[Д. И. Фонвизин]
Письма дяди к племяннику
2
Племяннику моему Ивану, здравствовать желаю!
ПРИМЕЧАНИЯ
Письма дяди к племяннику, Фонвизин Денис Иванович, Год: 1769
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Русская сатирическая проза XVIII века: Сборник произведений / Сост., авт. вступ. статьи и комментариев Стенник Ю. В.
Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1986
Любезный племянничек …..
здравствовать тебе навеки нерушимо желаю!
Уведомился я, что ты и по сие время ни в какую еще не определился службу. Отпиши ко мне, правда ли это, ежели правда, так скажи, пожалуй, что ты с собою задумал делать? Я тебя не приневоливаю идти ни в придворную, ни в военную службы для сказанных мне тобою причин, пусть это будет по-твоему, а притом и службы сии никакой не приносят прибыли, а только разоренье. Но скажи, пожалуй, для чего ты не хочешь идти в приказную? почему она тебе противна? Ежели ты думаешь, что она по нынешним указам ненаживна1, так ты в этом, друг мой, ошибаешься. Правда, в нынешние времена против прежнего не придет и десятой доли, но со всем тем годов в десяток можно нажить хорошую деревеньку. Каково ж нажиточно бывало прежде, сам рассуди: нынешние указы много у нас отняли хлеба!
Тебе известно, что по приезде моем на воеводство не имел я за собою больше шестидесяти душ дворовых людей и крестьян, а ныне благодаря подателя нам всяких благ, трудами моими и неусыпным попечением нажил около трехсот душ не считая денег, серебра и прочей домашней рухляди, да нажил бы еще и не то, ежели бы прокурор со мною был посогласнее: но за грехи мои наказал меня господь таким несговорчивым, что как его ни уговаривай, только он как козьи рога, в мех не лезут, и ежели бы старанием моим не склонил я на свою сторону товарища секретаря и прочих, так бы у меня в мошне не было ни пула.2 Прокурор наш человек молодой, и сказывают, что ученый, только я этого не приметил. Разве потому, что он в бытность его в Петербурге накупил себе премножество книг, а пути нет ни в одной. Я одинажды перебирал их все, только ни в одной не нашел, которого святого в тот день празднуется память, так куда они годятся? Я на все его книги святцев своих не променяю.3 Научился делать вирши, которыми думал нас оплетать, только сам он чаще попадается в наши верши. Мы его частехонько за нос поваживаем. Он думает, что все дела надлежит вершить по наукам, а у нас в приказных делах какие науки? кто прав, так тот и без наук прав, лишь бы только была у него догадка, как приняться за дело, а судейская наука вся в том состоит, чтобы уметь искусненько пригибать указы по своему желанию: в чем и секретари много нам помогают. Правда, что это для молодого человека трудно и непонятно: но ты этого не опасайся, я тебя столько научу, сколько сам знаю. Пожалуйста, Иванушка, послушайся меня, просись к нам в город в прокуроры. Я слышал, что тебя многие знатные господа жалуют, так это тебе тотчас сделают. Наживи себе там хороших защитников, да и приезжай сюда, тогда весь город и уезд по нашей дудке плясать будет. Рассуди сам, как этого места лучше желать и покойнее. Во всех делах положися на меня, а ты со стороны, ни дай ни вынеси, будешь брать жалованье, а коли будет ум, так и еще жалованьев под десяток в год получишь. Мы так искусно будем делать, что на нас и просить нельзя будет. А тогда, как мы наживемся, хотя и попросят, так беда будет невелика: отрешат от дел и велят жить в своих деревнях. Вот те на, какая беда! для чего не жить, коли нажито чем жить, то худо, как прожито чем жить, а как нажито, этого никто и не спросит. Пожалуйста, послушайся меня, добивайся этого места. Ты вить уже не маленький робенок, можно о себе подумать, чем век жить. Отцовское-то у тебя имение стрень-брень с горошком, так надобно самому наживать, а на мое и не надейся, ежели меня не послушаешься, хотя ты у меня и один наследник, но я лучше отдам чужому, да только такому, который себе добра хочет. Ежели ж послушаешься, то при жизни моей укреплю все тебе. Смотри ж, я говорю наобум, а ты бери себе на ум. Прощай, Иванушка, пожалуй, подумай о сем хорошенько и меня уведомь. Остаюсь дядя твой…
На последнее мое к тебе письмо с лишком год дожидался я ответа, только и поныне не получил. Я безмерно удивляюся, откуда взялось такое твое о родственниках и о самом себе нерадение. Мне твое воспитание известно: ты до двадцати лет своего возраста старанию покойного твоего отца соответствовал. Он из детей своих на тебя всю полагал надежду, да и нельзя было не так: большой твой брат, обучаяся в кадетском корпусе светским наукам, чему выучился? Ты знаешь, сколько он приключил отцу твоему разорения и печали. А ты под присмотром горячо любившего тебя родителя жил дома до двадцати лет и учился не пустым нынешним и не приносящим никакой прибыли наукам, но страху божию, книг, совращающих от пути истинного, никаких ты не читывал, а читал жития святых отец и Библию. Вспомнишь ли, как тебе тогда многие наши братья старики завидовали и удивлялись твоей памяти, когда наизусть читывал ты многих святых жития, разные акафисты, каноны, молитвы и проч.: и не только мы, простолюдимы, но и священный левитский чин4 тебе завидовал, когда ты, будучи еще сущим птенцом шестнадцати только лет, во весь год круг церковного служения знал и отправляти мог службу? Куда это все девалося? Всеконечно создатель наш за грехи отец твоих отъял от тебя благодать свою и попустил врагу нашему, злокозненному дияволу, искушати тебя и совращати от пути, ведущего ко спасению. Ты стоишь на краю погибельном, бездна адской пропасти под тобою разверзается, отец дияволов, разинув челюсти свои и испущая из оных смрадный дым, поглотить тебя хочет, аггели мрака радуются, а силы небесные рыдают о твоей погибели. Ежели то правда, что я о тебе слышал, сказывали мне, будто ты по постам ешь мясо и, оставя увеселяющие чистые сердца и дух сокрушенный услаждающие священные книги, принялся за светские. Чему ты научишься из этих книг? Вере ли несомненной? без нея же человек спасен быти не может? Любве ли к богу и ближним, ею же приобретается царствие небесное? Надежде ли быти в райских селениях, в них же водворяются праведники? Нет, от тех книг погибнешь ты невозвратно. Я сам, грешник, ведаю, что беззакония моя превзыдоша главу мою, знаю, что я преступник законов, что окрадывал государя, разорял ближнего, утеснял сирого, вдовицу и всех бедных судил на мзде, и, короче сказать, грешил, и по слабости человеческой еще и ныне грешу почти противу всех заповедей, данных нам чрез пророка Моисея, и противу гражданских законов, но не погасил любве к богу: исповедываю бо его пред всеми творцом всея вселенныя, сотворившим небо, землю и вся видимая, всевидящим оком, созерцающим во глубину сердец наших. О ты, всесильный, вселенныя обладатель! Ты зришь сокрушение сердца моего и духа, ты видишь желание следовать воле твоей, ты ведаешь слабость существа нашего, знаешь силу и хитрость врага нашего диявола, не попусти ему погубити до конца творение рук твоих, поели от высоты престола твоего спутницу твою и святые истины, премудрость, да укрепит та сердце мое и дух ослабевающий. Сказано: постом, бдением и молитвою победиши диявола, я исполняю церковные предания, службу божию слушаю с сокрушенным сердцем, посты, среды и пятки все сохраняю не только сам, но и домочадцев своих к тому принуждаю. Да я и не принужденно, но только по теплой вере и еще прибавил постов, ибо я и все домашние мои во весь год, окроме воскресных дней, ни мяса, ни рыбы не едим. Вот каково, кто читает жития святых отец! Мы во оных находим книгах, что неоднократно из глубины адской пропасти теплые слезы и молитвы возводили на лоно Авраамле,5 а ты сего блаженства лишаешься самопроизвольно. Разве думаешь, что когда ты не вступишь в приказную службу, то уже и согрешить не можешь? Обманываешься, дружок: и в приказной, и в военной, и в придворной, во всякой службе и должности слабому человеку не можно пробыти без греха. Мы бренное сотворение, сосуд скудельный, как возможем остеречься от искушения, когда бы не было искушающих, тогда, кто ведает, может быть, не было бы и искушаемых!6 Но змий, искусивший праотца нашего, не во едином живет эдемском саде: он пресмыкается по всем местам. И не тяжкий ли это и смертный грех, что вы, молодые люди, дерзновенным своим языком говорите: за взятки надлежит наказывать, надлежит исправлять слабости, чтобы не родилися из них пороки и преступления. Ведаете ли вы, несмысленные, ибо сие не припишу я злобе вашего сердца, но несмыслию? Ведаете ли, что и бог не за всякое наказывает согрешение, но, ведая совершенно немощь нашу, требует сокрушенного токмо духа и покаяния? Вы твердите: я бы не брал взяток. Знаете ли вы, что такие слова не что иное, как первородный грех, гордость? Разве думаете, что вы сотворены не из земли и что вы крепче Адама? Когда первый человек не мог избавиться от искушения,7 то как вы, будучи в толико крат его слабее, колико крат меньше его живете на земли, гордитеся не свойственною сложению вашему твердостию? Как вам не быть тем, что вы есть? Удивляюся, господи, твоему долготерпению! Как таких кичащихся тварей гром не убьет и земля, раз-верзшися, не пожрет во свое недро, стыдяся, что таковых во свет произвела тварей, которые вещество ее забывают. Опомнись, племянничек, и посмотри, куда тебя стремительно влечет твоя молодость! Оставь сии развращающие разумы ваши науки, к которым ты толико прилепляешься, оставь сии пагубные книги,которые делают вас толико гордыми, и вспомни, что гордым господь противится, смиренным же дает благодать. Перестань знатися по-вашему с учеными, а по-нашему с невежами, которые проповедуют добродетель, но сами столько же ей следуют, сколько и те, которых они учат, или и еще меньше. К чему потребно тебе богопротивное умствование, как и из чего создан мир? Ведаешь ли ты, что судьбы божий неиспытанны: и как познавать вам небесное, когда не понимаете и земного? помни только то, что земля еси и в землю отыдеши. На что тебе учитися речениям иностранным, язык нам дан для прославления величия божия, так и на природном нашем можем мы его прославляти, но вы учитесь оным для того, чтобы читать их книги, наполненные расколами противу закона, они вас прельщают, вы читаете их с жадностию, не ведая, что сей мед во устах ваших преобращается в пелынь во утробах ваших, вы еще теял недовольны, что на тех языках их читаете, но, чтобы совратить с пути истинного и не знающих чужеземских речений, вы такие книги переводите и печатаете: недавно такую книгу видел я у нашего прокурора. Помнится мне, что ее называют К****.8 Безрассудные! читая такие книги, стремитеся вы за творцами их ко дну адскому на лютые и вечные мучения. Из сего рассуждай, ежели в тебе хотя искра страха божия осталась, какую приносят пользу все ваши науки, а о прибыли уже и говорить нечего! Итак, в последние тебе пишу: ежели хочешь быть моим наследником, то исполни мое желание, вступи в приказную службу и приезжай сюда, а петербургские свои шашни все брось. Как ты не усовестишься, что я на старости беру на свою душу грехи для того только, чтобы тебе оставить, чем жить. Я чувствую, что уже приближается конец моей жизни: итак, делай сие дело скорее и вспомни, что упущенного уже не воротишь. Ты бы, покуда я еще жив, в приказных делах понаторел, а после бы и сам сделался исправным судьею и моим по смерти достойным наследником. Исполни, Иванушка, мое желание, погреби меня сам, закрой в последния мои глаза и после поминай грешную мою душу, чтобы не стать и мне за тебя на месте мучения, проливай о грехах моих слезы, поминай по церковному обряду, раздавай милостыню, не жалей ничего, а на поминки останется довольно, о том не тужи, ежели и ты не прибавишь, так, поживши свой век моим, оставишь еще чем и тебя помянуть. Итак, мы оба, на земли поживши по своему желанию, водворимся в место злачно, в место покойно, идеже праведники упокоеваются. Пожалуй, Иванушка, послушайся меня, вить я тебе не лиходей. Я тебе столько хочу добра, сколько и сам себе. Прощай.
Остаюсь дядя твой****.
Наиболее распространенная и популярная форма прозаической сатиры — жанр письма — уходит своими корнями во времена античности: сатиры Горация и Ювенала являлись стихотворными посланиями к конкретным лицам. Продолжение этой традиции легло в основу жанра стихотворной сатиры классицизма XVII—XVIII веков.
Прозаические формы сатирического письма как самостоятельного жанра возникают в эпоху Реформации в обстановке расцвета пародийной литературы. Основным структурным принципом, определяющим достижение эффекта обличения, в сатирическом письме становится отныне использование приема мистификации. Это касается как обозначения авторов писем или их адресатов, так и подчеркнутой установки на достоверность. Блестящим образцом сатирической эпистолярии в формах травестирования интимной дружеской переписки явилось острое антиклерикальное сочинение немецких гуманистов XVI века И. Рейхлина и У. фон Гуттена ‘Письма темных людей’. Своеобразной модификацией философско-публицистических писем явились знаменитые ‘Письма к провинциалу’ (1656—1657) Б. Паскаля. В XVIII веке эту традицию продолжил Вольтер в цикле ‘Философских писем’ (‘Письма об английской нации’, 1733). В циклах писем сатира сочетается с публицистикой, нравоописание — с памфлетом. В эпоху Просвещения в эпистолярную форму облекаются и научно-философские трактаты, и морально-нравоучительные сочинения, и беллетристика. Сатирики тоже многообразно и плодотворно используют эту форму, от создания жанра письма-памфлета (Дж. Свифт ‘Письма суконщика’, 1723—1724) и до использования этой формы в целях аналитического описания пороков современного общества (‘Сатирические письма’ (1752) Г. В. Рабенера, ‘Персидские письма’ (1721) Ш. Монтескье). Особое распространение жанр письма получил на страницах английских просветительских сатирико-нраво-учительных журналов Р. Стиля и Д. Аддисона ‘Зритель’ (‘Spectator’, 1711—1714, и ‘Опекун’ (‘The guardian’, 1713), хотя идейный пафос их отличался умеренностью.
В России становление жанра сатирического письма можно связывать с активизацией сатирической журналистики на рубеже 1760—1770-х годов. В процессе усвоения опыта европейской сатирической традиции вырабатываются собственные национальные формы эпистолярных сатирических жанров — своеобразные исповеди-портреты крепостников и подьячих. Наиболее значительные достижения в этой области принадлежали Н. И. Новикову и Д. И. Фонвизину. Новая ступень осмысления возможностей жанра сатирического письма наблюдается в творчестве Н. И. Страхова и И. А. Крылова, у которых обличительная нравоописательность писем сочетается с гротеском и фантастикой их контекста.
В отличие от таких жанров, как сатирические ведомости или сатирические лечебники, жанр сатирического письма сохраняет свою жизнеспособность в позднейшее время. В XIX веке классические образцы в этом жанре созданы в русской литературе M. E. Салтыковым-Щедриным (образцы ‘Переписки’ в цикле ‘Благонамеренные речи’, 1872—1873, ‘Письма к тетеньке’, 1881—1882 и др.).
[Фонвизин Д. И.] Письма дяди к племяннику.— Впервые опубл.: Трутень. СПб., 1769, л. II, с. 12—16, л. XV, с. 113—120. Перепечатано в 3-м издании ‘Живописца’ (СПб., 1775, ч. I, с. 136—153). Печатается по: Сатирические журналы Н. И. Новикова. М., Л., 1951, с. 49—51, 100—103.
Традиционно авторство ‘Писем’ приписывалось Н. И. Новикову. Обоснованные сомнения в принадлежности этого цикла перу Новикова высказал П. Н. Берков (Сатирические журналы Н. И. Новикова, с. 522, 535). Есть серьезные основания считать автором ‘Писем’ Д. И. Фонвизина. Эту точку зрения аргументированно обосновывает А. Стричек (Strycek A. La Russie des lumiè,res. Denis Fonvizine, p. 214—217).
1 …по нынешним указам ненаживна…— именным указом Екатерины II от 18 июля 1762 года ‘Об удержании судей и чиновников от лихоимства’ строго запрещалось брать взятки. Но на практике этот указ сплошь и рядом нарушался.
2 …в мошне не было ни пула — пул — мелкая монета стоимостью четверть копейки.
3 Я на все его книги святцев своих не променяю — святцы — месяцеслов, хронологический, помесячный список христианских святых, с указанием дней, к которым приурочено их поминовение.
4 …священный левитский чин…— имеется в виду чин священника.
5 …на лоно Авраамле…— т. е. в рай.
6… когда бы не было искушающих, тогда, кто ведает, может быть, не было бы и искушаемых—в этих и последующих словах заключен язвительный выпад против журнала Екатерины II ‘Всякая всячина’, взявшего под защиту подьячих. Косвенно оправдывая практику взяточничества, ‘Всякая всячина’ утверждала, что виноватыми в этом зле являются просители, дающие взятки (Всякая всячина. СПб., 1769, с. 160).
7 Когда первый человек не мог избавиться от искушения…— имеется в виду библейская легенда об Адаме и Еве.
8 Помнится мне, что ее называют К**** — философская повесть Вольтера ‘Кандид, или Оптимизм’ (1759). Как раз в 1769 году появилось первое издание ‘Кандида’ на русском языке в переводе Семена Башилова.