Письма к Ф. М. Достоевскому, Толстой Феофил Матвеевич, Год: 1861

Время на прочтение: 9 минут(ы)
Достоевский. Материалы и исследования. 9
Л., ‘Наука’, 1991

Ф. M. Толстой — Достоевскому

1
8 апреля 1861 г. Петербург

Милостивый государь Феодор
{Феодор написано над незачеркнутым Михаил} Михайлович.1

Я не принадлежу к числу ‘угнетенных или оскорбленных’, но могу почитать себя отчужденным или по крайней мере непризнанным. — Весьма может быть, что Вы, издатель журнала, и не подозреваете моего существования, а между тем я много уже потрудился, много исписал бумаги. В течение 10-ти лет (от 1850 до 1860 г.) я участвовал почти во всех журналах, статьи мои или перепечатывались или перепечатываемы были в переводе не только в столичных, но и в губернских газетах. Втихомолку хвалили и даже превозносили мои сочинения и желчный Панаев, и ветреный Григорович, и офранцузившийся Соллогуб, и слепой поклонник Тургенева Анненков, и сам сладкоглаголивый Иван Сергеевич.2
За ‘Болезни воли’, последнюю мою повесть, напечатанную в ‘Русском вестнике’, я удостоился от редакции формальным рескриптом, в котором повесть моя названа ‘учено-художественным произведением’ (sic!).3 Но никто не решился громко высказать своего мнения насчет моей литературной деятельности, и для грозных наших аристархов и ценителей Григорьевых, Дудышкиных, Чернышевских и пр. и пр. я был, есть и, вероятно, навсегда пребуду terra incognito, или мертвая буква.
Читая с большим вниманием и наслаждением глубоко задуманный и прочувствованный Ваш роман ‘Униженные и оскорбленные’, я пришел к убеждению, что из всех современных наших писателей Вы наиболее подходите к условиям, требуемым от писателя-художника.4 И так как, по моему мнению, истинный художник превыше мелочных литературных дрязг, то и решился представить на Ваше обсуждение драму моего сочинения. Если Вы найдете ее достойною печати, то примите ее, разумеется безвозмездно, как слабое изъявление питаемого мною уважения к высокому Вашему таланту.5
Однако же, действуя всегда прямо и откровенно, я почитаю долгом сообщить Вам о похождениях этого драматического произведения.
Я написал эту драму в 1858 году, и, зная уже по опыту недоброжелательство ко мне литературных партий, я скрыл свое имя под псевдонимом Горского. — Драма провалялась в Дирекции почти 10 месяцев, но хитрость моя удалась, и театральный художественный комитет (sic)) одобрил ее (т. е. драму) почти единогласно.
Цензура III Отделении нашла ее неудобною для постановки на сцену, но печатать не запретила. — Тогда я обратился к ‘Русскому вестнику’, снабдившему меня незадолго пред тем хвалебным рескриптом, и получил загадочный отзыв, в котором сказано было между прочим, ‘что драматическая рамка не довольно обширна для размашистого моего повествовательного таланта, что в драме мне тесно и негде разгуляться’ (sic!!!). Затем я обратился к ‘Современнику’. Г-<н> Панаев написал мне весьма любезную записку, но отказал под тем предлогом, что драма произвела на него слишком тяжелое впечатление, что он ее прочитал залпом и притом на ночь и что даже ему, человеку бывалому, очерствевшему, не спалось от нее — то посудите же, добавляет премудрый ‘Новый поэт’,— поздоровится ли публике от подобного чтения.
Любопытный этот отзыв поразил меня своею глубокомысленностью, но оставил в совершенном недоумении насчет достоинства или неугодности моего произведения.
С настойчивостью, достойною лучшей участи, я наконец обратился к ‘Русскому слову’. Редакция этого журнала не пустилась в длинные объяснении и, продержав рукопись несколько месяцев, возвратила мне, объявив, что драма не может быть напечатана, потому что слишком ‘рутинна’. Этого уж я никак не мог ожидать — потому, во-первых, что рутина набивается навыком, а я для сцены никогда не писал, а во-вторых, сколько я припоминаю, никогда еще на русской сцене не выставляли напоказ так смело нелепости некоторых из коренных наших узаконений. Не знаю, понравится ли Вам моя драма или нет, но во всяком случае решитесь, прошу Вас, пожертвовать час-другой на ее прочтение, смею Вас уверить, что это не пустословие и что множество печатается вещей ничем не лучше столь усердно забракованного тремя редакциями произведения.
Я не решился утруждать Вас личным моим посещением, но если Вм пожелаете меня видеть и лично со мною объясниться, то напишите слово, и я с величайшим удовольствием явлюсь к Вам, тем боълее. что с первых строк последнего Вашего романа жажду с Вами познакомиться.
Примите уверения совершенного почтения и преданности

Ф. Толстой.

8 апреля 1861 г.
Адрес мой, Феофилу Матвеевичу Толстому в дом кн. Юсуповой на Исаакиевской площади.
Печатается по подлиннику: ГПЛ, ф. 93.II.9.37.
Феофил Матвеевич Толстой (1809—1881), внук М. И. Кутузова, писатель, музыкальный критик и рецензент, композитор-дилетант, со второй половины 1860-х гг. член совета Главного управления по делам печати. Начав 1830—1840-х гг. с сочинения опер, которые не имели успеха, с 1850 г. принимал деятельное участие в ‘Северной пчеле’, ‘Голосе’, ‘Московских ведомостях’ и другие газетах (псевдонимы: Ростислав, Горский и др.). Как музыковед, в частности, способствовал популяризации опер А. Н. Серова. Его статьи о литературе были направлены против натуральной школы и революционно-демократического направления. Прозаические произведении Ф. Толстого были большей частью неудачны. В какой то мере признание современников получили написанные под влиянием демократических тенденций времени повесть ‘Ольга’ и роман ‘Болезни воли’. Поведение его как влиятельного чиновника цензурного ведомства было двойственным и очень непоследовательным. Некрасов еще в начале 60-х гг., в пору ‘Современника’, а затем как редактор ‘Отечественных записок’ использовал слабости Ф. Толстого, его влечение к литературе в своей борьбе с цензурой (см. в связи с этим заостренную характеристику Ф. Толстого в статьях Б. Папковского. С. Л. Макашина и К. И. Чуковского: Лит. наследство. Т. 49—50. С. 479—487: Т. 51—52. С. 569—620). Переписка Ф. Толстого с Достоевским относится к весне 1861 г. и связана с попыткой Толстого опубликовать во ‘Времени’ его драму ‘Пасынок’. Демонстрируя эстетическую требовательность Достоевского в подходе к драматическим произведениям, она открывает один из эпизодов его эпистолярного общения с драматургами или лицами, обратившимися к драматургической деятельности (см. также письма к нему Н. А. Потехина, Б. Д. Оболенской и Д. В. Аверкиева, которые позволяют судить о Достоевском как редакторе, в частности ‘с пером в руках’ правящем пьесу Потехина, его отношении к попыткам инсценировки его произведений и его творческих взглядах на нее, его отклике на тему новой комедии Аверкиева и их диалоге, вводящем в лабораторию размышлений бывшего сотрудника ‘Эпохи’, поместившего в журнале братьев Достоевских ряд рецензий и статей о театре и свою первую пьесу ‘Мамаево побоище’, над его поздним теоретическим трудом о драме).
Известны три публикуемых письма Ф. Толстого к Достоевскому, ответные письма Достоевского к Ф. Толстому не сохранились (см.: 282, 509—510).
1 В связи с путаницей в имени письмо это, отравленное, по-видимому, в адрес редакции ‘Времени’, сначала ‘попало по ошибке’ (как сообщает во втором письме Ф. Толстой — см. ниже) к M. M. Достоевскому, а потом уже по назначению.
2 О начале своей литературной деятельности и своих ‘злоключениях’ на писательском поприще Толстой позднее рассказал в автобиографическом фельетоне ‘Коптитель неба’. Там же воспроизводится эпизод, касающийся публикации в ‘Современнике’ по договоренности с И. И. Панаевым его перевода-переделки (‘Капитан Тольди. Очерки светской жизни’ — ‘Современник’. 1852, No 1) и мемуарной повести (‘Три возраста. Дневник наблюдателя и воспоминания музыканта-литератора’ — ‘Современник’. 1853. No 10—12) и последующего весьма драматического развития его взаимоотношений с сотрудниками журнала (среди которых упоминаются Григорович и Тургенев), в конце концов осудивших ‘неосторожного редактора’ за выставление в ‘серьезном’ журнале ‘напоказ <...> приторных белоперчаточников, великосветских гасматонов’ и т. п. (‘Русский мир’. 1874, 5 и 8 окт. No 273 и 276). Похвала Тургенева могла относиться к обозрениям Ростислава, посвященным гастролям Полины Виардо в Петербурге в 1853 г.
3 Роман ‘Болезни воли’ Ф. Толстого был опубликован в ‘Русском вестнике’ в 1859 г. (No 9—10), переиздан в двухтомнике сочинений Ф. Толстого в 1860 г. В это время на него обратил внимание Писарев, который в увлечении Ф. Толстого ‘процессом психического анализа’ героя романа, одержимого болезнью ‘правдомании’, увидел полезное начинание (см.: Писарев Д. И. Соч. М., 1956. Т. 4. С. 261—315). Письмо из редакции ‘Русского вестника’ по поводу романа ‘Болезни воли’, цитируемое Ф. Толстым, неизвестно.
4 Это обращение Ф. Толстого к Достоевскому как к ‘писателю-художнику’, мнение которого для него наиболее значимо, и начале публикации ‘Униженных и оскорбленных’ во ‘Времени’ (1861. No 1-4) и ‘Записок из Мертвого дома’ в ‘Русском мире’ (1860, сент. 1861, янв.) — свидетельство раннего авторитета Достоевского по возвращении в Петербург из ссылки.
5 В драме Ф. Толстого, направленной, по его словам, против ‘буквы’ закона и судебного крючкотворства, действие происходит ‘в степном имении Оловянникова’, доставшемся ему после смерти жены, в перечне действующих лиц он охарактеризован как 60-летний ‘властолюбивый’ помещик. Кроме него фигурирует его 25-летняя дочь Софья Николаевна, вдова с 8-летним сыном, ‘тихая, скромная’, и пасынок Бурцев, отставной кавалерийский поручик, ‘лихой гуляка, человек безнравственный’, Любанович, кандидат С.-Петербургского университета, наставник сына Софьи Николаевны, ‘молодой человек скромный и трудолюбивый’, а также не раз заезжающий ‘по пути’ к ним в имение вместе с супругой уездный судья Полубов, корыстолюбец ‘под личиной добродушия’, становой пристав и некоторые др. Пасынок Бурцев приезжает в именье после долгого отсутствия, считая себя обделенным и имея долг 20 тысяч, сначала просит сестру уговорить отчима оплатить его долг, затем грозится убить его и, наконец, в пылу ссоры в самом деле убивает. Судья Полубов, мечтающий взять опеку над имением и поживиться, арестовывает не только Бурцева, но и Софью Николаевну, так как та слышала похвальбу брата об убийстве. Уже собирается партия к Сибирь, и она мысленно навек прощается с сыном и его учителем, когда вдруг зачитывается рескрипт о ‘высочайшем милосердии’, которого добилась председательница человеколюбивого общества (о дальнейшей судьбе пьесы и ее критических оценках см. в комментариях к двум другим письмам Толстого).

2
27 апреля 1861 г. Петербург.

Милостивый государь Федор Михайлович.

Очевидно, что ни мое послание, ни драма моя не заслужили Вашего внимания, потому что до сих пор Вы не удостоили меня ответом, а время прошло более 3 недоль.
В половине мая я уезжаю из Петербурга на несколько месяцев, и поэтому прошу Вас, если Вы не желаете принять мою драму, возвратить мне рукопись, иначе она потеряется промежду отвергнутыми Вами материалами.1
Душевно сожалею, что правдивые слова, помещенные на стр. 128 последнего No Вашего журнала, где сказано между прочим, что ‘во-первых, чрезвычайно неприлично критике молчать о каком бы то ни было честном труде, и, во-вторых, у нас это хуже чем неприлично: вредно’,2 до меня, по-видимому, не касаются.
Потому что ни об одной из моих повестей никто не сказал ни слова, а между тем для каждой из них необходимы были долгие и трудные изыскания.
Больно и грустно, что сословные предубеждения так сильно затмевают у нас чистосердечность и справедливость литературных воззрений.3
Примите уверения совершенного почтения и преданности.

Ф. Толстой.

27 апр<еля>.
NB. Предыдущее письмо попало по ошибке к брату Вашему Михаилу Михайловичу.
Печатается по подлиннику: ГБЛ. ф. 93.II.9.57.
1 Рукопись ‘Пасынка’ была Толстому возвращена (см. третье его письмо к Достоевскому и примеч. к нему).
2 Приводятся ‘слова’ из статьи А. Григорьева ‘Явления современной литературы, пропущенные нашей критикой’ (II), посвященной драме Л. Мея ‘Псковитянка’, в которой критик исходил из мысли, что при малом количестве у нас ‘драматических оригинальных произведений’ молчать о ‘честном и даровитом труде’ неприлично критике, оскорбительно для дарования писателя и вредно для публики (‘Время’. 1861, No 4).
3 Говоря о ‘сословных предубеждениях’. Ф. Толстой имел в виду свои связи с высшим светом (при положении гофмейстера двора и которыми, по его мнению, объяснялось предвзятое отношение к нему демократических литературных кругов. Несколько позднее в письме от 6 января 1863 г. Ф. Толстой делится подобными обидами своего уязвленного самолюбия с А. Б. Дружининым: ‘Посмотрите, какую бурю негодования возбудил Тургенев, затронув нигилистов, посмотрите, какое презрительное молчание встретила моя попытка затронуть вопрос о психиатрии и о домах сумасшедших в повести ‘Болезни воли’ <...> ‘За литературной славой я уж не гонюсь, бог с ней, стар стал, — но все-таки больно, что труды остаются не замеченными теми людьми, которые могли бы их оценить’. И далее сетования касаются непосредственно ‘Пасынка’ (его петербургской постановки — см. примеч. 2 к третьему письму). Летописи. Гос. лит. музей, М., 1948. Кн. 9. С 313.

3
2 мая 1861 г. Петербург.

Милостивый государь Федор Михайловича

Узнав подробности тяжелой Вашей болезни,1 Вы не поверите, как мне стало стыдно и совестно, что я утруждал Вас докучливыми моими письмами. Простите также великодушно за намеки, выраженные в последнем письме. — Сердце наболело от незаслуженного моего отчуждения от литературного нашего мира.
Приговор Ваш над моею драмою я принимаю за окончательный, безапелляционный и душевно благодарю Вас за откровенность.2 — Откровенность Ваша еще более возбудила во мне желание лично с Вами познакомиться, и если Вам угодно будет посетить меня или назначить мне день свидания, я с особенным удовольствием буду у Вас.3
Примите уверения совершенного почтения.

Ф. Толстой.

2 мая 1861.
Печатается по подлиннику: ГБЛ, ф. 93.II.9.57.
1 Других сведений о ‘болезни’ Достоевского весной 1861 г. не имеется.
2 Несмотря на заверения Ф. Толстого о признании ‘приговора’ Достоевского, вынесенного его драме ‘Пасынок’ (очевидно, уже пересланной ему), ‘окончательным’, он продолжает добиваться разрешения на постановку пьесы, и небезуспешно: в конце 1802 г. ‘Пасынок’ был представлен в Москве на сцене Малого театра с участием С. В. Шуйского, М. M. Садовского, H. M. Медведевой и других, где благодаря таким силам просуществовал в течение нескольких месяцев и дан (по подсчетам Ф. Толстого) ‘более 30 раз’, затем ‘Пасынок’ зимой 1803 г. и весной 1864 г. был включен в репертуар Александрийского театра в Петербурге, однако выдержал здесь всего несколько спектаклей и, раскритикованный рецензентами, был снят, тем не менее он продолжал ставиться многими провинциальными труппами вплоть до начала 1870-х гг. (см.: Толстой Ф. М. Соч. СПб., 1871. Т. 2. С. 139—140). В московской газете Н. Ф. Павлова ‘Наше время’ появилась положительная рецензия на постановку Малого театра С. Д. Полторацкого, в которой говорилось, что драма ‘Пасынок’ ‘неизвестного автора’ <...> составляет резкий контраст с той бессмысленной галиматьей, которого снабжает нашу сцену когорта доморощенных переводчиков’, но далее отмечалось, что действенными являются лишь первые два акта и что пьеса должна бы была завершиться сценой убийства, совершенного пасынком, заброшенным 7-ми лет в корпус’ и заброшенным нравственно (‘Наше время’. 1862. 30 нояб. No 259), А. Вольф в обзоре театрального сезона 1862/64 г. в Петербурге констатировал: ‘Ф. М. Толстой, известный в литературе под псевдонимом Ростислава, возымел мысль испробовать свои силы на новом поприще и написал скучноватую драму ‘Пасынок’, в которой оказалось, однако, довольно живое лицо — забулдыги Бурцева, Самойлов выполнил эту роль с обычным ему мастерством’ (Вольф А. Хроника Петербургских театров. СПб., 1884. С. 28). Этим полусочувственным отзывам противостоял ‘приговор’ Достоевского и резко иронический, уничтожающий разбор Салтыкова-Щедрина, который в своих ‘Московских письмах’ отнес автора ‘Пасынка’ к литераторам, которые за неимением идей ‘заимствуют таковые из свода законов’ и главной своей специальностью выбирают ‘помогать правительству’, и наметил по поводу одной из сценок, где расчувствовавшийся пристав Крюков жалеет Софью Николаевну, что автор ‘в этом случае действует наперекор Гоголю и показывает сквозь видимые слезы невидимый миру смех’. ‘Вот пьеса, которую наши актеры, — заканчивает Щедрин, имея в виду спектакль Малого театра, — играют совершенно серьезно и из которой силятся даже сделать нечто художественное’ (Салтыков-Щедрин М. Е. Собр. соч. М.. 1966. Т. 5. С. 139—151).
Совпадение в отрицательных суждениях о пьесе Ф. Толстого великого сатирика Салтыкова-Щедрина и подлинно глубокого трагика Достоевского знаменательно. Оно подчеркивает неприемлемость для Достоевского художественно неполноценной и сентиментально благонамеренной драматической продукции, хотя и претендующей на серьезную проблематику и трагизм.
3 Состоялось ли личное знакомство Ф. Толстого и Достоевского, неизвестно. В 1935 г. Л. П. Гроссманом было зафиксировано еще одно письмо Ф. Толстого к Достоевскому от 18 мая 1861 г., хранящееся в ГБЛ (см.: Гроссман Л. П. Жизнь и труды Ф. М. Достоевского. М., Л., 1935. С. 105), которое к настоящему моменту утрачено. По всей вероятности, Достоевский ответил на письмо Толстого от 2 мая, и последний написал ему снова, была ли это договоренность о встрече или, напротив, чем-то мотивированный отказ от нее, судить трудно.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека