Письма к Анатолию Александрову, Леонтьев Константин Николаевич, Год: 1891 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 134 минут(ы)

Леонтьев К. H. Письма к Анатолию Александрову: [I, 24 июля 1887 г., II, 13 октября 1887 г.] / Сообщил A. A. Александров // Богословский вестник 1914. Т. 1. No 3. С. 450-467 (3-я пагин.). (Начало.)

Scan ‘Богословский Вестник’

OCR Бычков М. Н.

Письма К. Н. Леонтьева къ Анатолію Александрову.

Съ предисловіемъ и примчаніями A. A. Александрова.

ПРЕДИСЛОВІЕ.

Переписка моя съ покойнымъ К. Н. Леонтьевымъ относится къ 4 ¹/₂ послднимъ годамъ его жизни. Личное же знакомство наше продолжалось лтъ семь.

Въ первый разъ я встртилъ К. Н. Леонтьева въ 1884 г. на одной изъ ‘пятницъ’ покойнаго П. Б. Астафьева, завдывавшаго въ то время университетскимъ отдленіемъ Катковскаго Лицея въ Москв, въ которомъ я былъ тогда студентомъ. Астафьевъ читалъ намъ тогда философію. Но, живой, сердечный, удивительно чуткій и отзывчивый, истинно просвщенный и многосторонне образованный, человкъ истинно русскаго склада ума и характера, онъ вліялъ на насъ особенно благотворно не столько лекціями, сколько внлекціонными бесдами вообще и, между прочимъ, этими своими ‘пятницами’.

На этихъ ‘пятницахъ’ у Астафьева, кром насъ, студентовъ, бывалъ кое-кто изъ писательскаго, профессорскаго, и артистическаго міра.

К. Н. Леонтьевъ служилъ въ то время цензоромъ въ Московскомъ Цензурномъ Комитет и время отъ времени печаталъ свои статьи и повсти въ нкоторыхъ изъ періодическихъ изданій. Познакомившись съ Астафьевымъ, онъ скоро подружился съ нимъ и сталъ нердкимъ постителемъ его ‘пятницъ’.

Своеобразная наружность Леонтьева, его истинно самобытный, крайне оригинальный. сильный и смлый умъ и пламенная, увлекательная рчь произвели на меня, какъ и на всхъ почти товарищей моихъ, студентовъ, съ первой же встрчи съ нимъ чарующее впечатлніе, вылившееся въ посвященное ему мною стихотвореніе ‘Чародй’. Черезъ Астафьева стихотвореніе это дошло до Леонтьова, понравилось ему, и онъ пригласилъ меня бывать у него. Съ тхъ поръ я сталъ частымъ его гостемъ. Иногда и онъ самъ, преодолвая свои все усиливавшіеся физическіе недуги, поднимался на четвертый этажъ Лицея, въ мою скромную студенческую комнату, или, чтобы не подниматься ко мн по лстниц, вызывалъ меня для бесды съ собой въ лицейскій садъ. Его же квартира въ Денежномъ переулк Пречистенки, въ двухъ этажномъ деревянномъ темно-коричневомъ дом Авдевой сдлалась скоро настоящей аудиторіей, куда въ долгіе осенніе и зимніе вечера спшили мы послушать этого удивительнаго, ни на кого другого не похожаго старика съ сильнымъ, острымъ, гибкимъ умомъ, чуткимъ, добрымъ, нжнымъ сердцемъ и громовою, огненною, смлою, своеобразною рчью. Живая, чуткая молодежь интересовалась имъ и понимала его гораздо больше, чмъ его сверстники,— и это очень радовало его и занимало.

Къ сожалнію, этимъ живымъ бесдамъ нашимъ съ нимъ и своеобразнымъ вдохновеннымъ лекціямъ его намъ, или, точне, горячей личной проповди и завтамъ его молодежи скоро пришелъ конецъ. Разстроенное здоровье заставило К. Н. Леонтьева въ 1887 г. выйти въ отставку и удалиться изъ Москвы на покой въ Оптину Пустынь Калужской губерніи.

Съ перездомъ его въ Оптину Пустынь и начинается моя съ нимъ переписка. Къ этому времени я уже окончилъ университетскій курсъ, и, дописывая кандидатское сочиненіе, ршалъ вопросъ о дальнйшемъ жизненномъ Пути своемъ. Думамъ и заботамъ объ этомъ, съ просьбой совта и посвящено первое мое письмо къ К. Н. Леонтьеву, отвтомъ на которое и служитъ первое изъ помщаемыхъ ниже писемъ его ко мн.

Письма Леонтьева дышатъ такимъ самобытнымъ, оригинальнымъ умомъ, такою глубиной религіознаго чувства, трогательною, плнительною добротой и сердечностью, чарующею искренностью, живостью, отзывчивостью, такъ литературно, хорошо написаны, до того молно иной разъ отражаютъ его сложную, живую, впечатлительную, страстную душу, со всми ея особенностями, что обнародованіе ихъ будетъ, думается мн, далеко не лишнимъ вкладомъ въ собраніе матеріаловъ для изученія этого интереснаго, своеобразнаго и почти совершенно у насъ до сихъ поръ не разъясненнаго и не разгаданнаго человка и писателя.

Анатолій Александровъ.

Письмо I.

24 іюля 1887. Оптина Пустынь. 6 часовъ вечера.

Александровъ, мой добрый и милый другъ, всего одинъ часъ тому назадъ я получилъ Ваше письмо — и, благодаря проливному дождю и полнйшему досугу, сажусь тотчасъ же Вамъ отвчать, по порядку на вс вопросы Ваши {Только что окончивъ университетскій курсъ, я въ это время стоялъ въ раздумьи, подобно путнику въ старой сказк, на распутьи жизненныхъ дорогъ. Успвъ уже въ достаточной степени полюбить и оцнить покойнаго К. Н., я и обратился къ нему въ письм своемъ съ нкоторыми ‘вопросами’ по этому поводу. Трогательная отзывчивость, сердечность, чуткость и вдумчивость его отвта, горячая готовность прійти на помощь не словомъ только, во и дломъ — заставили меня оцнить и полюбить его еще больше,— и между нами завязалась съ тхъ поръ дятельная переписка, которая продолжалась до самой его смерти. Ан. Ал — овъ.}.

Прежде всего, одобряю ли я Ваши планы — профессорства и т. п.?— И да, и нтъ. И правда, что лучше всего въ основаніи положиться на волю Божію¹), но такъ какъ вопросъ этотъ такъ называемый ‘средній’ (т. е., въ немъ нтъ ни прямого грха, ни прямого ‘спасенія’), то выборъ можетъ зависть отъ нашихъ наклонностей и выгодъ²)…

¹) и ²) Вопросъ: какъ же узнать эту волю Божію? Конечно, когда дло идетъ о выбор между грхомъ явнымъ и воздержаніемъ или добродтелью, то на это есть заповди, всмъ извстныя, и, сверхъ того, въ сочиненіяхъ аскетическихъ писателей (Варсонофія Великаго, Аввы Дороея, Іоанна Лствичника) не только монахъ, но и мірянинъ можетъ найти много полезныхъ для себя указаній и частныхъ оттнковъ, дополняющихъ основныя правила Христіанства. Я полагаю, что не слдуетъ раздлять слишкомъ рзко монашество отъ свтскаго христіанства, какъ длаютъ многіе, употребляя слово ‘аскетизмъ’ только въ смысл стремленія къ наивысшему отреченію. Вся теорія Христіанства основана прежде всего на отреченіи вслдствіе страха Божія и въ надежд на вчное блаженство, долженствующее вознаградить насъ за это отреченіе. Ап. Павелъ говоритъ, что еслибы у христіанъ не было надежды на вчную жизнь, то они были бы самые несчастные изъ людей (къ Корин. I, 19). Требованія отъ нихъ велики. Аскія значитъ по-гречески борьба, подвигъ. Аскетъ — подвижникъ, борющійся. Если міряннну, напр., женатому перестала нравиться его жена, и даже по временамъ ненавистна ему, а онъ, молясь Богу и призывая его на помощь, не оставляетъ ея, для примра дтямъ или для избжанія прелюбодянія съ той и другой стороны, то разв это не тяжкое, не ужасное иногда отреченіе? не подвигъ о Христ? Это — подвигъ, можетъ быть, несравненно большій, чмъ многіе монашескіе,— особенно для человка съ воображеніемъ и съ изящными вкусами. Мовашеское одиночество не пошло, а холодная дюжинная семья будетъ нетерпимо пошла, если ея прозу не озаряетъ, такъ сказать, хоть изъ темнаго уголка въ дом лампада чистой, искренней вры. ‘Богу такъ угодно,— потерпимъ даже и прозу, и пошлость, и возблагодаримъ его, что еще не хуже!’ Такихъ примровъ изъ мірской жизни можно бы привести много. Поэтому и понятно, что чтеніе Житій Святыхъ и аскетическихъ писателей нужно и свтскому христіанину точно такъ же, какъ и монаху.

Вообще это такъ,— но какъ узнать волю Божію, когда дло идетъ о выбор занятій, объ образ или мст жизни и т. п.? Тутъ нтъ ни грха, ни добродтели, но каждому желательно поступить такъ чтобы не каяться потомъ съ житейской, съ практической точки зрнія. (Каяться въ грхахъ надо постоянно, ибо, присмотрвшись лучше, мы увидимъ, что ежеминутно гршимъ,— это другое дло!). Желательно, 1) чтобы мн было полегче (ибо и безъ новыхъ и новыхъ нашихъ ошибокъ жизнь трудна), а 2) чтобы избранный мною своевольно путь, какъ будто и невинный самъ по себ, не привлекъ бы меня къ какой-нибудь непредвидимой бездн грха. Вотъ тутъ-то и важно благословеніе духовника или старца высокой жизни. Я признаю за нимъ особую благодать Духа Святаго, которой у меня нтъ, при всей моей образованности и опытности. Мы часто воображаемъ, что дйствуемъ по разуму, а потомъ начинаемъ понимать, что этимъ разумомъ руководило ошибочное пристрастіе. A когда, обдумавши самъ свое дло и взявши, между прочимъ, въ разсчетъ вс эти мои вкусы и пристрастія, я даю съ врой разсчь сложный узелъ моего разсужденія лицу духовному, то выходитъ вотъ что: или дло удаётся,— я очень радъ, или не удается,— мн больно, но я утшенъ мыслію, что я послдовалъ вол Божіей и что Господь ведетъ вс это къ лучшему. При свиданіи, я разскажу Вамъ нсколько примровъ изъ моей жизни и изъ жизни знакомыхъ. К. Леонтьевъ.

Теперь, конечно, и Вамъ извстно, что Катковъ 20 іюля скончался {Не знаю: велика ли потери для всхъ насъ смерть Каткова? Нельзя, разумется, не писать и не говорить публично, что утрата велика. Онъ былъ истинно великій человкъ, и слава его будетъ расти. Надо воздавать ему должное. Но я спрашиваю у себя вотъ что: 1) Должны ли мы заботиться объ укрпленіи Православной Церкви, не смотря на то, что послднія времена, по всмъ признакамъ, близки? Конечно, должны. Надо приготовить паству для послдней борьбы. 2) Что важне всего для этой цли? Важне всего, чтобы учительствующая часть Церкви, т. е. іерархія Православная стояла въ уровень выше только по учености, но и по воспитанію и по всему. Надо, чтобы, сверхъ того, у духовенства было больше самобытной власти. 3) Есть ли надежда на это? Есть. Церковъ можетъ жить (т. е. мняться) въ частностяхъ, оставаясь неподвижной въ основахъ, на жизнь ея (земную) иметъ большое вліяніе положеніе духовенства и другія историческія условія. Православная Восточная Церковь никогда еще не была централизована, а запрета ей быть таковою нигд нтъ. Взятіе Царьграда дастъ возможность сосредоточить силу и власть іерархіи, хотя бы и въ форм мене единоличной, чмъ на Запад, а боле соборной. 4) При чемъ же тутъ Катковъ? Онъ былъ жестокій противникъ этой централизаціи, въ частныхъ бесдахъ упрекалъ меня и Филиппова за такое желаніе, а въ печати молчалъ пока, ограничиваясь постоянной травлей греческаго духовенства, которое, при всхъ недостаткахъ своихъ, боле нашего способно будетъ, но историческимъ привычкамъ своимъ, къ властной роли. Онъ заране, очень обдуманно старался унизить его въ глазахъ русскихъ читателей. Поняли? Sapienti sat! K. Леонтьевъ.}, и полезенъ Вамъ въ этомъ отношеніи уже быть не можетъ {М. Н. Катковъ къ желанію моему готовиться къ магистерскимъ экзаменамъ по исторіи русской словесности отнесся съ большимъ участіемъ и тронувшей меня сердечностью, предложивъ у себя въ Лице до окончанія экзаменовъ комнату, столъ и пользованіе библіотекой. Со смертію его это, разумется, осуществиться уже не могло. Ан. Ал — евъ.}.

Что касается до меня, то будьте, мой дорогой другъ, уврены, что, лишь бы у меня были силы и случай и лишь бы меня послушали, я буду за Васъ хлопотать, напр., у И. Д. Делянова, если обстоятельства позволятъ, то я, минуя даже Т. И. Филппова (не надо и его безъ крайности обременять), обращусь и письменно и прямо съ ходатайствомъ за Васъ къ министру Народнаго Просвщенія. Мн кажется, что онъ повритъ мн. Помните только, во избжаніе недоразумній, что я подчеркнулъ слова: ‘если обстоятельства позволятъ’… Какія именно, здсь распространяться не стану, а дальше.

Хорошо ли поэту быть профессоромъ, даже и отечественнoй литературы? Не знаю. Кажется. что нтъ,— по крайней мр, наши вс лучшіе поэты были или чиновники (Грибодовъ, Майковъ, Полонскій), или офицеры (Лермонтовъ, Ден. Давыдовъ, Фетъ смолоду), или просто помщики (Пушкинъ, тотъ же Фетъ, Ал. Толстой). Профессора ни одного не знаю. Нтъ ли тутъ какой-нибудь глубокой психологической несовмстимости,— необъяснимой, если хотите, но все-таки возможной, судя по этимъ фактамъ? {Профессура и поэзія… До сихъ поръ не было у насъ. На Запад — не помню. Кажется, тоже не было. (Байронъ, Гете, Шиллеръ, Альфр. де Мюссе, В. Гюго, Гейне, Беранже, Ламартинъ — профессорами не были). Но то, что невозможно было въ одну эпоху, можетъ стать возможнымъ въ другую. Въ первую половину этого вка (да и поздне) у насъ въ Россіи хорошими поэтами могли быть только дворяне (за исключеніемъ Кольцова и Никитина, которые зато были почти мужики), изъ людей ‘средняго» положенія, изъ разночинцевъ, семинаристовъ и т. п.— и до сихъ поръ я еще не вижу ни одного дйствительно стоющаго вниманія, но все таки теперь (вслдствіе, впрочемъ, того же смшенія, которое рано или поздно убиваетъ все) я полагаю это боле возможнымъ. Не такъ тяжелы и сры, какъ прежде, стали эти ‘средніе’ люди. Можетъ быть, и профессура не помшаетъ въ наше время. (Жуковскій былъ почти профессоромъ, но онъ былъ учителемъ Наслдника при Двор… Это разница!). Припвъ: а все-таки о. о. Амвросій и Варнава и въ такомъ вопросъ полезне меня. Я — млеко, они — твердая пища. К. Леонтьевъ.} Это одна сторона дла.— A другая вотъ какая. Я врю въ Ваше призваніе, врю уже потому, что тамъ, гд сюжетъ у Васъ особый, свой собственный, касающійся вполн индивидуальнаго явленія, тамъ Вы торжествуете и обнаруживаете большую силу. Таковы вс Ваши посвященія: П. Е. Астафьеву, Каткову, Фету, мн. Здсь Вы вынуждены предметами вдохновенія не напоминать никого. Все же остальное у васъ до сихъ поръ (даже и очень милый ‘Щавель’) не иметъ никакой самобытности (т. е. стоющей большого вниманія) и слишкомъ ужъ напоминаетъ сороковые и тридцатые годы, конечно, это лучше, чмъ шестидесятые и семидесятые, но мн хотлось бы, чтобы Ваши стихи поскоре пріобрли такую рзкую печать индивидуальности, чтобы сразу можно было узнавать Васъ, такъ можно узнавать Фета (прежняго, разумется) или Кольцова. Будетъ ли это или нтъ, не знаю еще. Полное созрваніе таланта зависитъ отъ многаго, помимо непосредственныхъ силъ дарованія, надо, чтобы окружающая жизнь дала благопріятное для этого созрванія содержаніе, надо еще, чтобы собственная жизнь поэта сложилась такъ, чтобы ему хотлось пть. A иначе онъ сохранитъ и пониманіе поэзіи, какъ въ самой жизни, такъ и въ искусств, но пть все-таки не станетъ {Мысль очень глубокая сама по себ, а по отношенію меня оказавшаяся и пророческою: моя послдующая жизнь сложилась такъ, что, кажется, навсегда отбила, отъ псенъ… Ан. Ал — въ.}.

Вы пишете о своемъ сердц: ‘мое мягкое и глупое сердце’… Вамъ жаль Вашихъ бдныхъ родныхъ, и Вы их хотите забыть ихъ для какихъ-то ‘воздушныхъ замковъ’… Я, другъ мой, врьте, понимаю ваши чувства, столь благородныя и искреннія,— и, если бы мы были теперь вмст, я бы могъ привести Вамъ изъ собственной жизни примры той самой борьбы поэзіи съ моралью, о которой Вы говорите. Сознаюсь, у меня часто брала верхъ первая, не но недостатку естественной доброты и честности (он были сильны отъ природы во мн), а вслдствіе исключительно эстетическаго міровоззрнія. Гете, Байронъ, Беранже, Пушкинъ, Батюшковъ, Лермонтовъ, самый этотъ теперь столь дряхлый А. А. Шеншинъ (Фетъ) и даже древніе поэты, съ духомъ которыхъ я былъ знакомъ по переводамъ и критическимъ статьямъ, съ этой стороны въ высшей степени развратили меня. Да и почти вс (самые лучшіе именно) поэты — за исключеніемъ разв Шиллера и Жуковскаго — (надо христіанину имть смлость это сказать!) — глубокіе развратители въ эротическомъ отношеніи и въ отношеніи гордости (Петръ Евгеніевичъ {Астафьевъ. См. ‘Предисловіе’. Ан. Ал — овъ.}) взбсился бы на меня за это, но вдь это правда,— что длать!і. И если, наконецъ, старе я сталъ (посл 40 лтъ) предпочитать мораль поэзіи, то этимъ я обязанъ, право, не годамъ (не врьте, что старость одна можетъ морализировать: нердко, напротивъ того, она изощряетъ въ разврат: примровъ — даже историческихъ — бездна),— не старости и болзнямъ я обязанъ этимъ, но Аону, а потомъ Оптиной… Изъ человка съ широко и разносторонне развитымъ воображеніемъ только поэзію религіи можетъ вытравить поэзію изящной безнравственности…

Если я, по характеру несравненно боле Васъ легкомысленный, но первоначальнымъ условіямъ общественнымъ и семейнымъ гораздо боле Васъ избалованный и развращенный, почувствовалъ, наконецъ, потребность боле строгой морали, то тмъ боле, какая же возможность Вамъ забывать мораль, Вамъ съ Вашей серіозностью, съ Вашей глубиной сердечной, при тхъ суровыхъ требованіяхъ, которыя со стороны семейной съ такихъ раннихъ лтъ предъявляетъ къ Вамъ судьба! Я былъ бы не только очень гршный, но и скверный человкъ, самый скверный, если бы я сталъ внушать Вамъ что-нибудь другое, зная наврное, что слова моего поистин огромнаго житейскаго опыта не пройдутъ безслдно для Вашей впечатлительной души. Если я, при моемъ врожденномъ легкомысліи, до сихъ поръ не могу простить себ нкоторыхъ изъ моихъ давнихъ сознательно жестокихъ и преднамренно сухихъ поступковъ (когда я во имя поэзіи жертвовалъ добротой, состраданіемъ, честностью и т. д.). то Вы, такой серьозно-хорошій человкъ да Вы не будете никогда покойны и проклянете себя, если для этихъ ‘воздушныхъ замковъ’ забудете мораль.— Но какъ же быть? Поэзія жизни обворожительна, мораль очень часто — увы!— скучна и монотонна… Вра, молитва, Церковь, поэзія религіи Православной со всей ея обрядностью и со всмъ аскетическимъ ‘коррективомъ’ ея духа — вотъ единственное средство опоэтизировать прозу семейной морали {Семья и семья — разница… Какая? Мать, отецъ, сестры и т. д.— не Вами избранная, а Богомъ данная, готовая съ дтства, независимо отъ воли Вашей, или жена и свои дти — Вами избранная, а Богомъ только благословенная,— которая для поэта лучше? Конечно, первая (т. е. такая, какая у Васъ теперь) въ 10 разъ для художника лучше. Если вообразить себ человка, который съумлъ бы воздержать себя вовсе отъ блуда (какъ съумлъ покойный К. С. Аксаковъ) или хоть ршительно стремиться къ этому, и при этомъ, развивая свой даръ стихотворства, дань морали платилъ бы строго, поддерживая бдныхъ родныхъ и не связывая себя новой семьей (которая и отъ помощи отцу съ матерью и отъ стиховъ отобьетъ), то такой человкъ былъ бы героиченъ, а чмъ самъ себя втайн поэтъ представляетъ поэтичне, тмъ ему лучше пишется, искренне, горяче… Добродтельный молодой поэтъ, неусыпно помогающій роднымъ — это что то особое и высокое! Просто женатый и обремененный дтьми человкъ, исполняющій недурно свои обязанности мужа и отца — это, слава Богу, не рдкость, но едва ли для поэзіи выгодно. Впрочемъ, это такой глубокій вопросъ, который я могу только анализировать, а синтезъ практическаго выхода долженъ, опять таки скажу, принадлежать не мн, а духовному лицу. К. Леонтьевъ.}, вотъ лучшее противоядіе тонкому яду поэзіи героической и любовной.

Знаете ли Вы, что я дв самыя лучшія свои вещи, романъ и не — романъ (‘Одиссея’ и ‘Византизмъ и Славянство.) написалъ посл 1 ¹/₂ года обращенія съ Аонскими монахами, чтенія аскетическихъ писателей и жесточайшей плотской и духовной борьбы съ самимъ собою? (Съ ужасомъ и благодарностью я вспоминаю теперь объ этихъ жестокихъ и возвышающихъ сердце временахъ!). Запаса живыхъ впечатлній, мечты о роскоши житейской и т. п. молитва и строгость мировоззрнія въ молодомъ человк и мірянин не убьютъ,— он только урегулируютъ ихъ. Но надо доходить скоре до того, чтобы Іоаннъ Лствичникъ больше нравился, чмъ . М. Достоевскій… Нужно дожить, дорасти до дйствительнаго страха Божія, до страха почти животнаго {Страхъ животный унижаетъ какъ будто насъ. Тмъ лучше — унизимся предъ Богомъ, черезъ это мы нравственно станемъ выше. Та любовь къ Богу, которая до того совершенна, что изгоняетъ страхъ, доступна только очень немногимъ, даже изъ тхъ святыхъ, которыхъ житія Вы, конечно, оставили вс въ Москв (по внушенію дьявола), очень немногіе позволяли себ говорить то, что позволилъ себ сказать Антоній Великій: ‘Я Бога теперь ужъ такъ люблю, что и не боюсь Его’. Сказалъ онъ это посл такихъ испытаній и искушеній, что намъ и подумать страшно. A то, что многіе изъ насъ считаютъ въ себ любовью къ Богу, весьма несовершенно и обыкновенно безплодно безъ помощи и примси страха (Божія). Я до 1871 года, до моей поздки на Аонъ, очень любилъ и сердцемъ и воображеніемъ Православіе, его богослуженіе, его исторію, его обрядность, любилъ и Христа, чтеніе Евангелія изрдка и тогда, при всемъ глубокомъ разврат моихъ мыслей, меня сильно трогало. Любилъ и любовь къ ближнимъ, въ смысл состраданія, снисхожденія, благотворительности, но за то и въ смысл сочувствія всякимъ страстямъ: честолюбію, сладострастію, во многихъ случаяхъ даже и личной жестокости. Любилъ своевольно, безъ закона и страха, а когда въ 1869, 70 и 71 годахъ меня поразили одинъ за однимъ ударъ за ударомъ, и здоровье само вдругъ пошатнулось (и все это въ такое время, когда я часто говорилъ: ‘Надо уметь быть счастливымъ! Я счастливъ, потому что умю наслаждаться жизнью, а дураки не умютъ!’), тогда я испыталъ вдругъ чувство безпомощности моей передъ невидимыми и карающими силами, и ужаснулся до простого животнаго страха, тогда только я почувствовалъ себя въ своихъ глазахъ въ самомъ дл униженнымъ и нуждающимся не въ человческой, а въ Божеской помощи. И хотя и теперь я нахожу въ себ и вру, и страхъ Божій, и любовь весьма несовершенными, по множеству ежедневныхъ примровъ, но все таки путь за эти 16 лтъ пройденъ огромный къ лучшему. Вотъ въ чемъ дло. A такъ называемыя ‘достоинства’: честность, твердость, благородство и даже хорошія, ‘достойныя’ манеры (которыя нердко и у мужиковъ бываютъ) — это все останется при васъ. У монаховъ манеры-mo вообще приличны и гораздо лучше, чмъ у мірянъ одного, конечно, съ ними сословія. К. Леонтьевъ.} и самаго простого передъ ученіемъ Церкви, до простой боязни согршить… Я слыхалъ образованныхъ людей, которые смются надъ этимъ чувствомъ (его во времена умной старины великіе герои и богатыри не стыдились!),— смются и говорятъ: ‘Что это я буду какъ дитя: ахъ! Боженька за это камушкомъ побьетъ!’… Да, побьетъ! И счастливъ тотъ, кого побьетъ. Я — счастливый, а Фетъ — несчастный, въ своемъ атеистическомъ ослпленіи! Или есть Богъ личный, Богъ живой,— или нтъ Его. A если есть, такъ куда же и Бисмарку, и Петру I и кому бы то ни было мряться силами съ Нимъ и передъ лицемъ Его помнить о какомъ-то достоинств человческомъ! Ну, довольно,— Вы поняли меня.

Вотъ мое Вамъ заключеніе: ‘Не забывайте бдныхъ родныхъ, готовьтесь въ профессора, это должность обезпеченная, ровная, покойная и — при хорошемъ дух — въ высшей степени полезная другимъ. А, впрочемъ, я, съ своей стороны, если буду этой зимой въ Петербург, посмотрю, нельзя ли Вамъ доставить возможность иного пути, боле живого и для стихотворства боле выгоднаго.’

Саблеръ былъ здсь три дня — и самъ пожелалъ познакомиться со мною, но мы видлись за обдомъ у архимандрита, мелькомъ, и объ Васъ невозможно было говорить при всхъ и сразу. Время еще терпитъ… Вы, я думаю, удивились, прочитавши: ‘если я буду зимой въ Петербург’…— ‘К. Н—чъ, хочетъ, да и зимой еще, въ Петербургъ?!’ — Не хочетъ К. Н—чъ, ничуть не хочетъ! — К. Н—чъ хотлъ бы одного: прежней, хотя бы и болзненной, но тихой и для сердца милой жизни въ Москв зимою, съ юродивой и растрепанной Лиз. Павл., съ Варей, Сашей, старой кошкой (она въ Мазилов) {Деревня подъ Москвой, гд К. H—чъ жилъ на дач предыдущее лто. Ан. Ал — въ.}, съ друзьями по вечерамъ,— и больше ничего! A лтомъ — отъ мая до октября — въ Оптиной съ монахами и другими друзьями. Но въ Москв жить на 200 руб… мн невозможно, когда и 245 — недоставало… A здсь отъ 200 — остается даже на уплату старыхъ долговъ. Тамъ занималъ здсь плачу! Вотъ разница. И такъ тутъ выбора нтъ, надо оставаться здсь, ибо даже и на Троицкомъ посад дорого,— а въ Псалтири сказано: ‘заемлетъ гршный — и не возвратить’… Къ тому же надо и стыдъ знать въ мои года… Лучше ужъ иногда и поскучать зимою здсь (Богъ милостивъ!), чмъ съ сдыми волосами путаться въ долгахъ. Это мое разсужденіе…

Но неизвстно, такова ли воля Божія. Въ іюн еще я получилъ приглашеніе переселиться (хоть на зимы только) въ Петербургъ для занятій при новой консервативной большой газет, съ какими то мн неизвстными, но врными и значительными средствами. Предлагающее (и очень важное) лицо посовтовало мн потребовать себ годовой окладъ ‘повыше’, чтобы не требовать потомъ добавочныхъ и не входить въ пререканія. Вообразите мое удивленіе и даже отчасти ужасъ… Петербургъ зимою и дятельность — мн! мн, до невроятія душой усталому и тломъ изнуренному, какъ Вы знаете… Мое первое движеніе было, конечно, отказаться, но на это я не позволилъ себ ршиться, не сказавши всего о. Амвросію. Онъ отказываться не благословилъ, а веллъ потребовать боле денегъ и удобствъ. Я хотлъ назначить 6.000 въ годъ, но о. Амвросій сказалъ: 8.000, такъ чтобы съ пенсіей выходило 10.500.— Я такъ и написалъ, и, кром того, требую разныхъ льготъ: отпуска въ Оптину съ мая до октября (на это согласны), контракта, до 7 часовъ вечера — не звонить у меня, ¹/₂ оклада за самый, такъ сказать, фактъ моего существованія въ этой ‘сверной Европ,’ а ¹/₂ погашать листами и строчками (300 руб. за листъ) и т. д. Если на вс эти неслыханныя требованія согласятся, то, значитъ, Богу это угодно, а если нтъ — нтъ!… Предложилъ я имъ и еще сдлку, боле легкую для обихъ сторонъ и мн несравнено боле пріятную: окладъ въ 3.000, листъ — 250 p., и жить у Троицы или хоть и въ Москв. Какъ хотятъ, или, врне, какъ Богу угодно, такъ пусть и будетъ. Петербургъ, Москва, Оптина… Везд можно ‘въ мир и покаяніи скончати животъ.’

Поэтому то и мое вліяніе на Ваши дла и на Вашу каррьеру можетъ быть весьма различное. Разумется, въ Петербург большее, въ другихъ мстахъ — меньшее. A какъ именно повліять и что именно для Васъ сдлать, это увидимъ ясне, быть можетъ уже и въ сентябр.

Вотъ т весьма важныя, но для меня одного, обстоятельство, о которыхъ я, не поговоривши прежде о Васъ самихъ и Вашемъ талант, распространяться не хотлъ. Замчу кстати, что и Саблеръ былъ чрезвычайно ко мн здсь любезенъ, цловалъ и тоже убдительно звалъ въ Петербургъ ‘послужить Церкви,’ какъ онъ выразился (для меня это показалось ужъ и страшно что то: ‘Церкви’, — государству — куда ни шло, а то ужь и Церкви!).

Если ужъ суждено мн зимы дв — три протянуть, въ Петербург, то тамъ у меня для Васъ будетъ что ни шагъ, то протекція: Деляновъ, Т. П. Филипповъ, Гагаринъ (Внутрен. Длъ), Саблеръ, Побдоносцевъ, Н. П. Игнатьевъ. Кто знаетъ,— быть можетъ, можно будетъ мн и просто-напросто Васъ къ себ въ домъ взять, квартира ужъ потому нужна очень большая, что и у Вари дти, вдь, кричатъ, какъ и всякія дти,— для нихъ нужна нянька, потому что Варя нужна мн и Лизавет Павловн. Нуженъ поваръ (или кухарка), нужна барышня дешевая или дама для хозяйства,— гд же Вар съ этимъ сладить? безъ хозяйки вдвое больше зря выйдетъ и т. д. Поэтому и Васъ можно, вроятно, будетъ помстить легко и, конечно, даромъ, а ужь Вы найдете тысячу случаевъ замнять меня въ какихъ нибудь переговорахъ и разъздахъ… Мн было бы это очень пріятно, а Вамъ выгодно. Впрочемъ, все это покажетъ время, теперь отвтъ будетъ, вроятно, скоро. Правда, я предвижу, что за мои требованія лица высоко — стоящія и ко мн благосклонныя на меня, пожалуй, разсердятся. Это весьма вроятно. Очень жалъ! Но что длать? Заниматься журналистикой, и еще въ Петербург, мн, теперь, когда мн даже ничуть писать не хочется — надо сильное вознагражденіе! И если я дйствительно такъ нуженъ вдругъ сталъ, какъ говорятъ эти сильные міра сего, такъ дадутъ и 8.000, и не разсердятся! A разсердятся и не дадутъ — какъ угодно. Пенсію у меня отнять, кром Государя, никто не можетъ… A мн, кром нея да лни и спокойствія, да — пожалуй — дружеской бесды и домашняго мира, который мн Богъ даль, ничего и не нужно. Аминь. {Эти переговоры о перезд К. H—ча въ Петербургъ кончились ничмъ. Видимо, поставленныхъ имъ условій не ршилась принять. Ан. Ал — въ.}.

Кстати, Вы спрашиваете: что ‘Дв избранницы’? что ‘Египетскій голубь’? {‘Дв избранницы’ и ‘Египетскій голубь’ — повсти К. Н. Леонтьева, начатыя печатаніемъ, но не оконченныя. ‘Египетскій голубь’ печатался въ ‘Русск. Встн.’ M. H. Каткова (1881 и 1882 г.г.) и не былъ оконченъ и въ рукописи. ‘Дв избранницы’ печатались въ московскомъ еженедльномъ иллюстрированномъ журнал Россія г. Уманца (1885 или 1886 г.) Романъ былъ въ трехъ частяхъ и въ рукописи совершенно оконченъ. Первая часть напечатана, третья — осталась у автора, а вторая — затеряна въ редакціи, которая въ это время переходила отъ г. Уманца къ г. Пашкову, и такъ и не была найдена. Оба эти романа (послдніе романы Леонтьева) были очень интересны, своеобразны и характерны, имли немаловажное значеніе, какъ иллюстрація міровоззрнія Леонтьева въ послдніе годы жизни, а также и въ отношеніи автобіографическомъ. Судьба ихъ очень меня интересовала. Ан. Ал — въ.} Да ничего. Ни строки. И сундука съ бумагами не открывалъ,— я подойти къ нему боюсь. Ни тни охоты {Прежде я все заботился о томъ, какъ бы писать, теперь же о томъ, какъ бы не писать. Гораздо пріятне вотъ такія письма Вамъ или Кристи. Знаешь, что кое-что сешь. что такъ или иначе взойдетъ. A публика? ‘Что я Гекуб? что Гекуба мн?’ Правительство меня цнитъ, публика меня до сихъ поръ знать не хочетъ, такъ изъ-за чего же мн гршить какими-то безпокойствами не по Боз? изъ тщеславія что ли? Удивительное тщеславіе! Какое же? Разв оскорбленное. Ну, это пожалуй. Такъ отъ оскорбляемаго въ теченіе 30 лтъ тщеславія не распишешься больной и усталый! Я и на счетъ Петербурга молюсь: ‘да идетъ мимо меня сія чаша!’ К. Леонтьевъ.}. Въ моемъ ‘священномъ уединеніи’, какъ Вы говорите, лтомъ и такъ хорошо. Нога болитъ, гулять далеко нтъ силъ, сижу и два и три часа и больше у себя въ скиту, на крыльц, въ тни, и по цлымъ часамъ образа человческаго иногда за яблонями и кустами не вижу… Сосны, ели, птицы разныя, изобиліе плодовъ земныхъ, вокругъ, память смерти и въ то же время нкоторое кроткое умиленіе покоемъ старости моей… Иногда вижу иныхъ монаховъ и мірянъ прізжихъ. Очень часто у o. Амвросія бываютъ въ келліи домашнія всенощныя, почти всегда не выстаиваю, а высиживаю ихъ въ креслахъ. (‘Эпикурейская религія’, какъ вретъ Л. Н. Толстой про образованныхъ христіанъ, забывая, что мужикъ, въ вру котораго онъ вритъ, и безъ вры цлый день съ дтства привыкъ быть на ногахъ,— а каково мн, напримръ? О. Амвросій такъ иногда и лежитъ даже отъ слабости во время службы).

Что же еще Вамъ сказать?

Безъ Александра и Вари {Молодые слуги мужъ съ женой. Варя была взята К. Н—чемъ 12-лтней двочкой изъ имнія его, о. Кудинова Калужск. губ., выросла у него въ дома и отдана имъ замужъ за красиваго молодого парня Александра изъ подмосковной деревни Мазилова, гд К. H—ичъ жилъ на дач. Отношенія его къ слугамъ (и вообще къ простонародью) были очень своеобразны, они были какъ-то особенно, на свой манеръ, патріархальны, строго-любовны, отечески добродушны, барственно-человчны (если можно такъ выразиться). Онъ былъ требователенъ къ нимъ, пріучая ихъ къ строгому и аккуратному исполненію своихъ обязанностей, внимательному отношенію къ его привычкамъ и всему укладу его жизни, а также и усвоенію ‘хорошихъ манеръ’ (которымъ онъ училъ даже нищихъ, обращавшихся къ нему за подаяніемъ и обыкновенно не встрчавшихъ отказа). Но строгія замчанія его были въ то же время такъ отечески добродушны и такъ остроумны, что положительно занимали ихъ, оживляли, подбодряли, къ тому же онъ съ такой сердечностью и добротой входилъ въ нужды ихъ собственной жизни, матеріальной и духовной, что окончательно плнялъ и покорялъ ихъ: они очень любили его, любовались имъ, гордились имъ и были ему искренно преданы. О нихъ много разъ упоминается въ этихъ письмахъ дальше. Ан. Ал — въ.} немножко скучно {Здсь только (и лтомъ еще) можно сказать: ‘немножко скучно’,— а въ город я не могу и вообразить ни себя, ни Лизу безъ нихъ. К. Леонтьевъ.}, но для службы попался мн хорошій и умный мальчикъ 16 лтъ.

Лизавета Павловна {Супруга К. Н. Леоитьева. (См. дальше).} была со мною, но скоро соскучилась и отпросилась къ племяннику въ Тулу. Я говорю ей на прощанье:

— И не жаль теб стараго мужа?

A она:

— Э! довольно мы съ тобой жили вмст. Теперь я къ моськ хочу.

Моська — это собачка у племянника въ Тул. Я предпочитаю такую жену какой-нибудь помощниц въ трудахъ, которая сказала бы:

— Это совершенно врно мой добрый другъ, но вмст съ тмъ безразлично и обязательно и даже немыслимо для высокоразвитой личности!..

A я бы ее въ ухо за это! Вотъ теб и ‘личность’…

Отъ Кристи было очень милое письмо, отъ Уманова и отъ вертушки Дениски — ничего… {И. И. Кристи, Умановъ, Денисовъ — все тогда только что кончившіе курсъ студенты, члены молодого кружка, группировавшагося около К. H Леонтьева. (См. ‘Предисловіе’). Упоминаются нсколько разъ и дальше. Ан. Ал — въ.} Владиміръ Андреевичъ {В. А. Грингмутъ — впослдствіи редакторъ ‘Моск. Вд’, тогда сотрудникъ ихъ и преподаватель Катковскаго лицея. Ан. Ал — онъ.} тоже молчитъ. Что-то ждетъ его безъ Каткова?!

Думаю обо всхъ васъ очень часто, всегда думаю… И Лиза говоритъ:

— Какъ ты здсь будешь жить безъ своихъ студентовъ?

Попырникова {В. А. Попырникова — молодая двушка, бывавшая въ кружк К. Н. Леонтьева. Письма его къ ней напечатаны въ Рус. Обозр. 1898 г. Ан. Ал — въ.} писала мн два раза. Помчалась до осени въ Нижній, взяла какое-то дло. Какое — не пишетъ. Что за безтолковая, или, врне, безцльная трата ума и энергіи у этой двушки! Не знаю, что бы изъ нея дйствительно хорошее сдлать… Я думаю: задатки — большіе, цли нтъ достойной…

A Вамъ когда-нибудь надо въ Оптину непремнно.

Ну, Богъ съ Вами. Обнимаю Васъ крпко.

Отчего Вы не напишите стихотворенія прямо на тему Вашего письма: поэзіи хочется — родныхъ жаль! И правдиво, и оригинально… {На что только это сестрамъ Вашимъ высшее или даже среднее образованіе? Просятъ… Мало-ли что он просятъ! Какія цли въ жизни? 1) Хлбъ насущный и вообще матеріальныя блага, 2) спасеніе души, религіозное развитіе сердца, 3) эстетика, личная поэзія, достоинство что ли… И больше ничего. И то, и другое, и третье — одинаково доступно на всхъ ступеняхъ образованія. Матеріальныя блага мряются привычкой и степенью претензій. Для религіи образованіе — обоюдоострое орудіе: или лучше, или хуже. A что касается до эстетики, то потрудитесь только вспомнить моего Александра — и громко харкающаго товарища Вашего П., или хоть мою Варю — и пискунью М.,— такъ все Вамъ станетъ ясно. То-то и бда, что въ теоріи мы вс молодцы, все поймемъ, а на практик идемъ большею частію за другими… На что Вамъ принимать участіе въ размноженіи ‘среднихъ людей’? К. Леонтьевъ.} Только надо большое, подробное и картинное…

К. Леонтьевъ.

P. S. 27 іюля. Сейчасъ ухалъ Н. П. Лихаревъ. Онъ былъ у меня два раза, и мы много говорили. Я ему очень былъ радъ. Прекрасный человкъ и оригинальный {

Н. П. Лихаревъ — помщикъ Тульской губерніи, бывшій одно время узднымъ предводителемъ дворянства, человкъ чистйшей души и добрйшаго, благороднйшаго сердца, типъ милаго идеалиста, пламенвшаго душой ко всему возвышенному, имвшаго неистребимую склонность къ литературнымъ занятіямъ, изъ которыхъ, впрочемъ, выходило мало толку, и вчнаго младенца въ длахъ практическихъ. Онъ очень скоро разорился и доживалъ свой вкъ совершенною ‘птицей небесною’, гостя большею частію у своего товарища по университету, богатаго Тульскаго помщика, милйшаго и добрйшаго Ст. Bac. Хомякова, племянника знаменитаго славянофила и поэта А. С. Хомякова. Съ Н. П. Лихаревымъ я и познакомился въ дом С. В. Хомякова, съ сыномъ котораго, мальчикомъ-лицеистомъ, я занимался цлыхъ три года, почтя все время моего студенчества, зимой ежедневно бывая въ ихъ Московскомъ дом на Новинскомъ бульвар, а лто проводя съ ними въ ихъ тульскомъ имніи с. Слободк (въ 18 верстахъ отъ Тулы). Я очень любилъ эту милую семью и до сихъ поръ храню о ней самое пріятное воспоминаніе. Въ имніи ихъ и получено мною это первое письмо отъ К. Н. Леонтьева. Н. П. Лихаревъ лтомъ 1887 г. здилъ на богомолье въ Оптину Пустынь, гд и познакомился съ К. Н. Леонтьевымъ. Ан. Ал — овъ.}.

Каково посланіе! Дай Богъ, чтобы Вамъ было также пріятно читать его, какъ мн было три утра его писать…

Письмо II.

13 окт. 1887 г. Оптина Пустынь.

Милый мой Александровъ! конечно, я не въ силахъ прямымъ моимъ вліяніемъ замнить Вамъ Каткова,— но я безотлагательно, на дняхъ сдлаю, что могу, посредствомъ другихъ людей, для того, чтобы доставить Вамъ стипендію и возможность приготовиться къ каедр Русской Литературы. Это ‘совершенно врно’ и даже ‘обязательно’ {‘Совершенно врно’ и ‘обязательно’ — словечки, которыми какъ-то особенно часто, надодливо и иной разъ совершенно неумстно запестрла тогдашняя разговорная и отчасти даже литературная рчь. Затасканность, избитость и пошловатость ихъ сильно возмущала К. Н—ча, строгаго блюстителя простоты и красоты русской рчи. А. Ал — овъ.}.

Сейчасъ не распространяюсь, потому что занятъ (по хозяйству, которое гораздо больше меня здсь интересуетъ, чмъ моя литература), но изъ этого не слдуетъ, что всегда мои отвты будутъ такъ кратки, какъ этотъ. Лтомъ я доказалъ Вамъ противное.

О себ скажу Вамъ только одно на этотъ разъ: опять раны на ногахъ, опятъ кашель и отёкъ ногъ, опять уже три недли — ни въ Церковь, ни вообще, на воздухъ, Но унывать — ничуть не унываю, благодаря Бога. Вс мои — около меня, домъ {Изъ скита К. H—чъ перебрался къ этому времени въ домъ-особнякъ, расположенный у самой монастырской ограды, который арендовалъ у монастыря до конца пребыванія своего въ Оптиной Пустыни. Сюда выписалъ онъ ‘сборную семью’ свою, т. е. супругу Лиз. Павл. и слугъ своихъ Варю и Сашу и зажилъ съ ними совершенно своеобразною, какою-то полумонашеской, полупомщичьей жизнью, полною религіозно-трогательной, милой и тихой поэзіи и плнительной красоты патріархальнаго, стариннаго православно-русскаго уклада, добродушно барскаго и въ то же время удивительно изящнаго и очень чуткаго къ движенію современной мысли. Ан. Ал — овъ.} очень хорошъ, просторенъ, тепелъ и съ такими хорошими видами изъ оконъ, что я и самъ дивлюсь, почему, это они, эти виды, больше уже не вдохновляютъ меня… Чувствую, что должны бы вдохновлять,— а не вдохновляютъ…

Бываютъ всенощныя въ дом, посщаютъ нердко весьма разнообразные монахи: и похуже,. и получше, и очень хорошіе, и совсмъ плохіе,— всякіе есть…

Лизавета Павловна, Саша и Варя очень были тронуты Вашей памятью: Вы и Кристи вдь любимцы моей плебейской и сборной семьи… Былъ еще и Замараевъ {Гр. Ив. Замараевъ — тоже одинъ изъ бывшихъ студентовъ кружка Астафьева и Леонтьева. Въ это время служилъ въ Туркестан. А. Ал — овъ.}, но онъ въ Туркестан всхъ насъ вовсе забылъ.

Петръ Евгеніевичъ, ‘моралистъ’, весьма неморально не можетъ найти минуты отвтить мн на мое письмо… Я увренъ, что французъ-буржуа и нмецъ-бюргеръ давно бы на его мст отвтили… Грингмуту — я врю, что некогда,— ну, а его-то недосугъ я тоже знаю!…

Обнимаю Васъ

Вашъ К. Леонтьевъ.

P. S. Очень радъ, что Вы молитесь, и ‘Житія’ {12 тосовъ ‘Четій-Миней’, вывезенныхъ К. Н—емъ съ Аона и данныхъ мн имъ раньше для прочтенія. Упоминаются также въ примч. выше. А. А — овъ.} Вамъ за это теперь ужъ совсмъ дарю… И составлю даже, при первой возможности, для Васъ списокъ, какія полезне прочесть и въ духовномъ и въ литературномъ отношеніи. Одно съ другимъ тутъ совпадаетъ: жизнь Святыхъ боле другихъ почему-либо оригинальныхъ и выразительныхъ уже потому наставительне жизни однородныхъ и сходныхъ, что указываетъ, какъ богаты пути душеспасенія и святости. Вотъ гд ‘единство въ разнообразіи’!

Напишите мн скоре, на кого въ Москв выгодне всего произвести ‘нравственное давленіе какое-нибудь изъ Петербурга въ Вашу пользу {Къ этому времени уже былъ ршенъ вопросъ объ оставленіи меня Н. С. Тихонравовымъ при Московскомъ университет для подготовленія къ каедр русскаго языка и словесности. Оставалось лишь сомнніе, можно ли выхлопотать для меня уже съ этого года стипендію въ 600 р. въ годъ, которая обыкновенно назначалась оставленнымъ при университет на два года для поддержки въ ихъ занятіяхъ, или хлопотать объ этомъ въ томъ же году было уже поздно, я придется подождать съ этимъ еще годъ. К. Н—чъ, узнавъ объ этомъ, съ своей стороны горячо и искусно принялся за хлопоты, увнчавшіяся, какъ видно изъ дальнйшихъ писемъ, полнымъ успхомъ. А. А — овъ.}.

Сообщилъ А. А. Александровъ.

(Продолженіе слдутъ).

Леонтmев К. H. Письма к Анатолию Александрову: [ІІІ-XIII: 9 ноября, 8 и 21 декабря 1887 г., 15 января, 1 и 5 февраля, 2 и 30 марта, 14, 19 и 26 апреля 1888 г.1 / Сообщил А. А. Александров // Богословский вестник 1914. Т. 1. No 4. С. 771-792 (3-я пагин.). (Продолжение.)

Письмо III.

9 ноября 1887 г. Оптина Пустынь.

О, мой поэтъ, угрюмый и безмолвный!

Люблю тебя… Мечтой любовной

Стремлюсь къ теб?…

A ты молчишь…

Больше ничего не могъ придумать,— но за то сп?шу Васъ ув?домить, что въ Петербург? люди очень надежные и вліятельные взялись хлопотать о 600 руб. Вашей стипендіи. Я над?юсь на усп?хъ. Только ужъ если готовиться на каедру Русской литературы, то, еще разъ повторяю, надо внести что-нибудь новое въ критику Вашу. То есть, надо съ себя хотя бы на время свергнуть иго Гоголевской школы, отъ которой и Левъ Толстой освободиться не могъ,— по крайней м?р?, въ отношеніи формы и языка. Съ этой стороны его первыя произведенія, наприм?ръ, громко читать несносно! H зд?сь въ Оптиной хот?лъ Александру и Вар? прочесть громко ‘Поликушку’, наприм?ръ,— и не могъ. До того наворочено подробностей, и все въ этомъ слишкомъ изв?стномъ у насъ род?. Постарайтесь достать ‘Лукрецію Флоріани’ Жоржъ Санда (1848 или 1849 года) въ перевод? Кронеберга. Вотъ высокая простота разсказа! Вотъ поэзія! хотя, конечно и совс?мъ не христіанская, но в?дь и Венера Милосская не была иконой Богоматери,— однако, прекрасна.

Чтобы ‘выжить’ изъ себя ‘вчерашнее», на которомъ мы вс? выросли, надо углубляться во все то, что на него не похоже. Въ этомъ смысл? хороши и Жоржъ Сандъ, и Байронъ, и Житія Святыхъ, и народныя п?сни и С. Т. Аксаковъ (сравните простой и здоровый его разсказъ о д?тств? съ ломанымъ и все-таки довольно безцв?тнымъ хваленымъ произведеніемъ Толстого ‘Д?тство и Отрочество’). Даже самъ же Толстой въ своихъ посл?днихъ народныхъ разсказахъ можетъ служить пособіемъ противъ вліянія ‘шершавой’ формы и кропотливаго духа ‘Записокъ Охотника’ Тургенева, или самого Толстого ‘Военныхъ разсказовъ’, ‘Поликушки’ и т. д. Даже ‘Смерть Ивана Ильича’ лучше всего этого. Тутъ есть почти только то, что нужно,— хотя содержанію невозможно сочувствовать, потому что бываетъ и въ наше время совс?мъ другая смерть, съ иными чувствами, христіанскими.

Впрочемъ, я обо всемъ этомъ Вамъ 20 разъ говорилъ! Сами знаете. (Л. Толстого надо ц?нить какъ творца ‘Войны и Мира’ и ‘Анны Карениной’, все остальное — приготовленіе къ нимъ).

Прошу Васъ, Анат. Алекс. исполните безотлагательно, если можете, одну мою комиссію. Отыщите у Улитина въ ‘Русскомъ В?стник?’ (кажется, 1870, 71 или 72 года) статью Щебальскаго (подписано только Щ.) о книг? Данилевскаго ‘Россія и Европа’ {Рецензія эта оказалась въ ‘Русск. В?стн’ 1869 г., кн. 5: подписанъ буквами П. Щ. А. А — овъ.}. Купите этотъ томъ, вышлите мн? его не подъ бандеролью, а посылкой (в?рн?е), и напишите, сколько стоило Вамъ все это. Очень буду признателенъ, безъ этой (довольно глупой) критики — не могу большого сочиненія кончить.

Въ ‘Гражданинъ’ послалъ уже 5 статей, первая напечатана, много будетъ о Катков?.

Если желаете, по прежнему, напечатать то стихотвореніе, которое князь Мещерскій потерялъ, пришлите его мн?: я черезъ Филиппова его пошлю, и теперь ужъ не потеряютъ {Р?чь идетъ о стихотвореніи ‘Чарод?й’, посвященномъ мною К. Н — чу. (См. ‘Предисловіе’). А. Ал—овъ.}.

Что Вы ‘творите’ новаго? Пришлите мн?, если есть новые стихи. Напоминаю Вамъ о . Н. Берг?, у котораго въ рукахъ теперь ‘Русскій В?стникъ’. Онъ можетъ Вамъ быть теперь полезн?е, ч?мъ въ ‘Нив?’ {. Н. Бергъ, бывшій до этого редакторомъ ‘Нивы’ А. Ф. Маркса, взялъ посл? смерти Каткова (1887 г.) въ аренду у его вдовы ‘Русск. В?стн.’}. Мои домашніе часто съ чувствомъ объ Васъ вспоминаютъ,— а я и подавно.

Обнимаю Васъ К. Леонтьевъ.

Письмо IV.

8 декабря 1887 г. Оптина Пустынь.

Наконецъ, я собрался Вамъ отв?тить, милый мой Александровъ, на Ваше посл?днее письмо со стихами {Въ отв?ть на предыдущее письмо К. H — ча, начинавшееся 3 шуточными стихами его, обращенными ко мн?, я приложилъ къ своему письму небольшое, тоже шутливое стихотворное посланіе ему, о которомъ онъ зд?сь упоминаетъ. А. Ал — овъ.}.

Прежде всего о д?л?: я еще разъ написалъ кому сл?дуетъ, о стипендіи. Челов?къ взялся за это в?рный, твердый, очень вліятельный и не забывчивый. Я объяснилъ ему Ваши до машнія обстоятельства, а н?которые стихи Ваши онъ знаетъ и ц?нитъ.

Теперь о стихахъ. Перепишите въ особую тетрадку вс? лучшіе Ваши стихи (начиная, положимъ, съ посвященія Петру Евгеніевичу,— оно очень хорошо,— или, если хотите, хронологически),— вс?, и напечатанные и н?тъ, только не забудьте непрем?нно сбоку гд?-нибудь выставить: ‘напечатано тамъ-то’, ‘не напечатано’…

Я для Васъ придумалъ вотъ что. Тотчасъ по полученіи отъ Васъ тетрадки, я пошлю ее Бергу для ‘Русскаго В?стника’, и буду сов?товать напечатать ихъ вс? разомъ въ одной книжк? съ небольшимъ предисловіемъ, если же не хочетъ вс?, то пусть выберетъ. Въ совокупности, я над?юсь, стихи сильн?е под?йствуютъ и на него самого и на читателей.

Предисловіе мы зд?сь напишемъ вм?ст? съ Кристи, который хочетъ непрем?нно прі?хать ко мн? дня на три-четыре въ Сочельникъ, на Рождество и т. д., передъ Новымъ Годомъ у?детъ къ отцу, я думаю, можно будетъ удержать его до 28 декабря. Я потому хочу съ нимъ вм?ст? составить предисловіе, что вчера только получилъ отъ него письмо, въ которомъ онъ много о Васъ говоритъ. Не пол?нюсь ужъ и выпишу его слова: *

‘Я р?шительно не знаю, гд? Александровъ и что онъ под?лываетъ: я даже его искалъ, я хот?лъ уб?дить его теперь напечатать свои стихи, посвященныя M. H. Каткову. Это нужно было бы для Александрова (у него подчеркнуто), и могли бы они и теперь быть пом?щены въ ‘Гражданин?’ въ полугодовой день или въ ‘Русскомъ В?стник?’, причемъ заставить заплатить ему. Можетъ быть, Вы бы это устроили: мн? кажется, что, при Вашихъ отношеніяхъ къ нему, Вы могли бы отъ себя послать его стихи въ ‘Гражданинъ’. Право, нужно бы поддержать имя Анатолія Александрова. Въ самомъ д?л?, что бываетъ пошл?е всякаго рода посвященій, а три его посвященія — Вамъ, Фету, Каткову, вс? въ своемъ род? прелестны’ {Вс? упоминаемыя зд?сь покойнымъ И. И. Кристи стихотворенія мои впосл?дствіи напечатаны: посвященіе Каткову въ воспоминаніяхъ моихъ о немъ въ ‘Моск. В?дом.’ въ день его годовщины (впосл?дствіи перепечатано въ ‘Русск. Обозр.’ 1897, VII, въ ‘Лицейскомъ Календар?’ на 1898 г. и въ отд?льной брошюр? ‘Знаменательное девятил?тіе’. М. 1897), посвященіе Фету — въ годъ пятидесятил?тія его литературной Д?ятельности въ ‘Рус. В?сти.’, посвященіе К. Н. Леонтьеву, то стихотвореніе ‘Чарод?й’, о которомъ онъ много ранъ упоминается въ этихъ письмахъ, напечатано уже посл? смерти его (1891 г.) въ ‘Гражданин?’ въ моей р?чи на его могил?, перепечатано и въ н?которыхъ другихъ изданіяхъ сейчасъ же посл? его смерти. Вс? эти стихотворенія вошли зат?мъ въ мой сборникъ (Анатолій Александровъ. ‘Втихотворенія’. Москва. 1912 ). А. А — овъ.}.

Вотъ что пишетъ Ваничка Кристи, а Вы черезъ Вашу демократическую гордость все водитесь съ M—ыми {M — овъ — тоже бывшій студентъ нашего кружка, но, въ противоположность Кристи, не аристократическаго, а демократическаго происхожденія. А. Ал — овъ.} (‘простота!’ ‘свобода обращенія’! ‘обязательно’, ‘безразлично’, ‘немыслимо’… Прелесть!)… Ухъ! власти у меня надъ вс?ми вами н?тъ! Смирилъ меня Господь… Состоянія большого н?тъ,— а то бы какъ бы я вс?хъ васъ, начиная съ этого самаго Кристи, оболванилъ бы ловко… Многое, очень многое вс? вы не такъ д?лаете!

Да, и ‘Чарод?я’ ужъ выпишите, конечно, въ тетрадку_:особо, на присланной Вами бумажк?, при тетрадк?, посылать Бергу — неудобно.

Что жъ Вы не пишите, уговорилъ ли Васъ Лихаревъ ?хать съ нимъ ко мн? на праздникахъ? или н?тъ? Онъ собирался это сд?лать, дорога не дорого стоитъ, Лихаревъ сказалъ, что Вамъ нужно будетъ заплатить только за билетъ до Калуги (во II класс? — 11 или 12 руб. что-то, а въ III — вдвое меньше), а отъ Калуги на лошадяхъ онъ Васъ довезетъ. Къ тому же церемониться нечего: если отъ Мещерскаго къ тому времени получу рублей 200, то на обратный билетъ я Вамъ дамъ, а не пришлетъ — не могу. Напрямки говорю. Я смолоду бралъ просто (вотъ такая простота — ничего!), надо знать, у кого брать… A зд?сь жить будете у меня, у меня просторно. Конечно, когда бы Вы ни прі?хали, вс? у меня будутъ Вамъ рады, но въ н?которомъ отношеніи удобн?е, чтобы Вы прі?хали или посл? Кристи (30-го, 31-го декабря), или чтобы застали его на отъ?зд? (28-го), свиданіе мое и съ Вами и съ нимъ должно им?ть серьезный характеръ, надо поговорить съ каждымъ особо,— вотъ что важно, а пом?щеніе будетъ для троихъ хорошее,— лучше, ч?мъ въ гостинниц?. Кром? того, не надо сп?шить отсюда. Надо и съ о. Амвросіемъ Вамъ повидаться,— а это нелегко: онъ подавленъ пос?тителями. По моему мн?нію, Лихаревъ какъ хочетъ, а Вамъ бы спокойно пробыть до Крещенія, ц?лую нед?лю,— и съ Богомъ потомъ… Терп?ть не могу, кто въ Оптину издали на два дня ?здитъ! Посылаю Вамъ стихи на Бисмарка изъ ‘Гражданина’.

&nbsp, Надпись подъ идоломъ.

Когда порой твои черты

Въ изображеньяхъ я встр?чаю

И все, ч?мъ гордъ и славенъ ты,

Безстрасгной думой оц?няю,

Когда толпа, подъемля кликъ,

Изъ устъ въ уста твое названье

— Вражды и лести достоянье —

Влачитъ — мн? жаль тебя, старикъ!

Кончая путь, у двери гроба

Стоишь ты, гордый челов?къ,

Насилье, ложь, коварство, злоба —

Вотъ все, ч?мъ твой отм?ченъ в?къ.

Пятою грубою солдата

Ты пламень мысли растопталъ,

Въ оковы браннаго булата

Народный геній заковалъ.

И ни прощенья ни участья

Не молишь ты — и самъ собой

Доволенъ, в?ря, что для счастья

Отчизны посланъ ты судьбой:

Но день возмездія настанетъ.

Надменный рушится обманъ,

На царство силы гн?вно грянетъ

Сугубой силы ураганъ.

Господень судъ разрушитъ зданье,

Что на песк? твой умъ вознесъ…

Тогда въ воскреснувшемъ сознаньи

Потомства прозвучитъ вопросъ:

&nbsp, Что сд?лалъ ты! — и призракъ б?дный

Въ позор? блеска своего

Н?мой, разв?нчанный и бл?дный

Ты не отв?тишь ничего!

Какъ Вы находите? Но моему, написано недурно, но, Боже мой, все тотъ же духъ! Все имъ ‘Вирхова’ скромнаго какого-то нужно.

Вотъ напишите-ка противу этого, въ дух? ‘Чарод?я’,— и тогда увидимъ, насколько этотъ ‘Чарод?й’ былъ гласомъ вопіющаго въ пустын? и насколько н?тъ. В?дь въ этомъ челов?к? столько поэзіи: его физическая сила, его ростъ, его военный видъ, его жестокость и его милая иногда св?тская любезность, его шрамъ на щек?, сл?дъ студенческой дуэли на эспадронахъ. (Одинъ старый студентъ — дуэлистъ водилъ съ собою очень большую собаку, которая пугала и безпокоила вс?хъ студентовъ, Бисмаркъ, тогда еще почти мальчикъ, подошелъ къ нему и хладнокровно сказалъ: ‘Вы, милостивый государь, дуракъ!’ Дрались, и онъ былъ раненъ въ щеку). Какъ онъ разбилъ кружку объ голову либерала, который грубо бранилъ публично правительство, какъ онъ въ палат? вызвалъ профессора Вирхова на дуэль за какую-то парламентскую дерзость (тотъ — на попятный дворъ). И при этомъ онъ хорошій охотникъ, онъ любитъ читать Евангеліе, а иногда французскіе романы, ходитъ за грибами, и ум?етъ, кажется, солить ихъ (въ Россіи научился). Лучше многихъ изъ насъ и Россію понимаетъ. И называетъ все по имени: прямо говоритъ въ рейхстаг?, что не было великихъ д?лъ безъ огня и жел?за. Острякъ, пьетъ много пива. Самъ обезоружилъ студента. который въ шестидесятыхъ годахъ стр?лялъ въ него, взялъ дурака за шиворотъ и отвелъ въ полицію.

Да в?дь это и есть то самое, что нужно, т.-е. развитіе личности, упадокъ и приниженіе которой вредно и для политики, и для поэзіи одинаково,— даже косвенно и для религіи.

Ну, прощайте. Обнимаю Васъ.

К. Леонтьевъ.

P. S. И. И. Кристи сообщу Вашъ адресъ. Будь на его м?ст? у Троицы какой-нибудь Воздвиженскій, Вы бы, в?рно, побывали у него и безъ моего письма, а у Кристи и теперь не догадаетесь побывать.

Ахъ, Вы! Ахъ, Вы!

Письмо V.

21 Декабря 1887 г. Оптина Пустынь.

Голубчикъ, Анатолій Александровичъ! Не потрудитесь ли Вы купить и выслать мн? No 20-й ‘Русскаго Д?ла’ Шарапова (въ этомъ No есть продолженіе разбора моей книги ‘Востокъ, Россія и Славянство’)? Одинъ экземпляръ этого No я получилъ изъ редакціи, но мн? необходимъ еще другой.

Только не откладывайте этого д?ла, потому что поздн?е No трудн?е будетъ найти.

Я Вамъ долженъ еще за ‘Русскій В?стникъ’. По прежнимъ прим?рамъ я полагаю, что онъ стоитъ 1 р. 50 к., да No ‘Русскаго Д?ла’ стоитъ, небось, 20 к., итого 1 р. 70 к., да пересылка того и другого,— такъ что всего — около 2 руб. Я ихъ посл? праздниковъ Вамъ вышлю. Отдалъ бы и зд?сь, если бы в?рилъ, что буду им?ть удовольствіе вид?ть Васъ вм?ст? съ Н. И. Лихаревымъ у себя въ дом?. Да не в?рю.

Жду Кристи, который об?щалъ непрем?нно быть къ сочельнику, мы съ нимъ поговоримъ о Васъ и о стихахъ Вашихъ. Постараемся…

Вашъ К. Леонтьевъ.

Съ новымъ годомъ, съ новымъ счастьемъ, съ новымъ вдохновеніемъ.

Письмо VI.

15 Января 1888 г. Оптина Пустынь.

Александровъ мой милый! Письмо Ваше я получилъ, но, вм?сто того, чтобы сначала отв?тить на него, я хочу Васъ просить, голубчикъ, исполнитъ въ Москв? н?сколько моихъ комиссій. Будетъ одна и трудная. Прежде — легкія.

1) Изъ прилагаемыхъ денегъ 5 руб. назначены для объявленія о моей книг? въ ‘Русскомъ Курьер?’ (надо изр?дка въ разныхъ). Только не надо полагаться съ ними на одну квитанцію конторы, а потребуйте No, въ которомъ будетъ напечатано, присылать мн? его не надо, довольно съ меня, что Вы удостов?ритесь. При семъ прилагаю 2 образца.

2) Узнайте, что стоютъ сочиненія Ю. . Самарина (мн? нужны богословскія особенно,— ну, и другія, мен?е всего нужны его нелюбезныя мн? ‘Окраины’) и сочиненія К. С. Аксакова, и напишите мн?.

3) Попросите Фета выслать мн? (посылкой — это дешевле и в?рн?е) Энеиду его и: въ особенности Шопенгауера (‘Міръ какъ воля и представленіе’). Мн? это доставитъ большое удовольствіе. И даже очень нужно. Пока я былъ цензоромъ, онъ вс? свои переводы мн? присылалъ, а какъ я подалъ въ отставку, такъ и пересталъ. Это ‘практичность’, и ужь слишкомъ откровенная, чтобъ не сказать хуже.

4) Теперь комиссія трудная! Прошлой весною еще быль живъ въ Москв? н?кто Николай Матв?евичъ Матв?евъ, бывшій въ пятидесятыхъ годахъ портнымъ. Магазинъ его былъ у Пречистенскаго бульвара, именно въ томъ дом?, гд? теперь лавка Арженикова. Я ему съ 1853 г. долженъ 50 р. Вообразите! смолоду и я по идеалу и по вкусамъ былъ европеецъ (хамъ), а по д?йствіямъ — русская дурацкая натура, посл? 30 л?тъ сталъ вырабатываться наоборотъ, т. е. старался утвердить въ себ?, по м?р? силъ, западную выдержку и восточные идеалы… Я передъ этимъ б?днымъ Матв?евымъ т?мъ бол?е гр?шенъ и виноватъ, что онъ-то поступалъ со мной очень благородно. Когда я студентомъ извинялся, что неч?мъ ему заплатить, онъ, см?ясь, говорилъ мн?: ‘Ничего! посл? докторомъ будете, тогда будетъ у Васъ много денегъ, вспомните обо мн?!’ A я никогда не забывалъ этого, — но ни докторомъ, ни консуломъ, ни литераторомъ, ни пом?щикомъ, ни цензоромъ — все-таки не платилъ. Теперь хочу хоть передъ его смертію или передъ моею сначала 25 руб., а потомъ и другіе 25 руб. отдать. Прошлой весной я напалъ на его сл?дъ. Есть на Волхонк? въ подвальномъ этаж? (на л?вой рук?, если итти отъ Пречистенки къ Моховой) зонтичный магазинъ Малаевой, года еще два тому назадъ онъ былъ Матв?евой, я ?здилъ безпрестанно мимо, и самъ не могу понять, что именно меня задерживало зайти, я думаю, то, что никогда у меня въ Москв? лишнихъ 25 руб. не бывало,— а съ пустыми руками что жъ заходить? Когда я увидалъ, что фамилія на выв?ск? зонтичнаго магазина перем?нилась, я ужаснулся при мысли, что не только самъ Матв?евъ, но и жена его (зонточница) умерла… Пошелъ къ Малаевой, и тамъ узналъ, что Николай Матв?евичъ живъ, и обрадовался. Мн? дали тамъ его адресъ, который и прилагаю: Устинскій мостъ, домъ Кайсарова, бани. Теперь Вамъ по этой нити не то, чтобы легко, а все-таки возможно будетъ найти его. Если онъ за эти 7—8 м?сяцевъ (я плохо помню, когда справлялся у Малаевой) скончался, б?дный, то жен? или другимъ насл?дникамъ отдайте и попросите ихъ меня гр?шнаго великодушно простить. Пожалуйста, милый Анатолій Александровичъ, ради Бога ут?шьте меня, и за это д?ло возьмитесь скор?е. В?дь въ крайности можно и черезъ адресный столъ или полицію розыскать. Прилагаю, сверхъ 5 руб. на объявленіе и 25 руб. Матв?еву, еще 5 рублей ‘Вамъ на извощиковъ по этому д?лу, а можетъ быть, и на чай придется кому-нибудь дать. Что останется, не возвращайте: годится на покупку книгъ для меня.

5) Узнайте еще, пожалуйста, у Даціаро или у Аванцо, что будутъ стоить: 1) акварельныхъ красокъ хорошихъ ящикъ, съ разными кисточками, и 2) бумаги Бристольской (или въ этомъ род?, очень хорошей, толстой, одинъ листъ и бумаги пониже сортъ (была встарину Ватманская, похуже Бристольской, для рисованія, а теперь не знаю, какая). И напишите мн?,

За комиссіи не ропщите на меня,— гр?хъ Вамъ будетъ. Уманова н?тъ, онъ все скоро и охотно д?лаетъ, конечно. Вамъ съ Байроновской ногой нельзя такъ летать, какъ онъ,— ну, а потише — можно. Какъ это по н?мецки говорится: Ohne Hast, doch ohne Rast!

Довольно объ этомъ. Теперь о Васъ и о другихъ.

Филипповъ что-то замолчалъ о стипендіи. Изв?стите меня поскор?е (особой короткой запиской), не существуетъ ли для этого препятствія въ самомъ закрытіи Университета? {По случаю безпорядковъ. А. Ал — овъ.} Не отложить ли хлопоты до открытія? Если н?тъ, то я напишу одному важному петербургскому педагогу самъ, а можетъ быть, даже и Ивану Давыдовичу Делянову. Посмотримъ.

О Берг? и стихахъ. Бергъ не правъ съ практической стороны, надо поддерживать стихотворцевъ Вашего духа: но meоретически, критически онъ почти правъ. Я в?дь самъ Вамъ тоже говорилъ. Я говорилъ вамъ, что только посвященія Ваши (Астафьеву, Каткову, Фету и мн?) носятъ особую печать уже по самому предмету своему: никто этимъ 4 лицамъ до Васъ посвященій не писалъ, зд?сь д?йствовала на Васъ сама жизнь: Вы вид?ли въ этихъ людяхъ то, что вид?ли сами, и вс? Ваши знаменитые предшественники ничего почти, кром? уроковъ техники, въ этомъ случа? не могли Вамъ дать. Когда же Вы пишете о любви, или о природ? или о Вашихъ молодыхъ сомн?ніяхъ и грусти, то все слышно что-то ужъ слишкомъ знакомое (30-хъ и 40-хъ годовъ). Бергъ правъ, что жизнь дастъ физіогномію… Будетъ, напр., особая оригинальная любовь — будутъ и любовные стихи оригинальные. Что касается до моря, природы и т. п., то я уб?жденъ, что посл? Гёте, Victor Hugo, Пушкина. Фета, Майкова, Лермонтова, Жуковскаго и т. д. едва ли и можно въ теченіи 50-ти л?тъ, по крайней м?р?, что нибудь сказать хорошее… не могу и вообразить! В?дь я въ этомъ отношеніи не только у Васъ, но ни у кого не нахожу теперь ничего зам?чательнаго,— напр., у Голенищева-Кутузова. Не нахожу, не впечатл?ваюсь! A впечатл?ваться я еще могу только ч?мъ-то инымъ у новыхъ людей, и инымъ у прежнихъ поэтовъ. Надо искать… Частью жизнь наведетъ, частью самъ, наконецъ, найденъ. В?дь я только къ сорока годамъ нашелъ свой путь — и въ греческихъ пов?стяхъ, и въ соціологіи, политик? и т д. Для лирики, конечно, такъ долго ждать нельзя,— она остынетъ: но, что д?лать, я васъ обманывать не хочу: физіогноміи, характера личнаго въ Вашихъ стихахъ (кром? посвященій) н?тъ еще. Знаете ли, что у этого несчастнаго Эбермана {Эберманъ напечаталъ, подъ псевдонимомъ Вольмара, н?сколько стихотвореній въ ‘Русск. В?стн.’, ‘Гражд.’ и другихъ журналахъ. Стихотвореніе ‘Морозъ’ напечатано въ приложеніи къ ‘Гражд.’ Онъ былъ очень б?денъ, и К. H — чъ не разъ помогалъ ему, то устраивая въ его пользу литературные вечера, то доставляя ему заработокъ. А. А — овъ.} въ изв?стномъ Вамъ стихотвореніи ‘Морозъ’ и т. д. несравненно уже светл?е личный отт?нокъ, ч?мъ у Васъ? Эти переходы отъ реальныхъ узоровъ мороза на стекл? то къ фантастическому бреду о л?сахъ. рощахъ. скалахъ и гробницахъ, то къ его собственной д?йствительной Эбермановой нищет? и къ мыслямъ о нищенской и забытой его могил?, и, наконецъ, примирительный, почти религіозный конецъ,— в?дь это все правда сердца, и сердца, жестоко набол?вшаго, но въ принцип? не любящаго отрицанія! Пов?рьте мн?, напиши это кто-нибудь уже изв?стный — восхищались бы и критики. Что д?лать, мой другъ, готовьтесь заран?е къ 1.000 препятствій, самыхъ необъяснимыхъ и глупыхъ, и ко многимъ неправдамъ людскимъ. Люби Васъ, я а желалъ бы, чтобы Вы стали глубоко набожнымъ: око — и броня противъ невзгодъ наилучшая, ну да и предметъ для поэзіи понов?е въ наше время — вс?хъ романтическихъ вздоховъ… Вздохъ-то вздоху тоже рознь. Иной вздохъ на немазанной тел?г? Некрасова: ‘ахъ, молъ, золъ и б?денъ челов?къ!’ Иной вздохъ у Фета: ‘И заря! Заря!»… Или у Пушкина: ‘Для береговъ отчизны дальной’… И совершенно иной вздохъ у того же Пушкина: ‘Напрасно я стремлюсь къ сіонскимъ высотамъ, гр?хъ тяжкій гонится за мною по пятамъ’… Или у Кольцова: ‘Прости жъ мн?, Спаситель’… и т. д.

Религія, общественная жизнь, культъ сильныхъ личностей, пожалуй (ну, хоть Бисмарка, Скобелева)… Отпоръ демократическому прогрессу… Вотъ богатое поприще. Будьте р?зкой антитезой Некрасову, Плещееву, Минскому — и будетъ физіогномія. ‘Голенищевы’ эти нын?шніе вс? — все-таки сороковые годы, не бол?е!..

Изо всего этого, впрочемъ, не сл?дуетъ, что я отказываюсь сд?лать что-нибудь, если не прямо для стиховъ Вашихъ (романтическихъ), то для имени Вашего, въ ожиданіи отъ Васъ разныхъ стихотворныхъ, критическихъ и вообще эстетическихъ будущихъ благъ. (Увижу ли Я ихъ только? 57л?тъ, 13 Января минуло, а только одинъ на 600 челов?къ доживаетъ до 60!). Одинъ ли, или съ Кристи вм?ст? придумаю, что сд?лать, какъ получу только Вашу тетрадку. Мы ужъ съ Кристи зд?сь говорили. Онъ провелъ у меня съ вечера 23-го декабря до половшій дня 26-го. Отъ Оптиной и отъ о. Амвросія — въ восторг?… Я блаженствовалъ съ нимъ эти три дня. Ожидалъ и съ Вами того же, но не удалось!..

Въ ‘Гражданин?» я началъ новую статью ‘Два графа: Алекс?й Вронскій и Левъ Толстой’. Конечно, преимущество — Вронскому. Тамъ найдете м?сто о голубыхъ кругахъ на морской зыби. Прочтите и подумайте. Я, когда писалъ это, думалъ и объ Васъ, т. е. о Вашихъ стихахъ. Голубые кружки Вамъ показали старшіе поэты,— Вы ихъ и рисуете, а есть гд?-нибудь и какіе-нибудь желтые узоры, и Вы ихъ еще сами находить не ум?ете (и даже, принимая, напр., часть моихъ общихъ взглядовъ на жизнь, не ум?ете еще безпрестанно встр?чать соотв?тственныя частныя проявленія ихъ въ д?йствительности и вдохновляться уже самобытно и непосредственно ими).

Льву Толстому въ статьяхъ моихъ достается, да и вс?мъ почти литераторамъ нашимъ,— но ему, какъ пропов?днику и челов?ку, а не какъ творцу. Мн? любопытно, какъ вы познакомились съ нимъ. Не Вы ли это ‘поднимали’ Иверскую? Кристи разсказываетъ, что онъ (Левъ Николаевичъ) пришелъ къ Владиміру Серг?евичу Соловьеву и съ негодованіемъ и изумленіемъ говорилъ: ‘одинъ студентъ, кандидатъ поднимаетъ Иверскую!’ {Случай этотъ, д?йствительно, былъ со мной. Снявъ небольшую квартирку во флигел? московскаго дома гр. Л. Н. Толстого, въ Хамовинкахъ, я, по обычаю своему, пригласилъ въ нее икону Иверской Божіей Матери для молебствія на новосельи, ч?мъ возбудилъ ‘негодованіе и изумленіе’ графа. А. Ал — овъ.} И началъ говорить Соловьеву такую старую, д?тскую р?чь, что Соловьевъ хот?лъ было отв?тить ему: ‘да и я въ 14 л?тъ такъ думалъ, какъ Вы теперь!’ Но воздержался, чтобы не вышло ссоры. А они только что примирились.

По моему, Левъ Николаевичъ съ этой стороны просто глупъ сталъ. Онъ вовсе в?дь и нехорошо говоритъ. Такія вещи бываютъ: напр., Фридрихъ II не понималъ, что въ Гете хорошаго, Наполеонъ не в?рилъ въ возможность пароходства в. т. п.

Вашу статью о г. Короленко читалъ въ ‘Русскомъ Д?л?’.

Очень былъ радъ встр?тить ваше имя, это полезно. Но восхищаться вс?ми этими ‘Тайонами’ и ‘Макарами’ никакъ не могу. Вы, кажется, слишкомъ снисходительны. A впрочемъ, я всего Короленко не читалъ, и, можетъ быть, ошибаюсь… Только едва ли. Кажется, у него даже убивецъ (не убійца, а непрем?нно ‘убивецъ’) описывался? Охъ, не то это, не то… Коротко сказать, я въ новыхъ пов?стяхъ желалъ бы вид?ть тотъ самый прозрачный и благородный романтизмъ, который былъ въ стихахъ 30-хъ и 40-хъ годовъ, а въ стихахъ новыхъ, напротивъ — силу, мистику, реакціонный гн?въ, политическій героизмъ русскаго духа и т. п. И то, и другое было бы д?йствительно ново теперь и ново и резонно. A у насъ еще до сихъ поръ въ стихахъ — или н?жный романтизмъ или вялый нигилизмъ, а въ пов?стяхъ — ‘убивецъ’, ‘Макаръ! Куда те претъ?’ и т. п.

Рекомендую Вамъ уб?дительно достать и прочесть внимательно ‘Теократію’ Влад. Соловьева, изданную въ Загреб? и и запрещенную, къ сожал?нію, у насъ. Пойдите прямо къ нему и попросите. Онъ очень охотно дастъ. Живетъ онъ у матери, на углу Пречистенки и бульваровъ Зубовскаго и Смоленскаго.

Вс? мои очень Васъ ждали, и комнату приготовили,— и вс? они Вамъ сердечно кланяются, а я обнимаю Васъ.

Вашъ К. Леонтьевъ.

P. S. Кристи на Посад? очень легко найти. Надо узнать или въ Академіи, или въ Страннопріимномъ Дом?, или на монастырской большой гостинниц?, или даже, я думаю, у извозчиковъ. Какъ не знать!

Прощайте. Хоть бы л?томъ увидаться!

Письмо VII.

1 февраля 1888 г. Оптина Пустынь.

Милый Александровъ! вчера получилъ ваше письмо о Матв?ев? и т. д. Буду отв?чать потомъ подробно, сегодня некогда, но сп?шу предупредить Васъ, чтобы Вы, если розыски Ваши окажутся безусп?шными и нельзя будетъ узнать даже живъ ли или умеръ тотъ старикъ Матв?евъ, денегъ не отдавали — можетъ быть — и самозванцамъ-насл?дникамъ, а держали ихъ до т?хъ поръ, пока я р?шу, какъ ими распорядиться.

Если Матв?евъ и жена его оба умерли (имъ къ 50-хъ годахъ было по лицу подъ 40 л?тъ), то я употреблю эти деньги лучше на поминъ души ихъ въ одной изъ московскихъ церквей (хоть въ церкви Троицы въ Зубов?, гд? я тогда жилъ), или. если будетъ даже и это неизв?стно, на какое-нибудь другое богоугодное д?ло назначу. Видимо, д?ло запутанное, какъ въ роман? французскомъ,— и не зач?мъ отдавать неизв?стнымъ Матв?евымъ: лучше на церковь (Новое бы изумленіе и негодованіе Толстого, однако, я не ожидалъ, что онъ такой мерзавецъ, что опишу въ глаза за Иверскую укорялъ… Какая преступная скотина, однако! Не ожидалъ!)… Поприбуйте еще въ адресномъ стол? узнать…

Но, до другого раза… Ц?лую, обнимаю и благодарю.

Сегодня написалъ объ Вашей стипендіи Н. А. Любимову, {H. A. Любимовъ былъ въ это время членомъ Сов?та министра Народнаго просв?щенія, ран?е — профессоромъ физики въ Московскомъ университет? и Катковскомъ лице?, гд? и я былъ его ученикомъ. Долгое время зав?дывалъ редакціей ‘Русск. В?стн.’ у Каткова А. Ал — овъ.} — кажется, уб?дительно. И даже. признаюсь Вамъ, им?я уже и прежде это въ виду, я въ начал? одного изъ моихъ новыхъ фельетоновъ (‘Анна Каренина’ и ‘Война и миръ)’ привелъ его, Любимова, слова: ‘Изучать Анну Каренину — значитъ изучать самую жизнь’. И похвалилъ его.

Вотъ учитесь, какъ можно и какъ надо при всякомъ случа? пользоваться печатью для поддержки друзей и единомышленниковъ. Издали даже. A ни Вы, ни Кристи еще не ум?ете этого д?лать. Все таки немножко зады твердите: Тургеневъ, Достоевскій, Достоевскій, Тургеневъ, Тайонъ, Макаръ, Макаръ, и т. д. Ну, Ив. Ив. Кристи тоже понов?е паруса поднять еще не берется, подъ именемъ Кр. Кр. Кр. Кр. {Кр.— такъ подписано было н?сколько статей покойнымъ И. И. Кристи, пом?щенныхъ въ ‘Гражд.’} Я его за я-то неблагозвучное Кр. Кр. Кр. уже зд?сь бранилъ. То ли д?ло: ‘Ка-эр-и!’ Эвфонія! Эхъ, вы юноши! ‘Si jeunesse savait, si viellesse pouvait!’ Переведите.

Завтра пишу объ Васъ самому Ивану Давыдовичу Делянову! Перекрестясь, знаете: Богъ не выдастъ — такъ и свинья не съ?стъ! A Деляновъ — милый даже челов?къ.

Не пишите: ‘многоувожаемый’ надо?ло мн? это… Пишите лучше: ‘старый ворчунъ’.

Вашъ К. Леонтьевъ.

Письмо VIII.

5 февраля 1888 г. Оптина Пустынь.

Ну, вотъ Вамъ, милый Александровъ, черновое мое министру Народнаго Просв?щенія¹). Сегодня же послалъ заказнымъ. Николаю Алекс?евичу Любимову третьяго дня тоже написалъ. Ему писалъ, сверхъ того, и объ Уманов?, {Н. А. Умановъ — тоже одинъ изъ бывшихъ студентовъ нашего кружка. Мысль о приготовленіи къ каедр? (онъ былъ юристъ) скоро, впрочемъ, имъ была оставлена, онъ у себя на родин? поступилъ на службу, и теперь — членъ суда одного изъ провинціальныхъ городовъ. А. Ал — овъ.} но Уманову это нужно, по его словамъ, еще черезъ годъ. Поэтому пока министру я писалъ только объ Васъ.— Сердце мн? говоритъ, что это удастся, Я молился, садясь. A кстати и согр?шилъ, какъ водится: заставилъ Лизавету Павловну гадать (она, какъ многіе юродивые, им?етъ даръ этотъ), вышло, что трефовому королю будетъ исполненіе желаній.

Помолитесь-ка и Вы, дружокъ, въ простот? сердечной,— сходите къ той самой Иверской, за которую такъ глупо и такъ преступно даже (а пожалуй, что и притворно) негодуетъ на Васъ Вашъ геніальный домохозяинъ. Не в?рьте, голубчикъ, ему, не поддавайтесь: Зам?тьте это: у него была всегда страсть противор?чить теченію передовой мысли. Пока господствовалъ либерализмъ, онъ былъ почти реакціонеръ во многомъ, теперь, когда вс? почти лучшіе умы обращаются такъ или иначе къ народнымъ, историческимъ началамъ, ему не терпится, чтобы не итти противу этого. Я самъ недавно это сталъ въ немъ угадывать. Пока это не касается святыни, оно оригинально и даже полезно. Но если только хоть на минуту пов?рить и подумать, что за гробомъ — в?чность блаженства или в?чность муки, то каковъ же будетъ судъ Божій надъ людьми, играющими, изъ духа противор?чія, чужою в?рой! Не скрою, что я все-таки боюсь за Васъ, зная, что Вы съ к?мъ видаетесь. Это не Фетъ, котораго атеизмъ никогда не жаждетъ пропаганды. ‘Клинъ клиномъ надо выбивать’,— и, если меня, гр?шнаго, Вамъ мало, если Вы почувствуете отъ его (т.-е. Толстого) устар?лыхъ фразъ XVIII в?ка мал?йшее колебаніе, послушайтесь меня: познакомьтесь съ Владиміромъ Соловьевымъ, и, подавивши въ себ? вс? движенія самолюбиваго стыда и скрытности, говорите съ нимъ откровенно о Вашихъ сомн?ніяхъ, о Толстомъ и т. д. Это челов?къ благородн?йшій, въ области мышленія геніальн?е Толстого, отличаясь отъ него, какъ небо отъ земли, и вид?ть, что Вы приб?гаете къ нему (хотя бы и по моему сов?ту), непріятно ему не будетъ.

Объ икон? Иверской Божіей Матери знаете, что я Вамъ скажу. Вы знаете, какъ я любилъ Варю и какъ я бился прежде съ ея тяжелымъ, сложнымъ характеромъ. Разборчива, упряма, горда, влюбчива, н?жна, груба, умна, безтолкова, добра, сердита и злопамятна, религіозна, своевольна и т. д. Б?да! Но я молился. И вотъ, когда на счетъ жениховъ стало мн? очень трудно, я пошелъ къ Иверской (наканун? Троицына дня 1883 года) и помолился такъ: ‘Если Господней Вол? это непротивно, помоги мн?, усталому въ этой борьб?’! И на другой же день на паперти Кунцевской церкви мы увидали Александра, и его красота поразила насъ. И все состоялось, вопреки 100 препятствій, и поэзія была, и старость моя ими успокоена такъ, что я считаю себя согр?шившимъ неблагодарностью въ тотъ день, въ который я не вспомню объ этой невыразимой милости Божіей. Это моя Шкура (выражаясь языкомъ натуральной школы) знаетъ, что это такое для меня!

Слушайтесь меня въ этомъ, а остальное ‘приложится Вамъ’. Исполнитъ Господь вс? благія желанія Ваши! ‘Обновится, яко орля, юность твоя’.

Вашъ К. Леонтьевъ.

Купите поскор?е мн? Ю. . Самарина, особливо богословскія сочиненія (‘Прокоповича и Яворскаго’ непрем?нно). Если мои 5 руб. вс? про?здили для Матв?ева, вышлю. Деньги есть.

Очень глупо и вредно, что у Васъ съ Кристи ничего не клеится. Оба, конечно, виноваты.

¹ ) Черновое Ив. Дан. Делянову. Ваше Высокопревосходительство, Милостивый государь Иванъ Давыдовичъ! Прошлогодній пріемъ Вашъ былъ для меня столь лестенъ и желаніе вид?ть меня въ постоянныхъ сношеніяхъ съ молодежью было выражено Вами такъ прямо, что я могу (мн? воображается) разсчитывать на дов?ріе Вашего Высокопревосходительства къ моей рекомендаціи и моей искренности.

Осм?ливаюсь ходатайствовать за одного молодого челов?ка, коротко мн? знакомаго. Онъ состоитъ я теперь со мной въ переписк?. Его зовутъ Анатолій Александровъ. Прошлаго года онъ кончилъ курсъ кандидатомъ въ Московскомъ Университет?: воспитанникъ Катковскаго лицея: пользовался полной благосклонностью покойнаго Михаила Никифоровича, им?етъ призваніе къ поэзіи и началъ уже печатать тамъ и сямъ стихи, для начинающаго весьма хорошіе (было недавно и въ ‘Русскомъ В?cmник?’ его прекрасное посланіе Фету). Даровитый юноша этотъ зам?чателенъ, сверхъ того, своимъ солиднымъ и благороднымъ характеромъ, и уб?жденія его вполн? правильныя. Теперь онъ оставленъ при Университет?, потому что нам?ренъ готовиться къ спеціальнымъ занятіямъ Русской литературой и держать на магистра.— Но родители его такъ б?дны, что онъ принужденъ постоянно помогать имъ и заботиться даже о младшихъ братьяхъ и сестрахъ своихъ, живетъ онъ поэтому уроками,— и все это, конечно, отрываетъ его отъ главныхъ занятій. Ему бы желалось получать стипендію въ 600 руб., и вотъ объ этомъ-то я, частный челов?къ и педагогическому міру чуждый, дерзаю (быть можетъ, и вопреки вс?мъ обычаямъ и правиламъ) обратиться къ Вашему Высокопревосходительству съ почтительн?йшею просьбой.

Что Анатолій Александровъ именно таковъ, какимъ я его изображаю, могутъ засвид?тельствовать, я полагаю, и другія лица, особенно изъ близкихъ покойному Михаилу Никифоровичу Каткову,— наприм?ръ, зав?дующій Университетскимъ Отд?леніемъ въ Лице? (нын? цензоръ)

П. Е. Астафьевъ, а можетъ быть, и H. A. Любимовъ, если только онъ Александрова зналъ и помнитъ. Думаю, что, при сомнительномъ настроеніи нын?шней молодежи, такихъ юношей, какъ онъ, полезно было бы особливо поддерживать.

Вотъ ч?мъ я позволилъ себ? утрудить вниманіе Ваше, и если я поступилъ неправильно, если нарушилъ какія нибудь приличія, то прошу великодушно простить это моей провинціальной отсталости и не лишить меня впредь Вашей благосклонности за этотъ, такъ сказать, благонам?ренный промахъ.

Честь им?ю быть съ глубокимъ почтеніемъ и т. д.

К. Леонтьевъ.

Письмо IX.

2 марта 1888 г. Оптина Пустынь.

Милый Александровъ, Вы желали краткаго изв?щенія о полученіи сочиненій Самарина. Получилъ и благодарю Васъ.

Теперь и мн? писать длиннаго письма нельзя. Очень былъ занятъ. Теперь отдыхаю, потому что потомъ — постъ и молитва. Но такъ какъ именно первыя дв? нед?ли поста мн? не до литературы, то тогда я скор?е могу съ Вами побес?довать.

Посылаю Вамъ 2 руб. съ покорн?йшею просьбой съ?здить въ магазинъ Суворина (на Кузнецкомъ мосту) и дать имъ 1 руб. 35 коп. для немедленной высылки мн? Политической карты Евро?ы по случаю современнаго политическаго состоянія, о которой было ими объявлено. У нихъ сказано: 1 p. 35 к. съ пересылкой. Ну, а 65 к. Вамъ на разъ?зды.

Отъ Мтнистра еще н?тъ отв?та, и отъ H. A. Любимова — тоже. Но молчаніе долгое вовсе не значитъ еще неудача. Какъ получу — изв?щу.

Новость: Кристи пишетъ, что у него съ Горбовымъ {Н. М. Горбовъ — изв?стный посл?дователь проф. С. А. Рачинскаго въ д?л? устройства народныхъ школъ. A. Aл — овъ.} (богатымъ, кажется, молодымъ челов?комъ) и другими р?шено съ 1 января 1889 года издавать ‘Московскій В?стникъ’. Онъ говоритъ, что первымъ долгомъ у него будетъ — воспользоваться моею помощью и Васъ вывести. Посмотримъ.

Я написалъ большую статью о ‘Войн? и мир?’ и объ ‘Анн? Карениной’, Гогол?, Тургенев? и т. д. Но не р?шаюсь ее, сейчасъ печатать: нахожу недостаточной. Въ политик? я см?л?е, ибо сами событія почти постоянно подтверждаютъ мои предсказанія. Въ эстетик? — какія же ясныя предсказанія? Зд?сь ошибиться легче, ибо больше подкупаешься своими личными наклонностями. Меня вотъ Кopoленко Вашъ ужъ однимъ выборомъ все того же и того же — коробитъ. A Вы, наприм?ръ, и большинство у насъ изъ рамки такого рода выйти теперь еще не могутъ:

0x01 graphic

A я хочу разбить и сломать эту рамку! Такъ лучше зря не печатать.

Война у насъ непрем?нно будетъ, только едва ли съ Германіей, а съ Австріей, нав?рное, и… в?роятно, и съ б?дною Турціей.

Ц?лую Васъ. К. Леонтьевъ.

Письмо X.

30 марта 1888 г. Оптина Пустынь.

Милый Анатолій Александровичъ, сп?шу порадовать Васъ довольно благопріятнымъ отв?томъ Любимова. Полагаю, что д?ло устроится, если онъ такъ пишетъ. Вс? начальствующіе до посл?дней минуты не любятъ об?щать нав?рное, опасаясь и невольно иногда обмануть. A зд?сь прямо не отъ Любимова зависитъ,— и то онъ р?шается прямо указывать на Васъ.

Я недавно послалъ ему любезный выговоръ въ открытомъ письм? за долгое молчаніе,— и вотъ онъ что мн? отв?тилъ:

‘Простите, многоуважаемый Константинъ Николаевичъ, что не отв?тилъ на Ваше письмо. Хот?лъ отв?тить не на письмо, а на д?ло. Но д?ло, какъ изв?стно, скоро не д?лается. Вопросъ о средствахъ для стипендіи, которыя вс? распред?лены. Теперь идутъ соображенія объ отд?леніи части изъ студентской стипендіальной суммы для оставляемыхъ при университетахъ. Но еще н?тъ р?шенія. Александровъ им?ется въ виду. Жму руку’.

‘Готовый къ услугамъ Н. Любимовъ’.

‘1888 г. марта 23. Спб. (Получ. въ Опт. Пуст. 29 марта 1888 г.’

Стихи Ваши въ ‘Русскомъ Д?л?’ очень милы!! И критика недурна. Я очень радъ, что Вы пріучаете читателей къ Вашему имени.

Посылаю Вамъ 3 руб. Купите мн?, пожалуйста, поскор?е, красокъ для яицъ {К. Н — чъ былъ великій мастеръ въ раскрашиваніи пасхальныхъ яицъ, и очень любилъ этимъ заниматься. Тонкій эстетикъ сказывался и въ этомъ. А. Ал — овъ.}. Ужъ четвертая нед?ля, дороги трудны, почта ходитъ долго, поэтому надо выслать тотчасъ же, если не хотите весь мой домъ огорчить. Вс? Вамъ кланяются. Краски купите на Петровк?. Тамъ есть хорошія. Надо брать не въ плиткахъ, а порошкомъ въ пакетикахъ,— всякихъ цв?товъ, трудн?е всего голубой и зеленый хорошій найти. Нельзя ли также достать пестрыхъ бумажекъ? Нарочно для яицъ ихъ д?лаютъ. Мн? говорила Попырникова.

Ну, прощайте. Обнимаю Васъ. Сегодня писать больше не когда.

Со стороны Шарапова очень любезно печатать объявленія о моей книг? gratis, и даже безъ всякой просьбы съ моей стороны. Пожалуйста, не забудьте поблагодарить его.

Платитъ онъ что-нибудь Вамъ и Уманову или н?тъ?

Вашъ К. Леонтьевъ.

Письмо XI.

14 апр?ля 1888 г. Оптина Пустынь.

Дорогой Анатолій Александровичъ, я самъ, и вс? мои домашніе усердно благодаримъ Васъ за своевременную высылку красокъ и бумажекъ. Будемъ красить — и поминать Насъ добромъ. Вс? мы заран?е поздравляемъ Васъ съ св. Христовымъ Воскресеніемъ и желаемъ Вамъ встр?тить Пасху какъ нельзя лучше.

Защищаю теперь въ ‘Гражданин?’, по м?р? ум?нія, Данилевскаго противу Вл. С. Соловьева.

О Кристи со дня смерти его матери ни слуху, ни духу. Не знаю, гд? онъ.

Вашъ К. Леонтьевъ.

Письмо XII.

19 апр?ля 1888 г. Оптина Пустынь.

Христосъ Воскресе!

Милый мой Анатолій Александровичъ, вотъ Вамъ мое красное яичко на Пасху ц?ною въ 600 руб. въ годъ.

Вм?сто словъ (хотя бы и самыхъ искреннихъ), докажите мн? Вашу признательность тремя д?лами.

1) Письмо министра возвратите мн?, не откладывая слишкомъ, заказнымъ письмомъ.

2) На оминой въ Москву ?детъ нед?ли на дв? Александръ (в?роятно, съ Лизаветой Павловной), онъ принесетъ Вамъ мою карточку съ рекомендаціей Бобарыкину {Н. М. Бобарыкинъ — московскій нотаріусъ, впосл?дствіи издатель ‘Русскаго Обозр?нія’. У него въ это время хранилась библіотека. К. H — ча. А. Ал — овъ.} и списокъ т?хъ книгъ, которыя мн? у него взять очень нужно. Бобарыкину будетъ особо все объяснено. Надо Вамъ взять на себя трудъ и терп?ніе выбрать ихъ по списку и Александру отдать.

3) Такъ какъ у Васъ будетъ теперь, при 50 руб. въ м?сяцъ, возможность и безъ уроковъ помогать роднымъ, то доставьте мн? великое удовольствіе, прі?зжайте ко мн? гостить съ мая до осени. У меня Вамъ будетъ покойно, и ничего жизнь не будетъ все л?то стоить. Дорога сюда: III классъ — 6 руб. (отъ Москвы до Калуги черезъ Вязьму или Тулу), въ Калуг? — ну, 3 руб., самое большое, проживете въ гостиниц? ‘Рига’ (которую рекомендую), и отъ Калуги до Оптиной всего на всего на пар? почтовыхъ станетъ около 7 руб. {Въ то время отъ Калуги до Оптиной Пустыни (60 верстъ) приходилось ?здить на лошадяхъ, теперь жел?зная дорога проходитъ черезъ Козельскъ, въ 3 верстахъ отъ Оптиной. А. Ал — овъ.} Къ тому же, если хотите, можете вернуться вм?ст? съ Александромъ,— и тогда почтовые пополамъ. A назадъ — тоже Вамъ можетъ быть облегченіе, ибо я самъ думаю (если Господь позволитъ) въ август? ?хать на м?сяцъ въ Москву, и возьму Васъ съ собой.

Ручаюсь, что это вполн? свободное л?то въ Оптиной будетъ полезно Вамъ и со стороны здоровья, и въ духовномъ отношеніи, и въ литературномъ.

Ваше вынужденное и постоянное труженичество, безъ полнаго роздыха, вредно и свободному вдохновенію. Ваши посл?дніе стихи на весну очень хороши, но… они могли бы быть и не Вашими. ‘Физіономіи’ все еще своей н?тъ!

Не огорчайтесь: я къ Вамъ строгъ, потому что в?рю въ Ваши силы.

Кстати, не знаете ли, что это за Аристовъ {Пав. Ив. Аристовъ — небольшой писатель славянофильской окраски, писалъ въ ‘Русскомъ Д?л?’ С. . Шарапова и потомъ въ ‘Благов?ст?’ А. В. Васильева. А. Ал — овъ.}, который постоянно такъ раздражается противъ меня въ Русскомъ Д?л?, я объ немъ не слыхивалъ. Должно быть, это онъ же написалъ, подъ буквами ‘M. A.’ {Это писалъ уже не П. И. Аристовъ, а Ан. Мих. Гальперсонъ, бывшая сотрудница ‘Соврем. Изв.’ H. П. Гилярова-Платонова, нын? покойная. А. Ал — овъ.}, новые нападки на меня по поводу моихъ воспоминаній о Тургенев?? Что-то нескладно, а горячо.

Читаете ли Вы мои новые фельетоны въ Гражданнн? ‘Владиміръ Соловьевъ противъ Данилевскаго’? Желалъ бы я, чтобы Вы ихъ читали и сказали бы мн? потомъ свое мн?ніе,

Вс? мои въ большой радости тому, что Вамъ дадутъ стипендію, и вс? Васъ желаютъ вид?ть зд?сь л?томъ.

Ну, еще разъ Христосъ Воскресе. Ц?лую Васъ три раза.

Вашъ К. Леонтьевъ.

Письмо XIII.

26 апр?ля 1888 г. Оптина Пустынь.

Напишите поскор?е благодарственное письмо Николаю Алекс?евичу Любимову (Спб., Литейная, домъ Мурузи): несомн?нно, что онъ сод?йствовалъ нашему д?лу о стипендіи.

Объ участіи Т. И. Филиппова не знаю, ибо онъ мн? ни слова объ этомъ не писалъ.

На оминой Лизавета Павловна будетъ въ Москв? съ Александромъ. Онъ, конечно, Васъ розыщетъ.

Прощайте. К. Леонтьевъ.

Сообщилъ А. А. Александровъ.

Леонтьев К. Н. Письма к Анатолню Александрову: [ХІ—ХХХII: 12 мая, 4 и 11 июня, 30 июля, 23 сентября, 7 октября, 2, 14 и 21 ноября, 26 декабря 1888 г., 11, 17 и 26 февраля, 15 и 17 марта, 17 и 28 апреля, 2 июня, 28 августа 1889 г.] / Сообщил А. А. Александров // Богословский вестник 1914. Т. 2. No 6. С. 275—303 (2-я пагин.). (Продолженне.)

Письма К. Н. Леонтьева къ Анатолію Александрову.

Письмо XIV.

12 мая 1888 г. Оптина Пустынь.

Голубчикъ Анатолій Александровичъ,— будьте такъ добры, закажите поскор?е Улитину (около Театральной площади,— знаете?) розыскать т? NoNo Бес?ды (Юрьева) за 1870 или 1871 годъ, въ которыхъ есть статья Майкова {Ап. Ал. Майковъ, двоюродный братъ поэта, публицистъ славянофильской окраски. А. Ал — овъ.} ‘Всеславянство’ и другая еще статья (не помню чья) ‘О реальныхъ силахъ обществъ’. Первое заглавіе в?рно, второе заглавіе я называю, быть можетъ, и не такъ, но по содержанію статьи оно в?рно. Помнится также, что и та и другая статья какъ будто были именно въ 1871 году, а не въ 1870. Не могу припомнить, въ одной ли книжк? были напечатаны об? статьи эти, или каждая была разбита но 2—3 книжкамъ. Конечно, это д?лаетъ разницу въ ц?н?. За пріисканіе старыхъ NoNo Отечественныхъ Записокъ и Русскаго В?стника Улитинъ бралъ съ меня по 1 руб. 50 коп. за книжку. Быть можетъ, Бес?ду трудн?е достать, и потому будетъ дороже. Сверхъ того, мн? бы очень хот?лось им?ть со французскомъ перевод? т? именно сочиненія Роберта фонъ-Лиля и (кажется) Гнейста, о которыхъ упоминается въ стать? Бес?ды (‘О реальныхъ силахъ’). Тамъ говорится, что эти двое ученыхъ (перваго имя хорошо помню: а на счетъ Гнейста сомн?ваюсь,— можетъ быть, и Штейнъ какой-нибудь) — первые основатели ученія о реальныхъ силахъ. Статья Майкова ‘Всеславянство’ далеко не такъ мн? нужна, какъ все, что касается до реальныхъ силъ. Безъ этихъ сочиненій я не могу окончить давній мой трудъ ‘Судьбы славянофильства’. Если у французскихъ книгопродавцевъ н?тъ теперь французскаго перевода (съ н?мецкаго подлинника) ни Роб. ф.Лиля, ни Гнейста (положимъ, кажется, онъ излагалъ эти взгляды по поводу англійской конституціи, или, в?рн?е сказать, организаціи Великобританскаго государства), то они должны знать все-таки, существуютъ ли въ Париж? такіе переводы, и выписать ихъ мн? поскор?е (т. е., чтобы мн? больше м?сяца или 1 ¹/₂ не ждать). Н?мецкіе же подлинники купить надо,— но только въ крайности. Я много трудиться ненавижу, люблю работать, слегка порхая по цв?точкамъ чужаго ума, а съ н?мецкимъ языкомъ не распорхаешься,— тутъ поневол? приходится быть ‘честнымъ труженикомъ’, что совс?мъ не въ моей легкомысленной натур?, и даже отчасти и не въ правилахъ моихъ.

Но въ крайности надо будетъ и по-н?мецки читать подлинники, ибо до сихъ поръ я съ этой простой и важной теоріей знакомъ только по стать? Бес?ды, прочтенной мною въ Турціи въ 1871 году (т. е. 17 л?тъ тому назадъ). Это о самихъ сочиненіяхъ, что же касается до Бес?ды, то если я прошу Васъ заказать Улитину, то это лишь для Вашего облегченія,— ибо вс? эти No’No Бес?ды должны быть ц?лы у Бобарыкина, въ той моей библіотек?, которую онъ выкупилъ себ? изъ конторы ‘Надежда’. Но она у него не разобрана, и даже я не знаю, вся ли она выбрана изъ ящиковъ и поставлена въ шкапахъ въ дом?, или часть ея еще въ его нотаріальной контор?. Боюсь, что искать Вамъ это будетъ трудно, а если легко попадутся у него эти NoNo Бес?ды, то Улитину, конечно, не нужно заказывать, а прямо приступить къ добыванію самихъ сочиненій — или по-французски, или по-н?мецки.

Кстати — есть все въ той же Бобарыкинской библіотек? большой романъ Писемскаго ‘Люди сороковыхъ годовъ’. Онъ весь былъ мною вырванъ изъ Зари и завернутъ въ бумагу. Не попадется ли онъ Вамъ? Если безъ труда найдется, отдайте аккуратно Александру или привезите сами. По моей критик?, это лучшій изъ романовъ Писемскаго, и самый неизв?стный при этомъ. Кажется, и Вы его не читали? А такое здоровое произведеніе Вамъ, еще пропитанному Достоевскимъ, очень полезно. Помните, впрочемъ, что я очень боюсь Васъ слишкомъ обременять, чтобы Вы мою дружбу не предали анаем?! Это в?дь и надо?шь до смерти съ комиссіями этими!

Посылаю 10 руб., ибо ц?нъ не знаю. Если увидите, что можно, еще купите Дрепера (по-русски),— какъ это у него, дурака, называется, не помню, тоже, небось, ‘Исторія цивилизаціи’ какая-то? {‘Исторія умственнаго развитія Европы’. А. Ал — овъ.}. Да еще бы хоть ц?ну узнать полному собранію Конст. Серг. Аксакова (именно то нужно, гд? онъ что-то говоритъ о дух? русскаго народа, я в?дь его совс?мъ не знаю,— только по отзывамъ) и Ив. Вас. Кир?евскаго (этого я. читалъ, но что-то плохо помню: немного отвлеченно и безцв?тно показалось,— не вр?залось).

Впрочемъ, попытайтесь попросить и того и другого (особенно К. С. Аксакова) у Серг. едор. Шарапова для меня на два м?сяца или на три, съ прилагаемой распиской {‘Получилъ отъ С. . Шарапова на прочтеніе сочиненія К. С. Аксакова и И. В. Кир?евекаго срокомъ на три м?сяца. Обязуюсь честнымъ словомъ ихъ посылкой (а не какъ попало) возвратить въ срокъ. К. Леонтьевъ. 12 мая 1888 г. Опт. П.’}. Можетъ быть, дов?рится. Я на книги честенъ, не зачитываю,— особенно р?дкую и хозяинуславянофилу необходимую.

Прочтите статью Бестужева ‘О теоріи культурныхъ типовъ’ въ майской книжк? Русскаго В?стника. Нашего лагеря все прибываетъ. Я ждалъ этой статьи съ боязнью и нетерп?ніемъ: боялся — ну какъ такой ученый историкъ да противъ этой теоріи? Слава Богу, н?тъ. Но статья, очень важная по ученому авторитету спеціалиста, сама по себ? слаба. Это все то же либеральное (полуевропейское почти) старое славянофильство,— слишкомъ славяпское, такъ сказать, культурофильство.

Культура особая нужна, а славянство, пожалуй, только необходимое зло при этомъ. Безъ нихъ (славянъ) нельзя, но надо морщиться, сознавая это, а не улыбаться. А они вс? еще улыбаются и слабыхъ сторонъ Данилевскаго не видятъ.

Д?йствительная жизнь видимо уже пошла другими путями къ ихъ же главной ц?ли. Вс? они, отъ Кир?евскаго до Данилевскаго (включительно), до Бестужева, до А. А. Кир?ева, Шарапова и т. д., бол?е или мен?е либералы, вс? — бол?е или мен?е противъ сословности въ Россіи, наприм?ръ. Но Пазухинъ, графъ Дм. Андр. Толстой и самъ Государь за сословія, за новыя формы привилегій и неравенства. Они представители д?йствительнаго теченія исторической жизни, выразители практическихъ требованій времени,— и эти практическія требованія нов?йшаго времени стремятся исканіемъ своимъ, разум?ется, гораздо больше обособить Россію отъ безсословной Европы XIX в?ка, ч?мъ самъ даже Данилевскій, который, подъ вліяніемъ духа сороковыхъ, пятидесятыхъ и шестидесятыхъ годовъ, говорить въ своей книг?, что въ Россіи ‘никто о сословіяхъ и не думаетъ’. Вс? славянофилы этого лагеря (я — славянофилъ на свой салтыкъ) довольствуются иногда такими пустыми отличіями отъ Запада, что даже жалко вид?ть, а иногда ужъ и слишкомъ широкими до невозможности. Нельзя, напр., претендовать создать такое позвоночное животное, у котораго не было бы легкихъ, или кишекъ. или сердца. У вс?хъ есть. Но разныя и въ разное время жизни есть перем?ны въ органахъ (Лягушки въ д?тств?, какъ рыбы, съ жабрами, а во время зр?лости, какъ мы съ Вами, съ легкими, и т. д.).

Сословія суть признакъ силы и необходимое условіе культурнаго цв?тенія. Европа прежде была сословн?е современной ей Россіи (напр., въ XVI, XVII в?к?), теперь (въ XX) Россія, если хочетъ жить, Должна стать сословн?е Европы и на вопли о соціальной неправд? не смотр?ть. Христіанство личное, настоящее, думающее прежде всего о томъ: ‘Какъ Я отв?чу на Суд? Христовомъ?’ ничего не им?етъ противъ сословій и вс?хъ непріятныхъ посл?дствій сословнаго строя. Гражданская эмансипація и свобода христіанской сов?сти — это большая разница,— и см?шивать ихъ — это остатокъ европейскихъ привычекъ. Теперь — мало по малу, но зам?тно — государственная Россія все хочетъ д?лать совс?мъ наоборотъ противу Запада. Такъ, ужъ и въ Англіи лорды едва держатся и сами готовы отказаться отъ своихъ привилегій: у насъ — ищутъ противоположнаго… И т. д. И ч?мъ это движеніе медленн?е, ч?мъ оно суше, ч?мъ безшумн?е, т?мъ в?рн?е. Восторги общіе хороши только для войны или для чествованія поэтовъ, а реформы съ восторгомъ — это никуда не годится… Это у меня ужъ по-Фетовски.

Обнимаю Васъ въ ожиданіи несказанно пріятнаго свиданія.

К. Леонтьевъ.

Письмо XV.

4 іюня 1888 г. Оптина Пустынь.

Благодарю Васъ, милый Анатолій Александровичъ, за хорошенькія вазочки. Он? у меня на почетномъ м?ст?, и постоянно въ нихъ цв?ты.

Буду ждать Васъ около 15 іюня. Чего бы лучше къ Троицыню дню? Впрочемъ, Вамъ видн?е, что удобн?е.

Привезите мн?, пожалуста, ящикъ хорошихъ акварельныхъ красокъ, съ кисточками разнаго разм?ра (не дороже 10 руб.), и 4 экземпляра такихъ деревянныхъ ширмочекъ для фотографическихъ карточекъ, на каждой чтобы было по три створки, не бол?е. Это дешево. Если у Васъ н?тъ лишнихъ денегъ на дорогу, красокъ не привозите, если есть — зд?сь сочтемся. До свиданія.

Вашъ К. Леонтьевъ.

Письмо XVI.

11 іюня 1888 г. Оптина Пустынь.

Милый Анатолій Александровичъ! Я надо?даю Вамъ съ моими комиссіями. Прошу Васъ, простите меня. Если это письмо застанетъ Васъ въ Москв?, то привезите мн? еще 2—3 в?ничка изъ перьевъ для пыли. Ихъ можно найти на Никольской, и стоютъ они очень дешево,— кажется, по 20 коп. И еще, если можно, хорошаго сургуча хоть дюжину. Зд?сь н?тъ хорошаго. Смотрите только, ум?ете ли Вы укладывать] Иначе вс? сургучи другъ объ друга перебьются.

Говорятъ, Вы отъ Калуги хотите п?шкомъ итти. Если такъ, то вещи оставьте у хозяйки въ гостиниц? Рига (въ Калуг?) и уговоритесь переслать ихъ сюда. Она мн? пріятельница. Елена Филипповна Давингофъ, крещеная еврейка.

Вашъ К. Леонтьевъ.

Письмо XVII.

30 поля 1888 г. Оптина Пустынь.

Вс? мы, милый Анатолій Александровичъ, благодаримъ Васъ за память. Перем?нъ у насъ (слава Богу) никакихъ р?зкихъ и особыхъ н?тъ. Варя только была серіозно больна,: къ счастію, удалось, кажется, бол?знь ея прес?чь, но она еще только недавно начала сид?ть, а то все лежала, ходить еще остерегается. Я, какъ водится, раза два уже посл? Вашего отъ?зда забол?валъ жестокими неврозами,— и, какъ тоже водится, скоро поправлялся. Только,— видно, непоправимая уже,— слабость правой ноги не даетъ много ходить и пользоваться прекрасной погодой. Лиза все такая же. Ходитъ отъ жары еще больше растрепанная, а руки ужъ вовсе перестала мыть… Ужасъ! Но мы ужъ къ этому привыкли, да и всепоб?ждающая доброта ея хоть кого бы пріучила мириться съ ея юродствомъ! Шляется ц?лый день, нянчитъ Вариныхъ д?тей, весела, почти всегда, видимо, счастлива, хотя и ворчитъ (‘мужъ пьяница! сумасшедшій! колдуетъ ц?лое утро у себя наверху!’ и т. д.). Видишь все это,— и н?тъ ужъ и охоты ее принуждать и ст?снять. Я былъ много передъ ней гр?шенъ когда-то,— и всякій разъ теперь, какъ вздумается ст?снить ее какъ-нибудь для общественныхъ приличій въ ея невинномъ и л?нивомъ юродств?, такъ сейчасъ и вспомнишь и то, и другое… И оставишь ее такъ. ‘Крестъ’ мн? не. слабоуміе ея и младенчество, а ея неопрятность, ну, сознавая это, и не хочется ее безпокоить… Жить обоимъ ужъ немного, а движенія св?тскаго самолюбія (на счетъ крайнихъ ея неприличій) приходится съ Божіей помощью терп?ливо подавлять. Какъ захочетъ Богъ пріучить челов?ка, ко всему пріучитъ, вопреки природнымъ вкусамъ и привычкамъ воспитанія.— На дняхъ, вообразите, я пригласилъ къ себ? об?дать двухъ молодыхъ супруговъ (очень хорошаго петербургскаго общества). Варя билась, билась — уговаривала Лизавету Павловну вымыть руки, остричь ногти я перем?нить грязное платье. Я ужъ молчалъ. Разсердилась, и об?дала одна наверху. ‘Не нуждаюсь въ нихъ’, — и только. И ничуть даже не разстроилась посл?. Хорошо, что она сама не требуетъ ни отъ кого соблюденія по отношенію къ себ? общественнаго вниманія, лишь бы ей была воля спать, гулять, не мыться, не од?ваться, пос?щать людей простыхъ, этимъ вс?мъ не брезгающихъ,— и она весела и счастлива.— Ну, что жъ, и слава Богу! Не такъ ли? — а все таки хот?лось бы иногда, не мн? одному, а и Саш? съ Варей, чтобы она была почище… Только къ Причастію и од?вается… Такая чудачка!

Что же еще Вамъ сказать? Ничего не пишу для печати, никакъ не сберусь. Не хочется. Мысль о роман?, который но жребію надо начать, л?зетъ, какъ медв?дь, на меня. Откладываю до сентября… Ужасно тягощусь! Мн? гораздо пріятн?е теперь писать приватныя и огромныя письма Фуделю {Студентъ юристъ Московскаго университета, по окончаніи курса поступилъ въ священники. Нын? — изв?стный Московскій протоіерей. А. Ал — овъ.} о ‘славянофильств? и панславизм?’, онъ предлагаетъ мн? въ письмахъ очень д?льные вопросы… И мн? пріятно ему на нихъ подробно отв?чать. Стать? о Л. Толстомъ (изв?стной Вамъ) {‘Анализъ, стиль и в?янія’. Упоминается н?сколько разъ и дальше. Напечатана впосл?дствіи въ Русск. В?стн. А. Ал — овъ.} нигд? м?ста еще не найду, и сижу теперь безъ литературныхъ доходовъ, это очень чувствительно,— но не поб?ждаетъ мою л?нь и скуку при воспоминаніи о моемъ безплодномъ и невліятельномъ печатаніи. Фудель написалъ, впрочемъ, подъ именемъ Осипова, въ Русскомъ Д?л? статью въ моемъ дух? противъ безразсуднаго панславизма. Умановъ писалъ мн? изъ деревни. Я ихъ зову обоихъ сюда осенью. Отъ Кристи — давно ни слова! Непонятный у него характеръ! А им?ются въ виду серьезныя д?ла!..

Политика текущая мн? не очень-то нравится. Одна надежда на роковую идею: лопнетъ!

Прі?здъ въ Оптину это л?то разнообразный и большой. Жизни много, и погода теперь очень стала пріятная. Прі?хала къ о. Амвросію черная Абиссинская княжна, никакъ не удается мн? увидать ее. Не встр?чаемся какъ-то, хотя оба ходимъ въ церковь.

Ну, прощайте, другъ, обнимаю Васъ. Вс? мои Вамъ шлютъ сердечный прив?тъ.

Вашъ К. Леонтьевъ.

Письмо XVIII.

23 сентября 1888 г. Оптина Пустынь.

Слишкомъ ужъ давно ничего не пишете намъ. Мы вс? зд?сь часто объ Васъ думаемъ и ждемъ какихъ-нибудь опред?ленныхъ изв?стій.

Удостойте!

К. Леонтьевъ.

Письмо XIX.

7 октября 1888 г. Оптина Пустынь.

Милый Анатолій Александровичъ! Вы очень обрадовали меня и весь домъ мой Вашимъ — не скажу: письмомъ,— а хоть… письмецомъ. Лизавета Павловна такъ обрадовалась изв?стію о Вашемъ брак?, что, вопреки своей привычк? рано засыпать, чтобы вставать съ п?тухами, потеряла сонъ и такъ долго не уходила наверхъ посл? ужина, что мы вс? удивились, и тогда она сказала:

— Я такъ обрадовалась, что ‘Толя’ женился на ‘Тарасовн?’, что у меня весь сонъ пропалъ.

Кром? удивительной страсти вс?хъ вид?ть женатыми и замужними (страсти, которая у нея развилась въ старости, а прежде не была зам?тна), она особенно полюбила добрую Вашу Авдотью Тарасовну. и въ ней я (по всегдашней сложности моихъ чувствъ и воззр?ній) это чувство очень одобряю.

Что касается до меня самого, то Ваше обо мн? по этому случаю мн?ніе могло бы показаться мн? даже и очень обиднымъ, если бы я хоть на минуту могъ забыть, что ‘errare humanum est’ и что Тургеневъ былъ правъ, когда заставилъ своего Базарова сказать Аркадію: ‘Челов?къ скор?е пойметъ колебанія эира на Сиріус?, ч?мъ то, почему другой челов?къ такъ или иначе сморкается!’ Хотя это ‘сморкается’ очень скверно и относится къ той именно ‘Гоголевщин?’, которая мн? такъ надо?ла у вс?хъ ‘кориеевъ’ нашихъ, но мысль о непостижимости, о неясности индивидуальнаго нашего чувства для другихъ людей выражена все-таки зд?сь очень наглядно. Откуда Вы это взяли, что я буду бранить Васъ за то, что Вы женились, или сердиться на Васъ?.. Плохого же Вы мн?нія о моемъ ‘религіозномъ’ чувств?! Я, кажется, при Васъ сказалъ еще въ Оптиной: ‘Разъ от. Амвросій благословилъ, о чемъ же тутъ толковать?’ И въ самомъ д?л? посл? Вашей бес?ды со старцемъ я ничего не говорилъ бы, если бы Авдотья Тарасовна не вздумала сама, безъ всякаго вызова съ моей стороны (над?юсь, что Вы это обстоятельство хорошо помните), доказывать мн?, что Вамъ жениться на ней очень выгодно, потому что у васъ ‘рубашки пропадали безъ нея’ и т. п. Я и теперь готовъ ей сказать, что такъ смотр?ть на Вашъ бракъ — большая ошибка! И дай Богъ, для ея собственнаго достоинства, для ея собственнаго развитія къ лучшему, чтобы она ясн?е прежняго поняла, какъ много Вы ей приносите въ жертву (или въ даръ, если слово ‘жертва’ Вамъ не по сердцу), и какъ мало она.

Привязанность, доброта, в?рность, честность нашлись бы, авось-либо, и въ другой женщин?, и помимо ея, не вся же Россія развращена, зла и порочна. Хорошихъ и добрыхъ женщинъ у насъ много… Но найти молодого челов?ка, даровитаго, трудолюбиваго, добраго съ твердостью (а не добраго съ безхарактерностью, что весьма скверно!),— молодого челов?ка съ будущностью и съ положеніемъ въ обществ?, уже о ею пору достаточно (по годамъ и состоянію) почетнымъ, и выйти за него замужъ, только черезъ одну его привязанность и благородство, безъ всякаго долга даже съ его стороны,— это такая р?дкость и такое счастье для простой и б?дной д?вушки, что лучше бы ей было ‘посмиренн?е’ взирать на свою удивительную судьбу и не гордиться ‘благод?яніями’ рубашекъ, кухни и т. д. Авось-либо, это все и такъ обошлось бы… Конечно, она молода и, повидимому, не лишена смышлености, и потому есть надежда, что она станетъ на настоящую точку зр?нія и достигнетъ скоро того, что про нее можно будетъ сказать стихомъ Майкова: ‘Ее живитъ смиренья лучъ!’

Мн? ли не понимать всего ‘этого’, вс?хъ этихъ отт?нковъ, когда я самъ женился точно также, по старой привязанности и безъ всякаго долга, на б?дной и безграмотной д?вушк?? Да, но я до сихъ поръ съ величайшей радостью и признательностью вспоминаю, что Лиза и вида не показывала, что она можетъ быть мн? особенно полезна, она просто-напросто не скрывала своей почти д?тской эгоистической радости, что вышла замужъ за челов?ка давно любимаго, и вдобавокъ за ‘дворянина’, за ‘барина’, который ее изъ посл?дняго наряжаетъ и балуетъ, не позволяя ей, однако, слишкомъ много разсуждать, Да она и сама, слава Богу, разсуждать много не бралась ни обо мн?, ни въ обществ?, ни даже со мною… Вотъ за это за все я ее высоко ц?нилъ и ц?ню, и если у насъ поздн?е (гораздо поздн?е, посл? 8 л?тъ согласной жизни) случились тяжелыя распри, о которыхъ мн? до сихъ поръ больно вспоминать, то вина была моя, а не ея! Оттого-то я и несу такъ покорно и даже весело подъ старость крестъ ея теперешняго слабоумія, ея неопрятности и т. д. Богъ наказалъ меня,— а она своего состоянія не чувствуетъ, слава Богу, и старость ея гораздо весел?е, счастлив?е и беззаботн?е моей…

Лиза, говорю я, смолоду не бралась много разсуждать, хотя далеко не была глупа, она за то им?ла женскій ‘тактъ’ въ т? года (до посл?дняго несчастнаго душевнаго переворота) прежде всего заботиться о ‘вн?шности’ своей. И это очень важно: ибо, если мужъ, по доброт? и по привычк?, снисходителенъ къ этому, то на постороннихъ невниманіе молодой женщины ко вн?шности, къ манерамъ, къ выбору выраженій въ разговор?, къ щеголеватости даже дома, наедин? — производитъ всегда бол?е или мен?е удручающее и унылое впечатл?ніе, котораго, живя въ обществ?, надо, какъ огня, изб?гать. Товарищи и вообще посторонніе люди въ глаза этого не скажутъ и не должны говорить, не им?ютъ права соваться не въ свое д?ло. Если же я позволяю себ? это говорить даже ей въ глаза, то это потому, что я сознаю, до чего и желаніе Вамъ всякаго блага и всякаго, даже и вн?шняго, улучшенія во мн? искренно и сильно, да и потому еще, что я съ ней сразу увид?лъ женщину безукоризненно хорошаго сердца, прямую и добрую, которая приметъ мои слова какъ сл?дуетъ. Хоть ей и досадно будетъ сначала, ну а потомъ пойметъ, что я отъ избытка дружбы къ любимому ею же челов?ку строгъ и требователенъ къ ней… Да! Поменьше воображать, что она Вамъ полезна — это разъ, не такъ см?ло въ обществ? разсуждать, а больше прислушиваться и присматриваться, ‘в?къ живи — в?къ учись’ — это два (мужъ будетъ со временемъ им?ть видное общественное положеніе, онъ уже и теперь изв?стенъ многимъ людямъ, въ обществ? высоко по званію или по талантамъ стоящимъ), третье: въ кофточкахъ ц?лые дни дома не ходить (и не принимать въ этомъ вид? Уманова, Тиличеева, ни даже дворника!), папиросъ на полъ не бросать, ‘проценты’ и т. п. не говорить, а просить мужа поправлять съ глазу на глазъ,— ибо лучше, эстетичн?е — совс?мъ даже не знать, что такое проценты, ч?мъ знать и говорить ‘проценты’…

Ну, а моральное ея ‘устроеніе’, какъ говорятъ монахи, вообще очень хорошее. Надо только постараться, чтобы оправдать на д?л? слова о. Амвросія: ‘она — д?вушка приличная я Васъ не осрамитъ!’ Конечно, о. Амвросій думаетъ прежде всего о духовномъ, но онъ такъ уменъ и опытенъ и вид?лъ такое множество разныхъ людей, что если бы онъ увидалъ эти ‘окурки’, ‘кофточки’ и т. п., то и онъ въ сердц? своемъ едва ли бы особенно ихъ одобрилъ! ‘Прозорливость’ есть особое состояніе благодати у духовныхъ людей, которое не проявляется въ нихъ ежечасно, а достигаетъ только по временамъ своей высшей силы, и я отъ всей души желаю, чтобы на этотъ разъ батюшка былъ особенно прозорливъ и предсказалъ, что въ доброй Авдоть? Тарасовн? вн?шнія привычки, приличія и т. п. станутъ, наконецъ, на одномъ уровн? съ ея несомн?нно и видимо прекрасными нравственными качествами! Надо только не благожелательныхъ, отеческихъ наставленій бояться, а надо бояться больше заглазныхъ порицаній равнодушныхъ и насм?шливыхъ людей,— быть можетъ, даже и близкихъ пріятелей мужа…

Вотъ и все, что я чувствую и что я думаю по поводу Вашего брака. И я хочу над?яться такъ же, какъ и Вы, что все будетъ благополучно, потому что Вы послушались старца (а не потому, что Вы послушались сердца Вашего, это ничего еще не доказываетъ, кром? Вашего благородства)… Вы говорите, что поручаете себя вол? Божіей, я посл? этого мн? еще разъ остается удивиться: капъ же Вы могли думать, что я буду ‘сердиться и бранить’? Пока Вы не были у старца, пока не было зам?шано въ д?ло духовное р?шеніе, пока д?ло шло только объ одн?хъ Вашихъ наклонностяхъ, я могъ желать повліять на Васъ, отклоняя отъ ненужнаго {Житейски — ненужнаго и морально не предписуемаго. К. Леонтьевъ.}, по моему, брака. Но это разсужденіе св?тской опытности и т. п. должно было померкнуть и уничтожиться посл? духовнаго р?шенія. Оставался молебенъ {От. Амвросій, знаменитый оптинскій старецъ, благословивъ насъ съ будущей женой моей, когда мы были л?томъ въ Оптиной Пустыня, и сказавъ, что ничего не им?етъ противъ нашего брака, сов?товалъ, однако, по возвращеніи въ Москву, отслужить молебенъ въ часовн? чудотворной иконы Иверской Божіей Матери и поступить такъ, какъ мы р?шимъ посл? этого молебна. А. Ал — мъ.}… Но, кром? н?которыхъ исключительныхъ случаевъ переворота, и Божественное и сатанинское д?йствіе одинаково вліяютъ бол?е или мен?е сообразно натур? нашей, усиливая или ослабляя наши природныя (т. е. Богомъ же данныя и дьяволомъ совращаемыя наклонности. Когда у насъ въ дом? во время Ватего долгаго молчанія кто-нибудь (Лизавета Павловна, или Варя) вспоминалъ объ этомъ молебн?, то я всегда говорилъ: ‘И посл? молебна Александровъ женится, это такой характеръ’. И давнымъ давно свыкся съ этой мыслію и примирился съ нею. Подчиненіе нашей воли духовному началу не только дорого для приготовленія нашего къ в?чности, но и въ земной жизни оно отзывается многими облегченіями и даже ут?шеніями оттуда, откуда мы и не ждемъ. Говорю это по личному опыту! Правда, я браковъ въ нашемъ среднемъ состояніи вообще не люблю по вкусу и полагаю, что безъ ‘блуда’ могли бы многіе люди долго жить, если бы боролись. Смотр?ть весело я могу только или на очень богатую или на крестьянскую и м?щанскую свадьбу въ деревн? или въ маленькомъ город?. Остальное, среднее, по моему, мрачно! Но эстетика, хотя и им?етъ свои законы и свои — независимыя отъ морали и религіи — требованія, все же должна подчиняться религіи, тамъ, гд? она съ нею въ противор?чіи…

Вотъ общее и, по-моему, совершенно ясное правило.

Отрицать же независимое значеніе прекраснаго — это значило бы обманывать себя. Не отрицать, а подчинять — вотъ что нужно. Ну, баста объ этомъ.

Посылаю Вамъ пять статей моихъ, когда вышлютъ еще по н?скольку экземпляровъ VI, VII и VIII-й, тоже пришлю.

Очень радъ, что Вы познакомились съ Фуделемъ. Это и мн? и д?лу выгодно. Кланяйтесь ему много.

О книгахъ моихъ въ В?ну не пишу, онъ ужъ, в?рно, сказалъ Вамъ,

Отъ Кристи получилъ письмо недавно. Собирается ко мн? опять за?хать. Экзамены онъ вынужденъ отложить до весны, и изданіе его встр?чаетъ и другія препятствія. Объ Уманов? и Денисов? {Все бывшіе студенты члены нашего кружка. Н. А. Умановъ какъ уже сказано, нын? — членъ суда, Я. А. Денисовъ — нын? профессоръ Харьковскаго университета, Мироновъ — сейчасъ же посл? окончанія курса умеръ, Н. Б. Алмазовъ (сынъ поэта) былъ впосл?дствіи секретаремъ редакціи ‘Русск. Обозр.’, а зат?мъ принадлежалъ въ составу редакціи Московск. В?дом. А. Ал — овъ.} ничего не знаю. Если удосужитесь, напишите обо всемъ — обо вс?хъ подробн?е. О Миронов? и Алмазов? {Все бывшіе студенты члены нашего кружка. Н. А. Умановъ какъ уже сказано, нын? — членъ суда, Я. А. Денисовъ — нын? профессоръ Харьковскаго университета, Мироновъ — сейчасъ же посл? окончанія курса умеръ, Н. Б. Алмазовъ (сынъ поэта) былъ впосл?дствіи секретаремъ редакціи ‘Русск. Обозр.’, а зат?мъ принадлежалъ въ составу редакціи Московск. В?дом. А. Ал — овъ.} — тоже.

Читали ли Вы статью Московскихъ В?домостей о Владимір? Соловьев? и объ книг? на французскомъ язык? ‘Русская идея’? Жалко! Потерянъ онъ для Православія и Россіи,— перешелъ черезъ край! Хочу ее выписать — книгу эту.

Мн? пріятно слышать, что въ Москв? моя статья {Статья К. Н-ча въ Гражд. ‘Національная политика, какъ орудіе всемірной революціи’. А. Ал — овъ.} производитъ впечатл?ніе, только моя странная судьба такова, что ни т?, у которыхъ, по Вашимъ словамъ, ‘п?на у рта’, ни заступники не позаботятся ни за что поднять о ней печатный споръ, и изъ ‘кабинетовъ’ это на св?тъ Божій опять не выйдетъ. Не правда ли, какъ это загадочно?

Недавно вернулся изъ Петербурга одинъ монахъ изъ дворянъ, пріятель Т. П. Филиппова {Оптинскій монахъ, от. Эрастъ, знавшій покойнаго государственнаго контролера Т. П. Филиппова еще по городу Ржеву, откуда оба были родомъ. А. Ал — овъ.}. Онъ спрашивалъ у него, почему Мещерскій, столь расположенный къ Леонтьеву, не напечаталъ стиховъ Александрова {Стихотвореніе ‘Чарод?й’ (См. предисловіе). Въ Русск. Д?л? напечатано не было, за пріостановкой этой газеты. Появилось въ печати въ Гражд. но уже посл? смерти К. Н-ча, въ 1891 г. Впосл?дствіи вышло въ сборникъ моихъ стихотвореній.}. А Филипповъ сказалъ: ‘Что съ нимъ д?лать! Самъ не знаетъ, я думаю, почему. Такой странный характеръ’!

Всли Вы теперь хотите вернуться къ прежнему Вашему нам?ренію напечатать ихъ у Шарапова, я ничего не им?ю противъ этого. Я предпочиталъ Гражданинъ, но такъ какъ съ Мещерскимъ даже и Филипповъ не сладитъ,. то отчего же не отдать въ Русское Д?ло? Не стану притворяться и скрывать, что мн? это было бы пріятно. Правду говорилъ о. Іеронимъ Аонскій: ‘Вс? страсти подъ старость слаб?ютъ, а самолюбіе и въ насъ, монахахъ, до гроба живетъ’!

Ну, кажется, все. Мой искренній поклонъ Авдоть? Тарасовн?. Пусть не пеняетъ на меня, а учится жить съ простодушіемъ и съ искренностію.

Отчего бы Вамъ обоимъ не прі?хать къ намъ на Святки, отъ 23—24 декабря, наприм?ръ, до 2—3 января, а то и до Крещенья? Теперь Варя здорова,— ее можно перевести наверхъ, а ея комнату внизу Вамъ приготовить? Хорошо бы сд?лали.

Обнимаю Васъ

Вашъ К. Леонтьевъ.

Р. S. Лиза благодаритъ Авдотью Тарасовну за письмо. Собирается отв?чать. Только разберете ли ея каракули?

Письмо XX.

2 ноября 1838 г. Оптина Пустынь.

Александровъ! Вы какъ хотите, моя душа, тяготитесь или н?тъ, но Вы — твердый челов?къ,— Вы об?щали мн? исполнять въ Москв? мои комиссіи (будто бы даже и ‘съ удовольствіемъ’), и потому: ‘назвался груздемъ, такъ пол?зай въ кузовъ’!

Три разныхъ д?ла разомъ!

1) Пять рублей на объявленіе {Объявленіе о сборник? статей К. Н-ча ‘Востокъ, Россія и Славянство’ А. Ал — овъ.} въ Московскихъ В?домостяхъ. На первой страниц?, въ одинъ столбецъ. Смотрите только, чтобы не напутали. Прошлаго года тоже деньги за два объявленія взяли, одно долго не пом?щали, но пом?стили правильно, а другое — на задней страниц? пом?стили. Не хот?лось бы мн? подозр?вать Петровскаго въ такихъ мелкихъ проявленіяхъ ненависти, но врагъ невольно смущаетъ.

2) Велите Карбасникову приготовить счета {Книжному магазину Карбасникова былъ отданъ на комиссію сборникъ статей К. Н-ча ‘Востокъ, Россія и Славянство’, въ 2 т., а также и другія его изданія. А. Ал — овъ.}, съ самой весны (съ мая) денегъ у него не брали. А что получите, то все отдайте Влад. Андр. Грингмуту {Впосл?дствіи редакторъ Московск. В?дом. А. Ал — овъ.}. Я ему остался должнымъ 65 руб. Выручилъ онъ меня въ тяжелую минуту, когда я почти полгода жилъ и безъ жалованія и безъ пенсіи! Но при отъ?зд? сюда изъ Москвы у меня оказалось столько долговъ, что я теперь плачу, плачу (вс? почти деньги Мещерскаго на это идутъ), и едва-едва къ концу года аккуратной жизни въ Оптиной уплатилъ 1700 руб. по разнымъ рукамъ. Надо, чтобы и до него (Грингмута) дошла, наконецъ, очередь. Такъ какъ Карбасниковъ ни разу мн? больше 40—30 руб. не выдавалъ, то, сколько бы Вы ни получили, все таки будетъ меньше 65 руб. Все отдайте. Далъ, положимъ, я Влад. Андр. передъ отъ?здомъ 15 экземпляровъ моей книги, на всякій случай, но это в?дь очень трудно навязывать за деньги пріятельскія книги. В?роятно, онъ ничего за нихъ и не получилъ.

3) Купите мн? книги: Вебера (по-русски, большое изданіе Солдатенкова)

посл?дній (X) томъ. Реформація — 4 руб.

А также и IX — 4 ‘

Итого — 8 руб.

Да еще:

Цертелева, ‘Свобода и либерализмъ’ — 50 коп.

Эсхатологическгя притчи Господа нашего Іисуса Христа (свящ. Виноградова) — 25 .

Итого — 8 руб. 75 коп.

А также нельзя ли отъ моего имени секретно попросить Карбасникова добыть для меня ‘Соціологію’ Спенсера. Она была переведена и издана, но потомъ запрещена. Очень бы мн? нужно! Если же р?шительно русскаго перевода нельзя достать, то потрудитесь побывать у Готье {Книжный магазинъ французскихъ книгъ въ Москв?. А. Ал — овъ.} и узнать у него, есть ли французскій переводъ (съ англійскаго) этого сочиненія,— потому что изъ-за границы можно запрещенныя книги выписывать съ разр?шенія Цензурнаго Комитета. А мн? это разр?шеніе дадутъ.

Узнайте, пожалуйста, также, есть ли у Готье т? книги, которыхъ списокъ я прилагаю на особой бумажк? и какая имъ ц?на.

И еще на счетъ Вебера Всеобщей Исторіи (изд. Солдатенкова) не можете ли Вы сообщить мн? сами, въ какомъ том? о чемъ р?чь. Мн? для моихъ занятій не нужна теперь исторія древности, а только — Европа и Византія. Предполагаю, что такъ какъ въ X том? Реформація, то Переселенье народовъ, Византійская имперія, Крестовые походы и начало эпохи Возрожденія должны находиться въ томахъ IX, VIII, VII и не дал?е VI назадъ. Разомъ я не могу всего купить. Но, узнавши — гд? что, куплю постепенно (А за труды Ваши Вамъ надпишу вс? эти книги по смерти моей отдать).

Хочу эпохой Возрожденія особенно заняться съ своей точки зр?нія. Даже и до такихъ авторовъ, какъ Froissard, Brantome и Montaigne, дохожу!

Будьте здоровы, обнимаю Васъ. Въ любви не объясняюсь: и некогда сегодня, да и безъ того знаете.

Авдоть? Тарасовн? — мой поклонъ.

Читайте же мои статьи въ Гражданин?, а то Вы уподобитесь Т. {Общій нашъ съ К. Н-чемъ московскій знакомый. А. Ал — овъ.}: онъ раздражается, а Вы, небось, сочувствуете, оба не читавши. Да хранитъ Васъ Богъ.

Посылаю 10 руб., остальное — частью на пересылку, частью на хорошую синюю и розовую краску, о которыхъ Вы совс?мъ забыли,— да и я тоже. Посов?туйтесь съ Гунстомъ {Директоръ частнаго училища живописи. А. Ал — овъ.} на Пречистенк?, онъ меня знаетъ, и вдобавокъ такъ хорошъ собой, что поэту не м?шаетъ на него посмотр?ть. Дурнорылыхъ-то у насъ довольно и такъ. Не знаешь, куда отъ нихъ скрыться. И вс? привыкли къ этому. Вотъ что скверно!

Вм?ст? съ этими книгами перешлите и мои 5 экземпляровъ, которые я просилъ Фуделя взять у Карбасникова.

Отъ Кристи нед?ли 2 тому назадъ получилъ письмо изъ Кишинева: собирается за?хать на возвратномъ пути въ Москву. Боюсь, чтобы распутица и р?ки не пом?шали. Нын?шняя молодежь на все это плоха (за исключеніемъ ‘нигилистовъ д?йствія’,— увы!).

Вашъ К. Леонтьевъ.

Р. S. Посл?дніе дни мы вс? зд?сь заняты были Царскимъ крушеніемъ,— и радовались, что все такъ истинно чудесно и счастливо обошлось.

(10 руб.— на книги и пересылку, 5 — на объявленіе).

Письмо XXI.

14 ноября 1888 г. Оптина Пустынь.

Александровъ, посылаю Вамъ: 1) комиссіонныя росписки Карбасникова. Безъ нихъ, д?йствительно, ничего нельзя получить. Я ошибся: думалъ, что весной Александръ отдалъ ихъ Вамъ (какъ я нам?ревался), а онъ ихъ мн? по ошибк? привезъ, и я забылъ, что он? у меня! Прилагаю еще и Карбасникову два слова, и прошу Васъ не отказаться надолго эти комиссіонныя росписки оставить у себя для ц?лей, подобныхъ настоящей, и беречь. На самой новой я поставилъ ‘В’ на оборот?. Но и старыя могутъ занадобиться для пров?рки когда-нибудь общаго счета. (На полъ вм?ст? съ папиросками не бросайте ихъ!).

2) Посл?днихъ главъ моей статьи о ‘Національной политик?’ не могу Вамъ послать. Прежде об?щалъ Уманову,— а у меня только 1 экземпляръ и остался. Умановъ въ деревн?, а Вы можете взять у Фуделя: ему я послалъ. Прочтете, а когда издамъ отд?льно, конечно подарю Вамъ.

Стихи Ваши ‘Памяти Каткова’ въ ‘Московскихъ В?домостяхъ очень хороши, и меня радуетъ это выступленіе Ваше на почву политическую. Только выраженіе ‘внутреннее ухо’ не нравится мн?. Образъ самый не нравится.

Все, что Вы пишете объ Авдоть? Тарасовн?, меня обрадовало и тронуло. Дай ей Богъ быть счастливой съ Вами и Васъ успокоить. О морали ея не безпокоюсь, съ этой стороны можно быть за нее спокойнымъ. Формами кой-какими нужно только заняться. Прощайте.

Вашъ К. Леонтьевъ.

Письмо XXII.

21 ноября 1888 г. Оптина Пустынь.

Дорогой Анатолій Александровичъ, какъ ни больно подозр?вать серьезныхъ людей въ мелкой низости, но есть случаи до того явные, что невозможно поб?дить въ себ? этого чувства… Смотрите, чтобы С. А. Петровскій {Тогдашній, редакторъ Московск. В?дом. А. Ал — овъ.} не сд?лалъ намъ какую-нибудь непріятность съ объявленіемъ въ Московскихъ В?домостяхъ. Прошлаго года я послалъ деньги на 2 объявленія. Первое напечатали на первой страниц?, но очень поздно,— видимо, не случайно, а чтобы хоть этимъ досадить, а второе, будто бы по ошибк?, гд?-то такъ пом?стили, что я даже просмотр?лъ его.

И хот?лось бы в?рить, что это все одна случайность, но что-то не в?рится… Н?тъ ничего зл?е этихъ скромныхъ, тихихъ тружениковъ! А Толстой и Достоевскій еще на любовь над?ются!..

Если еще не напечатано, то не отдать ли въ Русскія В?домости? Тамъ хоть личной ненависти ко мн? н?тъ.

К. Леонтьевъ.

Письмо XXIII.

26 декабря 1888 г. Оптина Пустынь.

Милый и дорогой Анатолій Александровичъ! Благодарю Васъ за исполненіе моихъ порученій и еще бол?е — за подробный отчетъ о нихъ въ письм? Вашемъ. И не только благодарю, но и радуюсь за Васъ. Въ этихъ д?лахъ надо быть ‘европейцемъ’. Я всегда думаю, что наши идеалы, государственные, религіозные, бытовые (моды, обычаи, одежды), должны быть свои, но пріемамъ, техник? нравственной, такъ сказать, точности, выдержк? надо учиться до сихъ поръ. И потому еще разъ ставлю Вамъ за это 5 съ +! Вообразите при этомъ, что, хваля Васъ, я, челов?къ самъ столь аккуратный, на этотъ разъ вынужденъ смириться! Комиссіонную росписку на брошюру ‘Новые христіане’ я или потерялъ или (что гораздо бол?е на меня похоже) должно быть разорвалъ въ Москв?, считая это д?ло пропадшимъ (т. е. продажу этой брошюры). Вс? счета и росписки у меня ц?лы, даже т?, которыя я привезъ изъ Турціи, н?которыя ц?лы даже съ 60-хъ годовъ,— все по конвертамъ разложено. Но Карбасникова — не нашелъ,— кром? одной по ошибк? разорванной и сохраненной ихней росписки въ полученіи отъ меня обратно по ошибк? же ими выплаченныхъ мн? (за ‘Новыхъ христіанъ’) 42 руб. (въ 1883 г.). Покажите (если нужно?) имъ эту ихъ росписку, но сохраните ее. А имъ я написалъ прилагаемое при семъ письмецо объ утрат? старой росписки съ требованіемъ новой. Больше Д?лать нечего!

А на счетъ ‘Сближенія съ народомъ’ Саша предъявляетъ справедливый протестъ въ свою пользу. Я подарилъ ему все то небольшое количество экземпляровъ, которое у меня осталось, и онъ снесъ ихъ Карбасникову. Прикащикъ же, узнавши, что доходъ отданъ ему, сказалъ: ‘ну, съ тебя мы и за комиссію ничего не возьмемъ’. Поэтому за ‘Сближеніе’ — хоть бы 2 руб., хоть бы 1 руб.— надо выслать сюда. А за ‘Новыхъ христіанъ’ и за Сборникъ — отдать Грингмуту все. Росписка на 100 экземпляровъ ‘Сближенія’ неожиданно нашлась, и я ее прилагаю. Странно, что о брошюрахъ вспомнили, а Сборникъ шелъ, шелъ — и пріостановился! Вотъ и объявленія не всегда помогаютъ.

Простите, что больше на этотъ разъ не пишу. Некогда.

Поздравляю Васъ съ Рождествомъ и Новымъ Годомъ, и Авдотью Тарасовну также. На Новый Годъ — Вамъ желаю въ критическихъ статьяхъ {Въ Русскомъ Д?л? этого года я пом?стилъ дв? критическихъ статьи о Короленк? и Гаршин?, подъ общимъ заглавіемъ ‘Молодые таланты въ русской беллетристик?’,— первый опытъ мой въ этомъ род? А. Ал — овъ.} побольше см?лости въ переступаніи за черты общепринятаго и избитаго. Въ критик? Гаршина Вы еще все ходите на цыпочкахъ около этихъ черточекъ: войну не хвалите прямо, за военный бытъ въ мирное время не вступаетесь, не пользуетесь всякимъ случаемъ прочесть мораль (нашу) недалекому все таки автору и осламъ читателямъ. Христіанство въ жизни Вашей личной уже настоящее, святоотечеспое, а въ стать? — еще видно, что сунулись было съ Евангельскаго краюшка, да и назадъ… Н?тъ, молъ, ‘не хоцца’ говорить настоящее страха ради іудейскаго (т.-е. хамскаго) и т. д.

Авдоть? Тарасовн? на Новый 1889 годъ отъ всей души желаю носить почаще корсетъ и вообще всего того, что органически связано съ идеей корсета и съ житейски-правильнымъ произношеніемъ слова ‘праценты’. Орографія — это пустяки (для неписателя), а comme-il-faut разговора — ужасно важная вещь, которая, кстати сказать, и Закономъ Божіимъ нигд? не запрещена.

Ну, а за нравственную сторону ея жизни я совершенно спокоенъ, и на 1889 годъ мн? съ этой стороны остается только пожелать ей быть всегда такой же доброй и честной, какой она, видимо, была и прежде!

Господь съ Вами!

Церковь не забывайте… Небось, весь Рождественскій постъ, какъ хищные зв?ри, мясо терзали? Мои вс? Вамъ обоимъ кланяются и ждутъ сюда л?томъ. Лизавета Павловна собиралась сама писать Авдоть? Тарасовн?.

Вашъ К. Леонтьевъ.

Письмо XXIV.

11 февраля 1889 г. Оптина Пустынь.

Голубчикъ Анатолій Александровичъ! благодарю, вчера все получилъ. Конецъ Вашихъ стиховъ Фету особенно хорошъ. Прекрасно.

Быть можетъ, Шараповъ получитъ отъ А. А. Фета одну мою небольшую рукопись по поводу {И статья К. Н-ча и мое стихотвореніе были написаны по поводу пятидесятил?тія поэтической д?ятельности А. А. Фета. Стихотвореніе мое напечатано было въ Моск. В?д. въ день юбилея, а статья К. Н-ча поздн?е — въ Гражд., съ прим?чаніемъ моимъ, въ объясненіе ея опозданія, сд?ланнымъ какъ бы отъ имени редакціи. Въ Русское Д?ло она не попала всл?дствіе пріостановки этой газеты. А. Ал — овъ.}. Я, впрочемъ, предоставилъ Фету право не печатать ее, ‘коли того, али что’… Вы знаете мою охоту переходить за черту. Поэтому Вы, пока въ печати статью не увидите (подъ заглавіемъ ‘Не кстати и кстати’), съ Шараповымъ объ этомъ и не говорите. А когда увидите, возьмите у него деньги (по 5 коп. строчку) и изв?стите меня кратчайшимъ образомъ, а я напишу, что съ ними д?лать.

Статью эту, пожалуйста, прочтите Л. Н. Толстому, и скажите, какъ онъ.

Авдоть? Тарасовн? — поклонъ. Лизавета Павловна все съ любовью о ней поминаетъ.

К. Леонтьевъ.

Письмо XXV.

17 февраля 1889 г. Оптина Пустынь.

Дружочекъ мой Анатолій Александровичъ! въ одно время съ этимъ письмомъ Вы получите посылку съ 4 экземплярами посл?днихъ статей моихъ (‘Плоды національныхъ движеній’), отъ VII до XIV, посланы еще въ Петербургъ XV и XVI, XV уже напечатана (въ No 41 Гражданина, отъ 10 февраля 1889 г.), а XVI еще н?тъ. Можетъ быть (не нав?рное), напишу еще общее заключеніе — XVII и XVIII. Больше 18 не будетъ. Наймите кого-нибудь за 30 коп. отнести Фуделеву {Зд?сь К. Н-чъ нам?ренно перед?лываетъ фамилію Фудель (си. прим?ч. 50) на русскій ладъ. А. Ал — овъ.} и Кристи ихъ экземпляры, а для отправки Уманову (скорой) заказнымъ большимъ письмомъ довольно будетъ 70 коп.

Извините, что не извиняюсь въ причиненіи безпокойства.

Ц?лую Васъ. Я что-то къ посту въ поэтическомъ настроеніи.

Я… ‘не знаю самъ, что буду

П?ть, но только п?сня зр?етъ!’

Продолжаю радоваться за Фета, и съизнова съ большимъ удовольствіемъ и чувствомъ перечитывалъ вс? эти дни его старые (т. е. молодые) стихи, но его ‘Вечерними огнями’ восхищаться, какъ другіе, р?шительно не могу! ‘Люблю тебя’ (кх, кх, кх!)… ‘Ты с?ла, я стоялъ’ (кх, кх, кх!)… Не понимаю! И совершенно согласенъ съ Вольтеромъ, который сказалъ:

‘Старая лошадь, старая возлюбленная и старый поэтъ — никуда не годятся.

‘Я предпочитаю стараго друга, старое вино и старую сигару!’

Хот?лъ было я къ первому письму (объ одеждахъ, фракахъ и т. п.) {Статья ‘Не кстати и кстати’. (Си. выше, письмо XXIV и прим?ч. 67). А. Ал — овъ.} прибавить и второе о разниц? между его утренними и вечерними огнями, съ дружескимъ сов?томъ о любви умолкнуть: но, вообразите, о. Амвросій, узнавши отъ кого-то со стороны о моемъ нам?реніи, прислалъ мн? изъ скита запретъ,— сказалъ: ‘пусть ужъ старика за любовь-то не пронимаетъ. Не надо’. Я, конечно, очень охотно положилъ ‘дверь огражденія на уста мои’.

(Съ Великимъ Постомъ! Помози, Господи)!.

Вашъ К. Леонтьевъ.

Письмо XXVI.

26 февраля 1889 г. Оптина Пустынь.

Предоставляю д?ло на Ваше усмотр?ніе. Слышалъ, что Московскій Листокъ облагородился. Не знаю, правда ли. Есть еще, кажется, какой-то Гусляръ у Пастухова. Въ немъ будто бы печатается А. Н. Майковъ и другіе почтенные люди. Вид?ть это письмо {Открытое письмо А. А. Фету ‘Не кстати и кстати’. (См. выше, письма XXIV и XXV и прим?ч. 67 и 69). А. Ал — овъ.} въ печати мн? очень желательно, но поберегите имя мое отъ циническаго общества. В?рю Вамъ.

Можно, конечно, и въ Гражданинъ послать скор?е, но боюсь, не будетъ ли поздно. Все-таки в?дь это апропо ( propos). Разв? Вы отъ себя 2—3 строки оговорите (какъ будто отъ редакціи, безъ подписи), что ‘письмо по случайнымъ обстоятельствамъ въ печать опоздало, но все-таки’ и т. д? Мещерскій л?нивъ на эти мелочи и невнимателенъ, не догадается, не позаботится. Адресъ его: Петербургъ. Караванная, д. 18 (кн. Владиміръ Петровичъ). Впрочемъ, какъ знаете. Полагаюсь на Васъ. А у меня и черновой н?тъ.

Лизавета Павловна благодаритъ Авдотью Тарасовну за письмо. Сама только что послала, письма разошлись. Скоро пришлю деньги на краску яицъ.

Вашъ К. Леонтьевъ.

Письмо ХXVIІ.

15 марта 1839 г. Оптина Пустынь.

Милый Анатолій Александровичъ! посылаю Вамъ 7 руб.

Такъ какъ Вы писали мн?, что Соціологія Спенсера не запрещена, то купите мн? ее, неужели она стоитъ дороже 2 рублей?

Сверхъ того, мн? еще нужно Дрепера (‘Исторія умственнаго развитія Европы’? Что-то въ этомъ род?). Я знаю, что русскій переводъ Дрепера у насъ одно время былъ очень въ мод?. Когда я цензоровалъ каталоги земскихъ и другихъ провинціальныхъ библіотекъ, то своихъ не находилъ — ни Хомякова, ни Данилевскаго, ни Страхова, ни Вл. Соловьева, а Дреперъ и Бокль — тутъ какъ тутъ! Сколько бывало нагр?шишь съ этими ‘соотечественниками’, пока докончишь каталогъ! Полагаю, что и Дреперъ не дороже. Не пол?нитесь, голубчикъ, поискать хорошенько: можетъ быть, изданіе поистощилось. и не во всякой лавк? найдешь.

Остальные два-ли, три-ли рубля — на краски для ницъ, какъ водится, и на пересылку. А какія — сл?дуетъ списокъ:

1) Плитками: розовой, пунцовой, синей, лиловой, зеленой,— каждой по одной.

2) Въ пакетикахъ порошками — тоже разныхъ, каждаго цв?та по 2 пакета. Зеленый, кажется, въ порошкахъ лучше, Желтыхъ, оранжевыхъ и т. п. вовсе не надо.

3) Бумажекъ пестрыхъ побольше, да нельзя ли добыть хоть половину такихъ, на которыхъ голубой цв?тъ преобладаетъ надъ краснымъ? Прошлаго года были такія у меня. Вообще этихъ бумажекъ надо побольше: знакомыя монахини просятъ красить,— надо ихъ ут?шить.

Если останется денегъ на ¹/₂ фунта краснаго сандала, то и это купите.

Да если разыскиваніе книгъ должно будетъ задержать отправку красокъ, то, пожалуста, ужъ книги пришлите посл?, а краски скор?е. И Дреперъ (кажется) и Спенсеръ — европейскіе либералы, и я выписываю ихъ отчасти изъ любознательности, отчасти по злоб?, чтобы придираться къ нимъ, ну, а краски для ницъ — это поэзія моей старости!

Если не трудно и найдется время, напишите что-нибудь о себ?: какъ живете, какъ занимаетесь.

Авдоть? Тарасовн? мы вс? кланяемся. И вс? мечтаемъ, что Вы выполните тотъ планъ, о которомъ я слышалъ отъ Александра,— планъ прі?хать сюда на все л?то. Это было бы очень умно! Мы ужъ тутъ не разъ принимались разсчитывать, сколько Вамъ, при Вашихъ скромныхъ привычкахъ, зд?сь нужно будетъ въ м?сяцъ. И полагаемъ, что комнату въ гостиниц? и недурной столъ мы можемъ устроить Вамъ всего на 25 рублей или около того въ м?сяцъ. Не считая конечно, чая, сахара и папиросъ (раскиданныхъ такъ благообразно по полу)!

Обнимаю и ц?лую Васъ кр?пко!

Вашъ К. Леонтьевъ.

Р. S. Вы выразились печатно {Въ небольшой зам?тк? въ Русскомъ Д?л?, въ отд?л? предстоящихъ литературныхъ новинокъ, гд? мн? первому пришлось опов?стить въ печати о пов?сти ‘Крейцерова Соната’ гр. Л. Н. Толстого, которая тогда еще только писалась, и о роман? ‘Посл?дній лучъ’ К. Н. Леонтьева. Романъ этотъ такъ и остался недописаннымъ. Судя по тому началу, которое читалъ мн? К. Н-чъ въ Оптиной Пустыни, романъ этотъ долженъ былъ быть очень интереснымъ и необыкновенно оригинальнымъ и задушевнымъ. А. Ал — овъ.}, что я пишу романъ ‘не сп?ша’,— ужъ такъ не сп?ша, что и въ руки его не бралъ съ прошлогодняго нашего свиданія. Скучно! Все думается, что нехорошо напишу, если буду въ тенденціяхъ своихъ ст?сняться,— а дамъ имъ волю, такъ вс? съ презр?ніемъ скажутъ: ‘себя описалъ, свои барскія, пессимистическія и оптинскія бредни понесъ, испортилъ публицистъ разсказчика’. Третьяго пути н?тъ! Изливать душу — испортишь направленіемъ, длиннотами… Не изливать — охоты мало сочинять самый ходъ д?ла.

Да и вообще какъ разочтешь, что будетъ отъ Мещерскаго или отъ Берга денегъ столько-то и на то-то и то-то, то и впадаешь въ такой пріятный покой, долгій и сладкій, и начинаешь находить, что гораздо пріятн?е думать, какъ взбредётъ на умъ, для себя (‘отчего слонъ родится не въ скорлуп??’ и т. п.), ч?мъ мыслить посл?довательно и принудительно для публики, которая и знать-то меня не желаетъ. Какъ брошу на м?сяцъ, на два писать (при деньгахъ), такъ помолод?ю, размечтаюсь, точно мн? еще 30 л?тъ — не больше!

Какая прелесть пов?сть Гн?дича ‘Свободныя художества’. Не безъ ‘хамскихъ’ словечекъ, но все-таки прелесть. Умно, остро, изящно, добродушно, фантазія, комильфотность и сила! И зам?тьте, какъ это мило: кусокъ изъ Достоевскаго (въ лицахъ: Урюп?ева, Бузикова, хохла Коржа и пьянаго ветеринара) вставленъ въ массу Толстого! И главное д?йствующее и очень изящное женское лицо — княгиня — немолодая. И н?тъ любви сексуальной, а христіанской, или моральной что ли — бездна!

Ужъ не прогн?вайтесь, это лучше Гаршина,— хотя и отъ него много бы можно было ждать, если бы онъ не ограничился раскрытіемъ Евангелія, а пошелъ бы поговорить съ о. Іоанномъ Кронштадтскимъ или съ монахами, даже и Невской Лавры, даже и Невской лавры, даже и Невской Лавры! (Это я все громче и громче кричу!). Не бросился бы съ л?стницы!

¹. Когда бы Вы мн?, душенька, нашли хорошей, хорошей бирюзовой, чисто голубой краски! Никакъ не найду! Вс? эти синія плитки и порошки не то. Чисто бирюзовую!

². Съ книгами или съ красками верните мн? письмо къ Фету, такъ какъ, судя по Вашему молчанію, Вы его не р?шились печатать. Оно и поздн?е, при другомъ случа? пригодится.

³. На дняхъ же я отправлю Вамъ подъ бандеролью н?сколько экземпляровъ посл?днихъ двухъ главъ — XV и XVI — моей статьи ‘Плоды національныхъ движеній’. Одинъ экземпляръ — вамъ, а кому отдать другіе, увидите изъ надписей наверху. Опасаюсь, что Вы тогда Уманову забыли послать. Получилъ очень милое письмо отъ Замараева. Насилу опомнился!

Краски нужн?е книгъ,— и такъ я опоздалъ.

Письмо XXVIII.

17 марта 1899 г. Оптина Пустынь.

Вчера меня (при чтеніи въ Московск. Віъдом. о томъ, что Фетъ сд?ланъ камергеромъ и что у него об?далъ Великій Князь Константинъ Константиновичъ) вдругъ озарило: да отчего — съ оговоркой отъ редакціи — не попытаться поскор?е напечатать мое письмо къ Фету въ Гражданин?? и вотъ я передумалъ возвращать его отъ Васъ въ свой архивъ, и прошу Васъ, голубчикъ, тотчасъ же вложите этотъ листъ съ моимъ письмомъ князю Мещерскому и съ предисловіемъ и съ письмомъ Фету, и пошлите, ради Бога, заказнымъ на мои деньги.

Кстати скажите также Фуделю, что если Грингмуту не удастся заставить Петровскаго напечатать его статью о моей брошюр?, то пусть онъ пошлетъ ее также въ Гражданинъ со сл?дующей необходимой оговоркой наверху: ‘М. Г. Князь Владиміръ Петровичъ! Хотя у Васъ и была довольно большая зам?тка о брошюр? Леонтьева ‘Національная политика’, или, точн?е сказать, было подробное изложеніе ея содержанія, но позвольте, молъ, еще… въ виду серьезности вопроса’… Или начать такъ статью, или сказать то же въ приватномъ, препроводительномъ письм?.

Разум?ется, это возможно только въ томъ случа?, если Фудель не только излагаетъ, но и разсуждаетъ, ибо изложеніе, какъ я сказалъ, уже было въ Гражданин?.

И еще передайте Фуделю, чтобъ онъ о гононар? молчалъ, пусть только Мещерскій напечатаетъ, а потомъ ужъ Я самъ съ него для Фуделя хоть по 5 коп. потребую.

Не попадутся ли въ Русск. В?дом. или гд?-нибудь ‘возраженія’ мн?? Мн? очень любопытно, что можно мн? возразить на очевидные факты.

Вл. Серг. Соловьевъ жестоко ‘предаетъ’ меня своимъ молчаніемъ! Видите, какъ даже у высоконравственныхъ людей мораль естественная несовершенна! А если бы онъ,при своей сердечной любви ко мн? и при значительномъ умственномъ нашемъ совпаденіи въ частностяхъ, считалъ гр?хомъ свое молчаніе, то ужъ съ его изобр?тательностью какъ не найти, гд? отозваться о брошюр?, которую онъ, по словамъ Кристи, на словахъ превозноситъ! Если въ В?стн. Европы нельзя потому, что тамъ надо меня безусловно порицать, то въ Русск. Мысли можно бы ему легко найти modus vivendi!

Именно — fatum, какъ Вы писали!

Ц?лую Васъ еще и еще!

К. Леонтьевъ.

Письмо XXIX.

17 апр?ля 1889 г. Оптина Пустынь,

Христосъ Воскресе!

Благодарю за все: за краски и за книги, и за добрую память. Лизавета Павловна поздравляетъ Авдотью Тарасовну и ждетъ не дождется ее сюда. Осуществится ли Ваша мысль пожить въ Оптиной это л?то? Недостачу скоро дополню Самъ жду изъ СПБ.

А пока прошу Васъ, будьте любезны, мимоходомъ зайдите на Плющиху въ домъ Шеншина (Фета), узнайте тамъ его деревенскій адресъ и сообщите на отв?тной карточк?. Мн?, хоть и не особенно къ сп?ху, а непрем?нно нужно.

На дняхъ вышлю или Вамъ, или Фуделю, или Кристи NoNo съ моей статьей ‘Кстати и некстати’. Только что получилъ самъ вчера.

К. Леонтьевъ.

Письмо XXX.

28 апр?ля 1889 г. Оптина Пустынь.

Послушайте, Александровъ, Май ужъ на двор?. Отчего же бы Вамъ не прі?хать сюда на все л?то съ Авдотьей Тарасовной хоть до половины августа? Я берусь Васъ устроить дешево. Во-первыхъ, близко отъ меня можно въ новой гостиниц? им?ть одну, а можетъ быть и дв? маленькихъ комнаты рублей за 10 въ м?сяцъ, а на счетъ об?да тоже, я ручаюсь, что устрою Васъ очень экономно съ моимъ поваромъ, такъ что, когда хотите, будете у меня об?дать, а когда вздумается Вамъ обнаружить полн?йшую независимость, то Вамъ будутъ бъ судкахъ носить въ номера кушанье.

Теперь у Васъ есть 50 руб. в?рныхъ въ м?сяцъ. Зд?сь и займетесь покойно, и погуляете, и помолитесь, и со мной побес?дуете, и разный народъ увидите. Что касается меня,то я буду блаженствовать отъ Вашего общества. Ну, а какъ Лизавета Павловна Авдотью Тарасовну полюбила, такъ это Вы сами знаете. Я же все слаб?ю и слаб?ю, и Богъ знаетъ долго-ли Вамъ придется вид?ть меня въ живыхъ. Фудель — другое д?ло: онъ на служб?,— а Вамъ, что?

Я очень огорченъ смертію реакціонера — министра Толстого, и все думаю о томъ, кого Государь выберетъ ему въ преемники. Боюсь за будущность земства и сословности!

Вашъ Е. Леонтьевъ.

Р. S. Простите, что 5 руб. еще не выслалъ за книги. Самъ отъ Мещерскаго жду.

Письмо XXXI.

2 іюня 1889 г. Оптина Пустынь.

Сейчасъ получилъ отъ скитскаго библіотекаря отв?тъ, что ‘Исторія Русской Церкви’ преосвященнаго Макарія у нихъ есть {Трудъ преосвященнаго Макарія нуженъ мн? былъ для моихъ университетскихъ занятій, и я спрашивалъ К. Н-ча, не найдется ли онъ въ Оптиной Пустыни, чтобы мн? не везти его съ собой изъ Москвы, А. Ал — овъ.}.

Весь домъ нашъ радуется Вашему прі?зду.

До скораго свиданія.

К. Леонтьевъ.

Письмо XXXII.

28 августа 1889 г. Оптина Пустынь.

Я Фету съ книжками своими (‘Кстати и Некстати’) послалъ и Ваши стихи Вяземской {Акростихъ княгин? М. В. Вяземской, жившей съ своимъ мужемъ въ им?ніи, по сос?дству съ Оптиной Пустынью, былъ написанъ мною по просьб? и отъ лица К. Н-ча (его — общая мысль, мое — развитіе ея, подробности, поэтическія украшенія, форма, въ вид? обращенія отъ него къ ней). Отъ лица княгини Вяземской, по просьб? ея, отв?тилъ К. Н-чу очень милымъ стихотворнымъ посланіемъ гостившія въ то время съ семьей въ Оптиной Пустыни А. П. Саломонъ, впосл?дствіи директоръ Императорскаго Александровскаго Лицея въ Петербург?. Акростихъ мой очень понравился К. Н-чу. Хвалилъ его и А. А. Фетъ въ томъ письм? къ нему, о которомъ онъ зд?сь упоминаетъ. А. Ал — овъ.}.

Полагаю, что его судъ доставитъ Вамъ удовольствіе.

Письмо его непрем?нно возвратите. Я его письмами очень дорожу.

Обнимаю Васъ. Авдоть? Тарасовн? жму руку. Жена моя плакала, когда вы оба у?хали.

Вашъ В. Леонтьевъ.

Р. S. А каковъ Грингмутъ-то? Доберитесь-ка до д?йствительной правды. Любопытно.

Сообщилъ А. А. Александровъ.

Леонтьев К. H. Письма к Анатолию Александрову: [XXXIII—XLVI: 6, 7, 12 сентября, 20 октября, 4, 14, 19 ноября, 15 декабря 1889г., 11 января, 10, 12 февраля, 25 марта, 12 апреля, 3 мая 1890 г.] / Сообщил А. А. Александров // Богословский вестник 1914. Т. 3. No 12. С. 832-864 (1-я пагин.). (Продолженне.)

Scan ‘Богословский Вестник’

Письма К. Н. Леонтьева къ Анатолію Александрову.

(Продолженіе)

Письмо XXXIII.

6 сентября 1889 г. Оптина Пустынь.

Рекомендую Вамъ, милый поэтъ мой, еще одного, тоже весьма милаго, юношу и совсмъ почти готоваго единомышленника: Евгенія Николаевича Погожева. Онъ напечаталъ въ ‘Московскихъ Вдомостяхъ’ и издалъ особой брошюркой разсказъ о своемъ богомоль къ преподобному Сергію. Много религіознаго чувства и поэзіи. У него вообще много энергіи и способностей. Помоги ему Богъ не сбиться съ добраго пути!

Мн было бы очень пріятно, еслибъ Вы подружились. Онъ-то очень экспансивенъ: но Вы-то, пожалуста, ужъ не таите слишкомъ ужъ ‘басисго’ вс Ваши перлы въ бездонномъ океан Вашей души!

Онъ привезетъ Вамъ 5 портретовъ моихъ, которые прошу Васъ раздать по подписямъ. Кристи пробудетъ, кажется, нсколько дней въ Москв, проздомъ въ Петербургъ,— а гд остановится, не знаю.

Портреты съ надписями: Кривоблоцкому и Залетову — требуютъ нкоторой ‘политики’. Оба они — секретари Цензурнаго Комитета, и обоихъ я ихъ люблю гораздо больше, чмъ цензоровъ (за исключеніемъ Астафьева), хороши бы доставить имъ портреты лично и особо, съ тмъ, чтобы не показать неумстнаго пренебреженія предсдателю, Назаревскому и Егорову (цензору тоже). Я съ ними былъ тоже въ недурныхъ отношеніяхъ. A портреты уже вс розданы.

Не потрудитесь ли Вы съ этой цлью зайти на домъ хоть къ старшему — Николаю Станиславичу Кривоблоцкому (жилъ прежде на Молчановк, въ д. князя Оболенскаго, на двор). A Залетову онъ передастъ. Кстати — скажу — у него прекрасная семья, три дочери: старшая — Марья Николаевна — особенно замчательна и умомъ и характеромъ. Тоже ‘кладезь’ порядочный, не хуже Васъ, таящій все гд-то и что-то. Религіозна почти до фанатизма и очень умна,— а вы знаете, что я на этотъ эпитетъ очень скупъ.

Скажите ей, если встртите ее (а то отцу), что я бы желалъ получить отъ нея письмо, длинное и хорошее, и объ ней самой, и объ отц, котораго люблю крпко.

Еще кстати — вообразите — Погожевъ говоритъ, что Фетъ содержитъ посты и даже будто бы Рождественскимъ постомъ Великаго Князя Константина Константиновича накормилъ постнымъ обдомъ. Нельзя ли разузнать объ этомъ наврное? Мн и не врится,— до того это пріятно! Ну, прощайте, цлую Васъ крпко, и очень боюсь за Васъ, что у Васъ никогда никакихъ знакомыхъ не будетъ, кром Тиличеевыхь и Пальминыхъ… {Общіе наши московскіе знакомые, нсколько причастные и литератур. Л. И. Пальминъ — довольно извстный въ свое время поэтъ. A. А—въ.} Ахъ, какъ боюсь и какъ вздыхаю!

К. Леонтьевъ.

P. S. Авдоть Тарасовн — мое почтеніе.

A Грингмутъ-то! Грингмутъ-то! При такихъ единомышленникахъ понятно, что хоть бы Погожевъ, напр., и понятія не иметъ о моихъ статьяхъ (за исключеніемъ о. Климента). Я уже далъ ему свой экземпляръ моего Сборника.

Нельзя ли узнать, не набралось ли что у Карбасникова за все лто? Если набралось, я напишу, куда употребить.

Вышлите мн, пожалуста, посылкой 5 экземпляровъ Сборника моего. Сочтемся.

Вырзку ‘Историческаго Встника’ сохраните, и, когда будете возвращать мн книжку съ другими вырзками, вложите.

Еще просьба:

1) Купите, голубчикъ, и вышлите мн хорошія англійскія настоящія, маленькія, тонкія ножницы вотъ такого фасона для тонкой женской работы.

(NB. Приложенъ рисунокъ).

2) По прилагаемому рецепту нужно взять масло у Феррейна, говорятъ, будто у насъ запрещено,— но по рецепту моему, вроятно, дадутъ, ибо я изъ списковъ врачей не исключенъ {К. H—чъ, посл 4 лтъ пребыванія за медицинскомъ факультет московскаго университета, ухать военнымъ врачемъ въ Крымъ, къ мсту военныхъ дйствій, во время Севастопольской компаніи, гд оставался врачемъ нкоторое время и по окончаніи компаніи. Тамъ онъ и женился на крымской гречанк, дочери лавочника, двушк необыкновенно милой, доброй, жизнерадостной, полной природной поэзіи и граціи, на столь часто упоминаемой въ этихъ письмахъ Лизавет Павловн. Познакомившись съ нею лишь въ позднйшіе годы ея жизни, когда у нея, посл перенесенной ею психической болзни, оставался лишь слабый слдъ всего прежняго, я храню о ней тмъ не мене самое пріятное впечатлніе какъ о миломъ, добромъ, взросломъ, больномъ ребенк. А. А — въ.}, и посерьезне вещи, и не для себя, а для кого угодно, по моимъ рецептамъ отпускаютъ. Все бы вмст и прислали. Только ужъ въ ящик, чтобы стклянку съ масломъ не раздавить.

Если получите хоть что-нибудь отъ Карбасннкова, то вычтите за покупки и за пересылку. Если же достанетъ денегъ, то купите мн еще Спенсера ‘Основы психологіи’ (?) или ‘Основы этики’ (?) — не знаю. Петръ Евгеніевичъ знаетъ. Это та книга, гд предсказывается, что вс примнятся къ жизни, и будетъ всмъ легко.

Письмо XXXIV.

7 сентября 1489 г. Оптина Пустынь.

Получилъ ваше письмо отъ 2 сентября (съ письмомъ Фета).

1) О Грингмут. Не понимаю, какъ можно дльно возражать на брошюру ‘Національная Политика’, не взявши въ разсчетъ и второй статьи ‘Плоды національныхъ движеній’ — только потому, что она не издана отдльно. Если Вы не бросили тхъ вырзокъ, которыя я Вамъ въ свое. время послалъ, и если Грингмутъ въ самомъ дл за дло хочетъ взяться серьезно, то дайте ему эти вырзки второй статьи. Подозрваю только, между нами, что въ возраженіи его будетъ больше оппортунизма, чмъ искренности.

2) Статью о Чернов {Подъ псевдонимомъ Чернова французъ Портье д’Аркъ, напечаталъ въ журнал La Nouvelle Revue (1889, II) статью о К. Н. Леонтьев, очень по отношенію къ нему благожелательную, а мстами и прямо восторженную, но не лишенную и нкоторыхъ неточностей. Для ознакомленія русскаго общества съ этой статьей и для исправленія ея неточностей я написалъ статью по поводу нея. О ней-то и идетъ рчь здсь, въ слдующихъ письмахъ. Напечатана она уже по смерти К. Н—ча въ Русск. Встн. 1892, IV. А. А — овъ.} лучше было бы мн прежде прислать. Прежде всего потому, что я Берга знаю лучше, чмъ Вы, и знаю, чмъ и какъ ему ‘потрафить’. Ну, и за Чернова самолюбіе я не спокоенъ: видите, ему и такъ отъ ‘нашихъ’ досталось за меня.

3) Губастову {К. А. Губастовъ, старый другъ и сослуживецъ К. Н. Леонтьева по его консульской служб на Восток. Въ это время служилъ уже въ Вн, и просилъ, повидимому, біографическихъ свдній его для какого-либо изъ заграничныхъ энциклопедическихъ словарей. Чрезвычайно пнтероеi:uji письма К. Н. Леонтьева къ К. А. Губастову, напечатаны въ Русск. Обозр. 1896 и 1897 г.г. К. А. Губастовъ служилъ потомъ нашимъ представителемъ при Ватикан и потомъ былъ тов. Мин. Ин. Длъ. A. A — овъ.} біографическія свднія не готовы,— да я еще и не понялъ, чего онъ отъ меня хочетъ. Жду отвта.

4) Объ изданіи ‘Одиссея’ я еще не отложилъ попеченія, лучше всего будетъ (черезъ Кристи или черезъ кого-нибудь еще) обратиться сначала къ Суворину. Тогда увидимъ. Благодарю за намренія: но отчего же Вы не ршаетесь все таки испытать Л. Н. Толстого съ этой стороны {К. Н. Леонтьевъ просилъ меня поговорить со Л. Н. Толстымъ, чтобы онъ написалъ предисловіе къ его ‘Одиссею’. Ничего изъ этого, конечно, не вышло. A. A — въ.}? Если неожиданно согласится. подивимся вмст и порадуемся за меня. Если, какъ и вроятно, откажется, не будемъ плакать, и тоже порадуемся за идею, т. е. за невыдержку чистой этики безъ Бога, Христа и старцевъ. Старецъ, знавши, что ‘Одиссей’ — вещь безвредная, и услышавши отъ него сознаніе въ томъ, что онъ дйствительно ее не разъ и при самомъ автор публично хвалилъ, и что автору нужны деньги, даже не для себя, а для уплаты старыхъ долговъ, и т. д.,— старецъ, говорю я, прямо-бы веллъ ему приклеить къ этому изданію свой популярный штемпель.

5) На счетъ моей мебели {К. Н. Леонтьеву, несмотря на наши протесты съ женой, очень хотлось подарить намъ свою московскую мебель на новоселье и устройство нашего молодого хозяйства. A. А — въ.}, къ сожалнію, еще при Васъ являлись препятствія совершенно нравственнаго рода, а не экономическаго, ибо ей, этой мебели, такъ и суждено даромъ пропасть. Я только не сказалъ Вамъ объ этомъ тогда оттого, что меня это очень раздосадовало. Марья Владиміровна сдлала большую ошибку и неосторожность. особенно при тхъ исключительныхъ отношеніяхъ, въ которыхъ мы другъ къ другу находимся вотъ уже скоро 5 лтъ. Мебель эта никакого отношенія къ Кудиновскому наслдству не иметъ, она вся была куплена мною во время службы въ Москв, Узжая сюда, я почти все самое пригодное далъ на подержаніе Ник. Як. Соловьеву, а когда онъ узжалъ, то, не зная куда ее дть, онъ обратился къ Марь Владиміровн. Она должна была сказать, что она до этого не коснется, но, по горячности своей, желая угодить и ему и мн, не остереглась, взяла ее, и раздала туда и сюда, ни у кого не спросясь. Другая моя племянница, монахиня Катерина Васильевна, узнавши объ этомъ, ужасно удивилась ея ошибк, и по моему порученію, пошла спросить у отца Амвросія, требовать ли у нея, чтобы она эту мебель разыскала и Вамъ передала. Но отецъ Амвросій не веллъ ей говорить объ этомъ (т. е. объ ошибк ея), ибо она и безъ того и раздражена противъ меня и разстроена тмъ, что не можетъ со мной видться. Все это случилось при Васъ еще, но я промолчалъ, потому что мн было очень больно, что я не могу услужить Вамъ. A теперь уж нельзя скрыть правду.

6) Сегодня получилъ кой-откуда деньги, и потому посылаю Вамъ стараго долга 5 руб. A къ покупкамъ новымъ прошу прибавить еще: 1) листовъ 6 цвтной бумаги для колпаковъ на лампу,— темно-лиловой и малиновой — по три, свтлыхъ не надо, и 2) желзныхъ перьевъ (не иначе, какъ въ ‘Сотрудник школъ’, на углу Воздвиженки) 1 коробочку, M. Turnor et Cie, No 511.

7) ‘Одиссея’ подождемъ. A если только найдете время, то нельзя ли найти издателя для брошюры ‘Плоды національныхъ движеній’ (листовъ 6—7). Весь доходъ — по покрытіи расхода — издателю. Мн дорога эпоха, а не деньги.

К. Леонтьевъ.

Письмо XXXV.

12 сентября 1889. Оптина Пустынь.

Милый Александровъ, я все надодаю Вамъ то тмъ, то другимъ, вруя слпо въ Ваше долготерпніе. Съ этой почтой я разомъ (но особо, чтобы не мять рукописи) посылаю 5 портретовъ моихъ, которые забылъ отдать Погожеву, и I главу ‘Анализа и стиля’ для прочтенія и поправокъ Петру Евгеніевичу. Хотя я очень храбро поставилъ эпиграфомъ ршительныя слова Пилата {‘Еже писахъ писахъ’. A. A — въ.}, но значеніе они будутъ имть лишь посл проврки Астафьевымъ этой I главы, гд я позволяю себ говорить и объ отвлеченной психологіи. Я не признаю себя сильнымъ въ метафизик и всегда боюсь, что я что-нибудь слишкомъ реально и по-человчески, а не по-философски понялъ. Вы знаете, какъ опредлялъ метафизику Вольтеръ? Слушайте:

‘Когда человкъ говоритъ, и никто его не понимаетъ, и когда онъ самъ, наконецъ, начинаетъ ничего не понимать,— это метафизика!’

Конечно, и на этомъ Петръ Евгеніевичь могъ бы меня сейчасъ поймать, воскликнувъ: ‘психологія или метафизика — большая разница!’ Но я остаюсь правъ по чувству, я понимаю очень ясно, я чувствую психологію боле конкретную (самолюбіе, гнвъ, любовь, твердость, ‘самоваръ и раскаяніе’ у русскихъ по Рошфору и т. д.), но когда начинается психологія боле метафизическая (эмоціи, навыки, ассоціаціи и т. д.), у меня начинаетъ ‘животы подводить’ отъ страха, что я не пойму… Никакъ всего этого пальцами не ухватишь,— и, врьте, есть, напр., у Шопенгауера страницы (напр., объ эстетик), которыя для меня ясны, какъ день, а въ его ‘законахъ достаточнаго основанія’ и т. п. ршительно ни бельмеса не понимаю!

Прошу Петра Евгеніевича всю эту главу просмотрть строго, такъ, то есть, чтобы и врагу понравилось, и сдлать карандашемъ на оборотахъ страницъ замтки. На страниц 13 есть мое NB карандашемъ: я нарочно написалъ объ немъ на особой страниц, чтобы ее легко было бросить, ничего не путая, если окажется, что я вовсе не такъ его понялъ.

Неужели же я, такъ ужъ съ этой стороны глупъ!? Кто знаетъ!? Просите его не задерживать. Неужели онъ ужъ такъ отъ меня отбился и забылъ меня сердцемъ, что и этимъ потяготится? Придется еще разъ вспомнить Рошфора, ибо Вы вдь говорили мн, что онъ немножко кается въ той грубости, которую онъ мн сдлалъ, оставивъ мое письмо безъ отвта. Объясните ему кратко, въ чемъ содержаніе самой статьи, къ которой эта I глава врод предисловія. Надо Бергу поскоре мою статью послать, чтобы онъ на меня не сердился: тогда и Вашу {Статью мою о К. Н. Леонтьев. Напечатана посл его смерти въ Рус. Вст. Берга. А. А — въ.} охотне напечатаетъ.

Цлую Васъ крпко.

Ну, какъ Авдотья Тарасовна? Помнитъ ли уроки сердитаго старика?

Вашъ К. .Леонтьевъ.

P. S. Отъ Губастова давно нтъ отвта, отъ Фуделя даже, отъ аккуратнаго Фуделя — давно нтъ слуховъ… Скучно!

Письмо XXXVI.

20 октября 1889 г. Оптина Пустынь.

Дорогой другъ мой, Анатолій Александровичъ! и письмо Ваше и посылку давно получилъ, и весьма за все Вамъ благодаренъ.

Прежде всего прошу Васъ: пришлите мн счетъ Вашихъ затратъ (ножницы, бумага для лампъ и т. д.) По полученіи счета сейчасъ вышлю.

Не отвчалъ долго, что длать! Съ самаго Вашего отъзда до начала октября на меня нашелъ какой-то странный и вообще непривычный мн упадокъ духа: я чувствовалъ, что продолжать занятія надо, а между тмъ ршительно заниматься не могъ — ни свтскимъ, ни духовнымъ, я не могъ найти этому состоянію духа моего никакой вншней причины, потому что ничего особеннаго не случилось… Наконецъ, напалъ на причину — внутреннюю и религіозную: я всегда говю вс 4 поста, а въ этотъ годъ Успенскимъ постомъ облнился и не говлъ. От. Амвросій одобрилъ мое намреніе поговть въ начал октября, я исполнилъ это,— и съ тхъ поръ сталъ заниматься.

Бьюсь все еще (именно бьюсь!) надъ статьей о Толстомъ {‘Анализъ, стиль и вяніе’. О романахъ Л. Н. Толстого. A. A — въ.}: зашелъ въ такія эстетическія и психологическія дебри, что никакъ не могу выйти на свтъ Божій. Только всего дня три — не боле, какъ начинаю подозрвать и близость опушки и догадываться, въ какую сторону надо сквозь колючіе кусты мн ломиться… Собственныя впечатлнія до того, наконецъ, притупились, что одному стало невозможно судить собственный вкусъ. Алексй Дмитріевичъ Оболенскій {Сосдній помщикъ, впослдствіи, въ 1906 г., оберъ-прокуроръ Св, Синода. А. А — въ.} общалъ въ будущую субботу пріхать съ утра и слушать. Онъ очень уменъ и образованъ и со вкусомъ,— но, видимо, привыкъ совсмъ къ другому порядку мыслей, чмъ я, и находитъ, что разговоръ мой ему ясне, чмъ мои статьи. Какъ это странно! Но оно и полезно съ другой стороны, потому что его возраженія вынуждаютъ меня все на большую и большую къ себ строгость. Въ общемъ чувств относительно Толстого — я думаю, что я правъ, но боюсь, что я другимъ буду неясенъ. И потому я ршилъ такъ: по окончаніи пошлю Вамъ л при этомъ ‘оффиціозное’ письмо Петру Евгеніевичу съ просьбой прочесть это въ Психологическомъ Обществ, и общимъ ршеніемъ членовъ ршить, заслуживаетъ ли это напечатанія или нтъ. Возвращать сюда рукопись снова для исправленія частностей не желаю. Безъ ошибокъ нельзя, пусть будутъ ошибки, но если вообще не дышитъ истиной, а только какой-то гастрономическій и слишкомъ оригинальный бредъ, то пусть рукопись остается у Васъ, на память того, какъ человкъ, столь здравый и даже иногда холодный въ политик, можетъ быть ‘развратенъ умомъ’ въ художественной критик… Потеряю, конечно, рублей 400! Жалко, и, не столько себя, сколько другихъ, ибо почти вс они уже назначены на уплату позорныхъ, старыхъ долговъ. Ну, да что же длать! Зачмъ печатать при жизни свой бредъ. Вамъ, если захотите, я не запрещаю чужой бредъ со временемъ напечатать, какъ біографическую странность и психозную черту человка во многомъ другомъ здраваго, это Ваша воля. Вотъ Влад. Соловьевъ увряетъ, что языческіе жрецы ‘жили’ со змями. Онъ въ этомъ не виноватъ, и это совсмъ не то, что если бы онъ самъ напечаталъ бы трактатъ о томъ, что имть отношенія со змей очень пріятно и очень нравственно. Кстати сказать, все это, чтобы мн не повторять вторично въ письм къ Петру Евгеніевичу, потрудитесь ему прочесть. A до чего эта статья мн наскучила, я Вамъ выразить не могу! Не дождусь избавиться, но раньше, какъ дней черезъ 10, не справлюсь.

Нетерпніе мое усиливается еще я тмъ, что, по окончаніи и отправк ея, я долженъ буду, наконецъ, приступитъ къ исполненію выпавшаго мн жребія {Ршеніе старца, о. Амвросія. A. A — въ.} начать романъ ‘Послдній лучъ!’ Жребій не сказалъ: и окончить непремнно. Онъ сказалъ только: начать предпочтительно передъ всмъ другимъ. Весьма возможно, что тайный смыслъ этого жребія, его скрытая и высшая телеологія въ томъ, чтобы убдить меня самого въ ршительный уже неспособности писать романы. Но начать я обязанъ. И мн теперь, точно со стороны, прелюбопытно видть, какъ это К. H—чъ Леонтьевъ возьмется за дло, которое ему вовсе не по сердцу. Ибо разв можно найти форму иную для выраженія пережитаго, кром прямой, подробной и откровенной авто біографіи? По моему, нельзя. Измнить немного обстоятельства (для приличія и т. п.) — и чувства дорогія глубоко измнятся.

О Вашей стать {Статья о К. Н. Леонтьев. Напечатана посл его смерти, Рус. Всти. 1892, No 4. А. А — въ.} не распространяюсь, она безусловно хороша,— достаточно смла и достаточно осторожна. Я почти ничего въ ней не исправлялъ, кром кой-какихъ мелочей. Позволилъ себ, однако, въ 2—3 мстахъ ‘язычекъ’ Вашъ повыровнять. Да еще выписку одну изъ моей книги прибавилъ, во избжаніе неясности. (О томъ, что сложность ныншней жизни все таки ведетъ къ уравнительному упрощенію соціальной картины).

Критика Ваша удовлетворяетъ меня,— а какъ выражена сторона біографическая, не слишкомъ ли замтно мое на этомъ вліяніе, мн судить трудно. Отчего бы не дать это просмотрть боле безпристрастному человку?

Куда отдавать? Куда хотите. Морозовъ умеръ, не знаю только, тотъ ли это, который давалъ Боборыкину 40.000 {Дав. Ив. Морозовъ, основатель Рус. Обозр. Но умеръ въ это время не онъ и не отецъ его. A. A — въ.}, или отецъ его. Вамъ это лучше знать. Если предполагаемое Русское Обозрніе не лопнуло, то, пожалуй, потому лучше въ него отдать, что Боборыкинъ (и Астафьевъ косвенно повліяетъ), можетъ быть, щедре Берга Вамъ по знакомству заплатитъ.

Поговорите прежде съ ними, покажите имъ. Я думаю, что это лучше всего. A впрочемъ, это дло Ваше, какъ хотите. Если же ршите послать Бергу, то не забудьте въ письм напомнитъ ему, что онъ первый протянулъ мн руку: это доставитъ ему удовольствіе. Всякому пріятно видть справедливость и признательность въ людяхъ. Никогда не надо этими случаями ‘добраго слова’ пренебрегать. У насъ на это скупы и забывчивы. Не забудьте оттисковъ съ десятокъ попросить и мн пятокъ пожертвуйте.

Вы ничего не написали мн о Карбасников {У Карбасникова были на комиссіи сочиненія К. Н. Леонтьева. A. A — въ.}. Врно, еще недосугъ было? Когда успете, напишите, голубчикъ.

Былъ ли у Васъ Кристи? Или опять все съ ‘тетками и братьями’ въ вихр? Коротенькое письмо отъ него получилъ недавно.

У Фуделя дочка ужъ успла и родиться и умереть.

У насъ Варя также родила очень легко мальчика (Сергя),— и оба, мать и сынъ, здоровы.

Вс мы благодаримъ Авдотью Тарасовну за память.

Статья Ваша будетъ на дняхъ переписана здсь превосходно однимъ монахомъ. И тогда вышлю ее.

Я пришелъ въ ужасъ за Васъ, при мысли, что Вы сами будете все это еще переписывать! Привыкайте прямо начерно отдавать въ типографію. Это жестокая трата времени и труда.

Обнимаю Васъ.

Вашъ К. Леонтьевъ.

Письмо XXXVII

4 Ноября 1889 г. Оптина Пустынь.

За васъ, милый мой, очень радъ Ярославскому длу {Мсто воспитателя сына желзнозаводчика Л. Н. Пастухова. A. A — въ.}, если оно выгодно, но грустно, что вс мои ‘птенцы’ разлетаются туда и сюда по Россіи. Скоро у меня никого не будетъ въ столицахъ для помощи въ моихъ длахъ.

Боюсь, что, при дурныхъ теперешнихъ путяхъ, это письмо къ 7-му опоздаетъ. Но если поспетъ, то передайте комиссіонныя расписки Карбасникова въ Цензурный Комитетъ Сергю Васильевичу Залетову, младшему секретарю, съ покорнйшею просьбой принять на себя этотъ трудъ. Я на дняхъ обо всемъ напишу ему,— и для книгъ моихъ найдемъ мсто.

Пока прощайте. Когда утвердитесь въ Ярославл, написать готовъ подробне, но Вы такъ пишете, что какъ будто Вы черезъ мсяцъ еще вернетесь въ Москву?

Какъ же быть?

Буду ждать хоть самой короткой всти, куда врне писать.

Понукать слишкомъ переписчика Вашей статьи (пожилого монаха, изъ дворянъ и весьма образованнаго) нельзя. Получитъ онъ всего-то 3 руб. cep.! Но во всякомъ случа на-дняхъ я ее вышлю Вамъ въ Ярославль.

Авдоть Тарасовн — мой привтъ.

Господь помози Вамъ.

К. Леонтьевъ.

Письмо XXXVIII.

14 Ноября 1889 г. Оптина Пустынь.

Дорогой мой и милый Анатолій Александровичъ! посылаю, наконецъ, Вамъ статью Вашу, превосходно переписанную. Поправокъ я сдлалъ очень мало: вставилъ въ одномъ мст еще дв цитаты изъ ‘Византизмъ и Славянство’ о сложности, смшеніи и упрощеніи, для ясности, вычеркнулъ везд (кажется) эпитетъ ‘прекрасная’ въ приложеніи къ стать Чернова, ибо этого эпитета, надо имть безпристрастіе сознаться, она все-таки не стоитъ. Въ ней слишкомъ много для этого недостатковъ. Напр., это крайнее неравновсіе между чрезмрной грандіозностью общаго вступленія и конца съ самимъ ‘портретомъ’ литератора, котораго, какъ тамъ ни толкуйте, никто (кром 2—3 юношей да Т. П. Филиппова), все-таки знать не хочетъ. Гршный человкъ, я могу врить въ относительную правоту не признаваемаго человка, но ужъ ‘величія’-то никакъ не умю видть въ томъ, кто не съумлъ заставить себя признать. Поэтому и не идетъ, когда говоришь о такомъ ум или дарованіи, которое не заслужило славы при жизни, взлетать такъ высоко и указывать на такіе широкіе кругозоры. Мало-ли, что въ колокол, напр., таится прекрасный звонъ, по если онъ стоитъ на земл, не съумлъ взойти на колокольню, то этого звона никто не услышитъ. A по смерти? Ну, вотъ Вамъ Данилевскій {Никол. Яковл. Данилевскій, авторъ книги ‘Россія и Европа’. А. А — въ.}. Только что открыли его, а Соловьевъ уже, успшно отчасти, отвергаетъ его значеніе, да и въ моихъ статьяхъ вся либеральная сторона его труда тоже отвергается. Ни при жизни — серьезнаго вліянія, ни по смерти — долгаго господства…

Статья Чернова вовсе не прекрасна,— и, при всей моей ему признательности, я не могу быть въ ея достоинствахъ ослпленъ. Идеями автора онъ не занялся, какъ слдуетъ. а самого автора возвеличилъ какъ-то не по заслугамъ.

Изъ Вашей статьи я выбросилъ еще страницы 2, тамъ, гд говорилось о моихъ достоинствахъ на консульской служб. Все это — правда, и можно бы и гораздо ‘больше этого похвалиться на документальныхъ основаніяхъ, но тогда уже надо самому писать автобіографію, а здсь это было слишкомъ замтно, что Вы эту оцнку слышали отъ меня самого. Неловко, и Вамъ невыгодно, я боюсь л Вамъ повредить при первыхъ шагахъ Вашихъ.

Другое дло — вс эти опроверженія насчетъ того, чмъ я былъ смолоду (Базаровъ или нтъ): тутъ не бда, что свднія прямо отъ меня. Всякій иметъ право желать, чтобы ему не приписывали публично такихъ мнній и вкусовъ, которыхъ онъ не имлъ.

Куда отдавать: въ Русское Обозрніе или въ Русскій Встннкъ? Я уже писалъ Вамъ: Какъ хотите. Если вы предпочитаете Русское Обозрніе, то совтую дйствовать черезъ Астафьева, а не прямо Цертелеву въ руки. Цертелевъ не можетъ намъ съ Вами искренно сочувствовать, у него ма ум другое: какой-то буддизмъ, котораго онъ обнаружить вполн не можетъ, но… и т. д. Теперь о другихъ длахъ:

1) Прошу Васъ, не опоздайте слишкомъ возвращеніемъ всего того, и печатнаго, и рукописнаго, что я Вамъ далъ для справокъ: ‘опыты’ Спенсера, брошюры Петра Евгеніевича, мои тетрадки въ голубой обертк и если еще что я забылъ. Я очень безпокоюсь обо всемъ этомъ,— особенно о голубыхъ тетрадкахъ. Мн все это очень нужно.

2) Сергю Васильевичу Залетову я на-дняхъ напишу о Карбасников, а Вы, если комиссіонныя расписки у Васъ съ собой въ Ярославл, то вышлите ихъ ему скоре съ двумя словами объясненія. Непремнно заказнымъ.

3) На объявленія средствъ не имю: Мещерскій долженъ мн 86 руб. сер. съ лта и все не высылаетъ. Да и на что? Даже стыдно немножко, и словно грхъ — тратить деньги безъ пользы?

4) Мн немножко непріятно, что Вы не хотите мн выслать счетъ за ножницы, ламповую бумагу и стальныя перья!

Какъ-то теперь Авдотья Тарасовна въ Москв безъ Васъ поживаетъ?

У насъ пока все славу Богу. Я хвораю, но все но старому, а не хуже.

Батюшка о. Амвросій здоровъ, по мр силъ своихъ.

Я теперь очень занятъ,— и если не заболю сильно. то и буду все занятъ до Рождества. Большой трудъ. но занимательный и не спшный.

Очень жаль мн. что Вы все-таки не духовно поняли то, что я писалъ Вамъ о своемъ уныніи отъ конца августа до октября. Я писалъ Вамъ, что вншнихъ причинъ этому не было, а было оттого, что я въ август не говлъ, и когда въ октябр поговлъ, прошло, и я сталъ заниматься. A Вы мн пишете: ‘Вамъ, мой другъ, не унывать теперь надо, а радоваться, потому что все идетъ въ Россіи по Вашему’… Не могутъ ни реакціонныя реформы Правительства (весьма, къ тому же, еще слабыя), ни благопріятное для насъ положеніе европейской политики, ни боле религіозное (очень еще нетвердое, замтимъ) направленіе въ литератур и обществ,— не можетъ все это, хотя и дорогое, но вншнее и соціальное, избавить отъ лично-неправильного нашего отношенія къ Богу и Церкви въ данное время. Уныніе мое — духовное и, видимо, безпричинное — никакого отношенія къ этому не имло. Ахъ! Ахъ! Вы еще плохо — я вижу — мистическое-то выучились чуять… Надо учиться!

Да ужъ если къ слову сказать, ужъ слишкомъ-то и по общественнымъ дламъ нечему радоваться.

Только читая газеты (самыя еще реакціонныя — ‘Гражданинъ’ и ‘Московскія Вдомости’!), видишь столько пошлаго и умренно-европейскаго въ этой общественной жизни нашей, и прогрессъ все-таки везд — и въ Европ, и въ Америк и въ Японіи — такъ ужъ вълся, что его люди иногда и не замчаютъ, не узнаютъ… A это онъ, и все стъ и стъ, и пожираетъ, и подтачиваетъ и подтачиваетъ…

Физическихъ и душевныхъ силъ ужъ нтъ длать вырзки изъ газетъ, а то бы можно было составить коллекцію поучительную и печальную…

Писать объ этомъ тоже не стану… Опять одни скажутъ — безуміе, фанатизмъ, ‘оригинальность’ (это вдь тоже порицаніе), а другіе — la Грингмутъ и К — предадуть тебя молча, какъ лнивые, или трусливые, или равнодушные, или даже лично-нерасположенные предатели…

Не примите этого за раздраженіе. Избави Васъ Боже отъ такой ко мн несправедливости! Вдь это правда, и правда — духовно для смиренія моей гордости умственной весьма полезная… Это перстъ Божій… Что же я буду за свинья, если въ 58 лтъ и посл столькихъ испытаній буду раздражаться серьезно и… даже наивно какъ-то…

Но надо понимать дло такъ, какъ оно есть…

Да и поступки людей можно тоже безъ грха называть такъ какъ они называются.

‘Богъ не выдаетъ — и свинья не състъ’, конечно. Но вдь свинья — свиньей все останется, сколько бы Вы ей ни прощали по-христіански въ сердц-то Вашемъ ея свинства противу Васъ.

Видно, такъ нужно.

Крпко цлую Васъ.

Вашъ К. Леонтьевъ.

P. S. Не слишкомъ надолго ужъ умолкайте. A я теперь, если позволите, помолчу подольше, право, утро все занято, а вечеромъ — я чмъ дальше, тмъ больше предаюсь ужасной лни, и даже скуку предпочитаю вечернимъ занятіямъ…

N. В. Въ Ярославл я самъ прожилъ осень 1849 года, отъ августа, кажется, до конца октября, въ Лице студентомъ. Но тогда тамъ такъ мало занимались, что я испугался и соскучился, и перешелъ въ Москву среди зимы на медицинскій факультетъ.

Что касается до вида города и до многихъ знакомствъ, то это все оставило во мн довольно пріятную память.

Не помнитъ ли меня кто тамъ?

Письмо XXXIX.

19 ноября 1889 г. Оптина Пустынь.

Вчера получилъ Ваше письмо изъ Ярославля. На-дняхъ Вы получите, вроятно, и посылку съ рукописью.

Если Вы, голубчикъ, непремнно хотите, чтобы я ршилъ, куда ее отдать, такъ ужъ, я думаю, пошлите (Федору Николаевичу) Бергу. Отъ него я видлъ сочувствіе,— а что думаетъ этотъ скучный Цертелевъ, не знаю. Не забудьте только дв вещи: 1) въ препроводительномъ письм упомяните, что Вы отъ меня слышали, что онъ первый, по прізд моемъ изъ Турціи, протянулъ мн руку пріязни и помощи, а 2) выговорите себ оттисковъ (20 что ли). Пять-шесть мн дайте: Губастову хочу послать и себ оставить.

Залетову написалъ и все объяснилъ.

На-дняхъ принимаюсь ршительно, наконецъ, за рукопись ‘Анализъ и т. д.’ Очень она меня тяготитъ, недоволенъ ею и не радъ, что началъ!

Одна надежда, что ‘психологи’ московскіе ободрятъ. Но я вдь возвращать ее себ для новыхъ и несносныхъ исправленій не буду. A попрошу прямо ршить: стоитъ ли она вообще обнародованія или не стоитъ. Если ‘да’ — въ журналъ какъ есть, со всми недостатками, если ‘нтъ’ — подарю Вамъ, на память о человк, который за все брался и ничмъ никому, кром 3—4 человкъ, не угодилъ. Да и то больше благодаря личному знакомству!

Устройство Ваше (за Васъ) мн очень нравится. Но Вы не пишете ничего о стипендіи? Долго ли ее еще будете получать? И есть ли надежда, что Вы лтомъ будете имть опять и средства и свободу къ намъ пріхать?

Вашъ К. Леонтьевъ.

P. S. Отъ всхъ нашихъ — привтъ Вамъ и Авдоть Тарасовн.

Письмо XL.

15 декабря 1889 г. Оптина Пустынь.

Получилъ исправно вс книжки и тетрадки. Очень Вамъ благодаренъ. Поздравляю съ наступающими праздниками и Новымъ Годомъ.

К. Леонтьевъ.

Письмо XLI.

11 января 1890 г. Оптина Пустынь.

Милый другъ мой Анатолій Александровичъ! спасибо Вамъ за Ваше краткое, но сердечное поздравленіе и пожеланія на 1890 годъ. По мр того, какъ старю, я и эти маленькіе знаки вниманія очень сталъ цнить.

Статью о Толстомъ третьяго дня ‘стряхнулъ съ плечъ’. какъ Вы прекрасно выразились (она очень утомила меня), но послалъ ужъ прямо Бергу, минуя Московскихъ психологовъ. Передумалъ. Если найдутся тамъ ошибки и нелпости (особенно техническія), съ ихъ, психологической, точки зрнія, все равно ужъ возвращать ее къ себ для поправокъ я бы не ршился,— до того она наскучила мн! Все равно Астафьевъ долженъ былъ бы ее изъ Москвы Бергу прямо отправить. Только отсрочки,— а къ апрлю мн деньги для банка и т. п. нужны.

Теперь до 1 февраля я даю себ отдыхъ отъ литературы: буду писать письма и читать что-нибудь, а съ 1 февраля. если ничто не помшаетъ, примусь продолжать романъ (который я уже началъ было до Рождества, но оставилъ на время, чтобы раздлаться, наконецъ, съ Толстымъ). Только не ждите, мой дорогой другъ, тхъ новыхъ путей, о которыхъ Вы пишете. Какіе же это могутъ быть новые пути? Для меня никакихъ нтъ, кром догматическаго и аскетическаго Православія, устоявшаго противъ науки и прогресса. Но, чтобы эту идею облечь въ достойную форму, нуженъ трудъ сложный и большой (не меньше ‘Анны Карениной’ или ‘Одиссея’), но Вы не поврите (по молодости Вашей), до чего это меня пугаетъ! Важность и святость вопроса возбуждаютъ во мн богобоязненное чувство, обиліе матеріала и богатство я глубина моего личнаго опыта — какъ житейскаго, такъ и духовнаго — съ другой стороны просто подавляютъ меня. ‘Шевельнуть’ все это страшно! Объективне описать — будетъ трудне и ‘ выйдетъ хуже, боле лично — больно и совстно… Поэтому едва ли я уже сдлаю что-нибудь капитальное въ этомъ род. Врне, что я поставлю себ цль боле низкую и грубую: написать скоре листовъ 15, чтобы расплатиться съ банкомъ, который меня связываетъ и мшаетъ мн внести въ жизнь мою еще нкоторыя душеспасительныя измненія. Эта цль будетъ попроще, посмиренне и поврне. Разумется, направленіе должно быть религіозное, а получше или похуже въ эстетическомъ отношеніи — это ужъ ничто сравнительно съ получкой разомъ 1200—1500 руб. для разсчета бъ Калужскимъ Обществомъ Взаимнаго Кредита.

‘Укатали, голубчикъ мой, сивку крутыя горки!’ Люблю я, гршный, все земное прекрасное, но уже дожилъ до того, что и не умю уже предпочитать небесному, когда есть возможность выбора!

Эти грубыя отношенія къ банку имютъ гораздо боле духовное для меня значеніе, чмъ можно подумать, не знавши моего внутренняго настроенія. Поняли?

Въ заключеніе прибавлю, что роковыя въ моей жизни цифры — 89, 90, 91 (49, 50 и 51, 61 и 62, 70 и 71, 79, 80, 81— вс эти годы были для меня очень жестоки и тягостны), о которыхъ я Вамъ говорилъ (или нтъ — не помню), уже сильно даютъ себя чувствовать {По наблюденію К. Н. Леонтьева, переходъ отъ одного дсятилтія къ другому, послднія цифры одного десятилтія и первыя цифры слдующаго всегда имли въ его жизни важное, роковое значеніе. Предчувствіе его относительно рокового значенія перехода отъ 80-хъ къ 90-мъ г. г. оправдалось: въ 1891 г. онъ, какъ извстно, умеръ. A. A — въ.}. Если не смерть близится, то надо ждать какой-то новой, тяжелой и значительной въ моей жизни перемны. Уже признаки начала конца и обнаружились одинъ за другимъ. Во первыхъ, от. архимандритъ крайне недоволенъ юродствами бдной Лиз. Павл., ея шутками съ молодыми монахами и т. п. Передъ Рождествомъ, посл одной ея глупости, онъ потребовалъ ея удаленія въ Козельскъ, тамъ она прожила 2 недли,— посл чего я общалъ ему смотрть за ней строже, и ее вернули, съ уговоромъ — испытать до Мая. Но разв за ненормальнымъ и слабоумнымъ человкомъ долго услдишь? Я предвижу, что мое положеніе въ этой милой усадьб уже не прочно, и можно со дня на день ожидать, что я буду вынужденъ — или всмъ домомъ перехать въ Козельскъ (хамство!), или ихъ съ Варей устроить въ Козельск, а самому удалиться въ скитъ.

Но это еще ничего, а случилось еще нчто гораздо худшее. Александръ увезъ отъ Вяземскихъ {Семья богатыхъ помщиковъ, жившихъ въ своемъ имніи неподалеку отъ Оптиной пустыни. A. A — въ.} молодую двушку (горничную), поселилъ ее въ Козельск и, по всмъ признакамъ содержалъ ее, потому это она ничмъ не занималась, кром пнія, пляски и кутежа. Но это такъ и быть! Это его личный грхъ,— и даже Варя на это собственно смотритъ еще довольно разсудительно для молодой и любящей жены. Но бда въ томъ, что онъ, какъ русскій человкъ, не могъ ограничиться скромной и приличной, такъ сказать, измной, а началъ кутить, ‘чертить’, что называется: пилъ, скакалъ съ ней по городу, мои комиссіи исполнялъ все хуже и хуже, домой постоянно опаздывалъ и даже въ деньгахъ запутался такъ, что много задолжалъ. Если бы кто-нибудь мн предсказывалъ, что и этотъ осторожный, честный, покойный и даже весьма дипломатическій характеръ такъ неожиданно и ‘широко’ прорвется, я бы не поврилъ. Да и не врилъ до тхъ поръ, пока не стало все слишкомъ очевидно и самъ сознался, наконецъ. Пока батюшка, я и Варя уговорили его ухать къ отцу на нсколько мсяцевъ для перелома въ чувствахъ. Конечно, онъ кается, но Вы, конечно, понимаете, какъ важенъ и для него, и для Вари и для меня этотъ первый шагъ на скользкомъ пути! Вра моя въ его солидность уже разъ навсегда поколеблена, для Вари впереди ждешь скорбей и слезъ: для него — дома скука отъ неизбжныхъ укоровъ и желанія снова находить утшенія на сторон. Въ моемъ дом ему уже боле не предстоитъ надолго занятій и службы, вслдствіе моего недоврія и моей, такъ сказать, природной ‘неотходчивости’ въ подобныхъ случаяхъ. Струна какая-то у меня лопнула, и даже Варя со мною согласна, что открытый кутежъ и вс эти его безпорядки хуже самой измны, которая, при всей грховности своей, могла бы быть соблюдаема безъ шума и разстройства длъ…

Хорошо, если Богъ поможетъ образумить и устроить его гд-нибудь здсь, неподалеку, а если онъ предпочтетъ остаться подъ Москвой, вдь рано или поздно и Варя должны будетъ оставить и меня и Лизавету Павловну. A Варя — единственная душа въ дом, съ которой я могу свою душу отвести.

Поняли теперь, что такое для меня эти цифры — 90-й и 91-й? Пока, благодарю Господа, принимаю все это покойно и твердо,— но что буду чувствовать тогда, когда все это вокругъ меня рухнетъ? — не знаю и боюсь, что будетъ очень тяжко и скучно.

Когда бы, по крайней мр, къ тому времени избавилъ Господь отъ банка и срочной на него работы! Все бы легче было!

Прощайте, другъ мой. Неужели Богъ не утшитъ меня лтомъ свиданьемъ съ Вами? Лиза собирается послать Авдоть Тарасовн какіе-то свои іероглифы. A я ей кланяюсь. Жду со дня на день И. И. Кристи. Общалъ къ январ непремнно быть.

Прощайте, обнимаю Васъ.

Вашъ К. Леоньевъ.

Письмо XLII.

10 февраля 1890 г. Оптина пустынь.

Слишкомъ долго опять не пишете. Вс мы желаемъ знать, какъ поживаете. Соскучились по Вашимъ письмамъ. У насъ въ дом — все пока in statu quo. Александръ все еще въ Москв. Есть постороннія новости, но не для открытаго письма.

Статью о Толстомъ послалъ 10 января Бергу, но до сихъ поръ не только отвта нтъ, но и Русскаго Встника не посылаетъ второй мсяцъ. Чудеса! Видите, не Вамъ однимъ не отвчаетъ. Авдоть Тарасовн — мое почтеніе. Съ Великимъ постомъ!

К. Леонтьевъ.

Письмо XLIII.

12 февраля 1890 г. Оптина Пустынь.

Вотъ, голубчикъ Анатолій Александровичъ, какой между нашимъ сердцами магнетическій или спиритическій токъ… Вчера я приготовилъ къ отправк Вамъ прилагаемое открытое письмецо, соскучился безъ встей объ Васъ, я вчера же получилъ Ваше. Не горюйте слишкомъ обо мн и объ Вар, мы давно уже оба успокоились, Александръ все еще у отца, подъ Москвой,— и я хочу благословиться у o. Амвросія, чтобы продлить его изгнаніе до Пасхи. Варя отнеслась къ первой измн его гораздо разсудительне, чмъ можно было отъ ея прежней страстности и вспыльчивости ожидать. Она прежде всего была рада, что онъ не на глазахъ, что она не видитъ его проказъ и не слышитъ о немъ разсказовъ, которые ее раздражали. До сихъ поръ не скучаетъ и даже весела. Что касается до меня, то, увидавши ея разсудительность, я сталъ покойне за ея будущность, ибо для любящей женщины трудне всего перенести именно первую измну. Потомъ, если мужчина съ ней-то самой хорошо обращается, то многія изъ нихъ привыкаютъ къ этому. Что касается до меня, то, съ одной стороны, я за ея будущность тревожился при этомъ первомъ его приключеніи, а для себя видлъ въ этомъ предзнаменованіе (въ числ многихъ другихъ) о приближеніи какого-то новаго и нелегкаго перелома въ моей жизни (90-й, 91-й годъ. Помните?). Мн все кажется (хотя, разумется, я не знаю), что если я въ теченіе этихъ двухъ роковыхъ лтъ не умру, то какая-то совокупность обстоятельствъ и перерожденіе собственныхъ моихъ чувствъ приведетъ меня къ оставленію того подобія семейной жизни, которымъ я былъ до сихъ поръ доволенъ. Какъ бы не пришлось въ скитъ или монастырь переселиться, а жену съ Варей — въ Козельскъ? Иногда и жутко что-то, какъ начнешь думать… Но это все еще неясно: ясно одно, что для дома моего здсь Саша не только безполезенъ, но даже и обременителенъ. Получаетъ 10 руб., а лность его и равнодушіе къ длу (котораго у него меньше всхъ) до того мн наскучили и утомили меня, что безъ него стало гораздо легче. Его умъ и прекрасный, ровный характеръ обезоруживаютъ, правда… Но все-таки я не люблю его небрежности, и буду искать ему поблизости другое мсто. У чужихъ, небось, будетъ построже къ себ. Пишетъ намъ, что очень кается и безъ насъ скучаетъ. Я ему отвтилъ очень строго: ‘Безъ насъ-ли? Или безъ кого еще? Главное, безъ двухъ товарищей кутежа?’ Къ двиц-то этой онъ, кажется, не очень привязанъ (хотя она, слышно, очень красива). Онъ, видимо, не столько ее полюбилъ, сколько кутежъ и приключенія во всецлости. Понимаю это по старой памяти, и не за это строго сужу, а за крайнюю неисполнительность по хозяйству,

Ну, довольно объ этомъ. Поговоримъ о стать {О моей стать о К. Н. Леонтьев, отправленной . Н. Бергу въ Русскій Встникъ. См. выше. A. A — въ.}. Я почти предчувствовалъ, что Бергъ ея не возьметъ. Но предчувствіе это явилось у меня поздно, и я виноватъ передъ Вами въ томъ, что не посовтовалъ Вамъ ее передлать. Доброжелатель мой, г. Портье д’Аркъ (т. е. Черновъ) — писатель слабый и крайне опрометчивый. Онъ теперь дйствительно издалъ въ Париж книжку ‘L’ esprit national russe sous Alexandre III’ (переводъ: ‘Русскій національный духъ при Александр III’). И, не удовольствовавшись даже прежнимъ псевдонимомъ (Черновъ), назвался на обложк Довринъ (Doverine, а въ скобкахъ Tchernoff),— какъ будто, т. е., онъ раскрылъ теперь свою настоящую русскую фамилію — Довринъ (значитъ, должно быть, ‘заслуживающій доврія’). Эта книжка — сборникъ его прежнихъ статей о Россіи (въ Revue Nouvelle г-жи Аданъ). Въ Гражданин надъ его фразами, ошибками и легкомысліемъ уже смялись. И въ Русскомъ Встник, вроятно, къ его книжк отнесутся строго. Бдный Портье выслалъ мн ее недавно съ почтительной надписью: но — увы! — въ другихъ статьяхъ его я нашелъ еще больше ошибокъ и празднословія, чмъ въ той, которую онъ посвятилъ мн. Мн было неловко, совстно, жалко посовтовать Вамъ быть построже къ человку, который, какъ умлъ, потрудился въ мою пользу. Я, хоть и никогда не проповдую ‘чистую мораль’ и терпть не могу, когда пишутъ о ‘любви’ къ человчеству, но самъ не совсмъ ужъ, какъ Вамъ, я думаю, извстно, лишенъ нравственныхъ и добрыхъ чувствъ. И не мастеръ ихъ приносить преднамренно въ жертву какимъ-нибудь лукавымъ цлямъ. Этой ловкости у меня всегда было мало. Если бы я убдилъ Васъ прежде всего побранить автора за то, что онъ берется писать свысока о томъ, чего хорошо не знаетъ, то, можетъ быть, та часть Вашей статьи, которая была для меня выгодна, и нашла бы себ мсто въ хорошемъ журнал. Но я, какъ человкъ недостаточно лукавый, не говорилъ Вамъ этого, а напротивъ, помните, настаивалъ, чтобы ‘бдному’ портье не было обидно. И ограничился только тмъ, что, когда Вы прислали мн Вашу рукопись на прочтеніе, вычеркнулъ везд эпитетъ ‘прекрасная’ статья. Вы это замтили, вроятно?

Цертелеву ршительно не совтую Вамъ посылать. Я увренъ, что онъ ее не напечатаетъ. Я мало знаю его характеръ, но знаю, что, во-первыхъ, онъ вовсе не православный, а, такъ сказать, чистый пессимистъ, а во-вторыхъ, онъ, видимо, во мн романиста предпочитаетъ публицисту. Это явствуетъ изъ того, что въ объявленіи о Русскомъ Обозрніи мое имя попало въ отдлъ ‘беллетристовъ’, хотя я наврное имъ повсти не общалъ.

Шараповъ, конечно, бдствуетъ, и денегъ для Васъ у него, вроятно, не найдется. Но если Вы хотите, чтобы Вашъ трудъ не пропадалъ, то къ прежнему труду прибавьте новый: сократите, вычеркните вс эти выспреннія и не заслуженныя мною уподобленія цлой Россіи. Скажите кратко и не браня его, что выбрасываете все избыточное, по недостатку времени и мста. Вычеркните также почти все или даже все лично-біографическое мое: о женитьб моей (это ужъ бы и вовсе не нужно), о служб, о нигилизм смолоду и т. п.,— и оставьте только Ваши возраженія на его ошибки и недомолвки собственно критическія. И отдайте Шарапову. Я думаю, онъ возьметъ,— особенно gratis! При всемъ этомъ, пожалуста, обо мн не думайте!.. Такого рода неудача слишкомъ не велика и случайна. чтобы меня огорчить. Если бы я чувствовалъ иначе, я бы Вамъ-то откровенно сознался. Вы сами человкъ очень добрый, очень великодушный и очень скрытный… Не судите по себ: я и не такъ добръ, и не такъ мужественъ, и не такъ скрытенъ, какъ Вы. Я бы сказалъ, если бы очень дорожилъ этимъ дломъ. Я, зная, какъ теперь у Васъ много необходимаго дла, прежде всего жалю Васъ,— т. е., и о томъ, если старый трудъ окажется тщетнымъ, и о томъ, что поправка, сокращеніе и очистка возьметъ снова время. Разсудите сами, что для Васъ хуже или лучше: сократить и отдать Шарапову, или прятать Вашу рукопись въ ящикъ, когда-нибудь въ измненномъ вид можетъ Вамъ пригодиться. Обо мн въ этомъ случа, ради Бога, не думайте! Я не говорю: ни въ какомъ случа, я говорю только: въ этомъ.

Я очень занятъ теперь двумя работами.

Одна: это — статья для Гражданина о современномъ религіозномъ движеніи въ образованномъ русскомъ обществ. По особому сочувственному благословенію старца, сюда, въ скитъ еще поступили двое (двоюродные братья) изъ высшаго общества, еще молодые люди, оба женатые на красивыхъ женщинахъ. Жили съ ними хорошо. Жены основали женскую общину въ Воронежской губерніи, и будутъ прямо — одна игуменья, а другая казначея, а мужья — простыми послушниками въ скиту. Надо тутъ будетъ помянутъ (съ начальными буквами только) и Фуделя, и Веригина, и Кристи и многихъ другихъ, въ разныхъ формахъ — одна идея, одно стремленіе.

Ну, а другая работа, но окончаніи статьи: повсть. Тутъ у меня борьба: ‘Художникъ’ (бранное слово) требуетъ получше, позанимательне, поглубже, христіанинъ — почище, построже, посвяте. Кредиторъ банка въ 1200 руб. говоритъ: ‘какъ-нибудь, да поскоре’. Кредитору же,— вообразите, а совсмъ ужь не художнику,— помогаетъ опять-таки христіанинъ. Онъ говоритъ: ‘Искусство, художественное совершенство — это пустяки, тщеславіе. Лишь бы напечатали, лишь бы очень плохо не было, а банкъ — это очень важно! Долгъ этотъ тебя связываетъ больше всего, ты еще не свободенъ: ты не можешь, пока не развяжешься съ нимъ, сказать себ: ‘Нын отпущаеши раба Твоего’, не можешь сказать: ‘Благословлюсь у батюшки хоть цлый годъ или больше, если будетъ такая потребность, не писать для печати, ничего не писать, а заниматься однимъ строго духовнымъ (ибо и годы роковые, и силы все таятъ), или писать одни свой воспоминанія для выгодъ наслдницъ’… Нельзя такъ жить, когда черезъ 9 мсяцевъ опять нужно платить сумму, которую изъ пенсіи уплатить невозможно’…

Все это, голубчикъ, такъ важно, и, когда углубишься въ вопросы о загробной будущности, то и такъ страшно, что неудача Вашихъ добрыхъ намреній на счетъ меня и взбалмошнаго Портье, какъ капля въ мор! И потому еще разъ прошу: обо мн съ этой стороны ничуть не горюйте!

Слава Богу! Все — славу Богу!

Обнимаю Васъ и благодарю за неизмнность любви. A Кристи обманулъ меня (90-й годъ!): общалъ захать на обратномъ пути въ Петербургъ изъ Кишинева, куда онъ здилъ на свадьбу сестры,— и вотъ уже 2 мсяца скоро — ни слуху, ни духу! Фудель пишетъ аккуратно… не хуже Васъ.

Авдоть Тарасовн — сердечное спасибо за участіе. Дай Богъ вамъ поститься Великимъ постомъ какъ можно строже. A мы тутъ за васъ помолимся. Жена и Варя благодарятъ васъ обоихъ и кланяются.

Вашъ К. Леонтьевъ.

P. S. Вспомнилъ еще вотъ что. Если Вы уже ршитесь сокращать для Шарапова, то, можетъ быть, затруднитесь, какъ быть съ заключеніемъ (такъ какъ теперь цлая книжка вышла)… Сдлайте вотъ что. Озаглавьте такъ: ‘Г. Черновъ о К. Леонтьев’, (въ ‘Revue Nouvelle’ и въ книг ‘L’esprit’ и т. д.). Статья ‘Revue Nouvelle’ цликомъ, безъ измненій вошла въ книжку и составляетъ въ ней особый отдлъ, озаглавлена также: ‘Un portrait littraire russe’. A лучше бросьте все это! Прощайте.

Письмо XLIV.

25 марта 1890 г. Оптина Пустынь

Вамъ, милый A. A—чъ, скучно безъ моихъ писемъ,— и мн скучно безъ Вашихъ. Вы очень заняты,— и я тоже теперь занятъ спшной работой: Что длать! Давайте пока хоть короткими обмниваться. Когда подете на оминой въ Москву, заране сообщите мн Вашъ адресъ. Я дамъ Вамъ маленькую комиссію, которая возьметъ мало времени. Въ Гражданин начались мои статьи ‘Добрыя всти’ о религіозномъ движеніи. Достаньте — и узнаете много знакомаго Вамъ.

Очень жаль, что Ваша статья послана кн. Цертелеву. Бьюсь объ закладъ, что ее не напечатаютъ. Я самъ виноватъ, ошибся, надо было вовремя объяснить Вамъ, что біографическая часть не у мста. Заграницей — дло иное, тамъ это понятно, а дома — нтъ. Меа culpa! Простите! Пригодится, можетъ быть, посл…

Теперь пишу ‘Славянофильство теоріи и Славянофильство жизни’.

Прощайте. Обнимаю! Христосъ Воскресе! Авдоть Тарасовн — отъ всхъ насъ привтъ.

К. Леонтьевъ.

P. S. И. И. Кристи очень былъ боленъ.

Письмо XLV.

12 апрля 1890 г. Оптина Пустынь.

Дорогой Александровъ! Я вотъ о чемъ хотлъ Васъ просить. Мои книги до сихъ поръ лежатъ въ ящик въ цензурномъ комитет у С. В. Залетова, по разнымъ книжнымъ магазинамъ не розданы. Залетовъ, кажется, самъ думаетъ, что развести и раздать по 25—30 экземпляровъ — это какое-то очень литературное дло, и все, повидимому, надется на. какую-то ‘помощь’, общанную ему Астафьевымъ и Назаревскимъ. Но, должно быть, и имъ не до меня… Молодые-то подобре, видно. Если можете помочь — помогите, а не можете — Божья воля!

Бергъ печатаетъ мой критическій этюдъ {‘Анализъ, стиль и вяніе’ О романахъ гр. Л. Н. Толстого. A. A — въ.}. Это ужъ истинно ‘психопатія’. ‘Не смй никто выражаться не по моему!’

Молю Бога за счастливое окончаніе экзаменовъ. Помози Господи!

Вашъ К. Леонтьевъ.

P. S. Неужели мы этимъ лтомъ не увидимся!!! Зачмъ Вы затесались къ Сртенскимъ Воротамъ?

Письмо XLV.

3 мая 1890 г. Оптина Пустынь.

Радуюсь, радуюсь, и паки реку: радуюсь, милый мой поэтъ и профессоръ, что Господь помогъ сдать Вамъ главный экзаменъ!

Помоги Богъ и въ остальномъ! Вс соображенія Ваши насчетъ времени другихъ экзаменовъ Вашихъ и экзаменовъ Вашего ученика — весьма основательны, хотя и не особенно выгодны для моего бднаго, стараго, но еще теплаго сердца… Понимаю, что Вы правы, желая пріхать ко мн не лтомъ, а совсмъ ‘вольною птицей’, но все-таки вздыхаю… Да будетъ воля Божія!

Теперь — убдительнйшая просьба: пошлите 6—7 мая (если мое письмо поспетъ, онъ 7-го, слышно, возвращается въ Москву) прилагаемую телеграмму князю Цертелеву {По поводу возвращенія статьи моей о. К. Н. Леонтьев. A. A — въ.}, а потомъ напишите два слова Грингмуту, чтобы онъ возвратилъ Вамъ рукопись Вашу (пошлите ему 1 руб. изъ прилагаемыхъ на почтовые расходы). Я уже писалъ Вамъ, что считаю себя весьма виноватымъ предъ Вами въ томъ, что поддался прошлаго года движенію самоувренности или тщеславія — и сразу не охладилъ Вашего дружескаго, молодого и пристрастнаго усердія. Не слдовало писать этой статьи, или,даже и написавъ ее, надо было ее прибрать въ ящикъ, а не посылать по редакціямъ. Черпова статья въ сущности весьма безтолкова, не только тамъ, гд онъ говоритъ собственно обо мн, но и почти во всемъ остальномъ. Его лестные обо мн отзывы и тогда не ослпили меня вполн, но я, по немощи человческой, находилъ удовольствіе закрывать глаза, пока дло шло о прославленіи моего имени. Но когда онъ поздне прислалъ мн цлую книжку свою ‘Русскій національный духъ при Александр III’, я увидалъ, что въ другихъ статьяхъ этого ‘благонамреннаго’ сборника онъ совсмъ сбился съ толку, и понялъ что не въ моихъ выгодахъ и поминать у насъ о его лестномъ, но безтактномъ обо мн отзыв. У насъ моими сочиненіями интересуются — дай Богъ — 50 человкъ на всю Россію, а онъ придаетъ мн какое-то необыкновенное значеніе. ‘Россія — въ миніатюр!’ Шуточка это!.. Если бы даже предположить, что есть и подобіе правды въ этомъ комплимент. (т. е. въ томъ смысл, что я въ мысляхъ переживаю на 10—15 лтъ ране другихъ т фазисы, въ которые поздне всякій разъ вступаетъ передавая русская мысль вообще и даже само Правительство), то всетаки надо говорить объ этомъ доказательне, чмъ длаетъ бдный мосье Портье! Спасибо ему. Но вдь и медвдь хотлъ услужить пустыннику… Конечно, успхъ — вещь пріятная, но что же длать: ‘habent sua fata libelli!’ Я все-таки и при жизни уже гораздо счастливе Данилевскаго: мое имя все-таки такъ или иначе многіе знаютъ. О Данилевскомъ же всего лтъ 5—6 тому назадъ кто слышалъ? Начну я, бывало, говорить о немъ… ‘Кто такое? Что такое? Hе знаемъ, не слыхали, не читали’. A теперь видите, какая борьба, какая многозначительная, серьезная борьба поднялась надъ его могилой! И она еще не скоро кончится… A почему? Заблужденій (либеральныхъ). у него очень много, но онъ сказалъ только одно великое слово, сдлалъ одинъ исполинскій шагъ въ области исторической мысли: ‘Теорія культурныхъ типовъ и смна ихъ!’

Надо, конечно, различать въ этомъ вопрос — прошедшее человчества отъ его будущаго, и, сверхъ того, собственно научную его мысль отъ его же патріотическихъ надеждъ и пристрастій. Ясне: культурные типы были, теорія этихъ типовъ — превосходна, она лучше всякихъ другихъ дленій для пониманія исторіи, но будутъ ли еще новые культурные типы, это — другой вопросъ. Весьма возможно, что и не будетъ ихъ боле, а что человчество посл цлаго періода кровопролитій и борьбы приметъ (вопреки желаніямъ Данилевскаго и моимъ) извстный всмъ намъ общеевропейскій утилитарный характеръ, и, дойдя на этомъ пути непремнно до абсурда, погибнетъ,— т. е., или начнетъ постепенно вымирать, или, посредствомъ прогрессивнаго физико-химическаго баловства своего, произведетъ какую-нибудь ужасную и неожиданную всеземную катастрофу. Это весьма возможно, и потому цнность теорій культурныхъ типовъ для прошедшаго человчества нельзя равнять съ ея цнностью для будущаго. Это разъ. A потомъ, допустивши даже, что будутъ еще (до неизбжнаго и надвигающагося свтопреставленія) одинъ или два новыхъ культурныхъ типа, мы все-таки не имемъ еще черезъ это права (раціональнаго) надяться, что этотъ новый культурный типъ выработается непремнно весьма уже старою Россіей (900 лтъ съ крещенья, и больше 1000 съ призванья князей!) и ея славянскими единоплеменниками, отчасти переходящими (какъ Болгары и Сербы) прямо изъ свинопасовъ въ либеральныхъ буржуа, отчасти (какъ Чехи и Хорваты) давно уже насквозь пропитанныхъ европеизмомъ. И мн бы очень хотлось хоть съ того свта увидать этотъ новый и пышный (четырехъ-основный, по Данилевскому) культурный Всеславянскій типъ! Но — увы! Признаки благопріятные есть, но они такъ слабы и такъ еще мелки… И неблагопріятнаго со всхъ сторонъ такъ много, что мн, признаюсь, все чаще и чаще представляется такого рода печальная картина: эта національная и религіозная реакція, которая теперь довольно сильна въ русскомъ обществ, и есть ли это одна изъ тхъ кратковременныхъ реакцій къ лучшему, къ здоровью и сил, которыя иногда испытываю на себ и я (напримръ) въ моей старости?.. Такихъ малыхъ реакцій, небольшихъ обратныхъ теченій на старой почв было въ исторіи много (постарайтесь припомнить): но все это не было реакціей вковой, на новыхъ основахъ, примрами послднихъ были: Византійское Православіе, папизмъ черезъ 400—500 лтъ для Запада — феодализмъ и папство, а для Востока — мусульманство и буддизмъ (привившійся въ Кита и Тибет).

Хорошо, кабы такъ. Иногда я думаю (не говорю мечтаю, потому что мн, вкусамъ моимъ это чуждо, а невольно думаю, объективно и безпристрастно предчувствую), что какой-нибудь русскій царь,— быть можетъ, и недалекаго будущаго,— станетъ во глав соціалистическаго движенія (какъ св. Константинъ сталъ во глав религіознаго — ‘Симъ побдиши!’) и организуетъ его такъ, какъ Константинъ способствовалъ организаціи христіанства, вступивши первый на путь Вселенскихъ Соборовъ. Но что значитъ ‘организація’? Организація значитъ принужденіе, значитъ — благоустроенный деспотизмъ, значитъ — узаконеніе хроническаго, постояннаго, искусно и мудро распредленнаго насилія надъ личною волей гражданъ. Поэтому либералъ (по выводамъ своимъ дурацкимъ, а не основамъ, вполн врнымъ) Спенсеръ съ ужасомъ видитъ въ соціализм новое грядущее государственное рабство, и еще соображеніе: организовать такое сложное, прочное и новое рабство едва ли возможно безъ помощи мистики. Вотъ, если посл присоединенія Царьграда небывалое досел сосредоточеніе Православнаго управленія въ Соборно-Патріаршей форм (разумется, безъ всякой теоріи ‘непогршимости’,— которую у насъ и не потерпятъ) совпадетъ съ одной стороны съ усиленіемъ и того мистическаго потока, который растетъ еще теперь въ Россіи, а съ другой — съ неотвратимыми и разрушительными рабочими движеніями и на Запад, и даже у насъ (такъ или иначе),— то хоть за дв основы — религіозную и государственно-экономическую можно будетъ поручиться надолго. Да и то все къ тому же окончательному смшенію нсколько поздне придетъ. Человчество, безъ сомннія, очень устарло. Сама сила точной науки (или, врне, ея приложеній), на которую почти вс молятся и противъ которой даже столь смлый св. Никаноръ и я, которому терять въ литератур нечего, едва-едва смемъ кой-что говорить,— сама сила этой науки есть признакъ глубокаго устарнія, стариковскій интересъ: ‘удобства, удобства, удобства’… И Эд. фонъ-Гартманъ врно ‘чуетъ’ дло, когда говоритъ, что признакъ близости конца для человчества есть преобладаніе сознательнаго надъ безсознательнымъ. Въ этомъ онъ совпадаетъ съ христіанствомъ: ‘плоды древа познанія добра и зла’ убійственны для людей, и, насытившись ими до высшей мры своей, человчество уже не найдетъ обратнаго пути къ ‘древу жизни’… (Вотъ, кстати сказать, о чемъ надо писать теперь стихи, а не о томъ, какъ волны Чернаго моря плещутъ у Ланжероновой дачи въ Одесс, и не о ‘русалкахъ’, милый мой… Наши старые поэты вс давно уже какими-то рвотными конфетками насъ угощаютъ, и Фетъ, и Майковъ, Голенищевъ-Кутузовъ прекрасно длаетъ, что взялъ въ жреческія руки свои (слабоватыя) ‘банковую метлу’, ну, а младшіе — либо: ‘Любовь, любовь, любовь!’ ‘Во всеоружьи Европа… О, Христосъ!..’ Ни къ селу тутъ, ни къ городу,— всуе! Либо: ‘О, да, я врю, что вс люди станутъ какъ березы въ рощ! Что вс станутъ и учене, и проще’… Поэзія!!). Но какъ бы то ни было, будетъ ли новый культурный типъ или нтъ, Славяне ли съ непривычки какъ-нибудь нечаянно съ дйствительно новой, неевропейской, и нелиберальной культурой въ одно утро проснутся, или они, попытавши чуточку сдлать что-то свое, плачевное и половинное,, посл взятія Царь-града, лопнутъ, какъ мыльный пузырь, и распустятся немного поздне другихъ все въ той же ненавистной, всеевропейской буржуазіи, а потомъ будутъ (туда и дорога!) пожраны Китайскимъ нашествіемъ (NB. Замтьте, что религія Конфуція есть почти чистая практическая мораль и не знаетъ Личнаго Бога, а буддизмъ въ Кита тоже столь сильный, есть прямо религіозный атеизмъ… Ну, разв не Гоги и Магоги?) и т. д., и т. д.,— во всякомъ случа про Данилевскаго можно сказать, что онъ сдлалъ великій шагъ — указаніемъ на эти культурные типы. Можно вдь и такъ его теорію обернуть: существованіе разныхъ культурныхъ типовъ есть признакъ жизненности человчества, невозможность создать новый, смшеніе всхъ типовъ въ одинъ средній — есть признакъ приближенія человчества къ смерти.

Данилевскому принадлежитъ честь открытія культурныхъ типовъ. Мн — гипотеза вторичнаго и предсмертнаго смятенія.

Пусть-ка ее опровергнутъ! Что-то не суются… И опровергнуть было бы тоже для науки полезно.

Ну, такъ что же изо всего этого слдуетъ? Данилевскій со своими культурными типами былъ лтъ 6—7 никому почти неизвстенъ, кром Страхова, меня и, можетъ быть, еще сотни разбросанныхъ тамъ и сямъ по Россіи людей. Теперь идетъ за книгу его борьба, какъ у Троянцевъ съ Греками за трупъ Патрокла.

Если моя теорія тріединаго процесса и моя гипотеза вторичнаго смшенія — врны, то, взявши въ разсчетъ то, что я уже при жизни пользуюсь большей извстностью, чмъ пользовался Данилевскій, конечно, за идею мою бояться не слдуетъ, и Вамъ, быть можетъ, еще и рано подвергать себя риску быть осмяннымъ за то, что Вы придаете мн такое значеніе, котораго не могутъ допустить (не опровергая самихъ себя во многомъ) люди зрлые и наклеившіе уже на себя публично опредленный ярлыкъ. Я очень виноватъ передъ Вами, и спшу поправить мою ошибку. Если Бергъ не принялъ Вашу статью, то ужъ кн. Цертелевъ непремнно отъ нея откажется. Прошу Васъ, не ждите этого, и вытребуйте ее скоре. Если я стою такого серьезнаго признанія, это придетъ когда-нибудь. Къ тому же въ Вашей стать допущено было (по моей же оплошности) слишкомъ много біографическаго, у насъ не Франція. Тамъ это все является вдали и можетъ казаться любопытнымъ. Ну, а въ Россіи, дома, кому это нужно? Особенно — при той личной ненависти, злости и зависти, которыми дышетъ вся наша періодическая печать, не исключая ни ‘Московск. Вдом.’, ни. ‘Гражданина’, ни покойнаго ‘Русск. Дла’… Катковъ и Аксаковъ еще давали примръ хорошаго тона въ полемик. У нихъ она никогда не носила личнаго характера. A вникните, что печатали другъ противъ друга ‘Моск. Вод’ и ‘Гражд.’ и ‘Новое Время’. Особенно H. A. Любимовъ и Васильевъ {H. А. Любимовъ — проф. физики Московскаго университета, давній и близкій сотрудникъ М. Н. Каткова по Моск. Вд. и Русск. Всти., Никол. Васил. Васильев — сотрудникъ Моск. Вд. по финансовымъ и политиэкономическимъ вопросамъ А. А — въ.} отличались въ ‘Моск. Вд.’. Ну, и Шараповъ тоже лзъ въ это. Померли ‘господа’ (Катковъ и Аксаковъ), лакеи теперь, подлецы, дерутся. Все-таки безтолковый и безтактный, нердко даже глупый князь Мещерскій всхъ ихъ порядочне. У него еще видна иногда въ литературныхъ сношеніяхъ мораль, у ‘Mocк. Вд.’, кром подлой злости въ полемик, ничего не видно. Даже и молодой еще (говорятъ) Ю. Николаевъ (Говоруха-Огрокъ, Неуважай-Корыто…) и тотъ, видимо, кривитъ душой. Ну, поврю я, что онъ Вл. Соловьева считаетъ неглубокимъ писателемъ?.. Да, милый мой, не вижу я въ русскихъ людяхъ (куда ни погляжу!) той какой-то особенной и неслыханной ‘морали’, ‘любви’, съ которой носился Вашъ подпольный пророкъ Достоевскій, а за нимъ носятся и другіе, и на культурное (!) значеніе которой разсчитываетъ весьма туманно вашъ добрйшій Петръ Евгеніевичъ въ своей стать ‘Національное сознаніе’. У него самого дйствительно есть ‘мораль’ въ русскомъ стил самъ онъ удивительно добръ, очень благороденъ, способенъ пренебречь обязанностью, и съ радостью исполнить какой-нибудь высшій долгъ. Но гд же онъ эту спеціальную наклонность къ высшему долгу нашелъ въ Русскихъ вообще — не знаю. Я скажу въ дух Фетовскомъ: ‘Изъ того, что Русскіе хуже всхъ народовъ исполняютъ мелкія обязанности, никакъ еще не слдуетъ, что они любятъ исполнять высшій долгъ.’ Я 59 лтъ живу на свт, и давно уже безъ ума: радуюсь, когда встрчу русскаго человка, любящаго долгъ для долга, а не по одному страху Божьяго наказанія. Положимъ, что для смиренія это полезно, но во всемъ же есть мра, нельзя же ставить идеаломъ своимъ старика Мармеладова.

‘Самоваръ и раскаяніе — вотъ русскій девизъ’, говорить Рошфоръ. ‘Смиреніе и пьянство, смиреніе и безхарактерность, всепрощеніе и собственная, вчная подлйшая невыдержка, даже и въ длахъ любви’… Некрасиво! Хотя, по пристрастію сердца къ Россіи, я часто думаю, что вс эти. мерзкіе личные пороки наши очень полезны въ культурномъ смысл, ибо они вызываютъ потребность деспотизма, неравноправности и разной дисциплины, духовной и физической, эти пороки длаютъ насъ мало способными къ той буржуазно-либеральной цивилизаціи, которая до сихъ поръ еще такъ крпко держится въ Европ.

Какъ племя, какъ мораль, мы гораздо ниже европейцевъ,. но, такъ какъ, и не преувеличивая (въ патріотическомъ ослпленіи) молодость нашу, все-таки надо признать, что мы хоть на одинъ вкъ да моложе Европы, то и боле бездарное и мене благородное племя можетъ въ извстный періодъ стать лучше въ культурномъ отношеніи, чмъ боле устарвшія, хотя и боле одаренныя племена… Довольно объ этомъ!

Что я длаю? Пишу все о той же культур. Очень слабъ, хожу, но плохо, гортань этой весной хуже. Въ дом пока все по старому. Александръ готовится къ экзамену въ урядники. A я думаю о переход въ ограду, въ скитъ или монастырь. Лизав. Павл. съ Варей — въ Козельскъ. Сейчасъ нельзя, но хозяйственнымъ условіямъ: но что-то толкаетъ. От. Амвросій взираетъ благопріятно на эту думку мою. Повсть (все черезъ культуру) опять до іюня отложилъ. Да и боюсь я ее какъ-то. Слабо написать — не желаю, сильно — не надюсь!

Извстная Вамъ статья ‘Анализъ, стиль и вяніе’ весьма за зиму усовершенствована, продана Бергу и начнется въ іюньской книжк ‘Русск. Встн.’. Если добьюсь оттисковъ, непремнно вышлю. Посылаю Вамъ III главу статьи моей ‘Добрыя всти’. Полагаю, что 2 первыя Вы получили отъ Замараева или Денисова,— хотя Вы объ этомъ ни слова не пишете. Или не получали? Для кого же я пишу въ ‘Гражданинть’, когда даже ни Фудель, ни Вы ‘Гражданина’ не ищете?

Ну, прощайте. Авдоть Тарасовн — мой привть. Отъ другихъ поклоновъ не лишу. Сами собою разумются.

Вашъ К. Леонтьевъ.

Сообщилъ А. А. Александровъ.

Леонтьев К. H. Письма к Анатолию Александрову: [XLVII-LXVI: 11 июня, 11 июля, 12 августа, 4, 20 сентября, 26 октября 1890 г., 26 октября 1890 г., 26 февраля, 15 марта, 25 апреля, 3, 26 мая, 19 июля, 4 августа, 8 сентября, 2, 17, 22, 23, 31 октября 1891 г.] / Сообщил А. А. Александров // Богословский вестник 1915. Т. 1. No 1. С. 131 (3-я пагин.).

Письмо XLVII.

11 іюня 1890 г. Оптина Пустынь.

Милый Анатолій Александровичъ! Наконецъ-то, я собрался Вамъ отвтить на Ваше послднее (‘лаконическое’, къ сожалнію) письмо.

Мстить Вамъ такимъ же лаконизмомъ не хочу, хотя, по правд сказать, все таки не вполн врю, чтобы разъ въ мсяцъ-то не нашлось двухъ всего часовъ какихъ-нибудь, чтобы хоть ‘сочинитъ’ такое письмо, которое бы могло удовлетворить меня. Вы спросите: ‘чмъ?’ — Большими подробностями о Вашемъ собственномъ настроеніи, о Вашихъ надеждахъ, опасеніяхъ, радостяхъ, скорбяхъ и т. п. Не говорю уже о какихъ-нибудь боле общихъ вопросахъ, которые могутъ Васъ иногда тревожить. Право, такъ!

Вотъ нмецъ-то (Фудель) все таки лучше васъ всхъ: и лаконическія письма онъ пишетъ гораздо чаще, чмъ Вы, а отъ времени до времени касается и общихъ идей, и задаетъ мн ими работу. О Кристи я не говорю. Этотъ вчно чмъ-то мн не всегда понятнымъ обуреваемъ, и поэтому очень неровенъ: то напишетъ два-три длинныхъ и страстныхъ письма, то по полугоду пропадаетъ безъ всти! Онъ, видимо, съ этой стороны неисправимъ, и я съ этимъ не то, чтобы примирился, но просто привыкъ къ этому, какъ къ неизбжному злу. Смотрите, и Вы не пріучите меня къ чему-нибудь подобному. Нужно же понимать, какъ пожилому и уединенному человку пріятно получать письма отъ молодыхъ друзей. Вншнихъ важныхъ событій нтъ,— есть внутренній Вашъ міръ, который не можетъ не интересовать меня.

Ну, довольно укорять Васъ, лучше поблагодарю за то, что Вы такъ скоро исполнили мое желаніе и возвратили къ себ статью о Чернов. Никогда не забуду этой грубой ошибк моей! Меа culpa! Меа culpa! Всему свое время: будете профессоромъ, будете постарше, пріобртете больше опыта и больше извстности,— и тогда, быть можетъ, со значительными измненіями, многое изъ труда Вашего и пригодится…

Не писалъ я Вамъ долго оттого, что очень былъ занятъ до послднихъ дней — сочинительствомъ своей новой повсти, теперь пріостановился недли на дв, буду говть и еще обдумывать. Не помню, писалъ ли я Вамъ, что я вынужденъ былъ приступить къ ней по жребію, который веллъ мн бросить от. Амвросій. Это не то, что я Вамъ читалъ: ‘Дипломатъ Маврокордато детъ черезъ лсъ къ помщику и философу-пессимисту Львову’ и т. д. По совсти сказать, писать объ этомъ пессимист мн было бы гораздо пріятне и легче, и сюжетъ самъ по себ сразу занимательне, но — длать нечего — надо повиноваться жребію! Хочу постараться окончить первую часть къ сентябрю, и ршился не уступать дешевле 200—250 руб. за листъ. Жена Боборыкина, которая на-дняхъ пріхала въ свое имніе (верстахъ въ 15 отъ Оптиной), говоритъ, что ‘дадутъ,— только кончайте!’ Вотъ Вамъ одна новость. Другая: Александръ нашъ готовится въ урядники, учится! Оболенскій общалъ ему свою протекцію. Я же, если Богъ поможетъ мн получить за первую часть повсти (‘Подруги’) около 2.000 руб., развяжусь навсегда съ Калужк. Общ. Взаимн. Кредита, которое пьетъ мою кровь сотни по 2, по 3 въ годъ — процентами и погашеніемъ капитала, и хочу перейти на одиночное заключеніе въ особую пристройку при здшней больниц, гд и зимой могу прямо изъ своихъ дверей ходить въ церковь черезъ корридоръ, а Лизавету Павловну съ Варей устроить въ Козельск. Въ ‘принцип’ это ршено, но срокъ перехода, конечно, зависитъ отъ многаго: отъ от. Амвросія, архимандрита и денегъ. Разъ устроившись такъ, надюсь и съ хозяйственной стороны на экономію рублей въ 400 въ годъ. Мечтаю уплатить при жизни и такіе долги, о которыхъ и кредиторы мои давно забыли! Вотъ таки ‘сдина въ бороду, а честность въ ребро!’

Еще новость: статья моя ‘Анализъ, стиль и вяніе» печатается въ ‘Русскомъ Встникъ’ (іюнь — іюль). Бергъ очень ею доволенъ, и пишетъ, что она производитъ въ Петербург впечатлніе. По полученіи оттисковъ,— конечно, одинъ экземпляръ тотчасъ же вышлю будущему профессору Русской литературы.

Что же Вамъ еще сказать? Не знаю. Покрупне — нтъ ничего.

Вы не пишете: получили ли Вы Гражданинъ съ моими тремя статьями ‘Добрыя всти’?

Да! Забылъ! ‘Іюньскій цвтокъ’ {Выраженіе изъ акростиха, написаннаго мною княгин Вяземской, по просьб К. Н. Леонтьева. А.} нашъ Map. Влад. Вяземская весной очень заболла, похоже, что просто — чахотка: у нея мать была чахоточная. Въ начал мая ухала въ Крымъ, теперь ей лучше, и ее ждутъ со дня на день домой. Я очень радъ, но если мать была чахоточная, то и ей, бдной, не миновать рано или поздно этого конца.

‘Минуетъ все, мой другъ, и юность, и незпечность,

Сіяніе померкнетъ красоты,

Какъ облетаютъ пышные цвты’… *)

и т. п.

*) Отрывокъ изъ вышеупомянутаго акростиха. А.

Ну, что жъ еще сказать?

Да! ‘Еще одно, послднее сказанье’… Вчера ухалъ отсюда нкто едоръ Павловичъ Чуфринъ, молодой человкъ 25 лтъ, изъ мщанъ, учился только въ учительской семинаріи, заводилъ самъ какія-то образцовыя школы (первоначальныя), былъ атеистомъ и простымъ прогрессистомъ,’ разстроились дла, разстроился самъ, дошелъ до отчаянія: одинъ знакомый помщикъ года два тому назадъ, понявши его состояніе, уговорилъ его създить къ от. Амвросію, онъ похалъ: ‘посмотрю, молъ, что это за Амвросій!’ Поздилъ, поздилъ — и обратился. Теперь посвящаетъ всю жизнь свою на проэкты Православной педагогіи. От. Амвросій благословилъ его хать въ Москву къ гр. Капнисту (попечителю учебнаго округа) съ этими проэктами, и далъ ему денегъ на дорогу.

Меня, вообразите, онъ уже 2 года (по церкви) зналъ въ лицо, но, самъ не знаетъ почему, считалъ меня здшнимъ купцомъ и заводчикомъ (виннымъ) — цыплаковымъ. И только, когда прочелъ моего ‘от. Климента’, узналъ, что я — не Дыплаковъ, а ‘писатель’ — Леонтьевъ. За два дня до неотложнаго отъзда — пришелъ ко мн, обдалъ, ужиналъ оба дня,— и третьяго дня мы съ нимъ, точно ‘люди сороковыхъ годовъ’, пробесдовали отъ 12 дня до 12 часовъ ночи, то въ кабинет, то на балкон въ саду, то за обдомъ и ужиномъ. Очемь уменъ, при незначительной учебной подготовк, судитъ и говоритъ, какъ умный кандидатъ университета. На все живое подается быстро. Съ виду похожъ немного на Замараева, брюнетъ, въ очкахъ, только красиве Григорія Ивановича. Вы догадываетесь, что я потщился перевернуть вверхъ дномъ вс его мысли… Въ религіи прежде моего его утвердилъ уже отчасти Батюшка. Но все побочное было старое и обычное. И въ религіи были большія прорхи: ‘Евангеліе, равенство, любовь’ и т. д. Ну, понимаете — я ему: ‘страхъ Божій, себя спасай, остальное приложится, неизбжно даже, любовь безъ страха — гордость и европейскій прогрессъ, правильная эстетика, даже и деспотическая, мене опасна для истинной религіи, чмъ чистая (безбожная и небогобоязненная) мораль’. Я нарочно, чтобы указать ему, какъ вруетъ самъ народъ, обратился къ Вар и спросилъ: о чемъ надо въ дл вры ,прежде всего думать — о спасеніи себя или другихъ? ‘Нынче’, говорю я ей, ‘вотъ, они вс хотятъ другихъ спасать’. А Варя: ‘Вотъ еще! Да куда мн другаго еще спасать! Себя-то спасешь ли отъ ада?’ Это на него тоже подйствовало. Мы разстались, значитъ, очень довольные другъ другомъ. Ну, прощайте. Цлую Васъ крпко и прошу передать нашъ общій привтъ Авдоть Тарасовн.

Вашъ К. Леонтьевъ.

P. S. Сейчасъ вошла Варя и велла отъ нея особенно кланяться Вамъ. Мы вс очень жалемъ, что пріздъ Вашъ сюда отложенъ. Но я утшенъ той надеждой, что когда Вы къ зим кончите совсмъ Вашъ экзаменъ, то, можетъ быть, и на два мсяца прідете сюда ‘вольной птицей’.

А что стихи? Или научныя и педагогическія заботы усыпили музу? Да, ужъ заботы мелкія вредятъ ей (такъ же, какъ и религіи) хуже скорбей и несчастій!

Фудель собирается сюда въ август.

Письмо XLVIII.

11 іюля 1890 г. Оптина Пустынь.

Что съ Вами, Анатолій Александровичъ?

На Васъ это не похоже. Можно ли такъ ужъ долго молчать? Не больны ли Вы? Никакія занятія не могутъ помшать хоть одинъ разъ въ мсяцъ извстить о себ. Или чувства измнились? Этого, безъ повода съ моей стороны, отъ Вашего любвеобилія и твердости ожидать трудно. Если же нтъ, то берегитесь поддаваться этой слабости — подолгу не писать писемъ. Разъ за разомъ — человкъ и самъ не замтитъ, какъ отвыкнетъ. Что же тутъ хорошаго! Кром Васъ и Фуделя, у меня такъ-то никого и не осталось больше. О Кристи и слуховъ нтъ съ весны. Посмотрите No 177 ‘Московск.. Вдом.’ и подивитесь, какъ мерзко П. Е. Астафьевъ тамъ противъ меня написалъ… Глазамъ не вришь!

К. Леонтьевъ.

Письмо XLIX.

12 августа 1890 г. Оптина Пустыни.

ду въ Москву 16 августа на цлый мсяцъ. Не увидимся ли благодаря экзаменамъ?

Фудель у меня. Благодаритъ Васъ за память и за дружескіе укоры (въ письм, которое я показалъ ему). Самъ сбирается писать Вамъ. Онъ детъ вмст со мной, но немедленно въ Петербургъ.

Любящій Васъ К. Леонтьевъ.

Письмо L.

4 сентября 1890 г. Москва.

Милый Анатолій Александрович!

Не требуйте отъ меня ‘длиннаго’ письма изъ Москвы. Я не могу уже потому писать его, что столъ не мой, неудобный, и вся обстановка непривычная. Узжаю я домой 10-го (воскресенье). Денегъ истратилъ очень много, пользы, какъ здоровью, такъ и по литературнымъ дламъ, получилъ мало. Вс, впрочемъ, мн очень здсь обрадовались. и старые и молодые. И только! Пока объ этомъ довольно…

Фудель вчера былъ у меня, проздомъ изъ Петербурга, и сегодня вечеромъ детъ въ Вильно.

Бергъ пріхалъ на 3 дня по своимъ дламъ, и ухалъ. На счетъ ‘Чародя’ {Стихотвореніе мое, посвященное К. Н. Леонтьеву. А.} еще разъ неудача. Пока дло было на словахъ, онъ былъ на все съ радостью согласенъ. Я хотлъ выслать ему стихи изъ Оптиной (и даже ршился безъ спроса у Васъ выслать ему и Ваши стихи на Оптину),— но оказалось, что тетрадка, въ которой Вашей рукою написано и то и другое, случайно съ другими бумагами привезена мною въ Москву. Я далъ ему прочесть,— и онъ отказался напечатать, говоря, что оба стихотворенія слишкомъ слабы! (Каково!). Fatum!

Ну, обнимаю Васъ. Прощайте.

Съ Петромъ Евгеніевичемъ мы въ ссор {Съ Петр. Евг. Астафьевымъ вышла разнолика изъ-за литературной полемики по поводу статьи Леонтьева ‘Національная политика, какъ орудіе всемірной революціи’. А.}, не были другъ у друга.

Вашъ К. Леонтьевъ.

Письмо LI.

20 сентября 1890 г. Оптина Пустынь.

Милый Анатолій Александровичъ! Сегодня четвергъ, а въ. понедльникъ я возвратился къ ‘очагамъ’ и ‘пенатамъ’ моимъ, развеселый оттого, что не вижу боле ни паровыхъ машинъ, ни конокъ, ни тысячей хамовъ, что не слышу треска пролетокъ по мостовой, что сплю на собственномъ волосяномъ тюфяк, а не на дьяволомъ изобртенныхъ пружинныхъ матрацахъ, которые движутся подъ тобой тогда, когда ты этого совсмъ не желаешь, и т. д., и т. д. Истратилъ, прожилъ, проздилъ рублей до 400 въ одинъ мсяцъ, измучился,— и теперь, избавившись отъ ‘цивилизаціи’, ежечасно восклицаю: ‘Благослови, душе моя, Господа’, не забывай всхъ воздаяній Его’!

Въ Москв вс знакомые и пріятели были мн до того рады, что я и не ожидалъ! Удивился. Оно, конечно, пріятно… Но вотъ поди, угоди человку! Нсколько хорошихъ, строгихъ даже и справедливыхъ, критическихъ статей, при сердечномъ ко мн равнодушіи, больше бы меня утшили, чмъ эта личная любовь безъ статей… Эта любовь (личная), которую мн обнаружили вс бывшіе сослуживцы по цензур (особенно сухой предсдатель и лукавый Назаревскій), Грингмутъ, юноша Погожевъ, отчасти Дениска, Вл. Серг. Соловьевъ (все обнимаетъ и цлуетъ, и говоритъ: ‘ахъ! какъ я радъ Васъ видть!’) и двое новыхъ знакомыхъ, отставные нигилисты (Говоруха-Отрокъ и Л. Тихомировъ),— эта любовь заслужена, вроятно, какими-нибудь уживчивыми и ничтожными сторонами моего характера: ‘добрый малый’, ‘хорошій старикъ’ и т. д.

Но, приближаясь все боле и боле къ послднему дню разсчета со всмъ земнымъ, хотлось бы знать, наконецъ, стоютъ ли чего-нибудь твои труды и твои мысли, или ничего не стоютъ! Такое упоминаніе моего имени, какое теперь, за послдніе два-три года, стало все чаще и чаще случаться, ни самому автору, ни читателямъ ничего не объясняетъ. ‘Великая заслуга указать на Болгаръ’ и т. д., ‘блестящее изложеніе’, ‘самобытный умъ’, ‘оригинальный публицистъ’ и т. д. (и сумасшедшіе очень оригинальны, и вс уроды). А я бы желалъ. чтобы мн самому люди умные объяснили, въ чемъ я дйствительно полезенъ, и въ чемъ только даровитъ, не заблуждаюсь… Мн самому, для себя нужна честная и строгая критика!..

Собирается кой-кто теперь — посл моихъ прямыхъ укоровъ за это публичное молчаніе (при величайшихъ похвалахъ въ разговорахъ, гд никогда почти систематически нельзя высказаться) — Юр. Николаевъ (Говоруха), Вл. Серг. Соловьевъ и т. д. Посмотримъ!

‘Чародй’ Вашъ неожиданно оказался со мной въ Москв, переписанный Вашей рукою. а также и стихи на Оптину Пустынь. Когда я послалъ Вамъ телеграмму, я думалъ, что тетрадка эта осталась въ Оптиной, и уговаривался съ Бергомъ выслать ее отсюда. Когда же она случайно попалась мн подъ руку, и я прочелъ Бергу оба стихотворенія,— онъ остался недоволенъ ими, нашелъ, что слабы, и отказался! Я этого не нахожу, Вы знаете, но, быть можетъ, я пристрастенъ. Говорилъ и читалъ Соловьеву, который иметъ вліяніе на Цертелева, онъ было и взялся, но предупредилъ, что Цертелевъ къ стихамъ вообще очень придирчивъ и во вкусахъ своенравенъ,— я и это дло бросилъ. Не судьба пока…

Хорошо бы Вамъ издать сборникъ Вашихъ стиховъ, и тогда Вамъ самимъ станетъ ясне, какова ихъ цнность. О стихотворныхъ сборникахъ всегда бываютъ отзывы… Кто знаетъ! Быть можетъ, мы съ Астафьевымъ и въ самомъ дл оба къ Вамъ сердцемъ пристрастны, и это вліяетъ на умъ. ‘Чуемъ’ въ Вашихъ стихахъ Вашу знакомую намъ благородную, любящую и честную душу,— и они намъ нравятся. А чужой Вамъ сердцемъ человкъ будетъ строже и, кто знаетъ, быть можетъ, и праве насъ.

Замараевъ въ Москв, но мы не успли видться, онъ очень поздно узналъ, что я тутъ, и, какъ нарочно, долженъ былъ ухать въ это самое время на нсколько дней изъ Москвы.

Съ Астафьевымъ мы встртились разъ на улиц и рань случайно въ Цензурномъ Комитет, говорили кой-что, но другъ у друга не были. Я далъ почувствовать ему, что я этого не желаю. Опасаясь согршить какими нибудь рзкими объясненіями, я предпочелъ не забывать Евангельскаго правила — удаляться отъ соблазновъ и отъ искушеній, а не напрашиваться на нихъ, въ самолюбивой надежд на свою выдержку, кротость, твердость и т. д. Его статья противъ меня (лтомъ въ ‘Московск. Вдом.’) была до того бшеная, ядовитая, не великодушная, а по мннію Вл. Серг. Соловьева и прямо хамская (это не мое обычное слово, а въ самомъ дл Соловьева), что надо дивиться, какъ онъ, при своей чуткой совсти, не пришелъ ко мн съ дружескимъ и честнымъ покаяніемъ. Соловьевъ особенно ‘хамскимъ’ находитъ укоръ его мн въ томъ, ‘что я не особенно извстенъ’… И правда, что это некрасиво. Если человкъ, лично намъ близкій и дружественный, ошибся въ своемъ призваніи и малоизвстность его заслужена, то (все при личной дружб) это подло, въ больное мсто не бьютъ честные бойцы,— особенно тхъ, съ кмъ у нихъ и домашнія отношенія были самыя теплыя. Если же человкъ заслуживаетъ извстности,но не пользуется ею по невниманію или по недобросовстности критики, то укорять его-то этимъ за что же?

Вс находятъ, что мое возраженіе въ ‘Гражд’. было очень добродушное и умренное. Да еще бы и не быть ему такимъ! Я такъ боялся его обидть, я такъ помнилъ и о вчно разстроенныхъ длахъ его, и о доброт Матрены Ивановны. и о несчастной слабости его къ вину, и о разныхъ претензіяхъ его, которыя не только мн не противны, но даже нравятся,— что я больше мсяца не ршался отвтить ему на его первую и вовсе безтолковую замтку (въ ‘Русск. Обозр.’), молился, благословлялся у старца, возилъ читать Оболенскому, который, видя, что я и оправдать себя хочу и его трепещу унизить, совтовалъ мн еще кой что смягчить. И вотъ, въ отвтъ на эту.то мою замтку, онъ напечаталъ въ ‘Моск. Вд.’ такую статью, что жена Боборыкина, прочитавши ее, сказала: ‘Ужъ не пьяный ли онъ это писалъ?’

Такъ какъ вс почти общіе знакомые наши въ этомъ ‘инцидент’ и теоретически (т. е. по содержанію полемики) и еще боле морально — за меня, то ужъ мн теперь его и жалко,— хотя одобрить поступка его никакъ нельзя, даже и при строжайшемъ безпристрастіи.

Тмъ боле жалко его, что онъ опять сумлъ поставить себя въ очень трудное положеніе: оставилъ цензорство для Лицея, а изъ Лицея его выжилъ гр. Капнистъ, и онъ теперь живетъ надеждами на доцентуру въ Университет (которую устроилъ, говорятъ, ему Гротъ). Доценту надо быть занимательнымъ и краснорчивымъ: ну, а его скучную манеру Вы знаете!

Богъ съ нимъ! Я все таки его жалю и люблю,— и если бы у него достало мужества прокартавить мн: ‘батюска! я знаю самъ, что я свинство сдлалъ’, то я бы отъ души его прижалъ къ груди моей!..

Это было бы такъ просто! Вотъ былъ бы случай исполнить особаго вида ‘высшій долгъ’!..

——

Ну, когда же Вашимъ экзаменаціоннымъ мытарствамъ конецъ? Остаетесь ли Вы врны Вашему ршенію пріхать ко мн зимою? Многіе зимою сбираются: Соловьевъ, Тихомировъ, Говоруха-Отрокъ на Святки непремнно, студентикъ Погожевъ… Увидимъ, кто исполнитъ…

А у насъ здсь важная новость: от. Исаакій (архимандрить) умираетъ,— вчера первый ударъ, сегодня — еще хуже. Переворотъ большой для обители. Все измнится. Для меня же, по правд сказать, все равно. Къ нему я равнодушенъ лично, для Оптиной особенно полезнымъ его не считалъ (слишкомъ купецъ), а со всми возможными преемниками его я настолько хорошъ лично, что за себя мн опасаться нечего. Если же Вы спросите меня, котораго изъ этихъ возможныхъ преемниковъ я считаю лучшимъ, то я прямо скажу: ни одного, ‘вс хуже’… Для Оптиной въ наніе время нуженъ игуменъ образованный: а такого человка между оптинскими іеромонахами нтъ. Есть дловые, добрые, практически умные, но вс, за исключеніемъ скитоначальника отца Анатолія, купцы по роду и по духу. И посмотрите, что именно от. Анатолія-то они и не выберутъ. Не выберутъ потому, что слишкомъ идеаленъ, а они, эти старшіе здсь, хоть и честные, искренніе монахи въ своей спеціальной сфер, но въ дд управленія помшаны на хозяйств, а о томъ, какую историческую великую роль играетъ въ XIX вк въ Россіи Оптина пустынь и какъ важно для мірянъ ея идеальное вліяніе, они мало думаютъ. Они вс не ясно понимаютъ, что кругомъ ихъ на свт теперь длается, а живутъ мыслію все по ‘старинной простот’: вншніе, тлесные труды монашества да хорошее хозяйство — вотъ и ладно… Конечно, пока от. Амвросій живъ, онъ все будетъ озарятъ и согрвать,— но вдь и ему 79-ый годъ!

Ну, прощайте, обнимаю Васъ.

Вы пишете, что у Васъ нтъ трехъ первыхъ главъ моей статьи ‘Добрыя всти’. Поищу и пришлю Вамъ вмст съ оттисками моей статьи ‘Анализъ, стиль и вянье’. Кланяйтесь Авдоть Тарасовн.

К. Леонтьевъ.

Письмо LII.

26 октября 1890 г. Оптина пустынь.

Я такъ теперь занятъ, милый мой Анатолій Александровичъ, что не приключись мн сегодня неожиданная безсонница, то я не собрался бы Вамъ отвтить раньше первыхъ чиселъ ноября на Ваше послднее письмо изъ Ярославля (14 октября). Но это, конечно, не мшало мн чрезвычайно обрадоваться добрымъ встямъ на счетъ Вашего второго экзамена… Вотъ это хорошо! Ну, а русскій языкъ, сербскій и польскій, конечно, сдадите. Самое главное и самое трудное все кончено, слава Богу!

Вы, врно, о ею пору что-нибудь думаете о диссертаціи? Интересно бы мн: какую Вы тему изберете? Конечно (‘обязательно!’) изъ русской литературы,— но какого періода?

Не знаю, годится ли это, но мн кажется, хорошо бы разобрать съ литературно-исторической (и даже отчасти психологической) стороны Четьи Минеи Дмитрія Ростовскаго,— разобрать въ томъ смысл, чтобы сравнить и житія Святыхъ Русскихъ со Святыми Греческими (и Римскими, конечными, вошедшими туда же), т. е., какъ они, житія, написаны, и, еще лучше, самихъ святыхъ, ихъ характеры. Конечно, выйдетъ для насъ не слишкомъ лестно, ибо, если святость равная, то ужъ творчество родовъ подвижничества (одиночество, общежительство, столпничество, юродство, странничество и т. д.) будетъ все на сторон Византійцевъ, наши Святые только повторяли ігхъ, такъ сказать, изобртенія на аскетическомъ пути?

Или, можетъ быть, это слишкомъ трудно еще въ Ваши года? Или для той каедры, которую Вы имете въ виду, не годится? Не знаю. Вамъ лучше это знать.

На счетъ ‘Чародя’ — что сказать? Конечно, я подкупленъ, но все таки надюсь, что и лестную для меня вещь назвалъ бы слабой, если бы она мн такою казалась. (Нахожу же я cтатью Портье д’Арка — Чернова — слабой и до сихъ поръ укоряю себя за то, что допустилъ Васъ до труда надъ нею!). ‘Чародя’ не я одинъ находимъ сильнымъ,— помните, что Астафьевъ Вамъ говорилъ? Вл. Соловьевъ зналъ его давно и въ этотъ разъ еще прослушалъ его, хотлъ говорить о немъ Цертелеву, но предупредилъ меня, что Цертелевъ на счетъ стиховъ очень разборчивъ и придирчивъ даже. Тогда я сказалъ себ: ‘Больше не мшаюсь въ это! Пусть Александровъ самъ пробуетъ, а мн ршительно неловко, будь это не ‘Чародй’, а что-нибудь другое — иной разговоръ. Александровъ и самъ уже пользуется достаточнымъ уваженіемъ, и можетъ самъ вступать въ переговоры.

А Берга я и не разберу, хотя и давно его знаю. Онъ очень твердый человкъ вообще, и съ убжденіями, но въ частныхъ случаяхъ онъ очень перемнчивъ и мнителенъ. Не пойму его. Онъ и со мной таковъ. Ну, а чтобы онъ былъ особенно непріятенъ, какъ говоритъ Фетъ, я этой не нахожу.

Я увренъ, что Вы спрашиваете, чмъ же это Конст. Никол. теперь такъ занятъ: ‘романомъ или чмъ еще?’ Увы! Романъ пока отложенъ… Другимъ,— а чмъ, не скажу! Увидите сами… Я не виноватъ, что Вы, повидимому, ничего въ Ярославл не читаете,— ни даже ‘Моск. Вдом.» Иначе Вы бы увидали, что мн наговорилъ въ іюн (No 177) Петръ Евгеніевичъ… Увидали и изумились бы и бшенству его и туманности объясненій. Или ужъ сказать? Нтъ, подожду, а то придется много распространяться… Скажу только, что будетъ вовсе не простая полемическая статья. (Я этого терпть не могу — и Васъ заклинаю воздерживаться отъ личной полемики). Нтъ, это будетъ нчто похитре и позатйливе.

Должно быть, Вамъ вовсе некогда было читать’.

Получаете ли Вы либерально-панславистическій ‘Boй’, подъ именемъ ‘Благовста’? И сами приглашены ли въ немъ участвовать? Не брезгайте, но и не уступайте. Фудель уже печатаетъ тамъ, и сразу сказалъ имъ, что настоящіе продолжатели славянофильства — Вл. Соловьевъ и я. Да еще и очень рзко. Они приглашаютъ его доказать что. Посмотримъ.

О Кристи извстія плохія. Его видли люди на Кавказ,— сбивается, заговаривается… Вотъ печальная судьба! Я каждый день объ немъ думаю. Такъ жалко, что и врить не хочется! Самъ онъ съ весны пересталъ мн писать…

Когда получу изъ Петербурга оттиски моей статьи ‘Анализъ’ и т. д., вышлю Вамъ. А пока прощайте. Обнимаю, цлую и люблю.

Авдоть Тарасовн и отъ меня, и отъ жены, и отъ Вари — поклонъ и привтъ.

Александръ служитъ съ августа урядникомъ. Мы его очень рдко видимъ, очень занятъ, да и товарищи, должно быть, больше доставляютъ ему развлеченія, чмъ жена (т. е. Варя) и я. Слава Богу, Варя ничуть не горюетъ объ этомъ и со мной да съ Лизаветой Павловной нисколько не скучаетъ. Да, утшилъ Господь меня этой молодой женщиной. ‘Благослови, душе моя, Господа и не забывай всхъ воздаяній Его!’

Архимандриту (Вы спрашиваете о немъ) получше, ходитъ, но, конечно, непроченъ. 82-й годъ!

Вашъ неизмнный

К. Леонтьевъ.

Р. S. Вспомнилъ, что у меня случился лишній экземпляръ No 5 ‘Благовста’,— и вкладываю въ письмо тотъ листикъ, гд нашъ от. Іосифъ показалъ зубы либеральнымъ славянофиламъ. Прочтите. Меня это утшило!

Письмо LIII.

26 февраля 1891 г. Оптина Пустынь.

Дорогой Анатолій Александровичъ!

Сейчасъ только получилъ Ваше письмо изъ Москвы отъ 23 февраля, и спшу поздравить съ полнымъ окончаніемъ экзаменовъ. Лизавета Павловна и Варя также поздравляютъ и радуются.

А я третьяго дня, какъ нарочно, отправилъ Вамъ въ Ярославль тоже открытое письмо съ укорами за забвеніе и долгое молчаніе. Неужели вы въ Ярославл не получили моего довольно большого письма о П. E. Астафьев? Или пропадаютъ письма? Я отъ Васъ также даннымъ давно не получалъ. Очень желаю, чтобы Васъ оставили въ Москв и даже эти дни буду думать о средствахъ этому способствовать. Буду писать подробне на первой недл поста. А теперь занятъ для ‘Гражданина’. Авдоть Тарасовн — отъ всхъ насъ поклонъ.

К. Леонтьевъ.

P. S. Здоровье — ни шатко, ни валко.

Письмо LIV.

15 марта 1891 г. Оптина Пустынь.

Вчера Вы, милый Александровъ, очень порадовали меня Вашимъ письмомъ о приватъ-доцентур Вашей, o ‘Максим Грек’ и т. д. Вы спрашиваете моего совта: разумется, надо хать въ Петербургъ! На гр. Капниста и на ректора (??) я что-то не очень надюсь, опасаюсь, что у этихъ людей могутъ быть свои мстныя личныя пристрастія. Какъ только увидите, что можете хать, такъ сейчасъ и заблаговременно напишите мн заказное открытое письмо — два слова: ‘То?дагпо ду въ Петербургъ’. Я сейчасъ же напишу гр. Делянову, что Вы ‘тотъ самый Александровъ, котораго я рекомендовалъ для стипендіи и который оправдалъ экзаменами мою рекомендацію’. Въ такой форм это и министру можетъ доставить удовольствіе. Сверхъ того, я дамъ Вамъ рекомендательныя карточки — Филиппову, Мещерскому и кой-кому еще. Вотъ и все. Но прошу Васъ позаботиться объ этомъ заране, чтобы мн осталась для теперешней усталости и медлительности моей, по крайней мр, недля. Я вс мои общанія, какъ знаете, исполняю, но спшить мн стало во всемъ тяжело. Къ тому же теперь и Постъ, а онъ моему малокровію не дешево достается!

Отчего же Вы не порадуете меня общаніемъ пріхать сюда на каникулы? Неужели опять ‘кондиціи’? Ахъ, дружокъ, надо бы, надо бы Васъ опять ‘позарядить кой-чмъ’… А то, Богъ дастъ, устроитесь, начнете опять пописывать понемножку и пойдете опять ‘басить’: ‘Гаршинъ, Короленко, Макаръ, Тойонъ, Достоевскій, Достоевскій’,— и все будете у разныхъ ‘пороговъ’ осмотрительно пріостанавливаться, не ршаясь, ‘шапка на бекрень’, перешагнуть черезъ нихъ. (Въ стать Вашей о Гаршин, которую я храню и недавно еще перечелъ внимательно, есть 3—4 такихъ порога, за которыми Вы остались, въ жизни, я нахожу, Вы несравненно смле, чмъ въ литератур).

На счетъ давняго письма моего въ Ярославль и печальныхъ статей, которыми мы обмнялись съ Астафьевымъ, теперь мн все ясно. Я объ нихъ-то и спрашивалъ,— и доволенъ, что Вы ихъ получили. Я посылалъ ихъ и Кристи (которому, слава Богу, судя но послднему, очень толковому, письму, теперь гораздо лучше),— и онъ гораздо боле Васъ вознегодовалъ на Петра Евгеніевича. Вы же — молчокъ. Можетъ быть, съ точки зрнія высшаго христіанства Вы и правы, ну, а по моимъ немощамъ, негодованіе Кристи доставило мн гораздо больше удовольствія, чмъ Ваше равнодушіе и молчаніе. Я нахожу даже, что Кристи къ нему ужъ слишкомъ строго отнесся въ этомъ случа, и хочу въ отвт моемъ даже заступиться за него. Небось, пьяный писалъ.

Ну, Господь съ Вами! Авдотью Тарасовну благодарю и отъ домашнихъ моихъ и отъ себя за добрую память. Небось, она рада возвратиться въ Москву?

На счетъ Вашихъ больныхъ (Маріи и Аркадія) сегодня же батюшк написалъ записку.

Обнимаю крпко!

Будьте здоровы, и да хранитъ Васъ Господь милосердый!

К. Леонтьевъ.

P. S. Не хотите ли полюбопытствовать — прочесть новую статью мою въ 4 NoNo ‘Гражданина’ (NoNo 64, 65, 66, и 67, мартъ). Авось либо въ Москв достанете.

Если добьюсь отъ безпорядочнаго князя Мещерскаго нсколько экземпляровъ, то непремнно Вамъ вышлю. Но отъ него деньги скоро приходятъ, а ужъ Noа не скоро дождешься!

Т. П. Филипповъ въ восторг, и пишетъ, что министръ Внутреннихъ Длъ обратилъ на нее особое вниманіе Государя, по ‘ея государственному значенію’. Дай Господи! ‘Не по грхамъ нашимъ воздалъ еси намъ’! Только и тутъ ‘Гражданинъ’ не обошелся безъ опечатокъ: въ IV стать напр., напечатано про I. Хр. ‘Учитель Новой Земли’ — вмсто ‘Учитель Новой Вры’… Обратите на это вниманіе. Заглавіе: ‘Записки отшельника.— Надъ могилой Пазухина’.

Письмо LV.

25 апрля 1891 г. Оптина Пустынь.

Воистину Воскресе, дорогой и добрый другъ мой Анатолій Александровичъ! Вы очень обрадовали меня своимъ намреніемъ пріхать лтомъ въ Оптину, но Ваши обстоятельства своей неопредленностью тревожатъ меня. Да,— Вамъ необходимо побывать къ осени въ Петербург. Постараюсь пригодиться Вамъ. Но можетъ быть и то, что полезные намъ люди будутъ въ Москв на французской выставк еще раньше. Понимаете, какіе люди? Слдите за этимъ. Это лучше всего.

Не думайте, что я измнился въ чувствахъ, оттого что теперь не пишу большого письма. Врьте, обремененъ заботами, а силы все умаляются! Авдоть Тарасовн ото всхъ насъ — поклоны я пожеланія.

Вашъ К. Леонтьевъ.

P. S. Посылаю подъ бандеролью свою новую и дерзновенную статью.

Письмо LVI.

3 мая 1891 г. Оптина Пустынь.

Дорогой и добрый другъ мой Анатолій Александровичъ, на дняхъ къ Вамъ, вроятно, явится нкто едоръ Павловичъ Чуфринъ, котораго рекомендую Вамъ съ самой хорошей стороны: и умомъ, и сердцемъ это юноша далеко недюжинный. Онъ хочетъ познакомиться съ Вами, какъ съ моимъ другомъ. Я поручилъ ему, между прочимъ, посовтовать Вамъ не унывать, что въ Петербургъ нельзя скоро хать, ибо полагаю, что, благодаря французской выставк, вс т лица, отъ которыхъ прямо или косвенно можетъ зависть назначеніе Вамъ оклада {Какъ приватъ-доценту университета. А.}, перебываютъ на короткое время въ Москв: и гр. Деляновъ, и Филипповъ, котораго поддержка, кажется, у Делянова много всить, и кв. Волхонскій (товарищъ министра), и даже H. А. Любимовъ, которому Вы лично извстны. На кв. Волхонскаго можетъ, повидимому, имть вліяніе Влад. Серг. Соловьевъ, къ которому и совтую Вамъ безъ стсненія обратиться. Нтъ сомннія, что онъ сдлаетъ все, что отъ него зависитъ. Что касается до министра Народнаго Просвщенія и до Т. П. Филиппова, то для перваго я прилагаю письмо, которое, по прочтеніи. надо подать, разумется не открытымъ, а запечатаннымъ, а для второго — мою карточку съ рекомендаціей. Карточку надо открытую послать черезъ слугу, а потомъ уже являться. Что не выставлены число и мсяцъ, это не бда,— можете и сами выставить, а можно и такъ оставить. Не упустите только ихъ. На газеты не надйтесь — опаздываютъ, надо розыскать другія средства для того, чтобы Васъ своевременно извстили о прізд. Впрочемъ, Вы и сами ужъ не маленькій. А мн остается только помолиться за Васъ, Я самъ, Вы понимаете, очень дорожу тмъ, чтобы Вы основались въ Москв, поближе ко мн. Буду съ радостью и сюда Васъ ждать! Пора! И не я одинъ, а и Лиз. Павл., и Варя. Он об поручаютъ мн передать Авд. Тар. ихъ сердечные поклоны и поздравленія съ праздникомъ.

Лиз. Павл. все та же,— все непостоянна: то гнвъ, то скука, то радость по пустякамъ, то ненависть къ Оптиной, то примиреніе съ нею, все также добродушна и все также ‘психозна’! Иной разъ и тяжело таки намъ съ Варей приходится! Крестъ! И Вар больше, чмъ, мн. Я заслужилъ этотъ крестъ моимъ прошлымъ, а Вар — ‘въ чужомъ пиру похмелье’!

Варя третьяго (или четвертаго) дня родила еще мальчика, Николаемъ окрестили. Теперь у нихъ трое дтей: Маша, Сережа (2-й годъ) и этотъ. Ничего — здорова, только очень слаба, сама кормить не можетъ.

Я съ самой Страстной писаніемъ не занимался: то молитва, то ‘яйца’, то праздники. то хозяйство, то лнь и недуги..

Завтра думаю исправить статью для ‘Гражданина’ — ‘Достоевскій о дворянств’. Вы должны радоваться: я его хвалю тамъ (до извстной степени), Вы вдь все таки — его поклонникъ, тогда какъ мн похвалить его вовсе не легко: я его ‘уродливыхъ романовъ терпть не могу, хотя и понимаю. ихъ достоинства.

Въ заключеніе письма, прибавлю, что мн все что-то грустно послднее время, если Вы не забыли, что я Вамъ говорилъ о значеніи въ моей жизни годовъ 40—41, 50—51, 59— 61, 70—71, 80—81, то Вамъ будетъ понятно то подавляющее дйствіе, которое иметъ на меня цифра 91! Жду все какого-то событія, перелома къ жизни моей,— быть можетъ, и смерти…

Обнимаю — и прошу попрежнему любить

Вашего К. Леонтьева.

P. S. Знакомы ли Вы со статьями Розанова въ ‘Руск. Всти.’ и въ ‘Моск. Вдом’?

Познакомьтесь, прошу Васъ, съ Говорухой-Отрокомъ, который пишетъ въ ‘Московск. Вдом.’ подъ именемъ Юрія Николаева. Мы съ нимъ прошлой осенью сошлись. У Васъ найдется много общаго. Онъ живетъ въ Кокоревской гостиниц, за Москвой-ркой.

Письмо LVIII

26 мая 1891 г. Оптина пустынь.

Крпко обнимаю и благодарю милаго моего ‘приватъ-доцента’ за поздравленіе!

Слжу, насколько умю, внимательно за спискомъ прізжихъ на выставку въ Москву важныхъ сановниковъ, но до сихъ поръ не видать ни Делянова, ни Филиппова, ни кв. Волхонскаго. Такъ что до сихъ поръ не имю утшенія знать, пригодились ли мои письма, карточки и совты. Буду ждать съ нетерпніемъ, надюсь, что не замедлите извстить…

Отчего бы Вамъ теперь. когда П. Е. Астафьевъ иметъ свою типографію (сказать мимоходомъ, все таки ‘хамство!’), не напечатать у него сборника Вашихъ стихотвореній? О томъ, чтобы были отзывы, хоть краткіе (въ газетахъ), я позабочусь и самъ, и черезъ другихъ. Подумайте.

Въ первыхъ числахъ іюня жду Фуделя,— получилъ отъ него предупрежденіе.

Думаю часто о бдномъ Ив. Ив. Кристи. Послднее письмо его (въ феврал) было довольно ясно и умно, но съ тхъ поръ не пишетъ вовсе, хотя я и ему посылалъ вырзки своихъ статей изъ ‘Гражд.’,— впрочемъ, безъ писемъ. ‘Бднымъ’ я его называю не столько потому, что онъ былъ недавно такъ боленъ,— Богъ дастъ, поправится, но потому, что онъ ужъ слишкомъ какъ-то связанъ съ родными своими,— гораздо тсне, чмъ бы нужно для человка, годнаго въ хорошіе ‘дятели’. ‘Враги человку — домашніе его!’ Здсь это какъ разъ у мста. Люди, враги будущности!

Чуфринъ пишетъ, что былъ у Васъ и вынесъ самое пріятное впечатлніе изъ знакомства съ Вами.

Весьма возможно, что я посл Успеньева дня опятъ буду въ Москв. Нужно. (Только не для дурацкой литературы, избави меня Боже отъ такого малодушія въ 60 лтъ! Не думайте этого) {К. Н. Леоитьевъ уже ршилъ, повидимому, къ этому времени принять тайный постригъ и задумывалъ перездъ изъ Оптиной Пустыни въ Сергіевъ посадъ, подъ снь Троице-Сергіевой Лавры. А.}.

Жена моя и Варя сердечно благодарятъ Васъ за память. У Вари теперь 2 мальчика уже, а жена моя все также шляется туда-сюда, мечтаетъ по-старому о путешествіяхъ, и то гнвается на всхъ, то помираетъ со-смху. Привыкъ, привыкъ, а все таки иногда очень тяжело видть въ такомъ грязномъ и униженномъ состояніи женщину, на которую когда-то любовался и которую любилъ не только сердцемъ, но и воображеніемъ, ибо тогда въ ней была дйствительная самородная, своеобразная, безыскусственная поэзія, а теперь остались своеобразный идіотизмъ и тоже весьма ужъ безыскусственная грязь и неряшество. Иногда — ‘ничего’, ну, а иногда — и крестъ!!

Недавно я получилъ изъ Москвы письмо отъ одного изъ лучшихъ Оптинскихъ монаховъ — отца Эраста (въ міру — Эрастъ Кузмичъ Выдропскій), от. Амвросій послалъ его по одному важному монастырскому длу. Онъ очень интересуется судьбой моихъ сочиненій (гораздо больше Вашего, какъ оказывается), зашелъ къ Салаеву и спросилъ о моихъ книгахъ. Ему сказали: ‘идутъ!’ Я этого не ожидалъ, и даже не понимаю, откуда Салаевъ ихъ беретъ. Они вс (‘Востокъ, Россія и Славянство’, 2 тома) въ склад въ Цензурномъ Комитет, подъ надзоромъ сторожа Якова Архипова и подъ контролемъ С. В. Залетова, старшаго секретаря Комитета. Они ничего мн не пишутъ, и я опасаюсь, что у от. Эраста съ прикащиками Салаева вышло какое-то недоразумніе. Не потрудитесь ли, Анат. Алекс., навести объ этомъ справки поточне? Будьте такъ любезны! Прибавлю еще, что я поручилъ экземпляровъ 20 на комиссію Васильеву, на Страстномъ бульвар. Хорошо бы у самого хозяина разспросить, онъ — порядочный человкъ и меня лично знаетъ.

Ну, до свиданія. Прекрасно было бы, если бы Вы побывали здсь раньше августа,— ибо мой планъ — еще только планъ и больше ничего.

Профессорш отъ меня, жены и Вари — искренній привть. Обнимаю еще разъ.

Вашъ К. Леонтьевъ.

P. S. Недавно пересматривалъ Вашу статью о Гаршин, и опять остался недоволенъ недомолвками и вредными осторожностями. Увряю Васъ, что это бда для критика: все лишнее, все свое такъ въ душ, и останется!..

Письмо LVIII.

19 іюля 1891 г. Оптина пустынь.

Голубчикъ Анатолій Александровичъ!

Если Вы уже въ Москв, то поскоре извстите меня на отвтномъ бланк. Я хочу просить Васъ сдлать за меня два дла (нелитературныхъ). Получивъ извстіе, напишу закрытымъ письмомъ.

Bac. Bac. Розановъ живетъ теперь подъ Москвой, на Воробьевыхъ горахъ, дача И. А. Фролова,— и, вроятно, пробудетъ до возобновленія лекцій (до 15 августа?).

Вашъ К. Леонтьевъ.

P. S. 20 іюля. Получилъ письмо отъ Розанова. Переводится въ г. Блый, Смоленской губерніи, пишетъ еще, видимо, изъ Москвы. Онъ, должно быть, весьма неакуратенъ.

Письмо LIX.

4 августа 1891 г. Оптина пустынь.

Вчера получилъ Ваше письмо изъ Скрылевки. Не знавши, что Вы ухали изъ Москвы, писалъ недавно туда два слова,— и, конечно, отвта не получилъ. Пока живемъ день за день.

Secundo Septerabrio abeo(?) in Sanctum Tr.-Sergium. Pecunia habeo satis {Переводъ: ‘2 сентября отправляюсь въ Троице-Сергіевскую лавру. Денегъ у меня достаточно’. Латынь объясняется тмъ, что писано въ открытомъ письм. А.}. (Какова латынь! И то Погожевъ помогалъ). Поэтому — до свиданіи!

У меня до 16 августа гоститъ Погожевъ. Филипповъ былъ, но всего сутки. Вл. Соловьевъ общаетъ гостить у Оболенскаго въ сентябр.

Вашъ К. Леонтьевъ.

Письмо LX

8 сентября 1891 г. Сергіево-Троицкій посадъ.

Дорогой Анатолій Александровичъ, я было думалъ, что сегодня меня поститъ кто-нибудь изъ московскихъ друзей,— однако, прогадалъ! А именно вначал-то моего сюда переселенія особенно сильно чувствуется не только одиночество (это такъ ужъ и быть бы!), но и совершенная физическая безпомощность моя! Мой Егоръ ничего еще не знаетъ, и можетъ быть полезенъ только для услуженія и мелкихъ покупокъ. А между тмъ необходимо же къ октябрю искать квартиру,— во первыхъ, для себя, а можетъ быть и другую (попроще) для Лиз. Павл. и Вари. Кто будетъ ходить или здить? Погода испортилась, видимо, надолго: кашель мой хуже, я даже и въ Церковь уже не могу ходить,— и, но всмъ признакамъ, зимній ‘затворъ’ уже начался раньше обычнаго. Я разсудилъ, что мн лучше всего выписать сюда на нсколько дней Александра изъ Мазилова. Почта у нихъ съ половины августа закрывается, и прямого сообщенія для писемъ нтъ, но есть у Дорогомиловской заставы лавка нкоего И. И. Трусова, черезъ котораго письма доходятъ въ Мазилово очень врно. Третьяго дня я и послалъ черезъ него заказное открытое Александру съ приглашеніемъ или пріхать. сюда поскоре, или, если нтъ вовсе денегъ, то отвтить мн поскоре, я вышлю ему на дорогу… Сегодня ждалъ его,— нту! Терять времени нельзя по многимъ причинамъ, которыя касаются не только меня, но и Вари съ дтьми. Поэтому прошу Васъ, голубчикъ Ан. Ал., създите къ этому Трусову, въ лавку, узнайте все о письм и попросите его, нельзя ли, какъ-нибудь ускорить пріздъ Александра. Если нужны деньги, дайте ему, пожалуста, рубля 2—3. На возвратномъ пути Александръ привезетъ Вамъ.

У меня денегъ достаточно, слава Богу, но денежное письмо поздне получите, а мн ужъ, право, становится тягостно боле недли сидть взаперти и знать, что время идетъ къ холодамъ, а и квартира все не ищется, и судьба семьи на эту зиму не ршается… Вотъ почему и день одинъ дорогъ.

Передайте также прилагаемую записочку . П. Чуфрину. Не знаю наврное, но старому адресу ему писать или по другому.

Все дловыя да хозяйственныя письма теперь… О чувствахъ и объ идеяхъ поговорю изустно — съ тмъ, кто поститъ меня. А теперь писать ни о чемъ, кром длъ, не могу! Впрочемъ, и батюшка от. Амвросій говоритъ, что о тл (т. е. о необходимомъ) надо всегда прежде позаботиться, потому что и Богъ прежде создалъ тло, а потомъ душу.

Да вотъ еще дв просьбы: 1) Когда возьму квартиру, не согласитесь ли Вы вмст съ Авдотьей Тарасовной поискать для меня мебель у Сухаревой башни? Тогда мн ясне будетъ, сколько чего нужно.

А 2) не пришлете ли Вы мн чего-нибудь почитать? Читаю духовное каждый день, да день-то длиненъ,— хочется и свтскаго. Пришлите посылкой — и напишите, сколько стоитъ. Очень хочется давно съ былинами русскими основательно познакомиться, не устроите ли Вы мн это?

Обнимаю Васъ крпко. Хотлось бы о многомъ и многомъ поговорить,— между прочимъ, о стать Юрія Николаевича противъ Мечникова. Очень остро и искусно! Это замчательно, что орудіе насмшки мало по малу перешло въ наши руки. А долго было наоборотъ. Дай Богъ!

Какъ мн жаль, что бдная Александра Георгіевна {Великая Княгиня, супруга Великаго Князя Павла Александровича. А.} такъ опасно больна! Вообразите, я въ 1870 году видлъ, какъ ее крестили въ Корфу. Аинскій митрополитъ — суровый старикъ въ прекрасномъ бломъ глазетовомъ облаченіи, пожертвованномъ изъ Россіи, вынулъ крпкую, красную двочку изъ купели и поднялъ ее кверху, обращаясь къ толп. И вс закричали: ‘зито!’ Въ церкви, впрочемъ, были только все именитые и чиновные люди, а народъ наружи. Но когда народъ услыхалъ нашъ крикъ, то и вся площадь тоже закричала: ‘зито!’ И на портрет — невстой — она очень мн понравилась… А теперь — вдругъ умретъ! Очень жалко!

Вашъ К. Леонтьевъ.

Письмо LXI

1 октября 1891 г. Сергіевъ Посадъ.

Голубчикъ Анатолій Александровичъ. Вы живете близко отъ угла Пречистенки и Зубовскаго бульвара, на которомъ домъ Лихутиной и квартира матери Влад. Серг. Соловьева: онъ у нея всегда и живетъ, когда бываетъ въ Москв. Зайдите туда, если возможно (разумется), безотлагательно и узнайте, ухалъ онъ или нтъ. И если ухалъ, то куда? Если же онъ въ Москв, то выручите, наконецъ, у него мою рукопись (3 первыя главы статьи, запроданной ужъ годъ тому назадъ Цертелеву. Вы, кажется, ее знаете? Не помню). Онъ въ ‘Париж’ (бывшей гостиниц Шевалдышева) не засталъ меня дома и оставилъ карточку съ надписью: ‘Рукопись Ваша нашлась. Куда Вамъ ее выслать’? Служитель мой отдалъ мн эту карточку въ прошлый четвергъ, а я въ прошлую же пятницу, возвратившись сюда, написалъ Соловьеву, чтобы онъ высылалъ ее мн скоре, и съ адресомъ. И вотъ ровно недля, а рукописи я еще не получалъ! Не знаю, что и подумать. это дло, какъ заколдованное, цлый годъ не кончается! Пожалуста, помогите.

Около 10—12 октября я надюсь перейти внизъ, на извстную Вамъ квартиру {Въ новой лаврской гостиниц. А.}, и тотчасъ же приняться за занятія. Конечно, если къ тому времени эта рукопись не окажется въ моихъ рукахъ, я, въ крайности, начну готовитъ статью для ‘Русскаго Обозрнія’ и по черновой. Но все таки не хотлось бы прибгать къ этой крайности, ибо многое,— кажется, лучшее, прибавлено было прямо на бло.

Что за странный сталъ этотъ человкъ — Соловьевъ!?

Что же ед. Павл. не далъ мн своего адреса? Старый, съ 3 нумерами дома у Петровскихъ воротъ, у меня цлъ, но я не знаю, тамъ ли онъ или перемнилъ. Я много о немъ думаю и даже тревожусь за него,— тмъ боле, что ничего сейчасъ еще не придумаю для него сдлать, но молю Бога, чтобы Онъ и его подкрпилъ и мн доставилъ бы случай вывести его на дорогу.

Думалъ и объ Васъ. И нахожу, что Вы напрасно медлите писать Любимову {Объ оклад за приватъ-доцентуру. А.}. Если уже ршено, что писать ему можно. то зачмъ же откладывать до Рождества? Пока Вы будете собираться, эту сумму назначатъ другому, и Вы будете наказаны за Ваше, по моему, необъяснимое кунктаторство. Впрочемъ, можетъ быть, есть условія, о которыхъ Вы мн не говорили? Не знаю.

Авдоть Тарасовн — мой привтъ.

Вашъ К. Леонтьевъ.

Письмо LXII

17 октября 1891 г. Сергіевъ Посадъ.

Милый другъ, Анатолій Александровичъ! Всть о кончин от. Амвросія не застала меня въ расплохъ: я давно уже приучилъ мою мысль къ этой утрат. Онъ былъ слишкомъ уже слабъ, чтобы можно было надяться на продолженіе его жизни. Разумется, ни одинъ духовникъ уже не можетъ мн замнить его. Будемъ такъ доживать нашъ гршный вкъ! Чуфринъ ухалъ въ Оптину. Рукопись получилъ {Ту самую рукопись, о которой шла рчь въ предыдущемъ письм (по поводу полемики съ П. Е. Астафьевымъ). Мн принесъ ее Вл. С. Соловьевъ для передачи К. Н. Леонтьеву.}.

Марлю {Не задолго до этого письма я былъ у К. Н. въ Сергіевомъ посад, и онъ просилъ меня купить ему для занавсокъ на окна голубой марли. Исторія поисковъ и покупки этой марли разсказана мною въ сборник ‘Памяти К. Н. Леонтьева». Спб. 1911 г. А.} не высылайте,— подождемъ случая. Спасибо Вамъ. А у меня лихорадка {Это было начало воспаленія легкихъ, отъ котораго К. Н. 12 ноября скончался, такъ и не переживъ ‘рокового’ 1891 г. А.}, едва хожу, не знаю, что сть,— Все не подходить… И, по правд сказать, порядочно таки тоскую отъ этого.

Вашъ К. Леонтьевъ.

Письмо LXIII.

22 октября 1891 г. Сергіевъ Посадъ.

Дорогой Анатолій Александровичъ! Нельзя ли какъ нибудь достать для меня подлинникъ ужаснаго реферата Вл. Серг. Соловьева {Рефератъ этотъ прочтенъ былъ въ Московскомъ Психологическомъ Обществ. А.}?! Читаю въ ‘Моск. Вд.’, и глазамъ своимъ все не хочу врить! Неужели? Неужели? Такъ все прямо и дерзко — въ Россіи 90-хъ годовъ?! И ни у кого не найдется силы какъ слдуетъ отвтить!

К. Леонтьевъ.

Письмо LXIV.

23 октября 1891 г. Сергіевъ Посадъ.

Я думаю, съ тхъ поръ, какъ я перехалъ къ Троице-Сергію, Вамъ, милый доцентъ, стало много трудне жить на свт… Того и гляди, опять письмо отъ меня, если не прямо съ ‘комиссіей’ какой-нибудь, то все таки съ какой-нибудь просьбой, требующей отвта. И это, конечно, нарушаетъ олимпійское и мудрое равновсіе Вашего духа. Что жъ длать! И дружба иметъ свои тернія!

Только что вчера послалъ Вамъ открытое письмо о ‘peферат’ Соловьева, какъ уже пишу другое… На этотъ разъ главнымъ дломъ о Чуфрин.

Пожалуста, какъ только онъ прідетъ, такъ попросите его пріхать ко мн дня на три. И если онъ изъ Оптиной привезетъ съ собою какую нибудь новую статью, о похоронахъ ли oт. Амвросія или о чемъ-нибудь вообще до него касающеійся, то пусть привезетъ мн для отправки въ ‘Гражданинъ’. Вдь печатать по разнымъ газетамъ выгодне для, большаго прославленія имени нашего общаго духовнаго благодтеля.

Въ ‘Гражд.’ до сихъ поръ не было ничего,— вообразите! Не знаю, что жъ длаютъ въ Оптиной вс эти Шидловскіе, отцы Эрасты и т. д. И въ Шамардин есть образованныя монахини! Удивительно!

Объ реферат Соловьева не безпокоитесь больше. Вчера узналъ, что онъ будетъ напечатанъ въ ‘Вопросахъ Философіи и Психологіи’.

Эта исторія меня сильно поразила и огорчила!..

Вс мы (и я прежде всхъ!) безсильны, и нтъ у Православія истинно хорошихъ защитниковъ. Юрій Николаевичъ (спаси его Господи!) бьется почти что одинъ. Но и его возраженія очень недостаточны.

Неужели же нтъ никакихъ надеждъ на долгое и глубокое возрожденіе Истины и Вры въ несчастной (и подлой!) Россіи нашей?.. Не знаю, что и подумать, и чрезвычайно скорблю!..

Возражать самъ, по многимъ и важнымъ причинамъ, не могу. Перетерлись, видно, ‘струны’ мои отъ долготерпнія — и безъ своевременной поддержки… Хочу поднять крылья — и не могу! Духъ отошелъ! Но съ самимъ Соловьевымъ я посл этого ничего и общаго не хочу имть… Жду только прочесть рефератъ, чтобы написать это ему.

И ни отъ кого другого не жду такого возраженія, какое нужно!

А нужно вотъ какую постановку — прямую:

1) Да, забота о личномъ спасеніи души есть трансцедентный эгоизмъ, но кто вритъ въ Евангеліе и св.Троицу, тотъ и долженъ прежде всего объ этомъ заботиться. Альтруизмъ же ‘приложится’ самъ собою.

2) Личный альтруизмъ можетъ смягчить и сдлать сносными самыя суровыя учрежденія (мы глазами, а не по слухамъ, видли на крпостномъ прав, при Никола Павлович), смягчить настолько, насколько нужно, ибо излишнія смягченія массамъ неполезны, даже и съ христіанской точки зрнія: усиливаютъ гордость.

3) Правда, что неврующіе люди сдлали гораздо больше, не для ощутимаго благоденствія (это еще вопросъ), а для уравнительнаго прогресса, чмъ врующіе. Но тотъ, кто вруетъ, пойметъ изъ этого не то, что хочетъ понять негодяй Соловьевъ, а то, что самъ прогрессъ — нехорошъ… и что. до него въ сущности христіанству и дла лтъ. Оно можетъ только допускать его, какъ неизбжность, и въ житейской практик мириться съ нимъ, пока онъ (прогрессъ) не идетъ противу Церкви открыто. И только.

Прочтите это Юрію Николаевичу. Я увренъ, что онъ согласится съ этимъ, не увренъ также, что такъ, ‘ребромъ’ онъ не ршится поставить вопросъ печатно.

А то, что Александръ II, Ростовцевъ, Милютинъ, Самаринъ и др. не были ‘безбожниками’ — это возраженіе въ высшей степени невыгодное. Во-первыхъ, въ степени церковности этихъ дятелей позволительно сомнваться. Думаю, что большинство ихъ было одинаково далеко и отъ ‘безврія’ и отъ истинно-церковнаго христіанства. Они были вс именно ‘умренные либералы’, не отвергали и не руководились, не подчинялись. Самаринъ позволилъ себ напечатать,, что есть ‘нравственные атеисты’, которые ближе къ Богу, чмъ многіе ‘Благоврные’. ‘Высокопреподобные’ и т. п. Вотъ ихъ (славянофиловъ) церковность! Ни от. Амвросій, ни Филаретъ или Никаноръ, ни Тихонъ Задонскій — этого бы не сказали. Моей племянниц, Марь Владиміровн, просившей у от. Амвросія разршенія молиться за отца (который, умирая, торжественно отказался принять священника), старецъ далъ особую молитву, гд испрашивается пощада у Бога въ томъ, что она, по личному чувству, дерзаетъ за безбожника молиться…

Вчера былъ у меня кончающій курсъ и весьма умный академикъ Поповъ (знакомый Тихомирову), онъ тоже жаловался на это возраженіе Говорухи и очень врно замтилъ: ‘Вс эти дятели, конечно, не постольку были эмансипаторы, поскольку они были религіозны, а постольку, поскольку прониклись европейскими идеями’! Вполн врно! Вполн!

И еще — объ ‘эгоизм’. Еслибы покойный старецъ Амвросій 25-лтнимъ юношей не думалъ бы исключительно о спасеніи своей души, если бы не вдохновлялся тогда тмъ, что я зову трансцедентальнымъ (загробнымъ) эгоизмомъ, а думалъ бы о томъ, чтобы улучшать земную жизнь другихъ, m изъ него вышелъ бы или гордый и раздраженный, или пустой человкъ, но думая десятки лтъ лишь о своемъ спасеніи онъ сталъ великимъ спасителемъ другихъ: онъ спасъ . П. Чуфрина отъ самоубійства, онъ меня окаяннаго и многогршнаго поддерживалъ на правомъ пути въ теченіи 17 лтъ: онъ многое множество другихъ людей обращалъ, утшалъ, исправлялъ и т. д.

Вотъ такъ надо брать это дло за корень! Грубо, ясно, смло. А необходимо… Да! эгоисты, но такъ нужно. Да! неврующіе сдлали революціи и реформы. Оттого они и скверны… И прогрессъ есть разложеніе…

А такъ (кром меня, прежняго) никто не хочетъ писать…

Я же теперь, но предсмертному завту моего великаго учителя, буду писать впредь или по нужд (денежной), которой, слава Богу, сейчасъ нтъ, или по большой ужъ охот, которой быть не можетъ у 60-лтняго человка, давно уже утомленнаго молчаливымъ презрніемъ однихъ и недостойнымъ предательствомъ другихъ.

Господи! Зачмъ вы вс такъ осторожны? Ужъ не ‘практичность’ ли какая-нибудь? Смотрите, пересолить не долго. Есть всему время, иной разъ и эта кажущаяся ‘практичность’ бываетъ въ высшей степени непрактична.

Это отчасти и къ Вамъ, мой добрый другъ, Ан. Ал., относится. Я помню и у Васъ что-то: ‘Ангелы кротко’ и т. д.

Изгнать, изгнать Соловьева изъ предловъ Имперіи нужно, а не… И т. д.

Вашъ К. Леонтьевъ.

Письмо LXV.

31 октября 1891 г. Сергіевъ Посадъ.

Другъ мой! На ваше маленькое письмо отвчаю большимъ. Почти угадалъ, что это Вы — авторъ статьи ‘Какого вы духа?’ Колебался между Чуфринынъ и Вами, но уже до полученія Вашего письма ршилъ въ Вашу пользу на слдующихъ основаніяхъ: 1) Языкъ проще и чище, чмъ у . П., который съ трудомъ еще отвыкаетъ отъ изысканныхъ выраженій, 2) Письмо мое было послано Вамъ, и въ немъ были нкоторыя мысли, прямо вошедшія въ статью, 3) Чуфринъ гостилъ у меня три дня и ухалъ вечеромъ наканун помщенія статьи,— когда жъ было успть? 4) По его личному, страстному, а не только духовному, чувству къ от. Амвросію, онъ не позволилъ бы себ сказать то, что мы сказали: ‘еслибы смолоду от. Амвросій’ и т. д… ‘то, можетъ быть, изъ него вышелъ бы пустой или раздраженный человкъ’…

Доволенъ ли я? Я уже В. А. Грингмуту писалъ (при случа), до чего доволенъ, и безкорыстно и по окаянности моей (т. е. по тщеславію). Вообще — эта полемика и радуетъ меня и волнуетъ. Я все боюсь, чтобы Соловьевъ не вывернулся, но, видно, Грингмутъ и Говоруха не пожалли трудовъ, не полнились запастись справками. А я? Я могу только молиться за нихъ, благословлять ихъ, восхищаться ихъ возраженіями,— и только!.. Ветеранъ, инвалидъ, безсильно, но радостно машущій костылемъ своимъ, при чтеніи о подвигахъ и побдахъ своихъ соотчичей…

Впрочемъ, хочу чужими руками жаръ загребать… Попытаюсь хоть совты давать. Надо бы, по напечатаніи реферата (хотя бы и въ искаженномъ вид), чтобы духовенство наше, наконецъ, возвысило свой голосъ. Можно бы предложить Иванцову-Платонову или Сергіевскому… А лучше всего было бы, еслибы г. Петровскій обратился съ просьбой къ Великому Князю Сергю Александровичу уговорить митрополита Іоанникія, чтобы онъ сказалъ самъ проповдь противу этого смшенія христіанства съ демократическимъ прогрессомъ, или обнародовалъ какое-нибудь краткое посланіе къ своей паств. Скажутъ: много чесmи! Я не согласенъ. Преосв. Никаноръ удостоилъ же вниманія своего Л. Н. Толстого, а что такое проповдь этого самодура и юрода сравнительно съ логическою и связною проповдью сатаны — Соловьева!

Не надо переходить въ такой практичности черезъ край (т. е. не прославлять посредствомъ ‘анаемы’). Изъ двухъ золъ: еще нсколько больше прославить и оставить паству въ недоумніи,— конечно, первое лучше. Это разъ. А сверхъ того, хотя я лично еще не видалъ ректора здшней академіи от. Антонія (онъ у меня былъ, но засталъ спящимъ посл обда,— а теперь самъ боленъ, но мы обмнялись книгами и т. д…), но непремнно напишу ему письмо, въ которомъ буду умолять возразить Соловьеву. Опасаюсь только, что онъ самъ (по нкоторымъ признакамъ) либералъ-демократъ, но, однако… въ какой мр? Не въ такой же, въ какой сталъ Соловьевъ,

И еще: не хотите ли Вы съ В. А. Грингмутомъ и Говорухой, чтобы я написалъ епископу еофану, затворнику Воронежскому? Говорятъ, онъ отвчаетъ на письма.

Если Вы, по совщаній, найдете, что это хорошо, то надо собрать мн вс NoNo ‘Московск. Вдом.’, въ которыхъ была и будетъ эта полемика, для отправки къ нему. И непремнно книжку журнала (‘Вопросы Философіи и Психологіи’), гд будетъ рефератъ. Своихъ NoNo я не отдамъ никому. еофанъ — старецъ, и притомъ боле ученый, чмъ от. Амвросій и другіе.

Я предлагаю такого рода планъ: сперва добиться, чтобы духовенство возвысило голосъ,— тогда для недоумвающихъ все будетъ ясно и авторитетно. Потомъ, когда этого добьемся, употребить вс усилія, чтобы Вл. Соловьева выслали (навсегда или до публичнаго покаянія) за границу. Государство Православное не иметъ права все переносить молча! И, наконецъ, по высылк, сдлать секретное цензурное распоряженіе такого рода: его книгъ не выпускать, но если кто вздумаетъ писать о Вл. Соловьев, то можно, но подвергать, по исключенію, предварительной цензур даже и назначенное для безцензурныхъ изданій: опроверженія, нападки — хорошо, защита — нельзя.

Л. А. Тихомировъ очень этого (высылки) боится, полагая, что это создастъ ему окончательный ‘ореолъ’. Но, во-первыхъ, если и такъ, то что же длать? Видно, этихъ ‘ореоловъ’ не избжишь при серьезной борьб. А во-вторыхъ, при такихъ сужденіяхъ забывается то легкомысліе и даже та подлость, которыя свойственны всякой публик, а нашей пустоголовой и подавно. Забываютъ дряни всякаго, только замолчи или удались. Чернышевскаго, на моихъ глазахъ, при жизни какъ разъ забыли, Герцена почти вдругъ бросили и т. д.

У насъ этотъ ‘ореолъ мученичества за идею’ — соломенный: ярко вспыхнетъ — и потухнетъ скоро. Ну, да и страхъ что-нибудь да значитъ для будущихъ писателей: не всякому хочется въ изгнаніе.

И еще соображеніе касательно самого Соловьева. Что онъ будетъ длать за-границей? Положимъ, онъ можетъ писать по-французски… Но что? Съ настоящими врующими католиками онъ тоже несогласенъ, они гораздо ближе къ намъ, чмъ къ нему. Третьяго года А. П. Саломонъ, одинъ изъ самыхъ умныхъ и тонкообразованныхъ русскихъ людей, какихъ только я зналъ,— человкъ увлекающійся и сложный (въ одно и то же время приверженецъ от. Амвросія и горячій почитатель Соловьева),— говорилъ мн, что іезуиты Соловьевымъ очень недовольны, и будто говорили ему (въ Париж):

— Мы Вашу книгу ‘La Bussie et l’Eglise Universelle’ не одобряемъ (несмотря на благословеніе Папы,— данное, впрочемъ, автору, а не книг… Вжливость!) и будемъ ея вліянію всячески препятствовать. Мы не находимъ полезными какія-то массовыя, національныя движенія для соединенія Церквей, мы занимаемся только личнымъ уловленіемъ думъ.— (Т. е. тмъ же, чмъ и у насъ врующіе рады заниматься).

Что же ему будетъ длать между католиками и атеистами-демократами? Тамъ все рзче и ясне, чмъ у насъ по этой части. Придется, чтобы вліять и имть успхъ, сдлать что-нибудь одно изъ двухъ, ‘ссть на одинъ изъ стульевъ’ (между которыми онъ сидитъ теперь, по выраженію Грингмута): или отречься разомъ и отъ демократіи и отъ православія уже явно, т. е. перейти окончательно и лично въ чистый и прямой католицизмъ,— тогда у насъ отъ него отступятся и вс наши нигилисты и вс недоумвающіе полуправославные, или же стать открыто на сторону дальнйшей революціи и объявить, что Папство и Правосланіе — одинаково вздоръ! Куда же тогда улетитъ его прежняя слава, какъ мистика? Или, наконецъ, продолжать висть въ уныніи, безсильномъ раздраженіи и безъ практическаго вса — между небомъ и землей…

Изгнаніемъ можно этого достичь, снисхожденіемъ въ Россіи — никогда! Вотъ о чемъ совтую подуматъ въ редакцій ‘Моск. В&#1123,дом.’ Прочтите имъ все это.

Принялся, наконецъ, сегодня передлывать извстную Вамъ статью для Цертелева (насчетъ Астафьева). Батюшка веллъ кончить. и теперь думаю: Господь избавилъ меня отъ печальной и тяжелой бды, хорошо, что онъ (Соловьевъ) прошлаго года поссорился съ Цертелевымъ за жидовъ и отказался отъ роли судьи моего,— такъ что теперь я ему ничмъ не обязанъ и могу свободно прервать съ нимъ. Жду только реферата, чтобы написать ему письмо, яко мытарю и язычнику.,

Отъ моихъ, вообразите, около мсяца — ни слова. До чего Варя-то лнива стала! Это ужасно.

Вашъ К. Леонтьевъ.

Письмо LXVI.

Ан. Ал. Александрову.

(Загадка).

За упоминаніе (на лекціи, которая была въ ‘Московск. Вдом.’ {Здсь говорится о моей вступительной лекціи, какъ приватъ-доцента. Пытаясь разршить заданную мн загадку, я отвтилъ, полушутя, полусерьезно, что колебался между Тихономъ Задонскимъ и Емелькой Пугачевымъ и ршилъ въ пользу Пугачева, потому что ршеніе вопроса въ пользу св. Тихона было бы для К. Н. слишкомъ просто, прямолинейно. Угадалъ я или нтъ, такъ и осталось для меня загадткой, потому что уста, загадавшія ее, не успвъ мн отвтить, зaмолчали навки. А.} котораго историческаго дятеля (времени Екатерины II) я наиболе благодаренъ?

К. Леонтьевъ.

Сообщилъ А. А. Александровъ.

Письма К. Н. Леонтьева къ Анатолію Александрову.

Читайте также: