол весь влюблен в нее, и это еще эффектнее для читателя было бы. Ну а молодца Митю вы, наоборот, кажется, не дописали. Я там не знаю, что он будет, хоть и догадываюсь маленько, но и теперь есть в романе одна пропущенная глава, и притом еще превосходнейшая во всех отношениях: воспитание Мити. Написанная без всяких применений к 26и-летнему Мити [sic], и без намеков на будущее — эта превосходная глава еще ярче выставит фигуру барыни и пояснит Митю. А то он охотится и дичится, все как будто говоря про себя: ‘посмотрите, какую штуку я выкину!’ Затем несколько фраз, впрочем, милейшего Нилушки, как придуманных, можно исключить и у других несколько выражений, как-то похожих на фиоритуры. Я отметок не делал. Зачем марать рукопись? Все это мелочи — и пропадут сами собой, когда рукопись, погуляв по свету, опять к вам придет.
Но успех замечательный и в описаниях природы, теплых и верных, и в тоне рассказа, и в постановке лиц. Я вам предрекаю, что первая часть романа не будет иметь успеха, то есть огромного, разумеется, теперь. Она больно ровна, мало смешит, краски сливаются и пропадают сами собой в других. Все это откроется впоследствии, как роман будет кончен. Вот первое впечатление, произведенное во мне чтением:1 берите его как есть, а верно оно или нет — сами рассудите. Я же за своим мнением и гоняться не намерен. Многое еще и другое хотелось бы сказать, да ведь на письмо есть границы. Кстати о границах. Вот какое положение думал я еще сказать: надо писать для печати. Эта пошлость перестает быть пошлостью, когда вспомнишь, что дело идет не о капризе или нелепости того или другого исполнителя, а об общем правиле, вечном и неизбежном… Нельзя же быть пошлецом и сожалеть, что дети родятся не из-под мышки, а из-под подола, и плакаться на это. Но об этом в другое время.
Я дал Коршу ваш роман, который вместе с семейством жаждал его видеть. После них перешлю к Кетчеру.2 Покамест прощайте и пишите по-прежнему ко мне.

П. Анненков

12-го июня 30о жара/С.П.Б.

13

6 (18) июля 1853. Петербург

Вы теперь на охоте, почтеннейший Иван Сергеевич, — стало о наших письмах и не тоскуете,1 да к тому же и я был в разъездах — на Ладожском озере, в Коневце, Валааме и проч. Вот почему и корреспонденция приостановилась. Посылаю Вам конверты.2 А места, мной посещенные, — оригинальны. Вы их не знаете. Все очень печально, очень сурово, но не скучно, не плаксиво и бесцветно. Скалы, сосновый лес, бурное озеро и даже монахи, единственные жители их — все эффектно, когда пароход у вас под боком и вы знаете, что через неделю от них скроетесь, может навсегда.
Роман ваш я уже переслал Кетчеру.3 Вот еще заметка. Корш, без предварительной сговорки, тоже заметил, что лицо Мити — колеблется, а не стоит перед глазами. Он при этом и мысль выразил, по-моему, справедливую. Есть большая разница подготовлять читателя к полному объяснению лица или оставлять его в недоумении. Последнее точно никогда не должно быть и есть ошибка. С первого раза надо видеть, с кем имеешь дело, и этой беде легко пособить в Мите перестановкой главы о воспитании, что мне кажется совершенно необходимо. Вы спрашиваете: цензурна ли или нет ваша повесть. И да и нет — смотря по тому, что будет в целом. Если выйдет частность, случай, исключение — нет, если похожее на дело общее, на возможность существования во многих углах — да, принимая уже, разумеется, осторожность изложения в обоих случаях главным делом. Так, кажется, по крайней мере должно разуметь цензурную мысль вообще — да и так почасту она проявляется. Поэтому, сдается мне — барыня в своей конторе не будет пропущена, а барыня на прогулке будет пропущена, хотя в последней барыня гнуснее и от нее более тошнит, чем от первой барыни. Долго пояснять мое положение, да вы отгадаете сами все нужное и даже ненужное в нем.
Я познакомился здесь со Смирновой для собственных нужд. Женщина умная и человек-бестия. Большим пособием в этих сношениях служит для меня то, что она нисколько меня не уважает, и по малозначительности персоны не имеет нужды ни себя ломать, ни меня притеснять, но пользу уже оказала.4 Вообще великое дело не иметь о себе прекрасного мнения и полезное дело не стараться распространять его в других. Избегаешь многой фальши, а там — comme il vous plara. {как вам понравится (франц.)} Истинно скажу вам, Иван Сергеевич, что какой-нибудь чудак, живущий на самотеке, более занимает мысль вашу в известные года, чем целое общество. Разумеется, это не хорошо и, вероятно, происходит от дурных привычек, но по мне это так, как я ни рассуждай.
Уморительную картину свадьбы представили вы мне. Я хохотал над ней и прочитывал ее другим. Чудеса, ей-Богу. Особенно благодарность за сохранение, когда в первую ночь и не было ничего, — меня потешила. И Нилус — прав. Он исполнил общественное условие, которое только тем сделалось смешно и очаровательно, что вышло из моды, а много таких еще остается в моде, но от чего бы смешно ни было, а смешно сильно.5

Adieu.
П. Анненков

С.П.Б.
6-го июля

14

20 июля (1 августа) 1853. Петербург

Любезный мой Тургенев! Вас, бедного, разругали из Москвы — это обыкновенно там так водится. Город православный: пюргатуара {чистилище (от франц. purgatoire)} не допускает, будь или угодник, или грешник, но, Господи, Твоя воля, где же видано, чтоб писателя, который не Данилевский, не Станицкий и не графиня — судить одними только отрицаниями: не, не… и проч.1 Этого не понимаю. Так позволительно делать только дружбе. Если бы Кетчер был человек менее откровенный и доблестный, он был бы вшестеро умнее. Я представляю себе Гете или Шекспира с Кетчером под боком — они не написали бы ни одной строчки. Я понимаю, почему ему не нравится прогулка барыни — все, что глаза не выжигает, для него кисель. Он в литературе любит париться в два веника, так чтобы с первого же томика его замертво на улицу вытащили. Аксаков,2 вероятно, даст вам заметить, вероятно [sic], что в романе нет простосердечия и наивности рассказа, которые он больно любит (и справедливо!), да для которых надобно иногда, чтоб голова десять лет сряду только ‘Ведомости’ читала, да ‘Пана Твардовского’ смотрела.3 Не всякому это досталось. Один от физической боли только плачет, а другой только бесится — тут уж ничем не поможешь. Но для разных толков оставлять развитие романа, все комбинации и сцены, которые уже более никуда не будут годиться — это тоже непонятно для меня. Тут у вас и робость и тщеславие — детские, смею молвить — робость погрешить в создании, тщеславие показаться перед людьми с прорухой. Господи! да как же это можно? Погиб навек. Будет реветь Кетчер, шипеть Боткин, бесноваться Григорьев, а Арапетов заметит, что у русских писателей вообще недостает аристократической ровности!4 Для этого пропадай все добро и все, что может явиться доброго еще, и все, что уже с год передумано и продумано. Как баба в ‘Ревизоре’, вы можете сжечь свой роман и сказать: Мне от своего счастия неча отказываться,5 но только на человека, знающего, что он делает — походить не будете.
У нас после жаров — дожди. Сена не будет. Холера уменьшается. Четвертая часть романа Григоровича — не одобрена цензурой.6
Пушкин весь кончен, с биографией с хронологическим порядком, с примечаниями. В рукописи имеет, кажется, европейский вид, но наступает решительный шаг.7
Конверты я послал. Настоящих английских нет, но скоро будут. Тогда уведомлю.8

Adieu.
П. Аннен<ков>

20 июля
С.П.Б.

15

14 (26) августа 1853. Петербург

Я получил, милый Тургенев, ваше доброе письмо — и за желание посвятить мне роман — спасибо.1 Он сделался для вас нравственным вопросом — так я думал и с самого начала. Будем же рассуждать, s’il vous plat. {пожалуйста (франц.)} Прежде всего Боткин прав, когда говорит, что Митя не ясен и что героиня вселяет уважение вместо интереса, но об этом, кажется, и отсюда было писано.2 Не ясен Митя потому, что врывается в роман как будто с затверженной ролью, а если главой о воспитании и первом житье-бытье вы поясните, почему приведен он был заместить волю — капризом, врожденную застенчивость — грубым обращением, нравственное чувство — тупым норовом и почему фактически не может иметь он уважения к себе, понятия о достоинстве и прямоты, естественности действия, то он будет ясен. В отношении его вы начали с конца, вместо того чтобы начать с начала, и поторопились сказать результат — это ошибка. Вы ее исправите. В отношении героини — всю ее биографию надо выкинуть за окно и оставить ее действовать с чертами твердости, с пугливостью к окружающим — тут она выражает себя. Это наоборот с Митей — пусть она падает с облаков, потому что ее психическое состояние в чужом доме ясно без освещения предварительного. Только одно — из желания сделать характер, противуположный с характером Мити, не надо забывать, что такие натуры, какова героиня — близки к сухой методичности, к отвращению от животной стороны человечества, боятся чиха всякого, и что они способны быть тиранками, будучи вместе страстными, красивыми и даже грациозными персонами. Это недостаток качеств, как говорят французы, и эта сторона, о которой вы уже думали, вероятно, и без меня, снимает с них тень идеализации и составляет их особенность от ‘Племянниц’ и дру<гих>. Все остальное в письме Боткина до романа не относится, а порождено посторонними обстоятельствами и следующими: 1—е) Упреки в недосказанности насчет барыни и Чермака. Тем, что вы послали на рассмотрение одну часть, а ее по прежним примерам рассматривают уже как целое и это вас вперед научит не посылать одних первых частей на рассмотрение. 2) Упреки в биографической сухости тем, что первая ваша манера так вкоренилась у всех, что где ее нет, там кажется — и ничего нет. Но возвратиться назад, вы сознаете, нет возможности, и я радуюсь этому. Да! На конце первой манеры вашей лежит пошлость (NB — Боткин сам это говорил, entre nous soit dit {между нами будь сказано (франц.)} и с утратой свежести в красках и милых задирок молодости, она оканчивается в безразличном болоте анекдотов-куликов, которым не пропеть уже по-соловьиному. Довольно и этого.3
Но все-таки впечатление незанимательности должно огорчать вас. Не верьте этому. Оно произошло оттого, кажется, что вы слишком усердно принялись за роман, присели добросовестно за него, и прилежание — повредило тут. Я вижу даже места, где долго поработали вы, и они вышли места растянутые. Таково описание дома, но это поправка одного утра — не более. Так и в некоторых других местах, которых не упомню. Как пристяжная хорошей крови, вы вытянули постромки с первой версты. Но разве в этом состоит незанимательность? И особенно в писателе, qui a fait ses preuves, {который проявил себя (франц.)} разве этого рода недостатки значат что-нибудь, так как отсечь их минутное дело. Незанимательность лежит в пошлости лиц, в пошлости их отношений, в пошлости основной мысли произведения. Об авторе ‘Записок охотника’, без комплиментов говоря, можно говорить, что характер не доделан, мало или слишком освещен, но говорить об незанимательности — есть или барская резолюция, или изнеженная придумка, как у Боткина. Не верьте незанимательности рассказа. Как подумаешь — как еще абстрактны многие из наших друзей, несмотря на стремление к реализму, доходящее иногда до уродливости. В суждении, в понимании — все абстракт, ни малейшего внимания на причины, ни малейшего соображения замысла, положения автора, а отсюда приговор, но не пособие, определение, а не указание, казнь, а не совет. И все пошло к черту грубо, односторонне, отвлеченно, а стало быть, неверно, ложно и гадко, ей-Богу.
А результат многословия сего — тот. Хотя бы вам пришлось переделать всю первую часть — переделайте ее, но дальнейшего развития интриги и замысла ни под каким видом не оставляйте. В них слышится живое трепетанье жизни, а не звуки, испускаемые иногда и мертвым — верьте мне. Сделайте их цензурнее — и пустите в публичный оборот. Это всего важнее. Публичный оборот важнее ареопага из 15 Гете, из дюжины критиков. Для кого вы пишете? Для меня, для А, для В — да вы знаете хорошо, что Вы хоть лопните от усердия, а я, и А, и В всегда найдем чем вас острамить на приятельском ужине. Вы сами точно так же устроены и знаете — как только в руках книга и пошли вставать образы, лица, вопросы, допросы и проч. Ни себя, ни нас вы никогда не удовлетворите. Зачем же добиваться этого с такой горячностию? Это ли последнее слово создания? Эта ли цель его? Цель есть публичный оборот мысли, которая и растет и крепнет вместе с расширением оборота. И верьте, когда в публичности начинает возникать сочувствие — то все такие умники, как А, В — и аз, если хотите — начинают умолкать, пристыжаться и стоят, как ребенок перед розгой с половину спущенными штанами. Вот чего должно добиваться. И пример на глазах. Мы глумились достаточно над Григоровичем, а перед общим впечатлением ‘Рыбаков’ кто из умников не сознается, что он скотина!4
Итак, объяснив, сколько мог, мысль мою, оставляю вам рассуждать о приличии и сущности ее, о чем и уведомите.
Бедный Василий Петрович, которого так расстраивало положение лучшего из отцов, теперь должен быть близок к отчаянию. Он имел несчастие потерять его и остается одиноким. Я так убежден в достоинствах его сердца, что вполне убежден, что миллион 400 тч. серебром, оставленных покойником 4~’ старшим братьям, не в состоянии развлечь его мысли…5 О, глупое лицемерие, пытающееся обмануть и тех, кто не может быть обманут!
А об музыке-то! Господи, как прекрасно. Прошлой зимой сочинен был здесь уморительный гимн:
‘Радуйся в Испании небывание,
Радуйся о Испании писание,
Радуйся музыки неразумение,
Радуйся о музыке рассуждение и т. д.’
Однако письмо это уничтожьте, чтобы не нажить врагов — из-за пустяков.
Приглашение в Орел непременно буду иметь в виду. Здесь началось у меня жаркое преследование единой цели, известной вам.7 О, когда-то придется написать, что все кончено. Вы бы порадовались, друг мой, я знаю.

Adieu.
П. А.

Августа 14—го
С.П.Б.
NB. Адрес мой другой: В Главном Штабе, в квартире Вице-Директора Инспекторского департамента. Брат мой сделан Вице-Дирек<тором> его.8

16

8 (20) октября 1853. Петербург

Давно не отвечал я вам, друг мой, на последнее письмо, все ожидая от вас весточки, как вы в нем обещались.1 Впрочем, и состояние духа у меня было не письменное, как и теперь. Издание мое в цензуре и притом у Фрейганга.2 Оно должно пройти все степени, повышаясь все более, а я за ним хоботом. Процедуре этой я рад — потому что только ею узнаются намерения, очищаются сомнения и открывается мысль, а всего этого я не боюсь. Однако ж и ворочает это — точно процесс. Я изумлен был разрывом вашим с Тютчевым,3 но разрыв ничего — всего важнее procds {образ действия (франц.)} при разрыве, и об них-то хотелось бы знать от вас. Если procds были человечны, то и ничего, если не совсем, то хоть миллион раз будь прав — все не прав. Я научился этому здесь, где цинический хохот при известии о вашем разрыве заставил меня подумать, что надо беречь душёнку свою весьма строго: украдут. А без душёнки, какова есть, ей Богу плохо жить — она равняет со всеми, что при малых чинах, приятно и заставляет прямо смотреть во все глаза. Здесь был Писемский и читал нам ‘Ипохондрика’ — чудно!4 Он прочел все, чего не написал в комедии своей, но что за господин! В будущем ‘Современнике’ будет его рассказ ‘Леший’, говорят, образцовый.5 В России это бывает, что медведь возьмет арфу, да на арфе и сыграет отлично. Глазам не веришь. Щепкин приехал из-за границы (Мих<аил> Сем<енович>) — и об искусстве французском и немецком сказал много дельного, и так как 18—го сего месяца сюда будет Рашель, то и кстати — вероятно, всю зиму будем толковать об этом, как бог на ум положит.6 А что здесь за певица Делагранж, так изумительна — по развитию горловых способностей, но кажется немножко без вкуса и уж, конечно, без всякой экономии. Признаюсь, я терпеть не могу отсутствие этого качества в искусстве, но подожду второй ее дебют в ‘Лючии’ (первый был в ‘Цирюльнике’).7 Затем Adieu, пишите же, ленивый.

П. А.

8-го октября

17

14 (26) октября 1853. Петербург

Присылайте, любезный мой И<ван> С<ергеевич>, вашу небольшую вещь,1 которую мы вывезем в свет наиболее приличным образом или возвратим опять в родительский дом. Вы довольны тремя главами ‘Мертвых душ’ — это всего лучше, и вот почему. Литературная критика разделилась по поводу г. Костанжогло. Одни говорят: это подлейший плантатор, которому автор сообщил идеализацию еще подлейшую по намерению. Другие (и я в том числе) говорят: это тип разумного эксплуататора, который любит свое ремесло и знает, что для богатства собственного надобно, чтобы и все окружающие были богаты — и что в нем нет нисколько пошлой идеализации, а только есть необходимая художественность. Вопрос важен. Он сводится на наш старый: можно ли в искусстве быть беспристрастным даже и к тем, которые стоят на противуположной стороне, или этого ужо не можно? Любопытно бы знать, вы со мной или не совсем. Заметьте, что в обоих случаях вы будете правы, только мнение нужно знать. В нем та сущность, что в первом предположении — критик благороден, но без понимания деятельности художественной, а во втором он подловат, так как поэты всегда бывают подловаты. Я предпочитаю последнее. О пятой главе надо забыть. Это не глава, а программа главы или, лучше, это только намерение, кто видел, как я, благодаря рукописям Пушкина, что при творчестве все намерения изменяются, тот знает, что об этом думать. Творчество — великое дело. Голова говорит: дай скажу чудовищность, приходит творчество и говорит или наоборот, или совсем не так, как голова хотела. Я думаю совсем иначе, чем вы, касательно уничтожения ‘Мертвых душ’. Гоголь истребил их не потому, что заподозрил грустное их направление, а, по-моему, наоборот — потому что творчество, не спросясь его, дало им голос не тот, который он хотел.2 Впрочем, это предположение на ветер, как все предположения.
И в ‘Лючии’ — Делагранж превосходна. Страсть и грация — пение и голосные salto mortale {гимнастика (акробатические прыжки с перевертыванием тела в воздухе через голову) (итал.)} — простота и выходки — трогательно и изумительно — черт знает что. Впечатление ново, жгуче, с примесью фальши и с увлечением из глубины сердца. Это феномен капризный и подавляющий вас. У него могут быть такие враги, которые с восторгом станут вспоминать о его недостатках. В области музыки Делагранж дает понимание о действии исторических гениев — ведет человека, куда угодно, столько же мощью своею, сколько и всеми слабостями своими.3 По крайней мере в эту минуту все слепы охотно и с наслаждением. Я вам буду писать о Рашели и здешних ее подвигах, и, вероятно, с большей отчетливостью.4
Если вы не подписались еще на ‘Revue des deux Mondes’ — то сделайте это непременно. Все отставленные от дел с 1848 года академики и доктринеры как-то поумнели с тех пор. Вместо старого учительского и пошловатого тона — журнал превратился в сборник монографий, а как разбор личности с подозрительностию и следственным направлением было всегда в натуре француза — то выходят статьи неопределимой занимательности, не говоря уже, какие вопросы возбуждает каждое такое следствие. В этом духе написаны статьи о Беранже, Руссо, Болингброке и проч. и проч.5 Много бы можно толковать о каждой из них. Такова жизнь. Никогда не исчерпаешь ее, как это случается с идеями. Я много писал — довольны ли Вы?

П. Ан<ненков>

14—го октября

18

22 октября (3 ноября) 1853. Петербург

Я сейчас получил ваше письмо со стихами Николая Федосеева. Это точно удивительно. Судить об этом феномене я решительно отказываюсь до будущих изъяснений — отказываюсь, так как отказываются верить, что от воды сгорел дом, что стреляли ядрами из папиросок, etc. H. Ф. — есть противоречие, похожее на бред. Я верю, например, что лакей может сказать гениальное слово, но не верю, например, что лакей может протанцевать польку с фрейлиной безукоризненно. А это есть в Н. Ф. Я понимаю в нем теплый и яркий образ, допускаю энергический, великолепный оборот мысли, даже простоту представления от простоты верования происходящую, но уже изящества в стиле, но мастерства в фактуре стихов — вот этого не могу понять, не могу. Вы же замечаете, что он едва ли и одну книгу на свой век прочел. Все темнее становится. Не так выходит дикая импровизация, не таковы приемы ее. Либо Н. Ф. — вас обманывает, либо вы меня морочите, друг мой. Положим что перемена метров, тонкость некоторых подбавок фонетических:
Он освещен мучением и кровью
Завес в храме раздрался,
гармонические переходы из тона в тон есть дело его врожденного музыкального таланта (это уже само по себе диво непостижимое), но язык!.. Язык у него поэзии 1853 года. Как же это? Как же пережил он фазисы нашего языка? Врожденный дар поэзии может быть, но врожденный дар — очутиться без ведома своего даже в механическом развитии — теряюсь! Не придется ли мне на сороковом году жизни выбросить за окно все, что я знаю о природном стихотворчестве, все бесчисленные образцы его, какие видел в творениях гг. Надеждина, И. Аксакова, у себя и у других и по милости Н. Ф. — прийти к мысли, что трудный исторический процесс может быть перескочен, похищен или приобретен за крючек. Если это так, то Николай Федосеев представляет явление небывалое от допотопных времен, это гений — невразумительный, необъяснимый (в сравнении с его биографией, приложенной вами) — до того, что я считаю его, для собственного успокоения, апокрифом, подделкой. Если же нет — то и повторяю слова: отказываюсь от всякого суждения до разъяснения дела.1
Но пьеса сама по себе — чудо! У меня сейчас был Некрасов и повторяет — чудо! К этому проявлению восторга, он прибавляет по обыкновению: ‘напишите к Тургеневу, чтоб дозволил поместить в ‘Современнике’: ‘это полезно будет журналу’.2 Согласны ли? Если это ваша пьеса, то она доказывает, что на подделку вы не мастер и не так взялись, но что вы в минуту светлую написали вещь, замечательную по верности колорита и вообще по созданию. Мне бы хотелось думать, что вы ее написали, потому что если написал ее Николай Федосеев, то мне придется сознаться, что я дурак, а это неприятно во всяком случае. Жду скорого ответа.

П. Ан<ненков>

Октябрь 22

19

31 октября (12 ноября) 1853. Петербург

Если стихи, Иван Сергеевич, принадлежат малоархангельскому попу, то пусть будет так. Одно несомненно, что они столько же замечательны по благородству картины, сколько и по твердости кисти. В этом небольшом произведении есть то, что давно не встречал я в литературе — стиль. Честь попу!1
Вы тонко и умно заметили, что у Гоголя есть какая-то струя нечистая, которая сочится между рассказом.2 Действительно есть. Он твердо приступает к лицам, но первородный грех все виднеется. Это мне объясняет почему говорил он, что ему надо обделывать свои произведения вдоль и поперек. Он смывал родовые свои уродливости, которые вылезали и в минуты творчества наружу.
Довольно смутное чувство возбудила во мне Рашель. Ах как легко измучить свой талант. Она остается гениальной женщиной во многих местах, но в общем — это ростовщица, которая все возвышает проценты с своего искусства. Я не узнал ее, признаюсь. От парижской Рашели осталось весьма малое или, может — для иностранцев принимает она другую манеру. Представьте, что она возвысила в тройную степень все, что есть внешнего, риторического, громкого в трагедии Расина. Это уже Саксов инструмент, а не прежняя Федра. Неимоверное искание поз, стремление за выпуклостию образа на каждом шагу, певучесть, доведенная до nec plus ultra, {предела (лат.)} — вот петерб<ургская> Рашель.3 Так, говорят, виноделы прибавляют водки в то шампанское, которое назначается для Англии. Много водки подбавила Рашель для нас. Впрочем, иногда мне кажется это естественным следствием долгого играния одной и той же роли. Каждый раз на волосок припущают материю — из этого выходит гора. Только в сцене объяснения с Ипполитом, да еще раза два узнал я прежнюю Рашель — взбалмошную, капризную, нелепую, удивительную. Остальная труппа из рук вон мерзка. Есть тут Арисия — маленькая, гнусненькая, такая, что хочется ей пинка дать.4
Сегодня ‘Пророк’ с Лагранжей и Тамберликом.5 Не дождусь вечера, ибо я от Лагранжи в помешательстве нахожусь.
Тютчев потолстел и ищет места, мы с ним вдоволь наговорились о Спасском и о вас. Я удивляюсь его жене — редко видел я женщину с более развитым esprit de conduite. {умение найтись при любых обстоятельствах (франц.)} Такту, сдержанности и ума — много. Я нахожу удовольствие не говорить с ней, потому что она говорит обыкновенно, а наблюдать за нею, потому что она ведет себя необыкновенно.6 Кстати еще о стихах попа. Не скажет ли нам про них истину английский Атенеум — так как недавно объяснил он нам, что Вы перевели ‘Дом о 7 Шпилях’.7 Подождем. А до тех пор будьте здоровы, друг мой.

П. Анненков

Суббота
Октябрь 31-го

20

11 (23) ноября 1853. Петербург

Я виноват. Сгоряча показалось мне, что стихи Федосеева ваши, но, обдумавшись еще до получения последнего Вашего письма, уже был совершенно убежден, что это совершенная невозможность, — и каялся, но у меня это часто бывает. Я всегда вздор говорю, когда нахожусь в восторге. Здесь только я, Корш, да Некрасов разделили со мной удовольствие от этих стихов,1 остальные сказали, что больно просто и что так точно понимает дело всякая баба и всякий лавочник. Кстати — произошла вещь la plus simple, la plus tourdissante, la plus etc., etc. {самая простая, самая ошеломляющая, самая и т. д., и т. д. (франц.)} — Я поссорился с Арапетовым — (это между нами), т. е. не я поссорился с ним — сего не могло быть — а он со мной. С годами и, надо сказать, с чинами резкие словеса у него усили<ли>сь, а вместе с тем явилось (как вы думаете!…) явилось запрещение отвечать на словеса! Выходило так, что он мог называть ворами, шпионами, лакеями, кого хотел на выбор, а вы должны были молчать. Изумленный сей претензией, я раз на обеде отлил ему при всех невзначай (лучшие вещи бывают невзначай) такую пулю, что он побледнел la lettre {буквально (франц.)} и вызвал меня на дуэль. Я как настоящий Сид2 принял дуэль, но сей остаток рыцарского духа наших предков скоро испарился. Теперь, встречаясь у общих наших знакомых, мы кланяемся с достоинством друг другу, но не говорим ни слова, а когда нужно возразить что-либо, то говорим о себе в третьем лице, чуть-чуть не так: господин в черном сюртуке, сидящий налево от меня замечает… Это очень забавно — и так жизнь проходит, а делать нечего.
Стихи Фета — хороши, особливо 2—я ода, но как же вы хотите издавать Горация теперь? Разве вы надеетесь, что римские содержанки и мальчики под покрытием поэзии пройдут как будто они были мечта Полонского? Желаю, от души, но верить не смею. Уж если делать, так, кажется, надо наоборот — посылать эрудицию не к черту, а напротив, притащить ее на аркане или возами побольше привезти, да и латинский текст приложить — и еще что-нибудь выдумать.3 Под этим шеломом, кажется, можно показать всего Горация, да и то еще навряд. Впрочем, может быть, я ошибаюсь — только за известие спасибо: Фет оказал больше всего себе услугу, выбрав эту работу. Ах, да — хороша древность. Во 2-й оде чувствуется легкая насмешка над чудесами мифическими, но как поэтически сказана она. Вспомните пушкинские Подражания Данту (в 9—м томе) — вторая картина у него насмешка над семейством одного ростовщика, жившего в Петербурге, но в какой обстановке заключена она! Из вторых ли рук, из миллиона ли вторых поэзия, но был бы только поэт — все чудно!4
Рашель исподволь привела публику к сумасшествию. В первые представления еще привыкали к ее декламации, а теперь, попривыкнув, уже слышать ничего другого не хотят. И может она теперь раздвигать свои роли как угодно, и ставить перед собой увеличительные стекла и пулковские рефракторы во всякое время, даже чем больше нос походит на Давалагири,5 а волосы на канат — тем лучше. Однакож она все-таки превосходна, особенно в сцене свидания с Елизаветой в ‘Марии Стюарт’ и в сцене IV акта в Гермионе6 — тут есть что-то очень близкое к гениальности. Жидовку эту надобно судить по особенным законам, мне кажется. Лагранж в ‘Пророке’ — разумеется, хороша, но не одуревает, как в ‘Лучии’. У ней же и низкие ноты хриплы несколько. Только в сцене последнего акта она опять изумительна. Лонгинов в ‘Современнике’ написал не рецензию на нее, а любовное письмо, впрочем бескорыстно, по своему обыкновению.7 Теперь ждем ее в Дездемоне и в ‘Моисее’,8 который ставится. Обо всем уведомлю, и о Тютчеве подробно.9 Бедный Тютчев — однакож пора.

П. Анненков

11-го ноября

21

18 (30) ноября 1853. Петербург

Любезный друг Иван Сергеевич. Вчера разнесся здесь слух, что вы прощены. Если это правда, то мне бы хотелось, чтоб я первый вас поздравил с этим. Что вы будете делать — я не знаю, но желал бы, в случае если решитесь на поездку, и советовал бы приехать прямо сюда, не останавливаясь в Москве или как можно менее останавливаясь. Примите этот совет непременно в соображение. Вам еще нужно здесь поблагодарить высшие лица, освободившие вас от необходимости жить больному в деревне, в хандре и тоске. Впрочем, на что бы вы ни решились, я вам скажу одно: надо быть осторожным и осмотрительным в форме, во внешности, в минутных делах, так как в сущности вы никогда не можете быть виноваты. Однакож я вам пишу письмо, как будто уверен в вашем освобождении, а это еще только слух. В последнем случае примите это за пуф моей симпатии к вам, но во всяком случае же напишите скоро, как можно скорее — знаете ли вы сами что-нибудь об этом деле.1
Я послал к Щепкину письмо о Рашели и старик растревожился, разгулялся. Теперь, на днях, посылаю ему другое, попространнее.2 Действительно Рашель произвела некоторую путаницу в идеях об искусстве здесь и уже не капризную, а общественную. Об искусстве заговорили на визитах. Любопытно к этому прислушаться и не мешает сказать, что самому мерещится в этом деле. Вы лучше моего знаете, что сословия соприкасаются у нас публично и откровенно преимущественно только на этой почве. Так для нас толки о Рашели могут иметь некоторого рода занимательность и даже вывод и поучение.
А насмешили вы меня предостережением не влюбиться в Тютчеву.3 Действительно я могу быть влюблен и очень легко даже, но у меня это делается про себя, не доставляя ни малейшего удовольствия ни мне, ни предмету страсти, ни людям. Это у меня нечто вроде родимого пятна под мышкой или чего-нибудь такого. Оно есть, да черт ли в том.
Однакож напишите мне поскорее о себе. С нетерпением буду ждать ответа.

П. Аннен<ков>

18-го ноября
С.П.Б.

1854

22

21 сентября (3 октября) 1854. Петербург

В воскресенье 19-го получил, любезный Тургенев, повестку, а в понедельник 20-го отправил и письмо, и деньги. Письмо пойдет с письмами Штиглица, порт заплатится в Париже, так что я ничего не издержал и за комиссию не возьму — из чего и следует, что Брянский получит 150 р. и Панаев 50 т. сполна — et que a finisse… {и пусть на этом кончится (франц.)}1
Вчера же давали здесь ‘Лучию’ с Бассини, Лагранж и Кальцоляри, и так как тройка была несъезженна, то и валяла вскачь. Оно и хорошо, и дурно, но так как воспоследовало некоторого рода опьянение, то более хорошо.2
Вчера же Альбединский привез известие о бездействии врагов в Крыму и о боковом марше кн. Меншикова. Дай Бог, чтобы это был Кутузовский марш, но во всяком случае достоверно, что торжествовать победу если мы не можем, то и врагам еще рано. Альбединский, слышно, произведен в полковники.3
Наконец третьего дня я приятно был изумлен, проиграв в третий раз уже 30 т. сер. в ералаш. Это заставило меня усомниться в покровительстве судьбы и приняться за роль мальчика осторожного и благоразумного, что ко мне идет.
Напишите, кого вы видели в Москве, что там делали и что теперь творите.4

Adieu.
П. Ан<ненков>

21-го сентября

23

11 (23) октября 1854. Петербург

Любезный Тургенев. Вот и Некрасов прибыл и рассказывает, что вы живете удобно, чисто, комфортно и в приличном удалении от управления, что делает вам честь.1 А насчет библиотеки — жалобы, кажется, преувеличены. Помните у меня возле печки на этажерке — связанные веревочкой книжки. Это все ваши, о которых по кривоте глаза я совсем забыл. Тут много ‘Современник<а>‘ и много NoNo ‘Отечес<твенных> записок’ (старых), которые и дополнят вашу коллекцию. По приезде сюда, так же легко, спросом у Языкова, найдете, кто взял Гоголя и Пушкина, а в этих я уже неповинен. Реестр точно у меня был, возился в Москву и, вероятно, остался у меня в деревне, куда с этой же почтой пишу об отыскании его в бумагах. Таким образом все у вас восстановится.2
На прошлой неделе получено последнее согласие на издание Пушкина, но с некоторыми ограничениями. Как бы то ни было — в половине октября начнется печатание.3
Я раза два был у Тургеневых и передал им, что вы лишились левого глаза от неосторожности на охоте, что хорошо довершает картину застрелянных вами собак, женщин и помещиков. Не скрою от вас, что разговор об вас всегда выводит такое выражение, едва уловимое, удовольствия на лице барышни-идеала, что приятелю досадно становится, как и следует быть.4
Зато уже у Мещерской — что за успехи. Она мне в глаза говорит, что она благодарит Бога за знакомство со мной и находит, что во всех моих движениях и в выражении лица — неописанная доброта. Это не то, что вы злодей…5
А в Крыму, говорят, союзникам не совсем ловко. На крошечном пространстве в треугольник собралось теперь 80 т. против 80 т. человек. Союзники строят батереи и когда дойдет до рук, полагаю, что бойня будет и по малому пространству, и по отчаянному положению врагов, и по point d’honneur’у {долг чести (франц.)} войска.6

Adieu.
П. Аннен<ков>

11-го октября

24

27 октября (8 ноября) 1854. Петербург

Что Вам сказать, мой почтенный Иван Сергеевич? Книги ваши я послал вам с вещами Тютчева в Москву, где их получит ваш комиссионер,1 а опечатку в ‘Современнике’ отдал для исправления Некрасову.2 Наступили хлопоты для меня. Я печатаю Пушкина в двух типографиях — бумага, обертка, рисунки, шрифты, факторы и брошюровка, сон даже потерял.3 Первого ноября надеюсь увидать первую корректуру — будет мне это впечатлительно. Затем пойдут листы за листами, листы за листами. Не скрою, что страшно за себя — ведь я собрал все мерзости последнего издания в примечаниях моих,4 а как сам наделаю ровно такое же количество их, то уже нехорошо. А русские корректоры и русские типографии на то и существуют, чтоб показать, как бы приятно было иметь настоящих корректоров и настоящие типографии. Писем с начинкой, как вы удачно молвили, я писать не в состоянии, а скажу только, что Крымская лихорадка ваша не по погоде.5 Ветер, батюшка, на нашей стороне. Данненберг соединится с Меншиковым, союзники сжаты у моря и до сих пор не причинили вреда Севастополю, между тем их обходят с тыла. Дело, конечно, будет потное, но уже приезжие оттуда говорят не о спасении нашего порта, а о том, что было бы и несчастливо, и стыдно выпустить кого-либо из союзников из Крыма. Вот что!6 Слухи есть, весьма и весьма близкие к правде, что в первой сухо-морской бомбардировке Севастополя — неприятельский пароход поднят на воздух и проч., что Гамелен остался без руки — все это скоро узнаем. Альма делается бесполезной, и это тоже Божье попущение на врагов — и, вероятно, их ошибка.7
Больше писать вам не буду, потому что жду вас 15—го ноября непременнно.8

П. Анненков

27 октября
Посылаю вам корректуру (неисправленную), только что полученную моего объявления. Это из ‘Календаря’ на 1855, где оно будет приложено. Такое же точно будет припечатано и во всех газетах. Напишите, достаточно ли? И так ли?9 Да распространите около себя слух об издании. Деньги нужны, ах, нужны — менее 15 т. сер<ебром> нельзя сделать, а их далеко, очень далеко еще нет.10

П. Анненков

1855

25

23 апреля (5 мая) 1855. Петербург

Я получил все ваши письма и деньги, Тургенев, и выдал 25 р. стыдливой Thoctyte, которая у меня была, но еще пугливо смотрит, что и понятно.1 У Тургеневых бываю, несмотря на убийственную холодность хозяина, который мне и руки не дает и постоянно сидит молча — между плачем и поносом.2 О Некрасове ничего не мог узнать: он в деревне и прислал оттуда стихи, из которых одни: на приближение весны и смерти превосходны.3 Прочтете. У меня две недели стояла работа за неисправностию поставщика бумаги.4 Что я плакал несколько раз — вы легко поверите, ибо я в ребячество впадать начинаю: гулять хочется, а не пускают. Вы на охоте, вы в удовольствиях общества и соседства, стало быть писем вам не очень нужно. Прощайте, мой любезнейший.

П. Анненков

23 апреля
Кстати. Вам велено поклониться от барышен Гоголь, да не больших, толстых, басящих, а тех маленьких и пищащих, что мы видели. Одна при мне получила вензель вчера, Оля кажется:5 вышло изумление, недоумение, смирение, возбуждение, а все было известно наперед. Вместе с тем Великая барышня сшила белое платье для свадьбы Милютина, которая будет отсюда через 8 (дней) и после которой молодые поедут в Колпино и там ночуют, оттуда в Москву — оттуда в деревню Абазы, оттуда на дачу в Лесной Институт, где и успокоятся.6 Как все это метание выражает беспокойство мысли и притом еще очень и очень пустой.
P. S. Извините, нечаянно разорвал письмо.

26

1 (13) мая 1855. Петербург

Я к вам с просьбой, Иван Сергеевич. Дела Михаилы Языкова, как вам известно, плохи, и он боится даже, что не удержится на казенном своем месте, по не-расположению властей к брату его Павлу. Можете ли Вы прислать мне письмо для передачи Алексею Константиновичу Толстому, в котором бы Вы изобразили, что рекомендуете его вниманию Михаила Алек<сандровича> Языкова как давнего своего знакомого и как человека честного, благородного, умного и весьма бедного. Больше ничего. Если так, то пришлите — чем скорей, тем лучше, только покраснев тему распишите.1
Сюда прибыл Грановский, а с ним и обыкновенные утехи Момуса и живые разговоры, столь редкие у сжившихся между собой до немоты людей.2 Между прочим, Писемский весьма серьезно болен зачатками холеры. Он, как вы, объелся, но вы объедаетесь крупинкой blanc de volaille, {белое мясо курицы (франц.)} a он быком — да все равно. Впрочем, ему становится лучше. Уморительный анекдот о Ростиславе. Он является к Смирновой, выговаривает ей, что Писемского ввела в хороший круг, что следовало бы после того ей приглашать и известного здесь передразнивателя Горбунова — C’est le mme genre, c’est un grimacier comme Pis, {он такого же рода, такой же кривляка, как Пис<емский> (франц.)} и что она потворствует разврату в литературе, по которому вот уж Пис<емскому> дают 120 р. сер. за лист. Это ужасно! И чего смотрит начальство! и проч. Очень хорош.3
Новостей нет. Около Севастополя кипит бой, но странно, что война такие размеры желает принять, что уже и Севастополь ничего не решает — и как будто и значение терять начинает.4 А впрочем не разберешь современную историю: эдакая путаница, что остается только около своего двора работать, как мужики делают, когда на улице шум или метель.
Я наладил опять печатание, и идет правильно. К половине июня кончу.5 Прощайте.

П. Анненков

1 мая.
Да здравствует юный Колбасин!6

27

Середина мая (ст. ст.) 1855. Петербург

Чтоб дать вам средство, любезный Тургенев, прослыть без труда благодетельным соседом, — цели, которой вы уже много раз достигали, я заставил брата моего писать к Сенатскому Прокурору о Беленковых и просил его о благоприятном решении, на которое и можно надеяться.1 Посылаю вам письмо, данное мне Мещерской.2 Я слышал, что первый караван приятелей к вам уже прибыл — поклонитесь им всем от меня.3 Боже мой! Когда же это мне придется в мою очередь. Только недавно направил я на горную дорогу издание, по которому [sic] оно теперь и тянется, листов однако-же по 10 в неделю, а надо их 80.4 Видите, что дело плоховато: уйдет, уйдет красное лето и не подождет меня.
А бедная ваша Феоктиста! Титрованный любовник бросил, а она (это по секрету) — брюхата от вашей милости. Так она, по крайней мере, говорит, — и как я по званию приятеля, да и по познанию свойств ваших, ни возражал, что этого быть не может, что это невероятно, неестественно и чудовищно — ничего не слушает. Плачет, а говорит — от него, от него.5
Новости наши таковы: Mme Корш родила сына,6 превосходная барышня едет в деревню, мечтаю об ней со страстию. Мне иногда начинает казаться, что она будет несчастлива в жизни и что ей будет это к лицу.7 Чернышевский написал книгу для магистра себе: об эстетическом отношении искусства к действительности наподобие Руссо: о вреде просвещения.8 Не дурно и нелепостями играет очень ловко. Замечательно, что он защитил бесполезность науки и ничтожество искусства в Университете. Это лучшая часть его пред[…]9

28

31 мая (12 июня) 1855. Петербург

Я вас благодарю, любезный Тургенев, за письмо об Языкове — и он также,1 а не отвечал долго, потому что утром нахожусь в раздраженном состоянии по случаю типографских мерзостей (вот что делают — переменить знак препинания, типография переменит, да и старый оставит, выходит ‘довольно,—‘ — как вам покажется? Еду браниться тотчас же — и так каждый день),2 а вечером известия из Севастополя, отымающие сон и аппетит, и из Кронштадта, полные ожиданий и надежд.3 Все это, вы поймете — не благоприятствует переписке, и меня извините. О Беленковых напишу что-нибудь дельное, когда оно состоится.4 Кто у вас теперь — скажите.5 Сегодня, 31 мая, еду к Писемскому слушать продолжение романа его.6 Здесь теперь Погодин и очень похож на Сен-Симона l’esprit pr&egrave,s, {за исключением ума (франц.)} мечтающего о перерождении обществ и других пустяках, ходит в своем соку и его приглашают всюду, чтоб отведать редкого приготовленья кус.7 Панаев обретается в энергии по случаю нескольких запрещений, касающихся до прекрасных статей из Севастополя, им полученных. Действительно досадно, но он добьется позволения, лишь бы не ослаблял жестикуляции своей, что я поддерживаю в нем.8 Гончаров начинает присматривать за собой, и от этого всем лучше, а то он было пустил себя на волю: выходили скандалы.9 Вот вам злословие, весьма скучное здесь, но, может, в деревне оно характер переменяет. К 15 июню крепкая надежда — все у себя кончить.10 Подумайте только — трехгодичное уже теперь волнение на одном и том же стуле, которого и моль уже совсем поглотила. Право, тяжело. Дни здесь теплые, но ветряные и страшно пыльные. Я купил за 75 р. сер. соловья у носящего, под Казанским собором, а он пискнул с вечера раза два — и с тех пор только и пищит, да говорят и не соловей, а скворец. Обидно.
Будьте здоровы, бесхолерны и беспечальны, да напишите, что вы делаете.

П. Анненков

31—го мая
С.П.Б.

29

14 (26) июня 1855. Петербург

Любезный Тургенев. По сношению с Герольдией брат утвердил ваших Беленковых (он имеет это право) в дворянстве по 3-й книге — и молодые люди могут быть теперь произведены. Брат боится только, чтобы Беленковы не вздумали опровергать этого решения из желания попасть в 6-ю книгу, но хлопотать об этом им в Сенате нисколько не возбранено, а если вздумают протестовать (таких скотов еще можно найти) в военном министерстве, то сыновья Беленковы еще 10 лет не будут произведены, да и брату будет неприятность за то, что, не отобрав согласия, произвел в дворянство. На этот счет я успокоил его, надеясь, что вы так же поступите со мной. Если же Беленковы будут решением этим обижены, то напишите тотчас — все дело будет остановлено и предоставлено опять судьбе, Богу и вам.1
В то время как пишу вам, набирается у меня в обеих типографиях по последнему листу. Вы не можете и понять прелести и ощущения этого факта. Мне надобно, впрочем, еще недели две для брошюровки и распределения книг.2 Летом я вас уже не увижу, — поскачу стремглав в деревню, где засуха. Осенью увижу.3 Писать ко мне продолжайте сюда до уведомления.
Отбитый Севастопольский штурм поднял нам всем головы.4 Не хватает воображения, чтоб представить себе бомбардировку из Камчатского люнета почти в упор на наши бастионы, и притом залпами — ив это время починку повреждений нашими матросами, и все это при 40о жаре, и обливаясь кровью, и в нервическом раздражении, которое разрешается мозговыми болезнями для мало-мальски раненых, и потом штурм. Таковы войны XIX столетия.
Здесь почти нет никакого сомнения, что с прибытием последних канонерских лодок и пловучих мортир к неприятельскому флоту — будет обширная бомбардировка Кронштадта: ее ждут каждодневно.5
А вы весел(ил)ись у себя. Жалко, что не попал я. Когда старички веселятся, то уж верно весело, особливо если еще есть и прощальная улыбка любви для заката. Я позавидовал всем вашим дурачествам.6
О(льга) А(лександровна) живет в Каширском уезде Тульской губернии, а писать к ним, кажется, в Серпухов.
Смирнова живет в Царском Селе, на даче Новосильцова, где я видел Трубецкую молодую в каком-то подобии русского сарафана, но не произносящую ни одного слова — ни одного звука. Это изумительно.7
Да, бедная Феоктиста. Истинно бедная. О ней следует подумать серьезно, иначе можно ее довести до прогулок ночью по Невскому. Эта женщина как-то глупо-плутовата, но в сущности честна и добра, а положение — не хорошо. Не поручите ли вы ее Колбасину — не в виде ухаживателя, а покровителя, потому что я в ней заметил совершенный ужас от приближающегося одиночества и беспомощности? Поручения ваши передал ей.8
А штучкой велел я вас назвать за горестное для меня предположение, что единственный способ привязать меня к человеку — это занять у меня 15 р.9
Затем прощайте. Писемского роман начинает походить на романы Бернарда, Шарля, кажется — и не для укора говорю это, а для похвалы.10 Очень хорошо.

П. Анненков

14 июня
С.П.Б.

1856

30

1 (13) июня 1856. Чирьково

Любезный друг Иван Сергеевич.
Я получил Ваше письмо и записку Станкевича, которую при сем возвращаю. Спасибо за то и другое. Я начал биографию, но как-то выходит многословно: уединение, четвероугольный сад, дожди и холода много тому способствуют. Боюсь, чтоб на нежное лицо героя не сшить домашнего сюртука, но в Москве это окажется…1 Я вашим письмом недоволен: ни слова об обеде, который Вам давали, о знакомых и знакомках. Так — извещение, что приехал в деревню и собираюсь за море.2 Стареем мы — это правда, но надобно же добрую старость иметь, что и постарайтесь выработать. Колбасин пишет мне, что ‘Муму’ пропустили. Я рад — autant de gagn {столько же прибыли (франц.)} — экземпляров 100 поболее подарили мне этим, а я всегда рад подаркам.3
Итак, прощайте, прощайте, Иван Сергеевич! Я с Вами честно разделаюсь, будьте спокойны, но теперь я думаю только о Вас. Давно Вы не были в знакомых местах — желаю, чтоб на них не отразилось состояние собственной души Вашей. Увы — страшное брожение души у всех нас, которое не дает даже дрожжей, чтоб пиво сварить. Однакож помяните меня, когда придете в свое Царство, а теперь еще раз прощайте.
Ослабели Вы, упали вы духом — и именно тогда, как показываются первые признаки силы.4 Все у вас так. Смешно разубеждать Вас, но вы превосходно себя знаете только с скверной стороны. Это тоже высота, но не надо злоупотреблять никаким величием.
‘Русская беседа’ доставляет мне наслаждение. Только в молодых литературах могут быть такие оригинальные, превосходные, дикие и дельные вместе книги.5
Жму Вам руку. Поклоны мои за границу вам известны — хорошо бы, если бы доставили по назначению сами.6 Я еще надеюсь получить несколько писем от Вас здесь — адрес тот же.

П. Анненков

Чирьково. 1 июня
P. S. Перешлите мне по тяжелой почте кипу Чернышевского. Это будет безделица по почте. Кипа эта мне нужна, да и не даром же заставлять работать Чернышевского. Ничего нет приятнее для человека, когда труд и одолжение его гуляют в пространстве. Пожалуйста пришлите.7

31

7 (19) ноября 1856. Петербург

Вы, вероятно, догадываетесь, любезнейший Иван Сергеевич, что я не хотел писать Вам до выхода ‘Повестей’. Теперь, когда уже вам послано через Дюфура 3 экз<емпляра> — вы, полагаю, усмотрите красоту издания, а узнав, что я его продал московскому Базунову за 8000 р. сер., отдадите справедливость и издателю.1 При сем я нажил 2500 р. (столько, сколько нужно на поездку за границу), дав нажиться Колбасину 250 р., и вам, государю моему, делаю услугу рассылкою не бескоштною книжек по всем вашим знакомым, не говоря уже о том, что Феоктиста, получившая капитал, столько же молит Бога за вас, как и за меня.2 C’est agir grandement. {Вот что значит — действовать благородно (франц.)} Вот реестр лиц, удостоенных посылки, если есть у вас потаенные друзья — добавьте его. Ольге Тургеневой, а затем Кетчеру, Коршу, Каткову, Панаеву, Краевскому, Чичерину, Толстому, Дружинину, Боткину, Григоровичу, Гончарову, Писемскому, Островскому, Григорьеву, Тютчеву, Колбасиным, Оболенскому, Ковалевскому, кн. Мещерской.3
Затем оставляем дела в стороне. У вас здесь так много корреспондентов по части литературы, что можно пренебречь фактами и заняться размышлениями, начиная с милейшего Вашего Фаустика.4 Побранив вас за обычные черты фальшивого глубокомыслия, как-то — за руки, которые у талантов бывают иначе сформированы, за голоса, которые у старости прозрачнее, чем у молодости, или что-то такое, — должен сознаться, я умилился от вашей повести — и вот почему: она — свободная вещь! Отделались вы, наконец, от лица, которым занимались 12 лет сряду в различных видах — от лица фразистого, немощного и волнующегося. Он и живет между нами, да уж Бог с ним! Кажется, впрочем, что и время его начинает проходить. Ах, если бы вы так глубоко проникали в явления, как хорошо их чувствуете — что за писатель был бы из вас! Однако же я решительно надеюсь, судя по Фаустику, что вы под конец наткнетесь на свободный образ или представление, которое вместе с тем будет и политически-общественное представление. Поэтому пишите более и непременно отдавайте мне печатать собрание сочинений своих.
Я слышал, что вы в восторге от статьи Чернышевского. А мы здесь слегка ее побраниваем. Нам кажется, что уже теперь можно соединить участие и энтузиазм к прошлым деятелям с истиной и дельным обсуждением.5 Возгласы, вскрики, фрондировка нам не кажутся здесь вещами важными теперь, — а в отдалении они, правда, должны казаться возвышенным голосом. Удивительная штука — отдаление. После речи Бабста, стихотворений Некрасова (успех колоссальный — экземпляры пропадают в лавках, как только появятся), очерков грубых, но цинически эффектных Салтыкова, превосходных статей Чичерина, множества журналов, которые скоро появятся — что год тому назад было поступком, то теперь отсталая манера.6 А слышали вы — Боткин не упомянут в статье о круге Белинского, что произвело божеский смех в обеих столицах. ‘Современник’ отступил перед ним один. Панаев говорит, что имя его вывалилось в типографии из рамки. Говорят, страницу, где он красовался, перепечатывали, но отсутствие его есть, во всяком случае, самая яркая черта в статье. Ах — не сделал бы этого Белинский…7
Довольно любопытную подробность здешней жизни составляет то, что общественное мнение нисколько не занято бессарабской границей, Болградом, Змеиным островом, и вопрос этот может решаться как ему угодно.8 Два года назад, вы знаете, этого не могло бы быть. Происходит, думаю, явление оттого, что внутри есть дела, возбуждающие страсти и внимание. Вы мне поверите, если скажу, что нельзя обеда съесть и чаю напиться без того, чтоб не накричаться об эмансипации крестьян и воспитании чести в народе. Милютин полагает причину этому в том, что Беттини, заместивший Тамберлика в опере, оказался скотиной, а я готов думать, что карты тут держит нынешняя наша литература, как она еще ни мала, и мое мнение, слышал я, разделяют люди, превышающие меня, по крайней мере, 12 или 13 головами.9
Но будет. Моим старым знакомым препоручаю поклон и память о себе.10 Я по зиме 1857—58, может, увижу вас,11 Иван Сергеевич, ибо задавлен гемор<ро>ем, который ломает меня по-медвежьи. Как только получу от вас известия — намерен завести с Вами правильную переписку. Адрес: Демидов переулок, дом Висконти.

П. Анненков

7 ноября. Петербург

32

26 ноября (8 декабря) 1856. Петербург

Любезный друг Иван Сергеевич. Я получил Ваше письмецо и, признаюсь, остался им очень доволен: во-первых, вы похвалили меня, а во-вторых, намеки на парижскую жизнь чрезвычайно верны и метки — я это чувствую по роду впечатления, какое они на меня произвели.1 Видно, не проведешь старого гуся на шуме, золоте, мелодрамах и проч., да старым гусям, как мы с вами, и поэзия так же нужна, как пищеварительная лепешка. Прежде, смею думать, она была в нас самих, как теперь, например, у Толстого, но нам очень хочется, чтобы многое о ней напоминало. Однакоже я хотел начать с дела. Вы не больно тоскуйте по выходке ‘Русского Вестника’ на ваш счет.2 Тон и смысл ее многие осуждают, а в том числе и я, продолжающий быть энтузиастом журнала. Он изменил характер свой, допустив эти строки, хотя, с другой стороны, я уверен, что если бы вы предвидели возможность публичности в нашей жизни, многое бы вы не сделали, что делали, и всего менее то, что вы сделали с ‘Вестником’. От этого, разумеется, последний не правее — и сторонников Ваших очень много в этом деле. Впрочем, оно довольно пусто в сущности, потому что жарких приверженцев нет ни у той, ни у другой стороны — так и вы на него смотрите. Важнее этого — обстоятельства ‘Современника’, чуть-чуть не лопнувшего не вследствие каких-либо иных причин, кроме как, говоря дурным словом, ограниченности и бессмысленности редакции, способной возбудить сострадание ближнего. Дело вышло из перепечатки стихотворений Некрасова, необходимости которой еще никто понять не может, а несовместность понимают все до единого. Впрочем, употребляя форму оговорки, раз уже употребленной, дело кончилось тем, что к нему приставили И. И, Лажечникова вместо Бекетова и велели следовать полицейскому распоряжению, вследствие коего можно и тройкой ездить по улицам, но подвязав колокольчик, беспокоющий всех прохожих, без исключения.3
Я вспомнил следующее: трудно жить между людьми, Иван Сергеевич. Например, вы не можете не согласиться в некоторых случаях с Дружининым и Толстым, кои теперь одно составляют, но вы должны так с ними согласиться, чтоб они знали, что они врут. Согласитесь — это не легкое дело, а между тем мы его тут производим каждый день. Я должен прибавить, что Толстой неузнаваем, и путь, который он пробежал в течение лета и осени, — просто огромен. Если судить о будущем по прошлому, то пространство выйдет знатное, но кажется, что скорость тут, в противность науке, уменьшается при приближении к цели. Я с ним сошелся и, просто сказать, любуюсь им.4 Вы не поверите, какое он впечатление производит на меня, когда, свернувшись в клубочек на диване, пустит он глаза внутрь себя и начинает вытаскивать оттуда гадину за гадиной, нелепость за нелепостью и потом, подумав несколько, блевать на них с омерзением. Работа в нем идет страшная, и признаюсь, этот человек между светящимися нашими гнилушками имеет силу действовать на мои нервы, укрепленные достаточно, как вам известно, Английским клубом и проч.
Все остальное по-старому. Дружинин видимо делает из ‘Библиотеки’ — дельный журнал. Ноябрьская книжка — прекрасна.5 Почти каждый No ‘Русского Вестника’ заставляет о себе говорить. Ждем на днях политико-экономического журнала Вернадского — и не без толков, предвещающих успех, сопровождается он.6 Старичкам нашим, ‘Совр<еменнику>‘ и ‘От<ечественным> Зап<искам>‘, следует быть осторожными. Последний, по верному сравнению Дружинина, превратился в монастырек, где каждый отдел составляет келейку, а в келейке сидит дряхлый, но спасающийся старец.7 Гончаров летает с брюшком от Норова к Щербатову, суетится, подчинил товарищей своему влиянию, хитрит с нашим братом и в этих занятиях расцвел так, что даже румянец начинает играть у него на щечках.8 Часто говорим мы об вас с Ольгой Тургеневой и не без участия, которое и в смехе над болезнями ваши<ми> проявляется заметно. Она, как я заметил, скучает и отдалась музыке почти с отчаянием. Старик становится плох.9 Кстати о новой вашей болезни — приезжайте-ка ее лечить сюда, а меня вы здесь до мая месяца застанете. Как бы хорошо было, если бы вы не переменили намерения возвратиться к нам весной:10 вас недостает нам. Это верно.

П. Анненков

26 ноября

33

29 декабря 1856 (10 января 1857). Петербург

29 декабря

Наконец вспомнили Вы и обо мне посреди многочисленной вашей переписки — и за то вам спасибо, говоря без малейшего степного лукавства. Многое в ваших новостях, кроме достоинств новости, и поучительно. На темы, данные Вами, мы здесь таки порядком потолковали за мудрыми обедами, какие нам от времени до времени задает Боткин.1 Тут снисходительный взгляд на дела мира сего представляет Дружинин, и ласковость его, простирающаяся до срамоты, находит отголосок в хозяине, простой русский ум, который не способен даже и отражать чужие явления, выражается Писемским, произвольность личного созерцания, предоставленного самому себе и выпущенного как будто на вечные каникулы — изображает Толстой, тупоту понимания, которое только то и усматривает, что ему поднесли к самому носу — передает Панаев, а я — ну, да вы лучше знаете, что я делаю. Все это, однакож, по правде сказать, составляет отраду нашей петербургской жизни и чуть ли не лучшую сторону ее, о которой, полагаю, и вы не без удовольствия вспоминаете теперь. Нам недостает только вашего элемента, и мы часто об нем поговариваем и призываем его. Нет у нас вашего блеска, фосфора и легкого дымочка, который предвещает горение, но не есть оно само и никакой опасности не подвергает. Но шутки в сторону — при сходках наших вы постоянно у всех на уме и на языке. Да, хоть весь мир исколесите — не найдете вы друзей, более любящих вас.
Катков отвечал на ваше письмо тупо, педантически и многоглаголиво в ‘Моск<овских> ведомостях’, но пора положить предел полемике из-за пустяков и без всякой цели. Я убежден, что вы не будете отвечать2 и гораздо лучше сделаете, если напишете письмо к M-me Ламберт, которая жалуется, что после ее французского письма вы замолчали и не даете голоса (слышал от Панаева).3
Дружинин оклеветал меня перед вами, сказав, что я не верю в вашу деятельность.4 В голове не было такой мысли, ибо я всегда считал и всегда считаю вас одним из деятельнейших писателей наших. Я написал довольно пространную биографию С<танкеви>ча и отдал ее Станкевичу junior {младший (лат.)} для ‘Русского вестника’ или для отдельного напечатания вместе с письмами. Еще неизвестно, что из нее останется после неожиданного землетрясения, волны которого еще не совсем успокоились.5 Одна из этих волн захлестнула и невиннейшее произведение русской драматургии — ‘Нахлебника’, но только вполовину, он еще карабкается. Дело в том, что к бенефису Щепкина я представил его в театральную цензуру, изменив название так: ‘Даровой хлеб’. Простите сию невежливость и неловкость ради того, что я решился на половину только пошлости, а мог бы и целую взять вроде: ‘Даровой хлеб — горек’. Вышло, что отказать не отказали, а протянули так, что к бенефису комедия не поспела. Притом же цензор Норд стрем (очень порядочный человек) заметил, что пьеса скорее могла бы быть допущена на сцену, если бы была напечатана. Как вы думаете?6
Ольга Александровна более, чем когда-либо, состоит вся из нервов — играет, читает, смеется — а ночи не спит и все бледнеет. Старичок видимо разрушается — опухли ноги, едва ходит — и капризен безмерно.7 У него есть отцовское чутье, говорящее ему, что дочь от него ушла — оттуда и раздражение. Зато она сделалась баловнем литературного кружка — имя ее произносится всеми со снисхождением и ласковостию, не отличающими его вообще. Я не слыхал ни одного насмешливого замечания на ее счет, из чего и заключаю, что мы гораздо более порядочны, чем кажется с первого раза.8
Бозио, батюшка, Бозио — вот куда мы теперь складываем позывы на мечту и фантазию, которых сдерживаем остальное время так сильно во вред своему здоровью.9 Действительно она выросла значительно и, кроме пения, представляет еще на сцене изящнейшую фигурку. Осенний Петербург, лишенный не только солнца, но просто дня, должен был в нее влюбиться — и мы не отстаем.

Adieu.
П. Анненков

Письма ваши делают событие в нашем кругу, и мы им просто радуемся, как подаркам.

1857

34

25 января (6 февраля) 1857. Петербург

Наконец удосужился отвечать вам на два письма. Во-первых, комиссии Ваши исполнены — стихи Некрасова отданы в ‘Современник’, а ‘Помещик’ — целиком исключен из издания Давыдова.1 Хотел вас, игривого моего старца, порядком ругнуть за старое, нелепое и бедно изобретенное предположение о моем эгоизме, но узнав, что пузырь у вас не на шутку разболелся — отложил его. Видно, сам Бог за меня, но если действительно у вас пузырь болен, а не воображение, то от души говорю за себя и за всех — бегите вы в Италию, куда хотите, только чтоб больше об этом слуху не было.2 Это гадко слушать. Надо, чтобы вы были здоровы — первое потому, что все мы здесь слишком правильно идем по выбранным направлениям и нам необходима прекрасная, романтическая и поэтическая безалаберщина вашей жизни для освещения наших путей, второе потому, что вы в литературе нашей представляете олицетворенное чутье современности. За это прощаются вам все ваши бесчисленные измены самому себе, другим, делам и лицам. Вы колоссальный изменщик, делающийся все любезнее сердцу после каждого пируета, потому что после каждого пируета вы ближе к правде, к истине в труде и проч., чем прежде. И так живите, не обращая внимания ни на мои избитые ляжки,3 ни на журнальные статьи, ни на ужас ‘обязательного соглашения’4 — и будьте здоровы, здоровы непременно.
Про вас готовятся статьи. Дудышкин написал одну, где разобрал ‘идеалы’ автора, восходя до ваших поэм и умолчав о причинах, породивших идеалы. Во второй статье будет говориться о поэзии, им присущей, и свойствах вашего творчества. Вопрос, можно ли говорить о первых без последнего, ему в голову не пришел.5 Статья разбита формально на две статьи, стало быть, ничего не упущено, кроме истинного выражения, свойственного автору. Это называется художественной критикой. Ума, разумеется, много, но случалось ли вам иметь отвращение к уму: тут оно и является у меня. Дружинин, наоборот, написал про вас дельно, хорошо, даже без затхлости, сопровождающей все его статьи.6 Он начинает ее теперь выводить есс-букетом похвал старым деятелям, но она все еще слышится там и сям. Он особенно портится Москвой, которая аплодирует как опытная антикварка, именно потому, что гнилью отзывается. А между тем, не говоря о чувстве справедливости, в нем весьма живучем, в душе его есть родник поэтической. Перевод ‘Лира’ — заставляет слезиться нас всех,7 да и статья про вас писана и мыслящим человеком, и поэтом. Вообще это один из тех превосходных людских экземпляров, которых в одно время и бить, и целовать хочется.
‘Юность’ Толстого восхищает здесь всех, но с одной общей оговоркой — несколько растянута и менее поэзии и свежести, чем в первых частях.8 По мне, однакож, просто изумительно, как много мыслил этот человек о нравственности, добре и истине — и с каких ранних пор. В анализе противуположных им явлений он иногда совершенно теряет лицо из вида, и описания его делаются просто выкладками, моральными дифференциалами и интегралами, уравнениями и т. п. Но все это превосходно — и поясняется его собственным лицом. В последнее время я пришел к такому убеждению, что между нами нет лица более нравственного, чем Толстой. Он способен к героизму внутренней честности или, по крайней мере, понимает ее в героических размерах.
Чтоб не завраться совсем в психологических закоулках, вот Вам новости: Шевырев и граф Бобринский (старик Василий) на ужине у Черткова дали друг другу в рожу, после чего гости разбежались (о, общественность росская!), а Бобринский уже воспользовался сим (это богатырский элемент, о котором теперь К. Аксаков пишет в ‘Беседе’), чтоб исколотить Шевырева до полусмерти. Последний теперь в постели и припускает пиявки.9 А вышло дело из славянофильского спора, что доказывает живучесть его в высшем обществе. Кстати о ‘Беседе’. Хочет превратиться в журнал и обе столицы оскорбила помещением биографии Грановского — В. Григорьева с лакейским, завистливым и опозоривающим характером.10 На диспуте Чичерина сказалась вся вражда московского профессориата против цепкого молодого ученого, которого они действительно заели сзади, т. е. не с того вопроса, к которому он приготовлялся, магистра он получил.11 Все это я пишу вам не без цели, а для показания, что вражда за понятия и мнения делается яснее с каждым днем, и люди начинают становиться по своим местам. Это, по-моему, главный, отличительный характер последних месяцев. Один только несчастный Краевский все еще подкупает мальчишек тихонько, чтоб бросать из-за угла своих ‘Петер<бургских> ведомостей’ каменья в тех, которые не бывают у него по четвергам — и не печатаются в ‘Отеч<ественных> Запис<ках>‘. Бедный! Да и не помогает. Подписка его хуже всех журналов.12

Adieu.
П. Анненков

25 генваря 1857. С.П.Б.

35

28 февраля (11 марта) 1857. Петербург

Что с Вами, что с Вами? Болезнь, хандра, самоненавидение — и все оттого, что спутались в счете своей жизни и своих лет. Порываетесь как в 20 лет, затеваете как в 18, страдаете как в 25, ужасаетесь как в 50, а в свою точку никогда не попадаете.1 Да, Бог с Вами — пожалуй, еще рассердитесь, как гимназист, и обругаете меня.
Первый день ‘Полесья’ — отдан Дружинину, который ничего противного в нем не находит, в чем и я с ним согласен. Личный осмотр себя и приличен, истинен, и не пошл — стало быть, и печатен. Описание местности и леса — полно и живо. Ждем все дальнейших дней, но Дружинин, приберегая хорошие куски ко времени наибольшего читального аппетита публики, просил меня уведомить, что рассказ ваш явится осенью в его журнале.2 Стало быть, вам много времени для остальных ‘дней’, хотя, кажется, чем больше вам дают времени, тем хуже у вас дело идет.3 Письмо Боткину перешлю в Москву.4
В конце марта отъезжаю в деревню.5
Я хотел было Вас, расчетливого человека с аллюрами расточительности, погрузить в совершенную душевную тоску, послав оттиски моих статей о Гоголе и Станкевиче, но раздумав, что вы ‘Библиотеку’ и ‘Вестник’ получаете сами — воздержался. А признаюсь, впечатление этого прищуренного глазочка, которым Вы читаете книжки, весьма бы любопытно знать.6 Этот глазочек — шельма большая. Вместе с тем на днях представляю дополнительный том Пушкина в цензуру — и таким образом — я все земное совершил и проч.7
Толстой с вами. Вы, я думаю, уже успели его уверить, что я притворяюсь любящим музыку, и наговорить на меня разных других пакостей, но так как я знаю его благоразумнейшую привычку ни в чем с Вами не соглашаться, то и спокоен. Скажите ему, что я жажду знать его впечатления при виде стран света и просто жажду слышать его слова, чем исключительно пользуется один только проклятый Боткин.8
Вот вам обоим перечень новостей. Дурно, дурно с Панаевым. Сердце захватывает при мысли, что у него есть признаки рака на губе. Он прогнал доктора, отысканного Бот<киным>, который и последнего не вылечил от сперматенита, а только приподнял хворый его организм холодными при-тираньями.9 Зато Писемскому лучше — он живет огненной деятельностию водки. На днях слушал его роман (Жорж Занд в Бояровщине, кажется) — из эпохи еще студенческой его жизни.10 Необычайная внешняя занимательность, множество лиц, простых по характеру и поэтому весьма рельефных, перекрещиваются в мастерской кадрили, а событие, естественно-мелодраматическое, развивается с изумительной твердостию. Ни малейшего колебания в ходе чего-либо похожего на дрожание, рассеяние или суетливость. Зато и мысль романа груба и положительна, как горбушка окаменелого черного хлеба. В пьяном виде, все более и более возвращающемся к нему, Писемский делается ненавистником Григоровича. На днях поймал его в книжной лавке, прижал его в угол и публично стал говорить: ‘Зачем вы не пишете по-французски своих простонародных романов, пишите по-французски — больше успеха будет’.11 Тот сжался и искал спасения в отчаянной лести, но не умилостивил его. Довольно замечательное явление то, что ‘Русская беседа’ имеет значительный успех в высшем обществе и страшно упала во мнении публики.12 Из этого можете вывести заключение, что на известных ступенях нужен мираж, а на других — дело, — и всякий берет, что ему нужно. Поле остается вполне за дельцами, и какие превосходные статьи они пишут, как, например, Забелин и Костомаров (обе в ‘Отеч<ественных> зап<исках>‘), приводящие в отчаяние всех, играющих волшебными фонарями.13 То же и в чистой литературе замечается. Судите по цифрам — Писемский за 3 листа повести получил 400 р., за роман хочет взять 2000 р.,14 Гончаров 250 за лист, Салтыков 100 и т. д. Деньги тут не важны, что их дает какое-то безличное существо, не имеющее другого способа выразить свои ожидания и требования. Тут рубль есть мысль. Смысл этого всего, господа, что вам надобно эту мысль чаще тревожить.
Я надеюсь получить от Вас известие еще здесь и буду ожидать его. Прощайте.

П. Анненков

28 февраля 1857. С.П.Б.
[Приписка со стороны] Кстати: я возобновил Ваш абонемент в Певческую капеллу на 3 концерта и под Вашим именем буду сидеть в ряду—это мне, вероятно, поможет в уразумении их.15

36

14 (26) марта 1857. Петербург
Письмо к Тургеневу и Л. Н. Толстому

Не знаю, застанет ли Вас это письмо, господа любезные Тургенев и Толстой, в Париже, но мне надо очистить душу перед Вами, Иван Сергеевич, за ласковые словеса о статейке моей, перед Вами, Лев Николаевич, за воспоминание и перед обоими за ваше доброе расположение.1 А очищать душу я иначе не могу, как браняся. Вот почему скажу Вам, Иван Сергеевич, что если действительно Вы подвержены литературному и нравственному кризису, то все же следует беречься от удовольствия предаваться ему, валяться в нем, s’y plaire {им наслаждаться (франц.)} и проч., к чему, может быть, вы имеете наклонность.2 А вам, Лев Ник<олаевич>, такое мое строгое слово — подчиняться всем своим впечатлениям, не бунтовать против них и помнить, что всякий акт покорности данному явлению принесет и понимание его и верную его оценку. А впрочем я не скрываю от себя, что вся эта мудрость, достойная старшины Английского клуба, мало пригодна человеку, основательно хандрящему, и другому, только что вступившему во владение собой и Вселенной, да здесь иной не наберешься.
Кавказские рассказы вашего брата, Толстой, страдают, по моему мнению, тем, что не имеют никакого центра.3 Он слишком человек только глазеющий — поэтому и его превосходные картины охоты разорваны, бегут все врозь без оглядки, и читатель их догнать не может: оттого и малый успех этих, в сущности, замечательнейших описаний. Связующего элемента мысли, воззрения, события или, наконец, просто приятной авторской личности им недостает — вот что. В следующий раз он представит, я уверен, нечто более плотное — и этого от него следует требовать, потому что у него есть важное качество — простота поэзии. Так я думаю.
Вышла ‘Русская Беседа’ с комедией Островского, которая чудесна.4 Начинается она пошлым изображением благородного человека, который глупо кокетничает своим образованием, кончается она пошлым примирением его с дурацкой женой, но между этими двумя пошлостями картина роковой необходимости взяточничества, порождаемого землей нашей, как рождается на ней крапива под каждым забором, картина особенной физиономии взяточничества, идущего об руку с некоторого рода честностию, с добротою души, правилами, отчего она еще отвратительнее, — все это так глубоко, так великолепно, так сильно, что становится документом. Это история — точно сама земля наша дала голос! Пошлости Остров<ского> — это необходимость его организации. Чтоб прыгнуть высоко — ему надобно безобразным образом присесть к земле сперва, стало быть, их следует принять без дальнейшего разбора: без них не было бы и прыжка. Вот К. Аксаков, написавший ‘Обозрение литературы’ — уж напросто странен, без возмездия.5 Он не без мысли и верных замечаний, но при оценке писателей точно рекрутский приемщик — у того колена выгнуты, у того грыжа, у того с заду кишка вываливается, а рекрутской мерой служит та будущая народная литература, о которой теперь нельзя ничего сказать еще. Ей-Богу. ‘Современник’ бесцветен, — хоть бы отвечал в нынешней всеобщей подаче голосов кому-либо, заявил свое мнение — ничего. Это жалко и происходит от робкой осторожности Боткина.6 На ‘Русский Вестник’, по крайней мере, негодуют за то, что он всем своим содержанием представитель западной науки, начиная с фри-треда. {свободная торговля (от англ. free trade)}7 Он немножко оступился, показав как будто наклонность к теории централизации, но это слабая сторона Чичерина — и журнал хочет стряхнуть этот оттенок.8 Все-таки тут жизнь. ‘Библиотека для Ч<тения>‘ ласкается публикой, как мальчик, подающий надежду и всем угодливый. ‘От<ечественные> Зап<иски>‘ вываливаются попрежнему кирпичами, считая тяжелизну за основательность, злобствуя на петербургские журналы, которые им безвредны, и ласково подмигивая московским, которые их убивают — и убьют.9 Вот все.
Я еду в деревню. Письма Ваши, куда бы ни были посланы, везде получу, а после этого послания адресуйте в Симб<ирск>. У нас полная весна с холодками в 10 и 12 градусов по утрам.
Река однакож прошла.
Будьте здоровы, друзья.

П. Анненков

Марта 14. С.П.Б.

37

15 (27) октября 1857. Петербург

С. Петербург. 15 октября

Получив известие о Риме, мы сперва закричали все в один голос: да что же это он с нами делает, а потом мы с Некрасовым втихомолку сознались, что штука-то, в сущности, весьма умная.1 Я, правда, уверял всех, что теперь, когда принято вами твердое решение установиться в Риме на зиму, надо вас непременно ждать сюда на днях, но в душе этому не верил. Притом же я в первый раз перед вами скотина (до тех пор было наоборот, как знаете): три ваших письма, и притом добрейших письма, остались за мной!2 Как же я бы расплатился с вами, если бы не поездка в Рим, а теперь уж расквитаюсь. Без шуток — сосредот<оч>иться и поработать в Риме — мысль недюжинная. Без вас мы здесь лишены центра, сидим каждый по клеткам, как экземпляры редких животных в Парижском саду,3 но сопровождаем вас нашими симпатиями и благословениями. Отдохните, соберите себя и приезжайте сюда с определенной мыслью для деятельности: это будет еще лучше, чем жажда повидаться с друзьями и понюхать опять хлебного русского запаха, хотя и то хорошо.
Мне кажется, вы должны будете написать статью для нового журнала Корша: ‘Атеней’ (выходит с генваря), и именно статью о ваших парижских и английских знакомствах. Простите ли вы меня, что я ее от вашего имени обещал Коршу? Если когда-либо расположены были вы сделать мне истинно дружескую услугу, так теперь настоящий случай. Ведь это не повесть (грозная тень Некрасова может спокойно стоять за кулисами), писать статью нетрудно, соображений больших нет. Стоит только отдаться вам откровенно своему перу — и что выйдет!4 Блюдо лакомства сибаритического, клянусь честию! А надо вам написать Коршу и для того, чтоб истинно джентльменски отвечать Каткову.5 Статью можете ко мне переслать: мне кажется, я уже ее вижу. Отвечайте мне.
В декабре выйдет 7-й том Пушкина, переписка Станкевича, вторая большая моя статья о Гоголе, куда и как все это переслать вам, уведомьте аккуратнее.6
Новости вам пишутся со всех сторон, и в них вы не нуждаетесь, но вот что. Вы прислали к нам Дружинина чуть-чуть не умирающего, с биением сердца и с поврежденной спинной костью.7 К счастью, теперь поправляется. Общий характер деятельности у нас таков: ‘Русский вестник’ захватил исключительно экономические и общественные вопросы и выработал себе разумно западный цвет окончательно,8 ‘Современник’ окрашиваться начинает в особую краску, несколько отвлеченного характера. Главный недостаток статей Чернышевского состоит в отсутствии всякой исторической основы: все хорошо у него в общности, а местной правды нигде нет, даже в определении писателей.9 ‘Русская беседа’, похожего [sic] на Пиэмонт 40-х годов — кричит farem da se, {постоим за себя (итал.)} a ничего не выходит.10 ‘Отечественные) записки’ идут по течению — куда другие, туда и они, и даже с преувеличением и возвышением голоса, а выражения добиться не могут. Это даже любопытно. Кто-нибудь скажет простое слово о воспитании — сильное впечатление, ‘От<ечественные> зап<иски>‘ рявкнут что есть мочи о том же — молчание!11 Поэты, как Майков и Фет — пишут бессмыслицы,12 повествователи, как Щедрин и Печерский, обязаны подбавлять каждый раз жизненной мерзости гарнцем посильнее для успеха — так и делают, а за ними плетется вереница повествователей, рассказывающих, как при сдаче всунули им истертый гривенник, на станции шину починили, не выдержавшую и 2-х верст, булочник с лотка сайку утащил и т. д.13 Все остальное копошится по разным многочисленным журналам только для удовольствия самого себя, не замечаемое никем. Вот вам и картина нашего быта.
Я лето провел нехорошо. Было дождливо, холодно и гадко на полях. Хлеб уродился плохой в Сим<бирской> губернии, а вдобавок, столкнувшись с баркой, чуть-чуть было не утонул на Волге, как при переезде из Нижнего.
Вот просьба. Зайдите вы на Strade Felice, No 126, ultimo piano — к владельцу этажа и, если он окажется еще тем самым, у которого жил Гоголь и я, — поклонитесь ему и расспросите о первом из жильцов: это будет любопытно для вас, а мне страх как приятно получить известие о месте, насиженном пятнадцать лет тому назад.14
Об отъезде моем за границу я вас в свое время уведомлю.15 Адрес мой прежний: Демидов переулок, дом Висконти.

Весь Ваш П. Анненков

38

16 (28) ноября 1857. Петербург

16 ноября

Под благотворным впечатлением Вашего письма, добрейший мой Тургенев, спешу отвечать вам. Вы легко поймете, как нужен Рим для Петербурга, где уже пошли деньки без рассвета и люди ударились на кровавое мясо, ожидая живительных сил с брюха, а не с неба. Со мной происходит под старость печальная штука: я перестал говорить, а стало и думать, о чем-либо серьезном: там подтвердишь, тут возразишь, здесь подшутишь, а собственная мысль, какая бы ни была, гниет где-то в мозговом подвале и вытащить ее не хочется ни для кого. Вот что значит отсутствие старых друзей и собеседников — поймите это.
На днях уехал отсюда Толстой, пробыв недельку. Сестра его развелась с мужем за его сельское Дон-жуанство и живет с братом в Москве, где и сей последний основался.1 Он приезжал показывать знатным господам свой проект заселения всей России лесами, причем для опыта просит отдать ему в аре<н>ду одну четверть ее.2 Если и сестра его наклонна к распашке своих идей во все стороны, так они составляют истинно трудовую парочку, которая все пашет и пашет, не думая о посеве. Повесть его, ребячески восторженная, мне не понравилась.3 Она походит на булавочку, головке которой даны размеры воздушного шара в 3 сажени диаметра. Другая его повесть о музыканте будет хорошая вещь, если он поймет созерцание свое музыканта, а то выходит, что спать на улице и драться с мальчишками есть участь избранных. Старая и ложная песня! Если он не от мира сего, то надо, чтоб имел свой полный, разумный мир, отвечающий за самого себя. По совету моему и Дружинина поехал доделывать повесть в Москву, к великому сожалению Некрасова, который хотел ее тиснуть в сем месяце.4 Некрасов имеет вид счастливый — он здоров, уважаем, играет в карты, никуда не является, спит после обеда и тревожится только при расплате с сотрудниками. Да и болячка, которая давала ему цвет — как-то меньше болит теперь под охраной доброго и престарелого (да, престарелого!) мужа.5 Ах, счастливый, довольный, уважаемый Некрасов, разговаривающий об литературе только с Батмановым, Лаптевым, Сабуровым — есть ужасно прозаическая вещь.6 Увы, если все так пойдет, то говорю вам с убеждением — он будет только притворяться поэтом. Я часто навещаю Чернышевского, с которым познакомился короче. Этот человек еще один поддерживает ‘Современник’. Он обладает хорошенькой женой, и это единственное изящество, которое, кажется, он понимает в свете. Последние его статьи произвели много говора.7 Он идет непреклонно по одному пути. Для него не имеет никакого значения истина — литературная, экономическая, историческая и проч. Главная цель — пособить нужде, отвечать потребности, поддержать стремление, а все остальное для него не существует. Ловкость, с которой он обходит истину — изумительна и только равняется скромности, с какой он признает себя виновным против нее своим тоненьким голоском. Этот тоненький голосок — ужасный подлец. Назавтра он начинает то же самое без малейшего признака исправления. Статьи его волнуют, когда читаешь их. Это не море, а пруд Вифезда, куда этот новый ангел слетает каждый месяц, чтоб возмутить воды.8 Молодежь туда бросается очень охотно.
Напомните обо мне Иванову и, когда получите статью о Гоголе, дайте ему прочесть и спросите — так ли все. Очень любопытно знать его мысли об этом предмете.9 Я вас душевно благодарю за обещание писем Коршу и тотчас же сообщу ему эту весть, которая его обрадует.10 Сдержите слово. Но зачем так грустно смотрите вы на себя и на зады свои.11 У вас есть имя, которое всегда будет произносимо с благодарностью в литературе, у вас была жизнь с кой-какими впечатлениями. Чего более? А о убытках Базунова — это глупость, распространенная сплетней: повести давно ему окупились и приносят барыши.12
Одно дурно, что вы молчите. А надо подать голос. Литература, изобразительница мерзостей, без пояснения их человеком и обществом — уже приходит к окончанию, уже опошлилась. Сильнейшего ее представителя Мельникова начинают уже понимать, как сыщика, который иронически излагает дела, неловко обработанные его товарищами, — такими же взяточниками и подлецами, как он, но вшестеро глупее. Тон его рассказов, подмигивающих собрату по ремеслу, вскоре сделается позором. Я бы сам сказал о нем несколько правдивых слов печатно, если бы преследования рассказов не отымали слова правды.13 Когда возможно будет, то критика скажет об этом исправителе нравов, который описывает распутства, им же развитые и некогда поощряемые, много сурового, не обращая внимания на маску благомыслия, теперь им принятую. Такие лица часто встречаются в эпохи переходов или движения вперед, но литературного чутья им не обмануть, как они обманывают чиновный мир вокруг себя. О Салтыкове — говорить нечего. Он держался только жаром негодования, добытого жизнью в Вятке, а как жар простыл или весь вышел, то голые его рассказы только печальны.14 Как же тут не писать — и притом дело, с психологическим и общественным его комментарием. Вдумайтесь в это и прощайте. Поклонитесь Боткину.

39

21 декабря 1857 (2 января 1858). Петербург

Пишу к вам, почтенный мой Иван Сергеевич, тотчас по прочтении ‘Аси’ уже в корректуре, да и переправлять в ней нечего: это одна из самых доделанных вещей ваших.1 Нужно ли говорить, что появление опять человеческих лиц в литературе, разговор об душе, тайнах характера, откровенный шаг в природе и поэзии — меня глубоко тронули и потрясли. И не я один буду тронут и потрясен. Повесть ваша пронесется по нынешней звериной литературе нашей, как благовест. Конечно, звери не перекрестятся, да люди-то, которые за ними ходят или которые их травят, может, передернут плечами. Скажу правду: Ася так тонко нарисована, что ушам, привыкшим к массивному реву шакалиц и геен, никогда не понять ее говора, но от нее отделяется электрическая атмосфера, которая подчинит грубейшие нравы. Не будут знать, откуда обаяние, но будут его чувствовать и будут от него отбиваться, как от неразумной вещи. Холопско-благородная кровь, которая течет у нее в жилах, для меня достаточно объясняет внезапное ее сумасшествие любви — но не всем будет это ясно. Толков предвидится короб хороший.2 Понятнее окажется лицо героя, потому что в нем более будничной правды, но каковы бы ни были суждения, их наперед можно свести к результату: попрек повести за то или другое — и глубочайшая благодарность автору за повесть. С моей стороны я это делаю теперь же. Снова дали вы душе моей либретто, на котором внутри себя строится большая, большая опера. Оперы вы, по обыкновению, не написали, оставляя ее на доморощенное производство таких грубых музыкальных натур, как я с братией, но либретто чудное, глубокое и поэтическое.
Еще другое спасибо — за большое письмо.
Сбили Вы меня с толку переездом в Вену, но надеюсь, что приняли меры о пересылке к вам писем. Тотчас по получении этого письма известите — не лучше ли послать книги в Вену, где вы их получите из посольства.3
Ламберт мне не суждено видеть — опять не застал дома, а теперь брат ее, генерал-адъютант Ламберт, выпрыгнув из дрожек от взбесившихся лошадей, переломил себе бедровую кость, вдоль, и мучительно страдает. Она у него сидит.4
Бодритесь и не поддавайтесь болезни. Вот вам рецепт для возвышения духа. Две недели, как состоялись распоряжения о созвании петербургских дворянских комитетов для освобождения крестьян на правилах, которые вам теперь уже должны быть известны. Все остальные губернии собираются тоже возвысить голос и просить комитетов, а в том числе и наша, Симбирская, предводитель которой Аксаков уже здесь.5 Внимание всех приковано к петерб<ургским> комитетам, действия которых будут служить образцом для других. Весь вопрос состоит в том, какие основания будут приняты при оценке земли и при определении работ, ее выкупающих, — второстепенных вопросов тоже множество. Комитетам даже нужно будет сказать — признают ли они хозяйственную общину как ответственное лицо или каждое крестьянское семейство отдельно вступает в договор и отвечает за него. Вопрос немаловажный!6 Но как бы то ни было, а приближается день, когда мы будем в состоянии сказать про себя, хоть умирая: ‘Кажется, я теперь вполне честный человек’. Разумеется, у нас только и разговоров, что об эмансипации. Указами большинство весьма довольно по государственному, умеренному тону их. Не без длинных лиц, конечно, и не без ядовитого вопля (особенно у стариков и — женщин!), но то важно, что даже длинные лица и ядовитые вопли понимают, что прошлое течет, уходит, скрывается безвозвратно. Не догонишь, не схватишь ничем. Даже замешательство, если случится кой-где, ему не поможет. Старое на прошлых неделях умерло, умерло… Большой человек будет в истории нашей 1857 год. Вот когда история отвечает на выстрел, пущенный Годуновым.7
Как благодарить Вас за подарок Коршу? Жду его не по неделям, а по дням.8 Вот наши новости. Дружинин хилеет все более — у него истощение сил и бессонница. Большая надежда на весну. К новому году ждем новых журналов.9 Оба Корша собирались взять на аренду ‘Москов<ские> ведомости’, предложили 50 т. р. сер. в год (анонимной компании деньги, разумеется), но соперник их Кошелев приехал сюда, надбавляет 10 т., а главное хлопочет у знатных своих знакомцев, которые почти все на стороне его. Если успеет, то славянофильские нелепости потекут неудержимым потоком на всю Россию — без голоса, отпора и возражений, чем нынешний год особенно отличались ‘Ведомости’.10 Славяне не отвечают противоречию, а покупают место, где оно засело. Это вернее. Другая компания, под фирмою Щепкина, открывает (и открыла) книгопродавческо-издательскую контору на основаниях ограждения авторов от притеснений и произвола необразованных наших книгопродавцев. У ней строгие правила действования, теперь опубликованные, — и плоды должна она принесть в скором времени.11 К новому году ожидаем первого появления переводов образцовых европейских сочинений, которые заготовляются третьей московской компанией.12 Все это если еще и не дело, так уж близко к нему. А потешили вы меня изображением римских наших художников, наживших себе Далай Ламу в малярном Жан Батисте Руссо!13

Прощайте.
П. Анненков

21 декабря. С.П.Б.

1858

40

8 (20) января 1858. Петербург

Я сейчас только получил, любезный Тургенев, письмо ваше с приложениями. Корш да и публика будут вам за них глубоко благодарны. Программка писем, вами приложенная, до чрезвычайности любопытна: писать за границей о заграничных русских — мысль счастливейшая. Тут и Европа и Москва рядком идут, и я только желал бы, чтоб вы бросили в крапиву всякую осторожность и поверку самого себя. Говорите, как вы уже начали, что только на ум взойдет — и кроме ума тут ничего другого быть не может: всякая отсечка при этом лишает дерево или свежей тени, или прута, чтоб шалуну пригрозить. Больше всех, конечно, одолжен Вами я и это без шуток: вы отозвались на мою просьбу, спасибо Вам.1 Я послал Пушкина в Рим на ваше имя, но справиться об этом ладе там в нашем посольстве — не забудьте.2
‘Ася’ еще не явилась в публике, где ее ждет много толков и много восторгов. Все наши Замы, Амбургеры и проч., именующиеся здесь Чернышевскими, Добролюбовыми и другими именами, говорят об ней с одобрением.
0 поэзии вещи не упоминается, ибо поэзия для них есть выдумка немцев, на которую нельзя купить и яйца, почему она и ниже кредитного билета в
1 р. с, но независимый характер Аси нравится.3 Еще ни один журнал не выходил (в свое время перешлю вам ‘Атеней’, подписка на которого еще доселе идет тихо, а из провинции преимущественно выписывают под именем Ахинея).4
Замечательнейшее событие для нас с вами — это обед, который устроен был литераторами в Москве в честь эманципационного указа 20 ноября. Было до 180 гостей — купцов и помещиков с литературным образованием. Произнесены были истинно прекрасные речи Катковым, Кавелиным, Бабстом, Погодиным, Кокоревым. По окончании обеда вся масса народа подошла к портрету государя, разукрашенному цветами, и хором, с бокалами в руках, пропела: ‘Боже, царя храни’. Пропели дурно, но никакой оркестр уже не достигнет великолепия и эффекта этого хора. Местное начальство косилось на обед — но что же делать, когда обед и благословление подданных сошлись вместе. ‘Русская Беседа’, к прискорбию, не участвовала в пиршестве под тем предлогом, что меру, обновляющую Россию, надо встречать молитвой, а не пиром. Это хорошо — и особенно для того, чтоб опровергнуть подозрение, будто причиной отказа была досада, что не она первая задумала трапезу. Теперь идут переговоры о напечатании всего порядка обеда и со всеми его речами, несмотря на недавнее министерское предписание о возбранении всяких печатных рассуждений по поводу современного вопроса.5 А надо бы, ей-Богу надо бы разъяснить это предписание! Подумайте. Множество голов исполнено тупейшего, животного ужаса перед новой мерой, что доказывается отчасти самой Москвой, колеблющейся стать за нее откровенно. Да и Комитеты, теперь собирающиеся в Петербургской губ<ернии> — до такой степени представляют хаотическое смешение понятий, требований и представлений, что выработать тут закон и форму будет дело не легкое. Единственной помощницей в затруднении остается все-таки гласность. Она одна в состоянии не только изготовить, но пережевать вопрос так, что помещичьему праву останется только усилие — разинуть рот и проглотить его. Впрочем, все придет в свое время. На свете есть сила, равная пару и пороху: это логическая необходимость вещей. Стоит только человеку не умирать, о чем мы постараемся.
Когда у Ламбертов все поуспокоится, я пойду к ним.6 Здесь также Вяземская — пойду и к ней.7 Правда ли, что Ольга Алекс<андровна> выходит замуж за Сомова какого-то?8 Дай ей Бог! Поклонитесь Боткину и скажите, что Дружинин сердится на него за молчание. Он все плох, бедный, и боюсь сказать всю свою мысль: надежда на весну.9 Ваши римские известия очень, очень любопытны.10 Пишите ко мне чаще.
Знаете ли, что никакой трапист11 не живет так аскетически-уединенно, как я живу в Петербурге, несмотря на то, что бываю в клубе, опере и иногда на вечерах литераторов. Ваши письма — беседа для меня, и никто их так не читает, как я. Прощайте.

П. Анненков

8 генваря с.с. 1858. С.П.Б.

41

3 (15) февраля 1858. Петербург

Почтеннейший Иван Сергеевич! Не знаю, почему вы молчите, а я между тем послал вам ‘Переписку’ Станкевича и 4 No ‘Атенея’, тем же путем, каким посланы были ‘7’ том Пушкина и проч. — т. е. через наше посольство, где и справьтесь. От вас вместе с тем жду ‘писем к Коршу’, который собирается благодарить вас ‘слезно’, как пишет, за дорогой подарок, и это без прежудиса {ущерб (от франц. prjudice)} следующему вам гонорарию — только присылайте, присылайте, ради Бога.1 Он нуждается в том, а мне кажется, что где нужда, там вас всегда можно встретить. Насмешил здесь весь город Григорович, попав на гауптвахту за ночное разбитие стекол в пушкинских банях, которых он и не бил, а только стоял за спинами своих товарищей, студентов Демидова, Бенардаки, знаменитого доктора-баритона Долгорукова, да приговаривал: ‘да, голубчики, мы мало живем, надо больше жить, жить, жить’. Всех их продержали по 8 дней на разных гауптвахтах, и если судить не по величине преступления, а по величине глупости, то в отношении Григоровича — весьма мало.2 Желал бы, чтоб я первый сообщил вам хорошую новость, именно: после зрелого обсуждения в Министерском совете, печати нашей дозволено — с одним условием благонамеренности — трактовать со всех сторон как крестьянский вопрос, так и все вообще современные административные вопросы.3 Первым ответом на дозволение была превосходная статья в ‘Рус<ском> Вестнике’ нашего симбиряка Трубникова о системе заготовления фуража и провианта, без посредства купцов, где выказана осязательно вся несостоятельность этой меры, предложенной генерал-провиантмейстером.4 Как посмотришь на путь, открывающийся ныне всякому, кто имеет что-либо сказать, то не без грусти подумаешь о многих, уже косноязычных от долгого воздержания. Меня поражает замечательный факт — в публике и в тех, кто выше публики, развилось сознание, что русская литература есть весьма важное совещательное место, обладающее идеями, познаниями и aperu, {суждение (франц.)} на которых не мешает проверять собственные соображения. Как давно народился этот факт, можете судить по тому, что его еще не было в живых при вашем отъезде за границу. Помню я, что в 1849 г. Гоголь, находил необычайную пользу для литературы в тогдашней системе цензурного ограничения: это, говорил он, временной арест, чтоб заставить людей мыслить.5 Иногда кажется, что он был прав. Десять лет молчания, которое способно было бы отупить всякую другую, не молодую нацию, подготовили у нас только настоящую литературу, которая теперь и ломится в жизнь, как ребенок из утробы матери. Заметьте еще и то, что вся наша литература теперь откровенно, чистосердечно правительственна, говорит ли она pro или contra, {за [или] против (лат.)} и не имеет ни малейших признаков глухой оппозиции, которую мы так хорошо знаем и которую ныне уже следует искать в других и доселе нежно оберегаемых классах… Так и в частной жизни: одно время показывает и обличает корыстную дружбу и бескорыстные привязанности.
Это письмо есть только предтеча других, которые ждут вашего уведомления о себе и своих намерениях.
Поклонитесь Боткину. Отчего он не напишет мне ни одной строчки, а мы его часто здесь поминаем — и добром за все то, что он прежде и теперь делает вокруг себя.

Прощайте покамест.
П. Анненков

3 февраля 1858. С.П.Б.

42

10 (22) марта 1858. Петербург

Почтеннейший Иван Сергеевич. Неделю, другую и третью и более ждал я от вас продолжения писем Корша, скорое прибытие которых в виде больших пакетов вами было возвещено, — и все откладывал собственную мою корреспонденцию с вами до этого случая. Но теперь более ждать нечего — я выезжаю отсюда 11 марта с. с. и 23 н. с. в Берлин, где и надеюсь быть около 30 марта н. с. Если протестация ‘Современников’ не остановила пера вашего, то письма к Коршу получатся без меня и будут ему пересланы немедленно.1 Теперь важно для меня знать — как нам встретиться за границей, потому что разъехаться, не столкнувшись друг с другом, было бы для меня просто горем. По темным слухам о путешествии вашем во Францию решаюсь пустить это письмо в Париж — poste restante. Умоляю отвечать мне в Берлин, также и сказать — где же наш Тильзит будет? В Париж я решительно не хочу ехать, а на Рейне где-нибудь или в Северной Германии где-нибудь было бы чудно хорошо. Назначьте пункт сами и будьте уверены, что я пойду к этой звезде не хуже Волхва. Я себе не могу и представить, без глубокого огорчения, возможности разойтись по одной и той же лестнице. А беду эту наделает неаккуратность ваша. Я буду ожидать вашего письма в Берлине до 15 апреля н. с., несмотря на то, что время мое все сосчитано и что я пробуду за границей только до сентября месяца.2
Только на днях возвратился я из Москвы, где видел всех, начиная со старика Аксакова до Н. Ф. Павлова. Первый посылает вам со мной новую свою ‘Семейную Хронику’ — несколько отвлеченное представление хорошего мальчика, но исполненное прелести. Второй говорит, что хороших мальчиков, при известных наших условиях — в России еще и быть не может. Между этой альфой и омегой видел множество переходных ступеней — Чичерина, Корша, Соловьева, Ешевского, etc.3
При мне были выборы в комитеты дворянские.4 Это странно — выборы почти везде свойства свирепого, а как соберутся лицом к лицу, составят заседание — и совестно всем становится, дикие мысли прячутся Бог знает куда — для домашних и коротких друзей, а наружу выходят только увертки, оговорки, благоприличные возражения. Должно быть, в самом существе всякого собрания лежит что-нибудь весьма нравственное. Но с увертками, оговорками и т. п. ладить уже гораздо легче, чем с дикими убеждениями: первые не имеют никакой упругости и легко отстраняются обсуждением и правительственной мерой. Вот вам вкратце история Петерб<ургского> комитета, да и будущая история всех комитетов.
Оставляю до личного свидания рассказы о житье и деяниях петербургских знакомых. Сейчас получил письмо от Корша, которое и передаю вам.5 Прощайте. Я теперь занят только одним — добраться до Берлина и перехватить вас на дороге. Спешите отвечать мне.

П. Анненков

10/22 марта 1858. С.П.Б.
Адрес Корша: На Никитской, в доме Рихтера, в Москве. И еще получил письмо от Белинской на ваше имя, которое и пересылаю.6

43

23 марта (4 апреля) 1858. Берлин

4 апреля н.с.

Сейчас узнал от Виардо, который приехал сюда, что вы в Вене. А мы-то пишем в Париж, письмо за письмом, кипы писем — и это все для удовольствия почтальонов.1 Друг мой! Наконец есть надежда поймать Вас. Сию же минуту, сию же секунду пишите мне в Берлин — poste restante, или в Htel de Rome — где нам съехаться. Тогда подумаем и о том, как извлечь наши письма из Парижа. Надо вам сказать, что отсюда я еду прямо в Лондон и уехал бы уже, если бы не надежда перехватить вас на дороге. И так одно из двух — или приезжайте сами в Берлин, или назначьте место свидания — например Дрезден. Так как вы направляетесь, слышно, в Париж, то можно бы сделать дорогу до Кельна вместе, а оттуда я бы в Кале, а вы бы в Валансьен. Во всяком случае скоро, скоро отвечайте. Знайте, я за границей только до сентября.2

П. Анненков

Mme Виардо здесь уже два дня, едет в Штетин, оттуда в Лейпциг.3 Я вошел к ней напролом и спросил — где Тургенев? Благороднейшая любезность, игривость художнической природы и женский хороший ум так и брызнули с первого же раза. Я убежал, спросив что мне нужно, а то смешно стоять, разинув рот.

1859

44

9 (21) июля 1859. Симбирск

9 июля

Письмецо Ваше нашло меня в Симбирске и при забавном нравственном одиночестве, в котором обретаюсь, было мне полезно. Такого уединения при бесчисленных визитах, обедах и чае-разговорах я еще и не испытывал, а уж я ли не мастер на изобретенье уединений. Должно быть, время такое пришло, но досадно. Целую зиму прошлую учился у Дружинина способности любить общество и беседу глухих, немых, параличных, кретинов и идиотов — и ничего не вышло. Да и вам завидую: какая легкость на ногу, дружище мой, от которой происходит и обаятельное ваше снисхождение к людям и ко всем нам — ведь ото всех убежать можете тотчас же. Но это шутка — так и понимайте — целую вас в жидкий носик ваш за письмецо.
Просите вы сведений об отечестве. Лучшая книга о современной России, какую я знаю, написана Фридрихом Давидом Страусом и называется: Ульрих фон Гуттен. Я нынче прочел ее в деревне и вам рекомендую.1 Это изумительно, как немец этот понял личность Белинского, большей части наших деятелей, их отношения между собой и к общественным современным вопросам и, наконец, какую удивительную оживленную картину представил борьбы пробужденных сил наших, их падения в эпоху первой стычки, нового возникновения, указав даже, что с ними случится в близком будущем. Вот биография. Говорят — явления не повторяются, да человек-то повторяется. Я нахожусь под таким влиянием Гуттена, что убедительно прошу вас отыскать мне за границей хороший портрет этого Виссариона Григорьевича из рыцарей и подарить мне: я заплачу что нужно. Страус даже и Вас знает, да и всех нас знает (на полях здесь приписано Анненковым: Сикингена я хорошо помню по Мюнхенскому портрету его Альбрехта Дюрера2). Правда, мы отражаем его великолепный ландшафт в маленьком и миленьком виде камеробскуры, быстро передвигаем ножки там, где у него слышатся шаги, суетимся на полотне без шума, в мертвом молчании, между тем как у него раздаются громы исторических событий, но все же это один и тот же ландшафт и одни и те же люди.
Другая книга, написанная об России, есть известная: ‘Land und Leute’ Риля. Прочтите и эту непременно.3 Основная мысль ее — создать правительственную и социальную науку об изучении коренных свойств каждого племени и народа, на душе того и другого, на неотделимых и неизвратимых их стремлениях — есть русская мысль, которая одна и составляет единственную политическую религию для нас, внеправительственных лиц. Правда, мы о своих племенах и народах знаем поменее того, что знает Риль о своих, у которого характеристика различного немецкого быта уже является глубокой, психологической и художественной картиной, но вот что он украл из России. Он говорит, что изучение народных стремлений есть консерватизм, а пренебрежение этой науки и постройка общества на кабинетных соображениях принадлежат либерализму и что поэтому государство, не имеющее консервативных начал, не имеет будущности, так как оно не может знать ни себя, ни путей, ему предстоящих. Он до того простирает дерзость покражи, прикрывая себя только именем Франции, что просто у нас с языка выхватывает афоризм — порядочному человеку стыдно в наше время называться либералом!
И точно стыдно в Симбирске, Ярославле, Твери и далее на Север, сколько хотите. Что это за явление — понять трудно, кто не видал. Около меня, скрежеща зубами и дрожа от злости — изливаются беспрестанно потоки либерализма, сквозь которые видится грязнейшее дно души. Это походит на свидетельство об исповеди в Папских владениях, какое, проклиная, должны таскать с собой всюду тамошние атеисты.4 Во всей Европе нет зрелища гнуснее, я убежден, нынешнего русского либерализма. Доходит до того, что как только незнакомый человек начинает свободно изъясняться — сейчас в голову приходит слово: мошенник. Это подстать с одним здешним установлением. Есть здесь чиновничий клуб, где пьяных и буянов выталкивают в шею и потом они предаются на растерзание начальства. Я часто посещаю клуб и даже сделался членом его. На всех моих сотоварищах мрачные, свирепейшие рожи, а ведут они себя с каким-то ужасающим приличием, с какой-то зловещей скромностию. Это уморительно. Они судорожно стискивают рты, чтоб не сказать матершины, и делают огромные обходы, встречаясь с человеком, чтоб не хватить его в рыло. В нравственном смысле таково и само общество провинциальное.5
Я хотел поговорить с вами на досуге о либерализме ‘Санкт П<етер-> Б<ургских> ведомостей’, ‘Московских <ведомостей>‘, ‘Рус<ского> Дневника’,6 ‘Современника’ и даже Редакционной комиссии, да уж что-то длинно выходит.
На последнюю у нас и вся надежда по крестьянскому вопросу, особенно теперь, когда с присоединением к ней 4-го отдела, финансового, — она решительно обладает, можно сказать, всеми лучшими головами России, всем умом ее и когда положено, прежде объявления каких-либо мер, предварительно подвергать их еще публичному критическому разбору. Она уже выработала Устав о сельской общине, которая разделяется ею на административную в 300 душ и хозяйственную, по собственному своему благоусмотрению, оба отдела независимы, но первый может состоять под контролем власти, а второй только под контролем мира, т. е. собственным своим. Раздел земли и раскладка повинностей принадлежат второму виду, исполнительная власть, вместе с полицейской, первому. Но и Редакционная комиссия не избегла современного русского либерализма. Недавно положено ею вызвать несколько умных старост (вероятно, по указанию становых) из губерний для того, чтоб прочесть им несколько новых Уставов и спросить — поняли ли они что-нибудь и какие замечания могут сделать. Таким образом и мужицкий мир не будет обделен в совещаниях!..7
А громы Итальянские кончились сеймом. Не знаем мы здесь, как это понравится Итальянцам и особенно Венецианцам, но недоумеваем, как поступит союз, если Папа за другой день созвания членов отлучит их от церкви.8 Неужто проклятые будут рассуждать и народы управляться каторжными государями и установлениями? У нас вместо ваших побоищ есть тоже манифестации — это кабако-битие. Оно началось в Пензенской губернии, где 100 кабаков снесено, разлилось по Саратовской и достигает Симбирской. Мужички вычитали из статеек и циркуляров начальства, что по закону в кабаках должно существовать полугарное вино низшего сорта в 3 р. ведро, а так как откупщики заменили его ведром в 4 р. 50 к. — и нигде трехрублевого не держат, то толпа уничтожает всякий кабак, где не выдают ей законом положенного ведра в 3 р.9 Кабаки валятся, как снопы, отряды войск не поспевают спасать их, откупщики сдают свои откупы в казну, но все это домашнее дело Министерства финансов, которое только покажет, что его домашние дела могут сделаться публичными делами в худшем смысле слова. Откуп решительно разваливается сам собой.
Поклонитесь поминально от меня всем общим знакомым нашим, каких встретите, перецелуйте каждого поодиночке и, если возможно, совокупив их, поцелуйте всех вместе единым дружеским поцелуем. Пусть настоящее письмо служит и им весточкой моего существования — вот почему я отдельно и не стану писать к Боткину, потому что ничего нового и свежего прибавить не могу, а содержание теперешнего он от вас узнает. Будьте здоровы — поклонитесь вашей дочке, напомнив ей о седом господине, который бранил ей ее отца.10 Я еще буду ждать от вас письма в Симбирск, где пробуду до сентября. Утешьте и поторопитесь.

П. А.

45

1 (13) октября 1859. Москва

Москва. 1 октября

Зайчиком, почтеннейший Иван Сергеевич, проскочили вы через Москву, слышал я — и только печальный герольд Ваш, Иоанн Боткинус, известил приятелей, что Вы ему исключительно посвятили один день своего пребывания в столице. А я вас хвалю — бежать, так бежать, жить, так жить, а то вот я вчера прикатил в маль-посте сюда, успел быть полупьяным в трактире Самарина с Кетчером и прочими — и ни себе, ни Богу отдать отчета не могу — зачем я здесь намерен пробыть 2-3 недели? Однакож пробуду.1
Я поздно получил латинское письмецо Ваше из-за границы и, признаюсь, льстил себя надеждою, что уловлю Вас в Москве, но грызун неутомимый ушмыгнул-таки.2 Нечего с ним делать — надо к нему писать и спросить — что он? — охотится? болеет? творит? спасается? — али все вместе? Изложите же мне, о грызун литературный — ясно и добросовестно, что вы такое в настоящую минуту, а на орехи, в виде вознаграждения, вы уже от меня получили в статье ‘Русского Вестника’, мнение о коей знать желаю ваше.3 Расставьте сами эти слова по порядку.
Писать мне покамест нечего.
Я получил от Гончарова милейшую цидулу, в которой требует разбора Обломова и намекает, что ‘Современник’ в отношении общественного значения этого романа сказал все, что можно сказать. Остается, говорит, отдать справедливость постройке самого романа и указать достоинство женских лиц, в нем действующих. На это я им и избран. А как вы думаете? — Ведь Иван Александрович мог бы управлять департаментом!4
Хотелось бы мне знать ваше мнение о нижеследующем. Справедливо ли будет назвать тип Обломова простым до бедности, до пошлости, и отвратительным до омерзения, оставляя ему вполне достоинство художнической красоты? Или это противоречие и пустяки — напишите слово.5
Когда присмотрюсь к Москве да получу от вас голос — распложусь более. Покамест, прощайте, друг.

П. Анненков

А что портрет Гуттена?6 Сомневаюсь, чтоб вы могли отыскать его. Адрес мой: на Театральной площади, дом Челышева, 3-е отделение.

46

19 (31) октября 1859. Петербург

Злой, но сердцу милый друг. Пишу к вам из Питера, где Дружинин показал мне страничку вашего письма, мне посвященную и исполненную тех усиленно-ядовитых выражений, которые вам так многого стоят. За что прогневались, Иван Сергеевич? Эпитет грызуна что ли огорчил?1 Было из чего страницу вялого персифлажа настрочить! А насчет моего тумана — будем снисходительны друг к другу: у всякого есть свой туман. Вот и Вы порядочного напустили на обе столицы, обещав по повести ‘Рус<скому> Вестнику’, ‘Библиотеке для Ч<тения>‘ и ‘Современнику’ к новому году.2 Тут тоже никто ничего не понимает, но все продолжают Вас и хвалить, и любить. Итак подадим друг другу руку и постараемся остаться на высоте наших крупных годов по крайней мере, если нет ничего другого для устройства нашей жизни и наших отношений. Слушайте. Общество литератур<ного> фонда положило 8-го ноября признать себя окончательно открытым (более 70 членов уже состоит налицо) и тогда же произвести баллотировку директории из 12 человек. Отсутствующие члены могут присылать свои голоса (за собственной подписью, разумеется) кому-либо из присутствующих членов, который и сообщает их обществу. Если вы намерены воспользоваться правом выбора, то присылайте свой лист мне, а насчет персонала, из которого следует выбирать, не затрудняйтесь: все мало-мальски выдающиеся имена принадлежат уже обществу. Все это, впрочем, если сами не пожалуете к вышеозначенному сроку.3
Великая беда стряслась с Писемским. Министр потребовал к себе его уже пропущенную драму вследствие слухов, что она изрыгает невыносимый позор и хулу на помещичье сословие. С помощью литературной братии не теряем надежды однакож спасти драму от кораблекрушения. К сожалению, я еще не знаю ее.4 Замечательное явление в современной жизни представляет единодушный протест всего либерального и нелиберального класса землевладельцев против последнего положения Редакционной комиссии, объявившей оставление за крестьянами существующего надела земли, положившей за него крайне низкую повинность и вместе с тем оставившей барщинную работу на два года. Это значит запереть в одну комнату крайне раздраженных противников, вместе того чтоб развести их. Со всех сторон поднялся говор просто ужаса. Дм. Хрущов, Унковский и проч. подали государю прошение, умоляя его спасти землю русскую от больших бед, перейти прямо к выкупу, учредив хозяйственное управление по губерниям, новую систему судопроизводства и общую гласность.5 Чем кончится это дело, уведомлю, но круг страха, сомнения, вспомоществуемый еще огромным финансовым кризисом — все продолжает увеличиваться и расти… Напишите мне слово по старому адресу: Демидов переулок, дом Висконти. Все остальные господа наши делают все то, что прежде делали. Прощайте.

П. Анненков

19 октября. С.П.Б.

47

30 октября (11 ноября) 1859. Петербург

А это справедливо, любезнейший Иван Сергеевич, что поругались приятели, да надо же и честь знать. К тому же и делишки есть поважнее этих мимолетных туч и всяких других пустяков. Итак вы на 230-й странице — пишите более и верьте, что кому другому полезна краткость, а вам нужна, необходима и спасительна плодовитость в речи.1 Дурно, что вы больны, но мне кажется, что писатель, засевший, по русскому обычаю, за сплошную работу, всегда должен быть болен. Это в медицине называется — ‘malus scribentis russicorum’ {болезнь писателей русских (лат.)} — потому что только у них встречается это торопливое, сжатое, на себя обращенное творчество. Я два раза был уже у Вар<вары> Як<овлевны> Карташевской, которая ласкова со мной превыше моих заслуг и интереса, во мне заключающегося. В последний раз, узнав, что вы больны, приказала вам написать, что один малоросс из ее приятелей спасся от чахотки французскими бергамотами и что мы складчиной пришлем вам боченок этих плодов, если вы согласитесь на предлагаемое лечение. Mademoiselle Glaphira прибавила, что их надо съедать, по крайней мере, по 20 штук каждое утро, как она сама делает. Вообще же все хохлы и прелестнейшие хохлицы этого дома говорят о вас с невыразимой симпатией, и я отношу даже собственный успех между ними качеству вашего приятеля и старого знакомого.2 Но Костомаров меня ужасает! Он еще до сих пор сгорает ненавистью ко мне и другим москалям за ссылку Самойловича Петром I в Сибирь.3 С ним жутко становится говорить — того и гляди потребует удовлетворения за какого-нибудь кнутованного ‘полковника старых времен’, которых так много было.
Вот новость. Дерзкий и беспокойный реакционер Безобразов выключен из службы и выслан из города за дерзкое письмо государю по поводу внутренней политики.4 А И. Гончаров отказался от общес<тва> Лит<ературного> фонда за неприглашение его в учредители, почему имя его и вычеркнуто мною из вашего списка.5 Строгий человек, но небо справедливо! Он тотчас же после того попался как цензор, пропустив окончание статьи Бабста против книжки сенатора Семенова (‘Отеч<ественные> записки’. Октябрь).6 Ждет головомытия, а окончание это, если и противоцензурно, зато уморительно-остро и колко. Панаев за пошлый намек на Таубе в ‘Соврем<еннике>‘ — получил головомытие, как оскорбитель личностей.7 Дружинин по лучил головомытие за стихотворение ‘Ночь’, где какой-то господин рассуждает из крепости, что тело его повержено в оковы, но мысль свободна, да и душа бессмертна (Октябрь, ‘Библ<иотека> для Чт<ения>‘).8 Грозят строгими мерами, если наша литература пойдет по такому коварному пути.
А вы положили оброк по 3 р. с десятины — не спросясь хозяина. Настоящий наш хозяин — Редакционная комиссия назначила 8 р. сер. оброка с 4 1/2 десятин — стало быть, каждая десятина обложена повинностию около 1 р. 75 к. Исправьте-ка это.9
Затем adieu, пишите,

П. Анненков

Октябрь 30

1860

48

7 (19) мая 1860. Берлин

Берлин. 19 мая

Мы очень благополучно сделали переезд, мой почтенный Иван Сергеевич, и 15 мая были уже в Берлине, где застали каштаны и сирени в цвету. Сопровождала наш бег счастливый, во-первых, Шиловская, певшая нам романсы,1 а во-вторых, серая, но тихая изморось, которой мы и обязаны были отсутствием всякой качки. Драгоценный, в полном смысле слова, сопутник мой Н. Я. Макаров по совету доктора вдруг переменил весь план вояжа и остается здесь на 4 недели: доктор обещает или уморить его голодом (Hungerkuhr), {лечение голодом (нем.)} или вылечить. Напишите к нему по адресу: Schelling-Strasse No 1. Всего неожиданнее, что и Варвара Яковлевна, при самом отъезде, решилась ехать с мужем за границу и через неделю поплетется с ним в Берлин, но об этом вы, вероятно, уже знаете, благодаря неугасаемой ее корреспонденции.2 Писемский стал поправляться при моем отъезде — тифозное состояние миновалось и только остался страшнейший ревматизм, однакож он по-прежнему каждый день прощался с детьми и женой, заключая благословения напутственные всегда одними словами: ‘а теперь дайте трубочку покурить’. Умрет несомненно другой наш актер — Держиморда (фамилии не помню), лекарь запустил у него воспаление в легких, и он был уже в агонии при мне. Театр дорого обходится нам. У Вейнберга мушка на груди и боится чахотки — поехал в Одессу через Вену} А я послезавтра еду в Женеву через Бамберг, Боден-Зее, Берн — и в Женеву (poste restante), прошу вас написать о всех ваших намерениях. Комиссию мою вы исполнили отлично. На другой день приезда я уже получил ответ от Герцена и новый ‘Колокол’, где он ругает Дружинина за статью о Марке Вовчке. Это значит пропускать сквозь строй через тысячу человек два раза — цыпленка.4 После Женевы я кинусь в Северную Италию и только в августе прибуду на Вайт, куда к тому времени соберется и семья Герценов. Нет ли чего в ваших планах, что бы имело сродство с вышеозначенным планом и могло бы с ним сцепиться — напишите.5 Затем прощайте.

П. Анненков

49

16 (28) мая 1860. Женева

28 мая н.с. Женева

И я усмехнулся, почтенный мой Иван Сергеевич, когда прочел вашу заметку: точно — поворотил в другую сторону, чем куда шел, но значит она, проклятая, уже лежала у меня в мысли, когда я говорил то, что говорил. Однакоже и не без причины выбрана дорога и не вполне же похожу я на корову, которая все махает хвостом, хоть и мухи совсем нет. В августе Герцен будет на Байте, стало быть, в августе можно будет разом убить двух слонов: и Герцена и Уайиют по чистому произношению.1 А до тех пор все, что сделали в Северной Италии, сделали, как вам известно, не спросясь меня: надо же посмотреть, что такое вышло, а кажется каша: Тоскану и Романью в лютерство не обратишь, а без лютерства и королевства нет.2 В августе же Вовчок подымается из Швальбаха, где будет лечиться, на Уайиют, в августе же Макаров из А<а>хена туда же поспешает: остается дело за мной и за вами — после Соденского лечения. Хотите? А теперь — как только брошу это письмо на почту, стремплешь лечу в Турин через Сенис и сюда вас не зову, но по прошествии месяца, в первых числах июля, буду опять здесь в Женеве наинепременнейше, как Бог свят. Вот тогда приезжайте пожить сюда недели на две, если вам это улыбается.3 А какие места! И не глухо, как в Тироле, — просто роскошь: мы бы хорошо провели время и по течению Рейна спустились бы рыбками в Остенде. Напишите об этом строчку мне в Милан, poste restante, тотчас же, а потом, если что изменится, в Женеву, poste restante. Отели на озере все одинаково здесь хороши, des Bergues, de la Couronne, Metropole. Я остановился во втором, туда же и вернусь, да там же бросьте и записку ко мне, если приедете ранее и остановитесь в ином отеле.
Вовчок теперь в Париже, у Станкевичевых (на 7 дней) один. Я имел к нему письма в Лозан<н>е и застал его в дорожном костюме, подавляющего слезы и целующего ребенка, пострела, с которым впервые расстается.4 Только успел проводить его до железной дороги, но нашел в нем значительную перемену, к лучшему. Он, во-первых, значительно похудел и не походит более на голого, карикатурного Гете, изображенного Корнелиусом в Мюнхенской картине Страшного суда, а во-вторых, пропало также дикое Каспар-Гаузерство с тупыми, стоячими глазами, вытаращенными в постоянном ужасе.5 Стан сделался гибче, а со станом и мысль. Очень приятно, но муженек — я с ним провел весь остальной день — ах, что же это такое? Я человек снисходительный и даже люблю простую пошлость, но пошлость резонирующая и принимающая интерес в литературе, как будто в особом виде кляузы и крючка — то сверх сил человеческих.
А что делают с Макаровым в Берлине? Дадут корочку хлеба на целый день, да положат в постель на полсутки, прикроют четырьмя пуховиками, пятью шерстяными войлоками, десятью байковыми одеялами, да одним пледом — ей-Богу. Он визжит от испарины и просил уже пистолета, но все острые орудия отобраны. Лишь бы помогло, а человек это чудный.6

П. Анненков

50

22 июня (4 июля) 1860. Милан

Милан. 4 июля

Любезнейший Иван Сергеевич! Искрестив новое государство таким образом:

0x01 graphic

я теперь иду вверх, как форель гатчинская. Из Милана подымусь на Комо, Лаго Мажиоре, а оттуда через Сим<п>лон в Женеву, где и буду около 15 июля н. с. включительно или даже маненько с походцем. Если будете ранее в Женеве и не остановитесь в ‘Couronne’, то забросьте туда адрес свой. Здесь имел удовольствие получить два ваших милых письма: и одно доказывало бы красоту вашей души, а два слезу извлекают. Спасибо вам: я с very приятной smile {очень [приятная] улыбка (англ.)} смотрю на будущую встречу нашу и на путешествие, а слово ‘приятной’ по-английски не нашел.1 Видел я много поучительного и дошел до убеждения, которое, вероятно, и Краевский может иметь, что в новом государстве нет еще и признаков настоящего государства, и все оно держится одной только силой — энтузиазмом. Подобные явления не часто встречаются на земле и их наблюдать очень любопытно. Поверите ли, что в сущности здесь полная анархия и королевство связано одной идеей — независимости и свободы Италии. Потухнет идея, чего Боже сохрани, оно распадется, как сноп развязанный, если дотоле не успеет выработать себе общую и скрепляющую гражданственность. Правительство, коммунальная администрация решительно ничего не делают, да и не могут ничего делать, кроме приготовления к войне, к защите себя, к будущим столкновениям. Все остальное живет кое-как на остатках старой цивилизации, не думая ни о чем, кроме славы, чудес героизма, неимоверных успехов, переворотов, питаясь гордостью, самолюбием национальности и действительно сказочным Гарибальди своим, который именем своим отвлекает дурные страсти молодежи и морализует ее, если можно оморализовать совершенно олицетворенную праздность. Словом — поэзия политической жизни чудная, а основ ее еще нет.2 Однакож приходит беда для этой поэзии: государству нужны деньги (а деньги без труда не бывают), и нынешнее лето Кавур, кроме внутреннего займа в 150 м., объявил, что необходимо удержать все австрийские налоги (33 процента с дохода поземельной собственности), да еще, может статься, и надбавить кое-что. ‘Кто ищет независимости, тот должен платить много’ — сказал он.3 И отрезвление заключается в этих словах, а будет оно горькое и не без волнения. Кстати, анекдот. В Болоньи прихожу я в контору дилижансов, чтоб взять билет на место в Равенну, узнал, что стоит купе, как идет дорога, сколько времени нужно на проезд, да в ту минуту как платить подумал — дай, подумаю (без малейшей причины) и ушел. Дилижанс на другой день отправился, разумеется, без меня, но выехав за город, был остановлен ворами, а так как в дилижансе находились пиемонтский сержант и таковой же капитан, не хотевшие добровольно подчиниться грабежу, то они первого убили наповал, а второго пристрелили: дилижанс и вернулся в город с трупами. Это вам как пример гражданственности, во-первых, а во-вторых, как пример полезного действия инстинктивных сил в человеке. А какими землями, а какими садами, а какими горами, а какими городами я ехал, но об этом после. Да и небо все время непогрешительно чисто, ярко и учтиво вело себя с нами, однакож недели две стоит уже зной, от которого тяжело становится носить собственное тело, и надо торопиться за Альпы, поближе к медвежьей своей берлоге. До свиданья.

П. Анненков

NB. Приложенное письмецо перешлите, пожалуйста, Н. Я. Макарову.4

51

24 августа (5 сентября) 1860. Аахен

Аахен, 5 сентября. Среда

Через два часа после отправления к Вам в Париж нашей коллективной телеграфической депеши (единичные депеши уже сделались слишком для нас обыкновенные я получил Ваше письмо из Вентнора с копией проэкта.1 О ревностном распространении его с моей стороны ручается вам апостольское мое имя Павла: я даже начал с того, что сообщил копию Ешевскому, здесь обитающему, и пригласил его сообщить свои замечания прямо в Париж, в Htel Byron. Это будет первая критическая оценка проэкта, тем более важная, что Ешевский занимается изучением элементарных школ в Германии и передал мне об этом предмете много дельных и крайне любопытных сведений.2 Книги, вами назначенные, я перешлю из Петербурга, и (самое трудное!) — постараюсь переслать так, чтоб они пришли в Париж ранее 1879 года.3 В Бурном Моусе получил я несколько комиссий, о исполнении которых буду писать в моих письмах к вам, отделив эти места какой-либо фразой вроде: ‘передайте нашей старице, что…’ или нечто подобное, а вы, с своей стороны, сообщите содержание означенных мест в Лондон. Впрочем, если почтете нужным и достойным, то иные письма и целиком можно передавать в Лондон, а за соединение в них откровенности с осторожностью ручается вам архимандричья моя физиономия, как вы ее назвали.4 Не забывайте однакож, что ваша физиономия красивее, но хуже моей.
Как вам известно, я здесь нашел Макарова и Марью Александр<овну>. Последняя оставалась долгое время на распутии между Лондоном и Парижем, считая равно одинаким ехать без гроша денег в любой из этих городов. Когда у нее тяжело на сердце, она посылает обыкновенно телеграфическую депешу и тем облегчает себя: так и теперь сделалось. Она едет в Париж завтра и, вероятно, прибудет к вам в одно время с этим письмом.5 Я не могу нахвалиться ею. Вы ли ей наговорили хорошего обо мне, или женский ум, которого у ней бездна, указал ей, что делать — только она встретила меня с добродушием и откровенностью, подчиняющими человека. Жаль, что недостает времени и пространства для развития этого знакомства.
Я проживу в Берлине, куда направляюсь отсюда, с добрую неделю. Я желал бы получить там еще напутственное письмо от вас, по адресу: Htel de St. Petrsbourg.6 Сделайте это. В циркулярном письме вашем все на месте и очень хорошо, только следовало бы сказать о себе, как о представителе нескольких мнений, выраженных несколькими людьми, хотя б это была бы и неправда. Но это пустяки, ибо общий тон циркуляра способен и достоин.
Не мудрено, что Макаров собирался ехать расстраивать свадьбу Шевченка, потому что он женится на Лукерье, той толстой Лукерье, которая нам давала ужинать у Варвары Як<овлевны> и которая выходит за Шевченко, чтоб раздразнить горничных-девчат Карташевских? Что за чушь!
Мне посчастливилось переехать пролив Английский в штиль и с лунным освещением, а теперь добрая, светлая погода здесь. Если так продолжится, то катну морем в Россию, потому что железная дорога, хотя и доведена до Динабурга, но ездить по ней никому не дозволяется и ранее будущей весны она не будет открыта, почему — неизвестно никому. Все ссылаются друг на друга — разве высочайшее повеление неожиданно придет через Адлерберга и выведет всех из затруднения.8 О Россия, я твой, чужбины прах с презрением и проч.9

П. Анненков

52

2 (14) сентября 1860. Берлин

14 сентября. Берлин

Что же вы мне ничего не отписали в Берлин, мой почтеннейший Иван Сергеевич? Завтра в субботу я еду на пароходе ‘Орел’ в Петербург, погода здесь стоит холодная, но светлая, это первое, а второе — миллионы русских мущин и женщин едут на Столупяны, и можно опасаться, что с прусской границы придется итти пешком до Динабурга, прося на прокормление.1 Я так распорядился, что, став ногой на пароход, решительно никаких других ценностей не буду иметь при себе, кроме души и сердца, на кои вообще курс слаб. И так — бедный Мартынов умер, много аплодируемый и мало оцененный печати. Не умереть бы ему так при Белинском. Надо же быть такой иронии, что, выходя от Спарнопани, где прочитал эту грустную новость, я на пороге встречаю клубного Мартынова, прездорового. Так и хотел сказать — что бы вам вместо другого, но не сказал, а напротив заявил мое удовольствие по случаю его хорошей мины. Подлец есть человек, но надо будет в Петербурге порядочно разобрать лучшие его роли, с помощью Дружинина и Островского, если этого еще не сделано.2
С вами теперь Марья Александровна. Поцелуйте у ней ручку и передайте следующий портрет, который может служить также и изображением Гамлета, размышляющего о будущей жизни. Как здесь все скверно делают! Она желала иметь очерк сей пусто-важной фигуры. Вам не посылаю, потому что смеяться вы оченно хорошо можете и с единственного экземпляра.3 Теперь слушайте — у меня есть просьба. Я обещал Н. Я. Макарову, который в Париже, собрать сведения касательно лучшего путешествия для Варвары Яковлевны и ее мужа в пределы России, а адрес его (Макарова) затерял. Чудак Страдецкий, проездом через Берлин, зашел ко мне в отель, но узнав, что я обедаю — не захотел потревожить, а только возвратил книги, которые были назначены для провоза в Россию.4 Он еще из тех, которые и в самом деле верят в мои и в ваши слова, но теперь вот что. По моему мнению, о возвращении морем не может быть и помина для Карташевских, после их лечения. Пусть же едут они железной дорогой до самого прекращения ее, где уже начинается русский говор. В Берлине им следует остановиться в Htel de St. Petrsbourg, о чем я предупредил хозяина — тут и недорого, и по-гасконски говорят. Оттоле хозяин даст им рекомендацию в Кенигсберг, где с тамошним хозяином трактира они посоветуются, что делать в Столупянах. Во всю эту дорогу им никакого разговора не предстоит, а предстоит только сидеть покрепче.5 Так из Кельна я выехал в 7 3/4 часов утра и в 9 вечера был в Берлине. Из Берлина точно так же в Кенигсберг (с помощью комиссионера, если хотят), и из Кенигсберга в Столупяны, где уже своя земля. Другого исхода нет и сами израильтяне другого бы не придумали.
Ну, прощайте. Напомните обо мне вашей дочери.

П. Анненков

53

17 (29) сентября 1860. Петербург

Простуженный до мозга костей моих, явился я в Петербург, мой почтенный Иван Сергеевич, после двухдневного плавания и здесь получил два письма ваши (одно берлинское, другое с циркулярами).1 Прежде всего о частных делах. Книги вам посланы на сумму 60 р. сер., и вы их получите по билету, здесь приложенному, причем и провоз заплатите.2 Не в счет этой суммы посылаю Е. Баратынского для Марии Александр<овны>, которой и прошу его вручить, поклонившись (NB. Пушкина нельзя было переменить по письму вашему, полученному уже после отправки каргезона {судовой груз (от франц. cargaison)}).3 Посылаю письмо, переданное мне из конторы ‘Современника’, на ваше имя.4
Как только приехал я, — тотчас потребовал ‘заседание’ Комитета Общества вспомоществования. Без нас был сделан первый, неверный шаг Комитетом, именно назначено пособие в 300 р. Аполлону Григорьеву по настоянию Кавелина, который в этом теперь и кается. Я имел истинное удовольствие слышать, как все партии осуждают горячо это распоряжение Комитета, да не только литер<атурные> партии, но и публика. Знак весьма утешительный и особенно тем, что свидетельствует, как зорко следит общество за нашим Комитетом. Органом этого осуждения сделался Панаев, но так как он от природы предназначен к пошлости и лжи, то, не разобрав дела, смешал назначение 500 р. Лажечникову, только что сделанное Комитетом, с назначением Григорьеву и перенес диффамацию, по ошибке, на первого, называя его распутником и упрекая Общество за потворство такому человеку.5 Таким образом, вместо Григорьева оскорблен честный и благородный старик и вместо дельного нагоняя Комитету вышла ложь и клевета. Экой публицист, Господи помилуй! Кроме двух вышеозначенных назначений, в нынешнее заседание Комитет назначил 300 р. пенсии семейству сына Сергея Глинки да несколько мелких пособий учителям, с голоду умирающим.6 Мы завалены просьбами и ступаем теперь шаг за шагом, словно по горячим углям. Денег у нас всего за расходами 29 т., а требований, плача и вопля оказывается более, чем ожидать следовало, и какие бывают требования! Нынче получили мольбу от родной сестры покойного графа Сперанского, протопопицы Третьяковой, а между тем дети родной ее племянницы, Кантакузины, владеют огромными имениями. Мы решили — известить Кантакузиных от Комитета, в каком положении находится один из членов их семейства, так как, вероятно, они не имели случая осведомиться прежде о состоянии его дел. Будем ждать ответа, а 100 р. ей послали.7
В самый день нашего заседания были похороны-манифестация Мартынова, посреди Невского, запруженного народом, собравшимся на похороны, да и на хорошую погоду. (NB. Как только ступил я на берег — открылось чистейшее небо и показалось палящее, летнее солнце, что и доселе продолжается). Молодежь и разные господа везли колесницу на себе от Знаменья до Смоленского, другие, стоявшие на колеснице, требовали от встречных: ‘шапки долой’, чему подчинились и жандармы, снявшие каски, а третьи, еще более воодушевленные, повернули шествие с архимандритом от Невского к Александрийскому театру, объехали его кругом и отслужили тут литию перед Минервой, что на фронтоне красуется. Теперь в городе негодование — зачем полиция это допустила, почему полиция не овладела движением, отчего полиция… Но всякий порядочный человек от души должен поблагодарить полицию, что она не вмешалась в дело и не сообщила ему политических размеров своим вмешательством. Честь ей!8
Эта полиция, например, умнее нашего Краевского. Сей муж не только вмешался в издание Энциклопедического Лексикона, но объявил себя его главным редактором, это было знаком всеобщего негодования. На него опрокинулись пасквили, насмешки, позорные изобличения, преимущественно в ‘Искре’.9 Я его видел притихшим и грустным, но еще не все исчерпано. Ждут первого выпуска Лексикона, чтоб пуститься в травлю. Я слышал об уморительной статье, которая будет заниматься вопросом — какие именно статьи в Лексиконе принадлежат самому главному редактору. По части филологии буква А — ибо никто лучше его не разъяснит, какое место означенная буква занимает в алфавите, по части социальных наук — Акциз, Аренда, по части исторических наук — Абдериты и по части богословских — Анафема: предметы, издавна им продуманные и прочувствованные, и т. д.10 Громадное невежество Краевского может итти только в параллель с громадным нахальством Чернышевского, удивившим даже приверженцев его. Он объявил в статье против ‘Русского Вестника’, что все русское развитие есть только первая, предуготовительная ступень для понимания того, что теперь пишется в ‘Современнике’.11 Чертя эти строки, я принужден был остановиться, потому что захохотал, вспомнив голосок Чернышевского, который сделался еще тонее, свистящее и униженнее. Каким голосом произносил он в нашем Комитете: ‘Я бы осмелился предложить такую мысль’, — так и выразить нельзя. Это как будто высеченный Ариель, из-под преисподней, жалобно грехи исповедует — чорт знает что.12 Однакож готовившаяся полемика с ‘Современ<ником>‘ со всех сторон внезапно остановилась, потому что журнал получил из III Отдел<ения> авертисмент, {предостережение (от франц. avertissement)} грозящий закрытием журналу, если он не изменит направления.13 Вместе с тем предписано цензору делать над ним эксперименты, как над зайцем — вынуть ли весь мозг целиком или по частям его вынимать из разных компартаментов — как угодно. Все это по силе доказательств в либерализме и социализме, представленных каким-то Ведровым, искавшим, как слышно, кафедру Грановского, после смерти его.14 Чего не может вместить в себе одно и то же беспокойное сердце! Вероятно по закону равновесия, в то время, как ‘Современник’ вызывал упреки за вольность, книгопродавец Печаткин являлся к Дружинину и требовал тоже перемены направления. — Какого направления? ‘Да наше направление больно уж тихо-с, надо направление покрепче, деньги дают только за то, что поплотнее и с душком-с’. Этот мул, вероятно, получил предварительно хорошее наставление, как бастонаду, и от руки, которую угадать не тяжело.15 Дружинин покидает ‘Библиотеку’, кажется, и предается весь изданию нашей газеты: ‘Век’, сделанной для тех отсталых, которые между истерической англоманией ‘Вестника’ и общим расчетом всех других на скандалы еще нисколько не собираются умирать. Учредитель его Кавелин написал прекрасную программу, которая скоро напечатается. Мы имеем право, кажется, рассчитывать на Вас, тем более, что тут нужны собственно не огромные статьи, а дельные заметки по предметам, которые в глаза кинулись. Таких ведь много. Согласны ли Вы быть участником, и не фальшиво, а искренне и душевно? Мне кажется — в этом журнале следует впервые и напечатать ‘Мысль об обществе распространения грамотности’ etc.16 A чтоб уж не поражать людей излишней консеквентностию {последовательность (может быть, от нем. konsequent)} и ясностию программы, то в числе учредителей находится и Безобразов, который говорит, что журнал ‘Век’ необходим России для разъяснения вопроса: должно ли железные дороги сохранять в руках правительства или продавать частным обществам?17 Чувствуете ли Вы, друг мой, всю прелесть анархического состояния русской жизни, какая отражается в посильном моем повествовании? Для меня это великое наслаждение и поучение. Я пришел к такому заключению, что лучший порядок для нас есть хаос, потому что все порядки, имевшие претензию быть таковыми, неизбежно делаются на этой почве преотвратительными явлениями.
Сохрани Бог, чтоб таковая же участь предстояла и учреждениям Редакционной комиссии, которая кончает кодификацию своих положений в сентябре и представляет ее в Главный комитет, имеющий окончательно выработать устав к Новому году.18 Но без хаоса и здесь не обходится — широкое основание и обязательный труд на первое время, выбор крестьянами во второй инстанции мировых судей и розга — и т. д. Но это, вероятно, переболеется еще Главным комитетом, а само течение жизни потом уже и поправит несбыточное и мелкоумное наших Солонов.
Вот наконец по порядку я пришел и к проекту ‘Общества грамотности’. Конечно, теперь весь образованный Петербург уже знает его и, может быть, не малое количество людей занято изложением своих мыслей по его поводу. Вообще он был принят здесь с отличным одобрением публикой, за исключением, разумеется, юных нигилистов, покачивающих головами и спрашивающих — возможно ли, чтобы из такого места и проч.19 Само собой разумеется, что распространение будет все-таки продолжаться с нашей стороны и на днях я буду иметь аудиенцию у Евгр<афа> Ковалевского, да проберусь и к Тимашеву, если дозволит приблизиться к себе, не минуя и те божества, которые мне лично знакомы.20 Из Москвы я не получал никакого известия, и, кажется, придется туда съездить для личных объяснений, которые, говоря по опыту, оказываются весьма важными. Впрочем, Вал<ентин> Корш уже сделал в ‘Моск<овских> ведом<остях>‘ благосклонный намек на подготовляющееся общество. Проект наш и без ваших циркуляров переписывается во множестве и переходит из рук в руки, как ассигнация. Мне кажется, что к Новому году его уже надо будет опубликовать, ибо общее знакомство с ним возрастет до того, что опасность быть похороненным в журнале для него уже минуется.21 Возражений против ‘идеи’ я ни от кого не слыхал, но очень много умных заметок и дополнений, которые все, без сомнения, скопятся в ваших руках, когда наступит время полемики. Я кончал это письмо, когда явился ко мне какой-то плачущий и голодный (по его уверению) Тургенев с Кавказа. Он вашим именем просил денег, а для такого имени отказа не имею. Хорошо ли я сделал, дав ему 40 р. — не знаю, но за вами считаю 100 р. сер.22 Поклонитесь старицам нашим и скажите, что о комиссиях их буду писать в следующем письме.23

П. Анненков

17 сентября. С.П.Б.

54

20 октября (1 ноября) 1860. Петербург

Отдав дань обычную петербургской осени и жизни кашлем, жабой и поносом, пишу к Вам, мой почтенный Иван Сергеевич, с восстановленными силами. Письмо Ваше к Панаеву я не отдавал, потому что оно бесполезно: ‘Современник’ и без того выставил в объявлении два только имени — Добролюбова и Чернышевского, как своих сотрудников, презрительно умалчивая о всех других, но о мерзости, ими допущенной, я сообщил лично Панаеву.1 Некрасов во Владимире, и, как говорят, вследствие разрыва с Авдотьей Яковлевной, что отчасти произвело эффект.2 Чернышевский — наивелико-душнейше, для спасения <Добролю>бова, принял статью на себя и приезжал ко мне объясняться, скромнейше выкидывая из себя такие слова: ‘Это я, вот видите, пишешь много глупостей, проскочит и большая какая-нибудь… оскорблять я никого не хотел… проврался… что же тут делать?., наслушаешься кругом сплетней… и сам так мерзко сосплетничаешь, что изумишься…’ и т. д.3 Но все это вздор, не обративший ничьего внимания. Лучшего заслуживают наши дела, из числа которых к хорошим следует причислить назначение профессору Павлову, лишившемуся места в школе правоведения, 500 р. с. от Общества вспомоществования, по моему предложению.4 К средственным я причисляю мое вступление в Комитет уполномоченных от воскресных школ, которые возникают здесь в значительном количестве, составляют предмет усилий лицейской, студентской, офицерской, учительской молодежи и общего разговора в городе. Немного прозорливости надо было, чтоб распознать в этих школах первую ступень к осуществлению самого плана об ‘Обществе’ грамотности.5 Это его реальные жизненные элементы, пробивающиеся на свет сами собой и которые надо стараться сберечь от недоброжелательства, подозрительности и от собственной их опрометчивости или заносчивости. Притом же по всему русскому обществу идет какая-то непонятная, историческая струя, размывающая все попытки к какому-нибудь построению и к архитектурным затеям вообще. Правильные, обдуманные и обширные уставы вызывают скептицизм не с одной только административной стороны, но и со стороны деятелей, решительно не доверяющих всему, что имеет фасад, умное распределение частей, оконченность и претензию на разрешение своей задачи, как я это заметил из многих разговоров. Бог знает, отчего это, но тут большую роль играет пресыщение от прежде бывших великолепий, а главное — боязнь определиться, выразить себя окончательно, возыметь постоянную нравственную физиономию. Так и светится у всякого за словами либерального скептицизма мысль: ‘а что если я упущу какое-либо самое новое направление, что если понесется толпа по улучшенному пути, а я уж брякнул свое слово, да и ангажировал себя на остальную жизнь’. Молоды мы, но тут делать нечего. Для того, чтобы прийти к соглашению, видно, надо работать за одним и тем же делом — вразбивку, лишь бы побольше работали. С этого и начнем и будем поджидать время и часа, когда пора определения целей и дорог наступит, а она наступит.
Туча, которая держит в оцепенении множество способностей, которая парализирует почти все начинания — скоро разольется дождем и лопнет. Вы лучше поймете сие фигуральное изображение крестьянского вопроса, если я вам скажу, что рядом с ним, покуда он не разрешен, никакому нравственному явлению существовать невозможно. Это сказывается здесь поминутно. Вопросы полиции, юстиции, кредита, народного образования — все и вся подымутся на часок, постоят перед публикой — и, смотришь, оплешивели, поседели, валятся на покой и засыпают.6 Похоже на волшебную сказку, ей-Богу, когда видишь, что спустя денек-другой наилучшие проекты схватывают чахотку, без всякой видимой причины, без возражения и противодействия. Каждый и все чувствуют, что есть какая-то страшная помеха для жизни какого бы то ни было предположения, стремления, начинания. Я не преувеличиваю, но говорю результат моих наблюдений искренно — верьте, не верьте. Люди решительно колобродят по свету, как мухи, пораженные запахом некоего огромного мухомора, спрятанного где-то в углу, и это верно столько же для людей во звездах, сколько и для людей, освещаемых сими звездами. В этом недоумении и бессилии общества можете сделать какую угодно доблесть и какую угодно подлость — скажут, как Добчинские: ‘Эге!’ — и больше ничего.7 Прежде при молчаливом и тупом нашем существовании, Вы знаете, сколько энтузиазма втихомолку копилось для доблести, сколько желчи и негодования для гадостей — теперь этого нет, а только, в виду какой-то неизвестной будущности, все презирают друг друга и, кажется, все правы. Таково, по моему крайнему разумению, положение дел. Это еще далеко не эпоха дружного, повсеместного Общества ‘грамотности’.
Между тем крестьянский вопрос перешел в Главный комитет, где, как кажется, сохранит все важнейшие основания, выработанные редакционной комиссией. Я так увлекся изображением психического состояния общества, что нет места для отдельных явлений, да особенно важных и не случалось. В то самое время, как писал это, пришло известие о кончине императрицы-матери.8 Последующее затем закрытие оперы и театров, вероятно, разгонит из Петер<бурга> провинциальную публику, съезжающуюся для них в столицу. Сама столица, желтая, темная в это время года, погрузится еще в большую тишину. Блажен, у кого есть доброе семейство и круг людей по душе, но, вероятно, большая часть нашей публики, выбитая из колеи обычных своих удовольствий, не сосредоточится в таких кругах, а расплывется по грязным улицам, трактирам, загородным кабакам, клубам и т. п. домам. Так и следует: круги и центры наживаются (и проживаются) как деньги, а мы — бедняги, и из них один остается.

П. Анненков

20 октября. С.П.Б.

55

12 (24) ноября 1860. Петербург

Я получил от Вас, мой почтеннейший Иван Сергеевич, два письма вдруг, не считая третьего с комиссией для Писемского.1 Деньги от Каткова, конечно, буду хранить,2 Леонтьеву скажу правду и поиски его за капиталами направлю,3 Родионова облагодетельствую с приличным поучением и словом все сделаю, чтоб похвалу от вас, господина моего, заслужить.4 Был у меня Корсаков, английская библиотека которого из элементарных книг для простонародья будет нами разобрана и сильно обкрадена, был у меня Слепцов, спотыкающееся слово которого должно значительно способствовать к сохранению идеи об обществе в ‘Комитете воскресных школ’, зараженном сепаративными стремлениями.5 Все это так. Посмотрел бы я на вас, в теплом кабинете, окруженного четырьмя женщинами, как Вишну — это стоит моих картин, которые уже сняты.6 Кстати о женщинах. Варвара Як<овлевна> взяла с меня слово напомнить Вам об экземпляре полных Ваших сочинений, когда они выйдут, да сказать, что она больна. Она больна действительно — и по-старому. Вы ее знаете, но я не мог удержаться от некоего соболезнования, когда она мне сказала, что, переступив порог своего дома, она вдруг почувствовала ненависть к этому величественному зданию и узнала, что будет в нем страдать и болеть. Напишите к ней строчку дружбы — это необходимо, а впрочем как знаете.7 Макаров также заболел горлом, как прежде. Я у них часто бываю и нередко беседуем мы о вашей персоне. Да что же Вы это, голубчик Иван Сергеевич, никогда не напишете нам, что такое Париж, какие там люди, какие там книжки и что там мыслится теперь и как все это посматривает и отражается на вас, вероятно иностранце для них более, чем там предполагают. Но, да, это может составит содержание статей для ‘Века’ — а очень бы хорошо было. Лучше этого могло бы быть только тогда, когда бы вы прислали нечто от себя для литературного чтения в пользу ‘Общества вспомоществования’, но сего и ожидать нельзя, однакож подумайте. Я бы взялся прочесть моим отличнейшим баритоном.8 Недели две держала нас в замирании сердца история Сатина с Некрасовым и Панаевой за деньги, утаенные последним от продажи имения Огаревой, тому лет 10. Надвор<ный> суд присудил первому, как доверенному наследников имения, 400 т. р. сер. С этим решением, вошедшим в законную силу без пропуска всех апелляций, Сатин явился в Петербург, описал имение фальшивого покупщика, Шеншеева и представил кормовые деньги для отправления в тюрьму Панаевой. Они верить не хотели сему обстоятельству, выписали Некрасова из Ярославля и как то<т> ни говорил наиболее глухим голосом своим, приходилось платить. Думали еще проволочить дело и только накануне дня, определенного для арестации Панаевой, подписали мировую на 50 т. р. сер., что чрезвычайно снисходительно было со стороны Сатина. Мораль сего происшествия очевидна: ‘польза тюрьмы для поддержания правил чести в роде человеческом’.9 Дело кончилось с Сатиным, но оно возникнет в сатирической литературе нашей. Особенно негодует на него Писемский, который впрочем ходит теперь, как шальной: редакция ‘Русского Мира’, издаваемого г. Гиероглифовым (клянусь Богом, что так), покупает у него полное собрание сочинений за 8 т. р. сер. с намерением прилагать их фельетонами к журналу.10 Вот уже с месяц, как бедный Пис<емский> по этому случаю не спит, шатается по улицам и дома, да спрашивает у жены, у прохожих и даже у сына Коли — что ему делать и не надул ли его господин с египетской фамилией. К тому же он теперь редактор двух журналов: ‘Библиотеки’ и ‘Искусства’, о которых никогда и не слыхивал, да не он первый.11
Кстати о редакторах: вы уже знаете, что Основский имел гадкую историю с редакторами ‘Моск<овского> вес<тника>‘. Плещеев обвинял его в утайке подпищиков для собственного употребления, а Плещеев не лгун, и третейский суд, слышно, лгуном его не назвал. Таким образом ко всем своим запахам Основский присоединил, кажется, еще пикантный запах, названия коего приводить не хочу. Что он делает с вашим изданием — узнаю на днях.12 Все это письмо исполнено таких гнусностей, что чувствуется потребность закончить его чем-нибудь возвышающим душу. На днях жены благомыслящих членов Редак<акционной> комиссии служили торжественный молебен в Казанском с ‘Те deum’ — ‘Тебя, Бога, хвалим’ — благодарственное песнопение, за окончание трудов их мужей, тут не присутствовавших, и друзей их, как Арапетова, который, слышно, потом и прикладывался к чудотворной иконе собора. Это произвело очень хорошее впечатление во влиятельной публике.13 Пора и нам с вами подумать о сочетании либерализма с благочестием, ей-Богу. Покамест прощайте.

П. Анненков

Ноября 12 дня

56

25 ноября (7 декабря) 1860. Петербург

Любезный Тургенев. Я давно не писал к вам, все хотелось сказать, что уж начались наши лекции, наши ‘чтения’ в пользу фонда, — и теперь сделать это могу. Сейчас только с философских лекций Лаврова: зала пассажа полна, много дам, офицеров бездна, и Лавров импровизирует о том, что всякое желание, всякое знание и всякое чувство определяются философией, узнают свое место, находят свои границы посредством философии, а с ними разделяют ту же участь им соответствующие общественные, научные и художественные явления — и т. д.
Успех огромный, дамы и офицеры находят, что все это им известно было и прежде, но приятно слышать подтверждение. В теории творчества Лавров не ценит произведений, навеянных случаем, какой бы он располитический ни был, а только непогрешительные формой и выражающие глубокое созерцание. Он наш брат — позорный эстетик. Смелость его прошла благополучно. В одном месте он сказал, что люди недействительны, а действительно их творчество одно. Например — возьмем, говорит, повесть: ‘Накануне’. Тургенев состареется, поглупеет (что-то похожее на это сказал), мы с ним состареемся, поглупеем, умрем, но дети и внуки наши с восторженным и благоговейным взглядом будут еще следить за Еленой, когда она пробирается к часовне. Заметку приветствовали рукоплесканиями, и я хлопал — и вы, пуделеобразный юноша, предстали мне воочию.1 После Лаврова 4 лекции прочтет Пинто о Данте по-французски,2 и надеемся, что кринолины почувствуют благоговение к чему-нибудь иному, кроме кринолинов же, а затем литературное чтение с биографией ‘Шамиля, им самим рассказанной’ своему приставу, которую прочтет кто-нибудь из свободных людей. Она любопытна в высшей степени — и по исторической и по психической стороне и заслуживала бы перевода. Гарнир блюда составят Майков, Полонский, по обыкновению, а ядовитые пикули поставит Некрасов, но удивительно, что случилось с ним — стихи снаружи смотрят красным перцем, а раскусить — ничего, даже и зуда нет.3 Зри ‘Знахарку’ в ‘Современнике’.4 Надеемся сколотить тысченок пяток, кроме несчастного театра, который опять затевает неугомонный Вейнберг.5
Графиня Ламберт вытребовала меня к себе для совещания с Мейендорфом об Обществе, но совещание не состоялось, а только осталось на дне знакомство с доброй и прекрасной женщиной, как впрочем все женщины, вами отысканные.6 Кстати об Обществе — точно такой же проэкт, как наш, получен в М<инистерст>ве Просвещения: а) из Одессы, в) из Костромы, с) из Москвы, d) из Генерального штаба от офицеров. Значит — дело нужное всем, безотлагательное, созревшее. Все это копится в министерстве — администрация как будто ждет, чтоб кто-нибудь изнасил<ь>ничал ее, а так не сдается, ибо женскому роду слова иначе неприлично. Сегодня предложу в Комитете воскресных школ, чтоб он обратился с прошением об отводе ему залы в какой-нибудь гимназии для совещаний, а то, Господи Боже, собираешься на порядочное дело, точно фальшивые ключи делать или рубли обрезывать. Дилемма простая — или разгоните или легализируйте собрание, а между этими стульями — на воздухе сидеть непристойно. Слепцов подает проэкт о дозволении Редакционного комитета для издания популярных книг и обсуждения премий, им назначаемых. Которое из двух предложений успеет первое — напишу.7 Ах, важная, театральная, романическая, удивительная и, вероятно, весьма простая в сущности новость. Садит Ник<олай> Милютин у себя дома, приносят Ник<олаю> Милютину пакет, бросает он его на стол, разламывает печать через час и читает записку на француз<ском> языке: ‘Я давно хотел поместить вас в мою духовную, но так как, к счастию, жив и таковым желаю остаться, то получите задатку 50000 ср. р.’ И 50 т. р. тут же в билетах. Испужался Милютин, поехал к Ланскому, тот вчера должен был доложить государю. Резолюции не знаю, но, вероятно, прикажут воспользоваться, а еще говорят — сухой у нас век.8
Крестьянское дело все идет, идет. Государь стоит, как скала, около которой и чистые и мутные волны разбиваются. Оказывается, что он знает всю историю вопроса досконально, и никакое надувательство невозможно, а на него-то, на надувательство-то, и надежда была у многих.9
Таким образом вы не будете в Петербурге в день манифеста и не увидите Петербурга, поднявшегося из всех его хлябей для чтения листочка-наитяжеловеснейшего из всех листочков, читавшихся в России. Но я, мой друг, соберу на палитру мои краски, какими только располагает мозговая моя система, и передам вам физиогномию этого числа, которое будет долго звучать по лицу нашей голубушки-Московии с ее приселками.10 Вы не поверите, что такое сделалось для народа одно слово: ‘Манифест’. Без преувеличения — вся масса черни и не черни дрожит, при одном слове: ‘Манифест’. Стоит кому-либо сказать — есть манифест на углу переулка, — переулок заливается народом. Вообразите же себе, что произведет из манифестов манифест.
Родионов малый добрый, и есть какая-то честность в его улыбке, да и в стыдливо-ломаной манере.11 Я ему дал 75 р. сер., но денег для вас ни от Каткова, ни от ‘Века’ еще не получал — придут.12 Я поручил двум лицам собрать сведения об Основском и о печатании Ваших сочинений. ‘Сочинения) Достоевского’ — им изданные — так плохо вдут, что он отдает их книгопродавцам по 40 коп. за экземпляр — и не берут.13 Литер<атурные> скандалы узрите сами — Катков, генер<ал>-лейтенантски раздраженный против бывшего подчиненного Тура, и Тур (‘Моск<овские> вед<омости>‘), бунтующий против генерал-лейтенанта с робостью в душе. Какие занятия, какие дела! А особенно Катков, этот Зевс, щелкающий кедровые орешки, как простая потаскушка, являет зрелище поучительное. Он борется с Тур за Буслаева, Соловьева, но преимущественно за Галахова, которого Тур назвал своим сотрудником.14 Беззубые и мерзкие инсинуации Панаева против Литературного фонда внимания не стоят.15

П. Анненков

Пятница 25 ноября
А что такое — Considration, {рассмотрение (франц.)} Дусе?16
Сами же писали, чтоб не франкировать цидулы, а франкируете.

57

9 (21) декабря 1860. Петербург

Сколько накопилось у меня, после последнего Вашего письма, известий, мой почтеннейший Иван Сергеевич… Я получил от Каткова 250 р. на Ваше имя и вычтя 175 р. (Родионову 75) — имею ваших денег 75 р., на некоторую часть которых имеет поползновение почтенная Александра Петровна, но тщетное, если не представит ясного приказания от кого следует.1 1-й и 4-й томы ‘Сочинений Тургенева’ уже показались теперь в Москве, как вы, вероятно, уже знаете. Прикажите, если можете, доставить пару-другую экземпляров мне для раздачи женским адоратерам {поклонник (от франц. adorateur)} вашего таланта, о которых я только и хлопочу, а не можете, то я просто их куплю и преподнесу от Вашего имени.2 У меня есть просьба, без исполнения которой и на глаза ко мне не являйтесь. Снимите с себя у Левицкого портрет-карточку и в количестве 3-х экземпляров перешлите мне, непременно и не откладывая вдаль. Об употреблении не беспокойтесь — буду обращаться, как с монетой Сасанидов или с камеями.3 С сожалением должен известить Вас, что лекции Пинто сделали фиаско, не потому что дурны (хотя трескучесть итальянская не уступила всем нашим советам), а по тройной конкуренции 20-градусного холода, траура при дворе и Ристори.4 Впрочем есть и такие, которые говорят, что читать про Данте в нынешнее время — вредно.5 На последнем клубном обеде я узнал, что Мухортов этого мнения и, как цезарь, закрыл голову и тут же умер.6
Ристори имеет успех — потому что наложены огромные цены на места в театре и быть в театре составляет отличие. Ристори — ремесленница, и хотя не мало было ремесла и у Рашели, да эта, ковыряя роль, иногда выскакивала на двор, на чистый воздух, а Ристори никогда не выскакивает туда.7
Пишу о пустяках, а о важном деле забыл. Было заседание у гр. Ламберт между мной и бар. Мейендорфом. Сей последний прочел записку на французском языке, писанную прекрасным слогом Босюэто-Сюзоновским, в которой объявляет, что, имея лишних 2000 р., он желает их употребить на заказ элементарных книг для народного чтения — именно хозяйственного содержания, г. Якову Сабурову в Москве, гигиенического — кому-то другому там же, а по части исторической и сказочной — колеблется в выборе. Мы обсуждали кандидатов, но оставили все на ваше благоусмотрение. Напишите-ка графине Ламберт то, чего я не мог сказать ей — именно, что мысль барона добрая, но что никто из порядочных писателей от него заказа не примет, судьей его своим не сделает, работать с ним рядом не будет, и что доброй мысли его необходимо скрыться за кем-нибудь, за комитетом, например, частных воскресных школ, где есть очень хорошие люди (я!), за издателем будущих популярных сочинений — офицером-книгопродавцем Сеньковским, или за новым, основанным для специальной цели издания, каким-либо обществом. Сии и программы составят для книг, и людей найдут. С тех пор я и не видал графини.8
Тютчев получил известие, что брат его Сергей в Нижнем умирает, и поскакал туда с женой.9 Ни в политике, ни в литературе — нового нет. Я жду с нетерпением появления ‘Основы’ — чтоб прочесть много хороших вещей Марьи Александровны, о которых добрые слухи пробились уже в публику.10 А как я жду вашего романа — и говорить нечего.11
Григоровича ‘Пахотник’ — есть не более, как штучка, выкинутая для оживления умирающей репутации, которая штучка однакоже не удалась, потому что уже больно пахнет своей природой штучки.12 ‘Гаванцы’ ‘Б<иблиотеки> д<ля> ч<тения>‘ — получают успех.13 Это точно прекрасная картинка вроде жанра, только без человека: престранно выходит. Вся человеческая обстановка живет, а для кого она должна жить — тот в отсутствии. Леонтьев не писал, не присылал и не сообщал ничего доселе.14 Заключаю мою записку, которую примите как предписие — письмо впереди. Не забывайте меня.

П. Анненков

9 декабря 1860

58

29 декабря 1860 (10 января 1861). Петербург

29 декабря

Ручку вашу, пожалуйте вашу ручку, Иван Сергеевич, за милейший подарочек портретов и за обнаруженное послушание. Портреты хороши, а если не нравятся другим, то потому, что Вы приучили других видеть Вас постоянно сияющим, как прилично хорошим людям, но я не понимаю — как можно сидеть перед ящиком фотографическим с улыбкой на лице.1 Ведь ее надо сделать, а серьезная рожица сама делается. Еще раз благодарю Вас. Прошу Вас не терять ровного расположения духа и при известиях о Вашем ‘Собрании сочинений’. Я полагаю — деньги за них Вы получите непременно (хотя, может быть, позднее, чем Вы думаете) и с своей стороны этому, конечно, всеми мерами буду способствовать, но я слышал такую историю. Плещеев рассказывает, что будучи участником предприятия на 3/4 всей суммы, он получил от Основского из четырех тысяч экземпляров — три тысячи для распродажи в свою пользу, а между тем стороной узнал, что Основский напечатал не 4 тысячи, а 6 тысяч экземпляров. Я непременно спишусь с Плещеевым и его употреблю орудием для разъяснения всего дела и для выручки принадлежащей Вам суммы. (На полях здесь приписано Анненковым: Подтвердите мои усилия письмом со своей стороны по такому адресу: Алексею Ник. Плещееву, на Плющихе, в доме Дарагана, в Москве. Я ему пишу, чтоб он присоединил свои старания к Фетовским, так и вы начертите).2 Все остальные ваши распоряжения будут в точности исполнены,3 но имею и свои комиссии на ваш адрес, именно — Некрасов взял с меня честное слово, что сообщу вам его сердечный, дружеский поклон. Вероятно, заявление это ему было необходимо — после упоминовения в безобразнейшем ‘Свистке’ декабрьской книжки вашего имени, как будущего творца Плутарховской параллели между ‘Бернсом и Кольцовым’. Сия выходка Добролюбова оскорбила здесь многих, но смею думать, что на Вас не произведет впечатления и особенно потому, что заключена в глупейшей статье (‘Два графа’), где Кавур ставится на одну доску с Монта-ламбером. Так нагло стараться запутать понятия молодежи о всех предметах и о всех лицах способен только сей питомец духовной академии, обделанный впоследствии ученым кабинетом мазурика-журналиста.4 Авдотья точно отдала имение (старое Огаревское) и приплатила денег точно, за ней осталось только десятилетнее пользование чужим добром, но русский человек за этим не гонится. Хорошо, что всего не проглотила непотребная ее утроба. Милее всего, что Чернышевский, когда она отдавала назад кусок за куском из похищенного брашна — подбирал их, приносил на рассмотрение Сатину, старался подменить их еще ложными бумажными фигурками и проч. Он очень много должен деньгами Некрасову (7000 р., по словам последнего), но на такую службу никто не считал его способным, однакож видно, в обширном сердце его есть всему место. О, погляди-ка на нас ты — лучезарный моралист земли нашей — Белинский! Однако, гадко.5
Если кто живет в ненависти к лицемерию — так это мы, Иван Сергеевич. От самого высшего собрания до клуба, журнальной сходки и школьничьей вечеринки — все ненавидят, презирают друг друга et pour cause {и поделом (франц.)} — и улыбаются друг другу. Это составляет отвратительную черту здешней жизни, от которой убежать можно только в самый маленький кружок. Я, сознаюсь, несколько утомлен как созерцанием, так и участием в таких порядках. Отсюда истекают предательства неимоверные, клеветы колоссродосские, наговоры премерзейшие. Бутков распускает слух, что Д. Хрущов тронулся в уме,6 Оболенский, под чужим именем, защищает общество железных дорог, которое публично бранит, и укоряет в правительственной анархии Бабста и Чижова, которых обожает.7 Министр Муравьев с выражением глубочайшего уважения к Редакционной комиссии докладывает, что она имела затаенную мысль потрясти династию,8 и люди с масляными глазами от энтузиазма говорят о реформах, прибавляя, что они суть порождение злонамереннейших голов, которых они очень любят и потому желали бы видеть на колу. Нет такого великого и такого малого мужа у нас, от коего не могли бы Вы узнать сокровеннейшие мерзости его противника и его единомышленника — все равно. Даже наши бедные воскресные школы возбуждают такое всеобщее сочувствие, что многие из их наиболее рьяных защитников ждут с нетерпением, когда разгонят учредителей, и призывают эту минуту с наслаждением, творя все, что можно, для ее ускорения.9 Каждый человек у нас для каждого человека есть предмет тайной ненависти, страха, подозрения и отвращения, выражаемых крупнейшими знаками благорасположения, похвалы и радушия. Такого отсутствия всякой нравственной связи и идеи в обществе — нет нигде в мире, по моему мнению. К этому странному быту даже можно привыкнуть до того, что он покажется естественным и неизбежным. Надобно именно побывать за границей и потом вернуться домой, чтоб он раскрылся опять глазам во всей своей картинной прелести. Это именно, друг Иван Сергеевич — со мной случилось, и я передаю вам здесь то впечатление, которое, может статься, и Вас ожидает. Если произойдет что-либо важное на поверхности этого чудного быта — я вас уведомлю тотчас же. Теперь прощайте и еще раз благодарю.

П. Анненков

У меня был Леонтьев, но об этом до следующего письма. Захара заставлю писать вам самого.10

1861

59

7 (19) января 186L Петербург

С особенным чувством принимаюсь я нынче за перо, Иван Сергеевич. Во-первых, я имею Вам сказать, что Вам посылается 6000 р. из Москвы через банкира Марка за ‘Сочинения’. Подробности всего дела издания напишет Вам Фет, который исполнил дело московского вашего адвоката самым добросовестным и блестящим образом. Оказывается, что крики и жалобы Плещеева были преувеличены, что Основский не так гадок, как выставила его молва, но… но все но эти лучше разъяснены будут временем, чем кем-либо.1
Во-вторых, я имею новость для вас, от которой глаза ваши упадут целиком на письменный стол и все зубы потрясутся в корнях, если только Вы ее впервые услышите, в чем сомневаюсь. Я женюсь на Глафире Александровне Ракович.2 Кто из нас предложил другому руку и сердце — неизвестно, но совершенно известно, что я во фраке и в белых перчатках был у всех возможных Кочубеев и везде встретил радушие и благоволение.3 Друг мой! Смешно и странно нам говорить о блаженствах и упоениях, но о теплом чувстве привязанности говорить можно, и ждать участия к нему от человека, как Вы, тоже можно. Я на него надеюсь и рассчитываю.
Я не знаю, когда будет свадьба. Может быть, в феврале, может быть, после поста, но хотелось бы видеть вас на ней или вскоре после нее.4 Жену я увезу тотчас же в деревню, на Волгу, к четвероугольным грибам, но, конечно, сделается это не прежде мая.5 Что удивило меня, так это радость моих старых холостяков-братьев.6 Точно приветствуют они во мне чувство, которое мелькало и у них перед глазами, в жизни — когда-то.
А на каких страшных снегах выросли наши Феокритовы розы.7 Правду говорят люди, что снега и морозы, которые не в нас самих — могут быть, пожалуй, и ни по чем человеку… до известной меры, прибавлю, ради здравого смысла, Иван Сергеевич. Нужно ли Вам говорить, что много надо было чувства, доброты и расположения, чтоб разубедить меня в бедности моей физической и нравственной природы, в седине волос, в морщинах лба и в невозможности повернуть назад в жизнь. Но это сделалось. Скажите это всем нашим приятелям и Марье Александровне,8 а затем я буду ждать Вашего письма с нетерпением дружбы — и прощайте.

П. Анненков

7 генваря 1861. С.П.Б.

60

До 2 (14) февраля 1861. Петербург

Наконец — вот и третье письмо Ваше,1 и такое доброе, дружеское и прелестное, что Ваши седые щеки должны разгореться от заглазного и мысленного моего поцелуя, им посылаемого. Благодарю вас за то чувство, которое продиктовало Вам эти строки, прибавившие много отрадного к сумме того, что я теперь переживаю негаданно и незаслуженно.2 Сказать ли Вам, что женитьба моя обнаружила значительную массу благорасположения ко мне, какая спала и таилась в моих приятелях вообще. Вся литературная братия, почти без исключения, поднялась с таким искренним приветствием, что сконфузила меня. Нисколько не зная Глафиры, все мои знакомые поспешили заявить наперерыв, что радуются за меня, за теперешние мои минуты, за мысли и ощущения, какие теперь должны проходить в моей душе. Это так, без преувеличения — но из всех заявлений и приветствий Ваше письмо, Тургенев, остается для меня драгоценнейшим подарком. И вот что странно. Я его ожидал именно в том виде, как оно написалось у вас — и обрадовался ему, словно неожиданности какой. Я начинаю считать мнение, что сюрпризы действуют на человека сильнее, чем ожидаемые известия, одним из тех многочисленных вздоров, которые с начала веков ходят за истины между людьми. God Bless you! {Да благословит вас Бог! (англ.)}
Дела Ваши поправляются. Клевета, распущенная на Вас и на меня, будто мы предоставляли и одобряли право полицейского преследования Основского — была мною опровергаема гораздо ранее вашего письма, и только чтоб не заводить нового скандалезного дела, не дал я Фету позволения на публичное ее опровержение. Можете об этом написать Основскому, если считаете нужным, но советовал бы не раздувать пламя, которое от нынешнего нейтрального печатания 2-го тома ваших сочинений должно само собой потухнуть.3 Что дела Ваши приходят в порядок — может служить доказательством и то, что я получил от ‘Века’ — 100 р. сер. на ваше имя. Что с ними делать? Еще от старых 75 р. — за вычетом 25 р., данных Степану, который все-таки считает вас должником своим — остается 50, ибо Алек<сандра> Петр<овна> глаз не показывает. Тютчев просит пособия на книги мальчику, не превышающего 19 р. — и выключив еще эту издержку — употребление остальной суммы мне, покамест, неизвестно и жду вразумления от вас на сей счет.4
Так вот как. О важных делах и о серьезных предметах я вам писать теперь не могу. Если Вы настолько астроном, что в состоянии понять и представить себе планету, которая сорвалась с места и пошла гулять в пространстве — то Вам легко будет и меня вообразить. Природа ли русского человека заговорила или что другое, только это гулянье, несмотря на свои хлопоты и суетливость, нисколько не утомляет меня, а напротив все кажется, будто в нем-то и все дело. Сквозь эту радужную призму много-заботного праздника смотришь на все теперь, на Леонтьева, например, который и в новых своих произведениях, и в персоне своей есть полнейшее соединение робости и заносчивости, огромной уверенности и крайнего сомнения в себе, от чего не быть ему ни целым художником, ни целым человеком,5 сквозь ту же призму представляется в какой-то перспективе, дальней и цветной, и все, что здесь творится — ‘Свои люди — сочтемся’ на сцене с превосходным исполнением Подхалюзина актером Васильевым 2-м (новым) и с изумительно-холодным отношением публики к пьесе (результат поганого обличительства),6 журнал ‘Век’ с малым отражением общества и современных черт, но с резонирующей поверкой администрации, журнал ‘Время’, изобретший мистическую удаль и заменяющий ею дело и мысль, журнал ‘Русская Речь’ — печатающий кабинетные упражнения (читайте правильнее слово) домашних умников, решительно никому не нужные,7 наконец, даже выход по жеребью из Литературного фонда Кавелина, Галахова, Краевского и Никитенка. Только потеря первого дала некоторую тень в эту призму, да еще опасение, что 2-го февраля выберут в секретари меня, от чего я непременно откажусь8 — а все остальное далеко, игриво и как-то ложно-щеголевато, словно люди и движение в камер-обскуре. Призма, разумеется, фальшивая — и я это знаю, да ведь она не надолго. Целую вас и прошу поцеловать руку Марьи Александровны.9

П. Анненков

Благодарю Вас, Иван Сергеевич, за поздравление меня. Я надеюсь на частицу той дружбы, которую Вы питаете к жениху моему. Жму Вам руку.

Глафира Ракович

61

11 (23) февраля 1861. Петербург

Ни я, ни Глафира Алекс<андровна>, мой милый, не согласны с Вами касательно предполагаемой безопасности Вашей особы для человеческих сердец, но заглазный поцелуй принять еще можно.1 Варвара Яковлевна, с жадностью прочитывающая те места Ваших писем, которые я ей показываю, шлет Вам поклон. Она, как известно, делается ma ni&egrave,ce {племянница (франц.)} чуть ли не со всей Малороссией вместе и, как таковая, ищет моего родственного покровительства.2 Задал же я им работу — кроят и шьют страшно и на этом голову теряют. Не совсем в порядке оная и у меня находится — по милости отыскания квартиры, теперь найденной, омеблирования ее на 3 месяца, снабжения ее всяким божеским благословением, более до животных отправлений касающимся. Деньги льются рекой и, что вас удивит, я смотрю на эту кредитивную Ниагару с каким-то радостным любопытством: вот, дескать, как обыкновенно деньги утекают. Это чувство особенно должно быть знакомо Марье Александровне.3 Однакож близится и предел этому созерцанию: 22 февраля, в среду, назначена свадьба наша в домовой церкви Мятлева, а уж в апреле мы будем ждать Вас к себе, в Кузнечный переулок, у Владимирской, дом Каншина.4
А затем худую весть сообщу. У Кавелина умер скарлатиной бедный Митя, так любимый им, у Редкина жена, оставив ему 6 человек детей.5 Уж не по моей ли милости распорядилась так судьба, с свойственной ей потребностью всюду восстановлять равновесие. Теперь вы уже знаете, что новыми членами нашего Комитета выбраны Лавров, Павел Ковалевский, Калачев и Березин. Первый сделан казначеем, второй — секретарем, а вице-президентом избран Дружинин, что все весьма умно, умнее судьбы…6 О бедный Боткин! Жертва столько же тупого предопределения, сколько и философской теории о счастии забавного препровождения времени. Не все теории так гибельны — иные только разрешаются головным хаосом.7 Крестьянский наш вопрос, в последней своей инстанции, в Госуд(арственном) Совете — вдруг получил неожиданный оборот. Прикладывая его и так, и сяк — и видя щели при всяких комбинациях — Совет, по предложению Гагарина, вдруг единогласно решил — отдать крестьянам усадьбу и четвертую часть надела даром, да уж потом ничего общего с ними и не иметь на веки вечные. Неизвестно — утвердится ли это решение. Разбирать его сущность я тоже здесь не намерен, но заметьте факт — истинно русский. Три года работы, споров, нервических ударов (Самарин), смертей (Ростовцев) и вдруг coup de tte {безрассудный поступок (франц.)} — импровизация! Вопрос может решиться par un improptu. {без подготовки (франц.)} Изумительно — но только тогда, когда не знаешь нашего общества. В нем нет теперь ни одной системы, ни одного убеждения и ни одного человека в настоящем смысле слова. Люди сбегаются толпами, как только завидят что-либо подобное тому, другому или третьему — от этого успех ‘Современника’, Редакционной комиссии, Ростовцева, Чевкина, даже на последних порах в Совете, Анненкова-контролера.8 А потом, как мухи, нажравшиеся мухомора с сахаром, — начинается всеобщее лопание животов и кувыркание вверх ногами. Не мудрено, что тогда дело разрешается и юродивым, который что-нибудь крикнет сдура. Так решались дела и в Новгороде Великом, где ставится памятник России.9 Недавно я прочел в заметке одного моего приятеля — и вашего — что настоящие люди у нас в Харькове, Казани и в других отдаленных местах.10 Счастливец! Он один их и видит, для нас это тайна. Может быть, это потому, что перед ним они становятся, как натурщики, одиноко, а мы их зрим в платье, в движении, в поступках и приемах. Тут они теряют многонько из своего престижа, хотя и остаются натурщиками замечательными до старости. Так-то. Целую вас.

П. Анненков

Февраля 11 дня

62

26 февраля (10 марта) 1861. Петербург

Любезный Тургенев! Я получил последнее Ваше письмо накануне моей свадьбы, а отвечаю два дня спустя после сего необходимого, но крайне неприличного и достаточно нелепого акта.1 Все произошло, впрочем, самым непогрешительным и блестящим образом: венчались мы в Исакиевском соборе, генералов было не много и не мало, дам разодетых столько, сколько необходимо нужно, квартира наша горела огнями и в ней встретили нас мои посаженные, Ланской с женой, и очень аккуратно заставили себе в ножки поклониться, держа превыше собственных голов хлеб и икону, и наконец тут же показались фрукты с берегов Средиземного моря, вина из Английского магазина, конфеты и корнеты {вафля (от франц. cornet)} от Назарова.2 И подобно тому, как история из всякого сброда обстоятельств творит разумные факты, так из всего этого хаоса выработалось одно существенное дело: — возле меня сидит добрая, молодая женщина, которая намедни сказала: — А жалко, что не было Тургенева на нашей свадьбе. — Истинно так. Будем Вас прочить в крестные отцы, если Бог и все другое позволит.3
Комиссию исполнил тотчас-же. А о Потанине говорить не считаю возможным и нужным.4 ‘Лихого человека’ Марьи Алекс<андровны> прочел.5 Мастерство заставить говорить и действовать мужиков тонко и человечно, не изменяя себе — остается при ней, но Отелло ее, все прощающий и ничего не забывающий, все-таки остается намеком на характер, а не характером. Читатель остается под гнетущим впечатлением убийства без причины — и вместо автора сам должен сочинять объяснения этому злодейству.
Манифест близится — печатается — явится на второй неделе поста, когда генералы и флигель-адъютанты, разосланные по провинциям, все будут на местах, чтоб умерять первое, жгучее его впечатление. Предложение Гагарина обращено в условную сделку, по взаимному соглашению.6 Не согласятся крестьяне взять даром землю в уменьшенном размере — обращаются к положению, созданному Редакц<ионной> комиссией. 19-е число прошло тихо, почти незаметно, если исключить пьяного дворника, высеченного Игнатьевым за восклицание в кабаке и заставившего Петербург говорить о себе. Этому 19-е число было заметно, но он может утешаться мыслию, что о нем говорили в салонах и на раутах, где прежде попусту сеченые люди в предметы бесед не входили. Не нужными оказались и пушки в Адмиралтействе, и усиленные патрули, и прочие мероприятия.7 Но здесь сказывается особенно сущность русского характера. Если судить по внешнему виду, наложенному обстоятельствами — ничего нет терпеливее, скромнее, приличнее нашего народца. Многие даже вслух говорят, что он жаждет свободы, как лошадь, покуда ее запрягают, а там пошла писать и еще кнута просит. Но что под этой пансионски-добродетельной наружностью ходит страстей, порываний, надежд, может свидетельствовать также и сцена в Исакиевском соборе 19-го февр(аля). Митрополит вздумал побеседовать с паствой в тот день, подошел к налою, надел очки и вытащил тетрадищу морали, как вдруг пронесся шопот — ‘манифест’ — и все хлынуло к решетке, едва устоял преосвященный и едва образумились, услыхав ряд тарабарских текстов, какими и Блудов не пишет.8 Вот это соединение крайней осторожности, уклончивости поведения с неумолкающими желаниями, не отступающими никогда позывами и делает, что русские революции ни на какие другие не похожи. Кто же может в Европе представить себе молчаливое буйство, учтивую решимость, приказывающую покорность и тому подобные нонсенсы, которые у нас теперь перед глазами. Ждем, что выйдет из этого, и будьте благонадежны — не оставим вас без уведомления в свое время о происходящем здесь.
NB. Польские дела растут вместе с нашими, но еще вести наши смутны — и думаю, что Варшавские факты вам более известны, чем нам, почему и умолкаю, государь.9

П. Анненков

26 февраля

63

6 (18) марта 1861. Петербург

На другой день

Вообразите, Иван Сергеевич, штуку, сыгранную русским народом города Петербурга с образованной публикой — в день объявления манифеста проклятый народ сей не имел никакой физиогномии, кроме обыкновенной масляничной. Правда и то, что, по обыкновению, ему сделали сюрприз или преприятный обман, которые вообще мало удаются, как известно. В величайшем секрете заготовили манифест и объявления по всем углам переулков, да вдруг, едва проснулся народ, отуманенный с вечера качелями и чайками — ему и бухнули в церквах и с будок: вот-де ты вчера лег крепостным, а сегодня просыпаешься свободным гражданином. Зато и выпучил же он глаза. Я был у Владимирской, послав Макарова к Исаакию, братьев в Казанскую и разных других приятелей в разные другие церкви, потому что мы были в секрете и о сюрпризе осведомились за два дня до совершения его, — везде произошло одно и то же. Вышел поп после обедни, развернул печатный лист, народ вдруг притих, даже матери грудных ребят, всегда воющих от радости и печали, отнесли назад, и в мертвом молчании выслушали речь, составленную из помеси канцелярской редакции и ложнобиблейской витиеватости. Только везде произошло одно движение, именно в том месте, где манифест говорит: ‘Осени себя крестом, народ, и призови благословение Божие на свободный труд’. Церковь вся зашелестела, головы страшно замотались, голос попа Владимирского (честного человека, как видно) задрожал от слез — и меня с Колбасиным покоробило и передернуло внутри, как и всех.1 Мы потом были с женой в утренней опере, ‘Отелло’, и не знаю по чьему распоряжению в антракте оркестр заиграл ‘Боже, царя храни’. Все поднялось как один человек, три раза заставили повторить гимн и заглушили его криками ура. После этого мы уехали, не желая видеть первый акт милой ‘Травиаты’.2 Я никогда не чувствовал в себе такой умилительности преданности к царю, как в эту минуту. Возвращаясь домой, мы уже не видали сборищ на переулках, перед объявлениями на углах, какие еще стояли в полдень, — все разошлось, и день кончился по балаганам и кабакам наиобыкновеннейшим образом, как будто народ не получал никакого сюрприза, а только должное, ему следующее и задержанное слишком долго неисправным плательщиком. Макаров послал Вам телеграмму.3 Все это изумительно — и неужто так будет по всей России, а вероятно.
О других консидерациях {соображение (от франц. considration)} после. Смутился немножко народ от панегирика дворянству, от двух лет переходного состояния и, кажется, даже от усиленного вразумления, что земля не его, а сделается его только выкупом и приобретением. Посылаю манифест.

П. Анненков

6 марта

64

25 марта (6 апреля) 1861. Петербург

Три недели спустя1 25 марта

Знайте, что Вам пишет не простой смертный, а секретарь Общества вспомоществования, выбранный на место отказавшегося Ковалевского — и тщетно сам отказывавшийся, но это только может усугубить его аккуратность во всех писаниях.2 При всеобщей покорности идет теперь манифест по лицу России, уничтожая даже мину или гримасу какого бы то ни было сопротивления, понимайте буквально, если я Вам скажу, что вздохи и жалобы испускаются только при запертых дверях и завешенных окнах. Да и с какой стороны появилась бы оппозиция, когда на горизонте виднеется миллионов десяток людей, выводимых манифестом и ‘Положениями’ из преисподних, которые обратно в оные возвратиться нисколько не намерены. Одна мысль об этой цифре наполняет ужасом и благоразумием все сердца, и все губернии без исключения спешат пристроиться к ‘Положениям’, чтоб только чувствовать тень их на себе. ‘Положения’ сделались знаменем спасения для всех, и не будет аллегор<и>ей, если скажу, что все руки — и мозолистые от труда, и мозолистые от побой, и чистые от того и другого, но тем не менее скверные — к нему простерты и за него хватаются. И вот как произошла русская революция! Заметьте еще, что свершается она, как я уже писал Вам, во благонравии и в какой-то серьезности, совсем неожиданных. Это я объясняю тем, что класс, от которого следовало ожидать восторженных криков, еще повержен в неудоумение. Манифест и ‘Положения’ произвели не то хорошее, какое сложилось в мысли народа, а свое особенное хорошее, которое еще надо разобрать и понять. Но при разборе этого хорошего и услышится впервые голос народа. ‘Положения’ очень сложны, иногда идут наперекор народным понятиям о праве и собственности и уже повсюду образуют нечто вроде тяжбы между владельцем и крестьянами. Есть опасность, что взамен большой эффектной революции, к каким привыкла Европа, ‘Положения’ разведут бесчисленное количество маленьких, частных, местных революций, какими всегда изобиловала наша земля. В этих крошечных, червивых и невзрачных переворотах, пожалуй, может утеряться и основная мысль ‘Положений’, как уже случалось с ‘Положениями’. Мерзости всегда подходили к нам исподтишка. Так подошло к нам, ползучи на животе, пядень за пяденью и крепостное право, так подползет, пожалуй, и зависимость от земляного капитала. Вот почему и собирается администрация, а с ней и все порядочные люди, держать ухо востро при вводе ‘Положений’ — как бы дело не кончилось всеобщим и, конечно, уже поганым изумлением…
Больше ничего нет. Органический статут, дарованный Польше, произвел удовольствие не только в Варшаве, но <и> здесь, в Петербурге, между образованным классом целиком. Видно — ушли мы от 1831 года не одними календарными счетами годов.3 Литераторы собираются дать обед-monstre {огромный [обед] (франц.)} в честь 5-го марта, но речи, а может статься, и адресы пугают необходимое дозволение, и оно колеблется, не превращаясь в дело. Вероятно и не превратится.4

Adieu.
П. Анненков

От Слепцова записочку получил, а гимна ‘Славься сим, Екатерина’ или ‘Гром победы’ в здешнем городе совсем нет.5

65

7 (19) апреля 1861. Петербург

Спешу сказать Вам два слова, в ожидании скорого устного обмена слов.1 Статью Вашу я получил и уже передал ее Дружинину, который, между нами сказать, разрушается сильно. У него сделалась одышка, сильно пахнущая водяной: задыхается от двух шагов по комнате.2 В статье я вычеркнул только анекдот о вечерах у Гоголя, так как он приведен уже у Кулиша.3 Все остальное прекрасно, хотя мысль, что Иванов технически не свободен, вряд ли верна. Он духовно несвободен, а потому и технику заставил насильственно итти мерным, архиерейским шагом. Видел я великого Захара, который еще более загадочен, почти уже ничего понять нельзя, что он говорит. Уразумел только, что Вам надобно пороху купить, о чем мы уже и распорядились, да приказание — сообщить ему, Захару, по городской почте тотчас, как получу от Вас телеграфическую депешу.4 Мы любуемся здесь выставкой образцовых произведений искусства, где есть невообразимо прелестный Леонард из старых и превосходнейший Галет из новых.5 Кстати — я тиснул статейку: ‘О национальных школах живописи в XV столетии’, в ‘Биб<лиотеке> д<ля> ч<тения>‘, по поводу нашего бесшкольного артистического существования, и очень желаю, чтоб вы, приехав сюда, прочли ее — будете первый читатель, без всяких преувеличений.6 Нельзя же мне оставаться совсем без чтеца. Из новостей важны только частные волнения крестьян, у которых в голове не сходятся понятия об уничтожении крепостного права с сохранением на два года его аттрибута — барщины, но где им растолкуют, что это временная и скоропреходящая мера, там они успокаиваются, а где не растолкуют или плохо растолкуют, там уже их успокаивают военной силой и — телесно. Это оборотная сторона нашей реформы, ее решетка, которая так же безобразна, как казист передний орел. Поди — описывай нас после этого с какой хочешь стороны — все будет чушь. К сожалению, на фабрике вашей знакомой, Ольхи-ной, произошли волнения, укрощенные вышеозначенным вторым способом, но тут еще и комизм прибавился. Чухнам прочли ‘Положения’ на всероссийском диалекте, позабыв, что они не только делового языка нашего не понимают, как и многие из прирожденных московитов, да и вообще-то и свой плохо разумеют. Вышла колоссальная путаница, разъясненная уже батальоном солдат.7
Мне рассказывали анекдот официальный: староста одного селения, получив приказание сообщить ‘Положение’ крестьянам, разделил по два листа на каждое тягло и просил еще надбавки, так как не все равномерно получили и считают себя обиженными. Ей-Богу, может случиться там, где бюрократизм одурел и загнал народ.

П. Анненков

7 апреля

66

4 (16) июня 1861. Чирьково

Село Чирьково, 4 июня

Почтеннейший Иван Сергеевич.
Желая знать, по каким дебрям и тундрам бродите Вы теперь — уведомляю Вас, что мы обретаемся теперь в степной деревне нашей, свершив плавание из Твери до Симбирска не только благополучно, но как-то торжественно и велелепно. В Твери встретил нас Салтыков и устроил пароход, накормив превосходным ужином, в Ярославле встретил нас Якушкин, напоил чаем, с изумительным маслом, в Рыбинске ожидала нас уха, и только Кострома, которую проезжали в два часа утра, ничего нам не послала, кроме тени Писемского.1 О Симбирске говорить нечего. Почти все губернское присутствие и предводители оберегали каждый наш шаг, и, что удивительно, в деревне ci-devant {бывшие (франц.).} крепостные дворовые люди усугубили свои ласки и услуги, точно желают утешить нас в оскорблении, нанесенном нам российским государством их освобождением. Что касается до мужиков, то я нашел их мрачными, после поветрия порки, обошедшего уезды, смежные с Казанской и Пензенской губ<ерниями>, и захватившего краем и внутренность нашей.2 Они смотрят, как люди, которых обсчитали. Доверенности между миром и владетелем земли никакой: она улетела на небеса, под грозными криками становых, исправников, посредников и оттуда, кажется, уже не сведешь ее, как мы об этом ни стараемся. Политические права им даются у нас, как скрижали Моисею, при громе, молнии и вое бури, но тот думал о скрижалях и не обращал внимания на обстановку, а здесь, наоборот, обстановка-то и скрижали-то заела. По всему видимому придется, вероятно, писать уставную грамоту и на оброк переводить, и выкуп призывать без того ‘добровольного соглашения’, на которое так упирается ‘Положением’. Крестьяне уже составили убеждение себе, что воля должна вводиться точно так, как рекрутский устав, переселение в Сибирь и ссылка на Амур — с отпором на одной стороне, кнутом и экзекуцией на другой, да так уже и держут себя. Одна надежда, что те урывки льгот и свободы, какими они уже начинают пользоваться теперь, изменят это настроение. Будем ждать. Ну, а вы что делаете? Пишите.

Весь ваш
П. Анненков

67

29 июня (11 июля) 1861. Чирьково

Я получил вашу цидулку, мой почтеннейший Ivan [sic] Сергеевич, но вы уже теперь должны знать, что я не ждал ее для удовлетворения моей душевной потребности — иметь с вами заочную коллоквию {беседа (от лат. Colloquium)} (говоря без изменения моего обычного стиля). Не знаю, получили ли Вы письмо мое, писанное тотчас по моем приезде сюда, но для того, чтобы не было пустой или лучше безответной игры в одни вопросы, предпочитаю ждать вашей реплики и ограничиваюсь малыми замечаниями.1
И, во-первых, весьма и весьма благодарствую за обещание прислать мне на прочтение первую часть вашего романа.2 Мне не нужно говорить Вам, с каким нетерпением я жду исполнения его, так как перспектива романа меня интересует до крайности — и я об ней думал, скажу вам, с немалой для себя приятностию.
А, во-вторых, — дуэль!!!3
Счастливый Вы человек, что можете иметь перед собой возможность дуэли за разноречие и антипатию. Что до меня касается — у меня в голове не вяжется гипотеза о дуэли — ради какой бы то ни было личной ненависти моей к ближнему или ближнего моего ко мне. Я так размышляю: меня ненавидят, значит теряют время, которое могли бы употребить на себя, я ненавижу — значит я теряю время, которое мог бы обратить на увеличение моего физического и нравственного благосостояния.
Да и дуэль-то покрывают два различных рода побуждений. Побуждение очистить путь честным деятелям общества, который загорожен мерзавцем, и побуждение восстановить в собственных глазах свое моральное достоинство, так как другого средства не имеется под руками. Да и аристократическая вещь — дуэль. И так аристократическая, что кроме графчиков дерутся только шулера, да офицеры после волосяной потасовки. С моей плебейской точки зрения, которая может сделаться, кажется, всесветской — дуэль может иметь место, когда вызовут человека или когда он дерется за другого, сестру, жену, мать, а не за себя. Ну словом — известие о дуэли вызвало у меня ряд очень неприятных мыслей, которые со всей откровенностию и складываю в вашу грудь. Прощайте.

П. Ан<ненков>

29—го июня
Чирьково

68

28 июля (9 августа) 1861. Чирьково

Любезный друг Иван Сергеевич!
Ни слова о крестьянском вопросе, говорите Вы, занимая им две страницы письма. Также и я повторяю — ни слова о крестьянском вопросе, а как не сказать, что половину всех полей я жну и обрабатываю наймом, без всякой надобности, так как урожай менее чем средний, а единственно потому, что русский мужик изобрел работу без малейшего видимого результата. Мало того — имение превращается в кочевье калмыцкое, скот живет в полях, сенокос истребляется свиньями, леса наполняются свезенным навозом, не говоря уже о порубке, и все это при жалостливо отчаянных восклицаниях сельского старшины — экие неслухи, я ужо им, ну хорошо ли это, после чего все идет по-старому, увеличиваясь еще новыми, эффектными чертами русской жизни на воле. Это возвращение в лоно природы всей крестьянской демократии имеет для меня некоторую прелесть, так как социальная идиллия все же принадлежит искусству, как бы она накладна ни была карману.
Костомаровский очерк русской жизни при царе Алексее восстает здесь для меня воочию, moins la bastonade {палочные удары (франц.)} и воров-грабителей, сожигавших жертвы после обобрания их.1 Ну, сказал — и довольно.
Жена моя наслаждается деревенской жизнью и промеж вековых (без всякой поэзии) рощ, окружающих Чирьково, имеет каждодневно свидетельство вашей опрометчивости не находя ни одного дерева из 100-летних (без всякой поэзии) берез и дубов — четвероугольного.2 Она вам кланяется и за воспоминания о ней благодарит, ценя его. Да — я с ней счастлив — ну и об этом нечего распространяться.
Зачем же вы себя калечите — вы, красавец наш навсегда, чтобы Вы с собой ни делали. Так и опять в Париж?3 Счастливый путь, а мы будем помышлять — как бы при очищающейся национальности сберечь кусок хлеба. Одно другому, кажется, помешать не может.
Повторяю — пересылка повести была бы для меня подарком.4 Я здесь пробуду до 1—го сентября.

Adieu.
П. Аннен<ков>

28—го июля
Чирьково

69

26 сентября (8 октября) 1861. Петербург

Наконец я могу писать Вам, почтеннейший мой Иван Сергеевич, благодаря тому, что сижу опять в Петербурге, на новой, чистенькой квартирке (NB: На углу Владимирской и Графского переулка, дом Граве), чего я мог достичь только с помощью великих трудов и немаловажных жертв. Но сделано. Как доехали мы до Питера с женой, по Волге, через Ярославль, минуя непроездную дорогу от Нижнего до Владимира — есть целая история, весьма мало назидательная для тех, кто теперь живет в Rue Rivoli или тому под<обное>. В Москве я брал роман Ваш у Каткова и читал прилежно.1 Итак, повесть эта по изложению и обделке есть вещь мастерская, превосходящая внешней формой, по моему мнению, все писанное автором доселе. Это общее мнение даже скорее, чем мое или чье-либо в особенности — и поэтому на нем Вы можете успокоиться. Другое дело — тип Базарова. Мнения о нем разнствуют вследствие одной причины — автор сам перед ним несколько связан и не знает, за что его считать — за плодотворную ли силу в будущем или за вонючий нарыв пустой цивилизации, от которого следует поскорее отделаться. Тем и другим вместе Базаров быть не может, а между тем нерешительное суждение автора колеблет и мысль читателя от одного полюса к другому. В том виде, в каком он теперь представляется (т. е. Базаров) — он способен в одно и то же время польстить приятно всем отрицателям из фамилии Тряпичкиных,2 создав им почетный идеал, в который они и будут смотреться очень охотно, а с другой стороны он же способен возбудить омерзение всех людей труда, веры в науку и в историю. У него два лица, как у Януса, и каждая партия будет видеть только тот фас, который ее наиболее тешит — или который она разобрать способнее. Я уже это и видел на опыте. Катков в ужасе от той силы, мощи, превосходства над толпой и способности покорять людей, которую заметил в Базарове, он говорит, что это ‘Современник’, возведенный в апотеозу, и отчаивается за дело мысли и науки, когда люди, подобные автору повести — вместо борьбы с растлевающим направлением — спускают перед ним флаг, пасуют перед ним, покоряются, благоговеют мыслью перед его пустым, фосфорическим и обманывающим блеском.3 Другой человек прямо противуположный Каткову и с ним в прю дерзавший шествовать по этому поводу — есть я. По чистой совести, этот господин, наоборот, видит в Базарове такого же монгола, Чингис-Хана и проч., каковы были и настоящие: зверская, животная сила его не только не пленительна, но увеличивает отвращение к нему, и поражена бесплодием. Весь тип целиком есть осуждение дикого общества, где он мог родиться, и если сделается известен иностранцам, то будет ими приводиться в свидетельство того грубого, кибиточного и зверообразного состояния, в каком находится наше государство, прикрытое сверху книжками с Лейпцигской ярмарки. Так вот какую белиберду и разногласие Базаров уже и теперь производит.
А вы все-таки тут виноваты, друг.
Положим, что у Каткова сделались глаза велики от страха и что я, наоборот, совершенно прав, в чем я ни минуты не сомневаюсь, но вы сумели действительно кинуть на Базарова плутарховский оттенок, благодаря тому, что не дали ему даже ‘жгучего, болезненного самолюбия’, отличающего все поколение нигилистов. Застарелый романтик еще может быть у нас без ‘самолюбия’, но возможен ли новейший отрицатель? Ведь это жизненная черта и отсутствие ее именно делает то, что Базарова заподазривают в непринадлежности к здешнему миру, относя его к героическому циклу, к родству с Оссианом наизнанку и т. п. Для того, чтоб выказать оборотную сторону этого характера — мало превосходной сцены с Аркадием у копны сена — надо, чтоб в Базарове по временам или когда-нибудь проскользнул и Ситников. Ядовитым самолюбием Базаров только и может быть связан с действительностью — это жила из существующего мира к его пупу — и обрезывать ее никак не следовало. Делу, впрочем, пособить легко, если, сохраняя все презрение к Ситникову — он когда-нибудь заметит Аркадию, что Ситниковых надо беречь на основании правила, изложенного еще князем Воронцовым, который на жалобы о мерзостях какого-то исправника отвечал: ‘Я знаю, что он негодяй, но у него есть важное достоинство — он ко мне искренно привязан’.4 Наконец, в одном из разговоров Базарова с Павлом Петровичем — один из них упоминает о Кавуре, цитирует прямо место из ‘Современника’. Это, мне кажется, надо переменить, так близко, обличительно подходить к специальному явлению жизни — нельзя.5 Повесть отражает его мысль, а не слово, выражение, ухватку. Это, говоря совершенно по-гегелевски, шлехте реалитэт. {плохая действительность (от нем. schlechte Realitt)} Но высказав все это, я вместе с тем мысленно целую лоб ваш за создание этого типа, который обнаруживает обыкновенное ваше чутье общественных явлений и предназначен поучить, отрезвить, задуматься наше время, хотя, разумеется, оно все сие исполнит с некоторым упорством.
Второе мое замечание будет касаться превосходной Анны Сергеевны. Это<т> тип нарисован у Вас так тонко, что вряд ли и уразумеют его вполне будущие судители. В одном только месте становится он смутен, именно в 25-й главе, где у А<нны> С<ергеевны> в разговоре с Базаровым выражается новая ее покатость в сторону Аркадия. Черты делаются тут так мелки, что требуют сильной умственной лупы, которую не всякий обязан иметь — для уразумения их.6 Кажется, следует намекнуть на новое ее психическое состояние каким-либо сильным оборотом, а то выходит точно японская табакерка, где заключены миниатюрные деревца с плодами, прудики и лодочки — и тем более досадно это, что общий тон повести — рельефен, резок и ход ее весьма тверд. А что касается до сцены с Базаровым после получения просьбы Аркадия на бракосоизволение с Катей — то она уже просто невыносима. Это что-то вроде князь Кугушевщины или вообще новой российской драматической литературы — где происходит говорение людей ради говорения и царствует какая-то противная, тепленькая и припахивающая психология. Заместите эту сцену как хотите, хоть взаимной веселостью разговаривающих, из которых один смеется от злобы, а другая от отчаяния, но заместите непременно, коль дорожите моим уважением.7
А сказав это, поздравляю с прекрасной повестью, которая свидетельствует, что автор еще в полном обладании творческих сил, и для меня это было всего важнее узнать. Шуму будет она делать много — этого ожидайте. Она поднимет вопрос не о таланте и художественном достоинстве, а о том — историк ли ее автор или коновод партии. Серьезные писатели всегда рождали подобные вопросы у современников, и такого рода споры вокруг известного имени всегда доказывают значительность и важность этого имени. Сколько превосходных подробностей в этой повести — говорить нечего, а занимательность ее такова, что кажется при чтении, будто первая ее строчка стоит рядом с последней, — середина так быстро глотается! Я слышал, что гр. Ламберт недовольна романом: этому не верьте.8 Мир, в который вы ввели ее, так страшен, что гнусность его она смешала с гнусностью создания, — так я объясняю себе ее приговор. Затем, кажется, я добросовестно исполнил задачу, возложенную на меня — и желал бы знать, насколько разделяете Вы сами мои суждения, далеко не неопровержимые.
Жена просила меня тоже благодарить Вас за наслаждение, ей доставленное, да и за память, оказываемую ей. Что сказать о новостях. Грустны, мерзки и страшны в будущем они. Трех студентов взяли в Москве за распространение посредством литографий переводов Бюхнера, Стирнера и русских заграничных произведений.9 Михайлов, женский эмансипатор, арестован за участие в распространении прокламации ‘К юношеству’, изданной за границей.10 Студенты Петербургского университета положили сжечь все новые билеты на право посещения лекций и прибили к стенам аудиторий объявление, что они принимают перчатку, брошенную им правительством, следствием чего, вероятно, будет временное закрытие университета.11 Московские профессора прислали энергический протест на грубый циркуляр м<инист>ра, приглашающий их, по случаю прибавки жалованья, заниматься нравственным образованием юношества, вместо роли растлевателей, которую многие из них прежде брали на себя — и проч.12
Тяжело и грустно. Adieu.

П. Анненков

Сентября 26—го дня. 1861.
Пет<ербург>

70

22 октября (3 ноября) 1861. Петербург

Второе Ваше письмо, любезный друг, вывело меня из апатии, которая не у одного меня отбила всякую охоту приниматься за отчет, неизбежно глупый и вздорный. Что вам сказать о здешних делах. В ‘Times’ есть подробное описание их: прочтите там: вы сейчас узнаете, по чутью русского, что там дельного и что недостоверно, но вообще формальная сторона события верна.1 Теперь окрестности университета затихли: 200 человек с лишком последнего скопища у дверей его, арестованного целиком — переведены в Кронштадт и будут там судиться. Такое же число прежде взятых групп осталось в крепости и судится уже особой комиссией. До 300 человек, не согласившихся на взятие матрикул — выслали из города. Да не около университета только воцарилась тишина, и в нем самом: из подчинившихся студентов почти никого не бывает в аудиториях: были лекции с 1 слушателем. Профессора покидают тоже один за одним пустые залы и вообще университет распадается сам собой, как переношенная тряпка. Вероятно его закроют для переформировки, как закрыты Московский и Казанский. В Москве тоже толпа молодежи, явившаяся у дома Генерал-Губернатора с адресом, загната была в частный дом и целиком арестована, но тут, говорят, случилась подробность особенная: народ вмешался в дело и кинулся на студентов с криком: ‘бей барчонков’. Суд и следствие и там открыты. В Казани студенты, хотевшие смены какого-то профессора, не дождавшись ректора или попечителя, по другой версии, переломали у одного из них мебель. И там стоит войско в университете. Бедное поколение с возбужденными головами — все пропадает, и Бог знает вынесет ли его волна жизни опять на свет или оно все заглохнет в нужде, присмотре и беспомощности.2
Все общество ошеломлено — ввиду польской анархии многие уже расположены думать, что народилась и своя доморощенная. Дух настроен сурово и только жалобы потрясенных семейств приносят некоторый размягчающий оттенок: надо же и их послушать.3 Михайлов судится в 5-м, Уголовном, д<епартамен>те Сената и решение его участи написано в Своде законов — десять или 12 лет каторги за распространение возмутительных прокламаций. Этого и ждут, толкуя о полном его признании, раскаянии, как и должно быть, да еще о грозной военной обстановке, которая сопровождает этого маленького человека при его приездах в судилище.4 Вот и все мы, — каковы есть в данную минуту, которую вы так хотите знать. Уведомьте меня тотчас о себе по получении этого письма.
Я думаю и Катков будет того же мнения как и Вы и я, что с романом надо повременить, он сам прекращает покамест полемику с рьяными противниками своими, но повести не уничтожайте: факт, ею разбираемый, остается в жизни и художественное его отражение должно там же существовать.5
Во всех этих делах плачевная история ваша с Толстым не пропала для меня однако же: она принесла мне свою долю огорчения, верьте — не верьте. Хорошо, если Толстой распускает слухи по Москве, а если он вызов примет, а заявит, что до распространения сплетни и клеветы не унижался. А в этом и все дело. Ловко ли драться, так сказать, без факта, а только по влечению натуры. Я надеюсь, впрочем, что вы послушаете в свое время друзей, которые вам истинно скажут: идти ли на барьер или нет. А с мнением и судом друзей, что бы ни было, вы можете смотреть на людей прямо.6 Жена вам кланяется. Прощайте.

П. Ан<ненков>

21—го октября
[Приписка на л. 9, со стороны]: Не франкируйте писем, если хотите избавить меня от необходимости тащиться в почтамт для своих.

71

4 (16) декабря 1861. Петербург

Мой почтенный Иван Сергеевич, Вы подали наконец голос, а я хоть скучал, но не винил Вас — голоса ныне что-то берегут себя неизвестно зачем.1 А пришел в раздумье от 100 р. сер. вашей стипендии, ибо здесь снова скандал произошел: студент-поляк не матрикулированный явился в университет в польском костюме и прибил вкупе с товарищами субинспектора Шмидта, требовавшего его удаления. Вероятно университет опять будет закрыт, да и неизвестно зачем он доселе считается открытым, так как студенты приходили только с целью убедить самих себя и прочих, что посещать его не должно, и так как взять матрикулы здесь равнозначительно ошельмованию себя в сей жизни и в будущей, а уже имевшие неосторожность оматрикулироваться ищут всеми средствами смыть с себя грех этот каким-либо крупным скандалом.2
Это полное разложение универс<итета> и поэтому не следует ли приостановиться со стипендиями, которых теперь и предложить почти никому нельзя. Разве послать их в Москву — там порядок, благодаря вмешательству профессоров, которые на петербургское движение смотрят, как на мутную струю пошлого и антинаучного либерализма, будто бы здесь процветающего. Чичерин открыл лекции объявлением, что всякий ревнитель просвещения в России ничего другого сделать не может лучшего, как следовать в эту минуту указаниям прогрессивной нашей администрации. Это, как видите, антипод петербургской доктрине. Ему предлагали переехать сюда на одно из опустевших профессорских мест, но он отказался, желая сохранить полную независимость. Молодец! А как ее сохранить — это другое дело: он это знает. Вот теперь ему сделали подарок, которым он, вероятно, не очень будет доволен — запретили говорить о нем в печати. Как он справится с таким охранительным листом, есть его тайна, но может и справится.3 Гурьбу задержанных студентов наконец выпустили, только пяток из них, кажется, будет сослан в отдаленные губернии, а остальные, если не возьмут матрикул — к своим родителям. Тем дело и кончится, то есть, я говорю кончится, а в сущности — университет без студентов, студенты без дельных профессоров и, наконец, сельские школы, как слух носится, отданные Синоду, совсем конца не составляют.4
Никогда никакого журнала я издавать не намеревался и не намерен, а издает газету министр Валуев, взяв в главные редакторы Никитенку с 10 т. сер. жалованья в год.5 По безграничной пустоте Никитенко — это недорого. Все же надеются, что официальные известия из губерний и министерств будут любопытны в газете — и хотят не хотят — а обсуждение фактов явится. Никак не усмотришь — в какой форме проскользнет полемика, придется бороться с ней прямо и тогда выгонят Никитенку или приведут в исполнение снова поднятый план об уничтожении цензуры для права уничтожать журналы по суду.6 Разумеется и залоги тут можно иметь в руках. На журналы, за исключением 100 т. стипендии, сберегаемой до вашего ответа — мне дано 45 т.: подпишусь на столько журналов, на сколько хватит денег.7

П. А.

4—го декабря 1861

72

25 декабря 1861 (6 января 1862). Петербург

Одно из Ваших писем, любезный друг, пропало — верно туда ему и дорога.1 Комиссии, заключенные в двух ваших последних письмах — исполню, исключая, может быть, пересылки ‘Гамлета’, которая затруднительна по отсутствию оригинала и трудности достать его.2 Я вам пишу в день Рождества и в минуту утверждения Министром народ<ного> просвещ<ения> Головнина, студенческое дело сломило же наконец Путятина, который впрочем удалился потому, что товарищи его, обеспокоенный им государственный люд — в один голос сказали: vous tes impossible. {вы невозможны (франц.)} Может статься это бы еще ранее случилось, если бы не поддержала его Москва.3 Прения между Москвой и Петербургом по поводу студенческого дела есть, по моему мнению, замечательнейший симптом нашей жизни с 55 года. Самые развитые люди Москвы сделались осторожнейшими и мудрейшими петербургцами прежних времен, а сии обратились в пылких москвичей 40-* годов. Удивительное дело, что меня, Иван Сергеевич, никто не слушает, точно я чушь несу, когда говорю, что Москва и Петербург ссорятся теперь не за студентов, а ведут скорее по поводу студентов расчет между собой за 6 прожитых лет. Москва сама видит, что последнее движение не без некоих результатов, да чувствует потребность быть убежденной, что это безобразнейшее явление петербургского искания популярности во что бы то ни стало, антинаучного направления и мальчишеского своеволия. Петербург также видит основательность московских сомнений касательно величия здешних агитаторов и либералов, да тоже чувствует потребность быть убежденным, что Москва глуха ко всяким явлениям жизни и за педантской тетрадкой не замечает веющего духа истории. Если бы это разномыслие ограничивалось, по прежним примерам, словами, не мешающими людям сходиться, бражничать и анекдотничать, то это бы ничего не значило, но истинно нельзя не порадоваться, что оно разрывает старые связи, делает друзей непримиримыми врагами, заставляет Кетчера, Соловьева, Бабста, Чичерина ненавидеть всеми силами их душ Кавелина, Костомарова, Стасюлевича, etc. И обратно!4
Очень жаль будет, если это, неже по бывшим примерам, вскорости прекратится и какой-нибудь дурацкой благотворитель их помирит. Любопытно знать, на какую сторону станет Головнин, который, вероятно для справок, на днях был у представителей Петерб<ургского> ингениума {образ мыслей (от лат. ingenium)} — Кавелина, Краевского и Панаева.5 Для большей ясности моих слов еще прибавлю, что Писемский в Петербурге написал повесть-драму ‘Батька’ из безобразнейшей черты русского народа — снохачества и будет ее читать в Литературном обществе перед чопорным населением нашим, а Островский в Москве написал лирическую драму в стихах ‘Косьма Минин’ и будет ее читать в том же самом Обществе перед той же публикой — и вероятно оба возбудят одинаковое негодование в различных партиях, как уже и начинается.6 А в выигрыше будет наш фонд, к которому они привлекут народ и которому народ нужен, потому что он издержал 1500 т. сер. на студентов при их выпуске из тюрем и розыске.7 Так и в большой профессорской и литературной вражде — какой-нибудь фонд да выиграет. А в ‘Кузьме’ Островского есть превосходнейшие подробности и летописная русская жизнь является в ореоле, и умиление часто нисходит на сердце, и сквозь слезы беспрестанно себя спрашиваешь: не надувательство ли это?

Adieu.
П. Анненков

25—го декабря

1862

73

26 января (7 февраля) 1862. Петербург

Наконец второе письмо Ваше, почтеннейший Иван Сергеевич, извлекло меня из недоумения, а то жду поправок — нет поправок. Хотел кричать по телеграфу — теперь все правильно, all right {[вес] в порядке (англ.)} — исключая болезни, разумеется служит объяснением делу. Когда приедет сюда Щербань, всегда поражавший меня высокомерным обращением своим с dame {госпожа (франц.)} Францией, то прибудет к нам и Катков, который не менее горделиво держит себя перед Россией: вот мы с ними и решим судьбу вашей рукописи.1 А приедет сюда Катков, слышно, для совещаний с Головниным касательно цензурных дел. Надо вам сказать, что нынешнее Управление Народ<ного> просвещ<ения> несколько кокетничает с литераторами, вознаграждая их за недавние оплевания и задушания. Оно давало аудиенции Краевскому, Панаеву и проч. и дозволило редакторам составить комитет для обсуждения лучших цензурных установлений, который уже много сделал, разделился на две партии, изгнав ту, которая не соглашалась предоставить пра<вительст>ву права взыскания иска за проступки печати, предоставляя это особенной комиссии из литераторов, и наблюдает, чтоб оставшаяся партия не разбежалась сама собой по другим воротам. Черта наиболее русская комитета состоит в том, что отдельно каждый член ее, не исключая президента Вернадского, осуждает раздор и путаницу, и все вместе их неукоснительно и охотно производят. При этом не забудьте и всеобщее убеждение, что изменение нынешних правил — почти что невозможно по многим причинам, но составлять комитет — дело хорошее и Головнин показал себя умным человеком, допустив его.2 Столь же умен и более добросовестен, конечно, был он, когда отстоял позволение печатать публичные, частные лекции всем профессорам закрытого Университета, но вообще говоря — экспедиант {полезное (от франц. expdient)} и уловка в соединении с желанием настоящей пользы и добра составляют, как кажется, основные черты его характера. Эта двойственность проглядывает во всем — в посылке Кавелина и Пыпина за границу с новым университетским уставом, причем все партии удовлетворены, а руки для администраций развязаны, в посылке Платона Павлова в губернию для обревизования училищ и в определении печатать его донесения, за которые будет платить Министерство в ‘Современнике’, и проч.3 Может быть, только при соединении изворотливости и дела и есть возможность какой-либо постройки в России — помоги ему Бог: теперь он нужный человек вверху и очень популярный внизу.
Каждое появление ‘Дня’ Аксакова производит у нас омрачение голов и мозговое волнение. Успех колоссальный. Этот человек живет у нас на особых правах. Он поставил себя так, что исправлять его статьи нет возможности, а надо их запрещать все целиком, поэтому они все целиком и являются. На днях он напечатал письмо поляка Грабовского в опровержение собственных своих статей о Польше, но такое, от которого жмутся со страха и русские буквы перевода.4 Вчера он заявил о необходимости уничтожения дворянства как сословия, следствием чего была полемика между Чичериным (‘Наше время’), удерживающим за дворянством политическое значение, и ‘Русским вестником’, который дворянства теперь не знает, а видит землевладельцев, призванных играть политическую роль. В полемику вмешалось правительство (‘Северная почта’), которое желает иметь для своих потребностей дворянство — и наконец нынешние ‘Дворянские собрания’, из которых одни не видят более пользы числиться дворянством, а другие, напротив, думают, что кроме дворян — ничему быть не следует на земле.5 Оба мнения однакоже из этой среды участвуют вкупе в составлении адресов к прав<ительст>ву, где косвенно и туманно поговаривают, не высказываясь, о чем-таком, что на конституцию не похоже, но может быть принято за намек об ней (Московский, Смоленский, Петерб<ургский> адресы).6 Это шутка Собраний: пригрозить, видите, хотят за нарушение прав, а серьезная сторона этой шутки заключается только в словах, которые она употребляет: гласность судопроизводства, расширение выборного начала, обсуждение земских дел и повинностей, устройство кредита и общинных банков и проч. А слова хорошие и в шутке им красоваться неприлично бы.
Мы в одно время прочли и роспись бюджета Империи на 1862 г. и замещение министра Княжевича Рейтерном. Письмо Грота, которым он отвечал Княжевичу на его попытку ввести в управляющие будущим акцизом своих креатур — есть образец твердости и дерзко-почтительного тона. Письмо это и было ближайшей причиной падения Княжевича.7
‘Минин’ Островского есть дифирамб старой русской жизни, обработка идеала ее по летописи, по монастырскому взгляду, по Домострою и по домашним воспоминаниям каждого нынешнего человека, имевшего семейство. ‘Минин’ имеет своего рода поэзию чистой, теплой комнаты с образами и лампадами, запах терема без застенка и Приказов впереди и вкус хорошо испеченной просвиры. Он написан отличнейшим языком, изобилует образами и с первой страницы до последней держит душу в сладчайшем умилении у всякого, кто хорошо рожден. Он только не посолен нимало, чист, как Богоявленская вода, и потому у людей, привыкших к мутным пикулям, ничего не оставляет во рту, кроме необычайного изумления. Да вот сами прочтете вещь, неоднократно мочившую мои глаза, ибо я легко поддет бываю всем, что представляется мне простым, ограниченным и верующим до безумия. Островский посылает ее в Париж.8
Все ваши комиссии постараюсь исполнить.

П. Анненков

26 генваря
СПБ.
NB. Сейчас получил ваше письмо с поправками к ‘Нахлебнику’ и передам их кому следует.9
[Приписка на л. 15 об., снизу]: NB. У нас не сходят со двора 20 и 23о мороза: все мы больны от этого, начиная с жены, да и во всем городе нет ни одного здорового человека — я это наверное знаю.
[Приписка на полях л. 17 об., слева]: Я дал из ваших денег Захару 50 т., он голодал.10

74

3 (15) февраля 1862. Петербург

Посылаю Вам ‘Гамлета’, переписанного Варв<арой> Яковлев<ной>,1 письмо редакции ‘Русского вестника’, заверяющей о тщательном вводе всех будущих поправок в рукопись вашего романа, причем следует Вам знать, что несколько листов поправок, мною полученных от Вас по почте, уже теперь находятся в руках Каткова.2 Наконец поправки к ‘Нахлебнику’ я передал Снетковой, в бенефис которой пьеса идет с Васильевым 2—м (к счастью!) в главной роли, а не с Бурдиным.3 Оказывается, что поправки слов могут быть введены в рукопись суфлера, а сцена нуждается в одобрении III Отделения, что есть дело крайне опасное и щекотливое, по известному его характеру знатока приличий и несноснейшего критика. Поэтому так и оставили все — да вам-то что? Ведь ни хуже, ни лучше пьесу сделать нельзя.

П. Аннен<ков>

3-го февраля

75

22 февраля (6 марта) 1862. Петербург

Пишу Вам, любезный Тургенев, возвратясь с похорон Панаева, который умер внезапно от аневризма, нажитого, во-первых, лечением холодными душами у Нордстрема, а во-вторых, противуположным ему пламенным характером последней своей страсти. Народу было много, сожаления тоже, смущения у домашних достаточно, но истинное чувство представлялось чуть ли не одним человеком — бледным и рыдающим М. Языковым. Суворов просил не говорить речей, да какую же речь над Панаевым произнести можно, кроме воспоминания о скоротечности жизни человеческой. Впрочем я не дождался церемонии — может и произнесут.1
Не до речей также и городу, который занят привозом сюда и отдачей под суд 13 тверских посредников и дворян (между которыми и 2 Бакунина) за чудное объявление, что они критическое положение намерены разрешить не по Положению, а по своему усмотрению и мнению большинства дворян. Ну, хорошо, что большинство либеральное на эту минуту, а если на другую выйдет оно крепостниковое, что будет делать личное усмотрение. Вообще — в этой странной попытке есть непроходимая смесь — дворянской оппозиции, анархической замашки и прогрессивного соревнования, но вся она весьма мало серьезна. Взятие лиц и отдание их под суд Сената сопровождалось особенной обстановкой — контролер Анненков поехал за ними в Тверь с полномочием над всеми гражданскими и военными властями губернии, с обер-прокурором Семеновым, с обер-секретарем, с 2 жандармскими полковниками и проч.2 Вместе с важными новостями спешу передать и таковую: наш Литературный фонд после годового собрания своего, на котором прочтен был Кавелиным подробный отчет Ревизионной комиссии и не менее подробный ответ Комитета, моего изделия — переменил, на основании Устава — всю свою администрацию: председателем выбран — князь Щербатов, секретарем Гаевский, казначеем Березин. Общество объявило нам благодарность и мы стали свободные казаки.3
Вы жалуетесь, что мало пишу и комиссий не исполняю.4 Опуститесь в свое сердце и вопросите свою совесть! Они вам скажут, что или мои письма исчезают в воздухе, как звук пустой — или не я, а вы у меня в долгу. Вот например — сказали ли Вы мне хоть одно слово, которое могло бы мне дать надежду, что письмо, где я вам писал-таки недавно о Головнине, ‘Минине’ и о проч. — вами получено. Нет, не сказали — так и кайтесь. А взамен я получил две записочки от Скарятина и Щербаня, за эти вам спасибо, ибо мне нравятся податели их.5 Щербань тотчас же уехал в Москву, где роман ваш печатается исправно, но Катков стремится разбить его на две книжки, чему я сопротивлялся перед собственным его лицом, бывшим тоже на минуту в Петербурге, но успеха не ожидаю.6 Не забыт мною и Бо-денштедт, но он забыт редакцией ‘Современника’, которая едва отыскала его статью, препоручила прочесть ее Пыпину, а он и доселе читает. Решено однакоже, что я получу ответ на будущей неделе. Я им предложу, если статья одобряется ими — выдать за нее гонорарий мне, а вы его выдадите автору. Хорошо ли?7 Ламберт точно мною забыта — да и будет забыта, ибо я перед ней такая скотина, что явиться к ней не могу и не желаю, так как ослиный, нечеловеческий образ, который ей принесу напоказ — мало привлекателен и для меня самого горек.8 Шармер будет удовлетворен,9 но изо всех более или менее или мало удовлетворенных неудовлетвореннейшим остаюсь все-таки же я, не получивший даже известия — дошла ли к вам рукопись ‘Гамлета’, мною посланная.10 Истинно — друзья мои ниже всякой критики по отношению к своим обязанностям друзей.
22-го февраля
Anniversaire {годовщина (франц.)} моей свадьбы, посему жена и кланяется вам.

П. Анненков

[Приписка на л. 23, снизу]: Писемский сам будет писать вам о мерзостном ругательстве Некрас<ова>, которое его однакож совершенно убило. Эта гнусная история заслуживает подробнейшего изложения.11

76

15 (27) марта 1862. Петербург

Вы теперь уже, вероятно, получаете много писем, поздравлений и заметок по поводу вашего романа, мой почтеннейший Иван Сергеевич. Он очень исправно напечатан целиком в ‘Русском Вестнике’ и получает гораздо более успеха, чем вы ожидали.1 Есть просто энтузиасты его и притом из молодых людей, как есть недовольные им и по большей части из людей степенных и пожилых. Это извращение ролей имеет основание весьма замечательное, именно то, что молодежь чувствует, что в романе идет дело об нем, а старье не понимает о чем идет дело и находит роман поэтическим в частностях и мало замечательным в общности, так как, по его мнению, сущность его касается только русской журналистики. Вот почему также между молодежью отыщутся и лютые враги романа, как теперь на виду его поклонники, а пожилые вечно пребудут к нему в одинаковых доброжелательно-хладнокровных отношениях. Клика ‘Современника’ еще не высказалась по поводу его, заглушаемая покамест общим говором приветствия, с каким все ваши романы встречаются.2 Особенно радуются на обделку его, изящность которой бросается в глаза, на Феню и Павла Петровича, на двух старичков Базаровых. Сам герой однакож, сколько я ни слыхал отзывов, остается для всех сфинксом и загадкой: его никто не понимает целостно, а только по частям, и это, вероятно, останется до первой рьяной критики, которая и повернет общее представление в какую будет угодно ей сторону. Впрочем надо и то сказать — для петербургской публики нет достаточно простора и времени, чтоб заняться романом. Накануне его появления Павлов был выслан в Ветлугу не столько за смысл речи, произнесенной им на вечере в пользу Литературного фонда, сколько за фанатическую манеру возглашения ее и за френетические рукоплескания, ее встретившие и которые заставили предполагать в речи гораздо более того, что в ней сказано. Дело шло об изображении пропасти, на краю которой стоит Россия, похоронившая крепостное право, и о способе избавиться от пропасти немедленным союзом привилегированных сословий с народом. Едва выслан был Павлов, как уже, поняв настоящие размеры дела, администрация начала думать о средствах его постепенного возвращения к прежним местам и занятиям. В промежутке однакож, разумеется, явились манифестации, подписи, адреса и закрытие публичных профессорских чтений по причине нарушенной свободы кафедры, что устроено, разумеется, по требованию студентов.3 Нашелся однакож профессор-бунтовщик, прежний герой молодежи, Костомаров, который уже давно стал скучать опекой своих слушателей. Он решился сказать, что если публика заявит желание дослушать его курс, он станет его продолжать. Началось светопреставление в зале Думы, где Костомаров читает — рукоплескания, свистки и наконец возгласы: ‘Чичерин! Подлец!’ Бледный, как полотно, Костомаров отвечал с кафедры, что не хочет быть гладиатором в гнилом и пошлом либерализме, где молодые люди сперва делаются Репетиловыми, чтоб потом стать Расплюевыми.4 Поменявшись этими любезностями — все разошлись, но это опять история, влекущая не последствия, а следствия. Чуть было не забыл сказать о Чернышевском. Вы в газетах можете прочесть, что за смешение нахальства, внутренней трусости и неприличия была его беседа о Добролюбове на вечере Литературного фонда, где он был освистан и ошикан чуть ли не собственной партией.5 Но после или в среде этого тяжело, согласитесь, жить какому бы ни было роману.

П. Аннен<ков>

15-го марта

77

7 (19) апреля 1862. Петербург

Пишу Вам только несколько строк, Иван Сергеевич, так как не уверен, застанет ли Вас эта цидула в Париже, и единственно за тем, чтобы сказать вам о получении 350 т. сер. из ‘Русского вестника’, которые и будут переданы Шармеру.1 Я видел также на минуту г-жу Антропову, которая уехала на праздники к матери, в Вильно, кажется, и по возвращении обратно сюда после них намеревается ближе рассмотреть меня и с женой познакомиться.2 Я изображаю сии строки в субботу перед Воскресеньем Пасхи и не только сиреней вокруг себя не вижу, но обеспокоен некоторым угаром от излишне вытопленных печей. В конце апреля вы меня еще застанете в Петербурге, но дальше ждать не могу — снег, снег, мостовые с провалами и жидкостью, ветер, изморозь и все-таки снег, который отстать не хочет — все это меру терпенья человеческого превозмогает. Я еду в Малороссию с женой, в Киев и может быть в Крым — жажду пота, духоты, зноя, солнца и огня, черт побери!3
Новостей нет. Все приутихло. Комитеты и комиссии вырабатывают страшную массу проектов реформ. Последнее слово анархии еще далеко. А тут, как вы говорите, старость4 — и мы только увидим поднятую, вывороченную землю, без конца и без травинки. Остается одно — спасать себя от ревматизмов, насморков, бронхитов. В том только должна быть и забота наша. Еду в Малороссию.
Поклонитесь от меня дочери вашей, которая, если не забыла меня, то забудет непременно.5 Пусть же будет это позднее, как можно. Adieu.

П. Анненков

7—го апреля
На дворе гадость, в лавках заготовлены яйцы, творог, полиция сделала распоряженье, чтобы больницы приняли свои меры.6 Холера и кровавые поносы начнутся с заутрени. Балаганы уже стоят — о Господи!

78

27 апреля (9 мая) 1862. Киев1

Я не хочу оставить Вас, любезный друг Иван Сергеевич, без всяких сведений о себе и потому спешу заявить, что намерен поселиться в 100 верстах от Киева, в деревне Ульяны Марковичевой. Я не мог откладывать долее моей поездки: у нас, как вам известно — и для весны, и для собственной жизни нашей — остается очень мало времени. Я бы порадовался очень в глуши моей, если бы мог, по приезде моем в оную, получить от Вас письмо, по следующему адресу: Полтавской губ. в г. Прилуки, в село Туровку.2 С этого письма следовало бы возникнуть и внутренней нашей переписке, особенно необходимой, во-первых, для того, чтобы решительно назначить пункт свидания, ибо отпустить Вас снова за границу без лицезрения мне как-то немыслимо и враждебно,3 а во-вторых, для того, чтобы знать ваши впечатления при возвращении на родину и как сложились вокруг вас обстоятельства, мысли, речи и прием сего дольнего мира и как настроилась их отражением собственная душа ваша.4 Коснитесь этого предмета непременно, ибо он для меня важен: вы трудно поверите, сколько друзей ваших обнаружила ругательная статья Антоновича.5 Можно сказать — мир ваш друг — и поведение этого-то друга и любопытно видеть. Вероятно он также не без некоторого коварства обойдется с вами, как вообще друзьям свойственно, но все-таки приятно не иметь его в числе своих противников. Я представляю вам счет и следующие вам в возврат деньги, а вместе с тем исполняю поручение Валентина Корша замолвить перед вами слово, в пользу его будущей газеты, ‘С<анкт->П<етер>Б<ургские> ведомости’.6 Я считаю это делом весьма серьезным, а не формальностью. Иметь под рукой у себя честную газету для всякой заметки — политического, общественного и литературного содержания, какая голову потревожит — есть дело, которым ни один порядочный человек в Европе не пренебрег бы. Вот почему ничего не предрешая самостоятельно — я полагал бы, что Вам (и мне и вообще теперешним литературным сиротам, нам подобным) следует заявить Коршу — словом и делом — готовность работать в его газете. Может быть там и ждет нас последнее место жительства, богадельный и скорбный дом — бывших друзей и сверстников Белинского.7

Жду письма, жму руку, целую вас
П. Анненков

27—го апреля

79

19 июня (1 июля) 1862. Село Туровка

19—го июня. С. Туровка

Обрадовался я, мой милый Иван Сергеевич, Вашему письму из Спасского: вот Вы у родного очага, переехав Петербургский пожар, который стоит Московского 1812 года. Оба, кажется, произведены для спасения отчизны, но первый, как Вам должно быть известно из надписей — ‘в роды родов освещает славу России и бегство французов’, — а второй ничего не освещает, кроме дрянной и глупой натуришки нашей.1 Весь прошлый год я — малый человек — твердил всем, рискуя своим добрым именем, что сила нашего правительства необъятна, громаднее французской и английской, хотя бы у него не было ни гроша за душой, ни одного солдата и ни одного полицейского. Если ему когда-нибудь вздумается предложить спор со своими врагами на решение народа — не только врагов его не останется на свете и праха, но рискуют провалиться образование и цивилизация, уступив место чистому Чингис-ханству с примесью только науки по части стрельбы в цель и продовольствия толпы. Очень бы желал, чтобы это мнение разделяло со мной и само правительство: это помогло бы ему сохранить спокойствие и хладнокровие, нужное ему теперь всего более, на что все мы темные и тайные его приверженцы и надеемся.
А особенно истина моей проповеди обнаруживается в провинции, где я теперь живу. Из десятка посредников, которых я видел здесь — ровно десять объявило мне, что недоумение крестьян по поводу грамот происходит оттого, что новое положение вводится через так называемое — добровольное соглашение (добровольное соглашение, как вам известно, есть луна или дева романтиков-законодателей, заседавших в Редакц<ионных> комис<сиях>), а не указом. Если бы это был закон, говорят крестьяне, так закон Государь без мира делает и ни у кого не спрашивает. А какой же это закон, когда нашего согласия спрашивают: это барская выдумка и черт знает, что там за ней сидит, даром, что по-наруже будто нам и льготнее выходит. ‘Давай указ, покажи указ, а на книгу нам не сворачивай: Книгу, пожалуй, и Безобразов напишет’. Вот как говорит народ.2
‘Отцы и дети’ действительно нашумели так, как даже я и не ожидал. Вы можете радоваться тому, что об них говорят. Писателем-романистом быть хорошо, но кинуть в публику нечто вроде нравственного масштаба, на который все себя примеривают, ругаясь на градусы, показываемые масштабом, и равно злясь, когда градус мал и когда велик — это значит добраться, через роман, до публичной проповеди. А это, я полагаю — последнее и высшее звено всякого творчества.
Поклонитесь Боткину и Фету. Отчего нет с вами Колбасина? Бог знает, доберусь ли я до Спасского, потому что это представляет некоторого рода значительные трудности, но еще подумаем.3 Я живу в деревне вдовы Маркевичевой, сестры жены. Сад у них великолепный, с тополями, гляденями, {открытое высокое место (Даль)} белыми акациями, волошскими орехами и даже двумя хорошими платанами. Вода, к сожалению, представлена крайне бедно. День томительный и знойный постоянно лежит на степи, окружающей сад, а ночью с этой степи начинают нестись такие запахи… я таких душистых ночей не помню и в Италии. Народу здесь много — одних родных жены с Кочубеями, Тарновскими, Галаганами и проч. — пребывает множество.4 Живу праздно, толкуя с ними о способах примирить карман с эмансипацией, демократию с почитаньем старших, выборное начало с правилом — чин чина почитай. И успеваем! Ваши письма мне отрада, — пишите.

П. Анненков

80

24 октября (5 ноября) 1862. Петербург

24—го октября. С. Петербург

Наконец-то я увидел драгоценные Ваши строки, мой почтенный Иван Сергеевич, с обычной вереницей поручений всех родов, которые я однако же предупредил еще, выдав Захару, по его настоятельному требованию, 50 т. сер. и получив от него расписку.1 Что же касается до денег Бутовичевой, то магазин Серно-Соловьевича решился справиться у хозяина его, сидящего в крепости, как ему поступить, и, вероятно, поступит негативно, т. е. новых денег не вышлет, а наведет справки, куда делись старые, что и Вы с своей стороны сделайте.2 Рукопись Боденштедта, благодаря тому что Пыпин, ее разбиравший, возвратился из-за границы — будет найдена и возвращена Вам.3
Теперь прошу выслушать и мои поручения. От Вас нужно иметь непременно две статьи, хоть удавитесь, одну для альманаха Общества вспомоществования, которое бежит к своему разрушению, по отсутствию средств существования, другую для ‘С<анкт->Петербур<гских> ведомостей’, в которых, при новой редакции В. Корша, я принимаю участие. Помнится, Вы мне говорили, что журнал, где бы наш круг числился сотрудником — будет иметь Ваши симпатии. Докажите это на деле. Напишите хоть восхождение солнца в Бадене — все будет хорошо из Ваших рук.4
Вы знаете наши новости, а мы знаем Ваши, конечно, нигде не напечатанные и к европейскому миру не относящиеся — и потому, как вы предлагаете, помолчим о них взаимно.5 А то надо сказать, что принципы будущего судоустройства, вместе с падением Панина, ими произведенным, были стопушечным кораблем, который все наши лодочки абордажные разогнал в разные стороны. Впрочем, сравнение неверно: собственно никаких лодок и не было и корабль сошел при совершенной тишине и при полном молчании, только теперь поднялось громкое ура по всей России. И это без преувеличения. Положение 19—го февраля менее возбудило шума, чем эти принципы. И оно понятно.6
Затем к генварю 1863 предвидится страшная туча полемики в журналистике, разумеется настолько, насколько дозволят ей развиться следственная комиссия, Валуев, цензура, не карательная и не предупредительная, а так себе шатающаяся по углам, куда ее загонят. Эта дама гораздо более занята охранением самое-себя, чем чего-либо другого.7 Много есть тенденций либерального консерватизма, независимых и таких, которые получают субсидии, какова, например, тенденция Краевского, имеющая пользоваться от М<инистерст>ва н<ародного> просв<ещения> 6000 т. годовой пенсии за будущий ‘Голос’. Этот новый Тамберлик собирается пущать ut диезы {до [диезы] (франц.)} по оценке за каждый, но общее, можно сказать, негодование оживит его, пожалуй, и без публики.8 Другой его товарищ, Очкин, не получивший субсидии, собирается переманить в будущие свои ‘Очерки’ всю нигилистическую партию, осколки которой приютились в ‘Современном слове’ Писаревского, где они показывают покамест от времени до времени язык противникам, но робко и не весь. К этому присоединяется восстающее ‘Русское слово’ без Писарева и ‘Современник’ под редакцией бесспорно первого ерундиста нашего времени ‘Антоновича’.9 Будет много пота пролито, а в Москве вся литература захвачена и покрыта двумя именами, которые там будут бить просто монету со своими изображениями — Катковым и Аксаков<ым>.10 Эти два имени сделались у нас почти священными: они могут гулять по таким предметам, на которые остальная братия и взирать не смеет — и не дорого заплатили за это право. Все это происходит в то время, когда ожидают превращения принципов судопроизводства в параграфы Устава и превращения оснований, тоже весьма широких, Земского управления в действующий закон.11 Что все глаза устремлены на эту литературу, прибавлять не нужно.
Жена моя вам кланяется от души, но оскорблена тем, что забыта без причины в любезных ваших подарках — ‘Отцами и детьми’.12 За что обделять друзей, особенно приучивши их к ласкам. Стыдно.
Отвечайте мне скоро.

П. Ан<ненков>

81

8 (20) ноября 1862. Петербург

С. Петербург. 8 ноября с.с.

Несколько строк о Вовчке. Я справлялся очень подробно о ее делах у Белозерского, и надо удивляться, почему она не показала вам подробного расчета долга ее и мужа, посланного ей Белозерским с месяц назад, пересмотренного и проверенного Н. Я. Макаровым и имеющего поэтому всю желаемую достоверность. Покажи она этот расчет Вам — не было бы и вопроса вашего. А что этот несомненный долг ее и мужа Белозерскому был вычтен из продажной цены 500 т. сер., полученной за ее малороссийские сочинения — то, во-первых, таково было условие первого с Макаровым, а, во-вторых, почему же было и не вычесть, когда и за вычетом Марко Вовчок состоит должным Белозерскому 400 т. сер., тоже по несомненному расчету денежных высылок, им произведенных. В эту минуту — Белозерский объявляет себя окончательно истощенным всеми затратами по журналу и может возобновить их только после подписки, в генваре месяце, к которому времени и Марко Вовчок может получить право требовать снова уплат, выслав остальные главы своего нового романа ‘Основе’, владеющей теперь только первыми 8—ю. Вот и все дело.1
Н. Я. Макаров женился на той штучке, которую вы, вероятно, видели у Кочубеев, и уехал с ней в Гродно, откуда и пишет, что обрел себе счастье.2 Нового ничего нет — да я же и не намереваюсь писать о новостях. Разве что упомянуть о великолепной путанице, созданной Верди из подражания Вагнеру, Гуно и самому себе, и которая, по известному безвкусию французов, вероятно будет иметь успех во французской опере. Здесь еще не знают как относиться к ней и на всякий случай очень хвалят и очень бранят: что-нибудь да попадет в цель.3 Другую оперу сочинил А. К. Толстой — роман его ‘<Князь> Серебряный’ имеет страшный успех в хорошем обществе: редко видел я на веку своем такого восторга в паражах high life. {[в] кругах высшего общества (от франц. parages и англ.)} Там зачитываются этой историей, а что она такое в сущности — увидите сами.4 За тем до свидания на письме.

П. Анненков

Адрес мой: На углу Владимирской и Графского переулка, дом Граве.

82

22 ноября (4 декабря) 1862. Петербург

22 ноября с.с.

Отвечаю Вам на два письма, почтеннейший Иван Сергеевич. Если Вы во мне обрели друга, то уж в Варваре Як<овлевне> — получили фанатика. Она обегала буквально весь Петербург и таки нашла ‘Жизнь за царя’ (фортепьянную) и Камаринскую (партитурную) за баснословную цену — 18 т. сер.1 Вместе с ними посылаем вам на днях и первый биографический том Пушкина. Странно, что Вы не могли его достать у Мериме, имеющего мое издание (там, между прочим, в примечаниях к ‘Онегину’) есть множество подробностей, которые переводчикам и их чужеземной публике могут быть весьма пригодны.2 Одновременно с этим надеюсь вскоре выслать деньги Бутовичей и статью Боденштедта, так как магазином Серно-Соловье-вича заправляет теперь человек степенный — Слепцов, вам знакомый.3
Сейчас получил от Вас письмо для передачи Коршу — и будет передано. А теперь примите заранее благодарность за подарок, который Вы ему делаете, ибо несмотря на будущую заплату — это все-таки подарок. Я же с своей стороны целую вас за милые слова, ко мне направленные, которыми означенное обещание чтений о Пушкине у вас сопровождалось.4
Здесь был Киндяков, который сообщил мне кой-что о парижском Вашем житье, по всему видно, что оно разнообразнее и пополнее нашего, но мы не жалуемся. Взамен ваших европейских наслаждений мы имеем такой спектакль разных сил, ищущих себе тарелки, какого у вас не дождешься.5 Я теперь читаю историю русского общества, написанную англичанином Дарвином, под заглавием ‘Origine des esp&egrave,ces’.6 Прочтите там первые три главы — точно приезжал к нам для изучения законов нашего развития, да как искусный баснописец и олицетворил их под видом зверей и растений. Трансформация всеобщая, батюшка, происходит у нас. Через полгода, поверьте моей чести и совести то, что мы разумеем с вами под именем Каткова, Некрасова и др., будет иметь совершенно другое и не представит никакого сходства с понятиями, которые укрываются теперь под этими кличками. Следовало бы по доброму переменить им свои прозвища, но это у нас допускается в герольдии только в случае, если фамилия заключает похабный намек. Что под предмет, именуемый Катков, многое подобралось, чего в нем прежде не было — вам известно,7 увидите, что подберется под предмет Некрасов, ибо задумчивое его настроение, при 160 тысячах выигрыша и при 30 т., требуемых на возобновление журнала, и при том явлении, что старые подписчики требуют в значительном количестве обратно деньги вместо журнала — обещает трансформацию.8 Да если поглядеть кругом себя, то конечно тоже увидите новые лица под старыми изображениями, а здесь это факт общий. Мы сами-то действительно ли представляем тот предмет, название которого доселе носили, и можем ли быть вполне спокойными касательно того, что Тургенев или Анненков действительно соответствуют смыслу сих звуков. Вместо всех новостей я вам передаю это известие, почерпнутое из не поверхностного, ей-Богу, наблюдения. Так оно важно и так повсеместно у нас, что редко теперь и встретишь знакомое лицо: все вдруг сделались непохожими на свои названия. Истинно вам говорю, что по приезде сюда (если это случится), вы наделаете множество ошибок, принимая знакомые клички за знакомых людей. Это верно.

П. А.

[Приписка на л. 36 об., сбоку]: Поклонитесь Боткину. Жена благодарит за надпись.9

83

14 (26) декабря 1862. Петербург

Теперь, почтеннейший Иван Сергеевич, когда все поручения ваши исполнены — можно и побеседовать с вами. Письмо к ред<актору> ‘Сев<ерной> пчелы’, как вам уже, вероятно, известно — напечатано. Я осмелился выпустить только подстрочную заметку об Основском: как простой вор он оскорбил Вас иначе, чем Некрасов, и приравнять его к последнему мне показалось не благовидно. И в теперешнем виде письмо кажется очень резким для многих, которым неприятно отвечать на вопрос: ‘честен или нечестен г. Некрасов’, поставленный вами… Они стараются избегать прямого ответа разными посторонними замечаниями: ‘и поздно-то’, и ‘не подробно-то’ и ‘не обстоятельно’ — но, если, по полномочию мне данному, я решился опубликовать ваше письмо, так именно за то, что вопрос в нем поставлен ясно, без прикрас.1 Вы должны ожидать жестоких нападений, но только по милости их и объяснится вполне смелое, независимое и благородное положение, принятое вами в литературе. Вы мне позволите написать Вам, когда вам необходимо будет опять сказать что-либо громко, как вы теперь сделали.2
Я жду лекций о Пушкине каждый день: не оставляйте их в стороне.3 Касательно долга редакции М<осковских> в<едомостей> бедному Делаво, справки об этом наводятся и о результате их позабочусь.4 Статья Боденштедта к вам отправлена.5 Вексель Бутович отыскался.6
Вот Вам литературные новости. Первый No ‘Современника’ будет состоять из 70 (!) листов за генварь и февраль в одно время, с романом Помяловского и, говорят, с ожесточеннейшим свистом.7 Роман Писемского отличается не только отсутствием грации, как все его произведения, но цинизмом, который возведен в звание литературной пружины, эстетического агента почти, зато полон, ярок, изобилует типами и катится свободно, как волна. Там есть лицо помещика: ‘Иона-циник’, который совершенно развязно и свободно говорит о грабежах своих по бывшей службе, о преступлениях и мерзостях, им учиненных, о своем серале из крепостных девок и все-таки нравственнее всех его окружающих: судите по этому, что за роман! Я предсказываю Писемскому, что при появлении его на земле будет вой, трус и зубов скрежетанье, как и следует экскременту его собственной нравственной природы, но вещь сильная.8 Островский написал комедию: ‘Грех и беда на всякого живут’, похожую содержанием на ‘Горькую судьбину’, но только без фальшивой закваски посредством крепостного права.9 Вещь хорошая, особенно муж-лавочник жены дворянки из салопниц с порывами любви, ревности и глубоко-гуманной натурой — весьма поразителен. Последнее качество не мешает ему убить жену за блядовство, как не мешало и Отелло распорядиться с более достойной супругой. Не знаю, как вам, а для меня есть всегда страшная пикантность в зрелище благородного сердца, припахивающего дегтем, рыгающего и выражающегося по-лошадиному. На эту штуку меня всегда поддеть можно. В Москве Государь, так ласково принявший профессоров и благодаривший Каткова за его смелую, публицистическую деятельность, посещает чрезвычайно часто русский театр, артистов которого очень щедро одарил, почти без исключения.10 Вот, тут-то старый наш приятель Феофил Толстой, минуя Питер — и возжелал собрать лавры, как-нибудь потихоньку и поставил на сцену: ‘Пасынок’, комедию среднюю между Сологубом, Тургеневым и Каратыгиным.11 Впрочем, это и справедливо: пусть же Москва имеет свою нелепость, как мы имеем свою: в ‘Слово и дело’ — Устрялова. Представьте этого несчастного молодого человека, без искры дарования, желавшего представить любящего и верующего нигилиста, который отказывается от руки добрейшей и благороднейшей женщины по причине того, что желает посвятить себя всего отечеству, науке, доблести. Самойлов, игравший этого идиота, вышел на сцену в близком подобии с фотографической карточкой Герцена…12 Ну да, хаос — словом.
Поклонитесь Стечькину13 — и будьте здоровы.

П. Анненков

14—го декабря

1863

84

1 (13) января 1863. Петербург

Я давно собирался писать вам, но слухи, которые разошлись здесь о предполагаемом вызове Вашем в Россию, заставили меня остановиться и прислушаться к причинам и поводам, выставляемым для объяснения самой меры. Вы знаете, что я в благородстве, искренности и достоинстве ваших убеждений и поступков также уверен, как в своем существовании, — и потому мне крайне было горько подозрение в образе ваших мыслей и действий, которое этим вызовом как будто себя заявляло, но сколько можно судить по темным слухам, дело гораздо проще. Так как администрации известны ваши сношения с лондонскими эмигрантами, не скрываемые и вами, то ей надо узнать от вас лично свойство и сущность этих сношений, подобно тому как для объяснения других пунктов производились ею исследования о состоянии общественного мнения и о намерениях неспокойных толков — она вызывала много лиц из Москвы (как, например, Афанасьева-археолога) и из других мест России. Париж, конечно, не мог составить привилегию в ее глазах, мешающей следовать условленному правилу исследования, и потому вызов вам из Парижа совершенно походит на то, что было с другими здесь на месте, вскоре после вызова и отобрания сведений, да и во время их — не лишенными ни свободы действия, ни права располагать собой.1 Одно, что крайне меня беспокоит, — это болезненное состояние, в котором застает Вас известие и о котором вы с таким мрачным настроением духа писали в прошлом письме.2 Я надеюсь, что тут есть преувеличение — надеюсь для собственного успокоения, но во всяком случае перемогите, друг мой, самую смерть и приезжайте сюда. Ведь это теперь лучшее средство объяснить все ваши истинно-патриотические, глубоко-правительственные и свободно-монархические убеждения, которые вряд ли затемнит и какая-либо неосторожность или какая-нибудь неосмотрительность, если бы они действительно и были, что сомнительно.
Никаких новостей я к вам не пишу, да и не намеревался писать, а только прошу отвечать мне немедленно на это письмо.3

П. Анненков

1-го генваря 1863
СПб.

85

20 января (1 февраля) 1863. Петербург

То могу сказать вам, почтеннейший Иван Сергеевич, что выписка вас из-за границы, если она состоится, будет торжеством для партии, действующей против вас. Она уже и теперь по одним слухам о выписке этой — начинает риканировать. {хихикать (от франц. ricaner)} На днях она поместила в ‘Совр<еменном> слове’ такого рода историческую заметку, что анархическое состояние голов в России обязано своим существованием прежним статьям Каткова, Павлова, Чичерина, Бабста, которые таким образом могут называться родоначальниками смут и безобразий последнего времени.1 Очень вероятно, что через месяц та же партия вздумает подтвердить свои слова и ссылкой на официальный документ — кидающей подозрение на одно из самых неприятных для нее имен, которое нанесло ей удары, потяжелее всех, направленных против нее, теми четырьмя деятелями вместе.2 Мы, знающие в чем дело, принуждены теперь только покачивать головами да и впредь будем, вероятно, заниматься тем же. Во всяком случае, однакож, положение, в которое вы можете быть поставлены этим недоразумением, — очень серьезно для вас вот в каком смысле. Оно должно объяснить весь, так сказать, нравственный общественный характер вашей деятельности и вашей жизни. А объяснятся они, если при всей запутанной обстановке — ни одно из убеждений, вами заявленных, не потеряет силы, ни одна из мыслей, проводимых вами, не подастся ни назад, ни в сторону, чего и ожидают от вас друзья, после этого испытания через выписку.
Я имею смелость сказать, что и общество того же ожидает. Знаете ли, что я имею сообщить Вам? Вот уже никак три года не видали вы этого общества и потому вряд ли владеете настоящей меркой для оценки его,3 да оно и меня удивило признаками зрелости, которые обнаружило при странных известиях из Польши.4 Никто здесь не слыхал ни малейшего крика мести, требования воздаяний, даже просто ругательного слова, понятной и простительной импрекации. {проклятие (от франц. imprcation)} При рассказах о наших солдатах, зарезанных и сожженных в одиночку, о неистовст<в>ах, производимых над путешественниками — я постоянно встречал сосредоточенное, какое-то горькое молчание во всех кругах. Это не фантазия, а чистая правда. Мне кажется, что эта воздержанность от жалоб, упреков, вызовов и патриотизма — должна что-нибудь значить для Польши, а растолковать симптом сочувствием общества к последней ее попытке не представляется возможности. Одна мысль у всех на языке: партия, устроившая эту демонстрацию, зарезала себя и все свои манифесты о созревшей силе национального движения. Созревающая и приходящая к самообладанию сила где-то в другом месте: прежде всего она даст знать о себе требованием, которое теперь повсеместно, чтобы не было взаимно-резаний, кровяных реваншей и яростных возмездий.
Вы должны понять, с каким нетерпением я ожидаю теперь ваших писем.

П. Анненков

20 генваря 1863

86

1 (13) февраля 1863. Петербург

Меня удивляет, почтеннейший Иван Сергеевич, что вы продолжаете относить к пустым слухам известие о вызове. Мне кажется, что вообще я был плохим передатчиком пустых слухов, а о пустом слухе такого рода, конечно — не смел бы писать в Париж, и притом с подробностью и многословием, несколько, как вы могли заметить, необычными. Впрочем, может быть, дело и без вызова обойдется, если вы предупредите его своим приездом в апреле. Достоверно то, что имя ваше фигурирует в списке лиц, предоставленных суду Правительствующего Сената, не как замешанный в деле, а как причастный к нему, т.е. как свидетель, с которого нужно отобрать показания.1
Комиссии ваши я исполню,2 но лекции о Пушкине могли бы быть вами высланы и с условием напечатания их после статьи во ‘Времени’. Условие было бы свято соблюдено, а исполнение просьбы нашей — помогло бы утешиться в второстепенном и зависимом положении, которое делаете нам. Исполните это и тем восстановите равновесие между вашими друзьями.3
Слухи из царства Польского становятся все раздражительнее, но несмотря на несколько голов, не выдержавших впечатлений, общий тон все держится хладнокровного настроения. Городское население и шляхта уничтожают самих себя и увеличивают результаты, которые приписывают рекрутскому набору. Что ж тут делать, кроме предоставления политическому явлению изжить себя до конца. Это не требует раздражения, возбуждения и чрезвычайных манифестаций. Остается, сверх общих мер, не давать движению только захватывать материалы и слои общества, ему чуждые — вот и все. Отсюда и спокойный взгляд большинства на этот кризис.4
Здесь дают Жибойе, Ганашей на сцене при полном театре и совершеннейшей скуке его.5 Билетов никогда нет, а в зале между тем мертвое молчание. Мне кажется, что публика здешняя сама тут играет комедию — представляет себя парижской публикой, желает испытать, что оную волнует, а выходит — тупейшее ощущение скуки внутри и во внешности. Рядом с ними идет на другом театре новая драма Островского — и та же публика собирается ощущать, что такое восторгает и раздражает уже некоторые слои собственного ее отечества. И опять — зевак, старающихся на этот раз скрыть себя криками: автора! автора! Гадкое положение: там маркизы, герцоги, люстры, балы, французский язык, здесь сальная свеча, серая конурка, господин в зипуне и язык меняльной лавочки — а скука одна и та же. Ну, разумеется, мы как литераторы ругаем ее наповал за это и указываем, что там она должна была выразить негодование, а здесь умиление, но кто прав из нас — еще не решено.6
1-го февраля 1863

П. Ан<ненков>

87

11 (23) февраля 1863. Петербург

Весьма хорошо поступили, почтеннейший Иван Сергеевич! — так, как поступили. Я вас прошу тотчас же дать мне знать о результате самой меры, который имею причины думать, инаковый и не может быть, как благоприятный в том или другом смысле, т. е. освободительный, удержится ли следствие или не удержится следствие — все равно, как того и должно ожидать от Освободителя по преимуществу. Не нужно, однако ж, забывать и о второй половине дела, именно о возможно скорейшем прибытии сюда. Изложение своей политической веры — это начало, немедленное прибытие под устав, хотя бы с виду и грозящий — это конец одного и то<го> же действия. Здесь разнеслись слухи, которым я, впрочем, мало верю, будто вы встревожены и взволнованы всем случившимся.1 Это было бы не совсем разумно. Впечатление, произведенное вашим вызовом на все порядочное и даже беспорядочное общество, было огромно. Первое ждет возврата вам доброго гражданского имени с таким единодушием, какого по чистой совести я и представить не мог и какое служит лучшим доказательством признания и понимания ваших заслуг перед ним. Второе словно сконфужено, увидав неожиданно такое имя в своих рядах, но оно уже не может совладать с чувством злобы и мести, которые ее пожирают относительно вашей персоны.
Истинно вам скажу — вам можно гордиться ударом, нанесенным вами русской безалаберщине. Стон ее не умолк до сих пор — чего умолк? Кажется боль от удара в противность всем естественным законам только увеличивается с течением времени. На днях вышел 1 и 2 No ‘Современника’ в одной книжке — целая библия, и что же? Во всем томище этом нет статьи, в которой не упоминалось об вас, не защищалось мальчишество, нигилисчество, не доказывалось извращенное сердце и превратный ум и дурные поползновения человека, разоблачившего их перед светом. Куда не заглянешь — критика, библиография, внутреннее обозрение, фельетон, смесь — все наполнено одним именем — вашим.2 Вот это слава, вот это честь. Мельком я слышал здесь также, будто Вы если не огорчены, то потрясены общими нападками подлейшей части нашей публицистики. Это было бы все равно что огорчаться лучшими биографическими чертами своими и правами на уважение современников и, может быть, историей. Не мешает, разумеется, сказать и строгое слово, но опять оно скажется, и с настоящим весом, только на месте, только по прибытии сюда.
Я взял у Корша 100 т. и передал их Захару. Книги послал.3 Но послушайте же, Иван Сергеевич! Нельзя же так мало ценить просьбы (и очень умеренные) только тех людей, в участии которых уверен, а просьбы всех остальных принимать к сердцу. Присылайте же лекции о Пушкине. Впрочем, больше об этом упоминать не стану.4

П. Анненков

Февраля 11-го дня 1863
Старуха Маюрова, сестра Кочубееву, умерла.5

88

7 (19) мая 1863. Петербург

7 мая с.с. С.П.Б.

Почтеннейший мой Иван Сергеевич.
Перед самым отъездом в деревню пишу, по Вашему приказанию, которое для меня свято, нижеследующий ответ. Прежде всего — вы уже теперь должны знать, что Сенатское ваше дело хоть и не кончено, но по убеждению всех возможных юристов, официальных, официозных и иных, может считаться конченным, и притом так, что после него вы останетесь чистыми, как в день своего рождения за 50 лет назад и с единой разницей — именно сохраняете и все права, с тех пор Вами приобретенные, начиная с права свободного передвижения и др. Это, кажется мне, дает действительную надежду на Ваше появление между нами, которым я, по обыкновению, не воспользуюсь, а потому и намерен приступить к завещанию.1
Убеждаю Вас, не откладывая до сентября месяца, тотчас по изготовлении Пушкина послать его прямо к Коршу.2 Если бы вы знали, что этот человек, будучи искренним патриотом, не менее меня и вас, в нынешнюю минуту политического экстаза навлек на себя несправедливые подозрения единственно тем, что проповедует осторожность даже в благородном увлечении — вы не заставили бы так долго просить себя о содействии. Правда, Корш и Катков жестоко ругаются, не желая заметить, что каждый из них делает свое дело, только с той разницей, что Катков получает за свое немедленную благодарность сильно взволнованной публики, а Корш получает ее по окончанию дела, при холодном обсуждении всего процесса, им пережитого.3 Кстати о завещании. Учините, государь мой, какое-либо распоряжение о удовлетворении меня ПО т. сер., которые вы мне состоите должным, по записке у сего прилагаемой, и о которых я не встречаю упоминовения в ваших письмах.4 За тем уже могу перейти к более легким предметам вашей программы.
1) Тютчев с семейством все лето проводит во дворце Царской Славянки, удельного имения около Павловска, наслаждающийся хорошим климатом, парком и уединением.
2) Писемский переезжает в Москву редижировать беллетристическую часть ‘Русского вестника’, который купил его роман raison de 10 milles roubles argent {по 10 тысячам рублей серебром (франц.)} — (по-русски-то страшно и выговорить, чтобы не сочли за маленького лгунишку).5
3) Кор<ш>ики производят негласный восторг, что я намереваюсь прервать статьей в ‘<Санкт->П<етер>Б<ургских> вед<омостях>‘ молчание журналистики нашей иметь лицемерный характер — не считают возможным говорить с жаром и справедливостью о писателе, который русской цивилизации и образованности язык показывает.6
4) Чернышевского роман, наоборот, возбуждает молчаливое отвращение, даже в редакторах ‘Современника’, заплативших ему 4 т. сер., которые 4 т. в это отвращение, вероятно, и входят доброй частию. Молчание тут не нарушалось бы и при выпуске автора из крепости, ибо надо было бы говорить вообще с омерзением к лицам и произведению вообще, а на это не всякий час охота бывает. Чернышевский походит на старика, который надел детскую рубашонку и нагишом бегает по улицам, то у него послышится хриплый голос Симеона Столпника, целую неделю питавшегося собственным говном, то вдруг рассюсюкает по-ребячески — а впрочем, черт его возьми.7 А есть из докторов и клинических студентов, которые на все это юродство с умилением смотрят и обещают скоро мощи автора и близкое исцеление от них всего человечества.
Вот и все наши интересы, но главнейший все-таки тот, что все государство с ужасом открыло, что через каждые 8—10 лет Европа будет поднимать вопрос о его существовании.8 Теперь идет горячка патриотизма, но за ней стоит и растет мысль — что делать? Мысль действительно — не совсем из легких. Адрес мой в Симбирск.

Adieu.
П. А.

89

1 (13) августа 1863. Симбирск

Симбирск, 1-го августа с.с.

Не из пустых репрес<с>алиев, мой почтенный Иван Сергеевич, так долго не отвечал я на Ваше последнее письмо, а потому, что воображение и охота говорить стынет при мысли, что строка сия придет в Баден постаревшей и отсталой строкой, на которую смотреть гадко. Вот почему уже накануне отъезда нашего в Петербург, где будем непременно в конце августа, — только и поднялась у меня рука набросать вам сию бедную цидулу: отвечайте на нее, если хотите, — уже через Варвару Яковлевну, ибо, по случаю предстоящей нам перемены квартиры — старый адрес наш упраздняется. Впрочем, не замедлит явиться новый, и тогда по нему можете вы направлять — как рукописи, так и должишки ваши, а сюда — на кой черт им забираться. Пожалуй, еще на пути к этой трущобе и с дороги собьются.
Задушить казанскую затею, подсказанную из Лондона, — разбросать фальшивые манифесты и взбудоражить народ чудовищной политической уткой — не стоило никакого труда.1 С открытием навигации за первыми подбрасывателями погнались сельские старосты, мужики и мещане. Настоящая полиция только вязала их. Затем по Волге проехал Наследник, которого и мы встречали в Симбирске всем, что имеем, т. е. колокольным звоном, иллюминацией и ура!2 (Купечество притащило ему, однако же, осетра в меру Преображенского гренадера — 2 ар<шина> 9 вершков), — и все было кончено. Затея не получила даже почета, негодования или ужаса — она просто позабылась. Только генерал Тимашев сидит в Казани и разбирает замешанных, из которых некоторые даже имеют поручичьи чины, а другие уже достигли и 21 года.3 Оказывается, что там был тоже маленький революционный комитетик, ибо как же отстать от Европы, и были списочки приговоренных к смерти становых, мировых, исправников, ибо как же комитетику без этого. Воцарившаяся тишина поможет обойтись без особенно крутых мер, вероятно, и спасет головы, полагавшие, что Варшав можно иметь где угодно и сколько угодно. И одной — более чем достаточно на сем свете!
Ну — слово сказано, и мы подходим к барьеру. Что будет? То достоверно, что слово, которое теперь у вас в Европе, собирает бурю над Россией — подсказано общественным мнением. Общество решилось принять войну, если война будет предложена — это очевидно.4 Из этого следует, что оно развязывает руки правительству и уже согласилось молчаливо ни от чего не приходить в ужас, какой бы ужас ни был. Симптом такого настроения сказывается в общих толках, занимающих Петербург, о возможном бомбардировании города в будущем. С этой мыслию уже совершенно свыклись люди, и слышатся голоса: пускай бомбардируют! Это важно. Так же точно — купцы говорят — пускай запирают гавани, мужики говорят — я сам слышал — это нас поделить хотят, а нам это попутать не след. Вообще — умы сами себя подготовили так, что удивить их ничем нельзя — не то, что в Крымскую кампанию, где все были сконфужены и посматривали друг на друга как-то безнадежно с первых же выстрелов неприятеля. Не знаю, долго ли это продержится, но теперь это так.
За тем от последнего копииста до светлейших особ — все заняты чтением журналов, и — хотите верьте, хотите нет — известия о расправах повстанцев и ругательства иностранных газет, обращенные к России — держат всех в удивительно напряженном состоянии и всех собирают в кучку. Я пробовал допытываться до первых причин воодушевления — и везде упирался на темную мысль — мерещится всем раздробление и попирание государства. Или я жестоко ошибаюсь — или это настоящая историческая минута в нашей жизни.

Ваш П. Ан<ненков>

90

8 (20) сентября 1863. Петербург

Сентября 8—го. С.П.Б.

Я только что переехал сюда, почтеннейший Иван Сергеевич, и считаю нужным известить Вас об этом событии. Новый мой адрес таков: ‘На Итальянской улице, дом Шландера’. По этому адресу и надеюсь опять получать от вас комиссии, исполнение которых будет точно такое же, как и при существовании старого адреса. Таким образом, путь для присылки повести, статей и старых долгов вам теперь очищен,1 но прежде всего этого исполняю с своей стороны одну из самых важных обязанностей по отношению к вашей персоне, какую когда-либо мне случалось исполнять.
А именно: я зову вас в Петербург хоть на один день, хоть на два часа. Вы понимаете, что я бы этого не написал, не представив себе предварительно всех резонов для противуположного решения, не посоветовавшись основательно с общими нашими друзьями, из которых один — Егор Ковалевский предлагает вам даже свою квартиру (весьма обширную), и не получив честного и клятвенного заверения ото всех, кто только интересуется вашими делами в полной и совершенной свободе действий, ожидающей вас здесь. Зачем же нужен таковой акт? Я имею поручение от весьма важных и неважных чиновников Сенатской комиссии убедительно просить вас о приезде для исполнения формальности очной ставки с наговорщиками вашими, которая ни в коем случае не может иметь ни малейших последствий для вашей личности и независимого положения. А очная эта ставка необходима совершенно, по нашим формам судопроизводства, для окончания всего дела, для выпуска тех, которые содержатся под арестом, для прекращения вообще для многих состояния неизвестности и неопределенности положения — словом, для завершения процедуры, останавливаемой одним этим обстоятельством.2 Так объясняет дело председательствующий в Комиссии — Карниолан-Пинский и многие другие, которых в коварстве или двоедушии подозревать нельзя и которые все согласны, что приезд ваш был бы актом весьма благодетельным и не навлекающим для вас ни малейшей ответственности и не предполагающим никаких жертв. Сообщением всего этого я предупреждаю официальное приглашение, которое, если вы его еще не получили, то получите непременно.3 Те же люди прибавляют, что добровольный и, так сказать, домашний способ исполнения формальности был бы лучше способа исполнить ее через пути официальные, которые не избежать.
Старая и достаточно, кажется, испытанная дружба наша не позволяет мне равнодушно относиться к тому, что до вас касается, и оставить все на попечение времени, на течение обстоятельств, судьбу и случай и произвол решения. Вот почему я так и суечусь и так горячо излагаю вам существо дела, о котором промолчать считал бы изменой. Мне кажется также, что здесь, на месте, в полчаса вы увидали бы свое политическое положение с большей ясностью, чем там, и, может статься, многое бы отпало из тех крупных, преувеличенных, грозящих представлений, которые слагаются так легко вдалеке от сцены действия. Впрочем, на что бы вы ни решились, наша четвертьвековая привязанность друг к другу измениться уже не может. Отвечайте мне немедленно.4

П. Анненков

91

25 сентября (7 октября) 1863. Петербург

С.П.Б. Сентября 25 с.с.

Сейчас получил ваш любезный пакетец и вдвойне рад — есть мелькающая надежда вас увидать и есть статья.1 Сперва о первой. Заявление ваше о ноябрьской побудке я передам кому наиболее это ведать хочется и соображения сих любопытных немедленно препровожу к вам. В виде дополнения только к прежде сказанному мною — утверждаю еще, что все дело, ожидающее вас здесь, должно именно заключаться в том, чтоб вы орально подтвердили все сказанное вами на бумаге и устно противупоставили ее показания всем другим — ни более, ни менее. А оральность и устность эти необходимы, как формальность, от которой, без обиды для других, подчинившихся ей, вас нельзя избавить. А самое важное состоит в том, что с исполнением формальности кончается и процесс: прибытие ваше поэтому так или иначе освобождает много людей от томительных ожиданий, некоторых и от тесноты ареста, стало быть — оно нужно, так сказать, со всех сторон.2
Не ‘фантазией’ следовало бы назвать вашу статью, а ‘Элегией’. Нет никакого сомнения, что в теперешнее время никто не даст себе труда уразуметь этого автобиографического очерка.3 Вряд ли даже найдет признание достодолжное и поэтическая его сторона, которая так меня ‘старого грешника’ умилила в нем, а чтоб распознать тут историю художнической души с собственной своей творческой силой — и не ждите. Будьте уверены, что фантазия — покажется всем странностию, но успех получит она на основании того обстоятельства, что странность эта привязывается к громкому и почетному имени и что она даст одним возможность вылить остаток злости, другим пожимать плечами и говорить о ‘слабости, недолговечности’ наших талантов. Не удивлюсь, если ‘Искра’ представит карикатуру автора, летающего по поднебесью, и если эта карикатура обойдет весь росский мир.4 Десяток человек, конечно, поймут, сколько тут относительной правды, жизненности, душевной исповеди, грусти и теплоты, но для этого десятка именно и нужно печатать фантазию. Чего же нам бояться? Немножко поболее шума, клеветы, позора и ожесточения. Да уж их, слава Богу, такое обилие, что одной каплей более или менее — не составит разницы, а между тем тот десяток, о котором говорил, заслуживает, чтоб его уважили и поклонились ему искренним произведением.
Время (и простое и Достоевского) терпит: сами увидите, Бог даст, где печатать.5 До конца октября я и двигаться не буду. Хотел бы знать — давать ли фантазию читать литер<атурному> миру или ограничиться только друзьями — думаю последнее лучше.6
Вы спрашиваете о Писемском. Роман его вещь порядочно безобразная.7 Все части его смазаны гнилой замазкой, которая беспрестанно лупится и издает смрадный запах. Вот что значит писать наскоро. Да и задачу взял — изобразить переход от застоя к распутству, а вышел не переход, а слоновый скачок, где слон часто пузом лежит на земле. А между тем таланту все-таки бездна. Вот время — Чернышевского безобразие, Писемского безобразие, Крестовского безобразие:8 публика купается в безобразиях, а те у кого есть светлые вещи, кроются с ними. Нет, надо печатать ‘фантазию’.9

П. Ан<ненков>

92

20 октября (1 ноября) 1863. Петербург

20 октября. С.П.Б.

Почтеннейший друг! Отвечаю вам на три письма, которые требовали приготовления для своей очистки, ибо исполнены были комиссий совсем не трудных, правда — но не отвергающих некоторого рода соображений. В трех музыкальных магазинах, Иогансена, Стелловского, Бернарда, побывали мы, во всех поговорили убедительно и обстоятельно, по инструкции, от вас полученной, и в результате получили от всех трех (от Бернарда тоже) один положительный ответ, что за издание — при нынешних обстоятельствах они ни в каком случае, даже если бы имели сами рукописи — не примутся и согласны только на комиссию. Совет единственный с их стороны был таков — напечатать за границей, где печатание дешевле, романсы, заставить пропеть их частию здесь кого-либо из великих горланов, и если будет успех — а он более чем возможен, — то все издание предложить им же на покупку, на что они с известной уступочкой и согласятся. Это первое.1
Второе, вы теперь уже получили статьи Писаревского, с которыми ознакомились, вероятно, по выпискам ‘Совр<еменной> летописи’. Статьи доставлены мне были самим Благосветловым, за что вы и обязаны поблагодарить его, хотя услуга его не бескорыстна, ибо он желает вам предложить такую сделку — он будет вам присылать статьи Писаревского, а вы взамен отвечать ему вашими повестями. Из двух статей, к вам посланных, только первая занимательна, а вторая — нигилистическое умствование о педагогии, да и к первой надо ключ. Вот, если любопытно — в чем состоит сей passepartout. {отмычка (франц.)} Креозотов-Касторский, профессор словесности — Сухомлинов, истории — Стасюлевич, славянской филологии — Срезневский.2 К этим статьям я приложил еще ‘Афон’, чтоб дать идею о пикантности взгляда на Афон с точки зрения танцкласса и какой-либо Адольфинки. Две первые статьи об Афоне еще будут попозорнее и попрянее этой, да не стоило искать.3
Между тем к вам едет, так слышно, Боткин, не выдерживающий здешней зимы. Он хоть и в патриотизме облекается, но природная дрянность просвечивается сквозь кору, и вы можете получить понятие, как общество может быть в одно время и великолепно, и гадковато. Впрочем, он очень много знает.4 Был у меня М. Достоевский, журнал которого начинается с генваря, показал ваше письмо, взял ‘Призраки’ — а что будет предлагать за них, еще не знаю, только рукопись я приказал возвратить мне обратно, а о грядущих переговорах сообщу немедленно.5 Бедный Помяловский умер от страшного пьянства, в котором уже и бурса не виновата — до таких размеров только сам человек может дойти.6 При аутопсии его найдено, что ни один орган не остался без повреждения — сердце, печень, желудок, все пострадало, а вместе с тем обрели также изумительное количество мозга. Мозг мозгом, да еще лучше, что это была натура честная, любящая, нисколько не пресмыкающаяся в злобе, зависти и тщеславии — мне его очень жаль. Молодой Слепцов завербован в ‘Современник’,7 и одна черта, которую я услыхал про него, доказывает, что он имеет будущность. Говорят — он тяжело работает — для меня это обстоятельство ручается за добросовестность и дельность. Это его счастие. Да — вот что: на днях приходит ко мне Некрасов, садится калачиком и гробовым голосом говорит — и вы, и Тургенев имеете право на меня сердиться. Навязываться я к вам не буду, нужды мне в вас нет, я сыт, да вот и болен, а душу мою вы не знаете, и что в ней память об вас выжать не могу — тоже не знаете и т. д. Вот какой психический казус! А вместе с тем объявил, что приедет ко мне новые стихи читать, и говорит, будут лучше тех, которые ныне напечатаны в ‘Совр<еменнике>‘.8 И не мудрено. Такой погани два раза и написать нельзя. Жил также здесь Плещеев, вызванный из Москвы в Сенат по обвинениям Костомарова (junior), {младший (лат.)} жестоко гонящего Чернышевского — и отпущен обратно незлобиво и с миром.9 И еще раз поручено мне вам сказать, и с мест, знающих, что говорят, что приезд ваш сюда будет разрешением и отпущением как судей, так и подсудимых, а для вас представляется только один риск — простудиться на дороге или попасть в скверный No гостиницы, да и этого, думаю, можно избегнуть. На чем и кончаю

весь ваш П. Аннен<ков>

93

29 ноября (11 декабря) 1863. Петербург

29—го ноября 1863. С.П.Б.

Целиком препроводил я последнее Ваше письмо к Карниолану через посредство Дмитрия Гр<игорьевича> Карташевского.1 Через того же Карташевского получил и ответ, состоящий в том, что комиссия соглашается держать по тюрьмам и крепостям 35 человек счетом еще две недели для того, чтоб дать вам возможность собраться и приехать сюда. После 15-го декабря с.с. она будет считать все связи с Вами конченными, если, паче чаяния, еще потребуется отсрочка и буде не найдет Вас налицо к этому числу, то предоставит дело его правильному ходу, который нарушен теперь ее, по словам Карниолана, неслыханным и небывалым снисхождением к вашей особе. Я уже писал Вам в Париж (не знаю, получили ли Вы это письмо), что ввиду последнего обстоятельства и задерживаемой Вами участи подсудимых — общественное мнение почти всех кругов сильно начинает негодовать на вашу персону, что, по моему мнению, может быть исправлено только появлением Вашим на месте, но видно случились обстоятельства, которые упразднили все эти консидерации.2 Дай Бог, чтобы они, т.е. обстоятельства, счастливо сложились для последнего и крайнего срока, после которого уже начнется безумие, нелепость и непроходимая чепуха со всеми их последствиями. За тем в ожидании

П. Анненков

Деньги и письма, какие получатся от дяди вашего, буду хранить тщательно.3

94

15 (27) декабря 1863. Петербург

Любезнейший Иван Сергеевич.
В день получения Вашего страхового пакета я его передал Карниолану, который нашел, что свидетельство о вашей болезни, утвержденное нашим поверенным в делах в Бадене, имеет вполне законную силу и может служить достаточной причиной Сенату для освобождения Вас от немедленного призыва в Россию.1 Карниолан остановился на словах Вашего письма: ‘предоставляю решение моей участи Сенату и заранее подчиняюсь его приговору’ (или что-то подобное этой фразе),2 которая его удивила, ибо ни о каком решении участи и приговоре не было и помину, а был помин о дурных последствиях, какие могут произойти для Вас от неприбытия на вызов Сената, долженствовавший сопровождаться вызовом от Высочайшего имени, после чего вы уже могли бы считаться ослушником Высочайшей воли. Ввиду этой будущности я и вышел из роли хладнокровного передавателя известий и предался некоторому волнению, в чем раскаиваюсь, ибо, судя по письму, переданному мне Боткиным — вы были огорчены выражением моих забот и жарких объяснений, но вы поймете, что такую ошибку я мог сделать только с Вами.3 Теперь дело, вероятно, решено будет и без Вас, и оно тем легче, что главный показатель, г. Ничипоренко, недавно умер в госпитале крепости и все расчеты юстиции с ним кончены, а в показаниях какого-то другого господина разница между его и Вашими словами такая же, по замечанию Карниолана, какая может находиться между i (с точкой наверху) и i (без точки наверху).4
Не знаю, что заставляет Вас отложить печатанием — прелестнейшей вещицы Вашей. Неужто робость, и опять робость и опять… Не думаю, чтоб суждение Тютчева или паралитический, истаскавшийся ум Боткина могли убедить Вас, что в ‘Призраках’ нет реальности, свежести, поэзии и своего рода истины? Впрочем — если стоите на этом, напишите через меня письмо к Достоевскому с положительным запретом от своего имени для того, чтоб оградить меня, заключившего с ним сделку, от всякого подозрения в каком-либо внушении. Он должен на днях привезти 7000 т. сер., условную нашу плату за повесть, и я попрошу его подождать одну или две почты.5
Я получил от Вашего дяди на вашего [sic] имя 1400 т. и буду ее [sic] хранить с теми вычетами, о которых вы пишете.6 Прощайте — выздоравливайте.

П. Анненков

15-го декабря7

95

20 декабря 1863 (1 января 1864). Петербург

Наскоро отвечаю Вам, любезнейший Иван Сергеевич, что телеграфическая депеша, присланная Вами в подлиннике, есть одна из бесчисленных нелепостей о России, которыми надуваются и возбуждаются не одни честные лица, но и целые правительства, как мы видели…1 Никаких новых арестаций не приведено здесь, а напротив стараются сбыть с рук так или иначе и очистить старые арестации, уже потерявшие весь свой политический букет. Я уже устал повторять вам, что ваш вызов не есть заманка, закрывающая враждебные намерения против вас, а скорее наоборот, но повторяю еще раз эту апофегму. Впрочем сами увидите, так как приезд сюда Вами уже решен в уме, что будет отвечать хорошо и предположительной посылке отсюда в нашу Баденскую миссию предложения пригласить Вас к выезду тотчас после Вашего выздоровления. Чем все дольше, тем все хуже, сложнее, нелепее, но все может устроиться разом, в чем и не сомневаюсь.2
Что касается ‘Призраков’ — делайте, как знаете. Я исполнитель ваших приказаний рабский, но того умолчать не могу, что если бы даже из каждой русской губернии вы получили по одному осудительному письму, то они не превысили бы истину моего одобрения и не могли бы помешать признанию ее в самом близком времени. Мало скромности в этих словах, да уж скромность, мнительность, робость, сомнение в себе в наших глазах и (почему не сказать) с нашими именами — есть тоже ложь. Так-то…
Посему напишите, как я просил, отказное письмо Достоевскому и будет ему напрямик отказано, ибо лишиться повести и объявления о повести, слух о которой уже теперь прошел по всей читающей Руси — ему все-таки приятнее будет по документу, чем без него.3

До свидания.
П. Анненков

20 декабря

1894

96

1 (13) января 1864. Петербург

Пишу Вам в день нашего Нового года, почтеннейший Иван Сергеевич, который желал бы провесть с Вами, но Бог и нога ваша не позволили — однако доброе поздравление с оным примите.1 Поправки Ваши к ‘Призракам’ — я получил. Все так будет сделано, как Вы пишете, буде еще не придется Вам самим заняться корректурой, ибо журнал Достоевского не ранее конца сего генваря вылупится на свет из административных сетей, куда попал, да и то еще вряд ли.2 Дело Ваше, или лучше наше, ибо в вожделенном его окончании я уже заинтересован почти настолько же, насколько и вы — с последнего моего письма не ухудшилось, и не улучшилось, а пребывает, особенно по случаю Рождественских каникул, в недвижном покое, только Карниолан засылает узнавать — какие имеются от вас или об вас известия.3 Кстати, о праздниках. Мне приятно Вас уведомить, что старый знакомый ваш — генерал Гринвальд из Управляющего коннозаводством сделан членом Государственного Совета, а другой знакомый — Бутков выбран в почетные члены Академии наук.4 Так заслуги на каком-либо поприще вознаграждаются сверх того, что им следовало бы по логике — и это утешительно для человека. Чуть было не забыл: я прошу позволения к вашим поправкам присовокупить одну мою, именно уничтожить то место, где Еллис [sic] указывает на дорогу, по которой гуляют треугольные люди. Меня постоянно спрашивали, что это значит, а так как я решительно не мог отвечать на вопрос — то и прошу об исключении места. Вы лучше моего знаете, что фантастическое никак не должно быть бессмысленным, впрочем — власть ваша!5
По старой грешной памяти Вам, вероятно, будет любопытно узнать, что еще никогда — au grand jamais {никогда в жизни (франц.)} — не было такой скверной, мизерабельной подписки на наши журналы, как нынче. Подписчик едва наползает, а прежде он несся на крыльях веселия. Объясняют дело обеднением гнусного класса помещиков, который один только и занимается чтением, объясняют также тем, что журналы наши обретаются или в прошедшем или в далеком будущем и никогда не бывают в настоящей минуте. Мое мнение, что подписка упала оттого, что все сделались литераторами до последнего волостного писца, а литераторы норовят у нас читать на даровщинку. Впрочем, Господь разберет их! Я не уверен — застанет ли Вас письмо это на месте и потому кончаю. Благодарю за все хорошие слова, обращенные ко мне, которые были в предпоследнем вашем письме.6 До свидания.

П. Анненков

1-го генваря 1864
С.П.Б.

97

5 (17) марта 1864. Петербург

Марта 5 дня, с.с.

И на лицо, и в отсутствии вы все продолжаете быть милейшим человеком, друг мой. Спасибо Вам за добрые слова, которые Вы послали нам из своего уголка1 — уголок вещь великая на свете и плохо без него человеку. И вы ему многим обязаны, и я немало, да он же заставляет и чувствовать людей гораздо более, чем это могут люди безугольные. Оно не совсем понятно, но верно. Теперь к делу. По программе, определенной комиссией Шекспира (что еще не значит непременного появления на свет ее определений), юбилей Шекспира должен происходить 23-го апреля с. с. в Большом театре и состоять 1) Из Мендельсоновой симфонии на ‘Сон в летнюю ночь’, с хорами и Рубинштейном,2 2) Из чтения статьи Тургенева о Шекспире* 3) Из живых картин, изображающих наиболее известные сцены из трагедий по рисункам Каульбаха и др.,4 3) [sic] Из стихов Островского, Майкова и проч.5 4) Из трех или четырех сцен, сыгранных русскими (семейством Самойловых, конечно), немцами (Гаазе) и, может быть, англичанами (Ольриджем),6 5) Из увертюры к ‘Лиру’ и антрактом, соч. Балакирева (indit {неизданное (франц.)}).7 Из этой программы второй пункт, конечно, должен быть для вас наиболее занимателен, ибо он обязывает Вас, по получении сего письма, немедленно сесть за стол и написать сокращенную биографию Шекспира (чему Гервинус много поможет) или что-нибудь такое.8 Помните, время не много.
И выехал отсюда Боткин по направлению к Варшаве. Известно, что трусость, в последнем своем развитии, перерождается в героизм: что и было с ним. Под конец он уже стал говорить, что хочет проникнуть во внутренность страны, дабы самому положить персты на ее раны.9 Но это вздор, а вот что неприятно. По делу о продаже Ваших свидетельств, Ламанский, у которого я был сам, сказал, что у них теперь денег нет, но что ждут от М<инистерст>ва Военного заказов на этот счет в мае месяце, и тогда непременно возьмет Ваши бумаги. На замечание мое, что чисел в мае от первого до 31-го много и что я, поверенный Ваш, могу сам покинуть город в мае, он советует в таком случае передоверить продажу бумаг Банку, что я, конечно, и сделаю, но кому же их получать и пересылать. Впрочем, когда дело более выяснится, мы спишемся и тем более, что он взял у меня адрес с намерением тотчас же известить, как покажутся у них деньги на этот предмет. Ламанский хочет сделать, что обещал, и не видно, чтоб кривил душой. Подождем, что будет.10
Кстати — Ковалевский мне говорил, что вы у него взяли 100 т. для уплаты кому-то. Правда ли это и не забыли ли Вы или он, что расквитались, потому что по денежным расчетам вы друг друга стоите, будучи безалаберны в ровной степени.11
Другие комиссии, в свое время, исполню.12 Я бы Вам советовал немедля самому прислать статейку об ‘Альбоме’ Виардо для ‘Journal de St. Pt(ers-bourg)’, которую бы мы тоже немедля и тиснули, а то и я, и всякий другой нагородим чуши. Впрочем, велю перевести из ‘С<анкт->П<етербургских> в<едомостей>‘.13
У нас ничего не произошло. Пожалуй, очень забавно, что Леонтьев стрелялся с Гончаровым (московским) — и стрелялся в 15 шагах — tout de bon. {серьезно (франц.)} Гончаров метил и промахнулся, Леонтьев дал осечку — секунданты разняли их. Дело было последствием полемики о гласных Думы, в числе которых значится Гончаров, и важнее обычнейшего выстрела то, что ‘Москов<ские> вед<омости>‘ сильно упали в мнении завзятых москвичей, распинавшихся за них. Катков наврал, зарвался и забылся — все в одно время.14

Adieu.
П. Анненков

98

25 марта (6 апреля) 1864. Петербург

С. Петербург. 25 марта

Только вчера явилась ‘Эпоха’, мой почтенный Иван Сергеевич, и потому еще никаких посрамлений вашей особе печатно и картинным образом переслать не могу, за неимением таковых покамест, а когда будут, то не премину доставить Вам сие удовольствие. ‘Эпоху’ — велю Достоевскому переслать к Вам в Париж, если у того же смертного нет денег на удовлетворение меня и Ковалевского, то последнего удовлетворю собственным коштом, а с Вас уж взыщу обе суммы лично.1
Шекспировский праздник колеблется по нежеланию предоставить театр и театральные средства частному обществу на сей случай. Оно и справедливо: зачем администрации уступать другому все то, что она сама может сделать, но, с другой стороны, театральная администрация именно и не хочет того делать, что может. Позволить же сделать это другим значит себя обвинить — и теперь все сии посылки и силлогизмы борются между собою, стараясь найти высшую, примиряющую формулу, которая, вероятно, будет состоять в том, что нас сведут на простой литературный вечер с чтениями. Да и это слава Богу будет!2 Статью вы, вероятно, уже набрасываете, но осмеливаюсь промолвить желание, чтобы за ней вы не забыли об отделке Пушкина. За что, господи, пропадает хорошая вещь, стоившая размышлений и соображений!3
Петербург превратился в массу колотого снега, грязи, провалов и гор вонючего навоза. Странно, что у него теперь и дождь вонючий — я это заметил. Так мы встречаем весну! Зато наш клуб дал в полном смысле Балтазаровский праздник в свою годовщину. Цыплята, фазаны, свежие бобы, консервы всех родов — чего не было! Но самый обед превзошла закуска — вся Россия тут лежала вместе с Страсбургом и Перигором. (Надо вам заметить, что я Державина читаю!). После обеда закуски, неимоверных Лафитов и невиданных в Европе Дикемов, после ананасного пунша и смрадно-благоухающих сигар (что если бы Гаврила-то наш курил — какие бы эпитеты он изобрел)4 — Лорд Непир во французской речи лингвистически неправильно выражал глубокое сочувствие к России, надеясь от нее преуспеяния, развития, умеренности пополам с доблестию и обещая ей дружбу всех наций при хорошем употреблении ее сил, на что Горчаков синтаксически-безукоризненно выразил благодарность другу своему Непиру, прибавляя, что при смутных нынешних обстоятельствах только за частную дружбу можно ручаться, но утешаясь мыслию, что Россия, потерпевшая много несчастий, сохранила за собой одну выгоду: она не отказывается ни от одного акта своей прошлой жизни, не раскаивается ни в одной странице своей истории.5 Француз ничего не говорил, да его и не было (какой-то секретаришка не в счет). За два дня до обеда был парад всех п<етер->б<ургских> войск перед монументом Алекс<андру> I — по случаю воспоминания вступления нашего в Париж 19 марта 1814 г.6 Вот и все новости.

П. Анненков

99

5 (17) апреля 1864. Петербург

Почтеннейший Иван Сергеевич.
Речь о Шекспире весьма прилична и могла бы превосходно открыть торжество, если бы торжество состоялось, но в том-то и штука, что юбилей наш все чахнет и, вероятно, как уже я писал, сойдет на литературное чтение, где и речь получит надлежащее ей место.1 Вы меня мучительно заинтересовали своей ‘Собакой’, которая должна представить у нас поучительное зрелище собаки, травимой зайцами-журналистами: вероятно, она достанется в лапы худшему из этой куцой породы, только не отдавайте ее ни в ‘Библиотеку’, ни в ‘Эпоху’, умоляю.2 Пустая вертлявость первой только может равняться с мраком последней: о способе получения ‘Эпохи’, между прочим, прилагаю записку Достоевского, а подписаться самому на глупейшую толстую книгу для пересылки одного тома — я имел и имею отвращение.3 Другая записка, здесь приложенная, касается дел Успенского. Прежде всего сей смертный ни одним словом не заявил конторе ‘Общественная) польза’ о своих обязательствах к вам, и она узнала об этом от меня первого, а потом, по уверению конторы, он и в полтора года едва ли очистит свой долг, значащийся в записке, чему легко поверить, судя по расходу книги в первые месяцы ее появления.4 Плохо дело. Разбрасывать деньги — можно, но разбрасывать десятины — тоже можно, но не нам с вами. Теперь la grande affaire. {главное дело (франц.)} Я опять был у Ламанского, и решили, по случаю моего отъезда (а покупка свидетельств решительно не может состояться ранее мая), подать мне просьбу в Государственный банк с приложением самих документов и с поручением деньги по оным получить Николаю Макарову. В частной продаже, у Юнкера и др. — дают за рубль 84 коп., что в сравнении с казенной продажей составит разницу в 200 т. и 300 т. для вас: можно ли этим жертвовать единственно из суеты и торопливости. Разве вы так нуждаетесь, что желаете видеть рубли, каковы бы они ни были, и еще уменьшенные, конечно, переводом за границу — непременно в апреле? Даже и в частной продаже выгодно сделать ее в мае, ибо курс все падает, а ценность бумаг возвышается. Приняв все это в соображение — мы решились приступить к исполнению нашего плана, не дожидаясь Вашего согласия. Сидите смирно и ждите.
Если вы мне ответите тотчас же, как пробежите сие письмо, то ваш голос я еще могу получить здесь. Сообщите также Макарову свой адрес, а к нему вы должны знать, как писать: в Кирпичном переулке, дом Кононова. По молчанию вашему я нахожусь в сомнении — получили ли вы в Париже мою последнюю цидулу отселе.5 —
Я полагаю право на речь, по ее произношению в публике, отдать Коршу, который сделался публицистом Литературного фонда. Как Вы думаете?6
Ба! Лучшие мысли всегда приходят неожиданно. Извольте считать все написанное о корреспонденции второстепенным делом, а теперь пришлите мне немедленно телеграмму следующего содержания (по-французски или по-русски — все равно): ‘Поручаю Вам передать мое дело в Банк Николаю Макарову и уполномочиваю его на получение моих денег. Статью отдаю Коршу’. Сокращайте, как хотите — но должен быть или этот смысл или смысл обратный. Телеграмма послужит мне в обоих случаях документом и особенно важным в первом из них.7 Вот и дописался.—
Заключаю парой новостей. Весь город толкует о двух пьяных студентах, которые выдумали шутку неудобовместительную в голове, даже и пьяной, именно направились к часовым Зимнего дворца и у трех из них пытались отнять ружья, причем едва не получили подарков штыками и прикладами. Пошутив таким образом, они принялись бежать, увидав городового, который однакож захватил их: у одного из них немецкая фамилия, у другого — малороссийская на ко — и оба, проспавшись, объявляют, что никаких часовых, дворцов и городовых не помнят и не знали.8 А другая новость посерьезнее. Участь Чернышевского, кажется, решена и ему предстоит 10 лет каторги, с лишением всех прав и с публичным выслушанием приговора у позорного столба.9

Прощайте.
П. Анненков

5-го апреля

100

22 апреля (4 мая) 1864. Берлин

Берлин 4 мая н. с.

Мы с женой, почтеннейший Иван Сергеевич, обретаемся в Берлине, в Htel Royal и несмотря на все наши нечеловеческие усилия убежать от зимы никак не можем: где она кончается, нам до сих пор неизвестно. Вы должны уже знать, что дела Ваши находятся в хороших руках у Н. Я. Макарова, — и что в мае месяце русском (NB не смешивать с европейским) билеты ваши будут проданы по хорошей цене, на что я имею заверение не только Ламанского, но и всей вообще экспедиции, которая от меня без труда приняла и объявление о передаче моих и ваших прав на получение сумм Макарову. Разумеется — вы спишитесь с последним касательно места доставления сумм (в Баден или в Париж) и какими деньгами — т. е. переводным письмом на какого-либо банкира или покупкою металлических 300 рублевых билетов, которые везде хорошо продаются, принося и проценты — и пересылкой их Вам.1 Я не успел получить от Вас ни ответа на парижское, последнее мое письмо, ни телеграммы, но они будут без меня переданы Макарову. А причина поспешного моего отъезда из Петербурга заключалась в том, что я заболел лихорадкой, расстройством печени и желчью — вдруг, ни с того, ни с сего, а потому и убежал из города, который способен без причины так обращаться с людьми, ничего дурного ему не сделавшими — au contraire. {наоборот (франц.)}
Праздник Шекспировский пойдет, как может, а в Москве, без особых комиссий и затей — сошел прекрасно:2 это оттого, что Москва, удаленная от административного взгляда и занятий вселенскими вопросами — свободнее движется и занимается, чем вздумается всегда с аппетитом. Отсюда мы направляемся прямо в Кельн, отдохнув от ветров и холодов, которые утомительнее дороги для жены, но если бы вы имели нам дать совет или сказать что-нибудь о себе нужное, то пошлите к нам телеграмму из Бадена. Мы остановились, как выше сказано, Kniglicher Hoff и пробудем здесь до понедельника 9 мая н. с.3 Хотелось бы о многом переговорить, да разговор письмом дело скучное.

П. Анненков

101

27 апреля (9 мая) 1864. Берлин

Берлин 9-го мая н. с.

Говорят, ум хорошо (считая женский за пол-ума, у меня его 1 1/2), а два лучше: это оказалось из вашего письма. По известию о южном тепле и баденской благодати, я еду завтра в Дрезден, оттуда во Франкфуркт и в Эмс, где и устрою жену на шесть недель, как ей предписано. Кельн к черту, да и Париж тоже, который покажу жене осенью. Будь моя воля, я бы стремглав бросился на Женевское озеро или на Комское и там бы засел месяца на два, но воля уже ограничена моя, да и есть своя доля хорошего в ограничении воли известным способом.1 Вот устроив жену в Эмсе и известив вас об этом, мы уж и спишемся (это будет около 15 мая, полагаю), как бы нам своего рода Тильзит устроить — Вы ли к нам в Емс, я ли к Вам в Баден: только лицезрение нам необходимо.2 Сегодня еще первый день относительного тепла в Берлине, да и какое еще тепло? Все с пригрозой: не распахнись, как-нибудь — не задень ревматизма. Деревья на четверть листа коричневого цвета остановились, да так и не идут далее — только шатаются из стороны в сторону. Гадко, мочи нет. В замен листа, птицы и запаха видели мы здесь триумфальный ввоз дюпплерских пушек, короля верхом, позаны {тромбоны (от нем. Posaune)} сзади штурмовых солдат с венками на шишаках сверх шишек — это гадко на месте абсентеизма {отсутствие (от франц. absentisme)} весны.3 Сегодня видели ввоз черного огромного ящика с Мейербером — сзади бездна пустых карет, присланных королем, королевой, принцами, впереди журналисты, оркестр с саксами, похоронный марш и полиция верхом. Все сухо, мертвенно и побуждает к бегству, куда бы то ни было.4 А между тем и бегство надоело: хотелось бы сесть где-нибудь в хорошем месте, да так и сидеть, сидеть, сидеть. Вот почему тороплюсь в Эмс, а после Эмса буду торопиться куда-нибудь на юг, где б еще месяц можно было недвижно смотреть кругом себя и уж к осени засуетимся и забегаемся через Париж, Брюссель до Петербурга, где и оцепенеем.5 Итак, до известий из Эмса или Франкфурта. Я жажду слышать ‘Собаку’ которая будет передана Тютчеву в точности, ибо дома у меня остался Тимофей, грамотный и смышленный малый, как знаете.6

До первого слова
П. Анненков

102

9 (21) мая 1864. Эмс

21 мая. Емс

Вот мы и уселись, наконец, почтеннейший Иван Сергеевич, сопровождаемые в этот раз благорастворением воздухов, начавшимся в Дрездене с Пфинсого или Духова дня и неизменившимся доселе.1 Я собственно исправляю должность лондинера {наемный слуга (от нем. Lohndiener)} при жене, которой показываю города и которая ни от одного из них оторваться не может, что и изъясняет медленность нашей езды. Больше самих городов однако ж поразили ее три весны, которых мы проехали, холодную берлинскую, только что развернувшуюся дрезденскую и здешнюю уже очаровательную. Особенно поволновалась сия дикая женщина, когда третьего дня, в знойный день, по чугунке из Франкфурта проехали мы рейнские виноградники и стали скакать по одному берегу Рейна мимо замков, городов, руин и прочего. Теперь мы поселились в ‘Villa Balzen’, куда к нам и письма адресуйте, платя за квартиру 3 талера в сутки, что чудовищно, но имея превосходный вид перед собой и княжескую обстановку. ‘Жизнь на один раз дается’, как говорил Краевский, вразумляя Булгарина.2 Буду ожидать par consquent, {следовательно (франц.)} как вы изложите план нашего съезда. Если обоим нам далеко друг к другу, то не выбрать ли до окончания курса, когда мы будем вполне свободны — какого-нибудь среднего пункта, куда бы на денек-другой съехаться.3 А между тем я при отъезде из Франкфурта) прочел, что туда приехал некий хофрат {надворный советник (от нем. Hofrat)} Тургенев — не братец ли ваш?4 Да вот еще что — я забыл написать, что к вам в Баден собирается Ковалевский Егор, которому долг ваш в 100 т. сер. я выплатил при отъезде — так что считаю за Вами 150 т., которые и намерен взыскать с вас здесь, по курсу. Это наводит само собой на мысль о Вашем петербургском денежном деле, о котором и прошу уведомить. Да уж, кстати, не ведаете ли где Боткин, возвышенный еще при мне в члены Английского клуба, и где Кавелин, у которого чуть-чуть жена не умерла приливом к голове.5
Я надеюсь, что у вас все благополучно в Бадене и молодая больная совсем на ногах:6 ох, как далеко ей ехать бедной, вчуже страшно. Здесь ждут Корфа Модеста,7 а остальные русские покамест суть еще Мейеры, Бейеры и Фейеры из Курляндии. Никакого известия из России, а что хуже — все иностранные известия не стоят тухлого яйца: эдакого отсутствия всякого признака истины в газетчине немецкой касательно нашего брата — ожидать нельзя было. Вероятно, в наших гаражах {края (от франц. parages)} царствует тоже тупая, гнилая, скромная, несознающая даже себя реакция, в какой я их оставил, но об этом при свидании.

Adieu.
П. Анненков

103

12 (24) мая 1864. Эмс

24 мая. Емс

Как ни хотелось бы мне участвовать в проводах Василия Петровича, но по случаю великого желудочного расстройства, произведенного во мне несколькими глотками искусственного Киссингена, сего не могу исполнить.1 Передавайте ему, во-первых, мое благословение, а во-вторых, известие, что 175 р. сер. в Английский клуб мною внесены за него и что со мной ждал все время и билет клуба, который ему, впрочем, нисколько не будет нужен в Петербурге.2 Да, что же вы молчите о петербургском своем денежном деле?3 Бросаю перо, чтобы бежать, куда проклятая кис<сингенская> вода меня гонит ежеминутно.

П. Анненков

104

20 мая (1 июня) 1864. Эмс

Я не знаю — отчего Вы не хотите подарить нас ни одним словом: разве будируете, ну тогда и взыску нет. А любопытно было бы знать, с каким сердцем, тощим или переполненным любовью и патриотизмом, уехал от Вас Боткин.1 Расстройство мое желудочное уступило место расстройству погоды, которая — не знаю, как у вас — здесь просто была невыносима. Все это помешало мне пуститься в путь по направлению к Бадену, а теперь из видов уменьшения желудка я уже приступил к правильному употреблению Киссингена. Любезный друг! Снимите же печать молчания с устен Ваших и напишите — нельзя ли Вам в известный день и час приехать в Франкфурт, который от вас не более 3 часов, а от меня 6 с чем-то. Там-то, остановившись в весьма порядочном трактире о бок с Taurius-bahnhoff — а именно в Westendhall’e могли бы мы покамест собраться, пообедать, переночевать и восвояси отправиться. То достоверно, однако же, что отсюда во всяком случае по окончании лечения — я приеду к Вам в Баден.2
А читали ли вы содержание последней книжки ‘Современника’? Там г. Антонович толкует о Писемском, ‘Епохе’ и о ‘Призраках’.3 Любопытно было бы поглядеть. В ‘Искре’ была, между прочим, такая стихотворная шутка г. Буренина: ходит Буренин вечером по пассажу, встречает девку, следует за нею, выводит из пассажа к фонарю посмотреть не рыло ли, девка открывает рот и говорит: скажи — ‘возьми меня’. Буренин произносит заклинание и мгновенно увлекается девкой на воздух: ‘Кто ты?’ — затем вопрошает автор, — ‘не Еллис ли Тургенева? — Я родная сестра ее и называюсь Эрунда’, отвечает девка. После того они летят в Москву смотреть Лонгинова, Китайгород, Сикофантова и проч., что уже впадает в обыкновенный тон и обычное содержание ‘Искры’.4 Надо же несчастью, чтоб этот No вышел на Страстной неделе, перед Светлым Христовым Воскресением, и достать его не было возможности, а то бы привез.

П. Аннен<ков>

1 июня

105

23 мая (4 июня) 1864. Эмс

4-го июня
Эмс

Никакого изменения, мой почтеннейший Иван Сергеевич — в первоначальном плане нашего съезда во Франкфурте (Htel Westendhall) не последует от меня, ибо пункт сей и указан мною единственно для того, чтоб иметь возможность вернуться назад на другой день, что с Баденом трудно произвести, а жене, вам душевно кланяющейся, оставаться несколько дней одной в емсковском многолюдье все еще кажется жутко.1 Черкните только о дне своего выезда, и я в тот же день, с самым ранним поездом направлюсь к вам с противуположной стороны. Не забудьте захватить ‘Собаки’ да немецкого поэта, обещанного Вами мне в наследство еще в Петербурге и неправильно увезенного Вами с собой.2 Кстати — читали ли вы полемику Герцена с вами за Кукшину <в> ‘Колоколе’? На всякий случай привезу его с собой. Обвиняет в неуважении к науке, физиологии, к занятиям естествознанием. Вот угадал! Эдак и фон-Визин оскорбил Цифиркиным — Ньютона, Лапласа и т. д. — пожалуй, нет, плохо дело, когда Зайцев уже пробрался в такую голову, какая была герценовская.3

П. Ан<ненков>

106

2 (14) июня 1864. Эмс

Любезный Иван Сергеевич. Спешу Вас уведомить, что около 25 июня кончается наш курс лечения в Емсе, после которого, не торопясь и подымаясь по Рейну, мы явимся к вам в Баден, о чем в свое время и уведомим. Таким образом, если вы еще не приняли никакого решения относительно поездки во Франкфурт, то и не принимайте: каких-нибудь 10 дней разницы в свидании не стоит и считать и для них не стоит и беспокоиться. Само собой разумеется, что если уж вы послали ко мне известие о своем выезде, то я непременно буду отвечать таким же выходом с моей стороны, но если еще раздумываете, то и прекратите дальнейшие соображения: в конце этого месяца сами будем в Бадене, куда нам и дорога лежит по тракту в Швейцарию. Тем удобнее и привлекательнее этот последний план предшествующего, что около 15-го будет Тютчев в Швальбахе, и я надеюсь, сговорившись с ним — привлечь его также к поездке в Баден и таким образом доставить вам удовольствие видеть у себя почти целую колонию русских. Прощайте. Напишите строку, какого вы мнения обо всем этом.1

П. Анненков

14-го июня

107

3 (15) августа 1864. Милан

15 августа. Милан

Письмо Ваше, мой любезный Иван Сергеевич, лежало более 2—х недель на почте в Комо, по итальянскому обычаю, прежде чем попало мне в руки, но это, впрочем, не извиняет моей собственной лености.1 Да вот видите ли: только что мы переехали Симплон, как огненная атмосфера пахнула на нас и сделала совершенно неспособными к чему-либо, кроме наблюдения за собой. В зное проехали мы Лаго Мажиоре, Лаго Лугано и на Лаго Комо опустились совсем изнеможенные. Жара в течение 3—х недель сплошь привела в отчаяние самих итальянцев, которые положительно разбежались из городов, так ими любимых, по своим озерам. Они говорят, что в Милане дышится порохом и воздух имел температуру воды, нужной для приготовления яйца всмятку. Это яйцо мы и были, но вместе с тем никогда Италия в таком нестерпимом блеске и очаровании еще не представлялась мне. Что касается до жены, то 15 дней, прожитых нами в свежем Комо, были для нее цепью удивления и радостей: мы же и жили отлично, против виллы Сербеллони, Беллажио и проч.2 Теперь, когда Африка несколько удалилась к своим берегам, мы делаем экскурсию в Милан, Павию и окрестности, а затем снова возвращаемся в неоцененное Комо, чтобы уже через Шплюген подняться опять в Швейцарию, в Цюрих, Люцерн, Берн, которых от меня требует жена взамен Флоренции и Венеции, оставленных до следующего раза.
Теперь просьба к вам: прошу Вас немедленно написать мне в Базель poste restante о Егоре Ковалевском, который по письму Блудовой (спасибо за пересылку и ответ ей) очень плох. Спросите, где он будет в конце августа и, если он в Бадене, то спросите его устно, а пожалуй, спросите и через письмо, где теперь и где будет в начале сентября Блудова. Я совсем сбился в их адресах и хочу им обоим писать.3 Пожалуйста, не забудьте. Скоро увидимся, да что это Вы выдумали — будто меня выгнала из Бадена Ваша зубная боль.4 За отсутствием солнца — я там был пригрет семейством Виардо и Вами, да неумолимый план был уже составлен, и без Италии оказалось невозможным само существование для моей супруги.
В Комо же я получил персифлаж {издевательство (от франц. persiflage)} Герцена, который при сем прилагаю для обсуждения и возвращения мне. Большой клубный барин иначе и не мог отвечать — есть и презрение, и сожаление, и выбор ударов, все как следует, чтоб наказать умничающего подчиненного. Я отвечал скромно и решительно, что может еще выдумать и более позора и унижения и дать им место в ‘Колоколе’, но никакого человека, имеющего смысл в голове, не уверить, чтоб все это было заслужено потому только, что виновный пациент считает ‘Общее дело’ страшной смесью лицемерия и идиотизма, что не согласен верить, будто бакунинское надувательство, старающееся взволновать мир какой-либо политической плутовней — может быть успешно за то, что он видит трагическое положение самого рассвирепевшего памфлетиста, присужденного молчать, когда московского мужика объявляют каким-то турком, и вообще присужденного покрывать сознательно все мерзости, глупости, ужасы и обманы партии, еще и не желающей иметь его своей главой. А что до ‘судна Антонина’ прибавляю, то экономические галлюцинации Огарева, погубившие ‘Колокол’, стоят всякого судна. Такова тема, развитая мною в письме скромно, но почти в тех же выражениях, как выше.5
Кашперов человек милый, добрый и достойный деятельного воспомоществования нравственного. Я старался отклонить его от мысли ставить оперу ‘Консуэло’ на русской сцене, указал ему на ‘Фрола Скабеева’ как на либретто для легкой опера-буфф, если уж надо быть отцом оперы, а главное — зову, звал и буду звать в Петербург. Там почва, как вы знаете, не только отрезвляющая, да просто до костей обнажающая. Жена его очень умная женщина, но уж серьезно смотрящая на музыкальное призвание мужа. Вот оно сожительство-то, что значит.6

П. А.

108

14 (26) сентября 1864. Париж

26 сентября. Париж
Htel Byron

Сейчас только Mme Innise и дочь ваша покинули комнату, отправившись с женой, которую они взяли под свое покровительство, в магазины. Свободную минуту от обязанностей покащика посвящаю Вам: она еще первая с приезда. Дочь Ваша с 58 года, когда я ее видел впервые, много изменилась: в ней засветились ум, сметливость, даже ирония и юмор, которые при ее откровенной и добродушной живости — значительно подымают ее из уровня водевильно-грациозных и остроумных французских девушек. Это очень хорошо, теперь все дело в том, чтоб фонд, на котором все это выросло, находил постоянно хорошую пищу и не истощился, оставленный, как наш чернозем, одной природной своей производительности, вот почему я, признаюсь, очень порадовался, заметив в ней некоторую тревогу мысли, вероятно, возбужденную вашими советами и советами Мте Innise и заставившую ее ломать себе голову над немецким идиомом. Жалко будет, если эта развивающаяся жизнь попадет в руки кафе’-йного героя или красно-штанного ирокеза в эполетах, но судьба наша на небесах пишется.1
Возвращаюсь к себе. Остановились мы, как видите, в Hotel Byron, No 3 de l’appartement, за каковый однакож платим 9 фр. в день, но он у нас с салончиком и собственным ватер-клозетиком, ив 1** этаже: выгоды, особенно вторая, ценимые здесь на вес золота. С первых же трех дней, обрадовавшись хорошей погоде, я чуть не убил жены — повез ее в Версаль, пустив пешком в оба Трианона, помчал в Булонский лес и отмахал бульвары, Лувр, Тюльери, Пале-рояль — половину пешком и половину в фиакре. У ней спина отнялась, а как назло погода опять превосходная и надо бы далее, но приостановился. Впечатление, произведенное на нее Парижем, вылитым ей на голову вдруг, было неимоверное — оказывается, что ничего не помнит в целом, все разбилось в голове на подробности, ворвавшиеся в мозг насильно, а за тем стоит только, как фантом, одно представление о чем-то громадном, чудовищном, огненном, гремящем и несущемся. Но из этого оказывается также, что я старый дурак и что с женой надо обращаться как с хорошим обедом, никогда не приступать к нему с голодом, а позавтракав предварительно и потом есть всего, но понемногу (не так, как вы!) — будем же напредки дегустировать матушку-Европу.2
А матушка иногда престранный вкус имеет. Представьте, что конвенция с Италией еще секрет ‘Монитера’, который об ней говорит со слов других журналов, а от себя ни гу-гу, словно повторяя знаменитое замечание Ник<олая> Павл<овича> о людях, интересовавшихся Крымской кампанией: ‘да им какое дело до нее’.3 А впрочем, я нашел здесь перемену. Мне показалось, что вся внешняя власть сделалась теперь менее провокатной, менее нахальной и готовой на хватанье за ворот, чем прежде, а с другой мне показалось, что и публика сделалась более угодливой и льстиво улыбающей<ся> публичным властям, чем то было в ее обыкновенностях. Это называется здесь прогрессом, который таким образом разнится с нашим прогрессом очень существенно. Наш таков: читали ли вы письмо Киндякова, писанное им к Френчу о Симбирске и напечатанное последним в ‘Теймсе’?4 Тон этого письма мерзейший, какой-то барски холодный и презрительный во имя туго набитого кармана, но г. Киндяков положительно замечает, что поляками и нашими были подведены пороховые мины 1) под собор, 2) под дворянское собрание, 3) под губернаторский дом. И это в виду всей администрации, полиции, жителей, неба и солнца. Вот так прогресс! Этот будет повыразительнее того!
Поклонитесь и дважды, и трижды Мme Viardot и всему ее семейству. Комиссию ее я исполнил вдвойне — был на улице Дофин, а бумаги отдал в улице Chausse d’Antin, где уже живет ее издатель.5 Вчера видел Щербаня, недовольного Катковым, но для него работающего, и сейчас же отпустил Трубецкого, к которому приехал Орлов и который зовет к себе — поедем.6

Adieu, крепко жму руку.
П. Анненков

109

6 (18) октября 1864. Париж:

18 октября. Париж

Исполнив Ваше поручение, почтеннейший Иван Сергеевич, относительно г. Поме и вручив его консьержу (сам Поме был еще где-то в деревне) зеленый флакон с виолетовыми духами в 6 франков, я уже не писал к Вам, помня, что 10-го октября Вы будете сами в Париже. Но день Троицын проходит, а Мальбрука не видать, да и не увидишь его, вероятно, благодаря той превосходной погоде, которая здесь и везде стоит и которая позволяет ему гулять по окрестностям Бадена.1 Вообразите, с самого приезда нашего ни одного дождя не было, а копится он, должно думать, к нашему отъезду. Сейчас отъезд назначен, беспременно, на будущей неделе 24 октября, во вторник. Полагая крайний срок для приезда нашего в Петербург две недели — вы можете сами рассчитать к какому числу и месяцу мы там будем. Мешкать мы никак не расположены, ибо падение курса, который теперь уже стоит на 300 сантимах за рубль, грозит, что все наши бумаги превратятся в чистые торшоны, {тряпицы (от франц. torchon)} для чего я их никогда не предназначал.2 Да и не одни мои бумаги так побледнели — мы имели счастие попасть в Париже на биржевой кризис. Билеты, взятые мною у вас по 86 ф. 50 — я продал за 83: теперь они стали, говорят, опять подыматься, да уж их нет у меня. В Петербурге, разумеется, все ваши комиссии будут исполняться аккуратно, не исключая и той, чтоб выслать Вам в наискорейшем времени 2862 фр. 50 к. [sic], за сообщение коих приношу третично мою благодарность, ибо без этих денег я бы здесь не знал, что делать, и потерял бы окончательно главу мою.3
Решено, что в конце недели здешний Шах едет в Лион встречать наших Шахов, способствовавших ему к присоединению Ниц<ц>ы.4 Фотограф Левицкий получил официальное приглашение отправляться туда же, в Ниц<ц>у — изображать море, смотрящее на новых гостей — и обратно. До тех пор однакож он должен еще исполнить наши карточки, которые к вам и пришлю на показ и для передачи Мте Viardot, если только сами не явитесь сюда за их получением. У Каржа и др. не было возможности сниматься, ибо первый, например, назначил нам сеанс будущей весной и то не наверно: такая бездна записавшихся на съемку.5 Об остальных наших подвигах можете догадываться — бегаем по Парижу, как угорелые. Кстати — видел ‘Роланда в Ронсевале’. Вот, наконец, Империя добыла себе и маестро, который показал немалое искусство, наполнив четыре акта хорами с одним и тем <же> содержанием и мотивом — пойдем, победим, умрем, вырежем, выжжем, опрокинем, издохнем — знамя, Франция, слава и Тра-та. Я эдакой свирепой оперы еще и не видал — три часа махания мечами, биениями в грудь, обильной пеной у ртов и поминутными высокими фистулами Гемары.6 Однако ж оная опера и не без лести — император де Шарлемань на вас всех смотрит и радуется, какие вы звери. Энтузиазм публики вровень с одушевлением сцены. Нравственно — это просто возобновление римского амфитеатра в нынешней цивилизации: искусства и там, вероятно, было много. Однако ж заболтался — прощайте. Если Вы вздумаете действительно подняться в Париж, то напишите: я, разумеется, на день-другой и поездку отложу. Да и вообще напишите еще в Париж — все как будто лучше окончательно переброситься письмами за границей.7

П. Анненков

110

12 (24) октября 1864. Париж

Спешу Вас уведомить, мой почтеннейший Иван Серг<еевич>, что по внезапной болезни жены — мы остаемся здесь еще на неделю. Может быть, Вам совсем это и не нужно знать, а может быть, и не мешает ведать. Мне бы, конечно, очень хотелось видеться с Вами перед отъездом в Петербург, но чего человек не хочет?1 Вон и Надар хочет себе атмосферу подчинить,2 а ведь вы, без обиды будь сказано, перемесили бы и загадочнее атмосферы, хотя как и она также необходимы для друзей ваших и русских смертных вообще.

П. Аннен<ков>

24 октября, Париж

111

24 ноября (6 декабря) 1864. Петербург

24 нояб<ря> с. с.
Петер<бург>

Я уже два письма получил от Вас, добрейший Иван Сергеевич, а отвечаю только теперь, ибо хотел ответить что-либо существенное. Мы уже две недели в Петербурге, куда я приехал с недолеченной жабой, захваченной в Берлине, но так как жаба исчезла, то и Бог с нею. Теперь слушайте. 1) Книги, контракт и ‘Собаку’ я получил на хранение, и будьте уверены, что последняя из глубоких подвалов моих на свет не выйдет. Что делать? Надо с волками по-волчьи жить, не понимает публика наша возможности простой, недуманной, просто сказавшейся вещи у писателя. Кто раз громко заговорил, говори везде громко и одним и тем же голосом. Вон на что Боткин и тому давай ту же физиономию, к которой он привык. Отдохнуть, побаловать, тянуться не смей, хотя бы все это и грациозно было, но Боткин в этом случае отличный представитель русской публики, а потому ‘Собаку’ будем хранить безвыходно.1 2) Свидетельства я еще не получил от дяди вашего, но вы мне тут задаете работу, не то чтоб тяжелую, а горестную. Вот в чем дело. Правительство вчера объявило внутренний заем в 100 миллионов), но с такими привлекательностями и выгодами для недоимщиков займа, что все ценности немедленно по первому слуху упали, все капиталы и сбережения обратились немедленно к займу, все и всякий сбывает какие бы то ни были бумаги и в этом дебакле {крах (от франц. debacle)} 5% унеслись вниз, вместе с выкупными свидетельствами, вместе с акциями несутся теперь и когда остановятся — неизвестно. Как же тут продавать ваши свидетельства, которые еще и не получены и которые при получении могут иметь ценность пестрой ветошки? Я, разумеется, буду советоваться и принимать меры со всеми нашими друзьями для спасения их, но подумайте хорошенько. Если потеря будет слишком велика, не приостановить ли продажей и не дать ли время одуматься нашему рынку, который теперь весь de fond en comble {сверху донизу (франц.)} взбудоражен и голову потерял?2 3) Взамен этой беды, курс, имея в виду внезапное изъятие 100 миллионов р<ублей> из обращения (в течение 10 дней) и прилив иностранных капиталов на заем и лотерею, также внезапно воспрянул и в одну неделю с 317 с<антимов> перескочил на 324 с<антима>, продолжает расти и в декабре будет несомненно в 350 и более. Теперь вот что. Если вам необходимы деньги, я сию же минуту высылаю 2860 т. — только напишите и притом напишите без всякой церемонии. Вы уже меня спасли от таких убытков размена своей ссудой, что имеете полное право не деликатничать и не великодушничать, а говорить прямо. Если же возможно оставить эти деньги у меня до конца декабря, то возвышение курса может покрыть для меня все потери, сделанные мною по милости того же курса за границей. Но во всяком я желаю и требую, чтоб вы причли к капитальной сумме моего долга все проценты, какие вы могли потерять, не имея облигаций в своих руках в течение 4 месяцев. Это обязательно и прошу этому дать непременно ход.3
В течение 2 1/2 недель моего возвращения сюда — правила судебной реформы, упразднение монастырей в Польше и конфискация их имуществ, наконец, внутренний заем со всеми последствиями, выше изложенными.4 Мы ходим как в чаду буквально. Литература буквально не существует — она задавлена событиями, действительно несущимися как море-окиан. Никто не знает — есть ли журналы и что в них напечатано. Две газеты только и читаются — ‘Москов<ские> ведом<ости>‘ и ‘Русский инвалид’. ‘День’ и ‘j de Petersb‘ пробегаются. Страшное ругательство, послышавшееся со стороны ‘Современника’, остановило было на минуту внимание, но и это держалось мгновение.5 Все разбежалось. Газеты, биржа, гул с Европы и забота, как бы продраться сквозь тесные обстоятельства наши, одни только и остались. Кланяюсь семейству Виардо и напоминаю ему о себе.

П. Анненков

112

12 (24) декабря 1864. Петербург

12 декабря н. с.1
С.П.Б.

Отвечаю на последнее Ваше письмо, мой милый И<ван> С<ергеевич>. Нет никакого сомнения, что под залог свидетельств (которые стоят по 83 в эту минуту) — Вы можете получить 2/3 их нарицательной цены, платя по 8 % или 10 % за взятую сумму в год, но для этого необходима доверенность, уполномочивающая свершить заем и правильно засвидетельствованная, как та, которую Вы посылали Макарову. Черновой оригинал такой доверенности я Вам вышлю, когда получу самые свидетельства.2 Что ж касается до 50 т. франков, то это дело сложное и весьма не легкое.3 Добыть их можно только при нынешнем денежном терроре, под залог имения, но для того нужно еще немаловажных условий, а именно: 1) Чтоб заимодавец знал имение. 2) Чтоб не зная его, расположен был послать его освидетельствовать. 3) Чтоб получены были и представлены ему официальные описи, справки о запрещениях и удостоверения судебных мест о благонадежности заклада. Все это, видите, скорее может быть сделано на месте, чем в Петербурге, предполагая, что заимодавец найдется разумный, что тоже вопрос. Что же касается до частных сведений о положении имения, которых Вы требуете от дяди — они могли бы служить единственно при дружеской сделке между каким-либо приятелем-капиталистом и Вами — не более, а каковы приятели-капиталисты свидетельствует В. П. Боткин. Когда я показал ему Ваше письмо, он позеленел еще более зеленым цветом, чем наградил его катарр, и с запальчивостью стал бормотать, что и я и Вы ошибаемся в его средствах и губим перед отечеством, распространяя об нем репутацию богача. Я его едва привел в чувство замечанием, что легкомысленное предположение о его кармане — его чести, его любезности и высоких душевных качествах не касается. Соображая все это, я до времени не посылаю и записку вашу к дяде, ибо незачем без нужды старика беспокоить, особенно когда в руках у меня находится, на всякий случай, собственно Ваше удостоверение, столь же важное, как и ожидаемое из деревни. В таком положении дела.4
День, в который отправляется это письмо, есть весьма важный день, именно сего дня в понедельник решается 1) на сколько удался заем, ибо сегодня сводятся все счеты по подпискам заграничным и внутренним. Иные говорят, что он снова покрыл 100 м., другие, что он впятеро превзошел эту цифру.5 2) Сегодня же решается в особом комитете, куда идти железной дороге — на Киев или Харьков, т. е. спор, разделивший буквально все наше общество на два лагеря, и признаюсь, я еще и не видал такого одушевления по поводу вопроса о дороге, какое здесь теперь царствует,6 и наконец 3) Если не сегодня, так на днях решится участь Кашперова, который продает свою оперу ‘Консуело’ Дирекции, заручившись сперва одобрением итальянцев и требуя 5000 т. сер., причем ему — стоит немаловажных усилий держать мозг свой в голове на его обычном месте.7 ‘Москов<ские> ведом<ости>‘ может быть нанесли самый сильный удар цензуре, опубликовав те статьи, за которые взыскан был с них штраф. Это составляет теперь сказку города. Но удар нанесли они в то же время и себе, ибо, говорят, на них собирается из М<инистерст>ва В<нутренних> д<ел> страшная гроза в форме предложения Комитету министров об их совершенном запрещении.8 Слишком заигрались в патриотизм, который тоже ведь смахивает на независимость: боятся впрочем ропота публики, но это у нас не остановка.

П. Анненков

1865

113

15 (27) января 1865. Петербург

15-го января 1865

За прекрасную карточку Вас благодарю, мой добрый Иван Сергеевич: пришлите еще таковую же, если возможно, сию у меня отняли. Пользуюсь цифрами вашего письма, чтоб адресоваться еще в Баден, хотя в пирамидальную неизменяемость их я что-то плохо верю, впрочем, это происходит оттого, что сам я никогда не был способен к такому астрономическому вычислению своей жизни.1 Дело однакож в следующем: я сдал здешнему банкиру Гинзбургу 2860 фр. еще 4-го января с. с. для перевода их на имя парижского банкира Pillet-Will et Cо, имеющего выдать их вам через три месяца, и только ожидаю от Вас из Парижа верного адреса, о котором Вы забыли упомянуть, для немедленной пересылки как векселя Гинзбурга, так и его секунды. Озаботьтеся же этим. Само собой разумеется, что и до истечения 3 месяцев Вы можете дисконтировать вексель у Pillet и потом, как я уже писал, причислить потерю к моему счету, которого и ожидаю от вас для уплаты.2 Свидетельств я еще не получал: они несколько поднялись и стоят на 82 %. Внутренний наш заем кончился, как знаете, наделав многим немаловажных хлопот:3 были господа, подписывавшиеся на неимоверно огромные суммы в надежде получить только четвертую или пятую их часть и оставшиеся почти с полными суммами на руках, по безденежью нашего рынка, едва-едва натянувшего у себя 100 миллиончиков. Так старик Ираклий Левшин подмахнулся на 240 тысяч, имея в виду получить билетов много на 80 т., и теперь обязан ежемесячно до октября вносить по 27 тысяч, под опасением потерять весь залог, равняющийся этой же сумме. Говорят, — платит хорошие проценты желающим ссудить его. Так еще другой сумасшедший старик — вы его знаете — Павел Анненков размахнулся на 15 тысяч, рассчитывая много-много получить билетов на 5 тысяч. К счастию сего мужа — он был спасен доверенностию к его умеренным вкусам и основательности поведения: его ссудили нужной суммой с тем, чтобы по получении лишних билетов продать их и расквитаться. Вот что, однакож, несколько ночей, как мне достоверно известно, провел он без того крепкого сна, которым отличался постоянно.
В этот промежуток времени дела Каткова устроились: Комитет министров, куда восходила история о ‘Моск<овских> ведомостях’, решил предложение Москов<ского> университета — принять на себя цензуру ‘Ведомостей’ устранить учтиво, а Министру Внутр<енних> дел рекомендовать благодушное и льготное обращение с газетой, оказавшей немаловажные услуги отечеству.4 Едва это дело кончилось, как возникло новое. В Москов<ском> дворянском собрании 270 человек подписали адрес правительству о созвании представителей со всей России для обсуждения ее государ<ственных> нужд. Адрес этот Скарятин <в> ту же минуту (он был в Москве) напечатал в своей газете: ‘Весть’, да еще с лирическими комментариями и, разумеется, минуя цензуру. Вчера оказалась давка у всех книгопродавцев за ‘Вестию’, а сегодня ее уже отбирают и обязывают подпиской не продавать. Что будет со Скарятиным — не знаю, но уведомлю.5 ‘День’ — оказался против всего движения, против адреса, против прений, ему предшествовавших, и проч.6 Любопытно!

П. Ан<ненков>

114

25 января (6 февраля) 1865. Петербург

Января 25 дня 1865
С.Пб.

А вот же и ошиблись: не только Боткин написал к Дюлу, да еще в письме этом, сам от себя, прибавил — ручаюсь за друга моего И. С. Тургенева. Нечто похожее на метрическое свидетельство — и его заменяющее к вам уже послано,1 Гончаров изложил Вам историю Каткова, вероятно, с своей гаденькой и подкапывающейся точки зрения — вот вам сколько удовлетворений, а Вы еще жалуетесь.2 Не достает только самого большого удовлетворения — свидетельств, да ведь не топиться же Вы собираетесь по случаю их отсутствия — придут и они, пустим их по свету и жизнь уляжется, по кусочкам в прекрасную мозаику.3 Да, ей Богу! Я нынче в оптимистическом настроении духа по случаю поднятия на бирже курса на лотерейный билет свыше 2 руб., так уж извините.
Очень хорошо Вы сделаете, если в исполнение программы своей прибудете в Петербург и Россию — беда случится с тем, кто долго воздерживается от них:4 Бог отбирает от них всякое чутье правды, действительности и реальности по отношению к нашему географическому пункту. Мне случайно попался на днях последний No ‘Колокола’, где я прочел известия такого рода, что Катков пользуется покровительством министра Валуева и представлен им был даже ко Двору за ссуду 15 т. сер. последнему, что в Симбирске генерал Врангель оставил гарнизон без пирожного, т. е. наказал его уменьшением пайка за малое сочувствие к городу и т. д. Редактор еще благодарит корреспондента своего за такие исторические данные и при этом упоминает о свободном органе за границей.5 Я вам скажу нечто серьезное — утрата человеком способности к критическому штанд-пункту {точка зрения (от нем. Standpunkt)} ввиду известного рода предметов есть зрелище страшное и надрывающее, не менее мелодрамы, ‘Линды де Шамуни’, ‘Офелии’ и других.6
Передайте, пожалуйста, прилагаемую записочку Щербаню и известите о получении векселя.7

П. Анненков

115

18 февраля (2 марта) 1865. Петербург

18 февраля 1865. С.П.Б.

Наконец могу Вам написать о бедной вашей свояченице. Во-первых, жизни ей осталось, по приговору докторов, не более как на два-три месяца, во-вторых, и этот остаток, как кажется, должен быть изжит не без страдания. Семейство Фукса, принимающее в ней нелицемерное участие (вот же и у Фуксов есть свои крупные черты!), переводит ее в госпиталь, на что я и вручил главе оного ваши 100 т. сер.1 Теперь она уже не умрет без призрения, а может быть и совсем бы не умерла, если бы поранее адресовалась к кому-либо из знакомых, хоть к Тютчевым, а то эта запуганная, загнанная женщина год целый прожила в Петербурге, без паспорта, без денег, без света и надежды. Какие тайные и какие анонимные преступления бывают в семействах!
Кстати, о деньгах. А что же мы станем делать со сто рублями, которые вы взяли у Корша?2 Уведомляю также, что я поквитался с вами относительно 48 франков, на мне числившихся, заплатив Маслову 14 т. сер., которые он издержал, добывая метрическое свидетельство Mme Gaston, теперь вами вероятно полученное, но также вероятно теперь и бесполезное.3
Прошла масленица, Скарятин предан суду Надворного суда и отделается, по всем вероятиям, или маленьким штрафом или крошечным арестом,4 устав о печати окончательно решается в понедельник 22 февр<аля> с тем неприятным оттенком, что право издавать журнал без цензуры октроируется {награждается (от франц. octroyer)} Министерством Внутрен<них> дел и с тем либеральным штрихом, что третье предостережение и закрытие издания предоставлены уже 1—му Департаменту Сената.5 Очень хорошо, говорят, разработано в уставе законодательство по опозорению и поруганию частных лиц (calomnie et diffamation). Суд этих проступков отдан ‘Мировому съезду’ — штрафы возвышаются maximum {в высшем пределе (лат.)} до 500 т. сер. и до 6 месяцев ареста и проч.6 Постом же кончится, вероятно, и дело Серно-Соловьевича, по которому и Вы призывались к ответу.7
Московское дворянство в будущих своих собраниях, слышно, хочет заниматься уже не политическими адресами, возбудившими, между прочим — негодование и подозрительность средних и низших классов общества (это верно — ведь тут и миработствуй!), а изложеньем неслыханно-плачевных условий, в которых очутился класс земледельцев.8 Оно точно не больно фигурно. Нищета и гибель заглядывают во все дыры и щели, все напирают более и более. И какие у них рожи, кабы вы знали, да вы не знаете, счастливец!
Ну-с, а январские книжки журналов вышли с произведениями Изящной Словесности. ‘Современник’ напечатал ‘Воеводу’ Островского. Это капитальная вещь и кабы не дурацкий 5 акт — так я находился бы в полном обладании автора, хоть веревку вей. Оно правда, что попахивает маненько ‘Юридическими актами’ и здешним II Отделением, из которых драма и вышла, да ничего.9 Умен и ловок больно автор, принадлежать такому не стыдно. ‘Русский вестник’ напечатал начало романа Л. Толстого: ‘1805 год’ — изумительное по подметке бесконечно-малых и по картине нравов, а еще более по тому, что ничего из этого не выходит в сущности. Вот и разница между мемуаром и романом: скажи тот, что вот какие были люди — прелестно, а когда роман говорит только — вот какие были люди, то ответишь: а черт с ними! Так, по крайней мере, со мной было.10 И новая наша знаменитость: ‘Чаев’ — напечатал в ‘Эпохе’ хронику: ‘Самозванец’. Я об этой знаменитости писал в ‘Петербург<ских> ведомостях’ — переслать что ли?11 Кстати, вспомнил, что за мной еще одна ваша комиссия — переслать статьи Писарева. Да стоит ли? Он за вас горой стоит, за то, что, будучи ограниченным и отсталым человеком — вы все-таки растянулись брюхом и плашмя перед нигилистом, потому что этого правда, честность и искусство требовали в одно время. А впрочем, повторите.12 Жена вам кланяется. Не забудьте при случае семейству Виардо сказать от нас доброе и доброе приветствие. А еще забыл — ведь у нас формально эпидемия тифозная, но Боткин Василий спокоен, ибо это ведь у мужиков!

П. А.

116

16 (28) марта 1865. Петербург

16 марта 1865. С.П.Б.

Пишу к Вам, добрый мой Иван Сергеевич, потому что могу оторваться, наконец, от постели жены, которая 8 день лежит теперь в возвратной горячке, febris recurrens. Страшные головные боли миновались, бессонные напролет ночи тоже уходят помаленьку, остаются часы горенья и пыла, как будто внутри ее развели очаг со смолой, да такая слабость, что повернуть зрачки есть уже труд. И это еще правильный ход болезни и начало выздоровленья, как гласит С. Боткин, сам открывший эту прелесть и справляющийся с ней преимущественно перед другими.1 Я с ног сбился. Где она могла зачерпнуть эту гибель — понять не могу. Живем скромно, ходим тепло, едим избранно, а между тем взглянуть, что из нее сделалось, право страшно: начинаешь верить в возможность существования вампиров, высасывающих кровь из тела и мозг из головы. Да, впрочем, для Петербурга в смысле мерзостей атмосферических и иных нет ничего невозможного, это давно известно и распространяться об этом бесполезно. Только — куда же бежать?
Зять Ваш очень приличный человек на карточке. Это тип делового, серьезного французского джентльмена, и мне кажется как будто я уже где-нибудь его и видел. Я думаю, что с ним не трудно быть счастливой и вероятно Полина Ивановна добьется, без особенных хлопот и сует, этого счастья, чего от души ей желаю, и что, кажется, уже и начинается.2
Я выслал к вам с Кашперовым мою статью. Оперу этого господина не приняли, но выдали ему для поощрения писать в том же роде 1000 т. Более заклятого оптимиста я не видал: он уехал с мыслию, что когда люди очнутся, то на него польются потоки славы и богатства. Пробуждение же людей последует или в сентябре или октябре.3
Кожанчикову слово в слово передал поручение.4
Меня просят написать биографический очерк А. Дружинина к полному изданию его сочинений. Я обещал, если общие наши знакомые и товарищи Дружинина доставят свои воспоминания о нем. Говорил об этом с Некрасовым — согласился, с Гончаровым — согласился, с Тургеневым — впрочем, с Тургеневым не говорил, да все равно — согласился, но исполнят ли все эти господа свое слово — это еще вопрос. Вы как думаете?5
А я преступил в отношении вас закон дружбы и собственную свою клятву, именно тем, что, не утерпев и не устояв против просьб, послал вашу ‘Собаку’ в Ниццу, к графине Блудовой, которая читает ее в интимном своем круге, где она (‘Собака’) очень нравится, как слышу, и составила даже наслаждение целого вечера у больного и скучающего Наследника.6 На днях рукопись снова вернется ко мне, во недра моих письменных ящиков, где вы и обретете ее в целости.7
Что вам сказать про ‘Довольно’.8 Я думаю и у Вас мало таких ярких и очаровательных картин, как воспоминания первой половины рассказа, вторая его половина, по временам, глубока, но имеет несчастие походить на мрачную католическую проповедь, последнее слово которой сними штаны, обрей голову и ступай в Трапу.9 Да и надо иметь непременно 55 лет, одышку, запор и водянку, чтоб усвоить себе все впечатления этой второй половины, как должно, а написано все мастерски. Вот этого-то и довольно во всей пьесе.

Будьте здоровы
П. Ан<ненков>

117

18 (30) марта 1865. Петербург

18 марта 1865. С.П.Б.

Я передал Кожанчикову все ваши поручения и получил от него заверение, что ни он, ни Салаев нисколько не беспокоятся касательно высылки издания, терпеливо ждут остальных следуемых частей с первой навигацией и что теперь и у них готово для высылки к вам 3000 р. сер. Он даже и предлагал мне эти деньги, но я предпочел прежде всего списаться с вами. Итак, известите поскорее, что делать (курс гадок), а высылать тюки с книгами лучше всего прямо на имя Кожанчикова, а не на мое. Это гораздо легче для получения, а касательно выплаты денег за экземпляры, кажется, сомневаться нельзя, да немного и останется, после 3000 р. ср. Впрочем, как знаете.1 Я уезжаю отсюда в Симбирск никак не ранее первых чисел мая старого стиля. Жена оправляется медленно, беспрестанно впадая, точно оступаясь, в пароксизмы лихорадки, но уже ослабелые. Это обыкновенный ход болезни. Опасного в ней нет ничего, и я не думаю, как хотят меня уверить, что известие о болезни жены может вас напугать за себя и удержать за границей. Во-первых, это исключение, а во-вторых, Сергей Боткин мне сказал, что у благоурожденных господ он еще и не видал хорошенькой горячки, а так все шалости. — Приезжайте.2

П. Анненков

118

Конец марта—начало апреля (начало—середина апреля) 1865. Петербург

Примите в соображение это письмо Кожанчикова при пересылке книг, а насчет денег я ему передам все, что вы приказываете.1 Жене моей лучше. Ну — ваша штука почище нашей febris recurrens. {перемежающаяся лихорадка (лат.)}2 А какие глупости врут газетчики у вас — неужто не довольно и того, что смертность в 3 раза увеличилась здесь — нет, давай весь гошпиталь и с лекарями выморим. Впрочем, эпидемия упала и кровати больниц, сделанных из целых казарм, уже начинают пустеть и вакировать. {опорожняться (от франц. vacuer)} Это верно.3
Голубчик вы мой, Иван Сергеевич, как вы меня обрадовали присылкой ‘Les Propos de Labienus’, которую мы жаждали здесь прочесть. Она переходит теперь из рук в руки.4 Ненависть, я давно знал, тоже хороший учитель писателей — не только изобретательность, да еще и слог иногда дает. Как велика наглость речи и соображений, можете судить по тому, что эта брошюра на русском не может появиться, по крайней мере, целиком. Страшно русским цензорам, а уж они ли позора у себя не видали. (NB можете достать ‘Русское слово’ за генварь, ‘Современник’ за февраль, прочтите полемику Благосветлова с Антоновичем — это два маркиза Сада, сделавшиеся критиками).5 Впрочем, не долго им (цензорам) остается ужасаться — закон о книгопечатании прошел, вероятно, в пику глупенькому Пеллетану тотчас после его речи о цензуре в России.6 Все иностранцы, думающие судить о нынешней загадочной Руси, — глупенькие, но этот афоризм прошу скрыть от доброго Виардо.7 Итак, все старые журналы и газеты имеют право по новому закону издаваться, как им самим угодно — с цензурой или без цензуры. В первом случае они ни за что никогда не отвечают, во втором — министр В<нутренних> дел имеет право трех предостережений, прекращения журнала от 2 до 6 месяцев, но полное его упразднение предоставлено уже Сенату. Юмористические журналы остаются под цензурой и все вновь возникающие издания обязаны просить дозволения министерства о бесцензурности, которая уже от него совершенно зависит. Книги в 10 печатных листов бесцензурны.8 После этого остается вопрос, весьма нас занимающий, — что сделается с журналистикой? Вызовет ли новый закон неимоверные Сатурналии на первых порах или напротив отрезвит ее, потому что намеками, двусмысленностями и киваниями жить уже нельзя будет. Мнения разделились. Время покажет. Наконец, и еще новость. Муравьев-Виленский уже покидает свой пост. Это первая польская победа с самого восстания и тем важна, что одержана в Петербурге. Русским в Западном крае придется выдерживать новый огонь: восторг шляхты. Им не в привычку, потому что доселе воевали только с подобострастием и скромностию. Впрочем, Муравьев оставил семена свои в Вильне — будут расти и без него, хотя и без страшного пудрета, {пудрет — обращенное в сухой порошок удобрение для пашни (Даль)} которым он поощрял их.9 Все ваши замечания о Толстом не только верны, но и пронзительно верны.10 В заключение примите к сведению: Боткин желает оставить вам свою квартиру, он уезжает в Москву 20 апреля, так что хозяин со двора, а гость — если верить вашему календарю — к нему на двор.11 Ma (между нами) tanto meglio. {Но [между нами] тем лучше (итал.)}

П. Анненков

119

2 (14) апреля 1865. Петербург

2 Апреля с.с. 1865. С.П.Б.

Спешу послать Вам 2000 р. сер., полученных мною от Кожанчикова, которые представляют, как видите, 6600 фр. — и это еще очень хорошо, ибо курс повысился (!) и стоит на 330 сант<имах> — и за которыми последует вскоре (вероятно, после праздников, через день начинающихся) еще 1000 т. от Салаева. Кожанчиков убедительно меня просил извинить его за неприложение сей третьей тысячи тотчас же, но ответ от Салаева несколько замешкался, хотя не может быть ни малейшего сомнения касательно ее высылки. Они, или лучше Кожанчиков, говорящий за двух — за себя и Салаева, были крайне польщены словами вашего письма, в которых вы их именуете джентлеменами. Изучив торгашеские сердца, я ему прочел сие место и возбудил его признательность до того, что он потребовал, как милости, препровождения подлинника к Салаеву, на что, вырезав драгоценные буквы ножницами, я и согласился.1 Вот что может действовать на души, никаким другим искушениям не причастные. Более ни о чем не пишу, но жду наискорейшей присылки маленькой квитанции в получении векселя.2 Жена поправляется, но так медленно, так неохотно, как будто болезни уже невесть как было хорошо в ее теле.3 Поклонитесь от нас семейству Виардо, о котором, оставаясь наедине с женой, мы часто вспоминаем. Вы прочли в газетах, вероятно, что агенты Польского комитета опять явились в Варшаве с намерением поднять восстание по случаю нынешнего набора. Это теперь-то, это с нынешними польскими крестьянами, это при современном настроении черных масс. Несчастное племя! Прощайте.

П. Анненков

NB. Устраиваем годовщину Ломоносова с громадным обедом и с широко-звонкими речами.5

120

6 (18) апреля 1865. Петербург

Апреля 1865. С.П.Б.

Посылаю третью тысячу и жду известий о получении, да и вообще жду чего-либо, а то приумолкли Вы вдруг, точно споткнулись.1 Правда, и писать, может, не о чем, вот как и у нас грешных, которые поражены известием о неминучей беде, скопившейся над бедным наследником.2 Завтра наш торжественный ломоносовский обед на 550 человек, с стихами, речами, хорами и музыкой, под действием приближения несомненной беды обед, который отказать нет возможности по массе народа, на него записавшейся, будет съеден молча, — музыка, речи, тосты — все отказано.3 Нет охоты распространяться ни о чем здешнем, разве сказать, что Боткин, уезжающий отсюда 20 апреля, выражает сомнение, будет ли возможно ему предоставить свою квартиру в ваше распоряжение, так как человек, имеющий вам прислуживать в Петербурге, ему неизвестен и может оказаться неблагонадежным и причинить порчу, ущерб и похищение в остающемся его, Боткина, имуществе. Этот новый фазис в развитии его собственного предложения о квартире может быть и мимолетный, но я считаю нужным сообщить о нем Вам.4 Прощайте.

П. Анненков

121

9 (21) мая 1865. Петербург

Я полагаю, что Вы меня еще застанете в Петербурге, почтеннейший друг Иван Сергеевич, если, разумеется, снова не отложите выезд из Бадена.1 Книги Ваши еще не пришли, да и о свидетельствах нет помину.2 Ввиду однакож скорого получения первых, я передам, на случай моего отъезда, все цензурные экземпляры, а также и рукописи — ‘Собаки’ и ‘Довольно’ — Тютчеву, который здесь остается, и об этом извещу также и Кожанчикова.3 Я оставляю здесь также и жену, которая будет жить, вместе с Тютчевыми, на даче, в Царской Славянке, где вы их и можете всех видеть, если бы, паче чаяния, меня уже не застали в Питере. Но что делать с управляющим? Я было всем прочил Белозерского (брата ‘Основы’), но он уже взял место в Харькове.4 Впрочем, потолкуем или потолкуете с Тютчевым, который о вашем намерении добыть молодого управляющего — извещен.
Вы, вероятно, уже знаете, что Вы со многими другими (Гаевским, Кожанчиковым, Потехиным и проч.) окончательно оправданы Сенатом, между тем как Серно-Соловьевич сослан на поселение бессрочно, Набелданов туда же на 3 года, Бени выслан за границу с предварительным выдержанием в крепости 3 месяца.5 Говорят, записка, читанная в Сенате о всех их в публичном заседании — показалась самим обвиняемым собранием юмористических фактов: так время ушло и так оно обнаружило внутреннюю нелепость идей и поступков. Прощайте.

П. Анненков

Мая 9-го дня с.с. 1865. С.П.Б.

122

4 (16) октября 1865. Петербург

4-го октября с.с. С.П.Б.

All right! {Ну хорошо (англ.)} — мой почтенный Иван Сергеевич. — После того, как поутихло чувство тоски и скуки, нагнанных на Вас приятелями из Москвы и иных мест, вот мы, наконец, получаем и письмецо от Вас — и то Слава Богу! Мы все собрались по клеткам в Петербурге, живем и здравствуем пока то дозволяет холера, занятая делами на стороне, на вашей стороне.1 Очень много наслаждаемся мы прекрасной осенней погодой, которая стоит у нас с августа, и свободой цензуры.2 Последняя однакож ничего такого не принесла, чего бы не было у нас, за исключением разве предостережений и будущих штрафов. Оказывается, что в самой нашей крови нет ничего противоцензурного, хотя и есть много нелепого. Это до такой степени верно, что Валуев должен был сам выдумать проступок насчет Корша, чтоб попробовать одно какое-либо из врученных ему предостережений, которые без того могли залежаться и прогнить в его Канцелярии. И вздумал он проступок и выстрелил он в него столь неловко, что покрыт был всеобщим свистом, даже и своих чиновников.3 А относительно нелепости — этого много, но вряд ли все это многое перещеголяет одну чудовищность, появившуюся к самому открытию свободы: я говорю о статьях, объявивших Пушкина кретином, идиотом, развратителем общества и часто бессмысленным версификатором. Статьи принадлежат любимому вашему Писареву, которому, по слухам, вы преподнесли экземпляр своих сочинений нового издания. Счастливец, если это правда, но не стоит — разве уж что в крепости сидит.4
Из комиссий ваших я мог исполнить только одну (о сообщении Кожанчикову известия касательно скорого прибытия книг — не стоит упоминать) — и то с трудом, именно добыл фигуру Шамиля, уже не существующую в Петербурге — ни у кого.5 А зачем платить за роман Ауэрбаха, когда он гратис {бесплатно (от лат. gratis)} будет переведен первым безграмотным студентом — никто не соглашается. Приложение вашей переписки с ним тоже не может помочь делу: пришлите вы эту переписку сюда в журнал, за переписку и заплатят, сколько она листов потянет, приложите к роману, переведут даром вместе с романом. В первом случае корысти, пожалуй, будет рублев на 50 или 60.6
О подсудимом Вольском здесь ни одна душа не берется наводить справки, ибо дела сего рода суть секретные, говорить о них без какого-либо права с начальником края, где суд производится, значит оскорблять его полномочие, а брат, сестра, мать, жена, теща подсудимого действительно могут обратиться к генералу Безаку с мольбой вывести их из мучительного положения неизвестности и сообщить об участи его то, что можно сообщить. На это и ответ получат непременно. Так и поступите.7 Затем барыня Алексеева принадлежит к тому совершенно известному нищенствующему разряду женщин, к которым надо ходить или с деньгами или не ходить вовсе. Школа тут то же, что органчик уличной певицы, цитра или арфа, хотя нравственных причин к отказу в пособии при этом аккорде и не имеется.8
О новом издании альбомов Mme Виардо с поправками и дополнениями я напишу впоследствии с некоторою подробностью, так как это единственное серьезное дело, которым следует заняться с некоторой основательностью. Я имею намерение заставить написать о них для публики нашей кого-нибудь из лжезнатоков музыки у нас, пользующихся наибольшим авторитетом.9 Прощайте, друг. Не забывайте меня, точно вас любящего.

П. Анненков

123

19 (31) октября 1865. Петербург

19-го октября с. с. С.П.Б.

Мой почтеннейший Иван Сергеевич.
Такого хорошо наполненного письма я еще и не получал от Вас и хорошо оно особенно тем, что сообщает добрые вести о Вас самих и о близких Вам.1 Не совсем дурно и у нас — я здоров, как Александровская колонна (которая, однакож, с трещинками,2 есть они и у нас), и жена здорова по-своему: то, кажется, кровь прыснет изо всех пор у нее, то вдруг опустится, словно надломленная, пошатается эдак день-другой, а там опять хоть вези на бал. Нервы, погода, болезнь, молодость, силы и немощи, все тут перемешалось и сделалась такая же кутерьма, как и в быту нашем. Разобрать это дело придется опять, кажется, германским водам, куда и собираемся будущей весной, но до этого еще далеко.
Чудные слухи здесь ходят, и первый слух тот, что Иван Аксаков женится на Анне Тютчевой, гофмейстерше. Если это не насмешка, (а слышал я весть совсем не от смешливых людей) вроде слуха, пущенного про Блудову и гласившего, что она выходит замуж за архимандрита Ивана, выпестовшегося из монахов в статские советники, то это колоссально! Мужичья рьяность, помешанная с лукавством игуменьи! Вся Россия будет ожидать плода: произойти должно нечто дивное, и все это, кажется, не утка. Будем ждать.3
Здесь был Писемский и привез три известных свои драмы, которые ни один журнал не принял. Он их читал у меня. Если бы Аниса Буржуа сошел с ума, да нарезался бы опиумом, да часа два продержали бы его на дыбе — и тот не написал бы того, чем разразился этот несчастный, смешавший трагический элемент с кабацкими преступлениями. И притом все эти ужасы переданы без развития, без характеров, без малейшего психологического объяснения: самец, говорит, должен постоять за себя! Остается перед глазами отец, делающий брюхо дочери, зарезываемый кучером, дочь, рождающая потомство, который в свою очередь делает брюхо двоюродной сестре, после того как утешал ее маменьку, и который под конец убивает из пистолета один за другим мать, кузину и самого себя.4 Это умопомрачение, однакож продал драмы Стелловскому, а сам чуть ли не получит места в Москве цензора, которого ищет.5 Не верите — ну, как хотите. Между тем молодая печать ринулась по всем сторонам, а так как администрация наша вообще лимфатического свойства и неповоротлива, то не знает, куда за ней броситься: это потеха. Только что Аксаков напечатал громоносную статью о русском монашестве как о постыдном ремесле для делания духовных карьер,6 смотришь ‘Современник’ объявляет административные предостережения позорным способом убивать всякую мысль в зародыше,7 а там ‘Весть’ Скарятина свидетельствует перед публикой, что в правительстве есть голоса, постоянно варьирующие одну тему — galit, fraternit ou la mort {равенство, братство или смерть (франц.)} и т. д.8 Катавасия! На днях однакож притянули к уголовному суду Бибикова, брата бывшей Скоровой за 10-листовую книгу — ‘Критические этюды’. Мерзее этой книги я еще читывал, пошлее никогда и вряд ли случится. В одной статье, например, по поводу романа Чернышевского, общее поправление нравственности зависит, по мнению автора, от многоженства и многомужества, взаимно примиренных!9 Да, впрочем, я уже и перестану ставить восклицательные знаки — много что-то приходится. В театр русская цивилизация настоящей недели тоже пробралась и притом с дозволения III Отделения. Между тем как чудный, поэтический ‘Воевода’ Островского хлопнулся, что называется, со всех ног,10 комедия Потехина ‘Отрезанный ломоть’ тупоумная, ребяческая попытка — производит здесь в Петербурге бешенство восторга единственно за то, что сын ругает что ни на есть хуже мерзейшего отца, а дочь тоже делает с пустейшей матерью и вместе покровительствуют крестьянам, прося их надевать шапки в их присутствии.11 Потехин — герой дня! Потехин — первоклассная звезда! Нельзя удержаться от восклицательных знаков. Полюбуйтесь нами и прощайте.

П. Анненков

124

25 ноября (7 декабря) 1865. Петербург

Господь сподобил меня, наконец, увидать В. П. Боткина здорова, капризна, себя обожающа и суемудра по-прежнему. Он еще не успел рассказать мне основу будущего вашего романа, да я не мог бы и выслушать ее с достодолжным вниманием, будучи все это время болен зубами и животами от простуды.1 Комиссии Ваши однакоже все исполнил, за исключением поручения к Пинто. Зачем посылать ему предварительно huissier {судебный пристав (франц.)} в моем образе. Придет весна, напишите ему о вашем распоряжении — и баста. Он же недавно и переделал всю вашу мебель заново, так чтоб не отравить ему домашних наслаждений, которыми он, за неимением уроков, преимущественно занимается, производя каждый год (и ныне тоже) по одной Россиянке.2 Поправки к романсам я, разумеется, передал Иогансену и они войдут в новое издание, но для этого надобно, чтоб нынешнее разошлось, а нынешнее разойдется только, если о нем появится дельная рецензия. На этом деле, за которое и Боткин принялся, и сосредоточено теперь наше внимание. Кажется — пустяки в сущности, а никакого музыкального писаки не найдешь. Все разместились по своим уголкам, рычат друг на друга и только совокупляются в один гнусный лай при появлении нового лица.3
Ей-Богу, книгу Бибикова не стоит пересылать, так не стоит, что по ее глупости Уголовная палата хотела признать ее невинной и только для избрания вредного прецедента — присудила автора к недельному аресту на гауптвахте. Да и забыта же она, как будто ее и не бывало.4 Вообще мы теперь живем с такой судорожной быстротой, с какой положительно ни в одном углу Европы не живется. А происходит это от простой причины. Начиная с первого министра до последнего мужика никто не знает, что теперь дозволено и что запрещено.5 Можете представить — какой из этого происходит шпектакель. Журналист, поджигатель, молодая Грузия, разбойник, чиновник, Дворянское собрание, Земская управа, латыш, остзейский барон, студент, плясунья, офицер — все пробуют, что может сойти с рук в нынешнее время. Администрация поминутно бросается в середину всех их, сама не зная хорошенько, кто из них в законе и кто по своей собственной дорожке идет, останавливает одного и тут же позволяет другому улететь далее первого, наносит удары и тотчас же раскаивается в них, сама получает пощечины и принимается бить того, кто ее защищал. Словом образовались колоссальные жмурки, сопровождаемые, как и следует, необычайной беготней, неслыханным движением, туманом, опрокидыванием столов, визгом упавших и — да пожалуй и неблагоразумно будет развивать далее картину. Друг! Истинно вам скажу, что предлагаемая сим листом характеристика не есть фантазия, а плод внимательного наблюдения и я ее считаю безусловно верной в настоящую минуту. Затем будьте здоровы и спешите к нам.

Весь Ваш
П. Анненков

25—го ноября
С.П.Б.

125

15 (27) декабря 1865. Петербург

15 декабря. С.П.Б.

По получении денег от дяди, мой добрый Иван Сергеевич (а оттуда деньги получаются, как Вам, кажется, известно — не торопливым образом) все комиссии исполню.1 Барыня, говорившая о необычайных успехах романсов Mme Viardo — действительно соврала по-славянски, но они, по уверению Иогенсена, будут иметь успех, вылежавшись хорошенько, как было у нас (да и у вас) с Шуманом и другими.2 Между прочим, спросите у старца Виардо, любопытно ли ему получить собственный отчет Забелина об его открытиях, курганах, знаменитой вазе? Я бы прислал Вам брошюру под бандеролью, а Вы бы ему и перевели места покрупнее.3 Кстати — пересылка книг и плата за пересылку их и газет — значительно облегчены по новому трактату с Пруссией.4
Новости наши действительно поучительны. Например — печать переживает кризис, которого и не ожидала со свободой. Предостережения и отдача под суд дождем сыплются. ‘Современник’, получивший уже два предостережения, просился назад в цензуру. Отказали. Будь свободен — хочешь, не хочешь.5 Положение Краевского — просто трагическое. Он отдан под суд за объявление фальшивого Высочайшего повеления, т. е. собственно за трескучие фразы о воле Государя, будто бы не исполняемой его агентами относительно раскольников.6 Теперь бедный Андрей не знает сам, что он печатает — печатает ли он для себя гражданский венец или каторгу. Так и все. Дело в том, что вдруг потребовалась новая, небывалая обязанность от публициста и писателя — размышлять о своих словах и думать о всех последствиях своих слов. Кто же когда думал об этом и как к этому приучаться со свободой, которая, по мнению самого образованного русского человека и самого пьяного русского мужика, в том и заключается, чтоб ни о чем не думать. К этому и еще другое требование, не менее нелепое, вышло на свет — именно желают образовать журнальный, полемический и политический тон, который не походил бы на революционный и памфлетный, каким пишется вся текущая литература у нас, а где эдакого тона найти. Нет его, да и только. А между тем говорят — пиши и говори, что хочешь и о чем хочешь, только сочини для этого особенный тон. Как сочинить, когда о таком тоне ни отцы ни деды понятия не имели и когда в душе писателя, кроме ярого либерализма и хмельных фраз ничего другого не обретается. Вот какая шутка разыгралась с печатью, благодаря новому уставу. Тон, где ты? Тон — спаси! Целый дом на Литейной — за тон, векселя Абазы за тон — а тона все нет.7 Страшно.
Еще чуднее шутка сыгралась с ‘Русским словом’. От него отказались публично Писарев, Зайцев, Соколов и проч., потому что редактор, по их словам, в нравственном безобразии и надувательстве превосходит меру терпения и всякое вероятие. Что будет делать Благосветлов — неизвестно.8 Заявление его сотрудников составляет теперь потеху нашего литературного мира, который убедился, что в делах между писателями — правительство уже никакого тона не требует. И разгуливаются же они за то, что называется, всласть. Прощайте.

П. А.

1866

126

3 (15) января 1866. Петербург

3—го генваря 1866

Я медлил отвечать Вам, мой милейший Иван Сергеевич, потому что все надеялся уведомить Вас о выигрыше мною 200 тысяч рублей или около того в здешнюю лотерею-заем. Но так как 2~-го января, день тиража, прошел и я не только 200 т. не выиграл, но и мизерабельных 500 т. не удостоился из лотереи вырвать, то и обращаюсь опять к прежним занятиям. Ваше письмо застало меня за книгой Кинэ и что удвоило мое внимание к ней, так это облик Белинского, который на иной странице Кинэ восставал совершенно живым. Книга точно капитальная. Удивляться только надо, как этот бодрый ум, освободившийся от католицизма и что труднее — узкого францусизма, остается мистиком перед идеей о народе и плашмя иногда лежит у своего истукана, взывая о его догадках, прозрениях, мудростях и т. п. Это было и у Белинского.1 Со всем тем я и не читал еще такого лучезарного объяснения внутреннего смысла маскировочной революции и исторической природы ее славных агентов.
Брошюру Забелина вышлю на днях.2 Туго что-то дяденька ваш с денежками расстается, ибо назначенные вами суммы в мое распоряжение все не приходят, но дядюшка прав.3 Ужаснейшая редкость сделалась деньга, разумеется только не для чиновников, которые одни теперь и сыты и на которых одних теперь и держатся театры, магазины, винная торговля, балы, лошади и обе столицы. Это чудно, но верно. Бросьте взгляд на справку, здесь прилагаемую из Выкупного учреждения, и сделаете дальнейшие ваши распоряжения.4 О Салаеве приказано вам не беспокоиться — достаточно будет вашей расписки, что вы все деньги с него получили сполна и никакой претензии к нему не имеете, чтоб заменить возврат контракта, который что-то не отыскивается, но найдется.5
Все умы здесь поглощены одним — новым законом о поземельной собственности в 9 губ<ерниях> Западного края. Мы думали, что Европа будет больше вопить, чем вопит. Подумайте — поляк не может продать землю поляку, а замешанный поляк должен продать ее в два года и тоже не поляку. Вот как приходится водворять русский элемент там, где без него ничего делать нельзя. Вместе с тем государство открывает русским покупщикам огромный кредит, а для поощрения продавцев к сделкам увеличивает контрибуцию с них на 10 %. Видно — и нынче Империи создаются также точно, как в старину. Смелость и решительность меры повергла в изумление не только поляков, но и русских, и не только русских неизвестного происхождения, как наш брат, но и пресловутых русских, как Валуев например.6 Однакож несомненно, что если мера не будет ослаблена в практике и выполнении, то для Западных провинций начнется новая история. В чаянии этой истории и раздаются теперь, после некоего общественного столбняка, и восторженные рукоплескания русской публики. Adieu.

П. Ан<ненков>

127

5 (17) февраля 1866. Петербург

5—го февраля 1866.

Добрейший мой Иван Сергеевич.
Я уже с неделю — не более получил от дяденьки 400 т. сер., из коих, по Вашему предписанию, выдал Коршу 100 и Тютчеву 120 т. Первый намеревается сам писать к Вашей милости и преподносить вам даром ‘С<анкт->П<етер->б<ургские> ведомости’, второй тоже сам напишет, ничего не преподнося. Затем из остающихся у меня 150 т. — я намерен подписаться на высылку Вам ‘Отечественных записок’ в Баден.1 Напишите поскорее — нужно ли высылать ‘Современник’ и ‘Русское слово’. С двумя предостережениями на плечах и с разбродом главных их сотрудников — они сделались крайне безличны, что меня и останавливает.2 Притом же, имея уже смерть на носу, они вдруг принялись за покаяние, и об этом можно радоваться на небесах, земнорожденным же в такое хорошее дело, кажись, мешаться не следует. Впрочем — напишите. На оставшиеся суммы буду ожидать приказаний. Если пожелаете удовлетворить Каткова, как сначала предполагали, то уж придется вам делать новую ассигновку и советую ее отдать в распоряжение Маслову, который с тем московским барином отлично ладить умеет.3 Кстати — сколько прикажете внести в Литературный фонд на сей 1866 г.?4
Захотели Вы фотографию с Забелинской вазы! Она скорее появится на Филиппинских островах, чем здесь. Администрация Эрмитажа объявила, что она сама опишет вазу и приложит рисунки, а до тех пор никакой надобности не видит сообщать о ней свету: жил же он и без нее, по Лайелю, 30 миллионов лет. В будущем переводе брошюры не мешает сделать заметку о милой любезности сего нашего Эрмитажа.5 Да и что могло бы побудить его к беседе с миром: возьмите поголовно литераторов наших и спросите — как вы думаете о вазе, так разве один — и тот мой знакомый или Боткин поймет, о какой вазе вы говорите, а все другие подумают, что дело идет о ночной вазе. Смеялись мы здесь много вашему замечанию, что от русской беллетристики пахнет внутренней стороной подштанников: к сожалению, это даже и не насмешка!6
У нас есть однакоже и серьезная литература. Вы, вероятно, уже слышали, что граф Строганов, генерал-адъютант, бывший министр и отец Григорий — публично назвал Рейтерна — в заседании Одесской думы — человеком, говорящим в своих бумагах на таком двусмысленном языке, что их надо посылать для разбора в Академию, присовокупив, что оный язык помогает ему толковать указы уже не двусмысленно, а бессмысленно. Речь графа напечатана была в ‘Известиях Одесской думы’, доставила ему и Воронцову, город<скому> Главе — строжайший выговор: оба выходят в отставку.7 Чем не шеф-д’евр, но есть и лучше. Сенат публично слушал доклад о десяти беззаконных распоряжениях генерал-губер<натора> Суворова, составляющих злоупотребление власти и напоминания ее настоящих границ. Народу собралось множество. Отчет о заседании, мастерски составленный Спасовичем, напечатан в <<С<анкт->П<етер>б<ургских> ведомостях’.8 Вместе с чудовищной драмой Алексея Толстого ‘Смерть Грозного’ (‘Отечес<твенные> записки’) — мы только о нем и говорим.9 Вот это приятное времяпровождение! А давно ли, скажите, Грановский представлял на утверждение программу нового журнала, изъясняя, что он будет иметь в виду развитие чувства законности, блага и обязанностей в молодежи, справедливости, бескорыстия, уважения к правам в мужах и старцах, и получал в ответ одно слово, которое и до сих пор приводит меня в умиление: ‘не надо!’10
Не надо — о Боже!

Прощайте.
П. Ан<ненков>

128

24 февраля (8 марта) 1866. Петербург

24 февраля 1866

Когда Менцель упрекал покойного Гейне в безнравственности, то сей последний отвечал ему: тебе хорошо, брат Менцель, жить добродетельно в Стутгарте, а попробовал бы ты в Париже.1 Анекдот, мой почтеннейший Иван Сергеевич, предназначается к тому, чтоб оправдать мой долгий промежуток молчания. Аккуратным корреспондентом легко сделаться в Бадене, а в Петербурге это штука трудная. Однакоже на все и мера есть. Приступаю к делу. 1) Вы должны Дудышкину и Краевскому по 150 т. Первый просит переслать перевод Сервантесовой повести, чтоб поглядеть на него или лучше на нее. Сделайте это, а если ему не по нраву будет, мы найдем ей помещение, а вырученный гонорарий ему предоставим. Краевского же деньги можно и уплатить прямо из остающихся у меня ваших денег.2
2) Прилагаю письмо Корша: почему бы, в самом деле, и не отдать ему в фельетон ‘Собаки’? Ведь вы можете сказать надменным баронам ‘Русского вестника’, что пишете большую вещь, которую им предназначаете.3
3) В литературный фонд внесено 25 р. от вас. Расписку его и Тютчева у себя оставляю, также как и билеты на получение ‘Рус<ского> вес<тника>‘, ‘Вестника Европы’, к вам направленных.4 Галахов сам преподнес Вам 2 часть своей истории, которую скоро перешлю.5 4) Адрес гр. Ламберт:6 Литейной части, 4-го квартала, по Воскресенскому проспекту, No 9—й. 5) ‘Африканка’, поставленная с пышностью, превосходящей парижскую (40.000 т.), находится под покровительством Двора, не пропустившего ни одного представления — 14 или 15 раз. Идет мерзейшим образом. Публика скучает, а театр битком набит. Хлопают неимоверно-скудно, а глазеют. Страшно. — Изредка свистят Тамберлику, который не может уже испустить ноты без дребезжания в голосе и все добирается до криков. Барбо фальшивит ежеминутно и притом героически как-то. Свистят и ей. Хоры все пропели, финал 1-го акта исполняется грубо и не производит эффекта. Прелюдию в 5 акте всегда заставляют повторять. Грациани (Африканец) гутируется {нравится (от франц. goter)} более всех — за то же и ломается он. Из всей оперы вышло подобие балета: хохочут, ругают, изумляются, а ездят. Вот что здесь ‘Африканка’.7 Кстати — истертая, обносившаяся итальянская труппа наша вся в полном составе удержана и на будущий сезон. — Теперь все комиссии исполнил — довольны ли Вы мной?
Будучи провинциалом, Вы также не знаете, что такое финансовый и банковый кризис, а мы знаем. Это очень занимательная вещь. Люди сегодня, ничего не подозревая, покупают себе бумаги, приносящие проценты, а завтра вдруг нежданно-негаданно объявляется второй внутренний заем во 100 миллионов — и все бумаги трещат, как клопы на свечке. Люди бледнеют, мечутся по сторонам с проклятиями, некоторые складывают багаж и собираются удавиться, а второй заем идет себе молчаливо, не обращая внимания. Все это мы видели на прошлой неделе.8 Я сам слышал генерала в звездах, изрыгавшего в банке полемические красоты первого сорта — на что, без преувеличения, он получил только следующий ответ от чиновника: на какую сумму прикажете? Худшее в заеме то, что он парализует земские банки, дороги желез<ные> и предприятия торговли вообще. Кстати — слухи носятся, что Катков получил первое предостережение именно за статью об этом займе. Это сдержанно-яростная статья, какие он умеет писать, и место, где он просит благомыслящих людей не отчаиваться в России — действительно отличается рембрандтовским колоритом.9 Но стало быть — велика была нужда, вызвавшая этот сюрприз.
Вы теперь, вероятно, уже знаете, что ‘Русское слово’ запрещено на 5 месяцев, то есть убито совсем. Это экономия для Вашего бюджета, которую, впрочем, и я предвидел.10
Даже и заем не мог повредить генералу Черняеву, губер<натору> Ташкента, который сделался героем публики. Генерал этот послал от себя посольство в Бухару, а Хан тамошний изъявил намерение весь состав посольства посадить на кол. Тогда генерал Черняев взял пяток батальонов, две пушки и не спросясь ни у кого пошел завоевывать Бухару. Второй месяц об нем ни слуху — ни духу и хотя он уже сменен и вероятно будет предан суду, но уже ничто не помешает ему вырасти в ханический образ, как теперь начинается.11 Однакож — это держите про себя покаместь.

Прощайте.
П. Аннен<ков>

129

4 (16) марта 1866. Петербург

4-го марта 1866

Что это с Вами, мой почтеннейший Иван Сергеевич? Какое там у вас воспаление в указательном персте? Мы даже этого и понять не можем, а уж мы ли не знатоки в воспалениях. Надеюсь, что теперь все это мимо прошло.1
Последние Ваши комиссии в свое время будут исполнены.2 Не было примера, чтобы русский ум когда-либо доделал дело также основательно, как его начал. Кажется, вот укрепился и пойдет неуклонно к своей цели — будьте уверены, что к концу непременно окажется шутом и поганью. Не говоря уж об Островском, Некрасове и всей вашей братии, но возьмите, что такое наш Почтамт сделал. Заключил очень разумную пересылочную конвенцию с Пруссией, преподал правила об отправлении книг и журналов под бандеролью в Европу.3 Прекрасно! В средине же своих разумных речей не преминул сболтнуть следующую штуку, достойную клоуна и ярмарочного гаера. Книга и журнал, пересылаемые под бандеролью, не должны превышать 19 листов. Из этого выходит, что том, имеющий 20 листов, должен быть разрезан на части и каждая часть иметь свою бандероль. Видали ли Вы там у себя распластанные журналы? А между тем не только должны мы теперь потрошить книгу по этому правилу, но вешать ее предварительно, у себя как рыбу или филе, а потом уж и накладывать бандероль. И что милее, так это следующее. Бисмарк оставил это правило для русских людей, способных обращаться с книгами как с свиной тушей, а для себя его не взял. Он пересылает целиком волюмы {тома (от франц. volume)} с известной надбавочной платой. Вот поэтому-то выписываемые вами книги будут пересылаться к вам уже тогда, когда накопится их некоторое количество и возможен будет их промер, разрез, пластанье… Что за свинство!
Мы помаленьку живы, хотя и не совсем здоровы, да уж за последним и не гонимся — знаем, куда попали. Летом собираемся отдыхать за границу, но куда — еще покрыто мра<ком> неизвестности.4 В ту минуту, как Вам пишу — Дворянское собрание петербургское утверждает окончательно постановление, предложенное кн. Щербатовым (губ<ернским> пред<водителем>), ходатайствовать через депутацию у Государя о дозволении земству обращаться с представлениями своих нужд и вопросов не к административным лицам, их непонимающим, а в высшие коллегиальные правительственные инстанции (Сенат, Госуд<арственный> Совет) и объяснять их там через посредство своих собственных депутатов и с правом голоса. Как будет принято постановление — извещу, но шуму оно наделало и делает пропасть. Бюрократическая партия в ярости, помещичья в сдержанном удовольствии и проч.5 Все это, государь мой, наша конституционная сыпь, отличная от всех известных сыпей тем, что как ее ни вгоняют внутрь, она все лезет наружу. Концертов у нас гибель: Лауб, Оле-Буль, Серве, Боттезани etc.6 Adieu. A знаете ли Вы неслыханную чудовищность фортепианно-оркестрированную под названием — Dies irae Листа и на тему наших меломанов? Ознакомьтесь, государь мой — невообразимо!7

П. Ан<ненков>

1871

130

30 октября (11 ноября) 1871. Петербург

30-го октября с.с. 1871. СПб.
Итальянская, д. Овсянникова

Друг любезный Иван Сергеевич!
Прошу уведомить Кишинского, что я получил 100 т. для Ваших потреб исправно.1 Вместе с оставшимися еще суммами капитал, которым Вы можете располагать, вырос до 150 р. или около того: так и знайте.
Александр Островский отвечает на мой запрос приблизительно следующее. Никакого труда обделки он в Вашу комедию не клал и класть не будет, а приспособить ее к сценической постановке, в случае приглашения со стороны Васильевой — готов, но это, конечно, не дает ему никакого права фигюрировать на афише, рядом с Вашим именем.2—
Я слышал стороной, что настоящим поводом для вступления на сцену г-жи Герит — было опасенье быть высланною к мужу или семейству старым императорским посольством. Она скрылась в оперу, как в lieu d’azyle: {место убежища (франц., правильно следует ‘asile’)} это ее слова, как говорят. О втором ее дебюте вовсе и не толковали, а теперь и ее дебют, и она сама забыты наиполнейшим образом.3
‘Прекрасные дни Аранхуеца миновались’.4 Я пишу вам ночью, которая началась с 10 часов утра. В этом желтом мраке не может загореться никакая новость и никакая мысль, достойная передачи.
Отдел Общества для покровительства животным, который называется ‘литературным фондом’ — ждет с трепетом Вашего прибытия — не будет ли невещественного пособия его клиентам, так много страдающим от запоя, сифилиса, голода и холода?…5
Вот бы учились эти страдальцы-литераторы у одного из ваших Ливановых, приехавшего из Варшавы и не оставляющего меня дружеским вниманием. Учит по-гречески, по-латыни, обулся, оделся, сыт, пробирается в судебные учреждения, любо смотреть. Правда, что он воспитывался в презрительной классической австрийской гимназии, а мы умрем за русский реализм, шатающийся по кабакам и пишущий фельетоны, лишь бы не утруждать великих наших грядущих поколений.6
Мысль, что я Вас скоро увижу, отбивает у меня и охоту писать о чем-либо, кроме соображений, могущих поддержать Вас в этом намерении. Вот одно из таковых: большие, меховые сапоги, оставленные Вами в Петербурге, приведены в порядок и горят желанием служить Вам в сем городе и на всех других путях. Поспешите к ним, а иначе они пропадут без хозяина.7
Мои здоровы — только побледнели, повяли и съёжились от приближающей зимы. Благодаря сырому мясу и лафиту,8 я еще нахожусь приблизительно в цветущем положении. Прощайте.

П. Ан<ненков>

131

15 (27) ноября 1871. Петербург

15-го ноября 71. СПб.
Итальянская, д. Овсянникова

Поздравляю с новосельем, мой уважаемый друг — и направляю уже в Париж следующие книжки ‘Беседы’, ‘Дела’, ‘Рус<ской> старины’. К ним присоединил еще весьма любопытный том ’19 век’, а насчет высылки ‘Р<усской> старины’ за прошлый год приостановился: он уже стоит теперь 15 т. Соображаю, что издание можно пробежать здесь даром, если это здесь состоится, впрочем, повторите приказание — и вышлю.1
Я видел Ваш портрет у Маковского — и очень доволен, гораздо лучше, чем портретом Ге, который и с вашею фигурой сделал то же, что с Христовой: присоединил к ней собственную свою мыслишку, вскормленную глупым уединением. Зато он кончает ‘Петра и Алексея’, которую уже купил за 3000 т. Третьяков и которая выходит превосходна: тут мыслишкам не было простора и в исторических границах они ничему не повредили. Маковскому я дал ваш адрес парижский — он хочет докончить портрет в Париже, где будет проездом в Каир, вместе с чахоточною, но очень милой своей женой. Бедная женщина!2
Другой портрет, но как писателя, рисует с вас профессор Миллер — и недурно. Жаль только, что у художника есть во рту зуб с дырочкой, который все свистит — ‘Карамзин крепостник! Карамзин крепостник!’ Он чуть не доказывает, что вы написали ‘Записки Охотника’ с целию показать равнодушное мнение Карамзина о крепостном состоянии. Увидите сами в ‘Беседе’.3
Крупная новость состоит в том, что, по слухам, хан цензурный Шидловский делается товарищем М<инистерст>ва Внутр<енних> дел, где потребность в чистокровном Батые очень чувствовалась, ибо там все были Батый с неприятным лоском, то из глины лепят, то картинки расписывают и т. п. Но кто, Вы думаете, воссядет в кочевке Шид<ловского>? Милейший наш оборотень, жирный апостат и библиофил Михаил Николаевич Лонгинов. Как он будет хорош во образе Каульбаховского Молоха с стиснутыми зубами и с истерзанными рабами у ног! Стоит приехать нарочно в Петербург, чтоб посмотреть — мотайте себе на ус.4 Нехудо.
Неужто Вы пошлете свою повесть прямо к Стасюлевичу и лишите меня права первой ночи, которым я так давно пользовался относительно девственности Ваших произведений и к которому уже привык. А старческая моя похоть особенно разгорается именно на это новорожденное дитя Ваше, которое стоило Вам таких усилий.5
Как жаль, что нельзя перерабатывать так же точно живых детей, как литературных. Я бы тогда поубавил у моей Веры воображения и памяти, которые делают ее хрупким ребенком, обнаруживающим тонкие вкусы и разговаривающим во сне. Впрочем, все мы относительно здоровы. Я могу сказать про себя, что говорит обыкновенно П. Каратыгин, когда его спрашивают, как ваше здоровье? — Местами недурно.6

Прощайте, друг.
П. Ан<ненков>

132

30 ноября (12 декабря) 1871. Петербург

30-го ноября 71. СПб.
Итальянская, д. Овсянникова

Добрейший Иван Сергеевич!
Нет никакой причины пропадать на почте Вашей статье, но все-таки я тотчас уведомлю Вас о получении ее.1
Вы, кажется, единственный человек, если исключить закоренелых литературщиков наших, который узнал в Кармазинове то, что хотелось Достоевскому представить. Намерение, конечно, очевидно в этом лице, но все это так карикатурно, ухищренно и беззубо, что я не встречал еще, по чистой совести, души, которая бы сказала мне — Тургенев выведен на сцену. Это более удовлетворяет злобу автора, чем вредит постороннему или оскорбляет кого-либо.2
У нас теперь почти все герои Французско-Германской войны и ведут себя точно на поле сражения: с тактом и умом изумительными. Мольтке сама скромность, Вердер, Аль<венс>лебен — добродушие без границ. Принц Фридрих — само благожелательство. Что если бы французы явились победителями к нам! У нас при этом случае вспоминают о Коленкуре и спрашивают друг у друга — какое зрелище имел бы Петербург, если бы вдруг у него было разом 10 Коленкуров в гостях.
Без смеха, однако же, не обошлось. Пруссаки так напугали всех, что настоятель Невской Лавры, которую они посетили, будто бы рассказывал на другой день, что он им не показал самих драгоценных вещей своей сокровищницы из умной предосторожности — когда придут за контрибуцией, так не знали бы чего требовать!3
Вы спрашиваете об опере — конечно другой такой нигде нет. По два и по три первоклассных горл на каждое амплуа. Петушок Марини, если зажмурит глаза — нежнейшие потоки изливает, уносящие в эмпиреи. Mme Арто держала на себе полсезона, и с великою честию, до тех пор, пока не приехала картечница — Пат<т>и, которая своими залпами (впрочем, безвредными) все и заглушила. Лук<к>а потолстела и более лукавит — вот неожиданный каламбур пришел — чем поет. Как жаль, что Итальянская опера перешла в область археологии, а то сколько бы свежих наслаждений!4
Стасюлевичу, как знаете, дали предостережение и притом за очень благонамеренную статью, имевшую только возмутительный титул ‘Политический процесс’. С<тасюлевич> говорит — черт меня попутал принять дельную, спокойную и осторожную статью!5
Пора думать о подписке на журналы. Известите — оставить ли все по старому или прибавить что новое. Также и лепта Л<итературного> фонда приближается.6

Прощайте, друг.
П. Аннен<ков>

133

14 (26) декабря 1871. Петербург

14 декабря 71. СПб.
Итальянская, д. Овсянникова

После последнего листа корректуры дивной повести ‘Вешние воды’ — пишу Вам, мой почтенный друг.1 Вышла вещь блестящая по колориту, по энергии кисти, по завлекательной пригонке всех подробностей к сюжету и по выражению лиц, хотя все основные мотивы ее не очень новы, а мысль-матерь уже встречалась и прежде в ваших же романах. Да, друг Иван Сергеевич, Вы еще не покидаете зенита творчества и кажется еще не скоро покинете его, но переминание с ноги на ногу уже свидетельствует, что начинают одолевать мозоли — и о них уже более думается, чем о путях и открытиях. Пророчу Вам крики восторга со стороны публики: такого напряжения поэтической силы, изобретательности и стилистических чудес она давно уже от Вас не получала. У меня тоже нервы были взбудоражены и потрясены (а они ли не патентованные у меня!), но голову я успел кой-как сохранить от Вас, хотя и не без труда: многие ее не сохранят. Я не говорю о трезвых господах, вроде великого нашего Буренина, которые покажут, вероятно, свою стойкость заявлением, что истории любви для них то же, что похождения в борделях (они уже это говорили по поводу ‘Обломова’) — и ‘Вешние воды’ суть не что иное, как картина разновидных человеческих похотей. Лучше вовсе не иметь головы, чем иметь ее в такой постоянной ясности. Моя претензия на здравомыслие или — что все равно — мое сумасшествие опираются на другие основания. Я, например, могу понять, что Санин под кнутом Полозовой мог проделывать отвратительнейшие скачки, но не могу понять, как он сделался лакеем ее, после пережитого процесса чистейшей любви. Это выходит страшно эффектно в повести — правда — но и страшно позорно для русской природы человека. Не знаю — может быть Вы это имеете и имели в виду, но тогда как объяснить изумительную картину великолепнейших связей с Джеммой, без малейшей примеси ядовитого, вонючего вещества? Уж лучше бы Вы прогнали Санина из Висбадена домой, от обеих любовниц, с ужасом от самого себя, страдающего, гадкого и не понимающего себя, а то выходит теперь, что человек этот способен одинаково вычмокивать вкус божественной амброзии и жрать калмыком сырое мясо… Бр! Но что вам за дело до этих тонкостей, когда Вас ожидает громадный успех, и когда я сам, под действием изумительного рассказа, едва мог отыскать причину того осадка на душе, который он оставлял после себя, при самом удовлетворительном ее настроении.2 —
Баснословного ‘Пегаза’ получил, но как быть? Ж<урнал> охоты с Ивановым провалился, а с (18)72 года будет другой с Гиероглифовым. Попридержу ‘Пегаза’.3
У нас руина Шнейдерша, с ее ужимкой, миной, передергиваньями, да только без голоса, без огня, без веселости, особенно морщины около рта — противны. Зато брильянтов-то, брильянтов, а костюмы залитые золотом, вышивные — с иголочки и прямо из Парижа. Страх! Является же она в гнусном балагане, с 4 паршивыми скрипками и контрабасом, который едва на ногах стоит, даже партитуры оффенбаховской ‘Герольштейн’ нет, а только кадрильная аранжировка на ее мотивы. Бедная вавилонская блудница! Куда это ты попала!4

П. Аннен<ков>

1872

134

10 (22) января 1872. Петербург

10 января 1872

Я давно не писал Вам по нездоровью, да и теперь неохотно пишу, но надо же сказать, что повесть Ваша имеет большой, даже восторженный успех в публике, который не отражается в литературе, где все толкуют, что в ней нет никакого вопроса. Желающие иметь серьезный вид тоже выражают эту новую мысль, но заглушены энтузиастами, а последних много. Таковы почти все мои знакомые без исключенья, особливо женщины. Хор похвал и восхищений все еще растет — вы можете быть спокойны. Рукопись вашу мне обещал возвратить Стасюлевич. Я не теряю надежды, что когда-нибудь из нее пропадет омерзительная груша, которую Санин очищает для мужа любовницы своей. Заключаю повтореньем, что и философы, жаждущие вопроса, сознаются, что мастерство изложения и рельефность характеров и положений вряд ли далее могут быть усовершенствованы.1
Справки о Зубовой по болезни еще не собрал, так или иначе цидулу вашу она получит.2
Я внес в литера<турный> фонд 25 р. и подписался на все журналы, только не знаю, получаете ли вы даровой ‘Рус<ский> Вестник’ или следует подписаться тоже.3
Впрочем, все по-старому. Молодой Князь Кантакузен присоединяет к своей фамилии титул графа Сперанского.4
‘Заслуги в гробе созревают’, — сказал кто-то.5 Стало быть, дело в безделице только — иметь их.

Весь ваш
П. Ан<ненков>

135

18 (30) января 1872. Петербург

18 января с.с. 1872
Итальянская, д. Овсянникова

Добрый друг Иван Сергеевич! Я тоже намерен прислужиться Вам посылкой ‘Моск<овских> вед<омостей>‘ No 9, где повесть ваша разругана бесчестным образом. Автор — некий Антропов.1 Хотя Вы добрым вестям вообще плохо верите, предпочитая им ядовитые известия, но все-таки должен вам сказать, что ругательство это возбудило общее омерзение, даже у молодежи, распознавшей в нем расчеты Каткова и давно пенившуюся у него желчь за оставление Вами ‘Рус<ского> Вестника’. Писемский, имеющий сношения через сыновей с моск<овскими> студентами, поспешил мне написать, для передачи Вам, что университет in corpore {в целиком (лат.)} возмущен этим циническим поступком, а я прибавлю от себя, что им возмущены и здешние хладнокровные и Каткову благоволящие индивиды.2 Кстати еще: оказалась разновидность в мнениях, довольно курьезная, о повести: некоторые не похваляют истории с итальянкой и восхищаются таковою же с Полозовой. Общее мнение окончательно слагается так: недостает созерцания, но мастерство еще возросло. Если Вы уже прочли и прежде моей посылки рецензию Антропова, то все-таки не мешает иметь вырезку для хранения.
А о делах следующее: 1) О Mme Геригг справлюсь у Ге, которые с ней дружны.3 2) Mme Зубова в Швейцарии, а муж ее здесь на одре смерти. ‘All right’, {Ну хорошо (англ.)} но что делать с портретом?4 3) ‘Каменный гость’ еще не выходил. Он печатается в Лейпциге и проще было бы, кажется, адресоваться туда, если у Вас есть знакомый музыкальный магазин. Впрочем, как хотите.5 4) История с фрейлиной Жуковской такова, что она во дворце понесла от В<еликого> к<нязя> Алексея — американца и уехала за границу рожать, что теперь, кажется, и исполнила. Брата ее здесь нет.6 5) Авдеева нет, Григорович есть и стало быть ваше письмо получил, но говорить с ним гадко, а отыскивать разговор еще гаже. Странно, что он да Боборыкин действуют на мою хладнокровную природу противно, точно bisque d’crevisses, {суп-пюре из креветок (франц.)} которого никогда есть не мог.7 6) Все остальное по времени будет исполнено.8 Вы не должны роптать на позднее получение журналов. Некоторые из них (‘Отеч<ественные> записки’, ‘Дело’) выходят только 15 каждого месяца, да у меня еще дней 3—5 гостят. Это единственный %, который я беру с комиссий от Вас, но можно и его уничтожить.
Здесь Иохим. Это своего рода чудо, как покойный Таузиг. Уж каких скрипок мы ни слыхивали, но такой задушевности без жеманства, как у Ауэра — и таких нежнейших звуков и кружев на замирающем piano — мы еще и не чувствовали. От того и ошалели.9
Желание Ваше исполнилось. Шнейдершу ошикали в ‘Периколе’, где она изволила сморкаться в руку, толкать локтями в брюхо любовника, икать от голода и проч.10 Зато бешенствующую Паску носили на руках. Баба однообразная, но с душком.11

П. Ан<ненков>

136

7 (19) февраля 1872. Петербург

7—го февраля с.с. 1872
СПб.
Итальянская, д. Овсянникова

Я могу написать Вам теперь, любезный друг, несколько строк о г-же Геритт. Она не состоит более при консерватории и не имеет никакого дела с дирекцией, которая, ангажировав ее на 7 спектаклей, не пожелала возобновлять с ней контракта. Но, как слышно, она, т. е. Геритт, не вовсе отказалась от мысли поступить на сцену и думает осуществить свой план на каком-либо итальянском театре в самой Италии, куда даже собиралась ехать. Покамест она живет между многочисленными своими знакомыми, которые ее очень любят: должно быть, в этом взбалмошном {Далее было: независимом} характере есть черты оригинальные и привлекательные для людей, не связанных с ним серьезными, жизненными узами. Что услышу далее — сообщу, но справки о ней затруднительны, ибо она умела поселить в своих знакомых подозрение, что любопытство, по отношению к ней, не может быть дружественного и благорасположенного характера.1
Я к Вам послал ‘Каменного гостя’, по почте, и фотографию со статуи Антокольского через комиссию.2
Итак, Николая Милютина более нет на свете, но в истории он будет жить не малое число лет. Кавелин хочет рассказать свое знакомство с ним в ‘Вестнике Европы’, а Арапетов — последние дни его жизни в ‘Отеч<ественных> записках’.3
Не знаю почему — мы ожидаем здесь с каждой почтой известий о каком-либо кавардаке во Франции.4 Бедная страна, похожая на плохого писаку, который сочиняет пять или восемь трагедий и романов в одно время.
В прошлую ночь Краевский должен был представлять фигуру, достойную кисти Ге по своему выражению. Он получил извещение о закрытии его газеты на 4 месяца, т. е. об извлечении из его кармана 30, а некоторые утверждают 50 тысяч рублей. И поводом к этому были пять строчек из статьи о министерском проекте реальных училищ, гласившие, что один только враг отечества и государства мог таковый придумать.5 Никому не понятно, как он мог просмотреть эти 5 строчек с его чутьем всякого воровского шороха, направленного на его бумажник. Он объясняет дело тем, что не считал и теперь не считает эту фразу оскорбительной для кого-либо, так как она употребляется в нашем литературном мире ежедневно и ежечасно, как bonjour или bon-soir. {добрый день [или] добрый вечер (франц.)}

Прощайте.
П. Аннен<ков>

137

24 февраля (7 марта) 1872. Петербург

24 февраля. СПб.
Итальянская, д. Овсянникова

Я к Вам не писал, друг Иван Сергеевич, потому что не мог. Я имел несчастие потерять 13—ти месячного моего Аркадия, который из красавца, просившегося в картину — превратился через 3 недели страданий в старушку старую.1 Ну — и Христос с ним!
Если Беренс явится, то мы, так или иначе, устроим перевод ‘Вешних вод’ к удовольствию автора, впрочем, весьма тяжело и трудно удовлетворяемого.2—
Будущность Марии Дюма в Петербурге еще не определилась. Удочки закинуты по всем направлениям, но будет ли клевать рыба — вопрос. Все решится при первом появлении ее в публике, а первое появление сделается не иначе, как в антрактах живых картин. Несмотря на ее любезное предложение показать себя пред моим обществом друзей и знакомых, я еще не слыхал ее мастерства, поглощенный моею домашнею катастрофой, но скоро услышу. Впрочем, баба славная, маленько петролезка {агитаторша (от франц. ptroli&egrave,res термин возник во время Парижской коммуны)} снаружи, но артистке, пробивающей себе дорогу, это к лицу.3
‘Каменный гость’ — чепуха, но форшпиль {введение (от нем. Vorspiel)} к нему Кюи — нечто большее чепухи — сумасбродство. Он состоит из диссонансов, выбранных из партитуры и так оставленных без разрешенья, рядком друг подле друга. Громадное шиканье вознаградило автора за эту выдумку, поистине неимоверную. Даргомыжский погиб от кружка своего, бедняга, а был человек недюжинный!4
Знаменитый маскарад при дворе отложен до Святой. Все звезды, которые должны были в нем фигурировать, радуга, которая должна была на нем явиться после солнца в образе Петра I, залитого бриллиантами, припрятали свои тысячные костюмы. А что костюмы сделаны тысячные и помноженные еще на тысячи довольно сказать, что соболья шуба у боярина (Скобелева) стоит 1500 т., что даже венецианы и домино на генералах предполагались обшитые настоящими кружевами. Шувалов Петр отдал на свое домино все фамильные кружева, ведущие начало чуть не с Елизаветы… Праздник будет исторический.5

Весь ваш
П. Аннен<ков>

‘Русский Вестник’ — вы получаете gratis {бесплатно (лат.)} от Каткова, как и я.6

138

14 (26) марта 1872. Петербург

14 марта 1872. СПб.

Добрейший мой Иван Сергеевич!
Благодарю Вас за участие к нашему горю, которое все что-то не позабывается.1 Кажется, камень упал вглубь, зыбь прекратилась, а между тем и не читается, и не пишется, и даже не пьется. Решились с женой по весне захватить всех остальных ребят и уехать в Дрезден на лето. А то боимся — в Петербурге перемрет все около нас. С чем же мы останемся?
Вас мы все-таки дождемся.2 Кстати — не дадите ли какой-либо хороший совет относительно выбора пансиона и местности около Дрездена или даже инде. Если есть таковой, то сообщите немедленно.3
Семья Милютина в Москве и старший его — уже 16—ти летний сын готовится в университет. Вероятно, вдова его оставит его на руках Черкасского и Самарина, а сама уедет за границу.4 Ужасть что народу отсюда едет на запад, да как и не ехать. Вопрос за вопросом так и лезут здесь один за другим — был вопрос квартирный, потом дровяной, теперь мясной — Малороссия не имеет говядины в достаточном числе. Завтра может народиться вопрос воздуха, воды, жизни. Не хватает более сил отвечать на эти вопросы.
За исключением их — ничего важного. Мы стараемся, что есть мочи, выдумывать важные явления, для своего развлечения, но в глубине совести все сознаемся, что ничего важного нет и не будет. Эпоха важных явлений кончилась. Остаются их подобие или суррогаты, за то и много же их у нас, начиная с Мясниковского дела и кончая сказками Кота-Мурлыки, написанными профессором физиологии в Казани Вагнером и очень бездарными, но которые имеют успех.5
Вы меня спрашивали как-то о Жуковских. И брат и несчастная сестра (с ребенком) жили до сих пор в Зальцбурге, забытые всеми, кроме — как иногда втираются в жизни самые банальные романические приемы! — старого слуги их отца, узнавшего о их горе и водворившегося у них слугой, дядькой и опекуном.6
Я получил на Ваше имя письмо, которое пересылаю. Вы мне ни слова не сказали о получении фотографии ‘Иоанна Грозного’.7
Жена кланяется. Тютчев уже в Риме.8 Прощайте.

П. Аннен<ков>

139

30 марта (11 апреля) 1872. Петербург

30 марта 1872
Итальянская, д. Овсянникова

Добрейший Иван Сергеевич!
Очень доволен, что одобряете заявление благодарности киевлянам,1 но в этом свете одни благодарят (и это лучшие люди), а другие язык кажут и грязью кидают. Такой комок грязи, пущенный в Вас, но, вероятно, не долетевший до Вас, изготовила ‘Искра’, напечатавшая мерзейшую пародию, под названием: ‘Пирожница берегов Рейна или русский дворянин за границей. Тургеневская повесть’.2 Она так гадка и невесела, что никакой цели не достигла, да будь и поумнее никакого толка не произвела бы, ибо золотое время ‘Искры’ прошло и я не встретил еще ни одной человеческой души, которая бы упомянула об статье. Гораздо остроумнее карикатура, появившаяся в ‘Маляре’, которая изображает Вас по колена в воде и удящим длинным пером разные гадости в ‘Вешних водах’ — старые сапоги, дохлых кошек и проч. Тут и подпись: ‘Странный, право, народ теперешние писаки: все гоняются за какими-то живыми источниками! Между тем, как в потоке ‘вешних вод’ столько истасканного старья, полного новизны, сколько отживших организмов, полных жизни!’3 Все это глумление пискунов и литературных штукарей можете узреть сами по приезде, если оно только не охладит еще Вашего зензухта {тоска (от нем. Sehnsucht)} по России, который, кажется, и без того не велик.
Кстати, привезите с собой ваши английские статьи о Крылове и Щедрине,4 да еще молю — ускорите приезд, если приезд будет. Жена одолевает просьбами — дать ей и детям солнца, воздуха и человеческих лиц поскорей, да и самого одолевает влечение к этим предметам. А разъехаться было бы горько.5
Полная тишина и апатия кругом нас, прерываемая стоном и плачем бедной Марии Дюма, едва успевшей отыскать залу для своего вечера. Успех ее в нашем обществе более чем сомнительный, несмотря на все наши усилия.6 Да оно и понятно: не знаю — мы ли не дожили до нее, или в Европе выжили из всего живого, только декламация имеет здесь ровно такое же значение и такую же привлекательность, как ‘господи помилуй’ для дьячка на 42 раз.

Весь ваш
П. Аннен<ков>

140

11 (23) мая 1872. Петербург

Друг Иван Сергеевич!
Лишившись всякой надежды Вас видеть в Петербурге, особенно после известия Н. В. Ханыкова, передаю Р. Либану бумаги и деньги, Вам принадлежащие.1
1) Пакет от меня со 150 р., оставшими<ся> у меня за всеми Вашими расходами, что, полагаю, доставит Вам возможность признать во мне экономного друга. Их бы осталось более 175 р., да в последнюю минуту Р. Либан вытребовал 25 р., Вами ему обещанные. Теперь Вам только предстоит оставить в магазине А. Ф. Базунова еще рублей 25 для пересылки журналов по адресу, какой дадите, а с будущего года выписывайте журналы через него, прямо с доставкой, куда следует.2
2) Пакет от г. Пинто со 175 р. и при нем другой пакет с какой-то бумагой. За них Вы имеете дать расписку Либану, который снесет ее на Михайлов<скую> площадь, д. Жербина, где пребывает Пинто, если не уехал на дачу.3
3) Приходил какой-то французско-русский, вероятно переводчик, и оставил свой адрес. Прилагаю.4
За тем целую Вас на обе щеки и только сожалею, что расположение Ваше к друзьям во всем выражается, кроме сближения с ними. Я ждал до экстрема, {до предела (от франц. [jusqu’] l’extrme)} как говорил М. Языков.5 Напишите мне во Франкфурт на М<айне> (poste restane), как и когда могу я возобновить с Вами переписку. О свидании, кажется, не надо и речь вести, да хорошо и так.

Весь ваш
П. Анненков

P. S. Вместе с тем оставляю у г. Либана все последние NoNo Ваших журналов, для передачи Вам, и все сохранившиеся у меня Ваши книги.

141

8 (20) июня 1872. Киссинген

Kissingen. Villa Hofmann
20 июня н. с.

Улучаю минуту, добрейший Иван Сергеевич, между глотками Ракоция1 и последующим, молниеносным их действием для того, чтобы сказать Вам, что вот уже неделя, как я в Киссингене, в превосходной вилле Hofmann, сад которой исполнен роз, гвоздик, лилий и из которой открывается вид на все горы, окружающие город. Здесь я пробуду не менее 6—ти недель, довольный, что нашел уголок, где можно успокоиться от волнений, ибо на мне сбылась пословица: муж есть лакей, данный провидением женщине. Чего я не делал только в переезде до Киссингена и всегда в курьерском поезде? На лету кормил детей, водил их в ресторан, перетаскивал на себе сумки, справлялся как и куда ехать. Немочка, которая нас сопровождает, говорит по-немецки так литературно и несколько основательно, что, во-первых, никто ее не понимает, а, во-вторых, конец ее фразы всегда приходился, когда уже мы были на следующей станции. Здесь я нашел Mme Станкевич и Тютчевых, возвращающихся восвояси.2 Между тем, доктор предписал мне в форме леченья непременно скучать, ибо, говорит, все что вас займет умственно, повредит желудку, который здесь единственный Бог — ему же служат и покланяются. Да если бы и не предписывал, то дело само собой совершилось бы. В библиотеках, кроме романов, и притом наистарейших, даже Клаурена — ничего нет.3 В ‘Independence belge’ валяют ‘Короля Лира’ вашего.4 Я не нашел ни малейшего признака родомонтадства патриотического и военного, которое мне сулили в Германии, напротив, все говорят, что за Германию против Франции дрался Наполеон, а не будь этого Вильгельм никак не вытащил бы из Франции все толпы свои, которые туда ввел. А любопытнее этого то, что в Киссингене живут рассказы о резне между своими, происшедшей в 1866 г.5 Дома сохраняют с гордостию прусские ядра, врезавшиеся в стены, и пятна прусских и баварских пуль на штукатурке. Охотно и пространно повествуют о неистовствах солдатчины при этом, и все это в таком дружелюбном, веселом и мирном тоне, как будто дело идет о приветствиях и юбилейных встречах двух друзей, сошедшихся на праздник. Вот как идет история и как быстро идет она! Пишите же ко мне, что Вы и как Вы. Маслову, моему благодетелю, привет и любовное целование.6

П. Анненков

142

3 (15) июля 1872. Киссинген

15-го июля н.с. Киссинген
Villa Hofmann

Вот Вы наконец, добрый друг Иван Сергеевич, у себя дома со своей здоровой болезнию и с разнообразными планами жизни, каких мы уже не делаем.1 Живем мы просто хорошо в уголке Германии и проживем в нем весь июль, прося не забывать нас там и снабжать известиями о себе. Туда же можете переслать и 300 т., полученных от Маслова.2 Скажу Вам по секрету, что я приехал к Ракоцию совершенно здравый, а познакомившись с ним, по русскому обыкновению, откровенно и нараспашку получил головокружения, биения сердца и т. п. гадости, но он же и должен исцелить меня, на манер Ахиллесова копья. Здесь множество русских обжор и питухов, которые выгоняют из себя продукты своего жизненного труда, но между ними есть и молодые администраторы, на дороге к директорству, сенаторству и проч. Тип замечательный. Какая походка, какой голос, какой взгляд! Здесь все это резче и виднее, оторванное от сплошной толпы соотчичей и единоко-рытников. Каждая рожа так и говорит: ‘Мы нашли дорожку с крестами, пенсиями и столовыми и смеемся над всем миром, какие бы там затеи у него ни были’. Ужасть, как противны. В Москве Вы видели обломки двух старых наших партий, которые только шипят друг на друга, но все же это лучше, чем петербургская схватка либералов ‘Отеч<ественных> записок’ с либералами ‘<Санкт->Петер<бургских> ведомостей’.3 Вот мерзостыня-то, хотя и ново. Я еще не знаю — где поселюсь на зиму — может быть, и в Париже, если успею преодолеть свое отвращение к полицейскому и вместе нахальному государству, в котором Вы живете.4
После вашего обеда у Демута с Рагозиным — отвращение это еще увеличилось.5 Жена моя Вам кланяется, а Вера успела здесь прославиться наглостию своих приемов: всем улыбается, со всеми заговаривает, а маленьких детей немецкой породы тотчас же тормошит, как увидит. И те как-то начинают ее слушаться, не без некоторого, впрочем, ужаса. Едва успеваем останавливать. Прощайте, друг.

Весь ваш
П. Анненков

143

17 (29) июля 1872. Киссинген

29 июля. Киссинген
Villa Hofmann

Две радужные бумажки, 200 р. сер., я получил здесь так верно и скоро, как некогда знаменитый Тюря посылал бильярдный шар в лузу, к восторгу публики. Остальная радужная бумажка пускай идет сюда тем же путем, вместе с Вашим ответом на это письмо, которого буду ожидать на моей прекрасной вилле. А за все благодарю и целую.1
Пора выздоравливать, государь мой. Я тоже две мучительных недели провел с жабой и другими посетителями, а теперь изумляю знакомых свирепым выражением аппетита, будто завладевшего физиономией моей. Но работать нисколько не собираюсь, а Вам очень и очень советую.2 Помните, что Вам уже 54 годка и стало быть остались только минуты для труда, после которых уже не сочинять приходится, а писать свои записки. Пользуйтесь же последними цветками из урны творчества, которая так много сыпала на Вас свои дары, причем Вы больше еще отряхали их с себя, чем пользовались ими.
Зной адский! К нам приехал недели на две Т. И. Музыкантов.3 Вести из России пошлы, но не страшны. Новая мера книгопечатания поставляет писателей в зависимость от Комитета министров и по крайней мире даст им возможность знать, что нужно ему и что думает администрация, чего теперь никто не ведает положительно.4
Я собираюсь остальные месяцы лета провести в Швейцарии, в Люцерне например, или на Тунском озере, и об этом плане Вы в свое время получите удовлетворительное известие.5
Бедный Утин, бедный Гильфердинг!6 Оба были очень бездарны, а поэтому очень прилежны и консеквентны до абсурда, но честны и благородны неизменно.
Гончаров в Мариенбаде был, объявив мне при отъезде, что поездка за границу нынешним летом была бы для него банкрутством, его финансовым ‘Седаном’, после которого ему оставалось бы сдаться в — тюрьму!7 Прелестно!
В Германии чрезвычайно любопытно движение университетов навстречу социализму. Старые знаменитости экономические, профессора, толковавшие всю жизнь о Смите и проч. — признают необходимость вмешательства правительства в обуздании капитала и в регламентацию работы, отказываясь от всех прежних догматов. Школа молодых профессоров, ими созданная, прямо говорит, что во многих случаях и Маркс, и Лас<с>аль совершенно правы.8 Кто знает? Может быть, новый Бисмарк овладеет этим движением и пересоздаст — экономическое положение Европы, без содействия славянофилов.9

П. А.

144

29 июля (10 августа) 1872. Франкфурт

10 августа 1872
Frankfurt a/m Main
Westendhalle

Я вам писал, любезный друг Иван Сергеевич, из Кис<с>ингена о полученных мною 200 т. сер., адресовав в St. Valry sur Somme, но вероятно цидула моя пропала, ибо никакого ответа на нее от Вас я не дождался в Киссингене и выехал сюда.1 Повторяю это извещение теперь еще раз для Вашего успокоения и вместе с тем для предупреждения. В означенной цидуле именно я просил Вас о высылке остальных 100 т. тоже в Киссинген, но если Вы были так гениальны, что этого не сделали, то уже и не делайте, а придержите их у себя. Если же они высланы, то я уже получу их, так или иначе. Но во всяком случае прошу вас неотложно — телеграфировать мне сюда, по вышеозначенному адресу, высланы или не высланы деньги и в первом случае когда, а затем еще, где Вы и куда Вам писать теперь.2 Больше ничего не прибавляю к этой комиссии, чтоб не сбить с толку Вас, а издержки по оной будут возмещены с благодарностию.

Весь ваш
П. Анненков

145

9 (21) августа 1872. Бад-Зоден

21 августа н. с.
Bad-Soden
Villa F. Keller

Я получил Вашу телеграмму, милейший Иван Сергеевич, во Франкфурте, где имел несчастие, по случаю разных заказов жены и детских нужд,
прожить 10 дней и заплатить 150 м<арок>, даже не обедая в Htel Westend. NB. Сей Htel есть разбойничий, и следует от него остерегаться.1 Теперь я опять в великолепной вилле, с превосходным садом, коврами, цветами, зеркалами — и дешево. 40 гульденов в неделю, а прекрасный воздух, красивые горы, божественная тишина и лето — даром. Здесь я останусь до половины сентября и приглашаю отписать ко мне по вышеозначенному адресу. Я не вхожу с Вами в счеты и охотно прощаю числящуюся за Вами недоимку в нашей переписке — ответ на мое кис<с>ингенское письмо, ибо считаю это хорошим знаком. Я заметил, что Вы умолкаете и перестаете быть аккуратным в почювом отношении, когда принялись за какое-либо литературное дело. Если это и теперь так, то весьма радуюсь молчанию, которое на этот раз должно оправдать глупейшее изречение: слово — серебро, а молчание — золото.2
Раскланивается и отходит от нас все то поколение, которое мы видели молодым и бойким: вот Пекарский и Садовский умерли. Первый умер своего рода геройски, как солдат на своем посту, продолжая работать с двумя нервными ударами в кости. Холера тут случайность. Не такую роль играет в смерти второго — наша сивуха, на которой, если рассмотреть поближе, зиждется и величие России. Засосала она его, злодейка.3
Скажите — не прочли Вы отрывки из романа молодого Салиаса, о котором так кричали в Москве и которые, кажется, печатаются в ‘Беседе’. Что это такое? Я видел его мамашу в Кис<с>ингене с Везиновским об руку и, узнав стороной, что она не желает никакого возобновления старых русских знакомств, посторонился. Слышал, что она тоже пишет с утра до ночи: уж не свои ли создания выдает она, под прикрытием нового и молодого имени?4
Да, в каком настроении Вы находитесь? Я просто благодушествую и обворожен немцами, которые с некоторых пор чрезвычайно милостивы к нам. Мне часто приходит на ум, что не осмелься они побить французов, а дай, как следовало бы образованным нациям, побить себя французам — в Европе просто нельзя было бы жить.5 А впрочем, черт их разберет.

Весь ваш
П. Анненков

146

18 (30) августа 1872. Бад-Зоден

30 августа
Bad-Soden
Villa F. Keller

Конечно, любезнейший И<ван> С<ергеевич>, 100 р. с, спасенных Вами от вояжа по Германии, всего лучше переслать сюда, в Соден, где я намереваюсь пробыть до конца сентября м<есяца>.1 Я также надеюсь, что этот месяц принесет мне мудрость, и я в состоянии буду сказать — куда перетащу всю свою кибитку на зимнее кочеванье.2 До тех пор стану продолжать немолчно восхвалять Германию вообще за весь ее обычай и Fr. Келлера в особенности за восхитительную дачу, которой он владеет в Содене, и никому не скажу, что имею единомышленников в других частях и странах Европы.3
Сожалею, что мое предположение о литературном труде, занявшем Вас, оказывается неверным.4 Посмотрите — как трудятся Ваши соотечественники. Мне пишут из Петербурга, что, на основании нового закона, в Комитете министров разбиралось дело о запрещении двух переводных книг: ‘История Испании’ Гарридо и ‘Полное собрание сочинений’ Лас<с>аля. Комитет был очень благосклонно настроен и хотел с первого же раза показать, что он не намерен играть роли отцов, составителей index’а. И принужден был попятиться. Оказалось, что краснота книг еще могла быть терпима, но она усиливалась и доходила до нестерпимого цвета, благодаря примечаниям переводчиков, а вдобавок еще они ввели извращенную, ложную передачу текстов, так что переводы их составляют подделку, которая прикрывалась только именами Гарридо и Лас<с>аля — и в подделке этой авторы книг выходили уже не ультралибералами, а эргуменами. {независимые переменные (от франц. argument)} Что скажете?5
На меня произвело необычайное действие — известие, что в среде общего затишья прикатила в Трувиль русская яхта и ни за что, ни про что оскорбила президента Фр<анцузской> республики. Оказалось, что эту яхту выслали три известных петербургских педагога, Марцинкевич, Есаулов, содержатель Буффов, и Излер с лучшими своими воспитанниками, которые в мертвецки-пьяном виде и произвели эту демонстрацию на берегах Франции). Прекрасно! Да отчего же они так далеко поехали и почему не остановились в Петергофе и не прокричали там — ‘Vive la Pologne d’avant 1792!’ Да оттого, полагаю, что там корпус жандармов есть. Вот и приходится благословлять корпус жандармов, как это делал покойный В. П. Боткин.6
Бедные и гадкие мы. Будем же стараться, если можно, сделаться менее гадкими, так как приличными мы уже не можем быть.

Прощайте, друг.
П. Ан<ненков>

147

15 (27) сентября 1872. Бад-Зоден

27 сентября.
Bad-Soden.
Villa F. Keller.

Аккуратнейший из смертных и надежнейший комиссионер, Иван Сергеевич!
Я получил 100 т. и преисполнен благодарности, которую лично выражу, так как Вы подаете надежду на свидание в конце сентября.1 Действительно, я не намерен с своею кибиткой оставить настоящее мое кочевье ранее октября, а если и передвинусь, то не далее Висбадена. До тех пор положение дел разъяснится.
Мы продолжаем жить тихо и хорошо в здешнем злачном месте, где, однако же, много болезней и воздыханий. Я никак не могу привыкнуть — равнодушно смотреть на пуатринеров, {больной туберкулезом (от франц. poitrinaire)} собирающихся у источников и в саду, особенно на молодых людей и молодых девушек, обыкновенно вытянувшихся и с пылающими глазами. То ли дело Ваш милый Баден: там есть воды, а больных совсем нет.
Три императора в Берлине очень нравятся воображению немцев. Впрочем нынешнее лето — есть лето конгрессов. Статистический в Петербурге, интернациональный в Га<а>ге, католический в Фульде.2 Из всех этих конгрессов наиболее занимательный для меня — это до-исторических времен в Брюсселе. Я следил за ним по ‘Indpendance Belge’ день за день. Не знаю, как на Вас, а на меня он производит действие обаятельное, как изумительное, неожиданное открытие или представление, хотя я и не все еще и понимаю в его сообщениях, но подождем статейки о нем в ‘Revue de(s) deux mondes’.3 Ведь этот журналец один умеет приготовлять ученые темы в виде конфеток и сладких пирожков. Думаешь, что лакомишься, а выходит, что ты салонным ученым делаешься.—
Я не скажу ничего преувеличенного, если объявлю, что ожидаю большого удовольствия от новой повести Вашей. Я уже давно не испытывал хорошего ощущения — выслушивать от Вас вашу же вещь.4

Прощайте друг.
П. А.

148

24 сентября (6 октября) 1872. Висбаден

6—го октября
Wisbaden
Sonnenberg-Strasse, No 7

Я переселился в Висбаден, как изволите видеть, добрейший Иван Сергеевич, и устроил там теплое гнездо, в котором и намерен скоротать зиму. Дурно, что дружеские связи ваши с подагрой становятся, наконец, бременем, но все-таки, бремя это легче нести в Париже, с родственными по чувству людьми, чем где-либо инде.1 Вот я семью мою упокоил, а что сам буду делать в Висбадене, в течение долгой зимы — не ведаю. Впрочем, имею твердейшее намерение — показаться на несколько дней в Париже, тотчас как здесь пообживусь и проведу такую глубокую колею, по которой жизнь семьи могла бы катиться машинально.2
Поместился я в саду, в нижнем этаже весьма красивой виллы, у хозяек-дочерей какого-то насаусского тайного советника, занимающих ее верхний этаж, и о бок с курзалом и его парком, куда и хожу читать газеты и любоваться народом. Банк и рулетка доигрывают последние свои дни и притом с бешенством, которого еще не видали здесь оседлые жители. Все пять зал битком набиты народом, и кого тут нет, за исключением французов (крупьеры не в счет), которых встретить в Германии такая же редкость, как Феокритову розу на снежных буграх Невы.3 Я даже видел какое-то подобие бедуина в классическом бурнусе, играющего в 30—40. Гадко, что погода вот уже две недели дождливая и холодная.
Из России не имею известий. Не слыхали ли чего-нибудь о Каткове, который, говорят, опасно болен, но чем?4 Я надеюсь, что Вы перешлете мне вашу повесть, когда она будет напечатана.5 Я не получаю никаких журналов. Нельзя ли Вам перекинуть сюда, из богатого литературного скарба вашего, под бандеролью, ‘Отечественные Записки’: NoNo июньский, июльский, августовский и т. д.6 Заплатил бы с восхищением.
Мои цветут. Жена Вам кланяется. Прощайте, друг.

П. Анненков

149

2 (14) октября 1872. Висбаден

Октября 14. Wisbaden
Sonnenberg-strasse 7

Добрейший Иван Сергеевич!
Я своим глазам не верил, читая в последнем томе ‘Сувениров и портретов’ Ламартина статью: ‘Иван Тургенев’. Должно быть я уже отвык от французской фразеологии. Что это такое? Как еще ни приятно щекотал мое дружеское и даже национальное чувство восторженный тон статьи, но от восклицания: ‘что это за гороховый шут, Ламартин!’ — я не мог удержаться, видит Бог. И кто это давал ему биографические сведения о Вас? В каком это полку вы служили? Уж не адъютантом ли у Тимашева? А потом: ‘он, Тургенев, соединяет воинственность и суровость скифа с мягкостию и податливостию славянина!’ А потом — ‘высокий лоб его, Тургенева, осененный густыми волосами, походит на древний храм в тени священной рощи!’ А потом оценка произведений и разительное сходство Ваше с Деместром. Какая досада, что не с кем было посмеяться, и принужден был я ограничиться глупейшим хихиканием в одиночку и тихомолку. Но скажите, ради Бога — почему же это непременно надо быть ослом даже и гениальному французу, как только он потянет носом другой воздух, чем тот, какой сам испустил!1
Тимашев, слышно, изумил и собственное свое отечество, не только Европу, моралью, прочитанною им Тьеру, которого он> вероятно, принял за самарского или другого какого Вице-Губернатора.2 У нас начинают спрашивать самих себя: полно не дурак ли это полосатый? — но еще не убеждены, исключая, впрочем, Горчакова, который положительно держится этого мнения, ибо принужден комментировать и замывать теперь глупый propos {замечание (франц.)} товарища своего.
‘Кадетские мудрецы!’ Пускай Катков сходит с ума, но он публично сказал эту фразу, применяя ее ко всей породе Тимашевых, Левашевых, Шуваловых и т. д., и она-то щитом его покроет и в храм бессмертия проведет.3
Сюда дошли также слухи, что два таких кадета вздумали учинить в Париже, из собственной своей главы — сближение России с польской эмиграцией, которая и представила им условия свои, т. е. восстановление Польши в границах 1772 года. Изумительно! Хоть бы они у меня спросились. Я еще в 1848 г. отстаивал в кабинете Гервега Киев и Смоленск и получил его согласие на сохранение этих городов за Россией.4 Зачем же давать повод говорить о трактате — уже решенном и подписанном.—
Газет здесь бездна, но о выдаче Нечаева я нигде ничего не прочел, кроме известия, что Союзный совет Швейцарии рассуждал, какого рода убийство, им совершенное, — политическое или просто уголовное. Решение не встречал нигде.5 Кстати, я полагаю, что повесть, Вас заинтересовавшая: ‘Отец Варфоломей’, принадлежит другому, реакционному Нечаеву — именно Стебницкому.6 Я об ней что-то слышал, да и писатель он, к сожалению, весьма и весьма даровитый.
Мы живем тепло, стало быть, хорошо. Единственной вещи, какой нельзя получить за границей — эта тепла зимой, а если же вещь получена, то значит — рай устроен. Мой рай превосходит Библейский тем, что там звери были чрезвычайно скромны, любезны и послушны хозяевам, а мои звери так шумят, грубят и вольничают, что хозяева ждут не дождутся ночи, когда все в доме успокоится. А между тем пропади, чего Боже упаси, весь этот гам — и жить незачем. Прощайте, друг.

П. Анненков

150

9 (21) октября 1872. Висбаден

21 октября
Wiesbaden
Sonnenberger-strasse, 7

И выразить не умею, как я благодарен вам за 2 книжки ‘Отеч<ественных> записок’, где, впрочем, читать нечего, исключая статью Салтыкова о пенкоснимателях, да яростной полемики Михайловского (очень умного и бойкого юноши) с ‘<Санкт->Петербургскими ведомостями’.1 Этот действует по-американски. ‘Вы, г. Буренин — дурак и шалопай, вонючий клоп и больше ничего’. Славно, даже в жар кидает нашего брата, привыкшего выражать свою злобу и другие гнусные чувства, по малой мере, иносказательно. К сожалению, оба эти ирокеза, и Салтыков, и Михайловский — правы, а что еще важнее занимательны и забавны.
Двое гениальные кадета, завязавшие международные сношения с польскою эмиграцией, суть ваш князь Орлов и любезнейший граф Левашев — чудище и гнуснейшая отрыжка Аракчеевых времен.2 Послушал бы я их, когда они серьезно и таинственно трактовали о своем плане, от которого потом разбежались куда глаза глядят.—
Висбаден наш превращается в место отдохновенья русского государственного персонала, более или менее разбитого параличом или загноившего свои печени и легкие. Сюда стеклись на зиму: Корф с женой, Н. Адлерберг, Альбединский с женой — la grande demoiselle {великая барышня (франц.)} сделалась обвислой матроной, Mme Дубельт — какая-то теперешняя немецкая графиня, княгиня Кочубей, не говоря уже о рядовых генерал-адъютантах. Ждут еще Вяземского.3 К величайшему моему изумлению оказывается, что все это мои старые знакомые, которые при встречах ласково помахивают мне руками и очами, но я смотрю на них злобно, зная, что делают они сие от скуки. Притом же и дороговизну они возбуждают. Княгиня Суворова выписала сюда пару серых рысаков и два раза в день пускает их вдоль Wilhelmstrasse так, что под колесами огонь бежит струйкой, да зато — куда ни войдешь в магазин за перчатками: два талера — княгиня Суворова такие же выбирает!4
Слышали ли Вы о денежном кризисе в России, который проявился ни с того, ни с другого, так как мы в парижском займе не участвовали и ликвидации никакой нам не предстоит. Многие говорят, что кризис произошел от начитанности и образованности Ламанского, который, усмотрев признаки денежного кризиса в Европе, не мог себе представить и Россию без такового же. Чтоб избавить ее от подобного стыда, он внезапно, на английский манер, возвысил учет векселей и прекратил перезалоги их в банк. Отсюда и всеобщая паника. Я только потому беседую с вами об этой скучной материи, что плохо если при продаже нашего хлеба будут давать грош за четверть, благодаря ценности денег, а все остальные предметы в Петерб<урге> и за границей останутся в прежней цене. Тогда придется возвращаться восвояси Христовым именем.5
Гораздо веселее анекдот, вычитанный мною в ‘Кладерадаче’. Когда три Императора посетили берлинский зоологический сад, один из присутствовавших, указывая на русского императора, сказал: ‘Это император aller Ressen’. {всех рейусских (нем. и псевдонем.)} ‘Стало быть и наших Рейс-Шлейц-Глейц’, — замечает другой. ‘Пока еще нет — у них свой император, Генрих 319—й и 3/8‘. ‘Ба! Точь-в-точь акция Ангальтской дороги, только эта дает проценты, а тот их поглощает’. Глупо, но смешно.6

Прощайте, друг.
П. Анненков

151

22 октября (3 ноября) 1872. Висбаден

3-го ноября. Wiesbaden
Sonnenberger-Str., 7

Спасибо Вам, любезнейший Иван Сергеевич, и за 2 последних No ‘Отеч<ественных> записок’ и за фельетон ‘Temps’. Какое милейшее посвящение написала вам Mme Sand: только она умеет говорить так дельно, ласково и вместе прилично. Ну, а рассказец ее, навеянный видимо ‘Записками охотника’, не вытанцовался.1 Этот генерал и император, не трогающийся с места, содержит в себе какое-то внутреннее противоречие и имеет убегающие черты, которые не складываются в живой облик. Это все равно как если бы кто вздумал изобразить Ломоносова, оставшегося архангельским рыбаком — и проч. Прочел я также в ‘Indpendance ‘ и протестацию Луи Виардо: он прав, но пусть винит своего брата-француза в извращении немецкой мысли, которая ничего подобного не говорила, а говорила очень дельные вещи. 25 лет тому назад Куглер первый выразил мнение, что с изобретением масляной живописи только и могла начаться христианская, романтическая, задушевная школа живописи, а так как масляное письмо открыто было в Германии (Фландрия для Куглера та же Германия), то и зародыш новой живописи в ней же, чему он представляет и примеры, также как и примеры перехода немецкой идеи в Италию и ее воплощения в до-Рафаелевских мастерах и в нем самом. Это нечто совсем другое. Впрочем, заметка Виардо — дельна, только зачем же пускать петарды вроде: Giotto — се renovateur universel, {Джиотто — этот универсальный реформатор (франц.)} и т. п.? А с другой стороны и нельзя: старик, пожалуй, умрет от запора фразы, если ее останавливать. Здоровье француза вообще держится на открытом геморрое фразы.2
Итак Нечаева выдали.3 Один из здешних и встретился с ним на дороге. Он едет между двумя русскими жандармами и 2 швейцарскими комиссарами в свое отечество. Русские жандармы до того громадны, могущественны и здоровы, что на станциях немцы им кричали: ура! Посмотрел бы на этих счастливцев! Правительство наше доказало, что кроме Иванова Нечаев убил еще и полицейского прежде того, да и избиение юного Утина в Цюрихе его партизанами не мало ему повредило. Одного только не могу взять в толк: зачем нужно правительству нашему, чтоб он непременно сгнил в русской тюрьме, а не шлялся бы, презираемый и запачканный, по швейцарским кантонам?
Слух о сумасшествии Каткова и Толстого оказался сплетней их многочисленных друзей, которые этим не очень-то доказывают свою силу и свои средства к борьбе. Катков проехал спокойно из Одессы в Москву на редакторство, а Толстой осматривает уже свои училища.4
Титан Ахенбах мечет в Вас скалами, но вы не знаете его наиболее ядовитого приема, состоящего в следующем: прийти к вам в 10 часов, сесть у вашего письменного стола и провертеться на нем до 2—х, источая потоки слез, слов и восклицаний. Попробовали бы!5
Сергей Петр<ович> Боткин возвратился из Ливадии тайным советником, со звездой Владимира и сел опять на профес<сорскую> кафедру, но ужас, изумление и злоба немцев Академии — пределов не имеют: они прозревают в нем начальника, а начальнику не из Пруссии или Курляндии повиноваться горько.6 Не написать ли Вам, друг, к нему поподробнее о своей болезни, которая и меня начинает огорчать вчуже? Может и скажет что-нибудь.7

Весь ваш
П. Анненков

152

23 октября (4 ноября) 1872. Висбаден

4-го ноября Wiesbaden
Sonnenberger-strae, 7

Ну что ж, голубчик Иван Сергеевич! Вторая часть ‘Чертопханова’ {Было: ‘Недопюскина’} написана тем же тонким психологом, как и первая его часть, только недостает ей, по моему мнению, свежести, юмора и ярких красок, отличавших ее предшественницу. Глаз потускнел, да и Lust zu fabulieren {сильное желание рассказывать (нем.)} у автора маленько поослабел, что и заметно из сличения обеих частей, приложенных, на беду, ‘Вестником Европы’.1 У больших писателей, как Вы, часто случается, что они влюбляются в свои собственные произведения, напоминая французскую картинку с изображением женщины, целующей себя самое в зеркало.2 Тут и является у них охота продолжить образ, который, разумеется, уже не имеет живости первого впечатления, первого замысла, пыла и запаха в своем повторении. Но все-таки хорошо, и особенно страдания по коне и по ошибке в покупке коня являются действительными и нисколько не комическими страданиями. Я прежде думал, что Вы пустите Чертопха-нова в эмансипацию крестьянскую и покажете, как он сумасбродно с ней помирился и нелепейшим образом сделался выше и гуманнее филантропов и народолюбцев. Но у Вас вышла другая дорога, и кажется — лучшая, потому — проще и более примыкает к ‘Запискам охотника’. Однако ж чувствую потребность в некотором пафосе при этом изложении: приготовьтесь. Заклинаю Вас именем Господа Бога не продолжать более после этого, конечно, удачного опыта, прибавок к ‘Запискам охотника’. Пусть они остаются в неприкосновенности и в покое после того, как обошли все части света. Ведь это дерзость, не дозволенная даже и их автору. Какая прибавка, какие дополнения, украшения и пояснения могут быть допущены к памятнику, захватившему целую эпоху и выразившему целый народ в известную минуту. Он должен стоять — и более ничего. Это сумасбродство — начинать сызнова ‘Записки’. Петр в годовщину Полтавской баталии надевал всегда свою простреленную шляпу, и не слыхать, чтоб он вздумал украшать ее павлиньими перьями. Она и осталась старою шапкой, вокруг которой и теперь народ толпится. У вас есть такая шапка — не трогайте ее. Сказав — прощайте.3

П. Ан<ненков>

153

28 октября (9 ноября) 1872. Висбаден

9 ноября. Wiesbaden
Sonnenberger-s. 7

Вы меня конфузите, отдавая на мое решение быть или не быть в ‘Записках Охотника’ еще 4 рассказам, из коих — веселенький ‘Землеед’ — назначается Рагозину. Тут есть повод к гордости и не для такого скромного литературного бобыля, как наш брат, но мнение мое я все-таки выскажу откровенно, не ручаясь за его истинность и непогрешимость. Обделывайте или не обделывайте 4 задуманных во время оно рассказа (любопытная биографическая черта!) — или, пожалуй, один из них — это все равно, лишь бы не связывались они с ‘Записками’. Нужды нет, что первая мысль о них пришла 20 л<ет> тому назад, да теперь-то будет их писать тоже 20-летней давности рука. Вот в чем дело. Продолжение ‘Черто<пхано>ва’ очень, хорошо и всем здесь отменно пришлось по вкусу (Корф, например, облизаться не может, да и другие тоже),1 но с ‘Записками’ оно составляет диспарат совершенно видный и ощутительный. Где же свобода изложения, обилие черт, теней, отливов, из которых составляются портреты ‘Записок’, веселость мастера, ходящего развязно в своем сюжете, и мастерство намеков, которые говорят гораздо больше того, что написано. Психолог вырос, писатель если не поник, то накренился в сторону: уголь еще красив, да все же уголь. То же будет и со всеми другими рассказами из цикла ‘Охотника’, еще не дописанными. Сами по себе они могут быть очень хороши, грациозны и даже глубоки, а целостность ‘Записок’ нарушать и никогда не будут, они признаны принадлежащими к одному порядку идей и изображений, что бы вы теперь ни делали. Одна простота, сдержанность, трезвость, лаконизм описаний в настоящих ‘Записках’ уже недостижимы. Или будете болтать, или будете сухи, или будете и то, и другое вместе, как в ‘Собаке’ или ‘Стук, стук’, например. В противном случае, как в великолепном ‘Лире’ — явится новая сила, сила концепции, но общего с ‘Записками’ никогда ничего не обнаружится и все, что к ним прибавится — будет диссонансом, их порчей и фальсификацией.2
Итак, по моему мнению, отдельно, самостоятельно любой из четырех ваших сюжетов может и должен быть возобновлен, но чести принадлежать к великому семейству ‘Записок’ он не удостоится, хотя бы вы сами вздумали выдать ему патент на то. А тут еще возникает неизбежно мысль, что к такому самоотрицанию может быть приведен только писатель aux abois. {припертый к стене (франц.)} Мимоходом сказать, что веселенькый сюжетец ‘Землееда’, рассказывающий происшествие, у которого теперь нет ни нравственного, ни политического смысла, мне — простите сединам — кажется недостойным Тургенева), после всего, что он сделал. Но, может быть, он выйдет очень хорошим, только меня ужас пробрал при мысли, что он будет походить на тему Александрийского театра и возбудит живое одобрение Виктора Крылова, г-жи Конради и самого Рагозина, хорошего человека.3
Прощайте — мы все простужены от мокроты и слякоти, еще удесятеряемой парком, где живем, но в Париже буду.4

П. Ан<ненков>

154

8 (20) ноября 1872. Висбаден

20 ноября. Wiesbaden
Sonnenberger-str. 7

Ну, любезнейший Иван Сергеевич, так и делу быть, как Вы порешили, а что это решение хорошее, тому доказательством может служить, что я — сказать без гордости — угадал общее мнение по поводу надстроек к ‘Запискам Охотника’.1 Но об этом довольно.
Темно, гадко, сыро здесь. Слышу, что и у вас то же, но взамен Вы имеете баню паки-бытия в послании Тьера и в возможных его последствиях.2 Это занятно. Наши развлечения другого рода. Является ко мне некий московский студент, Панютин, и объявляет, что ему доехать не с чем до России, ибо вчера спустил в рулетку последние 300 р., а потому, зная великость моего сердца, ждет от меня подаяния, равного моей репутации великодушия.3 Я отвечал, что это репутация фальшивая, как и многие другие, а настоящий благодетель человечества не я, а князь Вяземский, который здесь же живет. Он тотчас же и побежал к нему. Да еще развлечение — подписался на русские журналы, так что в дальнейшей пересылке этих ни-невийских кирпичей с непонятным письмом уже более не нуждаюсь от Вас.
Нельзя ли прислать хоть черновые переводцы ваши Уайпшана. Я об этом человеке знаю только по статейке в ‘Revue des 2 mondes’ M. Bentzon’a, но такой глупой статейки, что хорошенько и понять ее не мог.4—
А понимание имею я хорошее, чему доказательством служит то, что я прочел на досуге громадный том Вутке — ‘История письмен’.5 Он начинает ее с татуировки диких, находя в ней первый зародыш письменности и переходя через живопись мексиканцев, словоизображенье китайцев, гиероглифы египтян и клины ассириян, доходит до первой азбуки финикийской — за 1000 лет до Р<ождества> Х<ристова>. Картина усилий человечества дойти до азбуки — изумительная, но читать Вутке — это, батюшка, то же, что кули с песком тащить на гору. Лет через 15 какой-нибудь новый Ренан расскажет книгу Вутке яснее и любезнее.6
Из насморков не выходим, и настоящее письмо орошаю слезами раздраженного мозга.
А что будет, когда явится сюда патриарх скуки и ходульной благонамеренности, А. Жемчужников, которого здесь ожидают.7 Вытерпим и это. На то и вояж.

Adieu.
П. Ан<ненков>

155

3 (15) декабря 1872. Висбаден

15-го декабря. Wiesbaden
Sonnenberger-s. 7

Я опять изжил две очень скверные ночи: жена простудилась, и старые ее припадки в печени возобновились, но с такими мученьями, каких она и прежде не знала. Мучение родов перед этою продолжительною 14-часовою болью каждый раз, по ее словам, ничего на значат и кажутся не более не менее, как маленьким органическим расстройством. Теперь она поднялась на ноги, бледная и исхудалая, точно полгода в тифе лежала. Понятно, что я теперь не поеду в Париж, да и кто теперь к вам поедет? Вчера, в субботу (сегодня газеты не получены, да и немецкий телеграф молчит), могла произойти у вас такая перемена декораций, что надо дважды подумать, чтоб с семейством опять ехать в театр на возобновление пьесы.1 А впрочем, может и ничего не произошло, но у вас вдобавок ураганы, да и не у вас одних, на Балтике, в Англии, Италии, а мы под крылом Таунуса ничего не чувствуем, кроме слякоти и гнилой теплоты, к которым и дома попривыкли. Так зачем же менять гнездо и из спокойного читателя несчастий делаться их свидетелями и участниками? А вот по ранней весне, в марте, перед водами, явимся к вам толпой, и то, если во Франции будет царствовать Адолф I, а не иной кто.2
Повествование Карязина о Ташкенте прочту когда-нибудь при случае — незачем торопиться.3 Мне мерещатся признаки таланта в ‘Слободине’ г. Альминского (кто это?), несмотря на резонерство повести и подсказывание мотивов со стороны автора герою, который, кажется, оттого будто стоит на публичном экзамене.4
Жемчужников здесь! Потребовал, чтоб я прочел стихотворную его галлюцинацию в майской книжке ‘Отечест(венных) записок’, ибо говорит: ‘надо мне знать — полезное ли я дело делаю!’ Он прямо из России, но там не мог разрешить вопроса, хотя и предлагал его всем своим патронам — Некрасову, Салтыкову и проч.5
Жаль бедного Рагозина, поторопившегося с объявлением вашей повести, но еще жальче были бы Вы, если бы эту повесть ему дали.6 Меня крайне оскорбляет ваша подагра, которую могу только сравнить с моим непроходимым насморком, который с октября все еще увеличивается, мешая дышать, говорить и даже читать. Я, ты, он или она, болен или больна — скверное спряжение, заданное нам судьбой — в видах исправления вероятно.

П. Анненков

156

31 декабря 1872 (11 января 1873). Висбаден

11-го января 1873
Wiesbaden. Sonnenberg.-str. 7

Итак один из безобразников старой Европы испустил дух, добрейший Иван Сергеевич. Радоваться нечему — для Франции найдутся еще и другие в этом роде: она таких любит. Не совсем понятно для меня — почему вся английская пресса выражает такое сочувствие к этому императорскому трупу: разве по чувству удивления к кутиле, который волновал и унижал континент, но черт с ним.1—
Перепугались мы знатно, получив предостережение той же Англии относительно экспедиции в Хиву, а между тем обойтись без нее нельзя, а то туркмены к нам и на Волгу пожалуют. Мне сообщают из Петербурга новый афоризм нашего бедного Федора Ив. Тютчева, который все болен и все умен — по этому поводу. On pourrait reprsenter notre politique comme une oie qui aurait couv un uf de crocodille. Cette pauvre oie est tonne du monstre qu’elle a produit. {Можно бы было нашу политику представить в форме гусыни, насидевшей яйцо крокодила. Бедная гусыня изумляется чудовищем, которое она произвела (франц.)} Шувалова и послали теперь в Англию растолковать там, что крокодил родился невзначай и что воспитывать его мы будем по-гусиному.2
Поклонитесь Суворину, если он еще в Париже, а заметили ли Вы, что из либералов всегда выходят самые страшные подлецы, когда меняют лагерь. Никакой прирожденный реакционер за ними не угонится. Лонгинов, например, заставил думать даже правительство, что Шидловский был тайный покровитель радикализма в печати. Это я слышал из хорошего источника.3
После закрытия банка курзал наш сделался храмом, в котором приносятся инсипидные {пресный (от франц. insipide)} жертвы мещански-провинциальному препровождению времени. Это тошно до невероятности. Концерт из попурри, балы из вальсов, диваны и кресла, которые буквально восхищают публику тем, что на них хорошо посидеть часок-друтой. Как бы я желал, чтоб гонитель разврата и порока Суворин приехал сюда и посмотрел — какая мерзость скромность и простота вкусов. ‘Mon me est toute tractirienne’, {Я всей душой принадлежу трактиру (франц. последнее слово выдуманное)} — сказал некогда M. A. Языков на своем французском диалекте и пьяный у Дюссо.4 И моя душа не лучше, несмотря на приближение ее к шестому десятку.
А вот подите — какие иногда мелькают мотивы у второстепенных писателей, как Пальма. Там у него есть жиденок-кантонист, фанатик в душе, принимающий православие под гнетом страшной тирании и остающийся фанатиком.5 Что бы из этого начинающегося образа вышло у сильного таланта! Пальма его бросил, а чтоб иметь право бросить — опошлил.
Жена только что поднялась с постели после страшно тяжелого припадка. Авось это будет последний! Дети здоровы, я тоже, погода весенняя, но еды, достойной моего звания, нигде найти не могу.

П. Анненков

1873

157

20 марта (1 апреля) 1873. Висбаден

1-го апреля
Wiesbaden
Sonnenbergerstrae, 7

Любезный друг Иван Сергеевич.
Отчего Вы не пишете? Больны, сердиты, недовольны? Во всех трех случаях — нехорошо и даже более, чем нехорошо. Не получая от Вас отзыви-ка, я чувствую себя как бы сиротой и к этому чувству привыкать не хочу.1
С неделю, как на Висбаден сошел рай — весна в полном блеске — все вдруг тронулось — магнолии расцветают, птицы по утрам в моих садах засвистели вперегонку, несколько раз робко соловей щелкнул — голова кружится и почти каждый вечер ездим в Бибрих с женой, над Рейном посидеть. Давно не был я так молод. Проклятый ворон — моя хозяйка говорит, что будут еще холода и дожди.
С V-го мая мы едем отсюда в Кельн и по Рейну до Майнца и Гейдельбер-га. В последнем городе живет г. Фридрейх. Он должен нам сказать, куда ехать далее. Жена, кажется, не обойдется без Виши, а Париж тут уже под рукой. Скажите, что Вы планируете относительно лета. Не поедем ли вместе в Россию на месяц?2
Далеко за долами лежит для меня сия Россия с ее суетами, но получаю кой-какие известия. Все притворяется быть государством, а из кибитки выйти не может, как доказывает и распоряжение, дающее Трепову право высылать из Петербурга неудобных людей, без суда.3 Как хорошо! Восторги перед Нильсоншей, а дома страх от колокольчика — не явится ли кто объявить тебя неудобным.4

Пишите же, друг.
П. Анненков

158

3 (15) апреля 1873. Висбаден

15 апреля
Wiesbaden
Sonnenberger — str, 7

Добрейший Иван Сергеевич.
Люблю думать, что Вы малтретируете {унижать (от франц. maltraiter)} себя, называя свою особу тюфяком и другими именами — не заслуженным образом, а только как строгий господин, который дерется, чтоб рука не отвыкла. За границей тяжело быть тюфяком — так подпирает бока со всех сторон, разве уж Писемским родится.1 ‘Подкопы’ и я читал: это скобление своего мозга, чтобы получить какую-нибудь стружку для раскопки потухающего таланта.2 То же должен сказать и о ‘Комике 17 столетия’ Островского и еще в большей мере о ‘Княгине Волконской’ Некрасова.3 Я у старых инвалидов видал бритвы, до того изведенные безустанным точением, что от лезвия у них осталась острая ниточка. А к празднику старый черт выбреется этой ниточкой так гладко, как будто Мг Оливье к нему являлся сам,4 только рубцы и содранная кожа в некоторых местах обличают, что работа была домашняя и — нелегкая. Не легче и с молодыми розощекими дилетантами-виртуозами литературы. На днях я прочел ‘Falscher Hermelin’ Захер-Мазоха и изумился. Изображает нравственных монстров, воспитываемых кулисами и театрами и никаких отношений к человечеству не имеющих. Выходит так, что чем ярче и талантливее изображение, тем гаже. Стоишь с разин<ут>ым ртом и думаешь, ‘нет уж ‘Наталья-боярская дочь’ — будет получше этого’. А вы что думаете?5
Впрочем — господь с литературой. Благодарю за предостережение от Виши и только тогда поеду туда, когда Фридрейх снимет при мне образ со стены и поцелует его.6 Беда в том, что он, пожалуй, и образ-то мне же велит купить. Так я и не был в Париже, да вы знаете ли что такое семья, где мать — слабого здоровья, гувернантка 18 лет, всегда умоляющая горничную подать ей башмаки, дети не иначе ходят по улицам, как по тумбам и решеткам, а отец настолько был глуп, что занимался чтением журналов и не нашел средств приставить по лакею, бон(н)е и профессору к каждому из ребят. Вдумайтесь-ка. Впрочем, до V-го мая я отсюда не тронусь, и если Вы серьезно думаете ехать в Германию, могли бы еще списаться и съехаться, а сказать друг другу мы имеем кой-что. Поклонитесь Ханыкову. Увы! Я уже не могу быть ему соперником у Вефура, ибо желудок мой потерял свою прежнюю гладиаторскую энергию, но к хорошему вину сохраняет еще очевидные привязанности.7

Прощайте, друг.
П. Анненков

159

12 (24) апреля 1873. Висбаден

24 апреля 1873
Wiesbaden,
Sonnebergerstr. 7

Вдогонку к моему прежнему письму, добрейший Ив(ан) Сергеевич — посылаю новое с просьбой. Будьте так добры — перешлите мне немедленно сюда рекомендательное письмо к Мme Anstette, что в Бадене. Дело в том, что по выезде отсюда 1 мая я догадал пристроить мою семью в Баден-Бадене и желал бы в моем новоселье иметь руководителем сию почтенную даму, если не прямо в ее собственных владениях, то по ее опытности в таких, которые бы соответствовали как моему буржуазному невзыскательному вкусу, так и ее здравому экономическому пониманию жизни.1 Сделайте это: я буду ожидать Вашего письма, зная, сколько она дорожит памятью об Вас. При сем заметьте еще, что в Баден-Бадене мы могли бы съехаться, если бы действительно Вы направлялись к Мариенбаду, лучший сезон для которого есть половина мая, так как в остальное время все эти места переполнены посетителями и цены на все становятся русскими, по вашему же выражению. Вы могли бы и остановиться у нас, а уж о поездке далее на север я уже и говорить не смею: это мечта, осуществление которой сделало бы меня счастливым, но от мечтаний следует в мои года воздержаться.2
Напишите — должен ли я переслать к Вам в Париж 4 No Ваших ‘Отечес<твенных> записок’ или удержать у себя до вашего востребования.3
А мы здесь переживаем повсеместные пивные бунты, составляющие pendant {пара (франц.)} к нашим картофельным с тою только разницей, что здесь бунты этого рода входят в область социально-экономических вопросов, а у нас в область безумства, ибо народ, имеющий девизом — противиться эксплуатации заводчиков, не похож на народ, восставший по тому случаю, что картофель есть чертов корень. Результаты однакож одинаковы — солдаты положили во Франкфурте на месте 16 человек, да 30—40 ранили, а у нас положили на месте столько же, да 30—40 засекли.4

Жду ответа и жму вам руку.
П. Анненков

160

15 (27) апреля 1873. Висбаден

27 апреля
Wiesbaden
Sonnenberger-str, 7

Благодарю за доброе ваше письмо к Mme Anstett, от которого много ожидаю для устройства моей семьи.1 Я замешкался в Висбадене по случаю сквернейшей погоды и обыкновенного ее результата — простуды моих ребят, но в начале будущей недели выеду наверное в Баден-Баден, откуда и напишу Вам несколько строк. Луч надежды свидеться с вами около 20—22 мая там же, какой Вы пустили в последней вашей записочке, озаряет мне душу и доселе.2 Да сбудется обещание и, право, коллегиальная поездка на Север не будет, можно надеяться, увеличением дорожной тоски ни для Вас, ни для меня.
Вот Вы и с Бароде,3 но кажется от этого ничего у вас не изменилось, кроме того, что одним приличным либералом сделалось больше в Собрании. Ничего не изменилось и здесь после 12—16 трупов, положенных во Франкфурте и 20—30 проломленных голов и ребр здесь в Висбадене.4 Впрочем, эти пивные и булочные бунты, смешно преувеличенные французскими газетами, ничего и не могли изменить, содержа в себе только вопрос, быть ли пиву по 4 или 5 крейцеров за стакан, а булке по 22 или 24 крейцера. Мудрено воздвигнуть на этом социальную и федеративную республику.
Здесь Грибовский.5 Он ездит на какую-то немую оленью и козью охоту, в которой не раздается ни одного выстрела, ибо объектов для того не встречается, хоть он и обещал проводнику 20 франков, если представит ему случай опорожнить ружье. Сегодня в ночь у курзала застрелился какой-то иностранец. Говорят, что это был страстный охотник до рулетки, который захотел очистить ее от клеветы, будто она одна и вызывала все самоубийства на водах. Благородный человек! Все прочее по-старому. В Петербурге трескотня от праздников, заливаемых дождем и снегом. Один анекдот недурен. Трепов градоначальник явился в подчиненную ему Думу и потребовал от нее сумм для встречи Прусского короля. После нескольких минут тупого молчания — подымается какой-то ярыжный купец и делает предложение: принять вызов г. Трепова, но прежде, для определения размера жертвы, просить его сделать справку, сколько город Берлин пожертвовал на встречу нашего Императора. Предложение принято единогласно, а Трепов делает справку и до сих пор, не находя в своих сведениях ничего, кроме О.6
Ждите же письма из Бадена и благослови Вас Бог.

П. Аннен<ков>

161

9 (21) мая 1873. Баден-Баден

21 мая. Баден-Баден.
Htel Victoria

Я пишу к Вам, друг Иван Сергеевич, в романтическом настроении: так хорош Баден и так напоминает мне жизнь в нем 10 лет тому назад. Мы с женой прямо с дороги прошли на бывшую дачу Виардо — и вспомнили ее добродушный прием, ее вечера, последний вечер ее с чудным исполнением романсов Шумана, всю ее обстановку, семейство и артистический тон, общий ему. Живо восстановились в нашей памяти все их образы, и я теперь же прошу Вас передать этому гуманнейшему и замечательней<шему> семейству благодарность и за старые и за новые наши ощущения, им навеянные, хотя, вероятно, ему трудно будет и вспомнить, кто это его беспокоит назойливо своим непрошенным лиризмом.1 Да уж быть так.
А рядом мы увидели и маленький Шамбор, который еще носит надпись: ‘Villa Tourguneff’. Раз создав себе такой домик, я бы в нем не только умер, да и похоронить себя велел. Но что сделалось, то сделалось. А была, помнится, тут степь и десяток поганых яблонь, вышло же нечто тихое, скромное, изящно-сдержанное и внушающее.2
Mme Anstett кинулась нам на шею и если не плакала, то потому, что глаза у нее проросли какими-то цветками. Она меня тронула и расположеньем, и доброй памятью о нас, и готовностью приютить нас у себя или инде.3 На ее имя прошу и отвечать мне на это письмо.
Отвечать же вам следует немедленно и положительно. Когда вы сюда будете, ибо Фридрейх дозволил мне ехать в Россию, но с тем, чтоб я возвратился назад еще до окончания водного сезона столько же для жены, сколько и для себя: он находит у меня признаки ожирения сердца, которого нельзя допускать. Вы видите, что терять времени уже нет возможности, а уехать, имея нужду вас видеть, тоже не представляет удобства. Из этой дилеммы Вы и должны извлечь меня в наискорейшем времени: или разрешите и благословите на поездку или задержите до вашего прибытия: последнее было бы для меня приятнее первого.4

Весь ваш
П. Анненков

162

28 июля (8 августа) 1873. Баден-Баден

8-го августа н.с. 1873
Schillerstrasse, 7
Baden-Baden

Вот уже ровно неделя, как я обретаюсь в родных мне паражах, {края (от франц. parages)} любезнейший Иван Сергеевич, проскакав из Питера три ночи сряду и приехав домой с лихорадкой. Здесь нашел Веру утомленной и похуделой, да тоже с лихорадочными припадками, благодаря жарам, достойным украшать местности вроде Атакула или Кунграда. Вместе и лечимся и поправляемся, а Вы, говорят, еще посвежели после Венского случая с Вами.1 Счастливый — болезни Вам на радость даются.
Из Петербурга, Москвы и из глубины России вывез я самое высокое представление об искусстве жить, которое развилось там. В деревнях живут без лекарей и аптек, подати собирают с кого и сколько попало и — богатеют, управляют без малейших статических и этнографических сведений к общему удовольствию, завоевывают ханства без всякого плана и против воли своей, наконец просят всех делать, что нужно каждому, завистливо наблюдая, чтоб никто не делал очень нужного — и все идет. Это великое государство.2
Приятели наши значительно раскисли. Я не узнал Гончарова — позеленел, налился лимфой, осунулся. Салтыкова не видал, но говорят — ему запрещено даже подходить к письмену столу, М. Островский сделался нервен, Стасюлевич держится на ногах силой духа. Маслов цветет, семья Тютчевых хилеет, а старуха Балтазаровна уже замолкла и уже шепотом выражает снедающее ее любопытство.3 И пример этого люда, внезапно встретил я красавца-старика, распомаженного, раздушенного, одетого с иголочки, здорового и довольного собой — Краевского! Над пошляком этим остановилось время и он, как за 30 лет с ‘Отечественными записками’, бодро приписывает себе все передовые статьи ‘Голоса’.4 ‘Я на днях доказал’, — говорит и проч. О, скотина! И голос у него еще громкий, резкий, решающий.
Ну, а Вы где, что делаете, что планируете? Слух о вашей поездке в Россию перегнал меня и распространился до пределов Камчатки, у которых я прожил 3 недели.5 Напишите строчку.

Весь Ваш
П. Анненков

163

19 (31) августа 1873. Баден-Баден

31 августа. Баден
Schillerstrasse, 7

Любезнейший Иван Сергеевич.
Отвечаю Вам на два письма и скажу словами Ломоносова, что сему удивляться должно, ибо мертвые не пишут.1 Так разболелся головокружениями, что лед носил на голове дня три и выпил дюжину стклянок с хининой, валерияной и иными разными ядами. Теперь на ногах. Судьба Ф. И. Тютчева покончена, он умер идиотом.2 Не страшно ли это? Еще страшнее была смерть вашего Пегаса, оплакиваемого Mme Anstett с чувством, которому и муж ее в гробу, вероятно, завидует.3 Со слезами на глазах рассказала она мне, что и чучелу набить было из него нельзя, так как он проеден был насквозь внутренними паразитами.
А выписка из ‘Europa’ любопытна. Я тут впервые вижу, что вы послужили орудием для оскорбленной народной гордости и для выражения ее досады, но что же делать, если глаза людей ищут того, что их занимает, несмотря на чуждый фамильный отзвук.4 Наша испанка, после знакомства с вами, выписала тотчас же ‘La niche des gentilhommes’ [sic] из Парижа и тоже говорит, что это занимательнее испанских романов (современных).5
В начале сентября я уезжаю отсюда в Швейцарию и прошу уже Вас подождать моего окончательного адреса, а к вам я буду адресовать письма в Париж.6
Будьте счастливы на охоте.7 Здесь тоже охота — скачки, устроенные жокей-клубом и, как говорят, не совсем удачные, несмотря на призы в 12.000 марок, бокалы и кубки, ибо нет ни одной французской лошади, да и ни одной прусской, по случаю того, что хозяева стеклись в Берлин на открытие Седанского памятника и там хотят свои скачки устроить.8 Выигрывают деньги и вещи — клячи.
Прощайте, друг, и берегитесь головокружений. Мои здоровы.

Весь ваш
П. Анненков

164

8 (20) октября 1873. Лион

20 октября
Лион

Любезный Иван Сергеевич.
Пишу Вам из Лиона и на пути в Марсейль. Мы уже давненько выехали из Бадена, но путешествуем такими маленькими днями и дозами, точно паралитики, а между тем все очень бодры, здоровы и душевно веселы. Пробираемся в Ниц<ц>у, государь мой, а на дороге уж сколько мы рылись и копошились в Швейцарии, так это хоть бы тупоумнейшему англичанину подстать. Я пришел к убеждению, что умные англичане только в Англии находятся, да в виде корреспондентов везде, где есть драка, шум или какая-нибудь нелепость. Были однакож и вознаграждения. Я беседовал в Берне с Бакуниным, в Женеве с Огаревым и Тхоржевским,1 да там же присутствовал при выборе гражданами трех попов для своего духовного продовольствия. Здесь в Лионе моя дама ринулась на шелки и бархаты, будто бы совершенно необходимые для правильного существования, а я ограничился усвоением красоты обеих рек, на которых стоит город, и красот музыкальных и драматических пиесы: ‘La fille de Mme Angot’, которая дается в собачьей конуре, носящей название Theatre du Gymnase2 [sic]. Что будем делать в Марсейле и далее, еще неизвестно, но я умоляю Вас написать мне в Marseille, poste restante, что с вами сталось и что происходит в России, которую совершенно потерял из вида, после одуряющего известия о погибели Сувориной.3 Я слышал, что у вас в Париже был Стасюлевич. Дали ли Вы ему что-нибудь и как его дела с неимоверным Лонгиновым.4 Только торопитесь известием и обрадуйте меня, давно уже не слыхавшего вашего голоса. Теперь прощайте, до окончательного выбора местожительства.

Весь ваш
П. Анненков

165

21 октября (2 ноября) 1873. Ницца

2 Novembre, 1873
Nice
Boulevard Dubouclage, 20

Любезнейший мой Иван Сергеевич. Я получил Ваше письмецо в Марселе и теперь, когда надолго установился в Ниц<ц>е (см. выше), пишу Вам с тихой душой и очень усталым организмом. Я дал себе удовольствие нанять прекрасную виллу (за 3000 фр.!) на солнце и с садом, а судьба, сжалившись над туристом, который целый месяц раскладывался и укладывался, да сыпал деньги — послала мне величавую кухарку с замечательным поэтическим талантом жаренья и соусо-творчества. Стало быть благополучие полное, а к этому прибавьте — теплое солнце, по временам совершенно весенний воздух и доселе еще голубое небо и море. Последнего и наслушаться вдоволь не могу и около 8 часов вечера постоянно хожу на набережную наблюдать за его приливами. Как оно великолепно и совершенно по пустому, как кажется, бесится, словно вердиевскую бравурную арию исполняет. Иван Павлович Арапетов, которому прошу от меня непременно и хорошенько поклониться — прослышав о таком времяпрепровождении, не преминул бы посмеяться над оным. Да и был бы прав. Чувствую сам, что ребяческие занятия становятся для меня крайне привлекательны, более чем оперы, балеты, драмы, цветы красноречия и прочие ваши парижские явления. Я завидую Тимашеву и Валуеву,1 которые умеют иллюминировать литографии и лепить глиняные головки, чем они только и связываются с человеческой породой. А что будешь делать, когда ничего такого не умеешь.
Громадная масса жира, с головой пьяного Юпитера, растрепанной, точно она ночь в русском кабаке провела — вот что предстало мне в Берне, под именем Бакунина. Это грандиозно и это жалко, как вид колоссального здания, после пожара. Но когда эта руина заговорила и преимущественно о России и что с ней будет, то опять явился старый добрейший фантаст, оратор-романтик, милейший и увлекательный сомнамбул, {лунатик (от франц. somnambule)} ничего не знающий и только показывающий, как он умеет ходить по перекладинам, крышам и карнизам. Бакунин действительно объявил в ‘Jour de Gen&egrave,ve’, что по болезни сердца и старости отказывается от политической деятельности и просит современников забыть о нем, но это, кажется, только выражение досады на пасквиль Маркса (‘L’Internationale et l’Alliance’ — кстати: я не мог достать его в Швейцарии — нет ли в Париже?), ибо я видел у него молодых брюссельских и цюрихских журналистов, припадающих к его одуряющему слову и которых он накачивал своей настойкой фраз без милости.2
Об Огареве говорить нечего. Это полу-дремлющий старик, у которого между мыслию и ее выражением — словом проходит по полу-часу, так что с ним разговор невозможен, точно книга, в которой листы сброшюрованы наудачу. Он живет в бедности, часто плачет, извлекает печальные звуки из мелодиона (я так и застал его) и при каждом потрясении нервов, как напр. при свидании со мной — подвергается припадку падучей. Можете себе представить, что выходит, когда такой господин говорит о русском народном мире, о поголовном его восстании и проч. В психическом отношении всех любопытнее наш П. Л. Лавров, издавший 1—й No своего журнала ‘Вперед’ (я имею его), но о нем когда-нибудь после.3 Отвечайте мне и сообщите русские и париж<ские> новости. Предсказание ваше о том, что восстановление Генриха провалится — сбывается.4

П. Анненков

166

6 (18) ноября 1873. Ницца

Nice
Boulevard Dubouclage, 20

Я вышел из терпения, любезный И<ван> С<ергеевич>. Две недели тому назад написал я вам отсюда довольно пространное письмо и не получаю доселе ни строчки ответа. Что Вы — больны, заняты, хандрите? Или просто отзываются на мне почтовые и вообще порядки этой страны, которая по своим порядкам родная сестрица России. Напишите тотчас же, Христа ради.1
Поручаю Вам, друг, прочесть в нояб<рьской> книжке, когда появится, ‘Вестника Ев<ропы>‘ мою новую quasi-биографию Пушкина. Мне жутко сделалось слушать в Петер<бурге> постоянные ругательства на отсутствие дополнений к старой биографии, вот я и написал теперь эти дополнения, давненько уже составленные, и ожидаю новых ругательств за осквернение имени Пушкина, хотя в них именно, по-моему, и заключается материал для постройки ему памятника, как превосходному, честному, симпатичному человеку. Скажите свое мнение.2
Жена кланяется и просит, если можно, переслать сюда последние 3 книжки ‘Отечес<твенных> записок’ и последние 3 книжки ‘Дела’. Деньги и благодарность получите впоследствии, а и тотчас пожалуй по прибытии их (книжек) на место.3
Да строчку, батюшка, строчку вашей руки.

П. Анненков

18—го ноября
Легон-Бакланов выкинул славную штуку новым своим посланием.4

167

12 (24) ноября 1873. Ницца

Nice. Boulevard
Dubouclage, 20
24 ноя<бря>

Спасибо, добрейший Иван Сергеевич, за письмецо: оно успокоило меня, а первое окончательно затеряно, и не в Ниц<ц>е, где я поставил на ноги всю почту, а где-то по дороге завязло.1 Все ваши пророчества касательно исхода французских дел постоянно сбывались — будем надеяться, что и пророчество о республике сбудется. Все дело, в каком виде конституционные законы пройдут, но слухи о мерах против печати, муниципалитетов, поголовных выборов не очень-то лестную перспективу открывают в будущем. Забавно, что все монархистические правительства обрадовались выбору парижского Бакланова в президенты.2 Да и понятно: он подтверждает их догмат, что правитель может быть очень дельный, будучи идиотом. Не лестно ли это.
Спасибо и за отзыв о моей статье, только вы ее не всю еще прочли, а хотелось бы знать, не находите ли вы мнение о декабристах слишком смелым и картину светской цивилизации слишком густой. Боюсь, что многие это найдут, но то и другое было написано не зря — впрочем, далее дело разъясняется. Знаю сам, батюшка, что язык у меня на бумаге неповоротлив, а все происходит из опасения дать ему волю болтаться без пути. Это, действительно — трусливый слог.3
Не нужно говорить, как я принял ваше обещание прислать вашу вещицу…4
Здесь много русских, но замечается релятивное отсутствие англичан и почти полное американцев — неужто финансовый кризис имел на них влияние. То достоверно, что бездна квартир и особенно дорогих — пуста и количество путешественников, восходившее прошлый год к этому времени до 12 т<ысяч>, не превышает теперь 6. А между тем место здесь глупое и очаровательное, как всякая безусловная красота! Из русских здесь оба брата Васильчиковы (бедный Виктор И(ванович) вряд ли отсюда и выедет), Мальцов, Свечин, Краснокутский, Пл. Чихачев, а из законодателей наших умирающий Панин и скрученный Чевкин — и проч.5
Я здесь познакомился с французской писательницей из русских дам, Мme Арнольда. Повесть ее ‘Natascha V.’ напечатана была в ‘R de 2 Mondes’. Она не без таланта, и характер героини генеральши V. и очень недурно очерчен, хотя пиеса движется в совершенной чепухе. Это часто бывает с литературными амфибиями. Только и въелась же в меня сей автор, подослав ко мне предварительно мужа. Она требует от меня положительного ответа — будет ли она хорошей, замечательной и дельной писательницей. Так как при этом она кормит меня еще превосходнейшими завтраками, то, разумеется, я отвечал, что будет непременно. Но на днях мне предстоит сеанс, в котором я изложу, на каких условиях она может сделаться знамени-тостию, и изложу откровенно. Тогда, вероятно, прекратятся и завтраки, и любезности. А может быть, и нет, потому что эта молодая, больная женщина (26 лет и болезнь спинного мозга) мне кажется симпатичной. Не знаете ли вы ее?6
Жена вам кланяется и Вера. На днях, за столом, сея последняя обратилась ко мне с вопросом — отчего Тургенев был в Бадене, а в Ниц<ц>у не приехал. Конечно я не умел ответить ей, но возразил тоже вопросом. ‘А разве тебе хотелось бы видеть Тургенева’, на что и получил столь лестный ответ для Вас, что передаю его буквально: Когда мы поедем в Париж, я хочу жить у Тургенева. — Желаю, чтобы все индивидуемы ее пола, но большого возраста выражали то же желание и проводили его в исполнение. Прощайте, друг.

П. Анненков

168

4 (16) декабря 1873. Ницца

Nice. Вd Dubouclage, 20
16 декабря

Я уже был, добрейший Иван Сергеевич, у Львовой, но еще не познакомился с нею, что сделаю непременно.1 Судьба желает, чтоб Алексей Жем-чужников сопутствовал мне в сей жизненной юдоли. Он живет в Ментоне, но на днях иду я, беззаботный, по улице и обретаю его на дороге. Встреча, однакож, была не без пользы: он обещал мне переслать ‘Отеч<ественные> записки’, где я жажду прочесть Щедринскую: ‘Моление знатных иностранцев о помпадурах’. Заглавие прелестно, да вероятно и статья также.2
Ах, если бы в самом деле увидать вас в Ниц<ц>е, в апреле. Я здесь пробуду до 1-го мая н. с. в силу контракта, заключенного с хозяйкой квартиры. Чтобы я вам показал, какими бы устрицами кормил, с какими бы людьми познакомил: первый сорт!3
Мme Арнольди — отличная женщина,4 но дипломатический Краснокутский уморителен. Он и здесь с нашим-то братом, темным человеком, точно с Александровским кавалером, который хочет его supplanter. {заменить (франц.)} Есть впрочем и простые, но уж очень простые. Бедный Виктор Васильчиков изнемогает в изнурительной лихорадке, а далеко не бедный Панин [sic] умирает чрезвычайно прилично.5 Ему посылают все ‘Записки’ по Государственному Совету, которые он по утрам разбирает, а ночью пять чтецов передают ему английские, немецкие, французские, итальянские газеты в подлиннике. Доктор его, а также и мой, умоляет его ограничиться одной газетой. Нельзя — отечество требует.
Русские газеты у него отсутствуют — да и хорошо, что так. Ничего в них нет — так же как и в отечестве нашем. Памятник Екатерине — открыт, но Лонгинов изъявляет мнение, что напрасно, ибо он напоминает созыв депутатов, который она имела глупость произвести.6 Лонгинов прав: созови нынче депутатов — рассказали бы они истории, от которых все дальнейшие памятники сделались бы очень затруднительны.
Две вещи здесь встретите — во-первых, Марию Дюма, выставившую свои портреты в магазинах,7 но себя еще приберегающую для каких-то целей, и ‘Lettres une inconue’ Мериме.8 Гадкая вещь сберегать письма — не для того, кто их сберегает, а кто их писал. Они дают повод судить о человеке по характеру ватер-клозета, какой он имел в своем доме.
Право — было бы хорошо, как требование простой общежительности и учтивости — сжигать получаемые письма, кроме деловых. Многое можно бы сказать на эту тему.
Прощайте, друг, да когда же обещанная повесть? А как жду, как жду.9

Весь ваш
П. Анненков

1874

169

5 (17) января 1874. Ницца

17 января 1874
Nice. Bd Dubouclage, 20

Любезный друг Иван Сергеевич.
С больным сердцем пишу Вам ответ. Мой Павлик схватил здесь лихорадку, с примесью бронхита и какого-то эксудата {мокрота (от лат. excudatum)} в легких. Этого не делали с ними родные вьюги, сосны и березы, а сделали море, пальмы и платаны. Он лежит между жизнию и смертью, — ближе к последней. Здешние пачкуны-доктора умели продержать его 5 недель в лихорадочном пожаре, отчего он стал тенью, а не человеком. Нашелся русский доктор, который обертывает его теперь холодными простынями, но справится ли с жаром — еще неизвестно. Понятно, что я хожу как шальной и начинаю страдать сильными головокружениями. Жена тоже бродит около больного, с помощью воли. Было за чем приезжать в Ниц<ц>у!1
Все это не мешает мне понять все ваши радостные тревоги по случаю свадьбы прелестной девушки, которую я хорошо помню, да которую трудно и забыть, увидав ее.2 Принесите ей и Mme Viardot и мое дальнее поздравление в числе тех тысячи, какие она теперь получает со всех сторон и из которых мое не уступит ни одному в искренности и теплоте.
Славное семейство Львовых — старшая дочь очень умная девушка.3 Здесь проезжал в Ментон Алексей Толстой, страдающий сердцем и, говорят, постарелый и ослабевший до крайности.4 По головам всего нашего поколения несется смертная волна, проедающая его насквозь.
Прощайте друг. Прибытие ваше сюда в апреле, может быть, сделалось бы и благодетельным событием для некоторых, вроде некоторого слуги.5

П. Аннен<ков>

170

10 (22) февраля 1874. Ментон

22 февр<аля> 1874
Ментон
H des Iles Britanniques

Я переехал на две-три недели в Ментон с Павликом моим, добрейший Иван Сергеевич, которого нужно превратить из животно-растения, каким сделала его двухмесячная болезнь — в человека по-прежнему. Задача не совсем еще легкая, ибо воспаление расходится крайне медленно и все члены находятся в виде рудиментов, еще не способных к функциям. Но он спасен, а это главное.1 Семью оставил в Ниц<ц>е и тоскую здесь по вечерам и ночам не мало. Заодно с ребенком лечусь и сам, но болезнь моя называется усталостью, от которой может помочь только рецепт, прописываемый итальянской арией: Non curiam Tincerto domani, {не забочусь о капризном завтрашнем дне (итал.)} но в аптеках его не принимают.2
Петербург имеет привилегию обращать теперь внимание на себя всей Европы: вот не ждал, не чуял он этого. Однакож не видно, чтоб возгордился, да и как возгордиться? Леди Стэнли — не знаю архимандритша или епископша английская, пришла в изумление от того, что жены наших попов никуда не принимаются, между тем как ее чуть ли не в алтарь с кадилом водили. Еще в большее изумление пришли английские репортеры, не увидав на торжествах свадьбы и пиров ни одного русского газетчика, между тем как им отводили места чуть ли не на амвонах. Самое любопытное, что при их расспросах по этому поводу Адлербергов и других сии последние конфузятся: не умеют быть откровенно даже дикими! Принц Уэльский, говорят, даже всплеснул руками, узнав, что подробности всех праздников могут быть переведены русскими журналами с немецкого, французского и английского, но дома составлять их запрещено законом.3 При такой обстановке не очень-то возгордишься, как тут Европа ни шуми.
С американскими 1000 фр. действительно можно Вас поздравить. Они и мне принесли удовольствие, как свидетельство нравов по ту сторону океана, а они более как признание в лице Вашем и литературы русской. Да, имя у Вас широкое: карту des 2 mondes {обоих миров (франц.)} прикрывает, а началось капелькой!..4
Очень мне понравился рассказ Северова5 — вперед не угадаешь. Вот как просто выхвачено из натуры, точно вырезал ножом, даже без юмора, амплификации и литературных уловок. А прочли ли Вы ’93-й год’ Гюго? Вот где всего этого добра вдоволь. Непременно скажите мне слово об этом новом чудовище, вероятно, вздутого ума.6 Бог знает, когда я сам доберусь до сего.
Пишите мне по старому адресу: Nice, Bd Dubouclage, 20. Уведомьте, когда состоится свадьба и все будет завершено в судьбе этой замечательной девушки, которая Вам так дорога.7

Весь ваш
П. Анненков

171

2 (14) марта 1874. Ментон

14 марта 1874
Ментон

Добрейший Иван Сергеевич. Вы не ошиблись, предполагая, что я поздравлю Вас и все почтенное семейство Виардо с семейным праздником и событием от всей души, ото всего сердца. Вы заплакали, друг, увидав молодость и красоту, исполненных надежд и счастья, и — это понятно, а сколько раз приходилось мне плакать в течение этих проклятых двух месяцев совсем по другому чувству. Теперь все кончилось: мы спасли Павлика назло немецким пачкунам и климатическому коварству. Воздух Ментона поднял его на ноги, и я возвращаюсь опять в Ниц<ц>у, куда и пишите мне по старому адресу: Bd Dubouclage 20.1
Итак ни повести вашей, да кажется ни Вас самих я не увижу в Ниц<ц>е.2 Все мне несчастливо и неудачно в этом краю — делать нечего. В половине мая поплетусь в Баден, но буду останавливаться везде, где можно — в Тулоне, Арле, Лионе.
Я обедаю здесь у гр. Алек<сея> Толстого, который борется с неимоверными страданиями (у него подагра в голове — это получше чирья в носу), но продолжает быть деликатен, мягок и эстетичен. Графиня стареет, не зная куда девать свой ум, ловкость, хитрость и очень, надо признаться, тонкий и изящный вкус. И все это никнет к земле, опираясь на Алек<сея> Жемчужникова, гомеопатию, журналы и виды на море.3 Горькая шутка на свете есть жизнь.
Пыпин завязал со мной переписку по поводу Белинского. Он и к вам пишет, обращался за сведениями о нем. Надо сказать все, что у нас есть за душой, ибо биография Белинского не могла попасть в лучшие руки.4
Читали ли Вы в ‘Моск<овских> ведомостях’ (No 43) статейку ‘Креолка, сочиненная Вес<тником> Европы’ за подписью Б. Если бы тут был упрек мне за название, данное мною матери Пушкина, которую называли все так в свете — это бы еще ничего, но тут есть желчные и позорные выходки против Вас, Пыпина, Стасюлевича, ни в чем не повинных — и это на 20 строках с небольшим, в которых еще по поводу ‘Креолки’ упоминается о Рафаэле, Перуджини и проч.5 Непостижимо и колоссально! Куда заносит человека ненависть и злоба. Я писал к Стасюлевичу, что про автора нельзя даже сказать — Бог ему судья, ибо Бог, вероятно, постыдится принять такую обязанность перед ним.6
Прощайте и пишите. Вы не знаете наслаждения не слышать ночью кашля и стона ребенка. Это великое наслаждение, скажу Вам.

П. Анн<енков>

172

11 (23) марта 1874. Ницца

23 марта.
Nice. Bd Dubouclage, 20

Я получил Ваше письмо, любезный Ив<ан> Серг<еевич>, уже в Ниц<ц>е, куда опять переехал с сынком, который начинает уже бегать и прыгать, стало быть возвратился из Тартара, где чуть-чуть не застрял. Вслед за Вашим письмом ввалился ко мне человек-слон, Ханыков. Что за величественный вид! Надеть бы на него расшитой мундир, да ленту через плечо — была бы фигура! Он мне и подтвердил о вашей болезни, теперь, вероятно, миновавшей.1
Прочел я статью Авсеенко о моей биографии Пушкина в ‘Русском вестнике’! С умысла ли он тупой негодяй или по натуре такой — господь его знает, только странная это Европа, которая Россией зовется. Напечатал я старую мою биографию без перемен. Закричали — как же можно было не дополнить новыми фактами! Ну, думаю, теперь приспело время новых фактов и притом освещенных, смею сказать, очень осмотрительно. Опять беда — лучше бы оставить по-старому, истина противна, если не подходит к духу ‘Моск<овских> ведомостей’. Что же тут делать? А маленько наплевать на все это, как говаривал покойный Влад<имир> Милютин.2
Всего забавнее, что Авсеенко моими же словами развивает мою же мысль о дилетантизме Пушкинской эпохи и упрекает, как она мне не пришла в голову.3—
Когда вы будете в Петербурге, то по огромному вашему знакомству и авторитету Вы мне окажете услугу, если не станете скрывать вашего мнения о моем труде и о поганых критиках на него. Феоктистов мне пишет, что внушителем Авсеенко, подсказывающим ему ругательства и на Вас, состоит Болеслав Маркевич. Я слышал, между тем, что он, Маркевич, пишет восторженные заявления к Вам.4 Что за люди! Господи Боже!
Итак мы вас не увидим в Ниц<ц>е. Отложим до Бадена,5 а надо бы свидеться, хоть для того, чтобы констатировать, что у нас унесено жизнию и что осталось.
Жена вам кланяется. В половине мая мы отсюда тронемся, и, вероятно, будет жалко расставаться с этими местами, несмотря на горькие впечатления, какие они нам дали в течение зимы в изобилии. Уже и теперь 17о тепла, море, как зеркало, и ein sanfter wind {слабый ветер (нем.)} и т. д.

Весь ваш
П. Анненков

173

(24 марта) 5 апреля 1874. Ницца

5 апреля н. с. 1874 Nice.
Вd Dubouclage, 20

Добрейший Иван Сергеевич.
Вы правы, советуя бросить под стол ругательные статьи и не заниматься ими.1 Я даже и раскаиваюсь, что остановился на них несколько минут и приписываю сию мою глупость внезапности явления, но теперь опять пойдем каждый своей дорогой, благо пути на свете суть многи и различны и кормы на них тоже произрастают на всякие вкусы и обильно.
Ханыков передавал мне известие о существовании какой-то книги Бакунина, которую будто вы одолели от доски до доски, чего он сам сделать не мог. Я жажду иметь сию книгу, и вы бы меня порадовали, переслав ее, в виде яичка к празднику, сюда. Я бы возвратил Вам ее, или заплатил бы за нее в Бадене, где свидимся.2 Буде расположены оказать мне сие одолжение, то присоедините к ней еще следующий увраж, {сочинение (от франц. ouvrage)} тоже касающийся Бакунина: ‘L’Alliance de la dmocratie socialle et la Socit internationalle des travailleurs’. London, 1873. Кажется — так.3 Я бы почитал их по дороге на север, т. е. в Баден, куда подымусь в конце мая.
С нетерпением жду книжки ‘В<естника> Е<вропы>‘ с вашей повестью, которая — увы — проскочила у меня под носом, не дав себя и понюхать. За что я уже произведу над ней диагнозис — конечно более гадательный, чем верный, как все диагнозисы над живыми телами, — но добросовестный и в меру моих способностей, который тотчас же и перешлю вам.4
Уморительный и вместе тяжелый документ переслали Вы мне в форме объявлений о 25-тысячных рекрутских квитанциях. Благоверное наше купечество, страшно испугавшееся нового закона, говорит, что детей купцов следовало бы брать только в интендантское или провиантское управление. Однакоже Кавелин мне пишет, что они кинулись в школы за дипломами для сыновей, да наткнулись опять на беду: школ нет достаточно. Надо снова жертвовать, чтобы открывать школы — и жертвуют, но прибавляют втихомолку про себя: мы это на поставках для армии возместим. Культура! — нечего сказать.5
И снова у меня в дому поднялся шум, пляс, звуки и тоны, далеко не музыкальные, но для меня премилые. Я уже их давно не слыхал. Удивляюсь, как до сих пор ни один композитор не написал симфонии или чего-нибудь такого, под заглавием — ‘Детская’. Сочетания были бы изумительные — от грациозного веселья до хаоса всех возможных звуков и от раздирающего страдания до комического вопля и т. д. Вот бы Давиду попробовать.6 Мы тоже здоровы.
Пыпин уже начал свои статьи о Белинском. Что они будут дельны — не подлежит сомнению, но образа Бел<инского> в них не будет. Бел<инский> прежде всего — есть физиономия, а на это именно вряд ли и хватит биографа. Ход мыслей критика конечно будет превосходно изъяснен, да мина его останется в стороне, а в мине Белинского и все дело. Пожалуй — и нравственный его закал не пройдет без упоминования, но блеск, свет, теплота и атмосфера, окружавшие персону Белинского, наверно останутся за порогом биографии. Впрочем, посмотрим.7

Весь Ваш
П. Анненков

174

1 (13) апреля 1874. Ницца

13-го апреля 1874. Nice
Вd Dubouclage, 20

Вы меня балуете, добрейший Иван Сергеевич. По первому моему слову — присылаете книгу Бакунина, выписываете из Лондона другую и препровождаете очень живой рассказ, который мне самому напомнил многое, и особенно так ярко переданную вами картину междоусобного Парижа…1 За все это непременно поцелую, при встрече в Бадене, красивую вашу ручку, ко мне премилостивую.2 Тэн доказал только свою способность чуять красоту разных национальностей и достоинство поэтов, их представителей, написав к вам восторженное письмо по поводу ‘Живые мощи’.3 Он и прежде обнаруживал эти качества, но тут было несколько труднее понять в чем дело, однакож понял. Честь ему! Не легко убить в себе парижанина и европейца и придти в умиление от картины невиданной и незнакомой…
Я читал фельетоны ‘Голоса’, о которых Вы упоминаете.4 Да, господь и с ними! Я имею наглость думать, что дал российской публике единственную верную точку зрения на характер Пушкина и что она — публика — может кружиться сколько ей угодно, а все-таки к ней придет. Стало быть — пусть дневная болтовня течет своим порядком. И плыть с нею, и становиться поперек ее — одинаково бесполезно.
Вон у Вас Флобер — не нашему брату чета — да какими печатными оцетами {оцет — уксус (Даль — от лат. acetum)} угощается и только отводит их молча от себя. Я никогда не поверю, чтоб его комедия была совершенно ничтожная вещь, так же как и тому, что его роман — пустое дело. Последнего ждут здесь на днях.5 Смотря на полный французский успех романа В. Гюго, право, можно получить отвращение от полных успехов. Что Вы скажете о грандиозной сцене с пушкой, например? Ведь это бешенство и умопомрачение, начитавшись которых перестаешь понимать разницу между человеком и чугуном, между мыслию и стуком падающей массы тела. А между тем сцена нравится. Впрочем, она имеет и качество замечательное. По более или менее восторженному отношению к ней сейчас можно узнать, насколько человек приближается и удаляется от ослиной природы.6
Дней через пяток получится здесь ‘Вест<ник> Евр<опы>‘.7 Уведомьте меня с точностью о дне вашего отъезда в Россию, чтобы не писать понапрасну в Париж.8
Мы живем хорошо. Два дня и именно в наши праздники посетил нас давно невиданный гость — проливной, беспрерывный и холодный дождь. На заутрени пасхальной пели на клиросе русские дамы. Пошел послушать — вышла чепуха, несколько раз и службу нарушавшая. Дьячок даже вспотел, и поп при внезапно наступившем и комическом молчании принимался за единогласное славословие в алтаре. Между певицами значились и г-жа Френч, ур<ожденная> Киндякова, которая здесь рассказывает, притворяясь женщиной, лишенной куска хлеба мужем и матерью — о какой-то знатной парижско-русской даме, нарушавшей ее семейное благополучие и повергшей ее в бездну зол.9 Должно быть сама проштрафилась чем-либо, невзначай. В Париже это легко.
Мои вам кланяются, а я еще раз благодарю и благодарю.

П. Анненков

175

7 (19) апреля 1874. Ницца

19 апреля
Nice. Вd Dubouclage, 20

Сейчас, любезный друг Иван Сергеевич, прочел во второй раз вашу повесть и с поправками, которые вы к ней указали.1 Конечно — рассказ, по обыкновению, прелестен по форме, но энтузиазмического отзыва, думаю, не возбудит, как ‘Живые мощи’. А мешать тому будет, кажется, фигура республиканца. Как восхитителен Пунин, так наоборот, его спаситель и покровитель выглядит абстрактно-тупо. По крайней мере таково мое впечатление. Он принадлежит, по-моему, к довольно противному (в литературе) типу почтенных людей, над которыми ни посмеяться, ни всплакнуть нельзя, а которых следует единственно уважать. Это оборотная сторона благородных юношей Михайлова, Омулевского и других,2 и беда состоит в том, что вы сами смотрите на него не как на любопытный экземпляр, а как на серьезный, умиляющий, поучительный, между тем как таковый экземпляр есть единственно нелепый, милейший, превосходнейший Пунин, от которого я в восторге. Муза ваша начиналась тоже крайне замечательно с ее игриво-злобной и вместе застенчивой молодостью. Думал, что выйдет тип ослепительный, и опять вышел досадно-почтенный тип. Она сделалась примерной женою, и конечно я глубоко убежден, как и вы, думаю, что такое лицо может выйти совершенно поэтическим лицом, но надо знать, почему она сделалась примерной женой после строптивой молодости. Не из усталости же, не из нужды пристанища, не из желания же поступить в безмятежную обитель супружеского времяпрепровождения. Оказывается, именно по этим причинам, да еще из благодарности. Ну, и похвально, а больше ничего.
Друг Иван Сергеевич! Я человек малый, но настаиваю на устранении почтенных типов из вашего поэтического скарба. Другое дело — святые, демонические или забрызганные улицей и жизнию типы — тут вы без соперников и способны волновать не только Россию, но и Европу. Напрасно вводите вы для почтенных и политический элемент — не вырастают от этого люди эти. Рубрика вашей повести или хронология ее громадны: 1848, 1861 г., а под ними движется какая-то национальная гвардия из русских хороших отцов, жен, приятелей и добряков. Я долго не мог отдать себе отчета — почему повесть, несмотря на чудный рассказ, на дорогого моему сердцу Пунина, на множество превосходных сцен, оставила меня недовольным и холодным. Я думал о ней, право, целый день и пришел, наконец, к заключению, что виною этому почтенный республиканец и колорит и запах, им сообщенные произведению. Перечитал еще раз и, убедившись в деле — пишу вам откровенно и сгоряча, надеясь, что этот отзыв не рассердит Вас. Да и чего сердиться? Повесть все-таки будет переведена на все языки и принесет вам дань восторгов и похвал, вполне заслуженных мастерством изложения и занимательностию предмета.3
Итак 4-го мая вы уже будете в Бадене, а я 2 или 3 подымаюсь отсюда вверх, но вояжировать намерен тихо, и проектируя остановиться в Тулоне, Арле, Валенции и Шамбери, прежде чем доеду до Женевы. Прованс и Средиземие мне очень нравятся, несмотря на то что у них я испытал самое едкое горе в моей жизни. Какая весна! Одуряющая от запаха, воспалительная для глаз от яркости солнца и зелени (зеленые очки не сходят с носа) и потом залавливающая невиданными — цветами, горами апельсинов и разных других, еще не испробованных мною фруктов. Правда и то, что русские здесь и мрут охотно: сколько я видел похорон. Все нервное, надорванное, обветшалое, как и все слишком здоровое распадается от этого воздуха, не любящего ни слабости, ни нахального сопротивления со стороны организма. Вот тут и выбирай. От Вас я жду еще известий из Парижа и мои сношения прекращу, когда вы напишете мне: баста!4 До тех пор весь ваш

П. Анненков

176

17 (29) апреля 1874. Ницца

29 апр<еля>
Nice. Bd Dubouclage, 20

Вы гораздо лучше меня, любезнейший И<ван> С<ергеевич> — разобрали собственное свое детище, которое, все-таки, производит приятное впечатление на публику, как я имел случай слышать и здесь.1 Вообще — нас собственно никогда не должно понимать серьезно ни в суждениях о себе, ни о других, ибо мы пресыщенные, а для пресыщенных никто не обязан потеть и трудиться. Здесь, между прочим, умер один тоже из пресыщенных, граф Панин и удостоен похорон, каких не заслуживал.2 Вместо миллиона орденов осыпан был громадами южных восхитительных цветов и лежал в гробе из орехового дерева. Везут в Россию. Приказал положить себе в гроб ценные пакеты бумаг и документов, приготовленных с сей благородной целью в Петербурге. Не любят они — истории — et pour cause. {не без основания (франц.)}
Я получил ‘Складчину’, перло которой, без комплиментов, составляют ‘Живые воды’.3 Сколько в ней балласта из чистокровнейшего русского булыжника — так я даже удивился, особенно в стихотворениях, которые увесистее еще прозы. По успеху, которым пользуется альманах, я думал, что он весь состоит из chef-d’uvre’ов, {шедевр (франц.)} a он состоит из остатков гардероба писателей, которых лакей не успел вынести на двор.4 Два раза в жизни я только смеялся всем животом. В первый раз, когда под стихотворением Фета в ‘Биб<лиотеке> для чтения’ — оказалась подпись qетъ,5 a во второй раз теперь перед стихом Ознобишина, обращенным к Наполеону: … ‘и в тревоге быстро мчится в Вильгельме хохот’. Согласитесь, что грандиозно.6
Я выезжаю отсюда 2-го или 3-го мая. Если Вы выслали для меня книгу Маркса,7 то прикажите переслать ее, при получении, уже в Баден: Schillerstrasse, 7. Затем — bon voyage {счастливого пути (франц.)} и поклонитесь всем петербургским друзьям, а в июне я буду вас ждать, на карауле, в Осе.8 Жена вам шлет горячий привет и пожелания.

Весь ваш
П. Анненков

177

24 июня (6 июля) 1874. Баден-Баден

6-го июля 74. н. с.
Баден-Баден и конечно у милейшей вдовы Анстетт1

По Вашему письмецу, добрый друг Иван Сергеевич, и по моему расчету Вы теперь в Карлсбаде, с чем Вас и особенно себя поздравляю — значит увижу Вас скоро и притом преуспевающего в здравии.2 Не могу обещать Вам того же с своей стороны. Вы должны помнить мои хронические насморки, так изумлявшие и потешавшие моих друзей, они разрешились теперь в громадный полип, часть которого была извлечена в Гейдельберге пр<офессором> Моос, но большая доля пришлась на хирургические пруессы {подвиги (от франц. prouesse)} Хейлигенталю.3 Восемь раз принимался он хозяйничать ножницами и щипцами в моем, как вам известно, скромном носу. Нельзя сказать, чтоб ощущение при этом сколько-нибудь походило на наслаждение. Целые чаны столбовой крови, впрочем совершенно схожей с ротюрьеской, {плебейский (от франц. roture)} были вынесены из моей комнаты, но, по крайней мере, теперь дышу, хожу и говорю, как обыкновенный, а не как замечательный смертный. Что-то будет далее?
К моему положению как раз впору пришлась ‘философская поэзия’ г-жи Аккерман, которая лежит у меня на столе. Чрезвычайно приятно было читать ее ругательства божеству за сотворение мира и человечества, как они сотворены. Она обращалась с Богом, как с негодяем управляющим, который ее надул. Это ново, хотя и чрезвычайно нелепо. Впрочем, все дело тут в поэтическом размахе, действительно редком, особенно для француженки.4
К тому же роду подходящих к моему настроению чтений был и любопытный Ваш рассказ о сумасшедших претензиях Гончарова.5 Нет никакого сомнения, что на поверхности самого благоустроенного мозга могут всплыть иногда нелепейшие мысли, но эту пену вонючую люди снимают и выбрасывают поскорей за окно, а Гончаров ею-то именно и питается, ее-то и смакует, как нектар. Бедный больной — и смертельно!
Я на днях жду сюда Тютчевых, в августе хочет подъехать Писемский, да тогда же и Стасюлевич,6 может быть, явится из Киссингена, где он созерцает теперь Бисмарка. И действительно зрелище, исполненное символического значения — Бисмарк, приезжающий в королевско-баварской карете, останавливающийся в доме Дюруфа, носящем следы пяти или шести баварских бомб, которые пущены были в Пруссии, и, наконец, поглощающий Ракоцци.7 Мистерия!
А наш Баден еще более опустел, чем в прошлый год, т. е. сделался еще более поэтичен, прекрасен, мил. Я оказываюсь просто влюбленным в него, как и все мое семейство. Каждый день открываем в нем какую-нибудь новую и всегда прелестную черту. Притом же он сделался теперь детским городом по преимуществу: детей навезли в него со всей Европы бездну и все прекрасивых и преэлегантных. Кстати о детях. Мои цветут, и Вера уже начала ходить каждый день в 9 часов утра в здешнее высшее училище, с котомкой за плечами и с заготовленным уроком на аспидной доске. И притом всегда очень важно, хотя, по обыкновению, с припрыжкой.
Жена Вам кланяется и просит передать поклон добрейшему семейству Львовых, которое тоже собиралось в Карлсбад. Если оно действительно там, то передайте ему также от имени жены и напоминовение о фотографических карточках, обещанных им в Ниц<ц>е.8 Прощайте, друг, и извещайте о себе, о планах и трудах Ваших переговорим при свидании. Весь ваш

П. Анненков

178

23 июля (4 августа) 1874. Баден-Баден

4-го августа. Baden
Schillerstrasse, 7

Это безобразие, почтеннейший И<ван> С<ергеевич>, что мы не можем найти друг друга в Европе. Конечно, тут есть и моя вина, но и Вы не правы, не пустив строчки в Баден, хотя и знали, что я там буду.1 Да не в репрошах {упрек (от франц. reproche)} дело, а в том, чтобы связать опять нить разговора, который мне уже необходим, как добрым католикам каждодневная месса. Я написал к Вам наудачу в Карлсбад — poste restante уже давно, но видно не судьба попасть этому письму в Ваши руки, да в сердцах на себя и впопыхах вообще я и адресовал его смешным образом в ‘Karlsbde’ — может и не поняли.2 Пишу теперь в Париж с поручением переслать это письмо, где находитесь.
Ничего нового в Бадене, только еще несколько новых грибков выросло на физиономии Mme Anstett и на престарелом ее доме. Плачется, что Вы не отвечаете на ее письма. Если, наконец, вздумаете отвечать мне, приложите особенную строчку по-немецки к ней и мир опять будет заключен года на 3 — то есть вероятно на более продолжительный срок, чем Берлинский мир.3
Здесь К. Грот, Калошин, Вадим Блудов, но от этого Баден особенного содержания не получает, так как все они разъезжаются — остаются Меньшиковы, Баратынская, Белосельская, которые уже вовсе никакого колорита не дают, но нужды нет — эти горы, леса, тишина при многолюдстве — все это очаровательно, и я отдыхаю от бурного моря, ветров и ураганов Блан-кенберга, хотя и благодарен им за свежесть легких, которых они так благотворно раздражают.4 Хейлигенталь получил Станислава на шею и думает, что далее этого никаких декораций не существует.5 Маленький Ессен (секретарь консульства) получил сына от молодой Мюленс, на которой женился в прошлом году — так все назрело у него, и у супруги. Последняя забрюхатела от одного взгляда на брачную постель.

Весь ваш
П. Аннен<ков>

179

28 июля (9 августа) 1874. Баден-Баден

9-го августа н. с.
B B. Schillerstrasse, 7

Бедный друг мой, Иван Сергеевич.
По долгому Вашему молчанию я уже догадывался, что с вами не ладно, и обратился с запросом к Мme Viardot, посещающей наш дом, которая на основании сведений, полученных из Буживаля, и разъяснила всю историю бешеной подагры, насланной Вам деревней, Москвой и Петерб<ургом>. Хотел тотчас же писать Вам, но не знал куда. Надеюсь крепко, что в Карлсбаде Вы стряхнете с себя эту потаскушку, зародившуюся и особенно свирепствующую на нашей отечественной почве. Справедливо назвала прелестная Claudie, в письме к своей тетушке, Россию — вашей мачехой-землей, martre patrie. {мачеха-родина (франц.)} Делать нечего — приходится держаться подальше от этой patrie, которая и законных-то своих детей не очень балует.1
В эту минуту здесь Писемские, приехавшие на 4 дня повидаться с нами. Старик страшен с налитыми кровью глазами и желтым, растреснутым лицом, добрейшая жена его похудела и побледнела, а молодой профессор просто — прелесть и умен совершенно по-юношески.2 Это отличный жанр ума. С милейшей улыбкой успокаивает он их, когда старики, потерявшие от ужаса постигшей их катастрофы всякое соображение, умоляют его не выходить по вечерам из дома и т. п. Мы намерены мчать их по всем здешним окрестностям, чтобы задавить воспоминание впечатлениями, и то же будет делать с ними сын в Швейцарии.—
А оттуда молодой Писемский собирается приехать на зиму в Париж, да и я раздумываю — не последовать ли его примеру со всей семьей.3 Право, мне кажется, что болезни наполовину суть произведения нашего собственного мозга, самому себе предоставленного, и необходимо пускать его по временам гулять на простор, а уж нигде, конечно, большего простора для бродяжничества нет, как в Париже.
Незадолго перед тем посетил меня Стасюлевич и Тютчевы — спасибо им. Констанция навела на меня страх.4 Это какой-то труп из клиники, поднятый на ноги гальванизмом: даже и языком шевелит и как будто говорит что-то. Всюду разрушение, господи Боже! Значит — такие уж года идут.—
Покамест боремся с ними энергично и в том свою доблесть поставляем: так и всем должно делать, кто перекатил за 50 лет. Живем тихо, Mme Anstett суетится около моих приезжих и все спрашивает — знает ли их Herr Тургенев. Я отвечаю, да, это друзья его! Она считает себя счастливой, что на старости лет видит всех неизвестных ей друзей своего друга и может увеличить свою коллекцию Боткиных, Ханыковых и проч. новыми именами. Ждет вас сюда с нетерпением, однакож не с большим, чем мы. Прощайте, друг. Напишите о себе ей подробнее.5

П. Анненков

180

26 августа (7 сентября) 1874. Баден-Баден

7 сентября 1874
Schillerstrasse, 7

Друг Иван Сергеевич.
Вчера возвратился я с семьей из прогулки по Рейну и нашел два Ваших письма, из которых одно с комиссией. Тотчас же побежал я в Htel de Hollande и, ей-богу, сам перерыл весь сор, выметанный из Вашей комнаты и еще сохранившийся в чулане (хорош отель!). Ничего нет. Считайте дело конченным и потерянным. Золотые и серебряные пуговки от манжеток, кончено, вздор, но бумаги, если между ними были дельные, не есть вздор. Успокойте меня известием, что особенно существенной потери в сем последнем роде Вы не испытываете.1
Заботы Ваши о квартире для моей кочующей семьи меня трогают. Я не забуду вашего дружеского участья в этом деле и если не буду в состоянии отплатить Вам такой же или подобной услугой, то по крайней мере в душе моей воспитаю чувство благодарности до самой полной его зрелости. Теперь жду дальнейших известий от Вас.2
Я тешил семью моей поездкой по Рейну, ибо сам не имел никакой цели при этом. В Кобленце видел праздник в годовщину Седанского дня. Рейн горел, Эренбрейтштейн стрелял и пускал фейерверк, лодки с фонарями при теплой ночи двигались по реке с плеснянками, которые гремели ‘вахтом’ am Rhein. {караул на Рейне (от нем. Wacht)}3 Мое дело — сторона, а все-таки народный праздник не оставляет производить на ум особенное впечатление.
Самое особенное впечатление однакоже произвел на меня всегда Htel du Nord в Кельне. Такого разбойничьего гнезда я еще и не встречал, а ездил я много. При мне один поляк из Кракова, попавший как-то туда, плакал, рассказывая, что за кровать в 5 этаже взяли с него 9 талеров. Да и я плакал, заплатив за две комнаты и один обед 50 талеров! Отель на акциях, хозяина нет, а есть ‘директор’, и когда я протестовал против лишне записанных комиссионов и экипажей, которых не брал, он отвечал: ‘этого уже нельзя изменить, ибо в книгах записано…’
Итак приходится воскликнуть с Лонгиновым — да будут прокляты книги!4

П. А.

181

1 (13) сентября 1874. Баден-Баден

13-го сентября. Баден
Schillerstrasse, 7

Друг, Иван Сергеевич.
Положительно рассчитываем и определяем иметь фатеру в Париже с 15-го октября (по 15-е мая) — когда, судя по последнему Вашему письму, и Вы уже будете в вышеозначенном городе. Для облегчения вам работы и ответственности мы сами явимся в столицу Мак-Магона ранее 15-го октября и порешим дело сообща, осмотрев все те экземпляры фатер, которые Вы нам подготовите по своему благорасположению к нам. Разумеется, если найдется нечто гениальное в области парижских помещений, то можно удержать таковое перло за нами и с V-го октября, буде владетели его на двухнедельную отсрочку решения не согласятся. За гениальность можно заплатить и лишнее. Во всяком случае скажите, где нам — в каком отеле гарни {меблированный отель (от франц. htel garni)} — остановиться на первых порах. Юрий Самарин и гр. Амурский хвалили какой-то отель, где они всегда останавливаются, чуть ли не в улице Petits-P&egrave,res’ов или St. Augustin. A то можно и в H du Louvre, но Вы это решите окончательно и как скажете, так и будет сделано.
Разумеется, если бы нашлась квартира, где детям можно было бы отобедать и отужинать, в ожвдании будущей кухарки, то и гарни не нужно, но это, кажется, трудно.1
Итак Дехтярев, решивший все задачи существования и знающий сущность бытия, как свой карман — тоже прислал Вам сдуру свою исповедь.2 Любопытно до истерики. Вы, друг, напали на такую струю русской жизни, которая и не мерещилась нам. Правда и то, что на ловца зверь бежит. А зверь — красный во всех возможных смыслах.
Мне все сдается, что фрески Baudry для оперы — обыкновенная декоративная живопись или в самом деле это нечто выходящее из ряда стенных аллегорий и иносказания, которые мне так в Германии надоели.3—
Получил от Стасюлевича известие, что его тянут, как других, к суду за продажу книг своего издания, без патента на книжную торговлю, но этот господин не так покорен, как его товарищи по владению типографиями, ибо намерен дело довести до Сената, а пожалуй и далее. Кабы к его характеру, да еще и другое… Он теперь уже в Петербурге, но думает прибыть на неделю в Париж, куда направил свою жену.4 Мы здоровы, когда не больны. Это не глупая фраза, а сущая истина. Отойдет припадок — кажется, la Дехтярев, что шар земной на себе поднимешь, настал припадок — обваренный щенок бодрее и бравее.

Прощайте.
П. Аннен<ков>

182

22 сентября (4 октября) 1874. Баден-Баден

4—го октября. Baden

Добрейший Иван Сергеевич.
Мы намерены повиноваться, как овечки, и явиться в Париж, как Вы советуете, не ранее 15—го октября, а может быть деньком-другим и попозже. И на первый раз остановимся в Htel’е.1 Не может быть, чтоб в Париже не нашлось для нас теплого уголка, особенно еще с Вашим содействием, и чтоб нужно было искать его чрезмерно далеко от жилых мест. Это всегда так бывает, по крайней мере со мной — сперва страх и преокупация, {озабоченность (от франц. preoccupation)} а потом уверенность, спокойствие, удовольствие и хвалебный гимн людям и вещам.—
Мы живем в необычайной трескотне, имея одного императора, двух императриц, несколько пар герцогов и целые дюжины герцогинь, графинь и всякой знатной сволочи. Великолепнейшие фейерверки, глупейшие концерты, патриотические серенады перед домом Месмера, образцовые прусские офицеры с грудью навыкат, пошлейшие немецкие комедии в Карлсруэ так и мелькают перед глазами. Для успокоения их, вероятно, прибыли сюда шпионы и полицейские агенты из Берлина, и действительно это хороший умеряющий аппарат для энтузиазма и патриотизма.2 Словом — веселимся, как будто были крещены в Лютера и Бисмарка сами и со всем потомством.
Посылаю любопытное письмецо Кавелина,3 вы мне возвратите его в Париже. Не выдержал и этот, обратился к вере русских пессимистов, против которых так ратовал. А что за умнейшая проделка судьбы, заставившей Каткова junior {младший (лат.)} стрелять в другую часть Каткова senior, {старший (лат.)} Леонтьева. За эдакую штуку хочется поцеловать судьбу. А мудрец ‘Моск<овских> ведомостей’ еще недавно вопил, что револьверы кладутся в руки гимназистов и студентов — Петерб<ургской> литературой. Вот тебе и револьвер, вложенный в руки просто дурачеством, которое еще выбрало и члена катковской фамилии для лучшего доказательства своего могущества над нею и над русской жизнию вообще.4
По приезде в Париж буду иметь честь преподнести Вам экземпляр моей монографии ‘Пушкин’ — отпечатанной Стасюлевичем со вкусом, редким в русских типографиях, за исключением бумаги, которая была, есть и остается у нас поганой.5
Я жду от Вас еще известий и покамест обнимаю Вас, как прошлого, настоящего и будущего благодетеля моего.

П. Анненков

183

30 сентября (12 октября) 1874. Баден-Баден

12 октября н. с.
Baden-Baden. Lichtenthal-strasse, 9

Добрейший Иван Сергеевич.
Вы будете удивлены следующим известием. В ноябре я пожалую к Вам в Париж непременно, но один, ибо, как значится выше, нанял уже здесь зимнюю квартиру для семьи и притом превосходную, теплую, с коридором, кабинетами и притом за 500 талеров до 15 мая включительно. Следовательно, другой квартиры в Париже мне не требуется, и примите здесь мою благодарность за истинно дружеские Ваши хлопоты по обретению сего клада, хлопоты, которые непременно увенчались бы успехом, если бы я не изменил этому делу. Рассудив, Вы оправдаете мою ветреность.1 Стоит ли везти семью в Париж для того, чтобы они длинные ночи сидели одни в тесной квартире, покуда pater familias {отец семейства (лат.)} будет рыскать по театрам, кафе и проч., особенно когда для такого же времяпрепровождения я могу доставить им здесь дворец, с присовокуплением собачьей комедии для малолетних, дешевой музыки и комедии, оперы, драмы из Карлсруэ для взрослых. И вообразите, когда я объявил мое намерение еще довольно робко остаться в Бадене, на зиму — весь мой дом пришел в неописанный восторг. Так сжились все у меня, от мала до велика, с прогулками, привольем Бадена и с легкостью его существования вообще. Вы должны знать дом Бельзера, у которого я взял бельэтаж. Чуть ли это не лучшая квартира изо всего Бадена и с садом, который нам же предоставляется. Искушение завладеть всем этим добром было неустранимого характера.
Новостей покамест нет. У вас они не переводятся, но сорт их мерзкий, начиная с подагры, которая, кажется, задалась задачей доказать Вам, что молодость Ваша прошла, и кончая выборами, которые близят время, когда (часть) французов монтаньяров и жирондистов будет отдана лондонскому школьнику в виде игрушки.2 Поделом!
Здесь была свадьба Колошина — наитрескучая.3 Звезд, бриллиантов, кружев, карет, телеграмм от императоров, королей и принцев — бездна. Михайлов наш получил корне {вафля (от франц. cornet)} франков в 50, а люди первого сорта целые чемоданы с конфетами. Впрочем — полному успеху помешал арест Арнима, все только и заняты этой штукой и шафера Колошина, за Евангелием, осведомлялись у него — будет ли публичный суд над ех-посланником.4

П. Анненков

184

10 (22) октября 1874. Баден-Баден

22 октября 1874
Baden-Baden. Lichtenthalerstrasse, 9

Добрейший Иван Сергеевич.
Я бы желал, чтоб Вы посмотрели, в какой великолепной квартире мы приютились на зиму: она, зима, может теперь проходить над нашими головами, как угодно ей будет, и не услышим мы ее. Я дам время попривыкнуть всему дому к новым порядкам и когда все пойдет как заведенные часы, уеду сам в Париж, о чем еще извещу.1 Какая осень, боже! Парк и лес красные, желтые, зеленые и исполнены тишины и переливов света. Я такой осени еще и не изживал на веку моем.
Бодритесь, друг, и воюйте с подагрой. Не много уже лет остается для творчества и надо решительно все сказать, что имеем сказать, а у Вас много, много того, что сказать следует.
Я забыл Вам написать, что здесь была Плетнева и сама завязала знакомство с семьей моей и со мной. Она все еще думает, что Вы сохраняете некоторую ранкуну {тайная вражда (от франц. rancune)} против нее, хотя прибавляет, что перед больной, какова она действительно есть, и расстроенной женщиной можно бы и отказаться от мстительного воздаяния за справедливые или мнимые обиды. Просто сказать — она желала бы примирения, но судьей того — нужно ли или не нужно оно — остаетесь, конечно, Вы один. — В эту минуту Плетнева в Париже.2
Вы огорчили меня известием, что выписали мою брошюру о Пушкине. Я сделал распоряжение, чтоб Вам ее выслали из Петербурга.3
Я приготовляюсь к визиту в Париж, читая фельетоны Клареси,4 но, кажется, ни на чем особенном остановиться нельзя, да впрочем и дело тут не в особенностях, которые ведь появляются изредка, а в общем характере развеселой жизни города. Это мне и нужно, ибо прелестнейший Баден начинает посматривать уж очень строго и как будто говорит: если тебе не довольно моих воздухов и лесов — убирайся к черту!

И уберусь. Прощайте, друг.
П. Анненков

185

24 октября (5 ноября) 1874. Баден-Баден

5 ноября. Баден
Lichtenthalerstrasse, 9

Спасибо, друг Иван Сергеевич, за добрые слова, сказанные о моей брошюре.1 Аттестат из такого источника стоит дорого. А как хорошо вы сделали, протянув руку Плетневой: это точно женщина нравственного характера, какие не часто попадаются.2 Здесь таких совсем нет, да и мужчин настоящих нет, а все геродотовские твари с песьими головами. Один Михайлов меня развлекает, носится со своим, вряд ли кому нужным — между нами сказать — переводом ‘Германия’, завел корреспонденцию с 5 частями света по поводу его, теперь переписывает его опять набело, суетится и волнуется, советуется — и боже! — что с ним будет, когда увидит перевод свой напечатанным. Боюсь, — уставится на него глазами, да так и замрет.3
Прочел биографию Ф. Тютчева от трудов И. Аксакова.4 Есть страницы превосходные, особенно где характеристика Тютчева, как человека. Что касается до раздувания его в славянофильский пузырь, то жалко становится. Мало ли чего можно наговорить на Европу: это мальчик резвый, беспрестанно выделывающий разные штуки и которого по всей справедливости можно сечь каждый день. Но противупоставлять его жирной плаксе, которая тихо сидит там, где его посадили и никогда не учит более того, что задано — этого не одобряю.—
Пыпин дал наилюбопытнейшую переписку Белинского, которая так и бьет своей правдой. Вот был господин, который себя отпечатывал в каждой букве письма и в каждом слове разговора. Отпечатки эти подобраны очень ловко Пыпиным и составили такую физиономию, что оторваться нельзя. Повеяло ли и на Вас от статьи этим послушным и ярым гением, кротким и бурным в одно время, которого мы знали.5 Я благодарю Пыпина за произведенное им воскрешение мертвеца, который почти поцеловался со мной из его статьи.
Как только одолею насморк и кашель, произведенные здешними туманными деньками, то и выложу на стол карту с обозначением пути в Париж, по которой и надеюсь достигнуть этого отдаленного пункта.6 А покамест, мир с вами и преимущественно да будет он с ногами вашими.

П. Анненков

Ивану Павловичу поклонитесь.7

186

17 (29) ноября 1874. Баден-Баден

29 ноября. Воскресенье
Lichtenthalerstrasse, 9

Внезапная суровая зима, друг И<ван> С<ергеевич>, да Ваше письмо меня приковали к месту, но если правду говорить-таки, и не одни они участвовали в моей неподвижности, и доселе продолжающейся.1 Боже мой! Куда девалась прежняя моя решимость и, могу сказать, смелость исполнения планов, раз предварительно обдуманных. Вот предстоит самая пустая дорога, а тронуться нет сил. Так я здесь хорошо устроился, так у меня тепло, уютно и так сказать попросту счастливо у меня. Оттого и воля моя колеблется и названия деяния не получает. Однакоже, если уведомите, что приобрели свободу движения по-прежнему, да Париж обретается в полном цвету своем, то подавлю в себе Гамлета и преобразуюсь в лейтенанта Зубовича. К тому же вот второй день у нас и оттепель.
Посмеялся я слухам о шпионстве М<ихайло>ва. После вашего отъезда я не вижу никого, кого он мог бы в Бадене шпионить, кроме меня.2 Не генерала же Дружинина или Марченко — да те только по капризу фортуны не Александровские кавалеры. А если меня, то милости просим. Я ему готов рассказать, что постоянная война администрации с молодежью не есть блестящая сторона русской жизни, что цензурные безобразия (Стасюлевича опять призывали в Комитет за статьи о Белин<ском>3) не есть олицетворение мудрости и что наконец я сам с великим удовольствием читаю книгу Hausrth’a о христианской эпохе4 и намерен завтра в понедельник идти на лекцию Бюхнера, который в числе других приглашен здешним Кур-комитетом учинить конференцию.5 Все слухи о М<ихайло>ве произошли от его дурацкой манеры поддакивать, выпытывать, возбуждать вопросы и восхищаться всяким бонжуром, {здравствуйте (от франц. bonjour)} который ему скажут. А перевод его точно недурен.6
Книжку Доде выписываю.7 К сожалению, не мог прочесть статей Салтыкова,8 потому что ‘Отеч<ественные> записки’ не получаю и ни у кого их здесь нет. Может быть прочту у Вас. Уморительный анекдот рассказал мне Хейлигенталь по поводу Бюхнера. Здешний Лобанов-Ростовский, прочитав у Бюхнера, что все мысли человека есть прямое последствие фосфора в мозгу, потребовал у Хейлигенталя, чтобы быть умнее, прямо фосфора внутрь. Дал. — Ну, что? спрашиваю. — Еще хуже ретроградом сделался, стал ругать эманципацию, суды, присяжных, так что я прибег к вомитивам. {рвотные (от нем. Vomitiv)}9
Следовало бы дать порцию вомитива доброго и здешней госпоже Баратынской, которая наворотила дюжину ужаснейших стихов из Т. Мура, напечатанных в нояб<рьской> книжке ‘Вес<тника> Европы’.10 Я слышал здесь, между прочим, ‘Плавающего голландца’ Вагнера в опере.11 Мне понравился, только по малости театра, вышел из него совершенно глухой, к ужасу семьи. Слава богу через два дня прошло. Таковы все наши новости. А как Вам нравятся 518 сундуков багажа, сопровождающих нашу Императрицу и свиту ее в Ниц<ц>у?12 Ничего — при теплом климате прожить можно.

П. А.

187

7 (19) декабря 1874. Баден-Баден

19 декабря. Баден
Lichtenthalerstrasse, 9

Так и сделаем, любезнейший друг Иван Сергеевич, как Вы приказываете, после русского нового года я к Вам явлюсь в Париж беспременно.1 Праздники желаю отбыть в семействе, да и погодка такая, что не глядел бы на свет. Моя Вера лежит в постели, хотя и в очень легкой простуде, да я напуган и уложил ее при первых признаках лихорадочки. Непременно известите меня о разрешении вашей Диди. Вот — видел ее прелестной девочкой с карандашиком в руке, а теперь она готовится быть молодой матерью с карандашиком иного рода в руках.2 Но господи боже — сколько таких метаморфоз изжили мы с Вами на веку своем. Увы, по всем вероятиям, такой метаморфозы не придется мне уже видеть в собственной семье, а право — хотелось бы.3 Кстати, мы засадили будущую госпожу X. за фортепиано, и я слышу из своей комнаты g, d, с и самые противные звуки на клавишах, а ничего — даже и гармонию нахожу.
Как тонко, умно, тепло и даже поэтично вскрыл Доде один уголок Парижа, а вот D’Aurevilly, которого ‘Les diaboliques’ я тоже выписал — скотина непроходимая.4 Хочет быть ужасен, а только гнусен и фальшив. Оба они, впрочем, поучительны с разных точек зрения. Пробежал в ‘Temps’ — Ваш рассказ — ‘Мумия’.5 Он и в переводе так же мил, как и в оригинале. А как подвигается главная работа — не покидайте ее, ради Бога.6
Я состою в числе, с последнего времени, гостей и посетителей поэтессы-аристократки Баратынской.7 Она пожелала сего, но все это крайне натянуто и мало, ах, очень мало — интересно.
Мои все вам кланяются. До отъезда к Ж. Санд надеюсь еще получить от Вас известия.8

П. Анненков

188

12 (24) декабря 1874. Баден-Баден

24 декабря

Одно только слово, любезнейший Иван Сергеевич, слово участия, которое не могу не сказать. Я знаю, что такое испытываете Вы и окружающие молодую родильницу Вашу теперь. Непременно известите меня о ходе дела, которое, вполне надеюсь, закончится благополучно.1 Лишь бы не было потрясений, чего-либо неблагоразумного, а то уж главный скачок сделан и остается позади. Затем на первый план выступает поведение — вот где хорошее поведение точно важная вещь, — но меня успокаивает мысль, что эстетическая природа больной и всех, которые за ней ухаживают, исключает вспышки, неожиданности, случайности и капризы. Итак, вперед поскорее к трогательному воспоминанию и к радостям семейной жизни. Поздравьте, однакож, от меня как молодую мать, так и старых родителей с прибытием M-lle Jeanne Edme в сию юдоль, где так много хлопот и бед бывает при встрече дорогих гостей на пороге дома.
Писемский пишет мне, что его новую трагедию (!) запретили на сцене.2 Воображаю, что это? Он уже составлял трагедию из прелюбодеяний отца с дочерью, брата с сестрой, теперь, вероятно, дело идет о блуде сестры с сестрой, отца с сыном, дочери с матерью или что-нибудь подобное, а может быть, и дикий политический бред тому причиной. Впрочем — ничего не знаю и радуюсь только, что он нашел в себе силы отдаться литературным занятиям.
Читаю последние статьи Щедрина. Это восторг, как Вы сказали, особенно статья: Экскурсии в область умеренности и аккуратности, и в ней место, где говорится о крепости, построенной, вероятно, в забвении чувств, посреди совершенно мирного и спокойного населения и которая, как крепость, имеющая пушки, должна же что-нибудь делать — и потому палит без причины по обывателям, что и вызвало у них просьбу к начальству — приказать палить крепости к небу, ибо сие ни треснуть, ни закоптиться не может.3 Хохот!

Прощайте. Жду известий.
П. Анненков

ПРИЛОЖЕНИЯ

От составителей

Право — не хотелось бы, чтоб дружеская и откровенная переписка наша попала в руки пройдохи какого-нибудь собирателя-библиографа (а они все пройдохи!) и порадовала его пикантностию своей. Гадко и думать.

Письмо Анненкова от 10 (22) апреля 1875 г.

Крайне было бы жаль, если бы Вы ее уничтожили. По крайней мере просмотрите ее — и оставьте те письма, в которых ни один будущий Бартенев (Ваша bte noir) не сыщет ничего предосудительного. К чему истреблять следы прошедшего.

Письмо Тургенева от 17 (29) апреля 1875 г.

В настоящем издании впервые публикуются 348 писем П. В. Анненкова к И. С. Тургеневу 1852—1883 гг. В основном они публикуются по архивным материалам Рукописного отдела Института русской литературы (Пушкинский Дом РАН) и в полном объеме никогда не печатались. Между тем они представляют научный интерес не только для характеристики Анненкова-критика и очевидца своего времени, человека огромных знаний, владеющего ‘энциклопедически-панорамическим пером’, а главное, эпистоля-рии Анненкова к Тургеневу раскрывают его уникальную дружбу с писателем.
Нельзя сказать, что исследователи к ним не прикасались. Естественно, в комментариях к двум тургеневским академическим изданиям есть выдержки из этих писем. Но это еще не письма.
Владельцем своих писем к Тургеневу должен был быть Анненков, большинство писем (все до 1881 г.) ему вернул сам Тургенев, остальные он получил, когда по просьбе Полины Виардо он разобрал посмертный архив-эпистолярий Тургенева.1 Таким образом, в его руках была двусторонняя переписка, которой он пользовался при составлении своих воспоминаний. Еще при жизни писателя Тургеневу принадлежало важное место в самом крупном мемуарном произведении Анненкова ‘Замечательное десятилетие. 1838—1848. Из литературных воспоминаний’, причем Анненков предоставил текст Тургеневу для его одобрения до его появления в печати.2 А уже после смерти Тургенева Анненков стал издавать серию статей, посвященных Тургеневу, в основе которых лежат не только его воспоминания о своем друге, но в первую очередь письма Тургенева к нему, в частности ‘Шесть лет переписки с Тургеневым. 1856—1862’ и ‘Из переписки с И. С. Тургеневым в 60-е гг.’. Таким образом, Анненков стал первым публикатором этой переписки, и немало писем Тургенева известны сегодня только по этим изданиям, оригиналы их исчезли.
‘Почтенная вдова Павла Васильевича Гл. Ал. Анненкова предоставила в мое распоряжение издание бумаг, оставшихся после его смерти’, — писал Л. Н. Майков.3 Среди этих бумаг была переписка Анненкова с Тургеневым, и Майков приступил к изданию этого ценного материала в ‘Русском обозрении’. Это были письма Тургенева к Анненкову за 1867—1870 гг., годы, за которые ответные письма Анненкова неизвестны (1894. No 2—4). В первый раз письма Анненкова к Тургеневу (5 отрывков 1852—1853 гг.) появились в десятом номере журнала за 1894 г. В 1898 г. Майков вернулся к этим материалам с намерением издать двустороннюю переписку за 1871—1883 гг., в трех выпусках журнала (1898. No 3—5) появилось (с купюрами) 25 писем Анненкова и 24 письма Тургенева за 1871—1872 гг. Обещанного продолжения не было из-за болезни (а потом, в 1900 г., и смерти) Майкова. В 1907 г. появилось одно письмо Анненкова к Тургеневу (от 8 июня н. ст. 1881 г.) в ‘Щукинском сборнике’ (вып. 6, с. 435—^436). Публикатором в ‘Литературной мысли’ (Пг., 1922. Кн. 1. С. 188—207) 11 писем (1876—1877 гг.) Анненкова к Тургеневу, касающихся романа ‘Новь’, был М. Д. Беляев. Крупнейшим событием в истории издания писем Анненкова к Тургеневу стало издание 53 писем (1855—1882 гг.) H. M. Мендельсоном в ‘Трудах Публичной библиотеки СССР им. В. И. Ленина’ (1934. Вып. 3. С. 47—184). К сожалению, подлинники этих писем в настоящее время неизвестны. В 1958 г. в своей нашумевшей статье ‘К творческой истории романа И. С. Тургенева ‘Отцы и дети» В. А. Архипов издал письмо Анненкова от 26 сентября 1861 г. (Русск. лит., 1958, No 1, с. 147—148). Несколько раз речь шла о возможной публикации этой переписки (например, в ‘Литературном наследстве’). Отдельные письма публиковались чаще всего в отрывках в примечаниях к академическому Полному собранию сочинений и писем Тургенева. Полностью письма Анненкова стали снова появляться только в последнее время: избранные письма печатались в ‘Переписке И. С. Тургенева’ (М., 1986. Т. 1, 31 письмо за 1852—1882 гг.), в ‘Литературном архиве’ (СПб., 1994. С. 188—216, 12 писем 1853 г.), в сборнике ‘Литература и история’ (СПб., 1997. Вып. 2. С. 300—319, 12 писем 1854, 1863 гг.). Все эти публикации, подготовленные H. H. Мостовской, учтены в настоящей книге писем Анненкова к Тургеневу, что ни в коей мере не лишает ее новизны и полноты.
Из 348 писем, которые публикуются в настоящем издании, 295 печатаются на основе подлинников в ИРЛИ, 53 письма (52 — изданных Мендельсоном, 1 — появившееся в ‘Щукинском сборнике’), подлинники которых неизвестны, печатаются по первому изданию.
К сожалению, не все письма Анненкова к Тургеневу сохранились, в частности ранние, до 1852 г. Возможно, их было мало, так как Тургенев и Анненков иногда жили в одних и тех же городах, а может быть, и переписывались нечасто. Но то, что они все-таки были, подтверждается письмом Тургенева к В. Г. Белинскому от 5 (17) сентября 1847 г., в котором он упоминает как письмо к Анненкову, так и письмо от Анненкова,4 это же и является первым упоминанием Анненкова в сохранившейся переписке писателя. Отсутствуют также и рукописи писем с середины 1866 по конец 1871 г. Не исключено, что они исчезли во время переезда Тургенева из Баден-Бадена в Париж после франко-прусской войны. Возможно, некоторые свои письма уничтожал сам Анненков, как это случилось с его письмом к Тургеневу о Некрасове, написанным после смерти поэта, которое он, очевидно, считал излишне откровенным.5 Да и вообще Анненков часто просил друга возвращать ему письма, например письмо по поводу похорон Ф. М. Достоевского (уже больной Тургенев это письмо не вернул, и подлинник его сохранился).6
Анненков, очевидно, вовсе не готовил свою корреспонденцию для потомства, напротив, он тщательно оберегал ее неприкосновенность. 22 февраля 1881 г. в связи с просьбой вернуть ему письмо о Достоевском он заметил: ‘…да, кстати уж, <...> привезите и другие, более или менее откровенные письма мои к Вам для их сожжения, как Вы уже однажды сделали. Повторите, друг, эту проделку, которая оказалась бы Вам ненужной, если бы я их писал Вам индифферентно, а то я ведь такой дурак, что лишь берусь за перо для письма к Вам, то сейчас и душу на стол и со всеми ее болячками. А зачем нужно это оставлять для любопытных после нас?’ Он вообще считал письма, составляемые ‘в виду будущей публики’, — ‘суть фальшивые письма <...> А истинные письма никогда не должны бы являться на свет, ибо, во-первых, всегда глупы, а во-вторых, большею частию противны’ (письмо 307). Это суждение (вызванное посмертной публикацией частных писем П. Мериме), весьма характерное для стилистики и эмоционального настроя писем Анненкова, не лишено парадоксальности. Ведь он же издал письма к себе Тургенева. А в письме к M. M. Стасюлевичу от 26 ноября н. ст. 1877 г. по поводу издания интимных писем Пушкина к жене, которое предпринял Тургенев, он объяснил: ‘Я считаю, что в литературе все абсолютно дозволено и запрещенного для нее вовсе нет, только все должно быть объяснено и всему приискана генеалогия, raison d’tre, причина явления, а где этого нет, там представляется уже не нагота человека собственно, а только его половой член, выставленный на показ’.7 Помимо того, редкая энциклопедическая образованность Анненкова потребовала основательных комментариев его писем, в которых использованы и русская современная литература, и зарубежная, равно как и газеты, русские и зарубежные. И, пожалуй, материалы, употребляемые при составлении этих комментариев, не менее увлекательны (в чем по личному опыту убедились составители этого издания), чем сами уникальные письма Анненкова.
В своих письмах к Тургеневу Анненков неизменно оставался самим собой, со своими оценками, раздумьями, тревогами и со своими удивительными словами (часто требующими пояснений), уникальным стилем. И потому его эпистолярной форме присущи и свойства исповедальной лирики, и безусловный эффект документа, даже публицистичности, что существенно. Ведь за Анненковым довольно прочно (и не совсем резонно) закрепилась репутация чистого эстетика. А его письма ее сильно колеблют и опровергают. И все-таки письма Анненкова (это было естественным стилем в XIX в.) становились литературным явлением еще при его жизни. Многие его эстетические высказывания обсуждались не только адресатом. Так, в частности, высокая оценка Гоголя (после прочтения некоторых глав 2-го тома ‘Мертвых душ’): ‘Это колокол Ивана Великого, заглушающий все наши почтовые колокольчики’ (письмо 6) — повторялась не только Тургеневым, не во всем согласным с критиком (например, в оценке ‘Переписки’ Гоголя). Отголоски ее встречаются и в письмах критика ‘Отечественных записок’ С. С. Дудышкина к Анненкову, M. M. Стасюлевича и других критиков ‘Вестника Европы’. В заключение несколько технических объяснений.
* Письма публикуются в хронологическом порядке, по старому и новому стилю.
* Каждое письмо снабжено источником публикации: архив, перепечатка в другом авторитетном источнике. Указаны, по возможности, ответы Тургенева и ответ Анненкова на письмо Тургенева.
* Так как Анненков порой не указывал год, год устанавливается составителями по содержанию или в связи с письмами Тургенева. Некоторые письма пришлось передатировать (особенно это касается предварительной датировки в архиве ИРЛИ).
* Текст приводится по новой орфографии. Однако многочисленные особенности стиля и орфографии Анненкова сохраняются, за исключением явных неточностей и ошибок, недописанные слова дописываются в скобках.
* Естественно, что в комментариях помимо ссылок на соответствующие письма Тургенева к Анненкову приводится много выдержек из этих писем, что создает некоторое впечатление обоюдной переписки.
Составители приносят глубокую благодарность сотрудникам Рукописного отдела Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН, библиотеки Института, сотрудникам газетного зала Библиотеки Академии наук, РГАЛИ (ЦГАЛИ), библиотеки Университета Калгари (в особенности г-же Р. Васка), газетной библиотеки Британской библиотеки, Гос. архива Ульяновской области в Симбирске (Т. П. Волошиной и Т. М. Герасимовой), Казанского гос. университета, Мемориального музея и Архива Ф. Листа в Будапеште (М. Эккарт), Библиотеки Конгресса (благодаря гранту Института имени Кеннана в Центре им. Вудро Вильсона), библиотеки Университета штата Иллинойс в Урбане-Шампань, Славянской библиотеки Чешской национальной библиотеки и многим индивидуальным коллегам: П. Уод-дингтону, Е. М. Лобковской, Н. И. Коваленко, Д. Бершаду, Д. Петерсону, Г. Кэмбеллу, Б. Ф. Егорову, Глебу и Лилит Жекулиным. Трудно себе представить объем добавочной работы, которую надо бы было сделать, без того огромного труда, который вложили в академическое издание Тургенева его составители. Особую признательность выражаем Линетт Лепки и О. М. Младеновой за изготовление первых компьютерных текстов. Работа осуществлялась с помощью гранта от Канадского совета для гуманитарных и общественных научных исследований (SSHRCC). Всем этим лицам и учреждениям мы благодарны за помощь в очень трудоемкой работе и надеемся, что она будет интересна как филологам, славистам, историкам, так и широкому читателю.

Н. К Мостовская
Н. Г. Жекулин

1 См.: письмо 342, прим. 2 (наст. изд., кн. 2, с. 171).
2 См. письмо 283, прим. 3 (наст. изд., кн. 2, с. 109—110).
3 Русск. об., 1898, март, с. 5.
4 П.I.259.
5 См. письмо 250, прим. 5 (наст. изд., кн. 2, с. 75).
6 См. письмо 307 (наст. изд., кн. 2, с. 134—135). Очевидно, по неизвестным причинам не все материалы (в частности, может быть материалы, над которыми Анненков работал во время своей смертельной болезни) попали в тот архив, который Глафира Александровна передала Л. Н. Майкову, и они остались в Дрездене. Внучка Павла Васильевича Варвара Павловна вспоминает, что у ее тети Веры, с которой она жила в Дрездене до второй мировой войны, находились материалы ее отца, среди которых были тургеневские материалы. Весь этот архив был уничтожен во время бомбардировки Дрездена в ночь с 13 на 14 февраля 1945 г. (von Annenkoff, Barbara. Badische Heimat // Badisches Tageblatt. 5. Juli 1968).
7 Стасюлевич, т. 3, с. 352.

КОММЕНТАРИИ

1

12 (24) октября 1852. Чирьково

ИРЛИ, ф. 7, No 7, лл. 1—3 об. Впервые: Переписка, с. 473—476. Ответ на письмо Тургенева от 14, 18(26, 30) сентября 1852 г. (П.II.64—65). Тургенев ответил 28 октября (9 ноября) 1852 г. (П.II. 77—79). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 Жалуясь на ‘скверное, дождливое и холодное лето’, Тургенев в своем письме от 14, 18 (26, 30) сентября напоминал Анненкову его ‘обещание заехать ко мне в октябре’ (П.II.64). Анненков так и не приезжал никогда в Спасское.
2 В своем письме Тургенев писал: ‘Вы, вероятно, уже слышали о выходе в свет ‘Записок ох<отника>‘, берегу назначенный для Вас экземпляр к вашему приезду’ (П.II.64).
‘Утешно’ — реминисценция из стихотворения Пушкина ‘Близ мест, где царствует Венеция златая…’ (Пушкин 1937, т. 3), с. 66).
3 В письме от 14, 18 (26, 30) сентября Тургенев писал по поводу ‘Записок охотника’: ‘…мне кажется, что она (эта книга. — Ред.) останется моей лептой, внесенной в сокровищницу русской литературы, говоря слогом школьных книг <...> многое вышло бледно, отрывчато, многое только что намекнуто, иное неверно, пересолено или недоварено — зато иные звуки точно верны и не фальшивы — и эти-то звуки спасут всю книгу’ (П.II.64). Статьи о ‘Записках охотника’ Анненков не написал.
Шарль Раппо (Rappo) — артист цирка — силач, известный во всей Европе, но особенно популярный в России (см. о нем: Signor Domino [Cohnfeld, Emil]. Wandernde Knstler. Panorama der Artistenwelt und Cirkuslebens. Berlin, 1891. S. 168—206.
4 Анненков упоминает три произведения Тургенева конца 1850—начала 1852 г.: ‘Певцы’ (Совр., 1850, No 11), ‘Разговор на большой дороге. Сцена’ (альманах ‘Комета’, 1851), рассказ ‘Три встречи’ (Совр., 1852, No 2).
5 Анненков называет А. П. Бенитцкого, В. Т. Нарежного в числе писателей, не нашедших, по его мнению, своего пути в литературе. В это время Тургенев уже работал над своим первым, незаконченным, романом ‘Два поколения’ (см.: Никитина Н. С. Первый роман Тургенева // Русск. лит., 1989, No 4, с. 119— 126).
6 Анненков пишет о затруднениях в работе над последним периодом биографии Пушкина, ставшей первым томом его издания сочинений поэта (Пушкин А. С. Сочинения: В 7-ми т. СПб., 1855—1857. Об этом издании см.: Модзалевский 1999, с. 436—506).
7 Речь идет о Николае Николаевиче и Александре Петровне Тютчевых. В той части своего письма, которая была написана из Спасского, где жили и Тютчевы, Тургенев писал: ‘…сегодня Тютчевы вернулись из Москвы — все мы повторяем одну просьбу: приезжайте’ (П.II.65). Дружеские письма H. H. Тютчева к Анненкову за 1859—1878 гг. хранятся в ИРЛИ(ф. 7, No 105). См. также письмо 273.
8 В письме от 14, 18 (26, 30) сентября Тургенев писал, что он ‘в эти дни всё читал Мольера’ (П.II.65).

2

4 (16) ноября 1852. Чирьково

ИРЛИ, ф. 7, No 7, лл. 4—5. Впервые: Переписка, с. 476—478. Ответ на письмо Тургенева от 19 (31) октября 1852 г. (П.II. 75—76). Год устанавливается по связи с этим письмом. Неизвестно, ответил ли Тургенев на это письмо.
1 Анненков имеет в виду письма Тургенева от 14, 18 (26, 30) сентября и 19 (31) октября (П.II.64—65 и 75—76) и свое письмо от 12 (24) октября (письмо 1).
2 По поводу девятого ‘Провинциального письма’ Анненкова (Совр., 1851, No 10) Тургенев писал: ‘Оно мне очень понравилось, а конец <...> просто превосходен. Начало длинно и — главное — слишком подробно в анализе мотивов каждой мысли’ (П.II.75).
3 В статье 1856 г. ‘О значении художественных произведений для общества’ (переиздана под названием ‘Старая и новая критика’) Анненков писал иначе: ‘…в настоящее время <...> самостоятельные наши писатели <...> решительно выше всех рецензий, написанных на них’ (Анненков 2000, с. 129).
4 Тургенев помогал Анненкову в поисках ‘загадочного Ченстона’, обращаясь сам и через П. Виардо за справками к английскому критику и редактору известного журнала ‘Атенаум’ (The Athenaeum) Г. Ф. Чорли. В результате в ‘Материалах для биографии А. С. Пушкина’ разъяснялось: ‘В списке предшественников и современников Шекспира на драматическом поприще, обыкновенно прилагаемом к полным изданиям творений его, в числе 39 имен не находится ни имени Ченстона, ни трагедии, ему приписываемой Пушкиным <...> Для окончательного объяснения дела, мы сносились посредством одного из наших знакомых с издателем ‘Athenaeum’ в Англии <...> Ответ был таков вкратце: ‘Ваш великий поэт подшутил над своей публикой, сославшись на небывалого в Англии писателя» (Анненков 1873 (1984), с. 264—265). Справку, полученную от Чорли, Тургенев сообщил в письме от 2 (14) февраля 1853 г. (П.II. 120).
5 По видимому, речь идет о книге: Кайданов И. К. Руководство к познанию всеобщей политической истории. 4-е изд. СПб., 1831. Ч. 1. Древняя история.
6 Беральд Савойский (Beralde, prince de Savoie) — средневековый герой из популярного двенадцатитомного собрания главным образом авантюрных произведений ‘Biblioth&egrave,que de campagne, ou Amusements de l’esprit et du cur’, впервые вышедшего в Амстердаме в 1740 г. В бумагах Пушкина сохранился конспект о Беральде, взятый из седьмого тома этого собрания в издании, вышедшем в Брюсселе в 1785 г. (см.: Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты. М., Л., 1935. С. 497—501).
7 ‘Энциклопедический лексикон’, предпринятый А. А. Плюшаром в 1834 г. (выходил в Петербурге под редакцией Н. И. Греча и О. И. Сенковского), и ‘Biographie universelle, ancienne et moderne…’. Paris, 1811—1846 — справочные издания.
Лео, Сисмонди, Фориель — по-видимому, речь идет о книгах: Leo, Heinrich. Lehrbuch der Geschichte des Mittelalters. Halle, 1830, 1834, Sismonde de Sisimondi, Jean-Charles-Lonard. Histoire des Franais: 31 tomes. Paris, 1821—1844, Fauriel, Claude Charles. Troubadours, Trouv&egrave,res. Paris, 1852, его же: Histoire de la posie provenale. Paris, 1846.
8 Книга П. Мериме ‘La Guzla, ou choix de posies illyriques, receuillies dans la Dalmatie, la Bosnie, la Croatie et l’Herzgowine’ (Paris et Strasbourg, 1827) представляет собой литературную мистификацию (см. об этом: Yovanovitch [ованови], Voyslav M. ‘La Guzla’ de Prosper Mrime: Les origines du livre, ses sources, sa fortune, tude d’histoire romantique. Grenoble, 1910, Paris, 1911, Муравьева О. С ‘Гюзла’ и ‘Песни западных славян’ // Мериме — Пушкин: Сборник. М., 1987. С. 114—132). Письмо Тургенева с оценкой ‘Гузлы’ не сохранилось. См. также письмо 5, прим. 13.
9 В Спасское Анненков никогда не приезжал.

3

27 ноября (9 декабря) 1852. Чирьково

ИРЛИ, ф. 7, No 7, лл. 6—7. Впервые: Переписка, с. 479—480. Ответ на письмо от 28 октября (9 ноября) 1852 г. (П.II.475—476) и на несохранившееся письмо. Год устанавливается по связи с первым из этих писем. Ответ Тургенева неизвестен.
1 В своем письме от 28 октября (9 ноября) Тургенев ‘от души’ благодарил Анненкова за его мнение о нем как о писателе: ‘Всё, что Вы говорите — я чувствую так же ясно, как и Вы — это истина неоспоримая — и я подписываюсь под каждое слово’ (П.II.77).
2 По-видимому, в связи с ‘Записками охотника’ Анненков с Н. П. Огаревым обсуждал комедию А. Н. Островского ‘Бедная невеста’ (1852).
3 Кн. Екатерина Петровна Вяземская была соседкой Анненкова по имению в Симбирской губернии.
4 Анненков познакомился с Иваном Павловичем Арапетовым, впоследствии членом Редакционных комиссий по крестьянскому вопросу в 1850 г., у Е. Ф. Корша (см.: Анненков, Писемский, с. 582). Свое мнение о ‘безграничной пустоте’ профессора Петербургского университета и цензора Александра Васильевича Никитенко Анненков высказал в письме 71.
5 ‘Porta Capuana’ — монументальные ворота в Неаполе.
6 Имеется в виду ‘Одиссея’ Гомера, жена Одиссея Пенелопа отбивала поклонников, пока Одиссей не вернулся домой, тем, что ткала. См. также: Мостовская H. H. Тургенев в письмах П. В. Анненкова // И. С. Тургенев. Проблемы мировоззрения и творчества. Элиста, 1986. С. 173—182.
7 Окончив в 1852 г. Московский университет, Константин Васильевич Трубников, очевидно, посетил Симбирск. В этом же году он поступил на службу в хозяйственный департамент Министерства внутренних дел в Петербурге. Младший брат Ю. Ф. Самарина Владимир начал служить в Симбирске в 1852 г., где уже служил другой брат Николай (см.: Анненков, Две зимы, с. 538).
8 Первоначальная редакция повести ‘Постоялый двор’, с которой Анненков познакомился в начале января 1853 г. (см. письмо 4), отличалась общественной остротой и содержала места, исключенные цензором В. Н. Бекетовым при публикации ее в ‘Современнике’ (1855, No 11, см.: Назарова Л. Н. ‘Постоялый двор’ И. С. Тургенева. (К истории первой публикации повести) // Из истории русских литературных отношений XVIII—XX веков. М., Л., 1959. С. 158—165).

4

После 3 (15) января 1853. Москва

ИРЛИ, ф. 7, No 7, лл. 8—11. Впервые: Переписка, с. 480—483. Ответ на несохранившееся письмо Тургенева. Тургенев ответил 10 (22) января 1853 г. (П.II.102—105). Год устанавливается по связи с этим письмом Тургенева, а число — по содержанию.
1 Речь идет о повести Д. В. Григоровича ‘Антон Горемыка’ (Совр., 1847, No 11) и повести ‘Красильниковы’ П. И. Мельникова (псевд. Андрей Печерский) (Москву 1852, No8).
2 Это письмо к Н. X. Кетчеру неизвестно. Об этом же Тургенев писал К. С. Аксакову в письме от 16 (28) октября 1852 г. по поводу отдельного издания ‘Записок охотника’: »Зачем же я издал их?’,— спросите Вы — а затем, чтобы отделаться от них, от этой старой манеры’ (П.II.71, см. также: Истомин К. К. ‘Старая манера’ Тургенева (1834—1855 гг.). Опыт психологии творчества // Изв. Имп. Акад. наук. Отд. русск. яз. и слов. 1913. Т. XVIII. No 2—3, отд. изд.: СПб., 1913).
3 Под ‘школой’ В. И. Даля и П. И. Мельникова (Андрея Печерского) Анненков подразумевал очерковую литературу из жизни крестьян, с ее интересом к точному воспроизведению фактов, этнографизмом, описательным тоном, т. е. ‘натуральную школу’.
4 Цитата из ‘Песен западных славян’ Пушкина (первая строка ‘Похоронной песни Иакинфа Маглановича’) (Пушкин 1937, т. 3i, с. 348).
5 Полина Виардо (Viardot) приехала на гастроли в Петербург 29 декабря (ст. ст.) 1852 г. Дебют ее в ‘Севильском цирюльнике (Il barbiere di Siviglia, ossia, L’inutile precauzione — 1816) Россини состоялся 3 января (ст. ст.) 1853 г. (см.: Розанов 1982, с. 89—90).
6 По-видимому, речь идет о возросшей известности Некрасова после публикации стихотворения ‘Блажен незлобивый поэт…’, посвященного Гоголю (Совр., 1852, No 3). К этому времени Тургенев познакомился и со стихотворением ‘Муза’ в рукописи.
7 Подпись Анненкова отсутствует. Непосредственно за письмом Анненкова следует приписка Н. X. Кетчера (лл. 11—11 об.): Я прочел также и совершенно соглашаюсь с Анненк<овым>. В одном только: в полнейшей необходимости для подобных произведений истины почти математической, которая, впрочем, кажется, соблюдена здесь достаточно, и я очень доволен. ‘Зап<иски> охот<ника>‘ идут как нельзя лучше, и я очень сердит на тебя, что ты выписал для себя экземпляр от Базунова — пиши, сколько тебе нужно, ко мне, а я сейчас же тебе вышлю — пожалуйста не церемонься. Мерка в Москве ни у кого нет, но месяца через два ты получишь его непременно. Получал ли ты отправленное к тебе письмо, Ив<ан> Серг<еевич>? — Прощай, будь здоров и весел!
Тургенев ответил на это письмо Кетчера 11 (23) января 1853 г. (П.II.105—106).

5

26 января (7 февраля) 1853. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 7, лл. 12—13 об. Впервые: Лит. арх., с. 193—194. Ответ на письмо от 10 (22) января 1853 г. (П.II. 102—104). Тургенев ответил 2 (14) февраля 1853 г. (ПЛ. 120-121).
1 Анненков возвращался в Петербург из своего имения Чирьково в Симбирской губернии.
2 В своем письме от 10 (22) января 1853 г. Тургенев писал Анненкову: ‘…любопытно мне будет знать мнение Ваше о моем романе’ (П.II.104). Речь идет о романе ‘Два поколения’.
3 Имеется в виду рассказ ‘Постоялый двор’, обсуждавшийся Анненковым в предыдущем письме (письмо 4). В письме от 19 (31) октября Тургенев писал: ‘Мысль тоже, как пространство и время, есть делимое in infinitum <...>‘ (П.II.75).
4 Мнение П. А. Катенина высказано в его ‘Воспоминаниях о Пушкине’ (см.: Пушкин в воспоминаниях современников. М., 1974. Т. 1. С. 102). Написанные по просьбе Анненкова ‘Воспоминания о Пушкине’ частично включены в ‘Материалы для биографии А. С. Пушкина’ (Анненков 1873 (1984), с. 266). О полемике Анненкова с Катениным по поводу ‘Бориса Годунова’ и ‘Моцарта и Сальери’ Пушкина см.: Майков Л. И. Пушкин. СПб., 1899. С. 320—321.
5 В ответном письме от 2 (14) февраля Тургенев писал: ‘В вопросе о Моцарте и Салиери я совершенно на Вашей стороне — но это, может быть, оттого происходит, что нравственное чувство во мне слабо развито’ (П.II.121).
6 В ‘Севильском цирюльнике’ П. Виардо исполняла партию Розины. По поводу ее дебюта К. И. Званцов писал в ‘Письмах о г-же Виардо-Гарсиа’: ‘Весь город в три дня превратился в неистовое скопище энтузиастов — по улицам шум, крик, давка <...> В Большом театре, несмотря на прибитое у кассы объявление, что мест уже нет, началась свалка с пяти часов, то есть за три часа до дебюта <...> Ария ‘Una voce poco fa’ после самых восторженных и продолжительных криков пропета была с таким же чувством и огнем, как в 1843 году, костюм певицы был до последней пуговки тот же, и голос тот же, и фигура та же. В лице чуть-чуть заметно влияние промчавшихся лет, а в голосе? — никакой перемены, но высокие ноты певица хватает осторожнее, осмотрительнее прежнего! Ария же вышла не совсем ровно и спета была с видимым волнением и беспокойством. Исчислять ли все тонкости, затем и комические прибаутки в игре Розины, Лаблаша, Марио, Ронкони и даже Тальяфико? Все это кипело, возилось под ухарские звуки Россини’ (цит. по: Розанов 1982, с. 90—91).
7 ‘Ченерентола’ (La Cenerentola — ‘Золушка’ — 1817) — комическая опера Россини.
8 Марио — итальянский певец (тенор) Джиованни ди Кандия (выступал под именем Mario), муж соперницы П. Виардо, Джулии Гризи (Grisi). О его ‘недомоганиях’ см.: Fitzlyon, April. The Price of Genius. London, 1964. P. 227—228, 293.
9 В 1852—1853 гг. баритон Джорджио Ронкони (Ronconi) и бас Луиджи Лаблаш (Lablache) были членами труппы Итальянской оперы в Петербурге.
Ариоль — точнее Ориоль, имеется в виду Жан-Батист Ориоль (Auriol), артист французского цирка второй четверти XIX века, один из самых прославленных клоунов-акробатов, в частности эквилибрист.
10 О Виардо в ‘Пророке’ см. письмо 7.
11 Речь идет об ‘Американско-Животном театре гг. Орбана и Казановы’, спектакли которого шли в это время с огромным успехом в Концертном зале Пассажа (см.: ОЗ, 1853, т. 86 (февр.), VIII — Петербургские заметки, с. 169—170).
12 См. письмо 2, прим. 4.
13 В ‘Материалах для биографии А. С. Пушкина’ разъяснялось: ‘Книга г. Мериме <...> остается памятником ловкой, остроумной и вместе весьма явной подделки народных мотивов’ (Анненков 1873 (1984), с. 336, см. также письмо 2, прим. 8). О том, что исследователь славянской эпической поэзии Ф. И. Буслаев помог Анненкову, свидетельствует недатированное письмо Анненкова этого времени к Т. Н. Грановскому, в котором он писал: ‘Буслаева заметок — жду с живым интересом’ (ГИМ, ф. 365, ед. хр. 2, No 1, л. 2 об.).

6

Середина (конец) февраля 1853. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 7, лл. 14—15 об. Впервые: Лит. арх., с. 195—197. Ответ на письма Тургенева от 29января (10 февраля) и 2 (14) февраля 1853 г. (П.II.115—117 и 120—121). Тургенев ответил 24 февраля 1853 г. (П.II.128—130). Письмо Анненкова датируется по связи с этими письмами Тургенева.
1 О Ченстоне см. письмо 2, прим. 4. Уильям Шенстон (Shenstone) — английский писатель XVIII века.
2 Бенефис П. Виардо в опере ‘Сомнамбула’ (La sonnambula—1831) В. Беллини состоялся 9 февраля (ст. ст.) 1853 г. в Петербурге. Об эмоциональном выступлении певицы и о ее огромном успехе восторженно писал К. И. Званцов (см.: Розанов 1982, с. 94).
3 6—9 июля (ст. ст.) 1853 г. Некрасов писал Тургеневу: ‘Кстати, до тебя, кажется, дошли слухи о моих клубных подвигах,— действительно, я вы (играл) до 9 т. сер. и, если б не был трусоват в игре, то мог бы выиграть состояние — такое везло счастье целый месяц неизменно!’ (Некрасов, т. 141, с. 179).
4 Речь идет о фельетоне И. И. Панаева ‘Канун нового, 1853 года. Кошемар в стихах и прозе, Нового поэта’ (Совр., 1853, No 1), где были иронически представлены современные литераторы и критики. Резкий выпад Панаев допустил против Н. Г. Фролова, переводчика ‘Космоса’ А. Гумбольдта и автора труда ‘Александр фон Гумбольдт и его Космос’, печатавшегося в ‘Современнике’ (1847— 1849). В фельетоне Панаева содержался и намек на выгодную с финансовой точки зрения женитьбу Фролова на больной сестре Н. В. Станкевича, которая вскоре после брака умерла. Тургенев отнесся к фельетону снисходительно. В письме к Некрасову и Панаеву от 6 (18) февраля 1853 г. он писал об этом номере ‘Современника’: ‘Решительно — лучше всего в нем — статья Нового Поэта. Умнее и милее ее ты, П<анаев>, давно ничего не писал — над ней и нахохочешься, и надумаешься вдоволь. (Что скажет Фролов о ней — другое дело)’ (П.II. 122).
5 Имеется в виду статья В. П. Гаевского ‘Дельвиг (Полное собрание сочинений русских авторов. Сочинения Нелединского-Мелецкого и Дельвига. Изд. А. Смирдина. СПб., 1850). Статья первая’ (Совр., 1853, No 2, продолжение No 5 и 1854, No 1 и 9). В письме к И. И. Панаеву от 6 (18) марта Тургенев писал, что статья ‘весьма любопытна’ (П.II. 137).
6 ‘Биография M. H. Загоскина’, написанная С. Т. Аксаковым (Моск., 1853, т. 1, No 1), так же высоко оценивалась и Тургеневым. Самому Аксакову он писал по ее поводу: ‘По глубокому и ясному пониманию характера и таланта того человека, которому она посвящена, по теплоте сочувствия, разлитого в каждой строчке, по внутренней ее соразмерности и спокойному мастерству изложения биография эта может назваться образцовой’ (П.II.111—112).
7 Тургенев отправил повесть К. Н. Леонтьева ‘Немцы’ А. А. Краевскому в ‘Отечественные записки’ (см.: П.11.31). Анненков должен был узнать у Краевского о судьбе повести и передать С. С. Дудышкину просьбу ‘тщательно подержать корректуру’ (письмо от 29 января/10 февраля 1853 г.— П.11.116).
8 Отзыв об А. Ф. Писемском был вызван его комедией ‘Раздел’ (Совр., 1853, No 1), недостатки которой сознавались самим автором. Тургенев оценивал ее как ‘очень дюжинную и топором сляпанную вещь’ (П.II.122).
9 Высказывание об А. Н. Островском относится к его комедии ‘Не в свои сани не садись’, поставленной в Петербурге 19 февраля (ст. ст.) 1853 г. Критическое суждение Анненкова было вызвано изображением патриархального быта в пьесе. Однако в письме 7 он пишет Тургеневу о ее ‘заслуженном’ успехе на сцене.
10 Анненков, по-видимому, присутствовал на чтении сохранившихся рукописных глав второго тома ‘Мертвых душ’ Гоголя. Такое чтение состоялось в Петербурге 9 февраля (ст. ст.) у А. Н. Карамзина, где читал Д. А. Оболенский, принимавший участие в подготовке к печати посмертного издания сочинений Гоголя (см.: Никитенко, т. I, с. 360). Окончательное свое мнение о второй части ‘Мертвых душ’ Анненков изложил в статье ‘Воспоминания о Гоголе. Рим, летом 1841 года’. Признавая, что Гоголь тут принял на себя ‘роль моралиста’ и решал вопросы и литературные задачи ‘посредством призраков и фантомов, что так поражает в оставшейся нам второй части ‘Мертвых душ», Анненков там писал: ‘Самый замысел повести, даже в нынешнем несовершенном своем виде, поражает читателя обширностию размеров, а некоторые события романа, лучше других отделанные, с необычайным мастерством захватывают наиболее чувствительные стороны современного общества <...>‘ (Анненков, Гоголь, с. 125—126). См. также письмо 17.
11 Речь идет о драматических сценах П. Мериме ‘Le Faux Dmtrius, sc&egrave,nes dramatiques’ (Лжедимитрий), вышедших в ‘Revue des Deux Mondes’ (1852, t. 16, 15 dcembre).
12 Мериме увлеченно занимался изучением русской истории XVII— XVIII вв. с начала 1850-х гг., но порой произвольно истолковывал русские источники и обнаруживал недостаточное знакомство с русскими нравами эпохи (см.: Заборов П. Р. Русская история в переписке И. С. Тургенева с П. Мериме // И. С. Тургенев (1818— 1883—1958): Статьи и материалы. Орел, 1960. С. 245—252). В переписке Мериме (Mrime, Prosper. Correspondance Gnrale / Etablie et annote par Maurice Parturier. 17 tomes. Paris, 1941—1964) не удалось найти сведений о том, через кого он обратился за этими материалами к петербургскому издателю и книгопродавцу Я. А. Исакову.

7

Около 6 (18) марта 1853. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 7, лл. 16—17 об. Впервые: Переписка, с. 486—488. Ответ на письмо Тургенева от 24 февраля (8 марта) 1853 г. (П.II.128—130). Тургенев ответил 14, 15 (26, 27) марта 1853 г. (П.II.137—139). Письмо Анненкова датируется по связи с этими письмами Тургенева.
1 О книжке ‘Revue des Deux Mondes’ см. письмо 6, прим. 11.
2 ‘Роберт’ (Robert le Diable—1830), ‘Гугеноты’ (Les Huguenots — 1835), ‘Пророк’ (Le Proph&egrave,te—1849, шел в России под названием ‘Осада Гента’ — L’assedio di Gent) — оперы Дж. Мейербера. Первое представление новинки сезона — ‘Пророка’ — состоялось (в бенефис Марио) 20 февраля (ст. ст.) (см.: Розанов 1982, с. 95). Особый интерес Тургенева к этой опере связан с тем, что П. Виардо исполняла написанную непосредственно для нее партию Фидес, матери пророка, о парижской постановке оперы он написал статью ‘Несколько слов об опере Мейербера ‘Пророк» (ОЗ, 1850, No 2, C.V.347—352). Марио исполнял роль самого пророка, Иоанна Лейденского, роль Берты исполняла А. Маррай (Marrai).
3 До напечатания комедия А. Н. Островского ‘Не в свои сани не садись’ с успехом шла в московском Малом театре (14 января ст. ст. 1853 г.) и в петербургском Александрийском театре (19 февраля ст. ст. 1853 г.). Анненков первоначально относился к этой пьесе с некоторой иронией (см. письмо 6, прим. 9).
4 В своем письме от 24 февраля (8 марта) Тургенев сообщил, что В. П. Боткин ‘недоволен’ повестью ‘Постоялый двор’, и привлек цитату из его письма: ‘герой так преувеличен, что сбивается на мелодраматического героя, и вся повесть более походит на эскиз, нежели на дельную картину’ (П.II.129, см.: Т и Боткин, с. 36—37).
5 Намек на период так называемого ‘примирения с действительностью’ В. Г. Белинского.
6 Тургенев дал общий ответ на этот вопрос в своем письме от 14, 15 (26, 27) марта: ‘…Ваше милое и умное письмо об Островском, ‘Пророке’ — и ‘направлениях’ получил я вчера. Всё это очень дельно и выражено с большой тонкостью и верностью’ (П.II.137).
Булгарин — Фаддей Венедиктович Булгарин, журналист, прозаик, критик, с 1825 по 1839 г. издатель и соредактор журнала ‘Сын отечества’, с 1825 по 1859 г. — газеты ‘Северная пчела’. К нему с пренебрежением относились все члены круга Белинского.
Е. Тур — псевдоним Елизаветы Васильевны Салиас де Турнемир. В своей рецензии на ее роман ‘Племянница’ (1851) Тургенев излагал свои взгляды на современный русский роман в связи со своей работой над романом ‘Два поколения’ (Совр., 1852, No 1, C.V.368—386).
7 Первая часть ‘Записок современника’ С. П. Жихарева — ‘Дневник студента’ — начала выходить в ‘Москвитянине’ с No 3 за 1853 г. (Москву 1853, No 3, 5—8, 1854, No 1, 18, 19).
8 В своем дневнике (запись от 2 декабря ст. ст. 1852 г.) А. В. Никитенко писал по этому поводу: ‘В городе ужасно лгут и сплетничают. Например уверяют, будто с 6 декабря всех гражданских чиновников оденут в какие-то форменные сюртуки вроде военных и в каски’ (Никитенко, т. 1, с. 354). Н. А. Милютин был в это время директором хозяйственного департамента Министерства внутренних дел.

8

20 марта (2 апреля) 1853. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 7, лл. 18—19 об. Впервые: Лит. арх., с. 199. Ответ на письмо Тургенева от 14, 15 (26, 27) марта 1853 г. (П.II.137). Тургенев ответил 2 (14) апреля 1853 г. (П.II.141—142). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 Речь идет о романе Тургенева ‘Два поколения’. В своем письме от 14, 15 (26, 27) марта Тургенев писал: ‘Писец мой всё не едет из Москвы — и потому копия еще не началась — такая досада!’ (П.II.138).
2 М. С. Щепкин приезжал к Тургеневу в Спасское и пробыл там с 9 по 15 марта (ст. ст.) 1853 г., Щепин — лицо неустановленное.
3 Трагик петербургского театра Василий Андреевич Каратыгин умер 13 марта (ст. ст.) 1853 г. Похороны состоялись 16 марта. О присутствии ‘народа’ писал его брат П. А. Каратыгин: ‘С самого раннего утра народ всевозможных званий и возрастов толпился около церкви в ожидании похорон <...> Самый гроб трудно было видеть в толпе народной массы. До самого кладбища (Смоленского. — Ред.), по обеим сторонам линий Васильеостровского острова, по которым следовала похоронная процессия, стояла необозримая толпа народа’ (Каратыгин П. Записки. Л., 1970. С. 281—282).
4 Имеется в виду суждение Тургенева в письме к Анненкову от 14, 15 (26, 27) марта 1853 г. (в ответ на суждение Анненкова в письме 7): ‘Я сам знаю, что M-me V слишком много играет — но у ней это происходит не от эклектически-немецкой рефлекции, а от ее реалистической южной натуры’ (П.II.138).
5 В письме к Анненкову от 14, 15 (26, 27) марта 1853 г. Тургенев сообщал о большом впечатлении от чтения М. С. Щепкиным (в Спасском) пьесы А. Н. Островского ‘Не в свои сани не садись’ и возникшей у него аналогии с пьесой Д. Дидро (Diderot) ‘Отец семейства’ (Un p&egrave,re de famille — 1758) и другими его драмами ‘с сильной начинкой естественности и морали’, замечая, однако: ‘Я не думаю, чтобы эта дорога вела и истинному художеству’ (П.II.137—138).
6 В отделе ‘Смесь’ журнала ‘Современник’ печатались разные фельетоны о петербургской жизни: ‘Письма ‘пустого человека’ в провинцию о петербургской жизни’ М. В. Авдеева (1852, No 12, 1853, No 1—3) заменили ‘Хронику петербургских новостей’ М. Л. Михайлова (1852, No 4—8, авторство ‘Хроники’ в No 9 и 11 неизвестно), ‘Заметки и размышления Нового поэта по поводу русской журналистики’ И. И. Панаева появлялись почти в каждом номере. Появились и другие фельетоны: в январском номере за 1853 г. напечатаны ‘Прогулки по Петербургу’ П. А. Кулиша, в апрельском — ‘Петербургские новости’, приписываемые М. П. Веселовскому.
7 Речь идет о стихотворениях Некрасова ‘Старики’, ‘Из Гейне’ (‘Ах, были счастливые годы!..’) (Совр., 1853, No 1). Упоминая ‘аттицизм’, т. е. утонченность и интеллектуальную образность речи, свойственную жителям Аттики (в Древней Греции), главным образом афинянам в лучшую пору развития их культуры, Анненков признавал возможное влияние своих занятий по подготовке издания сочинений Пушкина. В ответном письме от 2 (14) апреля Тургенев писал по поводу этих стихотворений Некрасова: ‘…разумеется — это становится антиподом всякой поэзии — я ему тогда же написал, что такие стихи лучше не печатать — притом эта поэзия отрыжки и дурного пищеварения не выкупается ни едкостью желчи и насмешки над самим собою — ни даже жидовски-блестящим умом la Heine. Remedium как Вы говорите — тут очень простое — не писать таких вздоров — но я не довольно близок с Некрасовым, чтобы преподать ему подобный совет’ (П.II.141). Самому Некрасову он заметил: ‘…кажется, лучше бы их было не печатать’ (П.II.122), незадолго до смерти Некрасов распорядился исключить ‘Стариков’ из основного свода своих стихотворений и перенести в приложение (см.: Некрасов, т. 1, с. 608). Суждение Анненкова о поэзии Некрасова не было неизменным. После выхода сборника ‘Стихотворений’ (1856) Некрасова он писал ему: ‘Вам, может быть, Тургенев не говорил, что стихотворения Ваши я считаю единственными серьезными поэтическими произведениями нынешнего времени’ (ЛЯ, т. 51—52, с. 97).
8 По просьбе самого Д. Я. Колбасина Тургенев старался устроить его на службу через И. П. Арапетова. В письме к Анненкову от 2 (14) апреля Тургенев писал: ‘Я уже имею письмо от Колбасина о приеме, сделанном ему Арапетовым, и душевно рад, что не ошибся в моем странном — но милом друге Иване Павловиче. Спасибо ему за это!’ (П.II. 142). Однако из этой попытки ничего не вышло (см.: П. 11.485).

9

12 (24) апреля 1853. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 7, лл. 20—21 об. Впервые полностью: Лит. арх., с. 201—202. Ответ на письмо Тургенева от 2 (14) апреля 1853 г. (П.II.141—142). Тургенев ответил 21 апреля (3 мая) 1853 г. (П.II.144—146). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 Анненков возражает Тургеневу по поводу его отрицательной оценки героев и эпизодов из второго тома ‘Мертвых душ’ Н. В. Гоголя (см.: П.II.141—142). См. также письма 6 и 17.
2 Имеются в виду восторженные отзывы С. Т., И. С. и К. С. Аксаковых о ‘Постоялом дворе’ (см. их письма к Тургеневу от 10, 11, 12, 14 марта (ст. ст.) 1853 г.— Русск. об., 1894, No 9, с. 26—32), о которых Тургенев сообщил Анненкову в письме от 2 (14) апреля (П.II. 140).
3 Анненков сравнивает главных героев ‘Постоялого двора’ и ‘Хижины дяди Тома’ (Uncle Tom’s Cabin—1852) Г. Бичер-Стоу (Beecher-Stowe). В своем ответе Тургенев согласился с мнением Анненкова: ‘…меня самого поразила мысль — что ведь пожалуй и Аким такого же калибра. Ваше письмо подтвердило это впечатление — вследствие чего я себе дал слово этаких вещей более не писать’ (П. 11.144).
4 О повести К. Н. Леонтьева см. письмо 6, прим. 7. Она была запрещена цензурой и появилась лишь позднее, под названием ‘Благодарность’ (Моск. вед., 1854, No 6—10).
5 Речь идет об историческом труде ‘История войны России с Франциею в царствование Императора Павла I в 1799 г.’: В 5 т., 8 ч. Первую часть составил А. Михайловский-Данилевский, прочие части — Д. А. Милютин. Тома IV (часть 6) и V (части 7 и 8) вышли в начале 1853 г.
6 См. письмо 2, прим. 4.
7 8, 9, 10 апреля (ст. ст.) 1853 г., после возвращения из Москвы, П. Виардо выступала на концертах в Петербурге. В числе русских романсов ею исполнялись ‘Соловей’ А. А. Алябьева, ‘Безумная’ А. С. Даргомыжского, ‘Любила я твои глаза’ Мих. Ю. Виельгорского. ‘Студенческая хота’ (Jota estudiantina) — аранжировка испанской народной песни, сделанная самой П. Виардо. В письме к Мат. Ю. Виельгорскому от 21 ноября (н. ст.) 1846 г. она ему сообщила, что ‘переложила на два голоса’ несколько популярных песен и вместе с А. Леонар (Lonard) их с успехом исполняла в Берлине (см.: Розанов А. С. Письма Полины Виардо к Матвею Юрьевичу Виельгорскому // Музыкальное наследство. М., 1968. Т. 2. Ч. 2. С. 35). В начале 1853 г. нотный магазин Брандуса на Невском проспекте объявил, что там можно купить ‘любимые испанские романсы, исполняемые г-жою Виардо и г-жою Леонар’, в аранжировке П. Виардо (см.: Розанов 1982, с. 214).
8 Чета Леонар (скрипач Юбер и певица Антония, двоюродная сестра и ученица П. Виардо) гастролировала в Москве и Петербурге. 10 апреля (ст. ст.) 1853 г. в Михайловском театре состоялся их прощальный концерт при участии П. Виардо, а 26 апреля в зале Дворянского собрания — ее же прощальный концерт при участии обоих Леонар (см.: Розанов 1982, с. 100).
9 Из известной польской музыкальной семьи Контских (Katski) в это время в Петербурге выступал пианист Антон (его брат, скрипач Аполлинарий, гастролировал в Петербурге в начале той же зимы). О его выступлениях появились разные статьи, в частности статья И. А. Манна в ‘Санкт-Петербургских ведомостях’ (1853, No 53, 8 марта) и анонимная статья в ‘Северной пчеле’ (1853, No 116, 26 мая).
10 В 1850 г. при Императорской придворной певческой капелле было организовано Концертное общество. Уровень исполнения оркестром на этих концертах для избранного круга слушателей был высоким благодаря тому, что здесь перед каждым концертом проводилось несколько репетиций, что тогда являлось исключением (см.: Фрадкина Э. Зал Дворянского собрания. СПб., 1994. С. 71— 73, 175). В 1851 г. о концертах общества А. Н. Серов писал: ‘Надо сказать только, что, действительно, в этих концертах, в этих истинных торжествах для всех, кому дорого музыкальное искусство, каждое гениальное произведение исполняется так, что лучшего исполнения почти ждать невозможно’ (Серов А. Н. Концерты в Петербурге (1851) // Серов А. Н. Статьи о музыке. М., 1984. Т. 1.С. 55).
11 Авторский концерт А. С. Даргомыжского состоялся 9 апреля (ст. ст.) 1853 г. в зале Дворянского собрания в Петербурге, при участии П. Виардо. Она исполнила несколько романсов Даргомыжского, с особенным успехом — романс ‘Безумная’. Ее имя было выгравировано в числе почитателей таланта Даргомыжского на ручке серебряного дирижерского жезла, подаренного композитору (см.: Розанов 1982, с. 99). По словам А. Вольфа, П. Виардо ввела Даргомыжского ‘решительно в моду, имя его сделалось известным и в тех слоях общества, где о русских композиторах не имели никакого понятия’ (Вольф, Хроника 1826—1855, т. 1, с. 164).
12 См. письмо 7, прим. 7.
13 Захар Николаевич Мухортов, юрист и сосед по имению Тургенева, в это время был близок к литературному кругу Н. А. Некрасова и И. И. Панаева (см.: Дружинин, Дневник, с. 240, 272, 287—288). В ‘Современнике’, однако, не печатался.
14 Намек на частые посещения И. И. Панаевым ресторана Дюссо в Петербурге. В ответном письме от 21 апреля (3 мая) 1853 г. Тургенев писал: ‘Помилуйте, друг мой, почему вы думаете, что я сочувствую изданию журнала в комнате Дюссо, на лоне Мухортова, под шум речей Лонгинова и в дыму тех толстых и вонючих цыгар, которых покойный В<иссарион> Г<ригорьевич Белинский> называл ***’ (П.II.144).

10

1 (13) мая 1853. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 7, лл. 22—23 об. Впервые полностью: Лит. арх., с. 203—205. Ответ на письмо Тургенева от 21 апреля (3 мая) 1853 г. (П.II.144—146). Тургенев ответил 12 (24) мая 1853 г. (П.II.149—151). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 О книжке ‘Revue des Deux Mondes’ см. письмо 6, прим. 11. В своем письме от 21 апреля (3 мая) Тургенев между прочим писал по поводу немецкого критика И. Г. Мерка (Merck): ‘Мерк — как Сократ — любил, чтобы его называли повивальной бабкой чужих мыслей. При всей остроте взгляда <...> он был очень добродушен и главное — бескорыстно и с любовью отыскивал и поощрял всё, что ему казалось дельным. У Вас есть некоторые черты Мерка — по крайней мере, я не знаю никого, кому бы я больше верил в нынешнее время — <...>‘ (П.II.145).
2 Солидаризуясь с тургеневской оценкой романа ‘Рыбаки’ (‘при всех достоинствах григоровических ‘Рыбаков’ <...> мне очень было скучно их читать’ — П.II. 145), Анненков выражает сомнение в создании романа из народной жизни (‘естественной жизни’, по его терминологии) в современной литературе. Его концепция романа отражает его занятия Пушкиным, изучение им творческой лаборатории и исторических замыслов писателя. По мнению Анненкова, в основе романа должно быть драматическое событие исторического содержания. Аналогичные суждения изложены в его статье ‘По поводу романов и рассказов из простонародного быта’ (Совр., 1854, кн. 2, перепеч. Анненков 2000), где, однако, он дал более положительную оценку самого романа ‘Рыбаки’ (см. письмо 15, прим. 4).
3 На это предложение Тургенев ответил: ‘Мысль Ваша о девушке, воспитанной в городе и т. д., очень дельна — и мне уже неоднократно приходило в голову нечто подобное <...> в запасе сюжет останется’ (П.II.151). Этот замысел не был осуществлен.
4 Со времен римского историка Тацита победа Арминия (Armin), вождя германского племени херусков, над римской армией полководца Вара (Varus) в 9 г. н. э. в Тевтобургском лесу считается событием важным для немецкого народного самосознания.
5 Речь идет об анненковском издании ‘Сочинений’ Пушкина и о первом его томе: ‘Материалы для биографии А. С. Пушкина’.
6 Франц Антон Месмер (Mesmer) — австрийский врач, который интересовался гипнотизмом. Хотя его теории о ‘животном магнетизме’ и о магнитной ‘силе’ планет, действующей на человека, считаются антинаучными, его деятельность повлияла на современную гипнотерапию.

11

17 (29) мая 1853. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 7, лл. 24—25. Впервые: Лит. арх., с. 205—206. Ответ на письмо Тургенева от 12 (24 мая) 1853 г. (П.II.149—151). Тургенев ответил 25 мая (6 июня) 1853 г. (П.II.159—160). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 Анненков в Спасское не ездил. С Тургеневым они виделись в Петербурге, куда Тургенев вернулся из ссылки около 9 (21) декабря 1853 г. (см.: Летопись Тургенева (1818—1858), с. 254).
2 Речь идет о библиотеке, купленной Тургеневым в 1853 г. у вдовы Белинского и хранящейся у М. А. Языкова (см.: Ланский Л. Библиотека Белинского // ЛН, т. 55, ч. 1, с. 431—432). В ответном письме Тургенев предоставил Анненкову ‘полное право распоряжаться’ библиотекой (П.II.159).
3 И. А. Крылов на протяжении тридцати лет (с 1812 г.) служил в Публичной библиотеке, А. А. Дельвиг был помощником библиотекаря под начальством Крылова (с 1821 по 1825 г.), А. X. Востоков служил в Публичной библиотеке с 1815 г.
4 Анненков называет видных литераторов Петербурга: библиографа M. H. Лонгинова, библиографа и критика В. П. Гаевского, профессора, журналиста и друга Пушкина П. А. Плетнева, филолога-слависта И. И. Срезневского.
5 Тургенев выслал первую часть своего романа ‘Два поколения’ вместе со своим письмом от 25 мая (6 июня) (П.II.159).
6 Об исследовании Гаевского см. письмо 6, прим. 5. В критических суждениях об этой работе сказались раздумья Анненкова над биографией Пушкина.
7 13 (25) июня 1853 г., получив пятимесячный отпуск, М. С. Щепкин выехал за границу с больным сыном Дмитрием. Анненков их провожал. 10 (23) мая 1853 г. в Москве, в саду дома М. П. Погодина на Девичьем поле, состоялся прощальный обед в честь отъезжающего (см.: Летопись Щепкина, с. 490—494,499).
8 Это письмо Тургенева к И. П. Арапетову неизвестно (см. письмо 8, прим. 8).
9 В 1853 г. Иван Иванович Излер, владелец кафе-ресторана на Невском проспекте, в подражание ‘Даче Королева’ Гильмана (владельца другого ресторана), открыл в Новой деревне (под Петербургом) загородный сад ‘Минеральные воды’. О праздничных гуляниях в саду см. ‘Современные заметки’ (Совр., 1848, No 10) и пародийное стихотворение Некрасова ‘Прихожу на праздник к чародею…’ (Некрасов, т. 1, с. 70).
10 По-видимому, речь идет о долге за имение Н. П. Огарева, проданное в 1849 г. (частью безвозмездно, фиктивно) Н. М. Сатину и Н. Ф. Павлову. Дело (точнее, один из этапов длительного, запутанного и до сих пор спорного ‘Огаревского дела’) усложнялось тем, что Н. Ф. Павлов расстроил значительное состояние своей жены (поэтессы К. К. Павловой) и ее отца К. И. Яниша и в результате попал — по жалобе своего тестя — в долговую тюрьму. В марте 1853 г. Павлов был сослан в Пермь (см. об этом: Черняк Я. 3. Огарев, Некрасов, Герцен, Чернышевский в споре об огаревском наследстве. М., Л., 1933. С. 133, 177 и 523. См. также письмо 55, прим. 9).
11 В письме к Анненкову от 9 февраля (ст. ст.) 1854 г. Огарев писал: ‘Желал я послать Кашперову ноты и желаю, чтоб вы их у него прослушали. Это больше акт самолюбия или пристрастия к музыке. Но что бы то ни было, пожалуйста, исполните, ибо я желаю знать достоверно, что это = 0, или —, или пойдет по плюсу. Знаете, это становится для меня серьезным вопросом — то ли по бездарности, то ли по игнорации, а во всяком случае по самолюбивой страсти к музыке’ (Анненков 1892, с. 641). Об Огареве-композиторе см.: Воронина И. И. Огарев и музыка. Саранск, 1981. С. 75—105.
12 Возможно, здесь обыгрываются названия статьи Тургенева ‘О соловьях’ (задуманной в мае 1853 г., предназначавшейся для ‘Охотничьего сборника’ С. Т. Аксакова, который, однако, не был разрешен цензурой) и повести ‘Затишье’ (повесть была написана в январе—июне 1854 г., но ее замысел возник раньше).

12

12 (24) июня 1853. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, M 7, лл. 26—27. Впервые (не полностью): Русск. об., 1894, No 10, с. 489—491 (с ошибочной датировкой: ‘1 июня’), переизд.: Переписка, с. 492—493. Ответ на письма Тургенева от 25 мая (6 июня) и 30 мая (11 июня) 1853 г. (П.II.159—160 и 162—163). Тургенев ответил 15 (27) июня 1853 г. (П.II.168—170). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 Это письмо является развернутым отзывом Анненкова о рукописи романа Тургенева ‘Два поколения’, которую Тургенев приложил к своему письму от 25 мая (6 июня), где он признался: ‘Не без волнения буду я ждать Вашего мнения <...>‘ (П.II.159). См. также письмо 15.
2 В своем письме от 25 мая (6 июня) Тургенев просил: ‘Когда Вы ее (первую часть романа. — Ред.) прочтете, прошу Вас переслать ее к Кетчеру в Москву (или к Грановскому), а Кетчеру я напишу, чтобы он сообщил ее Аксаковым’ (П.II.159). А в письме от 30 мая (11 июня) он добавил: ‘Сегодня только два слова — а именно я хотел Вам сказать, что даю Вам полное право прочесть мой роман, кому Вы найдете полезным (Коршу, напр.), для отобрания мнений’ (П.II.162).

13

6 (18) июля 1853. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 7, лл. 28—29 об. Впервые: Лит. арх., с. 207—208. Ответ на письмо Тургенева от 15 (27) июня 1853 г. (П.II. 168—170). Тургенев ответил 26, 31 июля (7,12 августа) 1853 г. (П.II. 173—175). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 ‘Через две недели начнется охота и тогда — прощай, литература!’ — писал Тургенев Анненкову 15 (27 июня) (П.II.169), а в письме от 9 (21) июля сообщил, что на следующий день отправляется на охоту ‘недели на две’ (П.II.171).
2 В письме от 15 (27) июня Тургенев просил Анненкова купить ему в английском магазине две коробки ‘письменных кувертов’ типа ‘De la Rue & Со’s adhesive commercial envelopes’ (П.II.170).
3 Распоряжения Тургенева по поводу рукописи романа ‘Два поколения’, см. письмо 12, прим. 2. В письме от 15 (27) июня Тургенев писал по поводу характера Мити: ‘Что же касается до главы о воспитании Мити, то она в моем плане начинает 2-ую часть романа — и до половины уже написана — но после Вашего письма я убедился, что ее надо поместить в первую часть, именно для того, чтобы читатель не ждал, что Митя выкинет ‘какую-нибудь штуку’ — тогда как он ни к какой штуке не способен’ (П.II.168).
4 Знакомство Анненкова с Александрой Осиповной Смирновой произошло в связи с подготовкой им ‘Материалов для биографии А. С. Пушкина’. Впоследствии сама Смирнова написала ‘Воспоминания о Жуковском и Пушкине’ (Русск. арх., 1871, No 11, см.: Смирнова А. О. Дневник. Воспоминания. М., 1989). О Смирновой конца 1840-х—начала 1850-х гг. Анненков писал M. M. Стасюлевичу: ‘Это <...> злая светская бабенка, сделавшаяся ко времени Гоголя одной из матерей Восточной церкви и проповедницей аристократизма, долженствующего спасти нас от наплыва канальи в литературе, управлении и в свете’ (Стасюлевич, т. 3, с. 328). Смирнова являлась ‘калужской губернаторшей’, одним из адресатов в ‘Выбранных местах из переписки с друзьями’ Гоголя.
5 В письме от 15 (27) июня Тургенев описывает свадьбу своей ‘кузины’ Н. Д. Карповой с Александром Нилусом: ‘Свадьба совершилась со всеми us et coutumes: за ужином — во время тостов — повивальная бабушка кричала пискливым голосом: горько! <...> Благодарность, с которой молодой на другое утро бросился на шею матери — за ‘сохранение’ — была тоже очень эффектна… в скорости распространившийся слух о том, что он ничего не успел еще сделать, набросил на нее некоторую тень’ (П.II.169).

14

20 июля (1 августа) 1853. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 7, лл. 30—31. Впервые (не полностью): Русск. об., 1894, No 10, с. 491—492, переизд.: Бродский, Сборник 1940а, с. 77—78 (не полностью), Переписка, с. 494—495. Ответ на письмо Тургенева от 9 (21) июля 1853 г. (П.II.17—172). Тургенев ответил 31 июля (12 августа) 1853 г. (письмо от 26, 31 июля/7, 12 августа 1853 г.— П.II.174—175). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 В письме от 9 (21) июля 1853 г. Тургенев сообщал Анненкову о письме Н. X. Кетчера (неизвестном), в котором Кетчер ‘изъявляет совершенное свое неудовольствие’ романом ‘Два поколения’ и, в частности, пишет, что роман Тургенева напоминает ему роман Евгении Тур ‘Племянница’ (П.II.171, см. также письмо 7, прим. 6). Анненков упоминает трех беллетристов, начинавших свою литературную деятельность к концу 1840-х гг.: Е. Тур (псевдоним графини Е. В. Салиас де Турнемир), Григория Петровича Данилевского и Авдотью Яковлевну Панаеву, напечатавшую ряд произведений в ‘Современнике’ под псевдонимом ‘Н. Станицкий’.
2 В письме от 9 (21) июля Тургенев пишет, что он подождет, ‘что скажет старик Аксаков’ (П.II.172). Свое, в общем одобрительное, мнение С. Т. Аксаков сообщил в письме от 4 (16) августа 1853 (см.: Русск. об., 1894, No 10,482—483).
3 Речь идет о газете ‘Ведомости Санкт-Петербургской городской полиции’, помещавшей объявления и известия о различных происшествиях, а также физиологические очерки, заметки и фельетоны, и о первой опере А. Н. Верстовского (1828, на либретто М. Н. Загоскина). В музыке этой оперы, по словам Ю. В. Келдыша, есть пласт, связанный ‘с кругом популярных, излюбленных в русском музыкальном быту того времени жанров и интонаций’ (Келдыш Ю. В. А. Н. Верстовский // История русской музыки: В 10-ти т. М., 1988. Т. 5. С. 109—110).
4 Свое мнение о первой части романа В. П. Боткин высказал подробно в письме к Тургеневу от 18 (30) июня 1853 г. (см.: Т и Боткин, с. 40—43). Эта часть ему мало нравилась: ‘она читается без увлечения, потому что ни одно из лиц ее не возбуждает ни большого участия, ни большого любопытства’ (там же, с. 40, см. также письмо 15, прим. 2). О мнении Кетчера см. настоящее письмо, прим. 1. Мнения А. А. Григорьева и И. П. Арапетова неизвестны, возможно, что они с рукописным романом не ознакомились.
5 Реплика унтер-офицерши из ‘Ревизора’ Гоголя (д. IV, явл. 11). Об уничтожении Тургеневым своих рукописей в 1857 г. см. письмо Тургенева к Боткину от 17 февраля (1 марта) 1857 г. (П.III.91).
6 Первые три части романа Д. В. Григоровича ‘Рыбаки’ вышли в No 3—5 ‘Современника’ за 1853 г., а четвертая часть в No 9 (см. об этом: Кирилина Е. Я. Григорович и царская цензура в 1845—1855 гг. (По материалам архивов СССР) // Учен. зап. Рязанского пед. инст. 1967. Т. 39. С. 69—87.)
7 ‘Собрание сочинений А. С. Пушкина’ (6 томов) было передано в цензуру в октябре 1853 г. (см. письмо 16). Разрешение к печати было получено год спустя: тт. 1 и 2 — 22 октября (ст. ст.), тт. 3—6 — 1 ноября 1854 г.
8 О конвертах см. письмо 13, прим. 2. В письме от 9 (21) июля Тургенев напомнил Анненкову: ‘Да скажите — Вы не забыли моей просьбы насчет кувертов?’ (П.II.172), — а 26 июля (7 августа) подтвердил их получение (П.II.173).

15

14 (26) августа 1853. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 7, лл. 32—35 об. Впервые (не полностью): Русск. об., 1894, No 10, с. 495—497, переизд.: Переписка, с. 495—498. Ответ на письмо Тургенева от 26, 31 июля (7, 12 августа) 1853 г. (П.II.173—175). Тургенев ответил 1 (13) сентября 1853 г. (П.II. 180—181). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 В письме от 31 июля (12 августа) 1853 г. Тургенев писал насчет своего романа ‘Два поколения’: ‘Если я кончу свой роман — я наперед прошу у Вас позволения посвятить его Вам <...>‘ (П.II.174).
2 В письме к Тургеневу от 18 (30) июня 1853 г. В. П. Боткин, в частности, заметил: ‘Дмитр<ий> Петр<ович> вообще темен и неопределен: мотивы его нравственного состояния, высказанные им,— слабы и бедны <...> (Елизавета Михайловна.— Ред.) возбуждает сколько угодно уважения и почтения,— но необходимый холод, ее окружающий, невольно холодит к ней и чувство читателя. Словом это лицо так смутно очерчено, что оно не любопытно, не интересно и не привлекательно’ (Г и Боткин, с. 40—41). Свое мнение о романе Анненков изложил в письмах 12 и 13 (где писал о характере Мити).
3 О ‘первой манере’ Тургенева см. письмо 4, прим. 2.
4 В письме 10 Анненков сам дал гораздо более сдержанную оценку роману Д. В. Григоровича ‘Рыбаки’, а в своей статье 1854 г. ‘По поводу романов и рассказов из простонародного быта’ он писал: ‘Чем ближе вглядываешься в роман г. Григоровича, тем яснее видишь, что литературная выдумка просачивается сквозь все слои и толщи и проникает почти во все его представления наравне с чертами из действительного быта’ (Анненков 2000, с. 63).
5 2 (14) августа 1853 г. умер Петр Кононович Боткин, крупнейший московский чаеторговец. Из 14 выживших детей унаследовали фирму только два старших сына от каждого из двух браков (Василий, Николай, Дмитрий и Петр) (см.: Гавлин М. Л. Из истории российского предпринимательства: Династия Боткиных. М., 2000. С. 10—14).
6 Неточно цитируется ‘Акафист блаженному борзописцу Василию (Боткину) литературы ради юродивому’ (1852) Н. Ф. Щербины (см.: Щербина Н. Ф. Избранные произведения. Л., 1970. С. 258).
7 К Тургеневу Анненков не приезжал, в частности, из-за хлопот, связанных с подготовкой издания сочинений Пушкина для передачи их в цензуру (см. письмо 16).
8 Речь идет о младшем брате П. В. Анненкова — Иване, который в апреле 1853 г. был назначен исполняющим должность вице-директора инспекторского департамента военного министерства.

16

8 (20) октября 1853. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 7, лл. 36—37 об. Впервые: Лит. арх., с. 209. Ответ на письмо Тургенева от 1 (13) сентября 1853 г. (П.II.180—181). Тургенев ответил 15 (27) октября 1853 г. (письмо от 14, 15/26, 27 октября— П.II.193—194). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 В своем письме от 1 (13) сентября Тургенев писал: ‘… до следующего вторника я, вероятно, напишу Вам, не дожидаясь Вашего ответа’ (П.II.181).
2 Речь идет о ‘Собрании сочинений А. С. Пушкина’. О цензурных мытарствах своего издания Анненков впоследствии писал в статье ‘Любопытная тяжба’ (BE, 1881, No 1), где он дал следующую характеристику цензора А. И. Фрейганга: ‘…(он) пользовался репутацией тонкого эксперта по части отгадки тайных авторских намерений, благодаря только его привычке встречать всякую незаурядную мысль и сильное чувство вопросом об их происхождении, по своему усмотрению определять, благонадежно ли оно и имеет ли прямые доказательства своей законности <...>‘ (Анненков 1998, с. 283), ‘Издание Пушкина 1855 года в полном его составе висело на волоске вплоть до своего появления’ (там же, с. 309). См. также: Модзалевский 1999, с. 453—456.
3 В результате непрактичности H. H. Тютчева финансовые дела имения пришли в упадок, и Тургенев, считая его человеком ‘отличной честности’, вынужден был с ним расстаться, хотя и сохранил с ним дружеские отношения (см. письма Тургенева к Анненкову от 15/27 октября и 2 /14 ноября 1853 г.— П.II.194 и 198). О Тургеневе и Тютчеве см. также: Громов В. А. И. С. Тургенев и H. H. Тютчев. (По новым данным) // Спасский вестник. No 2. 1993. С. 52—70.
4 В середине октября 1853 г. А. Ф. Писемский приезжал в Петербург из Костромы, чтобы хлопотать о постановке в Александрийском театре запрещенной театральной цензурой комедии ‘Ипохондрик’, напечатанной раньше в ‘Москвитянине’ (1852, No 1) (см.: Писемский, Письма, с. 59—60).
5 Рассказ ‘Леший’ появился в No 11 ‘Современника’ за 1853 г. Анненков об этом рассказе Писемского писал в статье ‘По поводу романов и рассказов из простонародного быта’ (Совр., 1854, No 3).
6 О поездке М. С. Щепкина см. письмо 11, прим. 7. Рашель (Rachel) не играла на сцене во время пребывания Щепкина в Париже, но он с ней виделся. Об этой встрече он писал в статье, которая появилась в ‘Москвитянине’ (1853, No 20, см.: Щепкин 1984, т. 2, с. 56—57, см. также: Щепкин о Рашели // Ежегодник Императорских театров сезона 1894—1895 гг. Приложение. Кн. 2-я. С. 1—12). В своем ‘Первом письме о Рашели’ Анненков писал: ‘Вы мне сказали еще недавно, в проезд ваш через Петербург, что Рашель по форме и условиям классической трагедии должна прибегать необходимо к какому-либо роду искусственной декламации’ (Щепкин 1984, т. 1, с. 355). См. также письма 19 и 21, прим. 2.
7 Французская певица Анн Каролин Делагранж (собственно Лагранж — Lagrange) дебютировала в Петербурге в опере Россини ‘Севильский цирюльник’ (3 октября ст. ст.) и в опере Г. Доницетти ‘Лючия ди Ламермур’ (Lucia di Lammermour — 1835) (10 октября ст. ст.). О ее дебютах писали Ф. М. Толстой (под псевдонимом Ростислав) в ‘Северной пчеле’ (1853, 9 окт., No 233, 26 окт., No 237) и, с восхищением, М. Н. Лонгинов в ‘Современнике’ (1853, No 11 и 12). Более обширная биографическая статья о ней появилась в том же журнале (1854, No 2).

17

14 (26) октября 1853. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 7, лл. 38—39 об. Впервые: Переписка, с. 499—500. Ответ на письмо Тургенева от 6 (18) октября 1853 г. (П.II.183—184). Тургенев ответил 19 (31) октября 1853 г. (П.II.196—197). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 В письме от 6 (18) октября 1853 г. Тургенев не назвал ‘небольшую вещь’, которую он намерен был послать Анненкову. На основе свидетельства А. Н. Пыпина устанавливается, что речь идет о рецензии на сборник ‘Слобожане. Малороссийские рассказы’ Г. П. Данилевского, вышедшей без подписи в первом номере ‘Современника’ за 1854 г. (см.: C.V.422 и 649).
2 Второй развернутый отзыв (первый Анненков дал в письме 6) о втором томе ‘Мертвых душ’ вызван следующей оценкой Тургенева: ‘3-я глава (где Петух, Кошка-рев и Костанжогло) — вещь удивительная — совершенство. Что за гениальная карикатура, что за водопад здоровой веселости — этот Петух! Но 5-ая глава с невыносимым Муразовым — меня более нежели озадачила — она меня огорчила. Если все остальное было так написано — уж не вследствие ли возмутившегося художнического чувства сжег Гоголь свой роман?’ (П.II.184). В своем ответе от 19 (31) октября Тургенев писал: ‘О 2-й части ‘Мертвых душ’ и в особенности о Костанжогло — я на Вашей стороне,— хоть я не могу не заметить, что в этой 2-й части бежит какая-то нехорошая струя — иногда скрыто, иногда наружи, <...> Юпитер-Гоголь сердился кой-где — стало быть был виноват’ (П.II.196—197).
3 О Лагранж см. письмо 16, прим. 7.
4 О Рашели см. письма 19 и 21.
5 В ‘Revue des Deux Mondes’ появились следующие статьи: de Lomnie, Louis. Beaumarchais, sa vie, ses crits et son temps, d’apr&egrave,s de nouveaux documens et des papiers de famille indits. (1852—1854, 14 частей), Girardin, Saint-Marc. Jean-Jacques Rousseau. Sa vie et ses ouvrages. (1852—1856, 15 частей), de Rmusat, Charles. Bolingbroke, sa vie et son temps. (1853, 5 частей).

18

22 октября (З ноября) 1853. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 7, лл. 40—41 об. Впервые: Лит. арх., с. 210—211. Ответ на письмо Тургенева от 14, 15/26, 27 октября 1853 г. (П.II.189—194). Тургенев ответил 2 (14) ноября 1853 г. (П.II.198—201). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 К своему письму от 14, 15 (26, 27) октября 1853 г. Тургенев приложил стихи ‘Восторг души, или Чувства души в высокоторжественный день праздника’ Николая Федосеева (Градова), бывшего живописца, дворового матери Тургенева. В следующем своем письме, от 19 (31) октября, он объяснил Анненкову, что ‘этот старый шут меня морочил — стихи эти написал один мне знакомый малоархангельский поп <...>‘ (П.II.196), а в письме от 2 (14) ноября он его назвал: ‘некоторый протопоп, по имени Иван Розов, живущий — Малоархангельского уезда (Орловской губернии. — Ред.) в селе Тапки’ (П.II.198). Однако в письме от 20 ноября (2 декабря) он писал: ‘Кстати, дело с живописцем Федосеевым приняло новый оборот. Стихи, как теперь достоверно известно <...> выписаны из — ‘Северной пчелы’ 1840-го года’ (П.II.208). На самом деле речь идет о стихах, напечатанных под заглавием ‘Христос Воскрес!’ в ‘Литературной газете’ (1840, No 30, 13 апреля) за подписью ‘Л’ (см.: П.II.522). Несмотря на то что Тургенев настойчиво отрицал свое авторство, стихи не раз ему приписывались, они включены в раздел ‘Dubia’ второго академического издания его сочинений (см.: С2.XII.553—555 и 710—711).
2 С просьбой опубликовать это стихотворение в ‘Современнике’ Некрасов обратился к Тургеневу 17 (29) ноября 1853 г.: ‘Кому бы ни принадлежали эти стихи — они превосходны <...> Если ты позволишь, мы бы напечатали их, даже прошу об этом’ (Некрасов, т. 141, с. 184). В ‘Современнике’ эти стихи не появились.

19

31 октября (12 ноября) 1853. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 7, лл. 42—43 об. Впервые: Лит. арх., с. 211—212. Ответ на письмо Тургенева от 19 (31) октября 1853 г., (П.II.196—197). Тургенев ответил 6 (18) ноября 1853 г. (П.II.203—205). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 О стихах ‘малоархангельского попа’ см. письмо 18, прим. 1.
2 Отзыв Тургенева о ‘Мертвых душах’, см. письмо 17, прим. 2.
3 Аналогичные мысли об игре Рашели в Петербурге Анненков изложил в своем ‘Первом письме о Рашели’ (см.: Щепкин 1984, т. 1, с. 333—341). Познакомившись с игрой Рашели еще во время своих заграничных поездок 1840-х гг., Анненков изложил свои впечатления о ‘парижской Рашели’ в ‘Письмах из-за границы’ (1841—1842) и в ‘Парижских письмах’ (1847) (см.: Анненков 1983а, с. 49, 60, 144), а также в частных письмах, адресованных братьям: ‘Фаворитка, избалованное дитя публики — эта Рашель, как знаете, играет в классических трагедиях <...> Рашель играет как-то скачками, т. е. все идет обыкновенно, благополучно, как у всякой актрисы, да вдруг в каком-нибудь месте побледнеет, задрожит и вырвется у нее что-нибудь такое, что подерет по коже’ (ИРЛИ, ф. 7, ед. хр. 3, л. 53). В трагедии Ж. Расина ‘Федра’ (Ph&egrave,dre — 1677) Рашель исполняла главную роль.
Саксов инструмент — в конце 1840-х гг. бельгийский мастер Адольф Сакс (Sax) получил патент на саксофон, инструмент, который является смешением медных духовых инструментов с деревянными и тембр которого некоторыми считался вульгарным.
4 В своем ‘Первом письме о Рашели’ Анненков заметил: ‘Окружающие г-жу Рашель — слабы. По милости их трагедия идет вяло’ (Щепкин 1984, т. 1, с. 340). В трагедии ‘Федра’ роль Гипполита исполнял младший брат Рашели — Рафаэль Феликс (Flix), роль Тезея исполнял Жан-Жуль Шери (Chry) (см.: Сев. ич., 1853, No 236, 25 окт.). Возможно, что роль Арисии играла одна из младших сестер Рашели.
5 В опере Мейербера ‘Пророк’ (см. письмо 7, прим. 2) Лагранж исполняла роль Фидес, а Э. Тамберлик (Tamberlick) — роль пророка. 31 октября (ст. ст.) состоялась первое представление этой оперы в данном сезоне.
6 О Н. Н. Тютчеве см. письмо 16, прим. 3. По поводу А. П. Тютчевой Тургенев ответил: ‘Жена Тютчева — женщина замечательная, и Вы очень верно поняли ее. Чувства и чутья в ней бездна, — чувства — не в сентиментальном, разумеется, смысле. В музыке она с необыкновенной быстротой всегда схватывала, в чем дело, и вообще в ней очень редкая смесь тонкости и дельности — простоты — и хитрости, не лукавства — а хитрости <...> она очень самолюбива, при всей своей ясности’ (П.II.203—204).
7 ‘Дом о семи шпилях’ Н. Готорна появился как приложение к ‘Современнику’ за 1852 г. (No 9 и 10) в анонимном переводе. В английском журнале ‘Атенеум’ (1852, No. 1311, 11 December, p. 1355) появилась заметка, которая могла относиться только к неизвестному письму Тургенева к редактору журнала Г. Ф. Чорли: ‘A letter from the depths of Russia announced that, attracted by the notice in the Athenaeum, a Russian literary man of much taste and accomplishment, has completed a translation into Russian of The House of the Seven Gables, and published the same in a Muscovite journal! — This is something like fame’ (Получено письмо из глубин России, в котором сообщается, что, узнав о нем из ‘Атенаума’, один русский литератор, со вкусом и обладающий разными достоинствами, сделал перевод на русский язык ‘Дома о семи шпилях’ и напечатал его в одном московском журнале. Вот что значит быть известным). А в номере журнала за 22 октября (н. ст.) 1853 г. (No. 1356, р. 1254), говоря о ‘picturesque graphic powen’ (выразительной силе описания), которую автор считает свойственной некоторым русским повестям, он пишет: ‘Especially does this last characteristic apply to certain novels by Gogol, translated into French by MM. Viardot and Tourgueneff,— the latter, by the way, the same accomplished linguist who has translated The House of Seven Gables into Russian’ (Последняя же характеристика свойственна в особенности некоторым романам Гоголя, переведенным на французский язык гг. Виардо и Тургеневым, который, между прочим, является тем способным и искусным лингвистом, который перевел ‘Дом о семи шпилях’ на русский язык). В письмах 1852 г. к Некрасову и Панаеву Тургенев отзывался об этом переводе очень отрицательно (см.: П.II.80, 86).

20

11 (23) ноября 1853. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 7, лл. 44—45 об. Впервые: Лит. арх., с. 213—214. Ответ на письмо Тургенева от 2 (14) ноября 1853 г. (П.II.197—201). Тургенев ответил 20 ноября (2 декабря) 1853 г. (П.II.207—209). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 См. письмо 18, прим. 1. В связи с завязавшейся по поводу авторства этого стихотворения перепиской Тургенев писал Анненкову 2 (14) ноября: ‘Как ни лестно мне, с одной стороны, что Вы считаете меня способным написать такое стихотворение, с другой стороны, мне обидно, что Вы полагаете во мне возможность такого уж чересчур дерзостного надувательства’ (П.II.198).
2 Сид — испанский средневековый воин (настоящее имя — Родриго Диаз (Diaz), прозвище ‘El Cid’ он получил от своих мавританских противников), который прославился своими ратными подвигами. Он стал легендарным героем Испании, образцом средневекового рыцарства, воспетым в целом ряде эпических поэм и других литературных произведений, из которых самой известной за пределами Испании является пьеса П. Корнеля ‘Сид’ (Le Cid — 1636).
3 В письме от 2 (14) ноября Тургенев дал разбор некоторых переводов А. А. Фета из ‘Од’ Горация и цитировал некоторые из них. В своих воспоминаниях Фет пишет, что в это время он успел перевести почти все оды первых двух книг (см.: Фет 1890 (1992), т. 1, с. 6). При живейшем участии Тургенева переводы Фета всех 102 од из четырех книг Горация (Q. Ногат Flacci Carmina) появились с многочисленными примечаниями объяснительного характера в 1856 г. в ‘Отечественных записках’ (тт. 104, январь, 105, март, 106, май и июнь и 107, июль, об этих переводах см.: Вулих К В. А. А. Фет — переводчик од Горация // Русск. лит., 2001, No 2, с. 117—122). Вторая ода — ‘К Цезарю Августу’ (у Горация названия отсутствуют) — цитировалась Тургеневым в его письме. Упоминая Я. П. Полонского, Анненков намекает на элегический тон его стихов.
4 Речь идет о стихотворении Пушкина ‘И дале мы пошли — и страх обнял меня’, которое впервые появилось в 9-м томе посмертного издания ‘Сочинений’ Пушкина (СПб., 1838—1841). В своих ‘Материалах для биографии А. С. Пушкина’ Анненков, заметив, что название ‘Подражания Данту’ отсутствует у самого Пушкина, писал по поводу этого стихотворения: ‘Для простой шутки, какую предполагал он написать, Пушкин избрал форму дантовского рассказа и так овладел ею, что шутка совсем пропала в изложении. Всякий согласится, что печеный ростовщик, лопающийся на огне и испускающий серный запах, уже не имеет признаков пародии: он ярко освещен лучами поэзии’ (Анненков 1873 (1984), с. 283—284).
5 Давалагири (по современной орфографии, Дхуалагири) — одна из высочайших вершин Гималаев.
6Рашель выступала в главной роли в трагедии ‘Мария Стюарт’ (Marie Stuart, tragdie) П. А. Лебрена (Lebrun) (переделка 1820 г. известной одноименной пьесы Шиллера) и в роли Гермионы в трагедии Расина ‘Андромаха’ (Andromaque — 1667). Об этом Анненков писал в своем ‘Втором письме о Рашели’ (см.: Щепкин 1984, т. 1, с. 342—346).
7 Партия Фидес в опере Мейербера ‘Пророк’, написанная непосредственно для редкого по своему диапазону голоса П. Виардо, не совсем подходила Лагранж. См. также письма 16, прим. 7 (где упоминаются статьи M. H. Лонгинова) и 19, прим. 5.
8 Лагранж исполняла роль Анаиды в опере Россини ‘Моисей в Египте’ (Mose in Egitto — 1818, шла в России во второй своей редакции под названием ‘Зора’) и партию Дездемоны из оперы того же Россини ‘Отелло, или Венецианский мавр’ (Otello, ossia 11 того di Venezia — 1816).
9 О H. H. Тютчеве см. письмо 16, прим. 3. В связи с приездом самого Тургенева в Петербург в начале декабря (см. письмо 21, прим. 1) Анненкову не пришлось писать ему о Тютчеве ‘подробно’.

21

18 (30) ноября 1853. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 7, лл. 46—47. Впервые: Лит. арх., с. 215—216. Ответ на письмо Тургенева от 6 (18) ноября 1853 г. (П.II.203—204). Тургенев ответил 27 ноября (9 декабря) 1853 г. (письмо от 25, 27, 28 ноября/7, 9, 10 декабря—П.II.212—213). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 В результате ходатайств друзей Тургенева, в том числе А. К. Толстого и кн. С. И. Мещерской, и писем самого Тургенева 16 ноября (ст. ст.) 1853 г. гр. А. Ф. Орлов подписал официальное письмо к Тургеневу о разрешении выехать из Спасского и возвратиться в Петербург (см.: Летопись Тургенева (1818—1858), с. 251 и П.11.635—637). А. К. Толстой, который первый уведомил Тургенева об окончании ссылки, также настойчиво советовал приехать в Петербург (см.: Толстой А. К. Собрание сочинений. М., 1964. Т. 4. С. 69—70).
2 Первое из своих трех ‘Писем из Петербурга о Рашели’ Анненков написал М. С. Щепкину 6 (18) ноября, второе — 22 ноября (4 декабря) 1853 г., а третье — 10 (22) января 1854 г. Щепкин решил их напечатать — они появились в ‘Москвитянине’ (1853, No 22, кн. 2, ноябрь и No 23, кн. 1, декабрь, 1854, No 3—4, февраль, перепеч.: Щепкин 1984, т. 1, с. 333—359). В своем ответе на первое письмо Щепкин писал: ‘Письмо ваше об Рашели доставило мне неизъяснимое удовольствие и вместе с тем польстило моему старому самолюбию <...> Я не могу быть верным его критиком, потому что я могу быть к нему пристрастным: в нем высказано об искусстве много того, что давно лежало, заваленное разным хламом, в моей старой голове и что я иногда лоскутами высказывал кое-кому’ (Щепкин 1984, т. 1, с. 223).
3 В связи с замечаниями Анненкова об А. П. Тютчевой в письме от 31 октября (12 ноября) 1854 г. (письмо 19) Тургенев в своем письме от 6 (18) ноября предостерегал: ‘Смотрите, не влюбитесь в нее — если б Вы были женщина, Вы бы любили узкие корсеты не потому, что это красиво — а потому, что это стесняет’ (П.II.205).

22

21 сентября (3 октября) 1854. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 7, лл. 48—48 об. Впервые: Литература и история, с. 300. Тургенев ответил 28 сентября (10 октября) 1854 г. (П.II.226). Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 В своем ответе Тургенев благодарил Анненкова за исполнение поручения, скорее всего переданного при отъезде в Спасское, ‘и за то, что не забыли написать о нем’ (П.II.226). Судя по письму Тургенева к П. Виардо от 18 (30) октября, где он пишет, что он ей высылает через Петербург ‘остаток’ содержания своей дочери и письмо к ней (см.: П2.II.306), здесь, возможно, идет речь именно о деньгах и письме для дочери. Александр Людвигович Штиглиц был владельцем банкирской конторы в Петербурге, через которую Тургенев посылал деньги за границу и получал их из России. Неизвестно, какие были денежные счеты Тургенева с И. И. Панаевым и А. Я. Брянским, братом А. Я. Панаевой.
2 Новый сезон Итальянской оперы открылся 20 сентября (ст. ст.) оперой ‘Лючия ди Ламермур’ Доницетти, в которой Лагранж, Кальцолари (Calzolari) и Дебассини (De Bassini) исполняли главные роли: Лагранж — Лючии, Кальцолари — Эдгара Рейвенсвуда и Дебассини — Генриха Аштона (см.: Сев. пч., 1854, No 218, 29 сент.).
3 После сражения под Альмой (8/20 сентября) союзники, во главе со смертельно больным французским главнокомандующим А. Ж. Сент-Арно (Saint-Arnaud), отказались от непосредственного нападения на плохо защищенный Севастополь. 11 (23) сентября главнокомандующий русскими войсками А. С. Меншиков вывел свою армию из Севастополя на север, в Бельбек, так как думал, что английская армия подвинется именно на север. (А на самом деле английская армия обошла город, чтобы овладеть его южной стороной.) Таким образом, на некоторое время в Севастополе остался только слабый гарнизон. Все время до первой бомбардировки (5/17 октября) в городе шли лихорадочные работы по его укреплению (см.: Тарле, т. 2, с. 129—143).
Флигель-адъютант Петр Павлович Альбединский вернулся из Крыма 19 сентября (1 октября) (см.: там лее, с. 178). Действительно, он был произведен в полковники и командирован опять в Крым ‘в распоряжение главнокомандующего армиями’ (Русск. биогр. словарь, т. 2, с. 69).
4 Тургенев выехал 18 сентября (ст. ст.) с Некрасовым в Спасское, куда они приехали 22 сентября (см.: П.II.227, 229). О встречах в Москве он не писал. А об их жизни в Спасском он писал: ‘…каждый день ходим на охоту (вальдшнепов, однако, не очень много), я чуть было не выколол себе глаз об ветку — и два дня сидел дома — впрочем всё обстоит благополучно’ (П.II.226).

23

11 (23) октября 1854. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 7, лл. 50—51. Впервые: Литература и история, с. 301. Ответ на письмо Тургенева от 1 (13) октября 1854 г, (П.II. 226—227). Тургенев ответил 18 (30) октября 1854 г. (П.II.232—233). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 Некрасов гостил у Тургенева в Спасском с 22 сентября (ст. ст.) по 4 октября 1854 г. и приехал в Петербург 7 октября (см.: П.II.226 и 227, Некрасов, т. 141, с. 190, 334).
2 Речь идет о каталоге библиотеки В. Г. Белинского, приобретенной Тургеневым после смерти критика (см. письмо 11, прим. 2). 1(13) октября 1854 г. он писал Анненкову: ‘…представьте — библиотеку Б<елинског>о, которую я нашел здесь, кто-то бессовестно ограбил: нет ни Гоголя, ни Пушкина, ни самых интересных годов ‘Современника’ и ‘О<течественных> записок’ и т. д., и т. д. Это ужасно досадно! Помнится, я у Вас видел каталог этой библиотеки — пришлите мне его, пожалуйста, как можно скорее — он мне очень нужен’ (П.II.227). Каталог библиотеки Тургенев нашел вскоре у себя, о чем уведомлял Анненкова в письме от 18 (30) октября (П.II.232).
3 См. письма 14, прим. 7 и 24. К ограничениям следует, безусловно, отнести записку самого Николая I, разрешающую издание: ‘Согласен, но в точности исполнить, не дозволяя отнюдь неуместных замечаний или прибавок редактора’ (цит. по: Модзалевский 1999, с. 456).
4 Речь идет о дальних родственниках Тургенева — Александре Михайловиче Тургеневе и его дочери Ольге (см.: Назарова Л Н. Тургенев и О. А. Тургенева // Т. сб., т. 1, с. 293—299). В петербургской квартире А. М. Тургенева на Миллионной улице в начале 50-х гг. часто собирались литераторы, здесь бывал и И. С. Тургенев. Тургенев был неравнодушен к О. А. Тургеневой и сблизился с ней особенно летом 1854 г., когда они оба жили около Петергофа. В своих письмах из Спасского Тургенев постоянно просил Анненкова кланяться Тургеневым ‘и О<льге> А<лександровне> в особенности’ (П.II.233, 227, 230).
Об истории с глазом см. письмо 22, прим. 4. О других охотничьих подвигах Тургенева Анненков мог узнать непосредственно от Н. А. Некрасова, вернувшегося из поездки в Спасское.
5 Имеется в виду княжна Софья Ивановна Мещерская (о ней см.: Измайлов Н. В. Тургенев и С. И. Мещерская // Т сб., т. 2, с. 226—248, Zviguilsky Alexandre. Une lettre indite de Tourgueniev la princesse Mechtchersky // CahTVM, No 6, 1982, p. 68—77). В своем письме от 15 (27) октября 1854 г. (П.II.230) Тургенев сообщил Анненкову, что отправил ей рукопись ‘Постоялого двора’ (скорее всего переделанную, по сравнению с рукописью, с которой познакомился Анненков еще в январе 1853 г. — см. письмо 3, прим. 8). В письме от 18 (30) октября Тургенев заметил: ‘А какова Мещерская? Вы, я вижу, с ней в больших ладах’ (П. 11.233).
6 5 (17) октября началась первая бомбардировка Севастополя союзниками. Многие форты его были разрушены, погиб адмирал В. А. Корнилов, но крепость устояла. Но и союзники пострадали, помимо убитых и раненых у них было взорвано три пороховых склада и пострадало восемь линейных кораблей и фрегатов (см.: Тарле, т. 2, с. 153—160). Действительно, в окрестностях Севастополя было к этому времени около 160 тысяч войск (см.: там же, т. 2, с. 179). Двумя днями позже — 13 (25) октября — произошло сражение при Балаклаве.

24

27 октября (8 ноября) 1854. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 7, лл. 52—53 об. Впервые: Литература и история, с. 302—303. Ответ на письмо Тургенева от 18 (30) октября 1854 г. (П.II.232—233). Тургенев ответил 1 (13) ноября 1854 г. (П. II. 239—240). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 О книгах в библиотеке Белинского см. письмо 23. Возможно, речь идет о белье, которое старая экономка в Спасском, ключница Тютчевых, Прасковья Ивановна, просила выслать (см. письмо Тургенева к Д. Я. Колбасину от 18/30 октября 1854 г.— П.II.235). В таком случае возможно, что комиссионером Тургенева был именно Д. Я. Колбасин.
2 В письме от 18 (30) октября 1854 г. Тургенев просил Анненкова передать Некрасову для исправления в следующем номере ‘Современника’ замеченную им опечатку в одном из изданных им там стихотворений Е. А. Баратынского ‘Дядьке итальянцу’ (Совр, 1854, No 10): ‘… на стр. 153-й, на 6 строке сверху, в стихотворении Баратынского — вм: бессмыслии — читай: безмыслии. Пожалуйста, не забудьте этого — это важно’ (П.II.233). В No 11 ‘Современника’ эта опечатка (в числе других) была исправлена (см. последнюю страницу номера).
3 См. письмо 14, прим. 7. Том 1 ‘Собраний сочинений А. С. Пушкина’ печатался в Военной типографии, тома 2—4 — в типографии Главного штаба военно-учебных заведений, а тома 5—6 — в типографии Эдуарда Праца. В письме к Тургеневу от 22 октября (ст. ст.) 1854 г. Некрасов писал об Анненкове: ‘Наш добрый в сильной деятельности, но что это за кулацкое безвкусие! — я ему помогаю в выборе бумаги, но не я буду виноват, если формат нового Пушкина будет уродлив и шрифт гадок, — уж эти статьи он решил! Шрифт (тонкий и узкий), особенно для стихов, мне решительно не нравится’ (Некрасов, т. 14ь с. 194). Приводя отклики современников, Б. Л. Модзалевский пишет о ‘единодушно восторженном отношении к труду Анненкова’ (Модзалевский 1999, с. 470).
4 В 1925 г. Б. В. Томашевский признавал, что издание Анненкова являлось ‘первым критическим изданием сочинений Пушкина’, но считал, что ‘в основу же текста легло посмертное издание, к которому Анненков относился с излишней доверчивостью и исправлял лишь самые очевидные промахи’ (цит. по: Модзалевский 1999, с. 479, имеется в виду посмертное издание ‘Сочинений’ Пушкина в 11 томах под редакцией П. А. Вяземского, В. А. Жуковского, В. Ф. Одоевского, П. А. Плетнева). Следует, однако, помнить, что сам Анненков в статье ‘Любопытная тяжба’ писал: ‘… позволение на новое издание Пушкина дано было с условием держаться безусловно текста прежнего издания 1838 года’ и что ‘стихотворения Пушкина, рассеянные по старым нашим журналам, начиная с 1814 года, и не попавшие в посмертное издание 1838 года, а также статьи, отрывки и все сокровища его музы, почерпнутые в его рукописях, уже не пользовались благодеянием охранного листа и оставались без защиты’ (Анненков 1998, с. 249, 284—285) — а это было в самые свирепые цензурные времена.
5 В своем письме к Анненкову от 15 (27) октября 1854 г. Тургенев писал: ‘Напишите мне, по-старому, письмецо с начинкой — уж Вы знаете как’ (П.II.230).
‘Крымской лихорадкой’ Анненков назвал тревожное состояние Тургенева в ожидании известий о событиях Крымской войны: ‘В почтовый день я ничего решительно делать не могу, — писал он Анненкову 18 (30) октября 1854 г. — Мы уже знаем о начале бомбардирования… Что-то будет, что-то будет!’ (П.II.232).
6 Анненков пишет о первой бомбардировке, которую выдержал Севастополь, и об уроне, нанесенном английской армии в сражении при Балаклаве. ‘Результатом стремления русского командования предупредить штурм Севастополя внезапным нападением на союзников и явилось инкерманское кровопролитие. Если бы это сражение удалось выиграть, то русская победа заставила бы, вероятно, союзников снять осаду с Севастополя, <...> они сами в этом признавались. На карту ставилась судьба всей Крымской войны’, — пишет Е. В. Тарле (Тарле, т. 2, с. 176). Очевидно, известия о сражении при Инкермане (24 октября ст. ст.) еще не дошли до Петербурга. Генерал П. А. Данненберг, который годом раньше проиграл битву при Ольтенице во время Дунайской кампании, был отправлен М. Д. Горчаковым на помощь Севастополю во главе двух дивизий. Их прибытие побудило Меншикова пойти в атаку. Несмотря на то что Данненберг прибыл всего на несколько дней раньше и вовсе не был знаком с окрестностями Севастополя, Меншиков его назначил фактическим верховным распорядителем битвы, которая окончилась отступлением русских войск без применения значительных резервных сил (см.: там же, т. 2, с. 179—182, 188—189).
7 Два из пострадавших английских кораблей (‘Albion’ и ‘Arethusa’) пришлось отправить на починку в Константинополь. Флагманский корабль французского флота ‘La Ville de France’ тоже был сильно поврежден. От взрыва бомбы под кормой пострадало несколько членов свиты главнокомандующего флотом вице-адмирала Ф.-А. Гамелэна (Hamelin), но его самого только сбило с ног (см.: Тарле, т. 2, с. 160, Rousset, Camille. Histoire de la Guerre de Crime. 2e d. Paris, 1878. Tome 1. P. 311—312, Kinglake, Alexander William. The Invasion of Crimea. New York, [1875]. Vol. 2. P. 326). О сражении под Альмой и о первой бомбардировке Севастополя см. письма 22, прим. 3 и 23, прим. 6.
8 Тургенев приехал в Петербург около 27 ноября (9 декабря) 1854 г. (см.: Летопись Тургенева (1818—1858), с. 275).
9 В своем ответе Тургенев писал: ‘Объявление хорошо — одна только фраза:’Хотя отчасти достойное ее’, т. е. публики, мне уж слишком кажется почтительной. Распространю здесь известие об издании (и уже распространял) — впрочем, мне сдается, что подписчики и так найдутся во множестве’ (П.II.239). Объявление, очевидно, было изменено: ‘хотя отчасти достойное его’, т. е. Пушкина (см.: Анненков 1998, с. 275).
10 По подсчетам Модзалевского, братья Анненковы истратили на издание 20 000 рублей: 15 000 — на расходы по самому печатанию, а 5000 — на опеку над детьми Пушкина, которые являлись литературными наследниками поэта (см.: Модзалевский 1999, с. 460). Издание вышло номинальным тиражом 5000 экземпляров, цена за комплект (6 томов) была 12 рублей (книгопродавцы получали скидку 10%) (см.: там же, с. 459—460).

25

23 апреля (5 мая) 1855. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 53. Неизвестно, ответил ли Тургенев на это письмо. Год устанавливается по содержанию.
1 Тургенев выехал в Спасское 6 (18) апреля (см.: П.II.68). Скорее всего Анненкову было поручено следить за письмами, поступающими на имя Тургенева.
Thoctyte — Феоктиста Петровна Волкова, крестьянка, с которой Тургенев был близок в 1851—1853 гг. (см.: Богданова Н. Г. Два интимных письма И. С. Тургенева. (О Феоктисте Петровне Волковой) // Тургеневский сборник. Новооткрытые страницы Тургенева / Ред. Н. К. Пиксанов. М., 1915. С. 49—54). Более подробно историю своих отношений с Феоктистой Тургенев изложил в письме к И. И. Маслову от 18 (30) июня 1865 г. (П.VI.9—10, см. также письмо 27).
2 Об А. М. и О. А. Тургеневых см. письмо 23, прим. 4. А. М. Тургеневу в 1855 г. исполнилось 83 года.
3 В письме к Тургеневу от 19 апреля (1 мая) 1855 г. Некрасов писал: ‘… я в городе Ярославле и завтра буду в деревне <...> Простившись с тобой, я уехал — и скоро мне дали знать, что бедному мальчику (сыну Некрасова и А. Я. Панаевой, Ивану Панаеву. — Ред.) худо. Я воротился. Был на середине дороги у Панаевых, потом был в Петербурге. Бедный мальчик умер’ (Некрасов, т. 14), с. 202).
Имеется в виду стихотворение ‘Я сегодня так грустно настроен’, появившееся в ‘Современнике’ (1855, No 5).
4 Речь идет о печатании последних томов анненковского издания сочинений Пушкина.
5 Барышни Гоголь — у Н. В. Гоголя было четыре младших сестры, из которых три были намного моложе писателя. Речь скорее всего идет об Анне и Елизавете, которые еще до смерти Гоголя окончили Патриотический институт, и о самой младшей сестре, Ольге, которая, однако, из-за болезни в раннем детстве страдала от глухоты и жила преимущественно в родном имении (см.: Головин В. Сестра Гоголя // Нива. 1908. No 6. С. 112—116).
6 В письме от 9 (21) октября 1872 г. (письмо 150) устанавливается личность ‘Великой барышни’ (‘la grande demoiselle’), речь идет об Александре Сергеевне Долгорукой (в замужестве Альбединская), фрейлине императрицы Марии Александровны, фаворитке Александра II и прототипе Ирины в романе Тургенева ‘Дым’.
Николай Алексеевич Милютин женился на Марии Аггеевне Абаза 29 апреля (ст. ст.) 1855 г. (см. письмо И. И. Панаева к Тургеневу от 1 (13) мая: Т и круг ‘Совр.’, с. 31).

26

1 (13) мая 1855. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 53—54. Ответ на неизвестное письмо Тургенева. Тургенев ответил 13 (25) мая 1855 г. (П.II.2 71). Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 Тургенев приложил письмо к А. К. Толстому к своему ответу (см.: П.II.271—272). В 1846 г. Н. Н. Тютчев и М. А. Языков открыли ‘Контору агентства и комиссионерства для провинциальных жителей’ на денежные средства главным образом Языкова. В 1850 г. Тютчев ушел, а Языков нашел другого партнера — новгородского помещика П. В. Зиновьева. Контора просуществовала до конца 1850-х гг., но ее дела никогда не блистали. По должности Языков заведовал мозаичным отделением Императорского стеклянного завода и дослужился до директора завода (см.: Панаева, с. 432, Труды ГБЛ, с. 133). Сведений о его брате Павле не удалось обнаружить.
2 Т. Н. Грановский приехал в Петербург, чтобы обсудить с министром народного просвещения А. С. Норовым учебник всеобщей истории. 1 (13) мая он писал своей жене: ‘Обедал я вчера с Коршем и Костею (К. Д. Кавелиным. — Ред.) у Анненкова. Обед был великолепный’ (Т. Н. Грановский и его переписка. 1-е изд. М., 1897. Т. 2. С. 289). Момус (Моэцоср, в современном языке Мом) — бог злословия в греческой мифологии.
3 Ростислав — псевдоним Феофила Матвеевича Толстого, музыкального критика и фельетониста ряда журналов, композитора и писателя. Его автобиографическая повесть ‘Три возраста. Дневник, наблюдения и воспоминания музыканта-литератора’, вышедшая в ‘Современнике’ (1853, No 10 и 12), появилась отдельным изданием в 1855 г.
О Смирновой см. письмо 13, прим. 4.
В апреле 1855 г. И. Ф. Горбунов приехал в Петербург, а в ноябре дебютировал в Александрийском театре. Еще до этого, в Москве, он выступал в кругу ‘молодой редакции’ ‘Москвитянина’ со своими литературно-сценическими устными рассказами.
Из письма Г. П. Данилевского к Я. П. Полонскому известно, что до отъезда Тургенева в Спасское 6 (18) апреля А. Ф. Писемский читал у него первую часть своего романа ‘Тысяча душ’, а Ф. М. Толстой в тот же вечер — ‘повесть музыкально-литературную и замучил всех длиннотою и скукой <...> (Ежегодник Пушкинского Дома на 1978 год. Л., 1980. С. 156).
4 В декабре 1854 — январе 1855 г. к первоначальным союзникам присоединились Австрия и Сардинское королевство. Новая бомбардировка Севастополя (так называемая ‘вторая’) началась 28 марта (9 апреля), еще до формального окончания Венской конференции (декабрь 1854 — апрель 1855 г.). А внутри лагеря союзников обсуждался план французского императора Наполеона III — новой ‘перекройки’ карты Европы и нескольких территорий восточного Средиземноморья (см.: Тарле, т. 2, с. 354, 362—365).
5 См. письмо от 14 (26) июня 1855 г. (письмо 29), в котором Анненков извещает Тургенева, что печатаются последние листы издания сочинений Пушкина.
6 Анненков скорее всего поздравляет Е. Я. Колбасина, гостившего в это время у Тургенева в Спасском, с появлением в печати, в майском номере ‘Современника’ за 1855 г., его повести ‘В деревне и в Петербурге’, этот номер вышел в свет как раз 1(13) мая (см.: Боград, ‘Совр.’, с. 269).

27

Середина мая (ст. ст.) 1855. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 7, лл. 54—54 об. Ответ на неизвестное письмо Тургенева. Тургенев ответил 2 (14) июня 1855 (П.II.276—277). Датируется по содержанию и по связи с ответным письмом Тургенева.
1 В анненковском архиве в ИРЛИ хранится письмо без подписи, очевидно адресованное Тургеневу, которое он переслал Анненкову (ф. 7, No 7, л. 55):
Милый друг. Естлиб ты мог оказать благодеяние семейству Беленковых. У них два сына в Севастополи, по письму полкового командира оба за личьную храбрость заслуживают награды и представлены в офицерской чин. Но немогут быть произведены — за неименьем доказательства из Герольдии на дворянское достои[н]ство. О чем Тульское депутацкое собрание неоднократно требовале от Герольдии выслать в род Беленковых дворянскую грамоту. Все нужные документы были отправлены из Депутацкого собрания в Департамент Герольдии 6-го Октебра 1853 года за No 704.-м — и вторичьно высланы две копии впроисхождении предков Беленковых 26 июня 1854 года за No 326 — Но на все сии подробные доказательствы нет никакого ответа — следует просить Первоприсутствующего Генерал-Лейтенанта Иосифа Александровича Гурко большое оказал бы благодеяние естлиб ты мог утешить при старости и бедности страждущих родителей.
За этим письмом следует записка рукой Анненкова:
Беленковы уж были отказаны в дворянстве в 1852 Сенатом и в (нрзб.) Д-те лежат их документы, возвращенные из Герольдии. Если выйдет ходатайство чье-либо, т. е. родственников, то Д-т подымет опять дело.
О решении дела братьев Александра и Гаврилы Беленковых через посредство И. В. Анненкова см. письмо 29.
2 О каком письме идет речь, установить не удалось. Из писем С. И. Мещерской к Тургеневу сохранились только письма времени его ареста в 1852 г. (см.: Измайлов Н. В. Тургенев и С. И. Мещерская // Т. сб., т. 2, с. 232—247).
3 В Спасское 12 (24) мая приехали В. П. Боткин, Д. В. Григорович и А. В. Дружинин, гостившие у Тургенева до 1 (13) июня (см.: Летопись Тургенева (1818—1858), с. 290, 292).
4 Речь идет о печатании анненковского издания сочинений Пушкина.
5 О Ф. П. Волковой см. письмо 25, прим. 1. В своем письме от 18 (30) июня 1865 г. к И. И. Маслову Тургенев писал: ‘… у ней в Москве родился сын Иван, которого она отдала в воспитательный дом. Я имею достаточные причины предполагать, что этот сын не от меня, однако с уверенностью ручаться за это не могу’ (П.VI.9).
6 По-видимому, имеется в виду Софья Карловна Корш, жена Е. Ф. Корша.
7 Речь идет об О. А. Тургеневой (см. письмо 23, прим. 4). О. А. Тургенева вышла замуж в 1859 г. за С. Н. Сомова и скончалась в 1872 г. в возрасте 36 лет.
8 Речь идет о диссертации Н. Г. Чернышевского ‘Эстетические отношения искусства к действительности’. По приглашению самого Чернышевского Анненков присутствовал на защите диссертации, которая состоялась 10 (22) мая 1855 г. в Петербургском университете (см.: Летопись Чернышевского, с. 108).
9 Конец письма отсутствует.

28

31 мая (12 июня) 1855. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 54—55. Ответ на письмо Тургенева от 13 (25) мая 1855 г. (П.II.271). Тургенев ответил 15 (27) июня 1855 г. (П.II.280—281). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 См. письмо 26. Языков поблагодарил Тургенева в приписке к письму И. И. Панаева к Тургеневу (см.: ЛН, т. 732, с. 108).
2 Речь идет о хлопотах Анненкова в связи с печатанием его издания сочинений Пушкина.
3 26 апреля (8 мая) 1855 г. в Балаклаву прибыло 15 000 солдат нового союзника — Сардинского королевства, а 6 (18) мая прибыли французские резервы. В мае французы готовились к штурму Камчатского люнета, Волынского и Селенгинского редутов, что и случилось вечером 26 мая (7 июня) после целого дня усиленной бомбардировки (см.: Тарле, т. 2, с. 374, 382—388, 394—395). Между тем 13 (25) мая флот союзников завладел на восточном побережье Крымского полуострова Керчью, а потом и Енинкальской батереей, что открыло доступ в Азовское море (см.: Tyrrell, Henry. The History of the War with Russia: 3 vols. London, New York, [1879—1880]. Vol. 2. P. 145—157). В Балтийское море английский флот вернулся после зимы, в начале мая (н. ст.). 16 (28) мая часть флота бросила якорь недалеко от Кронштадта, около Толбухина маяка, между тем как другая часть флота начала блокаду портов Финского залива (см.: Publications of the Navy Record Society. Vol. 84: Russian War, 1855. Baltic. Official Correspondence. Ed. D. Bonner-Smith. [London], 1944. P. 51).
4 См. письма 27, прим. 1 и 29.
5 В письме от 15 (27) июня 1855 г. Тургенев писал: ‘После ликований и беснований, о которых Вам, вероятно, рассказал Дружинин или Григорович, настала великая тишина, которой я, между прочим, рад’ (П.II.280). У Тургенева продолжал гостить Е. Я. Колбасин.
6 Имеется в виду роман А. Ф. Писемского ‘Тысяча душ’. В письме к Тургеневу от 18 (30) июля 1855 г. Писемский писал: ‘… едва достает силы написать лист и для моего длиннейшего романа, которого, впрочем, кончил уж вторую часть. Читал одному только Анненкову, не знаю, искренно ли, а говорит, что хорошо’ (ЛН, т. 732, с. 142—143).
7 О своем пребывании в Петербурге М. П. Погодин писал: ‘Сердце мое не то, что бьется в левом боку, а историческое, чует грозу над Петербургом. Когда я со станции железной дороги проезжал по Невскому проспекту и видел жителей, спокойно и беззаботно ходивших и ехавших взад и вперед, без малейшей лишней морщины на лице, между тем как в десяти верстах от города, в десяти верстах от Русского престола заряжается неприятельская пушка, — признаюсь, испугался <...> Но будет ли худо, если сожгут у нас Петербург? Осмелюсь сказать: Едва ли! Может быть, сожжение Петербурга будет для России благодеянием небесным, великим подвигом Русского Бога, ангела-хранителя нашего, который бдит над нашею судьбою и ведет нас, вопреки нам самим, к великой цели, свыше для нас предназначенной. У меня мелькала однажды эта мысль, в прошлом году, и я выразил ее в 9-м письме о настоящей войне в отношении к Русской Истории’ (Барсуков, Погодин, т. 14, с. 46—47). Упоминая Сен-Симона, Анненков сравнивает некоторые славянофильские идеи об устройстве общества с идеями утопического социализма.
8 В связи с запрещением рассказа А. Д. Столыпина ‘Ночная вылазка в Севастополе’ под предлогом, будто он представляет собой описание ‘военных действий’ (на которые имели монополию официальные органы: ‘Русский инвалид’, ‘Северная пчела’ и ‘Санкт-Петербургские ведомости’), Панаев обратился к министру народного просвещения А. С. Норову с письмом, в котором писал: ‘Если литературные журналы будут вовсе лишены права рассказывать о подвигах наших героев, быть проводниками патриотических чувств, которыми живет и движется в сию минуту вся Россия, то <...> оставаться редактором литературного журнала будет постыдно…’. 31 мая (ст. ст.) Норов извещал цензора M. H. Мусина-Пушкина о своем распоряжении допускать ‘печатание и перепечатку статей, подобных вышеозначенным (в частности, рассказ Столыпина. — Ред.), и разрешенной к напечатанию в 6-м No ‘Современника’, под заглавием ‘Севастополь в декабре месяце’ (т. е. рассказ Л. Н. Толстого за подписью Л. Н. Т. — Ред.), по рассмотрению их, в случае надобности, Военною Цензурою’ (Евгеньев В. Цензурная практика в годы Крымской войны // Голос минувшего. Т. XI—XII. 1917. С. 247—250. См. также письмо Панаева к Тургеневу от 15 (27) июня: ЛН, т. 73г, с. 109).
9 В феврале 1855 г. И. А. Гончаров вернулся в Министерство финансов после двадцатидевятимесячного кругосветного плавания. Первые очерки из ‘Фрегата ‘Паллада» начали выходить с апреля (‘Отечественные записки’, ‘Морской сборник’). Познакомившись в марте с Гончаровым, А. Н. Пыпин замечал, что он ‘малоразговорчивый в обществе, вероятно, для него недостаточно избранном, с видимой манерой избалованности и самодовольного каприза’ (Пыпин 1910, с. 103).
10 Речь идет о печатании анненковского издания сочинений Пушкина. Надежда Анненкова осуществилась, в письме 29 от 14 (26) июня 1855 г. он писал Тургеневу: ‘В то время как пишу вам, набирается у меня в обеих типографиях по последнему листу’.

29

14 (26) июня 1855. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 55—57. Ответ на письмо Тургенева от 2 (14) июня 1855 г. (П.II.276—277). Тургенев ответил 1 (13) июля 1855 г. (П.II.287). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 О Беленковых см. письмо 27, прим. 1. В своем ответе Тургенев поблагодарил Анненкова: ‘… пусть будет всё так, как Вы сделали. Это прекрасно’ (П.II.287).
2 Речь идет об анненковском издании сочинений Пушкина. Вскоре после этого Анненков выслал Тургеневу экземпляр своего издания, за которое Тургенев его поблагодарил в письме от 25 июля (6 августа) (см.: П.II.299).
3 Тургенев вернулся в Петербург 14 (26) октября 1855 г. (см.: П.II.317), а в письме к Анненкову от 9 (21) декабря жаловался: ‘Это просто ни на что не похоже, любезный Анненков, что Вас до сих пор нет в Петербурге <...>‘ (П.II.327). В это время Анненков был уже в Москве, а в Петербург он приехал 24 декабря (5 января 1856 г.) (см.: Дружинин, Дневник, с. 361, 365).
4 См. письмо 28, прим. 3. 6 (18) июня 1855 г. союзники предприняли штурм, главной целью которого было завоевание Малаховского кургана, но защитникам Севастополя удалось отбить его (см.: Тарле, т. 2, с. 413—435).
5 19 мая (1 июня) 1855 г. французский флот присоединился к английскому флоту в Балтийском море. Предпринялась серия рекогносцировок самого Кронштадта (18—21 мая/31 мая—3 июня). Флот покинул окрестности Кронштадта 2 (14) июня, но вернулся туда в усиленном виде 8 (20) июня, и снова начались рекогносцировки крепости. Анненков, конечно, не мог знать, что еще 22 мая (4 июня) главнокомандующий английским флотом, контр-адмирал Р. Дондас (Dundas), отказался от бомбардировки крепости, так как ‘по serious attack appears to me to be practicable, with the means at my disposal’ (серьезное нападение мне кажется неосуществимым при тех средствах, которые в моем распоряжении) (Publications of the Navy Record Society. 1944. Vol. 84. P. 58—60, 72, 78).
6 В письме от 2 (14) июня 1855 г., уведомив Анненкова, что уехали гостившие в Спасском Д. В. Григорович, А. В. Дружинин и В. П. Боткин, Тургенев писал: ‘Мы проводили время очень приятно и шумно — разыграли на домашнем театре фарс нашего сочинения и пародированную сцену из озеровского ‘Эдипа’, в костюмах, с декорациями, занавесом, публикой, вызовами, соперничеством и маленькой даже интрижкой — словом, со всеми принадлежностями домашнего театра, ели и пили страшно, играли в биллиард, кегли, катались на лодке, ездили верхом, врали и говорили серьезно до 2-х часов ночи — словом, кутили’ (П.II.276, см. также: Дружинин, Дневник, с. 337—339, Григорович, Воспоминания, с. 123—127). Григорович переделал фарс ‘Школа гостеприимства’ в повесть, которая появилась в сентябрьской книжке ‘Библиотеки для чтения’ за 1855 г. (см.: Tu круг ‘Совр.’, с. 179, 181—183, Проц Е. В. Театральные затеи в Спасском // Тургенев, Вопросы, 1990, с. 180—185).
7 Уже в письме от 13 (25) мая 1855 г. Тургенев просил Анненкова выслать ему адрес Тургеневых (П.II.271) и повторил эту просьбу в письмах от 2 (14) июня и 15 (27) июня, в обоих из которых он просил сообщить также адрес А. О. Смирновой (П.II.276—277, 280).
Трубецкая — скорее всего дочь А. О. и H. M. Смирновых, Софья Николаевна, которая в 1854 г. вышла замуж за А. В. Трубецкого. Николай Петрович Новосильцов был секретарем вел. кн. Марии Федоровны.
8 О Ф. П. Волковой см. письма 25, прим. 1 и 27, прим. 5. В письме от 2 (14) июня Тургенев признался: ‘Насчет Феоктисты дело выходит скверно — тем более, что это дело не моих рук — пожалуйста, оказывайте ей свое покровительство, а я ей на днях вышлю опять рублей 25, скажите ей это’ (П.II.276). А в письме от 1 (13) июля он писал о Д. Я. Колбасине: ‘Ему же поручается Феоктиста’ (П.II.287). Самому Колбасину он сообщил об этом 27 июня (9 июля): ‘С будущей почтой я Вам вышлю 25 руб. сер. (если смогу — то 50) для злополучной Феоктисты, которую прошу Вас навещать, хотя изредка, и поддерживать в духе’ (П.II.285). Колбасин был посаженым отцом на ее свадьбе в 1857 г. (см.: Т и круг ‘Совр.’, с. 317).
9 В письме от 2 (14) июня Тургенев спрашивал: ‘Кстати, почему Вы велели Колбасину сказать мне, что я ‘штучка’? Непонятно!’ (П.II.277).
10 О романе ‘Тысяча душ’ см. письмо 28, прим. 6. Шарль Бернар (полностью фамилия — де Бернар дю Грайль де ля Виллетт — de Bernard du Grail de la Villette) считается протеже Бальзака. В 1876 г. Г. Джеймс посвятил этому полузабытому французскому писателю часть статьи под названием ‘Шарль де Бернар и Густав Флобер. Второстепенные французские романисты’, в которой он замечает: ‘Не is old-fashioned, exploded, ineffectively realistic, his cleverness is not the cleverness of the present hour, his art and his artifice seem a trifle primitive and meagre, and yet for all that he is more enjoyable than many of his highly perfected modern successors. If the prime purpose of a novel is to give pleasure, Charles de Bernard is a better novelist than Gustave Flaubert’ (Он старомоден, изживший себя, безрезультатно реалистичен, его ум не является умом сегодняшнего дня, его искусство и искусность кажутся несколько примитивными и безжизненными, но несмотря на это, от него можно получить больше удовольствия, чем от многих из его высоко законченных современных преемников. Если главная цель романа состоит в том, чтобы доставить удовольствие, то Шарль Бернар является лучшим романистом, чем Густав Флобер) (James, Henry. Charles de Bernard and Gustave Flaubert. The Minor French Novelists // The Literary Criticism. New York, 1984. Vol. 2. P. 160).

30

1 (13) июня 1856. Чирьково

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 57—58. Переизд.: Переписка, с. 504—505. Ответ на неизвестное письмо Тургенева. Неизвестно, ответил ли Тургенев на это письмо. Год устанавливается по содержанию.
1 Летом 1856 г., вероятно по просьбе Анненкова, Тургенев записал свои воспоминания о Н. В. Станкевиче (впервые изданные по рукописи, которая осталась в архиве Анненкова — см.: C.VI.606). Неизвестно, о какой записке Станкевича идет речь. Анненкову эти воспоминания были нужны в связи с его работой над биографическим очерком о Станкевиче, которого лично он не знал. Статья появилась в ‘Русском вестнике’ под названием ‘Н. В. Станкевич. Биографический очерк’ (1857, февраль, кн. 1, 2, апрель, кн. 1) и как вступление к отдельному изданию ‘Николай Владимирович Станкевич. Переписка и его биография’ (М., 1857) (о судьбе этой статьи см. письмо 33, прим. 5).
О выражении ‘четвероугольный сад’ см. письмо 59, прим. 5.
2 Речь идет о прощальном обеде, который Тургенев дал перед своим отъездом 3 (15) мая 1856 г. в Спасское, на котором Толстой оскорбился каким-то стихом, прочитанным Некрасовым (см.: Толстой, т. 47, с. 69). В Спасское Тургенев приехал 7(19) мая, а о том, что ‘заграничный паспорт для коллежского секретаря Тургенева отослан от Министерства в<нутренних> дел к С.-Петербургскому генерал-губернатору 14-го мая за No 881-м’, он узнал 21 мая (2 июня) из письма от О. С. Одоевской, сестры министра С. С. Ланского (см.: П.II.354).
3 Имеется в виду цензурное разрешение напечатать ‘Муму’ в составе трехтомного издания ‘Повестей и рассказов’ (СПб., 1856), право на которое Тургенев продал Анненкову. Историю о том, как он неожиданно приобрел это право, Анненков изложил в письме к М. М. Стасюлевичу от 14 (26) ноября 1883 г. (см.: Стасюлевич, т. 3, с. 422, см. также: Анненков, Шесть лет, с. 412). О цензурных перипетиях этого рассказа после его первого появления в печати в 1854 г. см.: Оксман Ю. Г. Появление в печати ‘Муму’ // И. С. Тургенев. Исследования и материалы. Одесса, 1921. Вып. 1. С. 54—55.
Письмо Д. Я. Колбасина к Анненкову неизвестно.
4 В письме к О. А. Тургеневой от 29 мая (10 июня) 1856 г. Тургенев признавался в смешанных чувствах по поводу разрешения выехать за границу (и, в частности, по поводу новой встречи с Полиной Виардо): ‘Вы не удивитесь, если я Вам скажу, что позволение уехать за границу мне особенной радости не доставило — и что я даже нахожусь теперь в меланхолическом настроении духа. В сущности, оно и понятно — впрочем, это всё вздор — человек, слава Богу, уже не молоденький — пора знать, что делаешь — и поэтому об этом более толковать не стоит. Коли из этого выйдет что-нибудь худое, сам виноват, пенять не на кого’ (П.II.362).
5 Орган славянофилов журнал ‘Русская беседа’ начал выходить под редакцией А. И. Кошелева и Т. И. Филиппова в 1856 г. В первом номере публиковались стихотворения А. С. Хомякова, И. С. Аксакова, В. А. Жуковского, статьи В. А. Черкасского, А. И. Кошелева, М. А. Максимовича, К. С. Аксакова, Ю. Ф. Самарина и др. Сам Кошелев выделил в первом номере программное предисловие Хомякова и статью Самарина ‘О народности в науке’, рецензию И. Д. Беляева на книгу Б. Н. Чичерина о развитии сельской общины и статью К. С. Аксакова ‘О русском воззрении’ (см.: Русское общество 40—50-х годов XIX в. М., 1991. Часть I: Записки А. И. Кошелева. С. 97).
6 Речь идет об А. И. Герцене и Н. П. Огареве. Тургенев уехал за границу 21 июля (2 августа) 1856 г., сначала в Берлин, а потом в Париж, где он пробыл около двух недель, 19 (31) августа он выехал в Лондон (см.: Летопись Тургенева (1818—1858), с. 339—341).
7 По-видимому, речь идет о статьях Н. Г. Чернышевского из серии ‘Очерки гоголевского периода русской литературы’, которые печатались в ‘Современнике’ (1855, No 12, 1856, No 1,2, 4, 7, 9—12). Центральной фигурой этих очерков был В. Г. Белинский. Судя по письму к А. В. Дружинину, Анненков в это время задумал свои воспоминания о Н. В. Гоголе. Летом в деревне он читал ‘Записки о жизни Гоголя’, составленные П. А. Кулишем, и, возможно, под их впечатлением выбрал из разных тем, предложенных ему Дружининым, тему о Гоголе в Риме (см.: Письма к Дружинину, с. 26). Статья ‘Н. В. Гоголь в Риме летом 1841 г.’ вышла в 1857 г. в ‘Библиотеке для чтения’ (No 2, 11).

31

7 (19) ноября 1856. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 58—60. Переизд.: Переписка, с. 506—508. Ответ Тургенева неизвестен. Год устанавливается по содержанию.
1 О ‘Повестях и рассказах’ см. письмо 30, прим. 3. В письме от 28 января (9 февраля) 1857 г. Тургенев поздравил Анненкова с успешной продажей издания (П.XIII2.98). А в письме к Тургеневу от 6 (18) ноября 1856 г. Д. Я. Колбасин писал: ‘Повести Ваши поступили в продажу <...>‘ (Т и круг ‘Совр.’, с. 295).
С.-Ф. Дюфур (Dufour) был придворным книгопродавцем.
2 В письме к Тургеневу от 6 (18) ноября Д. Я. Колбасин сообщил: ‘Анненков <...> деньги все заплатил и на мою долю уделил 250 руб. — спасибо ему, я на большее и не рассчитывал’ (Т и круг ‘Совр.’, с. 295).
О Ф. П. Волковой см. письма 25, прим. 1 и 27, прим. 5.
3 Тургенев сначала спросил для себя девять экземпляров своих ‘Повестей’ и, в отсутствие Анненкова в деревне, в письме от 2 (14) ноября 1856 г. к Д. Я. Колбасину просил ‘выслать или передать от моего имени следующим лицам: 1) Гончарову. 2) Сергею Тимофеевичу Аксакову. 3) Дяде Н<иколаю> Н<иколаевичу>. 4) Ольге Александровне Тургеневой (через Анненкова). 5) Вам обоим. 6) Анне Захаровне (Островской. — Ред.). 7) Дарий (при сем можете поцеловать ее) (Яздовской.— Ред.). 8) Графине Марии Николаевне Толстой. 9) Миницкому’ (П.III.34).
4 Повесть Тургенева ‘Фауст’ появилась в ‘Современнике’ в No 10 за 1856 г. Обширные отзывы о русских журналах и их содержании Тургенев получал в это время от Е. Я. Колбасина (см.: Т и круг ‘Совр.’, с. 271—276,283—292).
5 Д. Я. и Е. Я. Колбасиным Тургенев писал 19 (31) октября 1856 г. по поводу шестой статьи ‘Очерков гоголевского периода русской литературы’: ‘От статьи Черн<ышевско>го я пришел в умиление — пожмите ему от меня за нее руку. Черн<ышевски>й, без всякого сомнения, лучший наш критик и более всех понимает, что именно нужно <...>‘ (П.III.21). В своем письме к Тургеневу от 18 (30) октября Е. Я. Колбасин немного иначе описал реакции Анненкова и Боткина на эту статью: ‘Статья <...> произвела остервенелое бешенство на Боткина и Анненкова: как, дескать, человек, говоря о Станкевиче и всей компании, прямо указывает и на живых людей, принадлежащих к этой компании… Трухнули очень <...>‘ (Т и круг ‘Совр.’, с. 284).
6 Имеются в виду: речь И. К. Бабста ‘О некоторых условиях, способствующих умножению народного капитала’, произнесенная 6 июня (ст. ст.) 1856 г. в Казанском университете, первое собрание ‘Стихотворений Н. Некрасова’ в издании 1856 г. К. Т. Солдатенкова, ‘Губернские очерки’ M. E. Салтыкова-Щедрина, которые начали печататься в ‘Русском вестнике’ с августовского номера за 1856 г., статьи Б. Н. Чичерина, также опубликованные в ‘Русском вестнике’ за 1856 г. (‘Обзор исторического развития сельской общины в России’, ‘Несвободные состояния в древней Руси’ и др.). В появлении этих произведений Анненков усматривал новые веяния царствования Александра II. Однако впоследствии он писал по поводу этого периода: ‘Само собою разумеется, что возник большой говор, который принимался за знак развития, но речей, созидающих направление и управляющих умами, тогда еще не было слышно. Все речи походили одна на другую и велись на какую-то одну большую тему о будущем скором возрождении нашем, но они различались развязностью своих приемов и свободой выражения, которые придавали им вид самостоятельности и смелости мысли’ (Анненков, Писемский, с. 504).
7 В письме к Тургеневу от 18 (30) октября 1856 г. Е. Я. Колбасин писал: ‘Вообразите, какой вышел изумительный случай, спасший редакцию ‘Современника’ от окончательного яда Василия Петровича: при наборе, как-то, нечаянно, выпало его имя, и таким образом, к величайшей радости Панаева, Василий Петрович не поименован. Хорошо, что так случилось, а то все телеграфы облиты были бы ядом!..’ (Т и круг ‘Совр.’, с. 284). В письме от 8 (20) сентября Панаев сообщил Боткину: ‘В статьях о Гоголевском периоде пропущено твое имя, по случайным обстоятельствам, которое (sic) я тебе сообщу. Черныш<евский> хотел писать тебе впрочем об этом’ (там же, с. 384). Боткин, судя по его ответу, не огорчался по этому поводу: ‘Когда-нибудь мы переговорим об этом времени с Чернышевским, которое мне хорошо и близко знакомо. Что касается до пропуска моего имени в последней статье, — то я в этом ровно ничего не вижу и без твоего письма мне бы не пришло в голову обратить на это внимание’ (там же, с. 385—386).
8 В связи с исполнением условий Парижского трактата 1856 г. шли пререкания, длившиеся с сентября по самый конец 1856 г., по поводу новой границы в Бессарабии (в частности о том, кому должен принадлежать Белград) и по поводу Змеиного острова (в Черном море) (см.: Temperley, Harold. The Treaty of Paris of 1856 and its Execution. Part II // Journal of Modern History. 1932. Dec. P. 533—542).
9 В этом сезоне в связи с интересом к операм Дж. Верди среди артистов Итальянской оперы появился новый тенор, Джеремия Беттини (Geremia Bettini, его нередко смешивают с другим тенором, Алессандро Беттини, певшим в Петербурге с 1854 г.). По поводу Дж. Беттини И. И. Панаев писал в своих ‘Заметках Нового поэта’: ‘Конечно, воспоминание о Марио и Тамберлике не позволяет вполне удовлетворяться талантом г. Беттини, но все-таки это певец с хорошими вокальными средствами’ (Совр, 1857, No 1, с. 131).
Под людьми, превышающими его ’12 или 13 головами’, Анненков, по-видимому, подразумевает А. И. Герцена и Н. П. Огарева. О статьях, помещенных в первой части сборника ‘Голоса из России’, вышедшей в июле 1856 г., Герцен писал в предисловии ‘От издателя’: ‘Это первые опыты, еще робкие и непривычные, русской речи о русском общественном деле, являющиеся после тридцатилетнего молчания. По этим статьям можно отчасти судить об общественном мнении России в 1855 году, о вопросах, занимавших тогда и теперь умы’ (Герцен, т. 12, с. 329). А через некоторое время в предисловии к первому выпуску второй части сборника он замечал о новых статьях: ‘Разница их тона с статьями 1855 так резка и замечательна, что мы решились немедленно напечатать некоторые из них <...> ни одна надежда в самом деле не сбылась до сих пор — нет ни законной гласности, нет ничего положительного относительно освобождения крестьян, для Польши все свелось на неловкую, скупую амнистию, которой никто не хочет пользоваться, для России и того не было. Все это выразилось в новых статьях’ (там же, с. 331).
10 Речь идет об А. И. Герцене и Н. П. Огареве.
11 Анненков выехал из России 11 (23) марта 1858 г. (см. его письмо к Е. Ф. Коршу от 10/22 марта 1858 г.— Бутина, с. 97) и встретился с Тургеневым в Дрездене, скорее всего 2 (14) апреля (см.: Анненков, Шесть лет, с. 422, П.III.213).

32

26 ноября (8 декабря) 1856. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 60—62. Ответ на неизвестное письмо Тургенева. Ответ Тургенева неизвестен. Год устанавливается по содержанию.
1 Судя по письму к В. П. Боткину от 25 ноября (7 декабря) 1856 г., Тургенев в своем неизвестном письме к Анненкову благодарил его за критику ‘Фауста’ (см. письмо 31). Боткину он писал: ‘В теперешнее безначальное время только в тебе да еще, пожалуй, в Анненкове живет критическая сила <...> в нем она затемняется беспомощной путаницей выраженья и степным лукавством, но от обоих вас слышал я душеспасительные слова — и плакаться я на себя готов, что не довольно принимал их к сердцу, что делать!’ (П.III.45—46).
2 ‘Выходка’ ‘Русского вестника’ была связана с объявлением в октябрьском номере ‘Современника’ о том, что ряд писателей, в том числе Тургенев, подписали соглашение об исключительном участии в ‘Современнике’. Редактор ‘Русского вестника’ M. H. Катков обвинил Тургенева в невыполнении своих обязанностей, утверждая, будто повесть ‘Фауст’, появившаяся в ‘Современнике’, является той повестью (‘Призраки’), которую Тургенев обещал в ‘Русский вестник’. Тургенев ответил открытым письмом редактору ‘Московских ведомостей’, но публичный спор с Катковым еще некоторое время продолжался (см. об этом: С.XV.359—360, см. также письмо 33, прим. 2, Некрасов, т. 131, с. 142 и 132, с. 601—603).
3 В ноябрьском номере ‘Современника’, в рецензии на сборник ‘Стихотворения Н. Некрасова’, Н. Г. Чернышевский опрометчиво перепечатал несколько стихотворений, в частности стихотворение ‘Поэт и гражданин’. В. Н. Бекетов был цензором ‘Современника’ с 1853 г. (и стал им опять в конце 1859 г.). Декабрьский номер просматривали два цензора: Бекетов и новый цензор, романист И. И. Лажечников. Лажечников остался цензором ‘Современника’ по июньский номер за 1857 г. (см.: Боград, ‘Совр.’, с. 816—817). В письме к Анненкову от 6 (18) декабря 1856 г. Некрасов просил: ‘В затруднительном или неприятном случае, где нужно пособие другого, сам собою решается вопрос — на кого можно положиться? Вы — и никто более — пришли мне на память, когда я подумал: кто мне поможет объяснить в точном виде меру неприятностей, вызванных моим стихотворением ‘Поэт и гражданин’ <...> Объясните же мне, будьте друг, весь ход дела с его последствиями, уже совершившимися и теми, которые, может быть, надо ждать’ (Некрасов, т. 142, с. 43).
4 Л. Н. Толстой приехал в Петербург 7 (19) ноября 1856 г., и в тот же вечер у него были А. В. Дружинин и Анненков (см.: Толстой, т. 47, с. 284). Во время его пребывания в Петербурге (до 12 (24) января 1857 г.) они часто встречались, о чем свидетельствует, например, письмо Дружинина к Тургеневу от 26 декабря (ст. ст.) 1856 г.: ‘Круг наш сходится чаще чем когда-либо, т. е. почти что каждый день. Центральные персоны — Боткин, Толстой, Анненков <...>‘ (Т и круг ‘Совр.’, с. 201). Сам Толстой описал в письме к В. П. Боткину от 20 января (ст. ст.) 1857 г. свою жизнь в Москве: ‘Но должен признаться Павлу Васильевичу, что все это не то <...> Не то, что с вами, с бесценным триумвиратом, Боткиным, Анненковым и Дружининым, где чувствуешь себя глупым оттого, [что] слишком многое понять и сказать хочется, этого умственного швунга нету’ (Толстой, т. 60, с. 152—153).
5 В ноябрьском номере ‘Библиотеки для чтения’, которую редактировал А. В. Дружинин, появилась первая его статья: ‘Критика гоголевского периода и наше к ней отношение’ — своего рода ответ на статьи Чернышевского ‘Очерки гоголевского периода русской литературы’ в ‘Современнике’.
6 Еженедельный журнал ‘Экономический указатель’ начал выходить с 1857 г. под редакцией проф. И. В. Вернадского.
7 В это время в ‘Отечественных записках’ (редактором-издателем которых с 1839 г. был А. А. Краевский) были следующие отделы: Словесность, Наука и Художества, Критика (возглавлял С. С. Дудышкин), Библиографическая хроника, Литературные и журнальные заметки, Современная хроника России, Иностранная литература, Смесь, Моды, Библиографические листки.
8 В записи от 30 ноября (ст. ст.) 1855 г. в своем дневнике А. В. Никитенко заметил: ‘Мне удалось, наконец, провести Гончарова в цензора <...> Он умен, с большим тактом, будет честным и хорошим цензором. А с другой стороны, это и его спасет от канцеляризма, в котором он погибает’ (Никитенко, т. 1, с. 425). А. С. Норов был в это время министром народного просвещения, а Г. А. Щербатов — попечителем Петербургского учебного округа и начальником Петербургского цензурного комитета. Мнение Щербатова о Гончарове-цензоре, что он ‘трусоват сильно’, см. в письме Е. Я. Колбасина к Тургеневу от 25 июня (ст. ст.) 1856 г. (Т. и круг ‘Совр.’9 с. 253).
9 Речь идет об О. А. Тургеневой и ее отце А. М. Тургеневе (см. письмо 23, прим. 4).
10 О своих недугах в это время Тургенев часто, хотя довольно неопределенно, писал своим корреспондентам (некоторые подробности см. в его письме к Анненкову от 26 февраля/10 марта 1857 г.— П.III.99—100). В письме от 7 (19) ноября 1856 г. он поздравил М. Н. Лонги нова с его семейным счастьем, намекая на свои отношения с Полиной Виардо: ‘… вне постоянных, правильных отношений нет прочного счастья. А тут еще болезнь примешалась, которая, по словам докторов, тоже происходит от влияния парижского климата’ (П.III.37). Однако, вместо того чтобы вернуться в Россию, Тургенев решил уехать ‘лечиться’ на зиму 1857/58 г. в Рим.

33

29 декабря 1856 (10 января 1857). Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 62—63. Переизд.: Переписка, с. 508—510. Ответ на неизвестное письмо Тургенева. Тургенев ответил 6 (18) января 1857 г. (П.1Н.80—81). Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 Об этих обедах Л. Н. Толстой не раз писал в своем дневнике (см., например, запись от 21 декабря ст. ст. 1856 г.: ‘Обедал у Боткина, наша компания, Анненк<ов> ужасно мил’ — Толстой, т. 47, с. 106). В это время у Тургенева шла довольно бурная переписка со всеми упомянутыми Анненковым членами литературного кружка, о котором Боткин писал Тургеневу в письме от 3 (15) января 1857 г.: ‘Живем мы тихо и мирно, но потребность в тебе чувствуется беспрестанно <...> Мы всякий раз вспоминаем о тебе и вчера еще у Дружинина говорили, что дескать тебе делать в Париже, когда отсутствие твое так здесь всеми чувствуется’ (Т и Боткин, с. 111, 113). О ‘степном лукавстве’ Анненкова см. письмо 32, прим. 1.
2 Ответ M. H. Каткова на открытое письмо Тургенева к редактору ‘Московских ведомостей’ (см. письмо 32, прим. 2) появился в следующем номере газеты (1856, 19 декабря ст. ст., No 152). 1 (13) января 1857 г., еще до получения этого письма Анненкова, Тургенев ответил на письмо Каткова вторым письмом в редакцию газеты (CM.:C.XV.135).
3 Это письмо Е. Е. Ламберт неизвестно. В своем письме к ней от 13 (25) марта 1857 г. Тургенев писал: ‘Недавно кто-то сказал мне, любезная Графиня, будто Вы жаловались на меня за то, что я не отвечал на Ваше последнее, французское письмо <...> я пришел в великое недоумение, потому что я считал за Вами целых три неотвечен-ных письма <...>‘ (П.III.112).
4 Письмо Дружинина от 18 (30) ноября 1856 г. сохранилось только в отрывке (см.: Т и круг ‘Совр.’, с. 197). Однако в своем ответе от 5 (17) декабря на это письмо Тургенев писал: ‘… пусть Анненков бьет себя по лядвиям и распространяет недоверие к моей деятельности — а статья будет выслана!’ (П.III.51). Речь идет о ‘Поездке в Полесье’ (см. также письмо 35, прим. 2).
5 Анненков не ошибся, подозревая, что цензурное ‘землетрясение’ (см. письмо 32, прим. 3) могло повлиять на судьбу его статьи. В книжном издании переписку Станкевича сопровождала статья, которая появилась в ‘Русском вестнике’ (см. письмо 30, прим. 1), но в ГИМ хранится ‘предварительная’ наборная рукопись другого введения с поправками, сделанными рукою самого Анненкова. Эта рукопись подписана 2 августа (ст. ст.) 1857 г. цензором Н. Ф. фон Крузе (ф. No 351, ед. хр. 65, место хр. В40).
Станкевич junior — Александр Владимирович, младший брат Н. В. Станкевича.
6 Пьеса Тургенева ‘Нахлебник’ первоначально предназначалась еще для щепкинского бенефиса 1849 г., но ее тогда не пропустила цензура — ни на сцену, ни в печать (см.: С.II.586—592). В письме к Анненкову от 19 ноября (ст. ст.) 1856 г. М. С. Щепкин снова напомнил о постановке пьесы в свой бенефис, сообщив, что ‘Краевский дает знать, что если переменить название Тургенева комедии ‘Нахлебник’, то можно подать снова в театральную цензуру и оную пропустят, и потому с сим подателем препровождаю к вам оную <...> представьте в цензуру, только, пожалуйста, не помедля. Хотя мой бенефис и 13 генваря, но не забывайте старую память. Надо, чтобы за месяц до бенефиса она была уже у меня’ (Щепкин 1984, т. 1, с. 257). Об издании ‘Нахлебника’ Тургенев писал И. И. Панаеву еще 21 сентября (3 октября) и 3 (15) октября 1856 г. (см.: П.III.17, 18). В своем ответе Анненкову он сообщал: ‘Я нисколько не прочь от печатания ‘Нахлебника’ — и кое-что даже переделал и сократил. Поправки эти я немедленно вышлю Панаеву — они еще к 2-му номеру поспеют’ (П.III.81). Пьеса, однако, появилась только в мартовском номере ‘Современника’ за 1857 г. под названием ‘Чужой хлеб’ (С.II.581). В письме к Анненкову от 9 октября (ст. ст.) 1857 г. Щепкин возобновил хлопоты по поводу постановки ‘Нахлебника’ (см.: Щепкин 1984, т. 1, с. 288), но ему удалось сыграть пьесу в свой бенефис лишь в январе 1862 г. (см.: С.II.597, см. также письмо 73, прим. 9).
7 Речь идет об О. А. Тургеневой и ее отце А. М. Тургеневе (см. письмо 23, прим. 4).
8 В своем дневнике А. В. Дружинин пишет об одном из частых вечеров у Тургеневых 17 (29) декабря 1856 г.: ‘… вечером читал ‘Лира’ у Ольги Алек<сандровны>. Потом я, Толстой, Анненков и Полонский ужинали у Вольфа <...>‘ (Дружинин, Дневник, с. 399). А Л. Н. Толстой пишет об этом же вечере в своем дневнике: ‘Лир прелестен. Но с О<льгой> А<лександровной> мне все неловко. Виноват Ваничка (И. С. Тургенев.— Ред.)’ (Толстой, т. 47, с. 105).
9 Итальянская оперная певица Анджолина Бозио (Bosio) первый раз выступала в Петербурге в 1853 г., а с 1856 г. до своей внезапной кончины 31 марта (12 апреля) 1859 г. была постоянным членом петербургской Итальянской оперы, где прославилась главным образом в сопрановых ролях в операх Верди. В своей статье »La Traviata’. Опера Верди’, которая появилась в ноябре 1856 г., А. Н. Серов писал по поводу ее исполнения партии главной героини Виолетты: ‘Теперь же эта опера привлекает и будет привлекать толпы, потому что г-жа Бозио в роли Виолетты поет восхитительно, делает из этой музыки чудеса. При таком обворожительном исполнении иногда припишешь композитору и тонкость, и нежность драматического выражения, и красоту мысли, без г-жи Бозио в этой партитуре и с микроскопом не отыскать таких достоинств’ (Серов А. Н. Статьи о музыке. М., 1986. Т. 2-Б. С. 270).

34

25 января (6 февраля) 1857. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 64—65. Переизд.: Переписка, с. 514—516. Ответ на письма Тургенева от 3(15) и 6 (18) января 1857 г. (П.III.72—74 и 80—81). Тургенев ответил 28 января (9 февраля) 1857 г. (П.XIII2.197—198).
1 К письму от 3 (15) января 1857 г. Тургенев приложил стихотворение Н. А. Некрасова с замечанием, что Некрасов ‘непременно требует, чтобы я послал его Вам, для доставления во 2-й No ‘Современника» (П.III.72, речь идет о части поэмы ‘Несчастные’, которая появилась под названием ‘Отрывок из поэмы’ в No 3 ‘Современника’ за 1857 г., см.: Некрасов, т. 4, с. 539).
В письме от 6 (18) января Тургенев жаловался на то, что в пятый том сборника ‘Для легкого чтения’, который прилагался к ‘Современнику’, обещана без его разрешения его поэма ‘Помещик’. Тургенев требовал, чтобы из поэмы была исключена ‘дурацкая строфа’, в которой высмеивался К. С. Аксаков (П.III.80—81). По договору с Н. А. Некрасовым и И. И. Панаевым А. И. Давыдов был издателем этих сборников. Издание ‘Помещика’ отложили до седьмого тома сборника, где строфа с упоминанием Аксакова заменилась многоточием (см.: C.1.543).
2 В письме от 3 (15) января Тургенев писал Анненкову: ‘Вы эгоист — но в то же время идеалист — вот отчего Вас нельзя не любить’ (П.III.73). О болезни Тургенева см. письмо 32, прим. 10.
3 В письме к А. В. Дружинину от 13 (25) января 1857 г. (все письма Тургенева читались в петербургском литературном кружке, к которому принадлежал Анненков, см. письмо 33) Тургенев писал: ‘Анненкову теперь лафа отхлопать себе лядвии на мой счет’ (П.III.84). А в письме к А. Н. Островскому от 4 (16) февраля 1857 г. А. Ф. Писемский писал: ‘Анненков хлопает себя по ляжке и поощряет человечество к развитию искусств, правды и мысли’ (Неизданный Островский, с. 364). Это был, очевидно, привычный жест Анненкова, отмеченный Некрасовым в совместной с А. В. Дружининым эпиграмме на Анненкова: ‘За то, что ходит он в фуражке // И крепко бьет себя по ляжке, // В нем наш Тургенев все замашки // Социалиста отыскал’ (Некрасов, т. 2, с. 255), ‘…фуражки — ей Богу — никогда не носил’, — возражал впоследствии Анненков (Стасюлевич, т. 3, с. 387).
4 Об ‘обязательном соглашении’ см. письмо 32, прим. 2.
5 Статья С. С. Дудышкина ‘Повести и рассказы И. С. Тургенева’ появилась в ‘Отечественных записках’ (1857, No 1 и 4, см. о ней: Егоров Б. Ф. С. С. Дудышкин — критик // Уч. зап. Тартуского ун-та. 1962. Вып. 119. С. 212—213).
6 Статья А. В. Дружинина (за подписью ‘Редактор’) о ‘Повестях и рассказах’ Тургенева появилась в ‘Библиотеке для чтения’ (1857, No 2, 3 и 5).
7 Перевод Дружинина пьесы ‘Король Лир’ являлся первым из его переводов из Шекспира и появился с его вступительной статьей в ‘Современнике’ (1856, No 12, см. также письмо 33, прим. 8).
8 Речь идет об автобиографической трилогии Л. Н. Толстого. ‘Юность’ стала выходить с первого номера ‘Современника’ за 1857 г. Говоря о ‘первых частях’, Анненков имеет в виду ‘Детство’ и ‘Отрочество’.
9 ‘Побоище’, как Тургенев назвал столкновение между С. П. Шевыревым и В. А. Бобринским в своем письме к А. И. Герцену от 21 февраля (5 марта) 1857 г., произошло на заседании совета Московского художественного общества 14 января (ст. ст.) 1857 г. (см.: П.III.93—94). Анненков здесь намекает на статью К. С. Аксакова ‘Богатыри времен великого князя Владимира по русским песням’ (Русск. бес, 1856, кн. 4). Возможно, он имел в виду рост и силу Бобринского, который был ‘богатырского телосложения’. Бобринский и Шевырев за эту драку были высланы из Москвы (см.: Барсуков, Погодин, кн. 15, с. 321—323).
10 В 1856—1858 гг. ‘Русская беседа’ выходила четыре раза в год, в 1859— 1860 гг.— шесть раз. Воспоминания В. В. Григорьева (‘Т. Н. Грановский до его профессорства в Москве’) появились в No 3 и 4 журнала за 1856 г. Среди отрицательных откликов на воспоминания Григорьева были статьи А. Д. Галахова (ОЗ, 1857, No 2), Н. Ф. Павлова и К. Д. Кавелина (Р. вест., 1857, No 3).
11 Закончив магистерскую диссертацию ‘Областные учреждения России в XVII веке’ в 1853 г., Б. Н. Чичерин смог защитить ее только 21 декабря (ст. ст.) 1856 г. (см.: Чичерин, Воспоминания, т. 1, с. 121—123, 270—271, Барсуков, Погодин, т. 15, с. 221— 227).
12 В письме к Тургеневу от 26 января (7 февраля) 1857 г. А. В. Дружинин сообщал об А. А. Краевском: ‘В Отеч<ественных> Зап<исках> убыло несколько сот подписчиков, — этого довольно. Он прогнал Зотова, но взамен его приобрел каких-то неизвестных бандитов, рвет и мечет, и ярится невыразимо. На днях напечатал он в газете, что я, по крайней моей бессовестности, принимая журнал свой, сдал весь свой ничтожный хлам дружественному ‘Современнику’. Хлам этот, как вы догадываетесь, есть ‘Король Лир’. Андрею никто не отвечает, я даже бываю у него в четверг, играю на бильярде, и это его остервеняет еще пуще’ (Т и круг ‘Совр.’, с. 205, имеется в виду фельетон за подписью П. Б. ‘Русская литература и журналы’ в ‘Санкт-Петербургских ведомостях’, 1857, 18 января, No 15).

35

28 февраля (11 марта) 1857. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 66—67. Переизд.: Переписка, с. 518—520. Ответ на письма Тургенева от 28 января (9 февраля) (П.XIII2.197—198) и 16 (28) февраля 1857 г. (П.III. 88—89). Тургенев ответил 9 (21) марта 1857 г. (П.III.108—110).
1 В письмах этого времени Тургенев постоянно жаловался на свою хандру. В частности, в письме к Анненкову от 28 января (9 февраля) 1857 г. он писал: »Отчего Вы хандрите?’ — спросите Вы. На это один ответ: болезнь, проклятая болезнь пузыря, в которую Вы не верите, но которая, к сожалению, слишком действительна, потому что лишает меня всякой бодрости, всякой охоты жить, — это я говорю без преувеличения’ (П.XIII2.197).
2 Отослав Анненкову ‘Первый день’, первую часть ‘Поездки в Полесье’, Тургенев объяснял: ‘… мне кажется, что я в этом рассказе слишком расстегнулся, то есть слишком даю читателю заглянуть в свои непотребные и неопрятные кишки. Если и Вам это покажется, то прошу Вас не давать этого рассказа в печать <...>‘ (П.III.88). Рассказ был целиком опубликован в ‘Библиотеке для чтения’ в No 10 за 1857 г.
3 ‘День второй’ рассказа ‘Поездка в Полесье’ Тургенев отослал Анненкову из Дижона 26 февраля (10 марта) 1857 г. (см.: П.III.99). Тургенев начал ‘Третий день’, но не окончил его (см.: C.VII.301,416).
4 Имеется в виду письмо Тургенева к В. П. Боткину от 17 февраля (1 марта) 1857 г. (П.III.91—92).
5 В письме к Тургеневу от 6 (18) апреля 1857 г. И. И. Панаев сообщил, что Анненков уже уехал в Москву, по пути в Чирьково (см.: Т и круг ‘Совр.’, с. 89).
6 О статьях Анненкова см. письмо 30, прим. 7 и 1. Тургенев отозвался с восторгом по поводу статьи о Гоголе в письме от 4 (16) марта 1857 г.: ‘… и не могу воздержаться, чтобы не сказать Вам великое спасибо и погладить Вас по седой головке за эту столь же прелестную, сколь умную вещь. Не говоря уже о том, что подробности о Гоголе драгоценны, то, что Вы говорите об обязанностях биографа, о целостном понимании характера и т. д.— золотые слова, — а описание путешествия из Венеции в Рим — чудо, так и веет Италией, весной, молодостью, счастьем беспечности и здоровья. Лишь изредка какой-нибудь неловкий оборот или поворот Ваших милейших медвежьих лапочек на мгновенье нарушает гармонию…’ (П.III. 102). По поводу статьи о Станкевиче он писал Анненкову в письме от 3 (15) апреля: ‘Вы воскресили мне его светлое лицо, Вы перенесли меня во времена моей молодости, весь смысл его жизни угадан, верно, тонко передан — спасибо! Но зачем Вы иногда так мудрено пишете? <...> точно Вы не П. В. А., а заслуженный немецкий дипломат по части философско-эстетических дел…’ (П.III. 118).
7 Цензурное разрешение на седьмой, дополнительный, том ‘Собрания сочинений’ Пушкина (включающий в себя материалы, которые по цензурным причинам не могли появиться в 1855 г.) Анненков получил 5 июля (ст. ст.) 1857 г.
8 Во время пребывания в Петербурге зимой 1856/57 г. Л. Н. Толстой ходил в оперу и часто присутствовал на разных концертах. В. П. Боткин писал Тургеневу 3(15) января 1857 г.: ‘Мы таки здесь занимаемся и музыкой: у Арк<адия> Столыпина устроились муз<ыкальные> вечера, где играют трио Бетховена, и очень хорошо. Один такой вечер был у Толстого (Л. Н.) <...> Толстой просто упивается (Бетховеном.— Ред.)’ (Т и Боткин, с. 112, см. также дневниковые записи Толстого за это время — Толстой, т. 47, с. 102—107). Уехав из Петербурга, Толстой написал Боткину два письма из Москвы и одно письмо на другой день после своего приезда в Париж 9 (21) февраля (см.: Толстой, т. 60, с. 152—159). Анненкову он сделал короткую приписку к письму Тургенева из Дижона от 26 февраля (10 марта) (там же, с. 164).
9 В письме от 16 (28) марта 1857 г. Панаев писал Тургеневу: ‘Я до сих пор (с 1 генв<аря>) сижу дома и выйду не прежде как к 1 апреля. Расхворался я страшно и превратился в скелет. Нас с Боткиным лечил один гидропат, который чуть нас не погубил. Теперь я почти здоров и только долечиваюсь <...> Меня часто посещают Анненков и Дружинин’ (Т и круг ‘Совр.’, с. 85). Судя по письму Боткина к Тургеневу от 3, 8 (15, 20) января 1857 г., врачом Боткина и Панаева в это время был гидротерапевт В. А. Нордштрём (см.: Т и Боткин, с. 113), которого впоследствии в письме к Боткину Панаев назвал ‘шарлатаном’ (см.: Т и круг ‘Совр.’, с. 397).
10 Имеется в виду роман ‘Боярщина’. В письме к Тургеневу от 16 (28) апреля 1857 г. Писемский писал: ‘… я, чтобы как-нибудь прокормиться, вспомнил о старом и первом своем романе, едва отыскал в деревне его рукопись, прочитал и увидел, что он более чем недурен и что теперь я напишу, может быть, в более строгом стиле, но с таким запалом и с такой скачкой не написать уже. А, впрочем, не поверив себе, я прочел Дружинину и Анненкову, те повторили то же, и я теперь отдал его ‘Библиотеке для чтения» (ЛН, т. 732, с. 149). Роман появился в первой и второй книгах журнала за 1858 г.
11 В своих воспоминаниях Григорович замечает: ‘Моя живость, истолкованная недостатком ‘разумного спокойствия’ и легкомыслием, была, по мнению кружка Островского, совершенно, впрочем, естественным явлением со стороны человека, у которого мать француженка’. Мать Д. В. Григоровича, Сидония Петровна, ‘была природная южная француженка’, которая в четырехлетнем возрасте была привезена в Россию (см.: Григорович Д. В. Литературные воспоминания. М., 1987. С. 122, 25, 277).
12 В своих записках А. И. Кошелев, главный редактор ‘Русской беседы’, замечает: ‘Министр народного просвещения А. С. Норов после выхода нескольких книг ‘Р. беседы’ встретил меня в Петербурге следующими словами: ‘Ничего, продолжайте, как начали, и вы будете иметь во мне верного защитника. Признаться, я вас шибко боялся — думал, что вы занесетесь Бог весть куда. Нет — ничего. Вас ругают только журналы и газеты — это не беда» (Русское общество 40—50-х годов XIX в. М., 1991. Часть I: Записки А. И. Кошелева. С. 97).
13 В первом номере ‘Отечественных записок’ за 1857 г. появились статья И. Е. Забелина ‘Черты русской жизни в XVH-m столетии. (По поводу книги: ‘Собрание писем Царя Алексея Михайловича, изданной г. Бартеневым)’ и первая часть монографии Н. И. Костомарова ‘Богдан Хмельницкий и возвращение Южной Руси к России’.
14 В письме к А. Н. Островскому от 4 (16) февраля 1857 г. А. Ф. Писемский сообщал, что он действительно за 400 р. продал свою повесть ‘Старая барыня’ (‘два листа с половиной’) в ‘Библиотеку для чтения’, а в письме к тому же адресату от 30 марта (11 апреля) писал, что роман продал за 3000 р. (см.: Неизданный Островский, с. 363 и 369). Гонорарные ведомости ‘Современника’ за 1857 г. подтверждают гонорар в 100 р. за лист Салтыкову (см.: Некрасов, т. 132, с. 185).
15 О концертах Певческой капеллы см. письмо 9, прим. 10.

36

14 (26) марта 1857. Петербург Письмо к Тургеневу и Л. Н. Толстому

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 67—69. Ответ на совместное письмо Тургенева и Л. Н. Толстого от 26 февраля (10марта) (П.III.98—100, Толстой, т. 60, с. 164) и на письмо Тургенева от 4 (16) марта 1857 г. (П.III. 102—104). Тургенев ответил 3 (15) апреля 1857 г. (П.III.117—119). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 Отзыв Тургенева на статью Анненкова о Гоголе см.: письмо 35, прим. 6. В своем письме к Анненкову Толстой признавался: ‘Вы верно не примете за фразу то, что думаю о вас часто, ужасно и больно чувствую ваше отсутствие’ (Толстой, т. 60, с. 164). В своем ответе из Парижа Тургенев заметил: ‘Я еще здесь, любезнейший П. В., — но один — Толстой внезапно уехал в Женеву <...>‘ (П.III. 117).
2 Анненков пишет по поводу жалоб Тургенева на свое здоровье и дурное расположение духа. В письме к Боткину от 17 февраля (1 марта) 1857 г. Тургенев даже признается: ‘… я не сжег (потому что боялся впасть в подражание Гоголю), но изорвал и бросил в watercloset все мои начинания, планы и т. д.’ (П.III. 91). А в письме к Анненкову от 9 (21) марта Тургенев к своим жалобам прибавляет: ‘Наши внуки начинают вытеснять нас из мира. Один Вы (я никого еще не сглазил) еще выситесь, как дуб среди долины ровной, на гладкой высоте… Но, крепкий дуб! берегитесь опасного, долбящего дятла, прозываемого кондрашкой! А живет этот дятел на кухне Английского клуба’ (П.III. 109).
3 Речь идет о произведении ‘Охота на Кавказе. Рассказы’ H. H. Толстого, вышедшем в ‘Современнике’ (1857, No 2). В своем письме Л. Н. Толстой просил: ‘Напишите, ежели не мне, то Т<ургене>ву ваше искреннее мнение о рассказах брата’ (Толстой, т. 60, с. 164).
4 Имеется в виду комедия А. Н. Островского ‘Доходное место’, которая появилась в первом номере ‘Русской беседы’ за 1857 г. (кн. 5).
5 Статья К. С. Аксакова ‘Обозрение современной литературы’ напечатана в первом номере ‘Русской беседы’ за 1857 г.
6 ‘Бесцветность’ ‘Современника’, о которой пишет Анненков, объяснялась отсутствием редактора Некрасова (он был в Риме), болезнью И. И. Панаева (см. письмо 35, прим. 9), появлением нескольких новых журналов и особенно невыполнением ‘обязательного соглашения’ подписавшими его писателями (в том числе самим Тургеневым — см. письмо 32, прим. 2). Панаев писал Тургеневу по этому поводу 16 (28) марта 1857 г.: ‘То что 2 No плох, я это знаю и писал об этом Некрасову. Но что же делать, когда я на второй же книжке поставлен был в такое положение, что печатать нечего? К этому еще у Черн<ышевского> родила жена и занемогла, и критика и библ<иография> вышла плоха’ (Т и круг ‘Совр.’, с. 84).
В конце 1856—начале 1857 г. В. П. Боткин был в Петербурге и жил у Панаева. В письме к Тургеневу от 26 января (ст. ст.) 1857 г. А. В. Дружинин писал: ‘Действительно, голова Совр<еменника> теперь в одном Боткине…’ (Т и круг ‘Совр.’, с. 206).
7 В ‘Русском вестнике’ публиковались в одном отделе научные статьи и художественная литература. Кроме того, в отделе ‘Современная летопись’ регулярно печатались отчеты о деятельности разных академических объединений и даже о деятельности ученых (как русских, так и иностранных) и также отклики на научные издания. Обширная статья Ю. А. Гагемейстера ‘Взгляд на промышленность и торговлю России’, которой открывался первый номер за 1857 г., была посвящена вопросам свободной торговли.
8 Излагая историю своего разрыва с ‘Русским вестником’ по поводу статьи ‘Новейшие публицисты. Токвиль, L’ancien rgime et la rvolution, par Alexis de Tocqu[ev]ille’, Б. H. Чичерин вспоминал: ‘Я написал критику, в которой старался восстановить историческое значение централизующих начал в развитии Франции, признавая при этом, что в настоящее время централизация достигла в ней преувеличенных размеров и требует ограничения’ (Чичерин, Воспоминания, т. 1, с. 279). В том, что Катков отверг эту статью (она появилась в ‘Отечественных записках’, 1857, No 8), Чичерин усматривал первый шаг к перемене направления журнала: ‘Таким образом, ‘Русский вестник’, около которого в первую минуту собралось все, что в Москве не принадлежало к славянофильскому кружку, перестал быть органом известного общего направления, а сделался чисто личным органом Каткова’ (там же, с. 286).
9 В отделе ‘Литературные и журнальные заметки’ ‘Отечественных записок’ в номерах с ноября 1856 г. по февраль 1857 г. появилось несколько полемических статей. В ноябрьском номере опубликовано обвинение: ‘Перепечатка чужих статей в ‘Современнике», а в декабрьском в статье под названием ‘Неудачная апология в ‘Современнике» А. Д. Галахов нападал на статьи ‘г. Лайбова’ (Н. А. Добролюбова) о ‘Собеседнике любителей российского слова’ (Совр, 1856, No 8 и 9). В этом же номере напечатана заметка Ф. А. Ваталина ‘По поводу письма В. И. Даля к издателю ‘Русской беседы», на которую Даль откликнулся заметкой ‘Приписка к письму А. И. Кошелеву, по поводу возражений на него’ (февраль). Журнал также напечатал возражения Г. Ф. Голованова (декабрь) и А. Д. Галахова (февраль) по поводу воспоминаний В. В. Григорьева о Т. Н. Грановском (см. письмо 34, прим. 10). В январском номере появился анонимный разбор статьи Б. Н. Чичерина ‘О политической будущности Англии’ (Р. вест., 1857, No 1).

37

15 (27) октября 1857. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 69—71. Переизд.: Переписка, с. 520—522. Ответ на письмо Тургенева от 23 сентября (5 октября) 1857 г. (П.III.155—156). Тургенев ответил 31 октября (12 ноября) 1857 г. (П.III.159—162). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 Еще в письме к Н. А. Некрасову от 9 (21) сентября 1857 г. Тургенев повторял свое намерение вернуться в Петербург на зиму (см.: П.III.151), а в совместном письме к Анненкову, Некрасову и братьям Колбасиным от 16 (28) сентября он внезапно объявил: ‘Письмо мое вас удивит, я это знаю — но делать нечего. Знайте же: вместо того, чтобы возвратиться в Россию — я с Боткиным еду в Рим, где провожу зиму…’ (П.III.151).
2 Имеются в виду письма Тургенева от 3 (15) апреля 1857 г. из Парижа, 27 июня (9 июля) из Зинцига и 23 сентября (5 октября) из Куртавенеля (П.III.117—119, 122—124 и 155—156). Кроме того, Анненков был одним из адресатов письма Тургенева от 16 (28) сентября к Н. А. Некрасову, Е. Я и Д. Я. Колбасиным (ПЛИ. 151—153).
3 Парижский зоопарк того времени носил название Jardin des Plantes (Сад цветов).
4 О создании журнала ‘Атеней’ и живейшем участии в нем Анненкова см.: Бутима, с. 62—103. Упоминая ‘тень Некрасова’, Анненков намекал на ‘обязательное соглашение’ об исключительном сотрудничестве в ‘Современнике’ (см. письмо 32, прим. 2). В письме к Е. Ф. Коршу от 16 (28) октября 1857 г. Анненков писал: ‘Во-первых, писал к Тургеневу, требуя у него статьи о знакомствах его во Франции и Англии для вас. Если откажет, будет свинья’ (там же, с. 89, ср.: П.III.196). За 16 месяцев существования ‘Атенея’ (60 номеров) в журнале появилась всего одна статья Тургенева: ‘Из-за границы. Письмо первое’ (1858, No 6, см. также письмо 40, прим. 1).
5 О распре между Тургеневым и М. Н. Катковым см. письмо 32, прим. 2.
6 Речь идет о седьмом, дополнительном, томе ‘Сочинений’ Пушкина (см. письмо 35, прим. 7), об отдельном издании переписки Н. В. Станкевича (см. письмо 30, прим. 1) и о второй части воспоминаний Анненкова ‘Н. В. Гоголь в Риме летом 1841 года’, которая появилась — под названием ‘Воспоминания о Гоголе’ — в ноябрьской книжке ‘Библиотеки для чтения’ за 1857 г. (см. письмо 30, прим. 7).
7 К концу июля (н. ст.) на обратном пути в Россию после своего путешествия в Европу А. В. Дружинин посетил Тургенева на водах, пробыв три дня в Зинциге (см.: П.III.135).
8 См. письмо 36, прим. 7. За это время в ‘Русском вестнике’ напечатаны: статья Д. И. Каченовского ‘Взгляд на историю политических наук в Европе’ (No 7—9), ‘Письма об изучении политической экономии’ Н. X. Бунге (No 9), ‘Черты русских нравов XVIII столетия’ А. Н. Афанасьева (No 8—9) и др.
9 Анненков, очевидно, имеет в виду очередные части обширной статьи ‘Лессинг. Его время, его жизнь и деятельность’ (части 4—7, No 1, 3, 4 и 6) — единственного крупного произведения Чернышевского на страницах ‘Современника’ за первые девять месяцев 1857 г. Главная деятельность Чернышевского состояла в огромном количестве рецензий и откликов на разнообразные книги, преимущественно художественного и экономического характера.
10 Это сравнение — намек на стремление ‘Русской беседы’ к видной роли в русской журналистике. Небольшое государство Пьемонт сыграло несоразмерную со своей величиной роль в итальянском ‘Risorgimento’ (Воскрешение). Так, например, в 1848—1849 гг. Пьемонт дважды объявлял могущественной Австрии войну за независимость северных итальянских территорий и дважды потерпел поражение. А в 1861 г. пьемонтский король Виктор Эммануил II стал первым королем объединенной Италии.
11 В сентябрьском номере ‘Отечественных записок’ за 1857 г. появилась анонимная статья (подписанная буквой ‘Л’) ‘По поводу вопроса о воспитании. Критериум нравственного воспитания’.
12 Анненков имеет в виду многочисленные публикации стихотворений А. Н. Майкова и А. А. Фета в разных журналах этого времени: в ‘Русском вестнике’ (No 8, 10), ‘Отечественных записках’ (No 9), ‘Библиотеке для чтения’ (No 10), ‘Современнике’ (No 10, 11) и др.
13 В октябре 1857 г. вышел в свет третий том ‘Губернских очерков’ Салтыкова-Щедрина, с 10 очерками, пять из которых впервые появились в августовском номере ‘Русского вестника’. Кроме того, в октябрьском номере ‘Современника’ появился его же рассказ ‘Жених’.
После довольно долгого перерыва (его повесть ‘Красильниковы’ появилась в 1852 г.) П. И. Мельников стал снова печататься. В ‘Русском вестнике’ опубликованы его повести ‘Поярков’ (1857, No 2), ‘Дедушка Поликарп’ (No 5), ‘Старые годы’ (No 7) и ‘Медвежий угол’ (No 8).
Анненков имеет в виду произведения писателей ‘натуральной школы’ и их тематику и, в частности, намекает на стихотворение Некрасова ‘Вор’ (1856) из цикла ‘На улице’: ‘Вчера был поражен я сценой безобразной / Торгаш, у коего украден был калач, / Вздрогнув и побледнев, вдруг поднял вой и плач’ (Некрасов, т. 1, с. 76).
14 В очерке ‘Н. В. Гоголь в Риме летом 1841 года’ Анненков описал свое пребывание в Риме весной и летом 1841 г., когда он жил в соседней с Гоголем комнате и по утрам переписывал под его диктовку первые главы ‘Мертвых душ’. Хозяина звали Челли (Celli) (см.: Анненков, Гоголь, с. 56—61, 85—88, 59). В своем ответе Тургенев сообщил: ‘… ходил на вашу квартиру в Via Felice, но уже всё изменилось с тех пор, и хозяин другой — расспрашивать было некого’ (П.III.160).
15 О своем намерении выехать из России Анненков уведомил Тургенева накануне самого отъезда в письме от 10 (22) марта 1858 г. (письмо 42).

38

16 (28) ноября 1857. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 71—73. Ответ на письмо Тургенева от 31 октября (12 ноября) 1857 г. (П.III.159—162). Тургенев ответил 1 (13) декабря 1857 г. (П.III.173—175). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 Сестра Л. Н. Толстого, Марья Николаевна Толстая, ушла от своего мужа, В. П. Толстого, еще летом 1857 г. (см.: Толстой, т. 47, с. 486). В середине октября она уехала вместе со своими тремя детьми из своего имения Пирогово в Москву, где поселилась на Пятницкой улице в доме Варгина. Их сопровождал Л. Н. Толстой (см.: там же, с. 239—240). В письме к Анненкову от 31 октября (12 ноября) 1857 г. Тургенев просил: ‘Напишите мне всё, что узнаете, услышите о Толстом и его сестре’ (ПЛИ. 161). В день своего приезда в Петербург (22 октября ст. ст.) Толстой посетил Анненкова (см.: там же, т. 47, с. 160).
2 22 октября (ст. ст.) Л. Н. Толстой был у министра государственных имуществ M. H. Муравьева, для которого он потом написал свой ‘Проект по лесному хозяйству’ (см.: Толстой, т. 47, с. 160 и т. 5, с. 259—261, см также: Брынзов А. Е. ‘Лесной проект’ Л. Н. Толстого // Яснополянский сборник. 1992. С. 200—205).
3 Речь идет о повести Толстого ‘Из записок кн. Д. Нехлюдова. Люцерн’. В письме к Анненкову от 31 октября (12 ноября) Тургенев заметил: ‘Я не думаю, чтобы вам понравилось его последнее произведение <...>‘ (ПЛИ. 161).
4 Имеется в виду повесть Толстого ‘Альберт’, которая появилась в восьмом номере ‘Современника’ за 1858 г.
5 В письме к Тургеневу от 20 августа (ст. ст.) 1857 г. Д. Я. Колбасин сообщал: ‘Панаевы переходят на другую квартиру с Некрасовым’, а в письме от 15 октября (ст. ст.) заметил: ‘Некрасов беспутничает — спит и играет, играет и спит — совсем от дома отбивается <...>‘ (Т и круг ‘Совр.’, с. 337, 338), сам Некрасов писал Тургеневу 25 декабря (ст. ст.): ‘Играю без страсти, оттого в хорошем выигрыше’ (Некрасов, т. 142, с. 101). Называя А. Я. Панаеву ‘болячкой’ Некрасова, Анненков намекает на сложные отношения Некрасова с ней. В письме к В. П. Боткину от 7 (19) октября 1856 г. Некрасов признавался: ‘… я, кажется, сделал глупость, воротившись к… <...> она мне необходима столько же, сколько… и не нужна…’ (Некрасов, т. 14г, с. 35).
6 Батманов — А. Ф. Писемский, автор повести ‘Батманов’, Сабуров — Андрей Иванович Сабуров, в 1858—1862 гг. директор императорских театров, Лаптев — лицо неустановленное (возможно, прозвище).
7 Речь идет о статьях и рецензиях Чернышевского, опубликованных в ‘Современнике’ в 1857 г.: ‘О некоторых условиях, способствующих умножению народного капитала. Речь И. Бабста. М., 1857. Рассуждение о гражданском и уголовном законоположении, соч. <...> И. Бентама <...>‘(No 10), а также статья ‘О поземельной собственности. ‘Экономический указатель» (No 11). Женой Чернышевского была Ольга Сократовна (урожд. Васильева).
8 Пруд Вифезды — целебный пруд в Иерусалиме, который упоминается в евангелии от Иоанна (V, 2).
9 В своих воспоминаниях ‘Н. В. Гоголь в Риме летом 1841 года’ Анненков несколько раз упоминает художника Александра Андреевича Иванова, но неизвестно, показал ли их Тургенев Иванову и что последний о них думал.
10 ‘Постараюсь исполнить ваше желание и напишу для Корша письмо, то есть — два или три письма, не знаю, будет ли интересно’, — писал Тургенев в письме от 31 октября (12 ноября) (ПЛИ. 160), о чем Анненков сообщил Е. Ф. Коршу в письме от 18 (30) декабря 1857 г. (см.: Бутина, с. 92—95).
11 В письме от 31 октября (12 ноября) 1857 г. Тургенев не раз жаловался на свое здоровье и свою судьбу: ‘… как мне тяжело и горько бывает, этого я вам передать не могу <...> Прошутил я жизнь — а теперь локтя не укусишь’ (ПЛИ. 159—162).
12 В том же письме Тургенев спрашивал: ‘Напишите мне досконально: Базунов не пострадал от моих повестей? Если нет, мое самолюбие было бы несколько успокоено’ (ПЛИ. 162). Речь идет об издании тургеневских ‘Повестей и рассказов’, которое Анненков продал И. В. Базунову (см. письмо 30, прим. 3 и письмо 31).
13 О П. И. Мельникове см. письмо 37, прим. 13. Попытка издать сборник ‘Рассказы А. Печерского’ не удалась. Хотя сборник получил цензурное разрешение в Москве, его запретила цензура в Петербурге (где должны были его печатать). Он вышел только в 1876 г. (см.: Измайлов А. А. П. И. Мельников-Печерский. (Критико-биографический очерк) // Мельников П. И. Полное собрание сочинений. 2-е изд. СПб., 1909. Т. 1. С. 21—22). Анненков в печати о Мельникове не высказался.
14 О Салтыкове см. письмо 37, прим. 13. С 1848 г. по начало 1856 г. Салтыков жил в Вятке — месте его ссылки, куда он был переведен по службе (см.: Макашин С. А. М. Е. Салтыков-Щедрин. Биография. М., 1949. С. 243—249).

39

21 декабря 1857 (2 января 1858). Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 73—75. Переизд.: Переписка, с. 523— 525. Ответ на письмо Тургенева от 1 (13) декабря 1857г. (П.III.173—175). Тургенев ответил 19 (31) января 1858 г. (П. 111.191—193). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 Тургенев отослал рукопись ‘Аси’ к И. И. Панаеву около 29 ноября (11 декабря) 1857 г. с просьбой, как он сообщил Анненкову в письме от 1 (13) декабря, чтобы ‘…до напечатания повесть эта была прочтена вами и напечаталась не иначе как с вашего одобрения’ (П.III.173).
2 Анненков не ошибался. В письме к Тургеневу от 16 (28) января 1858 г. Е. Я. Колбасин писал: ‘Сейчас от Тютчевых пришел, где произошел спор по поводу ‘Аси’. Им не нравится. Находят, что Ася лицо натянутое, не живое. Я говорил противное и подоспевший к спору Анненков совершенно поддержал меня и блистательно их опровергал. Даже Дарий Ася не нравится <...>‘ (Т и круг ‘Совр.’, с. 348).
3 Имеется в виду письмо Тургенева от 1 (13) декабря, в котором он писал, что из-за состояния своего здоровья он ‘… с сокрушенным сердцем принужден оставить милый Рим и ехать черт знает куда — в поганую Вену советоваться с Зигмундом’ (П.III.173). Однако он выехал из Рима только 15 марта (н. ст.), а в Вену приехал 26 марта 1858 г. (см.: П2.III.300 и П.III.206). В своем ответе Тургенев просил Анненкова продолжать ему писать в Рим, до востребования (П.III.193).
О книгах, которые Анненков высылал Тургеневу, см. письмо 37, прим. 6.
4 Из-за того, что письма Тургенева к Е. Е. Ламберт к ней не доходили (см. письмо 33, прим. 3), он несколько раз писал к графине через Анненкова (см.: П.III.113, 164). В письме к Анненкову от 31 октября (12 ноября) он спрашивал: ‘Познакомились ли Вы с графиней Ламберт? Она того желала, и я вам советую’ (П.III.161). Анненков встретился с ней лишь в ноябре 1860 г. (см. письмо 56).
Карл Карлович Ламберт являлся деверем графини.
5 В ответ на прошение литовского дворянства, ходатайствующее об освобождении крестьян, но без земли, 20 ноября (ст. ст.) был подписан рескрипт на имя виленского генерал-губернатора В. И. Назимова о созыве дворянского комитета для составления ‘подробного проекта об устройстве и улучшении быта помещичьих крестьян’ на указанных в рескрипте и в особом ‘секретном’ отношении министра внутренних дел ‘главных основаниях’, которые исключали обезземеление крестьян. Рескрипт с отношением был разослан по губерниям (что, по словам Г. А. Джаншиева, ‘равносильно было косвенному приказанию дворянству начать ходатайства об освобождении крестьян’) и опубликован в газетах и журналах (см.: Джаншиев, с. 21). Подобный рескрипт с отношением был отправлен 5 декабря (ст. ст.) на имя петербургского генерал-губернатора П. Н. Игнатьева.
Предводителем дворянства Симбирской губернии был брат С. Т. Аксакова, Николай.
6 Анненков намекает на коренное разногласие по поводу того, на какой основе должно было произойти освобождение крестьян. Об этом уже писалось в разных ‘Записках’ 1856—1857 гг., в частности в записке А. И. Кошелева ‘О различных способах освобождения крестьян’, где в пункте No 5 Кошелев прямо предлагал, чтобы освобождение было ‘мирными обществами, а не лично и семейно’ (см.: Кошелев А. И. Мои записки. Берлин, 1884. Приложения. С. 128). Несмотря на цензурные ограничения, вопрос не раз обсуждался на страницах журналов того времени (см.: Корнилов, Реформа, с. 52).
7 С открытым обсуждением об упразднении крепостного права (см. письмо 41, прим. 3) возникло и обсуждение исторических корней этой проблемы. Истоки ее многие усматривали в прекращении — в царствование Бориса Годунова — ‘Юрьевского перехода’, т. е. права крестьян раз в год (в Юрьев день, 26 ноября) переходить к другому помещику. По этому поводу в 1858—1859 гг. возник бурный спор на страницах журналов. Главными полемистами были М. П. Погодин, автор статьи ‘Должно ли считать Бориса Годунова основателем крепостного права?’ (Русск. бес, 1858, No 4), и Н. И. Костомаров (см.: Барсуков, Погодин, кн. 16, с. 178—193).
8 Речь идет о статье Тургенева ‘Из-за границы. Письмо первое’, предназначенной для нового журнала ‘Атеней’, который редактировал Е. Ф. Корш (см. письмо 37, прим. 4). Тургенев выслал статью около 24 декабря 1857 г. (6 января 1858) вместе с письмом (не сохранилось) к Анненкову. В письме от 8 (20) января 1858 г. Анненков сообщил Коршу: ‘Посылаю вам письма Тургенева: одно ко мне, которое прошу возвратить, другое к вам для печатания’ (Бутина, с. 95).
9 В 1858 г. в России стало выходить 49 новых журналов (см.: Русск. периодич. печать, с. 354—372).
10 В. Ф. Корш возглавил ‘Московские ведомости’ в 1855 г., когда он заменил M. H. Каткова, и оставался редактором газеты до 1863 г., когда арендатором снова стал Катков (до которого, с 1843 по 1848 г., газетой руководил Е. Ф. Корш) (см.: Есин Б. И. ‘Московские ведомости’ под редакцией Е. Ф. Корша // Путешествие в прошлое. (Газетный мир XIX века). М., 1983. С. 40—41). О своих претензиях на газету Кошелев писал 21 ноября (ст. ст.) 1857 г. В. А. Черкасскому (см.: Колюпанов Н. И Биография А. И. Кошелева. М., 1892. Т. 2. С. 267, см. также: Барсуков, Погодин, т. 14, с. 288—290).
11 В начале 1856 г. H. M. Щепкин и К. Т. Солдатенков открыли совместное издательство, а в ноябре следующего года открылся ‘Книжный магазин H. M. Щепкина и Ко‘, компаньоном которого был К. Т. Солдатенков (см.: Толстяков А. П. Издатель К. Т. Солдатенков и русские писатели // Книга. Исследования и материалы. М., 1972. Сб. 25. С. 72—73).
12 Возможно, речь идет об ‘Универсальной книжной торговле’, издававшейся с 1856 г. М. О. Вольфом.
13 Описывая в письмах к Анненкову из Рима свои встречи с молодыми русскими художниками, Тургенев издевался над К. П. Брюлловым: ‘… этот фразер без всякого идеала в душе, этот барабан, этот холодный и крикливый ритор — стал идолом, знаменем наших живописцев’ (П.III.175). Анненков сравнивает эстетику Брюллова с псевдоклассической эстетикой французского поэта Ж.-Б. Руссо (Rousseau), ученика Н. Буало (Boileau).

40

8 (20) января 1858. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 76—77. Ответ на неизвестное письмо Тургенева. Тургенев ответил 19 (31) января 1858 г. (П.III.191—193).
1 О статьях Тургенева для ‘Атенея’ см. письма 37, прим. 4 и 39, прим. 8. Всего Тургенев собирался написать десять статей (см.: П.III.196), кроме первого ‘Письма из-за границы’ он еще написал, но ‘не переписал совсем конченные два письма (No 2 и 3)…’ (П.III.191). К идее статьи о русских за границей он вернулся в 1860 г., когда задумал неосуществленную статью ‘Русские в Париже’ (см. письмо 55, прим. 8).
2 Речь идет о седьмом томе ‘Сочинений’ Пушкина (см. письмо 37, прим. 6). 26 февраля (10 марта) 1858 г., накануне своего отъезда из Рима, Тургенев жаловался в письме к братьям Колбасиным: ‘… попеняйте ему (Анненкову.— Ред.): зачем он не послал 7-го тома Пушкина и др<угих> книг прежним порядком, т. е. адресуя их poste restante — я бы их давным-давно получил, а то он их адресовал в посольство, и до сих пор о них ни слуху ни духу’ (П.III.196).
3 В письме к Тургеневу от 25 декабря (ст. ст.) 1857 г. Н. А. Некрасов сообщал: ‘Даже Чернышевский в искреннем восторге от этой повести’ (Некрасов, т. 142, с. 101). Чернышевский изложил свое мнение о повести в статье ‘Русский человек на rendez-vous. Размышления по прочтении повести г. Тургенева ‘Ася» (Атеней, 1858, No 18), на которую Анненков ответил своей статьей ‘О литературном типе слабого человека (по поводу рассказа г-на Тургенева ‘Ася’)’ (там же, 1858, No 32, переизд.: Анненков 2000). Непосредственное мнение Н. А. Добролюбова о повести неизвестно.
Зам был владельцем передвижного зверинца в Петербурге в 1842—1864 гг. (см.: Московский зоопарк. Сборник статей. М., 1949. С. 14). H. M. Мендельсон причисляет Амбургера также к владельцам зверинца (Труды ГБЛ, с. 148).
4 Ироническое замечание Анненкова вызвано тем, что слово ‘Атеней’ (в подражание крупнейшему английскому толстому журналу ‘The Athenaeum’, название которого происходит от храма богини Афины в Афинах, Афинайон — , где собирались преподаватели, ораторы и поэты) смешивалось с русским словом, которое обозначало бессмыслицу.
5 Обед состоялся 28 декабря (ст. ст.) в залах Купеческого собрания. Несмотря на то что М. П. Погодин принимал живейшее участие в его устроении, участники ‘Русской беседы’ не поддерживали его. В одном из писем А. И. Кошелев объяснил: ‘Сперва мы было согласились в нем участвовать, потому что нам говорили, что дворянство и официальные лица принимают в нем участие, но, узнавши, что никого из официальных лиц и из дворянства Московского не будет, мы, разумеется, отказались’ (Барсуков, Погодин, т. 15, с. 476, см. также с. 472—477). M. H. Катков дал подробное описание обеда, с текстами тостов, во втором декабрьском номере за 1857 г. ‘Русского вестника’ (отдельное издание статьи, под названием ‘Обед 28 декабря’, появилось в январе 1858 г.). Отрицательное отношение ‘местного начальства’ сказалось в том, что московский генерал-губернатор гр. А. А. Закревский запретил другой, больший, обед, который хотел устроить видный купец В. А. Кокорев, и даже учинил на Кокорева донос (см.: Корнилов, Реформа, с. 57—59, см. также: Барсуков, Погодин, т. 15, с. 483—507).
15 (27) декабря 1857 г., в связи с решением напечатать рескрипт и отношение П. Н. Игнатьеву (см. письмо 39, прим. 5), министр народного просвещения А. С. Норов одобрил их перепечатывание в неофициальной печати, но без какого-либо их обсуждения или разбора (см. об этом: Ruud, Charles A. Censorship and the Peasant Question // California Slavic Studies. Vol. 5. 1970. P. 160—161). Это решение просуществовало недолго, его заменило распоряжение 25 января 1858 г. (см. письмо 41, прим. 3).
6 О попытках Анненкова познакомиться с Е. Е. Ламберт см. письмо 39.
7 Речь идет о Екатерине Петровне Вяземской. В своем ответе Тургенев просил Анненкова: ‘Поклонитесь от меня кн. Вязем<ской> <...>‘ (П.III.193).
8 В своем ответе Тургенев признался: ‘О свадьбе Ол<ьги> Алекс<андровны> ничего не слыхал’ (П.III.192). Анненков, однако, не ошибался, О. А. Тургенева вышла замуж за Сергея Николаевича Сомова в 1859 г.
9 Короткие дневниковые записи А. В. Дружинина за февраль 1858 г. (за январь записей нет) свидетельствуют о его нездоровье (см.: Дружинин, Дневник, с. 404—405). Дружинин умер от чахотки 19 (31) января 1864 г.
10 Помимо жалоб на отсутствие таланта среди русских художников в Риме в письме от 19 (31) января 1858 г. Тургенев сообщил Анненкову о своих римских знакомствах: ‘Из них упомяну великую княгиню Елену Павловну <...> Сошелся я очень близко с кн. Черкасским (Владимиром) и его женой <...> Видаю часто кн. Д. Оболенского, г-жу Смирнову… иногда Бакуниных (Александра и Алексея.— Ред.), также Ростовцева, сына Иакова’ (П.III.192).
11 Траппист — член одной из разновидностей монашеского ордена цистерцианцев. Орден траппистов, основанный во Франции в 1664 г. в монастыре ‘La Trappe’, отличается строгостью своего режима.

41

3 (15) февраля 1858. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 77—79. Тургенев на это письмо не ответил.
1 О высланных трудах Анненкова см. письмо 40, прим. 2, о статье Тургенева ‘Письмо из-за границы’ см. письмо 39, прим. 8.
2 Об истории Григоровича Тургеневу сообщил также Е. Я. Колбасин в письме от 6 (18) февраля 1858 г. (см.: Т и круг ‘Совр.’, с. 350). О П. П. Демидове и Бенардаки как о представителях ‘сдержанно-аристократической’ партии среди студентов см.: В. Н. Р. К воспоминаниям В. М. Сорокина // Русск. стар., 1889, т. 62, с. 481.
Доктор-баритон Долгоруков — скорее всего, речь идет об Алексее Владимировиче Долгорукове (Долгоруком), литераторе-дилетанте, гипнотизере (перевел и написал серию книг по месмеризму), отличался эксцентричностью поведения.
3 Анненков имеет в виду распоряжение от 25 января (ст. ст.) 1858 г., где, в частности, утверждалось: ‘2) все сочинения и статьи, чисто ученые, теоретические, исторические и статистические, где будут разбираться и рассматриваться эти вопросы, дозволять печатать как отдельными книгами, так и во всех периодических изданиях, с тем только: а) чтобы при пропуске всех подобного рода статей и сочинений в точности соблюдались общие правила, цензурным уставом предписанные, б) чтобы обращено было особое внимание на дух и благонамеренность сочинения и г) статьи, писанные в духе правительства, допускать к печатанию во всех журналах’ (цит. по книге: Лемке Мих. Очерки по истории русской цензуры и журналистики XIX столетия. СПб., 1904. С. 317).
4 Речь идет о статье В. В. Трубникова ‘Старая и новая система заготовления провианта и фуража для армии и флота’ (Р. вест., 1858, No 1). Генерал-провиантмейстером в это время был барон Вильгельм Карлович Ливен.
5 Очевидно, имеется в виду встреча Гоголя с литераторами у А. А. Комарова в сентябре 1848 г. (а не в 1849 г., Анненков как здесь, так и в своих воспоминаниях ошибался в упоминании года). В очерке ‘Последняя встреча с Гоголем’ Анненков заметил, что на этом вечере зашла речь о ‘преследовании печати’, в связи с чем Гоголь советовал ‘пользоваться этим временем для тихого приготовления серьезных работ ко времени облегчения’ (Анненков 1892, с. 515, см. также: Анненков, Две зимы, с. 545, Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений. Л., 1952. Т. 14. С. 87).

42

10 (22) марта 1858. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 79—80. Неизвестно, ответил ли Тургенев на это письмо.
1 О статьях Тургенева для ‘Атенея’ см. письма 39, прим. 8 и 40, прим. 1. Тургенев так и не выслал дальнейшие письма для ‘Атенея’ Е. Ф. Корша. Недовольные результатами ‘обязательного соглашения’ (см. письмо 32, прим. 2), Н. А. Некрасов и И. И. Панаев 10 (22) февраля 1858 г. разослали к участникам ‘обязательного соглашения’ новое обращение редакции ‘Современника’. Поводом послужили недостаточная активность Тургенева, Л. Н. Толстого, А. Н. Островского и Д. В. Григоровича, несоблюдение ими сроков подачи материалов в беллетристический отдел журнала и в конечном счете обеднение этого отдела (см.: Некрасов, т. 132, с. 246—249, 604—605).
2 Выехав из Рима 3(15) марта 1858 г., Тургенев остановился во Флоренции и Пизе и прибыл в Вену 26 марта (7 апреля). С Анненковым они договорились встретиться в Дрездене (см. письмо 43, прим. 2), в Париж Тургенев поехал только после этой встречи (см.: Летопись Тургенева (1818—1858), с. 417—421).
В Тильзите (на реке Лемане) 7 июля (н. ст.) 1807 г. встретились царь Александр I и Наполеон I, чтобы подписать Тильзитские мирные договоры. Анненков вернулся в Петербург в конце августа—начале сентября (см.: Анненков, Шесть лет, с. 424, Некрасову. 14г, с. 114).
3 Речь идет о книге С. Т. Аксакова ‘Детские годы Багрова-внука’, вышедшей в самом начале 1858 г. и являющейся продолжением его ‘Семейной хроники’. О встрече с Б. Н. Чичериным Анненков упоминает в письме к Е. Ф. Коршу от 10 (22) марта (см.: Бутина, с. 97—98). Имеются в виду историки Сергей Михайлович Соловьев, профессор Московского, и Степан Васильевич Ешевский, профессор Казанского университетов, и писатель и критик Николай Филиппович Павлов.
4 О выборах в губернские комитеты, которые должны были составить проекты к подготовке крестьянских реформ, см.: Корнилов А. А. Очерки по истории общественного движения и крестьянского дела в России. СПб., 1905. С. 197— 204. См. также письмо 39, прим. 5.
5 Это письмо Е. Ф. Корша неизвестно.
6 Это письмо, как и ответ Тургенева, неизвестно (см.: П.III.215). Судя по письмам Тургенева к Н. X. Кетчеру, в письме М. В. Белинской шла речь об уплате давнишнего долга Тургенева, погашенного в августе 1858 г. (см.: П.III.226, 232).

43

23 марта (4 апреля) 1858. Берлин

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 80—81. Тургенев ответил 26 марта (7 апреля) 1858 г. (П.III.206—207). Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 О маршруте Тургенева см. письмо 42, прим. 2. После длительных гастролей в Польше и Пруссии (с декабря 1857 г.) Полина Виардо снова вернулась в Германию для новых выступлений. Очевидно, в это время ее сопровождал ее муж (см.: Розанов 1982, с. 110—111).
2 В письме от 26 марта (7 апреля), написанном через час после того, как он получил это письмо Анненкова, Тургенев предлагал встретиться в Вене, а потом в Лондоне (см.: П.III.206). Но после того как 28 марта (9 апреля) его осмотрел д-р Зигмунд и назначил длинный курс лечения, он предложил встретиться в Дрездене 2 (14) апреля (см.: П.III.213). Анненков это предложение принял, и ‘три дня с их обедами и ужинами пролетели незаметно’, но дальше они ехали не вместе (Анненков, Шесть лет, с. 424).
3 Узнав от Анненкова о том, что Полина Виардо будет в Лейпциге, Тургенев съездил туда (возможно, вместе с Анненковым) 3 (15) апреля, чтобы присутствовать на ее спектаклях (см.: П.III.214).

44

9 (21) июля 1859. Симбирск

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 81—84. Ответ на письмо Тургенева от 10 (22) июня 1859 г. (П.III.304). Тургенев ответил 1 (13) августа 1859 г. (П.III.332—334). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 Имеется в виду биография немецкого гуманиста, реформатора и критика папства XVI века ‘Ulrich von Htten’ (Ульрих фон Гуттен), написанная немецким теологом и религиозным писателем Д. Ф. Штраусом (Strauss), вышедшая впервые в 1858 г.
2 Речь идет о немецком рыцаре и реформаторе начала XVI века, Франце фон Зиккингене (von Sickingen), друге Ульриха фон Гуттена. Между немецкими романтиками стало принято отождествлять центральную фигуру известной гравюры на меди 1513 г. Альбрехта Дюрера ‘Ritter, Tod und Teufel’ (Всадник, смерть и дьявол) с фон Зиккингеном (см.: Waezoldt, Wilhelm. Drer und seine Zeit. London, 1938. S. 116). Первые настоящие портреты фон Зиккенгена являются вариантами гравюры ‘Святого Георгия’ Дюрера (см.: The Illustrated Bartsch. New York, 1981. Vol. 10: Sixteenth Century German Artists: Albrecht Drer. Ed. Walter L. Strauss. P. 123, Singer, Hans Wolfgang. Allgemeiner Bildniskatalog. Leipzig, 1934. Bd. 11. S. 222—223). Анненкова, очевидно, поразили параллели между реформаторами начала XVI века и представителями русской интеллигенции 1840-х годов (см.: Анненков, Зд, с. 199).
3 В основу книги ‘Land und Leute’ (‘Земля и народ’) немецкого общественного мыслителя и этнографа В. Г. Риля (Riel) легли его впечатления от странствований по Германии. С 1851 г. книга не раз печаталась в качестве первого тома его четырехтомного ‘Die Naturgeschichte des Volkes als Grundlage einer deutschen Social-Politik’ (см.: Thiergen, Peter. Wilhelm Heinrich Riel in Ruland (1856—1886). Studien zur russischen Publizistik und Geistesgeschichte der zweiten Hlfte des 19. Jahrhunderts. Giessen, 1978. S. 78—93. (Bausteine zur Geschichte der Literatur bei den Slawen, 11)).
4 Анненков имеет в виду реакцию провинциальных помещиков, вызванную государственными рескриптами по поводу освобождения крестьян (см. письмо 42, прим. 4). На четвертом латеранском соборе (1215 г.) было поставлено в обязательство каждому католику хоть раз в год (в пасхальное время) исповедоваться и причащаться (канон No 21). Так как церковное право в Папских владениях являлось и гражданским правом, то этот закон распространялся на всех чиновников, от которых требовался надлежащий аттестат о выполнении обязательства.
5 В своем ответе Тургенев писал: ‘За описание провинциального брожения, сверху кислого, в середине пресного, внизу горько-горячего — нижайшее спасибо. Вы мастер резюмировать данный момент эпохи (говоря по-русски)’ (П.III.333).
6 ‘Русский дневник’ — ежедневная газета, выходящая под редакцией П. И. Мельникова-Печерского с 1 января по 5 июля 1859 г.
7 В феврале 1859 г. при Главном комитете были образованы две редакционные комиссии под председательством Я. И. Ростовцева: ‘Одна <...> должна была составить проект общего положения для всех губерний, а другая — редактировать местные положения для отдельных губерний и областей <...>‘ (Корнилов, Реформа, с. 122—123). Впоследствии эти две комиссии соединились, но подразделились на три отделения, к которым прибавилось четвертое, финансовое, должное разработать вопрос о выкупе. Председателем ее стал новоназначенный товарищ министра внутренних дел Н. А. Милютин. Членами от министерств были: Ю. А. Гагемейстер и М. X. Рейтерн, Н. А. Кристофари, Е. И. Ламанский, в качестве экспертов — Н. X. Бунге, А. П. Заблоцкий-Десятовский, К. И. Домонтович и М. П. Позен (см.: там же, с. 126—127). Вопрос о хозяйственных (‘сельское общество’) и административных (‘волость’) единицах был утвержден на заседании 27 июня (ст. ст.) (см.: Семенов-Тян-Шанский, т. 3, с. 242—247).
Никакого созыва представителей от крестьянства не было. А в августе 1859 г. приехали в Петербург так называемые ‘дворянские депутаты первого приглашения’ (или ‘призыва’) — 36 представителей как ‘большинства’, так и ‘меньшинства’ от тех губернских комитетов, проекты которых уже были рассмотрены комиссией, но их роль была сильно ограничена (см.: Джаншиев, с. 139—143, см. также письмо 46, прим. 5).
8 Вторая война итальянского освобождения кончилась Виллафранкским мирным договором, который подписали 11 июля (н. ст.) 1859 г. австрийский и французский императоры, Франц Иосиф и Наполеон III, последний в качестве союзника Королевства Сардинии и Пьемонта. В договоре предлагалась итальянская конфедерация, председателем которой должен был стать папа Пий IX. Венеция должна была остаться австрийской провинцией, но одновременно стать также одним из федеративных государств. От идеи конфедерации отказались все итальянские партии (см.: Omodeo, Adolfo. L’Et del Risorgimento Italiano. 8. ediz. riv. Napoli, 1955. Pag. 392). Еще в июне в консисторской речи папа Пий IX грозил отлучением от церкви всем принимающим участие в попытках присоединить папские владения к Пьемонту (см.: Сорра, Frank J. Pope Pius IX: Crusader In A Secular Age. Boston, 1979. P. 132).
9 См. об этом: Прыжов И. История кабаков. Изд. 2-е. Казань, (1911) (переизд.: Москва, 1991). С. 244—247.
10 Анненков познакомился с дочерью Тургенева Полиной в 1858 г., по-видимому, когда он приехал в Париж к концу мая (н. ст.). Ей тогда было 17 лет (см. письмо 108 и П.III.563).

45

1 (13) октября 1859. Москва

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 84—85. Ответ на письмо Тургенева от 1 (13) августа 1859 г. (П.III.332—334). Год устанавливается по связи с этим письмом. Письмо Тургенева от 23 октября (4 ноября) 1859 г., которое могло являться ответом на это письмо Анненкова, сохранилось не полностью (П.III.358—360).
1 Тургенев провел всего несколько часов в Москве (17/29 сентября), по пути из Петербурга в Спасское (см.: П2.IV.84—85). Сам Анненков возвращался из Симбирска в Петербург.
2 В своем письме от 1 (13) августа 1859 г.— под впечатлением от торжеств во Франции после окончания войны с Австрией — Тургенев заметил: ‘Преторианский воздух на меня действует — не могу не говорить по-латыни’ (П.III.334). Конец письма на латинском языке.
3 Во второй августовской книге ‘Русского вестника’ за 1859 г. появилась статья Анненкова ‘Наше общество в ‘Дворянском гнезде’ Тургенева’ (переизд.: Анненков 2000). Реакция писателя на статью Анненкова, если такая была в письме от 23 октября (4 ноября), не сохранилась.
4 Имеется в виду письмо И. А. Гончарова к Анненкову от 20 мая (ст. ст.) 1859 г., в котором он писал, что после статьи Н. А. Добролюбова в ‘Современнике’ ‘критику остается — чтоб не повториться — или задаться порицанием, или <...> говорить о женщинах <...> я бы желал Вашей статьи в ‘Атенее’ или где-нибудь, потому что Вы или у Вас есть своя тонкая манера подходить к предмету <...> Впрочем, судя по Вашей лени, а может быть, и по другим причинам, это так и останется желанием, но желанием, спешу прибавить, бескорыстным, потому что на большое одобрение с Вашей стороны я бы не рассчитывал, ибо Вы были самым холодным из тех слушателей, которым я читал роман’ (Гончаров И. А. Собрание сочинений: В 8 т. М., 1980. Т. 8. С. 276). Статью об ‘Обломове’ Анненков не написал.
5 Ответ Тургенева на вопрос о типе Обломова, если такой был в письме от 23 октября (4 ноября), не сохранился. Недолго после этого произошло известное недоразумение между Тургеневым и Гончаровым, который его обвинил в плагиате (см.: Анненков, Шесть лет, с. 441—443).
6 См. письмо 44.

46

19 (31) октября 1859. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 85—86. Тургенев ответил 23 октября (4 ноября) 1859 г. (П.III.358—360). Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 Это письмо Тургенева к Дружинину неизвестно. Ответное письмо Тургенева к Анненкову сохранилось не полностью, и об этом недоразумении не упоминается в сохранившейся части ответа Тургенева. ‘Грызуном’ Анненков назвал Тургенева в письме от 1 (13) октября (письмо 45).
2 В своем ответе Тургенев объяснил, что новый его роман ‘Накануне’ должен появиться в ‘Русском вестнике’: ‘Это несомненно — und damit Punctum. 2) ‘Библиотека для чтения’ знает, что у меня повести готовой нет, но что я постараюсь и надеюсь написать хоть небольшую вещь для нее. 3) Во время переезда через Петербург Некрасов явился ко мне и, сказав, что знает, что моя повесть будет в ‘Русском вестнике’, — просил хоть чего-нибудь и какое-нибудь произведение. К этому он прибавил местоимение свое, и вышло, что я им даю свое новое произведение. Но, кроме этих трех слов, они от меня ничего не получат’ (П.III.359). Повесть ‘Первая любовь’ появилась в мартовской книге за 1860 г. ‘Библиотеки для чтения’, а в первом номере за 1860 г. ‘Современника’ — статья ‘Гамлет и Дон-Кихот’. Это было последнее сочинение Тургенева, которое печаталось в ‘Современнике’.
3 Тургенев на учредительное собрание Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым 8 (20) ноября 1859 г. не приезжал. Как Анненков, так и Тургенев были избраны в члены первого Комитета (см.: Сб. Лит. фонда, XXV, с. 2—3).
4 Речь идет о пьесе А. Ф. Писемского ‘Горькая судьбина’. Пьесу сначала пропустил цензор С. Н. Палаузов, но ее потом востребовал министр народного просвещения Евг. П. Ковалевский, после чего ее вторично просмотрел И. А. Гончаров и, в свою очередь, тоже пропустил, потребовав некоторых изменений. Пьеса вышла в ноябрьской книге ‘Библиотеки для чтения’ за 1859 г. Несмотря на запрещение поставить пьесу на сцене (которое длилось до середины 1863 г.), Писемский за нее получил Уваровскую премию за 1860 г. (см.: Писемский 1959, т. 9, с. 608—609, Никитенко, т. 2, с. 100, 577). В недатированном письме этого времени Писемский пригласил Анненкова к себе прослушать пьесу, рассчитывая на его помощь в преодолении цензурных препон через посредство Д. Н. Блудова, с которым Анненков был знаком (см.: Писемский, Письма, с. 132).
5 Окончив первый этап своей деятельности 5 сентября (ст. ст.) 1859 г., Редакционные комиссии приступили к совещаниям с ‘депутатами первого приглашения’ (см. письмо 44, прим. 7). С первого же заседания (30 сентября) выявились разногласия по поводу установленных Комиссиями норм уделов и повинностей (см.: Семенов-Тян-Шанский, т. 3, с. 308—344). Недовольные ходом дел, некоторые депутаты обращались прямо к Александру II. Из-за адреса от имени председателя тверского комитета А. М. Унковского, который подписали также члены харьковского комитета Д. А. Хрущов и А. Г. Шретер и ярославского комитета Д. В. Васильев и П. Н. Дубровин, подписавшие его получили выговор. Некоторые из них, в том числе Унковский, даже были отданы под надзор полиции (см.: Семенов, Освобождение, т. 2, с. 128, 935—937, Корнилов, Реформа, с. 150).

47

30 октября (11 ноября) 1859. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 87—88. Ответ на письмо Тургенева от 23 октября (4 ноября) 1859 г. (П.III.358—360). Год устанавливается по связи с этим письмом. Неизвестно, ответил ли Тургенев на это письмо.
1 См. письмо 46, в котором Анненков упрекал Тургенева за то, что он на него прогневался. Эта часть письма Тургенева не сохранилась. Тургенев в это время работал над романом ‘Накануне’.
2 У В. Я. Карташевской собиралась группа петербургских украинцев. Тургенев к этой группе примкнул еще в 1858 г., чему способствовала, по-видимому, писательница М. А. Маркович (Марко Вовчок) (см.: Голованова Т. П. Тургенев в кругу петербургских украинцев // Т. сб., т. 5, с. 369—371). О Глафире Александровне Ракович, будущей жене Анненкова, см. письмо 59, прим. 2.
3 И. С. Самойлович был гетманом левобережной Украины в 1672—1687 гг. Обвиненный в измене после неудачного Крымского похода кн. В. В. Голицына в 1689 г., он был сослан в Тобольск. Н. И. Костомаров впоследствии написал исследование под названием ‘Руина, ч. III. Гетманство Самойловича, 1672—1687’ (BE, 1880, No 7—9).
4 См.: Семенов, Освобождение, т. 2, с. 128—129. Текст записки М. А. Безобразова и комментарии Александра II см.: там же, с. 940—953.
5 См. письмо 46, в котором Анненков сообщил Тургеневу об учредительном собрании Литературного фонда. Очевидно, в той части письма Тургенева, которая не сохранилась, он сообщал Анненкову, за кого он отдавал свой голос, между которыми был И. А. Гончаров.
6 В конце своей крайне отрицательной рецензии на книгу А. В. Семенова ‘Изучение исторических сведений о российской внешней торговле и промышленности с половины XVII столетия по 1858 г.’ И. К. Бабст предупреждал против введения в практику экономических идей автора-сенатора: ‘И разве не благодетельно может действовать гласность и критика, выносящие сор из избы и указывающие на все наши административные и общественные недостатки точно так же, как она с полным правом может указывать на недостатки каждого литературного произведения?’ (ОЗ, 1859, No 10, отдел III, с. 72).
7 В своих ‘Записках Нового поэта’ в октябрьской книге ‘Современника’ И. И. Панаев обвинял управляющего царскосельской железной дорогой Ф. И. фон Таубе, не называя его имени, в фаворитизме и в незаконных доходах.
8 Имеется в виду стихотворение Е. Ф. Зарина. А. В. Дружинин был в это время редактором ‘Библиотеки для чтения’.
9 Установленные нормы оброка зависели от полосы, в которой находилась земля (нечерноземная оброчная, нечерноземная барщинная, черноземная и степная). Редакционные комиссии первоначально назначили везде норму оброка в 8 рублей за высший надел, размер которого, в свою очередь, зависел от полосы и от местности внутри нее (см.: Корнилов, Реформа, с. 134—135).

48

7 (19) мая 1860. Берлин

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 88—89. Тургенев ответил 11 (23) мая 1860 г. (П.IV.74). Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 Мария Васильевна Шиловская — певица-любительница, прославившаяся исполнением романсов русских композиторов, в частности Глинки и Даргомыжского (см. о ней: Стасов В. В. Михаил Иванович Глинка // Стасов В. В. Статьи о музыке: В 5 т. М., 1974. Т. 1.С. 327).
2 Н. Я. Макарова русские врачи посылали на лечение в Аахен (см.: П.IV.58). Сестра Макарова — Варвара Яковлевна Карташевская. Ее мужем был Владимир Георгиевич Карташевский, петербургский чиновник, племянник С. Т. Аксакова. Карташевские лечились с мая по сентябрь 1860 г. в Бонне и Аахене (см.: П.IV.478).
3 14 (26) апреля 1860 г. в Петербурге был поставлен ‘Ревизор’ Гоголя с участием известных литераторов в пользу Литературного фонда. В этом спектакле А.Ф. Писемский играл городничего, П. И. Вейнберг — Хлестакова, купцов играли Тургенев, А. Н. Островский, А. Н. Майков, А. В. Дружинин, Д. В. Григорович и А. А. Краевский, почтмейстера играл Ф. М. Достоевский. Л. Ф. Пантелеев утверждает, будто умер студент Ловягин, игравший роль Осипа (см.: Пантелеев, Из восп. прошл., с. 160—161). Однако, по воспоминаниям самого инициатора всего дела П. И. Вейнберга, умер начинающий литератор Алексей Павлович Сниткин. В списке действующих лиц роль Держиморды не фигурирует, и, судя по списку, Сниткин исполнял роль квартального, скорее всего, в спектакле все роли полицейских играл один Сниткин (см.: Литературные спектакли. Из воспоминаний Петра Ис. Вейнберга // Ежегодник императорских театров. Сезон 1893—1894 гг.: Приложения. СПб., 1895. Книга 3-я. С. 98 и 105). Карикатура на представление появилась в ‘Искре’ (1860, No 17, 6 мая ст. ст., воспроизведение см.: ЛН9 т. 732, с. 35).
4 В ‘Библиотеке для чтения’ (1859, No 11) была опубликована отрицательная рецензия А. В. Дружинина на недавно вышедшую книгу ‘Украинские народные рассказы’ Марко Вовчок в переводе Тургенева. Герцен откликнулся на эту рецензию статьей »Библиотека’ — дочь Сенковского’ (Кол., л. 71, см.: Герцен, т. 14, с. 266—271). Совместное письмо Герцена и Огарева к Анненкову от 2 (14) мая см.: Герцен, т. 271, с. 48.
5 В ответном письме Тургенев намекнул на возможную поездку в Женеву по пути в Соден, где он должен был лечиться (П.IV.74). В своих воспоминаниях Анненков слегка жалуется, что ‘в Женеву Тургенев и не думал ехать, и я, проживши понапрасну, в ожидании его каждый день, целых две недели в скучном городе, выехал из него наконец в Милан’ (Анненков, Шесть лет, с. 434). О пребывании Анненкова и Тургенева на острове Уайт см. письмо 51, прим. 1 и 4.

49

16 (28) мая 1860. Женева

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 89-90. Ответ на письмо Тургенева от 11 (23) мая 1860 г. (П.IV.74). Тургенев ответил 22 мая (3 июня) 1860 г. (П.IV.76—77). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 В письме от 2 (14) мая 1860 г. Герцен сообщал Анненкову о своем намерении отдыхать на острове Уайт в августе, что заставило Анненкова отложить предполагаемую поездку в Англию (см.: Герцен, т. 27, кн. 1, с. 48). В сохранившейся части ответного письма Тургенева отсутствует отклик на перемену в планах Анненкова.
2 В соответствии с тайным договором между Францией и Пьемонтом в середине апреля 1860 г. произошли плебисциты в Савойе и в Ницце, одобрившие присоединение этих территорий к Франции. А в начале марта в Центральной Италии (в Тоскании и Эмилии, частью которой являлась Романья) также произошли плебисциты, в свою очередь одобрившие присоединение этих территорий к пьемонтскому королевству Виктора Эммануила II.
3 В письме от 22 мая (3 июня) Тургенев действительно назначил Анненкову свидание в Женеве, после курса лечения в Содене, но в письме от 26 июня (8 июля) он отказался от этой идеи из-за тяжелой болезни Поля Виардо (П.IV.76 и 97). Ни Н. Я. Макаров, ни М. А. Маркович на остров Уайт в августе не приехали.
‘Стремплешь’ — выражение известного каламбуриста М. А. Языкова в смысле ‘стремглав’ (см. письмо 156, прим. 4).
4 Анненков имеет в виду Марию Александровну Маркович. В письме к ней от 18 мая (н. ст.) Н. Я. Макаров сообщает, что он просит Анненкова привезти ей в Лозанну письмо от Д. С. Каменецкого (см.: Листи до Марка Вовчка, т. 1, с. 90), а в ответном письме к Макарову от 24 мая (н. ст.) она писала, что не знает, дождется ли она в Лозанне своего мужа, А. В. Марковича (см.: там же, с. 81). В письме от 28 мая (н. ст.) 1860 г. она сообщила Тургеневу, что она только что приехала в Париж (см.: там же, т. 1, с. 82). А. В. и Е. К. Станкевичи приехали в Париж лишь 30 мая (н. ст.) (см.: там же, с. 92). В Лозанне М. А. Маркович оставила своего шестилетнего сына Богдана.
5 Речь идет об огромной фреске ‘Страшный суд’ в мюнхенской Людвигскирхе, которую написал Петер фон Корнелиус в 1836—1839 гг. (см.: von Frst, Max. Peter von Cornelius und seine Fresken in der Ludwigskirche // Die christliche Kunst. 1907/1908. S. 73— 93). Таинственная фигура найденыша Каспара Гаузера (Hauser), вокруг которого возникли невероятнейшие слухи и предания, стала одной из самых распространенных мистификаций XIX в. и темой целого ряда литературных произведений. Анненков продолжал интересоваться этой фигурой (см., напр., его письмо к М. М. Стасюлевичу от 7/19 ноября 1882 г., в котором он обсуждает брошюру, в которой доказывалось, что Гаузер был сыном баденского герцога Карла-Фридриха, — Стасюлевич, т. 3, с. 409).
6 Узнав от Анненкова, в чем состоит курс лечения, который проходил Н. Я. Макаров, Тургенев писал 3 июня (н. ст.) Макарову: ‘Штука, должно быть, очень скверная — эта Hungercur!’, — прибавив с некоторой ‘бессердечностью’ в сноске: ‘Я сейчас съел 6 пирожков’ (П.IV.79).

50

22 июня (4 июля) 1860. Милан

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 90—92. Ответ на письмо Тургенева от 22 мая (3 июня) 1860 г. (П.IV.76—77) и на неизвестное письмо. Тургенев ответил 26 июня (8 июля) 1860 г. (П.IV.97—98). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 В своих воспоминаниях Анненков приводит только выдержки из письма от 22 мая (3 июня) 1860 г. (см.: Анненков, Шесть лет, с. 435—436), в котором Тургенев будто принимает его предложение предпринять вместе путешествие на остров Уайт (см. письмо 49). От предлагаемого путешествия Тургенев отказался в письме от 26 июня (8 июля) (см.: П. IV.97).
Гатчинская форель — разновидность светлой (серебристой) форели (Steinforelle) из реки Ижоры (см.: Сабанеев Л. П. Рыбы России. Жизнь и ловля (уженье) наших пресноводных рыб. 3-е изд. М., 1911. С. 179). В одном из своих фельетонов ‘Петербургская жизнь. Записки Нового поэта’ И. И. Панаев описывает, как он в Гатчине заказал ‘знаменитые гатчинские форели, которые красуются на картах у Дюссо и Дано-на и порция которых стоит чуть ли не больше рубля серебром’ (Совр, 1857, No 8, с. 302).
2 Анненков пишет о недавно расширенном королевстве Сардинии и Пьемонта (см. письмо 49, прим. 2) и о том, как в мае 1860 г. Джузеппе Гарибальди во главе небольшой армии добровольцев, которая прославилась под именем ‘Тысячи’, завоевал Сицилию молниеносно, за пару недель, во имя короля Сардинии.
Итальянские события отразились на содержании отдела ‘Политическое обозрение’ журнала ‘Отечественные записки’, редактором которого был А. А. Краевский. В майском номере журнала был опубликован отклик на присоединение центральных государств к Пьемонту. Обращая внимание на разнородность присоединенных частей и на сильное стремление к административной централизации пьемонтского правительства, автор статьи замечает, что ‘все должно теперь пойти очень правильно и спокойно. Не тут-то было. Теперь-то и начинаются затруднения, о которых и не думали прежде, в пылу горячего увлечения’ (ОЗ, 1860, май, с. 47).
3 Закон о государственном займе обсуждался как раз в эти дни в итальянском парламенте. О необходимости займа, но и об опасности такого поступка высказался Кавур 6 июля (н. ст.) (см.: Discorsi Parlamentari del conte Camillo di Cavour. Raccolti e pubblicati per ordine dlia Camera dei Deputati. Roma, 1872. Vol. XI. P. 227—228).
4 2 (14) июля Тургенев написал Макарову письмо, в котором извещал о намерении навестить его в Аахене по пути в Париж (что и осуществил, переночевав у Макарова с 18 на 19 июля н. ст.), но в этом письме нет никакого упоминания о письме от Анненкова (III V. 102 и 104).

51

24 августа (5 сентября) 1860. Аахен

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 92—93. Ответ на письмо Тургенева от 19 (31) августа 1860 г. (П.IV.120—122). Год устанавливается по связи с этим письмом. Ответ Тургенева неизвестен.
1 Телеграмма к Тургеневу неизвестна. Группа русских отдыхающих на острове Уайт во главе с Тургеневым и с живейшим участием Анненкова, рукой которого написана вторая часть, разработала проект программы ‘Общества для распространения грамотности и первоначального обучения’ (C.XV.245—252). Циркулярное письмо было разработано позднее Тургеневым. О широком интересе в русском обществе к вопросам о переменах в начальном образовании в России свидетельствует количество статей, появившихся в журналах во второй половине 50-х годов, с одной стороны, и создание воскресных школ — с другой. Все это происходило на фоне проектов реформы в самом Министерстве народного образования, а с 1859 г. в комиссии, в которой соединялись все другие министерства, ответственные за начальное образование. В связи с предстоящим освобождением крестьян с октября 1860 г. особое внимание уделялось сельским школам (см.: Смирнов В. З. Реформа начальной и средней школы в 60-х годах XIX в. М., 1954. С. 57—74). Анненков впоследствии, судя по воспоминаниям, убедился в том, что ‘основная мысль программы, как и всех проектов того времени, поражает своей громадностью, но подобно им и грешит отсутствием практического смысла’ (Анненков, Шесть лет, с. 452).
2 Историк Степан Васильевич Ешевский рассказал о своих впечатлениях от системы народного образования в Германии в статье ‘Письма из-за границы. 1. Дрезден’ (ОЗ, 1860, июнь, с. 357, продолжения не было). Там он писал и о разных саксонских благотворительных обществах, в том числе о деятельности общества по распространению дешевых народных книг (Der Verein zur Verbreitung wohlfeiler Volksbcher). Отзыв Ешевского о русском проекте не сохранился, но Ешевский мог его передать Тургеневу устно, так как в ноябре 1860 г. он был в Париже, где познакомился и встречался с Тургеневым (см.: П.IV.152, 153).
3 Возможно, речь о книгах шла при встрече с Тургеневым, в письмах Тургенева они не упоминаются. Анненков выслал книги сразу после того, как вернулся в Петербург (см. письмо 53).
4 Анненков и Тургенев провели два дня (28—29 августа н. ст.) у А. И. Герцена в Борнмуте, где последний отдыхал. Тургенев оттуда вернулся на остров Уайт, а Анненков, оставшись еще 1—2 дня по просьбе Герцена, поехал вместе с ним в Лондон, затем он отправился через Аахен и Берлин в Россию (см.: Waddington, England, p. 127, Летопись Герцена, т. 3, с. 141—146).
Роль Анненкова в пересылке Герцену материалов и сведений для лондонских изданий после 1860 г. (вплоть до их разрыва в 1864 г.) не изучена (см.: Егоров Б. Ф. Анненков — литератор и критик // Труды по русской и славянской филологии. 1968. Вып. 11. С. 100—101. (Ученые зап. Тарт. гос. ун-та)). Известно, что письмо Анненкова, в котором он описывает день обнародования манифеста об освобождении крестьян, Тургенев переслал Герцену (П.IV.211, см. письмо 63).
5 М. А. Маркович со своим сыном Богданом приехала в Париж 6 сентября (н. ст.) 1860 г. и остановилась в ‘Hotel Byron’, где жил и Тургенев, вернувшийся из Англии 5 сентября (н. ст.) (см.: Липопись М. Вовнка, с. 89, П.IV.124).
6 Письмо Тургенева, адресованное в Берлин, Анненков получил лишь в Петербурге (оно не сохранилось, см. письмо 53).
7 Анненков писал в своих воспоминаниях: ‘При моем отъезде из Аахена Н. Я. Макаров еще оставался там, так как свадьба Шевченко с горничной девушкой графини Ка<рташевск>ой расстроилась сама собой за отказом невесты’ (Анненков, Шесть лет, с. 443). Речь идет о Лукерье Полусмаковой.
8 В январе 1857 г. ответственность за постройку четырех железнодорожных магистралей, в частности и железной дороги из Петербурга в Варшаву с ответвлением до прусской границы, перешла к новому Главному обществу российских железных дорог. Доведши эту линию до Динабурга в 1860 г., общество из-за недостатка денежных средств оказалось не в состоянии достроить линии, за которые было ответственно (см.: Westwood J. N. A History of Russian Railways. London, 1964. P. 40—42).
Динабург — с 1893 г. Двинск, а с 1920 г. Даугавпилс — город в южно-восточной Латвии. В 1852—1872 гг. В. Ф. Адлерберг был министром императорских двора и уделов. Анненков вернулся в Россию на пароходе (см. письмо 52).
9 Не совсем точная цитата из ‘Бориса Годунова’ Пушкина (сцена ‘Граница литовская’). У Пушкина: ‘Святая Русь, Отечество! я твой! / Чужбины прах с презреньем отряхаю / С моих одежд <...>‘ (см.: Пушкин 1937, т. 7, с. 66).

52

2 (14) сентября 1860. Берлин

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 94—95. На это письмо Тургенев не ответил. Год устанавливается по содержанию.
1 Столупяны, скорее всего, деревня Столупянка, недалеко от города Сувалки в северо-восточной Польше. О ‘берлинском’ письме Тургенева см. письмо 51, прим. 6. О Динабурге см. письмо 51, прим. 8.
2 Александр Евстафьевич Мартынов, с 1835 г. игравший главным образом комические роли в петербургском Александрийском театре, скончался 16 августа (ст. ст.). Белинский несколько раз упоминал Мартынова в своих письмах и статьях. В письме к В. П. Боткину он назвал его ‘истинным талантом’ (Белинский, т. 9, с. 290), а в заметке об Александрийском театре ‘бесподобным’ (Белинский, т. 7, с. 747), хотя в статьях об этом театре предпочитал талант М. С. Щепкина (см.: там же, с. 229, 504). А. Н. Островский собирался написать о Мартынове письмо-статью для ‘Современника’, но своего намерения не осуществил, на смерть Мартынова откликнулся И. И. Панаев (см.: Островский, т. 11, с. 127, Совр, 1860, No 9). А. В. Дружинин в это время ушел из ‘Библиотеки для чтения’ и статьи о Мартынове не написал.
Спарнопани (так в первой публикации, правильно ‘Спарньяпани’) — в ‘Замечательном десятилетии’ Анненков вспоминает свое посещение Берлина зимой 1840/41 г.: ‘В одном из берлинских кафе (‘Под липами’) у Спарньяпани, отличавшемся громадным количеством немецких и иностранных газет и журналов, я встретил однажды вечером двух русских высокого роста, с замечательно красивыми и выразительными физиономиями, Тургенева и Б<акуни>на, бывших тогда неразлучными. Мы даже и не раскланялись, ни с одним из них я еще не был знаком и не предчувствовал близких моих отношений к первому’ (Анненков, 3d, с. 200).
‘Клубный’ Мартынов — возможно, что речь идет о Николае Соломоновиче Мартынове, офицере, убившем на дуэли М. Ю. Лермонтова. Мартынов был членом Английского клуба (см.: Суворин А. С. Дневник. М., 1999. С. 339—340).
3 Тургенев переслал эту фотографию в письме к М. А. Маркович от 17 сентября (н. ст.) 1860 г. (см.: П.IV.127), и она, удивляясь быстроте, с которой Анненков выполнил ее просьбу, подтвердила получение фотографии в письме к А. В. Марковичу от 26 декабря (н. ст.) (см.: Листи до Марка Вовчка, т. 1, с. 108). Известны две фотографии Анненкова 1860-х годов (см.: Анненков I960, фронтиспис и фронтиспис первого тома настоящего издания).
4 Н. Я. Макаров и И. И. Страдецкий жили в Петербурге в доме П. А. Кочубея, где собирались члены круга петербургских украинцев (см. письмо 47, прим. 2).
5 В письме к М. А. Маркович от 17 сентября (н. ст.) (П.IV.128) Тургенев повторил дословно маршрут путешествия Карташевских, а она в своем ответе от 20 сентября (н. ст.) сообщила, что лично передала сведения Макарову (см.: Листы до Марка Вовчка, т. 1, с. 102).

53

17 (29) сентября 1860. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 95—99. Ответ на два неизвестных письма Тургенева. Тургенев ответил 30 сентября (12 октября) 1860 г. (П.IV.136—138). Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 О циркуляре см. письмо 51, прим. 1.
2 См. письмо 51, прим. 3.
3 О томе произведений Е. А. Баратынского для М. А. Маркович см.: Листи до Марка Вовчка, т. 1, с. 295—296.
4 Возможно, что речь идет о письме от К. К. Случевского (с его стихотворением ‘Трактир’), на которое Тургенев ответил 12 (24) октября 1860 г. (см.: П.IV.143—145).
5 Протоколы заседаний Комитета Литфонда публиковались в ‘Санкт-Петербургских ведомостях’, хотя в них не назывались фамилии тех, кому выделялись пособия. Прочитав в газете (No 160), что ‘одному известному русскому литератору, приобретшему всеобщее уважение своими литературными трудами, находящемуся временно в крайне стесненном положении и обратившемуся в комитет с просьбою о ссужении его пятьюстами р. сер., комитет, не имея, на основании точного смысла устава общества, права выдать необходимые просителю деньги в виде единовременного пособия <...>‘, все-таки назначил ему пенсию. И. И. Панаев в статье ‘Петербургская жизнь. Заметки Нового Поэта’ протестовал против того, чтобы пособия выдавались ‘для удовлетворения всем капризам и прихотям <...> человеку одинокому, во цвете лет и сил <...> на временное удовлетворение <...> беспутства’ (Совр, 1860, No 8, с. 316—319). Прозрачными намеками на литератора с ‘русской, или еще, славянской широкой натурой’ Панаев давал понять, будто анонимную ссуду получил А. А. Григорьев, действительно просивший членов Комитета выдать ему 800 р., которые он обещал вернуть с процентами в течение 4 лет (см.: Аполлон Александрович Григорьев. Материалы для биографии / Под ред. Влад. Княжнина. Пг., 1917. С. 258—259). На заседании 4 октября (ст. ст.) Комитет решил не отвечать на нападки Нового поэта, что послужило поводом для продолжения его выходок (см.: Совр, 1860, No 11). И. И. Лажечников получил пособие в 500 р., которое он, однако, впоследствии вернул (см.: Юбилейный сборник, с. 45). К. Д. Кавелин был первым председателем Литфонда (1859—1861гг.).
6 Сам С. Н. Глинка жаловался на бедственное положение своего семейства, несмотря на покровительство кн. А. Н. Голицына и императора Николая I (см.: Глинка С. И. Записки. СПб., 1895. С. 365—367). Сын Глинки Василий в 1850-х годах работал литератором в ‘Русском вестнике’ и ‘Отечественных записках’. О пособии ему (75 р.) в 1864 г. см. в дневнике А. В. Никитенко (Никитенко, т. 2, с. 426).
7 Марфа Михайловна Третьякова, младшая сестра M. M. Сперанского, была замужем за протоиереем М. Ф. Третьяковым, составителем сборника ‘Цветы нравственности’ (1835), написанного ‘к назиданию юношества’. Дочь Сперанского, писательница Елизавета Михайловна, вышла замуж за А. А. Фролова-Багреева. Их дочь Мария вышла замуж за кн. Р. Н. Кантакузина.
8 О похоронах А. Е. Мартынова 13 (25) сентября написал И. И. Панаев в своем некрологе (Совр, 1860, No 9, с. 129—130).
9 ‘Энциклопедический словарь, составленный русскими писателями и учеными’, начал выходить в 1861 г. (издание прекратилось на шестом томе в 1863 г.). Нападки Н. Ф. Павлова в журнале ‘Наше время’ (в частности, его сомнения в способности А. А. Краевского быть главным редактором) и ответ Краевского в ‘Санкт-Петербургских ведомостях’ высмеивались в сатирическом журнале ‘Искра’ (1860, 30 сентября, No38, с. 409—410).
10 Все статьи, упомянутые Анненковым, находятся в ‘Энциклопедическом словаре’, но они написаны другими авторами, А. А. Краевский не значился среди авторов статей. Как главного редактора его вскоре заменил П. Л. Лавров.
11 В статье ‘История из-за г-жи Свечиной’ (Совр, 1860, No 6) Чернышевский писал: ‘Пусть простит нас ‘Русский вестник’, но мы считаем его очень полезным для нас подготовителем серьезных людей к принятию наших понятий: мы считаем его педагогическим учреждением, в котором читается приготовительный курс’ (Чернышевский, т. 7, с. 303).
12 Ариэль — действующее лицо из пьесы Шекспира ‘Буря’ (The Tempest —1611).
13 В результате подробного анализа содержания ‘Современника’ за первые месяцы 1860 г. Н. А. Муханов сделал предписание председателю Санкт-Петербургского цензурного комитета, а цензору Ф. И. Рахманинову, пропустившему статью Чернышевского ‘Антропологический принцип в философии’, было сделано замечание (см.: Говорящим словом убежденья. (‘Современник’ Некрасова—Чернышевского) / Под ред. Л. М. Исаева. М., 1989. С. 465—466).
14 В 1857—1859 гг. историк В. М. Ведров преподавал всеобщую историю в Казанском университете. После того как он был вынужден уйти с этой должности, он стал чиновником Министерства народного просвещения и цензором Московского и Петербургского цензурных комитетов.
15 В. П. Печаткин являлся издателем ‘Библиотеки для чтения’ с 1856 по 1863 г. А. В. Дружинин стал редактором журнала по приглашению Печаткина осенью 1856 г. и ушел из журнала осенью 1860 г. Мнение, будто его редакторство было неудачным, не подтверждается увеличившимся за это время числом подписчиков на ‘Библиотеку для чтения’. Судя по неподписанному контракту на 1861 г., ‘между редактором и издателем, по делам журнала, не было особых несогласий за три года с лишком’ (Письма к Дружинину, с. 58). В контракте упоминаются ‘увеличившиеся средства и обеспеченное положение журнала’ (там же, с. 15). В письме к Тургеневу от 10 октября (ст. ст.) 1860 г. Дружинин писал, что нужен ‘неослабный надзор’, без которого журнал ‘может свернуться на прежнюю плутовскую дорогу’, намекая на время, когда его редактором был О. И. Сенковский (см.: Т и круг ‘Совр.’, с. 221).
Бастонада — азиатский способ наказания: удары по следкам, по подошвам и пяткам (Даль, т. 1,с. 53).
16 Еженедельный журнал ‘Век’ начал выходить с 1861 г. Его редактором был П. И. Вейнберг, А. В. Дружинин вел литературный отдел, К. Д. Кавелин — юридический. Программу ‘Века’ см. в ‘Санкт-Петербургских ведомостях’ (1860, 1 октября, No 213, с. 1121). В ‘Веке’ Тургенев напечатал только одну статью — ‘Поездка в Альбано и Фраскати. Воспоминания об А. А. Иванове’ (1861, No 15). В письме к Анненкову от 28 августа (9 сентября) 1861 г. он отозвался об этом журнале, как о ‘темной и глухой дыре’ (П.IV.284). Анненков относился к участию Тургенева в ‘Веке’ несколько скептически — из-за истории его сотрудничества в журнале ‘Атеней’ (см. письмо 37, прим. 4).
Проект Общества для распространения грамотности и первоначального обучения при жизни Тургенева не печатался (см. о нем письмо 51, прим. 1).
17 О железных дорогах как об одном из ‘двух самых жизненных вопросов’ писал В. П. Безобразов в статье ‘Затруднения в наших денежных и коммерческих делах’, в первом номере ‘Века’ (с. 14), где он руководил экономическим отделом.
18 По повелению Александра II последняя встреча Редакционных комиссий состоялась 10 октября (ст. ст.) 1860 г., и до 15 октября все дела передались на рассмотрение Главного комитета. Главный комитет окончил свою работу к 20 января (ст. ст.) 1861 г. и передал законопроект Государственному Совету, первое собрание которого состоялось 28 января (см.: Семенов-Тян-Шанский, т. 4, с. 227, 234—254, 387—388).
19 Из письма Чернышевского к Добролюбову от 12 (24) сентября 1860 г. явствует, что Анненков лично принес текст проекта первому и что у них возник разговор о сходстве с проектом H. H. Обручева, о котором Чернышевский заметил: ‘это дело уснуло’ (Чернышевский, т. 14, с. 409).
20 В 1858—1861 гг. Евграф Петрович Ковалевский служил министром народного просвещения. А. Е. Тимашев был в это время начальником корпуса жандармов и управляющим III Отделением.
21 В статье ‘Что поделывает наша внутренняя гласность?’ (Свисток. 1860. No 6) Н. А. Некрасов писал, имея в виду статью В. Ф. Корша в ‘Московских ведомостях’: ‘Польза грамотности доказывается иногда странным образом. ‘Г-н Георгиевский (сказано в No 266 ‘Моск<овских> вед<омостей>‘) сообщает в ‘Одесском вестнике’ слух о том, что наш славный писатель И. С. Тургенев прислал из-за границы в Петербург составленный им проект ‘Всероссийского общества для распространения в народе образования’. Вот еще доказательство (говорят ‘Моск<овские> вед<омости>‘), до какой степени всеми чувствуется…’ и проч.» (Некрасов, т. 12j, с. 338). Менее снисходительно о распространении проекта писал А. В. Дружинин в письме к Тургеневу от 10 (22) октября 1860 г. (см.: Т и круг ‘Совр.’, с. 220).
22 За письмом Анненкова следует приписка М. А. Тургенева:
Добрейший и многоуважаемый Иван Сергеевич попал в Петербург не вовремя, не застал Вас, не без добрых людей, М-г Анненкову угодно было выручить меня, одолжив мне 40 р. сер. Не забудьте душою Вам преданного, а мне позвольте добраться до Спасского.

Ваш М. Тургенев.

Михаил Алексеевич Тургенев был двоюродным братом Тургенева, сыном старшего брата его отца. Впоследствии он стал прототипом главного героя рассказа Тургенева ‘Отчаянный’ (см.: С2.Х.406—407, см. также письмо 317). В ответном письме Тургенев поблагодарил Анненкова ‘за 40 руб., данных беспутному двоюродному братцу. Что же касается до 100 р. сер., пусть вам заплатят издатели ‘Века’, а я им это заслужу ранее месяца’ (П.IV.137).
Анненков обратился к редакторам ‘Века’, но получил деньги только в январе 1861 г. (см. письма 56 и 60). В письме от 19 ноября (1 декабря) 1860 г. Тургенев сообщал Анненкову: ‘Также начал я письмо для ‘Века’, в котором описывается заседание медиумов, где я присутствовал и где происходили необыкновенные, сиречь комические штуки’ (П.IV.163). Это ‘Письмо’ Тургенев не завершил (см. письмо 55, прим. 8), 18 (30) января 1861 г. он сообщил А. В. Дружинину, что ‘начал статейку для ‘Века’ по поводу ‘Effronts’ (комедии Ожие)…’ (fl.IV. 189). Однако и эту статью он не написал и после смерти А. А. Иванова заменил ее воспоминаниями о художнике, которые появились в апреле 1861 г., в No 15 ‘Века’ (см. прим. 16).
23 В письме к А. И. Герцену от 12 (24) октября Тургенев писал: ‘П. В. тебе кланяется из Петербурга’ (П.IV.143). О комиссиях см. письмо 51.

54

20 октября (1 ноября) 1860. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 99—101. Ответ на письмо Тургенева от 30 сентября (12 октября) 1860 г. (П.IV.136—138). Год устанавливается по связи с этим письмом. Ответ Тургенева неизвестен.
1 Речь идет о письме Тургенева к Панаеву от 1 (13) октября 1860 г., посланном на имя Анненкова, но не отправленном им адресату (П.IV.139). Анненков объяснил свое решение следующим образом: ‘при разгоравшейся ссоре не следовало подкладывать еще дров и раздувать пламя. Но я ошибся. Редакция ‘Современника’ решилась довести дело до конца’ (Анненков, Шесть лет, с. 439). В объявлении о ‘Современнике’ на 1861 г. сообщалось, что журнал ‘будет издаваться <...> теми же лицами, при содействии постоянных членов редакции Н. А. Добролюбова и Н. Г. Чернышевского и участии тех же сотрудников, которых произведения помещались в нем в прежние годы’, далее упоминалось, что обещали свои повести ‘Тургенев, Потехин, Печерский и др.’ (Совр, 1860, No 10, см.: Некрасов, т. 131, с. 171—172).
Под ‘мерзостью’ Анненков имеет в виду рецензию в шестом номере ‘Современника’ на собрание повестей Н. Готорна, в которой находилась скрытая, но резкая критика характера как тургеневского Рудина, так и самого автора (см. также прим. 3).
2 В самом начале августа (ст. ст.) 1860 г. в Петербург вернулись А. Я. Панаева и Н. А. Некрасов (она совершила заграничную поездку, а он был летом в Москве и Ярославле) (см.: Летопись Некрасова, с. 233). О том, как переживал Некрасов окончательный разрыв с Панаевой (‘хотя виноват скорее он’), Н. Г. Чернышевский сообщал Н. А. Добролюбову в письме от 2 (14) августа (см.: Чернышевский, т. 14, с. 401-402).
3 Анненков и Тургенев ошибались. Рецензию на собрание повестей Н. Готорна (см. прим. 1) написал Чернышевский (см.: Чернышевский, т. 7, с. 449, 1025).
4 В декабре 1859 г. историк, профессор Киевского университета Платон Васильевич Павлов переехал из Киева в Петербург. В Киеве он был одним из главных организаторов воскресных школ. О пособиях Павлову см.: Юбилейный сборник, с. 45, в РГАЛИ хранится приписка от П. В. Павлова к письму от Ал. Иванова к Анненкову, в котором Павлов подтверждает, что 150 руб. от Литературного фонда он получил (ф. 7, оп. 2, ед. хр. 70).
5 О воскресных школах см.: Zelnik, Reginald Е. The Sunday-School Movement in Russia, 1859—1862 // Journal of Modern History. 1965. Vol 27. No. 3. P. 151—170. Об Обществе грамотности см. письмо 51, прим. 1.
6 О препятствиях другим реформам, пока еще существовало крепостное право, не раз упоминает Г. А. Джаншиев в своей книге ‘Эпоха великих реформ’ (см., напр., с. 190—191,259—260,479—481).
7 Неточная цитата из ‘Ревизора’ Гоголя (действие первое, явление 3), где Бобчинский и Добчинский постоянно восклицают ‘Э’, а не ‘Эге!’.
8 О ходе дел по крестьянскому вопросу см. письмо 53, прим. 18.
Мать Александра И, вел. кн. Александра Федоровна, скончалась 19 (31) октября. По обычаю, после смерти члена императорской семьи, на время траура закрывались опера и театры.

55

12 (24) ноября 1860. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 102—103. Ответ на 3 неизвестных письма Тургенева. Тургенев ответил 19 ноября (1 декабря) 1860 г. (П.IV.162—163). Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 Возможно, имеется в виду просьба Тургенева высылать ему в Париж ‘Библиотеку для чтения’. Об этом же Тургенев писал в середине сентября и А. В. Дружинину, так как еще не знал, что последний оставляет журнал (см.: П.IV.131).
2 По-видимому, речь идет о деньгах, должных Тургеневу M. H. Катковым за роман ‘Накануне’. С просьбой прислать эти деньги Тургенев обратился в письмах к редактору ‘Русского вестника’, в том числе в письме от 7 (19) декабря 1860 г. (см.: П.IV.167). О полученных от Каткова 250 р. Анненков сообщал Тургеневу в письме от 9 (21) декабря (письмо 57).
3 В письме от 30 октября (11 ноября) 1860 г. Тургенев извещал К. Н. Леонтьева о том, что он просил Анненкова поговорить с И. А. Гончаровым по поводу публикации романа Леонтьева ‘Подлипки’ (П.IV.148). Роман появился в ‘Отечественных записках’ (1861, No 9—11).
4 Тургенев опекал студента Ивана Родионовича Родионова, пригласил его в Спасское для поправки здоровья, с тем чтобы потом он переписывал его произведения и стал учителем в сельской школе (см.: П.IV.465, Фет 1890 (1992), т. 1, с. 272). В 1862 г. Родионов в Спасском ‘утащил шубу и удрал’ (П.IV.352).
5 Александр Александрович Слепцов, в 1861 г. один из организаторов первого общества ‘Земля и воля’, занимал в это время ведущую роль в движении воскресных школ. Актуальное участие в этой деятельности принимал друг его юности А. С. Корсаков (см.: Слепцова М. Штурманы грядущей бури. (Из воспоминаний) // Звенья. 1933. Т. 2. С. 407, 433). О роли Анненкова в движении воскресных школ см. письмо 54.
6 Упоминая четырех женщин, Анненков, очевидно, имел в виду дочь Тургенева Полину и ее гувернантку Марию Иннис (Innis), которые жили с Тургеневым в этой квартире, и посещавшую его там Полину Виардо. Четвертой женщиной была, по-видимому, М. А. Маркович. Об этой квартире Тургенева см.: de Ponfilly Raymond. Un domicile parisien d’Ivan Tourgueniev: 210, rue de Rivoli // CahTVM. 1993—1994. No 17—18. P. 230—240. О фотографиях Анненкова см. письмо 52, прим. 3. Вишну — бог-хранитель брахманизма и индуизма.
7 Тургенев написал В. Я. Карташевской 22 ноября (4 декабря) 1860 г. (П.IV.164—165).
8 О статье для ‘Века’ см. письмо 53, прим. 22. В письме от 19 ноября (1 декабря) 1860 г. Тургенев сообщил Анненкову: ‘для вашего превосходного баритона изготовляется другая статья, которую я полагаю прочесть сперва здесь для нашего общества моим сквернейшим дискантом’ (П.IV.162—163). Судя по письму Е. М. Феоктистова к Тургеневу, речь идет о неосуществленном замысле — статье ‘Русские в Париже’ (см.: П.IV.517), в которую могло войти и ‘Письмо’ о медиумах, так как посредником в знакомстве Тургенева со спиритами был Н. И. Трубецкой (см.: Waddington Patrick. Turgenev and D. D. Home // NZSJ, 1983, p. 183—188).
9 Речь идет о последнем этапе ‘огаревского дела’ (см. письмо 11, прим. 10). 19 августа (ст. ст.) 1860 г. вступило в силу окончательное решение Московского надворного суда в пользу Н. П. Огарева и M. M. Каракозова, наследников скончавшейся жены Огарева Марьи Львовны, о взыскании денег (по судебным документам, на сумму 85 815 р. с.) с А. Я. Панаевой и Н. С. Шаншиева (Анненков ошибся, написав ‘Шаншеев’), доверенных Огаревой. В связи с невыплатой взыскиваемых судом присудимых денег Я. И. Любимец, поверенный H. M. Сатина (представлявший в России интересы эмигрировавшего Огарева), предпринял юридические меры против Панаевой и Шаншиева. Панаева, Шаншиев и Сатин договорились покончить дело ‘с миром’, с чем явились в Московский надворный суд 25 ноября (ст. ст.) 1860 г. (подробнее об этом см.: Бессонов Б. Л. К истории ‘огаревского дела’ (По новонайденным материалам) // Русск. лит., 1978, No 3. С. 139—144, Документы ‘огаревского дела’ // Некрасовский сб. Т. 8. С. 154—176). О том, как Некрасов уговорил Шаншиева подписать мировые условия, Н. Г. Чернышевский писал Н. А. Добролюбову 28 ноября (10 декабря) 1860 г. (см.: Чернышевский, т. 14, с. 416).
10 В 1861 г. Ф. Т. Стелловский, издатель журнала ‘Русский мир’, выпустил три тома ‘Сочинений’ Писемского (четвертый том вышел в 1867 г.). Редактором журнала с сентября 1860 г. был Александр Степанович Гиероглифов.
11 С уходом А. В. Дружинина из редакции ‘Библиотеки для чтения’ в ноябре 1860 г. Писемский стал единоличным редактором журнала. Журнал ‘Искусства. Журнал театра, музыки, живописи, скульптуры, архитектуры и словесности’ выходил с сентября по декабрь 1860 г. (всего 6 номеров). Писемский заведовал литературным и театральным отделами (см. его письмо к Тургеневу от 10/22 октября 1860 г.— ЛН, т. 732, с. 164).
12 Об Н. А. Основском и его издании сочинений Тургенева см. письмо 58, прим. 2.
13 Благодарственный молебен в Казанском соборе служили 2 (14) ноября 1860 г. (см.: Семенов, Освобождение, т. 3, ч. 2, с. 754—755).

56

25 ноября (7 декабря) 1860. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 104—106. Письмо скорее всего написано до получения письма Тургенева от 19 ноября (1 декабря) 1860 г. (П.IV.162—163). Ответ Тургенева неизвестен. Год устанавливается по содержанию.
1 20, 25 и 30 ноября (ст. ст.) 1860 г. П. Л. Лавров прочитал три лекции, изданные затем с некоторыми изменениями в ‘Отечественных записках’, под названием ‘Три беседы о современном значении философии’ (1861, No 1). Во второй из этих бесед он писал по поводу ‘Накануне’: ‘Герои и героини разных историй, в самом деле совершающихся, очень скоро стареют и сходят со сцены <...> Но другое дело — вечно живые образы искусства: они не умирают, не стареют, они переживут нас и детей наших, перед глазами вашей внучки восстанет образ Елены с ее неувядающей юностью, и пойдет она в часовню ждать Инсарова, и забьется сильнее очарованное сердце молодой читательницы назло всем пуританам и пуританкам нравственности’ (Лавров П. Л. Философия и социология // Лавров П. Л. Избранные произведения: В 2 т. М., 1965. Т. 1.С. 542).
2 Тургенев принимал живейшее участие в судьбе итальянского политического и культурного деятеля М. Пинто, эмигрировавшего по политическим причинам в Россию в 1859 г. Пинто читал свои лекции о Данте 29 ноября, 6, 13 и 20 декабря (ст. ст.) и издал их в 1866 г. под названием ‘Исторические очерки итальянской литературы, извлеченные из лекций, читанных в Императорском Санкт-Петербургском университете: Данте, его поэма и его век’ (см. о нем: Алексеев М. П. Микельанджело Пинто. Несколько данных к его характеристике по русским источникам // Сравнительное литературоведение. Л., 1980. С. 396—413).
3 В августе 1859 г. Шамиль, вождь горцев Дагестана и Чечни, восставших против русской армии, был вынужден сдаться в плен, после чего он был сослан в Калугу. Анненков имеет в виду ‘литературные чтения’, организованные Литературным фондом 18 декабря (ст. ст.) 1860 г. Судя по объявлению в ‘Санкт-Петербургских ведомостях’, о Шамиле должен был читать сам пристав А. Руновский, автор книги ‘Записки о Шамиле пристава при военнопленном, А. Руновского’ (СПб., 1860). Кроме этого, В. Г. Бенедиктов должен был читать стихотворение ‘Искусство и природа’, Тарас Шевченко — стихотворение ‘Семен Палый, малоросское предание’, А. Н. Майков — стихотворение ‘Сфинкс’ (см.: СПб. вед., 1860, No 274, с. 1466). По сообщениям ‘Петербургской летописи’, кроме них читал еще Я. П. Полонский (см.: там же, 1860, No 281, с. 1509). Некрасов в этом чтении участия не принимал.
4 Сам Некрасов был невысокого мнения об этом своем стихотворении, появившемся в ‘Современнике’ (1860, No 11, см. его письмо от 1 января ст. ст. 1861 г. к Н. А. Добролюбову — Некрасов, т. 142, с. 150).
5 18 (30) апреля 1861 г. в пользу Литературного фонда были поставлены ‘Женитьба’ Гоголя (А. Ф. Писемский играл Подколесина) и ‘Провинциалка’ Тургенева (см.: Юбилейный сборник, с. 88, Вейнберг П. И. Литературные спектакли // Ежегодник императорских театров. Сезон 1893—1894 гг. Приложения. Книга 3-я. СПб., 1895. С. 97, 107—108).
6 Тургенев сообщил гр. Е. Е. Ламберт о проекте ‘Общества для распространения грамотности’ при встрече с ней в Париже (см.: П.IV.123). Письмо Ламберт от 16 ноября ст. ст. 1860 г., в котором графиня приглашала Анненкова к себе и упрекала его за то, что в прошлом ‘vous avez fait, en mme temps, beaucoup de choses pour viter ma connaissance personelle’ (в то же самое время вы много сделали, чтобы избегать личного со мной знакомства), хранится в РГАЛИ (ф. 7, оп. 2, ед. хр. 81, лл. 1—2). О встрече с Анненковым она сообщила Тургеневу в неизвестном письме, которое вызвало у писателя некоторое опасение, что ‘из этого ничего не выйдет. Он робок, мало жил в женском обществе, плохо говорит по-французски, лишен самоуверенности и блеска: он Вас полюбит, будет уважать Вас и не будет ходить к Вам. Очень был бы рад, если б мое предсказание не сбылось — он отличный человек’ (П.IV.165—166, см. также письмо 75). О записке А. К. Мейендорфа см. письмо 57, прим. 8.
7 Об А. А. Слепцове см. письмо 55, прим. 5. Анненков впоследствии писал в своих воспоминаниях: ‘… молодой и в высшей степени честный Слепцов не засыпал, когда нужно было ходатайствовать за ближнего или оказать ему деятельную помощь. Можно только пожалеть, что энергия и выдержка у него не были в уровень с добрыми намерениями и пожеланиями его благородного характера’ (Анненков, Шесть лет, с. 463).
8 В Редакционных комиссиях Н. А. Милютин был одним из самых деятельных приверженцев дела освобождения крестьян. С. С. Ланской был министром внутренних дел, Милютин — его заместителем. По свидетельству П. А. Валуева, финансовая поддержка исходила от вел. кн. Константина Николаевича, который был членом, а впоследствии председателем Главного комитета по крестьянскому делу (см.: Дневник П. А. Валуева // Русск. стар., 1891, No 11, с. 418).
9 О нажиме на царя противников реформ после того, как законопроект перешел из Редакционных комиссий в Главный комитет, см.: Семенов-Тян-Шанский, т. 4, с. 218. Про очередное свидание с братом 28 ноября (ст. ст.) вел. князь Константин Николаевич записал в своем дневнике: ‘Много говорили про крестьянство. До сих пор он тверд в своих убеждениях, но что будет при оппозиции в Совете’ (1857—1861: Переписка Императора Александра II с Великим Князем Константином Николаевичем. Дневник Великого князя Константина Николаевича / Сост. Л. Г. Захарова и Л. И. Титюник. М., 1994. С. 282).
10 Подробное описание дня провозглашения манифеста об освобождении крестьян Анненков дал в письме 63.
11 Об И. Р. Родионове см. письмо 55, прим. 4.
12 О деньгах от Каткова см. письмо 55, прим. 2. О деньгах, должных Тургеневу журналом ‘Век’, см. письмо 53, прим. 22. О том, что деньги получены, Анненков сообщил Тургеневу в письме 60.
13 ‘Сочинения Ф. М. Достоевского’ в издании Н. А. Основского вышли в двух томах в середине марта 1860 г. (см.: Летопись Достоевского, т. 1, с. 287). Об Н. А. Ооновском и его издании сочинений Тургенева см. письмо 58, прим. 2.
14 В объявлении о новой газете ‘Русская речь. Обозрение литературы, истории, искусства и общественной жизни на западе и в России’, издателем и редактором которой была гр. Е. В. Салиас де Турнемир (псевдоним: Е. Тур), был приведен длинный список будущих сотрудников газеты, в числе которых названы языковед, фольклорист, литературовед и историк искусства Ф. И. Буслаев, историк С. М. Соловьев и историк литературы, критик и педагог А. Д. Галахов. Объявление вызвало анонимное ‘Объяснение’ в отделе ‘Современная летопись’ катковского ‘Русского вестника’, где о новой газете (хотя она не называлась) говорилось, что она ‘растворяет широко ворота для гонимых писателей’. А между писателями, которые, по словом Каткова, удивились тому, что они ‘гонимы’, выделялись Буслаев, Галахов и Соловьев, ‘заготовляющие нам статьи для будущего года’ (Русск. вест., 1860, окт., с. 432—433). Из названных авторов только Соловьев впоследствии печатался в газете.
15 См. письмо 53, прим. 5.
16 Очевидно, ссылка на фразу, отсутствующую в части письма Тургенева, опубликованной Анненковым (автограф не сохранился). ‘Дусе’ — может быть, транслитерация итальянского слова ‘Duce’ в смысле ‘вождь’ или ‘командующий’.

57

9 (21) декабря 1860. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 106—108. По-видимому, ответ на письмо Тургенева от 19 ноября (1 декабря) 1860 г. (П.IV.162—163). Ответ Тургенева неизвестен.
1 О деньгах от Каткова см. письмо 55, прим. 2. О Родионове см. письмо 55, прим. 4. Александра Петровна — А. П. Тютчева.
2 В письме к А. А. Фету от 17 (29) декабря 1860 г. (в него была вложена записка для издателя Н. А. Основского) Тургенев просил получить следуемые ему экземпляры своих ‘Сочинений’ и из них послать 3 экземпляра Анненкову (см.: П.IV.. 172—173). Кому Анненков подарил экземпляры от имени Тургенева, неизвестно.
3 В тургеневском томе сборника ‘Описание рукописей и изобразительных материалов Пушкинского Дома’ упоминаются две фотографии Тургенева этого времени из парижского ателье Левицкого (см.: Описание материалов, с. 64).
В собраниях так называемого Нового Эрмитажа хранилась как одна из лучших в мире коллекций монет персидской династии Сасанидов (правивших в 3—7 вв.), так и отличнейшее собрание глиптики, в котором самой известной являлась камея Гонзага. В 1860 г. вышел первый каталог собраний Эрмитажа под редакцией директора Отделения древностей Ф. Жиля (Gilles): ‘Muse de Г Ermitage Imprial. Notice sur la formation de ce muse et description des diverses collections qu’il renferme avec une introduction historique sur l’Ermitage de Catherine II’.
4 О Пинто см. письмо 56, прим. 2. О смерти вел. кн. Александры Федоровны см. письмо 54, прим. 8. О Ристори см. настоящее письмо, прим. 7.
5 Слово ‘вредно’ трижды подчеркнуто (прим. Н. М. Мендельсона, Труды ГБЛ, с. 107).
6 О 3. Н. Мухортове см. письмо 9, прим. 13.
7 Известная итальянская актриса Аделаида Ристори приехала с рекомендательным письмом Тургенева к А. А. Краевскому на гастроли в Россию в 1860/61 г., которые являлись, по словам писателя, случаем ‘de vous mettre ainsi que vos journaux — la disposition de la grande artiste’ (отдать себя и ваши газеты в распоряжение великой артистки) (П.IV.147). В ‘Отечественных записках’ о Ристори не раз упоминалось, напр., в отделе ‘Современная летопись’ в номерах за декабрь 1860 г. и февраль 1861 г.
8 Записку А. К. Мейендорфа Е. Е. Ламберт послала Тургеневу. Она сохранилась во французской Национальной библиотеке (см.: Granjard H. Ivan Tourgunev, la comtesse Lambert et ‘Nid de Seigneurs’. Paris, 1960. P. 131). Тургенев сообщил E. E. Ламберт мнение Анненкова о проекте Мейендорфа в письме от 17 (29) декабря 1860 г. и вернулся к этому вопросу в следующем письме, от 8 (20) января 1861 г. (см.: n.lV.170, 185).
Босюэто-Сюзоновский — Анненков соединяет фамилии двух религиозных деятелей, известных своим риторическим стилем: французского проповедника, историка и богослова XVII в., Жак-Бенин Боссюэ (Bossuet), и немецкого мыслителя-аскета XIV в., Генриха Сузо (Suso). Яков Сабуров — возможно, речь идет о Я. И. Сабурове, одном из основателей газеты ‘Купец’ (1832—1835 гг., см.: Русск. периодич. печать, с. 222). Н. А. Сеньковский был основателем летучей библиотеки в Петербурге и издателем журнала ‘Книжный вестник’. О роли Анненкова в движении воскресных школ см. письмо 54.
9 Сергей Николаевич Тютчев умер в 1898 г.
10 В январском номере нового журнала ‘Основа. Южно-русский литературно-ученый вестник’ появилась повесть М. Вовчка ‘Три долЬ> (авторский перевод на русский язык публиковался раньше в журнале ‘Русское слово’, 1859, No 6). В этом же номере редакция объявила, что в ее портфеле есть и другие повести и рассказы этого автора. В ‘Основе’ появились повести М. Вовчка: ‘Не до пари’, ‘Два сини’, ‘Ледящиця’, ‘Від себе не втечеш’ и ‘Інститутка’ (Літопис Марка Вовчка, с. 99).
11 В письме от 19 ноября (1 декабря) 1860 г. Тургенев писал: ‘Я наконец серьезно принялся за свою новую повесть’ (П.IV.162). Речь идет об ‘Отцах и детях’.
12 Повесть Д. В. Григоровича ‘Пахатник и бархатник’ появилась в ‘Современнике’ (1860, No 11).
13 Первое прозаическое произведение И. С. Генслера ‘Гаваньские чиновники в домашнем быту, или Галерная гавань во всякое время дня и года’ появилось в ‘Библиотеке для чтения’ (1860, No 11,12).
14 См. письмо 55, прим. 3. В следующем своем письме (письмо 58) Анненков сообщал о том, что к нему заходил К. Н. Леонтьев.

58

29 декабря 1860 (10 января 1861). Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 108—110. Ответ на неизвестное письмо Тургенева. Тургенев ответил 7 (19) января 1861 г. (П.IV.181—182). Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 О фотографиях Тургенева см. письмо 57, прим. 3.
2 Во время своей поездки в Россию в 1860 г. Тургенев продал Н. А. Основскому за 8000 р. права на издание четырехтомного издания своих сочинений, в количестве 4800 экземпляров, из этой суммы он должен был получить половину до выхода издания в свет, а другую через 4 месяца (см. письмо к А. А. Фету от 17/29 декабря 1860 г.— П.IV.172). Первый и четвертый тома вышли осенью 1860 г. Узнав от Анненкова (см. письмо 55), что Основский обманул редакторов ‘Московского вестника’, напечатав больше экземпляров, чем было положено, Тургенев стал опасаться и за издание своих ‘Сочинений’, тем более что до выхода первых томов он получил (‘кажется’) всего 1500 р. (см.: П.IV.172). 19 ноября (1 декабря) он попросил Анненкова разъяснить дело (см.: П.IV.162), но 17 (29) декабря написал также Фету, которого уполномочил ‘взять на себя все хлопоты и вообще вступить в мои права, сделаться моим ‘alter ego» (П.IV.172). 25 декабря 1860 г. (6 января 1861 г.) Тургеневу написали А. Н. Плещеев и И. В. Павлов, редакторы ‘Московского вестника’ и пайщики на Vg издания. Они сообщили ему, что Основский на самом деле напечатал больше полагающихся 4800 экземпляров и вместо основных продавал свои лишние. В письме к Анненкову этого периода Плещеев утверждал, что напечатано было больше 6000 экземпляров (см.: Лит. apx.t т. 6, с. 308—309, 311). Плещеев известил Основского письмом, что Тургенев уполномочивает его принять ‘полицейские меры’ против издателя, и испуганный Основский написал письмо-оправдание Тургеневу 3 (15) января
1861 г. (см.: П.IV.535). Между тем Тургенев через Фета получил 11 (23) января 6000 р. (см.: П.IV.185). В письме от 16 (28) января к Анненкову он просил сообщить Основскому, что никаких полицейских мер против последнего он, Тургенев, не одобрил (см.: П.IV.188). Однако вся эта история стала известна из-за серии объявлений в газетах — объявление Плещеева в ‘Искре’, Фета в ‘Московских ведомостях’, где также появился ответ Плещеева и Павлова (см.: Мостовская Н. Н. И. В. Павлов — корреспондент Тургенева // И. С. Тургенев. Вопросы биографии и творчества. Л., 1982. С. 155). Дело кончилось тем, что Плещеев и Павлов взяли на себя печатание второго тома, а расчеты между ними и Основским покрыли вышедшими экземплярами (см. письма Павлова к Тургеневу от 14/26 января и 28 января/9 февраля — там же, с. 153—156). Однако в мае 1862 г. в письме к издателю ‘Колокола’, защищая Основского против обвинения в воровстве, появившегося в лейпцигском журнале ‘Правдивый’, Тургенев подтвердил, что Основский ему ‘действительно не доплатил <...> двух тысяч пятисот рублей серебром’ (С.XV. 141, 363—364).
3 О каких поручениях шла речь в неизвестном письме Тургенева, установить не удалось.
4 О разговоре Некрасова с Анненковым по поводу ‘Свистка’ см.: Анненков, Шесть лет, с. 440. В ‘Свистке’ No 6 (приложенном к декабрьскому номеру ‘Современника’ за 1860 г.) появилась статья ‘Два графа’ Н. А. Добролюбова (под псевдонимом ‘Кондратий Шелухин’), где Добролюбов писал: ‘Читатель должен знать, что в русской литературе настает теперь время плутарховских параллелей <...> Новая эра параллелей, так сказать, возрождение Плутарха, — совершится тогда, когда появится знаменитая статья г. Тургенева: ‘Берне и Кольцов» (Добролюбов, т. 6, с. 446). Основным принципом биографий Плутарха (его ) являлось сопоставление двух исторических личностей, одной греческой, а другой римской. Редакция журнала ‘Русское слово’ также упомянула о статье ‘Кольцов и Берне’ (1860, No 3), однако статью Тургенев не написал. Под названием ‘Два графа’ Добролюбов сравнивал К. Кавура, премьер-министра Пьемонта, и Ш. де Монталамбера (Montalembert), ведущего представителя католической партии во Франции.
5 Об ‘огаревском деле’ см. письмо 55, прим. 9.
6 Отдавая должное В. П. Буткову как государственному секретарю и члену Главного комитета в период реформ при Александре II, П. П. Семенов-Тян-Шанский писал о нем: Бутков ‘даже не имел никаких определенных политических убеждений, но был высоко талантливым оппортунистом, с замечательной проницательностью отгадывавшим стремления и намерения сильных мира сего, при всякой между ними борьбе предвидевшим, на чьей стороне останется победа, и являвшимся вовремя умным и полезным союзником победителей’ (Семенов-Тян-Шанский, т. 4, с. 252).
Д. П. Хрущов был членом Редакционных комиссий от Министерства государственных имуществ, где он служил товарищем министра.
7 По-видимому, имеется в виду Дмитрий Александрович Оболенский, статс-секретарь его Императорского величества. Экономист и историк И. К. Бабст и финансист-предприниматель Ф. В. Чижов являлись издателями-редакторами ежемесячного журнала ‘Вестник промышленности’, а в 1860—1861 гг. и еженедельной газеты ‘Акционер’, приложения к нему.
8 Министр государственных имуществ Михаил Николаевич Муравьев был одним из самых лютых противников законопроекта Редакционных комиссий в Главном Комитете (см. об этом: Семенов-Тян-Шанский, т. 4, с. 349—364).
9 18 (30) декабря 1860 г. В. А. Долгоруков, шеф жандармов и главный начальник III Отделения, подал Александру II записку об опасности, которую будто представляли собой воскресные школы. Однако приказ об их закрытии был отдан лишь 13 (25) июня 1862 г. (см.: Zelnik, Reginald E. The Sunday-School Movement in Russia, 1859—1862 // Journal of Modern History. 1965. Vol. 27. No. 3. P. 157).
10 О Леонтьеве Анненков писал не в письме от 7 (19) января 1861 г., а в следующем (письмо 60). См. также письмо 55, прим. 3.
О Захаре Федоровиче Балашове, бывшем камердинере Тургенева, см.: Скокова Л. И. ‘В Спасском пусто и уныние…’ // Спасский вестник. No 3. 1995. С. 67—73. Письмо Балашова к Тургеневу неизвестно.

59

7 (19) января 1861. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 110—111. Тургенев ответил 16 (28) января 1861 г. (П.IV.187—188).
1 Об истории с изданием Основского см. письмо 58, прим. 2.
2 Глафира Александровна Ракович являлась членом петербургского украинского кружка В. Я. Карташевской. Она была связана с ним и родством: одна ее сестра, Улияна, была замужем за известным украинским историком и этнографом Н. А. Мар-кевичем, другая — за Яковом Макаровым, отцом Н. Я. Макарова и В. Я. Карташевской, которым Г. А. Ракович таким образом приходилась тетей (несмотря на то что они все трое были более или менее одного возраста). Тургенев действительно узнал о помолвке Анненкова раньше, от В. А. Кочубей (см. его письмо к Анненкову от 5/17 января 1861 г.— П.IV.180—181).
3 О. П. Макарова приходилась Петру Аркадьевичу Кочубею внучатой племянницей, а ее муж Н. Я. Макаров был у него управляющим делами. Кроме П. А. и Варвары Александровны Кочубеев, в доме которых на Мойке жили Макаровы, в Петербурге в это время жили отец Петра Аркадьевича — Аркадий Васильевич, его дядя Александр Васильевич и его брат Николай Аркадьевич с семьями, а также семьи скончавшихся дядей Петра Аркадьевича (см.: Голованова Т. П. Тургенев в кругу петербургских украинцев // Т. сб., т. 5, с. 364—367).
4 Свадьба Анненкова состоялась 22 февраля (ст. ст.) 1861 г. (см. письмо 75, Анненков, Шесть лет, с. 455 и письмо Анненкова к сыну Павлу от 1/13 марта 1886 г.— РГАЛИ, ф. 7, оп. 2, ед. хр. 21, лл. 22—22 об.). Тургенев приехал в Петербург только 30 апреля (ст. ст.) 1861 г. (см.: П.IV.232).
5 Анненковы уехали в Симбирск к концу мая 1861 г. (см. письмо 66). В статье ‘Шесть лет переписки с И. С. Тургеневым’ Анненков объясняет происхождение выражения ‘четвероугольные грибы’: ‘Четырехугольные грибы, такие же пруды, толстые корни и другие принадлежности деревни, где я жил летом, выдуманы были Тургеневым для того, чтобы привести в соответствие обстановку моей резиденции с ее хозяином или предполагаемым наружным моим видом. Они много потешали общих наших друзей’ (Анненков, Шесть лет, с. 465).
6 Анненков был ближе всего к своим братьям Федору и Ивану.
7 Реминисценция из стихотворения Пушкина ‘Кто на снегах возрастил Феокритовы нежные розы?’, где говорится об идиллической поэзии А. А. Дельвига, вдохновителем которого считался древнегреческий поэт Феокрит. Анненков здесь намекает на свое зимнее венчание, в идиллиях Феокрита роза служила знаком любви (см.: Theocritus. Ed. with a transi, and comm. by A. S. F. Gov/. Cambridge, 1965. Vol. 2. P. 202).
8 ‘Нашим приятелям’ — имеются в виду А. И. Герцен и Н. П. Огарев. В письме к Герцену от 31 января (12 февраля) 1861 г. Тургенев писал: ‘О свадьбе Анненкова ты, вероятно, уже известен стал, пример нам с тобою, брат! Он берет девушку лет 28, не очень красивую — но добрую и умную’ (П.IV.195).
Марья Александровна — М. А. Маркович.

60

До 2 (14) февраля 1861. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 111—113. Ответ на письмо Тургенева от 16 (28) января 1861 г. (П.IV.187—188). Тургенев ответил 15 (27) февраля 1861 г. (П.IV.198—199). Датируется на основе упоминания о предстоящем Общем собрании Литфонда 2 февраля (ст. ст.) 1861 г.
1 Анненков имеет в виду письма к нему Тургенева от 5 (17), 7 (19) и 16 (28) января 1861 г.
2 В письме от 16 (28) января 1861 г. Тургенев писал: ‘Слава Богу! Свил себе человек гнездо, вошел в пристань — не все мы, стало быть, еще пропали! То, о чем я иногда мечтал для самого себя, что носилось передо мною, когда я рисовал образ Лаврецкого — свершилось над вами — и я могу признать всё, что дружба имеет благородного и чистого, в том светлом чувстве, с которым я благословляю вас на долгое и полное счастье’ (ILIV. 187).
3 Об истории с изданием Основского см. письмо 58, прим. 2.
4 Письмо Тургенева по поводу того, как распорядиться деньгами, полученными для него Анненковым (о них см. письмо 53, прим. 22), неизвестно.
Степан — повар Тургенева (см. о нем: Первое собрание писем Тургенева. СПб., 1884. С. 53), Александра Петровна — А. П. Тютчева (о деньгах для нее см. письмо 57). О каком мальчике упоминается в письме, неизвестно.
5 О К. Н. Леонтьеве см. письма 55, прим. 3 и 58.
6 Пьеса А. Н. Островского ‘Свои люди — сочтемся’ много лет спустя после появления в печати (в 1850 г.) не пропускалась театральной цензурой. Разрешение дано было только 9 декабря (ст. ст.) 1860 г. Премьера пьесы состоялась 16 января (ст. ст.) 1861 г. на сцене Александрийского театра. В сентябре 1860 г. П. В. Васильев заменил А. Е. Мартынова на этой сцене после смерти последнего. Ф. А. Бурдин, который исполнял роль Большакова, писал Островскому 5 февраля (ст. ст.) 1861 г., что пьесу ‘играли семь раз, всегда с успехом — театр полон’. Критик М. П. Розенгейм, автор ‘Заметок праздношатающего’, заметил, что спектакль ‘не удовлетворил многих, даже из числа жарких поклонников’ Островского, главную причину этого он усматривал в том, что у многих зрителей сложилось представление о персонажах пьесы из известного им напечатанного текста, а игра актеров, в первую очередь игра Бурдина, не соответствовала этому представлению, хотя в неясности характера Большакова критик обвинял и автора (см.: Островский, т. 11, с. 130, т. 1, с. 514—515, ОЗ, 1860, т. 134, ‘Заметки праздношатающего’, с. 60—61).
7 Анненков называет три недолго просуществовавших журнала, которые все начали выходить в 1861 г.: ‘Век’ (1861—1862) под редакцией П. И. Вейнберга, ‘Время’ (1861—1863) под редакцией М. М. Достоевского, ‘Русская речь’ (1861—1862) под редакцией Е. В. Салиас де Турнемир. ‘Кабинетными’ упражнениями Анненков называет журнальные статьи русских ученых (см.: Анненков, Писемский, с. 503).
8 На Общем собрании, состоявшемся 2 февраля (ст. ст.) 1861 г., окончился первый год существования ‘Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым’ (Литфонд). Согласно решению Комитета по жребию выбыли из него четыре члена (из двенадцати): А. В. Никитенко, К. Д. Кавелин (товарищ председателя), А. Д. Галахов (секретарь) и А. А. Краевский (казначей). На собрании секретарем был избран П. М. Ковалевский, 10 марта (ст. ст.) отказавшийся от этого поста. Тогда Анненкову все-таки пришлось стать секретарем Комитета Литфонда (см.: Сб. Лит. фонда, XXV, с. 3, 14, 19 и письмо 64).
9 Марья Александровна — М. А. Маркович.

61

11 (23) февраля 1861. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 113—115. Возможно, ответ на неизвестное письмо Тургенева (около 30 января/11 февраля 1861 г.). Тургенев ответил 15 (27) февраля 1861 г. (П.IV.198—199). Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 В письме от 16 (28) января 1861 г. Тургенев писал о чувстве, которое возбудило в нем известие о предстоящей свадьбе Анненкова: оно ‘тем светлее, чем гуще ложатся тени на собственное мое будущее, я это сознаю и радуюсь бескорыстию своего сердца <...> Еще и еще поздравляю вас и крепко вас обнимаю и лобызаю в обе ланиты, а вашей невесте позволяю себе поцеловать руку’ (П.IV.187—188).
2 О родственных связях Г. А. Анненковой см. письмо 59, прим. 2 и 3.
3 О М. А. Маркович Тургенев писал Анненкову: ‘что тратит эта женщина, сидя на сухом хлебе, в одном платье, без башмаков — это невероятно. Это даже превосходит Б<акунина>. В 1 1/2 года она ухлопала 30 000 франков совершенно неизвестно куда!’ (П.IV.177).
4 В доме П. В. Мятлева (на углу Почтамтской ул. и Исаакиевской пл.) находилась церковь Воскресения Христова, основанная в 1820 г. Свадьба действительно состоялась 22 февраля (ст. ст.), но в Исаакиевском соборе (см. письмо 62). Тургенев прибыл в Петербург 30 апреля (12 мая) 1861 г. (см.: П.IV.232).
5 Сын К. Д. и А. Ф. Кавелиных, Дмитрий, скончался 11 февраля (ст. ст.) 1861 г. (см.: Никитенко, т. II, с. 176).
Жена юриста и профессора П. Г. Редкина — Елизавета Эдуардовна.
6 Об Общем собрании Литфонда см. письмо 60, прим. 8.
7 В. П. Боткин приехал в Париж из Италии около 10 февраля (н. ст.) 1861 г. Еще из Италии он писал Тургеневу о том, что ему угрожает слепота, о чем Тургенев сообщил 18 (30) января А. В. Дружинину (см.: П.IV.189). Анненков мог об этом узнать от Дружинина или из неизвестного письма Тургенева. 31 января (12 февраля) Тургенев писал А. И. Герцену: ‘Боткин третьего дня сюда приехал и — представь — почти слепой! Я боюсь, не та же ли самая болезнь у него, какая была у д’Убри — а именно размягчение мозга’ (П.IV.195).
8 На предпоследнем заседании общего собрания Государственного совета (состоялось в тот же день, когда Анненков писал свое письмо, — 11 февраля ст. ст.) по предложению П. П. Гагарина было принято решение включить в положение ‘… для губерний великороссийских, новороссийских и белорусских, а также в местное положение для губерний Черниговской, Полтавской и части Харьковской правила следующего содержания: В случае, если помещик, по добровольному соглашению с крестьянами, утвержденному установленным порядком, подарит обществу крестьян часть их надела, и если сия часть, заключая в себе усадебную оседлость крестьян, составляет со включением оной не менее на каждую ревизскую душу высшего, в степной же полосе — указного размера надела, установленного для той местности, в коей находится имение, то крестьяне, получившие такой дар от помещика, могут отказаться от обязательного пользования остальною частью своего надела, которая поступает затем в полное распоряжение помещика’. Комментируя это решение, П. П. Семенов-Тян-Шанский замечает: ‘Крестьяне многоземельных губерний, вышедшие из крепостной зависимости, не устояли против соблазна немедленного выхода из временно-обязательных отношений и полного прекращения их повинностей помещикам путем отказа от большей части их существующих наделов…’, так называемых ‘даровых (прозванных впоследствии крестьянами нищенскими) наделов’ (Семенов-Тян-Шанский, т. 4, с. 602—606).
Первый председатель Редакционных комиссий Я. И. Ростовцев умер 6 февраля (ст. ст.) 1860 г. в присутствии самого Александра II (см.: там же, т. 3, с. 427—429). Член Редакционных комиссий Ю. Ф. Самарин заболел в августе 1859 г. и в сентябре должен был уехать на три месяца в Европу (см.: там же, т. 3, с. 279). К. В. Чевкин, член и Главного комитета, и Государственного совета, являлся одним из самых яростных защитников законопроекта.
Анненков-контролер — Николай Николаевич Анненков, с 1855 г. государственный контролер, член Главного комитета при рассмотрении законопроекта об освобождении крестьян и член Государственного совета. На заседаниях он часто старался ввести в законопроект невыгодные для крестьян изменения (см.: там же, т. 4, с. 364—386).
9 В 1859 г. проект М. О. Микешина занял первое место на конкурсе на Памятник тысячелетию России в Новгороде. Памятник по этому проекту был открыт в 1862 г. (фотография памятника воспроизводится в книге: История русского искусства / Общ. ред. И. Э. Грабаря. М., 1965. Т. 9. Кн. 2. С. 253).
10 В статье под названием ‘Провинциальные университеты’ А. И. Герцен писал в ‘Колоколе’ (л. 91 от 9 февраля н. ст. 1861 г.): ‘Вот что мы видим издали. Как только пахнёт воздухом, здоровым, обещающим весну, то это наверное с Урала или из Казани, из Киева или из Харькова, из Малороссии или из Сибири, но не из Петербурга и не из Москвы’ (Герцен, т. 15, с. 18).

62

26 февраля (10 марта) 1861. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 115—117. Ответ на письмо Тургенева от 15 (27) февраля 1861 г. (П.IV.198—199). Год устанавливается по связи с этим письмом. На это письмо Тургенев не ответил (см.: П.IV.207).
1 На самом деле свадьба состоялась 22 февраля (ст. ст.) (см. письмо 59, прим. 4).
2 Ланские — скорее всего, Петр Петрович и Наталья Николаевна Ланские. В 1844—1854 гг. П. П. Ланской являлся командующим лейб-гвардии Конного полка, где в 1833—1852 гг. служил брат Анненкова Иван. H. H. Ланская (урожд. Гончарова) являлась вдовой Пушкина.
Назаров — имеется в виду кондитерский магазин Назарова, расположенный на Караванной улице.
3 Тургенев стал крестным отцом третьего из детей П. В. и Г. А. Анненковых — сына Аркадия, который родился в феврале 1871 г. и умер в возрасте 13 месяцев в 1872 г. (см.: П.VIII.311, П2.XI.22 — что ошибочно относится к старшему сыну Павлу — и письмо 137).
4 Извиняясь за то, что он беспокоит Анненкова в такое время, Тургенев просил своего ‘самого надежного комиссионера’ выслать ему вышедшие тома (1 и 4) его сочинений, изданных Основским (П.IV.198).
Двенадцать глав романа Г. Н. Потанина ‘Старое старится, молодое растет’ были напечатаны в No 1—4 ‘Современника’ за 1861 г., но конец романа в журнале не появился из-за недоверия Потанина к Некрасову. Отдельные главы появились в 1864 г. в журнале ‘Русское слово’ (см.: Переписка Некрасова, т. 1, с. 517).
5 Рассказ М. А. Маркович ‘Лихой человек’ появился в ‘Русском вестнике’ (1861, No 1, с. 361—428).
6 19 февраля (ст. ст.) 1861 г. законопроект об освобождении крестьян был представлен Александру II, который утвердил его в тот же день. Проект Высочайшего манифеста (первоначально составленный Ю. Ф. Самариным), предназначенный для чтения во всех православных церквах государства, был отправлен московскому митрополиту Филарету ‘на благословение и исправление’. Днем обнародования этого документа Александр II назначил 5 марта (ст. ст.), пока они печатались для рассылки (законопроекта во все губернии и уезды, а манифеста — в церкви), оба документа держались в тайне (см.: Семенов-Тян-Шанский, т. 4, с. 607—615). О предложении П. П. Гагарина см. письмо 61, прим. 8.
7 Об усиленных мерах предосторожности, предпринятых в Петербурге, см.: Дневник Валуева, т. 1, с. 72—73. Здесь же упомянута история о дворнике, которого высекли за то, что он будто бы сказал, что когда объявят свободу, то он закричит ‘ура!’. Валуев пишет, что в этом обвинялся петербургский обер-полицмейстер А. В. Паткуль (там же).
8 В 1861 г. петербургским митрополитом был Исидор (Никольский). Член Главного комитета и председатель Государственного совета Д. Н. Блудов, известный в юности в литературных кругах своим остроумием, был одним из основателей общества ‘Арзамас’. Впоследствии он играл важную роль в редактировании ‘Свода законов’ (1842 и 1857) и в подготовке ряда манифестов, о которых Н. И. Греч замечает в своих воспоминаниях: ‘По законному возмездию судьбы <...> они гораздо хуже сочиненных Шишковым. Ни рыба ни мясо’ (Греч Н. И. Записки о моей жизни. М., 1990. С. 210).
9 15 (27) февраля 1861 г. в Варшаве произошла большая демонстрация, вызванная очередным собранием польского Земледельческого общества. Демонстрация была разгромлена войсками под командой В. И. Заболоцкого. При этом было убито пять человек. Публичные похороны 2 марта (н. ст.) и объявленный архиепископом варшавским Фиалковским (Fijalkowski) траур послужили толчком для требований реформ в Царстве Польском (см.: Leslie, Reform and Insurrection, p. 93—103).

63

6 (18) марта 1861. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 116—117. Переиздано: Переписка, с. 531—532. Тургенев ответил 22 марта (3 апреля) 1861 г. (П.IV.217—218). Датировка устанавливается по связи с числом обнародования Манифеста об освобождении крестьян 5 (17) марта 1861 г.
1 См. письмо 62, прим. 6. Анненков не совсем точно цитирует заключительный абзац манифеста, где сказано: ‘Осени себя крестным знамением, православный народ, и призови с Нами Божие благословение на твой свободный труд, залог твоего домашнего благополучия и блага общественного’ (Семенов-Тян-Шанский, т. 4, с. 614).
Колбасин — по-видимому, Елисей, служивший в это время судебным следователем в Новгороде, а не его брат Дмитрий, управляющий Ливадией, царским имением в Крыму (см.: П.IV.518—519).
В 1861 г. священником Владимирской церкви был отец Николай Вирославский (см.: Вирославский H. M. Описание церкви во имя Божией Матери Владимирской иконы. СПб., 1876).
2 Речь идет об опере Дж. Россини ‘Отелло’ и опере Дж. Верди ‘Травиата’, которые давались итальянской оперной труппой в Большом театре.
3 Телеграмма (неизвестная) была и от имени Анненкова. Тургенев поблагодарил его за нее в письме от 6 (18) марта (см.: П.IV.207).

64

25 марта (6 апреля) 1861. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 118—119. Ответ на письмо Тургенева от 6 (18) марта 1861 г. (П.IV.207). Год устанавливается по связи с этим письмом. Ответ Тургенева неизвестен.
1 ‘Три недели спустя’ — после обнародования Манифеста об освобождении крестьян 5 (17) марта 1861 г.
2 О выборах в Комитет Литфонда см. письмо 60, прим. 8.
3 Польское восстание 1830 г. привело в 1831 г. к войне. В 1861 г. в ответ на демонстрации в Варшаве Александр II готов был разрешить некоторые реформы, которые во многом соответствовали Органическому статуту, заведенному в 1832 г., но никогда не введенному в действие. На самом деле эти меры оказались неудовлетворительными, и 25 марта (8 апреля) произошла демонстрация с новыми убитыми (см. об этом: Дневник Валуева, т. 1, с. 84—87, Leslie, Reform and Insurrection, p. 96—114),
4 Литературный обед — первый обед в честь ‘Положения об освобождении крестьян из крепостной зависимости’ (подписанного 19 февраля ст. ст. 1861 г.) состоялся 5-го марта (ст. ст.) 1861 г., так как в этот день оно было опубликовано. Среди присутствовавших на первом обеде были Ю. Ф. Самарин, К. Д. Кавелин, В. А. Черкасский, Н. Н. Тютчев, И. П. Арапетов и др. В дальнейшем этот день традиционно праздновался 19 февраля. Когда он был в Петербурге, Тургенев неизменно присутствовал на этих празднествах (напр., в 1864 г.— см.его речь: C.XV.52). А в 1863 г. (в Париже) и 1868 г. (в Баден-Бадене) он праздновал этот день на обеде в интимном кругу Н. А. Милютина (см.: C.XV.299 и 304).
5 Незадолго до этого А. А. Слепцов приехал из Парижа, где встречался с Тургеневым (см.: П.IV.197), и, очевидно, привез от него поручения для Анненкова.
‘Гром победы, раздавайся’ — ‘фантазия’-полонез О. А. Козловского на слова Г. Р. Державина в честь взятия Измаила в 1790 г. Она часто звучала на торжествах, а ее припев ‘Славься сим, Екатерина’ стал неофициальном гимном конца XVIII—начала XIX в. (см.: Соболева Н. А., Артаманов В. А. Символы России. М., 1993. С. 154—160).

65

7 (19) апреля 1861. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 119—120. Ответ на неизвестное письмо Тургенева. Ответа на это письмо не было. Год устанавливается по содержанию.
1 Тургенев прибыл в Петербург 30 апреля (12 мая) 1861 г. (см.: П.IV.232).
2 А. В. Дружинин болел чахоткой, от которой умер 19 (31) января 1864 г. (о болезни см. его письмо к М. А. Ливенцову от 23 марта/5 апреля 1862 г.— Письма к Дружинину, с. 181, см. также: Никитенко, т. 2, с. 184).
3 Статья Тургенева ‘Поездка в Альбано и Фраскати. Воспоминание об А. А. Иванове’ появилась в журнале ‘Век’ (1861, No 15), литературный отдел которого вел А. В. Дружинин. Пропущенное место см.: C.XIV.347, аналогичный анекдот о молчаливом Гоголе приводит П. А. Кулиш, цитируя В. П. Гаевского со слов русских художников в Риме в своих ‘Записках о жизни Н. В. Гоголя, составленных из воспоминаний его друзей и знакомых и из его собственных писем’ (СПб., 1856. Т. 1. С. 195).
4 О Захаре Балашове см. письмо 58, прим. 10. Телеграмма Тургенева к Анненкову о предстоящем приезде неизвестна.
5 24 марта (ст. ст.) 1861 г. в залах Академии художеств открылась выставка редкостей и художественных произведений из частных собраний в пользу Общества поощрения русских художников. Выставлялись ‘Св. Людовик со стрелою’ Леонардо да Винчи (из собрания С. Г. Строганова) и двенадцать картин бельгийского художника Луи Галле (Gallait), в том числе ‘Жена рыбака с детьми’, ‘Искушение св. Антония’, ‘Семейство заключенного’ и ‘Кораблекрушение голландского адмирала’ (см.: Выставка картин и редких произведений искусства в Академии художеств // Северная пчела. 1861. 5 апреля. No 76. С. 301, 6 апреля. No 77. С. 305).
6 В статье, опубликованной в ‘Библиотеке для чтения’ (1861, т. 163, кн. 2, с. 1—42), Анненков сопоставляет фламандскую школу живописи (в частности, Яна Ван Эйка и Ханса Мемлинга, которые своим реализмом ‘положили основание всему последующему развитию живописи’, — с. 1) с итальянской (с ее верой ‘в возможности осуществления идеальной, отвлеченной красоты’ — с. 24) и обсуждает вопрос о том, что значит ‘национальное’ в живописи. Тургенев нашел статью ‘превосходной’ (см. письмо от 28 августа/9 сентября 1861 г.— П.IV.284).
7 Речь идет об имениях Кайдановой (в первом браке Ольхина), которыми управлял ее сын — генерал-майор А. А. Ольхин (см.: Отмена крепостного права, с. 10, 13—14, Герцен, т. XV, с. 91, 257—258, 261—263, 352). Тургенев познакомился с его женой Марией Сергеевной и сыном Александром (одним из прототипов Аркадия в романе ‘Отцы и дети’) во Флоренции в 1858 г. (см.: П2.III.307).

66

4 (16) июня 1861. Чирьково

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 121. Тургенев ответил 10 (22) июля 1861 г. (П.IV.269—270). Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 О распоряжениях насчет парохода из Твери в Симбирск Салтыков писал Анненкову 16 и 19 мая (ст. ст.) 1861 г. (см.: Салтыков-Щедрин, т. 18ь с. 240—242). Е. И. Якушкин служил управляющим Ярославской палатой государственных иму-ществ. А. Ф. Писемский был родом из Костромской губернии. Тургенев находился в Спасском, где дописывал роман ‘Отцы и дети’.
2 О событиях в Казанской и Пензенской губерниях см.: Отмена крепостного права, с. 21—22. Герцен об этих событиях писал в статье ‘Русская кровь льется!’ (Кол., лл. 98—99 от 15 мая 1861 г., см.: Герцен, т. 15, с. 91 и также с. 107—109, 361—363).

67

29 июня (11 июля) 1861. Чирьково

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 1—2 об. Ответ на письмо Тургенева от 7 (19) июня 1861 г. (П.IV.254). Тургенев ответил 6 (18) августа 1861 г. (TI.IV.277—278). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 Письмо Анненкова от 4 (16) июня (письмо 66) разошлось с письмом Тургенева от 7 (19) июня.
2 В письме от 7 (19) июня Тургенев обещал Анненкову выслать первую часть ‘Отцов и детей’, но раздумал, так как ему не хотелось ‘подвергать <...> работу впечатлениям и суждениям в разбивку’ (письмо от 10/22 июля — П.IV.270). Тургенев дописал роман 20 июля (1 августа) (см.: П.IV.277), переписал его и оставил рукопись у M. H. Каткова в Москве, куда Анненков приехал в сентябре (см. письмо 69).
3 Ссора между Л. Н. Толстым и Тургеневым, грозящая дуэлью, произошла в имении А. А. Фета Степановка 27 мая (ст. ст.) 1861 г. Поводом послужило разногласие во взглядах на благотворительность в воспитании детей. Толстой, в частности, назвал ‘неискренней, театральной сценой’ то, что гувернантка дочери Тургенева требовала, чтобы Полина чинила одежду бедных (см.: Фет 1890 (1992), т. 1, с. 370—375, см. также: Гусев H Н. Лев Николаевич Толстой. Материалы к биографии с 1855 по 1869 г. М., 1957. С. 437—445).

68

28 июля (9 августа) 1861. Чирьково

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 3—4 об. Ответ на письмо Тургенева от 10 (22) июля 1861 г. (П.IV.269). Тургенев ответил 6 (18) августа 1861 (П.IV.277). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 Н. И. Костомаров не раз писал о мятежных волнениях во время царствования Алексея Михайловича. Так, в исследовании ‘Богдан Хмельницкий’ (1857) он описывает т. н. гайдамаков (см.: Костомаров Николай. Богдан Хмельницкий // Костомаров Николай. Исторические монографии и исследования. М., 1870. Т. 9. С. 148—151), а в книге ‘Бунт Стеньки Разина’ (1858) он пишет о недоверии к подлинности царского указа: ‘мятежники пришли на митрополичий двор и увезли с собою ключаря. Ему связали назад руки, поставили в кругу и начали бить палкой, приговаривая: ‘Говори, кто грамоту писал! Сознавайся, что вы, попы, с митрополитом да с домовыми детьми боярскими сами ее сложили» (Костомаров Николай. Бунт Стеньки Разина // Костомаров Николай. Исторические монографии и исследования. М., 1994. С. 419).
2 О ‘четвероугольных деревьях’ см. письмо 59, прим. 5.
3 Тургенев вернулся в Париж ради своей дочери: ‘Как бы я желал выдать ее замуж осенью или в первые зимние месяцы, чтобы хотя к Новому году прибыть в Петербург!’ (П.IV.270). Полина Тургенева вышла замуж лишь в феврале 1865 г.
4 Речь идет об ‘Отцах и детях’ (см. письмо 67, прим. 2).

69

26 сентября (8 октября) 1861. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 5—8 об. Впервые: Русск. лит., 1958, No 1, с. 147—149. Переизд.: Переписка, с. 532—537. Тургенев ответил 1 (13) октября 1861 г. (П.IV.293—295).
1 Речь идет об ‘Отцах и детях’ (см. письмо 67, прим. 2). В статье ‘Шесть лет переписки с И. С. Тургеневым’ Анненков писал: ‘Едва успел я дать знать о моем прибытии в редакцию ‘Русского вестника’, как из нее явился какой-то молодой человек с рукописью… <...> Исполняя предписание, я в два дня проглотил роман, который мне показался грандиозным созданием, каким он действительно и был’ (Анненков, Шесть лет, с. 477).
2 Тряпичкин — приятель Хлестакова в пьесе Гоголя ‘Ревизор’. Хлестаков написал Тряпичкину обо всем, что с ним произошло (д. V, явл. 8).
3 Спор с M. H. Катковым по поводу романа и его главного героя Анненков подробно передает в статье ‘Шесть лет переписки с И. С. Тургеневым’ (см.: Анненков, Шесть лет, с. 477—478). Мнение Каткова о романе подтверждается его письмом к Тургеневу, процитированным в статье Тургенева ‘По поводу ‘Отцов и детей» (см.: C.XIV.104).
4 Упоминая Плутарха и Оссиана, Анненков намекает на героический элемент в характере Базарова. Тургенев последовал совету Анненкова и ввел место, в котором Базаров объясняет, что ему нужны ‘олухи’ Ситниковы (см.: С.VIII. 303—304 и 463, о самолюбии Базарова см.: Жекулин Н. Г. Базаров и вопрос личности // И. С. Тургенев: Жизнь, творчество, традиции / Под ред. Ж. Зёльдхейн-Деак и А. Холлош. Будапешт, 1994. С. 69—78). Очевидно, речь идет о недавно скончавшемся генерал-фельдмаршале и новороссийском генерал-губернаторе Михаиле Семеновиче Воронцове.
5 В 1860—1861 гг. в ‘Современнике’ часто упоминался пьемонтский премьер-министр Кавур. Осуждение его деятельности — в политическом обзоре, который вел Н. Г. Чернышевский, и в серии статей Н. А. Добролюбова — вызвало протест со стороны многих других журналов (см. об этом: Добролюбов, т. 7, с. 554). На смерть Кавура откликнулись оба критика: Чернышевский — в анонимной статье ‘Граф Кавур’, а Добролюбов в статье ‘Жизнь и смерть графа Кавура’, подписанной псевдонимом ‘Н. Т-нов’ (см.: Совр, 1861, No 6, отд. II, с. 245—262, 479—492 — продолжение в No 7). Тургенев это место исключил из окончательного текста романа (см.: C.VIII.453).
6 В письме к M. H. Каткову от 30 октября (11 ноября) 1861 г. Тургенев заметил: ‘Что же касается до Одинцовой, то неясность впечатления, производимого характером, показывает мне, что надо и над ним потрудиться’ (П.IV.302). Большую вставку он сделал в главе XVI, небольшие изменения — в главе XV (см.: C.VIII.459, 472 и также: Жекулин И. Г. Анненков и ‘Отцы и дети’ // Русск. лит., 1998, No 1, с. 10—12).
7 ‘Князь Кугушовщины’ — намек на кн. Григория Васильевича Кугушева, автора популярных легких пьес, которые критики считали ‘салонными’. Эту сцену Тургенев сильно изменил, в частности заставил и Базарова смеяться, ‘хотя ему вовсе не было весело и нисколько не хотелось смеяться, так же как и ей’, и также сократил их диалог (см.: С.VIII. 378—380, 474—475).
8 Тургенев выслал графине Е. Е. Ламберт рукопись ‘Отцов и детей’ еще из Москвы (см.: П.IV.285) и встречался с графиней в Петербурге (см.: П.IV.286). Мнение Е. Е. Ламберт о романе Анненков мог узнать от Тютчевых, которым роман тоже не понравился.
9 25—26 августа (ст. ст.) 1861 г. были арестованы В. Д. и Н. Д. Костомаровы и И. И. Гольц-Миллер по делу (впоследствии получило название ‘Первая вольная типография в Москве’), во главе которого стояли студенты П. Г. Зайчневский и П. Э. Ар-гиропуло, арестованные еще в июле. Дело открылось доносом Н. Д. Костомарова. В списке найденной литографированной литературы было несколько сочинений Герцена и Огарева, а также книга ‘Сила и материя’ (Kraft und Stoff— 1855) Бюхнера, но никакие произведения Макса Штирнера не упоминаются (см.: Лемке, Процессы, с. 3—12,41).
10 M. Л. Михайлов был арестован 14 сентября (ст. ст.) 1861 г. за распространение прокламации ‘К молодому поколению’, составленной вместе с Н. В. Шелгуновым и отпечатанной в типографии Герцена (во время поездки Михайлова в Лондон в июле 1861 г.) (см.: Лемке, Процессы, с. 84, Герцен, Летопись, т. 3, с. 228, см. также письмо 70, прим. 4). О Михайлове и женском вопросе см.: Stites Richard. M. L. Mikhailov and the Emergence of the Women Question // Canadian Slavic Studies. III. 1969. No. 2. P. 178—199.
11 ‘Объявление’, о котором упоминает Анненков, было вывешено в Петербургском университете 23 сентября (ст. ст.) 1861 г. (впоследствии оно было напечатано Герценом в ‘Колоколе’ — л. 116, 15 декабря н. ст. 1861 г., с. 966—968). 24 сентября на приеме для петербургских преподавателей министр народного просвещения Е. В. Путятин объявил о решении закрыть университет (см.: Никитенко, т. 2, с. 212—215, 598). О событиях этих дней подробно писал В. Д. Спасович (см.: Спасович, Пятидесятилетие, с. 24—48).
12 Распоряжение о новых правилах для студентов университетов было подписано 31 мая (ст. ст.), но вошло в силу только в начале нового учебного года (см.: Спасович, Пятидесятилетие, с. 28). Особенное возмущение вызывала обязательная плата за обучение, в результате чего многие студенты не могли учиться в университетах. В университеты стали пускать только по билетам (т. н. ‘матрикулы’), выдаваемым тем, кто заплатил и согласился придерживаться новых правил.
Профессор Московского университета С. В. Ешевский в своих воспоминаниях противоречит Анненкову, жалуясь на то, что московские профессора не возражали против того, что часть обязательной платы за обучение пошла на повышение профессорских зарплат. А студенты Московского университета, с неофициального одобрения генерал-губернатора П. А. Тучкова, готовили ему адрес (см.: Ешевский С. В. Из записок Московского университета в 1861 г. // Ешевский С. В. Сочинения по русской истории. М., 1900. С. LXXI—LXXV.

70

22 октября (3 ноября) 1861. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 9—10 об. Ответ на письма Тургенева от 1 (13) и 14 (26) октября 1861 г. (П.IV.293—295 и 296—297). Год устанавливается по связи с этими письмами. Ответ Тургенева утерян (см.: П.IV.313).
1 В лондонской газете ‘The Times’ за октябрь 1861 г. появлялись частые сообщения из России от хорошо осведомленного ‘Our Occasional Correspondent’ (наш нерегулярный корреспондент). Самой обширной является статья от (30 сентября) 11 октября, напечатанная 19 октября (н. ст.) (с. 10).
2 В связи с попыткой снова открыть Петербургский университет 11 октября (ст. ст.) 1861 г. 12 октября около университета произошла демонстрация, в результате которой арестовано и отправлено в Петропавловскую крепость около 230 человек. Впоследствии (из-за отсутствия там места) их переправили в Кронштадт. На самом деле очень небольшое количество студентов, даже из согласившихся подчиниться новым правилам, посещало занятия, а не подчинившихся, по словам Герцена, ‘заставили в 48 часов выехать из Петербурга, если не имеют поручительств или родных’ (см.: Спасович, Пятидесятилетие, с. 54—56, Никитенко, т. 2, с. 221—237, Герцен, т. 15, с. 272).
В Москве 28 сентября закрылись I и II юридические курсы, а после столкновения с 11 на 12 октября между попечителем Н. В. Исаковым и студентами было арестовано
25 студентов. 12 октября толпа студентов отправилась к генерал-губернатору П. А. Тучкову. Их делегаты были арестованы, студентов избили, после чего студенты отказались посещать занятия (см.: Ешевский С. В. Из записок Московского университета в 1861 г. // Ешевский С. В. Сочинения по русской истории. М., 1900. С. LXVIII, LXXVI—LXXX1, Ткаченко П. С. Московское студенчество в общественно-политической жизни России второй половины XIX века. М., 1958. С. 113—115).
В Казани 7 октября (ст. ст.) 1861 г. студенты университета пошли к попечителю кн. П. П. Вяземскому с очередной жалобой на неудовлетворительное преподавание проф. И. А. Больцани. Вяземский объявил, что по новым правилам принимать жалобы от групп он не имеет права. Произошли ‘сборища’, после того как 8 октября студенты вломились в квартиру исполняющего должность инспектора студентов Э. П. Янишевского, совет университета решил прекратить чтение лекций, о чем было объявлено в ‘Казанских губернских ведомостях’ от 9 октября. Ректором университета в 1860—1863 гг. был химик А. М. Бутлеров (см.: Корбут М. К. Казанский государственный университет имени В. И. Ульянова-Ленина за 125 лет: 1804/05—1929/30. Казань, 1930. Т. 1.С. 180—187).
3 Всю осень 1861 г. продолжались беспорядки в Царстве Польском. 10 октября (н. ст.) на военном положении объявлены две губернии, а 15 октября (н. ст.) — Варшава. Там в связи с годовщиной смерти Т. Костюшко (Kosciuszko) население собралось в церквах для патриотических песнопений. Собравшихся пришлось разогнать военной силой, при этом было арестовано около 3000 человек, после чего варшавский военный генерал-губернатор А. Д. Герштенцвейг покончил с собой, а наместник Царства Польского К. К. Ламберт подал прошение об увольнении. 19 (31) октября, после возвращения Александра II из Крыма, начальник гражданской администрации и вице-председатель Государственного совета Царства Польского А. Велёпольский (Wielopolski) был вызван в Петербург (см.: Leslie, Reform and Insurrection, p. 117—136, Дневник Валуева, т. 1, с. 118, 373). Все это совпало с арестами 12 октября (ст. ст.) студентов в Петербурге в связи с университетскими волнениями (см. прим. 2).
4 О деле Михайлова см.: Лемке, Процессы, с. 57—160 (см. письмо 69, прим. 10, см. также петицию в защиту Михайлова, подписанную Некрасовым и другими авторами 15 сентября 1861 г., Некрасов, т. 132, с. 296—297). Правительствующий Сенат осудил Михайлова на лишение всех прав состояния и на ссылку ‘в каторжную работу в рудниках на 12 лет и шесть месяцев’, которые Александр II, по принятому обычаю, заменил на шесть лет (см.: Лемке, Процессы, с. 131).
5 В письме от 14 (26) октября Тургенев спрашивал, имея в виду студенческие беспорядки: ‘не думаете ли вы, что при теперешних обстоятельствах следует отложить печатание моей повести?’ (П.IV.296—297). ‘Отцы и дети’ появились во втором номере ‘Русского вестника’ за 1862 г.
6 О ссоре Тургенева с Л. Н. Толстым см. письмо 67, прим. 3. В письме к Анненкову от 1 (13) октября 1861 г. Тургенев процитировал свое письмо к Л. Н. Толстому от
26 сентября (8 октября). В нем была фраза, обращенная к Толстому: ‘вы распространили в Москве копию с последнего вашего письма ко мне, причем называете меня трусом, не желавшим драться с вами, и т. д.’ (П.IV.294). 26 октября (7 ноября) он писал Анненкову: ‘… получил от Л. Н. Толстого письмо, в котором он объявляет мне, что слух о распространении им копии оскорбительного для меня письма есть чистая выдумка, вследствие чего мой вызов становится недействительным — и мы драться не будем’ (П. IV.300).

71

4 (16) декабря 1861. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 11—12 об. Ответ на письмо Тургенева от 21 ноября (3 декабря) 1861 г. (П.IV.307—308). Тургенев ответил 11 (23) декабря 1861 г. (П.IV.313—315).
1 В своем ответе Тургенев объяснил: ‘… удивляюсь начальной вашей фразе, из которой я должен заключить, что, по крайней мере, одно мое письмо к вам затерялось. Но видно, что с возу упало, то пропало <...>‘ (П.IV.313).
2 Инцидент, упоминаемый Анненковым, произошел 2 декабря (ст. ст.) (см.: Ники-тенко, т. 2, с. 245). Петербургский университет окончательно был закрыт 20 декабря (ст. ст.) и открыт снова лишь в 1863 г. с новым уставом (см.: Спасович, Пятидесятилетие, с. 57).
3 О своей вступительной лекции 25 октября (ст. ст.) 1861 г. и о реакции на нее Б. Н. Чичерин писал в своих воспоминаниях. Там он также подробно сообщал о своем отказе заменить ушедших из Петербургского университета профессоров (несмотря на свое полное несогласие с их мнениями и поступками) и принять участие в новой газете Министерства внутренних дел (см. прим. 5). Жалуясь на то, что он не мог ‘помешать нашим мудрым властям оказать мне медвежью услугу <...> цензорам запрещено пропускать возражения на мою первую лекцию’, Чичерин целиком цитировал свое письмо-протест, обращенное к Е. В. Путятину (см.: Чичерин, Воспоминания, т. 3, с. 43—52, 280). Пять профессоров — К. Д. Кавелин, Б. И. Утин, М. М. Стасюлевич, А. Н. Пыпин и В. Д. Спасович — в знак протеста покинули Петербургский университет (см.: Спасович, Пятидесятилетие, с. 58).
4 Об арестованных студентах В. Д. Спасович писал: ‘Следствие <...> недошедши до суда, кончилось тем, что 6 декабря 1861 г. последовала высылка пятерых студентов, признанных наиболее виновными, в дальние губернии под надзор полиции и исключение из университета 32 человек, которым, однако, это обстоятельство не помешало держать потом экзамен на ученые степени в качестве вольных слушателей’ (Спасович, Пятидесятилетие, с. 56—57).
Слухи о сельских школах могли возникнуть в связи с поездкой министра внутренних дел П. А. Валуева в Москву для переговоров 12 и 13 ноября (ст. ст.) 1861 г. с митрополитом московским Филаретом, в частности по поводу того участия, которое должен был принимать Святейший Синод в деятельности Государственного совета. По проекту Валуева среди членов Совета должны были числиться некоторые члены Синода. Филарет возражал против такого распоряжения, предпочитая некоторую самостоятельность Синода (см.: Дневник Валуева, т. 1, с. 127, 327 и 374). ‘Положение о начальных народных училищах’ было утверждено лишь в апреле 1864 г. и касалось школ всех ведомств, как государственных, так и духовных (см.: Реформы Александра II, с. 411-416).
5 В письме от 21 ноября (3 декабря) 1861 г. Тургенев спрашивал Анненкова: ‘…правда ли, что вы собираетесь издавать журнал и уже получили разрешение?’ (П.IV.307). Министр внутренних дел П. А. Валуев 27 октября (ст. ст.) получил разрешение от Александра II превратить журнал министерства в ежедневную газету. После переговоров с Валуевым А. В. Никитенко согласился стать редактором газеты, которая стала выходить с начала 1862 г. под названием ‘Северная почта’, но он оставался им только около полугода (см.: Дневник Валуева, т. 1, с. 118, 125, Никитенко, т. 2, с. 235—236, 602). По поводу денег, будто получаемых Никитенко, Анненков писал: ‘Городская молва привязалась также и к имени А. В. Никитенко, наградив его жалованьем в 10 000 р. с, что было нелепо — ввиду громадности и необычайности суммы’ (Анненков, Шести лет, с. 481).
6 Министр народного просвещения Е. В. Путятин 9 (21) ноября 1861 г. доложил Александру II о предполагаемых уклонениях от цензуры и бессилии цензуры бороться с ними. ‘При этих условиях, дающих цензуре характер как бы карательный, — писал он, — она не может оставаться при Министерстве народного просвещения, а по естественному порядку должна перейти в Министерство внутренних дел’ (т. е. к П. А. Валуеву) (цит. по книге: Лемке, Эпоха ценз, реформ, с. 53—54). Для обсуждения вопроса о цензуре 8 марта (ст. ст.) 1862 г. был создан особый комитет под председательством кн. Д. А. Оболенского. В его компетенцию входило и обсуждение роли редактора и зависимости его от цензуры: ‘возможно ли сделать <...> чтобы редактор мог выбирать: печатаясь под цензурою, ни за что не ответствовать, или отвечать за все, но печататься без всякой цензуры…’, следовательно, надо было также ‘составить предположение об учреждении особых судов по делам книгопечатания’ (там же, с. 56, 133).
7 По поводу стипендии Тургенев ответил: ‘Сто рублей в Москву посылать нечего: там сияет великий Чичерин — чего же еще?’ Он также попросил Анненкова внести взнос в Литературный фонд за Н. В. Ханыкова (П.IV.313—314). В письме от 28 декабря 1861 г. (9 января 1862 г.) он предлагал оставшиеся деньги ‘употребить на вспомоществование несчастному человеку, который недавно должен был отправиться из Петербурга в дальний путь…’, — осужденному на каторгу М. Л. Михайлову (П.IV.322, см. письма 69, прим. 10 и 70, прим. 4).

72

25 декабря 1861 (6 января 1862). Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 13—14 об. Ответ на письмо Тургенева от 11 (23) декабря 1861 г. (П.IV.313—314). Ответ Тургенева датируется серединой (концом) января 1862 г. (П.IV.327—328). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 О пропавшем письме Тургенева см. письмо 71, прим. 1.
2 Письмо, в котором Тургенев просил Анненкова выслать ему статью ‘Гамлет и Дон-Кихот’, неизвестно. Тургенев прочитал эту статью на литературном вечере в пользу Литфонда 10 (22) января 1860 г., после чего она печаталась в ‘Современнике’ (1860, No 1). Анненкову не удалось найти копию статьи, и ее переписала для Тургенева В. Я. Карташевская (см. письма 74 и 75, прим. 10).
3 В. Д. Спасович заметил: ‘Университет, существуя только на бумаге, перестал работать в действительности и пробыл в этом положении вплоть до 20 декабря, когда, по докладу министра народного просвещения, он был вторично и окончательно закрыт до пересмотра университетского устава. Это было едва ли не последнее действие бывшего министра’ (Спасович, Пятидесятилетие, с. 57). А. В. Головнин был назначен Управляющим министерством и лишь с декабря 1862 г.— министром. Он прослужил в этой должности до 1866 г.
4 В своих воспоминаниях ‘Московский университет’ Б. Н. Чичерин тоже отмечал противоречие между двумя столицами: ‘В Москве был только отголосок петербургского движения, которое в университетской молодежи находило, разумеется, наиболее сочувствия. Масса публики недоумевала, а важнейшие литературные органы, к стыду их, молчали. Ни Катков, ни Аксаков <...> не давали ни малейшего отпора пропаганде ‘Современника’ и компании’ (Чичерин, Воспоминания, т. 3, с. 22). В письме этого времени к брату он добавил: ‘В Петербурге можно еще найти несколько даровитых людей, которые увлекаются этим направлением, в Москве нет ни одного сколько-нибудь серьезного человека, который бы желал принять в нем малейшее участие’ (там же, с. 25). В своем сравнении Анненков вспоминал борьбу начала 1840-х гг. между молодыми интеллигентами вокруг В. Г. Белинского и мощным петербургским триумвиратом — Н. И. Гречем, Ф. В. Булгариным и О. И. Сенковским, об этой борьбе он писал впоследствии в ‘Замечательном десятилетии’.
5 См. следующее письмо (73), где Анненков, в общем одобряя действия Головнина, усматривал в них некоторую ‘двойственность’ самого характера Головнина.
О посещении А. В. Головниным И. И. Панаева, заставившего себя ждать, см.: Панаева А. Я. Воспоминания. М., 1972. С. 265—266.
6 Рассказ А. Ф. Писемского ‘Батька’ печатался в первой книжке журнала ‘Русское слово’ за 1862 г. Чтение рассказа состоялось 2 января (ст. ст.) 1862 г. на вечере, организованном Литфондом в пользу народных школ (см.: ЛН, т. 73г, с. 170). Первая редакция пьесы А. Н. Островского ‘Козьма Захарьич Минин, Сухорук’ появилась в первом номере ‘Современника’ за 1862 г. Публичное чтение пьесы в пользу Литфонда состоялось 15 января (ст. ст.) в зале Бернардаки в Петербурге. Полемика вокруг этой пьесы побудила Анненкова написать статью ‘О Минине г. Островского и его критиках’ (Русск. вест., 1862, No 9, с. 397—412).
7 В 1862 г. Комитет Литфонда образовал особый профессорский комитет для рассмотрения прошений студентов. В декабре на студентов, нуждающихся в ‘немедленном вспомоществовании’, было выдано 1350 р., хотя отпущено для этой цели было лишь 1000 р. (см.: Сб. Лит. фонда, XXV, с. 22—23, см. также письма 70, прим. 2 и 71, прим. 4).

73

26 января (7 февраля) 1862. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 15—17 об. Ответ на три письма Тургенева середины—конца января (ст. ст.) 1862 г., из которых известно только первое (П.IV.327—328). По-видимому, ответ от Тургенева отсутствовал. Год устанавливается по содержанию.
1 В письме от середины января (ст. ст.) 1862 г. Тургенев сообщил Анненкову по поводу перемен в романе ‘Отцы и дети’: ‘… этих перемен и вставок так много, что если их тщательно не вписать в рукопись до печатания, а только помещать их в корректуре, то выйдет белиберда страшная <...> А потому позвольте попросить Вас о следующем: список поправок я вышлю Вам, а Вы от моего имени потребуйте присылки к Вам рукописи <...>, и Вы таким образом и рукопись приведете в порядок <...>‘ (П.IV.328). Тургенев выслал один список перемен (не сохранился) Анненкову, а второй привез из Парижа Н. В. Щербань (см.: Щербань И. В. Из воспоминаний об И. С. Тургеневе // Т в восп. совр., т. 2, с. 38—39). Среди еще не решенных вопросов, которые Анненков собирался обсудить с M. H. Катковым, редактором ‘Русского вестника’, где должен был появиться роман, были вопрос о помещении всего романа в одном номере (см. письмо Тургенева к Каткову от 11/23 января 1862 г.— П.IV.324 и письмо 75) и вопрос о том, когда лучше всего было напечатать его (см. письмо к Анненкову от середины января, где Тургенев сообщал: ‘Повесть свою я решился печатать <...>‘ — П.IV.328, см. также письмо 74, прим. 2).
2 По приглашению А. В. Головнина редакторы петербургской периодической печати встречались три раза в январе 1862 г. для обсуждения вопросов преобразования цензуры. Судя по запискам, напечатанным в секретной министерской книге, мнения литераторов разделились. Помимо двух коллективных записок были и отдельные, в том числе от Г. А. Кушелева-Безбородко и от редакции ‘Современника’. Редактор ‘Экономиста’ И. В. Вернадский подписал одну из коллективных записок (см.: Ruud, р. 119, 284, см. также письма 71, прим. 6 и 80, прим. 7).
3 Петербургский университет был закрыт распоряжением Александра II 20 декабря (ст. ст.) 1861 г. Уже в январе 1862 г. в здании Думы начались лекции так называемого ‘Вольного университета’, в которых принимали участие многие профессора университета, в том числе П. В. Павлов, M. M. Стасюлевич, К. Д. Кавелин, А. Н. Бекетов, Н. И. Костомаров и Д. И. Менделеев (см.: Никишенко, т. 2, с. 256 и 604—606).
Профессор гражданского права Константин Дмитриевич Кавелин являлся ведущим лицом среди профессоров, которые стремились завести коренные перемены в университетах. Его командировка для изучения состояния университетов в Западной Европе длилась с 1862 по 1864 г. (см.: Корсаков Д. А. Жизнь и деятельность К. Д. Кавелина // Собрание сочинений К. Д. Кавелина. СПб., 1897. Т. 1. С. XXVI).
А. Н. Пыпин был среди профессоров Петербургского университета, кто подал в отставку (см. письмо 71, прим. 3), ему, однако, отказал Головнин в разрешении принять участие в лекциях ‘Вольного университета’ (см.: Иикитенко, т. 2, с. 606). Пыпин ездил за границу летом 1862 г. (см.: Ткаченко Я. С Новые материалы об А. Н. Пыпи-не // Русск. лит., 1967, No 4, с. 121).
П. В. Павлов был арестован в марте 1862 г. за речь на вечере в пользу Литфонда и сослан в Ветлугу (см. письмо 76, прим. 3). В июне ‘Современник’ был временно закрыт (см. письмо 82, прим. 8).
4 Имеется в виду статья М. А. Грабовского ‘Ответ поляка русским публицистам по вопросу о Литве и западных губерниях’ (День. 1862. 20 января. No 15. С. 7—10, 27 января. No 16. С. 5—8) с предисловием от редакции, не во всем согласной с автором. Статью лично пропустил Александр II (см.: Барсуков, Погодин, т. 19, с. 390).
5 Очередная статья И. С. Аксакова по поводу дворянства под названием ‘О самоуничтожении дворянства как сословия’ появилась в журнале ‘День’ к открытию Московских дворянских выборов 6 января 1862 г. (см.: Аксаков, т. 5, с. 214—220). Статья Б. Н. Чичерина ‘Русское дворянство’ была опубликована в ‘Нашем времени’ (6 января, No 4) и перепечатана в сборнике ‘Несколько современных вопросов’ (М., 1862. С. 87—132). ‘Русский вестник’ ответил на эту статью в воскресном прибавлении: ‘Современная летопись’ (1862, 14 января ст. ст., No 2, с. 14—17), Чичерин, в свою очередь, ответил в следующем номере ‘Нашего времени’ статьей ‘Что такое среднее сословие?’ (см.: ‘Несколько современных вопросов’, с. 135—141). В ‘Отделе официальном’ ‘Северной почты’ от 13 января (ст. ст.) 1862 г. появилось сообщение: ‘В некоторых статьях развивается мысль, что с отменою крепостного права русское дворянство утратило отдельное значение в ряду государственных сословий и само должно заявить об этой утрате. Подобные статьи не выражают мысли правительства, не согласны с точным смыслом новых узаконений и не соответствуют правильному развитию проистекающих от них последствий’ (No 10, с. 37). ‘Русский вестник’ сослался на это сообщение для того, чтобы продолжить полемику с Чичериным в ‘Современной летописи’ (1862, No 3, 21 января, с. 15—17).
6 Дворянские собрания конца 1861—начала 1862 г. происходили на фоне недавних политических перемен и в связи с обсуждением вопросов, предложенных государством на рассмотрение, в том числе вопросов об устройстве земских повинностей, управления ими и поземельного кредита (см.: Гармиза В. В. Подготовка земской реформы 1864 года. М., 1957. С. 64). На многих собраниях шли оживленные споры по поводу реформ в целом, в частности предлагалось участие в местных делах разных сословий. Московское собрание предлагало земский собор, Петербургское — земскую думу. А смоленское дворянство просило о разрешении составить комиссию, в которую были бы избраны по одному члену от каждого из 12 уездов, для разработки проектов реформ (см.: там же, с. 65, о дворянских собраниях см.: Emmons Terence. The Russian Landed Gentry and the Emancipation of 1861. Cambridge, 1968. P. 375—381).
7 Табель доходов и расходов Государственного казначейства на 1862 г. появился в ‘Северной почте’ 24 января (ст. ст.) 1862 г. (No 19, с. 74), объявление о замене A. М. Княжевича М. X. Рейтерном на посту министра финансов опубликовано в той же газете (25 января, No 20, с. 77). Спор Княжевича с директором департамента податей и сборов К. К. Гротом был вызван общей акцизной реформой (см.: Наши государственные и общественные деятели. 2-е изд. СПб., 1891. С. 487).
8 Тургенев получил копию пьесы А. Н. Островского ‘Козьма Захарьич Минин, Сухорук’ 26 февраля (10 марта) от Н. В. Щербаня и, сразу прочитав ее, послал
B. П. Боткину в Рим (см.: П.IV.345, 347).
Богоявленская вода — вода, освященная в день Богоявления (праздник Крещения Христа, 6 января, называется также великая агиасма). Еще со времен св. Иоанна Златоуста считалось, что она не портится в течение целого года, пока не освятится новая вода.
9 Разрешение на постановку пьесы Тургенева ‘Нахлебник’ дал брат Анненкова Иван еще в октябре 1861 г., когда он временно исполнял обязанности начальника III Отделения (см.: С.II.596). Слухи об этом дошли до Тургенева, и 11 (23) декабря 1861 г. он писал Анненкову: ‘… передаю вам все свои права и прошу в особенности обратить внимание на то, чтобы ‘Нахлебника’ не давали без прибавочной сцены во 2 акте, которую я давным-давно выслал Щепкину и которую могу выслать вам теперь’ (П.IV.314—315). В середине января Тургенев сообщил Анненкову: ‘Я получил от Бурдина письмо, в котором он заявляет желание играть главную роль в ‘Нахлебнике’ или ‘Чужом хлебе’ <...> так как я предоставил и предоставляю Вам всю эту вещь, то Вы и решите, как знаете. Не помню, спрашивал ли я Вас — имеете ли Вы сцену, которую я прибавил для Щепкина. Эта сцена — необходима. На всякий случай, я ее перепишу и вместе с другими поправками и изменениями пошлю ее к Вам дня через два или три’ (П.IV.327—328). Пьеса, однако, шла без добавленной сцены по цензурным причинам, которые Анненков изложил в следующем письме (письмо 74, см. также письмо 33, прим. 6).
10 О З. Ф. Балашове см. письмо 58, прим. 10.

74

3 (15) февраля 1862. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 18—19. Ответ на второе из двух неизвестных писем Тургенева конца января (ст. ст.) 1862 г. Ответа Тургенева, по-видимому, не было. Год устанавливается по содержанию.
1 О статье ‘Гамлет и Дон-Кихот’ см. письма 72, прим. 2 и 75, прим. 10.
2 О поправках к ‘Отцам и детям’ см. письмо 73, прим. 1. К данному письму Анненкова приложено следующее письмо из редакции ‘Русского вестника’ (лл. 20—20 об.):
[Штамп в верхней части листа слева]:
Редакция Рус<ского> Вестника
Января 28 дня 1862 года
No 100
Москва

Милостивый Государь, Павел Васильевич!

Михаил Никифорович так теперь занят одновременным выпуском двух книжек, что никак не может сам отвечать Вам теперь же. Но чтобы не оставлять Вас долгое время в неизвестности, он поручил мне благодарить Вас за доставление статьи, которая получена и принята с таким же удовольствием, как и все Вами писанное. Михаил Никифорович займется Вашей статьей при первой возможности, то есть по выходе книжек, и тогда сообщит Вам свое мнение.— Относительно романа г. Тургенева Михаил Никифорович просит Вас быть совершенно спокойными: он будет напечатан во второй книжке со всеми поправками, которые сделаны г. Тургеневым и которые везет из Парижа г. Щербань. Без сомнения, редакция позаботится, чтобы роман был напечатан со всею тщательностью. В первой же книжке роман не мог быть напечатан единственно потому, что г. Тургенев опоздал высылкою поправок.

Секретарь редакции
Н. Васильев

В этом письме от Васильева речь идет о второй и третьей частях статьи Анненкова о событиях в Париже в 1848 г.: ‘События марта в 1848 г. в Париже’ и ‘Физиономия Парижа в марте месяце’, которые появились в третьем номере ‘Русского вестника’ за 1862 г. (перепеч.: Анненков 1983а, с. 192—233).
3 О пьесе ‘Нахлебник’ см. письмо 73, прим. 9. В Петербурге премьера ‘Нахлебника’ состоялась 7(19) февраля 1862 г. в бенефис Ф. А. Снетковой, которая играла роль Елецкой. В. В. Самойлов отказался от роли Кузовкина, и его играл Васильев 2-й (П. В. Васильев) (см.: СИ.599). Тургенев, узнав, что роль Кузовкина первоначально собирался играть Ф. А. Бурдин, опасался: ‘Мне кажется — Бурдин — черт знает что сделает из этой роли <...>‘ (П.IV.327).

75

22 февраля (6 марта) 1862. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 21—22 об. Неизвестно, ответил ли Тургенев на это письмо. Год устанавливается по содержанию.
1 И. И. Панаев умер 18 февраля (2 марта) 1862 г. Его отпевали в церкви Спаса Преображения, он похоронен на кладбище Фарфорового завода. По донесению агента III Отделения Н. Г. Чернышевский и Н. А. Некрасов ‘приготовили речи, но не сказали их на могиле, заметив еще при выносе в церкви много для них подозрительных лиц’ (цит. по: Пайщиков Анатолий. Н. Г. Чернышевский. М., 1982. С. 237). На поминках Некрасов произнес краткую речь о литературной деятельности покойного. Под ‘последней страстью’ Анненков, возможно, имеет в виду ‘Воспоминания’ Панаева (‘документ острой литературно-общественной борьбы’, по словам И. Ямпольского, см.: Ямпольский И. Литературная деятельность И. И. Панаева // Панаев И. И. Литературные воспоминания. Л., 1950. С. XLVIII), над которыми Панаев работал с 1860 г.
О В. А. Нордстреме (Нордштёме) см. письмо 35, прим. 9. Ближайший друг Панаева М. А. Языков был его товарищем по Благородному пансиону. Александр Аркадьевич Суворов — с 1861 г. петербургский генерал-губернатор.
2 Речь идет о так называемом ‘Деле тверских мировых посредников’. Тверское дворянство на протяжении крестьянской реформы постоянно проявляло себя как самое либеральное. На Дворянском собрании (1—4 февраля ст. ст. 1862 г.) оно высказало неудовлетворение положениями 19 февраля и составило ‘Всеподданнейший адрес’, в котором, в частности, выдвигалось требование обязательного предоставления земли в собственность крестьян, поскольку это было единственное средство ‘обеспечить спокойствие страны и наши имущественные интересы’ (Лемке, Очерки освоб. движ., с. 448). 8 (20) февраля тринадцать мировых посредников, среди которых были два брата М. А. Бакунина (член губернского присутствия — Николай и новоторжский уездный предводитель дворянства, а следовательно, и председатель мирового съезда — Алексей), заявили, что намерены руководствоваться постановлением губернского дворянского собрания в своей дальнейшей деятельности. Все они были заключены в Петропавловскую крепость и преданы суду Сената (см.: там же, с. 23, Корнилов, Реформа, с. 181—184).
3 В составленном К. Д. Кавелиным отчете Ревизионной комиссии речь шла преимущественно о большей активности членов Литфонда, в том числе и о своевременном сборе членских взносов. В ответе Комитета, составленном Анненковым, защищались широкие права Комитета, связанные с назначением пособий или их отказом. Главным в ответе Комитета было расширение деятельности Литфонда (см.: Сб. Лит. фонда, XXV, с. 27—29, там же, с обширными цитатами из ответа, написанного Анненковым, с. 30— 37).
4 В письме Тургенева к В. Я. Карташевской от 10 (22) февраля 1862 г., которое Анненков несомненно читал, Тургенев одновременно благодарил его и жаловался: ‘Поблагодарите за меня Павла Васильевича за исполнение моих комиссий — и скажите ему, что я позволяю себе напомнить ему следующее: Что же он мне ничего не пишет о статье Боденштедта <...> Я месяца полтора назад написал об этом подробнейшее письмо П. В.— получил ли он его? И какие он по сему предмету предпринял меры? <...> Потом, я от графини Ламберт уже Бог знает как долго не получаю писем. Жива ли она? Я также просил Анненкова осведомиться <...>‘ (П.IV.337—338).
5 Речь, возможно, идет о Владимире Яковлевиче Скарятине, в 1850-х гг. Орловском губернском предводителе дворянства, впоследствии гофмейстере двора вел. кн. Александра Александровича. Н. В. Щербань приехал в Петербург из Парижа с рекомендательным письмом Тургенева (см.: П.IV.329).
6 О переговорах по поводу печатания ‘Отцов и детей’ см. письмо 73, прим. 1. Роман появился полностью во втором номере ‘Русского вестника’ за 1862 г.
7 По предложению Тургенева Фридрих Боденштедт (Bodenstedt) написал статью ‘Die neueste deutsche Literatur seit Heine’ (Новейшая немецкая литература после Гейне), которую он в октябре 1861 г. отослал в ‘Современник’ (см.: П. IV.603). Статья в ‘Современнике’ не появилась.
8 О знакомстве Анненкова с Е. Е. Ламберт см. письмо 56, прим. 6.
9 Шармер — портной в Петербурге. Анненков заплатил деньги, которые Тургенев был должен Шармеру (см. письмо 77).
10 Об этой рукописи см. письмо 72, прим 2. В письме к В. Я. Карташевской от 10 (22) февраля 1862 г. Тургенев поблагодарил ее за то, что она переписала для него статью ‘Гамлет и Дон-Кихот’, здесь же он просил Карташевскую поблагодарить Анненкова за исполнение комиссий (см.: П.IV.337).
11 В ответ на ‘Старую фельетонную клячу Никиты Безрылова’ (т. е. А. Ф. Писемского) в декабрьском номере ‘Библиотеки для чтения’ в ‘Искре’ появилась статья Г. 3. Елисеева (1862. 2 февраля. No 2). Писемский изложил все дело Тургеневу в письме без числа (февраль 1862 г.), жалуясь на статью, ‘какой еще и примера в литературе не было’, и просил Тургенева его поддержать открытым письмом в ‘Санкт-Петербургские ведомости’. Писемский сам ответил Елисееву двумя статьями, и дело дошло до того, что издатели ‘Искры’ В. С. Курочкин и Н. А. Степанов вызвали его на дуэль, которая, однако, не состоялась (см.: ЛН, т. 732, с. 171—172 и Анненков, Писемский, с. 511—512).

76

15 (27) марта 1862. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 23—24 об. Тургенев ответил 25 марта (6 апреля) 1862 г. (П.IV.366—367). Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 В своем ответе Тургенев сообщил Анненкову, что до него ему писали об ‘Отцах и детях’ ‘Писемский, который <...> недоволен, и Достоевский и Майков, которые, напротив, чрезвычайно довольны’ (П.IV.366).
2 Нашумевшая статья М. А. Антоновича ‘Асмодей нашего времени’ (напечатана в третьем номере ‘Современника’, вышедшем в свет 13 апреля ст. ст.— см.: Боград, Совр, с. 411) вполне соответствовала выражению Анненкова ‘клика ‘Современника». Анненков, очевидно, имеет в виду устные отклики на роман. Все вышедшие до появления статьи Антоновича рецензии на ‘Отцов и детей’ появились после настоящего письма: анонимная статья ‘Принципы и ощущения. (По поводу романа И. С. Тургенева ‘Отцы и дети’, ‘Русск. вестник’ 1862 г., No 2)’ в ‘Отечественных записках’ (1862, No 3 — ц. р. 28 марта), статьи Евгении Тур ‘Несколько беглых заметок после чтения романа г. И. Тургенева ‘Отцы и дети’ (‘Северная пчела’, 1862, No 91 от 4 апреля 1862 г.), Д. И. Писарева ‘Базаров’ (‘Русское слово’, 1862, No 3 — ц. р. 4 апреля) и H. H. Страхова ‘И. С. Тургенев. Отцы и дети’ (‘Время’, 1862, No 4 — ц. р. 6 апреля).
3 2 (14) марта 1862 г. на вечере в пользу Литфонда П. В. Павлов прочитал речь о тысячелетии России. Вспоминая об этом вечере, Л. Ф. Пантелеев писал: ‘Он, по-видимому, заметил, что в задних рядах плохо слышали лекторов, а голос у него был слабый, он взял несколькими нотами выше обыкновенного, отсюда все чтение получило заметно выкрикивающий характер, и в то же время сильно подчеркивались слова, сами по себе не заключавшие ничего страшного <...> Вот он кончил, начались вызовы. Павлов долго не выходил, наконец показался и дал знак, что хочет говорить, …он произнес: ‘Имеющий уши слышать, да слышит’. После этих слов в зале произошло нечто трудно описуемое, вероятно, потом оказалось немало поломанных стульев’ (Пантелеев, Из восп. прошл., с. 160—161). Павлов был обвинен за несоблюдение цензурных правил: в своей речи он допускал отклонения от текста, разрешенного цензурой.
5 марта (ст. ст.) он был арестован и 6 марта сослан в Ветлугу, где он оставался до 1864 г. (см.: Лемке, Очерки освоб. движ., с. 10—13).
4 Анненков описывает напряженное настроение и события петербургской профессорской и студенческой жизни этого времени, связанные, в частности, с арестом и ссылкой П. В. Павлова, с петициями в его защиту, демонстрациями и т. д. О публичных профессорских лекциях см. письмо 73, прим. 3. 8 марта (ст. ст.) 1862 г. состоялась лекция Н. И. Костомарова. Вспоминая об этой лекции, Л. Ф. Пантелеев писал, что в толпу присутствующих ‘уже успели проникнуть слухи о какой-то предстоящей демонстрации. Костомаров кончил лекцию, раздались обычные аплодисменты. На кафедру сейчас вошел студент Е. П. Печаткин и сделал заявление о закрытии лекций <...> Костомаров, который не успел далеко отойти от кафедры, сейчас вернулся и сказал: ‘Я буду продолжать чтение лекций’, — и при этом прибавил несколько слов, что наука должна идти своей дорогой, не впутываясь в разные житейские обстоятельства. Разом раздались рукоплескания и шиканье, но тут под самим носом Костомарова Е. Утин выпалил: ‘Подлец! Второй Чичерин! Станислава на шею!’ <...> Выходка Е. Утина могла взорвать и не такого впечатлительного человека, каким был Костомаров, к сожалению, он потерял всякое самообладание и, вновь вернувшись на кафедру, сказал, между прочим: ‘…Я не понимаю тех гладиаторов, которые своими страданиями хотят доставлять удовольствие публике (кого он имел в виду, трудно сказать, но эти слова были поняты как намек на Павлова).— Я вижу перед собой Репетиловых (действующее лицо в пьесе ‘Горе от ума’ А. С. Грибоедова.— Ред.), из которых через несколько лет выйдут Расплюевы (действующее лицо в пьесе А. В. Сухово-Кобы-лина ‘Свадьба Кречинского’.— Ред.)’. Рукоплесканий уже не раздалось, а, казалось, вся зала шикала и свистала’ (Пантелеев, Из восп. прошл., с. 204—205).
5 2 (14) марта 1862 г. Н. Г. Чернышевский выступил на вечере в пользу Литфонда с воспоминаниями о Н. А. Добролюбове. О его выступлении вспоминал Л. Ф. Пантелеев: ‘… чтение Чернышевского <...> было неудачно. Это был его первый, да и единственный выход перед публикой, он был, видимо, ажитирован, хотя и старался показать противное. Экспромтом говорить он, видно, был не мастер, а между тем к чтению не подготовился’ (Пантелеев, Из восп. прошл., с. 160).

77

7 (19) апреля 1862. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 25—25 об. Ответ на письмо Тургенева от 25 марта (6 апреля) 1862 г. (П.IV.366—367). Год устанавливается по связи с этим письмом. Ответ Тургенева неизвестен.
1 О Шармере см. письмо 75, прим. 9. В письме от 14 (26) апреля 1862 г. к M. H. Каткову Тургенев сообщал редактору ‘Русского вестника’, что он получил высланные ему 1500 р. сер. В конце письма он прибавил: ‘Спасибо за высылку денег П. В. Анненкову’ (П.IV.378, 379).
2 В письме к Н. В. Щербаню от 26 февраля (10 марта) 1862 г. Тургенев извещал, что Н. Н. Рашет (урожд. Антропова) ‘на днях едет в Россию’ (П.IV.347). В недатированной записке к H. H. Рашет этого времени Тургенев просил: ‘… узнайте от Анненкова или от кого-нибудь другого, что за люди Леонид Блюммер <...> и Артур Бенни, который, между прочим, и Анненкову доставил письмо от меня’ (П.IV.370).
3 Анненковы съездили на лето в имение под Киевом, принадлежащее овдовевшей сестре Г. А. Анненковой — У. А. Маркович (см. письма 78 и 79).
4 В своем письме от 25 марта (6 апреля) Тургенев жаловался: ‘Ах, Павел Васильевич, не мне бы это говорить, не вам бы слушать: но если бы вы знали, как я состарелся, отяжелел и опустился! Последние 15 лет промелькнули как сон, я ничего не могу понять, каким образом мне вдруг стало 43 года и как это я очутился каким-то, почти чужим мне самому, стариком?’ (П.IV.366—367).
5 О знакомстве Анненкова с дочерью Тургенева см. письмо 44, прим. 10.
6 О полицейских мерах Анненков мог узнать от своего брата Ивана, ставшего 17 марта (ст. ст.) санкт-петербургским обер-полицмейстером (см.: СПб. вед., 1862, 20 марта ст. ст., No 61, с. 273).

78

27 апреля (9 мая) 1862. Киев

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 27—28 об. Тургенев ответил 8 (20) июня 1862 г. (П.V.11—12). Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 По-видимому, это письмо написано из Киева. Из письма 77 известно, что Анненковы собирались ехать в имение сестры Г. А. Анненковой У. А. Маркович через Киев, а из настоящего письма ясно, что они уже выехали из Петербурга, но к Маркович еще не доехали. О том, что они остановились в Киеве, свидетельствует ‘Письмо из Киева’, датированное ‘Май 1862 г.’, которое Анненков напечатал в отделе ‘Современная летопись’ ‘Русского вестника’ (1862, 21 июня, No 25).
2 Анненков получил письмо Тургенева от 8 (20) июня из Спасского в селе Туровке (см.: П.V.11—12 и письмо 79).
3 Анненков и Тургенев не встретились. Тургенев уехал за границу около 4 (16) августа (см.: П.V.36), a судя по письму Тургенева к Д. И. Яздовской, Анненковы вернулись в Петербург только в сентябре (см.: П.V.54).
4 Свои впечатления после возвращения на родину Тургенев изложил в письме к Анненкову от 8 (20) июня: ‘Эти безумия, эти злодеяния, весь этот хаос — что тут можно выразить в письме! Остается желать, чтобы царь — единственный наш оплот в эту минуту — остался тверд и спокоен среди ярых волн, бьющих и справа, и слева. Страшно подумать, до чего может дойти реакция, и нельзя не сознаться, что она будет до некоторой степени оправдана. Государственная прежде всего’ (П.V.11—12, см. также письмо 79, прим. 1).
5 Речь идет о рецензии М. А. Антоновича на ‘Отцов и детей’ — ‘Асмодей нашего времени’, которая появилась в третьем номере ‘Современника’ за 1862 г.
6 В 1862 г. кончился срок аренды А. Н. Очкина на ‘Санкт-Петербургские ведомости’ (фактическим редактором газеты в это время был А. А. Краевский). Против Краевского возражал Д. Н. Блудов, президент Академии наук (газета формально принадлежала Академии наук). С 1863 г. арендатором и редактором ‘Санкт-Петербургских ведомостей’ был назначен В. Ф. Корш, оставшийся в этой должности до 1874 г. (см.: Рейфман П. С. К проблеме эволюции либеральной журналистики в 1860-е гг. (‘Санкт-Петербургские ведомости’ 1863—1874. Время издания и редактирования газеты В. Ф. Коршем). Часть I // Труды Тартуского ГУ по русской и славянской филологии. Литературоведение. 1975. Вып. 369. С. 68—85).
7 В объявлении о том, что с начала 1863 г. ‘Санкт-Петербургские ведомости’ переходят к новой редакции с новыми сотрудниками, упоминалось: ‘И. В. Анненков [sic] будет постоянным сотрудником редакции по литературной критике’. Среди тех, ‘кто обещали содействие’, числился ‘И. С. Тургенев’ (см., напр., No 269, 9/21 декабря 1862 г.). В 1863 г. Анненков напечатал в ‘Санкт-Петербургских ведомостях’ серию из семи фельетонов под общим названием ‘Современная (в последних двух — ‘Русская’) беллетристика’ (переизд.: Анненков 1877, т. 2, с. 244—322 и (не полностью): Анненков 2000), а в 1865 г.— еще два фельетона. Из художественных произведений Тургенев напечатал в газете Корша только ‘Собаку’ (1866, No 85). Кроме того, время от времени он помещал в газете статьи: ‘рецензию’ на представление в Веймаре своей совместной с Полиной Виардо оперетты ‘Последний колдун’ (1869, No 275), некролог о П. Мериме (1870, No 275), заметку о статуе M. M. Антокольского ‘Иван Грозный’ (1871, No 50) и др. Он прибегал также к этой газете для обнародования открытых писем. С основанием журнала М. М. Стасюлевича ‘Вестник Европы’ в 1866 г. как Анненков, так и Тургенев перешли в этот журнал. Называя себя и Тургенева ‘литературными сиротами’, Анненков имеет в виду разрыв между радикалами в ‘Современнике’ и либералами, с одной стороны, и возрастающий консерватизм ‘Русского вестника’ М. Н. Каткова — с другой.

79

19 июня (1 июля) 1862. Село Туровка

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 29—30 об. Ответ на письмо Тургенева от 8 (20) июня 1862 г. (П.V.11—12). Тургенев ответил 12 (24) июля 1862 г. (П.V.24—26). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 В своем письме от 8 (20) июня Тургенев сообщил Анненкову: ‘Приехал я в Петербург в самый Троицын день, накануне грозного пожара, истребившего Апраксин двор, Министерство внутренних дел и т. д.— и пробыл там четыре дня, видел и пожар, и народ вблизи, слышал толки…’ (П.V.11, см. также письмо 78, прим. 4). Пожары в Петербурге начались 16 мая (ст. ст.) 1862 г., но, пожалуй, самым разрушительным был пожар с 28 по 30 мая, в котором сгорел Апраксин двор и ‘выгорело все пространство между Чернышевым и Апраксиным переулками, а по другую сторону Фонтанки — между Чернышевым и Щербаковым и значительная часть Троицкого переулка’ (Пантелеев, Из восп. прошл., с. 239). В поджигательстве обвинялись поляки, студенты и другие ‘нигилисты’ (см.: C.XIV. 98), но некоторые историки утверждают, что пожары являлись провокацией со стороны правительства.
2 Среди самых ярых противников освобождения крестьян были братья Безобразовы. Еще в 1858 г. Н. А. Безобразов напечатал в Берлине брошюру ‘Об усовершенствовании узаконений, касающихся до вотчинных прав дворянства’. В том же году М. А. Безобразову, хотя он не являлся губернским депутатом, удалось через посредников представить свою записку самому Александру II, который ее резко отверг (Безобразов лишился своего места в Министерстве внутренних дел и поста камергера двора, об этой записке см. письмо 47, прим. 4, см. также: Emmons Terence. The Russian Landed Gentry and the Emancipation of 1861. Cambridge, 1968. P. 230, 240—241, 376—378).
3 В своем письме от 8 (20) июня Тургенев сообщил Анненкову, что в Спасское он приехал с В. П. Боткиным: ‘здесь мы нашли Фета и уже спорили до хрипоты <...>‘ (П.V.12). В 1860 г. А. А. Фет купил имение Степановку, недалеко от Спасского.
В этот период оба брата Колбасины написали Тургеневу: Дмитрий — из Каменец-Подольска, где он служил, а Елисей — из Швейцарии (см.: П.V.33—34, 505—506). Анненков в Спасское никогда не приезжал.
4 О родственниках Г. А. Анненковой см. письмо 59, прим. 2 и 3.

80

24 октября (5 ноября) 1862. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 31—32 об. Ответ на неизвестное письмо Тургенева, которое он выслал через В. Я. Карташевскую (см.: П.V.63). Ответ Тургенева тоже неизвестен. Год устанавливается по содержанию.
1 О З. Ф. Балашове см. письмо 58, прим. 10. О деньгах, выданных ему, см. также письма 73, 87 и 88, прим. 4.
2 Речь идет о гонораре, посланном книгопродавцем и издателем Н. А. Серно-Соловьевичем Софье Михайловне Буткевич за ее книгу (вышедшую под псевдонимом) ‘Дневник девочки. Сочинение С. Буташевской, с предисловием И. С. Тургенева’ (СПб., 1862). Буткевич из-за переезда из Парижа в Женеву эти деньги не получила (см.: П.V.lO—11, 37). H. А. Серно-Соловьевич был арестован 7 (19) июля 1862 г. по ‘Делу 32-х’ (см. письмо 84, прим. 1) и заключен в Петропавловскую крепость (см.: Володарский И. Б. Н. А. Серно-Соловьевич // Серно-Соловьевич Н. А. Публицистика. Письма. М., 1963. С. 369, Демченко А. А. Чернышевский. Научная биография. Саратов, 1992. Ч. 3. С. 190—195, 209).
3 О статье Боденштедта см. письмо 75, прим. 7.
4 Об участии Анненкова и Тургенева в ‘Санкт-Петербургских ведомостях’ см. письмо 78, прим. 7. О намерении Тургенева написать статью о Пушкине см. письмо 82, прим. 4.
Комитет Литфонда решил ‘издать сборник, составленный из трудов известнейших писателей и ученых, пригласив их пожертвовать свои произведения и предоставить весь сбор в пользу Общества. Редакцию сборника принял на себя П. М. Ковалевский, но через три месяца он отказался от издания, которое так и осталось неосуществленным’ (Сб. Лит. фонда, XXV, с. 41).
5 Возможно, речь идет о том, что Тургенев в Баден-Бадене получил ‘официозное предостережение не печататься в ‘Колоколе», вероятно, устно через русского посла в Париже гр. П. Д. Киселева. Об этом он писал А. И. Герцену 26 сентября (8 октября) 1862 г. и мог сообщить и Анненкову в неизвестном письме, переданном через В. Я. Карташевскую (см.: П.V.51, 56, 63).
6 ‘Основные положения преобразования судебной части в России’ были высочайше подтверждены 29 сентября (ст. ст.) 1862 г. и опубликованы в ‘Собрании узаконений и распоряжений правительства’ (см.: Джаншиев, с. 406). 3 (15) октября они были напечатаны в ‘Санкт-Петербургских ведомостях’ (No 214). Министр юстиции гр. В. Н. Панин был отстранен от должности 21 октября (ст. ст.) 1862 г.
7 Анненков имеет в виду многочисленные перемены, происшедшие в редакциях журналов и газет с начала 1863 г., о многих из них он упоминает в этом письме. В связи с вопросом о переходе цензуры в Министерство внутренних дел, где министром был П. А. Валуев, в марте 1862 г. была создана комиссия под председательством Д. А. Оболенского для пересмотра устава, проект нового устава комиссия закончила в октябре (см.: Ruud, p. 124—128, 132—136, см. также письма 71, прим. 6 и 73, прим. 2).
8 С января 1863 г. начала выходить газета ‘Голос’ под редакцией А. А. Краевского. Субсидия, которую получала новая газета от Министерства народного просвещения, держалась в тайне (см.: Ruud, p. 121). В программной статье первого номера направление газеты определялось так: ‘Мы за деятельную реформу, но не желаем скачков и бесполезной ломки’.
Популярный тенор петербургской Итальянской оперы Э. Тамберлик был известен исполнением редкой ноты — высокого до-диез. Рецензент ‘Северной пчелы’ в связи с выступлением Тамберлика в опере Россини ‘Отелло’ заметил: ‘Во втором акте есть известная сцена в саду и знаменитый дуэт Отелло с Яго, в котором является чудный ut-di&egrave,ze’ (1860, 22 октября, No 235, с. 973).
9 А. Н. Очкин стал, после окончания своей аренды на ‘Санкт-Петербургские ведомости’ (см. письмо 78, прим. 6), издателем ежедневной газеты ‘Очерки’, которая выходила с 11 января по 8 апреля 1863 г. Редактором газеты был сотрудник ‘Современника’ Г. 3. Елисеев, вместе с ним в газету пришел и М. А. Антонович.
Газета ‘Современное слово’ (редактор Н. Г. Писаревский) выходила в качестве приложения к официальному ‘Русскому инвалиду’ с 1 июня (ст. ст.) 1862 г., а с 1 января 1863 г. стала выходить самостоятельно (закрыта 2 июня 1863 г.).
Д. И. Писарев сотрудничал в журнале ‘Русское слово’ с декабря 1860 г. Но 2 июля (ст. ст.) 1862 г. он был арестован и до февраля 1863 г. лишен права заниматься литературной работой.
Когда ‘Современник’ возобновился в начале 1863 г., в состав его редакции вошли Н. А. Некрасов, М. А. Антонович, А. Н. Пыпин и M. E. Салтыков (см.: Русск. периодич. печать, с. 249, 389, 430—431, 443).
10 В Москве М. Н. Катков издавал ‘Русский вестник’ и с переходом В. Ф. Корша в ‘Санкт-Петербургские ведомости’ (см. письмо 78, прим. 6) снова стал редактором ‘Московских ведомостей’, которыми он руководил в 1850—1855 гг.
Газета ‘День’, которую редактировал И. С. Аксаков, была приостановлена в июне 1862 г., после ее возобновления в сентябре 1862 г. официальным редактором стал Ю. Ф. Самарин (см.: Русск. периодич. печать, с. 414).
11 Для составления проектов Уставов, согласно с ‘Основными положениями’ (см. прим. 6), была создана комиссия с тремя отделениями, к числу которых относилось отделение судоустройства (см.: Джаншиев, с. 407—408). 30 сентября (ст. ст.) 1862 г. в ‘Северной почте’ появилась статья ‘О земских, губернских и уездных учреждениях’, в которой сообщалось: ‘Окончательная редакция проекта положения о земско-хозяйственных учреждениях ныне составляется в Министерстве внутренних дел <...>‘ (No 212, см.: П.V.520).
12 В начале сентября (ст. ст.) 1862 г. вышло отдельное издание ‘Отцов и детей’. Жалоба Г. А. Анненковой, скорее всего, вызвана тем, что среди получивших это издание в подарок от Тургенева была ее родственница В. Я. Карташевская, правда, Карташевская должна была сама купить себе экземпляр, дать его переплести ‘отличным образом’, приклеить дарительную надпись, а деньги за всё это получить с П. В. Анненкова, которому Тургенев обещал их вернуть (см.: П.V.63, этот экземпляр ‘Отцов и детей’ хранится в Государственном литературном музее, описание см.: И. С. Тургенев. Рукописи, переписка и документы. М., 1935. С. 137. (Бюллетень Гос. литературного музея, No 1), см. также письма 82, прим. 9 и 88, прим. 4).

81

8 (20) ноября 1862. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 33—34 об. Ответ (возможно, повторный) на неизвестное письмо Тургенева. Ответ Тургенева тоже неизвестен. Год устанавливается по содержанию.
1 В письме к Н. X. Кетчеру от 28 октября (9 ноября) 1862 г. Тургенев писал по этому поводу: ‘пятьсот рублей серебр., которые она (М. А. Маркович.— Ред.) ожидала получить от некоего г. Лобко, за проданные ему малороссийские сочинения, задержаны Белозерским, издателем ‘Основы’ — за какой-то долг, сделанный мужем г-жи Маркович…’ (П.V.69). В 1862 г. П. О. Лобко издал второй том сборника ‘Народш оповщання’ М. Вовчок. Судя по письмам М. А. Маркович к мужу, он занял, и не только у В. М. Белозерского, больше денег, чем знала его жена (см.: Листи Марка Вовчка, т. 1, с. 142, 145—146). ‘Основа’ в 1863 г. уже перестала выходить. Имеется в виду роман ‘Глухий городок’, отдававшийся в журнал ‘Основа’ по частям.
2 Н. Я. Макаров женился на Ольге Платоновне Челищевой. Тургенев впервые упоминал об этой свадьбе в письме к В. Я. Карташевской от 19 (31) марта 1862 г. (П.IV.361). Речь идет о Петре Аркадьевиче и Варваре Алексадровне Кочубеях (о них см. письмо 59, прим. 3).
3 Имеется в виду опера Дж. Верди ‘Сила судьбы’ (Laforza del destino), сочиненная им для петербургской Итальянской оперы. Премьеру пришлось отложить в предыдущем сезоне из-за болезни певицы Э. Ла Груа (La Grua), она состоялась 29 октября (10 ноября) 1862 г. в присутствии самого Верди, приехавшего снова в Петербург, чтобы следить за репетициями и быть на первых представлениях. Сам Верди был не совсем удовлетворен оперой, особенно мелодраматическим концом (погибают все главные действующие лица), в 1863 г. он объявил своему редактору Т. Рикорди (Ricordi), что намерен приготовить новую редакцию, которую, однако, он окончил лишь в 1869 г. В Париже ‘Сила судьбы’ была поставлена впервые только в 1876 г., но уже во второй редакции. В 1997 г. вышла первая запись петербургской редакции оперы в исполнении современного Мариинского театра (Philips 446 9512, см. там же: Conati Marcello. Due versioni per un capolavoro).
4 Роман А. К. Толстого ‘Князь Серебряный. Повесть времен Иоанна Грозного’ опубликован в ‘Русском вестнике’ (1862, No 8—10).

82

22 ноября (4 декабря) 1862. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 35—36 об. Ответ на два неизвестных письма Тургенева. Год устанавливается по содержанию.
1 Тургенев поблагодарил В. Я. Карташевскую ‘за высылку глинковской музыки’ (партитуры оперы ‘Жизнь за царя’ (1836) и ‘Камаринской. Scherzo. На тему русской плясовой песни’ — 1848) в письме от 15 (27) января 1863 г. (IIV.84, см. также письмо 88, прим. 4).
2 Речь идет о первом томе (‘Материалы для биографии А. С. Пушкина’) анненковского издания ‘Собрания сочинений А. С. Пушкина’, вышедшем в 1855 г. ‘Евгений Онегин’ напечатан в томе IV. В письме от 19 (31) января 1863 г. Тургенев сообщил Анненкову: ‘Мы здесь с Виардо перевели ‘Онегина’, и он будет напечатан’ (П.V.88, имеется в виду прозаический перевод, появившийся в журнале ‘Revue Nationale et trang&egrave,re,’ t. 13, livr. 48—50). См. также письмо 88, прим. 4.
3 О деньгах для С. M Буткевич см. письмо 80, прим. 2. О статье Боденштедта см. письмо 75, прим. 7. Речь идет об Александре Александровиче Слепцове, с которым Тургенев встречался в Париже в 1861 г. (см.: П.IV.181).
4 Письмо Тургенева к В. Ф. Коршу, издателю ‘Санкт-Петербургских ведомостей’, неизвестно. В нем, очевидно, Тургенев обещал выслать в форме статьи две лекции ‘О Пушкине и о влиянии его на литературу и общество’, прочитанные им в Петербурге в пользу Литфонда 19 и 22 апреля (ст. ст.) 1860 г. Это намерение никогда не осуществилось (см.: C2.XII.791, 797). Тургенев процитировал часть этих лекций в своих ‘Воспоминаниях о Белинском’ (см.: C.XIV.37—41).
5 Тургенев посетил симбирского помещика Александра Львовича Киндякова, его жену Эмилию Александровну и их дочь Софью в Париже в марте 1862 г. (см. письмо к М. Н. Зубовой от 6/18 марта — П.XIII2.203).
Имеется в виду увлечение петербургского общества мистицизмом, в том числе вертящимися тарелками. Так, напр., А. В. Никитенко в своем дневнике сообщает: ‘Виделся в Царском Селе с князем Вяземским. Рассказ князя об усиливающемся спиритизме. Чудеса со столами, приводящие в недоумение даже людей рассудительных, — всё, по словам князя’ (Никитенко, т. 2, с. 539).
6 Анненков читал известную книгу Ч. Дарвина ‘On the origin of species by means of natural selection’ (Происхождение видов путем естественного отбора — 1859) во французском переводе, вышедшем в 1862 г. под названием ‘De l’origine des esp&egrave,ces, ou des Lois du progr&egrave,s chez les tres organiss’ (Tr. par Mдду Clmence-Auguste Royer. Paris, 1862). О самом раннем этапе восприятия книги Дарвина в России см.: Vucinich Alexander. Darwin in Russian Thought. Berkeley, Los Angeles, London, 1988. P. 8—49.
7 Анненков, скорее всего, намекает на возрастающий консерватизм M. H. Каткова, ставший очевидным уже по его реакции на роман Тургенева ‘Отцы и дети’ (см. письмо 69).
8 11 ноября (ст. ст.) 1861 г. на заседании Главного управления печати было принято решение объявить ‘Современнику’ (и ‘Русскому слову’) третье и последнее предостережение за их ‘весьма важное влияние на массу читающей публики, особенно публики молодой. Направлению, в котором они издаются, должны быть положены преграды’ (Никитенко, т. 2, с. 239 и 602). 15 июня (ст. ст.) 1862 г. ‘Современник’ был приостановлен на 8 месяцев правительственным распоряжением. 9 февраля (ст. ст.) 1863 г. вышел сдвоенный первый номер (см. письмо 87). О разных мерах, принятых Некрасовым для удовлетворения подписчиков, см.: Некрасов, т. 13|, с. 175—177, т. 132, с. 156—158.
9 В. П. Боткин в это время находился в Париже (см.: П.V.65).
Благодарность Г. А. Анненковой вызвана, очевидно, откликом Тургенева на ее жалобы по поводу отдельного издания ‘Отцов и детей’ (см. письмо 80, прим. 12). Из ‘счета’, высланного Тургеневу (см. письмо 88, прим. 4), выходит, что был куплен экземпляр романа для Г. А. Анненковой. Скорее всего, в настоящем письме речь идет о дарительной надписи для этой книги. Такая книга с наклеенным на форзаце листком бумаги с дарственной надписью: ‘Супругам Анненковым от их старинного друга Ив. Тургенева. Париж, ноябрь 1862’ — находится в Государственном литературном музее (см.: И. С. Тургенев. Рукописи, переписка и документы. М., 1935. С. 137. (Бюллетень Гос. литературного музея, No 1)).

83

14 (26) декабря 1862. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 58—59 об. Тургенев ответил 20 декабря 1862 г. (1 января 1863 г.) (П.V. 78). Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 Речь идет о письме к издателю ‘Северной пчелы’, в котором Тургенев протестует против фельетона в газете, утверждавшего, будто разрыв отношений с ‘Современником’ произошел со стороны журнала. Письмо вышло в газете 10 декабря (ст. ст.) (No 334) (см.: C.XV.142—143).
О распре между Тургеневым и издателем Н. А. Основским см. письмо 58, прим. 2.
2 В письме от 20 декабря 1862 г. (1 января 1863 г.) Тургенев поблагодарил Анненкова за помещение письма в ‘Северной пчеле’ и писал: ‘Надеюсь на вас и вперед. Вы мне скажете, если нужно будет, что сделать <...>‘ (П.V.78). Анненков не раз служил посредником для публикации открытых писем Тургенева.
3 О ‘Пушкинских лекциях’ см. письмо 82, прим. 4.
4 Речь идет об А.-И. Делаво (Delaveau), переводившем целый ряд сочинений Тургенева на французский язык (см. о нем.: Прийма Ф. Я. ‘Записки охотника’ Тургенева во французском переводе Ипполита Делаво // ‘Записки охотника’ И. С. Тургенева. Статьи и материалы. Орел, 1955. С. 331—351).
5 О статье Боденштедта см. письмо 75, прим. 7.
6 О деньгах для С. М. Буткевич см. письмо 80, прим. 2.
7 Речь идет о романе Н. Г. Помяловского ‘Брат и сестра’, опубликованном в первом (сдвоенном) номере ‘Современника’ за 1863 г. Роман остался незаконченным из-за смерти писателя (5 октября ст. ст. 1863 г.). Этим номером ‘Современник’ стал снова выходить после временного закрытия (см. письмо 82, прим. 8).
8 Имеется в виду роман А. Ф. Писемского ‘Взбаламученное море’, который появился в ‘Русском вестнике’ (1863, No 3—8). Анненков не ошибся, предсказав, что этот ‘антинигилистический’ роман будет встречен бурей.
9 Пьеса А. Н. Островского ‘Грех да беда на кого не живет’ появилась в первом номере журнала ‘Время’ за 1863 г. О пьесе А. Ф. Писемского ‘Горькая судьбина’ см. письмо 46, прим. 4.
10 Императорская чета приехала в Москву 10 ноября (ст. ст.) 1862 г. О встрече с M. H. Катковым и профессорами Московского университета 30 ноября (ст. ст.) на балу в Большом кремлевском дворце см.: Неведенский С. Катков и его время. СПб., 1888. С. 160—161. В ‘Санкт-Петербургских ведомостях’ (No 280 от 22 декабря ст. ст.) сообщалось: ‘В субботу, 8 декабря, были приглашены во дворец, на половину Ея Beличества Государыни Императрицы, артисты Императорских московских театров, гг. Садовский и Живокини <...> Государыня Императрица изволила пожаловать знаменитому артисту (Садовскому.— Ред.) драгоценный перстень, осыпанный брильянтами <...> Недавно до этого, г. Садовский удостоился получить драгоценный подарок и от Государя Императора. Это было в день бенефиса артиста’.
11 Драма ‘Пасынок’ Ф. М. Толстого (псевдоним Горский) впервые была поставлена в Москве 26 ноября (ст. ст.) 1862 г., и лишь в октябре 1863 г.— на сцене в Петербурге (см.: История рус. драм, театра, т. 5, с. 492). Речь идет об авторах водевилей, В. А. Соллогубе и актере Петре Андреевиче Каратыгине.
12 Премьера комедии Ф. Н. Устрялова ‘Слово и дело’, замысел которой, по признанию самого автора, был подсказан ‘Отцами и детьми’ Тургенева, состоялась 13 ноября (ст. ст.) 1862 г. в Александрийском театре. В. В. Самойлов исполнял роль Вертяева. В фельетоне ‘Петербургские театры’ (Совр, 1863, No 1—2) M. E. Салтыков писал по поводу этой пьесы: ‘Истинные сыны века <...> женятся и посягают, как и прочие смертные, и в этом не видят никакой помехи для предстоящего им труда <...> Совершенно противное явление представляет Вертяев <...> Многие находят, что конец пьесы безобразен, что он противоречит началу, я, напротив того, нахожу, что весь шик пьесы заключается именно в последнем акте, что вся пьеса написана на тему: ‘Вот человек, который имеет все наружные признаки Базарова, а между тем смотрите, какой он Кирсанов!’, что здесь, наконец, начало противоречит концу, а не конец началу’ (Салтыков-Щедрин, т. 5, с. 169—170).
13 Стечькин — лицо неустановленное.

84

1 (13) января 1863. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 38—39 об. Впервые: Литература и история, с. 304. Ответ на письмо Тургенева от 20 декабря 1862 г. (1 января 1863) (П.V.78). Тургенев ответил 7 (19) и 19 (31) января 1863 г. (П.V.82—83 и 87—88).
1 Речь идет о слухах и толках, связанных с привлечением Тургенева к следствию по так называемому ‘Делу 32-х’, делу ‘о лицах, обвиняемых в сношениях с лондонскими пропагандистами’ (см.: Головко В. М. И. С. Тургенев и ‘дело 32-х’ // Творчество И. С. Тургенева. Проблемы метода и мировоззрения. Орел, 1991. С. 3—24). Еще летом 1862 г. после ареста П. А. Ветошникова в руках III Отделения оказались материалы, компрометирующие Тургенева: его имя упоминалось в письмах М. А. Бакунина и других лиц (письма привез Ветошников из Лондона), правительству, конечно, давно были известны его отношения с А. И. Герценом и Н. П. Огаревым. 7 (19) декабря 1862 г. председатель Особой следственной комиссии кн. А. Ф. Голицын доложил Александру II о необходимости вызвать из-за границы для допроса в комиссии А. А. Серно-Соловьевича, В. И. Кельсиева, Тургенева, В. И. Касаткина и А. А. Черкасова. Предложение это было утверждено. Однако 31 декабря (12 января 1863 г.) Александр И решил дело передать в Сенат (см.: Лемке, Очерки освоб. движ., с. 143, 157), в связи с чем осуществление вызова затянулось. Официальный вызов в Сенат был вручен Тургеневу лишь 22 января (3 февраля) 1863 г. (см. расписку Тургенева в русском посольстве в Париже от этого числа — П.V.390). Слухи же об этом событии распространились в Петербурге гораздо раньше, и хорошо осведомленный, как всегда, Анненков был серьезно озабочен судьбой Тургенева. До самого приезда Тургенева в январе 1864 г. он ему часто писал, подробно излагая положение дела со всех возможных точек зрения. Он постоянно давал Тургеневу советы, поскольку он, очевидно, опасался, что Тургеневу, уже несколько лет жившему за границей, современное политическое положение было не полностью известно (см., напр., письмо 85). Причем Анненков явно не только учитывал перлюстрацию, но, кажется, старался воспользоваться ею. В статье ‘Из переписки с И. С. Тургеневым в 60-х годах’ Анненков подтверждает, что он ‘получал свои сведения из очень достоверного источника, и сомневаться в точности и справедливости известия не предстояло никакой возможности’ (Анненков, Из переписки, с. 561).
По этому делу был также вызван известный исследователь фольклора А. Н. Афанасьев.
2 В письме от 20 декабря 1862 г. (1 января 1863 г.) Тургенев писал о том, что у него открыли ‘давно таившуюся, застарелую болезнь, и я не в состоянии оторваться от мысли об этой неизлечимой болезни, которая лишает меня сил, состарила меня и готовит мне самую печальную будущность’ (П.V.78).
3 Тургенев ответил сразу после того, как получил это письмо, и во второй раз — спустя 12 дней. В обоих письмах он сомневался в достоверности слухов о его вызове (см. письма 85, прим. 1 и 86, прим. 1).

85

20 января (1 февраля) 1863. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 40—41 об. Впервые: Литература и история, с. 305—306. Ответ на письмо Тургенева от 7 (19) января 1863 г. (П.V.82—83). Тургенев ответил 25 января (6 февраля) 1863 г. (П.V.89—90).
1 Слухи о его вызове в Петербург (см. письмо 84) оказались неожиданными для Тургенева. В письме к Анненкову от 7 (19) января 1863 г. он писал: ‘Вызывать меня теперь (в Сенат), после ‘Отцов и детей’, после бранчивых статей молодого поколения, именно теперь, когда я окончательно — чуть ли не публично — разошелся с лондонскими изгнанниками, т. е. с их образом мыслей, — это совершенно непонятный факт. Здесь мне никто об этом не говорил <...>‘ (П.V.82—83).
Анненков имеет в виду фельетон в ‘Современном слове’ (1863, 8 января, No 6), в котором обвинялись в распространении современного радикализма среди молодежи публицисты довольно различных направлений.
2 Анненков намекает на статью, направленную против Герцена, но такой статьи в ‘Современном слове’ не появилось.
3 Давая Тургеневу советы в связи с его вызовом в Россию по ‘Делу 32-х’ (см. письмо 84, прим. 1), Анненков ссылается на то, что с 1860 г. Тургенев жил преимущественно за границей, лишь на короткое время приезжая в Россию.
4 Речь идет о восстании от имени Центрального Национального Комитета на подвластных России в Польше землях. Непосредственным поводом к восстанию в ночь с 22 на 23 января (н. ст.) 1863 г. послужило проведение 14/15 января внеочередного рекрутского набора, в частности радикальной городской молодежи (см.: Leslie, Reform and Insurrection, p. 154—169).

86

1 (13) февраля 1863. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 42—43 об. Впервые: Литература и история, с. 306—307. Ответ на письмо Тургенева от 19 (31) января 1863 г. (П.V.87—88). Тургенев ответил в первой части своего письма от 16, 17 февраля (28 февраля, 1 марта) 1863 г. (П.V.102).
1 До официального вручения вызова 22 января (3 февраля) 1863 г. Тургенев не верил слухам о привлечении его к ‘Делу 32-х’ (см. письма 84, прим. 1 и 85, прим. 1). В письме от 19 (31) января 1863 г. он все еще отрицал правдоподобность вызова: ‘Я <...> имел личную беседу с нашим посланником, бароном Будбергом, и, как говорится, — ни слуху, ни духу, — что подтверждает окончательно мои первоначальные впечатления насчет неправдоподобности самого факта’ (П.V.87).
2 В письме от 19 (31) января 1863 г. Тургенев просил Анненкова выслать ему книгу Н. И. Костомарова ‘Северно-русские народоправства во времена удельно-вечевого уклада’ и книгу И. Е. Забелина ‘Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях’ (см.: П.V.87, Тургенев по ошибке назвал Забелина Белчевым, см. также письмо 88, прим. 4).
3 В письме от 19 (31) января Тургенев сообщил Анненкову: ‘Лекции о Пушкине я все-таки не могу выслать или, лучше сказать, я могу их выслать, но с тем условием, чтобы они были напечатаны после вещи, которую я оканчиваю для ‘Времени’ и которая также пойдет через ваши руки —для замечаний, критик и пр. <...>‘ (П.V.87). Статья о Пушкине так никогда и не появилась (см. письмо 82, прим. 4). Для журнала ‘Время’ Тургенев писал повесть ‘Призраки’.
4 О польском восстании см. письмо 85, прим. 4.
5 Имеются в виду новинки парижской сцены — пьесы Э. Ожье (Augier) ‘Le Fils de Giboyer’ (Сын Жибуайе) и В. Сарду (Sardou) ‘Les Ganaches, comdie en 4 actes’ (Болваны, комедия в 4 действиях), которые шли в Михайловском театре, являющемся, под названием Thtre Michel, петербургским французским театром. По поводу второй пьесы критик ‘Санкт-Петербургских ведомостей’ писал: ‘Пьеса до такой степени ничтожна <...> публика скучала немилосердно и бранила пьесу на чем свет стоит’ (Александров В. Театральная хроника // СПб вед., 1863, No 25, с. 102).
6 23 января (ст. ст.) 1863 г. в Александрийском театре состоялась премьера пьесы А. Н. Островского ‘Грех да беда на кого не живет’. По поводу этой пьесы тот же критик ‘Санкт-Петербургских ведомостей’ писал: ‘Каждое лицо, каждая речь в высшей степени живы <...> Артисты довольно хорошо воспользовались этими данными, кроме г. Бурдина’ (Александров В. Театральная хроника // СПб вед., 1863, No 25, с. 102).

87

11 (23) февраля 1863. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 44—45 об. Впервые: Литература и история, с. 308—309. Ответ на письмо Тургенева от 25 января (6 февраля) 1863 г. (П.V.89—90). Тургенев ответил во второй части своего письма от 16, 17 февраля (28 февраля, 1 марта) 1863 г. (П.V.102—103).
1 В письме от 25 января (6 февраля) 1863 г. Тургенев уведомил Анненкова, что 22 января (3 февраля) ему передали официальный вызов в Сенат по ‘Делу 32-х’ (см. письмо 84, прим. 1) и что, получив одобрение русского посла в Париже А. Ф. Будберга, он написал письмо Александру II с просьбой прислать ‘допросные пункты’ в Париж (см.: П.V.89, письмо к Александру II см.: П.V.387—389). Просьба была удовлетворена 7 (19) февраля, о чем А. Ф. Будберг сообщил Тургеневу 12 (24) февраля (см.: П.V.691).
2 В сдвоенном No 1—2 ‘Современника’ (см. письмо 82, прим. 8) Тургеневу и его роману ‘Отцы и дети’ были посвящены значительная часть как статьи М. А. Антоновича ‘Литературный кризис’, так и анонимного фельетона (автором был M. E. Салтыков) ‘Петербургские театры’ (см. письмо 83, прим. 12). Имя Тургенева также упоминалось во ‘Внутреннем обозрении’ (подотдел ‘Разъяснение нигилизма и постепенности’) и в хронике ‘Наша отечественная жизнь’ (подотдел ‘Благонамеренные и нигилисты’, первыми являлись во всё верующие ‘отцы’, а вторыми — неверующие ‘дети’. Автором опять был М. Е. Салтыков-Щедрин). И в других местах упоминалось о ‘нигилистах’. В статье ‘Несколько слов по поводу ‘Заметки’, помещенной в октябрьской книжке ‘Русского вестника’ за 1862 год’, например, говорилось — в связи с предлагаемыми переменами в цензурных правилах — о том, что читатели научились ‘читать между строками’ и что одна цензура ‘ничего не понимала <...> Если верить ‘Русскому вестнику’ и г. Громеке, от этого выигрывали одни нигилисты, которых речь <...> приобрела какую-то не лишенную заманчивости таинственность и даже силу’ (с. 2).
3 В письме от 19 (31) января Тургенев просил Анненкова: ‘взять у Корша, в счет будущих благ, 100 руб., которые вы отдайте Захару, когда он явится к вам с письмом от меня, за что я вам заочно в ножки кланяюсь’ (П.V.87). О книгах см. письмо 86, прим. 2. Обо всех этих денежных делах см. также письмо 88, прим. 4.
4 Об обещанной статье о Пушкине см. письмо 82, прим. 4. Анненков немного сетует на Тургенева за то, что он будто недостаточно поддерживает журнальные предприятия своих друзей.
5 2 (14) февраля 1863 г. скончалась Елизавета Васильевна Маюрова (урожд. Кочубей), сестра Аркадия Васильевича Кочубея, дальняя родственница Г. А. Анненковой.

88

7 (19) мая 1863. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 46—47 об. Впервые: Литература и история, с. 310—311. Ответ на неизвестное письмо Тургенева. Неизвестно, ответил ли Тургенев на это письмо. Год устанавливается по содержанию.
1 Тургенев отправил свои ответы на девять ‘допросных пунктов’ в Сенатскую следственную комиссию 22 марта (6 апреля) 1863 г. (см. письмо 87, прим. 1, ответы Тургенева см.: .V.391—401). В письме к брату от 25 марта (6 апреля) он писал, что, отправив ответы, он смотрит на это дело ‘как на сданное в архив’ (П.V.107). Однако предположение как Тургенева, так и Анненкова, что дело благополучно окончилось, не оправдалось. В январе 1864 г. писатель должен был приехать в Петербург, чтобы дать показания перед судом Сената.
2 О статье про Пушкина, предназначенной для ‘Санкт-Петербургских ведомостей’ В. Ф. Корша, см. письма 82, прим. 4 и 86, прим. 3.
3 Между В. Ф. Коршем, редактором ‘Санкт-Петербургских ведомостей’, и M. H. Катковым, редактором ‘Московских ведомостей’, шла борьба по поводу реформ 60-х годов, которые Корш поддерживал.
4 Этот счет со всеми издержками, составленный Анненковым, сохранился в ИРЛИ (ф. 7, No 8, л. 37):

Счет

1) Пересылка экземпляра ‘Отцы и дети’ в Париж: — р.
2) За два экз. того же романа с переплетом для подарка Карташевской и Анненков<ым?> — 6 р. 75
3) Экземп. биографии Пушкина — 4 р. 50
4) Три тетради партитуры: Жизнь за Царя — 19 р.
5) Камаринская — 2 р. 50
6) Пересылка этих нот — 3 р. 50
7) Книги Костомарова и Забелина и их пересылка — 7 р. 75
8) Портрет, подаренный Ковалевскому по определению старого Комитета складчиной — 3 р. 50
9) Ломачевскому — 10 р.
10) Захару в 1ый раз — 50 р.
11) Захару во 2ой раз — 100 р.
Итого — 209 р. 50
От Корша получено — 100 р.
Итого — 109 р. 50
13 (25) мая 1863 г. Тургенев обратился к Ф. М. Достоевскому, для которого он кончал повесть ‘Призраки’, с просьбой выплатить Анненкову этот долг: ‘Я должен моему хорошему приятелю Павлу Васильевичу Анненкову — 109 р. 50 коп. сер. Будьте так добры, выдайте ему эту сумму немедленно — в счет наших будущих сношений. Живет он в доме Граве, на углу Владимирской и Графского переулка. Если же он уже выехал из Петербурга, то перешлите, пожалуйста, ему эту сумму в Симбирск. Вы меня этим очень обяжете’ (П.V.126). Долг этот, однако, Достоевским не был выплачен из-за закрытия журнала ‘Эпоха’ (см.: П.V.157).
5 Речь идет о романе А. Ф. Писемского ‘Взбаламученное море’, который начал выходить в ‘Русском вестнике’ с мартовского номера за 1863 г. После неприятностей с редакторами ‘Искры’ (см. письмо 75, прим. 11) Писемский переехал в Москву, где больше года заведовал литературным отделом ‘Русского вестника’, пока не разошелся с Катковым в августе 1864 г. ‘по причинам, зависящим от его и от меня’ (письмо от 25 августа ст. ст. 1864 г. к А. А. Краевскому — Писемский, т. 9, с. 583).
6 Имеется в виду статья Анненкова о Л. Н. Толстом, пятая в серии фельетонов ‘Современная беллетристика’, вышедшая в No 144 и 145 ‘Санкт-Петербургских ведомостей’ (1863, 27 и 28 июня ст. ст.): ‘Только в последнее время Толстой сам откровенно выдал себя за скептика и гонителя не только русской цивилизации, но и расслабляющей, причудливой, много требовательной и запутывающей цивилизации вообще’ (Анненков 2000, с. 296).
7 Роман Н. Г. Чернышевского ‘Что делать?’ появился в ‘Современнике’ (No 3—5 за 1863 г.), когда Чернышевский все еще сидел в Петропавловской крепости. Отзыв Тургенева о романе в письме к Н. В. Щербаню от 2 (14) июня 1863 г. напоминает резкую оценку Анненкова: ‘Я еще не встречал автора, фигуры которого воняли: <...> г. Чернышевский невольно является мне голым и беззубым старцем, который то сюсюкает по-младенчески, виляя для красоты неумытой з<адницей>, то ругается как извозчик — рыгая и харкая’ (П.V.129).
8 О реакциях европейских государств на события, связанные с польским восстанием, о намеках на возможное вооруженное вмешательство и об интригах, приводивших к нотам европейских держав от 17 и 18 июня (н. ст.), на которые ответил 1 (13) июля 1863 г. А. М. Горчаков (см.: Leslie, Reform and Insurrection, p. 197—198).

89

1 (13) августа 1863. Симбирск

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 48—49 об. Впервые: Литература и история, с. 312—313. Ответ на неизвестное письмо Тургенева. Неизвестно, ответил ли Тургенев на это письмо. Год устанавливается по содержанию.
1 Анненков сообщает Тургеневу о последствиях деятельности казанского комитета ‘Земля и воля’. Редакторы ‘Колокола’ были, по-видимому, оповещены о подготовке казанским комитетом крестьянского восстания в Поволжье. А. И. Герцен не раз приветствовал ‘Землю и волю’ на страницах ‘Колокола’ (напр., л. 157 от 1 марта н. ст. и л. 160 от 1 апреля, см.: Герцен, т. 17, с. 56 и 90—91). А 23 марта (4 апреля) 1863 г. он писал А. Сохновскому: ‘В Казани комитет отлично устроен — это образец ума и логики <...> Прокламации печатаются бессчетно, и молодой народ с удивлением читает. ‘Земля и воля’ удачно составлена. Мы послали им свои заметки, как действовать — увидим!!’ (Герцен, т. 271, с. 302, см. также: Лейкина-Свирская В. Р. ‘Казанский заговор’ 1863 г. // Революционная ситуация в России в 1859—1861 гг. / Отв. ред. М. В. Нечкина. М., 1960. С. 423—449).
2 О посещении Симбирска наследником-цесаревичем Николаем, старшим сыном Александра II, сообщили ‘Санкт-Петербургские ведомости’: ’17-го числа государь Великий князь выехал из Самары в 10 часов пополудни и на другой день 18-го числа после краткой остановки у Сызранской пристани прибыл в IхIг часов вечера в Симбирск, где был встречен с общим восторгом. 19 июля у Его Высочества был поутру общий прием служащих лиц, дворянства и городских сословий. В этот же день государь Великий князь изволил удостоить своим присутствием обед, данный дворянством, объезжал город и осматривал тюремный замок’ (1863, 26 июля, No 167, с. 682).
3 17 мая (ст. ст.) 1863 г. П. А. Валуев заметил в своем дневнике: ‘Утром всеподданнейший доклад в городе. Решено командировать <...> в Казань, Пермь и Вятку на правах временного ген.-губернатора — ген.-ад. Тимашева. В Казани учредить особую следственную комиссию <...>‘ (Дневник Валуева, т. 1, с. 224). Александр Егорович Ти-машев был (с 1856 г.) начальником штаба корпуса жандармов и управляющим III Отделением.
4 О реакциях в Европе на польское восстание см. письмо 88, прим. 8.

90

8 (20) сентября 1863. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 50—51 об. Впервые: Литература и история, с. 314—315. Тургенев ответил 15 (27) сентября 1863 г. (П.V.156—157). Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 Тургенев не замедлил воспользоваться этим предложением Анненкова. 15 (27) сентября он выслал ему повесть ‘Призраки’ с просьбой: ‘Прошу вас прочесть этот вздор со вниманием и решить: стоит ли в теперешнее время печатать эту штуку или лучше отложить до более спокойных дней? <...> Я обещал эти ‘Призраки’ редакции ‘Времени’, но с тех пор само ‘Время’ стало призраком <...> вы на месте лучше всё сообразите и решите, и даю вам carte blanche’ (П.V.157). В постскриптуме к тому же письму он добавил: ‘Чуть было не забыл самого главного. По милости банкрутства ‘Времени’ и недошедшего письма к дяде, мой долг всё еще вам не уплачен. Запродавши ‘Призраки’ <...> вы немедленно должны удержать следуемые вам деньги. На днях вышлю вам несчастные лекции о Пушкине’ (там же, о долге Анненкову см. письмо 88, прим. 4, о статье о Пушкине см. письма 82, прим. 4 и 86, прим. 3).
2 Этим письмом Анненкова открывается новый этап для Тургенева ‘Дела 32-х’, которое Тургенев считал законченным после отправления им ответов на ‘допросные пункты’ (см. письмо 88, прим. 1). В своем ответе Тургенев заметил: ‘Всё, что вы говорите, весьма умно и дельно, и я решился сделать это в ноябре (т. е. приехать в Петербург). Я уже об этом писал в русскую миссию в Париж, от которой недавно получил приглашение возвратиться в Россию на непродолжительное время, если состояние моего здоровья или дел мне это позволяет <...> Благодарите доброго Ковалевского за его радушное предложение и передайте мой поклон г. Карниолину-Пинскому, которого я знавал в мои молодые годы’ (П.V.156).
3 2 (14) сентября 1863 г. Тургенев получил официальное приглашение, пересланное ему в Баден русским послом в Париже А. Ф. Будбергом (см.: П.V.384—385).
4 В своем ответе Тургенев поблагодарил Анненкова за его письмо: ‘Я и без него знал, как крепка и незыблема наша, как вы говорите, четвертьвековая дружба, но такого рода подтверждения всегда приятны’ (П.V.156).

91

25 сентября (7 октября) 1863. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 52—53 об. Впервые: Литература и история, с. 315—316. Ответ на письмо Тургенева от 15 (27) сентября 1863 г. (П.V.156—157). Тургенев ответил 28 сентября (10 октября) 1863 г. (П.V.160—161). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 См. письмо 90, прим. 1 и 2.
2 В письме от 28 сентября (10 октября) 1863 г. Тургенев уверил Анненкова: ‘Что касается до приезда в Питер — то — vous prchez un converti: в ноябре там — если только жив буду’ (П.V.160—161). Однако по причине подагрического припадка в ноге Тургенев прибыл в Петербург только 4 (16) января 1864 г. (см.: П2.V.244).
3 Речь идет о повести ‘Призраки’. В письме от 28 сентября (10 октября) Тургенев заметил: ‘Что касается до фантазии, то я даже дрогнул, прочтя слово: ‘автобиография’, и невольно подумал, что когда у доброго легавого пса нос чуток, то ни один тетерев от него не укроется, в какую бы он ни забился чащу. Тетерев, разумеется, я’ (П.V.161).
4 Предсказания Анненкова насчет отзывов критики сбылись (см.: С. IX.479), в частности, в ‘Искре’ (1864, No 13) была напечатана иллюстрированная пародия, высмеивающая полет главного героя и Эллис.
5 В ответ на игру слов Тургенева (см. письмо 90, прим. 1) Анненков тоже прибегает к игре слов по поводу запрещения журнала ‘Время’, в котором должны были появиться ‘Призраки’.
6 В своем ответе Тургенев согласился: ‘Я сам полагаю, что нет никакой нужды пускать ее по литературной братии. Приятелям — другое дело. Я бы желал знать мнение о ней Александры Петровны (Тютчевой.— Ред.)’ (П.V.161).
7 Речь идет о романе А. Ф. Писемского ‘Взбаламученное море’, печатавшемся в No 3—5 ‘Русского вестника’ за 1863 г. (см. также письмо 83).
8 Анненков имеет в виду роман Н. Г. Чернышевского ‘Что делать?’ (Совр, 1863, No 3—5), ‘Взбаламученное море’ Писемского и, скорее всего, издание ‘Сочинений’ В. В. Крестовского (СПб., 1862, две части в одном томе).
9 ‘Призраки’ появились в новом журнале Ф. М. и M. M. Достоевских ‘Эпоха’ (1864,No 1— 2).

92

20 октября (1 ноября) 1863. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 54—55 об. Впервые: Литература и история, с. 317—318. Ответ на письма Тургенева от 28 сентября (10 октября), 1 (13) и 4 (16) октября 1863 г. (П.V.160—161, 163, 165—166). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 В письме от 28 сентября (10 октября) 1863 г. Тургенев писал: ‘Г-жа Виардо положила на музыку (по мнению всех знатоков — превосходно) 15 стихотворений Пушкина, Лермонтова, Фета. Мы издаем их здесь в Карлсруэ с немецким и русским текстом. Узнайте же, захочет ли Бернард (музыкальный торговец) купить несколько сот экземпляров?’ (П.V.161). Но в письме от 4 (16) октября он сообщил, что из-за болезни ключевого работника в типографии в Карлсруэ не могли набирать альбом и просил: ‘спросите Бернарда (так как он — лучший издатель музыки в Петербурге), — согласен ли он купить право издания этого альбома (г-жа Виардо удовлетворилась бы 2000 франков) в России <...>‘ (П.V.165). В несколько ином виде альбом ’12 Gedichte von Puschkine, Feth und Tourgeneff, bersetzt von F. Bodenstedt, fr eine Singstimme mit Begleitung des Pianoforte, componiert von Pauline Viardot-Garcia’ вышел в 1864 г. в лейпцигском издательстве Брейткопф и Гертель (Breitkopf und Hrtel), а также в России у Йогансена (см.: Розанов 1982, с. 210).
2 В письме от 1 (13) октября Тургенев писал: ‘в дополнение к последнему письму, прошу вас убедительно немедленно выслать мне сюда всё, что появилось из записок ‘Об университетской жизни’ Д. Писарева. Это напечатано в ‘Русском слове» (П.V.163). Речь идет о двух частях статьи Д. И. Писарева (которого Анненков шутливо называет ‘Писаревский’) ‘Наша университетская наука’ (Русск. сл., 1863, No 7—8). Передавший статью Анненкову Г. Е. Благосветлов был фактическим редактором ‘Русского слова’ в 1860—1866 гг. Под вымышленными именами выведены у Писарева профессора Петербургского университета: профессор русской истории Михаил Иванович Касторский, профессор русской словесности Михаил Иванович Сухомлинов (Телицын), профессор всеобщей истории Михаил Матвеевич Стасюлевич (Иронианский) и филолог-славист, профессор славянской филологии Измаил Иванович Срезневский (Сварожич).
3 В одном номере со второй частью статьи Писарева появился третий очерк Н. А. Благовещенского из цикла ‘Афон’ (Русск. сл., 1863, No 2, 4, 8, 11, 12, отд. изд.: СПб., 1864). Это сочинение Благовещенского о его посещении ‘Святой горы’ вызвало нападки духовенства и попало в список книг, запрещенных к выдаче в общественных библиотеках.
4 Свои ‘патриотические’ чувства, вызванные польским восстанием, В. П. Боткин изложил в двух длинных письмах к Тургеневу от 6 (18) июня и 17 (29) июля 1863 г. (см.: Т и Боткин, с. 175—178, 179—182). А в письме от 6 (18) октября он жаловался на изменения в отношениях с братьями: ‘в 52 года чувствовать себя бобылем и никому не нужным, — невыносимо тяжело <...> Это письмо пишется с целью узнать — где твое семейство проводит зиму <...> Спрашиваю об этом, потому что я решаюсь ехать на зиму в Париж <...> А кроме того я опасаюсь, что наша зима не сделала бы меня калекой <...>‘ (там же, с. 186—187). В ноябре, однако, Боткин решил ‘остаться на зиму в Петербурге’ (там же, с. 188).
5 Письмо Тургенева к M. M. Достоевскому, разрешающее ему взять у Анненкова рукопись повести ‘Призраки’, неизвестно. Новый журнал братьев Достоевских ‘Эпоха’, заменяющий закрытое ‘Время’, был разрешен только 27 января (ст. ст.) 1864 г., и ‘Призраки’ появились в сдвоенном номере (1 и 2), который вышел в конце марта 1864 г.
6Н. Г. Помяловский умер 5 (17) октября 1863 г. Анненков, который с одобрением относился к его творчеству, посвятил ему первую статью из серии своих фельетонов ‘Современная беллетристика’ (СПб вед., 1863, 6/18 января, No 5, переизд.: Анненков 2000).
7 В. А. Слепцов начал печататься в ‘Современнике’ в мае 1862 г. После возобновления журнала в 1863 г. его статьи появлялись почти в каждом номере. В частности, в No 5 за 1863 г. были опубликованы ‘Сцены из больницы’, в No 6 — ‘Письма об Осташкове (Письма VII—X)’ и ‘Петербургские заметки’, в No 7 — рассказ ‘Питомка’, в No 9 — ‘Педагогические беседы (Беседа вторая)’.
8 Анненков упоминает о конфликте и разрыве отношений между Тургеневым и Н. А. Некрасовым, что Некрасов тяжело переживал. Среди стихотворений Некрасова, появившихся в ‘Современнике’ за 1863 г., — ‘Надрывается сердце от муки…’ и ‘Калистрат’ (No 9), ‘Пожарище’ (No 10).
9 Речь идет о поэте Алексее Николаевиче Плещееве, вызванном Следственной комиссией в конце сентября—начале октября 1863 г. по ложному обвинению В. Д. Костомарова (племянника историка Н. И. Костомарова) в связи с делом Н. Г. Чернышевского (см.: Лемке М. К. Дело Н. Г. Чернышевского // Лемке, Процессы, с. 438—473).

93

29 ноября (11 декабря) 1863. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 56—57. Ответ на письма Тургенева от 19 ноября (1 декабря) и 23 ноября (5 декабря) 1863 г. (П.V.174—175 и 177). Тургенев ответил 4 (16) декабря 1863 г. (П.V.182).
1 Матвей Михайлович Карниолин-Пинский (Анненков везде пишет ‘Карниолан’) являлся председателем Следственной комиссии по ‘Делу 32-х’. Дмитрий Григорьевич Карташевский был деверем В. Я. Карташевской.
2 Получив это, как он выразился, ‘строгое письмо’, Тургенев подтвердил, что он выезжает (П.V.182). Однако по причине подагрического припадка в ноге (см. письмо 94, прим. 1) ему пришлось снова отсрочить свой приезд (см.: П2. V.244).
3 В письме от 19 ноября (1 декабря) 1863 г. Тургенев просил Анненкова: ‘Все письма, деньги, etc., которые вы получите от дяди на мое имя, храните до моего приезда’ (П.V.175). В следующем письме (письмо 94) Анненков сообщил о том, что получил от H. H. Тургенева 1400 рублей.

94

15 (27) декабря 1863. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 96—97 об. Ответ на письма Тургенева от 4 и 9 (16 и 21) декабря 1863 г. (П.V.182 и 183—184). Тургенев ответил 20 декабря 1863 г. (1 января 1864) (П.V.186—187). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 Речь идет о письме Тургенева от 9 (21) декабря 1863 г. к председателю Следственной комиссии M. M. Карниолину-Пинскому, в котором Тургенев объяснял, что по причине подагрического припадка в ноге он не мог приехать к сроку в Петербург. К письму было приложено свидетельство о состоянии его здоровья от доктора, ‘скрепленное нашим поверенным в делах, г-м Столыпиным <...>‘ (П.V.385).
2 В письме к M. М. Карниолину-Пинскому от 9 (21) декабря Тургенев писал: ‘…отказываюсь от всякого дальнейшего снисхождения ко мне и покоряюсь заранее приговору закона’ (П.V.386).
3 В письме к Анненкову от 4 (16) декабря Тургенев жаловался: ‘Но признаюсь, я не ожидал, когда получил приглашение вернуться в Россию — ‘ если мои дела или состояние здоровья тому не препятствуют’ — я не ожидал, говорю, что, согласившись на такое условное приглашение, я вдруг становлюсь чуть ли не преступником, потому что попросил отсрочки на две недели. Угрожающий тон моих будущих судей мог бы заставить меня призадуматься, если б я действительно знал за собою хотя маленький грех’ (П.V.182). Это письмо Тургенев вложил в письмо к В. П. Боткину от того же числа (см.: П.V.183).
4 Одной из главных причин вызова Тургенева в Петербург для устного допроса была та, что его письменные ответы (см. письмо 88, прим. 1) расходились с показаниями М. Л. Налбандяна (Налбандова) и А. И. Ничипоренко (см.: П.V.402—403). Ничипоренко умер в Петропавловской крепости 7(19) ноября 1863 г.
5 В письме от 9 (21) декабря Тургенев просил Анненкова: ‘да попросите, кстати, Достоевского не печатать ‘Призраков’ до моего приезда. Я, может быть, многое переделаю, а по всему видно — лучше подождать’ (П.V.184). Анненков, по-видимому, непосредственно знал об отрицательном мнении о повести как В. П. Боткина, так и Тютчевых, познакомившихся с ней через него. Прослушав повесть в чтении Анненкова, Боткин выразил свое недоумение по поводу Эллис в письме к Тургеневу от 20 ноября (ст. ст.): ‘…но эта летающая Эллис — что она?’ (Т и Боткин, с. 192—193, см. также письмо 91, прим. 6), главным критиком ‘Призраков’, однако, был Н. В. Щербань (см.: C.IX.474). В письме к Анненкову от 13 (25) декабря Тургенев признался: ‘я получаю отовсюду столько увещаний их не печатать, что я сам начинаю думать, что появление сего продукта моей музы было бы крайне неуместно <...>‘ (П.V.185). Однако на предложение Анненкова Тургенев ответил 20 декабря (1 января 1864 г.): ‘я сознаюсь в своей глупости, которая состоит в том, что поручивши однажды вам участь этой вещи, мне нечего было заботиться о ней. И потому снова повторяю: поступайте, как знаете, заранее подписываюсь обеими руками и одобряю всё, что вы ни сделаете’ (П.V.187). ‘Призраки’ появились в ‘Эпохе’ (1864, No 1—2).
6 О деньгах от Н. Н. Тургенева см. письмо 93, прим. 3. В известной части письма Тургенева от 19 ноября (1 декабря) 1863 г. никаких вычетов не упоминается.
7 На л. 97 об. внизу находятся музыкальные ноты (триолеты) и профиль мужского лица, нарисованные рукой Тургенева.

95

20 декабря 1863 (1 января 1864). Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 60—61. Ответ на письмо Тургенева от 13 (25) декабря 1863 г. (П.V.184—185). Год устанавливается по связи с этим письмом. Тургенев на это письмо не ответил.
1 В письме от 13 (25) декабря 1863 г. Тургенев привел текст депеши из немецких газет с сообщением, будто в России арестовано человек 300, между которыми числился и сам Тургенев (см.: П.V.185).
2 Тургенев выехал из Бадена 1 (13) января 1864 г. и прибыл в Петербург 4 (16) января (см.: П2.V.244).
3 О распоряжениях по поводу ‘Призраков’ см. письмо 94, прим. 5.

96

1 (13) января 1864. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 62—63 об. Ответ на письмо Тургенева от 20 декабря 1863 г. (1 января 1864) (П.V.186—187). На это письмо Тургенев не ответил.
1 О причинах задержки Тургенева см. письмо 94, прим. 1. Поздравив Анненкова с ‘басурманским новым годом’, в письме от 20 декабря 1863 г. (1 января 1864) Тургенев сообщил: ‘Ноге моей лучше — т. е. опухоль почти прошла, но ходить я все-таки еще не могу, — и от негоризонтального положения она вся ноет, как больной зуб. Доктор мне, в одно и то же время, подает надежду и рекомендует терпение’ (П.V.186—187). Тургенев выехал из Бадена в день, когда Анненков писал это письмо (см.: П2.V.244).
2 В письме от 20 декабря 1863 г. (1 января 1864) Тургенев обещал: ‘Завтра я вам вышлю небольшой списочек поправок (в случае, если вы скажете: печатать) и прошу вас с низким поклоном продержать корректуру’ (П.V.187). Сдвоенный номер ‘Эпохи’ (1864, No 1—2), в котором появились ‘Призраки’, вышел 24 марта (ст. ст.) 1864 г. (см. письмо 98).
3 Речь идет о вызове Тургенева в Петербург по ‘Делу 32-х’ (см. письма 84, прим. 1, 90, прим. 2 и 94, прим. 1—4).
4 Речь идет о Родионе Егоровиче Гринвальде, бывшем товарище по службе отца Тургенева (см. о нем: Житова В. Н. Из ‘Воспоминаний о семье И. С. Тургенева // Т в восп. совр., т. 1, с. 40 и 48). Тургенев упоминает о его смерти в письме к брату от 3(15) января 1878 г. (см.: П.XII1.258).
Владимир Петрович Бутков был председателем комиссии для разработки проектов судебных реформ. В дневниковой записи от 14 декабря (ст. ст.) 1863 г. А. В. Никитенко жаловался: ‘Вчера в заседании Академии, по предложению графа Блудова, выбрали в почетные члены Буткова <...> Стыдно президенту, что он навязал нам такого господина, как Бутков’ (Никитенко, т. 2, с. 387).
5 Тургенев принял это предложение Анненкова и изъял это место (см.: C.IX.384).
6 Письмо не застало Тургенева в Бадене (см. прим. 1). Речь идет о письме от 13 (25) декабря 1863 г., в котором Тургенев заметил: ‘Любезнейший П. В., я, вероятно, уже наскучил вам со всеми моими поручениями, просьбами и т. д. Но делать нечего: терпели до сих пор, терпите дальше <...> Пожалуйста, добрый П. В., не поленитесь исполнить эту — для меня важную — просьбу (уговорить Ф. М. Достоевского отсрочить печатание ‘Призраков’.— Ред.). Полениться — это я дурное слово употребил и к вам неподходящее — я должен был бы сказать: не побрезгайте’ (П.V.184—185).

97

5 (17) марта 1864. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 64—65 об. Ответ на неизвестное письмо Тургенева. Тургенев ответил 12 (24) марта 1864 (П.V.237—238). Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 Тургенев вернулся в Баден-Баден 1 (13) марта 1864 г. (см.: П.V.235) и, очевидно, оттуда написал неизвестное письмо Анненкову.
2 Речь идет о праздновании трехсотлетия со дня рождения Вильяма Шекспира, которое хотел предпринять Литфонд и которое осуществилось только в сокращенном (по сравнению с предлагаемым) виде, почему и музыке была отведена более значительная роль, чем предполагалось первоначально (см. письмо 98, прим. 2). Вечер окончился известным (свадебным) маршем Ф. Мендельсона из ‘Сна в летнюю ночь’ (Ein Sommernachtstraum, op, 61—1842). А. Г. Рубинштейн в празднике не принимал участия, оркестр был под управлением М. А. Балакирева. Кроме Мендельсона исполнялись: увертюра к ‘Юлию Цезарю’ Р. Шумана (Julius Csar, op. 128—1851) и скерцо Г. Берлиоза из драматической симфонии ‘Ромео и Джульетта’ (Romo et Juliette, op. 17—1838—1839, так наз. ‘La Reine Mab, ou la Fe des Songes (Scherzo)’) (см.: Левин, Шекспир, с. 412).
3 Имеется в виду ‘Речь о Шекспире’ (C.V.48—51).
4 Речь идет об альбоме с иллюстрациями к пьесам Шекспира немецкого художника Вильгельма фон Каульбаха (Kaulbach) ‘Shakespeare-Album in photographische Abbildungen’. Альбом с иллюстрациями к трем пьесам (‘Макбет’, ‘Буря’, ‘Король Джон’) впервые вышел в Берлине в 1855 г. и потом несколько раз переиздавался в расширенном виде.
5 На вечере А. Н. Майков прочитал свое стихотворение ‘Шекспир’ (см.: Майков А. Н. Избранные произведения. Л., 1977. С. 410—411) и также стихотворение отсутствующего Я. П. Полонского ‘Шекспиру’ (см.: Полонский Я. П. Полное собрание стихотворений: В 5 т. СПб., 1896. Т. 1. С. 363—364). В. Г. Бенедиктов читал отрывки из ‘Короля Джона’ в еще не изданном переводе А. В. Дружинина, скончавшегося 19 (31) января 1864 г. А. Н. Островский в вечере не принимал участия (см.: Левин, Шекспир, с. 412).
6 Никакие актеры в этом вечере не принимали участия (см.: Левин, Шекспир, с. 412).
Речь идет о Василии Васильевиче Самойлове, в 1835—1875 гг. актере Александрийского театра, известном исполнителе ролей Шейлока, Гамлета и короля Лира, и о его сестрах, Надежде (Самойлова 1-я) и Вере (Самойлова 2-я), к этому времени уже оставивших сцену.
Немецкий актер и режиссер Фридрих Гаазе (Haase) в 1858—1864 гт. работал преимущественно в Петербурге. Среди его известных ролей была роль Рихарда III.
Американский негритянский актер Аира Олдридж после 1826 г. выступал в Европе, а с 1858 г.— с величайшим успехом в России (см. о нем: Marshall, Herbert and Stock, Mildred. Ira Aldridge: The Negro Tragedian. Carbondale and Edwardsville, 1958. P. 219—244, 255—290). Он играл все главные шекспировские роли, но особенно прославился исполнением роли Отелло.
7 Речь идет об увертюре и четырех антрактах к трагедии ‘Король Лир’, которые М. А. Балакирев сочинил в 1859—1861 гг. Увертюра в первый раз была исполнена уже в 1859 г. (см.: Фрид Э. Симфоническое творчество // Милий Алексеевич Балакирев. Исследования и статьи. Л., 1961. С. 106—129).
8 Анненков имеет в виду крупное (4 тома) исследование о Шекспире известного немецкого ученого Г. Г. Гервинуса (Gervinus), вышедшее впервые в Лейпциге в 1849—1850 гг. под названием ‘Shakespeare’ и впоследствии переизданное много раз как на немецком языке, так и в переводах, в том числе и на русском языке (СПб., 1862). Речь Тургенева на вечере читал П. П. Пекарский. Кроме этой речи на вечере прозвучал также доклад А. Д. Галахова ‘Шекспир в России’ (см.: Левин, Шекспир, с. 412).
9 В Польшу В. П. Боткин поехал вместе с Н. А. Милютиным (который, как статс-секретарь по делам Царства Польского, был ответствен за проект отмены крепостного права в Польше). Милютин первоначально пригласил Тургенева, который, однако, отказался (см.: П2.V.274—275). В письме к Анненкову от 1 июня (н. ст.) 1864 г. В. П. Боткин писал: ‘Я обещался написать вам о своих впечатлениях в Варшаве и не написал, но это оттого, что нервы мои были так расстроены, что я буквально не в состоянии был писать. В добавление к этому меня при переезде за границу приняли за поляка, арестовали, обыскали. Дело в том, что по телеграфу получено было приказание арестовать и обыскать одного едущего в нашем поезде, которого приметы были несколько сходны с моею наружностью. Мой арест продолжался часа три, пока из ближайшего города получено было приказание тотчас отпустить меня. Эта трагикомедия немало расстроила мои и без того больные нервы’ (Анненков 1892, с. 577). А в письме к Тургеневу от 21 мая (н. ст.) Боткин сообщил: ‘Ведь я поехал в Варшаву с Милютиным и пробыл там 12 дней <...> Пока скажу одно, что все эти 12 дней я был в нравственной лихорадке и постоянном раздражении. Хотел написать что-нибудь — принимался и не мог. Я теперь не способен даже для газетной корреспонденции’ (Т и Боткину. 199—200).
10 Из-за того, что ему нужны были деньги, в частности в связи с расходами для приданого дочери, Тургенев решил, очевидно во время своего пребывания в Петербурге, продать выкупные свидетельства (род земельных акций по расчетам с бывшими крепостными крестьянами). Это дело не скоро решилось (см. письма 99 и 100). Евгений Иванович Ламанский был в это время товарищем управляющего Государственным банком.
11 В ответном письме к Анненкову от 12 (24) марта Тургенев признался: ‘100 руб. я действительно занял у Ковалевского и, по легкомыслию своему, забыл отдать. Мне совестно просить вас заплатить за меня — но я не знаю, как бы это сделать. Разве вот что: Достоевский остался мне должен за ‘Призраки’ 300 р., не даст ли он вам эти 100 или уже кстати всего 150 руб. (50 р. я вам был должен)?’ (П.V.237).
12 Возможно, что одна из этих комиссий касалась дел Н. В. Успенского (см. письмо 99, прим. 4).
13 В письме от 12 (24) марта Тургенев обещал: ‘Статейку об альбоме г-жи Виардо для ‘Journal de St-Ptersbourg’ я вам вышлю, но, кажется, достаточно будет сказать нечто вроде следующего: Nous nous empressons de faire savoir nos lecteurs une bonne nouvelle: l’illustre (ou la cl&egrave,bre) cantatrice P. V. vient de publier un album, и т. д. А иод конец: Nous ne doutons pas que le public ne fasse bon accueil и т. д.— Всего каких-нибудь 15 строк. (Мы спешим сообщить нашим читателям приятную новость: знаменитая (или известная) певица П. В. только что издала альбом <...> Не сомневаемся, что публика окажет радушный прием)’ (П.V.238, 626, об этом альбоме см. письмо 92, прим. 1). В ‘Journal de St-Ptersbourg’ заметки об альбоме не появилось. Короткое объявление об издании появилось в ‘Санкт-Петербургских ведомостях’ еще в номере от 23 февраля (ст. ст.), очевидно при посредничестве самого Тургенева накануне своего отъезда из Петербурга (см.: П.V.626—627).
14 Речь идет о поединке между археологом-профессором классических древностей Московского университета Павлом Михайловичем Леонтьевым и гласным Московской городской думы Сергеем Николаевичем Гончаровым из-за статей первого о гласных думы в ‘Русском вестнике’ M. H. Каткова.

98

25 марта (б апреля) 1864. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 66—67 об. Ответ на письмо Тургенева от 12 (24) марта 1864 г. (П.V.237—238). Письмо Тургенева от 1 (13) апреля 1864 г. (П.V.247), известное не полностью, является скорее всего ответом на это письмо Анненкова.
1 В первом, сдвоенном, номере ‘Эпохи’ (1864, No 1—2) появилась повесть Тургенева ‘Призраки’. В постскриптуме к своему письму от 12 (24) марта Тургенев спросил: »Искра’ меня еще не продернула?’ (1.V.238, см. также письмо 104, прим. 4). О долге Тургенева Ег. П. Ковалевскому и Анненкову см. письмо 97, прим. 11. Анненков написал Ф. М. Достоевскому, но на это письмо ответил M. M. Достоевский (см. письмо 99, прим. 3).
2 В ответ на пожелание Литературного фонда провести шекспировский праздник в Большом театре министр двора В. Ф. Адлерберг написал председателю фонда Ег. П. Ковалевскому, что Александр II счёл ‘неуместным <...> учреждать юбилейное торжество в память рождения иноземца, хотя и великого поэта, при непосредственном участии и как бы по вызову правительства. Посему Его Величество не соизволил на предоставление для означенной цели театра императорского, дозволяя, впрочем, почитателям Шекспира, русским подданным и проживающим здесь иностранцам, отпраздновать день его рождения между собой с соблюдением установленных на подобные случаи правил’ (цитируется по: Левин, Шекспир, с. 411). Праздник состоялся 23 апреля (ст. ст.) в зале Русского купеческого общества для взаимного вспоможения, в доме Кононова, присутствовало всего около 200 человек. На вечере преобладала музыка (см.: Левин, Шекспир, с. 412 и письмо 97, прим. 2, 4—7).
3 Имеются в виду речь Тургенева к шекспировскому празднику (‘Речь о Шекспире’ — C.V.48—51) и неосуществленная статья о Пушкине (о ней см. письма 82, прим. 4 и 86, прим. 3).
4 Английский клуб в Петербурге был основан в подражание английским джентльменским клубам в Англии английскими торговцами в 1764 г.
В 1864 г. начало выходить новое девятитомное издание ‘Сочинений’ Г. Р. Державина под редакцией Я. Грота. Среди стихотворений Державина на гастрономическую тему можно упомянуть ‘Разные вина’ 1782 г.
Балтазаровский праздник — в ‘Книге пророка Даниила’ в Ветхом Завете (гл. 5) рассказывается о пышном пире царя Вавилона Валтасара, во время которого появились на стене таинственные письмена, предсказывающие его гибель.
Лафит, Дикем — прославленные французские вина, Chteau Lafitte — красное вино из района Бордо, Chteau d’Yquem — белое вино типа сотерн. Страсбург, Перигор — Страсбург известен своими паштетами, а район Перигор (Prigord) — своими трюфелями и паштетом из гусиной печенки.
5 В 1864 г. А. М. Горчаков был вице-канцлером иностранных дел, сер Франсис Непир (Napier) — послом Великобритании в Петербурге.
6 О торжествах, связанных с этим юбилеем, в частности об упоминаемом параде 19 марта (ст. ст.) 1864 г., см. ‘Голос’ (1864, No 81, с. 3) и ‘Северную почту’ (1864, No 66, с. 264), оба от 21 марта ст. ст.

99

5 (17) апреля 1864. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 68—70. Ответ на письмо Тургенева от 24 марта (5 апреля) 1864 г. (П.V.242—243). Год устанавливается по связи с этим письмом. Ответ Тургенева на это письмо неизвестен.
1 О шекспировском юбилее см. письмо 98, прим. 2.
2 Рассказ ‘Собака’ появился в ‘Санкт-Петербургских ведомостях’, но только в 1866 г. (см. письмо 111, прим. 1).
3 К письму приложена записка М. Достоевского (лл. 71—71 об., см. также: Т и Достоевский, с. 88):
Милостивый государь Павел Васильевич.
Я наводил нынче справку в Почтамте. Оказывается, что Почтамт не принимает никаких посылок в Париж: иначе как полотно. Пересылка первых двух NoNo моего журнала обошлась бы таким образом рублей в 50—60. В Почтамте мне сказали, что можно подписаться на ‘Эпоху’ в самом Париже. Сообщите это Тургеневу. Я же с своей стороны постараюсь на днях переслать ему вышедшую книгу через кого-нибудь из книгопродавцев.
Брат, которому Вы пишете, уже около двух месяцев в Москве. Так как он просил меня вскрывать все письма, адресованные на его имя, то я теперь и отвечаю Вам за него.
Примите уверение в совершенном моем уважении
М. Достоевский.
30 марта
Понедельник
4 К письму приложена и следующая расписка (л. 72):
Справка конторы: Общественной пользы
Рассказы Успенского —
Стоимость этой книги, по напечатанию и проч.— около 1700 р.— Продано в декабре
1863 г., январе и феврале 97 экз.
по 1 р. 40 к, 135.80
Остается долгу за г. Успенским 1564 р. 20
Речь идет об издании ‘Рассказов’ Н. В. Успенского, которое выпустило товарищество ‘Общественная польза’ (импринт на титульном листе указывает 1864 г. как год издания).
5 Об этих денежных делах см. письма 97, прим. 10 и 100. Письмо Тургенева из Парижа от 1 (13) апреля еще не прибыло в Петербург, когда Анненков писал свое письмо. В письме от 25 апреля (7 мая) Тургенев одобрил принятое решение: ‘Я никак не полагал, что вы выедете раньше 23-го, и потому телеграммы вам не послал из Парижа, а послал письмо с доверенностью Макарову, которое бы вам следовало получить, но, по вашим словам, всё хорошо устроилось и так, и я сейчас же спишусь с Макаровым. Насчет денег — я могу ждать’ (П.V.253).
6 По настоянию редактора, П. Д. Боборыкина, Тургенев первоначально согласился отдать речь в ‘Библиотеку для чтения’, о чем сообщил Анненкову в письме от 24 марта (5 апреля) 1864 г. (см.: П.V.243). Речь, однако, появилась в ‘Санкт-Петербургских ведомостях’, которые издавал В. Ф. Корш, в общей статье, посвященной шекспировскому празднику (No 89, 24 апреля ст. ст.).
7 Телеграммы Тургенев не выслал, а меры Анненкова в связи с денежными делами он одобрил в (неизвестном) письме к Н. Я. Макарову (см. прим. 5).
8 Речь идет о Николае Приходько и Александре Николаевиче Штрейхе, арестованных 30 марта (ст. ст.) 1864 г. В дневнике за 5 апреля П. А. Валуев записал: ‘На днях арестовали около Зимнего дворца двух молодых людей, которые подходили с назойливостью к трем разным часовым и у одного из них пытались отнять ружье. Оказалось, что они прежде заходили в комнату арапов и там расспрашивали о расположении караулов. Оба студента, один из них под полицейским надзором и замешан был в дело разбрасывания возмутительных воззваний’ (Дневник Валуева, т. 1, с. 277). Штрейх, который был под надзором за то, что у него нашлись номера ‘Колокола’, был осужден на каторжные работы, Приходько — на три месяца в Петропавловскую крепость (см.: там же, с. 413).
9 Определение Сената по делу Н. Г. Чернышевского — ‘лишить всех прав состояния и сослать в каторжную работу на рудниках на 14 лет, поселив затем в Сибири навсегда’ — поступило к министру юстиции Д. Н. Замятину в начале декабря 1863 г., но вернулось им в Сенат для сличения с ‘Докладом’, составленным чиновниками министерства. Новую редакцию сенаторы подписали 6 февраля (ст. ст.) 1864 г. Определение было утверждено Государственным советом 7 апреля и Александром II, который по традиции сократил срок каторжной работы наполовину. 4 мая приговор был объявлен самому Чернышевскому, и публичное объявление на Мытнинской площади состоялось 19 мая (см.: Демченко А. А. Н. Г. Чернышевский. Научная биография. Саратов, 1992. Ч. 3. С. 278—281, 283 и 285—291).

100

22 апреля (4 мая) 1864. Берлин

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 73—74. Тургенев ответил 25 апреля (7 мая) 1864 г. (П.V.253—254). Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 Об этих денежных делах см. письма 97, прим. 10 и 99, прим. 5 и 7.
2 О шекспировском празднике в Петербурге см. письма 97, прим. 2 и 98, прим. 2. Московское торжество произошло в день международного празднования 23 апреля по новому стилю (11 апреля ст. ст.) в актовом зале университета. Оно состояло из речей и сцен из разных пьес Шекспира при участии актеров Малого театра. В Москве юбилей отмечался также московским кружком любителей драматического искусства (10 апреля ст. ст.) и обедом в московском немецком клубе (см.: Левин, Шекспир, с. 412—413).
3 В ответе от 25 апреля (7 мая) Тургенев писал: ‘Ехать в Кельн — мне кажется так же странным, как ехать в Царево-Кокшайск, я понимаю это как иносказательный оборот — вместо: ехать в Париж <...> Но где вы будете воды пить? В Эмсе или в Богемии? <...> Я передаю вам все эти соображения собственно с целью узнать, когда можно надеяться увидеть вас обоих в Бадене. Здесь теперь рай земной воочию совершается, и тепло стало’ (П.V.253).

101

27 апреля (9 мая) 1864. Берлин

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 75—76. Ответ на письмо Тургенева от 25 апреля (7 мая) 1864 г. (П.V.253—254). Неизвестно, ответил ли Тургенев на это письмо.
1 См. письмо 100, прим. 3. Анненковы съездили в северную Италию в конце июля (н. ст.), а в Париж — в сентябре 1864 г.
2 Несмотря на ряд предложений, Тургенев и Анненков встретились только во время поездки П. В. и Г. А. Анненковых через Баден, где остановились дней на 10, по пути в Италию в первых числах июля (н. ст.) (см.: П.V.273 и письма 102, прим. 3 и 106, прим. 1).
3 Анненковы прибыли в Берлин в разгаре войны 1864 г. Пруссии и Австрии против Дании (германско-датская война). В январе 1864 г. Пруссия предъявила Дании ультиматум об отмене новой конституции, в которой провозглашалось присоединение Шлезвига к Дании. 1 февраля (н. ст.) 1864 г. прусские и австрийские войска вступили в Шлезвиг. Перемирие было заключено по инициативе Дании с 12 мая по 26 июня, но военные действия возобновились 29 июня, и война кончилась полным поражением Дании. По Венскому мирному договору (30 октября) Дания уступила Шлезвиг, Голь-штейн и Лауэнбург Пруссии и Австрии, что повело в 1866 г. к войне между Австрией и Пруссией.
Парад, о котором упоминает Анненков и в котором принял участие сам Вильгельм I, произошел 4 мая (н. ст.) 1864 г. (см.: Knigliche privilegirte Berlinische Zeitung. 1864, 5. Mai. S. 2). Дюппель (Dppel, по-датски Dybbel) — деревня в Шлезвиге, на полуострове Зундевит, где находились главные датские укрепления. 18 апреля (н. ст.) 1864 г. их взяли прусские войска, овладевшие штурмом 119 пушками.
4 Композитор Дж. Мейербер скончался в Париже 2 мая (н. ст.) 1864 г. Его бренные останки перевезли в Берлин, где 9 мая произошло погребение. Описание погребения см. в книге: Zimmermann, Reiner. Giacomo Meyerbeer. Eine Biographie nach Dokumenten. Berlin, 1991. S. 410—411.
5 О маршруте Анненковых см. прим. 1. Они вернулись в Петербург около 10 (22) ноября 1864 г. (см. письмо 111).
6 В письме от 25 апреля (7 мая) Тургенев сообщил: ‘Неделю тому назад вам выслал ‘Собаку’, но, с свойственной мне предусмотрительностью, выставил на обертке, что в случае вашего отъезда передается письмо H. H. Тютчеву <...> Хотелось бы мне прочесть ее вам’ (П.V.253).

102

9 (21) мая 1864. Эмс

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 77—78 об. Тургенев ответил 11 (23) мая 1864 г. (П.V.256-257). Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 По-немецки Pfinstcn значит Пятидесятница — церковный праздник явления Святого Духа, понедельник после Пятидесятницы называется Духов день. В 1864 г. западная Пятидесятница праздновалась в воскресенье 14 мая.
2 В ‘Замечательном десятилетии’ Анненков вспоминал о борьбе, которую вел А. А. Краевский в 1839 г., ставший редактором ‘Отечественных записок’, с ‘журнальным триумвиратом’, членом которого был Ф. В. Булгарин: ‘Ф. В. Булгарин, по чувству самосохранения, скоро угадал новую силу, являющуюся на журнальном поприще с ‘Отечественными записками’, и опасность, которая грозит авторитетам колонновожатых печати, если она решительно обратится против них. При встрече с редактором нового журнала Ф. В. Булгарин предлагал ему просто-напросто присоединиться к союзу журнальных магнатов и сообща с ними управлять делами литературы. Предложение было, конечно, устранено собеседником’ (Анненков, Зд, с. 145).
3 В неизвестном письме от 9 (21 ) мая (которое разошлось с этим письмом Анненкова) Тургенев прелагал встретиться в Бадене (см.: П.V.256). В ответ на предложение Анненкова встретиться во Франкфурте Тургенев его снова пригласил к себе в связи с приездом В. П. Боткина (см. наст, письмо, прим. 5). В письме от 20 мая (1 июня) (письмо 104) Анненков в свою очередь снова предлагает встречу во Франкфурте, но, несмотря на готовность Тургенева приехать туда (см. письмо 104, прим. 2), в письме от 2 (14) июня (письмо 106) Анненков предложил отложить их встречу, которая состоялась только с приездом П. В. и Г. А. Анненковых в Баден после окончания их курсов лечения в Эмсе, в первых числах июля (н. ст.) (см. письмо 106, прим. 1).
4 В это время Н. С. Тургенев жил в Дрездене, где Тургенев навестил его на обратном пути в Баден и Париж из России в последних числах февраля—начале марта 1864 г. (см.: П.V.250). Известно, однако, что Н. С. Тургенев разъезжал по Германии (главным образом, очевидно, по врачам и курортам) (см.: П.V.249, 277 и 646).
5 Об этих денежных делах Тургенева см. письмо 97, прим. 10 и 11 и письмо 99, прим. 5.
В письме от 11 (23) мая 1864 г. Тургенев известил Анненкова о том, что В. П. Боткин должен на короткое время приехать в Баден-Баден: ‘Ваш приезд будет приятный сюрприз для Боткина — а для меня — истинный праздник’ (П.V.256). О Боткине и Английском клубе см. письмо 103, прим. 2.
В это время приближалась к концу длинная командировка К. Д. Кавелина (см. письмо 73, прим. 3). Его женой была Антонина Федоровна (урожд. Корш).
6 Речь идет о старшей дочери П. и. Л. Виардо, Луизе, которая из Южной Африки, где ее муж Эрнест Эритт (Hritte) был французским консулом, приехала в Баден-Баден в марте 1864 г. в связи с предстоящими родами. Там 17 апреля (н. ст.) 1864 г. родился ее сын, Луи (Loulou) Эритт (см.: П2.V.265—266 и П2.VI.12)
7 Модест Андреевич Корф в это время служил начальником II отделения Собственной с. и. в. канцелярии, а с октября 1864 г. возглавлял департамент законов Государственного совета.

103

12 (24) мая 1864. Эмс

ИРЛИ, ф. 7, No 8, л. 79. Ответ на письмо Тургенева от 11 (23) мая 1864 г. (П.V.256). Тургенев ответил 21 мая (2 июня) 1864 г. (П.V.257—258). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 О приезде В. П. Боткина в Баден-Баден см. письмо 102, прим. 5.
2 В письме к Анненкову от 1 июня (н. ст.) 1864 г. Боткин писал: ‘На совести лежит у меня дурной поступок перед вами, Павел Васильевич. Это — то, что я не заехал к вам в Эмс <...> Примите также мою искреннюю благодарность за помещение меня в английский клуб, если эта благодарность может выражаться в возлиянии перед вами приятного для вас напитка, то это возлияние непременно последует там при первом же обеде с вами’ (Анненков 1892, с. 576—577).
3 О денежном деле см. письма 97, прим. 10 и 99, прим. 5.

104

20 мая (1 июня) 1864. Эмс

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 81—82 об. Тургенев ответил 21 мая (2 июня) 1864 г. (П.V.257—258). Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 В письме от 21 мая (2 июня) Тургенев обещал: ‘Отлагаю до личного свидания описание пребывания Василия Петровича здесь, чтение ‘Собаки’ и пр. Скажу вам только, что Боткин здесь замирал и таял от неги, что не помешало ему с остервенением и скрежетом зубов отправиться к Фету, у которого он выстроил флигель, стоивший ему 1500 руб. сер.! Вот человек — осудил себя на добровольное мученичество! А впрочем, я думаю, его тоска гложет и гонит с места на место’ (П.V.258, см. также письмо 92, прим. 4).
2 В ответ на предложение Анненкова Тургенев писал: ‘Прежде всего скажу вам, что мысль ваша — съехаться во Франкфурте — очень хороша и что я знаю только одну еще лучше: приехать к нам в Баден <...> вам это нисколько не мешает приехать потом с вашей женой — напротив! Но, чтобы доказать вам мое желание видеться с вами (в котором, я надеюсь, вы не сомневаетесь), я готов в начале будущей недели отправиться во Франкфурт, и если до вторника не получу от вас отмены — во вторник же напишу вам, когда я выеду и с каким поездом’ (П.V.258). Приняв это предложение в письме от 4 июня (н. ст.) (письмо 105), Анненков его отменил в письме от 14 июня (письмо 106). О приезде Анненковых в Баден-Баден см. письмо 106, прим. 1.
О гостинице ‘Westendhalle’ см. также письмо 145, прим. 1.
3 Речь идет о статье М. А. Антоновича ‘Русская литература.— Современные романы’ (Взбаламученное море. Роман в шести частях. А. Ф. Писемского. 111 тома.— Призраки. Фантазия. Ив. Тургенева. ‘Эпоха’, 1864, No 1—2)’ в апрельском номере ‘Современника’ за 1864 г. (с. 201—238).
4 Имеется в виду шуточное стихотворение ‘Призраки. (Посвящается И. С. Тургеневу, Ф. М. Достоевскому и всем представителям ‘болезненной’ поэзии)’, напечатанное в No 13 ‘Искры’ за 1864 г. (с. 200—205) и подписанное: ‘Владимир Монументов’ (псевдоним В. П. Буренина).

105

23 мая (4 июня) 1864. Эмс

ИРЛИ, ф. 7, No 8, л. 83—83 об. Ответ на письмо Тургенева от 21 мая (2 июня) 1864 г. (77. V. 257—258). Год устанавливается по связи с этим письмом. Неизвестно, ответил ли Тургенев на это письмо.
1 О планах встретиться во Франкфурте см. письмо 104, прим. 2.
2 О ‘Собаке’ см. письмо 104, прим. 1. О каком немецком поэте идет речь, установить не удалось.
3 Во втором из своих ‘Писем к будущему другу’ (Кол., л. 182 от 20 марта 1864 г.) Герцен пишет по поводу действующего лица из ‘Отцов и детей’ в связи с вопросом о женских правах: ‘Лицо Кукшиной вообще неудачно и пошло… Тургенев слаб и даже плох там, где он, насилуя свой талант, пишет на заданную политическую и полемическую тему, он впадает в шаржу, и Кукшина также не тип, а карикатура…’ (Герцен, т. XVIII, с. 74—75).
Цифиркин, отставной сержант — действующее лицо комедии Д. И. Фонвизина ‘Недоросль’. Исаак Ньютон (Newton) и П.-С. Лаплас (Laplace) — выдающиеся ученые (физики, астрономы и математики).
Варфоломей Александрович Зайцев — критик журнала ‘Русское слово’.

106

2 (14) июня 1864. Эмс

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 85—85 об. Год устанавливается по содержанию.
1 О разных более ранних планах для встречи см. письма 102, прим. 3 и 104, прим. 2. Когда именно Анненковы прибыли в Баден-Баден, неизвестно, 16 (28) июня Тургенев жаловался Морицу Гартману, что Анненкова еще нет и что он ‘vielleicht, nach lblicher Slaven-Art, am Ende gar nicht kommen wird’ (возможно, по хваленому славянскому обычаю, в конце концов вовсе не приедет) (П.V.270, 455), но 9 (21) июля он уже писал Д. Я. Колбасину: ‘Анненковы были здесь и провели у меня дней десять’. В этом же письме Тургенев сообщает об Н. Н. и А. П. Тютчевых: ‘Тютчевы в Швальбахе и, может быть, тоже заглянут сюда’ (П.V.273).

107

3 (15) августа 1864. Милан

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 87—88. Ответ на письмо Тургенева от 14 (26) июля 1864 г. (П.V.273—274). Год устанавливается по связи с этим письмом. Предполагаемый ответ Тургенева неизвестен.
1 В письме от 14 (26) июля 1864 г. Тургенев жаловался: ‘Что же это вы, любезный П. В., точно воды в рот набрали и никакой весточки не даете о себе?’ (П.V.273).
2 Белладжио — город на самой оконечности мыса Белладжио, который разделяет озеро Комо на два южных рукава. Над городом стоит несколько великолепных вилл-палаццо, в том числе Villa Serbelloni, с прекрасными видами на озеро и на Альпы.
3 В письме от 14 (26) июля Тургенев сообщил Анненкову, что после его отъезда из Бадена пришла на его имя телеграмма от А. Д. Блудовой: ‘… я отвечал на ее имя во Франкфурт, что Анненков-де уехал и находится, вероятно, на берегу Комского озера, в Тремеццо. Сегодня я получаю письмо на ваше же имя, которое прилагаю’ (П.V.273). Речь идет о графине Антонине Дмитриевне Блудовой, с 1863 г. камер-фрейлине, дочери председателя Государственного совета и президента Академии наук. Она поселилась в Ницце, где была при больном цесаревиче (см. письмо 116).
Ег. П. Ковалевский оставил должность директора Азиатского департамента Министерства иностранных дел в 1861 г. и скончался 20 сентября (ст. ст.) 1868 г. Анненков написал о нем некрологическую статью, в которой о последних годах Ковалевского заметил: ‘Но усталость от этой жизни скрытных волнений, утаенных чувств, подавленного негодования и проч. отражалась приметным образом на его существе и особенно в последние годы получила вид и форму чего-то похожего на органическую, неизлечимую болезнь <...> занятие и развлечение находил он в игре, которой, по временам, и предавался со страстью. Но и это средство оказывалось недействительным: мысли оно не успокаивало, а физический организм, потрясенный уже всеми прежними его трудами и болезнями, нажитыми в дальних вояжах — подрывало окончательно’ (Анненков 1877, т. 1, с. 340—341, впервые: СПб. вед., 1868, 29 октября ст. ст., No 296, с. 1—2).
4 В связи с тем что на имя Анненкова после его отъезда из Бадена продолжала приходить почта, Тургенев заметил в своем письме от 14 (26) июля: ‘… я бы мог заключить, что вы имели намерение остаться в Бадене долгое время — но что моя зубная боль и скверная погода заставили вас обратиться в бегство’ (П.V.273—274). Анненковы из Италии вернулись в Баден, где гостили у Тургенева, а оттуда, около 9 (21) сентября, поехали в Париж (см.: II.V.283, 281). Это их пребывание в Бадене Анненков вспоминал с умилением в 1873 г. (см. письмо 161).
5 Речь идет о письме А. И. Герцена от 6 августа (н. ст.) 1864 г. в ответ на неизвестное письмо Анненкова, ответ Анненкова также неизвестен. В своем письме Герцен заметил: ‘… по твоему письму ко мне можно заключить, как мы стали глупы, глухи, без чутья и пр. <...> Бывало и ты добродушно смеялся — показывая зубы милого моржа, красноречиво писал о судне Антонина — а теперь туда же хочешь плыть в судне Муравьева — это старость’ (Герцен, т. XXVI2, с. 500—501, 861). Этот обмен письмами привел к разрыву в их отношениях. В письме к М. К. Рейхель от 28 августа (н. ст.) 1864 г. Герцен жаловался: ‘Даже Павел Анненков и тот лягнул в письме, с Тур<геневым>, Ботк<иным> и сношения нет’ (там же, с. 510). По поводу мнения Анненкова об Н. П. Огареве Герцен писал М. Мейзенбуг 24 ноября (н. ст.) 1864 г.: ‘Que c’est l’homme le plus saint et le plus large d’horizon — il n’y a pas de doute. Il viendra un autre temps — dans lequel les mesquins, les petits esprits, a la Botk et Annenk — se raviseront. Amen’ (Человек он святейший и с широчайшим кругозором — в этом никакого сомнения. Придет другое время — когда посредственности, мелкие натуры, вроде Ботк<ина> и Анненк<ова>, одумаются. Аминь’ (там же, с. 529, 530). Сам Огарев писал Е. В. Салиас де Турнемир 1 октября 1864 г. об Анненкове и Боткине: ‘Как мне грустно становится, что я их любил и что иной раз отыскиваю струнку воспоминаний — и тогда-то, отравившись, хочется хватить прямо, чтоб надписи снять нельзя было —‘ (там эюе, с. 513).
6 Композитор, которому покровительствовал М. И. Глинка, Владимир Никитич Кашперов в это время жил на оз. Комо. В письме к Тургеневу от 24 октября (н. ст.) 1864 г. Кашперов писал о том, что он собирается вернуться в Россию, в связи с ‘некоторыми предложениями’, которые ему сделала дирекция императорских театров в Петербурге. Речь идет о его опере ‘Консуэло’ (на сюжет одноименного романа Ж. Санд), премьера состоялась в 1865 г. в Венеции. В Петербурге эта опера не ставилась, хотя в начале 1865 г. там шел один акт оперы (см.: Т. сб., вып. 1, с. 401,405, 387, см. также письмо 112, прим. 7). В письме к Тургеневу от 7 августа (н. ст.) 1865 г. Кашперов замечает: ‘Лучший сюжет для русской оперы мне подсказал П. В. Анненков — это ‘Фрол Скобеев’ — [и теперь]. Если Вы не очень заняты, так я Вам пришлю мое полотно ‘Фрола’ — потрудитесь на полях сделать Ваши замечания’ (там же, с. 403, см. также: П.V.293). Хотя после того как он вернулся в Россию в 1866 г., Кашперов обратился к русским темам для своих опер (‘Гроза’ — 1867, ‘Боярин Орша’ — 1880, ‘Воевода’ — 1886, ‘Тарас Бульба’ — 1893), оперу на тему ‘Повести о российском дворянине Фроле Скобееве’ композитор так и не написал. Женой Кашперова была Адель Николаевна (урожд. Бекетова).

108

14 (26) сентября 1864. Париж.

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 89—90 об. Тургенев ответил 19 сентября (1 октября) 1864 г. (П.V.284—285). Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 В письме от 19 сентября (1 октября) 1864 г. Тургенев поблагодарил Анненкова: ‘Очень меня порадовало то, что Вы пишете о моей дочери: я уверен, что она, со своей стороны, уже успела искренно привязаться к Вам и к Глафире Александровне. Воображаю, как они бегают по магазинам!’ (П.V.285). Дочь Тургенева вышла замуж 25 февраля (н. ст.) 1865 г. за Гастона Брюэра (Bru&egrave,re), управляющего стеклянной фабрикой. О нем Тургенев тогда писал Е. Е. Ламберт: ‘…зять мой — действительно — прекрасный, честный и правдивый человек (<...> я нахожу, что он походит на принца Альберта — только он белокурый) — а главное — его характер словно создан для того, чтобы и удовлетворить мою дочь и помочь ее недостаткам. Впрочем — он единственный изо всех ее женихов, который ей действительно понравился’ (П.V.351—352). Однако в феврале 1882 г. дочь Тургенева от своего мужа убежала (см. письмо 319, прим. 1). Англичанка Мария Иннис (Innis) была гувернанткой П. И. Тургеневой (о ней см.: Waddington, England, p. 94—95).
2 В письме от 19 сентября (1 октября) Тургенев благодарил Анненкова за его письмо, ‘исполненное парижского грома и шума — и только рекомендую Вам одно: пожалеть Вашу супругу и не замотать ее в этом вихре’ (П.V.284—285).
3 Речь идет о так называемой Сентябрьской конвенции между Наполеоном III и Виктором Эмануилом II, подписанной после тайных переговоров 15 сентября (н. ст.) 1864 г. В ней Франция обязалась вывести свои войска из Рима в течение 2 лет, а Италия обязалась, с одной стороны, не только не нападать на Рим, но и защищать его от всякого нападения извне, а с другой стороны, отказаться от претензий на Рим как на столицу Италии и перенести столицу из Турина во Флоренцию. В официальной правительственной газете ‘Le Moniteur Universel’, в номере от 25 сентября (н. ст.) 1864 г. появилась статья, в которой цитировалась другая французская газета, приводящая, в свою очередь, сообщения из итальянских газет: ‘On lit dans le Constitutionnel. La presse italienne s’occupe beaucoup depuis quelques jours, d’un arrangement qui aurait t conclu entre la France et l’Italie en vue de rgler les conditions auxquelles pourrait s’effectuer l’vacuation de Rome par les troupes franaises’ (В газете ‘Ле Конституционнель’ пишут: в итальянской прессе уже несколько дней много пишут о соглашении, к которому будто пришли Франция и Италия, об условиях, при которых французские войска могли бы покинуть Рим) (No. 267, р. 1163).
4 П. Френч напечатал в английской газете ‘The Times’, в номере от 20 сентября (н. ст.) 1864 г. письмо по-французски от своего тестя А. Л. Киндякова о пожаре в Симбирске: ‘Arriv ici le 18 bien tard, j’ai trouv notre bonne ville de Simbirsk tout en feu. Elle n’existe prsent que de nom sur les cartes gographiques, elle est toute anantie. L’incendie a commenc le 14 pour ne finir qu’avant-hier (21 Aot [sic], vieux style). Tout y a brl, la cathdrale, les glises, l’Htel de l’Assemble de la Noblesse, avec sa magnifique biblioth&egrave,que ‘Karamzine,’ la maison du Gouverneur, tous les Tribunaux avec archives, &c, en un mot, d’une grande ville de 30,000 Ames, rien n’existe plus <...> On ne se fait fait une ide de l’horreur de ce spectacle <...> cette incendie n’est malheureusement pas la suite du hasard, mais celle d’une traine [sic] horrible. La cathdrale de mme que l’Assemble de la Noblesse et l’Htel du Gouverneur ont t mins, et les explosions taient terribles. Le peuple exaspr s’est fait justice lui-mme et on a pris sur le fait les Polonais servant dans le rgiment cantonn ici. On a massacr deux officiers et tu plusieurs soldats <...> La noblesse, dj appauvrie par la rforme, n’a pas les moyens de faire rebtir ses maisons. Il y a des familles qui en sont tout—fait ruines’. (Приехав сюда 18-го числа очень поздно, я нашел наш добрый город Симбирск весь в пламенях. В настоящее время существует одно название на географических картах, все уничтожено. Пожар начался 14-го числа и кончился только позавчера (21-го августа ст. ст.). Все сгорело, собор, церкви, Дворянское собрание со своей великолепной ‘карамзинской’ библиотекой, дом губернатора, все судебные здания с архивами и т. д., словом, от большого города в 30 000 душ не осталось больше ничего <...> Нельзя себе представить весь ужас такого зрелища. К сожалению, этот пожар является результатом не случайности, а ужасным последствием обстоятельств. Как собор, так и Дворянское собрание и дом губернатора были заминированы, и взрывы были страшными. Народ, приведенный в отчаяние, расправился сам, схватили на месте преступления поляков, служащих в полку, расквартированном здесь. Зарезали двух офицеров, убили несколько солдат <...> Дворяне, уже обедненные реформами, не имеют средств заново отстроить свои дома. Есть семьи, которые этой катастрофой полностью разорились) (с. 10).
5 Речь идет о материалах для издателя Жерара (Grard), издательство которого находилось на улице Chausse d’Antin. В 1866 г. Жерар издал альбом романсов Полины Виардо под названием ‘Douze Mlodies sur des Posies Russes de Pouchkine, J. Tourgueneff, Feth, Lermonloff, Koltsoff par Mme Pauline Viardot-Garcia. Traduction de L. Pomey’ (Двенадцать романсов на русские стихотворения Пушкина, И. Тургенева, Фета, Лермонтова, Кольцова г-жи Полины Виардо-Гарсия. Переводы Л. Помэ). Несмотря на название, которое совпадало с названием первого альбома, изданного в Лейпциге и Иогансеном в Петербурге, во французский альбом вошли романсы из первого (‘Цветок’ и ‘Заклинание’ Пушкина, ‘Синица’ Тургенева, ‘Полуночные образы’, ‘Две розы’ и ‘Шопот, робкое дыхание’ Фета) и второго сборников Иогансена (‘Колыбельная’ и ‘Ветка Палестины’ Лермонтова, ‘Тихо вечер догорает’ Фета, ‘Не пой, красавица, при мне’ и ‘Буря’ Пушкина, ‘Отчего, скажи’ Кольцова) (о втором сборнике см. письмо 122, прим. 9). Сам Тургенев привез рукопись П. Виардо к Жерару в ноябре 1864 г. (см. письмо к П. Виардо от 21 ноября н. ст.— П2.VI.59), но дело затянулось из-за того, что Помэ замедлил с переводами. В письме к Помэ от 27 сентября (н. ст.) 1865 г. Тургенев сообщил: ‘…Mme Viardot vous fait dire que vous feriez mieux de terminer immdiatement les douze romances choisies pour Grard, qui commence les demander avec insistance…’ (г-жа Виардо просит передать вам, что было бы лучше, если бы вы незамедлительно окончили двенадцать романсов, выбранных для Жерара, который начинает их настойчиво требовать) (П2.VI.158).
6 Анненков приехал в Париж с рекомендательным письмом Тургенева к Н. В. Щербаню, сотруднику катковских ‘Московских ведомостей’ и ‘Русского вестника’ (см.: П.V.281). Тургенев, очевидно, забыл, что Анненков познакомился с Щербанем еще в 1861 г. в связи с печатанием ‘Отцов и детей’ (см. письмо 75).
Речь идет о Николае Ивановиче Трубецком и о его зяте, русском после в Париже, Николае Алексеевиче Орлове, с которыми дружил Тургенев (о них см.: Waddington Patrick. Turgenev and his Russian Friends at Fontainebleau: The Trubetskoy-Orlov Family // Ivan S. Turgenev. Leben, Werk und Wirkung. Hrsg. von P. Thiergen. Mnchen, 1995. S. 203—225. (Vortrge und Abhandlungen zur Slavistik, 27)).

109

6 (18) октября 1864. Париж

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 91—92 об. Ответ на письмо Тургенева от 19 сентября (1 октября) 1864 г. (П.V.284—285). Год устанавливается по связи с этим письмом. Неизвестно, ответил ли Тургенев на это письмо.
1 В письме от 19 сентября (1 октября) 1864 г. из Бадена Тургенев просил Анненкова: ‘…купите на улице Saint-Honor, 207, почти против церкви с<вято>го Роха — у парфюмера Леграна — большую склянку его Essence Impriale de Violettes de Parme — и передайте оную склянку моему хорошему приятелю г-ну Л. Помею, живущему rue Chaveau-Lagarde, 16, около Мадлены, он уезжает из Парижа сюда во вторник: стало быть, мешкать не следует’ (П.V.285). Тургенев приехал в Париж около 22 ноября (н. ст.), уже после отъезда Анненковых в Россию (см.: П.V.297).
Мальбрук — устарелая форма, имеется в виду английский полководец и политический деятель Джон Черчилл, герцог Марльборо или Мальборо (Marlborough). В 1701—1711 гг. он был главнокомандующим английскими войсками во время войны с Францией за Испанское наследство, в которой одержал ряд крупных побед. Он стал героем популярной сатирической французской песни ‘Malbrough s’en va t-en-guerre’ (Мальбрук в поход собрался), в которой речь идет о том, что его ожидают к очередным праздникам, но, так как он погиб, он все не является.
2 Из-за болезни Г. А. Анненковой пришлось отложить отъезд из Парижа, и они уехали около 6 ноября (н. ст.) (см. письмо 110 и П.V.292, 293).
3 О возврате этих денег см. письма 111, прим. 3 и 113, прим. 2.
4 Александр II провел значительную часть лета 1864 г. за границей из-за болезни императрицы Марии, которая лечилась водами в Киссингене и Швальбахе. Врачи настаивали на том, чтобы она провела и зиму в теплом климате. 6 (18) октября они выехали в Ниццу через Лион. Однако Наполеон III их встретил лишь в Ницце: ‘Император французов принял все меры, чтобы в этом французском городе оказать русской царственной чете самый предупредительный прием, он предоставил в распоряжение государыни собственную яхту ‘L’Aigle’, посланную в Виллафранку, а 15-го октября (ст. ст.— Ред.) сам приехал в Ниццу, чтобы засвидетельствовать почтение государю и императрице’ (Татищев, с. 519). О присвоении Савойи и Ниццы Францией см. письмо 49, прим. 2.
5 Эти фотографии неизвестны. Речь идет об известных парижских фотографах. Сергею Львовичу Левицкому, двоюродному брату А. И. Герцена, принадлежало ателье в Петербурге, а в Париже он пользовался ателье А. С. Адама-Саломона (Salomon, rue de Choiseul). Тургенев у него не раз фотографировался (см., напр., Описание материалов, с. 64). У Этьена Каржа (Carjat) Тургенев тоже не раз снимался, в частности и в 1864 г. (см.: П.V.248 и там же, фронтиспис).
6 Имеется в виду патриотическая опера Огуста Мермэ (Mermet) ‘Roland Roncevaux’ (Ролан в Ронсево), премьера которой состоялась в Парижской опере 3 октября (н. ст.) 1864 г. Главную женскую роль — Альдэ (Aide) — исполняла Полина Гемар (Gemar).
7 Никаких дальнейших писем Тургенева к Анненкову в Париж не сохранилось, хотя, по всей вероятности, таковые были.

110

12 (24) октября 1864. Париж

ИРЛИ, ф. 7, No 8, л. 93. Неизвестно, ответил ли Тургенев на это письмо. Год устанавливается по содержанию.
1 Тургенев приехал в Париж около 22 ноября (н. ст.) (см.: П.V.297), когда, по его словам в письме к Анненкову от 12 (24) ноября 1864 г., ‘вас давно уже и след простыл (…>’ (П.V.298).
2 Речь идет об очередном полете, предпринятом известным французским литератором, карикатуристом, фотографом и аэронавтом Надаром (Nadar — настоящее имя Феликс Турнашон — Tournachon) в сентябре 1864 г. в Брюсселе. В попытке решить проблему управления воздушных шаров Надар построил огромный воздушный шар, который назвал ‘Le Gant’ (Великан), и в сентябре 1863 г. начал серию нашумевших полетов (2 полета в 1863 г., 1 в 1864 г. и 1 в 1865 г.).

111

24 ноября (6 декабря) 1864. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 94—95 об. Ответ на письма Тургенева от 12 (24) ноября и 20 ноября (2 декабря) 1864 г. (П.V.298 и 300). Тургенев ответил 2 (14) декабря 1864 г. (П.V.302—303). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 Речь идет о томах нового издания сочинений Тургенева, которое выпускало издательство братьев Салаевых, но которое печаталось в Карлсруэ. В письме от 12 (24) ноября Тургенев просил Анненкова: ‘Возьмите, пожалуйста, у Островского процензурованный экземпляр и контракт и храните всю эту благодать у себя до востребования’ (П.V.298).
Тургенев отослал рукопись рассказа ‘Собака’ к Анненкову около 1 мая (н. ст.) 1864 г., но она прибыла в Петербург уже после того, как Анненков уехал в Германию, и она хранилась у Н. Н. Тютчева (см. письмо 101, прим. 6). Летом он читал рассказ сначала В. П. Боткину, а потом Анненкову во время их пребывания в Баден-Бадене (см. письмо 104, прим. 1). Вернувшись в Петербург, Боткин сообщил Тургеневу в письме от 4 (16) ноября 1864 г.: ‘Отзывы читавших твою ‘Собаку’ все очень неутешительны. И судя по впечатлению, оставленному во мне твоим чтением ее — я вполне разделаю эти отзывы. Она плоха, говоря откровенно, и по мнению моему печатать ее не следует’ (Т и Боткин, с. 219). Под впечатлением этого письма Тургенев просил Анненкова в письме от 12 (24) ноября: ‘Возьмите <...> (не знаю, у кого эта штука находится) мою ‘Собаку’, сохраните ее под спудом, не давая никому читать. Из всеобщих отзывов и из собственного моего чувства я заключаю, что эта ‘Собака’ не удалась и что лучше ее обречь на уничтожение’ (П.V.298). Несмотря на свое обещание, Анненков послал рукопись ‘Собаки’ А. Д. Блудовой в Ниццу, где Блудова была при больном цесаревиче (см. письмо 116). Рассказ вышел только в 1866 г. (см. письмо 128, прим. 3).
2 В связи с тем что ему нужны были деньги для постройки дома в Баден-Бадене, Тургенев писал В. П. Боткину 25 октября (6 ноября) 1864 г. с просьбой узнать о судьбе ‘выкупных’ денег за земли, отошедшие к крестьянам в его имениях (см.: П.V.291— 292). В письме от 4 (16) ноября Боткин сообщил, что Тургеневу следует получить 10 408 руб. (см.: Т и Боткин, с. 218). В письме к Анненкову от 2 (14) декабря Тургенев предлагал: ‘Сообщенное вами известие о падении 5-процентных и выкупных билетов не может не быть для меня чувствительным — так как я рассчитывал на эти деньги и нуждаюсь в них вследствие несколько необдуманно затеянной постройки дома. Но вот что я имею вам сообщить: первая уплата моя не будет произведена раньше конца января нового стиля, т. е. через шесть недель. Она не будет превышать 3000 руб. Вторая затем уплата, тоже в 3000 руб., производится в конце марта. Нельзя ли, — если эти бумаги так понизятся в ценности, — занять под их залог соответствующую сумму, за которую я охотно дал бы от 8 до 10 процентов?’ (П.V.302). Дело, которое вел дядя Тургенева H. H. Тургенев (в это время он был управляющим у Тургенева), сильно затянулось (см. письма 112 и 113), и через полгода, в письме от 9 (21) мая 1865 г. (письмо 121), Анненков должен был в очередной раз уведомить Тургенева, что ‘о свидетельствах нет помину’.
О внутреннем займе см. письмо 112, прим. 5.
3 Речь идет о деньгах, которыми Тургенев ссудил Анненкова еще в Баден-Бадене (см. письмо 109). В письме от 2 (14) декабря 1864 г. Тургенев сообщил Анненкову: ‘Данные мною вам деньги мне раньше января будущего года не нужны’ (П.V.302). Анненков действительно выслал эти деньги в январе 1865 г. (см. письмо 113, прим. 2).
4 Проекты ‘Учреждений судебных установлений и Уставов гражданского и уголовного судопроизводств’ были разработаны особой комиссией при государственной канцелярии в 1862—1863 гг., в декабре 1863 г. они поступили на обсуждение в Государственный совет. Рассмотрение окончилось 2 октября (ст. ст.) 1864 г. и 20 ноября Александр 11 подписал указ об их опубликовании (см.: Джаншиев, с. 407—411).
27 сентября (ст. ст.) 1864 г. опубликован Высочайший указ об упразднении монастырей в Царстве Польском. В изложении причин этой меры объяснялось: ‘…во время возникших <...> в Царстве волнений некоторая часть духовенства римско-католического не оказалась верною ни долгу пастырей, ни долгу подданных. Даже монахи <...> возбуждали кровопролитие, подстрекали к убийствам, оскверняли стены обителей, принимая в них святотатственные присяги на совершение злодеяний, а некоторые вступали сами в ряды мятежников и обагряли руки свои кровию невинных жертв’. Подверглись закрытию ‘те из римско-католических монастырей в Царстве Польском, мужских и женских, в которых нет определенного каноническими правилами числа монашествующих, а именно те, в которых менее восьми монахов или монахинь’ (было упразднено 71 мужской монастырь с 304 монахами и 4 женских с 14 монахинями), и также ‘все те монастыри, которые принимали явное и доказанное участие в мятежных против правительства действиях’ (было закрыто 39 мужских монастырей с 674 монахами), ‘все прочие монастыри’ подчинились епархиальному начальству. В изложении предвидено было ‘монашествующим лицам упраздненных монастырей предоставить или продолжать монашескую жизнь по правилам своего ордена в других монастырях, коим для сего назначается добавочное от казны пособие, или отправиться за границу без права возвращения, с получением пособия на путевые расходы и пожизненной пенсии, в церквах закрытых монастырей богослужения не прекращать <...> сохранить и существовавшие при этих монастырях начальные училища, а также богадельни, больницы и богоугодные заведения’ (см.: Татищев, с. 519—522).
5 Десятый номер ‘Современника’ за 1864 г. вышел лишь в ноябре (цензурное разрешение 13 ноября ст. ст.). В нем появилась статья ‘Постороннего сатирика’ (М. А. Антоновича) под названием ‘Вопрос, обращенный к ‘Русскому слову’ по поводу статьи в ‘Русском слове’ под заглавием ‘Нерешенный вопрос». Там Антонович писал: ‘Эта статья удивила меня, она с необыкновенным жаром выхваляет г. Тургенева и в особенности его пресловутый роман ‘Отцы и дети’ и с таким же жаром порицает ‘Современник’ за критику его на этот роман’ (с. 288). О споре между этими журналами см. письмо 118, прим. 5.

112

12 (24) декабря 1864. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 113—114 об. Ответ на письмо Тургенева от 2 (14) декабря 1864 г. (П.V.302—303). Год устанавливается по связи с этим письмом. Тургенев написал Анненкову 24 декабря 1864 г. (5 января 1865) (П.V.310—313), но из-за хлопот в связи с предстоящей свадьбой своей дочери на настоящее письмо Анненкова он не откликнулся.
1 Анненков ошибся в обозначении стиля. Письмо датируется старым стилем, так как является непосредственным ответом на письмо Тургенева от 2 (14) декабря 1864 г. Анненков, очевидно, писал письмо в субботу и собирался его отправить в понедельник 14 (26) декабря.
2 О свидетельствах см. письмо 111, прим. 2.
3 Объясняя в письме от 2 (14) декабря свои денежные дела (см. письмо 111, прим. 2), Тургенев сообщал: ‘Словом: постройка дома мне обойдется в 50 000 франков — и я очень был бы рад занять эту сумму на выгодных условиях’ (П.V.302).
4 В письме от 2 (14) декабря Тургенев предложил: ‘В доказательство моей solvabilit — прилагаю вам письмецо, которое прошу переслать к дяде <...> Из его ответа вы увидите, что мои дела находятся в хорошем положении и, кроме казенного долга, который должен исчезнуть при выкупе, никакого на мне долга нет. Это может служить успокоением для желающих дать мне денег взаймы, — хоть бы для В. П. Боткина’ (П.V.302).
5 П. А. Валуев заметил в своем дневнике 11 декабря 1864 г. по поводу этого ‘Первого внутреннего с выигрышами займа’ на сумму 100 миллионов рублей: ‘Недаром я сомневался. Всего подписок на 115 милл. В том числе Штиглиц подписался на 30 милл. Очевидно, что это маневр самого Министерства финансов. Иначе не состоялось бы полной суммы и иностранные капиталисты не взяли и тех 20 милл., которые пошли на их долю. Смотрю на это, как на тяжелый удар нашему кредиту и на вещий признак нашего положения вообще. Кажется этого не замечают другие’ (Дневник Валуева, т. 1, с. 305).
6 Железнодорожный вопрос обсуждался в особом Комитете железных дорог 15 декабря (ст. ст.) 1864 г., но мнения разошлись (5 членов предпочитали дорогу через Кременчуг—Харьков, а 6 — через Киев). Вопрос перешел в Совет министров, где обсуждался 26 декабря, и мнения еще раз разошлись: 12 членов высказались за харьковское направление, а 8 за киевское. Александр II утвердил мнение большинства (см.: Дневник Валуева, т. 1, с. 421 ).
7 О В. Н. Кашперове и его опере ‘Консуэло’ см. письмо 107, прим. 6. В письме к Тургеневу от 7 августа 1865 г. Кашперов писал: ‘Если Вы говорили обо мне с П. В. Анненковым, то Вам нечего повторять всех моих петербургских бедствований, — если бы не Ваш кружок, который был и моим, я бы не выдержал этой адской — бедной и беспутной жизни ‘петербургских придворных театров’. ‘Консуэло’ — осталась в руках Адлерберга, который хотел мне написать, когда я должен приехать для постановки’ (Т. сб., вып. 1, с. 402). Постановка в Петербурге не состоялась.
8 В сентябре 1864 г. M. H. Катков выступил с критикой брошюры ‘Que fera-t-on de la Pologne?’ (Что делать с Польшей?), ‘заказанной’ министром просвещения А. В. Головниным Ф. И. Фирксу и вышедшей под псевдонимом Шедо-Ферроти как восьмая часть серии его этюдов о будущности России (Берлин, 1864 г.). Первая статья Каткова вышла, без цензурного разрешения, в No 195 ‘Московских ведомостей’ (5 сентября ст. ст.). Несмотря на цензурное постановление, ‘признающее неудобным, ввиду особых обстоятельств, дальнейшее печатание каких-либо полемических статей об означенной книге’, Катков продолжал свои нападки в No 196 и 212 (6 и 29 сентября). Совет по делам печати тогда поручил О. А. Пржецлавскому составить записку о ‘Московских ведомостях’. В своем ‘Замечании о направлении газеты ‘Московские ведомости» Пржецлавский обвинил Каткова в недопустимой критике и предлагал строгие меры по отношению к его деятельности. Совет должен был обсудить ‘Замечание’ Пржецлавского в начале января 1865 г. По этому поводу министр внутренних дел П. А. Валуев вызвал Каткова в Петербург. Поддержку Катков получил с разных сторон, в частности от Московского университета с просьбой в Комитет министров разрешить ему принять на себя право цензуровать свою газету. Комитет отвергнул ходатайство университета, но признал заслуги издателей ‘Московских ведомостей’ и постановил: ‘Предоставить министру внутренних дел оказать редакции возможные облегчения в применении к ним цензурных правил’ (см.: Никитенко, т. 2, с. 476, 478, 491, 640—641, Твардовская, с. 66—68). 15 января 1865 г. А. В. Никитенко заметил о судьбе записки Пржецлавского в Совете по делам печати: ‘Сущность решения состояла в том, что если ‘Московские ведомости’ и погрешали, то это было следствием их увлечения, ‘морального настроения’, а вовсе не политических, преступных намерений, что, впрочем, они уже и подверглись взысканию и что вообще, как заслуги их превосходят проступки, то совет не считает справедливым подвергнуть их еще более строгому взысканию, как того требует записка г-на Пржецлавского’ (Никитенко, т. 2, с. 492). См. также письмо 113.

113

75 (27) января 1865. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 98—99 об. Ответ на письмо Тургенева от 6 (18) января 1865 г. (П.V.325—326). Тургенев ответил 26 января (7 февраля) 1865 г. (П.V.332—333).
1 В письме от 6 (18) января 1865 г. Тургенев сообщил: ‘Вот мой жизненный маршрут: от нынешнего числа, сиречь от 18-го января нов. ст.— до 5-го февраля нового же стиля я в Бадене, от 5-го до 22-го февраля я в Париже (свадьба имеет быть 20-го), от 22-го февр. до конца марта я снова в Бадене, а в начале апреля по-здешнему, в конце марта (ок. 25-го) по-нашему, я в граде Петрополе. Что далее будет, известно единому Богу. В вашей корреспонденции соображайтесь с выше прописанными, неизменными, цифрами’ (П.V.325—326). Уточнив, что ‘свадьба совершается 13/25 февр.— и я здесь до 15/27-го <...>‘, Тургенев к своему ответу от 26 января (7 февраля) сделал постскриптум: ‘Верьте всегда моим цифрам, я стал аккуратен как черт’ (П.V.333).
Возможно, речь идет о фотографии Тургенева Э. Каржа (1864), присланной из Парижа (см.: Описание материалов, с. 66).
2 В письме от 31 января (12 февраля) 1865 г. Тургенев сообщил: ‘Милейший П. В., я сейчас получил ваш вексель и благодарю. Акции, т. е. облигации, поднялись с тех пор на безделицу — 2 фр. Но это вместе с променом я получу с вас в Петербурге, если Бог даст, в виде двух-трех бутылок первейшего лафита’ (П.V.340). Речь идет о деньгах, которыми Тургенев ссудил Анненкова еще в Баден-Бадене (см. письмо 109).
30 государственном займе см. письмо 112, прим. 5. О свидетельствах, которые должен был послать Анненкову Н. Н. Тургенев, см. письмо 111, прим. 2.
4 О деле ‘Московских ведомостей’ см. письмо 112, прим. 8.
5 А. В. Никитенко писал по этому поводу 19 января 1865 г. в своем дневнике: ‘В No 4 газеты ‘Весть’, издаваемой (В. Д.) Скарятиным, напечатан адрес московского дворянства с высокопарными примечаниями редактора, с описанием заседания 9 января и с речью графа Орлова-Давыдова. И адрес и речь как бы обнаруживают желание московского дворянства создать в России олигархию. Замечания Скарятина даже дерзки. Я сегодня встретил его на Невском проспекте и, между прочим, заметил ему: ‘Зачем он это напечатал? Это большая ошибка’. Он отвечал мне, что последствия всего были предвидены, что это делалось обдуманно. Я поздравил его с тем, что он на свободе: слухи носились, что он арестован. ‘Я лучшего мнения о правительстве, — отвечал он с иронией, — оно поступило со мной легально. Теперь производится только следствие’. Между тем говорят, что No 4 газеты ‘Весть’ отпечатан в пяти тысячах экземпляров, и хотя они отбираются, однако говорят, что известной партией приняты меры для распространения ее в России и за границей. По всему видно, что адрес московского дворянства не простая демонстрация, а обдуманный шаг. Скарятин же, вероятно, куплен. Дела его газеты шли очень дурно <...> ‘Весть’ прекращена на восемь месяцев’. Сам Скарятин был предан суду, а московское дворянское собрание было закрыто (см.: Никитенко, т. 2, с. 493—494 и 642).
6 В номере от 9 января (ст. ст.) 1865 г. газеты ‘День’ И. С. Аксаков писал: ‘…ревнители дворянских интересов продолжают ссылаться на Дворянскую Грамоту, как будто в ней именно и лежит основание их новому общественному положению, и совсем упускают из виду главный, существенный, новый факт, создавшийся одновременно с этим положением. Мы разумеем здесь появление на арену русской истории тех 20 миллионов русских людей, которые прежде как бы не существовали вовсе и которые введены манифестом 19 февраля в круг русской гражданской жизни. Но дворянская партия, выражающая себя в газете ‘Весть’, как бы не признает их существования и, перескакивая, так сказать, через событие 19 февраля 1861 года, спешит с своими новыми англо-аристократическими тенденциями под знамя Грамоты 1785 года, — как будто самым этим тенденциям возможно было появиться без 61 года, как будто, пользуясь выгодами нового положения, этим годом созданного, оно не обязано признать и его последствия, нести и его повинности!’ (Аксаков, т. 5, с.309—310).

114

25 января (6 февраля) 1865. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 100—101. Ответ на письмо Тургенева от 17 (29) января 1865 г. (П.V.329—330). Тургенев ответил 31 января (12 февраля) 1865 г. (П.V.340—341).
1 В письме от 17 (29) января 1865 г. Тургенев просил Анненкова: ‘…не может ли В. П. Боткин… не пугайтесь, не пугайтесь, никакой не требуется жертвы… написать своему знакомому в Париж, г-ну Д<юлу>, дающему деньги взаймы за благоразумные проценты,— что если б я вздумал обратиться к нему за 8 или 10 тысячами франков — то мне можно верить, я не мазурик. Я самого этого Д. хорошо знаю, и Боткин мне сказывал не раз, что он с удовольствием мне даст деньги взаймы,— но все-таки лучше, если Боткин напишет <...> кстати, поставьте ему на вид, что письмо это его ни к чему не обязывает, что я вовсе не прошу его ручаться за меня и что если его вообще беспокоит, то он может вовсе не писать — что он, вероятно, и сделает’ (П.V.330). А в письме от 31 января (12 февраля) Тургенев сообщил: ‘Благородный Д., вероятно вследствие письма благородного Боткина, дал мне взаймы 10 000 франков за благородные 10%, эта ссуда меня вытащила на берег’ (П.V.340).
О том, что понадобилось метрическое свидетельство о рождении и крещении дочери в связи с ее свадьбой, Тургенев в отчаянии писал Анненкову 24 декабря 1864 г. (5 января 1865) (см.: П.V.310—313), а двумя днями позже — И. И. Маслову (см.: П.V.314—315). Однако нашлось средство обойтись без свидетельства ‘актом об установлении личности’, для подписания которого нужно было семь свидетелей (см.: П.V.320 и 662).
2 Об ‘истории Каткова’ и ‘Московских ведомостей’ см. письмо 112, прим. 8. Письмо Тургенева от 17 (29) января известно не полностью, и неизвестно, что сообщил И. А. Гончаров Тургеневу по этому поводу. На мнение Гончарова об этом деле могло повлиять то, что и он как цензор подвергся критике в ‘Замечании о направлении газеты ‘Московские ведомости» О. А. Пржецлавского, критике, на которую он впоследствии ответил в своем отклике на ‘Замечание’ (см.: Евгеньев-Максимов В. Е. И. А. Гончаров о ‘Московских ведомостях’ Каткова // Русская старина. 1917. No 1. С. 36—38).
3 О свидетельствах см. письмо 111, прим. 2.
4 Еще в письме от 6 (18) января Тургенев изложил свой ‘жизненный маршрут’, по которому после свадьбы своей дочери он собирался прибыть в Петербург к концу марта ст. ст. (см. письмо 113, прим. 1). Однако он выехал в Россию только 19 (31) мая 1865 г. (см.: П.V.380). В ответе от 31 января (12 февраля) Тургенев согласился с мнением Анненкова: ‘…действительно плохо писателю долго не видать отечества, но в таком случае есть одно верное средство не провираться — а именно: молчать’ (П.V.341).
5 В декабрьском номере ‘Колокола’ за 1864 г. напечатано обширное анонимное письмо под названием ‘Опоздавшее письмо’, с припиской ‘Усердно просим редакторов Колокола поместить все эти сведения, за справедливость которых ручаемся’. Среди сообщений в этом письме были и следующие: ‘Может быть, многим любопытно знать — почему Валуев так благоволит Каткову? первое — Катков за царя, а второе — Валуев ему должен 15 000 р. уже другой год — с того времени, как представил его государю’, ‘По частным сведениям известно, что более 20 человек невинных кинуты народом в огонь во время последних пожаров. Посланный туда генерал-адъютант барон Врангель, чтоб успокоить (как он выражался) народ — арестовал до 40 человек, а стоящему там полку приказал убавить на половину паёк, но том основании, что — по словам жителей — он плохо помогал тушить пожар. Разумеется, пожар Симбирска приписывают поджогу поляков’ (Кол., 1 дек. 1864, No 192, с. 1577—1579, см. также письмо 108, прим. 4).
6 ‘Линда ди Шамуни’ (Linda di Chamounix — 1842) — ‘полусерьезная мелодрама’ (Melodramma semiseria) Г. Доницетти. Возможно, что под названием ‘Офелия’ Анненков имел в виду переделку-перевод ‘Гамлета’, выполненную А. Дюма и Ф.-П. Мёрисом (Meurice), которая ставилась в Париже в 1847 г. и которая была возобновлена в 1864 г. В традиции французского романтизма в этой переделке роль Офелии обрела гораздо большую важность, чем она имеет у Шекспира (см.: Vest James M. The French Face of Ophelia from Belleforest to Baudelaire. Lanham, New York, London, 1989. P. 109—179). По поводу этой пьесы Анненков писал в девятом из своих ‘Писем из Парижа’: ‘Я имею смелость считать себя за человека, который весьма трудно оскорбляется. Ведь не был же я оскорблен в Thtre Historique трагедией г. Шекспира ‘Гамлет’, переделанной гг. Дюма и Мёрис! Мелодрама как мелодрама…’ (Анненков 1983а, с. 161).
7 Тургенев переслал (неизвестную) записочку Анненкова Н. В. Щербаню в письме к последнему от 31 января (12 февраля) 1865 г. (см.: П.V.339). О векселе см. письмо 113, прим. 2.

115

18 февраля (2 марта) 1865. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 102—103 об. Ответ на письмо Тургенева от 7 (19) февраля 1865 г. (П.V.344). Тургенев ответил 6 (18) марта 1865 г. (П.V.358—359).
1 Речь идет о Екатерине Яковлевне Шварц, сестре жены брата Тургенева, которую ‘брат (или, вернее, жена его) прогнал из своего дома безо всякой причины на другой день после того, как я в Дрездене вручил ему письмо от другой сестры его жены с просьбой о пособии…’ (П.V.344). В письме от 7 (19) февраля 1865 г. Тургенев просил Анненкова: ‘… с свойственной вам мягкостью, узнайте, в чем дело, и вручите ей от моего имени сто руб. сер., которые я вам с благодарностью возвращу’ (П.V.344).
Виктор Яковлевич Фукс — чиновник Министерства внутренних дел, с 1865 г. член Главного управления по делам печати.
2 Еще в 1862 г. Тургенев обещал В. Ф. Коршу, редактору ‘Санкт-Петербургских ведомостей’, статью о Пушкине (см. письма 82, прим. 4 и 86, прим. 3). Это намерение никогда не осуществилось, но Корш, очевидно, предварительно передал Анненкову за статью 100 рублей (см. письмо 88, прим. 4). В ответе от 6 (18) марта Тургенев писал: ‘Вся моя утроба стоном стонет при воспоминании о ста рублях, взятых у Корша, о пушкинских статьях и т. д. Но, ей-Богу же, я это привезу в Петербург и напечатаю. Позволю себя высечь, если не напечатаю!’ (П.V.359). О погашении этого долга см. письмо 125, прим. 1.
3 О метрическом свидетельстве о рождении и крещении дочери, нужном Тургеневу в связи с ее свадьбой, см. письмо 114, прим. 1.
4 О деле В. Д. Скарятина см. письмо 113, прим. 5.
5 Проект законов о печати был передан в Государственный совет 17 (29) ноября 1864 г. Во второй половине января 1865 г. он обсуждался в департаменте законов, где среди перемен в проекте возникло предложение, чтобы решение о закрытии периодических изданий перешло от министра внутренних дел в первый департамент Сената. 22 февраля (ст. ст.) 1865 г. А. В. Никитенко писал в своем дневнике: ‘Проект законов о печати прогуливается в Государственном совете. Из департаментов законов и экономии он поступил сегодня в общее собрание, но отсюда его опять обратили в департамент законов’ (Никитенко, т. 2, с. 500). Новые правила об издании повременных изданий излагались во второй главе законопроекта: ‘4. Каждый, желающий выдавать в свет новое повременное издание в виде газеты, журнала или сборника, обязан, как и ныне, испросить на то разрешение министра внутренних дел, от которого зависит дозволить выпуск в свет такого издания или без цензуры, или под условием предварительной цензуры. <...> 29. Министру внутренних дел предоставляется право делать повременным изданиям предостережения с указанием на статьи, подавшие к сему повод. Третье предостережение приостанавливает продолжение издания на срок, который министром внутренних дел при объявлении предостережения будет назначен, но не свыше 6-ти месяцев. <...> 30. Если после третьего предостережения министр внутренних дел признает нужным, независимо от предварительного приостановления повременного издания на известный срок, вовсе прекратить это издание, то он входит о сем с представлением в 1-й департамент Правительственного Сената’ (Реформы Александра II, с. 442, 445).
6 Имеется в виду гл. 4, ст. 10 законопроекта о печати 1865 г.: ’10. За всякое оглашение в печати о частном или должностном лице или обществе или установлении такого обстоятельства, которое может повредить их чести, достоинству или доброму имени, виновный подвергается денежному взысканию не свыше пятисот рублей и заключению в тюрьме на сроки, назначенные в статье 42 т. XV, кн. I, или же по усмотрению суда одному из сих наказаний’ (Реформы Александра II, с. 452).
7 Речь идет о так называемом ‘Деле 32-х’, в котором центральное место занимал Н. А. Серно-Соловьевич (см. письма 84, прим. 1 и 90, прим. 2). Сенатская записка и определение были готовы еще 10 декабря (ст. ст.) 1864 г. Приговор ‘лишить (Серно-Соловьевича.— Ред.) всех прав состояния и сослать в каторжную работу в крепостях на двенадцать лет, а затем поселить в Сибирь навсегда’ поступил в Государственный совет, откуда вернулся в Сенат 9 апреля (ст. ст.) с подтверждением определения, но с предложением положить ‘участь отставн. надв. сов. Николая Серно-Соловьевича <...> монаршему милосердию с представлением, не благоугодно ли будет Е. И. В. высочайше повелеть подсудимых сих, по лишению всех прав состояния, не ссылая на каторжную работу, поселить в Сибири навсегда <...>‘. Александр II подтвердил это решение еще 30 марта (ст. ст.), и приговор был объявлен в Сенате 27 апреля. Н. А. Серно-Соловьевич умер в Иркутске 14 февраля (ст. ст.) 1866 г. (см.: Лемке, Очерки освоб. движ., с. 221—224, см. также письмо 121, прим. 5).
8 Об адресе московского дворянства на имя Александра II см. письмо 113, прим. 5. На это заявление Александр ответил обнародованным рескриптом, обращенным к министру внутренних дел П. А. Валуеву, в котором он сообщил: ‘Ни одно сословие не имеет права говорить именем других сословий. Никто не призван принимать на себя передо мною ходатайство об общих пользах и нуждах государства’ (Татищев, т. 1, с. 525).
Миработствуй — сочиненное Анненковым слово, очевидно от имени Оноре-Габриэля Мирабо (Mirabeau), французского аристократа, ставшего одним из самых прославленных ораторов французской революции.
9 Пьеса А. Н. Островского ‘Воевода (Сон на Волге)’ вышла в первой своей редакции в ‘Современнике’ (1865, No 1, с. 165—300). В письме от 6 (18) марта Тургенев писал: ‘… животом прошу — ‘Воеводу’ Островского <...>‘ (П.V.359). О ‘Воеводе’ Анненков напечатал статью в ‘Санкт-Петербургских ведомостях’ (1865, 2 и 4 мая ст. ст., No 107 и 109).
Второе отделение Собственной е. и. в. канцелярии — учреждение, ответственное за кодификацию законов.
10 Первоначальный печатный вариант романа Л. Н. Толстого ‘Война и мир’ вышел под названием ‘Тысяча восемьсот пятый год’ в ‘Русском вестнике’ (1865, No 1—2, 1866, No 2—5). Первый номер за 1865 г. вышел 6 февраля ст. ст. (см.: ЛН, т. 94, с. 32, суждение Тургенева о романе см. в письме 120, прим. 10).
11 Речь идет о пьесе Н. А. Чаева ‘Димитрий Самозванец’, которая появилась в ‘Эпохе’ (1865, No 1). О пьесе Чаева ‘Князь Александр Михайлович Тверской’ Анненков напечатал очередной фельетон в ‘Санкт-Петербургских ведомостях’ (1865, 24 и 26 февраля ст. ст., No 48 и 50). В ответе от 6 (18) марта Тургенев просил выслать ему помимо ‘Воеводы’ Островского и ‘ваши статьи о Чаеве, имени мне совершенно неизвестном’ (П.V.359), что Анненков и сделал (см. письмо 116). В первом номере нового журнала M. M. Стасюлевича ‘Вестник Европы’ (март 1866 г.) появилась вторая статья Анненкова об этом авторе, где он его сравнивает с А. К. Толстым: ‘Новейшая историческая сцена: ‘Дмитрий Самозванец’, драматическое представление Н. А. Чаева. ‘Смерть Иоанна Грозного’, трагедия в пяти действиях и стихах, гр. А. К. Толстого’ (перепеч.: Анненков 1877, т. 2).
12 Еще в письме от 31 января (12 февраля) 1865 г. Тургенев просил: ‘Пожалуйста, подпишитесь от моего имени на ‘Русское слово’, в котором, как говорят, Писарев за меня сражается с ‘Современником’, и пришлите мне в Баден какую-нибудь его статью об этом интересном предмете’ (П.V.341). Речь идет о статье Писарева ‘Нерешенный вопрос’ (впоследствии озаглавленной ‘Реалисты’), появившейся в ‘Русском слове’ в сентябре 1864 г. и положившей начало продолжительному спору между ‘Русским словом’ и М. А. Антоновичем в ‘Современнике’ (см. письмо 118, прим. 5). В ответ на предложение Анненкова Тургенев решил: ‘А разглагольствования Писарева успею пробежать на месте (в Петербурге.— Ред.)’ (II. V.359).

116

16 (28) марта 1865. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 104—105 об. Ответ на письма Тургенева от 16 (28) февраля, 6 (18) и 11 (23) марта 1865 г. (П.V.347, 358—359 и 362—363). Тургенев ответил 20 марта (1 апреля) 1865 г. (П.V.366—367).
1 Младший брат В. П. Боткина Сергей Петрович Боткин был одним из самых знаменитых русских врачей, клиницистом, специализирующимся по внутренним болезням. В 1864—1865 гг. вышли его статьи ‘Предварительное сообщение об эпидемии возвратной горячки в Петербурге’ (Медицинский вестник, 1864, No 46) и ‘К этиологии возвратной горячки в Петербурге’ (там же, 1865, No 1).
2 В письмо от 16 (28) февраля Тургенев вложил фотографию своего зятя Гастона Брюэра и заметил: ‘Зять мой — прекрасный, дельный, простой и добрый малый’ (11.V.347). Надежды Анненкова, однако, не сбылись, и в 1882 г. дочери Тургенева пришлось убежать от мужа (см. письмо 319, прим. 1).
3 Речь идет о фельетоне Анненкова о драматической хронике Н. А. Чаева ‘Князь А. М. Тверской’ (см. письмо 115, прим. 11).
О В. Н. Кашперове и его опере см. письма 107, прим. 6 и 112, прим. 7.
4 В письме от 11 (23) марта Тургенев просил Анненкова: ‘…зайдите к Д. Е. Кожанчикову и скажите, что я только сегодня получил его письмо <...> что издание приближается к концу — сегодня я отослал последнюю корректуру ‘Отцов и детей’ — остались, стало быть, ‘Призраки’ и ‘Довольно’, две небольшие вещи, что раньше открытия навигации, через месяц, последние три тома прибудут в Россию, хотя это мне будет дорого стоить, что я обо всем этом уже писал дней 10 тому назад Салаеву в Москву! Посылка будет сделана на имя Кожанчикова, но пройдет чрез ваши руки, так как я не могу вручить Салаеву все 4000 экз.’ (П.V.362). Речь идет о петербургском издателе и книгопродавце Дмитрии Ефимовиче Кожанчикове, который по договоренности с Тургеневым был ответствен за продажу в России пятитомного салаевского издания сочинений Тургенева 1865 г., напечатанного в Карлсруэ (см. также письма 117 и 120, прим. 1).
5 Еще 2 (14) февраля 1864 г. Тургенев приготовил речь-некролог о Дружинине (в первую очередь о нем как основателе Литфонда), которую из-за простуды Тургенева пришлось прочитать Анненкову на годичном собрании Литфонда (см.: C.XV.45—47 и 301). В ответном письме от 20 марта (1 апреля) 1865 г. Тургенев принял предложение Анненкова: ‘А записку о Дружинине я не только с удовольствием обещаю, но и всячески потщусь написать и вам доставить, т. е. привезти’ (П.V.366). Однако это намерение Тургенева не осуществилось. Речь идет о ‘Собрании сочинений’ А. В. Дружинина под редакцией Н. В. Гербеля (9 томов. СПб., 1865—1867). Во введении к первому тому было обещано, что ‘Биография Дружинина, составление которой взял на себя П. В. Анненков, будет приложена к одному из последних томов’, но биография так и не появилась, в последнем (восьмом) томе, вышедшем в 1867 г., был напечатан очерк М. Н. Лонгинова ‘Вместо предисловия. (Листы из воспоминаний)’ (с. V—XIV) и перепечатан ‘Некролог’ Н. А. Некрасова (с. XV—XVI).
6 В ответе от 20 марта (1 апреля) Тургенев писал: ‘Доверие мое к вам неограниченное, и потому я не претендую на отправку ‘Собаки’, хотя лучше бы ей было полежать у вас в бюро’ (П.V.366). О том, что Анненков должен был держать рукопись ‘Собаки’ ‘под спудом’, см. письмо 111, прим. 1.
Наследник-цесаревич Николай Александрович болел воспалением оболочек мозга и спинного хребта. Он умер в Ницце 12 (24) апреля 1865 г.
7 ‘Собака’ действительно потом держалась у Анненкова, пока не вышла в печати в 1866 г. (СПб. вед., 31 марта ст. ст., No 85).
8 Тургенев выслал Анненкову свой ‘Отрывок из записок умершего художника’ ‘Довольно’ при письме от 6 (18) марта с просьбой: ‘…скажите собственное ваше, для меня, как вы знаете, всегда важное, мнение’ (П.V.359).
9 О траппистах см. письмо 40, прим. 11.

117

18 (30) марта 1865. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 123. Второй ответ на письмо Тургенева от 11 (23) марта 1865 г. (П.V.362—363).
1 О Д. Е. Кожанчикове см. письмо 116, прим. 4. Кожанчикову пришлось объяснить Тургеневу, что он не имел права получать посылки из-за границы (см. письмо 118, прим. 1).
2 О болезни Г. А. Анненковой, которую лечил С. П. Боткин, см. письмо 116. Тургенев отложил свою поездку в Россию и выехал из Бадена 19 (31) мая (см.: П.V.380). Анненкова, кажется, он в Петербурге не застал.

118

Конец марта—начало апреля (начало—середина апреля) 1865. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 123—125. Ответ на письмо Тургенева от 20 марта (2 апреля) 1865 г. (П.V.366—367). Тургенев ответил 23 апреля (5 мая) 1865 г. (П.V.373—374). Год устанавливается по связи с этими письмами. Письмо написано после утверждения ‘Временных правил о печати’ Государственным советом 24 марта (ст. ст.) 1865 г. (см. прим. 8), и скорее всего до письма Анненкова от 2 (14) апреля (письмо 119).
1 Анненков вложил в свое письмо следующую записку:
Милостивый государь Павел Васильевич!
Вы вчера мне заявили, что напишете И. С. Тургеневу, чтобы он свои соч<инения> выслал прямо на мое имя. Считаю обязанностью заявить Вам, что лично я заграничной торговли вести не могу и в случае получения могу подвергнуться большому штрафу. А потому покорнейше Вас прошу написать так. Выслать в С. Петербург на имя конторы H. H. Ваншейт, экспедитора здешней таможни, для передачи мне. Первые томы были высланы также на имя конторы экспедитора Ферстера, для передачи М. И. Островскому. Контора Ферстера оказалась очень неисправною во многом, о чем я тогда же писал И. С. Тургеневу. Г. Ваншейт мне хорошо знакомый и очень порядочный в представлении счетов расходов. Впрочем, как знаете.

Остаюсь готовый навсегда к услугам Вашим
Д. Кожанчиков.

18 марта 1865 года.
О делах Тургенева с Д. Е. Кожанчиковым см. письмо 116, прим. 4, см. также письмо 121, прим. 2.
2 О болезни Г. А. Анненковой см. письмо 116. В письме от 20 марта (1 апреля) 1865 г. Тургенев писал: ‘известие о болезни вашей жены меня очень огорчило, утешительно только то, что, по словам доктора, опасность миновала, а слабости и худобы вам нечего бояться: это скоро поправится. Воображаю, какие вы провели тяжелые дни! Пожалуйста, поклонитесь от меня дружески бедной больной <...>‘ (П.V.366). Это письмо Тургенева известно не полностью, в сохранившейся части нет упоминания о ‘штуке’ Тургенева.
3 В письме от 20 марта (1 апреля) Тургенев заметил: ‘Да что это у вас в Петербурге делается? Здесь уже толкуют о чуме. Конечно, это вздор, но что, к сожалению, есть блоха, если даже слона нету — вам лучше всего знать’ (П.V.366—367). В своем дневнике от 17 марта (ст. ст.) 1865 г. П. А. Валуев писал: ‘Утром на похоронах тайн. сов. Штакельберга. Он умер от тифа, которым заразился в больницах, устроенных по случаю свирепствующей здесь теперь эпидемии. Он был членом временного по этому делу комитета’ (Дневник Валуева, т. 2, с. 27).
4 Речь идет о сатирическом памфлете А. Рожара — Rogeard Auguste. Les propos de Labenius. La critique historique sous Auguste (Разговоры Лабения. Историческая критика в царствовании Августа), вышел в 1865 г. в разных городах, в частности в Париже, Брюсселе, Лондоне и Нью-Йорке. Памфлет якобы содержал протест старого римского республиканца Тита Лабения против тирании императора Августа, но воспринимался как выступление против императора Наполеона III. Рожар был приговорен к пяти годам тюрьмы и штрафу за этот памфлет.
5 В январском номере ‘Русского слова’ появилась статья Г. Е. Благосветлова ‘Буря в стакане воды, или Копеечное великодушие г. Постороннего критика’ (с. 166—171). Благосветлов утверждал: ‘Вот уже несколько месяцев, как г. Посторонний сатирик выходит из себя против ‘Русского слова’ и угрожает решительно истребить его <...> Г. Постороннему критику очень спокойно говорят, что ‘Русское слово’ вовсе не боится его — да и никому он не страшен,— <...>‘ (с. 166). На самом деле, полемика, возникшая из-за расхождения мнений двух радикальных журналов о Базарове Тургенева, началась с No 10 ‘Современника’ за 1864 г., в котором появилась статья ‘Постороннего сатирика’ (М. А. Антоновича) ‘Вопрос, обращенный к ‘Русскому слову’ по поводу статьи в ‘Русском слове’ под заглавием ‘Нерешенный вопрос» (см. письмо 111, прим. 5, автором статьи ‘Нерешенный вопрос’ был Д. И. Писарев). Антонович ответил на статью Благосветлова в февральском номере статьей ‘Промахи (Последний философ-идеалист В. А. Зайцев. ‘Русское слово’. 1864. Декабрь. Нерешенный вопрос. ‘Русское слово’. 1864. Сентябрь)’ (Совр, 1865, No 2), и спор продолжался еще некоторое время. В спор вступила даже мать Д. И. Писарева, написавшая письмо в редакцию ‘Современника’ в защиту своего сына (Совр, 1864, No 3).
Имеется в виду французский писатель Донатьен-Альфонс-Франсуа, маркиз де Сад (Sade), произведения которого известны своим моральным нигилизмом, патологической эротикой, жестокостью.
6 31 марта (н. ст.) 1865 г. во французском парламенте обсуждались поправки к закону о печати. В своей речи Эжен Пельетан (Pelletan) сказал по поводу России: ‘Assurment il serait mauvais got d’attaquer aucun gouvernement tranger dans cette enceinte, mais il serait de plus mauvais got encore, en face de la Pologne mutile et sanglante, de prendre la dfense de la Russie, qu’il soit au moins permis de la rayer de la civilisation humaine’ (Безусловно было бы неуместным нападать на любое правительство в этом месте, но было бы еще более неуместным, в виду искалеченной и окровавленной Польши, встать на защиту России, разрешите по крайней мере ее вычеркнуть из числа цивилизованных людей) (Journal des Dbats. 1865. 1 avril. P. 2). См. также прим. 8.
7 Речь идет о Луи Виардо.
8 Так называемые ‘Временные правила о печати’ были одобрены на заседании общего собрания Государственного совета 24 марта (ст. ст.) 1865 г. и утверждены Александром 11 6 апреля (см.: Дневник Валуева, т. 2, с. 445, см. также письма 115, прим. 5 и 122, прим. 2).
9 Когда вспыхнуло восстание в Польше в 1863 г., M. H. Муравьев был назначен виленским генерал-губернатором с подчинением ему 6 северо-западных губерний и с чрезвычайными полномочиями. В русском обществе разошлись мнения по поводу крайних мер, с которыми он подавил восстание и потом русифицировал Польшу. 19 марта (ст. ст.) 1865 г. Муравьев приехал в Петербург. 22 марта П. А. Валуев заметил в своем дневнике: ‘…Муравьев был у государя, и <...> решено, что он не возвратится в Вильно. Его величеству удалось направить разговор так, что Муравьев сам просил увольнения по случаю расстроенного здоровья, хотя, вероятно, в ожидании, что его упросят остаться’ (Дневник Валуева, т. 2, с. 29). Решение, однако, не сразу было принято, 6 апреля Валуев жаловался: ‘Готовы были оставить до времени Муравьева <...> Государь колебался, но уступил интимидационным доводам’ (там же, с. 33). Окончательное решение прибыло в Петербург из Ниццы (куда поехал Александр II из-за болезни цесаревича Николая Александровича) только 24 апреля (см.: там же, с. 38), причем Муравьев был пожалован графским титулом. Его сын, H. M. Муравьев, был с 1863 г. ковенским губернатором. В дневнике от 18 апреля (ст. ст.) Валуев замечает: ‘(M. H. Муравьев) хлопочет преимущественно о сохранении содержания его сыну при увольнении от должности ковенского губернатора’ (там же, с. 36).
10 Издавая письмо Тургенева от 20 марта (1 апреля), Анненков считал нужным объяснить сугубо короткое замечание Тургенева о первых частях романа Л. Н. Толстого ‘Война и мир’ (вышедших под названием ‘Тысяча восемьсот пятый год’) подстрочным примечанием. В письме Тургенев заметил: ‘Прочел также роман Л. Н. Толстого и почувствовал… Этак нельзя, нельзя, нельзя’ (П.V.367). ‘В объяснение такого восклицания и предшествующего ему многоточия, — пишет Анненков, — можно только привести слова Тургенева, в его письме к Я. П. Полонскому, три года спустя, 6-го марта 1865 года: ‘Роман Толстого — вещь удивительная: но самое слабое в нем — именно то, чем восторгается публика: историческая сторона и психология. История его — фокус, битье тонкими мелочами по глазам, психология — капризно-однообразная возня в одних и тех же ощущениях.— Все бытовое, описательное, военное — это первый сорт, и подобного Толстому мастера у нас не имеется» (Анненков, Из переписки, с. 583, см.: П.VII.87, где письмо относится к 1868 г., и письмо к Анненкову от 14/26 февраля 1868 г.— П.VII.64—65). А в письме от 16 (28) апреля 1865 г. к И. П. Борисову Тургенев был менее снисходителен: ‘К истинному своему огорчению, я должен признаться, что роман этот мне кажется положительно плох, скучен и неудачен. Толстой зашел не в свой монастырь — и все его недостатки так и выпятились наружу. Все эти маленькие штучки, хитро подмеченные и вычурно высказанные, мелкие психологические замечания, которые он, под предлогом ‘правды’, выковыривает из-под мышек и других темных мест своих героев — как это всё мизерно на широком полотне исторического романа!’ (П.V.364). В 1868 г. Анненков издал статью о романе Толстого ‘Исторические и эстетические вопросы в романе гр. Л. Н. Толстого ‘Война и мир», которая вышла в ‘Вестнике Европы’ (1868, No 2, перепеч.: Анненков 2000).
11 См. письмо 120, прим. 4. Тургенев прибыл в Петербург около 23 мая (ст. ст.) 1865 г.

119

2 (14) апреля 1865. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 122—123.
1 О Д. Е. Кожанчикове см. письмо 116, прим. 4. О том, что Тургенев должен был получить 3000 руб., см. письмо 117. Письма Тургенева этого времени известны только по изданию Анненкова, где он их печатал не полностью (и необязательно издал все письма). Неизвестно, из которого письма Анненков вырезал часть для Ф. И. Салаева.
2 Подтверждение со стороны Тургенева о получении этого векселя неизвестно, в письме 119 Анненков жалуется, что Тургенев ‘приумолк’, однако в письме 120 Анненков обещает передать Кожанчикову все, что Тургенев приказывает ‘насчет денег’.
3 О болезни Г. А. Анненковой см. письмо 116.
4 Речь идет о польском Центральном народном комитете (Centralny komitet narodowy), основанном в 1862 г. и игравшем видную роль в польском восстании 1862—1863 гг. В это время поступило из Учредительного комитета в Царстве Польском предложение об изменениях в ‘Положении о рекрутской повинности’ 1859 г., и 23 апреля (ст. ст.) 1865 г. Комитет по делам Царства Польского подтвердил предложение подвергнуть повинности мужчин всех сословий без исключения (см.: Дневник Валуева, с. 448).
5 Столетие со дня смерти М. В. Ломоносова пышно отмечалось 6—7 апреля (ст. ст.) 1865 г. Помимо церковных поминовений в Александро-Невской лавре, в частности литии на могиле Ломоносова, оно состояло из торжественного заседания Академии наук и юбилейного обеда в Дворянском собрании. О подготовках к торжественному заседанию писал А. В. Никитенко в дневнике (запись от 29 марта): ‘Вечером собрание из нескольких членов Академии у президента для предварительного прочтения речей, предназначаемых для ломоносовского юбилея, Грот прочел свой биографический очерк. Моя речь: ‘Значение Ломоносова в отношении к изящной русской словесности’, кажется, некоторым не понравилась <...> Срезневский отменил свое намерение читать речь и сказал, что напишет ее для печатания в наших актах. Решено, что заседание откроет секретарь (К. С. Веселовский.— Ред.) официальным заявлением о поводе торжества и, кроме того, упомянет о стипендии, учреждаемой Раевскою, и о высочайше назначенной тысяче рублей для ежегодной премии за сочинение на академическую задачу. Потом Грот прочтет свой биографический очерк Ломоносова, а затем я мою речь — тем все и кончится. Речь Грота, за сокращениями, которые просили его сделать, будет продолжаться больше часу, моя немножко меньше того. Меня не просили сократить’ (Никитенко, т. 2, с. 505). Об истории этого юбилея см.: Берков П. Н. Ломоносовский юбилей 1865 г. (Страница из истории общественной борьбы шестидесятых годов) // Ломоносов. Сборник статей и материалов. М., Л., 1946. Кн. II. С. 216—247.

120

6 (18) апреля 1865. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 125. Возможно, что письмо Тургенева от 23 апреля (5 мая) 1865 г. (П.V.373—374), известное не полностью, является ответом и на это письмо. Датируется на основе упомянутого обеда в честь М. В. Ломоносова.
1 Из 3000 рублей, которые Тургеневу причитались за салаевское издание его сочинений, Д. Е. Кожанчиков передал Анненкову сначала только первые 2000 рублей (см. письмо 119).
2 Наследник-цесаревич Николай Александрович умер от воспаления оболочек мозга и спинного хребта в Ницце 12 (24) апреля 1865 г.
3 Торжественный обед в честь годовщины М. В. Ломоносова состоялся 7(19) апреля. Со дня на день ожидалось известие о смерти цесаревича Николая Александровича. В записи в дневнике от 7 апреля П. А. Валуев уточняет: ‘Все обошлось и происходило хорошо. Тост в честь цесаревича был принят с жарким восторгом. Рукоплескания, крики ура и слезы продолжались 10 минут <...> Ламанский сказал весьма хорошую речь, в которой устранялось любимое в наше больное время понятие о вражде национальностей, и, таким образом, уменьшено значение немцофобных стихов Майкова’ (Дневник Валуева, т. 2, 34, см. также письмо 119, прим. 5). На обеде должны были прозвучать ‘Пир Владимира и пляски скоморохов’ из оперы А. Н. Серова ‘Рогнеда’ и ‘Камаринская’ М. И. Глинки (см.: Берков П. Н. Ломоносовский юбилей 1865 г. (Страница из истории общественной борьбы шестидесятых годов) // Ломоносов. Сборник статей и материалов. М., Л., 1946. Кн. И. С. 227—229).
4 Если письмо Тургенева к И. Ф. Миницкому действительно относится к 1865 г., как с некоторой оговоркой предлагают редакторы академического издания (см.: П.V.380—381 и 690), то Тургенев все-таки остановился на квартире В. П. Боткина (см. также письмо 118).

121

9 (21) мая 1865. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 106—106 об. Ответ на письмо Тургенева от 23 апреля (5 мая) 1865 г. (П.V.373—374). Предполагаемый ответ Тургенева неизвестен.
1 Тургенев действительно отложил свою поездку в Россию и выехал из Баден-Бадена 19 (31) мая (см.: П.V.380). Анненкова, по всей вероятности, он в Петербурге уже не застал.
2 Речь идет о салаевском издании сочинений Тургенева, которое печаталось в Карлсруэ. В письме от 23 апреля (5 мая) 1865 г. Тургенев просил Анненкова сказать Д. Е. Кожанчикову, что ‘экземпляры 3-го, 4-го и 5-го томов были отправлены в понедельник из Карлсруэ через Штеттин в Петербург на имя H. H. Ваншейта, для передачи ему, как он этого сам желал’ (П.V.373, см. также письма 116, прим. 4, 117 и 118, прим. 1).
О свидетельствах см. письмо 111, прим. 2.
3 ‘Довольно’ Тургенева впервые появилось в салаевском издании сочинений писателя (т. V). В письме от 23 апреля (5 мая) Тургенев сообщил Анненкову: ‘…посылаю вам цензированную рукопись ‘Довольно’, так как она, может быть, потребуется при получении книг’ (П.V.373). Тургенев подтвердил эти распоряжения в письме к Д. Е. Кожанчикову от 18 (30) мая (см.: П.V.379—380).
Рассказ ‘Собака’ вышел только в 1866 г. (см. письмо 111, прим. 1).
4 Очевидно, Тургенев снова затронул в своих письмах к Анненкову этого времени (они известны только по текстам, напечатанным Анненковым не полностью) вопрос о замене дяди новым управляющим (об этом зашла речь уже в письме Тургенева к Анненкову от 15/27 декабря 1864 г.— см.: П.V.ЗЮ). Однако лишь с начала 1867 г. должность управляющего занял Никита Алексеевич Кишинский (см.: П.VI.130).
Николай Михайлович Белозерский — брат В. М. Белозерского, в 1861—1862 гг. редактора украинского журнала ‘Основа’.
5 Объявлением приговоров кончилось ‘Дело 32-х’ (см. письма 84, прим. 1 и 90, прим. 2). Сенатское определение было готово 10 декабря (ст. ст.) 1864 г. В нем Сенат определял, в частности, что среди 15 лиц: ‘9) купца Дмитрия Кожанчикова <...> 14) действ, студента Николая Потехина, 15) действ, стат. сов. Гаевского <...> 18) кол. секр. Ивана Тургенева — по настоящему делу освободить от суда’. По определению следовало ‘великобританского подданного Артура Бени <...> выдержать в тюрьме три месяца <...> оставить в сильном подозрении и затем выслать за границу, воспретить навсегда въезд в Россию <...> кандидата с.-петербургского университета Михаила Налбандова <...> оставить в сильном подозрении и затем, как личность неблагонадежную, предоставить министру внутренних дел выслать в один из отдаленных городов России под строгий надзор полиции <...>‘. Сенатское определение поступило на обсуждение в Государственный совет 9 апреля 1865 г., и после подтверждения Александром II приговор был публично объявлен в Сенате 27 апреля (см.: Лемке, Очерки освоб. движ., с. 221—224, Анненков ошибочно называет М. Л. Налбандяна ‘Набелдановым’). О решении по приговору Н. А. Серно-Соловьевича см. письмо 115, прим. 7.

122

4 (16) октября 1865. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 107—108 об. Ответ на неизвестное письмо Тургенева. Ответ Тургенева тоже неизвестен. Год устанавливается по содержанию.
1 Тургенев внезапно сократил свое пребывание в России и вернулся в Баден-Баден 6 (18) июля 1865 г. (см.: П.VI.14 и 17). В начале августа (н. ст.) он съездил к дочери в Ружмон (Франция) и вернулся снова в Баден около 17 августа (н. ст.) (см.: П.VI.16—17).
В Западной Европе в это время вспыхнула холера. В письме к И. П. Борисову от 5 (17) августа Тургенев писал: ‘Вообще погода у нас <...> свежая — почти холодная, что меня лично даже радует, потому что я в этом вижу некоторую защиту против холеры, которая, как грозовая туча, заходит со всех пунктов горизонта и которой я боюсь, как Вам известно, до позора’ (П.VI.18).
2 ‘Временные правила о печати’ были утверждены 6 апреля (ст. ст.) 1865 г. и вошли в действие с 1 сентября (ст. ст.) 1865 г. Первые газеты (‘Санкт-Петербургские ведомости’, ‘Московские ведомости’ и ‘Голос’) вышли без предварительной цензуры 4 сентября.
3 Речь идет о предостережении ‘Санкт-Петербургским ведомостям’, редактором которых был В. Ф. Корш, за статью ‘О залоге государственных имуществ’ в No 243 от 18 сентября (ст. ст.) 1865 г. Статья являлась откликом на обсуждения в прессе, первоначально в ‘Биржевых ведомостях’ и ‘Торговом сборнике’, по поводу законности предложения о выпуске банковских свидетельств на залоге части казенных земель. С согласия министра внутренних дел П. А. Валуева товарищ министра государственных имуществ Н. А. Гернгрос напечатал в ‘Северной почте’ (16 сентября) заметку о необоснованности положения, выдвинутого в двух газетах. Предостережение, которое было объявлено 21 сентября, являлось распоряжением Валуева (см.: Дневник Валуева, т. 2, с. 454—456). В своем дневнике от 20 сентября Валуев заметил: ‘В Совете по делам печати возникла ради меня оппозиция против требованного мною предостережения’ (там же, с. 68, по утверждению П. А. Зайончковского, оппозиция ‘не нашла отражения в журнале Совета’ — там же, с. 456). Свое несогласие с предостережением выразил также А. В. Никитенко в дневниковой записи за 21 сентября: ‘Мне кажется это ошибкою и потому уже, что такие крутые меры несовместимы с властью, которая не внушает ни страха, ни уважения, ни доверия к себе. Ведь это не более как вспышки, симптомы произвола <...> Но Валуев, кажется, решился идти напролом’ (Никитенко, т. 2, с. 534).
4 Имеется в виду статья Д. И. Писарева ‘Пушкин и Белинский’, вышедшая в двух частях в ‘Русском слове’ (1865, No 4 и 6). Писарев был арестован еще 2 июля (ст. ст.) 1862 г. по делу П. Д. Баллода. Определение Сената: ‘Кандидата Спб. у<ниверситета> Дмитрия Писарева <...> лишить некоторых, особенных, по ст. 54, прав и преимуществ и заключить в крепость на два года и восемь месяцев <...>‘ — было публично объявлено лишь 5 ноября (ст. ст.) 1864 г. По ходатайству А. А. Суворова-Рымникского Писарев был освобожден ранее срока в ноябре 1866 г. (см.: Лемке, Процессы, с. 595— 597). В статье ‘Воспоминания о Белинском’, назвав Писарева ‘много обещавшем юношей’, Тургенев подтвердил, что он ‘читал его статьи с интересом, хотя с многими положениями в них, вообще с их направлением, согласиться не мог. Особенно возмутили меня его статьи о Пушкине’ (C.XIV.36).
5 Речь идет уже о комплекте экземпляров салаевского издания сочинений Тургенева. О Шамиле см. письмо 56, прим. 3.
6 В это время Б. Ауэрбах был в Бадене и встречался с Тургеневым (см.: П.VI.21). 4(16) июня 1866 г. Тургенев писал О. А. Новиковой: ‘При последнем моем свидании с Ауэрбахом — у нас зашла речь о переводе его романа на русский язык с особенным предисловием от его имени, я написал одному петербургскому знакомому об этом намерении и получил в ответ, что роман уже переведен и должен появиться в одном повременном издании. Я сообщил об этом Ауэрбаху — и тем дело кончилось’ (П.VI.84). Перевод романа Ауэрбаха ‘На высоте’ (Auf der Hhe — 1865) вышел в 1867 г. в ‘Новом русском базаре’ (No 2—35) (см.: П.VI.485).
7 Возможно, что речь идет о Петре Вольском, родственнике Л. П. Шелгуновой (см.: Лемке, Процессы, с. 155). В 1865 г. А. П. Безак был киевским, подольским и во-лынским генерал-губернатором.
8 Барыня Алексеева — неустановленное лицо
9 В мае 1865 г. А. Р. Иогансен выпустил второй альбом романсов Полины Виардо ‘Десять стихотворений Пушкина, Лермонтова, Кольцова, Тютчева и Фета, переведенные Ф. Боденштедтом, положенные на музыку Полиною Виардо-Гарсия’. В письме к Боденштедту от 5 (17) ноября 1865 г. Тургенев упоминает об ошибках, которые вошли в текст романса ‘Бессоница’: ‘Sie hatten einige Vernderungen an meiner Version gemacht, die ich auch pflichtschuldigst dem Petersburger Verleger zugeschickt habe — der hat sie aber verlegt — propriu sensu — und jetzt kann die Verbesserung erst spter kommen. Sie mssen leider meine schlechte Waare mit Ihrem schnen (Pavillon) decken’ (Вы сделали некоторые изменения в моем тексте, которые я счел себя обязанным также послать петербургскому издателю, — он же propriu sensu затерял их — и теперь это место можно будет исправить лишь впоследствии. К сожалению, Вам приходится покрывать мой плохой товар Вашим красивым (флагом)) (П.VI.33 и 368). Рецензии на этот альбом не было в русской прессе. Второе издание, в котором собраны все романсы П. Виардо, изданные Иогансеном в 1864—1874 гг. (всего 6 альбомов), вышло только в 1874 г. ‘С подробностью’ Анненков написал об этом в письме от 25 ноября (7 декабря) 1865 г. (письмо 124).

123

19 (31) октября 1865. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 109—110 об. Ответ на неизвестное письмо Тургенева. Ответ Тургенева тоже неизвестен. Год устанавливается по содержанию.
1 Возможно, что Тургенев сообщил Анненкову о своей дочери в Ружмоне, куда он съездил, вернувшись из России, в первой половине (н. ст.) августа 1865 г. В письме к И. П. Борисову от 5 (17) августа 1865 г. из Бадена он пишет: ‘Дочь моя живет в хорошеньком, новом доме: местность кругом довольно живописная. Муж ее очень любит, и она его любит (она пятый месяц беременна). Пока всё идет хорошо и впереди ничего не предвидится мрачного. И здесь всё идет недурно: <...>‘ (П.VI.18). Однако 7(19) октября Тургенев получил известие о том, что у дочери был выкидыш (см.: П.VI.23).
2 Триумфальный памятник в честь победы над французами в Отечественной войне 1812 г., Александровская колонна, был воздвигнут в 1834 г. на Дворцовой площади в Петербурге. Сведения о трещинах и других повреждениях начали являться уже с 1836 г., и подробные исследования их начались в 1860 г.: ‘Причиной трещин считали неравномерность расширения минералов, входящих в состав этой породы гранита, а также разность летней и зимней температур <...>‘, а в 1862 г. было установлено, что ‘трещины существовали уже во время возведения колонны, но были искусно замастичены и в одном месте перерезаны вставленным отдельным куском гранита размером 26 х 17 сантиметров. Мастика на северно-восточной стороне колонны сохранилась почти не поврежденной, но большей частью вывалилась’. Однако до 1880-х гг. никаких реставрационных работ не предпринималось (Ротач А. Л. Александровская колонна. Л., 1966. С. 56—57).
3 И. С. Аксаков женился на Анне Федоровне Тютчевой, дочери Ф. И. Тютчева, 12 января (ст. ст.) 1866 г. (см.: Касаткина В. Н. И. С. Аксаков — биограф Ф. И. Тютчева // Аксаков И. С. Биография Федора Ивановича Тютчева. Репринтное воспроизведение издания 1866 г. М., 1997. Т. II: И. С. Аксаков и его Биография Федора Ивановича Тютчева. С. 33).
Об А. Д. Блудовой см. письмо 107, прим. 3. Вокруг нее собирался в Петербурге влиятельный салон.
Архимандрит Иван — в мире Владимир Сергеевич Соколов, в 1847 г. возведен в сан архимандрита, в 1865 г. он стал епископом выборгским, а в 1866 г. епископом смоленским, доктор богословия, в течение 10 лет преподавал каноническое право в Петербургской духовной академии.
4 Речь идет о пьесах А. Ф. Писемского ‘Бывые соколы’ (может быть, совместно с ее продолжением ‘Птенцы последнего полета’), в первом варианте которой центральной темой являлись кровосмесительные отношения между отцом и дочерью, ‘Бойцы и выжидатели’ (при жизни автора не издавалась), ‘Самоуправцы’. Последнюю Писемский предоставил на Уваровскую премию с просьбой, чтобы одним из рецензентов был Анненков (см. его письмо к К. С. Веселовскому от 3 декабря ст. ст. 1865 г.— Писемский, Письма, с. 193). В письме к Тургеневу от 8 (20) мая 1866 г. Писемский сообщал: ‘Я написал одну трагедию, другую, третью, четвертую, <...> поехал с сими детищами моими в 116. прошлою осенью, с тем, чтобы напечатать их в ‘От<ечественных> Зап<исках>‘, устроилось чтение у Дудышкина, в присутствии: нескольких литераторов и их супруг, по преимуществу Майковщины, читаю и вижу, что мои трагедии производят ужас, омерзение, даже на меня лично начинают смотреть как на человека, который сей час только совершил гнуснейшее преступление, читаю потом у Тютчева, опять то же, если еще не сильнейшее омерзение — ругательства уже без всякой церемонии рассыпаются мне в глаза за мои произведения <...> Во все это как бы не было тяжелое для меня время один только Павел Васильичь Анненков не отпихнул меня от себя и не ругал ужь наповал мои произведения и принял наконец участие в моем житейском положении. Я куплю его портрет и оставлю детям моим в наследство с такой надписью: Этот человек поддержал вашего отца своею дружбою в самое тяжелое время его жизни’ (там же, с. 203—204).
Огюст-Анисе Буржуа (Bourgeois) — популярный французский драматург, особенно прославившийся своими мелодраматическими произведениями и водевилями ужасов.
5 Ф. Т. Стелловский стал издавать ‘Сочинения’ Писемского в 1861 г. Пьеса ‘Самоуправцы’ вошла в четвертый, последний, том, который вышел в 1867 г.
Писемский обратился к министру внутренних дел П. А. Валуеву еще в письме от 14 октября (ст. ст.) 1865 г. с просьбой ‘приказать меня зачислить по Министерству Внутренних Дел, с тем, чтобы я, с течением времени, назначен был или Советником Московского Губернского Правления или Цензором в Московском Цензурном Комитете’ (Писемский, Письма, с. 187). По просьбам самого Писемского Анненков принимал живейшее участие в его попытках получить место. В письме к Анненкову от 10 (22) ноября 1865 г. он замечает: ‘Сей час до меня дошли слухи, что один Цензор переходит из Москвы в Петербург, а другой совсем выходит, попросите при свидании Лазаревского, что если эта перемена действительно происходит, то напомнил бы он обо мне Министру’ (там же, с. 190), а в письме от 17 февраля (1 марта) 1866 г. он пишет: ‘Место Советника Губ. Правления я очень желаю получить <...> По вашему письму я сей час был у Генерал-Губернатора и он мне положительно сказал, что кроме меня никого не представит…’ (там же, с. 198). Писемский действительно стал исполнять эту должность в мае 1866 г. и в феврале 1867 г. был в ней утвержден (там же, с. 669).
6 Имеется в виду статья под криптонимом ZZZ, принадлежащая И. С. Аксакову: ‘Связь современного положения у нас монашества с вопросом об улучшении быта нашего православного духовенства’ (‘День’, No 35 и 36, с. 830—835 и 855—862), одна из серии статей И. С. Аксакова, посвященных церковным делам.
7 В статье ‘Надежды и опасения. (По поводу освобождения печати от предварительной цензуры)’ М. А. Антонович жаловался, что ‘Современник’ должен был внести ‘как бы в обеспечение своей благонадежности установленный залог в две тысячи с половиною рублей, которые должны служить для него вечным напоминанием о том, что над ним висит, как дамоклесов меч, кара наказания, а опасение потерять их должно служить для него побуждением точно исполнять свои обязанности и не преступать предписаний закона. Закон, как добрый демон, постоянно шепчет издателям газет и журналов: ‘не будьте дерзки, покоряйтесь и повинуйтесь, а иначе вы лишитесь меня!» (Совр, 1865, No 8, отд. II, с. 174).
8 О том, что в газете ‘Весть’ В. Д. Скарятина правительство обвинялось в излишнем либерализме, см. письмо 113, прим. 5. Газета только что начала снова выходить после восьмимесячного приостановления.
9 За сборник статей ‘Критические этюды, 1859—1865’, вышедший без предварительной цензуры в 1865 г., П. А. Бибиков был предан суду ‘за прямое оспаривание и порицание начал семейного союза с намерением разрушить или ослабить его основы’. В ноябре 1865 г. Петербургская судебная палата в первом судебном процессе на основе нового закона о печати осудила Бибикова на семь дней гауптвахты, но одновременно осудила следователя за незаконные действия и признала приостановку продажи сборника неправильной (см.: Никитенко, т. 2, с. 648, см. также: Громов В. А. П. А. Бибиков — ученик и последователь Н. Г. Чернышевского // Н. Г. Чернышевский. Эстетика. Литература. Критика. Л., 1979. С. 341—348). В статье ‘Ревность животных. По поводу ‘неслыханного поступка Веры Павловны Лопуховой» Бибиков приводил сравнения с миром животных.
10 В Петербурге премьера комедии А. Н. Островского ‘Воевода’ состоялась 28 апреля (ст. ст.) 1865 г. в Мариинском театре, но представлений было всего четыре. Пьеса снова давалась 27 сентября (ст. ст.), но на этот раз было только три представления (27 сентября, 1 и 13 октября 1865 г.) (см.: История рус. драм, театра, т. 5, с. 429). Анненков написал фельетон об этой комедии (»Воевода’ Островского’ — СПб. вед., 1865, No 107 и 109).
11 Комедия А. А. Потехина в первый раз шла в Петербурге 22 сентября (ст. ст.) 1865 г., после чего было еще 13 представлений до 1 ноября (см.: История рус. драм. театра, т. 5, с. 490).
Помимо упомянутых Анненковым пьес в Петербурге в это время состоялась (11 октября ст. ст.) премьера пьесы В. А. Дьяченко ‘Неровня’. По словам А. А. Нильского, Дьяченко покровительствовал П, С. Федоров, начальник репертуарной части петербургских театров (см.: Воспоминания А. А. Нильского // Исторический вестник. 1894. No 1.С. 131).

124

25 ноября (7 декабря) 1865. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 111—112. Ответ на неизвестное письмо Тургенева. Тургенев ответил 29 ноября (11 декабря) 1865 г. (П.VI.37). Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 В. П. Боткин провел два дня у Тургенева в Баден-Бадене по пути из Парижа в Россию в начале ноября (н. ст.) 1865 г. (см.: П.VI.34). В письме к Анненкову от 28 ноября (10 декабря) Тургенев пишет: ‘Если В. П. Боткин уже вернулся в Петербург, то скажите ему <...> (и Вам да будет сие известно), что с его легкой руки я принялся за сочинение романа, план которого я ему сообщил вкратце, и написал уже довольное количество страниц’ (П.VI.36). Речь идет о романе ‘Дым’.
2 О Пинто см. письмо 56, прим. 2. В ответе от 29 ноября (11 декабря) Тургенев писал: ‘…благодарю Вас за все известия насчет Пинто. Вы поступили благоразумно <...>‘ (II.VI.37). Тургенев, очевидно, долго не востребовал возврата мебели, которая хранилась у Пинто. 9 (21) июля 1868 г. он писал из Петербурга Н. А. Кишинскому, новому управляющему в Спасском: ‘Здесь я поручил Дмитрию сходить к г-ну Пинто — насчет моей мебели, и как только железная дорога в Орел откроется <...> спишитесь с ним <...> и вышлите ему тогда на отправку мебели и пр. рублей сто’ (П.VII. 188—189).
3 Об издании романсов Полины Виардо см. письмо 122, прим. 9. Анненков описывает положение открытой борьбы между горячими приверженцами ‘Могучей кучки’ и их противниками.
4 О ‘Критических этюдах’ П. А. Бибикова см. письмо 123, прим. 9.
5 Имеется в виду положение после 1 сентября (ст. ст.) 1865 г., когда вошли в действие ‘Временные правила о печати’ (см. письмо 122, прим. 2).

125

15 (27) декабря 1865. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 115—116 об. Ответ на письмо Тургенева от 28, 29 ноября (10, 11 декабря) 1865 г. (П.VI. 35—37). Тургенев ответил 20 декабря 1865 г. (1 января 1866) (77. VI. 40—41). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 В письме от 28 ноября (10 декабря) 1865 г. Тургенев писал Анненкову: ‘Вы еще не получали — но получите наверно в скором времени от дяди моего 400 руб. сер. (у него теперь деньги есть — и я ему подтвердительно об этом наказывал). Когда Вы их получите, будьте так добры, отдайте H. H. Тютчеву 120 руб. на известное ему употребление, 100 Коршу с униженными с моей стороны извинениями, а 180 руб. оставьте у себя — или, лучше сказать, подпишитесь на мое имя — сюда, в Баден-Баден, на 1) ‘С.-Петербургские ведомости’, 2) ‘Отечественные записки’ и 3) ‘Русское слово’. (Надо и это иметь в виду)’ (П.VI.35—36).
2 Об альбоме романсов Полины Виардо см. письмо 122, прим. 9. В письме от 28 ноября (10 декабря) 1865 г. Тургенев просил: ‘Еще просьба: меня одна барыня уверила, что по письмам из Петербурга романсы г-жи Виардо имеют там большой успех. Романсы этого вполне заслуживают, и это доказывало бы только улучшение вкуса нашей публики — но барыня эта русская — и соврать ей ничего не стоит. Узнайте настоящее дело стороною — и уведомьте’ (П.VI.37).
3 Речь идет о записке ‘Скифские могилы. Чертомлыцкий курган. Записка И. Е. Забелина’, вышедшей в 1865 г. В ней Забелин описывает серебряную вазу из кургана Чертомлык. В ответе от 20 декабря 1865 г. (1 января 1866) Тургенев просил: ‘…разумеется, прошу вас немедленно выслать сюда брошюру Забелина о ‘Серебряной вазе’. Я неоднократно говорил о ней Виардо, и мы поместим статейку в ‘Gazette des Beaux Arts» (П.VI.40). Об интересе Тургенева к этой вазе (с фотографией ее) см.: Neverov Oleg. l. S. Tourgueniev et l’art antique // CahTVM, No 19, 1995, p. 8—10. См. также письмо 127, прим. 5.
4 В 1865 г. подписана почтовая конвенция с Пруссией, одна из ряда таких международных конвенций, которые подготовил Гейнрих Штефан, ответственный за международные отношения внутри немецкой почты, и которые вели к всемирному почтовому союзу 1874 г. (см.: Grosse Oskar. Stephan: vom Postschreiber zum Minister. Berlin, 1931. S. 85—100, о некоторых подробностях этой конвенции см. письмо 129).
5 Первое предостережение было объявлено ‘Современнику’ 10 ноября (ст. ст.) 1865 г. (см.: Некрасов, т. 132, с. 167—168), а второе 4 декабря (ст. ст.), официально за статью М. А. Антоновича ‘Суемудрие ‘Дня» и стихотворение Н. А. Некрасова ‘Железная дорога’ в октябрьском номере (см.: Евгеньев-Максимов В. Последние годы ‘Современника’. 1863—1866. Л., 1939. С. 110—111). После второго предостережения Н. А. Некрасов обратился к М. П. Щербинину, председателю Совета Главного управления по делам печати: ‘…самое удобное было бы для меня возвращение к предварительной цензуре, но мне сказано, что подобное возвращение невозможно. Между тем, при всей моей готовности подчиняться требованиям правительства, продолжение журнала без предварительной цензуры сопряжено для меня с риском, угрожающим ухудшить мое положение, ибо я не владелец ‘Современника’, а только арендатор его, обязанный в случае запрещения журнала заплатить владельцу его 8500 р. с.’ (Некрасов, т. 15ь с. 33—35). Очевидно, в результате этого обращения Некрасова предварительная цензура для одиннадцатого номера (точнее, No 11—12) за 1865 г. была разрешена, в связи с чем было рекомендовано изъять восемь статей и стихотворений (см.: там же, с. 223, где допущена опечатка: вместо No 11 назван No 9 ‘Современника’, вышедший в свет 27 октября 1865 г.).
6 А. А. Краевский был отдан под суд за статью И. А. Острикова ‘Остзейский край со стороны религиозной нетерпимости’, напечатанную 2 декабря (ст. ст.) 1865 г. (No 333) в газете ‘Голос’. Дело перешло в Сенат, где 27 мая (ст. ст.) 1866 г. решено было подвергнуть Краевского двухмесячному аресту на гауптвахте (см.: Материалы, собранные особою комиссиею, высочайше учрежденною 2-го ноября 1869 г. для пересмотра действующих постановлений о цензуре и печати. СПб., 1870. Ч. III. Кн. 1. С. 12—64).
7 В доме на Литейной, No 38 помещалась типография А. А. Краевского, где издавались редактированные им ‘Голос’ и ‘Отечественные записки’.
Вексель Абазы — переводный вексель, ответственность за который принадлежала Государственному банку. В 1865 г. А. А. Абаза, будущий председатель департамента государственной экономии Государственного совета (1875—1880) и министр финансов (1880—1881), был назначен членом совета министра финансов.
8 2 декабря (ст. ст.) 1865 г. в газете ‘Голос’ (No 333) появилось открытое письмо от Н. В. Соколова и В. А. Зайцева, в котором они объявили, что больше не намерены сотрудничать в ‘Русском слове’ и что то же самое ‘уполномочил нас сообщить от своего имени Д. И. Писарев’ (см.: Шелгунов Н. В., Шелгунова Л. П., Михайлов М. Л. Воспоминания: В 2-х т. М., 1967. Т. 2. С. 510. (Серия литературных мемуаров). Писарев тогда был заключен в Петропавловскую крепость). Письма Н. В. Шелгунова к жене из ссылки объясняют ход дела и доказывают, что старались и его привлечь в эту ‘революцию в редакции ‘Русского слова». В письме от 21 октября (ст. ст.) 1865 г. Шелгунов цитирует письмо к нему Зайцева: ‘…о тех реформах в журнале, каких я и Соколов добиваемся от Григория Евлампиевича (Благосветлова.— Ред.). К сожалению, как ни необходимы эти реформы и как ни важны они для интересов не только ‘Русского слова’, но и всей литературы, я потерял надежду склонить на них нашего почтенного издателя, который при всех своих достоинствах не одарен той добродетелью, которою в такой степени отличаемся все мы, то есть быть пролетарием’ (там же, с. 190—191), а в письме от 28 октября он цитирует другое письмо Зайцева: ‘Нынче я, Соколов и Дмитрий Иванович заключили между собой тайный оборонительный союз, условия которого состоят в том, что управляющий конторой не может исключить или удалить против воли никого из постоянных сотрудников, какими мы считаем себя, вас и Благовещенского. Удаление одного влечет за собой немедленный выход остальных (то есть из нас троих пока)’, и Шелгунов прибавляет от себя: ‘Я тоже вступлю в этот союз, но только не понимаю, зачем он тайный, <...>‘ (там же, с. 193). Узнав об уходе своих товарищей из журнала, 16 декабря Шелгунов жаловался: ‘Без Писарева ‘Русское слово’ немыслимо. Что будет, не знаю. Но все это очень глупо. Как мне кажется, всю эту кутерьму наделал Соколов, человек <...> горячий, но не умный. Во всяком случае, все это нехорошо, потому что если ‘Русское слово’ захворает холерой, то и твоему покорнейшему слуге приключится болезнь и отощание’ (там же, с. 195). В декабрьском номере журнала появилось объявление, что ‘недоразумения, случайно возникшие между редакцией и г. Писаревым, устранены и он по-прежнему остается постоянным сотрудником ‘Русского слова» (там же, с. 510).

126

3 (15) января 1866. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 117—118 об. Ответ на письмо Тургенева от 20 декабря 1865 г. (1 января 1866) (П.VI.40—41). Тургенев ответил 17 (29)января 1866 г. (П.VI.43—44).
1 Речь идет о вышедшей в 1865 г. в Париже книге французского историка Эдгара Кине (Quinet) ‘La Rvolution’ (Революция), в которой он обсуждал вопрос о том, почему французская революция 1789 г. не дала политической свободы гражданам. В письме от 17 (29) января 1866 г. Тургенев писал: ‘Ни одна книга еще не оскорбила французской публики так, как книга Кине: все партии скрежещут зубами. Они не могут простить ему презрительное неверие в будущность, силу и интеллигенцию латинских рас вообще и французского народа в особенности. Замечательная книга, и ваше напоминовение имени Белинского весьма верно’ (П.VI.44).
2 См. письмо 125, прим. 3.
3 О деньгах, которые должен был выслать Анненкову H. H. Тургенев, см. письмо 125, прим. 1.
4 В письме от 17 (29) января 1866 г. Тургенев поблагодарил Анненкова: ‘Спасибо за выписку справки из выкупного учреждения — она пригодится’ (П.VI.43).
5 В письме от 20 декабря 1865 г. (1 января 1866) Тургенев просил: ‘А теперь главное: Салаев выслал мне остальные деньги за мое издание, так что теперь наши счеты с ним кончены. В своем письме он лросит меня передать наше условие Кожанчикову, как совершенно оконченное. Сколько я помню, условие это находится у Кожанчикова, в случае же, если оно у вас, то передайте его Кожанчикову, а я с своей стороны напишу Силаеву, что все следуемые деньги с него я получил’ (П.VI.41, о денежных делах с Салаевым в связи с изданием сочинений Тургенева см. письмо 120, прим. 1).
6 10 декабря (ст. ст.) 1865 г. последовало высочайшее повеление ‘о воспрещении лицам польского происхождения приобретать поземельную собственность в девяти западных губерниях и об обязательной продаже русским, православным или протестантам, в двухгодичный срок, секвестрованных имений, принадлежащих владельцам-полякам, высланным из края за участие в мятеже или политическую неблагонадежность’ (Татищев, т. 1, с. 535—536). Министр внутренних дел П. А. Валуев был против этой меры, которая служила одним из поводов для его просьбы выйти в отставку, просьбы, которую, однако, Александр II не удовлетворил (см.: Дневник Валуева, т. 2, с. 78—84). В частности, он указал на финансовые последствия такого поступка: ‘Я указал на другое противоречие, между последствиями этих мер и их влиянием на экономический быт страны и финансовыми интересами государства, в то самое время, когда покупатели имений рассчитывают на казенные ссуды. Я сказал, что главное не вводить самого себя в заблуждение и не тешиться мечтами, что нужны не русские люди в этом деле, а русские рубли и что его величество мог спросить министра финансов, есть ли у него наготове эти рубли’ (там же, с. 79).

127

5 (17) февраля 1866. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 119—120 об. Ответ на письмо Тургенева от 17 (29) января 1866 г. (П.VI.43—44). Тургенев ответил 9 (21) февраля 1866 г. (П. V1.52—53).
1 О деньгах, которые выслал H. H. Тургенев, и о том, что Анненков должен был с ними делать, см. письмо 125, прим. 1.
2 О предостережениях ‘Современнику’ и распре в редакции ‘Русского слова’ см. письмо 125, прим. 5 и 8. ‘Русскому слову’ первое предостережение было объявлено 20 декабря (ст. ст.), а второе 8 января 1866 г. 16 февраля последовало третье предостережение (за декабрьский номер 1865 г.), повлекшее за собой приостановление на 5 месяцев. Однако Верховная следственная комиссия по делу Д. В. Каракозова установила связь между подпольными антиправительственными группами и журналами ‘Современник’ и ‘Русское слово’ и в конце мая 1866 г. по высочайшему повелению эти журналы ‘вследствие доказанного с давних времен вредного их направления’ были окончательно приостановлены (см.: Варустин Л. Э. Журнал ‘Русское слово’. 1859—1866. Л., 1966. С. 249—250). В своем ответе Тургенев решил: ‘Так как на ‘Современник’ и ‘Русское слово’ надежда плохая — то уж подпишитесь вы на ‘Русский вестник’, (…>’ (П.VI.52).
3 В ответе от 9 (21) февраля 1866 г. Тургенев просил: ‘Кстати — подпишитесь тоже на ‘Вестник Европы’. Остальные за сим деньги храните пока у себя, с Катковым я расплачусь именно через Маслова, но другими путями <...>‘ (П.VI.52).
4 В письме от 9 (21) февраля Тургенев сообщил: ‘В литературный фонд внесется — по бедности — 30 руб. сер.’ (П.VI.52). Анненков, однако, внес всего 25 руб. (см. письмо 128).
5 О ‘вазе Забелина’ см. письмо 125, прим. 3. Еще в письме от 20 декабря 1865 г. (1 января 1866) Тургенев просил: ‘Очень было бы хорошо, если б можно было кстати получить фотографию (с двух сторон) этой вазы. Вероятно, в Петербурге можно это найти’ (П.VI.40). 17 (29) января 1866 г. он сообщил: ‘Статья Забелина чрезвычайно интересна, и мы с Виардо хотим тиснуть ее в ‘Gazette des Beaux Arts’, но рисунок вазы при этом неизбежно нужен. Нельзя ли достать какую-нибудь фотографию, гравюру или лучше приказать срисовать и прислать? Все издержки с удовольствием я приму на свой счет’ (П.VI.43), а 9 (21) февраля признал: ‘Без фотографии вазы дело не пойдет, но крайней мере, в ‘Gazette des Beaux Arts’. Но я хочу присоветовать Виардо написать от себя Ст. Гедеонову, с которым он коротко знаком. Может быть, этот барин и разрешит. Ведь он директор Эрмитажа?’ (П.VI.53). Статья так и не появилась в ‘Gazette des Beaux Arts’.
Чарльз Лайель (Lyall) — известный шотландский геолог, автор книги ‘The Geological Evidence of the Antiquity of Man’ (Геологические доказательства древности человека — 1863, русский перевод — 1864).
6 Еще в письме от 17 (29) января 1866 г. по поводу сочинений В. А. Слепцова Тургенев заметил: ‘Сильно отдает от них тем запахом прелых портков, fond de culottes, который свойствен нашей современной литературе. Что за бедность и пустота содержания, а талант есть’ (П.VI.43).
7 Речь идет о выступлении А. Г. Строганова, бывшего новороссийского и бессарабского генерал-губернатора на заседании городской думы в Одессе 8 декабря (ст. ст.) 1865 г. По словам П. А. Валуева, в своей речи Строганов ‘дозволил себе оскорбительные нападки на министра финансов (М. X. Рейтерна.— Ред.). Дело касалось вознаграждения города Одессы за расходы по воинским повинностям, и в этом деле Министерство внутренних дел было на стороне города, а министр финансов отказывал в вознаграждении и отказывал в нем, как говорится, с плеча. В собрании председательствовал другой ген.-адъютант, городской голова кн. Воронцов. Он не остановил выходок гр. Строганова и не отозвался о них с порицанием’ (Дневник Валуева, т. 2, с. 405). Описание заседания напечатано в ‘Ведомостях Одесского городского управления’ (No 152—153). 25 января (ст. ст.) 1866 г. появилось высочайшее повеление по этому делу. Речь Строганова была признана ‘крайне оскорбительною для министра финансов, а потому в высшей степени неприличною и неуместною’. Строганову объявлялся выговор, а Воронцову ‘высочайшее неудовольствие’. В отставку, однако, их не вынудили уйти (там же, с. 459 и 406).
8 Имеется в виду статья В. Д. Спасовича ‘Любопытный процесс в одном из департаментов Правительствующего Сената’ (СПб. вед., 1866, 1/13 января, No 325). Речь идет об Александре Аркадьевиче Суворове, генерал-губернаторе Петербурга.
9 Пьеса А. К. Толстого ‘Смерть Иоанна Грозного’ впервые появилась в первом номере ‘Отечественных записок’ за 1866 г. Анненков напечатал о ней статью ‘Новейшая историческая сцена: ‘Дмитрий Самозванец’, драматическое представление Н. А. Чаева. ‘Смерть Иоанна Грозного’, трагедия в пяти действиях и стихах, гр. А. К. Толстого’ (BE, 1866, No 1, перепеч.: Анненков 1877, т. 2).
10 В 1844 г. Т. Н. Грановский подал прошение на издание журнала ‘Ежемесячное обозрение’, ответа не было долго, пока он не получил сугубо краткое решение Николая 1: ‘Не надо’ (см.: Станкевич А. Т. Н. Грановский и его переписка. Изд. 2-е. М., 1897. Т. 1.С. 134—136).

128

24 февраля (8 марта) 1866. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 121—122 об. Ответ на письмо Тургенева от 9 (21) февраля 1866 г. (П.VI.52—53). Тургенев ответил 28 февраля (12 марта) 1866 г. (П.VI.56—57).
1 В связи с общей борьбой с писателями ‘Молодой Германии’ в декабре 1837 г. немецкий Союзный сейм (Deutscher Bundestag) запретил публикацию всех произведений Г. Гейне. Гейне считал подстрекателем запрета Вольфганга Менцеля (Menzel), критика, историка немецкой литературы и редактора литературного прибавления к штутгартской газете ‘Morgenblatt fr gebildete Stnde’. В 1837 г. он издал полемическую брошюру, направленную против Менцеля, — ‘О доносчике’ (Ueber den Denunzianten), где встречаются слова, упоминаемые Анненковым: ‘Es ist schwer in Stuttgart nicht moralish zu seyn. In Paris ist es schon leichter, das wei Gott’ (Трудно не быть нравственным в Штутгарте. В Париже уже менее трудно, ей-Богу) (Heine Heinrich. Historisch-kritische Gesamtausgabe der Werke. Hrsg. von Manfred Windfuhr. Hamburg, 1978. Bd. XI. S. 159, см. там же, с. 825—837).
2 В письме от 9 (21) февраля 1866 г. Тургенев просил Анненкова: ‘…вы лучше спросите-ка у Дудышкина, сколько именно я ему должен за забранные Захаровы ссуды, и дайте мне знать немедленно. Я бы мог заплатить ему натурой — у меня есть перевод небольшой (но отличной) повести Сервантеса — ‘Ринконет и Кортадильо» (П.VI.52). Еще 25 июня (7 июля) 1865 г. Тургеневу пришлось жаловаться С. С. Дудышкину: ‘Известие, сообщенное Вами, удивило меня несказанно: я и не подозревал, что я в долгу перед Краевским. Помнится, я точно дал бывшему моему слуге Захару письмо к А. А. на случай, если, в мое отсутствие, ему понадобятся деньги, но Захар мне ни слова не сказал ни о прежних 200-х — ни о последующих 100 рублях. Я уже за него переплатил порядком — придется мне и эти деньги заплатить, хотя не могу не сожалеть о том, что Краевский ни слова мне не сказал об этом займе в теченье этих 5 лет <...> и что он выдал вторые 100 руб. уже не по письму моему — а прямо под расписку Захару, который слишком бесцеремонно обобрал всех моих знакомых, прикрываясь моим именем <...> я нахожусь вынужденным попросить Вас и Андрея Александровича потерпеть еще до конца нынешнего года: мне тогда будет возможно выплатить Вам эти 300 рублей’ (П.VI.12—13, о 3. Ф. Балашове см. письмо 58, прим. 10). А 28 февраля (12 марта) 1866 г. Тургенев просил Анненкова: ‘Отлично было бы, если бы вы могли удовлетворить Дудышкина, а повесть Сервантеса я все-таки потом вышлю’ (IT.VI.56). Перевод так и не появился.
3 28 февраля (12 марта) 1866 г. Тургенев сообщил: ‘Чувствительное письмо Корша подействовало на меня — и ваши слова всегда принимаются мною с должным уважением — а потому соглашаюсь на напечатание ‘Собаки’ в фельетоне ‘С.-П-бургских ведомостей’ <...> А баронам московским я напишу, что это, мол, для вашей ‘Ревю’ слишком легкий товар’ (П.VI.56). Рассказ появился в No 85 ‘Санкт-Петербургских ведомостей’ (1866, 31 марта ст. ст.).
Тургенев действительно написал М. Н. Каткову 8 (20) марта 1866 г. письмо, в котором он утверждал, что рассказ ‘вовсе не годился бы в серьезный журнал <...> вообще он не имеет никакого значения’, и предложил выслать Каткову ‘почти готовый перевод ‘Лазарилья де Тормес’, известного испанского сатирического романа 16-го столетия <...>‘ (П.VI.58). На самом деле, как предсказал Анненков, в ‘Русском вестнике’ появился роман Тургенева ‘Дым’ (1867, No 3).
4 О взносе в Литературный фонд см. письмо 127, прим. 4. О деньгах для H. H. Тютчева см. письмо 125, прим 1. В письме от 25 марта (6 апреля) 1866 г. Тургенев сообщил: ‘Я получил ‘Вестник Европы’ и с великим удовольствием прочел статьи Костомарова, Богдановича, Мордовцева… Дельно, интересно, умно’ (iLVI.64). A получив первый номер ‘Русского вестника’, в письме к М. Н. Каткову от 8 (20) марта 1866 г. он признал, что номер ‘замечательно составлен, повесть Достоевского (главы I—VII первой части ‘Преступления и наказания’.— Ред.) поразительна’ (П.VI.58).
5 9 (21) февраля 1866 г. Тургенев просил: ‘Если вышла вторая часть ‘Истории русской литературы’ Галахова, вышлите и ее’ (П.VI.53), а 28 февраля (12 марта) писал: ‘Благодарите Галахова от моего имени за его любезность <...>‘ (П.VI.56).
6 Еще 17 (29) января 1866 г. Тургенев спрашивал: ‘P. S. Графиня Ламберт всё еще в Петербурге? и где именно, т. е. где ее квартира?’ (П.VI.44), a 9 (21) февраля повторил: ‘Да что же адрес гр. Ламберт? Сообщите, отец, если возможно. Она жила в прошлом году на углу Фурштатской и Воскресенской, в доме Кокошкина, но она собиралась покинуть Петербург’ (П.VI.53). Самой Е. Е. Ламберт Тургенев написал письмо 10 (22) марта 1866 г. (см.: П.VI.62—63).
7 В письме от 9 (21) февраля 1866 г. Тургенев интересовался: ‘Да, кстати, сообщите верно: какой успех имела ‘Африканка’ в Петербурге? Собственно мне — эта опера крайне противна, но вопрос этот я вам ставлю по поручению’ (П.VI.53), а 28 февраля (12 марта) замечает: ‘Успех — повсеместный — противной ‘Африканки’ есть вещь совершенно непостижимая: в Париже — в течение десяти месяцев — ее дали 100 раз, что еще никогда ни с какой оперой не случалось’ (П.VI.56). По поводу ‘Африканки’ (L’Africaine) A. И. Вольф сообщал в своей ‘Хронике петербургских театров’: »Африканка’ — посмертное произведение Мейербера, исполненное в Париже с огромным успехом, дано было в Большом театре 6-го января 1866 года в бенефис Тамберлика. Роли были распределены следующим образом: Барбо — Селика, Бернарди — Инеса, Тамберлик — Васко-де-Гама, Грацияни — Нелюско, Анджелини — Дон Педро. Петербургские дилетанты подтвердили приговор парижских’ (Вольф, т. 2, с. 122).
8 12 февраля (ст. ст.) 1866 г. министр финансов М. X. Рейтерн предоставил вопрос о выпуске второго внутреннего пятипроцентного займа в 100 миллионов рублей ‘для удовлетворения расходов по сооружению железных дорог между Москвой и Черным морем и для возврата Государственному банку сумм, уже отпущенных им на сей предмет, а также для воспособления государственному казначейству в производстве заграничных платежей и других сметных расходов и для усиления средств Государственного банка к выполнению возложенных на него обязанностей’. Выпуск был одобрен в Комитете финансов (см.: Дневник Валуева, т. 2, с. 460—461). 19 февраля Валуев заметил в своем дневнике: ‘В городе много толков о займе’ (там же, с. 105, см. также: Русск. рубль, с. 76—77).
9 Речь идет о передовой статье M. H. Каткова ‘Оживление петербургской биржи и новый лотерейный заем’, в которой Катков писал: ‘В чем же состоит, при таких обстоятельствах, предписание здравого смысла? Оно состоит очевидно в том, чтобы люди, не желающие рисковать своим состоянием, воздержались, на все время сбыта новых билетов, от покупки и продажи тех процентных бумаг, которых цена зависит от цены новых билетов’ (Моск. вед., 1886, 17 февраля, No 37).
10 О третьем предостережении (за декабрьский номер 1865 г.) журналу ‘Русское слово’, повлекшем за собой приостановление его на 5 месяцев, см. письмо 127, прим. 2.
11 4 февраля (ст. ст.) 1866 г. П. А. Валуев записывает в своем дневнике: ‘Из Оренбурга получены сведения, что в Бухаре задержано посольство, отправленное туда из Ташкента ген. Черняевым без высшего разрешения. Государь сказал мне, что туда командируется генерал с тем, чтобы в случае надобности заменить Черняева <...>‘ (Дневник Валуева, т. 2, с. 100). В январе в ответ на задержание послов Черняев предпринял неудачную осаду города Джизак, но 8 февраля (ст. ст.) военный министр Д. А. Милютин получил разрешение от Александра II заменить Черняева генералом Д. И. Романовским (там же, с. 460, см. также: Терентьев М. А. История завоевания Средней Азии. СПб., 1906. Т. 1. С. 329—335, т. 3. Приложение. С. 1—23). Бухарским эмиром в это время был Музаффар уд-дин.

129

4 (16) марта 1866. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 8, лл. 123—124 об. Ответ на письма Тургенева от 17 февраля (1 марта) и 24 февраля (8 марта) 1866 г. (П.VI.54—55 и 55). Ответ Тургенева неизвестен.
1 В письме от 9 (21) февраля 1866 г. Тургенев писал: ‘Моя работа несколько приостановилась, вследствие прескверной штуки: у меня сделалось воспаление мышцы в большом пальце левой руки, от которой я чуть с ума не сошел. Пятнадцать дней сряду прикладывал холодные примочки — и теперь еще почти шевельнуть рукой не могу. Эта штука может, по словам доктора, продлиться еще несколько недель. Хорошо еще, что это случилось не во время охоты и не с правой рукой!’ (П.VI.53).
2 В дошедшем до нас отрывке письма Тургенева от 17 февраля (1 марта) 1866 г. он просил поблагодарить В. Ф. Корша за полученные номера газеты ‘Санкт-Петербургские ведомости’ и также ему выслать пьесу Н. А. Чаева ‘Дмитрий Самозванец’ и исследование Н. И. Субботина ‘Современные движения в расколе’, вышедшее отдельной книгой в 1865 г. (см.: П.VI.55 и 468).
3 О почтовой конвенции с Пруссией см. письмо 125, прим. 4.
4 Судя по письмам А. Ф. Писемского к Анненкову от 11 мая (ст. ст.) 1866 г. и к Тургеневу от 19 июня, Анненковы провели лето около Киева (см.: Писемский, Письма, с. 206 и 207), может быть, из-за австро-прусской войны, формально объявленной 17 июня (н. ст.), но грозившей уже некоторое время до этого.
5 В своем дневнике за 1 марта (ст. ст.) 1866 г. П. А. Валуев записал: ‘Сегодня в собрании дворянства кн. Щербатов провел en coup de main (очень быстро.— Ред.) предложение о всеподданнейшем прошении в 4 пунктах, из коих 1-й требует законодательного исхода всякого законодательного ходатайства дворянского и земского собраний, 2-й — рассмотрение в Сенате по 1-му департаменту всякого ходатайства не законодательного, 3-й — распространения на земства права выбора депутатов по своим ходатайствам и 4-й — права заседания и голоса для этих депутатов в Государственном совете и Сенате. Спора почти не было. <...> Предложение выбалотировано 180 голосами против 10 в общей форме, а текст прошения — 150 против 50′. 3 марта произошло совещание Александра 11 с некоторыми министрами, на котором было принято предварительное решение ‘поручить кн. Суворову словесно объявить собранию при его закрытии, что его ходатайства, как выходящие из пределов закона, будут оставлены без последствий’. Это решение было окончательно принято во время другого совещания 4 марта (см.: Дневник Валуева, т. 2, с. 107—108).
6 В это время несколько виртуозов гастролировало в Петербурге: чешский скрипач Фердинанд Лауб (Laub), норвежский скрипач Уле Булл (Bull), бельгийские виолончелисты — Адриен Серве (Servais) и его шестнадцатилетний сын и ученик Жозсф и итальянский контрабасист Джиованни Боттезини (а не, как пишет Анненков, Боттезани — Bottesini).
7 Речь идет о ‘Totentanz’ Ф. Листа (Пляска смерти: парафраза на Dies irae) для фортепьяно с оркестром (Raabe 457), которая шла на очередном концерте Бесплатной музыкальной школы 22 февраля (ст. ст.) (см.: Голос, 1866, 23 февраля, No 54. С. 3). В это время Лист считался одним из вождей так называемой ‘музыки будущего’ (Zukunftsmusik), и возможно, что Анненкову это произведение Листа напоминало некоторые произведения ‘наших меломанов’. О том, что оно произвело большое впечатление на композиторов ‘Могучей кучки’, свидетельствует Н. А. Римский-Корсаков, который даже утверждает, будто М. П. Мусоргский сочинил под непосредственным влиянием этого сочинения ранний вариант своей ‘Ивановой ночи на Лысой горе’ для фортепьяно с оркестром (см. об этом: Гусейнова З. М. ‘Иванова ночь на Лысой горе’ М. Мусоргского. История двух автографов // Петербургский музыкальный архив. СПб., 1998. Вып. 2. С. 114—115, Reilly Edward R. The First Extant Version of Night on Bare Mountain // Musorgsky in Memoriam 1881—1981. Ed. by Malcolm H. Brown. Ann Arbor, Ml, 1982. P. 137—139).

130

30 октября (11 ноября) 1871. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 1—2 об. Впервые: Русск. об., 1898, No 3, с. 14—15. По-видимому, ответ на письма Тургенева от 24 сентября (6 октября) и 7 (19) октября 1871 г. (П.IX.140—141 и 146—147). Тургенев ответил 3 (15) ноября 1871 г. (П.IX.157—158).
1 28 октября (9 ноября) 1871 г. Тургенев писал Анненкову из Баден-Бадена: ‘Вы, вероятно, уже получили пекунию от моего управителя. Мне ‘Русская старина’ так понравилась — что я желаю иметь и первый год. Сделайте милость, перешлите по парижскому адресу — chez M-r Viardot, rue de Douai, 48 — ко мне’ (П.IX.152).
2 Имеется в виду история с постановкой пьесы Тургенева ‘Месяц в деревне’ в московском Малом театре, состоявшейся 13 января (ст. ст.) 1872 г. в бенефис Е. Н. Васильевой в связи с 25-летием ее сценической деятельности. 24 сентября (6 октября) 1871 г. Тургенев писал Анненкову: ‘В бытность мою в Москве тамошняя артистка Васильева выпросила у меня позволения поставить ‘Месяц в деревне’. Я всячески старался ей доказать, что это — вещь не сценическая — скуку распространит ужасную между зрителями. Она мне сказала, что Островский взялся оболванить мою комедию и приспособить ее к сцене. Я, разумеется, и на это согласился — ибо своими драматическими трудами дорожу весьма мало. Если моя догадка справедлива и если дело точно идет о ‘Месяце в деревне’, то я бы весьма желал, чтобы участие Островского — если он только позволит — было обозначено на афишке, пусть публика не думает, что я, в самом предисловии к изданию моих комедий объявивший, что не признаю в себе никакого таланта к театру, теперь вдруг переменил мнение — или, что еще хуже, печатая эти слова к предисловию, в сущности вовсе не верил им. Я не знаю ничего противнее ложной скромности, и мне бы не хотелось, чтобы меня подозревали либо в ней, либо в ослеплении моего критического смысла. Посмотрите, что бы следовало предпринять — и распорядитесь’ (П.IX.140—141). Письмо Анненкова к А. Н. Островскому по поводу его возможного участия в отделке пьесы ‘Месяц в деревне’ и ответное письмо Островского неизвестны. Однако, судя по настоящему письму Анненкова к Тургеневу, имя А. Н. Островского не было обозначено на афишах рядом с именем Тургенева.
3 Анненков отвечает на просьбу Тургенева (в письме от 7/19 октября 1871 г.) сообщить ‘какие-нибудь сведения о Луизе Геррит-Виардо. Она, по газетам, снова дебютировала в Русской опере — и не совершенно удачно — и совсем бросила писать к своим родным. Она чудодейка первого класса’ (П.IX.146). Старшая дочь Полины и Луи Виардо Луиза Полина Мари, в замужестве Эритт (Hritte — Геритт), оставила мужа и семью и в 1868 г. уехала в Россию, чтобы преподавать пение в Петербургской консерватории. Тургенев не раз встречался с ней во время своей поездки в Россию в начале 1871 г. (см.: П2.XI.24, 27, 39, 43, 47), но связи с родными, очевидно, она не поддерживала. В своих воспоминаниях Л. Эритт пишет, что в первый раз она выступила в Русской опере в опере А. Н. Серова ‘Рогнеда’, но не сообщает, когда это было, только, что ей дали всего пять дней на подготовку роли (Hritte-Viardot, p. 142, 159—160). В апреле (ст. ст.) 1871 г. в Русской опере шла посмертная опера Серова ‘Вражья сила’, но в откликах об опере Луиза Виардо не упоминалась (см., напр.: Биржевые ведомости, 1871, 30 апреля, No 116). О том, что она будет снова выступать в Русской опере в новом сезоне 1871/72 г., писалось в русских газетах (см., напр.: Русский мир, 1871, 23 сент., No 22). Сведения Анненкова о Луизе Эритт Тургенев прокомментировал в ответном письме от 3 (15) ноября следующим образом: ‘Узнаю Луизу Геритт! Весь свой век она делала, что хотела — и она представляла себя жертвой. Никакого asile’я ей не нужно было — ибо никто ее не требовал. Муж дал ей полную свободу с условием, чтобы она не вступила на сцену, она все-таки вступила — и муж резинировался. Отец и мать не советовали ей идти на театр, зная, что ее сил на это не хватит, она не послушалась — и они тоже резинировались, т. е. махнули рукой. Вот правдивая ее история, но, разумеется, ей нужно выставлять себя в более интересном виде. Несчастная и сумасбродная женщина!’ (П.IX.157—158, см. также: Zviguilsky Alexandre. Louise Hritte-Viardot // CahTVM, No 15, 1991, p. 103—112, где на стр. 109 воспроизведена фотография Л. Эритт в роли Рогнеды, см. также письма 135, прим. 3 и 136, прим. 1).
4 Вольная цитата из пьесы Ф. Шиллера ‘Дон Карлос, инфант Испанский’ (Don Carlos, Infant von Spanien — 1787). Слова духовника короля Филиппа II, Доминго: ‘Die schne Tage in Aranjuez / Sind nun zu Ende’.
5 Анненков иронизирует по поводу Литературного фонда и его членов, постоянно нуждающихся в денежных ссудах и обращающихся в Литературный фонд с просьбами о вспомоществовании. Тургенев нередко выступал с чтениями в пользу фонда во время своих приездов в Россию, но не выступал во время своего приезда в мае—июне 1872 г. (см.: Сб. Лит. фонда XXV, Сажин В. Н. Описание архива Литературного фонда. Л., 1978).
6 Речь идет о братьях Александре Осиповиче и Романе Осиповиче Либанах, приехавших в Петербург в начале 1871 г. Устройством их судьбы Тургенев много занимался в 1870—1872 гг., неоднократно ходатайствуя за них перед Д. А. Толстым, Е. М. Феоктистовым (см.: П.VIII.320 и П.IX.26, 39). По-видимому, Анненков писал о старшем брате, Александре. В РГАЛИ хранится письмо Романа Либана к Анненкову от 24 декабря (ст. ст.) 1872 г., в котором молодой человек пишет, что считает себя протеже Анненкова: ‘…сделавшись, так сказать, в Вашей школе вполне русским человеком, имею честь изъявить Вам мою за это благодарность’ (ф. 7, оп. 2, ед. хр. 83, л. 1 об.).
Упоминая о ‘классической австрийской гимназии’ и ‘русском реализме’, Анненков высказал ироническое отношение к спорам по поводу ‘реформы’ средней школы в России, смысл которой сводился к усилению классического образования и недопущению лиц, ‘окончивших курс в реальных училищах, ни в один из факультетов университета’ (Моск. вед., 1871, No 144,4/16 июля). Защитником ‘классического’ образования, ‘старой прусской гимназии’ выступал M. H. Катков (см. передовую статью, принадлежащую Каткову, опубликованную в ‘Московских ведомостях’ — 1871, 18/30 июля, No 156, — и его статью о реальных училищах в Пруссии (Моск. вед., 1871, No 220)). Так же как и Тургенев, Анненков был убежден в том, что как ‘классическое’ образование, так и ‘реальное’ должны были пользоватся одинаковыми правами и быть доступными для всех (ср. письмо Тургенева к А. А. Фету от 6/18 сентября 1871г.— П.IX.133).
7 7 (19) октября Тургенев писал Анненкову: ‘Ждите меня непременно в самом начале декабря’ (П.IX.147). Как всегда, приезд Тургенева отсрочился и он прибыл в Петербург лишь 12 (24) мая 1872 г. (см.: П.IX.270).
8 Реминисценция из ‘Евгения Онегина’ Пушкина (гл. 1, строфа XVI, строки 8—9). У Пушкина: ‘Вина кометы брызнул ток, // Пред ним roast-beef окровавленный’. Лафит — красное вино одного самых прославленных виноградников района Медок около Бордо (Chteau Lafite).

131

15 (27) ноября 1871. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 3—4 об. Впервые (не полностью): Русск. об., 1898, No 3, с. 16—17. Ответ на письмо Тургенева от 12 (24) ноября 1871 г. (П.IX.163—164). Тургенев ответил вторым письмом от 26 ноября (8 декабря) 1871 г. (П.IX.171—172).
1 Тургенев переселился после франко-прусской войны в Париж, договорившись с Полиной и Луи Виардо, что он будет жить на верхнем этаже их дома на улице Дуэ (см.: Waddington Patrick. The Viardots’ House on the rue de Douai // NZSJ, 1983, p. 209—215). Он приехал в Париж из Баден-Бадена 9 (21) ноября, о чем сообщил Анненкову в письме от 12 (24) ноября (см.: П.IX.163). В ответном письме от 26 ноября (8 декабря) Тургенев благодарил за присланные Анненковым книжки ‘Беседы’ (журнала славянофильского направления, издаваемого в Москве в 1871—1872 гг.), ‘Русской старины’ (журнала, издаваемого с января 1870 г. М. И. Семевским), ‘Дела’ (фактическим редактором которого был Г. Е. Благосветлов) и исторического сборника ‘Девятнадцатый век’. О ‘Русской старине’ за предыдущий год см. письмо 130, прим. 1.
2 Анненков сравнивает два портрета Тургенева, писавшиеся одновременно Н. Н. Ге и К. Е. Маковским во время приезда писателя в Петербург в феврале 1871 г. Тургенев также выделял портрет К. Е. Маковского, считая этого художника талантливее, чем Н. Н. Ге. 22 февраля (6 марта) 1871 г. Тургенев писал П. Виардо из Петербурга о К. Е. Маковском, ‘qui ne m’a demand qu’une (sance) — et qui a fait quelque chose de fort remarquable comme peinture <...> (который попросил у меня всего об одном сеансе — и который по части живописи сделал нечто весьма замечательное)’ (.XI.32 и 315). Этот портрет сейчас находится в Гос. музее И. С. Тургенева в Орле (воспроизведен как фронтиспис в C.XV). Портрет Тургенева работы H. H. Ге хранится в Гос. картинной галерее Армении (Ереван) (авторское повторение портрета см.: ЛН, т. 76, с. 109).
Анненков имеет в виду картину H. H. Ге ‘Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе’ (1871 — хранится в Третьяковской галерее).
3 Имеется в виду статья Ореста Миллера ‘Об общественных типах в повестях И. С. Тургенева’, опубликованная в ‘Беседе’ (1871, No 10, с. 213—237, No 11, с. 153—170, No 12, с. 246—277). Анненков комментирует следующие строки начала статьи: ‘Еще раньше наш век опозорил себя сладкогласным ратованьем за отсрочку решения крепостного права — в лице Карамзина, который, отвернувшись от Новиковского мистицизма, не задумавшись отвернулся и от самых человечных стремлений этого — хотя бы притом и мистика! И не только одни умозрения, но и живые приемы повести послужили позорному делу такой отсрочки, создавая из нашей народной жизни приятно убаюкивающую идиллию. И отголоски такой идиллии сохранились у нас до времен, ближайших к Тургеневу <...> Как же после этого не превознесть в ‘Записках охотника’ именно то, что, правдиво обнаруживая всю бедственность положения народа, они столько же правдиво, не убеляя и не черня, представляют нам в простом народе людей’ (No 10, с. 215).
4 Михаил Романович Шидловский в 1870—1871 гг. был начальником Главного управления по делам печати. Критический отзыв о нем Тургенева (‘что Шидловский мерзавец — это было мне давно известно’) содержится в его письме к А. А. Фету от 2 (14) июля 1871 г. (П.IX.ПО). С 15 ноября (ст. ст.) 1871 г. начальником Главного управления по делам печати был назначен Михаил Николаевич Лонгинов, критик, мемуарист, ранее сотрудник ‘Современника’. А. В. Никитенко писал по этому поводу в своем дневнике 20 ноября 1871 г.: ‘(М. Р.) Шидловский назначен товарищем министра внутренних дел на место (Б. П.) Обухова, который после четырехлетнего испытания признан неспособен. На место Шидловского назначен M. H. Лонгинов, орловский губернатор, который в публике известен как отъявленный противник освобождения крестьян, судебного нового устройства, земских учреждений и всех вообще улучшений, какие начаты в нынешнее царствование. Разумеется, от него ожидают самых враждебных действий против печати’ (Никитенко, т. 3, с. 217).
Молох — имя семитического божества, отождествлявшегося с разными богами, в частности с богом солнца, которому приносились человеческие жертвы. Сравнение деятельности Лонгинова с ‘Каульбаховским Молохом’ (одной из фресок немецкого художника Вильгельма фон Каульбаха на исторический и религиозный сюжеты — см. письмо 203, прим. 2) усиливало негативное отношение к новому начальнику Главного управления по делам печати.
5 В ответном письме Тургенев писал Анненкову: ‘Позвольте Вас побранить за то, что Вы вообразили, что моя повесть минует Ваших рук. Пока я жив — vous avez mes primeurs — радуйтесь или огорчайтесь этому или этим — как хотите’ (П.IX.172). 26 ноября (8 декабря) 1871 г. Тургенев отправил Анненкову ‘громадный пакет с повестью’ ‘Вешние воды’ — ‘застрахованный’, и письмо с просьбой ‘продержать корректуру’ повести (П.IX.171—172, см. также письмо 133, прим. 1).
6 Имеется в виду Петр Андреевич Каратыгин (Каратыгин 2-й, Меньший или Младший), актер, водевилист, переводчик, поэт, прозаик, педагог. Каратыгин отличался незаурядным остроумием и наблюдательностью, что нашло отражение в его ‘Записках’ (Л., 1970). Словечки П. А. Каратыгина широко расходились в литературных кругах еще со времен В. Г. Белинского (см.: Шевляков М. Л. Русские остряки и остроты их. СПб., 1898. С. 50—76).

132

30 ноября (12 декабря) 1871. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 5—боб. Впервые: Русск. об., 1898, No 3, с. 17—18. Ответ на письма Тургенева от 19 ноября (1 декабря) и 26 ноября (8 декабря) 1871 г. (П.IX.168—169 и No 2766, П.IX.171). Тургенев ответил 8 (20) декабря 1871 г. (П.IX.185—186).
1 Тургенев просил уведомить о получении пакета с повестью ‘Вешние воды’ телеграммой (см.: П.IX.171). Очевидно, пакет не прибыл одновременно с отдельным письмом, сообщающим о высылке.
2 19 ноября (1 декабря) 1871 г. Тургенев писал Анненкову: ‘В ‘Русском вестнике’ в романе ‘Бесы’ Достоевский выводит меня безо всякого уже замаскирования под именем Кармазинова — и всячески надо мною потешается — даже предлагает меня высечь, как мужика. Все это прекрасно, но мне кажется, ему бы следовало сперва отдать мне деньги, которые у меня занял — а потом уже, освободившись от бремени обязательств, и лупить меня. Но, видно, бремя это ему легко’ (П.IX.168—169, о погашении этого долга см. письмо 199). Спокойное суждение Анненкова о Кармазинове в ‘Бесах’ основывалось на прочтении первых двух частей романа (особенно главы 8 второй части), опубликованных в No 1, 2, 4, 7, 9—11 ‘Русского вестника’ за 1871 г. Глава 3 третьей части ‘Бесов’ (‘Литературная кадриль’), где Тургенев выведен особенно ярко в пародийном образе ‘великого русского и европейского писателя’ Кармазинова (с чтением »Merci’ на литературном утре в пользу гувернанток’), появилась через год (Русск. вест., 1872, No 11) и вызвала возмущение писателя (см. письмо Тургенева к М. А. Милютиной от 3/15 декабря 1872 г.— П.Х.39, см.: Никольский Ю. Тургенев и Достоевский (История одной вражды). София, 1921. С. 59—82, Долинин А. С. Тургенев в ‘Бесах’ // Ф. М. Достоевский. Статьи и материалы. Л., М., 1924. Сборник II. C. 119—136).
3 Анненков перечисляет (не без иронических оценок) ‘героев франко-прусской войны’, посетивших Россию: Хельмута Карла Бернхарда Мольтке (Moltke), прусского фельдмаршала, с 1858 г. начальника прусской армии, Августа Вердера (Werder), прусского генерала, командовавшего корпусом, осаждавшим Страсбург, Густава Альвенслебена (Alvensleben), командующего 5-й армией, одного из двух братьев-генералов, принимающих участие во франко-прусской войне, Фридриха Вильгельма, кронпринца прусского, командующего 2-й армией. Газета ‘Голос’ (1871, 27 ноября ст. ст., No 328) сообщала по этому поводу в ‘Петербургской хронике’: ‘Заимствуем из ‘Русского инвалида’ следующие подробности о посещении Главного штаба генерал-фельдмаршалом графом Мольтке: ‘В прошедший четверг в 17г часа пополудни граф Мольтке в сопровождении генералов Вердера, Альвенслебена, Будрицкого, своего адъютанта и офицера прусского генерального штаба посетил Главный штаб. Граф Мольтке был в полковом мундире, с фельдмаршаловскими жезлами, в эполетах, остальные — частью в полковых, частью в общегенеральских мундирах. На всех были русские кресты, у генералов георгиевские. Посещение штаба началось с библиотеки Главного штаба <...> Несмотря на свои почтенные годы граф Мольтке выглядит весьма бодро (ему с лишком 72 года). В день посещения Главного штаба, т. е. вчера, он уже перебывал с другими прусскими генералами с утра: в Александро-Невской лавре, в Публичной библиотеке, в Эрмитаже, а после штаба намеревался еще проехать в Петропавловский собор».
Арман-Огюстен-Луи Коленкур (Caulaincourt) — французский генерал и дипломат, в 1801 г. дипломатический агент, в 1807 г. посланник в Петербурге, в 1812 г. сопровождал Наполеона в Россию, автор ‘Мемуаров’ (Souvenirs du duc de Vicence — 1837—1840).
Настоятелем Невской лавры в это время был архиерей Тихон (Покровский).
4 На вопрос Тургенева в приписке к письму от 19 ноября (1 декабря) по поводу адреса Анненкова в Петербурге (‘А какая Ваша Италиянская — просто Италиянская — или Новая?’ — П.IX.169) Анненков подробно отвечает об Итальянской опере в Петербурге.
Игнацио Марини (Marini) — итальянский оперный артист (бас). Впервые приезжал в Петербург в 1850 г., в 1862 г. принял участие в премьере оперы Дж. Верди ‘Сила судьбы’ (см. письмо 81, прим. 3). Хотя он оставил сцену в 1864 г., в 1871 г. он снова приезжал в Россию.
Дезире Арто (Artt), французская певица бельгийского происхождения (меццо-сопрано и сопрано), ученица Полины Виардо. В Россию в первый раз приезжала в 1868 г., после своего брака с испанским баритоном Мариано Падилья и Рамос (Padilla у Ramos) нередко приезжала вместе с ним.
Адслина Патти (Patti) — итальянская певица (сопрано), в 1869—1877 гг. неоднократно пела в России, выступая в операх Дж. Мейербера, Ш. Гуно, Г. Доницетти. В России ею восторгались любители итальянского пения, ее искусство высоко ценил А. Н. Серов.
Паулина Лукка (Lucca) — австрийская певица (сопрано), по национальности итальянка. В 1868, 1869, 1871 и 1877 гг. гастролировала в России.
5 ‘Вестнику Европы’ было объявлено предостережение в связи с публикацией в ноябрьской книжке журнала за 1871 г. статьи К. К. Арсеньева ‘Политический процесс. 1869—1871 гг.’, посвященной делу нечаевцев и других политических процессов предшествующих лет, широко обсуждавшихся в русской печати.
6 Имеется в виду денежный взнос в Литературный фонд, членами которого были Тургенев и Анненков.

133

14 (26) декабря 1871. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 7—8об. Впервые: Русск. об., 1898, No3, с. 18—19. Переизд.: Переписка, с. 539—540. Ответ на письмо Тургенева от 8 (20) декабря 1871 г. (П.IX.185—186). Тургенев ответил 19 (31) декабря 1871 г. (П.IX.197—198).
1 По просьбе Тургенева (см. письмо 131, прим. 5) корректуру повести ‘Вешние воды’ ‘держал’ Анненков. Судя по комментируемому письму Анненкова, рукопись он не успел прочитать, сразу же отправив ее М. М. Стасюлевичу.
2 В ответном письме от 19 (31) декабря Тургенев писал по поводу замечаний Анненкова: ‘Ох, любезный П. В., и обрадовали Вы меня, и зарезали своим письмом. Обрадовали теми похвалами, которые Вы расточаете моим ‘Водам’, — а зарезали неотразимой верностью Вашего упрека насчет развязки! представьте себе, что в первой редакции оно было именно так, как Вы сказали — точно Вы прочли ее. Беда моя на этот раз состояла в том, что я не успел прочесть — перед печатаньем — мою повесть никому, ни г-же Виардо (что я до сих пор всегда делал, переводя на французский язык), ни Вам. Так, несмотря на все переделки, она пошла в дело сырою. Этой беде теперь помочь нельзя — но, конечно, при отдельном печатании Санин до некоторой степени реабилитируется’ (П.IX.197). Несмотря на это высказывание, Тургенев не вносил никаких изменений в повесть.
Назвав В. П. Буренина в числе будущих критиков повести, Анненков не совсем предугадал сути его оценки. В статье ‘Журналистика’ (за подписью Z) Буренин отметил ‘художественную отделку, составляющую в некотором роде даже предел совершенства’, ‘…любовные признания, томления и обольщения, — писал он, — изображены такими красками, какими умеет изображать эти вещи один г. Тургенев’. В заключение критик отнес ‘Вешние воды’ к числу ‘эстетических безделок’ (СПб. вед., 1872, 8 (20) января, No 7, см. также письмо 134, прим. 1). Буренин также написал пародию на ‘Вешние воды’, которая появилась в ‘Искре’ (см. письмо 139, прим. 2).
3 К письму от 8 (20) декабря Тургенев приложил свою статью ‘Пэгаз’ и писал: ‘В Петербурге издается ‘Журнал охоты’, и я давным-давно обещал редактору, некоему А. Николаеву, написать что-нибудь для него — и он даже объявил об этом в своем журнале. Вот я и настрочил ему этот пустячок’ (П.IX.185). В No 29 от 3 сентября (ст. ст.) 1871 г. ‘Журнала охоты, коннозаводства, бегов и скачек, акклиматизации животных, рыболовства и других предметов спорта’ было помещено объявление о том, что Тургенев готовит для журнала статью о своей охоте в Шотландии (см.: П.IX.531). До декабря 1871 г. редактором журнала был А. Н. Николаев, его заменил В. И. Ильин.
А. С. Гиероглифов охотничьего журнала не издавал. В 1874 г. ‘Пэгаз’ был издан отдельной книгой в Казани П. В. Васильевым.
4 Речь идет об известной французской артистке оперетты Гортензии Шнейдер (Schneider). Ее успеху способствовал Ж. Оффенбах, в опереттах которого она выступала на сцене ‘Вуфф-Паризьен’ (Bouffes Parisiennes), в театре ‘Варьете’ (Varits), в ‘Пале-Руяле’ (Palais Royal). Среди ее парижских триумфов были главные роли: Елены (‘Прекрасная Елена’, La Belle Hl&egrave,ne — 1864), Периколы (‘Перикола’, La Pri-chole — 1868) и особенно роль герцогини в оперетте ‘Великая герцогиня Герольштейнская’ (La Grande-Duchesse de Gerolstein), поставленной во время Всемирной выставки в Париже в 1867 г. В 1870 г. она гастролировала в Лондоне и других европейских городах, в 1871/72 г.— в России.

134

10 (22) января 1872. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 9, ля. 9—10. Впервые: Русск. об., 1898, No 4, с. 365. Ответ на письмо Тургенева от 27 декабря 1871 г. (8 января 1872) (П.IX.202). Ответ Тургенева на это письмо неизвестен.
1 Анненков отвечает на просьбу Тургенева сообщить ‘мнение публики о ‘В<ешних> в<одах>» (П.IX.202). В письме от 19 (31) декабря 1871 г. Тургенев просил Анненкова: ‘… вытребуйте от редакции ‘В. Е.’ мою рукопись ‘Вешних вод’ — и сохраните ее до моего приезда’ (П.IX.198). Никаких изменений в текст повести Тургенев не ввел (см. письмо 133, прим. 2). В заключительной фразе Анненков излагает оценку
B. П. Буренина в ‘Санкт-Петербургских ведомостях’ (1872, 8/20 января, No 7, см. письмо 133, прим. 2).
2 В письме от 27 декабря 1871 г. (8 января 1872) Тургенев писал Анненкову: ‘Есть на свете очень хорошая барыня Зубова, дочь Кокошкина и внучка — по матери — Каталани, два года тому назад она мне послала письмо и фотографию — но я получил всё это только вчера — и вот пишу ей ответ (и посылаю фотографию моей физиономии, которую она требовала). Но где она обретается? Неизвестно! <...> вообще г-жа Зубова — дама известная в высшем бомонде, а так как Вы в нем витаете, то, быть может, ее узнаете, где она теперь, и перешлите ей мою цидулу, за что я поклонюсь Вам в ноженьки’ (П.IX.202). Речь идет о Марии Николаевне Зубовой, внучке итальянской певицы А. Каталани. Тургенев с ней виделся во время своего приезда в Петербург 17—19 февраля (1—3 марта) 1871 г. и одно время давал ей уроки русского языка. Письмо Тургенева к М. Н. Зубовой см.: П2.XI.190. По-видимому, Анненкову не удалось передать письмо адресату (см. письмо 135, прим. 4).
3 Анненков выполнил просьбу Тургенева в письме от 8 (20) декабря 1871 г. насчет подписки на журналы (‘Вестник Европы’, ‘Беседа’, ‘Отечественные записки’, ‘Дело’, ‘Русская старина’, ‘Русский архив’) и газету ‘Санкт-Петербургские ведомости’ (см.: П.IX.186). ‘Русский вестник’ Тургеневым не назывался. Позднее, 22 января (3 февраля) 1872 г., он писал Анненкову: ‘Даровой экземпляр ‘Русского вестника’ мне, вероятно, уже доставляем не будет — и подписаться на сей журнал не вижу большой необходимости’ (П.IX.217), но 11 (23) февраля сообщил: ‘Я получил 1-й No ‘Русского вестника’, полагаю, что Вы не подписались — и это достохвальный Катков потчует меня по старой памяти, предварительно вымазав меня грязью’ (П.IX.226, см. также письмо 137).
4 Кантакузе<и>ны — старинный русский княжеский род, ведший свое происхождение от византийских императоров. В 1872 г. кн. Михаил Родионович, директор департамента духовных дел иностранных исповеданий, получил дозволение именоваться князем Кантакузеным графом Сперанским. М. Р. Кантакузен был правнуком по матери M. M. Сперанского.
5 Цитата из стихотворения Г. Р. Державина ‘Мой истукан’ (1794) (см.: Сочинения Державина / С объяснит. прим. Я. Грота. СПб., 1864. Т. 1. Ч. 1. С. 615).

135

18 (30) января 1872. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 11—12 об. Впервые (не полностью): Русск. об., 1898, No 4, с. 366—367. Ответ на письма Тургенева от 27 декабря 1871 г. (8 января 1872), 7 (19) и 13 (25) января 1872 г. (П.IX.202, 207—208 и 211—212). Тургенев ответил 22 января (3 февраля) 1872 г. (П.IX.216—218).
1 Речь идет о статье Л. Н. Антропова ‘Новая повесть Тургенева ‘Вешние воды», опубликованной в ‘Московских ведомостях’, газете M. H. Каткова. Антропов писал: ‘Скажем прямо: ‘Вешние воды’ вещь не только относительно слабая, но безотносительно плохая… Редко случалось нам присутствовать при подобном фиаско, и мы недоумеваем, как мог писатель, когда-то пленявший публику, сорваться так жалко’ (1872, No 9, 12/24 января). В ответном письме от 22 января (3 февраля) 1872 г. Тургенев писал: ‘Этот документик стоит сохранить. Я, кажется, знаю, кто этот столь усердный Антропов. Он был мужем одной моей знакомой, г-жи Рашет, которая развелась с ним после трехнедельного брака, вследствие его неистовых поступков. Быть может, он знает, что я нахожусь в дружеских отношениях с его женой, а может быть, он так старался просто по приказу Каткова. Эка, подумаешь, желчи-то накопилось, желчи!’ (П.IX.216—217).
2 Письмо А. Ф. Писемского к Анненкову по поводу ‘Вешних вод’ и критических откликов о повести Тургенева неизвестно (см. также: C.XI.463—468). Интерес читателей к повести ‘Вешние воды’ побудил M. M. Стасюлевича напечатать вторым изданием январскую книжку ‘Вестника Европы’ за 1872 г., в которой была опубликована повесть. По этому поводу Тургенев сообщал Стасюлевичу: ‘Не без некоторого злорадства — сознаюсь! — воображаю себе фигуру почтенного издателя ‘Русского вестника’ при этом известии. Оказывается, что и московский папа так же мало непогрешителен, как и римский’ (П.IX.227).
3 В письме от 13 (25) января 1872 г. Тургенев снова просил Анненкова разузнать о судьбе дочери П. и Л. Виардо Луизе Эритт, которая ‘вот уже более двух месяцев не пишет к своим родным — а по театральным афишам видно, что она уже более не участвует в Русской опере. Так как она страшно самолюбива и всё на эту карту поставила — то родные беспокоятся, не выкинула ли она какую-нибудь новую штуку?’ (П.IX.211—212, см. также письмо 130, прим. 3 и 136).
Речь идет о художнике Николае Николаевиче Ге и его жене Анне Петровне.
4 В ответ на сообщение о М. Н. Зубовой (см. письмо 134, прим. 2) Тургенев писал Анненкову 22 января (3 февраля) 1872 г.: ‘Приедет же Зубова хоть посмотреть на кончину мужа, тогда и вручите фотографию. А не приедет — и письма нельзя будет доставить — отдайте кому вздумаете’ (П.IX.217). Судя по тому, что письмо Тургенева к М. Н. Зубовой осталось после его кончины в архиве писателя, до адресата оно не дошло (см.: Nci, t. 2, p. 96).
5 В ряде писем к Анненкову (от 27 декабря 1871 г./8 января 1872 г., 7/19 января 1872 г., 13/25 января 1872 г.) Тургенев интересовался клавиром оперы А. С. Даргомыжского ‘Каменный гость’ и ждал его с нетерпением, не зная, по-видимому, что он печатался в Лейпциге, как сообщил ему Анненков. Клавир ‘Каменного гостя’ был одним из первых изданий новой петербургской фирмы ‘В. Бессель и К0‘, но печатался он в Лейпциге (см.: Вольман Б. Русские нотные издания XIX—начала XX века. Л., 1970. С. 108). Очевидно, интерес к опере был вызван тем, что она написана на сюжет Пушкина. Получив клавир в феврале 1872 г., Тургенев был разочарован и раздосадован. ‘Неужели это не мистификация? — писал он Анненкову 11 (23) февраля.— Как? Эти вялые, бесцветные, водянистые речитативы, напоминающие бессильный хуй старца, у которого желудок давно не варит, это — гениальное произведение, перед которым моцартовский ‘Д<он>-Жуан’ ничто?!! Я решительно отказываюсь понять, что сей сон значит…’ (П.IX.226).
6 Речь идет о фрейлине Александре Васильевне Жуковской (дочери В. А. Жуковского), с которой Тургенев познакомился в феврале 1871 г. в салоне вел. кн. Елены Павловны. В 1871 г. А. В. Жуковская родила сына (графа А. А. Белевского) от вел. кн. Алексея Александровича (с которым у нее был тайный брак, см.: Боханов Александр. Император Александр III. M., 1998. С. 488—489). В письме от 11 января (н. ст.) 1872 г. Тургенев обещал В. Рольстону узнать об ‘истории’ с А. В. Жуковской (см.: П.IX.205). Ее брат — Павел Васильевич Жуковский, художник, с которым Тургенев дружил в Париже.
7 В письме к Анненкову от 7 (19) января 1872 г. Тургенев интересовался, находится ли писатель М. В. Авдеев в Петербурге. При том же письме он выслал письмо для Д. В. Григоровича с предложением написать русский текст к изданию ‘Gthe-Gallerie von W. v. Kaulbach’ (иллюстрации к произведениям Гете В. Каульбаха), готовящемуся в Мюнхене (см.: П.IX.187—189). Анненков критически относился к Д. В. Григоровичу, сравнивая его с П. Д. Боборыкиным, известным своими многочисленными романами и репортерскими публикациями.
8 К числу других поручений Анненкову относилась преимущественно просьба сообщать мнение читателей о повести ‘Вешние воды’, а также прислать фотографию скульптуры М. М. Антокольского ‘Иван Грозный’ (см.: П.IX.208, 211).
9 Иосиф Иоахим (Joachim), немецкий скрипач-виртуоз (венгерского происхождения), педагог и композитор. В январе 1872 г. впервые приезжал с концертами в Россию. Близкий друг Брамса, Иоахим был одним из основателей искусства солиста-интерпретатора, в отличие от виртуозности эпохи Паганини. В ответном письме от 22 января (3 февраля) 1872 г. Тургенев назвал Иосифа Иоахима ‘богом скрипки’: ‘Все другие скрипачи перед ним пигалицы — и Вы хорошо делаете, что восторгаетесь’ (П.IX.217). Анненков сравнивает Иоахима с пианистом-виртуозом и композитором, любимым учеником Ф. Листа, Карлом Таузигом (Tausig), гастролировавшим в России в феврале—апреле 1870 г.
Лев Семенович Ауэр (род. в Венгрии), известный скрипач-виртуоз, ученик И. Иоахима. С 1868 г. профессор Санкт-Петербургской консерватории, выступал как солист и дирижер, с 1874 г.— солист Высочайшего двора и императорских театров.
10 О Гортензии Шнейдер см. письмо 133, прим. 4. ‘Перикола’ — оперетта Ж. Оффенбаха, премьера которой в первой редакции состоялась в Париже в 1868 г. В сезон 1871/72 г. (приезд Г. Шнейдер) оперетта ставилась в Петербурге.
11 Речь идет об итальянской певице Аделине Патти, выступавшей с огромным успехом в Петербурге в 1871—начале 1872 г. (см. письмо 132, прим. 4). Обладая способностью придумывать свои слова и широко пользоваться ими, Анненков исказил ее фамилию, но неясно с какой целью. Едва ли он, известный театрал и меломан, мог просто так ошибаться в фамилии певицы.

136

7 (19) февраля 1872. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 13—14 об. Впервые: Русск. об., 1898, No 4, с. 367—368. Тургенев ответил 2 (14) марта 1872 г. (П.IX.234—235), имея в виду и другое письмо Анненкова от 24 февраля (7 марта) 1872 г., в котором речь шла о смерти двухлетнего сына Анненковых Аркадия (см.: П.IX.234—235, см. также письмо 137).
1 В ответном письме Тургенев писал по поводу сведений, сообщенных Анненковым о Луизе Эритт: ‘Луиза Геритт написала наконец к своим родителям, которых она выдает за каких-то подозрительных тиранов — тогда как она всю жизнь делала все, что хотела, а они только распинались за нее и отдавали ей последние денежки. Но как она представляет — гораздо интереснее! Пусть эта комета гуляет себе где и как угодно’ (П.IX.234—235, см. также письма 130, прим. 3 и 135, прим. 3).
2 О клавире оперы А. С. Даргомыжского ‘Каменный гость’ см. письмо 135, прим. 5. Тургенев подтвердил, что получил фотографию скульптуры M. M. Антокольского ‘Иван Грозный’, в письме к Анненкову от 23 марта (4 апреля) 1872 г. (см. письмо 138, прим. 7). Об этой статуе Тургенев написал ‘Заметку’, которая появилась в ‘Санкт-Петербургских ведомостях’ (1871, 19 февраля ст. ст., No 50, см.: С. XIV.246—249).
3 Николай Алексеевич Милютин, товарищ министра внутренних дел в 1859—1861 гг., активный участник и руководитель подготовительных работ к проведению крестьянской реформы 1861 г., скончался после длительной тяжелой болезни 25 января (ст. ст.) 1872 г.
Тургенев писал в ответном письме о Н. А. Милютине: ‘Этот человек оставил не только политический, но просто человеческий след’ (П.IX.235). Статья И. П. Арапетова о Милютине в ‘Отечественных записках’ не появилась (в журнале спустя несколько лет было опубликовано стихотворение Н. А. Некрасова ‘Кузнец’ (‘Чуть колыхнулось болото стоячее…’) (Памяти Н. А. Милютина), написанное сразу после кончины Милютина, но напечатанное только после смерти Некрасова—ОЗ, 1878, No 5, с. 166, см.: Некрасов, т. 3, с. 93, 433—434). Заметка К. Д. Кавелина появилась в No 3 ‘Вестника Европы’ за 1872 г. под буквами ‘В. П.’ — ‘Некролог: Николай Алексеевич Милютин’ (с. 461—464).
4 В ответном письме Тургенев сообщал о событиях во Франции: ‘Здесь происходит каша и кавардак невообразимые. Каковы последние два заседания Версальского ассамблея! И что замечательнее всего: никакого, даже насильственного, выхода из этого себе представить нельзя, ибо ни одна партия не довольно сильна, чтобы произвести какой-либо coup d’tat — а потому нечего ожидать скорой перемены vue. C’est un effrondement. A в это самое время, посмотрите, какими исполинскими шагами идет Германия!’ (П.IX.235). Тургенев сообщал о двух заседаниях Национального собрания Франции (11 и 12 марта н. ст. 1872 г.), посвященных обсуждению новых законов о рекрутском наборе и о мерах против деятельности Международного общества рабочих.
5 Речь идет о газете А. А. Краевского ‘Голос’ (1863—1882), которая с момента своего основания получала материальную субсидию от Министерства народного просвещения. Вместе с тем ‘Голос’ неоднократно подвергался цензурным преследованиям. 6 февраля (ст. ст.) 1872 г. ‘Голос’ получил ‘третье предостережение с приостановлением на четыре месяца’ за отзывы о правительственных мерах в области народного просвещения, выходящие ‘из всех пределов приличия’. А. В. Никитснко писал в дневнике: ‘Итак, последняя независимая газета в России не существует. ‘Московские ведомости’ считать нечего, потому что они превратились в правительственную газету’ (Никитенко, т. 3, с. 224—225, 454).
6 О том, что он получил номер журнала ‘Русский вестник’, Тургенев сообщил Анненкову в письме от 11 (23) февраля (см. письмо 134, прим. 3).

137

24 февраля (7 марта) 1872. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 15—16 об. Впервые: Русск. об., 1898, No 4, с. 368—369. Ответ па письма Тургенева от 4 (16) и 11 (23) февраля 1872 г. (П.IX.223, 225—226). Тургенев ответил 2 (14) марта 1872 г. (П.IX.234—235).
1 Тургенев выразил соболезнование по поводу смерти младшего сына Анненковых в письме от 2 (14) марта 1872 г.: ‘… искренно сочувствую Вашему горю: это — почти неизбежная темная сторона счастливой семейной жизни. Известие это было для меня не совсем неожиданно: меня предуведомила m-lle Marie Dumas…’ (П.IX.234).
2 Речь идет о немецком переводе ‘Вешних вод’ для петербургской немецкой газеты ‘Nordische Presse’, редактором которой был А. И. Беренс. В ответном письме Тургенев сообщал: ‘Беренс Вас беспокоить не будет, я уговорил его отложить печатание перевода до моего приезда — и я сам все это посмотрю’ (П.IX.234).
3 4 (16) февраля 1872 г. Тургенев послал Анненкову письмо, в котором рекомендовал отправляющуюся в Петербург актрису театра ‘Odon’ Мари Дюма (Dumas): ‘Elle dclame ravir — et joue des sayn&egrave,tes, des petites comdies de salon, etc. d’une faon tout fait remarquable. Je suis sr qu’elle fera une sensation Petersbourg — cette poque o il n’y a pas de thtres. Aidez-la de vous conseils et dites-lui comment il faut s’y prendre pour ‘trouver le joint» (она восхитительно декламирует — a также совершенно замечательно играет шуточные пьески, маленькие салонные комедии и пр. Я уверен, что она вызовет сенсацию в Петербурге — в эту пору, когда театры там бездействуют. Помогите ей вашими советами и подскажите, как взяться за дело, чтобы ‘добиться цели наилучшим способом’) (П.IX.223, 408). В письме от 2 (14) марта Тургенев заметил: ‘Она бой-девка, в душе, полагаю, великая ерница — но не глупа и не без таланта’ (П.IX.234).
4 О клавире оперы ‘Каменный гость’ см. письмо 135, прим. 5. А. С. Даргомыжский умер 5 января (ст. ст.) 1869 г., оставив свою оперу незаконченной. По его завещанию, оперу дописал Ц. А. Кюи и оркестровал Н. А. Римский-Корсаков — два члена ‘Могучей кучки’, с которой Даргомыжский сблизился к концу своей жизни. Первое представление этой экспериментальной, ‘камерной лирико-психологической’ оперы, о котором писал Анненков, состоялось 16 февраля (ст. ст.) 1872 г. Отзывы критики были разноречивы, но в большинстве следовали ‘партийным’ линиям. Отрицательная оценка была помещена в ‘Новом времени’ (1872, 26 февраля ст. ст., No 56). В ‘Санкт-Петербургских ведомостях’ была опубликована статья самого Ц. А. Кюи (под криптонимом ***), в которой высоко оценивалась музыка оперы Даргомыжского: ‘Постановка ‘Каменного гостя’ безукоризненно хороша <...> Во всяком случае, ‘Каменный гость’ — лучшее произведение Даргомыжского. После ‘Каменного гостя’ гениальность Даргомыжского не подлежит сомнению’ (No 55, 24 февраля ст. ст.). Тургенев, узнав из газет о неодобрительных откликах, писал в ответном письме о провале ‘Каменного гостя’: ‘Я, признаюсь, не знаю большего святотатства, как это посягновение бессильного музыкантишки на одно из грандиознейших произведений поэзии! Очень нуждались пушкинские стихи в этой пошлой ‘трень-брени» (П.IX.235).
5 Речь идет о праздновании в Петербурге двухсотлетия рождения Петра 1, которое отложилось до 30 мая (ст. ст.) 1872 г. А. В. Никитенко написал в дневнике в этот день: ‘Сегодня в Петербурге празднуется двухсотлетие со дня рождения Петра Великого. Это действительно праздник. Без Петра Великого Россия и теперь еще гнила бы в своей гнусной апатии и совсем исчезла бы под натиском таких солдат, как Карл XII и Наполеон. Настоящий Петровский день…’ (Никитенко, т. 3, с. 241). Анненков имеет в виду костюмированный бал, в котором должны были принять участие ‘все звезды’, в том числе видный русский родовитый генерал М. Д. Скобелев и шеф жандармов граф Петр Андреевич Шувалов, потомок И. И. Шувалова, государственного деятеля и мецената, фаворита императрицы Елизаветы Петровны, покровителя Ломоносова.

138

14 (26) марта 1872. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 17—18 об. Впервые (не полностью): Русск. об., 1898, No 4, с. 369—370. Ответ на письмо Тургенева от 2 (14) марта 1872 г. (П.IX.234—235). Тургенев ответил 23 марта (4 апреля) 1872 г. (П.IX.249).
1 Анненков благодарит Тургенева за сочувствие по поводу смерти младшего сына Аркадия, высказанное в письме от 2 (14) марта 1872 г. (см. письмо 137, прим. 1).
2 В ответном письме Тургенев писал: ‘Меня Вы, конечно, дождетесь в Петербурге, ибо через 3 недели меня уже в Париже не будет’ (П.IX.249). Однако с выездом он промедлил и прибыл в Петербург только 12 (24) мая (см.: П.IX.270). Анненковых он еще застал (см. письмо 140, прим. 1).
3 Тургенев предлагал обсудить по приезде ‘выбор местности для летнего пребывания’: ‘Этих благ в Германии не оберешься. Около Дрездена есть, напр., прелестный Таранд с превосходными пансионами и т. д., и т. д.’ (П.IX.249).
4 В письме от 2 (14) марта 1872 г. Тургенев интересовался судьбой семьи Н. А. Милютина, скончавшегося 25 января (ст. ст.) 1872 г. Старший сын Н. А. Милютина — Юрий. Вдова Н. А. Милютина Мария Агеевна Милютина выехала за границу позднее, т. к. Тургенев виделся с ней в июне 1872 г. во время приезда в Москву (см.: П.IX.281).
Юрий Федорович Самарин и Владимир Александрович Черкасский, видные представители славянофильской интеллигенции, были близкими друзьями и сподвижниками Н. А. Милютина по делу освобождения крестьян.
5 ‘Мясниковское дело’ — судебный процесс в Петербурге в феврале 1872 г. над братьями Мясниковыми, обвиняемыми в присвоении чужого имения, в ряде подлогов и даже отравлений. Судом присяжных они были оправданы за недостатком улик и благодаря ‘тайным проискам’ афериста А. А. Бильбасова (см.: Полвека русской жизни. Воспоминания А. И. Дельвига. 1820—1871. М., 1930. С. 287—288). А. В. Никитен-ко писал по этому поводу: ‘Неудовольствие в публике на присяжных за оправдание Мясниковых. В деле не оказалось достаточных поводов к их обвинению, то есть улик, которые юридически могли бы быть этим поводом. Но присяжные, говорят, должны были бы основаться на совести, потому что нравственное убеждение в виновности Мясниковых общее. Но, может быть, присяжные по этому самому и не могли вынести обвинительного вердикта, опасаясь, по справедливости, быть орудием чужих толков и слухов, давно уже ходивших в городе’ (Никитенко, т. 3, с. 229—230).
Николай Петрович Вагнер (псевдоним Кот Мурлыка) — профессор зоологии Казанского университета, с 1870 по 1885 г.— Петербургского университета. Литературную известность он обрел после публикации сборника философских сказок и притч ‘Сказки Кота Мурлыки’ (СПб., 1872).
6 Речь идет об А. В. и П. В. Жуковских (см. письмо 135, прим. 6). В ответном письме Тургенев сообщал Анненкову: ‘…здесь ходят слухи, что сама барышня уехала в Америку для окончательного свидания’ (П.IX.249).
7 Имеется в виду фотоснимок статуи M. M. Антокольского ‘Иван Грозный’ (см. письмо 136, прим. 2). В ответном письме Тургенев писал: ‘(Кстати — фотографию ‘Ивана Грозного’ я давно получил — и она висит у меня на стене спальни)’ (П.IX.249).
О каком письме (на имя Тургенева) упоминает Анненков, неизвестно.
8 Речь идет о H. H. Тютчеве.

139

30 марта (11 апреля) 1872. Петербург

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 19—20 об. Впервые (не полностью): Русск. об., 1898, No 4, с. 370—371. Ответ на письма Тургенева от 11 (23) марта и 23 марта (4 апреля) 1872 г. (П.IX.242 249). Тургенев ответил 7 (19) апреля 1872 г. (П.IX.258—259).
1 11 (23) марта Тургенев сообщил Анненкову: ‘…третьего дня мне попался в руки совершенно случайно старый No ‘Нового времени’, в котором повествуется, будто бы в Киеве на поминательном обеде 19-го февраля послали сочувственную телеграмму между прочими и мне — за ‘Записки охотника’. Я никакой телеграммы не получил и даже не знаю, не утка ли это корреспондента, но если это правда, то я, не желая прослыть неблагодарным и не чувствующим сделанную мне честь, которая, напротив, очень меня трогает, прошу Вас вооружиться своим изящным пером и сказать по этому поводу quelques paroles bien senties от моего имени и с моей оторизацией — хоть в ‘С.-П<етер>бургских ведомостях» (П.IX.242). Анненков поместил от имени писателя в ‘Санкт-Петербургских ведомостях’ (1872, 18/30 марта, No 77) благодарность киевлянам за телеграмму (см:: Мельгунов Б. В. О первых юбилеях русских писателей (И. С. Тургенев, А. Н. Островский, Н. А. Некрасов) // Русск. лит., 2001, No 4, с. 149—150, где приводится текст заявления).
2 ‘Пирожница берегов Рейна, или Русский дворянин за границей. Тургеневская повесть’ — пародия В. П. Буренина на ‘Вешние воды’, опубликованная в ‘Искре’ (1872, 13 февраля — 5 марта, No 7—9).
3 ‘Гораздо остроумнее’ Анненков называет другую карикатуру, принадлежащую А. Н. Бордгелли (за подписью Ап. Б.): »Вешние воды’ (Художественно-литературная экскурсия)’, опубликованную в сатирическом листке ‘Маляр’ (1872, No 4).
4 Имеются в виду две статьи-рецензии Тургенева в английском журнале ‘The Academy’: ‘History of a Town / Edited by M. E. Saltykoff. (Istoriya odnogo goroda). St.-Petersburg, 1870’ (The Academy. 1871. 1 March. No. 19. P. 151—152) и ‘Krilof and his Fables. By W. R. S. Ralston. Third edition, greatly enlarged’ (Крылов и его басни. Пер. В. Р. С. Ральстона. 3е издание, значительно расширенное) (The Academy. 1871. 15 July. No. 28. P. 345) (см.: C.XIV.250—252, 255—256).
5 Тургенев прибыл в Петербург лишь 12 (24) мая, где еще застал Анненковых (см. письмо 140, прим. 1).
6 Об актрисе Мари Дюма, приехавшей в Петербург и рекомендованной Тургеневым Анненкову, см. письмо 137, прим. 3.

140

11 (23) мая 1872. Петербург

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 125—126. Тургенев на это письмо не ответил.
1 Тургенев прибыл в Петербург на следующий день (см.: П.IX.270), Анненкова он еще застал: он с ним пообедал ‘tr&egrave,s sobrement’ (очень скромно) в Английском клубе 13 (25) мая (см.: П2.XI.253). Тургенев намерен был путешествовать в России вместе с Н. В. Ханыковым, потом думал выехать раньше его (см.: П.IX.260), а на самом деле возможно, что, из-за отсрочек со стороны Тургенева, Ханыков приехал раньше писателя и не мог сказать, когда точно тот приедет.
2 О братьях Либан см. письмо 130, прим. 6. Тургенев помогал обоим в эти годы (см.: П.IX.274, 339). Когда и за что Тургенев обещал Р. О. Либану 25 руб., установить не удалось.
3 О Микельанджело Пинто см. письмо 56, прим. 2.
4 О каком французско-русском переводчике упоминает Анненков, установить не удалось.
5 Имеется в виду М. А. Языков, давний приятель Анненкова и Тургенева, прославленный ими за свои остроты (см. письмо 156, прим. 4).

141

8 (20) июня 1872. Киссинген

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 21—22 об. Впервые (не полностью): Русск. об., 1898. No 4, с. 372—373. Тургенев ответил 14 (26) июня 1872 г. (П.IX.281—283).
1 Ракоц<ц>и (Rkczy) — теплый железисто-кислый источник, один из 5 минеральных источников в курорте Киссинген.
2 Имеются в виду Елена Константиновна Станкевич, жена А. В. Станкевича, и Николай Николаевич и Александра Петровна Тютчевы, часто проводившие лето в Киссингене.
3 Речь идет о Гейнрихе Клаурене (Clauren, псевдоним немецкого писателя К. Г. Хойна — Heim), авторе популярных сентиментальных повестей.
4 Бельгийская газета ‘L’Indpendance Belge’ перепечатала в номерах от 13 и 14 июня (н. ст.) 1872 г. сокращенный перевод повести ‘Степной король Лир’, выполненный самим Тургеневым при содействии Луи Виардо. Этот ‘значительно урезанный и укарнаушенный’ (П.IX.235) перевод появился впервые в ‘Revue des Deux Mondes’ (1872, t. 98, 15 mars), a полностью — в сборнике ‘Etranges histoires’ в июне 1873 г.
5 Имеются в виду события австро-прусской войны 1866 г. (см. письмо 101, прим. 3). В результате военных действий, предпринятых Бисмарком летом 1866 г., ряд германских государств (Бавария, Саксония и др.) встал на сторону Австрии. Вопреки обязательствам выступить со стотысячной армией на стороне союзника Бавария в июне 1866 г. не оказала Австрии существенной помощи, что вызвало конфликтную ситуацию, сопровождавшуюся боями, в частности 10 июля (н. ст.) 1866 г. шла жесточайшая битва за Киссинген, расположенный в баварской Нижней Франконии.
6 В июне 1872 г. Тургенев жил в Москве на Пречистинском бульваре в доме Удельной конторы у И. И. Маслова, о котором он писал Анненкову: ‘Маслов все так же мил’ (I1.IX.282), и от которого он получил 300 р. для передачи Анненкову (о них см. письма 142, прим. 2, 143, прим. 1 и 146).

142

3 (15) июля 1872. Киссинген

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 23—24. Впервые (не полностью): Русск. об., 1898, No 4, с. 373—374. Ответ на письмо Тургенева от 14 (26) июня 1872 г. (П.IX.281—283). Тургенев ответил 7 (19) июля 1872 г. (П.IX.295—296).
1 ‘Здоровой болезнью’ Анненков назвал очередной приступ подагры у Тургенева, заставший его в Москве. О своих планах Тургенев писал 14 (26) июня 1872 г.: ‘К счастью, припадок не очень силен — и я, как только буду в состоянии надеть туфлю, удеру из России, которая что-то совсем как мачеха принимает меня в этот раз. Я прямехонько проеду в Париж — а оттуда в Valery-sur-Somme, на берег Нормандии (к семье Полины Виардо.— Ред.). К первым числам октября я вернусь в Париж, куда, надеюсь, и Вы прибудете — и мы заживем припеваючи’ (П.IX.282).
2 Полученные от И. И. Маслова 300 р. Тургенев увез с собой в Париж и в Сен-Валери-сюр-Сомм, откуда он отправил Анненкову 200 р. 11 (23) июля (см.: П.IX.300) и оставшиеся 100 р.— в письме от 22 августа (3 сентября) (см.: П.IX.314, см. также письма 143, прим. 1 и 146).
3 Под обломками ‘двух старых наших партий’ Анненков имел в виду славянофилов и западников, о которых Тургенев писал 14 (26) июня 1872 г.: ‘Кажется, всё ползет по-старому: Самарины, Черкасские с одной стороны, Кетчер, Корш и т. д. с другой’ (П.IX.282).
С публикацией главы пятой ‘Дневника провинциала в Петербурге’ M. E. Салтыкова-Щедрина (ОЗ, 1872, No 5), посвященной критике либерализма (‘пенкоснимательства’) и его газете ‘Старейшей российской Пенкоснимательнице’, началась острая полемика ‘Отечественных записок’ с ‘Санкт-Петербургскими ведомостями’, главным органом тогдашнего русского либерализма. В ответ на критику либералов в ‘Дневнике провинциала’ и в статье Н. К. Михайловского ‘Литературные и журнальные заметки. Май 1872’ (ОЗ, 1872, No 5, отд. II, с. 51—75, 128—153) ‘Санкт-Петербургские ведомости’ опубликовали две большие передовые статьи (СПб. вед., 1872, 21 и 25 мая, No 138 и 142) и серию фельетонов В. П. Буренина за подписью ‘Z’.
8 фельетоне ‘Журналистика. Нечто о долгой скрытности ‘Отечественных записок’ относительно своих принципов и своего направления’ (СПб. вед., 1872, 27 мая, No 144) содержалась резкая критика всех основных сотрудников ‘Отечественных записок’: Н. А. Некрасова, Г. З. Елисеева, Н. А. Демерта, Н. С. Курочкина, M. E. Салтыкова. Другой фельетон Буренина, ‘Журналистика… Два слова о беллетристической манере г. Боборыкина’, был направлен против ‘Дневника провинциала в Петербурге’ с его рассуждениями о ‘молодых лихачах’, появившихся в современной литературе. С полемической целью фельетон переадресован П. Д. Боборыкину по поводу его романа ‘Дельцы’, вторая часть которого опубликовалась в том же No 5 ‘Отечественных записок’, что и ‘Дневник провинциала’. Фельетон заканчивался фразой: ‘…статейка, из которой извлечен вышеприведенный намек на г. Боборыкина, есть не что иное, как насмешка над современной литературой вообще и над ‘Отечественными записками’ в частности’ (СПб. вед., 1872, 10 июня, No 156). 20 июня (ст. ст.) Салтыков писал Н. А. Некрасову: ‘Негодяй Буренин, который не постыдился сказать, что мой предпоследний фельетон написан на Боборыкина, конечно, и на будущее время не воздержится от своих пакостей’ (Салтыков-Щедрин, т. 18г, с. 111). По поводу этого выпада Буренина намеревались отвечать Н. К. Михайловский и сам M. E. Салтыков. Полемический ответ M. E. Салтыкова, о котором он сообщал Некрасову, неизвестен, Н. К. Михайловский упомянул Буренина в своих статьях в No 6 и 7 ‘Отечественных записок’ (см.: Салтыков-Щедрин, т. 18г, с. 112, Некрасов, т. 15ь с. 179 и 326). Некрасов высказался против длительной полемики с В. П. Бурениным и также отклонил предложение А. Н. Плещеева, чтобы ‘на ругню этого паршивого Буренина’ был написан коллективный ответ Демертом, Курочкиным и Михайловским (см.: ЛН, т. 51—52, с. 450).
4 На зиму 1872/73 г. Анненковы поселились в Висбадене, в Париж Анненков не приезжал.
5 Обед в обществе Евгения Ивановича Рагозина в гостинице ‘Демут’, где Тургенев остановился, прибывши в Петербург вечером 12 (24) мая 1872 г., состоялся, очевидно, до 19 (31) мая 1872 г., дня отъезда Тургенева из Петербурга в Москву (см.: Летопись (1871—1875), с. 76, 77). В это время Рагозин ждал разрешение на возобновление газеты ‘Неделя’ после пятимесячного перерыва по цензурным причинам, и он обратился к Тургеневу с просьбой о сотрудничестве. Тургенев согласился (см.: П.IX.311), и очерк ‘Наши послали! (Эпизод из истории июньских дней 1848 года в Париже)’ появился в ‘Неделе’ в 1874 г. (No 12, см.: C.XIV.484, см. также письма 153, прим. 1 и 155, прим. 6).
6 В письме от 14 (26) июня 1872 г. Тургенев спрашивал: ‘Как нравится Верочке неметчина?’ (П.IX.283).

143

17 (29) июля 1872. Киссинген

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 25—26 об. Впервые: Русск. об., 1898, No 4, с. 376—377. Ответ на письма Тургенева от 7 (19), 11 (23) и 13 (25) июля 1872 г. (П.IX.295—296, 299 и 300). Ответ Тургенева неизвестен.
1 Тургенев из-за приступа подагры задержался с отправкой денег от И. И. Маслова (см. письмо 142, прим. 2). Его беспокойство по поводу посланных наконец 200 рублей ‘в двух радужных билетах с физиономией Екатерины’ связано с тем, что к этому времени изменились правила, связанные с заказными отправлениями, рекомендательное письмо ‘за пятью печатями’, в котором они посылались, ‘было первое, отправленное согласно новым узаконениям <...>‘ (П.IX.300).
Тюря — речь идет о прославленном в 1840-е годы игроке на бильярде: между маркерами идут ‘…сказания о подвигах великих мужей, когда либо состязавшихся на поле биллиардного искусства, и более всего о Тюре, как мифическом лице, невозможном в настоящее время’ (Толбин В. Маркеры и бильярдные игроки // Финский вестник. Т. 21 (1847, No 9). Ч. III. С. 13). Некрасов упоминает его во второй главе стихотворения ‘Говорун’ (1843—1845): ‘Кончаю, скромен, тих, // У Лерхе в ресторации // Остаток дней моих, // Из службы в биллиардную // Прямехонько иду // Игру там не азартную, // Но скромную веду. // <...> Никто там не заносится, // Играем чередой, // И гений Тюри носится // Над каждой головой…’ (Некрасов, т. 1, с. 401—402).
2 Анненков отвечает на письмо Тургенева от 13 (25) июля 1872 г., в котором он сообщает: ‘Если бы не эти жары да не эта подагра, я бы кажется, принялся за работу. Кое-какие мыслишки вертятся в голове’ (П.IX.300, см. также письмо 145, прим. 2).
3 Анненков сообщает о приезде из России в Киссинген общего их знакомого, врача Трофима Ивановича Музыкантова.
4 Новый закон о печати был опубликован в России 7 июня (ст. ст.) 1872 г. Согласно этому закону министр внутренних дел имел право задерживать, запрещать любое бесцензурное издание до окончательного решения этого вопроса Комитетом министров. А. В. Никитенко писал по этому поводу в дневнике: ‘Новый закон о цензуре. Finis печати. Все решается произволом министра внутренних дел. Какого бы специального содержания ни была книга, он ее конфискует. При этом законе, если он будет исполняться, решительно становятся невозможными в России наука и литература’ (Никитенко, т. 3, с. 244).
5 Судя по сохранившимся письмам, Анненковы в Швейцарию не ездили. Они сначала остановились в Бад-Зодене (около Франкфурта), а потом на зиму в Висбадене.
6 Речь идет о смертях 13 июня (ст. ст.) 1872 г. Бориса Исааковича Утина, юриста, профессора Санкт-Петербургского университета, и 20 июня (ст. ст.) Александра Федоровича Гильфердинга, известного слависта, издателя собранных им ‘Онежских былин’ (1873).
7 И. А. Гончаров приехал в Мариенбад 16 июня и прожил там до 20-х чисел июля (н. ст.) 1872 г. (см.: Флоренский А. В. Русские в Марианских Лазнях. Прага, 1947. С. 53).
8 Скорее всего Анненков имеет в виду основанный в 1872 г. ‘Союз социальной политики’ (Verein fr Socialpolitik). Среди основателей был ряд профессоров, в частности Густав Шмоллер (Schmoller), с 1872 г. профессор университета в Страсбурге (см.: Rosenberg Hans. Grosse Depression und Bismarckzeit. Wirtschaftsablauf, Gesellschaft und Politik in Mittel Europa. Berlin, 1967. S. 82).
Адам Смит (Smith) — шотландский философ и экономист XVIII в., влиятельнейший ранний теоретик принципов рыночной экономики.
9 Говоря о ‘новом Бисмарке’ Анненков имел в виду организаторскую деятельность немецкого канцлера Отто фон Бисмарка, способствовавшего объединению Германии. Славянофилы упомянуты им в связи с тем, что в их учении был тезис о спасении Европы ‘русским социализмом’: ‘…состоя из учения об общинном и артельном началах, то есть из учения о владении и пользовании сообща орудиями производства <...> с прибавкой, однако ж, что он может служить не только образцом экономического устройства для всякой сельской и ремесленной промышленности, но и примером сочетания христианской идеи с потребностями внешнего, материального существования’ (Анненков, Зд, с. 271).

144

29 июля (10) августа 1872. Франкфурт

ИРЛИ, ф. 7, No 9, ял. 27—28. Впервые: Русск. об., 1898, No 4, с. 377—378. Ответ (телеграмма) на это письмо неизвестен.
1 Об этих деньгах см. письмо 143. Ответ на него Тургенева неизвестен.
2 ‘Цидула’ Анненкова (письмо 143) дошла до адресата. Узнав, куда их выслать, Тургенев переслал — ‘двумя 50-рублевыми ассигнациями’ — оставшиеся за ним 100 рублей из денег, полученных от И. И. Маслова (см. письма 141, прим. 6 и 142, прим. 2), в Бад-Соден, сообщив об этом в письме от 22 августа (3 сентября) 1872 г. из Сан-Валери-сюр-Сомм (П.IX.314). Телеграмма Тургенева неизвестна.

145

9 (21) августа 1872. Бад-Зоден

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 29—30 об. Впервые (не полностью): Русск. об., 1898, No 4, с. 378—379. Ответ на неизвестную телеграмму Тургенева. Тургенев ответил 13 (25) августа 1872 г. (П.IX.309—311).
1 Телеграмма Тургенева неизвестна. В письме от 13 (25) августа Тургенев заметил по поводу отеля Westend во Франкфурте: ‘этот вертеп известен по всей Европе — и пользуется только нелепыми птенцами, соблазненными близостью железных дорог. В этом вертепе я однажды заплатил 1 1/2 талера за кусок говядины, которую, будучи не в состоянии разжевать ее, бросил под стол! Жаль мне Вас — огрели Вас лихо’ (П.IX.310).
2 В ответном письме Тургенев писал: ‘Я ни одного Вашего письма не оставил без ответа — но во всяком случае молчание мое не могло происходить от литературной работы. Правда я за нее принялся — но в микроскопически гомеопатических размерах. Высижу небольшой рассказец к октябрьской или ноябрьской книжке ‘Вестника Европы» (П.IX.310). Речь идет о рассказе ‘Конец Чертопханова’, вышедшем в ноябрьской книжке журнала.
3 Академик Петр Петрович Пекарский, историк и книговед, умер 12 (24) июля 1872 г. в Павловске. Актер Пров Михайлович Садовский (настоящая фамилия Ермилов) умер 16 (28) июля в Москве. В ответном письме Тургенев восхищался его игрой в роли Курочкина в ‘Горячем сердце’ А. Н. Островского в Москве: ‘Последняя роль, в которой я видел Садовского изображала допившегося до чертиков купца — и он исполнял ее удивительно — уж точно au naturel’ (П.IX.310).
4 Речь, по всей вероятности, идет о романе Е. А. Салиаса де Турнемира ‘Пугачевцы’, отдельные части которого вышли до появления отдельного издания (в 4-х т.) в 1874 г. (см., напр., ‘Бегуны’ — Русск. вест., 1873, No 8 и 9, ‘Земцы и немцы’ — там же, 1873, No 10 и 11). В журнале ‘Беседа’ вышло только одно произведение Салиаса — ‘Волга. Путевой очерк’ (1872, No 1, отд. 2, с. 69—132). В ответном письме Тургенев сообщает, что о романе он слышал ‘смутные отзывы’: ‘Не знаю, что в них справедливого — но только это наверное он пишет — а не маменька’ (П.IX.310). Матерью Евгения Андреевича была писательница Елизавета Васильевна Салиас-де-Турнемир. Тургенев писал о ней нелестно: ‘Но не курезнейшее ли дело, что графиня Сальяс, урожденная Кобылина, сделалась ярой легитимисткой, поклонницей Генриха V-го? Псевдокатоличкой и полькой она уже стала давно. Экое тесто это так называемая русская натура’ (П.IX.310). Везиновский — имеется в виду Генрих Викентьевич Вызинский — близкий друг за границей Е. В. Салиас-де-Турнемир, историк и публицист, преподавал в Московском университете, а потом недолгое время в Варшаве, откуда должен был уехать из-за участия в восстании, после чего стал видным деятелем польской эмиграции.
5 Тургенев отвечал по этому поводу: ‘Скажу Вам на ухо, что всё, что Вы говорите о немцах и о 1871-м годе — совершеннейшая правда, но только, смотрите, никому ни гугу!'(П.IX.310).

146

18 (30) августа 1872. Бад-Зоден

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 31—32 об. Впервые: Русск. об., 1898, No 5, с. 6—7. Ответ на письмо Тургенева от 13 (25) августа 1872 г. (П.IX.309—310). Тургенев ответил 22 августа (3 сентября) 1872 г. (П.IX.314).
1 Об этих деньгах см. письма 141, прим. 6, 142, прим. 2 и 144, прим. 2.
2 Семья Анненковых на зиму поселилась в Висбадене.
3 ‘Единомышленниками в других частях и странах Европы’ Анненков называет Тургенева, солидарного с его оценкой немцев (см. письмо 145, прим. 5).
4 О предполагаемой литературной деятельности Тургенева см. письмо 145, прим. 2.
5 Речь идет о книге испанского историка Фернандо Гарридо ‘Современная Испания, ее умственный и материальный прогресс в XIX столетии’ (Пер. с нем. под ред. Ив. Рождественского. СПб., изд. Н. М. Котомина, 1869). Цензор Н. Леман наложил на нее 5 мая (ст. ст.) 1869 г. арест, т. к. ‘сочинение это оправдывает революционное движение и обвиняет монархический принцип и католицизм во всех политических смутах, волновавших Испанию с самого начала XIX столетия’. На основании нового цензурного закона министр внутренних дел А. Е. Тимашев писал в докладной Комитету министров 30 июня 1872 г.: ‘Сочинение Горридо есть чисто республиканский памфлет, написанный в более или менее страстных выражениях, поэтому книга эта как нельзя более способна сбить с толку читателей, в особенности молодых <...>‘. Постановлением Комитета министров 11 июля книга была запрещена и сожжена 25 августа 1872 г. в количестве 1995 экземпляров на Императорском стеклянном заводе. Такая же судьба постигла и книгу ‘Сочинения Фернанда Лассаля’ (в 2-х т. Пер. В. Зайцева. СПб., изд. Н. Полякова, 1870). Первый том поступил в продажу в 1870 г. В феврале 1871 г. было возбуждено судебное дело против издателя Н. Полякова по поводу издания этой книги, на которую был наложен арест. После публикации цензурного закона 7 июня 1872 г. дело поступило на рассмотрение Комитета министров, который нашел, что оба тома сочинений Лассаля ‘представляются крайне вредными, как по общему направлению, содержащему в себе подробное изложение теории социал-демократической революции в существующем порядке государственного и общественного строя, так и по отдельным, заключающимся в означенных сочинениях суждениям касательно христианской веры, монархической власти и основ начал собственности’. Постановлением Комитета министров 22 августа (ст. ст.) 1872 г. издание было запрещено. Второй том уничтожен 30 сентября в количестве 2995 экземпляров. 4 сентября 1872 г. Главное управление по делам печати разослало распоряжение ‘О конфискации и уничтожении т. I сочинений Лассаля’ (см.: Добровольский Л. М. Запрещенная книга в России. 1825—1904. М., 1962. С. 58—67, 72—73). По-видимому, Анненков был прав, утверждая, что ‘краснота книг’ усиливалась примечаниями переводчиков, в том числе В. Зайцева. По этому поводу Тургенев заметил: ‘Не сомневаюсь в том, что наши любезные радикалы до безобразия накуролесили в своих публикациях, но присутствие M. H. Лонгинова, автора ‘Попа Пихатия’, в главе нашей прессы не способно внушить мне доверия’ (П.IX.314).
Index (librorum prohibitorum) (Список запрещенных книг) — официальный список тех книг, которые запрещалось читать католикам.
6 История с монархической демонстрацией (раздавались монархические выкрики из толпы) в Трувилле, состоявшейся 15 августа (н. ст.) 1872 г. в присутствии президента Французской республики Луи-Адольфа Тьера (Thiers), была известна Тургеневу: ‘В трувилльской глупейший истории русские были, как говорится, с бока припека, впрочем, она носит совершенно славянский характер…’, — писал он Анненкову 22 августа (3 сентября) 1872 г. (П.IX.314).
Назвав людей, связанных с увеселительными заведениями, Анненков намекает на то, что в этой истории были замешаны члены высшего ‘праздного’ общества: Казимир Марцинкевич — ‘Давно сошедший в царство теней, основатель едва ли не первого в столице танцкласса с ‘этими дамами’, со скандалами и дебошами…’ (см.: Михне-вич В. О. Наши знакомые. (Фельетонный словарь современников). СПб., 1884. С. 142). Театр Буфф действовал в Петербурге прямо напротив Александрийского театра в 1870—1878 гг. и в это время представлял преимущественно французские оперетки, часто с приезжими звездами. Об И. И. Излере см. письмо 11, прим. 9.

147

15 (27) сентября 1872. Бад-Зоден

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 33—34. Впервые: Русск. об., 1898, No 5, с. 8—9. Ответ на письмо Тургенева от 22 августа (3 сентября) 1872 г. (П.IX.314). Ответил ли Тургенев на это письмо, неизвестно.
1 Об этих деньгах см. письма 141, прим. 6, 142, прим. 2, 144, прим. 2 и 146. В письме от 22 августа (3 сентября) 1872 г. Тургенев писал: ‘Если Вы останетесь в Содене до конца сентября — то мы, весьма вероятно, увидимся, ибо я должен быть в Бадене около 25-го и останусь там несколько дней. От Бадена до Франкфурта 4 часа езды — и либо я к Вам прикачу, либо вы завернете’ (П.IX.314). Тургенев приехал в Баден-Баден лишь в июне (н. ст.) 1873 г., Анненковы тогда там жили (см. письмо 161, прим. 4).
2 В сентябре 1872 г. в Берлине встретились императоры Вильгельм I прусский, Франц Иосиф австрийский и Александр II российский (см. также письмо 150, прим. 6).
10—18 (22—30) августа 1872 г. в Петербурге происходил восьмой международный Статистический конгресс.
2—7 сентября (н. ст.) 1872 г. состоялся 5-й (и последний) конгресс I Интернационала (Международного Товарищества Рабочих) в Гааге.
С 1867 г. католические епископы Германии ежегодно собирались в городе Фульде (Fulda) у гроба покровителя Германии св. Бонифация в монастыре, основанном по его же благословению в 744 г. В 1872 г. конгресс происходил в атмосфере возрастающего напряжения в связи с политикой Бисмарка ‘культуркамфа’ (см. письмо 215, прим. 5).
3 23 августа (н. ст.) открылся в Брюсселе Congr&egrave,s internationale d’anthropologie et d’archologie prhistorique (Международный конгресс по антропологии и доисторической археологии). На первой странице газеты ‘Indpendance Belge’ с 23 (No 236) по 31 августа (No 244) печатался отчет о конгрессе. Хотя во французском журнале ‘Revue des Deux Mondes’ появилась статья о предыдущем конгрессе 1870 г. (см.: t. 86, 15 avril, l mai), о брюссельском конгрессе статьи не было.
4 В тот же день, когда Анненков писал это письмо, Тургенев ему писал из Парижа, что в связи с новым припадком подагры он должен отказаться от поездки в Германию, о которой он писал в своем письме от 22 августа (3 сентября) (см.: П.IX.314). При встрече он намерен был прочитать Анненкову ‘мою безделку’. Речь идет о рассказе ‘Конец Чертопханова’.
В 1867 г. Анненков слышал новое произведение Тургенева в чтении автора, когда Тургенев читал свой роман ‘Дым’ в Петербурге 26 и 27 февраля (ст. ст.) (см. письма к Полине Виардо от 27 и 28 февраля/11 и 12 марта 1867 г.— П2.VII. 122—123 и 125). А в 1870 г. Анненков мог дважды слышать произведения Тургенева в чтении автора во время проезда писателя через Петербург. В письме к Анненкову от 17 (29) мая 1870 г. Тургенев его просит ‘устроить для вас и для Стасюлевича утреннее чтение (в четверг, 21 числа) моей статьи о Тропмане’ (П.VIII.230), хотя из письма к Стасюлевичу от 21 мая неясно, состоялось ли это чтение, и присутствовал ли на нем Анненков (см.: П.VIII.231). A к концу месяца Анненков мог также присутствовать на чтении повести ‘Степной король Лир’ у А. К. Толстого (см.: П.VIII.240 и 243).

148

24 сентября (6 октября) 1872. Висбаден
ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 35—36 об. Впервые: Русск. об., 1898, No 5, с. 10—11. Ответ на письмо Тургенева от 15 (27) сентября 1872 г. (П.IX.324—325). Тургенев ответил 27 сентября (9 октября) 1872 г. (П.IX.332—333).
1 В это время у Тургенева обострились приступы подагры. Говоря о ‘родственных по чувству’ людях, Анненков имел в виду семью Полины Виардо.
2 В Париж Анненков приехал гораздо позднее, 28 февраля (12 марта) 1875 г. (см.: П.XI.36). С Тургеневым они увиделись в Бадене в июне 1873 г. (см. письмо 161, прим. 4).
3 О Феокритовой розе см. письмо 59, прим. 7.
4 Тургенев, очевидно, ничего не знал о здоровье M. H. Каткова. В письме от 17 (29) октября 1872 г. он в свою очередь спрашивал Анненкова: ‘Ничего не слышно насчет Каткова?’ (П.Х.7, см. также письмо 151).
5 Тургенев отправил Анненкову только что полученный им из Петербурга экземпляр рассказа ‘Конец Чертопханова’ 19 (31) октября 1872 г. В письме от 21 октября (2 ноября) он писал: ‘Прочтите и сообщите свое впечатление — худое ли, хорошее ли — без церемонии. Впрочем, это между нами разумеется само собою’ (П.Х.11). Анненков откликнулся на рассказ в письме от 23 октября (4 ноября) (письмо 152).
6 3 (15) октября 1872 г. Тургенев выслал Анненкову две книжки ‘Отечественных записок’ за май и июнь 1872 г. В No 5 и 6 были опубликованы ‘Дневник провинциала в Петербурге’ М. Е. Салтыкова и статья Н. К. Михайловского ‘Литературные и журнальные заметки’ (о них см. письма 142, прим. 3 и 150). В письме от 5 (17) октября Тургенев обещал выслать на следующий день еще две книжки журнала: ‘Как приедете сюда (что Вы непременно должны исполнить), рассчитаемся’ (П.IX.349).

149

2 (14) октября 1872. Висбаден

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 37—38 об. Впервые (не полностью): Русск. об., 1898, No 5, с. 12—14. Ответ на письмо Тургенева от 27 сентября (9 октября) 1872 г. (П.IX.332—333). Тургенев ответил 5 (17) октября 1872 г. (П.IX.347—349).
1 Речь идет о статье А. Ламартина ‘Ivan Tourgueneff’, появившейся в третьем томе (гл. XXXVII, с. 339—345) посмертного издания ‘Souvenirs et portraits’ (Воспоминания и портреты), вышедшем в 1872 г. Первоначально статья, дописанная в 1864 г., появилась в 1866—1867 гг. в серии ‘Бесед’ (Entretiens), под названием ‘Littrature russe : Ivan Tourgueneff’, в 22-м томе ‘Cours familier de littrature’ (Популярный курс по литературе) Ламартина (см.: Алексеев М. П. Мировое значение ‘Записок охотника’ // Русская литература и ее мировое значение. Л., 1989. С. 228—235). В своем прихотливом очерке Ламартин заметил: ‘Il est mme possible de mconnatre dans Tourgueneff une certaine ressemblance avec l’auteur du Lpreux de la valle d’Aoste, le plus jeune et le plus original des deux de Maistre, surtout dans la touchante histoire de Mou-Mou et du Sourd-Muet. On ne peut dire quel est le plus pathtique des deux crivains, dans la description et dans la mort de ce pauvre chien, seul ami et seul consolateur de l’homme. <...> Deux fr&egrave,res ne se ressembleraient pas d’avantage : jumeaux de gnie qui ont suc le mme lait. Mais cela pr&egrave,s, Tourgueneff est tr&egrave,s-suprieure de Maistre, l’auteur du Lpreux. De Maistre est une source cache dans un recoin des Alpes, Tourgueneff est intarissable, grand, fcond, vari comme un fleuve de la Moscovie roulant ses grandes eaux la Crime ou la Baltique, travers les plaines de la Russie’ (Нельзя даже не признавать у Тургенева некоторое сходство с автором ‘Прокаженного из долины Аоста’, самый молодой и самый оригинальный из двух де Местров, особенно в трогательной истории ‘Муму’ и ‘Глухонемого’. Невозможно сказать, который из двух писателей более трогательный в своем описании и в смерти бедной собаки, которая является единственным другом и единственным утешителем человека. <...> Два брата бы не могли больше походить друг на друга: близнецы-гении, сосавшие одно и то же материнское молоко. Но если это оставить в стороне, то Тургенев намного выше де Метра, автора ‘Прокаженного’. Де Метр является ручейком, скрытым в закоулке Альп, Тургенев неистощим, велик, плодороден, разнообразен, как большая река Московии, катившая свои большие воды к Крыму или к Балтийскому морю через степи России) (Lamartine A. Cours familier de littrature. CXXXIe Entretien. Littrature russe. Ivan Tourguneff. Paris, 1866. P. 244—245). Речь идет о французском писателе Ксавье де Местре, долго жившем эмигрантом в России. В своем ответе Тургенев признался: ‘…Вы, злодейский Bucherwurm, откопали эту ламартиновскую нелепость, которую я полагал давно поглощенной волнами забвения <...> Ламартин, в последние годы своей жизни всячески разоренный, придумал следующую комбинацию: брал у какого-нибудь автора, своего или чужого, страниц 60 или 80 из его сочинений, предпосылал им в виде биографически-критической оценки безумные похвалы <...> вероятно, для того чтобы обезоружить их и их издателей — и продавал это под названием ‘Conversations littraires’. В числе прочих попался и я — и я живо помню, как я был огорошен, когда в один прекрасный день нашел эту чушь на моем столе <...> Меня предупредили, что он сочинял, как Мюнхгаузен — но всё же я дивился!’ (П.IX.348).
2 27 сентября (ст. ст.) А. В. Никитенко записал в своем дневнике: ‘В сегодняшней газете извещают, в чем заключаются мысли генерала-адъютанта Т<имашева>, сообщенные им Тьеру. Он благосклонно уведомил последнего, что радикальные движения, подобные возбужденным Гамбеттою, производят неприятное впечатление в других государствах. Вот какая новость, и Тьер, который борется с радикализмом всеми силами своего высокого ума, будто ее и не знал и только теперь обязан за нее глубокомысленному уму генерала-адъютанта Т.’ (Никитенко, т. 3, с. 253). Речь идет о сообщении в английской газете ‘The Times’ от 5 октября (н. ст.) 1872 г.: ‘The Russian Minister of the Interior, M. Timachef, who at a former visit to M. Theirs had assured him again of the sympathy of Russia with France, and tendered to him the congratulations of his Government upon the tranquility which France was enjoying, has, since M. Gambetta’s recent speeches, paid a second visit to the President of the republic. At this second interview the Russian Minister withdrew his former congratulations, and further expressed to the president the great dissatisfaction which is felt in Russia at the recent aggressive attitude of French Radicalism. M. Timachef added that the position of those Powers which at present sympathized with France would certainly be changed if France were once more to become a centre of European agitation’ (p. 5). В передовице в No 256 (30 сентября ст. ст.) ‘Московских ведомостей’ M. H. Катков, процитировав это сообщение, его отвергал: ‘русский министр внутренних дел, г. Тимашев, при первом визите г. Тьеру вновь удостоверил его в сочувствии России к Франции и передал ему поздравления своего правительства по поводу спокойствия, коим пользуется Франция, но после недавних речей г. Гамбетты, при втором визите президенту республики, взял назад свои прежние поздравления и сообщил президенту о сильном неудовольствии, возбужденном в России наступательным движением французского радикализма, присовокупив, что положение держав, в настоящее время сочувствующих Франции, конечно изменится, если Франция вновь сделается центром европейской агитации <...> До нас теперь дошли французские газеты, опровергающие парижского корреспондента Times <...> Оказывается, что генерал Тимашев за обедом у президента, в общем политическом разговоре, не имевшем ни тени официальности, не вопреки своим прежним поздравлениям, а именно в силу высказанного сочувствия к Франции, выразил свое личное сожаление по поводу недавних радикальных манифестаций’ (Катков 1872, с. 620).
3 5 (17) октября 1872 г. Тургенев писал Анненкову по этому поводу: »Кадетские мудрецы’! Выражение отличное, делающее честь его изобретателю Каткову. Но как объяснить его интимность, ‘основанную на взаимном уважении’, с Шуваловым? Как бы хорошо, если бы выходка кадетского мудреца ‘баденского генерала’ Тимашева сломила ему шею!’ (П.IX.348).
4 В ответ на вопрос Тургенева в письме от 5 (17) октября: ‘О каких других двух мудрецах (в связи с поляками) Вы говорите? Я что-то ничего не слыхал. Впрочем, я до сих пор был прикован к своей комнате подагрой’ (П.IX.348) — Анненков объяснил, что речь идет о князе Николае Алексеевиче Орлове и графе Николае Васильевиче Левашеве (см. письмо 150).
Анненков часто встречался с немецким радикалом Георгом Гервегом (Herwegh) в Париже в 1847—1848 гг. и не раз его упоминает в своих работах о событиях того времени (см., напр.: Анненков 1983а, с. 206—207 и 337). Характеристику Гервега он дал в ‘Замечательном десятилетии’, где он также пишет о польской эмиграции во Франции того времени (см.: Анненков, Зд, с. 327 и 311—317).
5 В 1872 г. Сергей Геннадиевич Нечаев был выдан швейцарскими властями русскому правительству. На процессе, который состоялся в России 8 (20) января 1873 г., Нечаев был приговорен к двадцати годам каторжных работ за убийство студента И. И. Иванова (см.: Правительственный вестник, 1873, No 10). Речь идет о Николае Исааковиче Утине.
6 Анненков ошибся, предположив, что автором повести ‘Отец Варфоломей’ был Стебницкий (псевдоним Н. С. Лескова). В письме от 5 (17) октября 1872 г. Тургенев разъяснил: »Отец Варфоломей’ напечатан в ‘Вестнике Европы’ — и не произведение Стебницкого (талант которого, впрочем, несомненен) — а весьма молодого, начинающего писателя, как мне пишет Стасюлевич, который чуть не умер на днях, что было бы весьма чувствительно и для ‘Вестника Европы’ — и для меня’ (П.IX.348—349). Речь идет о Дмитрии Ивановиче Стахееве.

150

9 (21) октября 1872. Висбаден

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 39—40 об. Впервые: Русск. об., 1898, No 5, с. 15—17. Ответ на письмо Тургенева от 5 (17) октября 1872 г. (П.IX.347—349). Тургенев ответил 17(29) октября 1872 г. (П.Х.6—8).
1 Имеются в виду статья M. E. Салтыкова ‘Дневник провинциала в Петербурге’ (ОЗ, 1872, No 5) и статья Н. К. Михайловского ‘Литературные и журнальные заметки. Май 1872’, опубликованная там же (см. письмо 142, прим. 3).
2 О ‘кадетских мудрецах’ см. письмо 149. В письме к Анненкову от 17 (29) октября 1872 г. Тургенев писал по этому поводу: ‘Если Орлов с Левашовым что-нибудь здесь затеяли, то это было во всяком случае очень подспудно. Орлов — добрый малый, но желал бы ‘что-нибудь сделать’, что касается до Левашова, то я вполне разделяю Ваше отвращение к этому гнусному аракчеевенку, у которого ни сердца, ни мозга (я не видывал более крохотного черепа) — а только злобство и ненависть ко всему живому. Что за гнусно-светлые и недвижные глаза!)’ (П.Х.7).
3 Анненков имеет в виду общество русских в Висбадене: барона Модеста Андреевича Корфа с женой Ольгой Федоровной, графа Николая Владимировича Адлерберга, Петра Павловича Альбединского с женой Александрой Сергеевной Долгорукой, Наталью Александровну Дубельт, дочь А. С. Пушкина (женой М. Л. Дубельта она была с 1853 по 1868 г., до развода с ним она вышла замуж за принца Николауса Вильгельма Нассаусского, получив при этом фамилию и титул графини Меренберг), княгиню Елену Сергеевну Кочубей, дочь декабриста С. Г. Волконского, князя П. А. Вяземского. В ответном письме от 17 (29) октября Тургенев не менее иронически прокомментировал ‘перечень российских лиц, пребывающих в Висбадене’. Особенно резко он отозвался об А. С. Долгорукой, бывшей фаворитке Александра II: ‘неужели ‘la grande demoiselle’ так опустилась! Теперь скрывать незачем (впрочем, Вы, вероятно, это подозревали и прежде) — что фигура Ирины в ‘Дыме’ большей частью списана с нее’ (П.Х.7). По поводу П. А. Вяземского Тургенев заметил: ‘Вот еще противное существо: кн. Вяземский! Старый лакей из заматерелых дворовых — брюзга и холоп до мозга костей’ (там же).
4 Возможно, речь идет о княгине Елизавете Алексеевне Суворовой, жене К. А. Суворова, гофмейстера.
5 Речь идет о Евгении Ивановиче Ламанском, в 1860—1882 гг. товарище управляющего, а затем управляющем государственным банком.
6 В связи со встречей в Берлине — в сентябре 1872 г.— трех императоров: Вильгельма I прусского, Франца Иосифа австрийского и Александра II российского в немецкой сатирической газете ‘Kladderadatsch’, в номере от 15 сентября (н. ст.) (Nr. 42, S. 166), появился анекдот под названием ‘Im zoologischen Garten. Harmlose Unterhaltung am 8. September’ (В зоопарке. Невинный разговор 8-го сентября). Рейсе — общее название двух маленьких самостоятельных немецких княжеств: Рейсе-Грейс — княжество, принадлежавшее старшей линии правящей семьи, и Рейсс-Шлейц — княжество, принадлежавшее младшей линии. Юмор анекдота состоял в том, что: ‘В 1668 г. определено, чтобы все мужчины дома Р<ейсс> носили имя Генрих, причем в старшей линии счет идет до ста (С) и затем начинается снова с I, в младшей же счет ведется вновь с начала каждого столетия’ (Брокгауз—Ефрон, т. XXVIA, с. 507). В 1872 г. в младшей линии дошли до Генриха LXIX (см.: Almanach de Gotha. Annuaire gnalogique, diplomatique et statistique. Gotha, 1872).

151

22 октября (3 ноября) 1872. Висбаден

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 41—42 об. Впервые: Русск. об., 1898, No 5, с. 19—20. Ответ на письмо Тургенева от 17 (29) октября 1872 г. (П.Х.6—8) и на неизвестное письмо от 19 (31) октября (см.: П.Х.11). Тургенев на это письмо не ответил.
1 В письме от 21 октября (2 ноября) 1872 г. Тургенев писал Анненкову: ‘…третьего дня я отправил к Вам фельетон Ж. Санд в ‘Temps’…’ (П.Х.11). В номере ‘Le Temps’ от 29 октября (н. ст.) был опубликован очерк Ж. Санд ‘Пьер Боннен’ (Pierre Bonnin) с посвящением Тургеневу, содержащем восторженный отзыв о ‘Записках охотника’, где, в частности, она пишет: ‘Quelle peinture de matre! <...> Personne ne peut faire aussi bien’ (Какая мастерская живопись! Никто не мог бы сделать так хорошо, как вы) (Sand George. Pierre Bonnin / Impressions et souvenirs. Paris : Editions d’aujourd’hui (= t. 25), 1977. P. 97, см. также: Алексеев M. П. Мировое значение ‘Записок охотника’ // Алексеев М. П. Русская литература и ее мировое значение. Л., 1989. С. 239—241, Waddington Patrick. Turgenev and George Sand: an improbable entente. Totowa, NJ, 1981. P. 65—69).
2 В No 306—307 от 1—2 ноября 1872 г. бельгийской газеты ‘Indpendance Belge’ появилось открытое письмо от Луи Виардо, в котором он иронически ‘приветствует’ новое исследование, в котором, по его словам, разоблачена ‘ошибка’, будто ‘c’tait en Italie, par des italiens, que s’tait accomplie la primitive rsurrection de l’art, — que, si le vnrable Cimabu tait encore retenu dans les langes byzantins, Giotto, le Grand Giotto, l’universel mancipateur, avait pleinement affranchi l’art de toutes les entraves du dogme, l’avait pleinement rendu, sous ses formes les plus diverses, la nature et la libert, …’ (первоначальное возрождение искусства произошло в Италии, было произведено итальянцами, — будто если почтенный Чимабуэ оставался еще в рамках византийских пеленок, то Джиотто, великий Джиотто, тот универсальный освободитель, полностью освободил искусство от всех пут догмы, и передал его, в его самых разнообразных формах, природе и свободе…). Только в конце своего письма Виардо сообщает, что исследование появилось не, как можно было ожидать, в Германии, а во Франции и что речь идет о двух выпусках (549-й и 550-й: ‘Introduction l’histoire de l’Ecole allemande’ — Введение в историю немецкой школы), из серии исследований, посвященной истории искусства, ‘Histoire des peintres de toutes les coles’ (История художников всех школ), вышедших в Париже в издательстве Renouard.
Имеется в виду немецкий искусствовед и художник Франц Теодор Куглер (Kugler), автор известной в свое время книги по истории живописи — ‘Handbuch der Geschichte der Malerei’, первое издание которой вышло в 1837 г.
3 О С. Г. Нечаеве см. письмо 149, прим. 5.
4 Имеются в виду M. H. Катков и министр народного просвещения Д. А. Толстой. О слухах по поводу серьезной болезни Каткова см. письмо 148.
5 Анненков отвечает на реплику Тургенева в письме от 17 (29) октября 1872 г.: ‘Бомбардирование Севастополя и Парижа ничто в сравнении с тем письменным бомбардированием, которому я подвергаюсь со стороны Ахенбаха, лишившегося ценсорского места в Киеве по милости М. Н. Лонгинова. <...> Я обратился к Лонгинову — и узнал от него, что Ахенбах — сквернейший ценсор, сверх того пьет и даже был в полиции, т. е. взят в полицию! Это бросает новую — и, по-моему, неблагоприятную тень на это несносное существо!’ (П.Х.7). Тургенев до этого помогал Карлу Карловичу Ахснбаху, рекомендовал его министру внутренних дел П. А. Валуеву (в 1868 г.) и M. H. Лонгинову (в 1872 г.).
6 С. П. Боткин был профессором Медико-хирургической академии в Петербурге и директором клиники внутренних болезней Вилье. Вернувшись из Ливадии, он занял должность заведующего кафедрой внутренних болезней в Медико-хирургической академии (см. о нем: Белоголовый Н. А. Из моих воспоминаний о С. П. Боткине // 1) Белоголовый Н. А. Воспоминания и другие статьи. М., 1897, 2) С. П. Боткин. Его жизнь и врачебная деятельность. СПб., 1891).
7 Письмо Тургенева к С. П. Боткину неизвестно. Однако Тургенев воспользовался советом Анненкова и обратился к нему, возможно в 1873 г. во время приезда С. П. Боткина в Карлсбад (см.: П.Х.120, 125). 17 (29) ноября 1874 г. в письме к И. И. Маслову он сообщал: ‘…вчера был у меня великий С. П. Боткин и ощупал меня всего, особенно остался недоволен моими коленями, в которых свирепствовала подагра, и присоветовал мне прибегнуть к электричеству. Я со вчерашнего вечера начал себя тормошить этой новой методой. Посмотрим, что из этого выйдет’ (П.Х.329).

152

23 октября (4 ноября) 1872. Висбаден

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 43—44. Впервые: Русск. об., 1898, No 5, с. 20—21. Переизд.: Переписка, с. 541—542. Ответ на письмо Тургенева от 21 октября (2 ноября) 1872 г. (П.Х.11). Тургенев ответил 25 октября (6 ноября) 1872 г. (П.Х.15).
1 Анненков сравнивает рассказ ‘Конец Чертопханова’, один из трех рассказов, прибавленных Тургеневу к ‘Запискам охотника’ в 1870-х гг., с одним из первоначальных рассказов, ‘Чертопханов и Недопюскин’. ‘Конец Чертопханова’ появился в ‘Вестнике Европы’ в No 11 за 1872 г., где после вступительной фразы стояла заметка: ‘Наши читатели не посетуют, конечно, на нас за то, что мы прервем почтенного автора в самом начале и поставим рядом то, что было разделено значительным промежутком времени. Вот начало того рассказа…’, после чего следовало начало рассказа ‘Чертопханов и Недопюскин’ (см.: C.IV.600).
2 Возможно, что речь идет о картине французского художника Д.-А. Маго (Magaud) ‘Поцелуй в зеркале’ (Baiser au miroir), находящейся в Palais de Longchamp в Марселе (см.: Schurr Gerald. Les Petits matres de la peinture. Valeur de demain. Paris, 1977. T. 2. P. 55).
3 В ответном письме от 25 октября (6 ноября) 1872 г. Тургенев объяснял Анненкову: ‘…после Ваших аргументов я сильно поколеблен, хотя они не совсем применяются к настоящему случаю, ибо я не хочу написать теперь нечто новое в виде продолжения, как ‘Чертопханов’ — а кончить старое, начатое и приготовленное 20 лет назад’ (П.Х.15). В этом же письме Тургенев сообщал: ‘Отрывок из ‘Записок охотника’, напечатано 22, всех их было приготовлено 26. Из ненапечатанных 4-х два были начаты: ‘Русский немец и реформатор’ и ‘Землеед’, два только набросаны: ‘Приметы’ и ‘Незадача» (там же).

153

28 октября (9 ноября) 1872. Висбаден
ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 45—46 об. Впервые: Русск. об., 1898, No 5, с. 23—24. Переизд.: Переписка, с. 543—545. Ответ на письмо Тургенева от 25 октября (6 ноября) 1872 г. (П.Х.15). Тургенев ответил 31 октября (12 ноября) 1872 г. (П.Х.18).
1 О продолжении ‘Записок охотника’ см. письмо 152, прим. 3. В ответном письме от 31 октября (12 ноября) 1872 г. Тургенев писал Анненкову: »Ты победил, галилеянин!’ Сама мудрость гласит Вашими устами — и решение мое крепко: оставить ‘З<аписки> о<хотника>‘ в покое. Когда я Вас увижу, я Вам подарю на память старые черновые наброски (‘Реформатора’ я начал было переписывать) — и пусть они остаются у Вас как куриозы!’ (П.Х.18). Речь идет о недописанном замысле из цикла ‘Записок охотника’ ‘Русский немец и реформатор’. Е. И. Рагозину, одному из редакторов газеты ‘Неделя’, Тургенев намеревался послать вместо отрывка из ‘Записок охотника’ ‘несколько переведенных лирических стихотворений американского поэта Уальта Уитмена (слыхали ли вы о нем?) с небольшим предисловием’ (там же), но Тургенев не завершил переводы из Уитмена (о них см. письмо 154, прим. 4, о произведении для Рагозина см. также письма 142, прим. 5 и 155, прим. 6).
М. А. Корф был одним из представителей русского высшего общества, проживающих в это время в Висбадене (см. письмо 150, прим. 3).
2 Анненков выслушал рассказ ‘Собака’ в чтении самого Тургенева во время своего приезда в Баден в июле 1864 г. (см. письмо 104, прим. 1), и тогдашний его непосредственный отзыв о рассказе неизвестен. Из-за общих отрицательных отзывов друзей Тургенев отсрочил публикацию ‘Собаки’ (см. письмо 111, прим. 1). Письмо Анненкова, в котором он отозвался о рассказе ‘Стук… стук… стук!..’ неизвестно, но в письме к М. М. Стасюлевичу от 1 мая 1871 г. он заметил по поводу перевода этого произведения на французский язык: ‘…пускай переводят, тем более что слабые вещи Тургенева на вкус русской публики оказываются хорошими на вкус французской: tmoin — Капитан Ергунов’ (Стасюлевич, т. 3, 298). С ‘Степным королем Лиром’ Анненков, очевидно, тоже познакомился в чтении автора, и письмо, в котором он изложил свое мнение о повести, неизвестно (см.: П.VIII. 243, см. также письмо 147, прим. 4).
3 Виктор Александрович Крылов — драматург, переводчик, журналист (сотрудник, в частности, ‘Вестника Европы’) и театральный деятель. Автор около 120 пьес, Крылов в них часто, но поверхностно, обращался к злободневным социальным вопросам.
Евгения Ивановна Конради — преподавательница, переводчица и публицистка (в это время сотрудничала в ‘Неделе’), принимавшая активное участие в открытии Высших женских курсов в Москве и Петербурге. О Е. И. Рагозине см. прим. 1.
4 Анненков в Париж в это время не ездил (см. письмо 148, прим. 2).

154

8 (20) ноября 1872. Висбаден

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 47—48 об. Впервые: Русск. об., 1898, No 5, с. 25—26. Ответ на письмо Тургенева от 31 октября (12 ноября) 1872 г. (П.Х.18). Тургенев ответил 26 ноября (8 декабря) 1872 г. (П.Х.31—32).
1 О реакции Тургенева на доводы Анненкова против продолжения ‘Записок охотника’ см. письмо 153, прим. 1.
2 13 ноября (н. ст.) 1872 г. французский президент Л.-А. Тьер сделал очередное президентское выступление перед Национальным собранием. Несмотря на то что по договорам, установленным после поражения во франко-прусской войне, республиканская форма правительства во Франции считалась только временно установленной, в своем выступлении Тьер объявил: ‘La Rpublique existe, elle est le gouvernement lgal du pays : vouloir autre chose serait une nouvelle rvolution et la plus redoutable de toutes. Ne perdons pas notre temps la proclamer, mais employons-le lui imprimer ses caract&egrave,res dsirables et ncessaires. Une commission nomme par vous, il y a quelques mois, lui donnait le titre de Rpublique conservatrice. <...> La Rpublique sera conservatrice, ou elle ne sera pas’ (Республика существует, она является законной формой правления в стране: хотеть чего-нибудь другого представляло бы собой новой революции, причем самой страшной из всех. Давайте не терять времени для того, чтобы ее провозглашать, давайте посвящаться тому, чтобы на нее запечатлеть желаемые и необходимые черты. Несколько месяцев назад комиссия, назначенная вами, ей дала звание консервативной республики. <...> Республика будет консервативной, или ее вообще не будет) (Hanotaux, t. 1, p. 508—509). О последствиях этого выступления см. письма 155, прим. 1 и 160, прим. 3.
3 В ответном письме от 26 ноября (8 декабря) 1872 г. Тургенев писал Анненкову: ‘Но Вы очень умно распорядились, спровадивши алчущего Панютина: пусти одного — их полезут сотни — те же клопы! Я насмотрелся на них в Бадене и поплатился порядком’ (П.Х.32). О каком Панютине идет речь, установить не удалось (в это время Л. К. Панютин уже не был студентом).
4 В этом же ответном письме Тургенев отвечал на просьбу Анненкова получить ‘хоть черновые переводы’ Уитмана, что припадки подагры отнимают ‘всякую охоту работать. Переводы мои из Уитмана (не Уайтмана) тоже сели на мель — и потому я Вам ничего пока послать не могу’ (П.Х.31). Переводы Тургенева из Уитмана не были завершены и в печати не появились. Сохранился лишь черновой автограф перевода стихотворения ‘Drum Taps’ (Бейте, бейте барабаны!) (см.: С. XIII.290—291 и 690—691, см. также: Чистова И. С. Тургенев и Уитман // Русск. лит., 1966, No 2, с. 196—199).
Имеется в виду статья Терезы Бенцон ‘Un po&egrave,te amricain, Walt Whitman, par M. Th. Bentzon’, которая появилась в журнале ‘Revue des deux Mondes’ в 1872 г. (t. 99, 1 juin, p. 565—582).
5 Речь идет о труде Гейнриха Вуттке (Wuttke) ‘Geschichte der Schrift und des Schrifttums von den rohen Anfangen des Schreibens in der Tatuirung, bis zur Legung elektromagnetische Drthe’ (История письма и письменности с грубых начал писания в татуировке до прокладки электромагнетических проволок) (Leipzig, 1872).
6 Имеется в виду Эрнст Жозеф Ренан, автор широко известного исследования ‘tudes sur les origines du christianisme’ (История происхождения христианства) (в 8-ми т. 1863—1893).
7 По поводу ожидаемого приезда А. М. Жемчужникова в Висбаден Тургенев писал Анненкову в ответном письме: ‘Полагаю, что Жемчужникова еще нет в Висбадене, а то бы Вы так зевали, что даже здесь было бы слышно’ (П.Х.32). По-видимому, Жемчужников приехал в Висбаден в середине декабря (н. ст.) 1872 г. (см. письмо 155).

155

3 (15) декабря 1872. Висбаден

Местонахождение автографа неизвестно. Впервые: Русск. об., 1898, No 5, с. 27—28. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 126—127. Ответ на письмо Тургенева от 26 ноября (8 декабря) 1872 г. (П.Х.31—32). Тургенев ответил 20 декабря 1872 г. (1 января 1873) (П.X.46—47).
1 С момента выступления президента Л.-А. Тьера перед Национальным собранием 13 ноября (н. ст.) 1872 г. (см. письмо 154, прим. 2) политический кризис во Франции постоянно обострялся в связи с борьбой за распределение власти между правительством и парламентом и между монархистами и республиканцами в Национальном собрании. Вслед за рядом петиций возник вопрос о преждевременном роспуске Национального собрания, поддерживаемый партиями левого направления во главе с Л. Гамбеттой. На голосование проект о роспуске пришел в Национальное собрание 14 декабря (н. ст.) 1872 г., где был отвергнут (см.: Hanotaux, t. 1, p. 507—529). По этому поводу Тургенев писал с тревогой Анненкову 20 декабря 1872 г. (1 января 1873): ‘Дивные вещи совершаются на свете, я начинаю думать, что мы с Вами доживем до реставрации Наполеона III. Всё гадкое не может не осуществиться — такой закон судеб’ (П.Х.46).
2 Анненков обыгрывает положение французского президента Луи-Адольфа Тьера. Несмотря на то что он выступил за республику (см. письмо 154, прим. 2), поддержка его в Национальном собрании чем дальше, тем больше приходила от монархистов. В мае 1873 г. Тьер отказался от должности (см. письмо 160, прим. 3).
3 В письме от 26 ноября (8 декабря) 1872 г. Тургенев рекомендовал прочитать ‘интересный роман’ H. H. Каразина ‘На далеких окраинах’, опубликованный в журнале ‘Дело’ (1872, No 9—11), и предлагал прислать его (см.: П.Х.32).
4 В ответ на вопрос Анненкова, кто автор романа ‘Алексей Слободин’ (BE, 1872, No 10—12, 1873, No 2—3), Тургенев сообщил в письме от 20 декабря 1872 г. (1 января 1873): ‘Альминский, автор ‘Слободина’,— не кто иной, как Пальм, писатель Вам, вероятно, известный. ‘Слободин’ — очень недурная вещь — особенно последняя часть мне нравится’ (П.Х.46).
5 Речь идет о поэме А. М. Жемчужникова ‘В чем вся суть? Заграничная сцена из русской жизни’ (ОЗ, 1872, No 5). Тургенев писал Анненкову 20 декабря 1872 г. (1 января 1873): ‘Любопытно мне знать, к каким изворотам Вы прибегли, чтобы сказать ему Ваше мнение о его стиходействиях?’ (П.Х.46). Ответ Анненкова на этот вопрос Тургенева неизвестен.
В это время Н. А. Некрасов и M. E. Салтыков были редакторами ‘Отечественных записок’. В письме к автору от 1 апреля (ст. ст.) 1872 г. M. E. Салтыков сообщал от своего имени и от Некрасова, что поэма принята к печати, но не отозвался о ней (см.: Салтыков-Щедрин, т. 182, 103).
6 В ‘Неделе’ (1872, 5 ноября, No 29—30) Е. И. Рагозин напечатал следующее объявление о повести Тургенева: ‘От издателей. Издатели ‘Недели’ считают нелишним заявить: <...> что в первых нумерах ‘Недели’ 1873 г. будет напечатана повесть И. С. Тургенева’. В следующих номерах (15 ноября, No 31—32, 21 ноября, No 33—34, 29 ноября, No 35—36, 10 декабря, No 39—40) это же объявление было дополнено названием повести: ‘Русский немец и реформатор’. В письме к Е. И. Рагозину от 18 (30) декабря 1872 г. Тургенев сообщал: ‘Вы были совершенно в своем праве, когда извещали публику о ‘Русском немце’, я нисколько не пеняю на Вас и, напротив, благодарен Вам за то, что Вы признали справедливость моих колебаний насчет продолжения ‘Записок охотника» (П.Х.45). В ответном письме к Анненкову от 20 декабря 1872 г. (1 января 1873) Тургенев пояснял эту ситуацию: ‘Е. Рагозин — добродушный человек, он принял, как говорится, резон — и согласился на замещение неконченного отрывка из ‘Записок охотника’ другим рассказом, который в настоящее время весьма туго и неохотно вылупляется из своей ячейки’ (П.Х.46). В No 15 ‘Недели’ за 1873 г. появилось письмо от Тургенева к издателю, в котором писатель объяснял задержку с доставкой повести нездоровьем и извинялся по этому поводу. В No 12 ‘Недели’ за 1874 г. был опубликован очерк Тургенева ‘Наши послали!’ (см.: C.XV.113).

156

31 декабря 1872 (11 января 1873). Висбаден

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 49—50 об. Ответ на письмо Тургенева от 20 декабря 1872 г. (1 января 1873) (П.Х.46—47). Тургенев ответил 18 (30) января 1873 г. (П.Х.61—62).
1 В Англии 9 января (н. ст.) 1873 г. умер Луи Наполеон Бонапарт, в 1852—1870 гг. французский император (Наполеон III), племянник Наполеона I. Как и Анненков, Тургенев относился критически к его политической деятельности. В то же время в ответном письме от 18 (30) января 1873 г. он писал Анненкову: ‘К печальным (событиям.— Ред.) я, конечно, не причисляю смерть г-на Бонапарта. Нет, однако же, сомнения, что он умел заставить полюбить себя в частной жизни: многие сожалеют о нем совершенно искренне. <...> Прочтите вчерашний фельетон Ж. Занд в ‘Temps’ (‘Impressions et souvenirs’), где она дает весьма тонкую и, сколько я могу судить, весьма верную характеристику этого странного человека’ (П.Х.61).
2 В связи с обостренными отношениями между Россией и Великобританией по поводу русской политики в Центральной Азии генерал-адъютант П. А. Шувалов, шеф жандармов и главный начальник III Отделения, будущий (с 1874 г.) русский посол в Лондоне, прибыл в английскую столицу 7 января (н. ст.) 1873 г. (см.: The Times. 1873. 9 January. P. 5). Главным вопросом обсуждений была северная граница Афганистана. По поводу той позиции, которую заняло британское правительство, передовая статья газеты ‘The Times’ объясняла: ‘We have simply stated that we shall refrain from all intervention with Russian conquests in Central Asia so long as they do not exceed certain specified limits. Of course, in this announcement, it is implied that if those limits are exceeded we should regard it as a cause for war, but that contingency is not imminent…’ (Мы просто объяснили, что мы воздержимся от всякого вмешательства в русских завоеваниях в Центральной Азии, если только они не перейдут неких установленных пределов. Само собою разумеется, что в этом заявлении есть намек на то, что если эти пределы не будут соблюдаться, то мы это будем считать основанием для объявления войны, но такое положение дел в настоящее время не грозит) (1873. И January. P. 8). Весной 1873 г. была предпринята военная экспедиция русских войск на Хиву, в результате которой Хива капитулировала и была поставлена в вассальную зависимость от России.
3 А. С. Суворин приехал в Париж около 20 декабря 1872 г. (1 января 1873). Тургенев видался с ним три-четыре раза. ‘Он мне понравился,— сообщал Тургенев в ответном письме Анненкову.— Он прибыл в Париж с предубежденьем — а оставил его с сожаленьем’ (П.Х.62). Об М. Р. Шидловском и M. H. Лонгинове см. письмо 131, прим. 4.
4 Как Анненков, так и Тургенев любили иногда цитировать остроты М. А. Языкова, которого Анненков назвал, получив мнимую весть о его смерти, ‘наш кружковой потешник’ (письмо 346).
Дюссо — ‘французско-татарский’ ресторан на Большой Морской в Петербурге, известный своими ‘баснословными’ ценами. Еще в письме к Анненкову от 1 (13) ноября 1854 г. Тургенев писал: ‘Небось, вспомнил некоторые поздние наши прогулки из Миллионной (где жили А. М. и О. А. Тургеневы.— Ред.) в Морскую нынешней зимой, прогулки, оканчивающие обыкновенно всесожранием битка у Дюссо’ (П.II.240).
5 Анненков пишет по поводу романа А. И. Пальма (псевд. Альминский) ‘Алексей Слободин’ (см. письмо 155, прим. 4).

157

20 марта (1 апреля) 1873. Висбаден

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 51, 52 об., 52. Тургенев ответил 23 марта (4 апреля) 1873 г. (П.Х.84).
1 В ответном письме от 23 марта (4 апреля) 1873 г. Тургенев писал Анненкову: ‘Я до безобразия виноват перед Вами да, могу прибавить, перед самим собою. Я в том смысле виноват перед собою, что нельзя проводить время в такой поистине свинской праздности! Я ничего не делаю, встаю в 9 часов, ложусь в 1/2 11-го, почти не читаю, даже друзьям не пишу — впрочем здоров, ем, сплю и переваливаюсь со дня на день, как некое чучело. Одно, что я теперь делаю: хожу смотреть картины — изредка покупаю таковые, насколько позволяют средства… вот и всё’ (П.Х.84).
2 Речь идет о Николаусе Фридрейхе (Friedreich), известном немецком враче, профессоре медицины в Гейдельберге, кардиологе и невропатологе. В письме от 23 марта (4 апреля) Тургенев писал: ‘С Фридрейхом посоветоваться не мешает и в Париж приехать не худо — но, ради Бога, даже не думайте о Виши. Это место повального убийства…’ (П.Х.84). В том же письме Тургенев сообщил, что он собирается лечиться в Карлсбаде, ‘и, вероятно, из Карлсбада на короткий срок сунусь в нашу великую Ра-сею <...> Хорошо бы вместе прокатиться’ (там же). Это намерение поехать в Россию вместе не осуществилось.
3 В связи со следствием по делу С. Г. Нечаева с мая 1871 г. начали вводиться разные административные меры, которые могли применяться в случае так называемых ‘государственных преступлений’. Эти меры отменяли порядок судопроизводства, установленный судебными реформами 1864 г. (см.: Ефремова H. H. Министерство юстиции Российской империи 1802—1917 гг. Историко-правовое исследование. М., 1983. С. 110—112). Ф. Ф. Трепов был петербургским градоначальником.
4 По поводу выступлений шведской оперной певицы Кристины Нильсон (Nilsson) в Петербурге А. И. Вольф писал: ‘Нильсон дебютировала в ‘Гамлете’ Амбру аза Тома, в роли Офелии, созданной ею в Париже <...> Нильсон осталась в Петербурге только два месяца, октябрь и ноябрь (1872 г.), и исполнила с редким совершенством: Маргариту ‘Фауст’, Дездемону ‘Отелло’, ‘Миньону’, Виолетту ‘Травиата’. Дилетанты разделились на два лагеря — Нильсонистов и Папистов’ (Вольф, т. 2, с. 132).

158

3 (15) апреля 1873. Висбаден

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 53—54 об. Ответ на письмо Тургенева от 23 марта (4 апреля) 1872 г. (П.Х.84). Ответ Тургенева на это письмо неизвестен.
1 Отвечая на утверждение Тургенева, что он ничего не делает (см. письмо 157, прим. 1), Анненков обыгрывает название повести А. Ф. Писемского ‘Тюфяк’ (1850).
2 Речь идет о комедии А. Ф. Писемского ‘Подкопы’ (Гражданин. 1873. No 7—10). Тургенев получил ее от Писемского и интересовался мнением Анненкова, высказав свою оценку в письме от 23 марта (4 апреля) 1873 г.: ‘Увы! Должен сказать, что топорно — и нисколько не забавно. Его время тоже прошло’ (П.Х.84).
3 Имеются в виду историческая драма А. Н. Островского ‘Комик XVII столетия’ (ОЗ, 1873, No 2) и поэма Н. А. Некрасова ‘Русские женщины. Княгиня Волконская’, опубликованная в ‘Отечественных записках’ (1873, No 1) под заглавием ‘Русские женщины. 11. Княгиня Вол—екая (Бабушкины записки)’.
4 Речь идет о модном парижском парикмахере того времени Д. Оливье (Olivier).
5 Рассказ ‘Falscher Hermelin’ (Искусственный мех горностая) Леопольда Захер-Мазоха (Sacher-Masoch) вышел в 1873 г. Эротико-патологические мотивы в произведениях этого австрийского писателя служили поводом для создания слова ‘мазохизм’. Тургенев относился отрицательно к произведениям Захер-Мазоха и в 1881 г. отклонил приглашение принять участие в его журнале (см.: П.XIII1.117—118). В письме к И. Д. Гальперину-Каминскому Л. Пич вспоминал, как Тургенев пришел в негодование от циничности сюжета в каком-то рассказе Захер-Мазоха и востребовал фотографическую карточку для своего ватерклозета, где у него была галерея портретов людей, которых он недолюбливал (см.: Гальперин-Каминский И. Д. Предисловие к ‘Письмам Тургенева к его немецким друзьям’ // BE, 1909, No 3, с. 254, см. также: П.Х.127 и П.XI.251).
‘Наталья, боярская дочь’ — историческая повесть (1791—1792) H. M. Карамзина.
6 О совете не ездить в Виши и о докторе Фридрейхе см. письмо 157, прим. 2.
7 Речь идет о прославленном парижском ресторане в Пале-Рояль ‘Maison du grand Vefour’. В письме от 23 марта (4 апреля) Тургенев писал: ‘А в самом деле, приезжайте-ка в Париж до 20-го мая. Хоть бы пообедали вместе и посмотрели бы, как кушает Ханыков. Грандиозное зрелище, доложу Вам!’ (П.Х.84). Тургенев приехал в Баден-Баден, куда переехали Анненковы, в июне 1873 г. (см. письмо 161, прим. 4).

159

12 (24) апреля 1873. Висбаден

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 55—56 об. Тургенев ответил 14 (26) апреля 1873 г. (П.Х.93).
1 В ответе от 14 (26) апреля 1873 г. Тургенев одобрил намерение Анненкова: ‘Не теряя ни минуты, посылаю Вам письмо к г-же Анштетт. Ваша мысль основаться в Бадене кажется мне весьма дельной — и г-жа Ан.— я в этом уверен — из кожи вылезет, чтобы доставить Вам всевозможные удобства и дешевизны’ (П.Х.93). Письмо Тургенева к М. Анштетт неизвестно. Минна Анштетт являлась хозяйкой дома на Шиллер-штрассе (Schillerstrae), 7 (277) в Бадене, где в 1863—1867 гг. жил Тургенев (см.: Haape Wilhelm. Iwan Sergejewitsch Turgenjew. Vortrag. Baden, 1904. S. 14—16, Fischer Klaus. Derni&egrave,res traces de Tourgueniev Baden-Baden // CahTVM, No 6, 1982, p. 24—26). Анненковы поселились у нее (см. письмо 162) на лето 1873 г., в 1874 г. (см. письмо 177) и снова в 1878 и 1879 гг. (см. письма 266 и 277).
2 О намерениях Тургенева пить воды в Карлсбаде, а потом поехать в Россию см. письмо 157, прим. 2. В Баден-Баден он приехал в июне 1873 г. (см. письмо 161, прим. 4).
3 В ответном письме к Анненкову от 14 (26) апреля 1873 г. Тургенев писал: ‘N-a ‘Отечественных записок’ оставьте пока у себя, в Бадене целая моя библиотека — и я распоряжусь ими наравне с прочими книгами’ (П.Х.92, см. также письма 150 и 151).
4 21 апреля (н. ст.) 1873 г., в последний день ярмарочных праздников во Франкфурте, начались пивные бунты, будто вызванные тем, что цена кружки пива повысилась с 4 на 4 1/2 талера (раньше бунты произошли и в других городах), но сыграли свою роль и обстоятельства, связанные с недавним объединением Германии под руководством Пруссии. Во время мятежа разрушены были пивные заведения и пивоварни. Так как бунты ожидались, во Франкфурте присутствовали не только местные полицейские силы, но и войска. По официальным данным, погибло 12 человек, ранено было около 50 (см.: Frankfurter Zeitung und Handelsblatt. 1873, 23. April. Nr 115. Erstes Blatt. S. 2, см. также: 1873, 22. April. Nr 112. Drittes Blatt. S. 1 и 1873, 23. April. Nr 113. Erstes Blatt. S. 1).
Анненков вспоминает так называемые ‘картофельные бунты’ в России в 1834 г. и в усиленном виде среди государственных крестьян в 1840—1843 гг. в ответ на реформы государственной деревни, которые ввел министр государственных имуществ П. Д. Киселев и которые, в частности, потребовали выделить у крестьян часть земли под посев картофеля, не обеспечив их семенами. Крестьяне уничтожали казенные посевы картофеля и избивали чиновников. О бунте 1842 г. в Казанской и Вятской губерниях писал А. И. Герцен в главе XV (часть II) ‘Былого и дум’ (Герцен, т. VIII, с. 270—271).

160

15 (27) апреля 1873. Висбаден

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 57—58 об. Ответ на письмо Тургенева от 14 (26 апреля) 1873 г. (П.Х.93). Ответ Тургенева на это письмо неизвестен.
1 Письмо Тургенева к М. Анштетт неизвестно. Анненковы поселились у этой бывшей хозяйки Тургенева в Баден-Бадене (см. письмо 162).
2 В письме от 14 (26) апреля Тургенев сообщил: ‘Сам я в Баден прибуду 22-го мая — и останусь там 3 или 4 дня, следовательно, мы в скорости увидимся’ (П.Х.93). На самом деле Тургенев приехал 7 июня (н. ст.) (см. письмо 161, прим. 4).
3 На частичных выборах в Национальное собрание от департамента Сены и Уазы (Seine et Oise), состоявшихся 27 апреля (н. ст.) 1873 г., победил мэр Лиона Д. Бароде (Barodet), оппозиционно настроенный против правительства Тьера (среди его оппонентов был министр иностранных дел П. де Ремюза (Rmusat), см.: Hanotaux, t. 1, p. 581—585). В письме от 14 (26) апреля 1873 г., на которое отвечает Анненков, Тургенев писал: ‘Завтра здесь решительный день, чем-то всё разыграется? Я желаю торжества Бароде’ (П. Х.93). ‘Разыгрался’ политический кризис отставкой (24 мая н. ст. 1873 г.) Л.-А. Тьера. Новым президентом был избран Мари-Эдм Мак-Магон (MacMahon) (см.: там эюе, с. 604—618).
4 О бунтах в Германии см. письмо 159, прим. 4.
5 Речь идет о симбирском помещике Петре Михайловиче Грибовском. 26 ноября (8 декабря) 1872 г. Тургенев сообщил Анненкову: ‘Здесь промелькнул П. Грибовский. Он уезжает завтра в Рим. Он милый малый, но либо пьет, либо страдает аневризмом’ (П.Х.32). В 1873 г. Грибовский с женой, Натальей Александровной Грибовской (Островской), лечился в Карлсбаде в одно время с Тургеневым, где, по словам Н. А. Грибовской, Тургенев ‘присоединился к нам и очень скоро сделался между нами своим’ (Островская Н. А. Воспоминания о Тургеневе // Тургеневский сборник. Новооткрытые страницы Тургенева. Пг., 1915. С. 76).
6 12 апреля (ст. ст.) 1873 г. А. В. Никитенко записал в своем дневнике: ‘Конца нет слухам и толкам о предстоящей встрече германского императора. Говорят, что Дума очень недовольна предложением Трепова иллюминовать Гостиный двор особенным парадным образом и вывесить прусские и германские флаги. Происходят беспрерывные сборы и репетиции войск, зоря будет на 1500 музыкантов. Говорят, императору будет поднесена сабля, украшенная бриллиантами, в 700 тысяч, и проч. и проч.’ (Никитенко, т. 3. с. 278). Вильгельм I наносил ответный визит (о встрече императоров в Берлине см. письмо 147, прим. 2) своему племяннику, он прибыл в Петербург 15 апреля (ст. ст.) и уехал 26 апреля. Во время его пребывания был подписан тайный оборонительный договор (см.: Татищев, т. 2, с. 94—99).

161

9 (21) мая 1873. Баден-Баден

ИРЛИ, ф. 7, No 12, лл. 97—98 об. Тургенев ответил 11 (23) мая 1873 г. (П.Х. 102—103), в соответствии с чем датируется это письмо.
1 В 1864 г. Анненков с женой дважды посетили Тургенева в Бадене — в конце июня и в сентябре (см. письма 106, прим. 1 и 107, прим. 4). Семья Виардо переселилась в Баден в 1863 г. и жила там до 1870 г. Об известных музыкальных салонах Полины Виардо см.: Чистова И. С. Тургенев и музыкальные утренники в Баден-Бадене // Т. сб., вып. 1, с. 315—319, Pietsch Ludwig. Sommerfahrten. In Baden-Baden. II // Vossische Zeitung. 1865, 24. Sept. Nr 224. 1. Beilage. S. 3. В своем ответе Тургенев писал: ‘Я передал г-же Виардо всё, что Вы говорите в Вашем письме, она благодарит Вас и велела Вам сказать, что Вы напрасно думаете, что она не помнит Вас и Вашу жену, напротив, она сохраняет о Вас воспоминание самое дружелюбное, что, впрочем, мне хорошо известно, ибо она часто упоминает Ваши имена и недавно сама заговорила со мною о том шумановском вечере…’ (П. Х.102).
2 О вилле в стиле Людовика XIII, которую Тургенев начал строить в Баден-Бадене рядом с участком семьи Виардо в 1864 г. и которая сохранилась до наших дней, см.: Kraetz Eugen. Das Schlchen und das Theater in Thiergarten // Beitrge zur Geschichte der Stadt und des Kurortes Baden-Baden / Arbeitskreis fr Stadtgeschichte Baden-Baden. Heft 13. 1975. S. 7—17. На самом деле надпись на воротах, которую упоминает Анненков, гласит: ‘Villa Turgenjew’. Купив этот участок, который тогда находился на окраине города, сам Тургенев назвал себя ‘вечно-баденский житель’ (П.V.275), но франко-прусская война 1870 г. выгнала из Бадена чету Виардо, а за нею и Тургенева. Шамбор — один из самых известных замков на реке Луаре во Франции, построенный в начале XVI века.
3 О том, что Анненковы поселились у М. Анштетт при посредничестве Тургенева, см. письмо 159, прим. 1.
4 В своем ответе Тургенев объяснил, что он должен был приехать в Баден-Баден для того, чтобы передать деньги, полученные Л. и П. Виардо за их дом в Бадене, неизвестному лицу, которому они были должны. Он прибыл в Баден, где еще застал Анненкова, 7 июня (н. ст.) 1873 г. и остался 4 дня, после чего он уехал в Вену и в Карлсбад (см.: П.Х. 102, 109 и 110). В Париж он вернулся 28 июля (н. ст.) через Баден, где остановился на один день (с 26-го на 27-е июля) и где увиделся с семьей Анненкова (см.: Летопись (1871—1875), с. 144 и письмо 162, прим. 1), но не с самим Анненковым, так как Анненков вернулся в Баден-Баден из России только 1 августа (н. ст.) (см. письмо 162).
О враче Н. Фридрейхе см. письмо 157, прим. 2.

162

28 июля (8 августа) 1873. Баден-Баден

ИРЛИ, ф. 7, No 9, яч. 59—60 об. Тургенев ответил 30 июля (11 августа) 1873 г. (П.X.134).
1 По поводу дочери Анненкова, Веры, Тургенев писал другу 30 июля (11 августа) 1873 г.: ‘Сказывала Вам Глафира Александровна, как Верочка расплакалась и непременно хотела ехать со мной в Париж?’ (П.Х.134).
Венский случай — по пути в Карлсбад Тургенев съездил в Вену, чтобы осмотреть Всемирную промышленную выставку. Однако, как он сообщил в письме к А. Ф. Онегину от 4 (16) июня, на другой день после своего приезда: ‘…я, выходя из кареты, оступился, и так сильно расшиб себе колено, что должен был слечь в постель <...> вот как я видел Венскую выставку!’ (П.Х.112).
2 Об ироническом высказывании Анненкова по поводу ведения помещичьих и крестьянских хозяйств в России Тургенев заметил в ответном письме: ‘Ваше афористическое описание российских ‘Zustnde’ столько же забавно, сколько верно: действительно, странная земля и странное государство’ (П.Х.134).
3 Имеются в виду И. А. Гончаров, больной M. E. Салтыков-Щедрин, брат драматурга M. H. Островский, редактор ‘Вестника Европы’ M. M. Стасюлевич, друг Тургенева И. И. Маслов, Н. Н. Тютчев и его жена А. П. Тютчева.
Старуха Бальтазаровна — мать А. П. Тютчевой, Александра Бальтазаровна Де Додт.
По поводу Гончарова в письме от 30 июля (11 августа) 1873 г. Тургенев заметил: ‘С тех пор как я узнал, что две сестры и один брат Гончарова подвергались припадкам умопомешательства, я многое стал понимать в нашем Иване Александровиче. Он чаще достоин сожаленья, чем осуждения’ (П.Х.134).
4 Об А. А. Краевском, который был одним из редакторов газеты ‘Голос’, Тургенев писал в письме от 30 июля (11 августа): ‘А для Краевского собственно и выдумана поговорка: весел, как медный грош! Вот герой пошлости’ (П.Х.134).
5 По поводу поездки в Россию Тургенев писал: ‘…раньше ноября туда не попаду и останусь до конца января. Мне нужно непременно быть в России, чтобы кончить мою последнюю работу — ultima verba (роман ‘Новь’.— Ред.)’ (П.Х.134). На самом деле Тургенев выехал в Россию 12 мая (н. ст.) 1874 г. (см.: П.Х.235) и прибыл в Петербург 7 (19) мая (см.: П.Х.237).

163

19 (31) августа 1873. Баден-Баден

ИРЛИ, ф. 7, No 12, лл. 115—116 об. Ответ на письма Тургенева от 30 июля (11 августа) и 16 (28) августа 1873 г. (П.Х.138), в соответствии с чем датируется это письмо. Ответил ли Тургенев на это письмо, неизвестно.
1 Очевидно, вольная реминисценция, возможно сочиненная самим Анненковым, основанная на знании стиля Ломоносова.
2 Ф. И. Тютчев был разбит параличом 1 (13) января 1873 г. и умер 15 (27) июля 1873 г.
3 Об очерке ‘Пэгаз’, который Тургенев написал в декабре 1871 г., см. письмо 133, прим. 3. В нем Тургенев писал о заболевании своей любимой собаки: ‘Жалко было видеть эту поистине великую собаку, превратившуюся в идиота <...> Он еще живет у меня на пенсии, но уж это не прежний Пэгаз — это жалкая развалина! Я простился с ним не без грусти. ‘Прощай! — думалось мне, — мой несравненный пес! Не забуду я тебя ввек, и уже не нажить мне такого друга!» (С.XIV. 185).
Муж М. Анштетт, Георг, умер в 1868 г.
4 Речь идет о статье ‘Turgenjew in Deutschland’, вышедшей в журнале ‘Europa’ (1872, Nr 22). В письме от 16 (28) августа Тургенев заметил: ‘…особенной чувствительности к критике не имею, однако прилагаемый отрывочек доставил мне некоторое удовольствие. Вы из него усмотрите, что рецензент с пренебрежением и досадой отзывается о ‘русской школе’ в немецкой литературе, идущей якобы по моим стопам. Об этом факте я слышал прежде — и даже имена моих ‘последователей’ были мне переданы — но теперь я в первый раз это увидел во(о)чию’ (П.Х.138).
5 Речь, вероятно, идет о гувернантке Анненковых, которая могла встретить Тургенева во время его проезда через Баден-Баден в Париж 26—27 июля (н. ст.) (см. письмо 161, прим. 4).
‘Дворянское гнездо’ во французском переводе В. А. Соллогуба и А. де Кал она (de Calonne) — ‘Une niche de gentilshommes. Murs de la vie de province en Russie’ — вышло отдельным изданием в парижских издательствах Этцель и Данту в 1861 г. и впоследствии несколько раз было переиздано.
6 Анненков написал Тургеневу из Лиона (см. письмо 164) и сообщил о встречах с М. А. Бакуниным и Н. П. Огаревым в Швейцарии.
7 В письме от 16 (28) августа Тургенев писал: ‘Я готовлюсь к охоте, которая начинается в воскресенье, если только подагра позволит’ (П.Х.138). Об открытии охотничьего сезона он писал 21 августа (2 сентября) А. А. Фету: ‘Третьего дня pour l’ouverture de la chasse я с плохой собакой протаскался под проливным дождем по пустым местам часов пять — и убил 1 куропатку и 2 перепела. Конечно! Во-первых — во Франции нет дичи, а во-вторых — я слишком стар для подобной забавы. Вчера и сегодня ноги ноют, правое колено слегка припухло. Basta cosi!’ (П.Х.142).
8 Речь идет о колонне Победы (Siegessule) в Берлине на тогдашней площади Knigsplatz. Памятник (проект Иоганна Штрака (Strack), скульптура Победы Фридриха Драке (Drake)), был тожественно открыт 2 сентября (н. ст.) 1873 г.

164

8 (20) октября 1873. Лион

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 61—62 об. Тургенев ответил 9 (21) октября 1873 г. (П.Х.159—160).
1 О своих встречах с М. А. Бакуниным и Н. П. Огаревым Анненков писал подробно в следующем письме к Тургеневу (письмо 165) в ответ на замечание Тургенева: ‘Посмотрел бы я на Вас, как Вы беседовали с Огаревым и Бакуниным. Разговор в царстве мертвых!’ (П.Х.160).
Тхоржевский — возможно, имеется в виду польский эмигрант, помощник Герцена по Вольной русской типографии, Станислав Тхоржевский (Tchorzewski).
2 Речь идет о популярной оперетте французского композитора А.-Ш. Лекока (Lecocq) ‘La fille de Madame Angot’ (Дочь мадам Анго — 1872).
3 19 сентября (с.) 1873 г. в петербургской гостинице ‘Бель-Вю’ Тимофей Иванович Комаров убил свою любовницу Анну Ивановну Суворину, жену А. С. Суворина, после чего Комаров покончил с собой (см.: Суворин А. С. Дневник. М., 1999. С. 560—562).
4 В своем ответном письме Тургенев сообщил: ‘Стасюлевича видел, вилял хвостом, обещал с три короба — а, кажется, ничего не выйдет’ (П.Х.160). Тургенев тогда начинал работу над романом ‘Новь’.
M. H. Лонгинов занимал должность начальника Главного управления по делам печати (см. письмо 131, прим. 4). Еще в июле 1873 г. по его указанию ‘Вестник Европы’ получил второе предостережение (см.: П.Х.548—549).

165

21 октября (2 ноября) 1873. Ницца

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 63—64 об. Ответ на письмо Тургенева от 9 (21) октября 1873 г. (П.Х.159—160). Ответ Тургенева пропал на почте.
1 А. Е. Тимашев являлся министром внутренних дел, а П. А. Валуев — министром государственного имущества. О том, что Тимашев с ‘рвением <...> лепил статуэтки и волочился за французскими девками’, см.: П.XIII1.391).
2 19 сентября (н. ст.) 1873 г. в швейцарской газете ‘Journal de Gen&egrave,ve’ появилась статья, которая воспроизводила брошюру ‘L’Alliance de la dmocratie socialiste et l’Association internationale des travailleurs’ (Союз социалистической демократии и Международное товарищество рабочих), в которой оправдывалось решение на конгрессе I Интернационала (Международного Товарищества Рабочих) в Гааге исключить Бакунина (см. об этой брошюре письмо 173, прим. 3). Бакунин ответил на статью письмом в газету, которое появилось 26 сентября и в котором он объявил, что уходит с политической сцены (см.: Сап Е. Н. Michael Bakunin. New York, 1961. P. 477—479).
3 Тургенев к этому времени прочитал программу газеты П. Л. Лаврова ‘Вперед!’ и в письме к нему от 1 (13) июля 1873 г. писал по поводу ее: ‘…со всеми главными положениями я согласен — я имею только одно возражение и одну apprehension. Мне кажется, что Вы напрасно так жестоко нападаете на конституционалистов, либералов и даже называете их врагами, мне кажется, что переход от государственной формы, служащей им идеалом, к Вашей форме ближе и легче, чем переход от существующего абсолютизма — тем более, что Вы сами плохо верите в насильственные перевороты — и отрицаете их пользу. <...> А я жду с нетерпением появления 1-го No Вашего ‘Вперед» (П.Х.123—124).
4 19 октября (н. ст.) французские газеты опубликовали решение некоторых группировок в парламенте принять конституционное предложение так называемого Комитета девяти (la Commission des Neuf), в котором предлагалось объявление в Национальном собрании, что Франция является ‘национальной, наследственной и конституционной монархией’ и призывался к престолу ‘глава королевской семьи Франции’ Генри-Шарль-Мари-Дьедонне, граф Шамбор (Henri-Charles-Marie-Dieudonn, comte Chambord), которого легитимисты звали Генрихом V (см.: Hanotaux, t. 2, p. 194—195, 199—200). Граф Шамбор, однако, отказался принять некоторые элементы предложения, в частности то, что флагом Франции останется республиканский трехцветный, и, следовательно, предложение развалилось (там же, с. 237—240). Еще в письме к Анненкову от 9 (21) октября 1873 г. Тургенев утверждал: ‘А реставрации во Франции не будет: сему верьте’ (П.Х.160).

166

6 (18) ноября 1873. Ницца

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 65—65 об. Ответ Тургенева неизвестен. Год устанавливается по содержанию.
1 В письме к Анненкову от 19 ноября (1 декабря) 1873 г. Тургенев жаловался, что одно его письмо к Анненкову пропало (см.: П.Х.171 и письмо 167).
2 Речь идет о труде Анненкова ‘Пушкин в Александровскую эпоху’ (BE, 1873, No 11 и 12). В письме от 19 ноября (1 декабря) Тургенев сообщал: ‘Я окончил Вашу статью о Пушкине. Вторая половина мне даже больше понравилась, нежели первая — и я жду с нетерпением продолжения’ (П.Х.171). Под ‘старой биографией’ имеются в виду ‘Материалы для биографии А. С. Пушкина’, вышедшие как первый том анненковского издания ‘Сочинений’ Пушкина 1855 г., второе издание которых вышло в 1873 г.
3 Еще в 1872 г. Тургенев высылал номера ‘Отечественных записок’ в Висбаден, когда Анненков сожалел, что он там не получает никаких русских журналов (см. письма 148, 150 и 151).
4 Легон-Бакланов — каламбур, имеются в виду французский президент Мак-Магон и русский казачий генерал Яков Петрович Бакланов, служивший в Вильне во время польского мятежа 1863 г. На открытии нового сеанса Национального собрания 5 ноября (н. ст.) 1874 г. было прочитано послание от Мак-Магона, в котором он утверждал, что перерыв произошел без мятежей, но что для дальнейшего порядка нужны условия устойчивости и власти, которых не доставало (Hanotaux, t. 2, p. 267). С поддержкой монархического большинства в Национальном собрании 20 ноября (н. ст.) был принят законопроект, по которому исполнительное полномочие вручалось на семь лет президенту Мак-Магону (см.: там же, р. 287, 304). Тургенев откликнулся на эти события в письме к Анненкову от 1 декабря (н. ст.): ‘О, какой дюжей, дюжинной, пошлой, узкой, деревянной, железной республике мы идем навстречу! А республика останется, только такая, какую даже покойный Николай Павлович одобрил бы. Подтянутая, солдатская, форменная республика’ (П.Х.171).

167

12 (24) ноября 1873. Ницца

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 66—67 об. Ответ на неизвестное письмо Тургенева. Тургенев ответил 19 ноября (1 декабря) 1873 г. (П.Х.171—172).
1 О том, что потерялось одно письмо Тургенева, см. письмо 166, прим. 1.
2 О ходе политических дел во Франции и о сравнении французского президента Мак-Магона с Я. П. Баклановым см. письма 165, прим. 4 и 166, прим. 4.
3 Отзыв Тургенева о статье Анненкова ‘Пушкин в Александровскую эпоху’ см. в письме 166, прим. 2. Более подробный отзыв, в частности и о слоге статьи, содержался, по-видимому, в несохранившемся письме Тургенева (см.: П.Х.171).
4 В несохранившемся письме к Анненкову Тургенев, очевидно, обещал послать рукопись повести ‘Пунин и Бабурин’, над которой он работал в это время (см.: письмо к М. М. Стасюлевичу от 5/17 ноября 1873 г.—П.Х.169).
5 17 сентября (н. ст.) начался наплыв на акции на нью-йоркской бирже. Наплыв перешел в финансовый кризис, который длился до конца месяца. Ряду крупных фирм биржевых маклеров и банков, особенно среди тех, у которых было большое количество акций железнодорожных компаний, пришлось закрыться, сама биржа была на некоторое время закрыта, и правительство должно было вмешаться покупкой векселей (см.: New York Times. 1873, 18 Sept.—2 Oct. P. 1).
Имеются в виду братья Васильчиковы, Виктор и Александр Илларионовичи, Иван Сергеевич Мальцев (Мальцов), возможно Александр Павлович Свечин, дальний родственник и сосед Тургенева по имению, знакомый Тургенева Николай Александрович Краснокутский, путешественник Платон Александрович Чихачев, Виктор Никитич Панин, в 1841—1862 гг. министр юстиции (он умер в 1874 г.), и Константин Владимирович Чевкин, член Государственного совета и с 1872 г. председатель комитета по делам Царства польского.
6 Речь идет о Нине Александровне Арнольди, русской писательнице-эмигрантке, в 1870-х гг. жившей во Франции и в Швейцарии. Ее повесть ‘Natacha de V…’ появилась анонимно в ‘Revue des Deux Mondes’ в 1872 г. (t. 98, 1 avril, p. 661—710, отдельное издание: Париж, 1882 г.). В письме к Анненкову от 19 ноября (1 декабря) Тургенев писал: ‘Кстати, я уже слышал о г-же Арнольди. Ее повесть в ‘Revue des Deux Mondes’ я не прочел, но она не прошла бесследно’ (П.Х.172). В РГАЛИ хранится письмо от 7 декабря (н. ст.) 1874 г. к Анненкову от Н. А. Арнольди, в котором она его благодарит за то, что он ей одолжил какую-то книгу (ф. 7, оп. 2, ед. хр. 46, лл. 3—4 об).

168

4 (16) декабря 1873. Нища

ИРЛИ, ф. 7, No 9, лл. 68—69 об. Ответ на письмо Тургенева от 19 ноября (1 декабря) 1873 г. (П.Х.171—172). Тургенев ответил 25 декабря 1873 г. (6 января 1874) (П.Х.185).
1 В письме от 19 ноября (1 декабря) 1873 г. Тургенев рекомендовал Анненкову познакомиться с ‘милым’ семейством Софьи Алексеевны Львовой, вдовы Владимира Владимировича Львова, цензора, уволенного в 1852 г. за то, что пропустил ‘Записки охотника’. ‘Младшая дочь — очень оригинальное существо, — писал Тургенев, — и пописывает повестушки — не без таланта, но это секрет между нами — и Вы не должны намекать на это. Со временем, я уверен, они сами попросят Вашего критического суда’ (П.Х.172, см. также письмо 205, прим. 5). Речь идет о Елизавете Владимировне Львовой. См. о них: Чернов Н. М. Тургенев в семействе цензора В. В. Львова // Спасский вестник. No 8, 2001. С. 67—74.
2 Еще в письме от 6 (18) ноября 1873 г. Анненков просил Тургенева выслать номера журналов ‘Отечественные записки’ и ‘Дело’ в Ниццу. Очерк M. E. Салтыкова ‘Моление знатных иностранцев о помпадурах’ появился в No 11 ‘Отечественных записок’ за 1873 г. В письме от 25 декабря 1873 г. (6 января 1874) Тургенев высоко оценил очерк Салтыкова: ‘Щедринские ‘Помпадуры’ прекрасны, но в том же N-e ‘От. зап.’ есть очень хороший этюд из поповской жизни ‘Вперед не угадаешь’, который я Вам рекомендую’ (П.Х.185, автором был Л. П. Турба под псевдонимом И. Северов).
3 В ответ на жалобу Веры Анненковой, что Тургенев не приезжает их посещать в Ницце (см. письмо 167), Тургенев обещал в письме от 19 ноября (1 декабря) 1873 г.: ‘…если Вы останетесь в Ницце до апреля, так я, может быть, и попаду туда на возвратном пути из Петербурга, куда я скачу — или намерен скакать в январе’ (П.Х.172), а в письме от 25 декабря 1873 г. (6 января 1874) он повторил: ‘и непременно прибуду к Вам в Ниццу в начале апреля’ (П.Х.185). Тургенев в Ниццу не приезжал.
4 О Н. А. Арнольди см. письмо 167, прим. 6.
5 О Н. А. Краснокутском, больных В. И. Васильчикове и В. Н. Панине см. письмо 167, прим. 5.
6 Имеется в виду памятник Екатерине II (скульпторы М. А. Чижов и А. М. Опекушин по проекту М. О. Микешина — 1873) на Александрийской площади (ныне площадь Островского) в Петербурге, на пьедестале которого изображены сподвижники и приближенные Екатерины II. По-видимому, Анненков иронизирует по поводу пьедестала памятника, напоминающего ему ‘созыв депутатов’. В 1766 г. Екатерина II создала комиссию из 564 представителя разных сословий для составления нового уложения. Статья M. H. Лонгинова ‘Несколько сведений о первых пособниках Екатерины И’ появилась в третьей книге сборника ‘Осьмнадцатый век’ (М., 1869).
7 Речь идет о Мари Дюма, приехавшей в 1872 г. в Петербург с рекомендательным письмом Тургенева (см. письмо 137, прим. 3 и письмо 139).
8 29 ноября (н. ст.) 1874 г. вышли ‘Lettres une inconnue’ (Письма к незнакомке). Это письма Мериме к Дж. Дакен (Daquin), написанные за 37 лет их дружбы, которые она сама издала, но анонимно. Анненков, скорее всего, прочитал предварительное, сокращенное издание этой посмертной книги Мериме в ‘Revue des Deux Mondes’ (1873, t. 108, 1 dcembre, p. 481—524, см.: Mrime P. uvres compl&egrave,tes. Bibliographie (= t. 5). Paris, 1929. P. 243—244).
9 В это время Тургенев работал над повестью ‘Пунин и Бабурин’ и, как всегда, задерживался с завершением. Это было одно из редких произведений, которое он не успел показать до публикации Анненкову, хотя и намеревался это сделать, о чем писал М. М. Стасюлевичу 6 (18) марта 1874 г. (П.Х.209).

169

5 (17) января 1874. Ницца

ИРЛИ, ф. 7, No 10, лл. 1—2. Ответ на письмо Тургенева от 25 декабря 1873 г. (6 января 1874 г.) (П.Х.185). Возможно, что был и другой отклик на это письмо, до письма Тургенева от 19 (31) января 1874 г. (П.Х.189—190).
1 Сын Анненкова Павел тяжело болел более двух месяцев. 19 (31) января 1874 г. Тургенев, вспоминая смерть младшего сына Анненковых Аркадия в 1872 г. (см. письмо 138, прим. 1), ‘писал с тяжелым сердцем’, не зная, ‘в каком положении застанет Вас это письмо. Пожалуйста, дайте знать, чем разрешился тот жуткий вопрос (болезнь Павла.— Ред.), о котором Вы упомянули’ (П.Х.190).
2 Речь идет о готовящейся свадьбе любимицы Тургенева Клод и Виардо и Жоржа Шамро (Chamerot), которая состоялась 6 (гражданская) и 7 (церковная) марта (н. ст.) 1874 г. В письме к Анненкову от 25 декабря 1873 г. (6 января 1874) Тургенев писал по этому поводу: ‘Вы, может быть, знаете, как я страстно люблю эту девушку — до некоторой степени я устроил эту свадьбу — но это такой важный шаг и отдаваемое молодое существо такое сокровище, что я сам не умею различить, радуюсь ли я или ужасаюсь? Но других мыслей в голове у меня, конечно, нет и не будет, пока не совершится свадьба…’ (П.Х.185).
3 Имеется в виду семейство вдовы В. В. Львова, с которым Анненков познакомился по совету Тургенева (см. письмо 168, прим. 1).
4 С середины шестидесятых годов А. К. Толстой стал болеть, страдая от астмы, грудной жабы, невралгии, головных болей. Он приезжал в Ниццу из соседнего Ментона, где он лечился. Он умер 28 сентября (ст. ст.) 1875 г. (см. письмо 202, прим. 5).
5 См. письмо 168, прим. 3.

170

10 (22) февраля 1874. Ментон

ИРЛИ, ф. 7, No 10, лл. 3—4 об. Ответ на письмо Тургенева от 26 января (7 февраля) 1874 г. (П.Х.193—194). Тургенев ответил 25 февраля (9 марта) 1874 г. (П.Х.202—203).
1 О болезни Павла Анненкова см. письмо 169, прим. 1, а о его выздоровлении — письмо 171.
2 Рефрен застольной песни (brindisi) Орсини из оперы (д. II, сц. 5) Г. Доницетти ‘Лукреция Борджиа’ (Lucrezia Borgia — 1833): ‘Non curiamo Pincerto domani, Seques’oggi n’&egrave, dato goder’ (Не будем заботиться о капризном завтрашнем дне, если можно веселиться сегодня).
3 В январе 1874 г. леди Аугуста Стэнли поехала в Россию, чтобы присутствовать, в качестве личного представителя королевы Виктории, на свадьбе ее сына, Альфреда, герцога Эдинбургского, с вел. кн. Марией Александровной. Она была женой Артура Пенрина Стэнли, настоятеля (Dean) Вестминстера, который должен был совершить англиканскую часть богослужения. О том, что на одном из богослужений в Императорской капелле единственными дамами были Леди Аугуста и приехавшая с ней леди Эмма Озборн, сообщалось даже в лондонской газете ‘The Times’ от 23 января (н. ст.) 1874 г. (с. 9). В письме из Петербурга леди Стэнли сама подтвердила: ‘Ly E and I were the only females, we stood just behind the altar rails within which the Emperor first and then all his sons took their places’ (Мы с леди Эммой являлись единственными дамами, мы стояли у алтарной ограды, за которой сначала император, а потом все его сыновья заняли свои места) (Later Letters of Lady Augusta Stanley, 1864—1876. Ed. by the Dean of Windsor and Hector Bolitho. London, 1929. P. 206). В номере от 27 января (н. ст.) той же газеты, в которой печатался ряд статей о свадьбе, появилось сообщение: ‘The official St. Petersburg Gazette briefly records the fact of the Royal Marriage under the heading of court news. The other journals reprint this statement, but abstain from all comment. It appears that the regulation which forbids all unauthorized allusion to events in the Imperial Family is being strictly enforced’ (Официальный Journal de Saint-Ptersbourg коротко сообщает о том, что состоялась царская свадьба, под заглавием придворных сообщений. Другие газеты перепечатывают это сообщение, но воздерживаются от всякого комментария. Кажется, постановление, запрещающее любое несанкционированное упоминание о делах, касающихся императорской семьи, строго соблюдается) (р. 9).
4 Американский издатель Генри Холт (Holt) начал публикацию романов Тургенева в 1872 г. новым изданием ‘Отцов и детей’ (впервые этот перевод появился в 1867 г.), в 1872 г. вышли также переводы ‘Дворянского гнезда’ и ‘Дыма’, а в 1873 г. как переводы ‘Рудина’ и ‘Накануне’, так и новые издания ‘Дворянского гнезда’ и ‘Дыма’ (к ним потом прибавились повести ‘Вешние воды’ и ‘Степной король Лир’ (1874), ‘Новь’ (1877) и ‘Записки охотника’ (1885), см.: Yachnin, Rissa, Stam, David H. Turgenev in English. A Checklist of Works by and about Him. N. Y., 1962. P. 17). Холт обратился к Тургеневу через У. Рольстона и выслал ему чек на 1000 фр. (см.: П.Х.191—192, Waddington Patrick. Still more letters of Turgenev // NZSJ, 1979, No. 1, p. 14—15). В письме к Анненкову Тургенев признался: ‘Эта истинно американская грандиозность меня тронула, сознаюсь откровенно, что в течение моей литературной карьеры я не многим был столь польщен. Мне и прежде сказывали, что я, если смею так выразиться, пользовался в Америке некоторою популярностью, но это доказательство во(о)чию меня таки порадовало’ (П.Х.193—194). Говоря о возрастающей славе Тургенева в Америке, Анненков обыгрывает название известного французского толстого журнала ‘Revue des Deux Mondes’ (Журнал обоих миров, т. е. старого и нового).
5 Анненков прочитал очерк И. Северова (Л. П. Турбы) ‘Вперед не угадаешь’ (ОЗ, 1873, No 11) по рекомендации Тургенева (см. письмо 168, прим. 2).
6 Свое резко отрицательное отношение к роману В. Гюго ’93-й год’ (Quatre-vingt-treize) Тургенев высказал в письме к Анненкову от 4 (16) апреля 1874 г.: ‘Роман Гюго нечитаем, до этакого исступления фразы и фальши, до такого старческого, задорливого и бесплодного самотрясения никто не доходил никогда!! А успех — слышно — громадный’ (П.Х.225). Аналогичную оценку (‘белиберда трегубая, как вся проза Гюго. Я таких элукубраций читать не могу. Можете рубить мне голову’) он дал в письме к А. Ф. Онегину от 8 (20) марта 1874 г. (П.Х.211, об отношении Тургенева к творчеству В. Гюго см.: Алексеев М. П. Виктор Гюго и его русские знакомства. Встречи. Письма. Воспоминания // Алексеев М. П. Русская культура и романский мир. Л., 1985. С. 11 и 461—475).
7 О бракосочетании Клоди Виардо с Жоржем Шамро см. письмо 169, прим. 2. 11 (23) февраля 1874 г. Тургенев писал Анненкову: ‘Свадьба моей милой Claudie совершается 6-го марта, т. е. в будущую пятницу. Весь дом (и я также) исполнен радостной — и несколько грустной — тревогой. Нелегко терять такое сокровище — но мысль, что она попадет в хорошие и достойные руки, приносит отраду. Да и, наконец, ведь и ей надо жить — и эгоизм в этом случае неуместен и должен умолкнуть’ (П.Х.200).

171

2 (14) марта 1874. Ментон

ИРЛИ, ф. 7, No 10, лл. 5—6 об. Ответ на письмо Тургенева от 25 февраля (9 марта) 1874 г. (П.Х.202—203). Тургенев ответил 6 (18) марта 1874 г. (П.Х.207—208).
1 О свадьбе К. Виардо с Ж. Шамро см. письма 169, прим. 2 и 170, прим. 7. Сообщая Анненкову в письме от 25 февраля (9 марта) о том, что брак совершился ‘третьего дня’, Тургенев заметил: ‘Спешу сообщить Вам эту радостную весть, зная наперед, как сильно и искренне будет Ваше сочувствие’ (П.Х.202). О болезни Павла Анненкова см. письмо 169, прим. 1.
2 О том, что Тургенев думал приезжать в Ниццу, см. письмо 168, прим. 3. Речь идет о повести ‘Пунин и Бабурин’, которой Анненкову не удалось прочитать до ее публикации в ‘Вестнике Европы’ (1874, No 4, см. письма 167, прим. 4 и 168, прим. 9).
3 В это время больной А. К. Толстой лечился в Ментоне. Вместе с ним были его жена Софья Андреевна и его двоюродный брат, Алексей Михайлович Жемчужников, вместе с Толстым один из создателей образа Козьмы Пруткова.
4 Речь идет о письме А. Н. Пыпина к Анненкову от 14 января (ст. ст.) 1874 г. (см.: Ухмылова Т. Материалы о Белинском из архива А. Н. Пыпина // ЛН, т. 57, с. 304—306, см. также: Богаевская К. П. П. В. Анненков о В. Г. Белинском. Письма к А. Н. Пыпину 1874 г. // ЛН, т. 67, с. 539—554). Тургенев тоже одобрил А. Н. Пыпина как биографа Белинского. В письме к Пыпину от 2 (14) марта 1874 г. он сообщал: ‘С великой охотой передам Вам письма Белинского ко мне, их, впрочем, немного — так как во всё время нашего знакомства мы почти постоянно жили в одном городе <...> Душевно радуюсь Вашему намерению положить первое основание биографии Белинского, для этого Вы уже точно the right man in the right place’ (П.Х.205). Тургенев вспомнил свое обещание, передав А. Н. Пыпину при встрече с ним в Петербурге 8 мая (ст. ст.) 1874 г. четыре письма Белинского и письма А. П. и H. H. Тютчевых, в которых рассказывается о последних днях Белинского (см. письмо А. Н. Пыпина к П. В. Анненкову от 8, 9/20, 21 мая 1874 г.— ЛН, т. 57, с. 312).
5 В ответном письме от 6(18) марта 1874 г. Тургенев писал Анненкову: ‘Статью в ‘М<осковских> в<едомостях>‘ о ‘Креолке’ я не читал — но в пришедшем вчера 2-м N-e ‘Русского вестника’ есть огромная статья г-на А., уже прямо направленная против Вас — и в том же духе. Булгарин redivivus. Но Катков почище Булгарина — даже в прямом, булгаринском, смысле слова. Всё это — пена, только грязная, и пока она играет на поверхности — она марает’ (П.Х.207—208). Речь идет о статье за подписью Б. (криптоним, которым подписывался Б. М. Маркевич, сотрудничавший в ‘Московских ведомостях’) под названием ‘Креолка, сочиненная ‘Вестником Европы» (Моск. вед., 1874, 18 февраля ст. ст., No 43). Небольшая заметка, неприличная по тону, называла Тургенева автором ‘дрябленьких повестушек’, а Анненкова — ‘убеленным питомцем’ и ‘учеником-рабом’ А. Н. Пыпина. Эта заметка, так же как и упоминаемая Тургеневым статья за подписью ‘А.’, принадлежащая В. Г. Авсеенко, ‘Новое слово старой критики’ (Русск. вест., 1874, No 2, с. 803—830, No 3, с. 431—464) была написана по поводу работы Анненкова ‘А. С. Пушкин в Александровскую эпоху’. В статье Авсеенко также было много грубых выпадов против Анненкова и А. Н. Пыпина.
6 В своем письме к М. М. Стасюлевичу от 14 (26) марта 1874 г. Анненков прокомментировал заметку ‘неизвестного автора (под. Б) (Б. М. Маркевича.— Ред.) в ‘Московских ведомостях’ о Креолке, будто бы сочиненной ‘Вестником Европы’, а это я сочинил, да и удерживаю прозвание. Очень нехорошо со стороны Б — и Бог ему не будет судия, ибо, вероятно постыдится им быть’ (Стасюлевич, т. 3, с. 303). В статье ‘А. С. Пушкин в Александровскую эпоху’ (BE, 1873, No 11, 12, 1874, No 1, 2, отд. издание 1874 г.) Анненков назвал мать Пушкина Надежду Осиповну Креолкой, так, как ее называли при жизни.

172

11 (23) марта 1874. Ницца

ИРЛИ, ф. 7, No 10, лл. 7—8. Ответ на письмо Тургенева от 6 (18) марта 1874 г. (П.Х.207—208). Тургенев ответил 15 (27) марта 1874 г. (П.Х.214).
1 В письме от 6 (18) марта 1874 г. Тургенев писал: ‘чирей в носу сменился серьезным припадком подагры в ноге — и вот уже неделя, как я не могу пошевелиться. Первые две ночи были сокрушительны — но, кажется, припадок не намерен выказать особую злость, благодаря карлсбадским водам’ (П.Х.207). О Николае Владимировиче Ханыкове, географе и этнографе-востоковеде, проживающем во время длительной командировки в Париже, Тургенев писал в письме от 15 (27) марта: ‘Ханыков — действительно монумент, индийская пагода или даже божество, но человек хороший’ (П.Х.214).
2 Второе издание анненковской биографии Пушкина вышло под названием ‘А. С. Пушкин. Материалы для биографии и оценки произведений’ в 1873 г. О нападках на Анненкова за его исследование ‘А. С. Пушкин в Александровскую эпоху’ см. письмо 171, прим. 5 и 6.
Владимир Алексеевич Милютин — младший брат Д. А. и Н. А. Милютиных, экономист, профессор Петербургского университета.
3 Упрекая Анненкова в ‘общем непонимании эпохи’, критик по существу повторял его же слова и мысль в следующем пассаже: ‘До тридцатых годов настоящего столетия, то есть до тех пор пока наши университеты не усвоили себе европейскую науку, просвещение наше отличалось преимущественно дилетантским характером и встречало наиболее восприимчивую почву именно в высших кругах общества. Эпоху, к которой исторически относится предмет нашей речи, можно назвать эпохой образованного дилетантизма по преимуществу’ (А. [Авсеенко В. Г.] Новое слово старой критики // Русск. вест., 1874, No 2, с. 814).
4 В ответном письме от 15 (27) марта Тургенев писал: ‘Нечего и говорить, что я по приезде в Петербург и встречному и поперечному буду толковать о том, до какой степени всё это гадко (я уже писал об этом) (в письме от того же 15/27 марта к М. М. Стасюлевичу.— Ред.) — но в конце концов система В. Милютина — ‘маленечкого плевания’ — едва ли не лучшая. Не сомневаюсь в том, что тут трудится Маркевич, прозванный сладкожопым (статья в ‘Мос. вед.’ подписана Б., т. е. Болеслав) — но мы с ним не состоим в переписке’ (П.Х.214). В этом же письме Тургенев сообщал о статьях М. Г. Вильде (за подписью ‘W’) в ‘Голосе’ (1874, 28 февраля, No 59) и В. П. Буренина (под криптонимом ‘Z’) в ‘Санкт-Петербургских ведомостях’ (1874, 9 марта, No 67). Оба автора защищали Анненкова и его статью ‘А. С. Пушкин в Александровскую эпоху’ от нападок Б. М. Маркевича и В. Г. Авсеенко (см. письмо 171, прим. 5), равно как и А. Н. Пыпина и ‘Вестник Европы’.
5 Тургенев встречался с Анненковым с 26 на 27 августа (н. ст.) 1874 г. в Баден-Бадене, где остановился проездом из Карлсбада в Париж (см.: П.Х.277 и 283).

173

24 марта (5 апреля) 1874. Ницца

ИРЛИ, ф. 7, No 10, лл. 9—10 об. Ответ на письмо Тургенева от 15 (27) марта 1874 г. (П.Х.214). Тургенев ответил 27 марта (8 апреля) 1874 г. (П.Х.221—222). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 О нападках на статью Анненкова ‘А. С. Пушкин в Александровскую эпоху’ см. письмо 171, прим. 5 и о совете Тургенева применить систему В. А. Милютина ‘маленечкого плевания’ письмо 172, прим. 4.
2 В ответном письме от 27 марта (8 апреля) 1874 г. Тургенев сообщал, что книгу М. А. Бакунина ‘Государственность и анархия’ ‘с сею почтой Вам посылаю — для назидания и поучения <...>‘ (П.Х.222). Книга вышла в Цюрихе в 1873 г.
3 Речь идет о брошюре ‘L’Alliance de la dmocratie socialiste et l’Association internationale des travailleurs’ (Londres, A. Darson, successeur de Foucault, 1873, вышла также в Гамбурге). Ее написали К. Маркс и Ф. Энгельс с помощью П. Лафарга, и в ней защищалось решение исключить Бакунина из Первого Интернационала (см. письмо 165, прим. 2). Брошюру впервые издало анонимно и по-французски Международное общество рабочих (International workingmen’s association). В письме от 27 марта (8 апреля) Тургенев обещал ее выписать из Лондона и переслать Анненкову (см.: П.Х.222).
4 В письме от 27 марта (8 апреля) Тургенев писал Анненкову по поводу повести ‘Пунин и Бабурин’: ‘Трепещу я немножко за мою повестушку, но Вы смотрите, всю правду — нагишом’ (П.Х.222). Подробный отзыв о повести Анненков дал в письме от 19 апреля (н. ст.) 1874 г. (письмо 175).
5 Очевидно, Тургенев прислал Анненкову сообщение (может быть, вырезку из газеты ‘Голос’ — 1874, 10/22 февраля, No 41), в котором речь шла о приобретении зачетных рекрутских квитанций, как о единственном способе избавления от воинской повинности. Спрос на эти квитанции повысился, т. к. последним сроком предъявления их было 1 октября 1874 г. В результате цена зачетной рекрутской квитанции дошла до 25 000 руб. Анненков иронизирует по поводу этого указа, принятого Правительствующим Сенатом 1 января 1874 г. Письмо К. Д. Кавелина к Анненкову неизвестно.
6 Речь, скорее всего, идет о французском композиторе Фелисьен Давиде (David), известном изображением пустыни в оде-симфонии ‘Le Dsert’ (Пустыня — 1844). В 1903 г. Рихард Штраус (Strauss) сочинил автобиографическую ‘Домашнюю симфонию’ (Sinfonia domestica).
7 Имеется в виду труд А. Н. Пыпина ‘В. Г. Белинский. Опыт биографии’ (BE, 1874, No 3, 4, 6, 10—12, 1875, No 2, 4—6, отд. изд. ‘Белинский, его жизнь и переписка’: В 2-х т. СПб., 1876). Суждение Анненкова об А. Н. Пыпине — биографе Белинского объясняется тем, что Пыпин не был современником критика, не знал особенностей его личности. На самом деле оказалось, что Пыпин и с этой задачей справился, и Анненков с энтузиазмом приветствовал ‘воскресение’ Белинского в статье (см. письмо 185). Прочитав очередное продолжение в июньской книге ‘Вестника Европы’, Анненков в письме к Пыпину от 3 июля (н. ст.) 1874 г. даже признался: ‘…пришел к заключению, мелькавшему и прежде в моей голове, что для составления порядочной биографии известного лица — надо иметь счастье не знавать его при жизни. Ни я и никто другой, находившийся в близких сношениях с Белинским, не в состоянии был бы <...> писать о нем так объективно, хладнокровно и вместе с тем так сочувственно. Горячие воспоминания беспрестанным своим приливом к мозгу сбили бы его непременно с тона и с толку’ (Богаевская К. Я. П. В. Анненков о В. Г. Белинском. Письма к А. Н. Пыпину 1874 г. // ЛН, т. 67, с. 547). Однако под влиянием того же Пыпина (см. письмо 235, прим. 2) Анненков решил, что осталось место для воспоминаний очевидца, и результатом этого решения стала его статья ‘Замечательное десятилетие’, в которой В. Г. Белинский занимает центральную роль.

174

1 (13) апреля 1874. Ницца

ИРЛИ, ф. 7, No 10, лл. 11—12 об. Ответ на письма Тургенева от 27 и 30 марта (8 и 11 апреля) 1874 г. (П.Х.221—222 и 223). Тургенев ответил 4 (16) апреля 1874 г. (П.Х.224—225).
1 Об этих книгах см. письмо 173, прим. 2 и 3. В письме от 27 марта (8 апреля) 1874 г. Тургенев писал: ‘Посылаю Вам, любезнейший П. В., небольшой рассказец, помещенный мной в ‘Неделе’, которой я больше года тому назад обещал повесть и от которой не знал, как отделаться. Вам этот эпизод, кажется, известен. Поэт Г.— Гервег’ (П.Х.223). Речь идет об очерке ‘Наши послали!’.
2 О приезде Тургенева в Баден-Баден на одну ночь в августе 1874 г. см. письмо 172, прим. 5.
3 Французский перевод рассказа ‘Живые мощи’ появился в номере газеты ‘Le Temps’ за 8 апреля (н. ст.) 1874 г. В тот же день И. Тэн написал Тургеневу: ‘J’ai trouv hier soir en rentrant ‘Loukria’ dans Le Temps, quel chef d’oeuvre! Je vous serre la main avec respect et avec admiration et, si j’osais, je voudrais vous embrasser. Quelle leon pour nous, et quelle fracheur, quelle profondeur, quelle puret! Comme cela nous montre que nos sources sont dessches! Des carri&egrave,res de marbre o il n’y a plus que de flaques d’eau stagnantes, et ct un ruisseau intarissable pleins bords. Quel dommage pour nous que vous ne soyez pas Franais! Pardonnez-moi en faveur de la raret : c’est la premi&egrave,re fois que j’cris spontanment un crivain sur son ouvrage <...> J’ai lu ‘Loukria’ trois fois de suite’ (Вернувшись домой вчера вечером, я нашел ‘Лукерию’ в ‘Ле Тан’, какой шедевр! Я вам почтительно и с восхищением жму руку, и, если бы хватало смелости, я бы хотел вас поцеловать. Какой это для нас урок, и какая свежесть, какая глубина, какая чистота. Как это нам показывает, что наши источники иссохли. Каменоломни мрамора, в которых остались одни лужи стоячей воды, а рядом — неисчерпаемый, вздымающийся ручей. Жаль, что вы не француз! Пусть редкость меня извинит: я в первый раз пишу писателю о его сочинении спонтанно <...> Я три раза подряд прочитал ‘Лукерию’) (Zviguilsky Alexandre. Taine et Tourgueniev // CahTVM, 1993—1994, No 17—18, p. 4—5). В письме от 30 марта (11 апреля) Тургенев сообщил Анненкову: ‘…Тэн (Taine) написал мне энтузиастическое письмо!!! Вот не думал — не гадал’ (П.Х.22).
4 Помимо первой статьи (см. письмо 172, прим. 4) М. Г. Вильде выступил в газете ‘Голос’ с новой обширной статьей, в которой защищал работу Анненкова ‘А. С. Пушкин в Александровскую эпоху’ от нападок (Голос, 1874, 21 марта, No 80, под рубрикой ‘Журналистика’ и подписанной обычным криптонимом Вильде ‘W’). Об этом Тургенев сообщил Анненкову в письме от 27 марта (8 апреля): ‘В ‘Голосе’ опять заступаются за Вас по поводу г-на А.’ (П.Х.222).
5 Речь идет о пьесе Г. Флобера ‘Кандидат’ (Le Candidat — 1873), поставленной в парижском театре ‘Vaudeville’ и не имевшей успеха, и о его романе ‘Искушение святого Антония’ (La Tentation de Saint Antoine — 1874).
6 Отрицательное отношение Тургенева к роману Гюго см. в письме 170, прим. 6. ‘Гражданской сцене с пушкой’, по поводу которой иронизирует Анненков, посвящены главы четвертая ‘Tormentum belli’ (Ужасы войны), пятая ‘Vis et vir’ (Сила и муж) и шестая ‘Les deux plateaux de la balance’ (Две чашки весов) второй книги романа ’93-й год’. По поводу пушки, сорвавшейся с цепи, в четвертой главе написано: ‘Un canon qui casse son amarre devient brusquement on ne sait quelle bte surnaturelle. <...> on dirait que cet esclave ternel se venge, il semble que la mchancet qui est dans ce que nous appelons les objets inertes sorte et clate tout coup, cela a l’air de perdre patience et de se prendre une trange revanche obscure, rien de plus inexorable que la col&egrave,re de l’inanim’ (Hugo Victor. uvres compl&egrave,tes. d. sous la direction de Jean Massin. Paris, 1970. Tome XV. P. 302) (Пушка, разбившая оковы, при такой обстановке сразу превращается в сверхъестественное существо <...> Вечный раб освободился и мстит. Злоба, таящаяся в так называемых неодушевленных предметах, вдруг вышла наружу и начала бушевать. Мертвая материя как будто потеряла терпение и бессознательно хочет вознаградить себя за прошлое унижение — Гюго В. 93-й год. М., 1935. С. 36—37).
7 Анненков ждет No 4 ‘Вестника Европы’ за 1874 г. с повестью Тургенева ‘Лунин и Бабурин’.
8 В ответном письме Тургенев писал: ‘…я отсюда выезжаю всенепременно 4-го мая, сперва я полагал поехать в Россию прямо через Берлин, но мне нужно быть в Бадене — и я еду на Баден, где пробуду 5-го и 6-го числа. Sapienti sat! Как было бы хорошо нам увидеться там — под сенью г-жи Анштетт’ (П.Х.225). Планы Тургенева изменились, он выехал из Парижа 12 мая н. ст. (см.: П.Х.234) и остановился на три дня в Баден-Бадене (см.: П.Х.235). Анненковых в Баден-Бадене в это время еще не было. На обратом пути из России (где он задержался благодаря сильным припадкам подагры) он остановился в Карлсбаде и вернулся в Париж через Баден, где пробыл одну ночь (с 26 на 27 августа н. ст. 1874 г.) и встретился с Анненковым (см.: П.Х.277 и 283).
9 В апреле 1863 г. Софья Александровна Киндякова вышла замуж за Роберта Перси Френча (French), англо-ирландского дипломата, с которым она впоследствии развелась. О какой ‘знатной парижско-русской даме’ идет речь, установить не удалось.

175

7 (19) апреля 1874. Ницца

ИРЛИ, ф. 7, No 10, лл. 13—14 об. Ответ на письмо Тургенева от 4 (16) апреля 1874 г. (П.Х.225—226). Тургенев ответил 12 (24) апреля 1874 г. (П.Х.230—231). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 В письме к Анненкову от 4 (16) апреля 1874 г. Тургенев перечислил ряд опечаток в повести ‘Пунин и Бабурин’ (BE, 1874, No 4) и просил: ‘А поправивши, прочтите — и скажите, что это я произвел: просто блин или комом?’ (П.Х.225).
2 Очевидно, Анненков имеет в виду прозу поэта и переводчика М. Л. Михайлова, в том числе его автобиографический роман ‘Вместе’ (первые четыре главы появились после смерти Михайлова в журнале ‘Дело’, 1870, No 1), и сборник рассказов о развитии человечества (Дело, 1869, No 3—4), и роман И. В. Омулевского ‘Шаг за шагом’ (1870, отдельное издание под названием ‘Светлов. Его взгляды, характер и деятельность’ — 1874). По поводу последнего в ‘Вестнике Европы’ (1871, No 5) была опубликована рецензия под названием ‘Беллетристика добрых намерений’.
3 В ответном письме от 12 (24) апреля Тургенев согласился с замечаниями Анненкова: ‘… Вы, по обыкновению, правы — и мне остается только сожалеть о том, что повесть моя попала в печать без Вашего предварительного осмотра’ (П. Х.230). См. также письмо 176, прим. 1.
4 О маршруте Тургенева см. письмо 174, прим. 9. Ответное письмо Тургенев писал еще из Парижа 12 (24) апреля, а потом писал Анненкову из Спасского 12 (24) июня, назначая встречу в Баден-Бадене в августе (см.: П.Х.249).

176

17 (29) апреля 1874. Ницца

ИРЛИ, ф. 7, No 10, лл. 15—16. Ответ на письмо Тургенева от 12 (24) апреля 1874 г. (П.Х.230—231), в связи с этим устанавливается год. Ответил ли Тургенев на это письмо, неизвестно.
1 В письме от 12 (24) апреля 1874 г. Тургенев писал по поводу своей повести ‘Пунин и Бабурин’: ‘Бабурин — нечто вроде покойного Фролова, а я убежден, что либерализм и даже республиканизм у нас часто принимают и должны принять эту форму — но я не вполне свободно отнесся к нему — выказал излишнее уважение, словно я побоялся Буренина, который и не преминул похвалить меня в ‘С.-П<етер>бургских ведомостях’, что меня покоробило <...> Музу стоило бы развить побольше, но что она пошла за Бабурина — это не из благодарности — а просто оттого, что куда же деться? Пробовала с собой покончить — страшно стало и т. д. Это не поэтично — но правдиво, да только надо тоже это сказать. Но вся повесть все-таки остается с вывихом’ (П.Х.230). Положительные отзывы о повести могли принадлежать тем русским, с которыми Анненков встречался в Ницце: семье А. К. Толстого, А. М. Жемчужникову.
2 Граф В. Н. Панин, в 1841—1861 гг. министр юстиции, член Государственного совета, скончался в Ницце 1 (13) апреля 1874 г.
3 Анненков имеет в виду ‘Живые мощи’, напечатанные в альманахе ‘Складчина. Литературный сборник, составленный из трудов русских литераторов в пользу пострадавших от голода в Самарской губернии’ (СПб., 1874).
4 Кроме ‘Живых мощей’ Тургенева в сборник ‘Складчина’ входили: восемь стихотворений П. А. Вяземского, ‘Из воспоминаний бывшего кавказца’ барона Ф. Ф. Торнова, ‘Вечный жид. Из Беранже’ В. С. Курочкина, ‘Стихотворения’ Я. П. Полонского, ‘Стихотворения’ К. К. Случевского, очерк А. Д. Градовского ‘Государственный человек прежнего времени (граф Н. С. Мордвинов)’, ‘Два инквизитора’. Из трагедии Никколини ‘Антонио Фоскарини’ Н. С. Курочкина, очерк М. Е. Салтыкова-Щедрина ‘Город’, ‘Стихотворения’ Д. Д. Минаева, статья М. П. Погодина ‘Кто первый в России имел мысль об освобождении крестьян с земельным наделом (воспоминание о кн. В. В. Голицыне)’, стихотворение М. П. Розенгейма ‘Иерей’, ‘Из заметок проезжего’, очерк А. Ф. Погосского, стихотворения В. А. Соллогуба, очерк К. П. Победоносцева ‘Дни и дела’, стихотворение Д. П. Ознобишина ’22 августа 1870 г. (Из народных реляций)’, ‘Трудовой хлеб (Сцены из жизни захолустья)’ А. Н. Островского, стихотворение А. Н. Струговщикова ‘Ричард Львиное сердце’ (Из Гейне), ‘Стихотворения’ А. В. Тимофеева, очерк В. В. Лесевича ‘Фрески Каульбаха в Берлинском музее’, очерк ‘Хай-девка’ А. А. Потехина, перевод Н. В. Гербеля ‘Последнее прости (Из ‘Корсара’ Байрона)’, ‘Наброски карандашом. Из современных этюдов: Мои друзья. Петр Афанасьевич Сусликов’ кн. В. П. Мещерского, ‘Стихотворения’ А. Н. Плещеева, стихотворение В. И. Орлова ‘Panis et labor’, статья Я. К. Грота ‘Первенцы лицея и его предания’, стихотворение П. М. Ковалевского ‘Возвращение’, сцены И. Ф. Горбунова ‘На реке’ и ‘Воздухоплаватель’, стихотворение Д. Л. Михаловского ‘Поэту и читателю’, стихотворение А. Н. Апухтина ‘A la pointe’, ‘Из юношеских стихотворений Т. Мура’ Юлии Доппельмейер, ‘Посредник’ (глава из повести) В. А. Соллогуба, ‘Стихотворения’ А. Н. Майкова, статья А. В. Никитенко ‘Об исторической драме А. Н. Островского ‘Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский», ‘Маленькие картинки (в дороге)’ Ф. М. Достоевского, перевод стихотворения В. Гюго ‘Пленница’ В. П. Буренина, сцены из первого действия драмы ‘Посадник’ А. К. Толстого, ‘Сельская идиллия (из дневника неопытной женщины)’ Марко Вовчка, три элегии Н. А. Некрасова, ‘Из воспоминаний и рассказов о морском плавании’ И. А. Гончарова, ‘Заметки о Пушкине’ H. H. Страхова, ‘Где лучше?’, стихотворение П. Быкова, ‘Бабушкин рай. Рассказ из семейной старины’ Г. П. Данилевского, две басни: ‘Хвостик’ и ‘Индюк’ А. X. Франка, ‘Отметки при чтении исторического похвального слова Карамзина Екатерине II’ П. А. Вяземского, ‘Корабль’, стихотворение В. А. Крылова, ‘Словесная кроха хлеба’ Кохановской, ‘Стихотворение’ Д. Фон-Лизандера, ‘Из Гейбеля’, стихотворение П. Вейнберга, очерк П. Д. Боборыкина ‘Василий Игнатьевич Живокини (Голос издалека)’, ‘Стихотворения’ А. Н. Струговщикова.
За исключением ‘Живых мощей’, это были действительно случайные произведения.
5 Подпись ‘ятТМ‘ была под стихотворением Фета ‘В леса безлюдной стороны…’, опубликованном в ‘Библиотеке для чтения’ (1858, No 1, с. 145).
6 Цитаты, которую упоминает Анненков, в стихах Д. П. Ознобишина, напечатанных в ‘Складчине’, нет. Возможно, Анненков нарочито перефразирует следующие стихи: ‘Ныне пленник по дороге / Быстро мчится в Вильгельмсгёге / С жалкой свитою своей! / За безумную отвагу / Он короной заплатил / И к стопам Вильгельма шпагу / Раболепно положил’ — и другие стихи: ‘А теперь без сожаления / На него взирает мир, / И, подняв с земли каменья, / С громким хохотом презренья / Мечет в сверженный кумир’ (‘Складчина’. СПб., 1874. С. 241—242).
7 О брошюре К. Маркса и Ф. Энгельса см. письмо 173, прим. 3.
8 О маршруте Тургенева см. письмо 174, прим. 9. Баден-Баден находится на небольшой речке Оос (Oos).

177

24 июня (6 июля) 1874. Баден-Баден

ИРЛИ, ф. 7, No 10, лл. 17—18 об. Ответ на письмо Тургенева от 12 (24) июня 1874 г. (П.Х.249—250). Тургенев ответил 24 июля (5 августа) 1874 г. (П.Х.266—267).
1 См. письмо 159, прим. 1.
2 Из-за припадка подагры Тургенев задержался в России (см. письма 174, прим. 8 и 178, прим. 1).
3 Саломон Моос (Moos) был врачом и профессором медицины в Гейдельберге. О Фр. Гейлигентале см. письмо 178, прим. 5.
4 Речь идет о ‘Posies philosophiques’ Луиз Аккерман (Ackermann), впервые вышедших в Ницце в 1871 г. Анненков мог познакомиться с этими стихотворениями по парижскому изданию 1874 г.: ‘Posies. Premi&egrave,res posies, posies philosophiques’.
5 В письме от 12 (24) июня Тургенев рассказывал о своей ‘фантастической’ встрече ‘с Гончаровым на улице в Петербурге!! Теперь он укоряет меня в том, что я все мысли его произведений выкрадываю и передаю — кому? Французским романистам, все сочинения которых будто бы не что иное, как худо скрытое подражание ‘Обломову’ и ‘Обрыву’. И для чего я это делаю? Для того, чтобы сделать невозможным переводы его романов — ils sont dflors — и таким образом сохранить в глазах французов первенство в русской литературе! Бедный Гончаров кончит сумасшедшим домом’ (П.Х.250). Об этой же ‘фантастической встрече’ пишет и И. А. Гончаров в ‘Необыкновенной истории’, написанной в декабре 1875 — январе 1876 г., но напечатанной только в 1924 г. (в ‘Сборнике Российской публичной библиотеки’, т. П. Материалы и исследования, вып. 1): ‘Я, в этой встрече, объяснил Тургеневу, почему я избегаю его, почему не принял его за год перед тем и не отдал ему визита ни здесь, ни в Париже. Я вижу, — сказал я, — что Вы, то под своим, то под чужими именами, переводите мои романы на немецкий и французский языки, ломая обстановку, перефразируя редакцию, выбирая и разбрасывая по разным местам те или другие выражения, сравнения, картинки, сцены, перенося место действия и т. д.’ (Необыкновенная история. (Истинные события) / Вступ. статья и коммент. Н. Ф. Будановой // ЛН, т. 102, с. 233).
6 О приезде H. H. и А. П. Тютчевых с К. П. Де Додт, А. Ф. Писемского (с женой и старшим сыном) и M. M. Стасюлевича см. письмо 179.
7 Анненков иронизирует по поводу того, что во время прусско-австрийской войны 1866 г. Пруссия принесла ущерб Баварии, которая была союзником Австрии, в частности и Киссингену (см. письмо 141, прим. 5). Во время его пребывания в Киссингене 13 июня (н. ст.) 1874 г. около Haus Diruf (сегодня отель ‘Kissinger Hof’) в Бисмарка выстрелил Эдуард Куллманн (Kullmann) из-за его политики ‘Культуркамфа’ (см. письмо 215, прим. 5). О Ракоцци см. письмо 141, прим. 1.
8 В ответном письме от 24 июля (5 августа) Тургенев сообщил: ‘Львовы были здесь — но уже уехали’ (П.Х.267). О них см. письмо 168, прим. 1.

178

23 июля (4 августа) 1874. Баден-Баден

ИРЛИ, ф. 7, No 12, лл. 107—108 об. Тургенев ответил 7 (19) августа 1874 г. (П.Х.276). Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 В своем письме от 12 (24) июня 1874 г. из Спасского Тургенев уведомил Анненкова, что намерен уехать 17 (29) июня: ‘Прямо через Москву, Петербург и Берлин еду я в Карлсбад, где проживу 5 недель <...> Если все мы будем живы — то в первых числах августа увидимся в Бадене’ (П.Х.249). Из-за припадка подагры еще в Спасском (см. письмо 179, прим. 1) Тургенев прибыл в Карлсбад только 23 июля (4 августа), откуда написал Анненкову на следующий день, и 26 августа (н. ст.) прибыл в Баден на одну ночь (см.: П.Х.277 и 283).
2 Речь идет о предыдущем письме (письмо 177), которое Тургенев получил после своего приезда в Карлсбад (см.: Н.Х.266).
3 Неизвестно, приложил ли Тургенев записку для М. Анштетт в коротеньком письме от 7 (19) августа, в котором он просил Анненкова отослать в Карлсбад своего (бывшего) камердинера Жана (Jean), который, однако, не согласился на поездку (см.: П.Х.276 и письмо Тургенева к Полине Виардо от 17 августа н. ст.— Nci, t. 1, p. 223).
Берлинский мир — возможно, что Анненков имеет в виду соглашение трех императоров (Александра II российского, Вильгельма I прусского и Франца-Иосифа австрийского), подписанное в Берлине в сентябре 1872 г., главной целью которого назначено было поддержание мира в Европе (однако одновременно Германия и Австрия подписали тайный договор о вознаграждении Австрии на Балканском полуострове за земельные утраты в Германии и Италии — см.: Татищеву т. 2, с. 92—93).
4 Имеются в виду Карл Карлович Грот, в это время председатель Комиссии о тюремном преобразовании, Иван Петрович Колошин (Калошин), поверенный в делах русского правительства в герцогстве Баденском, поэтесса-переводчик Анна Давыдовна Баратынская. Об этом ‘обществе’ высказался M. E. Салтыков в письме к Анненкову от 6 (18) октября 1875 г. по поводу ‘подлой’ пьесы (заглавие неизвестно) В. А. Соллогуба: ‘Ведь читал же он ее в Бадене, в кружке Баратынско-Колошинском, и, наверное, слышал: charmant!’ (Салтыков-Щедрин, т. 18г, с. 219). Вадим Дмитриевич Блудов — сын Д. Н. Блудова, литератора и президента Академии наук.
Меньшиковы — лица неустановленные. Белосельская — возможно, графиня Белосельская, невестка кн. Елены Павловны Кочубей.
Анненков, очевидно, летом 1874 г. провел с семьей некоторое время на морских купаниях в бельгийском курортном городе Блакенберге.
5 Баденский врач Франц Гейлигенталь (Heiligenthal) был очень популярным среди русских в этом городе. Он же лечил больного M. E. Салтыкова (см. письмо 198). В 1882 г., когда Анненков посещал смертельно больного Тургенева в Париже, он писал жене: ‘было бы неплохо узнать именно от Гейлигенталя его мнение о болезни писателя’ (письмо от 7 мая н. ст.— РГАЛИ, ф. 7, оп. 2, ед. хр. 19, л. 14 об.).

179

28 июля (9 августа) 1874. Баден-Баден

ИРЛИ, ф. 7, No 12, лл. 111—112 об. Ответ на письмо Тургенева от 24 июля (5 августа) 1874 г. (П.Х.266—267). Год устанавливается по связи с этим письмом.
1 В письме от 24 июля (5 августа) из Карлсбада Тургенев уведомил Анненкова: ‘настрадавшись вволю в деревне, Москве и особенно Петербурге, притащился вчера сюда <...> Я еще до сих пор калека, едва ползу с помощью двух палок — а два дня назад ходил на костылях — у меня в первый раз сделалась подагра в обеих ногах’ (П.Х.266).
Мlle Viardot — младшая сестра Луи Виардо, Берта (Berthe), которая осталась жить в Бадене после переезда семьи Виардо в Париж, она же и была крестной матерью своей племянницы Клоди Виардо. Тургенев осведомлял Полину Виардо в Буживале о ходе своей болезни в своих почти ежедневных письмах с момента первого припадка 15 (27) июня (см.: Li, р. 202). О болезни он также писал непосредственно К. Виардо, и в письме к ней от 19 июня (1 июля) жаловался: ‘Ah la cara patria n’a pas t aimable envers moi — cela ne donne pas envie de lui dire: au revoir!’ (Ах, милая родина не была со мной любезна — после этого не хочется ей сказать: до свидания!) (Li, p. 259).
2 13 февраля (ст. ст.) 1874 г. младший сын А. Ф. и Е. П. Писемских Николай в возрасте 22 лет покончил жизнь самоубийством (см.: Писемский, Письма, с. 581—582). В 1873 г. их старший сын Павел, доцент гражданского судопроизводства и судоустройства Московского университета, был командирован на 2 года в Геттинген и в Париж.
3 Анненковы решили не переезжать на зиму в Париж, а остаться в Баден-Бадене (см. письмо 183). Сам П. В. Анненков съездил в Париж на 2 недели 28 февраля (12 марта) 1875 г. (см.: П.XI.37).
4 М. М. Стасюлевич проводил лето в Эмсе (см.: П.Х.626). С H. H. и А. П. Тютчевыми путешествовала сестра А. П. Тютчевой, Констанция Де Додт (их мать А. Б. Де Додт скончалась 13 февраля ст. ст. 1874 г.— П.Х.585). Сама К. П. Де Додт тоже умерла в 1874 г.
5 Тургенев остановился в Бадене всего на одну ночь (с 26 на 27 августа н. ст.), проездом из Карлсбада в Париж (см.: П.Х.277 и 283).

180

26 августа (7 сентября) 1874. Баден-Баден

ИРЛИ, ф. 7, No 12, лл. 117—118 об. Ответ на письма Тургенева от 7 (19) августа и 21 августа (1 сентября) 1874 г. (П.Х.276 и 283). Тургенев ответил 30 августа (11 сентября) 1874 г. (П.Х.288—289).
1 В своем письме от 21 августа (1 сентября) Тургенев просил Анненкова: ‘Сходите в htel de Hollande (где я жил) — и спросите, не нашли ли после меня в моей комнате два предмета: 1-й) небольшой деревянный — шотландский — ящичек с золотыми и серебряными пуговицами для маншеток и 2-й) небольшую пачку, состоящую из трех записных (адресных) книжечек’ (П.Х.283). Тургенев не описал более конкретно потерянные книжки.
2 В своем ответе Тургенев выразил удивление: ‘Принимаю Вашу благодарность за обещание отыскать квартиру с некоторым конфузом: уж очень она велика — благодарность, не квартира <...> Итак, жду от Вас точного уведомления: с какого числа нужно Вам нанять Вашу квартиру?’ (П.Х.288—289). Анненковы на зиму не переселились в Париж (см. письмо 183).
3 Седан — решающая победа прусских войск над французской армией Мак-Магона 1 сентября (н. ст.) 1870 г.
Эренбрейтштейн — старинный город на правом берегу Рейна, напротив Кобленца, известный своей архитектурой конца XVII—начала XVIII в. и своей крепостью.
‘Die Wacht am Rhein’ — патриотическое стихотворение (1840) M. Шнеккенбургера (Schneckenburger), положенное на музыку К. Вильгельмом (Wilhelm) (1854) и ставшее во время франко-прусской войны своего рода походной выкладкой, стоящей, по словам Бисмарка, нескольких армейских корпусов.
4 M. H. Лонгинов был начальником Главного управления по делам печати (см. письмо 131, прим. 4). 23 августа (ст. ст.) 1874 г. А. В. Никитенко заметил в своем дневнике: ‘Притеснение печати доходит у нас до глупости, если считать глупостью причинение зла из удовольствия делать зло! И нашли кому поручить власть над ней! Лонгинову!!’ (Никитенко, т. 3, с. 319).

181

1 (13) сентября 1874. Баден-Баден

ИРЛИ, ф. 7, No 12, лл. 121—122 об. Ответ на письмо Тургенева от 30 августа (11 сентября) 1874 г. (П.Х.288—289). Тургенев ответил 19 сентября (1 октября) 1874 г. (П.Х.298). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 Анненковы на зиму не переселились в Париж (см. письмо 183). Как улица Петит-Пер (французское название монахов-августинцев), так и улица св. Августина находятся в самом центре Парижа, около старой Национальной библиотеки.
2 В своем письме к Анненкову от 30 августа (11 сентября) Тургенев сообщил: ‘От известного Дехтерева (разрешившего на 21-м году все вопросы науки и жизни) я получил громадное письмо, которое превосходит даже то, что им было вписано в дневник г-жи Ф<илософой>. Драгоценнейший материал!’ (П.Х.289). А в письме от 6 (18) августа к самой А. П. Философой, через которую Тургенев знакомился с произведениями ‘новых людей’ — в частности Дехтерева, он говорит о нем: ‘Это опьянение самообожания рядом с изумительной бездарностью <...> И заметьте — меня нисколько не смущает резкость мнений, меня изумляет эта пустота, воображающая, что она ‘на 20-м году жизни уже разрешила все вопросы науки и жизни’ (textuel)’ (П.Х.275). Владимир Гаврилович Дехтерев послужил прототипом сатирического образа Кислякова в романе Тургенева ‘Новь’, где цитируется одно его стихотворение (см.: С.XII.485).
3 В своем ответе Тургенев писал: ‘Фрески Бодри — ‘en somme’ — peu de choses. Есть хорошенькие французские фигурки — но вообще это ‘пленной мысли раздражение’ и колорит приторный’ (П.Х.298 и 644). По приглашению архитектора Парижской оперы Ш. Гарнье (Garnier) художник П. Бодри с 1866 по 1874 г. расписывал главный вестибюль театра (см. об этом: Foucart У., Prat L.-A. Les Peintures de l’Opra de Paris, de Baudry Chagall. Paris, 1980, где приводятся многочисленные иллюстрации и отзывы современных критиков).
4 Любовь Исааковна Стасюлевич пробыла в Париже до начала ноября 1874 г. (см.: П.Х.315 и 322). Сам M. M. Стасюлевич должен был отложить поездку в Париж до сентября 1875 г. (см.: П.XI.124). О разных неприятностях, постигших Стасюлевича (в том числе и изъятие двух статей из сентябрьского номера ‘Вестника Европы’), Анненков писал редактору 19 сентября н. ст.: ‘…Вам пришлось выдержать травлю и оставить несколько клочков своей шубы на арене. Оно и понятно. Осень, время охотничье по всей Европе, а Вы — красный зверь, в хорошем смысле слова — и должны были ожидать, что рано или поздно, за дело и за безделье, за кротость или за ярость, а погоня будет учинена за Вами. Без того — какая же выгода и какое же удовольствие считаться охотником? — Надо же войти и в его положение’ (Стасюлевич, т. 3, с. 306).

182

22 сентября (4 октября) 1874. Баден-Баден

ИРЛИ, ф. 7, No 10, лл. 21—22 об. Ответ на письмо Тургенева от 19 сентября (1 октября) 1874 г. (П.Х.298). Тургенев ответил 24 сентября (6 октября) 1874 г. (П.Х.300—301). Год устанавливается по связи с этими письмами.
1 Анненковы на зиму не переселились в Париж (см. письмо 183).
2 Немецкая императорская чета имела привычку проводить конец ‘сезона’ в Баден-Бадене. В конце 1860-х годов она нередко присутствовала на частных представлениях опереток Тургенева—Полины Виардо (см.: Zekulin Nicholas G. The Story of an Operetta: Le Dernier Sorcier by Pauline Viardot and Ivan Turgenev. Mnchen, 1989. P. 18—19, 28, 49—50. (Vortrge und Abhandlungen zur Slavistik, 15)). В октябре 1874 г. Баден-Баден посетила австрийская императрица Елизавета.
3 Это письмо К. Д. Кавелина неизвестно (о возврате его см. письмо 209, прим. 8).
4 Речь идет о выстрелах младшего брата Михаила Каткова, Мефодия Никифоровича, в Павла Михайловича Леонтьева, директора лицея цесаревича Николая (так называемого ‘Катковского’ лицея) и сподвижника старшего брата. Причиной такого покушения-расправы было подозрение Меф. Н. Каткова, что его детям ставят заниженные оценки за успеваемость (см.: СПб. вед., 1874, 16/28 сентября, No 255).
5 В связи с решением не переезжать в Париж Анненков просил М. М. Стасюлевича в письме от 14 октября (н. ст.) выслать один экземпляр отдельного издания работы ‘А. С. Пушкин в Александровскую эпоху’ ‘прямо Тургеневу в Париж’ (Стасюлевич, т. 3, с. 308). О том, что Тургенев тоже распорядился о высылке книги, см. письмо 184.

183

30 сентября (12 октября) 1874. Баден-Баден

ИРЛИ, ф. 7, No 10, лл. 23—24 об. Ответ на письмо Тургенева от 24 сентября (6 октября) 1874 г. (П.Х.300—301). Год устанавливается по связи с этим письмом. Ответ Тургенева неизвестен.
1 В письме от 24 сентября (6 октября) 1874 г. больной подагрой Тургенев сообщил: ‘Никогда я так не сетовал на мою гнусную немощь, любезный друг Павел Васильевич, как именно теперь, так как она мешает мне исполнить мое желание, как бы я хотел, и доставить Вам квартеру до Вашего приезда. Я составил список более нежели 20 квартер — иные не так далеко — Boulevard Malsherbes и Haussmann — но мои ноги расклеились совершенно — и подняться на лестницу стало для меня чем-то вроде подвига’ (П.Х.300).
2 Речь идет о выборах во Франции 4 октября (н. ст.) 1874 г. в генеральные советы по новому закону, принятому 1 июня (н. ст.) 1874 г. Республиканцы выиграли 666 мест, монархисты — 604 и бонапартисты — 156 (см.: Hanotaux, t. 3, p. 119). В письме от 24 сентября (6 октября) Тургенев жаловался: ‘Во Франции выборы по новому закону нанесли первую серьезную рану республике, шансы гнусной империи выросли в громадной пропорции. Что тут делать!’ (П.Х.301). После смерти 9 января (н. ст.) 1873 г. Наполеона III в изгнании в Лондоне в 1874 г. был признан претендентом на французский престол 17-летний его сын, которого звали ‘Prince Loulou’ (см.: Hanotaux, t. 2, p. 531—534).
3 И. П. Колошин был в это время поверенным в делах русского правительства в герцогстве Баденском.
4 Речь идет о Гарри Карле фон Арниме (von Arnim), немецком после во Франции после окончания франко-прусской войны, когда отношения между двумя странами отличались сложностью. Не менее сложными стали отношения между Арнимом и его начальником, канцлером Бисмарком, Арним считался соперником Бисмарка. В октябре 1874 г. его привлекли к суду в связи с тем, будто из парижского посольства исчезли некоторые служебные документы. Его присудили к тюремному заключению, но он спасся бегством в Швейцарию, где в 1875 г. анонимно издал брошюру под названием ‘Pro nihilo’ (За ничто), в которой он и оправдывался, и обвинял Бисмарка в ревности. За это он был снова приговорен, на этот раз за измену, за оскорбление Императора и за диффамацию Бисмарка. Он остался в изгнании до самой своей смерти в 1881 г. (см.: Kent, George О. Arnim and Bismarck. Oxford, 1968).

184

10 (22) октября 1874. Баден-Баден

ИРЛИ, ф. 7, No 10, лл. 25—26 об. Ответ на неизвестное письмо Тургенева. Тургенев ответил 17 (29) октября 1874 г. (П.Х.314).
1 После многократных обещаний и отсрочек Анненков приехал в Париж 28 февраля (12 марта) 1875 г. на 2 недели, предварительно сообщив в письме от 8 марта (н. ст.) о том, что он ‘завтра’ выезжает, хотя возможно, что он и тогда снова отсрочил отъезд на один день (см. письмо 192 и П.XI.37).
2 В ответном письме от 17 (29) октября Тургенев писал Анненкову о том, что он сказал П. В. Жуковскому о своем желании повидаться с Александрой Васильевной Плетневой: ‘…и она, представьте, сама приехала ко мне. Я очень был рад посещению этой прекрасной женщины — и, разумеется, какие были, недоразумения разлетелись, как легкая пыль’ (П.Х.314). Недоразумения были связаны с публикацией Тургеневым очерка ‘Литературный вечер у Плетнева’ (Русск. арх.91869, No 10). В свое время А. В. Плетнева написала Тургеневу письмо (копия его находится в ИРЛИ, ф. 234, оп. 4, No 206, лл. 1—2), в котором она выражала недовольство по поводу будто недостаточно уважительного тона мемуариста по отношению к ее мужу (см. об этом предисловие М. П. Алексеева к первой публикации писем Тургенева к А. В. Плетневой — Литературный архив. М., Л., 1951. Вып. III. С. 195—200, см. также: П.VIII. 114—116).
3 Речь идет об отдельном издании работы Анненкова ‘А. С. Пушкин в Александровскую эпоху’ (о распоряжениях Анненкова см. письмо 182, прим. 5).
4 Речь, скорее всего, идет о серии биографических очерков известного литератора Ж. Кларти (Claretie), выходившей в 1873—1875 гг. под названием ‘Portraits contemporains’ (Современные портреты).

185

24 октября (5 ноября) 1874. Баден-Баден

ИРЛИ, ф. 7, No 10, лл. 27—28 об. Ответ на письмо Тургенева от 17 (29) октября 1874 г. (П.Х.314). Год устанавливается по связи с этим письмом. Возможно, что был и другой (неизвестный) отклик на это письмо, до письма Тургенева от 6 (18) ноября 1874 г. (П.Х.323).
1 Отзыв Тургенева о книге Анненкова ‘А. С. Пушкин в Александровскую эпоху’ содержится в его письме к Анненкову от 17 (29) октября 1874 г.: ‘…я вчера окончил чтением Вашу прекрасную книгу о нашем Пушкине — и могу сказать, давно не испытывал подобного удовольствия: самый предмет дорог и близок — и Вы мастерски исполнили свою задачу. Всё это верно, умно, характеристично — ив высшей степени интересно, кой-где, но не часто, попадаются некоторые неловкости выражения — да это беда не большая, есть и опечатки, затемняющие смысл. Со всем тем, примите мои искренние поздравления и столь же искреннее спасибо’ (П.Х.314).
2 О встрече Тургенева с А. В. Плетневой см. письмо 184, прим. 2.
3 Речь идет о переводе ‘Германия. Зимняя сказка Г. Гейне. Перевод Заезжего, просмотренный И. С. Тургеневым и исправленный по его замечаниям’. Попытки издать перевод в России (в частности, в ‘Вестнике Европы’) с помощью Тургенева не осуществились по цензурным причинам, и перевод вышел в Лейпциге в 1875 г. (см. также письмо 186, прим. 6). Сам В. М. Михайлов сообщил об участии Тургенева в этом переводе в письмах к В. С. Печерину (см.: Сабуров А. А. И. С. Тургенев по неопубликованным материалам Печеринского архива // Т. сб. (Орел 1940), с. 55—58). О дальнейшей переводческой деятельности Михайлова см. письмо 316, прим. 1. Михайлов умер в 1890-х годах.
4 Имеется в виду биографический труд И. С. Аксакова ‘Федор Иванович Тютчев’ (Русск. арх., 1874, No 10). В письме от 17 (29) октября Тургенев дал свою оценку книги Аксакова: ‘Первая половина очень хороша — а там уж пошла славянофильская политика и особенно религия — чушь сугубая’ (П.Х.314).
5 Имеется в виду труд А. Н. Пыпина ‘В. Г. Белинский. Опыт биографии’ (см. письмо 173, прим. 7). По-видимому, отклик Тургенева на работу Пыпина содержится в не дошедшем до нас письме к Анненкову. А еще после появления первой части биографии в печати Тургенев писал M. M. Стасюлевичу 6 (18) марта 1874 г.: ‘Начало биографии Белинского в ‘В. Е.’ прекрасно — скажите это от меня А. Н. Пыпину. Он несомненно попал в тон’ (П.Х.209). О том, что во время работы над биографией Пыпин нередко обращался с вопросами к Анненкову, см.: Ухмылова Т. Материалы о Белинском из архива А. Н. Пыпина // ЛН, т. 57, с. 304—308.
6 О поездке Анненкова в Париж см. письмо 184, прим. 1.
7 Ивану Павловичу — Арапетову.

186

17 (29) ноября 1874, Баден-Баден

ИРЛИ, ф. 7, No 10, лл. 29—30 об. Ответ на письмо Тургенева от 6 (18) ноября 1874 г. (П.Х.323). Год устанавливается по связи с этим письмом. Ответ Тургенева неизвестен.
1 В письме от 6 (18) ноября 1874 г. Тургенев писал: ‘…вот мы уже перевалились за вторую половину ноября — а день Вашего приезда еще остается в тумане — и скажу более — в эту минуту даже звать Вас сюда не решаюсь — ибо весь без исключения Париж страдает гриппом и катаром — а я так вот третью неделю не выхожу из комнаты — и, что делается с моим носом, горлом и головою, даже трудно описать — и конца этому безобразию не предвидится’ (П.Х.323). Анненков приехал в Париж лишь 28 февраля (12 марта) 1875 г. (см.: П.XI.37).
2 В письме от 6 (18) ноября Тургенев заметил по поводу В. М. Михайлова: ‘Вообразите, меня здесь уверяли, будто он — шпион!!! Вот чепуха!’ (П.Х.323). Исследования П. Уоддингтона в парижских архивах выявили, что французская тайная полиция действительно заинтересовалась деятельностью Михайлова. Он фигурирует в архиве, посвященном Тургеневу (а Тургенева полиция в Париже считала вождем русских ‘нигилистов’ за границей), именно в связи с тем, что Тургенев принял участие в его переводе из Гейне, вышедшем ‘нелегально’ в Лейпциге в 1875 г. (см.: Waddington Patrick. ‘Sleazy digs and coppers’ narks’: the fate of Russian nihilists in Paris a hundred years ago // NZSJ, 1989—90, p. 25—26).
Генерал-майор Григорий Васильевич Дружинин, в отставке с 1867 г., жил в Баде-не, где умер в 1880 г. (см. письмо 295, прим. 5). Марченко — лицо неустановленное.
3 Речь идет о работе А. Н. Пыпина ‘В. Г. Белинский. Опыт биографии’, которая выходила в ‘Вестнике Европы’ (см. письмо 173, прим. 7).
4 Имеется в виду трехтомный труд немецкого ученого Адольфа Хаусрата (Hausrath) ‘Neutestamentliche Zeitgeschichte’ (Современная история времен Нового завета), первое издание которого вышло в Гейдельберге в 1868—1874 гг.
5 Анненков посетил лекцию приехавшего в Баден-Баден немецкого врача, естествоиспытателя и философа Людвига Бюхнера (Bchner). В письме к М. М. Стасюлевичу от 3 февраля (н. ст.) 1875 г. он сообщал: ‘Вот недавно один за другим приезжали сюда, чтоб развлечь меня, показать свои симпатичные физиономии и прочесть передо мной по лекции — Риль, Бюхнер, Брем, Кинкен, Шлагенвейт и проч. Ведь этого в Париже не сделают — там за каждым молодцом сам ухаживай’ (Стасюлевич, т. 3, с. 312).
6 О переводе В. М. Михайлова ‘Германия. Зимняя сказка Г. Гейне’ см. письмо 185, прим. 3. В письме к М. М. Стасюлевичу от 23 апреля (5 мая) 1875 г. Тургенев дал положительную оценку этому переводу: ‘Я могу рекомендовать этот перевод как весьма добросовестный и удачный труд, который украсил бы страницы ‘Вестника Европы’. Я два раза вместе с переводчиком прошел всю поэму от стиха до стиха, сверяя ее с подлинником — и, кажется, результат был достигнут вполне удовлетворительный’ (П.Х.94, см. также: Алексеев М. П. Тургенев — пропагандист русской литературы на Западе // Алексеев М. П. Русская литература и ее мировое значение. Л., 1989. С 281—283).
7 Имеется в виду роман А. Доде (Daudet) ‘Froment jeune et Risler an’ (Фроман младший и Рислер старший), вышедший в журнале ‘Le Bien public’ в марте—июне 1874 г., а также отдельным изданием с подзаголовком ‘Murs parisiens’ (Парижские нравы) в октябре того же года.
8 Речь идет о сентябрьском номере ‘Отечественных записок’, в котором напечатана девятая глава ‘Благонамеренных речей’ M. E. Салтыкова-Щедрина (вошедшая затем во 2-ю главу цикла под названием ‘Охранители’). В письме от 4 (16) ноября Тургенев писал Анненкову по поводу этого очерка Салтыкова: ‘А каковы последние ‘Благонамеренные речи’ Щедрина в ‘Отеч. Записках’! Лакомство, изумление, восторг!’ (П.Х.323).
9 Возможно, имеется в виду кн. Алексей Борисович Лобанов-Ростовский, с 1867 по 1878 г. товарищ министра внутренних дел. О Фр. Гейлигентале см. письмо 178, прим. 5.
10 В ноябрьском номере ‘Вестника Европы’ на странице 351 появился перевод под подписью ‘А. Б.’ (А. Д. Баратынской) только одного стихотворения англо-ирландского поэта Томаса Мура: ‘Арфа мощного Тары’ (The harp that once thro‘ Tara’s halls — 1808), под общим названием сборника, в котором впервые появилось стихотворение — ‘Ирландские мелодии. Из Томаса Мура’.
11 Речь идет об опере Р. Вагнера ‘Der fliegende Hollnder’ (Летучий голландец — 1840—1841).
12 В конце августа ст. ст. Императрица Мария Александровна выехала с наследником из Ливадии в Англию и в Париж, откуда она поехала на зиму в Сан-Ремо (около Ниццы). Она вернулась в Россию в марте 1875 г. (см.: Татищев, т. 2, с. 106—107, Hanotaux, t. 3, р. 94).

187

7 (19) декабря 1874. Баден-Баден

ИРЛИ, ф. 7, No 10, лл. 31—32 об. Ответ на неизвестное письмо Тургенева. Ответ Тургенева тоже неизвестен. Год устанавливается по содержанию.
1 В не дошедшем до нас письме Тургенев, очевидно, снова просил Анненкова отсрочить поездку в Париж (см. письмо 186, прим. 1). Еще 4 декабря (н. ст.) 1874 г. Анненков писал M. M. Стасюлевичу: ‘Кстати о Париже. Вот и я до сих пор никак не могу собраться испробовать свою нравственность в этом городе, во-первых потому, что обленился и у меня тепло и уютно, а на дороге холодно и беспокойно, а во-вторых — да вторых-то причин совсем и не нужно приводить, после той первой и совершенно достаточной. Да и Тургенев что-то все хворает, да и я на старости сделался уж очень взыскателен. Чтоб Париж возымел счастье увидеть меня в своих стенах, мне необходимо, чтоб он открыл блестящую художественную выставку, чтоб он дал замечательную оперу какую-либо, чтобы он поставил какую-либо гениальную пьесу на театре, чтобы он отличился чем-нибудь необычайным, сверхъестественно умным и потрясающим’ (Стасюлевич, т. 3, с. 310).
2 У любимицы Тургенева Клоди (Виардо) Шамро 20 декабря (н. ст.) 1874 г. родилась дочь — Жанна Эдме (Jeanne Edme), о чем Тургенев известил Анненкова в неизвестном письме. Клоди Шамро была талантливой художницей.
3 Дочь Анненкова Вера вышла замуж в 1885 г. за Георга Нагеля. Насколько известно, у них детей не было. Дочь его сына Павла — Варвара — родилась уже после смерти своего дедушки в 1898 г.
4 О книге Доде см. письмо 186, прим. 7. Шесть повестей ужасов Ж. Барбе д’Оревильи (Barbey d’Aurevilly) под названием ‘Les Diaboliques’ (Дьявольские лики) вышли 15 октября (н. ст.) 1874 г., но уже 11 декабря все оставшиеся экземпляры были конфискованы — якобы за безнравственность — и впоследствии уничтожены. Некоторое время автору в связи с этим грозил процесс.
5 Речь идет о французском переводе ‘Живых мощей’, опубликованном в газете ‘Le Temps’ (номер от 8 апреля н. ст. 1874 г., см. также письмо 174, прим. 3) под названием ‘Les reliques vivants’. Название ‘мумия’ возникло от следующей фразы рассказа: ‘Эта мумия — Лукерья, первая красавица во всей нашей дворне…’ (C.IV.354).
6 Тургенев начал работу над своим романом ‘Новь’ еще в 1872 г. (см.: П.Х.49) и долго собирал необходимые ему материалы. В письме от 11 января (н. ст.) 1875 г. он жаловался М. В. Авдееву: ‘да лень проклятая одолела, удобства жизни слишком велики, день тратится на мелочи — всякое рассеяние так само и лезет в рот… что будешь делать? Однако я всё еще не теряю надежды, что кончу — когда-нибудь — давно мною начатый труд: мне почему-то кажется, что было бы жаль бросить это ‘последнее сказание» (П.Х.349).
7 О литературном кружке поэтессы-переводчицы А. Д. Баратынской см. письмо 178, прим. 4. О ней см.: Стефанович В. Переводчица русских и немецких поэтов // Русск. лит., 1963, No4, с. 142—151.
8 По-видимому, в не дошедшем до нас письме к Анненкову Тургенев писал о предполагаемой поездке к Ж. Санд в Ноан, о чем сама Ж. Санд упоминала в ряде писем к Тургеневу от начала декабря 1874 г. (см.: Waddington Patrick. Turgenev and George Sand: an improbable entente. Totowa, NJ, 1981. P. 89—92, 129—130). А в письме от 28 декабря (н. ст.) она еще раз просит всю свою семью обнадежить известием о возможном приезде (см.: CahTVM, No 3, 1979, р. 120). Поездка ни тогда, ни в апреле 1875 г. (см.: П.XI.50) не состоялась, и Тургенев так и не виделся снова с писательницей, которая скончалась 8 июня (н. ст.) 1876 г.

188

12 (24) декабря 1874. Баден-Баден

Местонахождение автографа неизвестно. Печатается по изданию: Труды ГБЛ, с. 127—128. Переиздано: Переписка, с. 552—553. Ответ на неизвестное письмо Тургенева. Ответил ли Тургенев на это письмо, неизвестно. Год устанавливается по содержанию.
1 Речь идет о родах Клоди Шамро (см. письмо 187, прим. 2).
2 Имеется в виду драма А. Ф. Писемского ‘Просвещенное время’ (Русск. вест., 1875, No 1). Писемский отправил первую редакцию пьесы в Главное управление по делам печати 20 октября (ст. ст.) 1874 г. (см.: Писемский, Письма, с. 274). Там ее запретили к представлению: ‘Автор комедии изображает картину упадка нравов в современном обществе и с этой целью представляет ряд более или менее цинических картин из быта семейного и общественного’ (цит. по: Дризен Н. В. Драматическая цензура двух эпох. СПб., 1917. С. 256—257). Между тем Писемский решил ввести несколько изменений, в частности в конце пьесы главная героиня за кулисами застреливается, что и изменило и жанр пьесы. Он съездил в Петербург, где по требованию цензуры ввел и некоторые другие изменения, после чего пьесу разрешили к представлению (см.: Писемский 1959, т. IX, с. 619—620). Премьера пьесы состоялась в Москве в Малом театре 30 января (ст. ст.) 1875 г. Анненков упоминает пьесу ‘Бывые соколы’ (см. письмо 123, прим. 4).
3 Анненков почти текстуально излагает содержание эпизода с крепостью в очерке ‘Экскурсия в область умеренности и аккуратности’ (ОЗ, 1874, No 9) — части цикла M. E. Салтыкова-Щедрина ‘В среде умеренности и аккуратности’.
Анненков Павел Васильевич
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Письмо к Н. В. Гоголю, Анненков Павел Васильевич, Год: 1843
  2. Письма к И. С. Тургеневу (1875-1883), Анненков Павел Васильевич, Год: 1883
  3. Письма к А. Н. Островскому, Анненков Павел Васильевич, Год: 1871
  4. Письма к издателям, Жуковский Василий Андреевич, Год: 1810
  5. Письма 1852 года, Гончаров Иван Александрович, Год: 1852
  6. Письмо Л. Я Гуревич, Кузмин Михаил Алексеевич, Год: 1913
  7. Переписка с В. Ф. Ходасевичем, Петровская Нина Ивановна, Год: 1911
  8. Остафьевский архив. Т. 5, ч. 2, Вяземский Петр Андреевич, Год: 1826
Электронная библиотека
© 2024 Электронная библиотека