Письма к H. М. Сатину, Тур Евгения, Год: 1861

Время на прочтение: 8 минут(ы)

НОВЫЕ ПРОПИЛЕИ

Под редакціей М. О. ГЕРШЕНЗОНА

Том I.

1923
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
Москва — Петроград

Письма Елиз. Bac. Саліасъ къ H. М. Сатину 1).

I.

(Конецъ ноября или начало декабря 1861 г.).

Посылаю вамъ, любезнйшій Николай Михайловичъ, экземпляръ моего романа и прошу васъ принять его съ такимъ же искреннимъ чувствомъ, съ какимъ я предлагаю его вамъ. Пожелайте мн успха, отъ этаго много зависитъ даже и въ жизни моей, на меня самое его появленіе произвело странное впечатлніе, будто никогда не было напечатано никакого моего сочиненія. И робость и волненіе овладли мною, чего прежде не бывало вовсе, конечно, не по увренности моей въ себ, но по какому-то странному равнодушію, чего уже нтъ теперь.
До вашихъ далекихъ странъ врно не дошло извстіе, взволновавшее третьяго дня всю Москву — вчера оно уже было напечатано. Пришла изъ Парижа телеграфическая депеша, въ которой сказано, что Президентъ Республики 1 декабря новаго стиля разогналъ національное собраніе, занялъ его войсками, арестовалъ Шангарнье, Ламорисьера, Кавеньяка, Шарраса, Тьера и еще 60 reprsentants du peuple, и объявилъ себя диктаторомъ на десять лтъ. Телеграфическая депеша заключается слдующими словами: ‘до сихъ поръ власть въ рукахъ президента’. Теперь ждутъ здсь журналовъ съ нетерпніемъ, Богъ всть, что будетъ.
Ваши вс здоровы — даже Лиз, слава Богу, лучше — въ начал осени она была крайне слаба, что не мало всхъ насъ пугало. Я ихъ вижу каждый день. Въ прошедшее воскресенье ли у Гр. 2) солянку, сваренную самимъ Никулинымъ 3), и притомъ пили шампанское и поминали васъ, съ такою любовью, что мн было бы завидно, если-бъ я не знала, сколько причинъ они имютъ любить васъ, по своей давней съ вами связи. Говорю Вамъ это, потому что знаю, что вамъ пріятно будетъ узнать не только, что вс друзья ваши здоровы, но еще что и сходясь поминаютъ отсутствующихъ друзей. На дняхъ воротился Щепкинъ 4) изъ Петерб. вмст съ Афанасъевымъ 5) и привезли они много встей, большею частью, литературныхъ — много готовится къ изданію романовъ и, говорятъ, очень замчательныхъ. Здсь издаются пропилеи 6) и еще сборникъ Аксаковской 7), гд однако будетъ статья Гран. 8). Сказала бы больше, но не знаю, до какой степени это можетъ интересовать васъ. Замчательно, что Щепкинъ халъ изъ Петербурга въ Москву 3 сутокъ и 14 часовъ стояли они въ пол безъ воды, 24 часа не ли. Словомъ ихъ путешествіе по жел. дор. эпическая поэма. Мы много смялись. Но теперь, говорятъ, правительство принимаетъ свои мры и впредь благодтельно вмшается въ дло, чтобы подобные случаи не возобновлялись.
Позвольте мн дружески пожать вашу руку и попросить васъ напомнить обо мн жен вашей, если только она не совсмъ о мн забыла.

Ел. Саліасъ.

1) [Е. В. Саліасъ (Евгенія Туръ), 1815—1892, извстная писательница.— H. М. Сатинъ, 1814—1878, поэтъ, переводчикъ Шекспира, другъ Огарева, Герцена, Грановскаго.— Въ обоихъ письмахъ рчь идетъ о роман Е. В. Саліасъ ‘Племянница’, вышедшемъ въ свтъ въ 1851 г., о немъ есть большая критическая статья И. С. Тургенева.]
2) [T. Н. Грановскій.]
3) [П. Л. Никулинъ, профессоръ, медикъ, пріятель Кетчера, Сатина, Грановскаго и пр.]
4) [H. М. Щепкинъ, сынъ артиста.]
5) [А. Н. Афанасьевъ, извстный издатель рус. народныхъ сказокъ.]
6) [Извстные сборники Леонтьева по классической филологіи и исторіи.]
7) [‘Московскій сборникъ’ I, 1852 г.]
8) [Грановскій.]

II.

Прежде всего, позвольте мн поблагодарить васъ за ваше милое, дружеское, любезное письмо, прочитавъ его, я не могла отказать себ въ желаніи написать къ вамъ тотчасъ, и не смотря на то, что я знаю, сколько вы заняты, ршаюсь занять васъ нсколько минутъ моею болтовнею. Къ тому же, если вы вспомните, какъ родители любятъ дтей, то поймете почему я должна была не устоять противъ желанія вступиться за мою дочь-племянницу. Все, что вы говорите объ эпилог, какъ нельзя боле справедливо, и однако очень огорчило меня. Если вы не поняли — кто же пойметъ? Въ Москв конечно, секретъ эпилога, секретъ комедіи,— но вдали, читатели осудятъ одну меня. А еслибы вы знали, съ какою злостью, съ какимъ прискорбіемъ писала я эпилогъ — эпилогъ по заказу и приказанію. Я пыталась написать его въ род нравоученія для дтей — не позволили. Я пыталась вставить иронію, ее неумолимо вычеркнули. Надо было выбирать или романъ съ эпилогомъ, или романъ, совершенно искаженный въ содержаніи — я предпочла первое. Мой романъ кончался словами: чистота моей совсти. Все другое не мое. Наше время для автора, время скорби, но довольно. Я хотла объясниться и оправдаться — надюсь, теперь вы поняли. Скоро пойдетъ въ ценсурный комитетъ другой романъ мой1) — и первый помогаетъ мн уже. Племянницу читали при двор и Императрица сказала о ней лестное слово, что мн было крайне полезно. Я надюсь на успхъ второго, съ этой стороны. Мы здсь скоро увидимъ одного изъ вашихъ друзей, Корша (Еегенія) ждутъ намасляницуизъПетерб. Это пріятно всмъ, но всхъ боле Гр.2), который скучаетъ довольно часто. На-дняхъ пріхалъ Языковъ3), который привезъ много встей, и между прочимъ ту, что романъ Панаева Львы въ провинціи4) надлалъ шуму. Вообразите себ, что многіе узнали себя въ лицахъ прихлебателей графа и приходили объясняться. Это очень забавно и служитъ мркой для известнаго класса. Есть и еще новости, по ихъ писать долго и неудобно — и если я позволяю пересказывать вамъ нкоторые, то потому только, что я знаю, сколько въ деревн, въ глуши, иногда и новость развлекаетъ. Скажите вашей милой жен5), что ее особенно я благодарю за сочувствіе, потому именно, что оно льститъ моему самолюбію. Женское сочиненіе не возбуждающее сочувствія въ женщинахъ — по моему никуда не годится.— Правда, что женщина пишетъ сердцемъ и если она попала на истинную струну, сколько бы ни было промаховъ въ ея произведеніи, на нее откликнутся другіе женскіе сердца. И это преимущественно мн крайне пріятно, въ чемъ я сознаюсь, оставя всякую скромность въ сторон.
Еще забыла вамъ сказать, что первый No Совр. произвелъ эффектъ маскарадомъ Панаева, помщенномъ въ конц книги6). Молодая редакція Мосд. такъ разсердилась, что хотла жаловаться законнымъ порядкомъ, на: хоръ непризнанныхъ сочинителей. Ихъ ярость была очень забавна, хотя проявленіе ея и не было слишкомъ благородно. Все это подало поводъ къ долгимъ толкамъ и смху, также, какъ и внчаніе: счастливой женщины и Фауста (тоже въ Маскарад). Граф. Ростопчина7) была ужасно оскорблена всмъ этимъ и говорила, что такіе статьи пишутся par des gens de riens, когда они пьяные у Дуссо сидятъ… но тутъ позвольте мн не повторять слова ея, которые пахнутъ слишкомъ цинизмомъ. Когда она разсердится, она не помнитъ, что говоритъ — или говоритъ слишкомъ грубо.— На дняхъ выходитъ давно всми ожидаемая Бдная невста8), и Остров. былъ такъ любезенъ, что предложилъ мн прочесть ее у меня, въ одну изъ моихъ суботъ, когда собираются у меня московскіе литераторы. Я жду этого вечера съ нетерпніемъ. Эта комедія-драмма выходитъ въ свтъ, прешествуемая огромной репутаціей. Дай Богъ, чтобы она удалась ему столько же какъ Свои люди сочтемся. Нельзя не пожалть, что вы не въ Москв — я уврена, что Елен Алексевн было бы пріятно провести зиму въ кругу людей, которымъ она внушила и дружбу и участіе — а объ васъ я и не говорю — вы старый другъ всхъ ихъ.
Прощайте, любезный Николай Михайловичъ, ещ разъ благодарю васъ и за письмо и за все что вы сказали мн и пріятнаго и милаго, я цню его очень много, потому что разчитываю (не безъ основанія, судя по характеру вашему), на вашу искренность и очень горжусь симпатіей, которая проглядываетъ въ письм вашемъ ко мн. Жму вамъ руку отъ всего -сердца и прошу васъ сказать мой дружескій поклонъ жен вашей.

Ел. Саліасъ.

1) [Вроятно, романъ ‘Три поры жизни’, напечатанный въ Библ. для чтения 1853 г. и потомъ отдльно.]
2) [Грановскій.]
3) [Пріятель Е. Корша, Панаева и др., собственникъ ‘Комиссіонной конторы’ и Петербург.]
4) [Этотъ романъ вышелъ и 1852 г.]
5) [Елена Алексевна, рожд. Тучкова, сестра H. А. Тучковой-Огаревой.]
6) [См. ниже, примчаніе.]
7) [Граф. Е. П. Растоптана, извстная поэтесса.]
8) [Была напечатана и 4-й кн. ‘Москвитянина’ за 1852 г ]
Упомянутая въ послднемъ письм сатира И. И. Панаева въ 1-й кн. ‘Современника’ 1852 г. озаглавлена: ‘Литературный маскарадъ наканун новаго (1852) года. Замтки Новаго Поэта’. Нкій петербургскій Крезъ въ канунъ Новаго года устраиваетъ у себя костюмированный балъ, на которомъ олицетворены вс выдающіяся произведенія русской литературы, появившіяся въ истекшемъ 1851 году. Сцена представляетъ сельский ландшафтъ, Приводимъ для образца портреты Д. В. Григоровича и И. С. Тургенева.
‘Съ правой стороны мстность была уже гораздо разнообразне. Здсь прихотливо извивалась рчка, съ крутымъ и живописнымъ берегомъ, на скат котораго разбросаны были крестьянскія избушки, и отъ этихъ избушекъ разбгались въ разныя стороны проселочныя дороги. По одной изъ такихъ дорогъ, весь почти утонувъ во ржи, шелъ человкъ съ записною книгою подъ мышкой. Онъ, казалось, съ жадностію вдыхалъ въ себя деревенскій воздухъ, съ любовію останавливалъ свою наблюдательность на каждой былинк и букашк, на каждомъ листочк, цвточк и наскомомъ, и все это съ энтузіазмомъ подносилъ къ своему носу. Когда на встрчу ему попадались крестьянская баба или мужикъ, онъ останавливалъ ихъ, разсматривалъ въ подробности, разспрашивалъ ихъ о чемъ то и сейчасъ же все замченное, услышанное и подсмотренное вносилъ въ свою записную книгу. Такъ выпыталъ онъ народное поврье о томъ, какъ въ ночь на Свтлое Воскресенье уголья, выпрошенные крестьяниномъ у чумаковъ, превратились вдругъ въ пригоршни чистаго золота, и трогательный разсказъ матери о томъ, какъ сошла съ ума ея дочь.
— Вамъ коротко знакомъ этотъ человкъ съ записною книгой, сказалъ я издателю, указывая на него:— онъ первый показалъ вамъ вблизи крестьянскій бытъ, который онъ такъ хорошо знаетъ и который описываетъ съ такою любовію. А вонъ нсколько подале, въ углу, образованномъ обрывомъ холма и равниной — возл рки, которая стоитъ неподвижнымъ, темнымъ зеркаломъ подъ самой кручью холма,— тамъ, гд виднется красное пламя и дымокъ, видите ли вы другого человка, сидящаго на лугу, между крестьянскими ребятишками и середи ихъ кажущагося исполиномъ… Я думаю, этотъ человкъ также хорошо знакомъ вамъ?
Издатель утвердительно кивнулъ головой и улыбнулся.
— Онъ большой чудакъ,— продолжалъ я:— онъ скитается вчно въ охотничьемъ плать, безпрестанно останавливается на пути своемъ и смотритъ кругомъ по сторонамъ или вверхъ. Вы подумаете, что онъ, какъ охотникъ, слдитъ за полетомъ птицы, или, замирая, прислушивается къ шелесту листьевъ въ кустарник, боясь спугнуть свою добычу… Вы ожидаете сейчасъ выстрла — ни чуть не бывало! успокойтесь… Вы этого выстрла не дождетесь. Мой охотникъ никогда не стрляетъ: его англійская жолтопгая собака Діанка печально слдуетъ за нимъ безъ всякаго дла, виляя хвостомъ и уныло моргая усталыми глазами, а хозяинъ ея постоянно возвращается домой съ пустымъ якташемь. Онъ слдитъ не за полетомъ птицы, для того, чтобы ловче подстрлить ее, а за этими золотисто-срыми, съ блыми краями облаками, которыя разбросаны въ неб точно въ безконечно разлившейся рк, обтекающей ихъ глубоко прозрачными рукавами ровной синевы, онъ прислушивается не къ шелесту листьевъ въ кустарник, боясь спугнуть птицу, не къ крику перепеловъ, а къ этой торжественной тишин приближающейся ночи, онъ смотритъ на эти безконечно тянущіяся поля, которыя тонутъ во мгл, на стальные отблески воды, изрдка и смутно мерцающей… Ничто въ природ не ускользаетъ отъ его врнаго, поэтическаго и пытливаго взгляда, и птицы спокойно, ласково и безбоязненно летаютъ вокругъ. этого страннаго охотника, какъ будто напрашиваясь попасть въ его ‘Записки’…’
Дальше ядовито высмиваются повсть А. В. Станкевича ‘Идеалистъ’ (въ альм. ‘Комета’ 1851 г.), ‘Тамаринъ’ Авдева, и ‘Адамъ Адамычъ’ М. И. Михайлова, достается Щербин:
Тихо въ воздух, въ сонъ погруженномъ,
Мсяцъ по небу тихо плыветъ,
А на втк въ лсу омраченномъ
Соловей, какъ Щ—на, поетъ.
Упомянутъ и романъ Е. В. Саліасъ: ‘На сцену посл него явилась прекрасная и очень граціозная двушка. Левинъ (‘идеалистъ’ А. В. Станкевича) былъ забытъ тотчасъ, эта двушка обратила на себя всеобщее одобрительное вниманіе публики, выразившееся единодушными рукоплесканіями при ея появленіи’, и т. д. Ударными нумерами ‘Маскарада’ были во-первыхъ ‘Хоръ. непризнанныхъ сочинителей’ — сатира на ‘молодую редакцію’ ‘Москвитянина’ (Б. Алмазовъ, Эдельсонъ, Ап. Григорьевъ, Островскій и др.), и сцена между Фаустомъ и ‘Счастливой женщиной’, гд жестоко высмянъ великосвтскій романъ гр. Е. П. Ростопчиной подъ этимъ заглавіемъ, печатавшійся, и еще незаконченный въ ‘Москвитянин’. Приводимъ этотъ ‘Хоръ’.
‘… онъ былъ заслоненъ толпою какихъ то непризнанныхъ сочинителей, неизвстно откуда пришедшихъ, которые запли нескладнымъ хоромъ и голосами пискливыми и раздражительными слдующіе стихи:

Хоръ непризнанныхъ сочинителей.

Мы долго по свту блуждали:
Искали мы денегъ и славы,
И наши умы клокотали
Ключомъ вулканической лавы,
Сходились мы каждые сутки:
Читали свои сочиненья,
И крпнули наши разсудки
И все расширялись воззрнья.
Великія наши идеи
Мы свту повдать желали,
Но насъ журналисты- злоди
Въ журналы свои не пускали.
Принять насъ — на нашу погибель —
Одинъ наконецъ, соблазнился:
Въ подписчикахъ врную прибыль
Сулили ему — онъ ршился!..
И были въ работ мы рьяны!
Враговъ мы нещадно разили:
Ихъ шутки, поэмы, романы
Мы такъ остроумно бранили,
Писали на нихъ мы памфлеты,
И въ томъ упрекали ихъ даже —
Зачмъ по картинк одты
И здятъ въ своемъ экипаж?
Они же въ лнивомъ коснньи
Твердили, что мы безталанны,
И точно: при старомъ воззрньи
Казались труды наши странны.
Зато вс законы искусства
Мы такъ передлать хотли,
Чтобъ наши идеи и чувства
Въ немъ право гражданства имли…
Но не было вовсе успха —
Читатель не внялъ ни единой!
И только коварнаго смха
Мы стали ходячей причиной.
Тогда журналистъ разъяренной
Прогналъ насъ — скупецъ безтолковой!—
Ушли мы толпою смятенной
И ищемъ работы мы новой.
И мучимы жаждой Тантала
Клянемся работать съ успхомъ,
Но каждый издатель журнала
Насъ съ ужасомъ гонитъ и смхомъ…
И такъ мы блуждаемъ какъ тни
И наши таланты безплодны,
Умы отупли отъ лни:
Мы къ длу другому несродны.
Ахъ, намъ ли забыть корректуры
И запахъ печатной бумаги?
Привыкли ужъ наши натуры
Къ разгулу журнальной отваги.
Въ бездйствіи жалкомъ косня,
Мы стали и бдны и слабы,
И въ дантовомъ ‘Ад’ страшне
Намъ казни придумать нельзя бы!..
Панаевскій ‘Маскарадъ’, дйствительно, надлалъ шуму въ литературныхъ кругахъ. Въ слдующей книг ‘Современника’ Панаевъ (Новый Поэтъ) писалъ въ своихъ ‘Современныхъ Замткахъ’: ‘… мн такъ и мерещатся враги, и непримиримые враги, повзюду, злобные взгляды, устремляемые на меня, преслдуютъ меня и не даютъ мн покоя, сатиры, эпиграммы и просто угрозы сыпятся на меня со всхъ сторонъ’. До Панаева, видно, дошелъ и отзывъ Ростопчиной, о которомъ сообщаетъ въ своемъ письм гр. Саліасъ, онъ пишетъ: ‘Счастливая женщина (т.-е. гр. Ростопчина) измряетъ меня съ ироническимъ негодованіемъ въ свой двойной золотой лорнетъ и говоритъ:
— ‘Меня ваши критики, милостивый государь, оскорбить не могутъ, не безпокойтесь. Я знаю, что вы ихъ пишете посл большихъ обдовъ и ужиновъ, когда….’
— ‘Помилуйте, сударыня,— отвчаю я смиренно:— я обдаю и ужинаю всякій день дома и очень смиренно. Я кром холодной воды, безъ малйшей примеси, ничего не пью, до васъ дошли обо мн ложные слухи. Я не знаю за что вы изволите на меня сердиться’, и т. д.
Этотъ шумъ изъ-за пустого, неостроумнаго фельетона характеренъ для той глухой и душной поры, для того общества, жившаго исключительно литературными интересами.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека