ПИСЬМА ИЗЪ ИТАЛІИ.
ПИСЬМА ИЗЪ ИТАЛІИ.
СОВРЕМЕННЫЕ ПИСАТЕЛИ.
СОВРЕМЕННЫЕ ПИСАТЕЛИ.
I. Идеалы итальянскихъ романистовъ.
I. Идеалы итальянскихъ романистовъ.
——
——
——
Л. Рускинъ.
‘Сверный Встникъ’, No 1, 1893
Письма из Италии, Фирсов Николай Николаевич, Год: 1893
Время на прочтение: 12 минут(ы)
Типографскій станокъ въ Италіи работаетъ весьма дятельно. Ежегодно появляется до 120,000 {Bollettino delle publicazioni italiane. Изд. Націон. Библіотеки во Флоренціи.} новыхъ книгъ. Есть много мелкихъ городковъ, грамотность населенія которыхъ выражается какими-нибудь 20 процентами, грамотность же приписанныхъ къ нимъ сельскихъ округовъ не превышаетъ 2—3-хъ процентовъ. Однако и въ этихъ городкахъ существуютъ типографіи, изрдка выходятъ книги, и непремнно печатаются газеты. Правда, значительная доля періодическихъ изданіи глухой провинціи возникаетъ подъ вліяніемъ политическихъ или мстно-административныхъ выборовъ, какъ грибы подъ дождемъ, и потомъ быстро погибаютъ, какъ грибы въ засуху, но на мсто погибшихъ скоро появляются новыя, и общее количество выходящихъ во всякую данную минуту газетъ, и прочныхъ и непрочныхъ, доходитъ до нсколькихъ тысячъ. Въ крупныхъ же интеллигентныхъ центрахъ, такъ называемыхъ по старой памяти столицахъ — Неапол, Флоренціи, Палермо, Милан, Венеціи, Турин, Болоньи, Бари и т. д., кром кометообразныхъ газетъ, выходить по 10—20 и боле журналовъ прочныхъ, солидныхъ, имющихъ обширный и обезпеченный кругъ читателей.
Во всей этой масс печати беллетристик удляется не мало мста. Ежегодно выходитъ до 400 книгъ романовъ, повстей, сборниковъ, очерковъ и разсказовъ. Правда, ежемсячныхъ журналовъ, печатающихъ беллетристическія произведенія, весьма мало. Nuova Antologia, издаваемая въ Рим по образцу парижскаго Revue des deux Mondes, представляетъ едва ли не единственный, заслуживающій вниманія журналъ этого рода. Но зато нтъ ни одной ежедневной или еженедльной газеты, прочной или мимолетной, которая бы не угощала публику разсказами и изо-дня въ день не печатала фельетонныхъ романовъ.
Сбытъ данной газеты въ данный промежутокъ времени въ значительной степени зависитъ отъ интереса, который возбуждаетъ въ публик печатаемый въ фельетонахъ романъ. Приманивая читателей интересными романами, органы извстныхъ политическихъ или научно-административныхъ партій пропагандируютъ потребныя для послднихъ идеи, пріобртаютъ для нея сторонниковъ. Есть газеты весьма распространенныя и во всхъ отношеніяхъ заслуживающія уваженія, которыя кром обычныхъ періодическихъ сроковъ подписки: на годъ, полъ-года и т. д., объявляютъ подписку на столько дней, сколько будетъ длиться печатаніе романа. Едва ли изданіе достойнйшей изъ итальянскихъ газетъ могло бы окупиться, если бы она выходила безъ излюбленнаго ‘appendice’ (фельетопнаго романа). Съ другой стороны можно указать весьма плохонькіе журналы, зарабатывающіе хорошія деньги, только благодаря ловкому выбору фельетонныхъ романовъ. Кром того, романы выходятъ еще періодическими выпусками (отъ 2 до 4-хъ въ недлю), каждый выпускъ стоимостью одинъ, много два су. При такомъ обиліи беллетристики, разумется, появляется много пустоцвта, который однако находитъ слишкомъ много благосклонныхъ читателей. Но выходитъ немало и талантливыхъ вещей. На родин Данте, Боккаччіо и Манцони литературныя дарованія не изсякли. Романы Матильды Серао, народо-описательныя повсти и очерки двухъ друзей-сициліанцевъ Верга и Капуана почти вс извстны въ Россіи, въ переводахъ. Умныя, задушевныя и правдивыя повсти Фарина появляются въ Германіи иногда ране, чмъ въ Италіи. Бытописателя и знатока неаполитанскаго юга, Мастріани, мало знаютъ заграницей, но по даровитости и плодовитости онъ стоитъ выше Дюма-отца (котораго онъ почти ровесникъ) и котораго превосходитъ врностью воспроизведеній событій и типовъ. Маститый гарибальдіецъ Варили считается небезосновательно крупной звздой на итальянскомъ литературномъ небосклон. Мы перечислили только извстнйшихъ. Вс эти писатели пишутъ очень много: каждый, кром мелкихъ вещицъ, по два, по три романа въ годъ, а Варили доходитъ до 7. Посл обновленія Италіи въ 60-хъ годахъ и общество, и народъ доставляютъ обильный и интересный въ культурномъ отношеніи матеріалъ, и всякій иметъ право ожидать, что современный итальянскій романъ содйствуетъ развитію самопознанія молодой націи и поступательному движенію ея прогресса. Посмотримъ, на сколько эти ожиданія оправдываются.
Чтобы уяснить себ общественное значеніе романа послдняго двадцатилтія, необходимо нсколько ознакомиться съ характеромъ беллетристики до-объединительнаго періода.
По форм типъ современнаго итальянскаго романа значительно разнится отъ типа романовъ 30-хъ — 50-хъ годовъ текущаго вка, но, какъ изображеніе итальянской дйствительности, итальянской жизни, романъ нашихъ дней родной сынъ произведеній Мандони, д’Азельо, Гверацци, Сильвіо Пеллико {Manzoni, d’Azeglio, Guerrazzi, Silvio Pellico.}. Эти романисты писали въ то время, когда только что подготовлялось на ихъ родин обновительно-объединительное движеніе, плодами котораго пользуются писатели современные. Въ художественномъ отношеніи они были романтиками, подражателями Вальтеръ-Скотта и Гюго, ихъ міровоззрніе и методъ изслдованія были гегеліанскіе, цль ихъ стремленій была возрожденіе родины, свободное развитіе ея духовныхъ силъ, цль эта была имъ такъ дорога, что стремленіе къ ней обращалось въ ихъ произведеніяхъ въ тенденціозность. Свое дарованіе, свои созданія они главнымъ образомъ приспособляли къ тому, чтобы воодушевить своихъ соотечественниковъ стремленіемъ къ идеалу. Въ исторической и критической литератур господствовало то же направленіе. Между тмъ для самихъ писателей, какъ и для большинства ихъ передовыхъ сверстниковъ, практическая цль стремленій не была вполн ясна. Одни провидли ее въ установленіи общей для всей Италіи конституціонной монархіи, другіе — въ союз республикъ, на манеръ Сверо-Американскихъ Штатовъ, третьи даже въ свтскомъ господств добродтельно-либеральнаго папы, нкоторые въ возвращеніи къ наполеоновскому режиму и политическимъ планамъ Бонапарта. Средства достиженія цли были еще мене ясны, чмъ самая цль. Передовымъ людямъ того времени (ихъ было относительно немного и немногіе талантливые романисты и писатели стояли въ ихъ глав) было ясно только одно: въ массахъ соотечественниковъ необходимо пробудить сознаніе тяготящаго на нихъ зла, стремленіе избавиться отъ чужеземнаго господства и увренность въ возможности спасти родину собственными силами.
Вс четыре исчисленныхъ нами романиста (въ особенности д’Азедьо, Гверацци и Пеллико, писавшіе боле поспшно, боле страстно, чмъ престарлый, уравновшенный до художественнаго олимпизма, Манцони) были пропагандистами политической идеи и политическаго движенія.
Пропаганда затруднялась не только отсутствіемъ ясныхъ практическихъ перспективъ, но и общими политическими условіями. Даже въ Пьемонт, даже такому благонамренному, завдомо и неизмнно преданному монархіи писателю, какимъ былъ Массимо д’Азельо, впослдствіи первый министръ короля Италіи, нельзя было вполн откровенно высказывать свои виды на будущее Италіи, а тмъ паче прямо указывать на язвы настоящаго.
Мотивы для романовъ, примры патріотическаго мужества приходилось, слдовательно, искать въ отдаленномъ прошломъ, за давностію времени считавшемся безобиднымъ и въ габсбургской Вн, и въ папскомъ Ватикан, и въ бурбонскомъ Неапол. Однако исторія отдаленнаго прошлаго Италіи представляла очень мало подходящихъ матеріаловъ и по многимъ причинамъ. Цльнаго, самостоятельнаго, объединеннаго политическаго тла итальянская нація не составляла въ теченіе многихъ предшествовавшихъ вковъ. Т, кто въ XIV — XVI вкахъ пытались объединить Италію — папы императоры и мечтателя въ род Ріензи,— совершенно иначе, чмъ дятели XIX вка, понимали объединеніе, носителями объединительной силы въ т времена былъ не итальянскій народъ, а могущественные чужеземцы или феодальные властители, руководившіеся не любовью къ Италіи, а личными властолюбивыми цлями, истинные итальянскіе патріоты должны были искать у этихъ чужеземцевъ или эгоистовъ опоры, и находили ее на столько, на сколько она была выгодна для послднихъ. Отдльныя политическія единицы республики, провинціи и города, непрестанно враждовали между собой изъ-за преобладанія въ той или другой части государства, и также искали поддержки то у папы, то у австрійцевъ, то у французовъ. Вслдствіе раздробленности государства патріотизмъ былъ весьма узкій и безусловно мстный. Генуя соперничала съ Венеціей, Флоренція съ Пизой. Эта раздробленность оставила въ Италіи такіе глубокіе слды и до нашихъ дней, какихъ вы не встртите ни въ какомъ другомъ государств, ни во Франціи, ни въ Германіи, ни въ Великобританіи. Шотландецъ, гордящійся тмъ, что онъ шотландецъ, все-таки признаетъ себя боле англичаниномъ, чмъ сициліанецъ, напримръ, считаетъ себя итальянцемъ. Намъ случалось встрчать на юг Италіи простолюдиновъ, которые даже не знаютъ, что такое Италія, и итальянскаго короля Гумберта называютъ не иначе какъ королемъ неаполитанскимъ. Жители двухъ сосднихъ провинцій едва понимаютъ другъ друга, а римлянинъ буквально не понимаетъ ни одного южно-сициліанскаго слова и vice-versa. Простонародье повсюду еле-еле разуметъ настоящій итальянскій языкъ. Когда извстный итальянскій ученый Маміани (недавно скончавшійся) заговорилъ въ глухой тосканской деревушк съ попавшимися ему мужиками, они видимо его не понимали. При помощи нкоторыхъ, извстныхъ ему, мстныхъ словъ профессоръ, наконецъ, объяснилъ, что ему надо, и добавилъ: ‘какъ это вы меня не поняли, кажется я изрядно говорю по-итальянски’. ‘Для англичанина вы недурно говорите по-итальянски’, отвчали мужики, для которыхъ хорошій итальянскій языкъ мало чмъ отличается отъ англійскаго. Между тмъ тосканское нарчіе считается напближайшимъ къ итальянскому языку еще со временъ Данте. Досел ‘forestiè,re’ (чужеземецъ) называютъ въ любомъ итальянскомъ город всякаго, кто въ немъ не родился. Римлянинъ въ Неапол, туринецъ въ Палермо и обратно — будетъ forestiè,re. Подъ словомъ ‘patria’ не только простолюдинъ, но и большинство образованныхъ людей понимаютъ исключительно городъ или село, въ которомъ они родились. Конечно нсколько сотъ лтъ тому назадъ вс эти особенности были еще рзче, и понятіе о ‘patria’ еще уже. Честнйшіе люди того времени, искреннйшіе патріоты, то сражались подъ знаменами французскаго короля, то становились въ ряды имперскихъ войскъ, то осаждали папскій Римъ, то предлагали свой мечъ къ услугамъ папскаго коммисара, помогавшаго дому Медичи возстановить свою власть надъ изгнавшей ихъ демократической Флоренціей и каждый разъ, по разнороднымъ соображеніямъ, эти люди были уврены, что жертвуютъ собой для блага родины — ‘patria’. Этой увренностію руководились лучшіе люди, заурядные же воины итальянцы, относившіеся къ боевой жизни, какъ къ ремеслу, т. е. огромное большинство, переходили отъ одного предводителя къ другому, ни мало не заботясь на благо или во вредъ ихъ родины этотъ предводитель поднимаетъ оружіе, народныя массы были инертны.
Таково въ общихъ чертахъ было состояніе Италіи въ эпоху, изъ которой черпали матеріалы для своихъ романовъ Гверацци, д’Азельо, Манцони. Подходящихъ для цлей этихъ писателей историческихъ моментовъ было такъ мало, что, какъ д’Азельо, такъ и Гверацци, конечно независимо одинъ отъ другого, пріурочили дйствіе своихъ наиболе цнимыхъ досел и въ художественномъ, и въ этическомъ отношеніи романовъ ко времени осады Флоренціи въ 1530 году императоромъ Карломъ V, союзникомъ папы Климента.
Массимо д’Азельо своей прелестной художественною автобіографіей ‘I тіеі Ricordi’ доказалъ великую мощь своего таланта. Глубокое знаніе человческаго сердца, теплое поэтическое отношеніе къ природ, тонкіе наблюдательность и философскій анализъ, простая, но красивая рчь, эстетическая правда,— все это есть въ его ‘I miei Ricordi’. Т-же литературныя достоинства встрчаемъ мы и въ его романахъ Nicolo de-Lapi и Ettore Fieramosca. Многіе ихъ эпизоды такъ-же эпически прекрасны и жизненны, какъ лучшія страницы гоголевскаго Тараса Бульбы. Общечеловческія стороны человческаго характера очерчены имъ безупречно, но патріотическія свойства и проявленія этихъ свойствъ, какъ отрицательныя, такъ и положительныя, изображены односторонне и, слдовательно, звучатъ фальшиво. Конечно, принимая въ соображеніе политическія обстоятельства и гражданскія чувства, при которыхъ писалъ авторъ, имя въ виду его задушевную альтруистическую цль, идеалъ, къ которому онъ стремился, должно согласиться, что едва-ли онъ могъ иначе писать: чуждый этой односторонности романъ не могъ-бы въ то время производить на читателей желаемаго авторомъ впечатлнія. Этимъ недостаткомъ, находящимъ оправданіе въ патріотическомъ идеализм писателей, страдаютъ не только романы д’Азельо, но и вс романы Гверацци: Беатриче Ченчи, Беневентское сраженіе, Осада Флоренціи, Паскваля Паоло (имя корсиканскаго патріота), и произведенія Неллико, и отчасти даже Манцони.
Авторы, проникнутые достойнымъ глубочайшаго сочувствія стремленіемъ видть свою родину свободною отъ чужеземнаго владычества, объединенною подъ управленіемъ національной власти, избавленную отъ нищеты, невжества, жестокаго произвола и обскурантизма, накопившихся за многія столтія, благодаря иноземному игу и развращающему эгоизму римскаго духовенства, описывали по преимуществу событія и лица, способныя на читателей производить желаемое ими впечатлніе. Клерикалы и папы изображались только какъ источники зла, о заслугахъ-же, оказанныхъ Италіи католицизмомъ и нкоторыми папами, безусловно умалчивалось. На Римъ указывали какъ на будущій внецъ политическаго обновленія родины, но ни разу не намекнули на то, что Римъ былъ обязанъ своимъ возрожденіемъ въ средніе вка исключительно папамъ. Господство Испаніи и Франціи въ разныхъ итальянскихъ провинціяхъ, княженіе Медичи въ Тоскан и т. п. очерчивалось только съ худшей стороны, со стороны несправедливости и эгоизма правительствующихъ классовъ, но совершенно умалчивалось о благопріятной сторон господства чужеземцевъ на Аппенинскомъ полуостров. Кром иныхъ культурныхъ услугъ, папы, Медичи и испанцы оказали содйствіе возрожденію искусствъ и въ значительной степени наукъ, безъ нихъ у Италіи едва-ли были-бы Микель Анджело, Рафаель, Челини и проч. Подавленіемъ отчасти политическаго, и безусловно вреднаго населенію разбойничества, разгромомъ маснадьеровъ, проведеніемъ прекрасныхъ путей сообщенія, снабженіемъ городовъ здоровой водой, зарожденіемъ промышленности и т. д. Италія была обязана испанцамъ и въ значительной степени французамъ. Обо всемъ этомъ беллетристы первой половины нашего вка систематически и намренно умалчивали, поэтому при всхъ своихъ высокихъ достоинствахъ ихъ произведенія на безпристрастнаго читателя нашихъ дней производятъ впечатлніе величавыхъ картинъ, на которыхъ, рядомъ съ безупречно написанными во весь ростъ и со всми подробностями фигурами, стоятъ образы, очерченные большею частью врно, но окрашенные не всми, принадлежащими имъ цвтами, а только тми, которые художникъ считалъ нужнымъ по своимъ разсчетамъ (чуждымъ эстетики и реализма) — взять съ палитры.
Не взирая однако на вс эти недостатки, разсматриваемые нами романы имютъ высокія литературныя достоинства. И даже помимо идеальныхъ побужденій, коими руководились авторы, самые недостатки оправдываются уже тмъ, что эти романы принесли желаемую пользу: произведенія Манцони, д’Азельо, Гверацци воспитали цлое поколніе патріотовъ, добившихся объединенія Италіи, освобожденія ея отъ клерикальнаго ига не только въ матеріальномъ, но и въ умственномъ отношеніи, водворенія въ Рим короля-освободителя, установившаго представительное правленіе. Кром этого политическаго значенія, вышеупомянутыя произведенія имли серьезное литературное значеніе. Въ новой Италіи они обратились въ классическіе образцы, теперь едва-ли найдется школа (кром ультра-клерикальныхъ), гимназія или университетъ, въ которыхъ романы четырехъ романистовъ не изучались-бы такъ же тщательно, какъ прежде изучались Виргилій и Данте. Безъ ошибки можно сказать, что все поколніе современныхъ беллетристовъ воспитывалось на Манцони, Азельо, Гверацци и Пеллико, что оно ими въ ранней юности вдохновлялось.
До 60-хъ годовъ Италія имла очень мало беллетристовъ, кром вышеупомянутыхъ нами четырехъ крупныхъ дарованій, почти не на кого указать. За послднія-же 20 лтъ у нея явились десятки писателей, которыхъ по степени таланта смло можно поставить рядомъ съ Гверацци, д’Азельо и Манцони и даже выше ихъ. Матеріалу у этихъ новыхъ дарованій подъ руками много: объединенная Италія почти что вновь открытая страна. Ихъ мысль и перо свободны. Имъ нтъ надобности, ‘по независящимъ обстоятельствамъ’, рыться въ архивахъ Карла V и сметать прахъ съ хартіи Манфреда. Теперь кругомъ бьетъ ключомъ жизнь молодого народа. Черпай изъ нее что надо, что любо. Одна легендарная, и въ то же время современная, гарибальдійская эпопея съ патріотической точки зрнія стоитъ и осады Флоренціи, и Беневентской битвы, и Барлетскаго поединка, взятыхъ вмст. Обновленное настоящее раскрываетъ широкія перспективы грядущаго. При такомъ обиліи дарованій и матеріаловъ слдовало-бы ожидать, что современный (т. е. народившійся за послднія 20 лтъ) романъ раскроетъ жизнь итальянскаго народа во всей ея глубин и ширин, поможетъ уяснить новые идеалы — идеалы уже возродившейся націи.
Къ сожалнію, это не совсмъ такъ. Новый итальянскій романъ (мы говоримъ о произведеніяхъ первоклассныхъ, о романахъ Барили, Серао, Верга, Фарина, Капуана, Чіамноли, д’Анунціо, Мастріани и т. д.) принялъ форму боле доступную пониманію читающаго большинства, онъ почти исключительно черпаетъ свое содержаніе изъ современной жизни, и многія ея стороны живописуетъ съ большимъ художественнымъ совершенствомъ, реальной точностью и поэтической теплотой. Но, подобно тому, какъ романисты первой половины текущаго вка опускали описаніе нкоторыхъ сторонъ историческихъ событій и лицъ, современные беллетристы обходятъ молчаніемъ крупные факторы современнаго движенія, серьезные элементы общественной жизни. Съ одной стороны ими оставляются совершенно въ тни элементы отживающіе, но еще весьма мощные и далеко не сошедшіе со сцены,— клерикалы, бурбонисты, преданность старому режиму значительной части южнаго населенія и т. д. Съ другой стороны новыми беллетристами игнорируются и революціонныя вянія, и республиканизмъ, и всходы соціализма, и радикальная партія, проникающая въ парламентъ. Народный бытъ, даже въ произведеніяхъ такихъ писателей, какъ Верга, Еапуана и Мастріани, изображается поверхностно, какъ онъ изображался у насъ въ 40-хъ и 50-хъ годахъ. Наиболе же темныя стороны его, какъ, напр., беззащитное положеніе рабочихъ срныхъ копей, чуть не каторжная работа коральщиковъ, подавленность женщины (даже въ интеллигентныхъ сферахъ) совершенно замалчиваются. Какъ ни очаровательны очерки итальянской женщины, вылившіеся изъ-подъ итальянскаго пера даровитой Матильды Серао, очерки эти даютъ весьма одностороннее, можно сказать, превратное, понятіе о положеніи женщины и о женскомъ вопрос на Аппенинскомъ полуостров. Словомъ, современная беллетристика рисуетъ только золотую середину, общій смыслъ ея таковъ: ‘хотя роза не безъ шиповъ, но въ сегодняшней Италіи все обстоитъ благополучно’. И такъ какъ эту золотую середину изображаютъ таланты недюжинные, то читатель и не замчаетъ крупныхъ пробловъ. Онъ получаетъ весьма неполное, даже (если будетъ позволено такъ выразиться) кривобокое понятіе о жизни націи и о самомъ современномъ итальянц.
Въ одномъ изъ нашихъ писемъ, которое мы посвятимъ обзору романовъ Серао, Варили, Верга, Капуана, Мастріани и Фарина, мы постараемся разъяснить причины только что указаннаго явленія, опредлить его объемъ и общественное значеніе. Покуда замтимъ только, что такая намренная односторонность современныхъ беллетристовъ не можетъ быть оправдываема причинами, коими оправдывалась намренная односторонность ихъ предшественниковъ. Послдніе, въ ущербъ эстетической (а иногда даже и этической) красот своихъ произведеній прибгали къ этой односторонности ради извстнаго идеала, ихъ идеалъ нын (насколько это для идеала возможно) осуществился — и уступилъ мсто новому. Въ чемъ же заключается этотъ новый идеалъ? Стоитъ-ли онъ того, чтобы для него жертвовать всесторонней правдой? Отражается-ли онъ въ современной итальянской литератур?
Профессоръ неаполитанскаго университета, членъ парламента Вовіо, одинъ изъ серьезнйшихъ критическихъ умовъ современной Италіи, человкъ не старый, доказавшій и дломъ, и перомъ, и словомъ свое сочувствіе и содйствіе обновленію родины, въ одномъ изъ своихъ сочиненій объ итальянской литератур замчаетъ, что новйшіе итальянскіе критики и писатели утратили изъ-подъ ногъ научную почву, потеряли изъ виду общественные идеалы, что итальянская критика въ настоящее время не есть критика по существу, а критика, такъ сказать, личная, что она не вырабатываетъ ничего новаго, самостоятельнаго, ибо не знакома надлежащимъ образомъ ни съ новйшими выводами наукъ, ни съ философіей. ‘Въ настоящее время наша критика, пишетъ Бавіо, не воздлываетъ литературной почвы, а скорй засыпаетъ ее пескомъ, заглушаетъ, появляющіеся на ней добрые всходы. У насъ слишкомъ много критиковъ, но у нашихъ критиковъ слишкомъ мало основательныхъ знаній. Они забыли Гегеля и не дали себ труда ознакомиться съ философами, появившимися посл него, недостатокъ серьезной научной подготовки они стараются замаскировать громкими словами — позитивизмъ, реальная индукція, реализмъ фактовъ и проч., а также выносками изъ Герберта Спенсера, или Тэна… Къ авторитету перваго часто обращаются лучшіе изъ нашихъ критиковъ, но и эти лучшіе недостаточно вдумались въ смыслъ ученія англійскаго философа, они не изучили его даже на столько, на сколько ихъ отцы изучили Гегеля. Мы (т. е. итальянцы) нынче ничего самостоятельнаго не производимъ, мы только повторяемъ сказанное другими’. По мннію Бовіо, причину такого неудовлетворительнаго состоянія современной итальянской критики и литературы слдуетъ искать въ недостаточно выяснившейся политической систем молодого государства, въ неустойчивости программъ политическихъ партій, въ недостаточно энергической дятельности искреннихъ по убжденіямъ либераловъ и, главнымъ образомъ, въ неправильно поставленной систем народнаго образованія. ‘Наша революція, приведшая насъ къ новому государственному устройству, говоритъ дале Вовіо, была порождена геніемъ и энергіей. Но она въ свою очередь породила разслабленность и склонность къ афер (affarismo). До переворота мы прозрвали идеалы и устремляли къ нимъ наши взоры, посл мы стали смотрть только на вещи. Нашъ періодъ освободительнаго движенія представляетъ нчто въ род звена между героемъ и торгашемъ, между гимномъ свободы и лавочной бухгалтеріей, между энергической отвагой и робкой разслабленностью. Нашихъ общественныхъ дятелей, появившихся и выдвинувшихся посл обновительнаго перелома, можно именовать людьми практическими, трезвомыслящими гражданами, людьми порядка, скептиками, пожалуй, сторонниками умреннаго прогресса, но въ сущности они суть и будутъ либо людьми чуждыми энергической иниціативы, либо эгоистами, старающимися обратить цъ свою личную пользу плоды органическихъ преобразованій. И теперь правда мы часто слышимъ слова: отечество, свобода человчества, но нын практическое значеніе этихъ словъ сводится къ ‘правительству’, ‘военной сил’ и ‘капиталу’. Наши учебныя заведенія досел находятся подъ убдительнымъ и краснорчивымъ вліяніемъ папистскаго духовенства, а въ то же время университетъ и высшія учебныя заведенія набиваютъ головы молодежи поверхностными, неразработанными свдніями’.
То, что Бовіо говоритъ о критик, примнимо и къ беллетристик. Всякій, кто хорошо знакомъ съ современной Италіей, согласится съ фактической стороной мннія неаполитанскаго профессора. Тмъ не мене къ основательнымъ, но рзкимъ обвиненіямъ его, направленнымъ по адресу современной итальянской литературы, мы,— въ видахъ справедливости,— считаемъ необходимымъ присовокупить указанія на нкоторыя, смягчающія вину обстоятельства.
А именно: обновленная Италія не имла еще времени поднять умственное развитіе націи на ту высоту, на которую перевороты 60-хъ годовъ подняли государственное устройство. Нсколько тысячъ франковъ, тысяча отважныхъ патріотовъ и 6 мсяцевъ времени было довольно для Гарибальди, чтобы вытснить бурбонское правительство изъ обширнаго и благодатнаго королевства Обихъ Сицидій, чтобы присоединить это королевство къ Италіи, передавъ его въ руки избраннаго общей подачей голосовъ монарха Виктора-Эманунда Савойскаго, чтобы распространить на это королевство блага представительныхъ учрежденій. Но для того, чтобы одержать побду надъ невжествомъ и умственными потемками, въ которыхъ систематически и намренно держали націю въ теченіе многихъ столтій различные порабощающіе элементы, понадобится много десятковъ лтъ, черезъ новую школу должно пройти не одно поколніе. Самая же новая школа, по необходимости, была создана на-скоро, при условіяхъ мало для умственнаго прогресса благопріятныхъ. Народная масса тогда была сплошь глубоко невжественна. Образованіе высшихъ, и средняго немногочисленнаго класса — узко и односторонне. Наставники изъ католическаго духовенства царили не только въ учебныхъ заведеніяхъ, но и въ частныхъ семействахъ. Они, правда, умли дисциплинировать умы и пріучать ихъ къ работ, но направляли эту работу по узкой клерикально-схоластической, псевдо-классической дорог, тщательно охраняя общественную мысль отъ свтовыхъ лучей новой соціальной и философской науки.
Посл же государственнаго переворота 60-хъ годовъ и въ учебной систем, и въ литератур совершился по необходимости крутой передомъ, почти, можно сказать, безъ всякой подготовки. Итальянская мысль и молодые умы были захвачены вырвавшимся вихремъ новой европейской науки, а разбираться въ матеріал, нанесенномъ благодтельнымъ ураганомъ, и учиться толкомъ было некогда, учить-же почти было некому. Цлая бездна раздляла вчерашнюю систему культуры отъ сегодняшней: и эта бездна досел не замощена. Об культуры понын продолжаютъ существовать и ненавидть другъ друга. Новая, — стоящая на сторон восторжествовавшаго (строго говоря, восторжествовавшаго покуда только политически) режима, отрицаетъ право на существованіе старой культуры и иметъ къ тому основательныя причины, но къ сожалнію и во вреда, прогрессу, она отрицаетъ вліяніе старой и игнорируетъ ее. Между тмъ въ тни этого отрицанія и замалчиванія старый, режимъ дятельно подготовляетъ реакцію, вновь проникаетъ въ воспитательную сферу и вноситъ муть и туманъ въ поступательное движеніе молодой мысли, онъ препятствуетъ утвержденію новыхъ идеаловъ, безъ которыхъ возрожденная нація прогрессировать не можетъ.
Несомннно это состояніе переходное. Длиться же оно будетъ тмъ доле, чмъ доле даровитые современные бытописатели будутъ, какъ страусъ за пальму, прятать свою голову въ благополучную сторону настоящей итальянской дйствительности, отказываясь видть, какъ оставленнаго позади — чернаго, такъ и надвигающагося съ фронта — краснаго, враговъ научнаго свта и общественнаго порядка.
Неаполь.
15 января 1893 г.