Письма к А. Н. Веселовскому, Мережковский Дмитрий Сергеевич, Год: 1902

Время на прочтение: 9 минут(ы)
Наследие Александра Веселовского. Исследования и материалы
С.-Пб, ‘Наука’, 1992

ИЗ ПИСЕМ К ВЕСЕЛОВСКОМУ

Д. С. МЕРЕЖКОВСКИЙ

Публикация М. Ю. Кореневой

Среди писем, адресованных Веселовскому, некоторые с точки зрения их содержательности можно отнести как бы к периферии его эпистолярного наследия. Материалами такого рода являются пять коротеньких писем Дмитрия Сергеевича Мережковского. Письма эти носят сугубо деловой характер и сами по себе малоинформативны. Однако эти как будто незначительные документы дополняют некую общую картину, помогают ‘открыть’ фрагмент общественной жизни, в котором отразились достаточно масштабные явления того времени. Они позволяют в какой-то мере судить о той роли, которую Веселовский играл в интеллектуальной жизни Петербурга не только как историк культуры, но и как человек, живо откликавшийся на самые разнообразные явления современной литературы, истории, философии. Контакты с Мережковским в этом смысле являются показательными, ибо литературная деятельность последнего вряд ли могла быть сочувственно воспринята исследователем, который, в сущности, был далек от ‘модных’ литературных течений. Для Мережковского же Веселовский был прежде всего авторитетным ученым, к мнению которого прислушивались многие маститые писатели, критики, переводчики. Не случайно Мережковский старался привлечь его к обсуждению своей исторической прозы, когда было организовано публичное чтение фрагментов романа ‘Леонардо да Винчи’ в Литературном обществе. По этому поводу он, в частности, писал П. И. Вейнбергу: ‘Не пригласить ли Веселовского — он знаток той эпохи’.1 Обращаясь к Веселовскому в публикуемых ниже письмах, Мережковский также рассчитывал на авторитет ученого в литературных кругах.
В комментарий к письмам не включены разъяснения по поводу тех отраженных в них отдельных эпизодов общения Мережковского и Веселовского, которые составляют некие целостные сюжеты. Это, во-первых, сложные обстоятельства, которые сопутствовали появлению в печати книги Мережковского ‘Лев Толстой и Достоевский’, а во-вторых, его выступление на тему ‘Гоголь и о. Матвей’.
Первые четыре письма относятся к тому периоду, когда Мережковский готовился к докладу на тему ‘Любовь и смерть у Льва Толстого’. Доклад представлял собой фрагмент книги ‘Лев Толстой и Достоевский’, публиковавшейся в 1901—1902 гг. на страницах журнала ‘Мир искусства’ и тогда же вышедшей отдельным изданием. Понимая, какой будет реакция критики на это сочинение, Мережковский начал искать возможности выступить в открытой дискуссии по тем религиозно-философским вопросам, которые были подняты в книге. 6 февраля 1901 г. состоялось публичное чтение доклада Мережковского ‘Отношение Льва Толстого к христианству’ в Философском обществе при Петербургском университете.2 Лекция вызвала большой общественный резонанс. Отклики были в основном резко отрицательные,3 общественное мнение было не на стороне Мережковского, и это тут же сказалось на судьбе его дальнейших выступлений. Так, Литературный фонд, в пользу которого было намечено чтение лекции ‘Лев Толстой и Наполеон-Антихрист’, отменил уже назначенное выступление. Это вызвало негодование Мережковского, который разослал во все редакции возмущенное письмо, опубликованное, в частности, в журнале ‘Мир искусства’.4 В ответ на это многие газеты и журналы выступили в поддержку решения Литературного фонда.5 20—22 февраля 1901 г. вышло ‘Определение Святейшего синода No 557 с посланием верным чадам Православныя Грекороссийския Церкви о графе Льве Толстом’, акт, вызвавший широкое обсуждение не только в России, но и в Европе.6 В такой ситуации, когда все внимание общественности было приковано к Толстому, книга Мережковского ‘Лев Толстой и Достоевский’, печатание которой продолжалось в ‘Мире искусства’, и недавно прочитанный доклад воспринимались уже просто как кощунственные факты, а те редкие положительные отклики, что проскальзывали на страницах журналов, проводивших ‘антитолстовскую’ кампанию, лишь усугубляли общее негативное отношение к этой работе Мережковского.7 Мережковский продолжает работать над книгой и пишет ее последнюю часть ‘Лев Толстой и русская церковь’.8 Одновременно он готовится к публичным выступлениям — на этот раз в кружках, в которые он входил как полноправный действительный член, в частности в Литературном кружке9 и в Неофилологическом обществе при Петербургском университете.10 Неофилологическое общество, руководимое Веселовским, было своего рода центром теоретических исследований в области сравнительного литературоведения, отличительной чертой его был академизм, который сказывался и в выборе тем для докладов, и в характере их обсуждения: основное внимание уделялось толкованию отдельных памятников, выяснению генезиса тех или иных устойчивых мотивов. Вместе с тем ‘общество ученое по духу и замыслам не сторонилось &lt,…&gt, от жизни’ ‘ и устраивало чтения на темы, далекие от чисто академической науки. К таким темам можно, очевидно, отнести и доклад Мережковского. На полное понимание слушателей докладчик вряд ли мог рассчитывать. Об отношении членов Неофилологического общества (и, в частности, его председателя Веселовского) к ‘новой’ литературе можно судить, например’ по воспоминаниям П. П. Перцова, описывающего одно из заседаний общества, которое было посвящено как раз такой ‘неакадемической’ теме: ‘Символизм был в моде на прошлой неделе, — писал я В. Я. Брюсову, — и Петербург мог слышать речи о нем pro и contra. П. И. Вейнберг ‘разносил’ символистов &lt,…&gt, в Неофилологическом обществе. Ему вторили Александр Веселовский и Лисевич, рассказывавший анекдоты о знакомых ему сумасшедших. Мережковский возмутился духом и заявил, что поэты должны быть больны ex professio и что здоровье есть пошлость’.12 Очевидно понимая это и помня о многочисленных нападках, вызванных чтением в Философском обществе, Мережковский отказался от темы ‘Лев Толстой и русская церковь’, которая сразу бы связала его рассуждения с ситуацией ‘вокруг’ Толстого, и предложил тему на первый взгляд более или менее отвлеченную — ‘Любовь и смерть у Льва Толстого’. Доклад состоялся 3 декабря 1901 г.13 Обсуждение прошло достаточно спокойно. Чтение в кружке, возглавляемом авторитетным ученым, было существшной поддержкой в той борьбе за ‘аудиторию’, которую вел Мережковский. Одновременно Мережковский пытается организо&ать чтения в Москве. Первоначально лекция о Толстом в Москве была запрещена.14 Мережковский изменил тему и предложил доклад о Достоевском, но и эта тема была отклонена.15 Лишь после хлопот В. Я. Брюсова, обратившегося за помощью к Ю. П. Бартеневу (цензор Московского комитета по делам печати) и Ю. И. Айхенвальду, удалось добиться разрешения на проведение заседания в Психологическом обществе при Московском университете с выступлением Мережковского ‘Русская культура и религия’ (состоялось 6 декабря 1929 г.).16 Параллельно с организацией всех этих чтений Мережковский принимал участие в создании Религиозно-философского общества. Первое религиозно-философское собрание состоялось 29 ноября 1901 г. Уже в декабре Мережковский читает здесь доклад ‘Лев Толстой и русская церковь’.17 После этого заседания Мережковский практически не возвращался к данной теме, лишь позднее вышла отдельным изданием книга ‘В тихом омуте’, в которую кроме статьи ‘Лев Толстой и русская церковь’ была включена и статья ‘Лев Толстой и революция’.18 Определив свое отношение к религиозному учению Толстого, Мережковский его уже больше не менял. ‘Изменил во многом мое отношение к историческому христианству, — писал он в 1908 г., — но не к Л. Толстому’.19
Последнее письмо Мережковского к Веселовскому связано с другим сюжетом, в центре которого новая тема Мережковского — религиозная судьба Гоголя. Этой темой Мережковский интересовался уже давно. Более интенсивно он начал работать над ней в 1901—1902 гг., что было связано в какой-то мере с подготовкой литературной общественности к пятидесятилетнему юбилею со дня смерти писателя. В лекции ‘Гоголь и о. Матвей’ основное внимание было уделено последним годам жизни писателя. Доклад был прочитан на десятом заседании Религиозно-философских собраний 18 марта 1902 г., и тогда же было организовано чтение в Лавре, у митрополита Антония.20 Ту же тему Мережковский предложил и для выступления в Неофилологическом обществе, но получил отказ. И все же сам факт обращения Мережковского в Неофилологическое общество представляется весьма существенным. Он свидетельствует не только о том, что Мережковского, имевшего профессиональную аудиторию и широкие возможности обсуждения своих работ, не удовлетворяли дискуссии в ‘узком кругу’, но и о том, что Неофилологическое общество по-прежнему оставалось для него тем? местом, где можно было рассчитывать на непредвзятую критику, на объективный взгляд со стороны. Это было так нужно писателю, воспринимавшему каждый новый шаг на своем литературном пути как шаг, приближающий к созданию новой веры, к спасению человечества.
1 ИРЛИ, ф. 62 (архив П. И. Вейнберга), No 22, л. 18. 340 No М. Ю. Коренева, 1992 г.
2 Тезисы доклада см.: Россия. 1901. No 643, Миссионерское обозрение. 1901. No 2. С. 236—244, Лит. вестн. 1901. Т. 1, кн. 2. С. 249.
3 См.: Лит. обозрение. 1901. No 4. С. 190, Одесса. 1901. No 5241, Восточное обозрение. 1901. No 85, Россия. 1901. No 673, Новое время. 1901. No 8970, 8972, 8974 и др.
4 Мережковский Д. С. ‘Отцы’ и ‘дети’ русского либерализма // Мир искусства. 1901. No 1. С. 126—128.
5 См., например: Вестн. Европы. 1901. No 5. С. 433, Новости. 1901. No 149.
6 См. библиографический обзор журнальных статей и отдельных изданий по поводу послания св. Синода о графе Л. Толстом (Вера и церковь. 1901. No 8. С. 519—530).
7 См., например: Чудносов М. Кто заполнит бездну? // Новые сочинения. 1901. No 4. С. 93, (Михайловский Н. К.) [Рец. на кн.: Мережковский Д. С. Лев Толстой и Достоевский. СПб., 1901] // Рус. богатство. 1901. No 5. С. 85—87, Сементковский Р. И. ‘Христос и Антихрист’ г. Мережковского // Ежемес. прил. к журн. ‘Нива’. 1901. No 5. С. 162, Шестов Л. О книге Д. С. Мережковского// Мир искусства. 1901. No 8—9. С. 131.
8 См. об этом в его письме к П. П. Перцову от 12 сентября 1901 г. (ИРЛИ, P. III, оп. 2, No 1328, л. 4).
9 См. список членов Литературно-драматического общества (ИРЛИ, архив Я. П. Полонского, No 12826).
10 В работе этого общества Мережковский принимал участие с момента его основания.
11 Петров Д. К. Двадцать пять лет жизни Неофилологического общества. 1885—1910 // Записки Неофилологического общества при императорском Санкт-Петербургском университете. СПб., 1910. Вып. 4. С. 8.
12 Перцов П. П. Литературные воспоминания. Л., М., 1933. С. 221.
13 См.: Отчет о деятельности Неофилологического общества при императорском Санкт-Петербургском университете за 1901 год // Отчет о состоянии и деятельности императорского Санкт-Петербургского университета за 1901 год. СПб., 1902. С. 126. Несколько ранее, 26 ноября 1901 г., доклад на эту же тему был прочитан в Литературном кружке.
14 См. письмо Мережковского к С. А. Полякову от 22 октября 1901 г. (ИРЛИ, ф. 240, оп. 1, No 79, л. 1).
15 См.: Брюсов В. Я. Дневники. 1891 — 1910. М., 1927. С. 107.
16 О том, как проходило заседание, см.: Там же. С. 111.
17 Протокол третьего заседания Религиозно-философских собраний в Петербурге: Записки Религиозно-философских собраний // Новый путь. 1903. No 2. С. 57—107.
18 Мережковский Д. С. В тихом омуте. СПб., 1908.
19 Там же. С. 301.
20 См.: Гиппиус З. Живые лица. Мюнхен, 1971. С. 36.

1

Октябрь 1901 г. С.-Петербург

Литейная, 24, кв. 33.

Глубокоуважаемый Александр Николаевич,
У меня есть лекция ‘Любовь и смерть у Л. Толстого’, которую я мог бы прочесть в Неофилологическом обществе. Но условие мое, чтобы заседание было публичное. Если возможно, то хотелось бы и прений. Мое отношение к Толстому, хотя и совершенно цензурное, но не враждебное, а скорее сочувственное. Если хотите переговорить, то назначьте лишь час, я приду. Лекция совершенно готова и переписана. Очень жаль, что не могу прийти в понедельник. Жду ответа.

Дмитрий Сергеевич Мережковский.

P. S. Если Вы не имеете книги моей ‘Л. Толстой и Достоевский’, то я Вам ее пришлю.
Хранится: No 528, л. 1.
Датируется по связи с письмом 2.

2

1 ноября 1901 г. С.-Петербург

1 ноября 1901.
Литейная, 24, кв. 33.

Многоуважаемый Александр Николаевич!
Я не знаю, могу ли я читать 12-го. Мне придется, быть может, поехать в Москву, где я пробуду от 10 до 20 ноября, — предполагаю читать там лекцию публичную ‘Сверхчеловек у Достоевского’. Но не знаю, разрешат ли. Надеюсь узнать об этом наверное в понедельник или во вторник. Тогда Вас и извещу немедленно. Если же до тех пор нельзя подождать с повестками, то назначьте другое чтение на 12 ноября, а мой доклад отложите до декабря. Сейчас у меня нет под рукой книги: я Вам ее передам при свидании лично.

С глубоким уважением
Д. Мережковский.

Хранится: No 528, л. 2.

3

4 ноября 1901 г. С.-Петербург

4 ноября 1901.
Литейная, 24.

Многоуважаемый Александр Николаевич,
К сожалению, 12 декабря мне придется быть в Москве, а потому читать лекцию в Неофилологическом обществе я не могу в этот день. По возвращении после 20 ноября извещу Вас. Говорят, Толстой умер или умирает.1 Если правда, то, может быть, лучше мне вовсе не читать мой доклад, который, хотя и сочувствен, но в надгробном панегирике не годится?

Искренне преданный Вам
Д. Мережковский.

Хранится: No 528, л. 3.
1 Еще в июле 1901 г. в печати появились сообщения о тяжелом состоянии здоровья Л. Н. Толстого (см.: Рус. вед. 1901. 29 июля), взволновавшие всю читающую Россию. Весь этот год ‘его имя было у всех на устах, — вспоминает П. П. Перцов, — все взоры были обращены на Ясную Поляну, присутствие Льва Толстого чувствовалось в духовной жизни страны ежеминутно’ (Перцов П. Литературные воспоминания. С. 134). В это же время А. С. Суворин записывает в дневнике: ‘Два царя у нас: Николай II и Лев Толстой. Кто из них сильнее? Николай II ничего не может сделать с Толстым, не может поколебать его трон, тогда как Толстой несомненно колеблет трон Николая и его династии’ (Суворин А. С. Дневник. М., Пгр., 1923. С. 263). Учитывая и без того чрезвычайно напряженную ситуацию, власти подготовили распоряжение (от 4 июля), предписывавшее в случае кончины Толстого ‘не допускать никаких демонстративных речей и манифестаций’ (Былое. 1917. No 2. С. 111). Вскоре Толстому становится лучше, о чем незамедлительно сообщили многие газеты и журналы. В сентябре Толстой собирается ехать на юг. Опасаясь манифестаций, Главное управление по делам печати запрещает печатать какие бы то ни было сведения о переезде Толстого (см.: Розенберг Вл. Л. Н. Толстой и ‘Русские ведомости’ // Рус. вед. 1911. No 256). На юге состояние здоровья Толстого снова ухудшается, в печать, однако, эти сведения не просачиваются, и информация быстро распространяется в виде ‘слухов’. С юга доходят тревожные сведения о том, что Толстой при смерти. Так, А. П. Чехов в письме О. Л. Книппер сообщает: ‘Если, не дай Бог, случится что, то я извещу тебя телеграммой, назову его в телеграмме ‘дедушкой’, иначе, пожалуй, не дойдет’ (Чехов А. П. Полн. собр. соч. и писем. М., 1950. Т. 19. No 3310). Многие связывают ухудшение здоровья Толстого с его ‘отлучением’, возлагая всю вину на К. П. Победоносцева, который, в свою очередь, обеспокоенный необычайным возмущением общественности, пишет в это время заведующему Синодальной типографией в Москве С. Д. Войту: ‘Теперь в Москве головы помутились у студентов по случаю ожидаемой смерти Толстого, и меня повсюду прославили виновником его отлучения. В таких обстоятельствах благоразумие требует не быть мне в Москве, где укрыться невозможно’ (Летописи Государственного Литературного музея. М., 1948. Кн. 127. С. 176). Вскоре, однако, общественное мнение было успокоено известиями о том, что писателю стало значительно лучше, о чем было сообщено во многих газетах и журналах.

4

21 ноября 1901 г. С.-Петербург

Среда.

Многоуважаемый Александр Николаевич,
Я вернулся. Лекция моя ‘Любовь и смерть у Л. Толстого’ к Вашим услугам. В этот понедельник, 26 ноября, я ее читаю в Литературном об&lt,щест&gt,ве. Не назначить ли ее на следующий понедельник, т. е. 3 декабря? Это было бы для меня самое удобное. А то боюсь, что потом придется опять уезжать. Слухи о смерти Толстого оказались сплетнею, а потому я, с моей стороны, не вижу никаких препятствий читать. Ставить тезисов я не буду: прения возникнут сами собою наверное. Известите, пожалуйста, заранее, могу ли я читать в предложенный мне день.

Искренне преданный Вам
Д. Мережковский.

Хранится: No 528, л. 4. Датируется по содержанию.

5

14 марта 1902 г. С.-Петербург

14 марта 1902 г.

Глубокоуважаемый Александр Николаевич,
У меня есть доклад ‘Гоголь и о. Матвей’. Если тема подойдет, я готов прочесть его в Неофилологическом обществе. Черкните два слова в ответ.

Искренне преданный Вам
Д. Мережковский.

Литейная, 24, кв. 33.
Дмитрий Сергеевич Мережковский.
Хранится: No 528, л. 5.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека