Письма К. Н. Леонтьева к Ф. Р. Остен-Сакену
1
15 сентября 1871
Солунь
К. Леонтьев
2
22 марта 1872
Афон
ПРИМЕЧАНИЯ
Публикация Т. А. ЛАПТЕВОЙ
Письма к Ф. Р. Остен-Сакену, Леонтьев Константин Николаевич, Год: 1872
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Лаптева Т. А. Вступительная статья: Письма К. Н. Леонтьева к Ф. Р. Остен-Сакену // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1999. — С. 210. — [Т.] IX.
http://feb-web.ru/feb/rosarc/ra9/ra9-2101.htm
Публикуемые письма Константина Николаевича Леонтьева (1831—1891) адресованы известному ученому и государственному деятелю — Федору Романовичу Остен-Сакену (1832—1916). В 60 — начале 70-х гг. XIX в. Остен-Сакен служил в Азиатском департаменте внутренних дел, а в 1875 г. был назначен директором Департамента внутренних сношений того же министерства. Письма Леонтьева относятся ко времени его консульской службы в Солуни (Солоника) (апрель 1871 — декабрь 1872). Константин Николаевич нашел внимательного читателя своих первых публицистических произведений. И это неудивительно. До сих пор поражает широта и разносторонность интересов Остен-Сакена — этого чиновника дипломатии. Он занимался историей, географией, этнографией, ботаникой, метеорологией, совершил путешествия в Китай, Среднюю Азию и оставил капитальные труды по ряду отраслей знаний. Богат и архив Остен-Сакена, в котором сохранились письма многих выдающихся деятелей его эпохи.
Письма Леонтьева были обнаружены в архиве Остен-Сакена В. Г. Бухертом. Автографы хранятся в РГАДА (Ф. 1385, Оп. 1. Ед. хр. 1552. Л. 1—4).
Милостивый Государь Федор Романович,
На днях я получил Ваше письмо ко мне и другое в Руссик1, последнее переслал уже на Афон и вполне разделяю Ваши чувства к этому прекрасному монастырю, который нам надо хранить как зеницу ока.
Относительно моей Записки2 что Вам сказать? Сказать разве откровенно? Всякий человек любит похвалы, особенно когда здравый смысл говорит, что в этой похвале есть доля правды. Я взял себе за правило писать осязательно и избегать скучной риторики иных консулов, все еще проливающих казенные слезы над страданиями христиан под игом Турции. Надо прежде всего дать себе отчет: о чем тут идет речь — об истине или о наших политических выгодах? Об истине <политики> (Да и князь Горчаков3, должно быть, устал давно от консульских фраз и приказал недавно в циркуляре держаться строже правды): если об истине, то вовсе уж эти страдания не велики, в Европе, я уверен, гораздо хуже. Нервы здесь толсты, протестантов нет, грозить беззаконием уже не могут, города невелики и здоровье хорошо, простой народ всех исповеданий верит в Бога и в нем находит утешения, которых нет у подлеца европейского работника, когда его душит другой еще больший скот — l’home ais, clair et liberal {человек удобный, просвещенный и либеральный. (Пер. с фр.)}, т. е. буржуа.
А национальность? Национальность христиан в будущем обеспечена, — Турция без революции посредством общих реформ должна {Далее зачеркнуто: ‘перен…’ (Прим. публ.)} отступить за Босфор (не потому что {Далее зачеркнуто: ‘лучше’. (Прим. публ.)} турки хуже христиан, нет, они даже меньше хамы (буржуа), чем болгары или греки, но потому, что за христиан число, Россия и раздоры слепых дураков-европейцев). Не лучше ли нам в самом деле в настоящем иметь союзниками турок, подвигать их к медленным, но прочным реформам, быть самыми для них {Приписано над зачеркнутым: ‘с ними’. (Прим. публ.)} искренними и верными друзьями, пугать и турок и христиан Германией и Австрией. И вот через 25—50 лет: христиане созреют, заберут в свои руки все дела, и султан, быть может, без пролития капли крови русской и турецкой (которая, право, симпатичнее европейской) уйдет за Босфор, оставаясь и в Азии нам другом, а греки и славяне союза с нами все-таки не избегнут. Поэтому и так и сяк все лучше говорить осязательную правду. Благодарю Вас крепко за Вашу похвалу: она ужасно обрадовала меня в моем одиночестве.
Прошу Вас принять уверения, барон, в моем отличном почтении.
Милостивый Государь Федор Романович,
В ответ на запрос Ваш о том, есть ли конституция определенная на Святой Горе, спешу ответить вот что. Если под конституцией разуметь писанную Хартию, особую, определяющую взаимные отношения монастырей, скитов, Протата4, <келий> и т. д., то таковой Хартии или Свода — нет.
Организация власти на Святой Горе выработалась естественно, так сказать, эмпирически, как в Англии. Подобно тому как в Англии не искали никогда пригвоздить жизнь неподвижным и ясным уставам, а держась крепко древнего отцовского обычая, давали жизни итти понемногу туда и сюда, смотря по обстоятельствам, — так и на Афоне. Афон, как и Англия, есть продукт в высшей степени естественный. Есть много уставов, но нет одного краткого и деревянного устава. Определены отношения каждого монастыря к каждому скиту (особливо писанных омология<ми>5): определены отношения всей Горы к Патриарху (и то не общей хартией, а более обычаями подчинения Вселенской Церкви). Каждый монастырь имеет свои Патриаршие грамоты (для разрешения основания и т. п.).
Протат состоит от 20 представителей равноправных вполне, — представители монастырей старших по времени основания имеют только перед другими права церемониала стоять выше или, ils ont le pas sur les autres {имеют преимущество перед другими. (Пер. с фр.)}, власть равна.
Никакая особая хартия не определяет ясно его юридическую роль над отдельными обитателями, но в 1-й инстанции суду Протата подчиняются не только самобытный монастырь и вассальный скит, но и два равных монастыря. Не имея перед собой решения этой 1-й инстанции и Патриарх не станет судить дела.
Для большинства текущих дел принято обычаем, что {Далее зачеркнуто: ‘печати’. (Прим. публ.)} подписи 4-х представителей достаточны для представления всего Протата, ибо эти 4 заседателя чередуются и уже не отлучаются из Кареи6 во время своей очереди.
Бумаги официальной Вашей я не видал, ибо она у Якубовского7, а я на Афоне. Но он мне прислал Ваше письмо, и я догадываюсь, что дело идет о 4-х печатях на деле о 25 000 руб. г-жи Киселевой.8 О. Иероним9 и о. Макарий10 сказали мне, что в обыкновенных случаях 4 печати ‘довлеют’, но из осторожности, чтобы не было после каких-либо придирок и несогласий — лучше чтобы было на доверенности все 20 печатей.
Я, по правде сказать, сначала был недоволен распоряжением г-жи Киселевой, отдавшей % Протату, и думал, что лучше бы роздавать % прямо бедным обителям поочередно и т. п., но потом мне объяснили, почему это распоряжение очень хорошо, члены Протата есть и от немногих богатых и от многих крайне бедных монастырей. Если на каждый монастырь придется в год по 50 р. процентов, то для таких монастырей это большое облегчение, напр<имер> для киновий Григориана, Симопетра, Эсфигмена, маленького штатного Филофея11, который недавно сгорел и крайне бедствует, особенно для расходов на те общие всему Афону нужды, которые находятся обыкновенно на руках Протата, как-то: содержание общей стражи, почта, разные расходы представительства и приемов, для сношений, быть может, и с местной турецкой властью по общим делам и т. п.
Извините, Федор Романович, что не пишу подробнее, еще утомляет меня иногда письмо, хотя мне и лучше стало здесь несравненно. Зимой я думал, что уже не жилец этого мира, до того болел и всячески страдал, а тут еще всякие каверзы, выдумки и непростительные подозрения явились на помощь. Поневоле дошел до того что ни свечки, ни лампы по вечерам не мог видеть, ни по делам людей принимать, ни даже скрипа легкого двери слышать, ни молока, ни мяса, ни зелени есть, ел только рыбу вареную и рис всю зиму. Доктор Каракановский, который был в Солуне, когда я Якубовскому сдавал дела, очень хорошо назвал мое страдание: Hyperaenesia nervorum от долгой лихорадки и нравственных причин. Он советовал мне спокойствие духа прежде всего и деревенский воздух и нашел, что мне очень полезно не спешить ехать опять в города большие, а пожить и отдохнуть сперва на Афоне. И это правда, я хоть и медленно, но поправляюсь, быть может, с помощию Божией, на Пасхе поднимусь хоть до Цареграда, а там что Бог даст! Во всяком случае я уверен, что П. Н. Стремоухов12 не откажет мне в отсрочке моего отпуска даже до 1-го сентября. Поверьте, этого требует справедливость. Надо, чтобы я все забыл на время, все заботы и о себе и о службе, для того чтобы стать прежним чиновником, которым не брезгали. У меня готова давно большая записка: ‘Об Афоне и отношениях к нему России’.13 Но набело еще очень тягощусь писать, она велика, а давать ее монахам неловко, как вы увидите сами. А вот к Пасхе кончу ее. Извините, что негде уверить вас, как следует, в почтении и преданности К. Леонтьева
NB. Здесь вас очень помнят и хвалят.
Маленькая, но очень важная просьба: не можете вы сделать мне одолжение, постараться, чтобы Солунь ни для кого у меня не отнимали, если я поправлюсь, я другого поста пока искать не буду, а если не поправлюсь, так уж тут будет и вовсе не до постов, разве до Великого и Успенского поста. Разве не правда?
1 Обиходное название монастыря св. Пантелеймона на Афоне.
2 Записка в фонде Ф. Р. Остен-Сакена не обнаружена.
3 Горчаков Александр Михайлович (1798—1883), князь, министр иностранных дел и государственный канцлер.
4 Монашеский местный синод на Афоне.
5 Омология (гомология) — подобие, сходство.
6 Афонский городок, место заседаний Протата.
7 Якубовский, консул в Битолии, преемник Леонтьева на месте консула в Салониках.
8 Киселева в 1872 г. пожертвовала проценты с капитала в 25 000 руб. в пользу больных русских.
9 Отец Иероним (Иоанникий Павлович Соломенцев) (1803—1885), духовник и старец русского монастыря св. Пантелеймона на Афоне.
10 Отец Макарий (Михаил Иванович Сушкин) (1821—1889), архимандрит русского монастыря св. Пантелеймона.
11 Леонтьев перечислил греческие монастыри на Афоне. Киновии — общежительные монастыри, штатные — своеобычные, не имевшие строгого устава.
12 Стремоухов Петр Николаевич, директор Азиатского департамента Министерства иностранных дел (1864—1875).
13 Имеется в виду статья ‘Панславизм на Афоне’ (См.: Русский Вестник. 1873. Кн. 4.).