Письма к А. Н. Веселовскому, Стороженко Николай Ильич, Год: 1899 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 6 минут(ы)

Наследие Александра Веселовского. Исследования и материалы

С.-Пб, ‘Наука’, 1992

ИЗ ПИСЕМ К ВЕСЕЛОВСКОМУ

Н. И. Стороженко

Публикация Л. М. Аринштейна и И. И. Буровой

Николай Ильич Стороженко (1836—1906), сын небогатого малороссийского помещика, был выпускником Московского университета, по окончании которого он получил место домашнего учителя, не слишком соответствовавшее его стремлениям, но дававшее ему возможность длительное время провести за границей вместе с семьей своего ученика и использовать свободные часы для дальнейшего самообразования. Стороженко оказался, таким образом, в Ницце, а затем, воспользовавшись полученной от отца суммой денег, в апреле 1865 г. приехал в Лондон. Работа в Британском музее позволила ему собрать материалы для магистерской диссертации и наметить круг проблем для докторской. В 1872 г. он уже был профессором Московского университета.

Главные научные интересы Стороженко были связаны с творчеством елизаветинцев. Его основные работы — ‘Шекспировская критика в Германии’ (1869), магистерская диссертация ‘Предшественники Шекспира. Эпизод из истории английской драмы в эпоху Елисаветы. Т. 1. Лилли и Марло’ (1872) и докторская диссертация ‘Роберт Грин, его жизнь и произведения’ (1878). Последняя вскоре после публикации в России была переведена и издана в Лондоне (1881).

Сфера его исследований не ограничивалась английским XVI в. Он одинаково хорошо знал немецкую драматургию и итальянское Возрождение, французскую литературу XVII—XVIII вв. и русскую старину, прекрасно ориентировался в новейшей отечественной и зарубежной литературе. Суждения Стороженко о современниках отличались объективностью, точностью, прозорливостью.

Обладая глубокими познаниями, Стороженко выше всего ставил оригинальность рассуждений и результатов, презрительно относился к компилятивным трудам и всегда стремился самостоятельно оценивать те или иные историко-литературные факты. Литература была для него не только делом жизни, но и источником заработков, однако это никак не отразилось на качественном уровне его сочинений. {О жизни и деятельности Стороженко см.: Под знаменем науки: Юбилейный сб. в честь Н. И. Стороженко. М., 1902. С. I—XXXV, Бороздин И. Московский профессор-гуманист Николай Ильич Стороженко. М., 1916.}

Труды Стороженко, относительно немногочисленные, отличаются высоким профессионализмом, веской аргументацией, обилием тщательно выверенных фактов. По собственному признанию, содержащемуся в одном из писем, он относил себя к категории кабинетных ученых: внимательно следил за всеми новыми изданиями по вопросам литературы, за научной периодикой. Для своих знакомых и коллег Стороженко был своего рода ходячим каталогом и дельфийским оракулом в области библиографии.

На протяжении всей жизни Стороженко было присуще стремление к получению все новых знаний. Будучи уже признанным авторитетом, он решает самостоятельно изучать историю английского языка и шутливо квалифицирует это в одном из писем как свидетельство своей близости шопенгауэровскому идеалу научного аскетизма.

В действительности аскетизм был чужд очень живому, шумному и веселому Стороженко как в науке, так и в жизни. По-малороссийски гостеприимный, он любил шумные сборища, съезды родственников и друзей на праздники, веселую суету, и лишь невозможность продолжать в такой обстановке свои научные изыскания, вероятно, не позволяла ему слишком часто погружаться в праздничный омут даже в тот радостный и светлый период жизни, который не был омрачен ни болезнями жены, ни собственным нездоровьем.

Стороженко неоднократно ездил за границу, но отнюдь не в поисках развлечений. Ему претил самый вид праздных соотечественников, убивающих время, предаваясь всевозможным увеселениям и развлечениям. Получая доступ к уникальным старинным книгохранилищам, Стороженко жадно включался в работу и старался не отвлекаться от нее по пустякам. Приезжая в Лондон, он вел скромную трудовую жизнь, пропадая в библиотеке Британского музея, и старался приобрести как можно больше нужных ему книг, которых нельзя было достать в России. Благодаря его рекомендациям пополнялись фонды московской и петербургской университетских библиотек.

Любовь к собиранию книг сохраняется у Стороженко на протяжении всей жизни. Иногда он даже будет жаловаться своему корреспонденту, что ‘изрядно поиздержался’ на приобретение книжных новинок, но, не задумываясь, будет выкладывать все новые суммы на покупку изданий, нужных ему, например, для написания отзывов на статьи или диссертации. Замечательная особенность работы Стороженко над отзывами заключалась в том, что он тщательно обдумывал свои суждения, прежде чем их обнародовать, неоднократно проверял достоверность фактического материала, положенного в основу рецензируемой работы, а уж потом, выполнив функцию ‘литературного сыщика’, оценивал логику построения и идеи статьи или монографии. Обучая других, он сам любил и умел учиться.

Велика роль Стороженко и как популяризатора гуманитарной культуры в нашем отечестве и за рубежом. Помимо просветительской деятельности в Московском университете он читал лекции по истории зарубежной литературы на Московских женских курсах, в организации которых существенно помог своему земляку О. М. Бодянскому, кроме того, он неоднократно выступал с публичными лекциями, пользовавшимися успехом у московской публики и проходившими при большом стечении народа. В 1880-е гг. Стороженко неоднократно писал о русской литературе для традиционных литературных обозрений лондонского журнала ‘The Athenaeum’. Отмечая крупнейшие события года (по традиции подобные обозрения национальных европейских литератур печатались в рождественских выпусках журнала), он никогда не забывал сообщить и о новостях в русском литературоведении, отводя особое место деятельности своего друга Веселовского, которого он считал непререкаемым авторитетом.

Дружба между Стороженко и Веселовским завязалась еще в студенческие годы и основывалась не только на взаимной симпатии, но и на общности интереса к литературе и ее истории. Молодые люди строили грандиозные планы, мечтая о совместной работе в Московском университете, которым так и не суждено было сбыться: после защиты магистерских диссертаций Веселовский уезжает в Петербург, а Стороженко остается в Москве. С отъездом Веселовского общение друзей не прекращается, и относительно редкая возможность встреч компенсируется обширной перепиской, в которой отразились основные события их жизни.

160 писем Стороженко к Веселовскому охватывают период с 1860 по 1902 г., из них для публикации отобраны пять писем 1865—1899 гг. Обширна география отправки корреспонденции: Стороженко писал другу из Ниццы и Лондона, Москвы и Лохвицы — практически отовсюду, куда его забрасывала судьба.

Обращает на себя внимание доверительный характер писем. Очевидно, что подобные письма Стороженко мог писать только очень близкому другу. В них все: искренняя забота о здоровье и благосостоянии Веселовского, сведения о своей семейной жизни, касающиеся даже дальних родственников, что лишний раз подчеркивает характер отношений, сложившихся между Веселовским и Стороженко, здесь же сообщения о делах общих знакомых, о научных событиях, о жизни Московского университета, о собственных исследованиях и работе. Более того, в ранних письмах Стороженко даже исповедуется другу в романтических любовных переживаниях. В письмах содержится также масса просьб, касающихся научной стороны их взаимоотношений, и отчетов о выполнении встречных просьб Веселовского.

Любое письмо в этой переписке, в сущности, тесно связано с главным делом их жизни. В каждом послании, будь то беглая записка на визитной карточке или несколько листов почтовой бумаги, исписанной убористым, летящим почерком, основным сюжетом является литература и наука о ней.

Письма Стороженко к Веселовскому отражают их самое широкое научное сотрудничество. Практически в каждом письме содержится информация о приобретении новых книг, библиографические справки, тщательно выверенные факты и цитаты. Сам Стороженко также обращается к другу за помощью: то нужно дать отзыв на работу магистранта, то, пользуясь своим авторитетом, защитить попавшего в беду талантливого сотрудника.

Вероятно, не без просьбы самого Стороженко Веселовский написал отзыв о его докторской диссертации. Излишне говорить, что личные симпатии не играли для Веселовского роли, главным для него всегда было стремление к высшей объективности.

Крупнейший знаток итальянского Возрождения, Веселовский занимался и исследованием литературы этого периода в других странах. Поэтому совершенно естественным было его желание дать рецензию на работу Стороженко о Роберте Грине, одном из предшественников Шекспира. Отзываясь о работе своего друга в целом положительно, Веселовский высказывает серьезные критические замечания. Он упрекает, например, Стороженко в изоляции Грина от его эпохи, в том, что он приложил к его оценке кодекс нравственности, несовместимый с эпикуреизмом, который в сильной мере определил тип Грина и его кружка. {Вестн. Европы. 1879. No 8. С. 552—580.}

В свою очередь, Стороженко давал отзывы о работах Веселовского, но они носили исключительно хвалебный характер — все, что выходило из-под его пера, он принимал с восторгом, и в некоторых случаях это даже создает впечатление неравноправности членов этого партнерства. Важно подчеркнуть, однако, что Стороженко, как и Веселовский, был прежде всего предан науке и своей целью ставил пропаганду новых результатов, независимо от того, кем они были получены: лично им или же другим исследователем.

1

12 декабря 1865 г. Москва

Москва. 1865 г. Декабря 12.

Письмо это, любезный ,¹ ты получишь из рук одной очень милой и умной женщины, m-me Ауэрбах,² которую посылают для здоровья в Италию. Пожалуйста, будь ее руководителем в сей незнакомой ей стране, познакомь ее и ее мужа с твоими флорентинскими друзьями³ — словом, сделай так, чтобы ей было хорошо и уютно во Флоренции. Я уверен, что Елена Александровна⁴ сойдется с ней, когда узнает ее покороче. Словом, если ты сослужишь мне эту службу, то и сам не будешь раскаиваться, и я буду тебе очень благодарен.

Я уже здесь с сентября, сначала было бросился готовиться к магистерскому экзамену, но Буслаев⁵ так меня осадил, что я отложил свои мечты до следующего года. Так как у нас предмет один, то я тебе скажу, что требует Буслаев по предмету всеобщей литературы. Нужно тебе сказать, что для меня он делает снисхождение, что, верно, для тебя не сделает, погрому что ты учидся у разных немцев.⁶ Главное внимание будет обращено, как и следовало ожидать, на древнюю литературу,⁷ потому что новой он сам не знает. Итак, ‘Эдда’ в подлиннике, ‘Нибелунги’, ‘Гудруна’,⁸ Вальтер фон дер Фогельвейде⁹ и др<угие> из немецк<ой> литер<атуры>. Из англосаксонской — ‘Беовульф’,¹⁰ Кедмон,¹¹ ‘Heliand’¹² и др<угие>. Из провансаль<ской> — трубадуры, из итальянской — Данте, Боккаччио и современные ему новеллисты, из испанской — ‘Романсы о Сиде’. Что же касается до новой литературы, то из нее будет экзаменовать Тихонравов¹³ и по всей вероятности выкопает такое литературное ископаемое, что не скоро охарактеризуешь его. Впрочем, говорят, он стал теперь помягче по случаю женитьбы. Для меня Буслаев сделал значительные уступки — выбросил ‘Эдду’ в подлиннике, ‘Песнь о Роланде’ и трубадуров, так что мне остается только англосаксонский, древненемецкий и итальянский, последние два я надеюсь одолеть, но англосаксонский это такая трудность, что ужас. Несмотря на то что я имею грам<матику> Босворта, словарь Грейна, все-таки понимаю очень мало. Утешение одно в том, что сам Буслаев не много знает, это я заключаю из того, что в его книге ‘Bibliothek der Angelschsischen Posie’ рассказано только о ‘Беовульфе’, да и то не все, а до экзамена я ему этой книги не возвращу.¹⁵ След<овательно>, остальное можно угадать. У Тихонравова я не был и не пойду к этому скоту. Кроме всеобщей литературы побочных предмета два — история слав<янской> литер<атуры> и всеобщая история. Бодянский¹⁶ требует переводить livre ouvert {с листа, без подготовки (фр.)} из чешского, серб<ского> и польского, из литератур — польскую по Вишневскому и Кондратовичу,¹⁷ чешскую — по Юнгману,¹⁸ южных слав<ян> — по Аппендини.¹⁹ Кроме того, могут спросить еще из русской) литер<атуры> и из церков<но>-слав<янского> яз<ыка>. Хуже всего, что нам с тобой придется экзаменоваться из в<сеобщей> и<стории> у Герье,²⁰ который теперь занимает кафедру Грановского и Кудрявцева.²¹ Хотя для тебя половины описанных трудностей не существует и сам ты отдолбил у Мюлленгофа²² и Мана²³ ‘Эдду’, трубадуров и прочие премудрости, но все-таки приезжай раньше, чтобы поготовиться из Бодянского.²⁴ Кафедра твоя открывается с 67 г<ода>.²⁵ Рублецы на нее будут идти с генваря, и потому Бодянский и Буслаев советуют тебе приехать как можно скорее, если можно в марте или апреле 1866, чтобы успеть сдать экзамен и защитить диссертацию до генваря, тогда в генваре ты вступишь на кафедру как штатный доцент с жалованьем 1200 р<ублей>, иначе же ты будешь преподавателем вроде Герца ²⁶ и получишь 500 р<ублей) по окончании года. Отвечай, как ты поступишь, если ты приедешь к лету, тогда осенью будем держать экзамен вместе, как это ни будет невыгодно для моего самолюбия. Знай только, что на тебя здесь университет рассчитывает как на каменную гору.²‘ Мне случилось недавно иметь разговор с Соловьевым, я просил, чтобы мне дали программу, по которой меня будут спрашивать, потому что предмет так громаден и подходов так много, что легко провалиться. ‘Да кто же Вам будет составлять программу? Вот как приедет Веселовский — мы на него насядем — пусть составляет, это его прямое дело’. Вот подлинные слова автора XV томов ‘Истории России’.²⁸ Бодянский к тебе очень расположен, Буслаев меньше. Кланяйся от меня сестрице Елене Александровне (так называет ее Лебедев ²⁹). Надеюсь, что ты не замедлишь ответом. Я живу на той же квартире, на которой ты скрывался, приехавши перед женитьбой в Москву. Пиши в Газетном переулке в дом Живаго, у перчаточника Генига. Я живу теперь с Рассадиным,³⁰ он значительно исправился и пьет только по табельным и праздничным дням. На днях отпраздновал 10-летний юбилей своего пьянства. Он тебе кланяется.

Хранится: No 724, л. 15—16.

¹ — широкое, широко (древнегреческое). Так, по-видимому со студенческих лет, Стороженко называл Веселовского, имея в виду широту и разносторонность его научных интересов.

² Юлия Федоровна Ауэрбах (урожд. фон Берхгольц, 1827—1871) — русская писательница. Стороженко был автором некрологической статьи о ней (С.-Петербургские вед. 1871. No 300).

³ Во время своего почти четырехлетнего пребывания в Италии (с 1864 г.) Веселовский обзавелся множеством знакомых, среди них были, например, А. Де Губернатис и Д. Компаретти.

⁴ Жена А. Н. Веселовского. См. о ней выше, с. 209—210.

⁵ Федор Иванович Буслаев (1818-1897) — филолог, историк литературы и фольклорист, профессор Московского университета, с 1860 г. — академик.

⁶ См. ниже, примеч. 22 и 23.

⁷ Стороженко делает это предположение, исходя из круга научных интересов Буслаева, отразившихся в его работах конца 1850—начала 1860-х гг. В 1857—1858 учебном году Буслаев читал в Московском университете курс по истории народной поэзии, в котором несколько лекций были посвящены песням ‘Старшей Эдды’ и сказаниям ‘Младшей Эдды’. Кроме того, в 1864 г. он опубликовал ряд статей по истории средневековой литературы: ‘Песнь о Роланде’ (Отеч. зап. 1864. No 2. С. 161—190), ‘Испанский народный эпос о Сиде’ (Записки ими. Академии наук. СПб., 1864. Т. 5, кн. 11. Прил. No 6. С. 1—98), ‘Шестисотлетний юбилей дня рождения Данта Аллигиери’ (Совр. летопись. 1864. Нояб. No 39. С. 1—4, No 40. С. 7—10) и др.

⁸ ‘Гудрун’ (‘Gudrun’) — немецкая поэма XIII в., созданная на основе древних сказаний, сохранилась в рукописи XVI в., найденной в 1820 г., в том же году была опубликована.

⁹ Вальтер фон дер Фогельвейде (Vogelweide) (1170—1230) — поэт-миннезингер.

¹⁰ ‘Беовульф’ (‘Beowulf’) — самый значительный памятник англосаксонской поэзии, литературная обработка древних эпических сказаний, лежащих в основе поэмы, датируется VIII—IX вв.

¹¹ Кедмон (Caedmon) — англосаксонский христианский поэт (ум. ок. 680 г.), автор религиозных гимнов на библейские сюжеты.

¹² ‘Heliand’ (‘Спаситель’) — древнесаксонская поэма на евангельский сюжет, датируется первой половиной IX в.

¹³ Николай Саввич Тихонравов (1832—1893) — академик, историк литературы, археограф. С 1859 по 1889 г. — профессор истории русской литературы Московского университета, с 1877 по 1883 г. — ректор университета, с 1890 г. — председатель Общества любителей российской словесности.

¹⁴ Джозеф Босворт (Bosworth) (1789—1876) — автор первой англосаксонской грамматики на английском языке (1823, сокращенное издание— 1826). Упоминание словаря Грейна подразумевает издание: Bibliothek der Angelschsischen Posie in kritisch bearbeiteten Texten und mit vollstndigen Glossar / Herausgegeben von S.-W.-M. Grein. Gttingen, 1857—1864. Bd 1—4.

¹⁵ Речь идет о первом томе вышеназванного издания (‘Bibliothek der Angel-schsischen Posie…’), по-видимому полученном Стороженко от Ф. И. Буслаева.

¹⁶ Осип Максимович Бодянский (1808—1877) — профессор Московского университета, один из основателей славяноведения в России. С 1845 г. — секретарь Общества истории и древностей российских при Московском университете, с 1850 г. — действительный член Общества истории и древностей югославянских.

¹⁷ Михаил Вишневский (Wiszniewski) (1794—1865) — польский филолог, автор десятитомного сочинения ‘Historia literature polskiej’ (1840—1857). Людвик Кондратович (Kondratowicz) (1823—1862) — польский общественный деятель и поэт (псевд.: ‘Владислав Сырокомля’), переводчик. По-видимому, имеется в виду его двухтомный труд ‘Dziejw literatury poiskiej’ ( 1851—1852, рус. пер.— 1862).

¹⁸ Йозеф Юнгман (Jungmann) (1773—1847) — чешский филолог, автор книги ‘Histori literatury cesk’ (1825), которую и подразумевает Стороженко.

¹⁹ Франческо Мария Аппендини (Appendini) (1769—1837) — итальянский филолог, автор труда ‘Notizie istorico-critiche sulla antichit, storia e letteratura de Ragusei’ (Ragusa, 1802—1803. Vol. 1—2).

²⁰ Владимир Иванович Герье (1837—1919) — в 1868—1904 гг. профессор всеобщей истории Московского университета, организатор в 1872 г. Высших женских курсов.

²¹ Имеется в виду кафедра всеобщей истории Московского университета. Тимофей Николаевич Грановский (1813—1855) — профессор этой кафедры с 1839 г. Деятельность Грановского получила высокую оценку А. И. Герцена, который отмечал, что Грановский ‘сумел в мрачную годину гонений, от 1848 года до смерти Николая, сохранить не только кафедру, но и свой независимый образ мыслей’ (Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. М., 1956. Т. 9. С. 122). Петр Николаевич Кудрявцев (1816—1858) — друг и преемник Грановского, профессор той же кафедры, талантливый прозаик, удостоившийся похвалы Белинского. Грановский и Кудрявцев были наставниками Стороженко и Веселовского. Вероятно, интерес последних к культуре Возрождения сформировался под непосредственным влиянием Кудрявцева, автора серии статей ‘Данте, его век и жизнь’, публиковавшихся в 1855—1856 гг. в ‘Отечественных записках’.

²² Карл Мюлленгоф (Mllenhoff) (1818—1884) — профессор Берлинского университета, исследователь германских древностей, мифологии и средневековой немецкой литературы. Лекции Мюлленгофа познакомили Веселовского с теорией

²³ О Карле Августе Фридрихе Мане см. выше, с. 215.

²⁴ Как видно из письма, программа магистерских экзаменов была чрезвычайно обширной. Поистине соискатели должны были обладать энциклопедическими познаниями. Требовалось не только безукоризненное знание литературы Нового времени, но и древних памятников, главная сложность знакомства с которыми заключалась в отсутствии их переводов на русский язык: необходимы были хорошие познания в области истории современных европейских языков.

²⁵ Согласно новому университетскому уставу 1863 г., в Московском университете предусматривалось учреждение кафедры всеобщей литературы.

²⁶ Карл Карлович Герц (1820—1883) — профессор археологии и истории искусств Московского университета.

²⁷ В 1862 г. Веселовский получил от университета давно обещанную <ему стипендию для совершенствования образования за границей. После окончания стажировки он неожиданно для друзей и руководства Московского университета решает повременить с возвращением в Россию и направляется во Флоренцию, мечтая получить доступ к сокровищам Рикардианской библиотеки и, изучив их, создать литературную историю итальянского Возрождения. Постепенно он утверждается в намерении надолго, быть может навсегда, остаться в Италии. Это обстоятельство серьезно тревожило московских филологов, связывавших с Веселовским надежды на развитие отечественной науки о литературе. Эта тревога отразилась и в настоящем письме.

²⁸ Сергей Михайлович Соловьев (1820—1879) — историк, профессор Московского университета (1847—1879). В 1864—1870 гг. — декан историко-филологического факультета, в 1871—1877 гг. — ректор университета, с 1872 г. — академик. Наиболее последовательно взгляды Соловьева выражены в двадцатидевятитомной ‘Истории России с древнейших времен’ (1851—1879), доведенной автором до 1774 г., к концу 1865 г. было издано 15 томов этого труда.

²⁹ Иван Андреевич Лебедев (1802—1876) — московский врач, имевший обширную практику, среди его пациентов был и А. П. Чехов.

³⁰ Лицо неустановленное.

2

31 декабря 1885 г. Москва

Москва. 31 декабря.

Поздравляю тебя, милый , и Е<лену> А<лександровну> с Новым годом! На душе так невесело, что не хочется никуда ехать, и мы, по всей вероятности, встретим Новый год дома и одни. То, что совершается у вас, совершается, конечно, с незначительными изменениями и у нас. Недавно Георгиевский¹ прислал Иванову² полуофициальное письмо, в котором сделал несколько замечаний на представленный нами план преподавания на будущий семестр. Так, между прочим, приват-доценту Якушкину³замечено, что предполагаемый им курс (‘История правительственных мер по народному образованию’) слишком специален и что было бы желательно, чтобы он читал курс более общего характера, подобный тому, который читает Ключевский.⁴ Выставляя такие требования, министерство, очевидно, преследует двойную цель: ему хочется понизить научный уровень преподавания и поставить его в соответствие с экзаменными требованиями и, во-вторых, если кто-нибудь из нас заартачится, то иметь возможность тотчас заменить нас привыкшими читать общие курсы приват-доцентами. Забывают только об одном, какого рода будут эти курсы и согласится ли их читать сколько-нибудь уважающий себя и университет приват-доцент. В этом смысле ответил Георгиевскому вдохновенный нами Иванов, прибавив от себя, что в случае применения этого нарушающего свободу преподавания правила большинство приват-доцентов уйдет. Я, как и ты, читаю по-прежнему: один курс по общим и другой по специальным <дисциплинам>, в прошлом полугодии я читал историю англ<ийской> литер<атуры> XVII—XVIII ст<олетий> (по 3 часа), а на семинариях объяснял Данте ‘Inferno’ {‘Ад’ (ит.)}(по 2 часа), в следующем же семестре я буду читать ист<орию> франц<узской> литер<атуры> XVIII в. (3 часа), а на семинариях объяснять ‘Purgatorio’ {‘Чистилище’ (ит.)} и, если успею, ‘Paradiso’. {‘Рай’ (ит.)} Мне сделали замечание, что нельзя ли в виде введения коснуться французской) литер<атуры> XVII в., но, конечно, я и не подумаю изменять своего плана.⁵ Ты счастлив, что тебе оканчивается скоро 25 лет. Увы! до этого блаженного срока мне ровно девять долгих лет. Хотя мое имение⁶ тоже такой же миф, как и Немцово⁷(в этом году мы получили чистого дохода 200 р.), но я ни в коем случае не останусь, впрочем, я позабыл, что тогда мне будет под 60. Сашеньку⁸ будем крестить на днях — он теперь давно уже здоров. Вчера у меня был ваш Морозов,⁹ которого я много спрашивал о тебе, Е<лене> А<лександровне> и Вашем сыночке,¹⁰которого смерть как хочется свесть с моими душканами. До свидания, будь здрав и невредим!

Весь твой Н. Стороженко.

P. S. Жена¹¹ поздравляет Вас всех с Новым годом и желает всего хорошего.

Сейчас получил из Лондона рождественский No ‘Athenaeum’ с моей статьей о русской литературе. Мой переводчик Hadgelts страшно проврался: Валентина Корша произвел в профессора, потом умертвил и для утешения приписал ему этюд о Викторе Гюго, принадлежащий перу Леонида Полонского. Как это он умудрился сделать — не могу объяснить, разве был пьян!¹²

Хранится: No 725, л. 38—39.

Датируется по упоминанию статьи Стороженко в журнале ‘The Athenaeum’.

¹ Александр Иванович Георгиевский (1830—1911) — председатель Ученого комитета Министерства народного просвещения с 1873 по 1901 г.

² И. И. Иванов — приват-доцент Московского университета.

³ Вячеслав Евгеньевич Якушкин (1856—1912) — приват-доцент Московского университета, специалист по вопросам поземельной политики, известный пушкинист.

⁴ Василий Осипович Ключевский (1841—1911) — историк, профессор Московского университета, с 1870-х гг. работал над пятитомным ‘Курсом русской истории’.

⁵ С первых дней образования филологического факультета в результате разделения историко-филологического Стороженко принимал непосредственное участие в формировании новой учебной программы и считал своим прямым долгом заботиться о научном уровне преподавания. Он постоянно работал над совершенствованием общих лекционных курсов, стремился создавать и читать новые специальные курсы, за которыми стояли месяцы и годы кропотливого исследовательского труда. Именно поэтому действия Министерства народного просвещения, направленные на обуздание свободы преподавания в университетах и ведущие к снижению качества образования, вызывали его решительный протест. Ср. письмо 5.

⁶ Мармизовка — усадьба Стороженко в Лохвицком уезде Полтавской губернии.

⁷ Имение Веселовского в Калужской губернии (Малоярославецкий уезд).

⁸ Сын Стороженко.

⁹ По-видимому, имеется в виду Петр Осипович Морозов (1854—1920), историк русской литературы, пушкинист. См. также выше, с. 262.

¹⁰ А. А. Веселовский (см. о нем ниже, с. 333).

¹¹ О. И. Стороженко (1853—1896).

¹² Статья Стороженко была напечатана в издании: The Athenaeum. 1886. 2 Jan. N 3036. P. 23—26.

3

Февраль 1893 г. Москва

Москва. Понедельник.

Извини, милый друг, что не писал тебе до сих пор: и дел было по горло, да и здоровье жены не лучше, а по временам бывало и хуже. Летом, по всей вероятности, придется ее везти за границу, а на зиму либо в Крым, либо она останется за границей, потому что осенью без воздуха ей решительно нельзя, а у нас в Москве все время был такой холод, что жена почти не выходила на воздух. Как бы то ни было, но на всякий случай я беру командировку за границу. Сообщаю тебе заглавие английской книги, заключающей в себе историю эстетических теорий: Knight. The Philosophy of the Beautiful. London, 1891 (Murray). Кроме того, советую тебе выписать: Lipps. Der Streit ber des Tragdie. Hamburg, 1890 (Voss) и Gartelmann. Dramatik Kritik des Aristotel Systems und Begrndung eines neuen. Berlin, 1892 (Fisher), 6 марок. Вот все, что у меня отмечено в последнее время по части теорий искусства и поэзии, — не знаю, говорил ли я тебе или нет, что на четвертой неделе я читаю публичную лекцию в пользу Московской комиссии грамотности.¹ Я избрал тему, весьма соответствующую голодному году: ‘Поэты нужды и горя в Англии’.²Буду говорить о Краббе,³ m-me Броунинг,⁴ Т. Гуде⁵ и Эбенезере Эллиоте.⁶ Последнего я знал только по хрестоматии Фрейлиграта и отрывкам, приводимым Карлейлем в его статье.⁷ Если в Пуб<личной> библиотеке есть Elliot, ‘Corn-Law Rhymes’, то ты мне сделаешь большое одолжение, прислав мне sous bande. {бандеролью (фр.)}У меня есть знакомый поэт, который переведет несколько стихотворений Эллиота, и на них-то я и въеду в храм бессмертия. Видел ли ты Пыпина? Говорил ли ему, что дело Котляревского ⁸я просматривал и что, если ему нужно какую-нибудь справку, пусть спрашивает, пока я не забыл. Засим прощай!

Твой Н. Стороженко.

P. S. Передай мой привет Е<лене> А<лександровне>. Жена кланяется вам обоим, и мы оба целуем Шурика.

Поручик⁹ очень обижен, что ты ему ничего не отвечаешь на его письмо по поводу немцовского хозяйства.¹⁰

Хранится: No 726, л. 7—8.

Датируется по содержанию.

¹ Имеется в виду одна из многочисленных просветительских организаций, возникших в Москве в 1880—1890-е гг. Лекция была прочитана 6 марта 1893 г. (опубликована: Сев. вестн. 1893. No 5. С. 43—62).

² Факт обращения одного из русских ученых-филологов к изучению и популяризации демократических имен английской поэзии до сих пор не был известен. Принято было считать, что это направление в русской филологии сложилось в советский период.

³ Джордж Крабб (Crabbe) (1754—1832) — английский поэт, автор стихотворных повестей ‘Деревня’ (‘The Village’, 1783), ‘Приходские списки’ (‘The Parish Register’, 1807), ‘Местечко’ (‘The Borough’, 1810). Основное содержание его творчества — ламентации по поводу разорения английской деревни и прогрессирующего разрыва между богатством и бедностью.

⁴ Элизабет Браунинг (Броунинг, Barret-Browning) (1806—1861) — английская поэтесса, супруга поэта Р. Браунинга. Особенно известна ее небольшая поэма о тяжелом положении детей городской бедноты ‘Плач детей’ (‘The Cry of the Children’, 1844), которая, вероятно, и имеется в виду в письме.

⁵ Томас Гуд (Hodd) (1799—1845) — английский поэт-демократ, близкий к чартизму. Автор многочисленных юмористических и сатирических стихотворений, широкую известность принесла ему знаменитая ‘Песнь о рубашке’ (‘The Song of the Shirt’, 1844).

⁶ Эллиот (Elliott) Эбенезер (1781—1849) — сын кузнеца, сам кузнец, участник движения за отмену ‘хлебных законов’, подрывавших благосостояние простого народа, автор острых социально-политических стихотворений, составивших сборник ‘Стихи против хлебных законов’ (‘Corn-Law Rhymes’, 1828).

⁷ Имеется в виду издание: The Rose, Thistle and Shamrock: A Selection of English Poetry, chiefly modern / By F. Freiligrath. Stuttgart, 1853 — и статья: Carlyle J. Corn-Law Rhymes // Edinburgh Review. 1832. T. 55.

⁸ См. письмо 5 и примеч. 4 к нему.

⁹ Так Стороженко называет в переписке младшего брата Веселовского Алексея Николаевича, окончившего в 1860 г. Александровский кадетский корпус и выпущенного в Рязанский пехотный полк поручиком. См. о нем выше, с. 213.

¹⁰ См. примеч. 7 к письму 2.

4

Начало декабря 1893 г. Москва

Милый друг,

Пишу тебе несколько слов, чтобы поблагодарить тебя за твою книгу о Боккаччьо.¹ Я прочел предисловие, введение и просмотрел, насколько можно просмотреть такую махину в два часа, и пока могу только положить в рот палец удивления. По моему мнению, это лучшее, что ты когда-либо написал. И знаешь почему? Потому что ты, — может быть, сам того не подозревая, — скрытый романтик. В твоих прежних работах, имевших хорошие Untersuchungen, {разыскания (нем.)} негде было проявиться ни твоему романтизму, ни твоему поэтическому чутью. Но когда тебе пришлось говорить о поэзии, твое поэтическое чувство, долго и тщательно подавляемое, вспыхнуло ярко, и в некоторых местах ты говоришь о Боккаччьо, как может говорить Брандес² и как никогда не скажет Gaston Paris.³ На праздниках на досуге начитаюсь всласть твоей книги и тогда сообщу тебе мое мнение, а пока мысленно целую тебя за нее в твои жирные отелловские губы. Завтра занесу экземпляр Буслаеву — и кстати побываю у него, я не был у него уже несколько лет. Докторство поручика оттолкнуло его от меня, зная, что он выражается обо мне не особенно любезно, я избегал бывать у него, а теперь это будет прекрасный повод навестить почтенного и почти слепого старца.⁴ Тихонравов поручил благодарить тебя за письмо, он теперь сильно болен воспалением в легких, которое при его возрасте может кончиться очень плохо. Я и жена навещаем его каждый день, но избегаем говорить с ним, потому что ему запрещено разговаривать. Хуже всего то, что он считается сам причиной своей болезни. У него была простая инфлуэнца, осложненная бронхитом, он высунул голову в форточку — получил воспаление в одном легком. Так как жар был сильным, то он потребовал воды со льдом, дура горничная ему подала, он выпил целых три кружки — и через несколько часов воспаление перешло на второе легкое. Если бы ты видел, как он жалок! Совершенно упал духом и говорит только о смерти.⁵ До свидания, будь здоров!

Твой .

P. S. Корелин⁶ недавно переехал на новую квартиру, и адреса его я не знаю. Адресуй ему прямо в университет, так как он теперь экстраординарий, зовут его Михаил Сергеевич.

Обращаю твое внимание, что в присланном мне экземпляре недостает одного листа (нет 369—385 стр<аниц>), но зато два 25-х листа. Неужели это во всех экземплярах?

P. S. Жена тебе кланяется. Передай наш общий привет Е<лене> А<лександровне>.

Хранится: No 726, л. 26—27.

Датируется по содержанию.

¹ Т. 1 двухтомного труда Веселовского ‘Боккаччьо, его среда и сверстники’ явился результатом изучения им творчества Боккаччо в конце 1880—1890-х гг. Вышел в свет в середине ноября 1893 г.

² Георг Брандес (Brandes) (1842—1927) — датский литературный критик и публицист.

³ Гастон Парис (Paris) (1839—1903) — выдающийся французский филолог-романист, профессор Коллеж де Франс, член Академии надписей и изящной словесности (1876) и Французской Академии (1896).

⁴ Речь идет о докторской диссертации Алексея Н. Веселовского, которую представляли Совету историко-филологического факультета Стороженко и Н. С. Тихонравов. Среди голосовавших против ее утверждения к защите был Ф. И. Буслаев.

⁵ Тихонравов скончался 9 декабря 1893 г.

⁶ Михаил Сергеевич Корелин (1855—1899) — историк, профессор Московского университета, автор трудов о культуре Средневековья и Возрождения, основанных на огромном количестве новых источников.

5

24 июля 1899 г. Мармизовка

Мармизовка. 24 июля 1899.

Я очень был рад получить от тебя весточку, милый ! Мы уже оба в таком возрасте, что нам нужно частенько переписываться друг с другом, а то, пожалуй, и не опомнимся, как окачурится кто-нибудь из нас. Впрочем, нынешним летом я чувствую себя: сравнительно хорошо, настолько хорошо, что бросил всякое лечение и преисправно объедаюсь превкусными снадобьями малороссийской кухни. Года два тому назад смерть сильно кокетничала со мной, не раз привлекала к себе, не раз отталкивала, наконец, видя, что я не созрел еще для Дантова ‘Ада’, оставила меня в покое, и я пользуюсь этим перемирием, чтобы в последний раз накушаться вареников и с сыром, и с вишнями и запить все это доброй сливянкой. Приехал я сюда в сильном унынии и от Пушкинских праздников, которые окончились систематической травлей нашего Общества (в ‘Моск<овских> вед<омостях>‘) за реферат Якушкина (которого выслали за это на два года из Москвы в Ярославль),¹ и от пожара, который за две недели до нашего приезда истребил две конюшни и всех наших рабочих лошадей (32 больших и 5 жеребят). Приехавши сюда и видя, что без лошадей нельзя вести хозяйство, я хотел было отдать имение в аренду, но соседи убедили меня, что при таком урожае и при таких хороших ценах на хлеб отдать в аренду хорошо устроенное имение — просто безумие: они мне достали денег на очень выгодных условиях, сам я получил около 1000 р<ублей> страховой премии за сгоревшие постройки, и, благодаря всему этому, лошадиный персонал снова пополнен и хозяйство идет своим чередом. К сожалению, отдохнуть мне этим летом не придется по следующим причинам: 1) я редактирую второй том русского перевода Брандеса, ² 2) послал в ‘Вестник Европы’ статью ‘Психология любви и ревности у Шекспира’ для сентябрьской книжки,³ 3) работаю над актовой речью, темой которой я избрал vexata questi {спорный вопрос (лат.)} ‘Сонетов’ Шекспира, и, в 4-х) готовлюсь к диспуту Котляревского,⁴ который будет либо в сентябре, либо в октябре. О книге Котляревского я другого мнения, чем ты, хотя нахожу немало недостатков в плане и частностях. По-моему, эта книга ученая, потому что написана по источникам и потому что изложению предшествовала солидная практическая работа, каковая не бывает в книгах, имеющих фельетоновый характер, впрочем, в этом убедится всякий, кто будет сопоставлять ее с Брандесом, Шаховым⁵ и т. д. Ты спрашиваешь, что был о такого в речи Якушкина, что могло вызвать происшедшую бурю? Хотя я внимательно слушал эту речь, но не нашел в ней ничего противузаконного, за исключением двух стихов из послания Пушкина к Чаадаеву, которые обыкновенно означаются точками во всех изданиях:

Товарищ, верь, взойдет она,

Заря пленительного счастья,

И на обломках самовластья

Напишут наши имена.⁶

Но, как нарочно, никто из обличителей Якушкина не обратил внимания на эти стихи. Суть же речи Якушкина можно вкратце формулировать т<аким> о<бразом>: сочувствуя идеям передовых людей двадцатых годов, Пушкин не был революционером, не верил в насильственный переворот, но имел намерение проводить основные идеи декабристов (свободу печати, освобождение крестьян) легальным путем, через журналистику, для каковой цели и стал издавать журнал. Оставшись верным идеям декабристов, П<ушкин> не мог не играть в царствование Николая I двойственной роли, что причиняло ему большие нравственные страдания. За это-то больше всего опрокинулись на Якушкина, называли его клеветником Пушкина. Но, спрашивается, разве могло быть иначе? Разве П<ушкин> был сумасшедший, чтобы раскрыть свои карты перед Николаем? Двойственность его роли условливается временем, а не его характером. Вот и все. Самое лучшее было бы напечатать реферат Якушкина, но ведь ни один журнал его не возьмет. При случае сообщи эту историю президенту Академии, может быть, он заступится за бедного Якушкина.

Addio! {Прощай! (ит.)}

Твой .

Передай сердечный привет всем вашим — очень жалко, что твой сын вступает в университет в такое скверное и непрочное время, когда мы не дождемся, когда из него уйдем.

Хранится: No 726, л. 45—46.

¹ Стороженко в качестве председателя организационного комитета празднеств по поводу столетия со дня рождения Пушкина (1899) при Обществе любителей русской словесности постарался привлечь к участию в них свежие силы, отобрать для публичного чтения оригинальные и глубокие по содержанию научные доклады. Однако деятельность организаторов торжеств вызвала нарекания сверху. Ср. об этом в недатированном письме Стороженко к Веселовскому: ‘Извини, что долго не отвечал тебе, — виною всему суета, сопряженная с Пушкинскими праздниками, которые наконец окончились, и теперь мы пожинаем их плоды. Третьего дня обер-полицмейстер потребовал от меня текст адреса Муромцева из Юридического общества, вчера — текст реферата Якушкина, а попечитель — текст двух рефератов — Якушкина и Иванова. Весь сыр-бор загорелся от доносных ‘Моск<овских> вед<омостей>‘, которые, желая отличиться, стали утверждать, что О<бщество> л<юбителей> р<усской> с<ловесности> клевещет на Пушкина, что Якушкин выставляет Пушкина <...> революционером и т. д.’ (No 726, л. 47). Сам Веселовский также принимал участие в пушкинских торжествах, выступив с речью ‘Пушкин — национальный поэт’ (см. выше, с. 242).

² Стороженко редактировал перевод ‘Главных течений в европейской литературе XIX века’, осуществленный В. Н. Неведомским (1881—1893).

³ Статья появилась в ‘Вестнике Европы’ (1899. No 9. С. 153—172).

⁴ Нестор Александрович Котляревский (1863—1925) — историк литературы, с 1909 г. — академик, первый директор Пушкинского Дома. На диспуте в связи с защитой магистерской диссертации Котляревского ‘Мировая скорбь в конце прошлого и в начале нашего века’, состоявшемся 17 октября 1899 г., по свидетельству очевидца В. И. Пичеты, ‘Н. И. Стороженко, одна сплошная доброта, и А. Н. Веселовский дали общую оценку книге Котляревского, ограничившись отдельными замечаниями’ (Московский университет в воспоминаниях современников. М., 1989. С. 583—596).

⁵ Имеются в виду труд Г. Брандеса ‘Главные течения в европейской литературе XIX века’ (1872—1890) и книга историка западной литературы Александра Александровича Шахова (1850—1877) ‘Гете и его время’ (1891) (лекции 16 и 17).

⁶ Неточная цитата из послания А. С. Пушкина ‘К Чаадаеву’ (1818).

ИЗ ПИСЕМ К ВЕСЕЛОВСКОМУ

Н. И. Стороженко

1

2

3

4

5

Читайте также: