Письма, Арманд Инесса Федоровна, Год: 1920 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 96 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Арманд И. Ф. Статьи, речи, письма.

М., Политиздат, 1975.

ПИСЬМА

СОДЕРЖАНИЕ

В. Е. Арманду (2 августа (20 июля) 1903 г.)

А. Е. Арманду (Октябрь 1904 г.)

А. Е. Арманду (7—8 января (26—27 декабря) 1905 г.)

А. Е. Арманду (14(27) января 1905 г.)

А. Е. Арманду (Начало лета 1905 г.)

А. Е. Арманду (9 ноября (28 октября) 1905 г.)

A. Е. Арманду (Конец июля 1906 г.)

B. Е. Арманду (24(11) мая 1907 г.)

В. Е. Арманду (Июль 1907 г.)

А. Е. Арманду (Середина декабря 1907 г.)

Детям (Середина декабря 1907 г.)

А. Е. Арманду (Около 14(27) января 1908 г.)

А. Н. Родду (1(14) февраля 1908 г.)

A. Е. Арманду (16(29) февраля 1908 г.)

B. Е. Арманду (8(21) мая 1908 г.)

А. Е. Арманду (Май 1908 г.)

А. Е. Арманду (26(13) августа 1908 г.)

A. Я. и В. M Аскиази (Август 1908 г.)

B. Е. Арманду (10(23) ноября 1908 г.)

В. Е. Арманду (Начало декабря (конец ноября) 1908 г.)

В. Е. Арманду (5 декабря (22 ноября) 1908 г.)

A. Е. Арманду (14(27) декабря 1908 г.)

B. Е. Арманду (Середина декабря 1908 г.)

В. Е. Арманду (20 декабря 1908 г. (2 января 1909 г.))

А. Е. Арманду (26—27 декабря 1908 г. (8—9 января 1909 г.))

H. К. Крупской (Начало января 1914 г.)

Н. К. Крупской (Первая половина января 1914 г.)

Н. К. Крупской (Между 16(29) марта и 1(14) апреля 1914 г.)

И. А. Арманд (Ранее лета 1914 г.)

И. А. Арманд (Не позднее лета 1914 г.)

Н. К. Крупской (1914 г.)

Л. Франсин (Вторая половина января 1915 г.)

К. Цеткин (Конец января 1915 г.)

Доре Монтефноре (Январь 1915 г.)

Д. Вайнкопу (13 марта (28 февраля) 1915 г.)

Д. Вайнкопу (1915 г.)

И. А. Арманд (Лето 1915 г.)

В. А. Арманд (Ноябрь 1915 г.)

И. А. Арманд (1915 г.)

И. А. Арманд ( 1915 г.)

И. А. Арманд (1915 г.)

Русским социалистам в Париже (Не позднее июня 1916 г.)

И. А. Арманд (Осень 1916 г.)

И. А. Арманд (Конец 1916 г.)

И. А. Арманд (Не ранее 16 сентября 1918 г.)

И. А. Арманд (Между 3 октября и 6 ноября 1918 г.)

И. А. Арманд (Сентябрь 1920 г.)

В. Е. АРМАНДУ¹

Дорогой Володя!

Когда сегодня утром писала тебе, совсем забыла (мне было ведь не до того) сообщить тебе одно маленькое соображение. Ты хотел сообщить человеку во вторник утром не только твое имя, но и место, где будет находиться библиотека. Последнее, насколько я понимаю, не полагается. Прости, что вмешиваюсь в это дело, но я как-то недавно собиралась сделать такой же промах, и он меня сразу заставил молчать. Присылаю тебе обещанные книги…

2 августа (20 июля) 1903 г.

Послано ил Швейцарии в Пушкино

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 198

А. Е. АРМАНДУ²

Мой дорогой Саша, накопилось так много к тебе материалу, что прямо придется писать не письмо, а целую книгу. Начну с детей: они были в большом восторге от карточек, которые ты им послал, и все собираются тебе ответить…

Что тебе сказать о себе. Я здорова и в этом отношении чувствую себя несравненно лучше, чем эти последние два-три года. Работы пока все нет… Хочу снова пока что обратиться к переводам.

Была в театре, видела ‘Слепых’ и т. д. Первые производят потрясающее впечатление: в театре совсем темно, играет музыка, тихая, отдаленная, грустная, на сцене тоже темно, так что зритель совершенно не замечает, как занавес распахивается. И вот в окружающей [темноте] перед тобой вдруг начинает что-то оформляться, что — не сразу разбираешь, наконец начинаешь различать лес, большие деревья лежат на земле, между ними есть что-то еще, разбираешь наконец, что это люди! Получается такое впечатление, что с вышины прилетаешь на землю, впечатление очень сильное. Сыграно, в общем, слабовато. Они до таких вещей еще не доросли. Теперь играют ‘Иванова’ — говорят, замечательно³. Была еще на двух заседаниях в психологическом обществе (читали о реализме) и в секции того же общества, где читали о Метерлинке. На втором я от тоски чуть язык не проглотила. На первом реферат был скучный или, точнее сказать, вместо реферата было пустое место, но возражали интересно. Референт был против материалистического понимания истории, возражали ему Богданов⁴, Суворов⁵ и т. д., как поборники материалистического понимания истории. Народу было очень много. Мне, в общем, немного напомнило заграницу. Только там все это гораздо энергичнее и живее, там этого самого референта так бы распушили, что от него осталась бы одна слизь. И мне, честное слово, хотелось бы этого! Уж очень досадно, когда подобные глупцы лезут в критики.

В Москве были студенческие демонстрации, окончившиеся избиением части студентов. Во время второй демонстрации они с развернутыми знаменами прошли Никитскую, Бронную, пересекли Садовую и вышли на Живодерку, где и произошло избиение, полиция подговорила дворников и… лавочников! Уж эти Kleinbrger {Мелкие буржуа.}! Недавно на Рязанском вокзале произошли печальные вещи! Вологодские запасные приехали в Москву. Вместо еды им дали горячей воды с капустой, они стали требовать еды, заявляя, что уже дней пять, как не ели горячего. Им отказали, тогда, возвращаясь на поезд, они разгромили лавки, утаскивая вино, хлеб, колбасу. Возвратившись на вокзал, они снова стали требовать еды, офицер ничего не отвечал, а когда они стали подступать к нему с кулаками, он выстрелил и убил одного из запасных, тогда остальные бросились на него с палками и камнями. Вызваны были войска, их тоже приняли палками и камнями. Тогда было дано 2 холостых и 2 боевых залпа, 6 чел[овек] убито, 50 раненых. Их затем силою разместили в вагон.

Да, а слышали ли вы о съезде земских представителей в Петербурге? Здесь ходит упорный слух, что они созваны для того, чтобы выработать конституцию, а другие уверяют, что хоть они и не для этого созваны, но все же будут обязательно ее требовать. Конституция, конечно, уже ходит по рукам. Между прочим, она прекуцая, учреждаются две палаты и т. п. прелести. Либералишки несчастные! Душа у них коротка!..

По Москве ходит презабавный анекдот: одно москов[ское] высокопоставленное лицо (имена догадывайся сам, пожалуйста), найдя, что московское купечество слишком мало жертвует на нужды некоего [всероссийского] учреждения (тоже прошу догадаться, какое), собрал глав[ных] золотых мешков Москвы и стал спрашивать их, почему они так мало жертвуют. Один из них, Морозов, встал и заявил, что в начале года он сделал большое пожертвование (40 тыс. одеял) и что через несколько времени его приказчики стали покупать их по дешевым ценам. После этого он, Морозов, решил больше ничего не жертвовать в данное учреждение. Высокопоставленное лицо страшно обиделось, и на другой день Морозов был призван к Крестикову, который заявил ему, что арестовывает его. Морозов ответил: ‘Хорошо, только позвольте мне распорядиться относительно своих дел и по телефону переговорить с братом’. Крестиков предоставил телефон. ‘Брат,— говорит по телефону Морозов,— меня арестовывают, ввиду этого я больше не могу заниматься своими делами и потому прошу тебя завтра же прекратить работу на всех моих фабриках’. Крестиков, конечно, в ужасе (у Морозова не менее 16 тысяч рабочих), просит его отменить решение, но тот стоит на своем. Кончилось тем, что его отпустили…

Октябрь 1904 г.

Послано из Москвы на Дальний Восток

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 198—200

А. Е. АРМАНДУ

…Ну, кажется, сообщила тебе все семейные новости. Теперь перейду к общественным. Ты, конечно, уже читал и знаешь, что правительственная весна пришла к концу, очень усиленно говорят за последнее время, что Святополк-Мирский⁶ уходит и что его замещает Оболенский (товарищ министра финансов). Но, конечно, то, что правительственная весна прошла, нисколько не изменяет общего положения дела. Был целый ряд демонстраций — в Петербурге, Москве, Варшаве, Харькове и т. д. Всюду были избиения. В Москве очень даже жестокие. Демонстрация происходила на Тверской. Демонстрация разбилась], как рассказывали мне, на несколько кучек. Часть демонстрантов шла с Кузнецкого моста и там была избита, другая часть шла со Страстного монастыря, но успела дойти только до Леонтьевского переулка: ее встретили жандармы и городовые с шашками наголо, врезались в толпу и рубили направо и налево, рубили всерьез, так что раненых было довольно много и несколько убитых. Между прочим, одна курсистка. Она растерялась, отделилась от толпы и, растерявшись, на углу пер[еулка], остановилась, один из ‘фараонов’ тут и рубанул ее и перерезал шею. Один студент, очень мирный по натуре, философ, вечно разрешающий какие-нибудь мировые вопросы и лично стоящий принципиально против демонстрации, пошел на нее из товарищеских чувств, чтобы при случае помочь. Когда толпа от напора ‘фараонов’ побежала, он бежать не пожелал и остался один, — на него набросились не то четверо, не то пятеро и так избили его, что он потерял сознание и не знает, как очутился в каком-то магазине. Говорят, что он теперь стал не только философом, а и еще кое-чем. Наконец, третья группа демонстрантов пошла от Брюсовского пер[еулка] вниз по Тверской. Ее совершенно так же встретили городовые, причем тут не только рубили, но некоторые пристава даже стреляли. Напр[имер], был такой факт: один пристав ворвался в толпу с револьвером и стал гнаться за каким-то студентом, догнал его и почти в упор выстрелил ему в голову. Демонстрантов вытеснили в переулок, а затем на Никитскую. Затем перестали их преследовать, так что они прошли всю Никитскую, Арбат и дошли до конца Зубовского бульвара. За ними шла толпа городовых и дворников, причем количество последних постоянно увеличивалось. Дойдя до конца бульвара, демонстранты стали расходиться, не успела разойтись небольшая кучка, на нее набросились дворники и жестоко избили. Тут был избит и наш бедный Ваня ⁷. Его било пять человек, и он пришел домой распухший, сгорбленный, хромой, так было его жаль, что я и сказать не могу, и так больно и обидно за него. А дети, вероятно, никогда не забудут этого впечатления! Да, вот какие дела творятся на свете! Ходит слух, что перед демонстрацией Трепов ⁸получил предостережение, что если будут производиться какие бы то ни было зверства, то он будет казнен. Должно быть, это правда, потому что за последние три дня на него произведено три покушения, а со вчерашнего дня ходит упорный слух, что он убит. Не знаю, подтвердится ли это? Во всяком случае он покидает Москву и уезжает на Восток. Среди либералов брожение все продолжается. Во-первых, был съезд земцев в Петербурге, на котором они потребовали свободы слова, собрания, союзов, печати, неприкосновенности личности, амнистии всем политическим, избрания земск[их] гласных на уровн[ительных] началах, уравнения в правах крестьян с остальными русск[ими] подданными, уничтожения волостного суда, учреждения мелкой земс[кой] единицы и, наконец, необходимости участия выборных от лица народа (избранных всеобщим равным и тайным голосованием) в законодательной власти. И созыва земского собора. Как видишь, это все недурно-таки. Через несколько времени после демонстраций в Питере Петербургская дума попыталась привлечь Клегельса (полицмейстера) к суду за превышение власти, за то, что городовые позвали дворников себе на помощь для избиения демонстрантов, тогда как они на это не имеют никакого права, и, кроме того, один гласный предложил больше не вотировать деньги на полицию, а вычеркнуть эту сумму из городского бюджета, да и все тут. Первое нельзя было сделать Думе как учреждению, но можно сделать каждому отдельному домовладельцу, кажется, собираются это сделать. Затем Московская дума при обсуждении бюджета стала говорить о всех необходимых реформах, причем пришла к заключению, что для того, чтобы провести эти реформы, необходимо провести главную реформу, т. е. чтобы представители от всего народа, избранные всеобщим, прямым и тайным голосованием, принимали участие в законодательной власти, в этом смысле был составлен адрес на высоч[айшее] имя и послан Кристи для передачи в Петербург. Из шестидесяти гласных, присутствующих на этом заседании, только трое (Герье, Найденов и еще какой-то) отказались подписать адрес. Кристи, верный себе, адрес не послал, а послал телеграмму в Петербург, куда Голицын ⁹ был вызван и получил выговор. Его, конечно, переизберут в головы, но думают, что его не утвердят. Если так будет, то большинство гласных Думы выйдут в отставку. Герье по случаю отказа подписать адрес торжественно и громогласно освистан студентами, причем ему сначала прочитали, почему его освистывают. Через некоторое время биржевой комитет присоединяется к адресу Думы и преподносит Голицыну благодарственный адрес. Биржевой комитет! Это что-нибудь да значит! Затем во всех городах России банкеты присяжных поверенных с огненными речами, оканчивающиеся адресами, в которых присяжные заявляют, что только тогда законное судопроизводство будет возможно, когда будет свобода слова, собраний и т. д. и когда избранные от всего народа и т. д. Одним словом, то же самое, сказанное только в более или менее свободной, смелой форме. Затем выступают земства: из Вятского, Калужского, Ярославского, Полтавского, Черниговского и нек[оторых] других земств посылаются подобные же адреса, правда, написанные в довольно робкой форме, но требования всюду одни и те же. Самое смелое — заявление Черниговского земства, и оно за это получает ‘дерзко и бестактно’. Тем не менее через несколько дней Московское земское собрание делает такое же заявление. Правда, этот московск[ий] адрес огирлянден цветами красноречия и другими сладостями, но адрес все же говорит все о том же. Я была на этом заседании. Была такая масса народа, что оба зала были переполнены: мы стояли по трое на стуле. Просили перенести заседание в большой зал, но, конечно, Трубецкой ¹⁰ на это не решился. В общем, публика была разочарована: она ожидала, что адрес будет обсуждаться, его же только прочитали, и затем был молебен, публика осталась, все надеясь, что будет еще что-нибудь, но после молебна заседание объявили закрытым. Какой-то оратор обратился было к гласным. ‘Господа гласные!’ — говорит, а ему кричат: ‘Оратор, это не гласные, а певчие’. На другой день объявлено заседание и рассмотрение докладов о народном образовании. Публики опять столько же, сколько и накануне. Но в этот день в дневных телеграммах был, во-первых, указ, во-вторых, правительственное сообщение, в котором заявлялось, что все председатели, допустившие в земских заседаниях обсуждение предметов, не касающихся земств (другими словами, адреса), а носящие характер общегосударственный, будут предаваться суду. Гласные очень взволнованы и довольно значительным большинством решают отложить заседание до 8 января, чтобы хорошенько обдумать и обсудить, как им реагировать на данное сообщение. (Завтра будет это заседание, что-то будет!) Затем заседание объявляется закрытым, но публика не расходится. Встает на стул один студент и что-то читает, немного поодаль в другом месте что-то читает другой и т. д. Вечером того же дня должен был состояться большой банкет в ‘Эрмитаже’, но он запрещен полицией. В тот же день вечером должно было быть заседание Думы, на котором студенты должны были прочесть Думе благодарность и одобрение. В Думу направляется и там скучивается большая толпа, как говорят, больше чем в тысячу человек. Но в зале Думы может поместиться только 200 человек, и заседание не состоялось, но зато банкет, запрещенный в ‘Эрмитаже’, состоялся в ‘Континентале’, на нем присутствовало более трехсот человек. Говорят, что речи были замечательно энергичные и интересные. Я, к сожалению, не попала, хотя легко могла бы попасть! — Недавно была на обеде (знаешь, четвертого каждого месяца бывает). Было больше 100 человек, а прошлый месяц было около 400 человек. В этот раз, кажется, не так было оживленно, как бывает вообще, вероятно, потому, что пришлось скитаться. Обед был назначен в ‘Континентале’, но запрещен, перенесен в ‘Прагу’, там хоть это и не было официально, но, очевидно, тоже последовало запрещение, наконец нас приютили в Б. Московском. Говорили все-таки довольно много. Были, между прочим, речи след[ующего] содержания, конечно, лишь вкратце и приблизительно: ‘Черниговцы получили ‘дерзко и бестактно’ — через неделю Московск[ое] и некот[орые] другие земства были тоже дерзки и бестактны, призывали все общество быть дерзкими и бестактными’. Другой доказывал необходимость объединяться и организовываться, так как необходимо не только делать заявления, но и действием их подкреплять. Как действовать, он не решается еще указать, но во всяком случае общество должно постоянно, ежеминутно протестовать против всяких запрещений, неразрешений и т. д. В этой речи наряду со стремлением действовать проглядывала нерешительность, дряблость наших либералов,— им хочется, и вместе с тем они не подготовлены, они боятся, они никак не могут отучиться от эзоповского языка. Между прочим, по поводу эзоповского языка произошел след[ующий] забавный инцидент. Встает председатель и делает поистине эзоповское заявление, за ним встает другой оратор и заявляет, что считает, что ‘заявление г. председателя было сделано в очень неправильной форме. Нам давно пора отучиться от эзоповского языка, нам следует говорить прямо, безбоязненно’. Ну, думаю я, наконец-то услышим нечто энергичное и смелое. Но увы! После своего заявления оратор впал в тот самый грех, который только что порицал, а уж слово конституция (не говоря уже о чем-либо более крайнем) гг. либералы никак не могут решиться выговорить, подавиться боятся. Некоторые так и называют ее ‘прекрасной незнакомкой’…

ПРИПИСКА 8 ЯНВАРЯ 1905 ГОДА

Только что узнала, что на юге начались крупные крестьянские волнения. В Баку была громадная стачка. В Петербурге забастовало 76 фабрик и заводов и все типографии, в Риге тоже забастовал большой завод.

7 января 1905 г.

(26 декабря 1904 г.) — 8 января 1905 г. (27 декабря 1904 г.)

Послано из Москвы на Дальний Восток

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 200—203

А. Е. АРМАНДУ

…А у нас вроде революция! Оживление необычайное. Весь Петербург бастует, начинает бастовать и Москва, забастовало уже все Замоскворечье, и не только фабрики, но и некоторые мелкие заведения вроде прачечных. Бастует много типографий, так что большинство газет не выходит (а в Петербурге — ни одной). На днях на улицах в Москве было расклеено следующее] остроумное объявление: ‘Стачки не только в Москве и Петербурге, но даже и в Вестфалии являются делом японцев, которые тратят миллионы на провокацию’ и т. д. Главное, написано, что это — сообщение от какого-то Латинского агентства! Несуществующего. Ну, не глупо ли! А как тебе нравится назначение Трепова ¹¹?..

14(21) января 1905 г.

Послано из Пушкино на Дальний Восток

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 203

А. Е. АРМАНДУ

Мой дорогой Саша, спасибо тебе за твое последнее письмо. Я была до слез тронута твоей преданной и самоотверженной дружбой, которую ты высказываешь в нем. Саша, какие между нами установились хорошие отношения! Какое наша дружба хорошее чувство! Честь и слава тебе…

Саша, относительно хлопот о моем освобождении ¹², то ты слишком много не возись, ведь я чувствую себя хорошо, т. е. я совсем здорова, а ведь они, наверное, с тебя возьмут большие деньги, а денег ведь так мало у тебя. Относительно хлопот у генерал-губернатора я не знаю, что тебе ответить: если это общий ход хлопот об освобождении на поруки, то обратись к нему, если же это ‘особая милость’, то не следует этого делать.

Я здорова. Одно время очень тянуло на волю, теперь это чувство успокоилось, оно, вероятно, было вызвано тем, что многих освободили на днях, ну, воображение и разыгралось, а теперь это улеглось…

Начало лета 1905 г.

Послано им московской губернской тюрьмы в Пушкино

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 203

А. Е. АРМАНДУ

…Знаешь, Саша, что я хотела тебе сказать: когда я была на воле, то мы с мальчиками сделали план проехаться по Волге или съездить недели на две на Финляндские озера. Если у тебя есть деньги и охота, может быть, вы это выполните.

Я думаю, что меня еще долго не освободят, во всяком случае, вероятно, не раньше как через месяц, ведь они сказали, что освободят меня только после окончания следствия, а следствие продолжается самое меньшее 4—4 ¹/₂ месяца, а то 5—6 месяцев, так что вы успеете, если поедете теперь, съездить и вернуться до моего освобождения… Саша, ты обещал мне прислать вашу думскую программу и не сделал этого, правда, она появилась в газетах, но здесь приходится читать очень спеша, чтобы передать другим, так что если тебе не лень, то вырежи эту программу из газет и пришли мне. Я ничего, здорова, как и все время. Мое хорошее здоровье здорово меня вывозит. Я рада за Ваню и Володю ¹³, что они на свободе… Здесь время идет понемногу, много читаю, хотя последнее время не читается как-то, погода слишком хороша, и невольно мечтаешь о зелени, лесе, ну и т. д. Ну, черт с моими мечтами. А мы, говорят, снова потерпели генеральное поражение на море! Несколько потопленных судов, 4 судна взяты в плен! Да, поражения идут чуть ли не crescendo {Все усиливаясь.}. Для революции это полезно, но когда подумаешь, что нашему проголодавшемуся народу придется еще платить контрибуцию, то становится жутко, и кажется, что мы и на самом деле летим в пропасть! Надо скорей, скорей сбросить с себя это ненавистное и губительное ярмо, в этом один-единственный путь спасения… Спасибо тебе за деньги, Саша, теперь я обеспечена, если снова понадобится, скажу. Саша, попроси детей собрать в лесу лесных и полевых цветов и передай их тем же путем, как и письма. Мне так хочется именно диких цветов… Сашечка, еще вот что: я задумала составить маленькие лекции по истории для наших мальчуганов (я им давно обещала), и мне для них нужно бы: по английской истории Эшли и Гиббинс (у нас есть, они среди книг, которые были в нынешнем году в Москве), Guisot — Histoire de la civilisation franaise {Гизо. История французской цивилизации.} тоже есть, но, кажется, в Ельдигине, и, наконец, нельзя ли купить Thierry — Histoire du thiers tat {Тьерри. История третьего сословия.}. Есть и в русском переводе, может, лучше приобрести последнее. Затем мне бы хотелось что-нибудь хорошее вообще по средним векам, а по истории Германии в частности, только что-нибудь хорошее и не слишком объемистое…

Начало лета 1905 г.

Послано из московской губернской тюрьмы в Пушкино

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 203—204

А. Е. АРМАНДУ

Мой дорогой Саша, я очень давно начала это письмо, но не могла продолжать, потому что Россия была совсем отрезана от нас ¹⁴ и не было ни писем, ни телеграмм. Известия из России глубоко волновали и радовали за нее. Хотелось так быть тоже там и также принести великому народному делу хоть самую свою скромную лепту, вообще в такие великие моменты тяжело бездействовать, вместе с радостью за общественные дела возникало, конечно, сильное беспокойство за вас всех, за тебя, за Ваню, за Борю ¹⁵, за других товарищей, одним словом, за всех более энергичных и отзывчивых. Я и до сих пор ничего не знаю о Ване, напр[имер], о Максиме и других. Напиши. Я была очень огорчена смертью Баумана¹⁶. Это был славный, хороший человек и, как я слышала, энергичный и ценный деятель. А как великолепно держались рабочие! Какие они герои, какая сила и величие в этой стройно, дружно борющейся массе. Едва ли в истории была когда-либо более великолепная, более величественная борьба. И теперь этот великий исторический момент смазан, запачкан, опорочен черносотенными погромами евреев! Это так тяжело и стыдно! И теперь в Москве черная сотня тоже начинает действовать. Страшно за всех вас! Ведь это систематическое избиение интеллигенции! Да, хотелось бы быть там, и Володе тоже хотелось бы, но надо еще потерпеть и подождать ¹⁷.

А думцы скандалят и дрожат, ведь этого надо было ожидать, они не могли бы перемениться в такой короткий срок, и признаться, я от вашей головы большего и не ожидала, так как, признаюсь, лично, несмотря на весь его либерализм, никогда им не увлекалась. А Гучков ¹⁸, говорят, заявил, что стачка — грязное средство! Вот что значит по карману-то бьет! Это какой из них отличился? А ты, мой дорогой, говорят, много работаешь, волнуешься и хлопочешь? Это ведь хорошо, правда, и я рада за тебя. Пиши мне обо всем, что там делается, мне тоже хочется знать подробности… Вообще теперь великолепное, но вместе с тем страшное время. Саша, ввиду амнистии нельзя ли раздобыть бумаги и отослать сюда: ведь это было бы очень удобно, я скажу более — это было бы необходимо…

9 ноября (28 октября) 1905 г.

Послано из Ниццы в Пушкино

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 204—205

А. Е. АРМАНДУ

Мой дорогой Саша, спасибо тебе за твои письма, я была так рада их получить. Мы едем ничего себе, хорошо. Особенно хороша была поездка по озерам, они прелесть какие красивые, и так хорошо было катить на пароходе. Эти озера очень разнообразные…

Пока мы здесь, были беспорядки в Свеаборге ¹⁹, о которых, ты, конечно, знаешь, много убитых, говорят от 200 до 500. ‘Мятеж’ подавлен, и настроение тоже подавленное: ‘Красная гвардия’ хотела объявить всеобщую забастовку, но она не удалась. Между красной и белой гвардией было кровавое столкновение, много раненых и убитых. По известиям финляндских газет, убийца Герценштейна²⁰ открыт: это русский жандарм, я его фамилию забыла, но она была помещена en toute lettre {Полностью.}. Впрочем, само собой разумеется, что это убийство могло быть только черносотенным, но раз это сделал жандарм, то, может быть, это даже не черносотенное, а… ты меня понимаешь! Трудовики и с.-д. думская фракция выпустили очень хорошее воззвание к солдатам, оно появилось в местных газетах и переведено было вновь на русский язык, видели ли вы его? Когда произошли все эти события в Гельсингфорсе, мы очень побоялись быть отрезанными от России и потому решили ехать сейчас же, надеясь поспеть до забастовки, но затем забастовка не состоялась, и мы остались…

Конец июля 1906 г.

Послано из Финляндии в Пушкино

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 295

В. Е. АРМАНДУ

Мой дорогой Володя.

Спасибо тебе за письма, я была так рада их получить. Я очень радуюсь при мысли, что ты скоро выедешь оттуда и что скоро вернешься к нам…

Обо мне больше не беспокойся, я на свободе уже давно. Я не понимаю, почему мое письмо из участка шло так долго к тебе… Я много работаю, так что подчас остаюсь совсем без ног, особенно много пришлось бегать на прошлой неделе, так что я до сих пор не могу еще вполне отдышаться…

В университете дела плохи. Немногочисленная сходка постановила открыть университет, следующая сходка, которая носила лишь совещательный характер, так как не была в составе, постановила предоставить ЦУО²¹ решить относительно открытия или закрытия университета, сегодня оно постановило университет закрыть, но слова его не будут уже иметь значения, и, вероятно, занятия начнутся и будут продолжаться. Положение получается самое нелепое. Что касается меня, то прямо не знаю, как быть, как поступать, принципиально я стою за закрытие, и с этой точки зрения хотела бы поддержать ЦУО, но думаю, что толку из этого не выйдет. Ну, до свидания, пока, крепко целую.

Твоя Инесса.

24(11) мая 1907 г.

Послано из Москвы во Францию

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 206

В. Е. АРМАНДУ

Мой дорогой Володя.

Все жду, что получу от тебя словечко. Тебе, верно, теперь уже передали, каким путем мне писать, и я надеюсь, что что-нибудь получу от тебя. Я чувствую себя ужасно оторванной, совершенно не знаю, что у вас там делается и что происходит, и иногда в голову приходят самые безумные мысли, кажется, что, может быть, вы все там уже переболели, а я ничего не знаю. Особенно беспокоюсь за Андрюшу. Ведь когда мы виделись в последний раз, он был нездоров, и то, что ты ничего о нем не дал знать в тот день, когда вы были здесь, тоже меня пугает, как-то кажется, что ему хуже и что ты это скрываешь, и потому даже страшно додумывать до конца те жуткие мысли, которые иногда приходят в голову. Спасибо тебе за вещи, теперь у меня достаточно белья, впрочем, на отдельном листе пишу все, что мне еще нужно…

Из арестованных в несчастную субботу²² кроме меня здесь сидят еще трое: 1. Маруся, которую ты знаешь, во-2-х, одна из тех, которая с вами разговаривала, знаешь, такая полная с короткими волосами, ее зовут Ирина, и, в-3-х, Ольга. Мы с Марусей все еще за охранкой, Ольга же и Ирина и еще несколько человек — за следователем, сегодня они в палату ездили на допрос. Оказывается, они двое и еще несколько человек, переданные следователю, будут лишь свидетелями, до суда же будет содержаться только одна. Ирину освободят завтра, а Ольгу, вероятно, на днях, как только будет удостоверена ее личность, во всяком случае, прокурор заявил, что никакой вины за ними не видит. Я за них очень рада. А наше дело с Марусей ни с места. После допроса ротмистр заявил, что освободит меня через два-три дня, и вот все сижу. Ну, черт с ними. Володя, вот какая у меня к тебе просьба: зайди туда, где я квартировала в течение июня (ты понимаешь), там спроси ‘Иду’ (ее лучше всего застать около пяти часов) и попроси ее от моего имени попросить мой паспорт у хозяйки. Я все забывала тебе сказать и очень о нем беспокоюсь. Еще сообщи мне, что вышло с университетом. Крепко целую тебя и всех и часто обо всех вас думаю.

Твоя Инесса.

Пиши, так хочется знать о всех вас.

Июль 1907 г.

Послано из московской губернской тюрьмы в Пушкино

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 206—207

А. Е. АРМАНДУ

Дорогой Саша, вот мы и в Мезени ²³, и наконец я могу писать. В Архангельске меня посадили вместо пересыльной тюрьмы, где сравнительно свободно, в тюремный замок в одиночку, притом такой одиночки я еще не видывала — только две одиночные камеры для политических, остальные все уголовные. В другой камере сидела политическая уже девять месяцев, и милый режим так подействовал на нее, что нервы ее совершенно расшатались. У нее были галлюцинации, ей все казалось, что она видит какие-то лица, причем она часто стонала, кричала — жаль ее было ужасно. Она совсем молодая девочка, лет 18-ти. В этом милом склепе я пробыла две недели, и затем мы отправились в Мезень. По дороге сюда мы действительно поняли и вполне оценили железн[ые] дороги. Когда подумаешь, что раньше приходилось по всей России разъезжать так, как теперь ездят из Архангельска в Мезень, и на каждой станции, т. е. приблизительно каждые десять верст, так же бороться из-за лошадей, причем станционные смотрители вам сплошь да рядом заявляют, что еще для казенной надобности они дадут лошадей, ну, а для частной — ни в коем случае, то благословляешь цивилизацию. И мы сравнительно еще доехали довольно скоро, благодаря сопровождающим ‘архангелам’ — мы 340 верст проехали в 5 дней, другие ездят 7 и даже 10 дней. Тем не менее на одной станции нам пришлось ждать сутки, а на другой —12 часов. Станции все на один лад — стереотипная комната для приезжающих, в которой либо один диван, либо широкая двуспальная кровать, и то и другое очень грязные, так что мы предпочитали спать на полу, затем стол и несколько стульев и всегдашняя громадная белая печь. Зато кухни здесь очень интересные. Громадные русские печи (я никогда таких не видывала) с углублениями сбоку для рукавиц, валенок и т. д. Тут же ступеньки, чтобы влезать на нее, вся печь украшена деревом, выкрашенным в красный или желтый цвет, нередко с резными украшениями в виде кругов и полукругов. Вместо умывальников у некоторых висят изящные медные ковши. Костюмы тоже очень любопытные. Их верхняя одежда состоит из так называемой малицы — это такая цельная меховая шкура, сверх которой нашита шерстяная материя, нередко очень ярких цветов. В ней только отверстие для шеи, так что она надевается через голову — у более богатых вокруг шеи широкий меховой воротник. Рукава очень широкие и узкие только у кистей. Ямщики сверх этой малицы надевают еще меховую малицу мехом наружу. В общем, эти костюмы очень красивы. Особенно сильное впечатление произвел на меня один старик — он был в черной малице, у него было такое тонкое строгое лицо — он просился на картину. В дороге то было очень холодно (напр[имер], накануне нашего приезда в Мезень было 37 градусов), то было довольно тепло — вообще погода очень переменчивая. Напр[имер], вчера было довольно тепло, а сегодня ветрено и очень холодно. Когда мы прибыли сюда, меня хотели послать еще на сто верст к северу, к самому морю, в деревню Койду. Мне это не очень улыбалось, во-первых, потому, что там нет совсем политиков, кажется, один или два экспроприатора, а ведь экспроприаторы бывают очень разные — некоторые из них просто даже хулиганы, а во-вторых, там, говорят, вся деревня сплошь заражена сифилисом, это ведь тоже не ахти как приятно. Пока что удалось устроить так, что оставили в Мезени. Здесь около ста человек политиков, с некоторыми из них познакомились — мы первые дни жили у одних политиков, теперь мы переехали на собственную квартиру, которая состоит из кухни в здешнем стиле, так что она мне очень нравится, и из большой комнаты, в которой почти нет мебели, так что она смахивает на сарай, есть большая кладовая — целое хозяйство…

О здешней жизни ничего путем не могу еще сказать, так как мы здесь так еще недавно. Все переношусь мысленно к вам, в Пушкино… Большое, большое тебе спасибо за все твои хлопоты обо мне, я так тебе благодарна за все. Ты не знаешь, как я рада была вас всех повидать на московской станции: я ведь совсем этого не ожидала, и это была для меня очень, очень большая радость. Твой букет я сохранила на память. Не знаю, как я проживу два года без детей, мне это подчас кажется невозможным, я все надеюсь, что удастся перебраться в Архангельск, туда ведь они могли бы приехать. Напиши мне, как ты устроился с мальчиками, с Инессой. Мне так все хочется знать, и пиши подробнее — мне все интересно и про тебя и про детей. О своем настроении писать не буду — оно изменчиво. В Архангельске оно было очень тяжело и ухудшалось еще лихорадкой — первое время здесь, оказавшись на воле наконец, возможность свободно передвигаться, видеть людей придавала мне бодрость, а теперь что-то опять невесело, но жаловаться не хочу: ведь в сравнении с другими мне очень, очень хорошо, но по детям тоскую…

Середина декабря 1907 г.

Послано из Мезени в Москву

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 207—208

ДЕТЯМ

Мои дорогие Саша²⁴, Федя²⁵, Инесса²⁶ и Володя²⁷, долго не могла писать вам потому, что по приезде в Архангельск меня засадили в тюремный замок, где сообщения с волей очень затруднены, а оттуда я вышла только тогда, когда села в сани, чтобы ехать в Мезень… Когда мы прибыли в Мезень, меня сейчас же хотели отправить еще на сто верст дальше, в деревню Койду. Мне этого очень не хотелось, во-первых, потому, что туда почта неизвестно как ходит, и, пожалуй, останешься совсем без известий, во-вторых, там совсем нет политических, и потому было бы скучней. Удалось остаться в Мезени. В Мезени ссыльных около ста человек. Сам город состоит из двух параллельных улиц, между которыми короткие переулки — в общем, этот город не больше села Пушкино. В нем 2000 с чем-то жителей. Но все-таки есть школа, и больница, и почта, и телеграф, но почта приходит только два раза в неделю. И люди живут здесь не в юртах, как я себе представляла, а в избах с громадными печами, но сколочены избы плохо и плохо проконопачены, так что в них, что называется, ветер гуляет. Сегодня очень сильный мороз, а так как мы вчера по неопытности не протопили печи второй раз, то у нас вода замерзла в кадке и вообще в кухне был такой мороз, что руки стыли — так что, когда я мела и кофе варила, то все охала и метала шпильками в Володю²⁸, который обер-истопник. Он теперь здорово научился топить и самовар ставить. Собственно говоря, ставить самовар должна бы я, но я ведь известная лентяйка, встаю позже и потому, пока соберусь, всегда оказывается, что уж самовар почти готов. У нас теперь есть квартирка — она состоит из кухни и довольно большой комнаты, и я уже мечтаю о том, как вы приедете к нам летом (летом сюда ходит пароход) и как мы здесь устроимся. Мне кажется, что устроиться вполне будет можно, тем более что есть еще кладовая, которая теперь-то холодная, но которую летом можно будет использовать,— это уж выйдет целых три комнаты, и, следовательно, нам будет совсем просторно. Говорят, что летом здесь хорошо — много разных ягод, грибов, хорошая охота и рыбная ловля и т. д. Только одно, говорят, скверно: много комаров. Где вы теперь? Все думаю о вас — верно, Саша и Федя в Пушкине, ведь вы были больны — поправились ли вы вполне? Уж вы, пожалуйста, берегите себя, не застудите свинку, а то может сделаться нарыв. А переселилась ли Инесса в Пушкино? С кем ты там занимаешься? А что Володя? Не предпринял ли ты какой-нибудь спектакль на праздники? Видишься ли с Мишей? Впрочем, теперь, когда ты чуть что не в шестом классе, ты, пожалуй, уж не так дружишь с ним: ведь ты много старше его. Что кто читает? Вышло ли что-нибудь новое и интересное по беллетристике? Здесь совсем нет беллетристики, так что на ночь глядя совсем нечего читать… Что делается у Сперанского²⁹? Как поживает клуб? Одним словом, пишите скорей, больше и подробнее. Я так давно ничего толком о вас не знаю. И ты, Володька, тоже не изволь лениться, а то, ей-богу, будешь побит. Ну, крепко вас целую, поцелуйте от меня малышей — про них тоже не забудьте рассказать,— пишите.

Ваша мама

Володя шлет вам привет. Хотела сострить по поводу его, да что-то ничего не вышло.

Середина декабря 1901 г.

Послано из Мезени в Пушкино

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 208—209

А. Е. АРМАНДУ

…Мезень такой же уездный городишко, как и всякий другой на Руси. Я никогда не видала Дмитров³⁰, но думаю, что он, верно, как два близнеца, похож на Мезень. Население здесь, правда, довольно дикое: у мужчин опасное, тяжелое ремесло — рыбная ловля, и они постоянно в отъезде — зимой они ловят главным образом навагу, летом — семгу, камбалу и т. д. И зимой в сорокаградусные морозы они эту самую рыбу таскают руками— даже страшно подумать. Тут не знаешь, как укрыться, а они руками лезут в воду и по целым дням сидят на морозе — правда, их спасает малица, это замечательная одежда, в которой нет совсем щелей, так как она цельная и надевается через голову, они ходят тоже на тюленей, но, кажется, редко. Женщины остаются дома, и все хозяйство лежит на них, так что они так много работают, что страшно подумать,— в некоторых деревнях неизвестны даже мельницы, и женщины, как древние невольники, мелют зерно на ручной мельнице. Теперь здесь ярмарка и для Мезени большое оживление. Вчера был чудный, довольно теплый день, и мы отправились туда — я надеялась увидать какие-нибудь местные изделия, но, как оказалось, вся ярмарка состоит из нескольких лавчонок, в которых продают всякую неместную дрянь — несколько оленьих шкур, зарезанные быки и коровы на дровнях и рыба. Впрочем, купцы, кажется, делают дела.

Одно время поговаривали о том, что меня вышлют из Мезени в деревню (и некоторых других) из-за 9 Января, которое мы поминали в колонии,— пока что эти слухи не подтверждаются, не знаю, что будет дальше. Вообще здесь, конечно, не прочно—ну, в деревню так в деревню. Исправник уехал в Архангельск представиться, вероятно, новому губернатору и, вероятно, познакомиться с новым курсом — по слухам, этот новый курс нам неблагоприятен. Когда получишь ответ из Питера, то сообщи мне — я хочу попытаться хлопотать о том, чтобы меня в случае отказа на заграницу перевели в Архангельск, туда детей можно бы вполне привезти.

Впрочем, ввиду слухов о новом губернаторе мало надеюсь на успех — сюда же привозить невозможно, и по всему тому, что я слышала о здешнем лете, им лучше не приезжать и летом, так как они здесь не накопят, а лишь растратят здоровье: здесь, говорят, лето плохое…

Около 14 (27) января 1908 г.

Послано им Мезени в Москву

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 209—210

А. Н. РОДДУ³¹

Узнали на днях о Вашем аресте из писем мамы ³² и из газеты. Чем объяснить такое чрезмерное внимание наших чинов к пушкинцам? Мама в своем письме описывает обыски — это целое нашествие варваров. Ну, как Вы себя чувствуете? Как чувствует себя Ваша мать — она, верно, очень, очень взволновалась Вашим арестом: ведь она так любит Вас и без Вас будет чувствовать себя так одиноко. Ну, надо думать, что Вас скоро освободят, мы с нетерпением ждем известия об этом, так хочется узнать, что Вы снова на свободе. Скажите, как проходит время в Таганке и каковы там условия. Слухи о ней очень разные: одни говорят, что очень плохо, другие, наоборот, что все по-прежнему — а раньше режим ведь был вполне сносный. Есть ли книги, Zeitung {Газета.}. Здесь все по-прежнему — занимаемся, читаем, видимся с товарищами, совместно читаем ‘Историю общественных течений’ Каутского, и это одно из лучших, что есть здесь. Есть хорошие товарищи — это тоже приятно.

Новоприбывшие иногда приносят свежие бодрящие известия, которые дают нам вполне понять, что под пеплом все еще горит, может быть, даже все более разгорается огонь и что этот, правда, неяркий огонь все распространяется вширь. Сюда тянется бесконечная вереница крестьян — вот от них-то и получаешь утешительные известия.

Итак, терпение и бодрость — после блестящей, интересной деятельности перейдем к мелкой, серенькой кротовой работе — большой вопрос, какая из них окажется плодотворнее.

До свидания. Крепко жму Вашу руку, также и Володя ³³ — выходите скорее на свободу.

1 (14) февраля 1908 г.

Послано из Мезени в Москву

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 210

А. Е. АРМАНДУ

Мой дорогой Саша, я была так рада получить наконец письмо от тебя, так как очень, очень ждала его. Но мне так жаль, что я его получила лишь после того, как ты засел в тюрьму³⁴. Я все каждый день жду известия, что ты наконец на свободе, мне кажется немыслимым, чтобы ты долго просидел: ведь дела никакого нет… Напиши мне, пожалуйста, в чем же они вас обвиняют? Ведь чем-нибудь должны же они мотивировать ваш арест и задержание! Как твое здоровье?

…Мы живем себе да поживаем по-прежнему — все та же серенькая жизнь, дни не проходят, а как-то незаметно скользят — как бледные бескровные тени. Чем можем, обманываем себя, стараясь убедить самих себя, что мы все-таки живем, что здесь тоже жизнь и так далее. Мне-то, конечно, лучше, чем другим, потому что я не одна, а ведь многие другие совсем одиноки, и им приходится плохо. С другой стороны, мне хуже других, потому что там, в Москве, есть дети, о которых я и скучаю и беспокоюсь… Что тебе рассказать о нас: на масленице хотим в частном доме играть — поставим несколько маленьких пьесок, между прочим, одну из пьесок Чехова ‘Брак по расчету’! Не знаю, что выйдет, но некоторые, кажется, сыграют хорошо… Есть уроки. Вообще время идет, но однообразно… Погода у нас теперь не очень холодная — бывают даже теплые и ясные дни, так что мы на днях гуляли. Можно бы каждый день гулять, но как-то не выходит со временем. Довольно много времени уходит на хозяйство, затем уроки, чтение, а затем очень большое знакомство, так что то мы в гостях, то у нас в гостях — особенно часто бывают у нас, у нас всегда полно…

16 (29) февраля 1908 г.

Послано из Мезени в Москву

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 211

В. Е. АРМАНДУ

…Я тоже читала ‘Мистерии’, и мне было очень интересно. Многого того, что ты усмотрел и понял, я не сумела усмотреть, и потому мне было интересно прочитать твой анализ этой книги, так как он осветил ее для меня с новой стороны. Некоторые стороны мне страшно не нравятся, например, его сентиментальная благотворительность, во-вторых, всепоглощающий индивидуализм, в-третьих, я конечно страшно стою за оригинальность мысли, за ‘переоценку всех ценностей’, но с тем условием, чтобы действительно создавались новые ценности. Нагель же, мне кажется, таковых не создает. У него много внешней оригинальности (он носит желтый костюм, на себя клевещет, в футляр для скрипки укладывает грязное белье), мыслит же он оригинально только в том смысле, что он мыслит, не справляясь предварительно с авторитетами, но склад его ума таков, что, мысля оригинально, он тем не менее новых ценностей не создает, и его отношение к жизненным вопросам и явлениям не ново — во всяком случае, я не припомню ничего особенно нового или оригинального. Его замечание о Гладстоне мне действительно очень нравится — и оно очень метко. Чтобы быть таким общепризнанным героем буржуазного мира, каким был Гладстон, нужно быть выразителем этого мира, а так как буржуазная идеология новых ценностей уже не создает, то само собой разумеется, что такой общепризнанный ею герой и может говорить только обыденные вещи. Искатели нового, остающиеся в пределах буржуазной идеологии, даже если они ограничиваются ничего не переоценивающими парадоксами, сейчас же оказываются одинокими. И только новаторы пролетарской идеологии не ощущают одиночества и действительно переоценивают все ценности.

Однако я что-то пустилась в философию и, верно, надоела тебе. Пора кончать. Спасибо тебе за описание твоей встречи с детьми. Я так ярко представила их себе в минуту встречи… Спасибо тебе за книги, большое спасибо, особенно обрадовалась я Штутгартскому³⁶ и Лондонскому³⁶ конгрессам. Если попадется еще партийная литература, то пришли ее, больше всего хочется именно ее. Может быть, есть сборники вроде того, который ты мне прислал из Архангельска (‘Текущая жизнь’)’ это очень интересно… Если вышло что-нибудь с.-д. по вопросу о парламентаризме, то, пожалуйста, пришли мне…

8 (21) мая 1908 г.

Послано из Мезени в Пушкино

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 211—212

А. Е. АРМАНДУ

…Живу я здесь понемногу. В смысле помещения и т. д. устроилась очень хорошо. Обедаю с двумя товарищами, с которыми я хорошо сошлась, так что теперь больше не готовлю сама — я этому довольна, так как это отнимало много времени. У меня много уроков — готовлю трех товарищей за четыре класса гимназии и двух просто обучаю русскому языку. Здесь очень много поляков, евреев, латышей, и вся эта публика совсем плохо справляется с русским языком, и приходится слышать самое разнообразное ломание русского языка, но в общем получается очень быстро: некоторые приезжают сюда, не зная ни слова, и через несколько месяцев уже болтают. У местных жителей тоже своеобразный говор — многие ‘ч’ произносят как ‘Ц’: ‘пецка’ вместо печка. И у них разные своеобразные выражения: ‘парато хороша’, ‘беда чиста’ и т. д. Так говорит моя хозяйка. Здесь стало довольно тепло и грязь непролазная. Но до лета еще долго— говорят, еще будут морозы. День стал очень длинным. В 9 часов еще светло, а утром светает очень рано. Со дня на день ждем распутицы — это будет неприятное время, так как не будет писем…

Май 1908 г.

Послано им Мезени в Пушкино

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 212

А. Е. АРМАНДУ

Мой дорогой и милый Саша, как я обрадовалась вашему письму, т. е. твоему и Сашенькиному… Я рада, что вы в горах ³⁷ и на значительной высоте, мне кажется, там такой живительный, прекрасный воздух и вы все там хорошо поправитесь…

Относительно французских школ для детей я больших подробностей не знаю — я слышала, в Северной Франции есть какая-то очень хорошая школа, но подробно о ней ничего не могу сказать. Во всяком случае я согласна с тобой, что нужно быть очень осторожным в выборе школы и что даже так называемая ‘хорошая школа’ может оказаться доступной только богатым детям и потому по всему своему направлению быть уж очень ультрабуржуазной, а это ведь тоже нежелательно, и даже очень. Я все-таки согласна с тобой, что во всяком случае первый год, пока ты не осмотришься хорошенько, лучше их устроить дома с частными уроками… Я надеюсь, что они хорошо используют заграницу в смысле языков, это будет в школьном отношении плюс, который они получат от заграницы, и, как мне кажется, в этом отношении единственный плюс, так как школа Сперанского мне казалась подходящей во всех отношениях, и я очень жалею, что им пришлось ее бросить, и с этой стороны жалко, что им пришлось поехать за границу. Но, конечно, жалко об этом только с этой стороны, в других отношениях я очень рада, что они с тобой, так как думаю, что и тебе будет лучше и им лучше, а то бы они уж очень скучали в Москве без тебя и меня. Ведь они у нас такие любящие, привыкшие к ласке, и это, конечно, все у них будет, раз они с тобой…

26 (13) августа 1908 г.

Послано из Мезени в Швейцарию

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 212—213

А. Я. и В. М. АСКНАЗИ

Дорогие товарищи, не сердитесь на меня за долгое молчание, причин на это молчание было много: во-первых, Ваше письмо я получила за несколько дней до начала распутицы, которая продолжалась шесть недель, во время которой мы были совершенно оторваны от всего мира, не имея возможности ни послать, ни получить ни единого письма, а затем я опять болела лихорадкой…

Что Вам рассказать о своем житье-бытье: особенно хорошего, конечно, ничего здесь нет. Мезень — город мертвых и умирающих духовно, здесь нет ничего потрясающего или ужасного, как, например, на каторге, но здесь нет жизни, и люди здесь хиреют, как растение без влаги. Цивилизованные люди больших городов с их интенсивной жизнью и богатством интересов не могут ужиться в тихом мезенском болоте, и люди духовно хиреют, перестают быть приспособленными к той жизни, к которой они раньше привыкли и к которой они со временем вернутся. Здесь нет никаких интересов, никаких живых связей с населением, нет даже просто физической работы, или если она есть, то лишь временная и случайная, мускулы разучиваются работать, мозг интенсивно мыслить — и печально видеть, как товарищи приезжают сюда бодрые, полные энергии и затем увядают, тяжело констатировать тот же процесс и в самой себе. Конечно, чем энергичнее, сознательнее и деятельнее человек, тем дольше он держится — и наоборот. Итак, несмотря на благоприятные внешние условия, мы все задыхаемся в окружающей сытой мещанской среде от недостатка жизни…

…Если у Вас будет время, напишите что-нибудь для нашего листка и пришлите мне — наш листок будет носить самый популярный характер, это будет скорее нечто вроде пропагандистских листов, так как нам хочется приспособить его к беспартийной публике, которой здесь очень, очень много. Ссыльных здесь около 300, и — боже мой! — какая теперь разношерстная публика попадает в ссылку! Народовцы, студенты (среди которых есть и такие, которые подают прошения на высочайшее имя), другие открещиваются от революции и тем более социализма и горько и громко раскаиваются в том, что из-за революции потеряли 2—3 года, другие пьют и кутят — вообще пьянство здесь очень сильное,— и большинство этой публики — анархиствующая или с.-р.-ствующая. Я должна сказать и повторить без всякого пристрастия, что вся с.-д.-ская публика выгодно от них отличается и по уровню своих потребностей, и по своему образу жизни.

Летом сюда высланы довольно интересные с.-д.-ки — это очень приятно, и среди с.-д. есть много хороших и близких товарищей. Меня поражает, что большинство здешних политиков жаждут лишь поверхностной агитации, требуют так называемой этико-эстетической политики, совершенно не умеют и не желают глубже вдумываться в тот или иной вопрос (исключаю опять-таки с.-д.), этим я и объясняю, что здешние с.-р. не могут иметь среди них успеха, интересно, так ли тоже на воле? Какие Ваши наблюдения насчет этого?

А как поживаете Вы, дорогие друзья?

Ваше последнее письмо было бодрое, но все же невеселое. Разлад между интересами личными или семейными и интересами общественными является для современного интеллигента самой тяжелой проблемой, так как сплошь да рядом приходится жертвовать либо тем, либо другим, да и кто из нас не стоит перед этой тяжелой дилеммой? И как ни вырешишь, одинаково тяжело. У рабочих другое — там гармония, совпадение личных и общественных интересов, потому-то они такие цельные, крепкие, а мы все интеллигенты более или менее в противоречии с самими собой. Признаюсь, здешняя женская политическая интеллигенция меня сильно разочаровала в интеллигенции, примыкающей к левым партиям, хотя опять-таки должна сказать, что с.-д.-ская интеллигенция здесь много выше…

Август 1908 г.

Послано из Мезени в Москву

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 213—214

В. Е. АРМАНДУ

Мой дорогой Володя, итак, я выбралась из окраин и нахожусь наконец в центре³⁸ и с восторгом прислушиваюсь к шуму движущихся экипажей, к сутолоке толпы, смотрю на высокие многоэтажные дома, на трамваи, даже на извозчичьи клячи. Милый город, как я люблю тебя, как тесно связана с тобой всеми фибрами своего существа. Я твое дитя и нуждаюсь в твоей суете, в твоем шуме, в твоей сутолоке, как рыба нуждается в воде.

Дорогой мой, ничего больше прибавлять не буду, так как знаю, что ты и так все понял, и знаю, что ты рад за меня. Чувствую себя недурно в общем, очень радостно и возбужденно, хотя, несмотря на то, что нахожусь здесь уже около недели, никак не отдохну, но отхожу понемногу. Думаю остаться в России до лета, а там будет видно. Детей возьму с собой… Детей тоже еще не видала, послезавтра увижу Инессу и заранее так волнуюсь и радуюсь при мысли видеть ее. Других я еще не увижу по вполне понятным тебе причинам…

10 (23) ноября 1908 г.

Послано из Москвы в Болье

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 214

В. Е. АРМАНДУ

Мой дорогой Володя, долго что-то от тебя ничего нет — боюсь, что ты не получаешь моих писем и потому так долго не пишешь сам… Я все там же, где и раньше, хотя со дня на день все собираюсь уезжать, но одно обстоятельство задерживает меня еще на несколько дней. Что тебе сказать о том, что я здесь делаю? Перевидала я очень много народа, между прочим, несколько человек из бывших пречистенских ³⁹ знакомых, и почти обо всех пречистенских узнала все подробности — исключая Ольги Саниной, о которой я не узнала ничего ровно, как ни старалась. Узнала мало веселого: двое сходят с ума — Маруся и Надя Олигер, двое находятся в стесненных денежных обстоятельствах — одна потому, что ей ‘не лают’ делать то, что она бы хотела, другая тоже — и обе такие бледные и измученные,— третья только что вышла из Бутырок ⁴⁰ — она еще так молода, ей всего 19 лет, но у нее такая горькая складка у губ, и лицо ее становится таким трагическим, когда она вспоминает хоть на минуту то, что сама испытывала, или то, что пришлось испытывать другим. Да, тяжело сейчас жить в России! А помнишь толстую Ирину, которая тоже была в Пречистенке — ее обвиняют в деянии, которого она и не думала совершать, и ей предстоит военно-окружной суд. А помнишь Галину мать? Ее теперь судят тоже военно-окружным. Так тяжело приходится прежним моим пречистенским сожительницам Перевидала за последнее время всю нашу семью — или почти всю с немногими исключениями. Все живы да здоровы, много о тебе расспрашивают. Еще побывала я в театре и наконец видела ‘Синюю птицу’ — мне очень, очень понравилось. Обстановка положительно сказочная. Я не только никогда не видела ничего подобного, но, конечно, не могла даже и себе представить, что можно дойти до такого технического совершенства. Описывать не буду, потому что описывать слишком трудно, но очень хотела бы, чтобы ты это увидал… Сейчас строчу тебе эти строки в Румянцевской библиотеке. Здесь тихо и довольно уютно, хотя, на мой вкус, слишком людно. У ‘нас’ в университетской библиотеке было лучше — там создается какое-то особое настроение, как-то особенно хорошо работается, а здесь этого нет. Верно, потому, что так тесно.

Сегодня утром опять бегала в Третьяковку. Там много новых картин. Мне особенно нравятся две: ‘Вихрь’ Малявина и ‘Демон’ Врубеля — и они такие противоположные! В одной столько красок, столько движения, бодрости, удали! И теперь хочется смотреть именно ее, и только ее, чувствуешь, как в тебя самого вливается какая-то радость жизни, а это так хорошо! — Врубелевский демон — воплощенное отчаяние, отчаяние бессмертного, для которого нет выхода, нет даже смерти! И тут только ясно понимаешь, как могло бы быть ужасно, если бы быть бессмертными,— становится понятен ужас бессмертия. И как гармонируют с демоном и его настроением скалы, разбросанные павлиньи перья. Я заметила несколько левитановских картин, которыми я раньше недостаточно прониклась, еще хороши серовские картины. Прекрасен портрет Брата. Очень заинтересовала меня одна новая картина — ‘Человек в очках’. Стоит человек в очках — худой, нервный, в очках, лоб интеллигента — он чистейший продукт города. За ним большое окно, а за окном его естественный фон: большой город с его высокими домами, трубами — эта картина дает очень много. Есть еще также интересная картина Рущица, но вся ее прелесть в красках, так что ее не опишешь.— Картина Рериха ‘Древний городок’ — ну да всего не опишешь. Там теперь много хорошего. Я теперь опять так наслаждаюсь всем этим…

Начало декабря (конец ноября) 1908 г.

Послано им Москвы в Болье.

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 215-216

В. Е. АРМАНДУ

Мой дорогой Володя, опять пишу тебе, мой хороший, все думается о тебе, все хочется узнать, что с тобой и как ты себя чувствуешь… Я живу все по-прежнему — пока что все хорошо идет, на днях отсюда уеду. Я нашла здесь сравнительно хорошее настроение: всюду чувствуется некоторое оживление — общественная жизнь как будто бы просыпается. В своем городе я нашла очень большие перемены. Он очень оживился, становится совсем крупным городом — вечером на улицах так красиво, так много огней, так оживленно, положим, оживление продолжается не поздно, но временно оно есть. Так оживляют и трамваи, ведь они теперь проведены в самых разнообразных направлениях, так что расстояния, которые раньше здесь были такие громадные, теперь перестают существовать и движение по городу от этого значительно усилилось. Ведь все трамваи по всем направлениям всегда переполнены. Сначала мне казалось так весело на трамвае — теперь уж я привыкла, а известно, что к чему привыкаешь, то иногда перестаешь ценить.— И в смысле зрелищ и развлечений город мой тоже очень оживился — такая масса самых разнообразных лекций, концертов, зрелищ. Я первое время, что называется, запоем всем этим увлекалась. Была три раза в Художествен[ном], во-вторых, один раз в Малом и у Корша, два раза в синематографе, один раз в концерте. Вчера попала на лекцию ‘о символизме’. Читали Белый, Брюсов и еще двое других того же направления, но менее видные, и затем пела Оленина-д’Альгейм. Мысли лекторов были приблизительно следующие. Двое из них (Белый и Рачинский) утверждали, что есть два сорта символизма. Одни берут природу такой, как она есть, не видя за ней никаких тайн и преклоняясь перед ней, ни в чем не сомневаясь изображают ее в тех или иных символах — они, значит, берут природу за основу своего творчества. Между тем что такое природа — это лишь ряд эмблем (явлений), за которыми скрывается их истинная непознаваемая сущность (‘вещь в себе’ Канта). Символисты другого типа, отлично понимая, что явление есть лишь ‘эмблема’ истинно сущего, в сущности — создание наших органов чувств, творят уже не основываясь на этих явлениях, а как-то чисто субъективно, совершенно не опираясь на природу. Символисты же будущего, предвосхищая ‘вещь в себе’, будут раскрывать ее тайны. Брюсов был ближе к земле — он утверждал, что, когда мы говорим об искусстве, нам приходится говорить только на основании опыта нашего, так как искусство олицетворяется, воплощается в произведениях искусства, а мы до сих пор еще не знаем таких произведений искусства, которые бы не воспроизводили в том или ином виде краски, звуки, формы, которые ведь все взяты из мира явлений. Но так как он согласен с другими лекторами, что природа лишь эмблемы, другими словами — ‘символы’ истинно сущего, то и символизм, по их мнению, совпадает с реализмом. Символизируя природу, они лишь воспроизводят ее, так как она сама лишь символ. Таким образом, искусство наряду с наукой является способом лучшего познавания природы. Брюсов, конечно, очень сочувствует идее об искусстве будущего, которое будет предвосхищать тайну ‘вещи в себе’, но он думает, что время для такого искусства еще не настало и что потому о нем рано думать и говорить.

Одним словом, у меня получилось впечатление, что они все кантианцы, только на разный лад. Возможно, и даже более чем вероятно, что я не умею достаточно разобраться в оттенках…

5 декабря (22 ноября) 1908 г.

Послано из Москвы в Болье

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 214—215

А. Е. АРМАНДУ

Мой дорогой Саша, я вчера перестала писать, потому что было очень поздно. Расскажу теперь тебе, где я нахожусь и что делаю. Я с Аней К.⁴¹ в Питере, мы сюда приехали присутствовать на женском съезде⁴². Съезд подчас очень скучен, подчас бывает интересен. Я записалась в экономическую группу и там уже прослушала доклады о крестьянской женщине, о женщине-работнице (выступали целый ряд работниц), говорили о проституции сегодня, о браке, семье, материнстве и т. д. Не могу сказать, чтобы все эти доклады дали мне что-нибудь новое или что-нибудь яркое. Единственно хорошие минуты— это когда подчеркивается партийная и классовая дифференциация, тогда поднимается целая буря, разгораются страсти — одним словом, все оживает. Несколько раз ‘рабочей группе’ удалось провести свои резолюции на секциях, не знаю, пройдут ли они на общем собрании.

Получаешь ли ты какие-нибудь русские газеты или журналы? А то без них ведь скучно. Я очень усердно их теперь читаю… Получаете ли вы какие-нибудь французские газеты? Для Феди и Саши я бы очень хотела, чтобы вы получали ‘Humanit’. Нечего и объяснять почему, и, верно, ты ничего не имеешь против. Интересно мне также, бывают ли рабочие собрания в Рубэ? Ведь там, кажется, рабочий центр? Посещаете ли вы эти собрания?..

14 (27) декабря 1908 г.

Послано из Петербурга в Рубэ

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 216

В. Е. АРМАНДУ

…Сегодня вечером еще есть общее собрание съезда, но ни я, ни Аня на него не пошли, потому что рабочая группа вышла из съезда и мы вышли вместе с ней. Рабочая группа вышла вот по какой причине: на 3-й секции была вынесена резолюция (общеполитическая), предложенная рабочей группой. По политическим соображениям эту резолюцию решено бюро съезда не выносить на объединенное заседание секций и не баллотировать ее, а вынести кадетскую резолюцию, предложенную бюро. Тогда рабочая группа и решила выйти из заседания и из съезда. Конечно, такой выход нужно было устроить с треском и шумом, но этого сделать не сумели, так что, в общем, ничего не вышло, и осталось тяжелое впечатление. Вообще у меня такое впечатление, что кадетки сорганизовались, и вот единственный результат этого съезда. Хорошо было бы сорганизовать покрепче и пролетарку, ко сделать это много труднее, и, во всяком случае, это до сих пор непочатый край. Посмотрим на местах, может быть, и удастся что-нибудь устроить по этой части на местах. В общем, женская раб[очая] группа на съезде воочию доказала, как еще неопытна и как еще неумела наша пролетарка. Хотя, с другой стороны, должна сказать, что единственные дельные резолюции были резолюции пролетарок. Кадетки же оказались дельны лишь в политике — они удачно гнули свою линию и создали свою организацию, в экономических же вопросах они все смазывали и подчас несли невероятную чушь. Впрочем, может быть, это тоже политика… Очень много, между прочим, уделялось времени на съезде вопросу о свободе любви. Сказать, чтобы окончательно по этому вопросу что-нибудь выяснилось, я не скажу, но кое-что наводило на новые вопросы, а следовательно, и способствовало выяснению их если не всем съездом, то во всяком случае отдельными личностями. В жизни есть одно противоречие: с одной стороны, стремление к свободе любви, и, с другой, то, что пока у женщин так ничтожен их заработок, для большинства из них эта свобода недоступна, или уже тогда она должна оставаться бездетной. И вот в этом кругу съезд и вертелся как белка в колесе. Мне как-то особенно захотелось выяснить себе что-нибудь по этому вопросу. Может быть, в результате своих дум я что-нибудь и напишу по этому поводу ⁴³…

Середина декабря 1908 г.

Послано из Петербурга о Болье

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 217

В. Е. АРМАНДУ

…Ты совершенно прав, что психология Вани ⁴⁴, которую ты так хорошо и метко охарактеризовал, есть, хотя, может быть, и не очень ярко выраженная, психология современной интеллигенции. Теперь в большинстве интеллигентских голов происходит ‘переоценка всех ценностей’. Чем интенсивнее работает данная голова, тем этот процесс происходит сложнее и интереснее. Как выразилась одна курсистка, интеллигенция не имеет или утеряла ‘ариаднину нить’ и потому мечется, кидается то в одну, то в другую сторону, это последствие неимоверной путаницы, которая происходит в ее голове. По мнению этой девицы, теперь за самое последнее время стало замечаться, что головы постепенно стали приходить в порядок, и она просила меня объяснить, какие, по моему мнению, причины приведут к более определенному мировоззрению русского интеллигента. Я это объяснила так (нового в этом, конечно, ничего нет): во время революции почти вся интеллигенция, увлеченная движением, была как бы свалена в одну кучу — и эта интеллигенция могла быть свалена в одну кучу лишь потому, что она не имела времени отыскать свое настоящее место в обществе, выработав себе твердо обоснованное мировоззрение. Но пока интеллигент участвовал в движении, он и не чувствовал потребности его вырабатывать. Но когда отхлынула общественная волна, когда сильно упала возможность общественной активности, интеллигент оказался без дел, не у места. И тут он стал кидаться из стороны в сторону и поставил себе вопрос: кто же я? И теперь началась дифференциация интеллигенции. После многих заблуждений одни решительно и обоснованно примыкают к буржуазии, другие к пролетариату,— и примкнувшие к тому или другому течению уже делают это вполне обоснованно и сознательно. И вот мне кажется, что Ваня — представитель тех, кто еще на распутье, чем закончится его эволюция, трудно еще сказать. Боря⁴⁵ же закончил свою эволюцию — хотя мне думается, что тут едва ли даже и была какая-либо эволюция: его миросозерцание по массе вопросов и раньше не было социалистично, теперь же он только это сознательно для самого себя оформил.

И напрасно ты меня как будто хвалишь за мою стойкость — я думаю, в ней меньше всего виновата я сама. Дело в том, что, во-первых, я на этот путь пошла позже других — марксизм для меня был не увлечением молодости, а завершением длительной эволюции справа налево. На последних ступенях этой эволюции ты немало сделал для меня — благодаря тебе я многое усвоила и поняла лучше и скорее, потому что ты сам так верно и глубоко, так вдумчиво вникал в разные вопросы марксизма. Наконец, и last not least {Последнее, но не последнее по значению.}, последний реакционный год я провела среди пролетариев, тогда как другие провели его в совершенно иной атмосфере. Итак, не я, а обстоятельства сделали меня более стойкой. Что касается тебя самого, то твое мировоззрение, мне кажется, было воспринято не под влиянием чувства увлечения, а было глубоко продумано. Хотелось бы мне знать, Володька, какого ты мнения на ‘переоценку ценностей’ интеллигенции. Напиши мне об этом…

20 декабря 1908 г. (2 января 1909 г.)

Послано из Петербурга в Болье

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 217—218

А. Е. АРМАНДУ

…Мои планы несколько изменились, и я осталась здесь, вместо того чтобы ехать в тот город, куда собиралась {Киев.}. В некоторых отношениях, несомненно, прогадала (в смысле климата, например), и в других, может быть, например, в смысле заработка. Для меня решающим аргументом был тот, что здесь легче сохранить ‘здоровье’, относительно комнаты оказалось очень трудным устроиться с детьми {Речь идет о трех младших детях, оставшихся на попечении бабушки.}… Мне ведь так хочется их поскорей увидеть. И не везет — мешает то одно, то другое. Подумай, вот уж скоро 1 ¹/₂ года, что я их не видела…

Я провела праздники отвратительно — чувствовала себя ужасно одиноко и совсем впала в уныние. Я только теперь поняла вполне, как я была избалована жизнью, как я привыкла быть окруженной людьми, которые мне близки, которых я люблю и которые любят меня. И когда я подумаю о том, как мне стало невыносимо тяжело, когда я очутилась совсем одинокой, тогда как столько людей всю жизнь одиноки, мне стало даже неловко перед самой собой. А может быть, когда жизнь очень богата чувством, может быть, тогда и потребности больше. Во всяком случае такого одиночества, как здесь, на севере не было — потому что там, даже когда уехал Володя, были свои кругом, которые благодаря совместной жизни стали одной большой семьей. Но скажу, что теперь чувствую себя бодрее и больше надеюсь, что в смысле личной жизни кое-что порядочное удастся устроить. В смысле общественной я уже устроилась…

26—27 декабря 1908 г.

(8—9 января 1909 г.)

Послано из Петербурга в Рубэ

‘Новый мир’, 1970, No 6, стр. 218

Н. К. КРУПСКОЙ

Дорогая Надежда Константиновна.

Обсуждали сегодня с Людмилой⁴⁶ программу первого номера журнала. Предлагаем следующее: 1) Редакционная статья, в которой в популярной форме была бы высказана наша profession de foi {Символ веры, программа, изложение, миросозерцание.},— мы находим, что это необходимо для того, чтобы сразу определить свою физиономию (помнишь, мы с тобой говорили о том, что это нужно). Статья эта должна быть приблизительно в 2 столбца ‘Вопросов страхования’ ⁴⁷. Нам очень хочется, чтобы ты написала эту статью, и мы тебя об этом просим. 2) Политическая статья о Девятом января (приблизительно предлагается поручить мне в 1 ¹/₂ столбца ‘Вопросов страхования’). 3) Профсоюзы и работница. По содержанию примерно такое: значение профсоюзов для рабочих вообще — индифферентизм работниц — примеры из русского движения. За эту статью возьмется Людмила (размером вроде предыдущей). 4) Работница и страховая кампания — предлагается написать тебе (размером вроде двух предыдущих). 5) Коротенькая заметка о движении среди работниц (так в столбец) — я напишу. 6) О Женском дне — (необходимо уже сейчас начать агитацию за Женский день, правда ведь?) за эту статью берется Людмила. 7) Фельетон. Людмила настаивает на том, что необходим фельетон,— а так как, помнится, ты тоже была за него, а я высказалась против только потому, что сомневалась, найдем ли что-нибудь подходящее, то я к ней присоединилась. Предлагается перевести или ‘Rosalie Prudent’ Maupassant {‘Розали Прюдан’ Мопассана — название рассказа французского писателя Ги де Мопассана.}, или, если это покажется неподходящим,— есть коротенькие petits feuilletons {Маленькие фельетоны.} одной особы, в которых нарисованы картинки из жизни пролетарки — может быть, найдем что-нибудь у Hampe или Pierre Louis — Philippe {Амп, Пьер и Филипп, Шарль Луи — французские писатели. В тексте автором допущена описка.}. Думаем, что фельетон займет вдвое больше, чем фельетон в 1-м No ‘Вопросов страхования’.

Детские сады. Предлагаем написать статейку о детских садах ввиду того, что этот вопрос сейчас стоит на очереди и поднят во многих профессиональных союзах. Статейка должна быть приблизительно в 90—100 строк. Предлагаем тебе написать ее. 9) Заметка по поводу законопроекта министра торговли об охране труда женщины (в один столбец ‘Вопросов страхования’). 10) Иностранный отдел: а) статья о Франции, закон об охране материнства и законопроект минимума заработной платы в домашней промышленности, взялась Людмила, в) об австрийской женской социалистической конференции. Каждая из этих статеек не должна занимать больше одного столбца ‘Вопросов страхования’. 11) Хроника. Корреспонденции и пр. Надо просить россияна ее составить, на нее места остается 4 страницы (формата ‘Вопросов страхования’). 12) Приложение размером в два листа из ‘Вопросов страхования’, сложенные вдвое, на одном будут гигиенические сведения — могла бы составить одна женщина-врач, знакомая Людмилы, а на втором листе детская сказка. Я предлагала сказку Меримэ, но если найти русские сказки, то можно какую-нибудь русскую. Что вы обо всем этом думаете,— пишите скорее. На вид кажется очень громоздко, но мы статьи рассчитывали примерно по ‘Вопросам страхования’ (1-й номер), так как предполагается, что наш журнальчик будет приблизительно такого же размера. Этим материалом такой примерно номер еле заполняется.

Относительно денег дело швах. Я напишу Ане ⁴⁸, попрошу ее зайти к одной общей нашей знакомой, может быть, она что-нибудь даст (но, конечно, не всю сумму). Людмила тоже хочет написать одному (или одной) знакомому в Питере. Хотим съездить завтра с Людмилой к одной здешней богатой особе — может быть, что-нибудь и выгорит. В воскресенье на заседании КЗО ⁴⁹ поговорю и там…

Затем мы считаем, что было бы очень желательно и важно написать три следующих письма: 1) Конкордии⁵⁰ — такого содержания, приблизительно. Очень, мол, рады, что вы приветствуете, и прочее и что в России группа организуется. Еще раз просим вас как можно скорее прислать нам материал (письма, заявления, корреспонденции и прочее о работнице и от работниц), имеющийся у вас Просим вас связать нас с группой лиц, которая выказала желание работать (или предложить этой группе лиц заняться уже сейчас отделом хроники, корреспонденции и прочее). Хорошо бы достать стихотворение или басню. 2) Металлистам. Что просим их организовать сборы для нашего журнальчика и всячески способствовать ему и что просим связать нас с металлисткой — Шурой (написавшая статейку в No 6 ‘Пролетарской правды’⁵¹) Михайловой и другими (то же самое хорошо бы сделать и по отношению к текстильщикам). 3) Письмо к Бадаеву⁵² — попросить его связать нас с текстильщицами с фабрики Паля. Там есть очень сознательная работница. Если он сам ее не знает, то палевские социал-демократы знают ее наверное. Попросить также 6-ку⁵³ написать в наш журнальчик письмо или что-нибудь в этом роде. (Я забыла в программе сказать, что мы предлагаем это.) Если ты согласна со всем этим, то пошли, пожалуйста, такие письма или, если тебе некогда, так как мне решительно делать нечего, сообщи мне, куда направить письма, и я их напишу.

Я повторяю то, что писала прошлый раз: было бы хорошо, если бы ты разделила с нами адреса, нужные для редакции, так как тогда мы и переписку могли бы поделить и все не валилось бы на твои плечи. И не бойся, без общего согласия мы отсюда ничего не пошлем. Сообщи, согласна ли ты со всем, что я тебе сообщила. Пиши скорее…

Только что составили совместно с Людмилой проект воззвания⁵⁴, если оно покажется вам подходящим, направьте его в ‘Пролетарскую правду’. Хорошо бы также напечатать его в ‘Металлисте’ ⁵⁵ и ‘Вопросах страхования’, и поправками, конечно, не стесняйся. Внизу воззвания придется, верно, поставить адрес ‘Вопросов страхования’ для присылки рукописей для передачи в редакцию?

Начало января 1914 г.

Послано им Парижа в Краков

‘Исторический архив’. 1955, No 4, стр. 29—31

Н. К. КРУПСКОЙ

Дорогая Надежда Константиновна, я получила ваше воззвание и твои сообщения о вашем заседании… Относительно взаимоотношений с российской группой мы считаем, что их нужно построить на следующих основаниях: 1) Российская и заграничная группы равноправны — другими словами, сколько бы ни было лиц в российской редакции или группе, они имеют столько же голосов, сколько и заграничные,— 4 голоса за границей и 4 голоса в России.

2) Все сколько-нибудь важные вопросы решаются голосованием. В том случае, если голоса разделяются поровну, решающий голос имеет редакция ЦО⁵⁶.

Всякие заявления принципиального характера, всякие изменения принятой позиции или поправки к этой позиции проводятся через обе редакции и голосуются общим голосованием. Все неподписанные статьи считаются редакционными и проходят и через заграничную и через русскую редакцию. Если по их поводу возникают разногласия, они или принимаются или отклоняются общим голосованием обеих редакций.

Остальные статьи редактируются русской частью редакции. Если голоса там разделяются поровну (т. е. если два голоса в русской редакции высказываются против), статья передается на общее голосование обеих редакций.

Хроника, корреспонденции и прочее редактируется русской редакцией.

Голосование, понятное дело, не исключает переписки, но голосование путем переписки лучше, чем соглашение путем переписки, потому что это вот {По-видимому, сокращенное ‘вотум’.} вещь очень длинная, и в результате которой может не получиться никакого соглашения. К тому же голосование гораздо лучше обеспечивает права обеих сторон.

Первая половина января 1914 г.

Послано из Парижа в Краков

‘Исторический архив’, 1955, No 4, стр. 31—32

Н. К. КРУПСКОЙ

Дорогая моя Надежда Константиновна! Побеседовали мы с Людмилой по поводу следующего номера ‘Работницы’ и предлагаем следующее. Написать статьи об охране материнства (берусь я), о Международной социалистической конференции (Людмила), об избирательном праве и дороговизне жизни, может быть, взялась бы ты. Между прочим, дороговизна жизни сравнительно сложный экономический вопрос — и потому лучше было бы, если бы ты взялась за него. Необходима еще статья о массовых отравлениях…

— Нет, теперь, когда вся наша публика сидит, мы должны взяться, по-видимому, энергичнее за дело, а то как бы затеянное нами дело не перестало быть нашим. Я думаю, что теперь, когда дело уже не в интересах заграничной редакции (а это, конечно, было не важно), а в интересах самого дела, ты согласишься написать более энергично в Питер, и это тем легче будет сделать, что теперь там брат. Напиши брату (об этом прошу тебя от имени Людмилы и моего и предлагаю, если вы присоединитесь к этому мнению,— сделать это от имени заграничной редакции) и попроси его сообщить, что там в редакции делается, кто там участвует и как обеспечить бы наше идейное влияние на эту редакцию. Сделай это? А если вы против такого письма, то сообщи немедленно, а также ваши мотивы. По-моему, нам важно написать такое письмо, и как можно скорей, нам важно — теперь, когда нашей публики нет там, взять дело в свои руки, а то ‘Работница’ не выполнит своей миссии ни в каком отношении.

Относительно женского совещания ⁵⁷ я, оказывается, не поняла, о каком совещании шла речь. Теперь, после разговора с Людмилой, я знаю, в чем дело, и тоже считаю, что было бы очень хорошо, если бы ты туда поехала. До Вены так близко, что тебе это легко будет сделать, а это имело бы некоторое значение. О месте и времени можно, наверное, узнать через ‘Gleichheit’ — сделай это. Теперь хочется поговорить с тобой о будущей делегации на конференции. Было бы важно, чтобы в этой делегации было как можно больше работниц, и потому, может быть, лучше было бы уже сейчас списаться с Россией об этом, чтобы там подготовились. Как обстоят дела с деньгами? Наверное, на русских делегаток там сделают сборы, и таким образом, их приезд будет денежно обеспечен — как ты думаешь? Затем надо бы взяться за доклад — он должен быть представлен не позже середины мая. Давай решим, кто за него возьмется и что желательно, чтобы было в этом докладе. О последнем вопросе на днях сообщу наше мнение по этому поводу, а ты поскорее сообщи, что вы об этом думаете.

На днях устраиваем здесь митинг протеста по поводу массовых отравлений работниц в Питере — инициативу взяла на себя наша женская группа. Наметили также целую серию рефератов — 7 рефератов. Хотели устроить анкету — вообще группа копошится. Я лично отношусь очень скептически к возможности работы нашей группы в Париже, но все же кое-что делаю в ней.

Как ты давно не писала мне, дорогая! Как тебе не стыдно забывать меня и не писать! Пиши поскорей. Получила на днях письмо от Инессы — посылаю тебе его, мне кажется, что оно тебе будет интересно, да и хочется поделиться радостью с тобой. Письмо это такое бодрое, оно как-то освежает. Прекрасный возраст 16 лет — это неоспоримо, и все-таки не хотелось бы вернуться вспять, в жизни — как ни бывает подчас тяжело — много гораздо более интересного и яркого, чем в детстве и юности.

Крепко, крепко обнимаю тебя.

Инесса

Письмо Инессы верни. Приехал ли к вам товарищ, о котором я тебе писала и который должен был приехать к тебе от моего имени? Привез ли он тебе присланные мной меха ⁵⁸,— они были запечатаны в желтый конверт с печатями?

Между 16 (20) марта

и 1 (14) апреля 1914 г.

Послано из Парижа в Краков

‘Исторический архив’, 1955, No 4, стр. 40—42

И. А. АРМАНД

Моя дорогая Инуська, несказанно обрадовалась твоему письму, а то совсем истосковалась по вашим письмам — так давно ни от кого не было ни слова — папа мне совсем перестал писать — верно, очень занят. Я очень рада, что ты чувствуешь себя лучше — береги себя, моя родная,— бросать учение, конечно, нельзя, но все другие советы доктора, наверное, можно было выполнять, и ты большая свинуша, что этого не делала. Все-таки это твое письмо гораздо бодрее и веселее предыдущего, так что, по-видимому, ты все-таки себя чувствуешь много лучше. Мне ужасно хотелось бы получить твою фотографию в костюме — непременно снимись и пришли мне, так захотелось сейчас же получить эту фотографию.

Я тоже очень рада, что ты совсем сжилась с гимназией и чувствуешь себя там хорошо,— это хорошее воспоминание, которое останется на всю жизнь, да и закрепит, вероятно, хорошее отношение с людьми.

Письмо Белинского⁵⁹, о котором ты мне пишешь, я знаю. Оно действительно очень интересно и в свое время имело большое общественное значение. Вообще Белинский — удивительный человек! Все его письма, по-моему, очень интересны.

Раз ты этого хочешь, мы поедем на море — впрочем, я и сама собиралась поехать на море. Я очень мечтала об Адриатическом море — что ты об этом скажешь?..

Говорят, там есть очень славные и недорогие местности — сообщи, когда именно вы собираетесь приехать. Я думаю вас прямо встретить там, чтобы вам совсем не заезжать в Париж…

Ранее лета 1914 г.

Послано из Парижа в Москву

Публикуется впервые

ЦПА ИМЛ, ф. 127, оп. 1, д. 35, л. 10—11

И. А. АРМАНД

Моя родная Инуська, я так была рада твоему письму — я именно и хочу, чтобы ты мне писала ‘по мере наползания мысли на язык’, так гораздо лучше, выходит непринужденней, и рассказываешь именно то, что сейчас занимает и волнует, и твое письмо отчасти так и делает… Я живу здесь недурно — конечно, отчаянно скучаю по России — после того как я там побывала, заграница кажется мне особенно бесцветной и неинтересной. Так, материально устроилась довольно хорошо — нашли порядочную квартиру и пр. У меня будет фортепьяно, и я этому радуюсь — очень, очень хочется играть, особенно в грустные минуты — это так успокаивает и примиряет. Я надеюсь, что Варя и Андрюша здесь не будут скучать, с уроками я уже устроилась — с ними будет заниматься одна моя хорошая знакомая, которую ты тоже, впрочем, знаешь. Недавно я получила письмо от Кати — она и ее дети очень целуют тебя, Варю и Андрюшу. Она нас всех очень помнит и любит. Тоже скучает здесь за границей и мечтает о России. Я рада, что у тебя есть хорошая подруга, по-моему, дружба — это такая хорошая вещь, ее очень надо ценить. Что ты хочешь сказать тем, что твоя подруга идеалистка? Как ты это понимаешь? Мне просто интересны подробности. Ну, а с Леной и Таней дружба продолжается или нет? Лена мне что-то очень понравилась — в ней что-то очень славное. А помнишь, ты мне говорила об одном мальчике, который очень бойко говорит,— помнишь? С ним ты не познакомилась поближе, не подружилась? Скажи мне еще, что именно Белинского ты теперь читаешь? Читала ли ты спор о ‘Бесах’ (Достоевского) между Горьким и другими писателями? Помнишь, мы как-то говорили с тобой о ‘Бесах’ в Ставрополе? По-моему, этот спор Горького очень интересен. Я вижу, что ты террибельная {В переводе с английского — страстная, неустрашимая.} охотница — хотела еще сказать интрепидная, но решила, что ты, наверное, отвыкла от таких заграничных слов. А мне вот было неприятно видеть, как бьется заяц в предсмертных судорогах, и, главное, слышать, как он кричит. Да и глядя на то, как за одним несчастным зайцем гонятся 6 собак и почти столько же охотников, мне казалось, что в этом есть что-то трусливое, что это уже не охота, а бойня, так как, само собой разумеется, о борьбе зайца тут почти не может быть и речи. А мне кажется, твоя Маня действительно, должно быть, милая — мне нравится, что при слове охота она затыкала себе уши, хотя я и не разделяю ее взгляда. Она не толстовка? Скажи Феде и Саше, что они большие лентяи, и что я их очень прошу мне написать. Сама тоже напишу им на днях. Как выглядит Саша в своем студенческом мундире? Очень ли он форсит? Принимал ли он участие в студенческом движении в связи с делом Бейлиса. Насплетничай мне и о Феде, да смотри — побольше. Варю и Андрюшу тоже очень поцелуй — я им напишу тоже, вероятно, сегодня или завтра. А я, знаешь, была здесь на одном концерте — играл пианист. Он играл Бетховена, Шопена, Шумана. Я очень наслаждалась. Театр здесь неважный — в этом отношении приходится завидовать вам, но концерты очень хороши, и я хочу хоть ими попользоваться вовсю. Пойдешь ли ты в Художественный театр? Ты мне тогда расскажи свои впечатления. Только не ходи на ‘Бесов’⁶⁰ — это слишком тяжелая вещь и очень действует на нервы, а, во-вторых, ведь действительно свинство, что они эту вещь ставят. Ну, крепко, крепко тебя целую уж и не знаю, сколько раз. Так бы хотелось это сделать по-настоящему.

Не позднее лета 1914 г.

Послано из Парижа в Москву

Публикуется впервые

ЦПА ИМЛ, ф. 127, оп. 1, д. 35, л. 1—4

Н. К. КРУПСКОЙ

Дорогая Надежда Константиновна. Была очень рада твоему письму — уж очень давно ничего от тебя не получала. Хотя и это письмо не вполне меня удовлетворило— оно ведь больше деловое, а о себе ты ничего не пишешь, а мне бы очень хотелось знать о тебе. Что сейчас читаешь, чем интересуешься? Напиши поподробнее. Как себя чувствуешь? Ведь ты даже о здоровье ничего мне не пишешь. Ходила ли гулять? Напиши, дорогая. Я теперь в Триесте с детьми. Мы здесь застряли потому, что дети простудились и расхворались — особенно намучил меня Андрюша — у него был сильнейший жар — 40 с лишним,— я подумала, что тиф, но сегодня температура совсем уже упала — по-видимому, только простуда. Инесса приедет, только позже — она ждет отца из-за паспорта, которого ей не выдадут без него. Она хочет проявить самостоятельность и приехать одна — но вероятнее всего, что приедет с Сашей, моим старшим сыном. Была очень рада получить и ‘Работнику’ и ‘Путь правды’. Спасибо большое за них. Получила также мандат и уже перевела его и послала по назначению… Относительно доклада я думаю, что у тебя всего больше русского материала,— ведь ты, так сказать, у самого источника этих материалов, у меня же если кое-что и имеется, то по сравнению с тем, что имеется у тебя, очень немного. Так что лучше всего, если ты составишь доклад. Я думаю, что Людмила будет того же мнения. Мы об этом как-то даже говорили однажды с ней…

Ну, дорогая, крепко целую! Тебя и также бабушку ⁶^I. Как она себя чувствует в Поронине?

Инесса

1914 г.

Послано из Триеста в Поронино

Публикуется впервые

ЦПА ИМЛ, ф. 127, оп. 1, д. 37, л. 3—4.

Л. ФРАНСИН⁶²

Дорогой товарищ!

Простите, что я так долго Вам не отвечала, но я уезжала по делам на целых две недели и потому не могла записать Вам раньше. Мы все очень счастливы, что Вы согласны на созыв неофициальной конференции⁶³, которую некоторые наши товарищи надеются организовать. Нам очень интересно знать, какие шаги предпринимает теперь во Франции Ваша маленькая группа, оставшаяся верной интернационализму. Напишите же нам об этом, как Вы обещали, подробно. В наше тяжелое время, когда столько социалистов во всех странах забыло о социализме и изменило ему,— такое счастье вновь встретить социалистов, оставшихся, несмотря ни на что, интернационалистами, верными социализму.

Мы получили от нескольких товарищей из разных с гран благоприятные ответы по поводу упомянутой конференции. Прежде всего, гражданка Цеткин (письмо от которой я получила одновременно с Вашим) пишет мне, что она всецело разделяет нашу точку зрения о том, что женское движение имеет в данный момент большое значение, что с самого начала войны она обращала внимание всех, как мужчин, так и женщин, на важность этого вопроса и что, по ее убеждению, женщины-социалистки могут оказать решительное влияние в деле создания III Интернационала, сохраняя социалистические принципы и способствуя их торжеству в практической деятельности политических и профессиональных организаций их стран. Она думает так же, как и Вы и мы, что конференция левых социалисток была бы очень полезна, и обещает приложить все усилия для ее осуществления. Мы получили также ответ от наших австрийских товарищей. Гражданка Попп⁶⁴ весьма одобряет мысль о созыве конференции и просит нас уведомить австрийских социалисток о дне созыва конференции. К несчастью, связь с австрийскими товарищами очень затруднена. Мы беседовали также здесь с представительницей социалистического движения в Италии — гражданкой Балабановой ⁶⁵. Она тоже всецело присоединяется к мысли о конференции и обещала нам свою помощь. Наконец, совсем недавно мы получили равным образом очень горячую поддержку со стороны товарищей из Голландии.

Мы еще не получили ответа от английских социалисток, но это объясняется тем, что нам было чрезвычайно трудно установить с ними связь. Поэтому только совсем недавно мы смогли написать им и уже позавчера получили от одной из них телеграмму, из которой видно, что они также намереваются принять участие в конференции. Как видите, наши дела идут хорошо, и я надеюсь, что вскоре мы сможем собраться. Я думаю, что, как только мы получим более подробный ответ от наших английских товарищей, можно будет уже назначить дату и предпринять все необходимые шаги. Каково Ваше мнение по этому поводу, дорогой товарищ? С нетерпением буду ждать Вашего ответа. В ожидании его горячо и по-братски жму Вам обе руки.

Инесса Арманд,
член редакции ‘Работника’

Вторая половина января 1915 г.

Послано из Берна в Париж

‘Исторический архив’, 1960, No 3, стр. 110—111

К. ЦЕТКИН *

* Письмо написано конспиративным языком. См. примечание 66.

Дорогой друг! Мы все были очень счастливы, получив от Вас такое хорошее письмо⁶⁶. Все здесь очень довольны, что Вы одобряете брак Люси. Вообще кажется, что перед этой молодой парой открываются самые радужные перспективы радости и счастья, и, хотя мы опасались, что семья будет против этого брака, он, напротив, завоевывает всеобщие симпатии, и все наши родственницы выражают свои наилучшие пожелания жениху и невесте и обещают приехать на свадьбу. Так, кузина Луиза Франсин прислала им свои наилучшие пожелания и хочет обязательно присутствовать на венчании. Разумеется, она себе шьет красивое платье розовато-лилового цвета — Вы знаете, какая она живая и кокетливая и как она любит одеваться. Ее хорошее отношение к этому браку, как мне кажется, чрезвычайно важно, так как она пользуется влиянием в семье, особенно в данный момент. Это, следовательно, уже большой козырь для наших молодых влюбленных.

Наша двоюродная сестра из Голландии⁶⁷ также пишет, что она очень довольна этим браком (я даже скажу, что она в большом восторге от него) и намеревается совершить такое большое путешествие сюда, чтобы лично поздравить наших молодых новобрачных в этот великий день. Даже тетя Адельгейда, которую, как я боялась, трудно будет удовлетворить, всецело одобряет этот брак и хочет присутствовать на свадьбе. Вы видите, следовательно, что этот союз, который зародился, казалось, при довольно неблагоприятных обстоятельствах, имеет много шансов на то, чтобы закончиться премилой и превеселой свадьбой. Конечно, есть еще несколько родственниц, от которых мы пока не получили поздравлений, но это по вине Люси, которая немного запоздала с рассылкой извещений, а вообще я думаю, что вся семья одобрит этот брак.

Недавно подруга Балабанова приезжала сюда по делу из Милана. Она также всецело одобряет этот союз. Мы провели два вечера вместе с нею. Жених и невеста также были там, и она дала им даже несколько хороших советов. Все спрашивают, что Вы думаете об этом браке и будете ли присутствовать на свадьбе. Я им передала содержание Вашего письма. Что касается меня, то мне кажется, что свадьбу не следует откладывать слишком надолго. Этот брак, кажется, такая большая радость для всей семьи, и сами жених и невеста так страстно желают осуществить свою мечту о счастье, что всякое промедление, мне кажется, было бы во вред. Чем скорее, тем лучше.

Я хорошо знаю, что Вы правы, что отсутствие полного согласия в нашей семье создает некоторые затруднения и что помимо тех, которые полны предрассудков и о которых, следовательно, вообще не может идти речь, есть еще робкие и нерешительные, хотя внутренне и преодолевшие уже свои предубеждения, но не имеющие еще смелости высказать свои мнения и не решающиеся сделать первый шаг. Ну что ж, я думаю, что наши счастливые помолвленные были бы не правы, отсрочив свое счастье из-за этих робких людей. Совсем наоборот, я думаю, что наилучшее средство окончательно склонить этих последних на нашу сторону — это сделать решительный шаг. Все, кажется, так хорошо складывается, что, по-моему, следует сделать все возможное, чтобы эта свадьба состоялась как можно скорее. И повторяю: если бы Вы могли приехать повидаться с нами, это было бы очень, очень хорошо. Подобные семейные дела столь щекотливы и деликатны, что, право, нельзя всего высказать в письме.

Но Вы меня упрекнете, что я думаю только об узких семейных вопросах и что в такой трагический момент, который мы сейчас переживаем, я думаю только о мелких интересах своей семьи и своих близких. Нет, нет, дорогой друг, не бойтесь, я не забываю также и политических, и социальных вопросов. Недавно у нас даже был очень длинный разговор на эти темы с Люси и Валли, и есть один спорный вопрос, о котором я очень хотела бы знать Ваше мнение.

Мы обсуждали демаркационную линию между левыми и правыми. Что касается меня (Люси такого же мнения, равно как и Валли, которая при этом присутствовала), то мне кажется, что можно было бы определить ее следующим образом: все те, кто против шовинизма, против голосования за кредиты и вхождения в министерство, все те, кто не только против политической позиции Зюдекумов⁶⁸, Эрве⁶⁹, Масловых⁷⁰, но также и против позиции Каутского⁷¹ и Плеханова⁷²,— являются левыми. Что Вы думаете о таком разграничении? Нам хотелось бы знать Ваше мнение.

Есть еще разные другие вопросы, которые я хотела бы Вам предложить, но, к сожалению, мне надо идти заняться моим хозяйством. Сегодня как раз у меня много работы… Вообразите себе, я перегрузила себя работой: вздумала сама выстирать и выгладить все мои жабо и кружевные воротнички. Вы будете бранить меня за мое легкомыслие, но прачки так портят, а у меня красивые кружева, которые я не хотела бы видеть изорванными. Я все это выстирала сегодня утром, а теперь мне надо их гладить. Ах, счастливый друг, я уверена, что Вы никогда не занимаетесь хозяйством, стиркой, и даже подозреваю, что Вы не умеете гладить. А ну-ка, скажите откровенно, умеете Вы гладить? Будьте чистосердечны и в Вашем следующем письме признайтесь, что Вы не умеете гладить! Ах, такие женщины, как Вы, которые занимаются политикой, очень счастливы: они не знают никаких хозяйственных забот.

По-братски и горячо жму Вашу руку

Инесса Арманд

Конец января 1915 г.

Послано из Швейцарии в Германию

‘Исторический архив’. 1960, No 3, стр. 111—112

ДОРЕ МОНТЕФИОРЕ⁷³

Дорогой товарищ, посылаю Вам циркулярное письмо редакции ‘Работницы’. Как Вы увидите из этого письма, мы думаем, что в настоящее тяжелое время движение работниц могло бы иметь величайшее значение для социалистического движения и что поэтому конференция социалисток радикального направления могла бы Сыть очень полезной. Социалистками радикального направления мы считаем всех тех, кто готов бороться против национализма в своей собственной стране, против голосования за военные кредиты и участия в буржуазных министерствах, всех тех, кто готов вести борьбу не только против тактики Зюдекумов всех стран, но так-же против позиции, например, Каутского, всех тех, кто остался действительно верен социализму, вполне понимая, как Вы это правильно говорите в Вашем письме к товарищу Литвинову, что единственные враги рабочего класса — это капитализм и милитаризм. Товарищ Литвинов переслал нам Ваше письмо. Мы благодарим за него. В это тяжелое время, когда социалистов, оставшихся верными социализму, так мало — особенно приятно встретиться с ними. Что Вы думаете о нашем плане и о разграничении, которое мы предлагаем? Напишите нам, пожалуйста, каково Ваше мнение о предполагаемой конференции и о разграничении на левых и правых. Мы уже имеем благоприятное и искреннее согласие с нашими планами от товарищей Цеткин, Попп, Балабановой, Анкерсмит и от наших французских товарищей. Я давно уже хотела Вам написать, но у меня не было Вашего адреса. С большим нетерпением я буду ждать Вашего ответа. Пожалуйста, напишите нам Ваше мнение о программе подобной конференции. Я думаю, но это только мое личное мнение, что должны быть изучены два вопроса: один теоретический — национализм и интернационализм, с социалистической точки зрения, по поводу которых мы должны высказать наш взгляд, наши принципы на современные войны, на оборонительную и наступательную войну и т. д., другой — практический, т. е. каковы практические задачи, которые стоят перед нами, перед социалистическим движением трудящихся женщин на первом плане. Борьба против войны, ‘Война войне’ — является, конечно, важной задачей в настоящее время и, конечно, война против войны является борьбой за мир, но не в таком смысле, как это понимают пацифисты, а в смысле борьбы за окончательный мир, добиться которого можно классовой борьбой и гражданской войной.

Пожалуйста, напишите мне, каков Ваш взгляд на все эти вопросы. Какую бы программу конференции Вы предложили? Я посылаю Вам наилучшие и сердечные социалистические пожелания.

Мой адрес: Швейцария, Берн, Дроссельвег, 23. Инесса Арманд.

Январь 1915 г.

Послано из Берна в Англию

‘Новая и новейшая история’. 1959, No 4, стр. 112

Д. ВАЙНКОПУ⁷⁴

Товарищ, вы возможно уже знаете, что товарищ Клара Цеткин решила созвать в конце марта международную конференцию женщин-социалисток. Наша партия полагает, что в настоящих условиях более существенные результаты были бы достигнуты на неофициальной конференции левых женщин-социалисток, и мы опасаемся, что в момент кризиса социализма официальная конференция не даст никаких результатов. Но поскольку уже решено созвать официальную конференцию, мы полагаем, что возможно большее присутствие левых на этом собрании оказало бы наилучшее влияние на ее работу. Нам известна точка зрения и позиция вашей партии из брошюры товарища Гортера⁷⁵ и из ваших статей, напечатанных в различных газетах, и мы находим, что позиция, занятая вашей партией, одна из лучших и самая правильная в Интернационале. Мы бы очень хотели, и мы надеемся, что присутствие вашего представителя на этой конференции имело бы очень важное значение. Сообщите мне, если вы думаете кого-нибудь делегировать. Я была бы вам очень признательна, если бы вы свели меня с вашей делегаткой. Ответьте мне, дорогой товарищ, как можно скорее. Примите мой самый сердечный социалистический привет.

Отправлять корреспонденцию в Международный секретариат женщин-социалисток.

Инесса

Мой адрес: Швейцария. Берн. Дроссельвег 23. Мадам Арманд для Инессы.

13 марта (28 февраля) 1915 г.

Публикуется впервые

ЦПА ИМЛ, ф. 127, оп. 1, д. 56, л. 1

Д. ВАЙНКОПУ

Дорогой товарищ! Мы очень сожалеем, что ваша партия совсем не была представлена на конференции женщин-социалисток, т. к. левые на ней были в меньшинстве, а ваша представительница могла бы оказать значительную поддержку в общей борьбе. Теперь о молодежной конференции, которая только что закончилась. Мы, польский товарищ и товарищ, представлявший вашу партию, мы действовали вместе, и я была просто восхищена той твердостью, с которой голландский товарищ отстаивал свою принципиальную позицию.

Что же касается женской конференции, то вначале у нас было намерение созвать конференцию только левых женщин. Это была совсем не та международная встреча, основанная на простых заявлениях интернационализма, на желании участвовать в конференции, которой нужно было скрывать единство принципов и концепций, это была совсем не та конференция, которую мы хотели созвать (да разве назовешь ее сейчас интернационалистской?!). Мы хотели помочь интернациональному сближению левых, понимая под левыми тех, кто противопоставляет социал-патриотизму социализм, которые борются против гражданского мира, против голосования за военные бюджеты, против участия в буржуазном правительстве и т. д. Но конференция была созвана совсем не на этой основе, и совершенно естественно, что этот факт оказал большое влияние на всю ее работу и особенно на резолюцию, принятую большинством, которая явилась результатом компромисса между товарищем секретарем Международного секретариата и голландскими и английскими делегатками. Мы предложили включить в повестку дня вопрос о войне и о тактике социал-демократов. Они предпочли остановиться на мире, говорить о котором можно совсем не касаясь вопросов, связанных с современным кризисом социализма и его причинами. К тому же английские, голландские, швейцарские делегатки, а также и французская представительница, которые сформировали правое крыло на конференции, имели умеренные взгляды. Английские товарищи не хотели никоим образом критиковать поведение представителей партий. А французская делегатка даже так и заявила, что она ни в коем случае не хочет, чтобы делегаты выражали свое мнение по поводу голосования за военные кредиты и участия в буржуазном правительстве. К тому же это была жоресистка, которая не хочет возражать против официальной тактики французской партии по вопросу борьбы за мир. Все немецкие делегатки были в оппозиции на конференции. В Германии они проводят именно политику левых, а на конференции они образовали центр и именно сторону правых они приняли, даже пошли так далеко в своих концепциях, что приняли единогласно резолюцию, которая поддерживает деятельность буржуазных пацифистов. И если в своих выступлениях они солидарны с нашей критикой поведения партий, тесно связывают борьбу за мир с революционной борьбой и с борьбой за социализм, то в резолюции они не захотели закрепить эти идеи. Лично у меня сложилось впечатление, что они очень боялись слишком связывать себя с их борьбой в Германии, голосуя на конференции за резолюцию, которая четко выражала наше мнение по поводу принципиальной позиции. Но, безусловно, вопрос совсем не в том, чтобы принудить кого бы там ни было поступать так или иначе — международная конференция может лишь наметить основные линии, принципы действий и борьбы, темпы, детали этой борьбы зависят и должны сообразовываться в каждой стране с окружающими условиями, в которых эта борьба должна происходить.

Есть ли у вас наша резолюция, представленная на женской конференции? Если нет, то я вам ее тотчас же вышлю. Товарищ Клара Цеткин твердо обещала, что наша резолюция будет опубликована в ‘Тагвахт’ одновременно с их резолюцией, но, увы, она не сдержала своего слова! ⁷⁶

Я была бы также очень рада познакомиться с тем товарищем, голландкой, о которой вы говорите в своем письме. Если она захочет мне написать, я была бы очень рада обменяться с ней мнениями. Я прочитала в газетах, что у вас, в Голландии, состоялась превосходная демонстрация, которая приняла почти революционный характер, а вместе с демонстрациями в Праге и Берлине их будет уже три. И если верить газетам, все три носили революционный характер. Рабочие начинают пробуждаться. Положение таково, что какова бы ни была идеология пацифистов, это движение примет революционный характер. У нас, в России, состоялись антивоенные демонстрации сразу же после опубликования декрета о мобилизации. Сейчас там спокойно, но я полагаю, что и в России женщины-работницы вступят в борьбу. Наши нелегальные организации продолжают существовать. В последнее время Петербургский комитет партии начал даже издавать газету, которую, кажется, распространяют не только в Петербурге, но и в провинции.

Примите, дорогой товарищ, мой самый сердечный социалистический привет.

Инесса

Мой адрес: Берн. Швейцария. Дроссельвег, 23. Мадам Арманд.

Позднее 13 марта (28 февраля) 1915 г.

Публикуется впервые

ЦПА ИМЛ, ф. 127, оп. 1, д. 56, л. 1-2

И. А. АРМАНД

Моя милая, дорогая, любимая девочка, спасибо тебе, родная, за твои письма, крепко, крепко тебя целую и обнимаю за них. Вообще так хотелось бы обнять и видеть тебя! Ты спрашиваешь, писала ли я тебе, да, много раз, а последнее время я вам каждому по очереди ежедневно посылала открытки. Неужели и они не доходили? Я все же надеюсь, что ты не получила их только потому, что теперь находишься в Кинешме и они поэтому не дошли до тебя. Узнай, пожалуйста также, получили ли открытки Саша, Федя, Андрюша и Варя — я всем посылала начиная с 10 мая (нового стиля), так что, по моим расчетам, на каждого из вас по крайней мере по пяти-шести штук. Досадно было бы, если бы они все пропали. Уж тогда не знаю, как и писать! То, что ты мне пишешь о московском погроме⁷⁷, очень интересно. Я решила поместить это в виде заметки в местной газете, которую я здесь читаю. Дорогая моя, мне тоже так хотелось бы вас всех видеть, родных моих детей, и никак не могу помириться с мыслью, что вы не сможете приехать ко мне нынешним летом. Я все еще надеюсь это устроить и что как-нибудь вы все же сможете ко мне приехать. Ну, подумаем, посмотрим. Что же касается того, чтобы ты провела всю зиму со мной за границей, я считаю, что, с моей стороны, как мне ни тяжело здесь одной, было бы настоящим преступлением с моей стороны на это согласиться. Надо, во-1-х, чтобы твое учение шло нормально до конца, 2) не надо вырывать тебя из русской почвы — нужно, чтобы ты там развивалась, там пустила корпи, потому что именно там предстоит тебе жить и работать, приложить то знание, которое ты накопишь. Да, да, здесь одной мне страшно тяжело, потому что я оторвана от всего, что дорого, близко, лишена дорогой мне деятельности, но я бы ни за что не хотела, чтобы из-за этого оторвана была бы и ты, но повидаться, поговорить нам необходимо, и я так или иначе постараюсь устроиться так, чтобы это удалось. Беседовать в письмах сейчас особенно трудно — письма так долго идут, что, пока получишь ответ, нить уже порвана, строй мыслей и интересов уже изменился. Но мы поговорим. Я ужасно удивляюсь на себя, почему в прошлом году, когда мы два месяца были вместе, почему мы так плохо использовали время и сравнительно так мало говорили обо всем том, о чем, несомненно, говорить хотелось. Не знаю, как это вышло, во всяком случае, вышло легкомысленно. Но нынешний год с его ужасными и вместе с тем великими событиями способен вышибить без всякого остатка легкомыслие из самых легкомысленных голов, ну, а у нас с тобой вовсе уж не такие легкомысленные головы, а, пожалуй, наоборот— головы, несколько склонные к размышлениям. И, прежде всего, не находишь ли ты, что величие развернувшихся мировых событий не дает возможности каждому отдельному человеку замкнуться в собственную скорлупу? Эти события похожи на какой-то могучий водоворот, который с неудержимой силой не может не втянуть всех, показывая наяву людям, как тесно их личные интересы связаны с общими их интересами. Да, такие-то дела! Сейчас уже некоторое время выехала из Берна и вот уже две недели живу в горах на порядочной высоте. Здесь очень хорошо. Окружена я довольно высокими горами — 1900—2000 с лишним. Отсюда из Sorenberge нет особенно какого-нибудь вида, но если подняться на одну из этих высот, то оттуда раскрывается великолепнейший вид почти на всю Швейцарию. Бывает видно не только бернский оберленд, не только Люцернское озеро, но, как говорят, в ясные дни виден даже Монблан. К сожалению, ясных дней не так много, и вот уже целую неделю льет беспрерывно дождь, так что приходится больше дома сидеть. Сижу дома — пишу брошюру по семейному вопросу (ты меня навела на эту мысль своими вопросами — но пока это между нами) и читаю. Между тем последнее время читала Глеба Успенского, деревенский дневник, власть земли и пр. Между прочим, если ты это еще не читала, очень рекомендую твоему вниманию, по-моему, замечательно интересно. Конечно, многое нз того, что он пишет, уже достояние прошлого, но ведь прошлое тоже интересно и, правда ведь, помогает понять настоящее. Да, наконец, просто интересно. Мне особенно понравилась ‘Власть земли’, ‘Крестьянский труд’, ‘Овца без стада’, ‘Перестала’, ‘Из случайных встреч’ (это не точный заголовок, но в этом роде, там, между прочим, рассказ ‘Варвара’). Ужасно интересно! Вот бы вместе с тобой все это почитать! Мне бы не хотелось, чтобы ты сейчас принялась за серьезное чтение — ты слишком еще устала от экзаменов и тебе теперь надо основательно поберечь себя и отдохнуть. Мне бы хотелось даже, чтобы ты чего-нибудь поприняла, чтобы поскорей отдохнуть и вернуть потраченные силы,— фосфатов, что ли, каких-нибудь. Поговори-ка с папой об этом. Меня очень беспокоит, что ты так переутомилась… Итак, вместо политической экономии займись, пока ты не отдохнула, хорошей беллетристикой. Ведь к беллетристике тоже следует относиться серьезно, и она много дает в смысле понимания жизни, помогает, следовательно, в разрешении различных вопросов. Почитай также литературную критику. Все это не требует такого большого напряжения ума, как политическая экономия, и вместе с тем много дает… Но, что у тебя иногда обрываются мысли и что не всегда удается продумать мысль до конца, бывает часто и, пожалуй, даже со всяким. Конечно, с этим надо бороться. Мне кажется, что очень хорошим способом борьбы следует считать дневник или запись своих мыслей, попытайся, когда приходит мысль, которая заинтересовала тебя, формулировать ее и обосновать на бумаге. Это, мне кажется, помогает связному мышлению и доведению мысли до конца, потому что факт писания помогает сосредоточить мысли.

Ну, на сегодня прощай, моя родная и любимая дочка, крепко и много, много раз обнимаю и целую тебя — как бы хотелось действительно почувствовать тебя в своих объятиях, а то так как ни стараешься, никак не можешь воспроизвести чувство теплоты и радости, которая охватила бы, если бы я действительно могла тебя обнять, мою родную. Я тебе завидую, родная, что ты на Волге! Как Волга хороша! Хотя, конечно, в Ставрополе она все же лучше. В Ставрополе самое сильное впечатление на меня произвело раннее утро. Я помню, когда мы с Сашей ходили встречать Федю. Вышли — было еще темно, а потом постепенно рассветало, и когда мы явились на пристань, уже совсем стало рассветать — и река и небо были совсем розовые, такого необычайно нежного цвета, ужасно люблю время, проведенное в Ставрополе! В прошлом году также было очень хорошо. Правда ведь, наш Ловрано славный был. В прошлом году, пожалуй, даже дружней жили, чем в Ставрополе! Знаешь, меня немного беспокоит, что вы одни таскаетесь по лесам с Таней — нужно все-таки быть осторожной, тут не одни бешеные собаки — есть люди, которые в тысячу раз хуже бешеных собак. Будьте осторожны. Я рада, что Саша стал таким общительным и у него много товарищей — ему будет веселее жить. Поцелуй всех от меня покрепче. Какая бабушка милая, что она тебе сделала подарок от моего имени. Я этому очень рада и очень тронута. Поцелуй ее покрепче от меня за это — ладно? Очень меня беспокоит участь Володи. Боюсь за него — погонят, пожалуй, в траншеи, так жаль его. Когда напишешь ему, то скажи ему, что я его очень крепко целую и часто и много думаю о нем. Я бы ему отсюда написала, да не знаю как.

Лето 1915 г.

Послано из Зеренберха в Кинешму

Публикуется впервые

ЦПА ИМЛ, ф. 127, оп. 1, д. 35, л. 26—32

В. А. АРМАНД

Дорогая моя девочка…

Это хорошо, что ты философствуешь и всматриваешься в окружающих. Такое критическое отношение к окружающим людям может оказаться очень полезным.

…Жизнь людей богатых сейчас нехорошая — праздность, лень, и это делает их ничтожными, жизнь также делает людей фальшивыми. Это связано с тем, что теперь каждый человек борется в отдельности за свое существование и в этой борьбе старается перехитрить другого, показаться лучше, умнее, чем он есть на самом деле, надеясь таким образом победить в жизни своих конкурентов. Все это, конечно, очень нехорошо и некрасиво, и я рада, что это возбуждает в тебе отвращение.

Люди вообще переменятся только тогда, когда изменятся условия их жизни, но каждый в отдельности человек может кое-что сделать, и я думаю, что критика, подобная той, которой ты сейчас занимаешься, только тогда будет плодотворна, когда ты помимо критики будешь стараться сама быть другой, чем эти люди, а когда станешь постарше, будешь помогать устроить так, чтобы жизнь стала другой, а вместе с ней и люди вообще. Ни в коем случае не будь из тех людей, которые, критикуя окружающее, постоянно брюзжа на окружающих, не проводят своих идей в жизни, и продолжают жить совершенно так же, как все те, которых они ругают. Подобные люди или лицемеры, или слабые и ничтожные люди, которые не в силах согласовать свою жизнь со своими убеждениями.

Ноябрь 1915 г.

Послано из Берна в Москву

‘Комсомольская правда’, 8 марта 1966 г.

И. А. АРМАНД

…На чужбине нет корней и живешь как бы в безвоздушном пространстве — и потому становится душно. Конечно, ты бы могла здесь читать, но читать ты можешь и там, где ты есть, и там ты даже больше книг можешь достать, чем здесь. Специально научные книги по политической экономии, которые я тебе советовала сейчас читать, ты, пожалуй, отложи, действительно, но все остальные книги, о которых я тебе писала, прочти, некоторые из них (не Успенский, а другие) помогут тебе лучше понять и лучше разобраться в современных событиях, и ведь это, не правда ли, и необходимо и интересно. Я одно время очень надеялась, что в очень близком будущем, т. е. уже в августе, нам удастся повидаться с тобой. Я хотела поехать в Швецию и думала, что и вы могли бы туда приехать, и мы бы прожили вместе месяц-другой, но теперь ввиду слухов о том, что, может быть, Швеция двинется, приходится немного обождать, пока выяснится положение. Я даже просила одну свою знакомую, которая поехала в Россию, об этом тебе рассказать. Как только я увижу, что возможно что-нибудь устроить в этом направлении, подробно с тобой спишусь и столкуюсь. Я надеюсь, что тогда могли бы приехать также ко мне и Андрюша и Варя.

Твоя ревность к Варе, моя родная, конечно, ни на чем не основана. Смешная ты моя кукушка… я крепко люблю вас обеих, хотя и немного по-разному, так как вы очень разные индивидуальности.

…Я ужасно люблю на вас смотреть. Вы обе у меня такие красивые. В чувстве материнства еще очень много инстинктивного, очень многое, что к женщинам перешло от матерей-самок — между прочим, это стремление видеть в своих детях что-то лучшее, чем все остальные дети, но все-таки не правда, что матери слепы, они, наоборот, болезненно переживают все недостатки, все изъяны в своих детях, видят их в увеличительное стекло. И вы мне никогда не причиняли этой боли. Нет, знаешь, я думаю, что мы в прошлом году мало разговаривали, потому что мало бывали одни, а, во-вторых, до войны были немного легкомысленно настроены — хотелось насладиться всем вместе — солнцем, морем, и из-за этого получалась несколько рассеянная жизнь, а после войны было много хлопот, забот, волнений. Если бы мы встретились теперь, все было бы иначе. Да и война многому научила…

Ну, пока прощай, моя родная. Целую и обнимаю тебя бесконечное количество раз.

Твоя мать

1915 г.

Послано из Зеренберга

Публикуется впервые

ЦПА ИМЛ, ф. 127, оп. 1, д. 35, л. 35—36

И. А. АРМАНД

…Мы здесь все с напряженным вниманием и волнением следим за всем тем, что происходит сейчас в России, напряженно наблюдаем и следим, как одновременно с тяжелой теневой стороной назревает обещающее, светлое, которое наполняет сердце надеждой. Тяжело только, что более светлое должно быть куплено такими ужасными мучениями и терзаниями целых народов…

1915 г.

Послано из Берна в Москву

Публикуется впервые

ЦПА ИМЛ, ф. 127, оп. 1, д. 35, л. 33 об — 34

И. А. АРМАНД

…Родная, больше всего хотелось бы покрепче тебя обнять и расцеловать. Ты, моя родная дочка, с большим негодованием отвергаешь мое мнение, что ты сильная, говоришь, что тебе даже больно, что я так думаю и пишу. Мне, конечно, ужасно не хочется сделать тебе больно, но никак не могу отказаться от своего мнения. Я считаю тебя сильной — и ни в коем случае и никогда не считаю тебя трусихой, как ты называешь себя. Ты застенчива, ты еще мало знаешь себя, мало знаешь свои силы, мало знаешь себе цену, и это, в конце концов, довольно понятно и довольно естественно. Свою силу, свою цену узнаешь только постепенно, по мере того как разрешаешь те или иные жизненные задачи и путем сравнения себя с другими людьми, а это предполагает во всяком случае длительный жизненный опыт. Без этого опыта и сравнения с другими слишком еще немногочисленны, да и жизнь еще успела поставить слишком мало задач. Но все-таки кое-какие задачи жизнь уже ставила перед тобой, и, по моим наблюдениям, ты всегда разрешала их именно как сильная. Конечно, не все так сразу вспомнишь, да и долго было бы все перечислять. Но приведу два примера: 1) ученье — то, что ты умеешь и можешь так энергично и настойчиво заниматься, тратить на ученье скорее слишком много энергии, есть, несомненно, признак воли и энергии, и даже не совсем дюжинной, 2) то, что ты еще совсем маленькой — лет 9—10 — умела держать секрет с такой непоколебимой твердостью. Ты, конечно, вспомнишь, при каких обстоятельствах это было, потому не буду сейчас об этом упоминать и доложу тебе, что такая стойкость в ребенке — большая редкость, и ты, несомненно, была маленьким героем. И это опять-таки несомненный признак сильной воли. Приведу тебе еще одно маленькое доказательство из очень недавних времен. Помнишь историю с хозяйкой пансиона в Luinsana? Несомненно, надо было поступить именно так, как мы поступили. Надо было уйти, но я немного колебалась и именно твоя решимость, твое решительное заявление ‘нам надо уйти отсюда’ окончательно прекратило эти мои колебания, и я решилась. Ты говоришь: ‘А вот девица на пароходе охарактеризовала меня так-то и так-то’. Я вполне допускаю, что характеристика этой девицы была даже не шуткой с ее стороны, а что она тебя действительно считала ‘слабым плющом’ — я пойду даже дальше, я скажу, что люди, которые мало тебя знают, так и должны о тебе думать. Твоя застенчивость для постороннего человека может вполне сойти за слабость, как и некоторая мягкость, которая в тебе несомненно есть. Ну и что же из того, что посторонние люди так о тебе думают,— это ведь совершенно ничего не доказывает. Знаешь ли, я скажу про себя — скажу прямо — жизнь и многие жизненные передряги, которые пришлось пережить, мне доказали, что я сильная и доказала это много раз, и я это знаю. Но знаешь, что мне часто говорили, да и до сих пор еще говорят? ‘Когда мы с вами познакомились, вы нам казались такой мягкой, хрупкой и слабой — а вы, оказывается, железная’. Да, совершенно внешние и поверхностные впечатления посторонних не имеют никакой цены, да и неужели на самом деле каждый сильный человек должен быть непременно жандармом, лишенным всякой мягкости и женственности?— По-моему, это ‘ниоткуда не вытекаете, по выражению одного моего хорошего знакомого. Наоборот, в женственности и мягкости есть обаяние, которое тоже сила.

Итак, сила в тебе есть, но ты еще не умеешь как-то ею действовать, ею управлять, главным образом вследствие своей застенчивости и неуверенности в себе. Ведь сила воли это как любой мускул — ее надо развить постоянным упражнением, и совершенно так же, как у некоторых людей мускулы могут достигнуть большого развития упражнением, так же совершенно и с волей — те, у которых имеются необходимые задатки, могут сильно ее развить. Этого развития у тебя в некотором отношении не хватает. У тебя много того, что я назвала бы пассивной волей, т. е. той стороны воли, которая направлена на самое себя. Ты можешь заставить себя молчать или заставить себя учиться, но, может быть, не всегда можешь заставить себя говорить, действовать, брать на себя инициативу, бороться. Вот именно в сторону развития деятельной воли ты и должна направить свои усилия. Ты должна не только уметь молчать, но и уметь говорить, не только уметь сдержаться, но и уметь действовать, не только уметь страдать (а это, к сожалению, подчас в жизни приходится), но и уметь возмущаться и бороться. В этом направлении теперь и направляй свои усилия, в этом направлении надо себя воспитать, и в этом направлении не следует брезговать и мелочами (совершенно так же, как, например, для того, чтобы сделать какие-нибудь сложные атлетические движения, необходимо для развития часто повторять простейшие движения для того, чтобы укрепить мускул, сделать его гибким и послушным).

…Я бы ничего не стала преувеличивать — надо всегда знать меру вещам, и если за принципиальное следует всегда бороться до конца, даже если бы это приводило к страданиям или даже хуже, то в мелочах ни до каких крайностей доходить не стоит.

Ты еще обвиняешь себя в несамостоятельности мысли. Мол, все, что я думаю, я у кого-нибудь заимствовала. Знаешь ли, это прежде всего происходит оттого, что ты очень молода, ты еще мало имела случаев разобраться во всем этом. К тому же я считаю, что вообще вполне самостоятельные и оригинальные мысли, которые бы никогда раньше не приходили никому в голову, вообще являются только у гениев, которые на много поколений опережают свое время, да и то все их идеи не сваливаются им с неба. Оригинальность же простых смертных выражается не в том, что они изобретают совершенно новые идеи, а в том, что между уже существующими они умеют делать сознательный, критически обдуманный выбор, а этого можно достичь только путем вдумчивого отношения и критического рассмотрения различных мнений, на которые ты наталкиваешься. Потому, говоря вообще, ничего нет плохого и ‘неоригинального’, скажем, в том, что ты примыкаешь к моему миросозерцанию (которое ведь к тому же изобретено не мной), плохо только то, если ты к нему примыкаешь без критики, не продумав его, не сравнив его с другими миросозерцаниями, не сделав, одним словом, сознательного выбора. И, добавлю я, если ты мне затем скажешь, что, да, я примыкаю к твоему миросозерцанию вовсе не потому, что я его глубоко обдумала, а так, по невольному влечению, то и в этом (в шестнадцать лет) ничего не было бы удивительного. Ты еще так молода, дорогая, что ты еще не успела. Но теперь уж возмись за это. Сравни мое миросозерцание, скажем, с миросозерцанием бабушки — так сказать, две крайних, затем возьми миросозерцание папы, Анны Львовны, тети Рены, как нечто среднее между двумя крайними. Обдумай, как все эти направления реагируют на всевозможные жизненные явления, во всяком случае, постольку, поскольку тебе приходилось это наблюдать, а ведь различные точки зрения сказываются не только в крупных событиях жизни, но сплошь да рядом даже в мелочах — вот и делай свои собственные выводы. Эта работа, основанная на непосредственном наблюдении над жизнью, даст тебе больше для понимания жизни и для понимания того, как ты хочешь и будешь реагировать на те или иные ее явления, в тысячу раз больше, чем много книг. Но это, конечно, не значит, что книжки не нужны — конечно, они необходимы, они могут дать руководящую нить, но не следует отстраняться от живой жизни, не следует зарываться только в книгах. Сравнение девицы о ‘плюще и крепком дубе’, вокруг которого он обовьется, вызвало во мне желание поговорить с тобой на тему, на которую хотелось говорить уже давно, т. е. о любви и браке, но сегодня письмо мое и так уже вышло очень длинно — оставлю до другого раза.

Крепко тебя целую и обнимаю. Ты пишешь, что была больна. Что с тобой? Папу очень целую и напишу на днях. Была бы очень рада, если бы ты подискутировала со мной на затронутые темы.

1915 г.

Послано из Берна в Москву

Публикуется впервые

ЦПА ИМЛ, ф. 127, оп. 1, д. 35, л. 18—20

И. А. АРМАНД

Моя милая Инуся, как-то на днях присутствовала здесь на празднике молодежи, и, глядя на всю эту молодежь, которая то веселилась, то занималась серьезным делом, мне как-то особенно сильно захотелось, чтобы вы тоже были здесь, особенно сильно разгорелась во мне тоска по вас. Самое скверное то, что и писать-то путем не приходится: во-первых, уж очень долго — пока обернется письмо, пока получишь ответ, а во-вторых, много других помех. Тетя Аня мне переслала твое последнее письмо, адресованное ей. Из него я вижу, что некоторые ваши письма вернулись обратно. Не знаю, почему это, так как я об адресе позаботилась и сделала все, что было в моей власти, чтобы письма не пропадали. Нет, война создает положительно невыносимую атмосферу! А я ведь еще из более счастливых матерей, которые никого не потеряли. И все же говорю откровенно — невыносимо. Здесь живется сравнительно тихо. Я все занимаюсь тем же самым — бываю в библиотеке, читаю, пишу статьи. Хочу написать брошюру о семье. У меня есть уже кое-какой интересный материал. Если она у меня выйдет, то посвящу ее тебе и Варе. Твои вопросы — помнишь, прошлой осенью — о любви, семье и пр. меня больше всего и навели на мысль об этой брошюре. Получили ли вы открытки, которые я недавно послала вам из одной горной местности Швейцарии? Там замечательно красиво, как вы, верно, и заметили по открыткам. Расскажи мне о себе, родная моя дочка. Когда я получаю от тебя письмо, то жадно на него набрасываюсь, перечитываю несколько раз, и на время получается картина о вашей жизни, о том, как вы проводите время. Я рада, что ты учишься музыке. У кого ты учишься? Мне кажется, что у тебя и у Вари есть способности, также и у Андрюши. Напиши мне подробнее о том, что вы играете и как это у вас идет. Я пока была в отъезде из Берна, совсем не играла, так как там не было фортепьяно — а теперь опять играю. Сейчас играю Шуберта — одна его вещь мне сейчас очень нравится, вот я ее все и наигрываю. Знаешь, мне бы ужасно хотелось посмотреть твое сочинение о рабочем движении в 19-ом веке. Если это возможно, пришли мне его. Обо многом хотелось бы поговорить с тобой и поделиться с тобой… Напиши мне, что ты думаешь делать по окончании гимназии, на какой факультет думаешь поступить…

1915 г.

Послано из Берна в Москву

Публикуется впервые

ЦПА ИМЛ, ф. 127, оп. 1, д. 35, л. 41—43

РУССКИМ СОЦИАЛИСТАМ В ПАРИЖЕ

Дорогой товарищ!

Хочу сообщить Вам некоторые подробности о Кинтальской конференции⁷⁸. Присутствовало на ней около пятидесяти делегатов. Она была бы гораздо многочисленнее, если бы правительства (германское, австрийское, французское и английское) не приняли своих мер. С другой стороны, благодаря интригам Гюисманса⁷⁹ и К^о удалось создать затруднения для некоторых лиц: нескольким немцам не удалось перейти границу. Один румын, один австриец, один болгарин также не могли присутствовать на конференции. Вследствие этих препятствий, Циммервальдская левая была менее многочисленна, чем она могла бы быть. Шведы, голландцы, норвежцы, латыши и немецкий делегат группы I.S.D. (‘Интернациональные социалисты Германии’) не могли присутствовать на конференции. Немецкая делегация представляла различные течения оппозиции в Германии.

Гаазе⁸⁰, Бернштейн⁸¹, Каутский были приглашены на конференцию, вопреки мнению Циммервальдских левых. Лично они отказались на ней присутствовать и это, кстати, хороший урок для тех из наших циммервальдских товарищей, которые не видят еще ясно, что Каутский, Гаазе, Бернштейн на три четверти патриоты и гораздо больше желают быть заодно с шовинистским большинством, чем с Циммервальдом. Тем не менее, их группа, вместе с группой Ледебура⁸² и Гофмана⁸³, была представлена четырьмя делегатами с Гофманом во главе.

Они говорят о себе, что они оппозиция ‘внутри партии’, желая этим сказать, что разрыва они не хотят. Эти товарищи умеренные в немецкой оппозиции и в декларации 20-ти, к числу которых они принадлежат, мотивировали, между прочим, голосование против кредитов следующим аргументом: ‘Мы голосуем против кредитов, потому что наши границы в безопасности’. Это, естественно, социал-патриотический мотив, так как, с одной стороны, это означает, что если бы границы не были в безопасности, они голосовали бы за кредиты.

С другой стороны, это давало бы хорошие карты в руки французских патриотов, которые действительно могли в данном случае ответить, что мы голосуем за кредиты, потому что наши границы не в безопасности. Гофман и Ледебур — левая этой группы, тем не менее, они принадлежат к Циммервальдской правой. В Германии они, однако, проявляют активность и участвовали в демонстрациях.

2. Группа ‘Интернационал’, которая является группой Либкнехта, была представлена двумя делегатами. Они были исключены из группы Гаазе, Ледебура, Гофмана. На конференции во всех вопросах они были заодно с Циммервальдской левой.

3. Представитель организации одного очень большого немецкого города, который полностью примыкает к левой и имеет одну из самых больших ежедневных социалистических газет Германии, заявил о своей полной солидарности с группой Интернациональных социалистов и Циммервальдской левой. Впрочем, его организация собирается в ближайшем будущем слиться с I.S.D. (‘Интернациональные социалисты Германии’).

4. Как я уже говорила, представитель I. S. D. был задержан на границе и не мог проехать. Группа Интернациональных социалистов принадлежит к Циммервальдской левой. Французская делегация — Комитет для возобновления международных связей на конференции представлен не был. Из письма М., обращенного к конференции, мы узнали, что товарищ делегат не мог получить паспорта. Три французских депутата: Бризон⁸⁴, Раффен⁸⁵ и Блан⁸⁶ присутствовали. Двое первых уехали на второй день и передали свои полномочия Бризону. Все трое заявили, что прибыли по личному почину и не являются представителями какой-либо рабочей организации. Все они принадлежат, как Вам известно, к оппозиции Лонге⁸⁷.

В начале конференции Бризон произнес шовинистскую речь, в которой говорил, что он считает приемлемым только такой мир, который вернет Франции Эльзас— Лотарингию, и предлагает обменять Эльзас — Лотарингию на Марокко. Он сказал также, что будет голосовать против кредитов (при этом раздались со всех сторон аплодисменты, за исключением левых, которые отнеслись недоверчиво), но только в случае, если военное положение не ухудшится. Наконец, он объявил, что это просто смешное ребячество говорить в настоящую минуту о борьбе классов и о революционной борьбе масс во время войны. ‘Говорить об этом можно только после войны’.

Эта речь вызвала большое негодование, которое открыто высказали итальянские и русские товарищи. Немецкие товарищи держались очень осторожно и не сказали ни одного слова по этому поводу. Возмущение конференции и впечатление, произведенное его речью, кажется, подействовали на Бризона и оказали на него влияние, подвинув его влево. Он подписал манифест, который противоречит всем его утверждениям, и в котором, кроме того, сказано, что социалисты обязаны голосовать против кредитов независимо от военного положения. Можно ли считать эту перемену глубокой и серьезной? Будем на это надеяться. Но трудно что-либо утверждать, особенно если принять в соображение некоторые черты его характера.

Кроме трех депутатов, присутствовал еще один французский товарищ, который прежде принадлежал к группе ‘La vie ouvri&egrave,re’ (‘Рабочая жизнь’), но который теперь не живет во Франции. Он присутствовал на конференции также по собственному почину и по всем вопросам присоединялся к Циммервальдской левой. Весьма жаль, что ни Комитет для возобновления международных связей, ни группа рабочих-интернационалистов, ни синдикалистская молодежь не были представлены на конференции. Французские товарищи должны приложить все свои усилия, чтобы иметь представителей в следующий раз. Резолюции синдикалистской молодежи и группы рабочих-интернационалистов были зачитаны на конференции.

Делегация Италии состояла из восьми лиц, значительная часть которых ‘левые реформисты’. Они высказались за пацифистские идеи, один только редактор ‘Avanti’ Серрати⁸⁸ повернул в сторону Циммервальдской левой и даже подписал представленную ею резолюцию о мире, и один боролся против пацифистских тенденций итальянской делегации.

Швейцария имела пять делегатов, из которых 2—3 примыкали к Циммервальдской левой, другие были с Гриммом⁸⁹ заодно, следовательно, менее решительны (центр).

Сербия — один делегат, депутат Кацлерович ⁹⁰, который все время, несмотря на ужасное положение, в котором находилась Сербия, голосовал против кредитов. Когда Бризон разглагольствовал об условиях, при которых он будет голосовать за или против кредитов, ему поставили в пример Кацлеровича, и вся конференция обратилась к нему с восхищением и энтузиазмом. Он объявил, что вполне присоединяется к Циммервальдской левой. Во всех вопросах он был с нами, только в вопросе созыва B.S.I. (Международного Социалистического Бюро)⁹¹ ему пришлось от нас отделиться, потому что ему было вменено в обязанность голосовать за созыв.

Португалия — один делегат (не представляющий официально партию) примыкал скорее к ‘центру’.

В Польше — три тенденции:

1. Оппозиция во главе с Радеком⁹², принадлежащая к Циммервальдской левой.

2. Центральный Комитет П. С.-Д. Польши (Социал-демократическая партия), который почти во всех вопросах присоединился к левой.

3. P. P. S. (Польская Партия Социалистов) примыкала к ‘центру’. Россия:

1. Делегация Центрального Комитета, состоявшая из трех лиц, принадлежит к Циммервальдской левой.

2. Делегация Организационного Комитета — Центральный Комитет,— не оспаривая личное право Аксельрода и Мартова — (представителей Организационного Комитета) присутствовать на конференции, предупредили конференцию, что Организационный Комитет проводит в России шовинистскую политику (поддерживает участие в военно-промышленных комитетах, выступает за защиту Родины и т. д.) и заявил, что поэтому Организационный Комитет, как целое, не может иметь представителей на конференции. По формальным причинам это было отвергнуто: ни ‘Бунд’, ни ‘Наше слово’⁹³представлены не были. Социал-революционеры имели делегацию, состоявшую из двух делегатов.

Подробный доклад о положении дел был сделан только французскими и немецкими делегатами. В докладе немцев самое замечательное — это единодушное утверждение всех немецких делегатов о росте недовольства масс, и утверждение, что к осени движение станет значительно сильнее.

В докладе о Франции Бризон говорит, что парламентское меньшинство насчитывает около 30—40 членов, что из траншей пишут этому меньшинству ‘мы с Вами’, что всего сильнее социалистическая оппозиция против войны среди крестьян. Мне в этом отчете не понравилось то, что в нем ничего не сказано ни о рабочем движении, ни о настроении рабочих Франции, ни о начале движения. Можно подумать, что этому депутату ничего не известно о жизни рабочих.

Вопрос, возбудивший всего больше споров — был вопрос о точке зрения циммервальдистов на Международном Социалистическом Бюро. Все отлично понимали, что дело тут идет о том, что будет существовать — второй или третий Интернационал. Поэтому спор был очень горячий. Циммервальдская левая высказалась против агитации за созыв Международного Социалистического Бюро. Мы говорили: пусть этим занимаются социалисты-шовинисты и каутскианцы. Мы не должны агитировать за созыв, так как Международное Социалистическое Бюро обманет массы. Надо сказать массам всю правду о неизбежности раскола. Если Гюисманс и Шейдеман ⁹⁴ без нашего содействия созовут Международное Социалистическое Бюро, мы обсудим вопрос. Может быть, мы примем участие в заседании Бюро, чтобы разоблачить его и подвергнуть критике, может быть, мы решим не принимать участия в этом собрании. Во всяком случае, мы должны будем заклеймить без всякой пощады Международное Социалистическое Бюро, ставшее послушным орудием социалистов-шовинистов, чтобы не давать иллюзий массам и не вводить их в заблуждение, позволив им думать, что созыв Международного Социалистического Бюро может что-либо изменить.

…Другой важный вопрос, обсуждавшийся на конференции,— это вопрос о программе. Левая предложила свой проект резолюции. Кроме старых сторонников Циммервальдской левой, проект был подписан: 1) сербским делегатом, 2) итальянским товарищем Серрати, 3) большинством швейцарских товарищей.

В этой резолюции высказывались против пацифистского социализма н существующих иллюзий, будто при господстве капитализма, особенно в его империалистическую эпоху, можно ослабить опасность войны. Эта война, война империалистическая, которая ведется ради угнетения народов, их эксплуатации великими державами и дележа добычи между ними, и мир, заключенный за спиной народов (пока существует капитализм), будет содержать в себе зародыши будущей войны. Третейский суд, разоружение, демократическая дипломатия — все это только иллюзии, которые вводят в заблуждение массы. Капиталистическая буржуазия считается только со своими выгодами. Капиталистические клики извлекают свои выгоды из вооружений, покровительственных прав и колоний, и будущее, как и настоящее капитализма, даст не разоружение, мир или демократический контроль пиратства империалистов, а усиление и развитие финансовых клик и их империалистической политики. Империализм, благодаря всем своим последствиям (война, дороговизна жизни, политическая реакция, все более трудная экономическая борьба) сам роет себе могилу, мобилизуя действия рабочих масс, стоящих перед альтернативой: борьба за социализм или вырождение.

Эта революционная борьба пролетарских масс за социализм будет одновременно борьбою рабочих масс против всех страданий, налагаемых на них империалистической эпохой. Борьбой против дороговизны жизни, увеличения налогов, национального угнетения и колониальных авантюр. Борьба эта будет вестись под лозунгом отмены империалистических налогов (отмены государственных долгов) за поддержку безработных, за демократическую республику, против аннексий, за освобождение колоний и т. д.

Призыв пролетариата к этой борьбе, организация насильственной борьбы против капитализма — вот единственная программа мира социалистов.

Таковы были идеи о мире, высказанные Циммервальдской левой.

Правая не имела своего собственного мнения. Итальянцы были недовольны, что осуждают пацифизм (сами они пацифисты), но сами ничего не предлагали. Гофман старался смягчить те места, которые больше всего затрагивали его друзей Ледебура, Гаазе, Каутского, как, например, параграфы, относящиеся к обязанностям третейского суда, разоружению и т. д. Резолюция, принятая единогласно, исходила из тезисов Гримма (т. е. центра). Собственно говоря, декларация принципов, принятых конференцией, говорит приблизительно то же, хотя это слабее выражено, что и тезисы левой, которые ей противостояли.

Манифест, принятый конференцией, нас не удовлетворяет. Это самый неудовлетворительный документ конференции. В некоторых своих частях он даже просто не доработан, а некоторые его утверждения или банальны, или не точны. Манифест этот — результат компромисса с Бризоном. В резолюции Циммервальдской левой выражена точка зрения о центристской оппозиции типа Бризона. Мы сказали в этой резолюции, подписанной двадцатью товарищами, что мы осуждаем эту оппозицию, такую шаткую и нерешительную, так же как в Циммервальде мы осудили оппозицию Ледебура. Но мы не хотели мешать соглашению даже с такими малоустойчивыми элементами французской оппозиции и голосовали за манифест, вместе с ними мы будем бороться против оппозиции типа Бризона.

Вообще, вторая конференция, конечно, сделала большой шаг вперед. Положение дел в настоящее время такое, что заставляет Циммервальдское большинство иногда даже против своей воли идти по пути, который указывает ему левая. Поэтому на этой первой конференции на левую смотрели совсем другими глазами…

Не позднее июня 1916 г.

Печатается по тексту журнала ‘Красная летопись’, 1926, No 2 (17), стр. 161—166, сверенному с копией на французском языке

И. А. АРМАНД

Дорогая моя Инуся, спасибо, родная, за письма — долго не отвечала потому, что хотела ответить тебе обстоятельно, и не могла этого сделать потому, что прихварывала. Представь себе, я ухитрилась слететь с лестницы и так ушибла спину, что около трех недель двигалась с большим трудом. Теперь это совсем обошлось. То, что ты мне рассказываешь о гимназии, меня очень интересует, я как-то так ярко представляю себе твою жизнь и твои интересы там. Мне очень понравилось, что ты вопреки мнению окружающих тебя гимназисток (ужасно глупое мнение, между прочим) настояла на своем и пошла к этому мальчику. Я думаю, что если вы и в дальнейшем будете вести себя так просто и хорошо по отношению к мальчикам, то у вас действительно создадутся с ними хорошие товарищеские отношения. Хорошо, если бы создались такие же и по отношению к девочкам. Но, вероятно, судя по тому, что ты о них рассказываешь, это будет гораздо труднее. Они, по-видимому, ужасные мещанки. А своей дочкой я ужасно горжусь, она у меня молодчина — и я совсем не боюсь ее испортить, а наоборот, надеюсь, что она понемногу научится больше верить в себя и этим самым не испортится, а наоборот — улучшится во всех отношениях.

Теперь перейду к вопросам брака и любви, так как вижу из твоего письма, что сейчас эти вопросы тебя особенно волнуют, да и мне давно хочется поговорить с тобой на эту тему, и не знаю, почему у нас это не вышло нынешним летом. Ты мне пишешь, что прочитала послесловие Толстого⁹³ и что оно тебя очень взволновало — я по этому случаю тоже достала эту книжку (читала его когда-то раньше, но совершенно забыла). Всего удобнее, по-моему, нам и начать с разбора этого произведения, так как Толстой в нем действительно говорит обо всем, что есть существенного по интересующему нас вопросу. Но прежде чем приступить к послесловию, мне хотелось бы сделать несколько предварительных замечаний. Я совершенно не сторонница философии Толстого, я скажу больше — я очень не люблю его философию, так как считаю ее реакционной, от нее плесенью пахнет, но он великий художник, который удивительно верно видел жизнь и умел изобличать все ее дурные и безобразные стороны, и этим всегда толкает мысль, заставляет задуматься над жизнью, искать выхода. Некоторые его фразы или характеристики как-то запечатлеваются на всю жизнь, иногда даже дают ей направление. Например, в ‘Войне и мире’ есть одна фоаза, которую я впервые прочитала, когда мне было 15 лет, и которая имела громадное влияние на меня. Он там говорит, что Наташа, выйдя замуж, стала самкой. Я помню, эта фраза показалась мне ужасно обидной, она била по мне, как хлыстом, и она выковала во мне твердое решение никогда не стать самкой, а остаться человеком (а сколько вокруг нас самок!). Но если Толстой видит зло в настоящем, он совершенно не видит путей, благодаря которым можно бы от него избавиться. Пока он описывает и критикует настоящее, он великолепен, но когда он говорит о путях к будущему, его выводы висят в воздухе и мало ценны для жизни и для направления ее к будущему. Его выводы все исходят из его общего мировоззрения, и если ты возьмешь то же послесловие, о котором ты мне пишешь (послесловие к ‘Крейцеровой сонате’, не правда ли?) и начнешь читать с того места, где он, перечислив все свои пять пунктов, начинает с такой фразы: ‘Целомудрие не есть правило, ни предписание, а идеал’… читай дальше вниз и ты поймешь, каково его общее миросозерцание. Это миросозерцание всегда считало любовь величайшим грехом и позором, которого люди должны всячески избегать. Это миросозерцание коренится еще в средних веках, и формально на этом воззрении зиждется основание женских и мужских монастырей. В монастырях стремились к полному целомудрию, т. е. к тому же идеалу, к которому приглашает стремиться и Толстой. Как видишь, предложенные им идеалы не особенно-то новы, между тем они довлеют у него над всеми его позднейшими произведениями — и над ‘Крейцеровой сонатой’, и над ‘Воскресением’, и над многими другими. Если принять основное мировоззрение Толстого — приходится принять и его выводы, так как тут предпосылки, общее миросозерцание теснейшим образом связаны с выводами, и те, кто принимая это мировоззрение, отказываются от его выводов (и это большинство), те просто не логичны. Если же не принять общего миросозерцания, то совершенно неприемлемы и выводы, и тогда нужно искать иное мировоззрение, иные выводы. Мне кажется, точке зрения Толстого можно было бы противопоставить эллинство, точка зрения которого и на жизнь и на любовь совершенно иная. Эллины преклонялись перед красотой — на любовь они смотрели свободно, считали, что любить прекрасно, что любить надо, но в их отношении к красоте и любви было мало одухотворенного. Они любили красоту тела и им совершенно не нужно было ‘души’. В современном обществе наиболее яркими представителями этого эллинства являются, пожалуй, французы. Прочитай, например, рассказы Мопассана… (впрочем, прошу тебя не углубляться в Мопассана — у него есть много такого, что тебе было бы неприятно) — прочитай еще Зудермановскую пьесу ‘Огни Иоганновой ночи’ — сама пьеса мне совершенно не нравится, но там есть две речи — пастора и героя пьесы, в которых эти два воззрения противопоставляются. Каково же отношение к женщине и к любви этих двух мировоззрений? Например, как относились средневековые аскеты к женщине? Из истории мы знаем, что они ее считали орудием дьявола, посланным на землю специально для того, чтобы совращать людей с пути истины. А воззрение на любовь? Аскетизм и может возникнуть только на почве самого грубого и примитивного отношения к любви. Ну а Толстой? Толстой, конечно, не смотрит на женщину как на орудие дьявола — для этого он все же родился слишком поздно, но взгляд его на любовь такой же грубый и примитивный, как и у средневековых аскетов, и потому-то он и протестует против опоэтизирования любви, что он не понимает ее поэзии. Посмотрим теперь на эллинство — каково его отношение к любви? Эллинство красивее (аскетизм ведь какое-то уродство). Эллинство связано с представлением о красоте, о солнце, о природе — оно тесно связано с природой и похоже на прекрасный цветок, пышно расцветший внутри этой природы, но который еще мало отделился от нее, мало еще стал человеческим. Все это красиво, но еще довольно первобытно. Отношение к женщине, несомненно, плохое. В женщине не ищут ни друга, ни товарища — в ней ищут красоты, некоторое остроумие, умение петь, играть или танцевать, одним словом, наслаждение и развлечение. В качестве жены она раба, запертая в своем доме, как в темнице, и покинутая мужем. Она существует не для себя, как и подобает человеку, а лишь для того, чтобы рожать детей и управлять хозяйством. Тут не только об уважении, но и о любви обыкновенно не может быть и речи — она просто старшая рабыня своего супруга. В качестве гетеры она тоже раба, которая опять-таки существует не для себя, а для того, чтобы развлекать и услаждать. Отношение и аскетизма и эллинства по отношению к женщине и любви еще грубо и примитивно — эллинство красивее, естественнее, и в нем нет того специфического привкуса греха, которое делает аскетизм особенно отвратительным. Но как же могли сохраниться и сейчас эти два весьма примитивные воззрения, сохраниться в нашем цивилизованном обществе, в наш век пара и электричества, в наш век высокоразвитого ума и тонких, сложных переживаний? Что это так, говорят нам и Толстой, и Мопассан, и другие — и, что гораздо показательнее, они не только так говорят, но сами и не могут иначе смотреть и видеть.

Итак, в наш век электричества и пара еще существуют совершенно первобытные и грубые отношения к женщине, грубое понимание любви. Откуда же этот скачок назад, это несоответствие между сложной психикой современного человека и подобными упрощенными и грубыми представлениями? Ведь по мере развития и прогресса человечества усложняются, обогащаются и утончаются не только человеческая мысль, но и человеческие чувства. Например, материнство.— Оно существует и у первобытной дикарки и у современной женщины, но у дикарки это чувство еще вполне похоже на то чувство животных к своим маленьким, у современной женщины — это очень сложное, с массой самых разнообразных оттенков, чувство. По мере того как усложнялась жизнь и отношения людей между собой, росло то, что мы называем культурой, не только мысль, но и чувство обогащалось, то, что раньше у животных и первобытных людей было только инстинктом (как, например, материнство), превращалось из инстинкта в чувство с тысячью переливами и оттенками — в человеческое чувство, наконец, зарождались между людьми и новые отношения, новые чувства, которых животные и дикарь или совершенно не знают, или знают лишь в зародыше. Любовь тоже является продуктом культуры и цивилизации — животные и дикари не знают любви, не знают того сложного ‘опоэтизированного’, полного самого сложного психологического общения (а такая любовь есть и существует). Но прочитай ‘Крейцерову сонату’ и ты увидишь, что там тоже нет и тени любви, а царит лишь инстинкт. Выходит, что в современном обществе наряду с самыми высшими, сложными и утонченными проявлениями любви есть люди, которые в любви чувствуют так же, совершенно, как дикари, прибавлю, так чувствует до сих пор еще в любви большинство — все вступают в брак или развратничают, но очень немногие любят или любили. Но об этом и уже более конкретно в связи с послесловием в следующем письме.

А сегодня крепко целую и желаю побольше счастья на Новый год. Очень поцелуй папу, пожелай ему от меня всего хорошего и скажи ему, что если он напишет, я буду очень рада. Получил ли Сашенька мое длинное письмо к нему?

Крепко тебя целую.

Твоя мама

Осень 1916 г.

Послано из Берна в Москву

Публикуется впервые

ЦПА ИМЛ, ф. 127, оп. 1, д. 35, л. 21—23

И. А. АРМАНД

Дорогая моя Иночка, хочется поподробнее ответить на оба твои последние письма. Ты спрашиваешь, куда попасть, если решить изучать общественные науки. Если ты ни за что не хочешь в Коммерческий институт, тогда можно бы на юридический или исторический факультет. На юридическом ты будешь изучать политическую экономию и прочие с ней связанные науки, которые в свою очередь связаны с тем планом деятельности, которую ты, по-видимому, себе намечаешь. Какой заработок можно получить в связи с этими науками? Прежде всего, конечно, помощника присяжного поверенного (но я не знаю, могут ли женщины быть присяжными поверенными в России. Мне почему-то кажется, что они в 1914 году получили это право, но я не уверена. Ты можешь эту справку навести). Затем, можно зарабатывать в качестве статистика, можно быть учителем этих наук, которые все больше будут преподаваться. Если юридическая карьера не закрыта для женщин, можно быть юрисконсультом при профессиональных союзах, при кооперативах и пр. Если взять исторический факультет, то он открывает доступ главным образом к карьере преподавателя. Теперь в России женщинам, оказывается, можно попасть и в приват-доценты (прочла недавно в ‘Русских ведомостях’, что какая-то женщина принята приват-доцентом в Киевский университет)…

Очень уж хочется повидаться с вами, моими любимыми! И тогда мы с тобой как следует столкуемся и поговорим основательно о твоих планах на будущее. Я не знаю, почему ты себя ругаешь, а мне так очень нравится тот путь, который ты себе наметила (если я верно тебя поняла?), нравится и радует меня. Так обо многом хочется поговорить с тобой, родная моя! Относительно юридического факультета я тебе советую поговорить с кем-нибудь из учительниц в школе. У них, наверное, есть точные сведения.

Я тоже думаю, дорогая моя Иночка, что со смертью все кончается, т. е. в смысле данной индивидуальности… Знаешь, это сознание, мне кажется, становится тяжелым только тогда, когда кого-нибудь потеряешь. Тяжело думать, что все кончено и что ты уже никогда не встретишься с любимым человеком. Я помню, когда дядя Володя умер, мне было особенно тяжело это сознание, и я завидовала бабушке (Варваре Карловне), которая верит в загробную жизнь и для которой смерть лишь временная разлука… Но вообще в жизни мне кажется, что это сознание побуждает к борьбе и к стремлению добиться лучшей жизни для себя и для других. Если верить, что будет другая, лучшая жизнь, то легче мириться с невзгодами посюстороннего существования, потому что есть надежда, что зато в другой жизни будешь вознагражден. Если же имеешь только так называемую земную жизнь, то естественно стремление ее сделать прекрасной, и если сознаешь, что для себя не успеешь ее сделать хорошей, то хочется это сделать для будущего поколения. Теперь жизнь для большинства так ужасна, что, заканчивая свой земной путь, они лишь с горечью могут о ней подумать и не знают, зачем же было жить. Надо это изменить и, наоборот, так создать жизнь, чтобы каждому она казалась прекрасной, чтобы каждый имел в ней право не только получить хлеб насущный, но получить и свою долю радости и красоты. И люди могут этого достигнуть, и потому-то они должны напрячь силы в этом направлении. Всего, дорогая моя, к сожалению, не напишешь, но ты и так поймешь.

Знаешь, со мной тоже бывает так, что заплачешь и потом начинаешь себя бранить и корить… Особенно становится как-то стыдно, когда вспомнишь о том, как ужасно другие страдают, по сравнению со страданиями этих других собственная тоска и ее причины кажутся маленькими. И все-таки, родная моя, я тоже часто плачу и понимаю также, что плачешь и ты. Уж очень тяжелые времена приходится нам всем сейчас переживать. А ты ведь у меня такая удивительно чуткая. При мысли о том, что ты плачешь и огорчаешься, так хочется обнять тебя, поцеловать, получше приголубить.

…’Русские ведомости’ и ‘Летопись’ я получаю, родная. Только знаешь, они перепутали адрес и посылают на имя ‘Mme Srenberg’ вместо моей фамилии. Правда, забавно? Еще подпиши меня на ‘Вопросы страхования’, адрес следующий: Петроград, Загородный проспект, д. 17, кв. 63. Тоже подпиши меня на 6 месяцев. Между прочим, советую и тебе читать эту газету, интересно… У меня к тебе еще одна последняя просьба. Пойди в какое-нибудь издательство — скажем, ‘Московское издательство’,— оставь им, скажем, десять рублей и попроси их высылать мне все книги (сборники, брошюры) марксистского направления, которые выходят. Прости, родная моя, что посылаю столько просьб,— я знаю, что ты очень занята. Но если ты не сможешь сама, то, может быть, Николай Владиславлевич согласится это сделать. Спасибо тебе большое за ‘Русские ведомости’ и ‘Летопись’ — для меня такая радость получать русскую газету и русский журнал. И теперь у вас так много интересного.

Ну, крепко, крепко тебя целую и обнимаю, любимая моя, родная дочка, и желаю всего, всего хорошего к Новому году — в связи с Новым годом разные пожелания приходят в голову, и не знаю, хочется ли тебе того же, чего хочется мне, думаю, что да. (Мне хочется войны, но не такой, какая происходит сейчас.)

Всех я очень целую и желаю самого лучшего. Я почти всем писала, в том числе и папе. Не знаю, получил ли?

Ну, пиши, родная моя.

Твоя мать

Конец 1916 г.

Послано из Кларана в Москву

Публикуется впервые

ЦПА ИМЛ, ф. 127, оп. 1, д. 35, л. 54—57

И. А. АРМАНД

Милая моя Инуся.

Наконец-то, наконец я получила от тебя известие, дорогая моя, любимая дочка. Телеграмму и письмо получила почти в один и тот же день. Перед этим начинала очень, очень беспокоиться, не знала, что и думать — да и все мы тревожились. Теперь получила и твои письма Варе и Саше с Андрюшей, но не успела им передать, так как они вчера оба уехали в Алешино. Варя и Федя будут жить со мной. Варя поступила в школу художества и ваяния, а Федя тоже поступил на службу в военный комиссариат, Андрюша поступает в показательную школу. К сожалению там интернат, так что ему придется жить там. Это мне не особенно нравится, но ничего не поделаешь, комиссариат просвещения, оказывается, принципиально стоит за интернаты. Сашка уезжает со своим Лепешинским в Могилевскую губ[ернию]. Они там будут организовывать новые школы и вообще ставить дело просвещения. Саша, кажется, доволен, ну а мне, конечно, больше хотелось бы, чтобы он остался в Москве, хотя тоже больше так, из эгоистического желания, чтобы он был со мной. Ищу теперь квартиру — папа совершенно оставляет квартиру в Денежном пер[еулке] и на днях переезжает, он, как ты знаешь, селится в Алешине — будет заниматься мельничным делом — сейчас оборудует мельницу. О тебе, моя родная, думаю не только каждый день, но и по нескольку раз в день и очень без тебя скучаю. Ты мне не только как дочь, но еще как близкий дорогой друг,— это ведь ничего не значит, что я иногда ворчу — потому-то и было, родная моя, так трудно с тобой расстаться. Я вижу, что в Астрахани у тебя много работы. Скверно, что у вас там существуют отдельные женские профсоюзы. Это совершенно не по-большевистски. Мы всегда выступаем против сепаратных женских организаций, так как ведь наша цель объединить, сплотить пролетариат, а не разъединять пролетариат по признаку пола, национальности и пр. Так что действуй в этом смысле. Расскажи еще о том, что там удастся сделать. Мы все здесь были очень потрясены покушением на Ленина. Теперь он уже совсем поправился и уже работает… Это событие… как-то еще крепче и теснее сплотило нас, а что касается Ленина, то мне кажется, что и мы все и сами массы еще лучше поняли, как он нам дорог и как он необходим для дела революции, мы все лучше, чем когда-либо, поняли, какое великое значение он имел для нее…

Какое настроение имеется у вас там в Астрахани? Какие рабочие элементы у вас там имеются?..

Ну, дорогая моя, на сегодня до свидания, в ближайшем будущем напишу еще. Крепко и крепко целую и обнимаю тебя, родная моя, дорогая. Мне тяжело, что тебя со мной нет, но я рада, что в тебе тоже загорелся энтузиазм к делу. Давно хотела тебе об этом сказать.

Не ранее 16 сентября 1918 г.

Послано из Москвы в Астрахань

Публикуется впервые

ЦПА ИМЛ, ф. 127, оп. 1, д. 41, л. 1—4

И. А. АРМАНД

Милая Иночка, милая Инусечка, милая деточка, милая сестричка. Захотелось тебе написать, родная моя. Живем мы теперь вместе с Варей все в той же комнате, которую ты видела перед отъездом. Тесно нам отчаянно, но мы утешаемся тем, что в тесноте, да не в обиде. Варя спит скрючившись на диване. Она ходит каждый день рисовать в школу живописи и ваяния — нарисовала уже голову красками, голова эта мне очень нравится, а Варе нет, и мы все время по поводу этого ссоримся (добродушно, не пугайся). Варя заявляет, что мама злится на мою несамостоятельность, а я на то, что она все отсутствует. В школе у них большая свобода нравов — они сами выбирают своих учителей, учатся бесплатно. Пока они только рисуют, потом будут лекции, есть мастерская без преподавателя. Между прочим, они и сами сидят сейчас без преподавателей, ибо никак не соберутся оных выбрать (Варя уверяет, что я клевещу). Я, по обыкновению, бегаю в свой совнархоз⁹⁶ — кроме этого, создалась французская группа, которая выпускает свою газету III Интернационал. Кроме того, созывается Всероссийская конференция работниц⁹⁷ — вот, Инуська, устрой, чтобы тебя послали на нее, проведем хоть немного времени вместе! Состоится она 6 ноября. Затем событие — я колеблюсь сказать, а Варя говорит: вали… вали. Ну что ж, сваляю!— Я… об…стри…глась… Варя собственными руками совершила сие преступление и уверяла при этом, что испытывает геростратово ощущение. Неправда ли, испорченная девчонка. Федя спрашивает, не сошла ли я с ума… Но это совсем по другим причинам… предлагаю догадываться.

…Видела я недавно Жукову, она была на женском собрании, видела ее 3-го дня, она мне передала твое письмо, в тот же день получила и другое твое письмо — получила ли ты мою телеграмму? Написала тебе давно, но никак не пошлю. Первое письмо посылаю вместе с этим. Родная моя девочка, дочка моя милая, как ты можешь подумать, что я тебя забываю! Я так соскучилась по тебе! Ужасно хочется временами все здесь бросить и поехать к тебе. Недавно меня как-то очень звал туда один товарищ, приехавший с фронта, говорит, что там нет работников, необходимо поехать и пр. Сильно колебнулась в эту сторону, но потом поняла, что тут тоже нужны работники и работу бросить нельзя. Тут сейчас много думаем и говорим о международном положении. Нарастает революция в международном масштабе. В Германии революция здорово двигается вперед, а в связи с военным крахом германского империализма дело пойдет еще скорей. Сегодня в газетах известие, что в Берлине были демонстрации и митинги с лозунгом ‘Долой Вильгельма!’. На Украине немецкие и австрийские полки бунтуют, убивают свой командный состав и объявляют себя большевиками и готовыми воссоздавать на Украине Советскую власть. В Харьков сейчас вернулись сорок тысяч немецких солдат, которые вошли туда с красными флагами и с криками ‘долой Вильгельма и войну’. В Одессе вот-вот разразится революция. По сегодняшним сведениям, немцы уводят свои войска с Украины. Это, конечно, означает гибель скоропадских…

И они теряют голову. Вероятно, в близком будущем Сов[етская] власть будет восстановлена на Украине, уже очистка Волги от неприятеля имеет громадное значение, т. к. дает возможность провезти нефть, хлеб, керосин и прочие необходимые предметы. Ты, вероятно, читала письмо Ленина от 3 октября⁹⁸ и резолюцию ЦИК, Моск[овского] Сов[ета] и Моск[овского] губ[ернского] Сов[ета]? Я считаю событием большой важности. Отныне РСФСР становится отчизной пролетариев всего мира, готовой встать на защиту их. В этом письме Ленина и в резолюции говорится о необходимости ввиду надвигающейся революции в Германии на каждом элеваторе откладывать в запас определенное количество зерна как фонд социальной революции, и в случае, если бы немецкие рабочие в этой борьбе потерпели затруднения продовольственные, можно было бы их поддержать, говорится о необходимости усиления Красной Армии. Ну да ты, верно, видела и резолюцию и письмо…

Фуфайку тебе пришлю, думаю прислать еще тебе немного белья, ты ведь ничего не взяла с собой.

Ну, дорогая моя, крепко я, Варя⁹⁹ тебя целуем и обнимаем. Скоро опять напишем. Конец письма писала одна, потому что Варя ходила за обедом и варила картошку. Милая моя, нам обеим так хочется тебя покрепче обнять, хотелось, чтобы ты была с нами.

Пиши и ты.

Твоя мама

Между 3 октября и 6 ноября 1918 г.

Послано из Москвы в Астрахань

Публикуется впервые

ЦПА ИМЛ, ф. 127, оп. 1, д. 42, л. 1—4

И. А. АРМАНД

Дорогая моя Инуся, может быть, ты теперь уже вернулась из своей экспедиции и находишься в Москве. На всякий случай пишу тебе.

Мы уже 3 недели в Кисловодске, и не могу сказать, чтобы до сих пор мы особенно поправились с Андреем ¹¹⁰. Он, правда, очень посвежел и загорел, но пока еще совсем не прибавил весу. Хочу его на днях свести к местному специалисту, так как не особенно доверяю тому врачу, который его осматривал. Он здесь не скучает — с очень многими познакомился и очень увлекается крокетом. Я сначала все спала и день и ночь. Теперь, наоборот, совсем плохо сплю. Принимаю солнечные ванны и душ, но солнце здесь не особенно горячее, не крымскому чета, да и погода неважная: частые бури, а вчера так совсем было холодно. Вообще не могу сказать, чтобы я была в большом восторге от Кисловодска. И сейчас начинаю уже скучать. Я немного гуляла здесь, но нет компаньонов— слишком много лежачих больных, которым ходить нельзя.

Проскочили мы довольно удачно, хотя ехали последнюю часть пути с большими остановками, и после нас несколько дней поезда совсем не ходили. Слухов здесь масса — не оберешься, паники тоже. Впрочем, теперь это все успокоилось более или менее.

Ну а ты, моя дорогая, довольна ли своим путешествием, многому ли научилась, многое ли удалось сделать?

Хотелось бы получить весточку от вас, а пока ни от кого ничего нет. Пиши, родная. Крепко тебя целую и обнимаю. Временами кажется: не остаться ли поработать на Кавказе? Как ты думаешь?

Сентябрь 1920 г.

Послано из Кисловодска в Москву

Публикуется впервые

ЦПА ИМЛ, ф. 127, оп. 1, д. 44, л. 1—2

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ В. Е. Арманд — младший брат А. Е. Арманд. Социал-демократ.

Письмо написано конспиративным языком и касается, по-видимому, передачи запрещенной литературы.

² А. Е. Арманд (1869—1943) — муж И. Ф. Арманд, сын потомственного почетного гражданина, известного московского промышленника, владельца шерстоткацкой и красильно-отделочной фабрики в Пушкино под Москвой.

³ Драмы ‘Слепые’ (М. Метерлинка) и ‘Иванов’ (А. П. Чехова) шли на сцене Московского Художественного театра.

⁴ Богданов А. (Малиновский А. А.) (1873—1928) — социал-демократ, философ, социолог, экономист. В 90-х годах принимал участие в работе соцнал-демократических кружков. После II съезда встал на сторону большевиков. На III съезде партии был избран в члены ЦК. Входил в редакции большевистских органов ‘Вперед’ и ‘Пролетарий’, являлся одним из редакторов большевистской газеты ‘Новая жизнь’. Участвовал в работе V (Лондонского) съезда РСДРП. В годы реакции отошел от большевизма, возглавлял отзовистов, был лидером группы ‘Вперед’, выступавшей против линии партии. В философии пытался создать собственную систему— ‘эмпириомонизм’ (разновидность субъективно-идеалистической махистской философии, прикрытая псевдомарксистской терминологией). На совещании расширенной редакции газеты ‘Пролетарий’ в нюне 1909 г. Богданов был исключен из большевистской партии. После Октябрьской социалистической революции являлся одним из организаторов и руководителей ‘Пролеткульта’. С 1926 г.— директор основанного им Института переливания крови.

⁶ Суворов С. А. (1869—1918) — социал-демократ, литератор и статистик. Революционную деятельность начал в 90-х годах в рядах народовольцев. С 1900 г.— социал-демократ. В 1905— 1907 гг. работал в большевистских организациях ряда городов России. Был делегатом IV (Объединительного) съезда РСДРП. После поражения революции 1905—1907 гг. примкнул к группе партийных интеллигентов-махнетов, предпринявших поход против философии марксизма. После 1910 г. Суворов отошел от партии. В 1917 г. примкнул к меньшевикам-интернационалистам. После Октябрьской революции занимал ряд выборных должностей в Москве и Ярославле, погиб во время контрреволюционного восстания в Ярославле в июле 1918 г.

⁶ П. Д. Святополк-Мирский — министр внутренних дел, был заменен А. Д. Булыгиным.

⁷ Ваня — И. И. Николаев, студент-медик, жил в семье И. Ф. Арманд во время учебы.

⁸ Трепов Д. Ср. (1855—1906) — в 1896—1905 гг.— московский обер-полицмейстер, ‘прославившийся в Москве своей свирепостью, грубостью и участием в зубатовских попытках развращения рабочих’ (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 9, стр. 838). С 11 января 1905 г.— петербургский генерал-губернатор, затем товарищ министра внутренних дел, вдохновитель черносотенных погромов.

⁹ Голицын А. Д. (род. в 1874 г.) — князь, крупный помещик, земский деятель, один из организаторов партии октябристов. В 1890 г.— председатель уездного, а с 1905 г.— губернского земства в Харькове. Член III Государственной думы от Харьковской губернии.

¹⁰ Трубецкой П. Н.— председатель Московского губернского земского собрания.

¹¹ После событий 9 января 1905 г. Трепов был назначен петербургским генерал-губернатором с чрезвычайными полномочиями.

¹⁸ И. Ф. Арманд была впервые арестована в начале февраля 1905 г. и привлекалась к суду за принадлежность к социал-демократической партии. В июне была отпущена на поруки под гласный надзор полиции, в октябре после царского манифеста амнистирована.

¹³ Николаев И. И. и Арманд В. Е. были арестованы вместе с И. Ф. Арманд, но вскоре освобождены.

¹⁴ Во второй половине 1905 г. И. Ф. Арманд уезжает за границу.

¹⁶ Боря — Борис Евгеньевич Арманд, родной брат Александра Евгеньевича, мужа И. Ф. Арманд.

¹⁶ Н. Э. Бауман (1873—1905) — выдающийся деятель большевистской партии, был убит черносотенцем 18(31) октября 1905 г. Похороны Баумана превратились в грандиозную народную демонстрацию. В газете ‘Пролетарий’ No 24 был помещен некролог памяти Н. Э. Баумана, написанный В. И. Лениным.

¹⁷ В. Е. Арманд был тяжело болен после освобождения из тюрьмы.

¹⁸ Гучков А. И. (1862—1936) — крупный капиталист, организатор н лидер партия октябристов.

¹⁹ Восстание в крепости Свеаборг (близ Гельсингфорса) началось в ночь с 17(30) на 18(31) июля 1906 г. Руководителями восстания были члены Военной организации РСДРП — А. П. Емельянов и Е. Л. Коханский. В восстании приняло участие 7 артиллерийских рот, в поддержку восставших выступил рабочий класс Финляндии. Восстание продолжалось 3 дня. 20 июля (2 августа) было подавлено. Участники восстания были отданы под суд.

²⁰ Герценштейн М. Я.— член I Государственной думы, одни из лидеров кадетов, убит черносотенцами в Финляндии.

²¹ ЦУО — созданный в 1905 г. общестуденческий центральный университетский орган.

²² Речь идет о третьем аресте И. Ф. Арманд в 1907 г.

²³ После третьего ареста И. Ф. Арманд была отправлена на два года в ссылку в Мезень.

²⁴ Арманд А. А. (1894—1967) —старший сын И. Ф. Арманд, член партии с 1918 г. В 1919—1921 гг. служил в Красной Армии, в 1921—1922 гг.— заведующий политотделом Главполитпросвета и секретарь торгпредства в Тегеране. В 1928—1964 гг. работал во Всесоюзном теплотехническом институте на различных должностях, некоторое время был начальником научно-исследовательского сектора и сектора изобретательства Наркомата тяжелой промышленности.

²⁶ Арманд Ф. А.(1896—1936)— сын И. Ф. Арманд. В период гражданской войны — летчик-наблюдатель, затем работал в спортивных организациях Москвы.

²⁶ Арманд И. А. (1898—1971) —старшая дочь И. Ф. Арманд, член партии с апреля 1917 г. В 1918—1919 гг.— секретарь комитета союза молодежи Городского района Москвы, агитатор-организатор при Астраханском губвоенкомате, затем (до лета 1921 г.) — на партийной работе в Москве. В 1923—1931 гг.— в торгпредстве, а затем полпредстве СССР в Германии и в НКИД. С 1933 по 1961 г. (с перерывами) работала в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС и в Издательстве литературы на иностранных языках.

²⁷ Володя — Афанасьев, воспитанник И. Ф. Арманд.

²⁸ Володя — В. Е. Арманд.

²⁹ Очевидно, имеется в виду Сперанский Михаил Несторович (1863—1938) — русский историк литературы. С 1895 г.— профессор Нежинского историко-филологического института, с 1906 г.— профессор Московского университета. Был представителем буржуазной культурно-исторической школы.

³⁰ А. Е. Арманд после разгрома политической забастовки на фабрике Арманд в Пушкине в 1908 г. некоторое время жил в Дмитрове, под Москвой.

³¹ A. H. Родд — участник подпольной социал-демократической организации в Пушкино, был арестован в числе других после политической забастовки на фабрике Арманд в Пушкино в 1908 г.

³² Мама — Варвара Карловна Арманд, мать мужа И. Ф. Арманд.

³³ Володя —В. Е. Арманд.

³⁴ А. Е. Арманд был арестован по обвинению в содействии политической забастовке на фабрике Арманд в Пушкино в 1908 г.

³⁵ Седьмой конгресс II Интернационала состоялся в Штутгарте (Германия) 18—24 августа 1907 г.

³⁶ И. Ф. Арманд имеет в виду, очевидно. V съезд РСДРП, проходивший в Лондоне 30 апреля — 19 мая 1907 г.

³⁷ После освобождения из тюрьмы без права жительства в течение двух лет в Москве и крупных городах России А. Е. Арманд уехал с сыновьями в Швейцарию.

³⁸ 20 октября 1908 г. И. Ф. Арманд бежала из ссылки с группой уезжавших легально на родину польских рабочих.

³⁹ То есть бывших заключенных в Пречистенском доме предварительного заключения.

⁴⁰ Бутырки — Бутырская пересыльная тюрьма в Москве.

⁴¹ Анна Евгеньевна Константинович, урожденная Арманд. С 1913 г.— член партии большевиков.

⁴² Речь идет о первом Всероссийском женском съезде, который состоялся 10—16 (23—29) декабря 1908 г. в Петербурге. На нем присутствовало около 700 делегаток, представлявших кадетскую партию, а также группа (45 человек) делегаток — работниц и представительниц интеллигенции. Под давлением работниц съезд принял резолюцию об охране труда женщин и детей, о положении женщины-крестьянки и другие.

⁴³ И. Ф. Арманд намеревалась написать брошюру, план которой много лет спустя критиковал В. И. Ленин в письмах к ней от

17 и 24 января 1915 г. (см. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 51-52 и 54-57).

⁴⁴ Ваня — И. И. Николаев.

⁴⁵ Боря — Борис Евгеньевич Арманд.

⁴⁸ Сталь Людмила Николаевна (1872—1939) — член РСДРП с 1897 г. Вела революционную работу в Петербурге, Москве, Одессе, Николаеве. В 1907 г. эмигрировала в Париж, в 1914 г. входила в заграничную часть редакции журнала ‘Работница’. Активная участница Великой Октябрьской социалистической революции. С 1921 г.— на ответственной партийной н советской работе.

⁴⁷ ‘Вопросы страхования’ — большевистский легальный журнал, выходил в Петербурге с октября 1913 по февраль 1918 г. с перерывами. Журнал находился под руководством Центрального Комитета большевистской партии и вел борьбу не только за осуществление рабочего страхования, но и за большевистские политические требования.

⁴⁸ Аня Елизарова (Ульянова) — Анна Ильинична (1864—1935) — видный деятель большевистской партии, сестра В. И. Ленина. Вела активную революционную работу в Москве, Петербурге, Томске, Самаре, Киеве, Саратове. В 1912—1914 гг. работала в большевистских органах ‘Правда’ н ‘Просвещение’. В 1914 г. была одним из активных организаторов журнала ‘Работница’, входила в русскую часть редакции журнала.

⁴⁹ КЗО — Комитет заграничной организации РСДРП — был создай в декабре 1905 г. на совещании заграничных большевистских групп. Задачи КЗО освещены в общей резолюции, принятой совещанием (см. ‘КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК’, т. 1, 1970, стр. 319—320).

⁵⁰ Самойлова Конкордия Николаевна (1876—1921) — деятель большевистской партии и коммунистического женского движения. Вела революционную работу в Петербурге, Твери, Екатеринославе, Одессе, Ростове-на-Дону, Баку, Луганске. С конца 1912 г.— ответственный секретарь и член редакционной коллегии ‘Правды’, в 1914 г. была одним из организаторов журнала ‘Работница’, входила в русскую часть редакции журнала.

⁵¹ ‘Пролетарская правда’ — одно из названий ежедневной легальной большевистской газеты ‘Правда’, издававшейся в Петербурге в 1912—1914 гг. Царское правительство закрывало ‘Правду’ восемь раз, но газета продолжала выходить под другими названиями: ‘Рабочая правда’, ‘Северная правда’, ‘Правда труда’, ‘За правду’, ‘Пролетарская правда’, ‘Путь правды’, ‘Рабочий’, ‘Трудовая правда’.

⁵² Бадаев Алексей Егорович (1883—1951) — видный деятель большевистской партии, член партии с 1904 г. Был членом Петербургского комитета и Русского бюро ЦК РСДРП. В 1912 г. был избран от рабочей курии Петербургской губ. в IV Государственную думу. Входил в состав большевистской ‘шестерки’. Принимал активное участие в работе редакции ‘Правда’.

⁵³ 6-ка — большевистская ‘шестерка’ рабочих депутатов IV Государственной думы, выделившихся из объединенной социал-демократической фракции в самостоятельную большевистскую фракцию в октябре 1913 г.

⁵⁴ Речь идет о ‘Проекте воззвания о выходе журнала ‘Работница», написанном в январе 1914 г.

⁵⁵ ‘Металлист’ — одно из названий двухнедельного журнала ‘Рабочий по металлу’ — органа профессионального союза металлистов. Журнал выходил в Петербурге с августа 1906 г. по нюнь 1914 г., переменив по цензурным условиям 7 названий: ‘Рабочий по металлу’, ‘Кузнец’, ‘Вестник рабочих по обработке металла’, ‘Надежда’, ‘Единство’, ‘Наш путь’, ‘Металлист’.

⁵⁶ ЦО — Центральный Орган РСДРП — газета ‘Социал-демократ’, издавалась с февраля 1908 г. Первый номер, подготовленный в России, был конфискован. В связи с провалом редакции и типографии издание газеты было перенесено за границу, сначала в Париж, затем в Женеву. Вышло 58 номеров газеты. С декабря 1911 г. ‘Социал-демократ’ редактировался В. И. Лениным.

⁵⁷ Имеется в виду предварительное совещание в Вене по подготовке к Международной женской социалистической конференции.

⁶⁸ Речь идет, вероятно, о конспиративных письмах.

⁶⁹ Речь идет о ‘Письме к Гоголю’, написанном 3 июля 1847 г. великим русским революционером демократом В. Г. Белинским. В. И. Ленин назвал ‘Письмо к Гоголю’ ‘одним из лучших произведений бесцензурной демократической печати’ (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 25, стр. 94).

⁶⁰ В газете ‘Русское слово’ No 219 22 сентября 1913 г. была напечатана статья А М. Горького ‘О карамазовщине’ с протестом против инсценировки Московским художественным театром реакционного романа ‘Бесы’. Буржуазная пресса выступила в защиту пьесы Достоевского, но Горький ответил новой статьей — ‘Еще о карамазовщине’, которая была напечатана в No 248 ‘Русского слова’ от 27 октября 1913 г. В ответ на эти две статьи В. И. Ленин написал А. М. Горькому письмо 13 ноября 1913 г. (см. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 48, стр. 226).

⁶¹ По-видимому, речь идет о матери Н. К. Крупской — Елизавете Васильевне Крупской (1842—1915), которая жила вместе с Надеждой Константиновной н В. И. Лениным в ссылке и в эмиграции.

⁶² Франсин (Сомоно Л.) — французская социалистка. В годы первой мировой войны занимала интернационалистскую позицию, участница Международной женской социалистической конференции в Берне, Циммервальдской конференции, в 1916 г. входила в состав руководства Французского комитета по восстановлению международных связей. В 1919 г. выступала против присоединения к III Интернационалу, была сторонницей восстановления II Интернационала и Французской социалистической партии. В годы второй мировой войны участвовала в Движении сопротивления.

⁶³ Очевидно, имеется в виду Организационная комиссия по созыву Международной женской социалистической конференции.

⁶⁴ Попп Адельгенд — член Австрийской социал-демократической партии, публицистка и писательница, видная деятельница международного женского движения.

⁶⁵ Балабанова А. И.— перед первой мировой войной играла руководящую роль в Итальянской социалистической партии и являлась ее делегатом иа международных социалистических конгрессах и в Международном социалистическом бюро. Во время войны заняла центристско-пацифистскую позицию. Принимала участие в работе Коминтерна, затем выступала против коммунистического движения и Советского Союза.

⁶⁶ Имеется в виду письмо Клары Цеткин к Инессе Арманд от 2 января 1915 г. (см. ‘Новая и новейшая история’, 1959, No 4, стр. 110—111), в котором говорится о трудностях, связанных с созывом конференции левых социалисток, и отмечается, что переписку по поводу конференции следует вести конспиративно, писать о ней, как о семейном торжестве, концерте или увеселительной поездке. В связи с этим И. Арманд пишет в настоящем письме о конференции, как о свадьбе.

⁶⁷ Имеется в виду Е. Анкерсмит — представительница социалисток Голландии, редактор журнала ‘Gemante’, впоследствии член ЦК Компартии Голландии.

⁶⁸ Зюдекум А.— видный германский социал-демократ, ревизионист. В годы первой мировой войны — ярый социал-шовинист.

⁶⁹ Эрве Г.— французский анархист, затем социалист. В основанной им в 1906 г. газете ‘La Guerre Sociale’ вел антимилитаристскую пропаганду. Во время первой мировой войны в своей газете, переименованной в ‘La Victoire’, выступал как ярый социал-шовинист.

⁷⁰ Маслов П. П.— крупный экономист, автор ряда работ по аграрному вопросу, ревизионист, один из видных меньшевиков. Во время первой мировой войны занял соцнал-имперналистскую позицию.

⁷¹ Каутский К. (1854—1938) — один из лидеров германской социал-демократии и II Интернационала, идеолог центризма. В годы первой мировой войны перешел в лагерь открытых врагов революционного марксизма, став на позиции социал-шовинизма. После Великой Октябрьской социалистической революции выступал против диктатуры пролетариата и Советского государства.

⁷² Плеханов Г. В. (1856—1918) — деятель русского и международного социалистического движения, философ, историк, теоретик и пропагандист марксизма в России, один из основателей РСДРП, впоследствии (с 1903 г.) лидер меньшевизма. Во время первой мировой войны перешел на позиции социал-шовинизма. К Октябрьской социалистической революции отнесся отрицательно, но в борьбе против Советской власти не участвовал.

⁷³ Монтефиоре Д.— представительница женщин-социалисток Англии.

⁷⁴ Вайнкоп (Wijnkoop), Давид (1877—1941) — голландский социал-демократ, позднее коммунист. В 1907 году — один из основателей, а затем главный редактор газеты ‘De Tribune’ (‘Трибуна’)— органа левого крыла голландской Социал-демократической рабочей партии. В годы мировой империалистической войны — интернационалист, сотрудничал в теоретическом органе Циммервальдской левой — журнале ‘Vorbote’ (‘Предвестник’). Являлся одним из создателей социал-демократической партии, которая в 1918 г. приняла название Коммунистической партии Голландии и в 1919 г. присоединилась к Коминтерну. Будучи одним из руководителей Компартии Голландии, занимал ультралевую, сектантскую позицию. На II конгрессе Коминтерна избран членом ИККИ. За выступления против решений Коминтерна по колониальному, профсоюзному и другим вопросам в 1926 г. был исключен из коммунистической партии. В 1930 г. признал свои ошибки и был принят в коммунистическую партию, в 1935 г. избран вновь в состав ее ЦК.

Письмо написано И. Ф. Арманд от имени заграничной части журнала ‘Работница’ и направлено В. И. Лениным Д. Вайнкопу. В своем письме Владимир Ильич писал: ‘Уважаемый товарищ! Прилагаемое письмо исходит от товарища Инессы, которой мы поручили работать над сближением женщин левых социалисток…’ (см. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 68, 499).—

⁷⁵ Гортер, Герман (1864—1927) — левый голландский социал-демократ, позднее коммунист. Один из организаторов газеты ‘De Tribune’, органа левого крыла социал-демократической партии. В годы первой мировой войны — интернационалист, сторонник Циммервальдской левой. В 1918—1921 гг. входил в Коммунистическую партию Голландии и принимал активное участие в работе Коминтерна. В Коминтерне занимал ультралевую, сектантскую позицию. В 1921 г. вышел из компартии и отошел от активной политической деятельности.

⁷⁶ Материалы Международной женской социалистической конференции были напечатаны в Приложении к газете ‘Социал-демократ’ No 42, 1 июня 1915 г. (см. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 499).

⁷⁷ Очевидно, речь идет о немецком погроме, спровоцированном полицией и черносотенцами в Москве в конце мая 1915 г., явившемся попыткой направить возмущение народных масс, вызванное ухудшением экономического положения рабочих в связи с начавшейся войной, в желательное для правительства ‘патриотическое’ русло.

⁷⁸ Вторая Международная социалистическая конференция в Кинтале состоялась 24—30 (11—17) апреля 1916 г. На конференции были обсуждены следующие вопросы: 1) борьба за окончание войны, 2) отношение пролетариата к вопросам мира, 3) агитация и пропаганда, 4) парламентская деятельность, 5) массовая борьба, 6) созыв Международного Социалистического бюро. В. И. Ленин принял самое активное участие в работе конференции, в результате чего левое крыло на ней оказалось сильнее, чем в Циммервальде. Поэтому Кинтальская конференция, по оценке В. И. Ленина, была шагом вперед. Она способствовала выделению и сплочению интернационалистских элементов на идейной основе марксизма-ленинизма. Впоследствии, в марте 1919 г., по инициативе Ленина и большевиков эти элементы составили ядро III, Коммунистического Интернационала.

По инициативе В. И. Ленина письма-отчеты о Кинтальской конференции рассылались для партийных организаций России и большевистских секций за границей. Публикуемое письмо И. Ф. Арманд было передано русским социалистам в Париже для ознакомления еще до того, как они получили официальный отчет о конференции. Предназначено же письмо было для французских социалистов, среди которых, по свидетельству Н. К. Крупской, Арманд вела большевистскую пропаганду. Французская копия письма хранится в ЦГАОР, ф. 102, 00, 1916 год, д. 28, том 2, лл. 112—120.

⁷⁹ Гюнсманс (Huysmans), Камиль (1871—1968) — один из старейших деятелен бельгийского рабочего движения. В 1904—1919 гг.— секретарь Международного Социалистического бюро II Интернационала. Во время мировой империалистической войны занимал центристскую позицию.

⁸⁰ Гаазе (Haase), Гуго (1863—1919) — деятель германской социал-демократии. Во время мировой империалистической войны занимал центристские позиции. В апреле 1917 г. организовал с К. Каутским Независимую социал-демократическую партию Германии. Во время Ноябрьской революции 1918 г. в Германии входил в состав временного правительства Совета народных уполномоченных, проводившего политику подавления революционного движения пролетариата.

⁸¹ Бернштейн (Bernstein), Эдуард (1850—1932) — один из лидеров оппортунистического крыла немецкой социал-демократии и II Интернационала, идеолог ревизионизма. В годы первой мировой войны занимал центристские позиции. В последующие годы продолжал поддерживать политику империалистической буржуазии, выступал против Октябрьской социалистической революции. Был противником Советского Союза.

⁸² Ледебур (Ledebour), Георг (1850—1947) — германский социал-демократ. В годы мировой империалистической войны — центрист, участвовал в Циммервальдской конференции, примыкал к циммервальдской правой.

⁸³ Гофман (Hoffmann), Адольф (1858—1930) — немецкий социал-демократ. Во время мировой империалистической войны занимал центристские позиции. С 1917 г.— член Независимой социал-демократической партии Германии.

⁸⁴ Бризон (Brizon), Пьер (1878—1923) — французский социалист, публицист. Во время мировой империалистической войны стоял на центристско-пацифистских позициях. Принимал участие в Кннтальской конференции, был одним из лидеров французских правых циммервальдистов.

⁸⁵ Раффен-Дюжан (Raffin-Dugens) Жан Пьер (род. в 1861 г.) — французский социалист. Во время мировой империалистической войны стоял на центристско-пацифистских позициях. Принимал участие в Кннтальской конференции, был одним из лидеров французских правых циммервальднетов.

⁸⁶ Блан (Blanc), Александр (1874—1924) — французский социалист. В годы мировой империалистической войны — депутат парламента, центрист, под влиянием антивоенных настроений народа Франции перешел на интернационалистские позиции. В 1916 г.— участник Кинтальской конференции. После войны вступил во французскую компартию.

⁸⁷ Лонге (Longuet), Жан (1876—1938) — член Французской социалистической партии и II Интернационала. В годы мировой империалистической войны возглавлял центристско-пацифистское меньшинство Французской социалистической партии.

⁸⁸ Серрати (Serrati), Джачинто Менотти (1872—1926) — видный деятель итальянского рабочего движения. Один из руководителей Итальянской социалистической партии, во время мировой империалистической войны — интернационалист. Участник Циммервальдской и Кинтальской конференций.

⁸⁹ Гримм (Grimm), Роберт (1881—1958) — один из лидеров социал-демократической партии Швейцарии. В годы мировой империалистической войны занимал центристские позиции. Участвовал в Циммервальдской и Кинтальской конференциях, являлся председателем Интернациональной социалистической комиссии.

⁹⁰ Кацлерович (Katzlerowitch), Трнша (1879—1964) — видный деятель югославского и международного коммунистического и рабочего движения. В период мировой империалистической войны — интернационалист. Участвовал в Циммервальдской и Кинтальской конференциях.

⁹¹ Международное Социалистическое бюро (МСБ) — Постоянный исполнительно-информационный орган II Интернационала. С начала мировой империалистической войны МСБ превратилось в послушное орудие социал-шовинистов.

⁹² Радек К. Б. (1885—1939) — с начала 900-х годов принимал участие в социал-демократическом движении Галиции, Польши и Германии. В годы мировой империалистической войны занимал интернационалистские позиции, проявляя, однако, колебания в сторону центризма.

⁹³ ‘Наше слово’ — меньшевистская газета, издавалась при ближайшем участии Троцкого в Париже с января 1915 по сентябрь 1916 г. вместо газеты ‘Голос’.

⁹⁴ Шейдеман (Scheidemann), Филипп (1865—1939) — один из лидеров крайнего правого, оппортунистического крыла германской социал-демократии. В феврале — нюне 1919 г. возглавлял коалиционное правительство Веймарской республики, был одним из организаторов кровавого подавления немецкого рабочего движения в 1918—1921 гг. В дальнейшем отошел от активной политической деятельности.

⁹⁵ Речь идет о произведении Л. Н. Толстого ‘Крейцерова соната’.

⁹⁰ В это время И. Ф. Арманд была председателем Московского губсовнархоза.

⁹⁷ Имеется в виду I Всероссийский съезд работниц, созванный ЦК РКП(б). Съезд проходил в Москве, в Доме союзов, 16—21 ноября 1918 г. На съезде присутствовало 1147 делегаток от фабрик, заводов н деревенской бедноты. На четвертый день работы съезда — 19 ноября — с речью выступил В. И. Ленин. С речами и докладами на заседаниях и секциях съезда выступили: А. И. Елизарова-Ульянова, В. П. Ногин, Е. М. Ярославский, И. Ф. Арманд, A. М. Коллонтай, Л. Н. Сталь, К. Н. Самойлова и другие (см. B. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 37, стр. 185—187 и 583—584).

⁹⁸ Письмо В. И. Ленина было оглашено на Объединенном заседании ВЦИК, Московского Совета с представителями фабрично-заводских комитетов я профессиональных союзов 3 октября 1918 г., созванном по предложению В. И. Ленина в связи с политическим кризисом в Германии. На заседании была принята резолюция, в которую вошли основные положения письма Ленина (см. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 37, стр. 97—100, 574).

⁹⁹ Арманд В. А. (род. в 1901 г.) — дочь И. Ф. Арманд. Член КПСС с 1921 г. С 1920 по 1927 г. училась в Высших художественно-технических мастерских (Вхутемас). С 1927 г.— работала на фабрике ‘Красные текстильщики’. С 1924 г.— инструктор по технической пропаганде, затем — зав. рисовальной мастерской на фабрике ‘Трехгорная мануфактура’. С 1928 г. работала в области декоративного искусства. В наст. время — заслуженный художник РСФСР.

¹⁰⁰ Арманд А. А. (1903—1944) — младший сын И. Ф. Арманд. Член КПСС с 1944 г. По профессии инженер-механик. Участник Великой Отечественной войны.

ПИСЬМА

В. Е. АРМАНДУ1

А. Е. АРМАНДУ2

А. Е. АРМАНДУ

А. Е. АРМАНДУ

А. Е. АРМАНДУ

А. Е. АРМАНДУ

А. Е. АРМАНДУ

А. Е. АРМАНДУ

В. Е. АРМАНДУ

В. Е. АРМАНДУ

А. Е. АРМАНДУ

ДЕТЯМ

А. Е. АРМАНДУ

А. Н. РОДДУ31

А. Е. АРМАНДУ

В. Е. АРМАНДУ

А. Е. АРМАНДУ

А. Е. АРМАНДУ

А. Я. и В. М. АСКНАЗИ

В. Е. АРМАНДУ

В. Е. АРМАНДУ

В. Е. АРМАНДУ

А. Е. АРМАНДУ

В. Е. АРМАНДУ

В. Е. АРМАНДУ

А. Е. АРМАНДУ

Н. К. КРУПСКОЙ

Н. К. КРУПСКОЙ

Н. К. КРУПСКОЙ

И. А. АРМАНД

И. А. АРМАНД

Н. К. КРУПСКОЙ

Л. ФРАНСИН62

К. ЦЕТКИН *

ДОРЕ МОНТЕФИОРЕ73

Д. ВАЙНКОПУ74

Д. ВАЙНКОПУ

И. А. АРМАНД

В. А. АРМАНД

И. А. АРМАНД

И. А. АРМАНД

И. А. АРМАНД

И. А. АРМАНД

РУССКИМ СОЦИАЛИСТАМ В ПАРИЖЕ

И. А. АРМАНД

И. А. АРМАНД

И. А. АРМАНД

И. А. АРМАНД

И. А. АРМАНД

ПРИМЕЧАНИЯ

Читайте также:

В. Е. АРМАНДУ¹

А. Е. АРМАНДУ²

А. Н. РОДДУ³¹

Л. ФРАНСИН⁶²

ДОРЕ МОНТЕФИОРЕ⁷³

Д. ВАЙНКОПУ⁷⁴