Письма Ивана Анненкова
![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/ivan.jpg)
Письма Ивана Анненкова
1
2
Анненков
3
Анненков
4
5
Любящий отец И.Анненков.
6
Письма, Анненков Иван Александрович, Год: 1855
Время на прочтение: 12 минут(ы)
Источник: Полина Анненкова. Воспоминания
М.: Захаров, 2003. — 384 с. — (Серия ‘Биографии и мемуары’).
OCR Ловецкая Т.Ю.
А.И.Анненковой. 1828. Сибирь. Нерчинский округ
Милостивая государыня матушка.
Сии и последующие строки вручит вам сын Фелицы Осиповны г-жи Смольяниновой. Г-жа Смольянинова, урожденная Власова, вспомнив расположение покойного дедушки Ивана Варфоломеевича, которым пользовалось ее семейство, явила трогательный пример признательности, брав живейшее участие в моем несчастном положении и оказывая со дня моего приезда все зависящее от нее пособие. Доставив же сей случай известить вас, что я жив и здоров, она получает права на мою глубочайшую и неограниченную благодарность, почему покорно прошу и вас, матушка, обласкайте ее сына, молодого еще человека, и уверьте его, равно как и почтенную его матушку, в вашей признательности несомненной. Впрочем, она сама прилагает свое письмо, на которое верно будет ожидать ответа. Мне не нужно вас предупреждать, чтоб доставление сего письма сохранилось в тайне и было никому бы неизвестно, дабы не подвергнуть ответственности особ, которые так благородно одолжают. Следующие строки я пишу по-французски, ибо они касаются до нас только двоих, на последней странице написанное прошу вас вручить Прасковье Егоровне. Прошу вас еще сделать все зависящее от вас для молодого человека, сына г-жи Смольяниновой, дабы он видел несомненную благодарность за одолжение, которое он делает, взяв на себя доставить сие письмо — т.е. какие-нибудь подарки сыну и матери, мать любит наряды и утверждает, что знала вас еще ребенком.
Моя матушка! Моя дорогая и нежная матушка! Как выразить вам в этих немногих строках (написать которые я имею возможность благодаря состраданию одной особы, не забывшей благодеяний моего дедушки) все, что я испытываю, все, что я терплю вдали от вас, от всего того, что у меня есть самого дорогого на свете, вдали от ребенка, к которому несчастье привязало меня еще более, и от женщины, которая своими жертвами и своею преданностью с каждым днем все больше приобретает самые священные права на мою любовь и на мою признательность. Как мне благодарить вас, моя дорогая матушка, за вашу благожелательность, которую вы проявили к ней во время ее путешествия в Москву, я, признаюсь, не смел надеяться на такую доброту. Продолжайте же оказывать ваше покровительство ей и моей дочери, этому ребенку, служащему единственным воспоминанием о вашем сыне, который так сильно виноват перед ней, давши ей жизнь, исполненную, по-видимому, только скорбен и горечи. Ради Бога обеспечьте ее будущее и не покидайте ее. Подумайте, что это девочка, и какова будет ее судьба без поддержки в свете! Ах! эта мысль ужасна!
Матушка! Это мой ребенок, оградите же ее от опасностей которыми окружена женщина, ваша собственная кровь течет в ее жилах! Перенесите на нее ту нежность, которой вы окружали меня, не отказывайте ей в том, что вы сделали для стольких других, имевших меньше на то прав, и тем более, что, может быть, это последняя просьба, с которою ваш сын имеет возможность к вам обратиться. В данный момент небо, кажется, сжалилось над моими страданиями, луч света заблистал перед моими глазами, если только вдруг он не окажется обманчивым призраком, как это было со всеми надеждами жизни. Я очень надеюсь, что ангел, каким является мать моего ребенка, может быть, приедет ко мне, и тогда, матушка, я вас прошу предоставить ей все средства к тому, чтобы сделать это без промедления. Сколь бы это ни было тяжело для вас, я заклинаю вас именем Бога не лишать меня этого последнего утешения. Женщина, которая так великодушно жертвует собою, имеет, мне кажется, право на уважение всего света, и я на коленях умоляю вас быть снисходительной.
Я вынужден обратиться к вам еще с одной просьбой: пришлите мне сколько-нибудь денег, только необходимое, я нахожусь всецело на иждивении моих товарищей и, несмотря на всю их готовность делиться со мною, я признаюсь, что принимать это слишком тяжело для меня, даже невыносимо. Это обстоятельство заставляет меня, хотя и против воли, говорить с вами еще раз о моем дяде. С тех пор как я здесь, я получил четыреста рублей и сукно через г-жу М[уравьеву], а затем вещи вместе с письмом, за которое я вас благодарю, моя матушка, оно доставило мне минуты, каких я не переживал уже давно, и сладость которых заставила меня почувствовать, как преступно желать конца своего существования.
Ах, маменька, освободите меня от неизвестности, в которой я нахожусь еще относительно вашего здоровья и здоровья моего ребенка и наконец скажите мне что-нибудь о женщине, которую я обожаю. Мои товарищи получают регулярно каждую почту письма, нам все можно писать, все посылать, жду также с нетерпением вашего портрета, а если бы вы прислали мне и портрет моей дочери, как бы я был вам признателен.
Но, возвращаясь к моему дядюшке, так как у меня есть только этот листок бумаги, я вам скажу, что я глубоко убежден, что кроме 400 рублей вы мне послали еще денег, но с ними было поступлено так же, как в крепости. По вашим письмам, которые вы мне тогда прислали и которые я был вынужден сжечь вследствие моего поспешного отъезда, я видел, что мой дядюшка вам сказал, будто он передал мне в собственные руки 1000 рублей, тогда как я получил только 500, итак, вы сами можете судить, имею ли я теперь право с недоверием относиться к нему и к строгости его принципов.
Но я прошу вас: не думайте, что я вам написал это из предубеждения. Дядюшку, кузена [Н.Н.Анненкова], всех моих дорогих родственников — я презираю до глубины души. Они готовы заживо ободрать меня, чтобы получить мою шкуру.
Так как я не могу больше писать, я закончу мое письмо, сказав вам, что покорился судьбе, которая теперь решена, по-видимому, бесповоротно. Если я буду иметь счастье увидеть снова женщину, которая мне дорога, я найду силы переносить мою судьбу, если же нет, — ну, что ж! — мой конец от этого только приблизится. Все мои желания направлены на счастье моего ребенка и на ваше, я думаю, что так же, как и для меня, счастье стало чуждым и для вас с некоторого времени, о если бы по крайней мере небо вам послало утешения, доставлять которые вам когда-либо мне запрещено даже и надеяться. Прощайте, моя матушка, целую миллион раз ваши ножки и ручки.
[Приписка] Адресуя на имя губернатора Иркутска Цейдлера, можно все посылать кроме золота.
Госпоже П
Ангел, которого я обожал всю мою жизнь! Я не смею больше словами выражать все чувства, которые ты мне внушаешь. С того времени как я знаю, что ты настаиваешь на выполнении обещанной жертвы, молчаливое восхищение — вот единственное чувство, дозволенное человеку, который недостоин тебя ни в каком отношении. Итак, ты неизменна, божественная женщина! Итак, не напрасно я восхищался этой твердостью характера, этой самоотверженностью, которые являются уделом только высших существ. Ах, дорогой друг, как я недостоин тебя, и какие блага на этой земле могли бы отплатить тебе за такое героическое самоотвержение. Только бы ты никогда не пожалела о том, что ты делаешь для человека, который, вероятно, никогда не будет в состоянии вознаградить тебя. Поспеши, дорогой ангел, приехать, потому что, признаюсь тебе, у меня нет достаточно власти над самим собою, чтобы даже ждать тебя терпеливо. Ежедневное ожидание тебя гложет меня, и ты знаешь, как оно жестоко. Я прошу маменьку предоставить тебе все средства, и я уверен, что она не откажет мне в этом. Не трогайся в путь без хорошего экипажа и без слуги, возьми предпочтительно того, кто выразит сам желание следовать за тобою, и если бы это мог быть повар, то было бы очень хорошо. Петр — может быть, но не нужно, чтобы это было насильно. Женщину же везде можно найти, и не обременяй себя какой-нибудь принцессой, которой нигде не будет достаточно хорошо. Захвати с собою все, что только ты сможешь взять, мои вещи также, если только они еще целы, помни, что я ничего не дарил моему дядюшке, не забудь мои книги.
Осыпь поцелуями мою дочку за меня. Я прошу мою матушку обеспечить ее судьбу, присоедини твои просьбы к моим. Ах, моя дочь! — она не выходит у меня из головы! Позаботься о ней хорошенько. Когда она окрепнет, ты сможешь иметь ее около себя. Ее будущее меня мучает, маменька тебе скажет, можно ли ее узаконить, посмотри, что маменька скажет по этому поводу, я не смею надеяться, но как бы я был счастлив! Это, однако, сделали для Давыдова, который находится с нами. У меня нет больше бумаги, нужно кончать. Итак, прощай, дорогой ангел, пусть это будет ‘до свидания’. Осыпаю тебя поцелуями, так же как и мою дочь. Приезжай, ради Бога и пиши мне, ты можешь это делать. Пришли мне твой портрет и портрет моей дочери, если я не увижу тебя скоро.
С.Б. Броневскому. 5 ноября 1836
Ваше высокопревосходительство, милостивый государь, Семен Богданович!
Болезненное состояние, в коем находилась жена моя после четырехкратных несчастных родов, и самое настоящее положение трудной беременности расстроили до такой степени ее здоровье, что с нею весьма часто случаются припадки, требующие немедленных пособий искусного медика, отсутствие которого не только может увеличить страдания, истинно-нестерпимые, но и повлечь за собою смерть матери малолетних детей.
Дабы предупредить подобное несчастие, которым угрожает нам отдаленность деревни, назначенной для нашего поселения, чтобы сохранить здоровье детей моих, которые не в состоянии будут вынести жестокого холода в дороге, и по случаю близкого разрешения от бремени жены моей, я осмеливаюсь покорнейше вас просить дозволить нам остаться в Иркутске до разрешения нашей будущности.
По сим же самым причинам, и чтобы доставить еще средства жене моей выполнять христианские обязанности, налагаемые на нее католическим исповеданием, священный долг заставляет меня обратиться к вашему высокопревосходительству, как к особе, от которой в сем случае зависит наша участь, и просить вас удостоить своим вниманием причины, побуждающие жену мою беспокоить вас просьбою о перемене места моего поселения на город Красноярск.
Если же исполнение просьбы будет зависеть от высочайшей воли, то позвольте мне льстить себя надеждою, что ваше высокопревосходительство, найдя причины достаточными, не откажете принять участие в положении жены моей и детей в малолетнем возрасте и удостоите нас вашим ходатайством.
Простите, ваше высокопревосходительство, что, отнимая у вас минуты, посвященные делам, я принял смелость утруждать вас, и позвольте принесть изъявление глубочайшего моего почтения к особе вашей, с которым имею честь быть, милостивый государь, вашего высокопревосходительства покорный слуга
А.Н. Евсевьеву. 16 февраля 1838
Ваше превосходительство!
Сделайте милость, позвольте г-ну Вольфу приехать в Бельск, чтобы подать помощь меньшому моему ребенку, которого я был вынужден вывезти из Иркутска больного, с опухшею ногою, и которого дорогой простудили. Теперь у него свело ногу, и он навечно может остаться калекою. В надежде, что это само собою пройдет, я медлил сколько возможно, чтоб не беспокоить ваше превосходительство, но как положение больного сделалось хуже, то я решился наконец утруждать вас. Я не прошу вас прислать другого доктора. Вам известно самим, что в самом Иркутске предпочитают г-на Вольфа прочим и доверяют более его искусству. Я надеюсь, что ваше превосходительство не оставите без внимания столь важную для меня просьбу.
С глубочайшим почтением имею честь быть вашего превосходительства покорный слуга
К.Ф. Энгельке.
Ваше превосходительство, милостивый государь, Карл Федорович!
Получив предписание ваше, чтобы вручить моей дочери приложенное при оном письмо, я, по праву родителя, узнал содержание оного и имею честь сообщить вам, что не исполнил вашу волю по нижеследующим уважительным, по моему мнению, причинам, которые представляю на ваше усмотрение.
Дочь моя не могла бы сама собою, без моего пособия, отвечать на вопросы вашего превосходительства, потому что не поняла бы официального слога вашего письма и причин, по которым местное начальство признает нужным лишать ее свободы, предоставленной всем и каждому на основании общих законоположений. Чтоб сделать их понятными для нее, понадобилось бы объяснять ей мое положение и коснуться нескольких политических событий, имевших влияние на мою жизнь, которые, к несчастью, отражаются теперь и на ней — невинной жертве, чего я желал всегда избегнуть, чтобы не возмущать ее спокойствия, стараясь внушать всем моим детям покорность к воле Провидения, беспредельную любовь и преданность к престолу августейшего монарха нашего (и довольствие их участью).
Потом, дочь моя отвечала бы вам то же самое, что я могу иметь честь объяснить о ее проступке. Она отлучалась из Тобольска для прогулки с дозволения своей матери, ездила до Ялуторовска, без всякой политической цели, могу вас уверить в том, единственно для развлечения, в обществе г-ж Муравьевой и Фонвизиной, которые пригласили ее с собой.
Не предполагая, чтобы невинные дети мои подвергнуты были ограничению свободы надзором полиции — наказанию, определяемому токмо за преступления, я не считал нужным испрашивать дозволения начальства для пятидневной прогулки дочери моей. Особых же распоряжений касательно моих детей мне никогда да и никем объявлено не было, и я покорнейше прошу ваше превосходительство, если таковые существуют, объявить мне их формальным образом, и притом поставить меня в известность о всех прочих распоряжениях касательно лично нас, выдачею мне копий с оных за надлежащим подписом для всегдашнего руководства, без чего невозможно их все упомнить, и мы невольно всегда будем впадать в подобные ошибки…
О.И. Ивановой. Тобольск, 9 июня 1855
Спасибо тебе, милый друг Олинька, что ты мне пишешь, что ты нас не забываешь, горячо любишь, да наградит тебя бог за твои благородные чувства. Спасибо тебе, мой друг, и за твои благоразумные воззрения на вещи, это истинная правда, что счастье не в деньгах, а в самих нас. Вот пример тебе — сестра. Конечно, она не виновата, что ее глупо воспитали и сунули замуж за человека бестолковее еще ее (но с деньгами, по-светски), а все-таки большая часть ее несчастия происходит от того, что она не умеет презрить денег, слишком прилепилась к вещественному, к мелочам. Если бы иначе смотрела на вещи, то другим бы образом и действовала, сейчас бы получила верх над мужем, который пустой человек, да он же ее обсчитал, потому что выманил у нее вексель, который ей дал (это светские супружества!), заставил ее построить дом у себя в деревне на ее деньги (по крайней мере, так она писала), продавши дом в Симбирске, — все это глупо, а между тем горестно: дети останутся без воспитания. Ты счастливее ее в супружестве от того, что благороднее смотрела на вещи. Однако деньги нужны, и я вытребую к себе проценты, которые она получает. Если ты не хочешь, чтобы она имела неудовольствие на тебя, я сам распоряжусь, я полагаю, что это будет справедливо и что следует так поступить. Спасибо тебе, что ты прислала письмо Ванюши, а то от него давно не было к нам писем. Что он толкует о невозможности писать, все пустяки — ленится, ты его слишком не балуй запонками, да еще Бог знает что придет в голову, а скажи-ка ему, чтобы по одежке протягивал ножки, т.е. лишнего не изобретал бы да берег деньги, потому что надо, чтоб хватило на год 300 рублей, которые он получил через Н.Н. Анненкова. Более я уже не пошлю, — я ни откудова не получил ни копейки нынешний год. Н.Н. только что эти 300 рублей выдал ему по переводу от меня, а мне и не высылает. Надо будет, Олинька, сурьезно ему поговорить, как он приедет, и доложи ему, что у меня остается только семь тысяч сер. капиталу, что когда я их изведу, то надо будет по миру идти, а это им чести не принесет. Да скажи ему, что Кушелев, как видно, решительно не заплатит, да и процентов не даст, потому что в последнем письме писал, что через неделю вышлет проценты за два года, а прошло два месяца, и ничего нет. Ты скажи ему, что ведь нечего делать, надо жаловаться, и я просьбу подам, и передай мне все, что он на это скажет, слово от слова, и что выразится даже у него на лице, какое впечатление на него произведет. Благодарю тебя, мой друг, за твою идею и за присылку устава Общества обратных животных веществ, предприятие, кажется, благоразумное и основательное, но куда с моим капиталом тут лезть. Да и потом, в случае надобности в деньгах, акции не везде возможно сбыть, потом надо будет тратить на пересылку, а безделицу не стоит брать, надо сорок акций, чтоб иметь голос. Здесь на мелочных оборотах я получаю столько же, давал иногда в залоги билеты подрядчикам. Если б можно было в Екатеринбург, когда откроется там завод, попасть управляющим, это бы выгодно было, и тогда можно бы было взять на всю сумму акций. Кто-то у них там будет назначен? Не знаешь ли? Извини меня пред Константином Ивановичем, что я к нему не пишу особенно, мне что-то нездоровится несколько дней, и это насилу могу дописать письмо, я думаю ты и сама заметишь по не связности его, впрочем, ведь это все равно, я вас не разделяю в любви моей, и одно и то же пришлось бы повторить и ему. Поблагодари его за все хлопоты, которые он принял на себя по производству Ванюшину. Что делать, если не удастся? А Андрей Ивановича поблагодари за ликер, только советник не довезет его, выпьет дорогой, я бы и сам это сделал. Ты поблагодарила ли старика Иванова за конфекты, присланные нам? Я сам не писал еще к нему. Ты, мой друг, когда себя нехорошо чувствуешь, много не пиши, а несколько слов, что ты жива и как себя чувствуешь. Прощай, мой друг, благословляю вас обоих и крепко прижимаю к сердцу.
Как же ты исполняла, что я тебя уведомлял, что мы получили все? Говорю тебе, в твоем положении много писать не надо, в беременности тяжело, долго согнувшись сидеть. Дай Бог, чтоб переход Конст. Ив. устроился, только объясните, как это будет, с переименованием в гражданский чин или нет. Гражданский чин ему невыгодно будет, надо чтоб по армии остался или в полк перевестись. Кабы ты мне выслала следующие виды или карты: продается Кронштадт в перспективе и пр. города прибалтийские — Ревель и Гельсингфорс, по 50 коп., сер., я тебе в следующую почту вышлю рублей пять сер., а теперь уже поздно. Ванюше ты пошли, вместо запонок французскую грамматику Chapsal и Noel с упражнениями, да чтобы он учил, это стоит тоже на более рубля. Каталинский отправился отсюда в Петерб., ему дали к тебе посылки, шитье да сигары для Ванюши. Сигары хорошие, Маnille, ты ему заметь это.
П.Е. Анненковой. 10 июня [1858 или 1859]
Пишу тебе, милый друг, из Скачков, где мы находимся уже три дня. Слава Богу, что дома все благополучно, равно как и у нас здесь. Завтра хочу ехать в Пензу в ожидании приезда кузена. Скачки восхищают своей красотой. Великолепные земли, необыкновенные луга, три мельницы и дровяной лес в изобилии. Но все так обременено опекунскими долгами, что я не раз подумывал о части кузена. Какое животное! Как этот человек мало заботится о собственных интересах! Кузен Александр нашел возможным к своей части из 360 душ забрать половину пахотной земли, так что его 360 душ приносят столько же, сколько 720 душ в Скачках и даже больше — 8000 р., а Скачки — 7000 р. Он завладел, кроме того, хлебом из запасных магазинов. Если м-м Суза приехала в Нижний, расскажи ей об этом и подтверди, что она хорошо сделала, отказавшись от своей части. Она бы ничего не получила — так ловко было все подстроено. Но скажи ей также о моем сожалении, что она не увидит комедии, которая готовится для кузена. Это будет высокая комедия, ради которой стоило бы совершить такое путешествие.
Я застал здесь порядки американских плантаторов. Порка происходит ежедневно. Управляющие расхаживают день и ночь с кнутами в руках. Прошлую ночь я даже не мог заснуть, так что объявлю кузену, что в своей части уничтожу эти порядки. Он, конечно, подскочит до потолка, но все равно ничего не поделает и должен будет идти на уступки, иначе пусть уплатит мне за мою часть 22 тыс. руб. сер. В противном случае он лишается управления имением. Конечно, у него нет иного выхода. Передай м-м Суза, что я прошу ее не подписывать впредь ни одной бумаги по опеке. Я обнаружил недохват около 3 тыс. пудов хлеба, за которые кузен заплатит. А губернатору скажи, что моя старая ненависть к рабству пробудилась с тех пор, как я попал в Пензенскую губернию на американские плантации. Какая разница с Нижегородской губернией! Это — день и ночь! Здесь отпечаток рабства на всех лицах, разбойники управляющие и заседатели в тысячу раз превосходят нижегородских. Хлеб великолепный в этом году, масса фруктов, всего, чего хочешь, и общество станового, отчаянно надоевшего мне, которого кузен вздумал поселить в Скачках, чтобы иметь палача и его помощников в своем распоряжении.
Вели старосте принести тебе остаток оброка. Он плут, и его надо заставить это сделать.
Твой верный и безупречный муж Анненков.