Положеніе Писателя въ обществ чрезвычайно затруднительно: онъ долженъ забыть на время свое Авторство, и быть просто человкомъ свтскимъ. Не смотря на то, желаютъ, чтобы онъ оправдывалъ Авторскую славу свою, въ противномъ случа, скромность его представлена будетъ съ худой стороны завистію.
Любопытство мужчинъ и самолюбіе женщинъ не теряютъ его ни на минуту изъ виду, его преслдуютъ съ вопросами, и перемняютъ вопросъ, какъ скоро начинаетъ онъ отвчать, или стараются изъяснить невыгоднымъ образомъ его молчаніе. Онъ долженъ принаравлявать свои мысли къ людямъ, которые не мыслятъ и говорить непонятно, единственно отъ того, что иметъ основательный умъ, его называютъ тупымъ, педантомъ, его затмваетъ всякой молодой втренникъ, который иметъ стройную ногу и способность болтать, который играетъ первую роль въ обществ, можетъ быть единственно отъ того, что уметъ льстить и самымъ некрасивымъ женщинамъ и самымъ тщеславнымъ глупцамъ.
Нкоторые люди думаютъ, что стихотворецъ служитъ для разнообразія человческаго рода! Многимъ извстно случившееся за обдомъ у одной торговки, которая иногда угощала у себя нкоторыхъ остроумцевъ. Она сказала доброму своему мужу: теб завтра будетъ весело, у мепя обдаютъ Авторы. — Разв эти люди очень пріятны? — Безъ сомннія! они не говорятъ и не длаютъ ничего сходно съ другими. — Очень радъ! мы позабавимся надъ ними! — Обдъ начался, мужъ ничего не видитъ чрезвычайнаго, остроумцы наши не говорятъ ни слова, а дятъ какъ и глупцы. Купецъ, выведенный изъ терпнія, дергаетъ за рукавъ жену свою, и спрашиваетъ вслухъ: душа моя, скоро ли они начнутъ?
Ривароль никогда безъ досады не разсказывалъ этаго анекдота. Онъ говорилъ мн: ничего не можетъ бытъ унизилтельне, какъ желать отличаться умомъ у этихъ Мидасовъ, которые васъ приглашаютъ на обдъ единственно для того, чтобы повеселить своихъ гостей, и показываютъ васъ, какъ Китайскія тни, которыхъ даже разтолковать не умютъ. Онъ отмстилъ, и можетъ быть слишкомъ жестоко, одному Гамбургскому купцу, захотвшему приправить обдъ свой остроуміемъ того человка, котораго Вольтеръ называлъ любезнымъ французомъ. Ривароль ршился не говорить за столомъ ни слова, и тмъ обманутъ надежду многочисленнаго собранія, но утомленный вопросами и похвалами своихъ собесдниковъ, онъ наконецъ сдлалъ имъ такой глупый отвтъ, что вс въ одинъ голосъ закричали: Fi, monsieur de Rivarol! Fi! (стыдитесь, Г. Ривароль) — Чтожъ, Государи мои, отвчалъ онъ, я только еще одну глупость сказалъ, а вы уже вс кричите: грабятъ, грабятъ!
Не скажу, чтобы Ривароль поступилъ благоразумно, оскорбивши тхъ людей, которые готовы были отъ всего сердца удивляться его остроумію. Этотъ человкъ пользовался талантами своими для однихъ только современниковъ, но онъ могъ бы оставить ихъ памятникъ и для потомства: скажу о немъ то же, что самъ онъ написалъ о Неккер: онъ ушелъ отъ Франціи и отъ славы своей!
Но обратимся къ Писателю, который посщаетъ большой свтъ для наблюденій своихъ, или для отдыха, посл трудовъ, — ему весьма трудно покинуть умъ кабинеиа и принять умъ гостиной. Военные люди, художники, судьи, употребляютъ обороты и слова, принадлежащія къ ихъ ремеслу, всегда по разговору человка можно угадать, какого онъ званія, и человкъ свтской долженъ имть великое преимущество передъ ученымъ, имянно потому, что онъ единственно свтской: онъ въ своемъ владніи, онъ знаетъ основательно вс связи, честолюбія, ненависти, дружбы, и, что еще боле, вс слабыя стороны тхъ людей, съ которыми обращается.
Главное искуство человка свтскаго есть знаніе приличностей (convenances), потому что нравиться: есть главная цль его. Писатель презираетъ успхи въ обществ, и не беретъ на себя труда блистать передъ тми людьми, которыхъ не признаетъ своими судьями. Будучи наблюдателемъ опаснымъ и критикомъ строгимъ, онъ досаждаетъ самолюбію, которое свтской человкъ, напротивъ, утшаетъ, слдовагаельно послдній всегда остается побдителемъ.
Qu’il eft aim celui, qui rend aimable!
Не позабудемъ также, что умъ на письм есть сущая противуположность уму въ разговор. Первый требуетъ плана, разположенія частей, выбора словъ, вторый нравится своимъ безпорядкомъ, пріятною нерадивостію, свободными отступленіями. Сіе несходство было весьма ощутительно для тхъ, которые хотли положить на бумагу повсть или анекдотъ, пріятно разсказанные въ обществ — вся живость разсказа изчезала въ сухомъ описаніи, разговоръ представляетъ въ дъйствіи то, что на письм изображается однми словами — слдовательно вс преимущества принадлежатъ человку свтскому: съ его стороны живость (faillies), веселость, краснорчіе взоровъ, тлодвиженія и голоса, придающіе особенную прелесть самымъ обыкновеннымъ вещамъ, и изчезающіе въ описаніяхъ Автора.
Славный Николь говорилъ: я всегда виноватъ въ гостиныхъ, но увренъ, что буду правъ, сойдя съ крыльца. Слдовательно не должно требовать, чтобы превосходный человкъ старался блистать млочами, въ которыхъ человкъ свтской бываетъ неподражаемъ. Самъ Мармонтель имлъ столь мало свтской любезности, что говорили: будемъ читать его повсти, чтобы наградить себя за скуку, нанесенную намъ его разговоромъ. Не всегда однако можете ожидать отъ свта такой справедливости: не рдко по разговору Автора осуждаютъ и сочиненіе, обыкновенная разсянность Писателей, и откровенность ихъ, противная завистливой посредственности, суть главныя препятствія успховъ ихъ въ обществ.
Заключимъ, что видть свтъ прилично только такому Автору, который желаетъ его описывать. Въ 30 лтъ не терпишь свтскаго шуму, и тхъ людей, которыхъ Госпожа де Ламберъ называетъ: fugitifs d’eux-mmes, людей, которые, пожимая вашу руку, въ тоже время ласкаютъ взорами вашего непріятеля. Вс это должно быть противно человку, который чувствуетъ свое достоинство, который увренъ, что не быть любимцемъ фортуны гораздо лучше, нежели имть пороки, проистекающіе отъ фортуны, который въ пріятныхъ занятіяхъ своего кабинета презираетъ праздную ничтожность вельможей. Первое основаніе мудрости состоитъ въ разпространеніи ума своего и въ ограниченіи своего сердца, одна только дружба должна привлекать къ себ любимца Музъ. Мы скажемъ ему вмст съ Делилемъ: