Н. А. Лейкинъ.
Н. А. Лейкинъ.
Мученики охоты.
Мученики охоты.
Юмористическіе разсказы.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., No 2
1880.
ПВИЦА.
ПВИЦА.
Певица, Лейкин Николай Александрович, Год: 1880
Время на прочтение: 4 минут(ы)
До-ре-ми-фа-соль-ля-си! Си-ля-соль-фа-ми-ре-до! До-фа-ля-до! Ми-соль! раздается вотъ уже около часа въ зал рзкій и непріятный женскій голосъ съ акомпанинентомъ рояля, а въ столовой, раздразненныя этими звуками такъ и заливаются дребезжащей трелью дв канарейки, повшенныя въ клткахъ. Первый часъ дня. Воскресенье.
Изъ кабинета въ прихожую выглянулъ полный добродушнаго вида мужчина, лтъ сорока пяти, съ приличной лысиной на голов, и сказалъ лакею:
— Игнатій, поди и попроси барыню, чтобы она хоть четверть часа прекратила свои сольфеджи! Я съ однимъ умнымъ человкомъ о длахъ разговариваю и онъ поминутно морщится и замыкаетъ уши, потому что онъ больной человкъ и у него нервы разстроены. Скажи, что я убдительно ее объ этомъ прошу!
Черезъ минуту въ зал опрокинулась табуретка, съ шумомъ хлопнула крышка рояля и сильно напудренная дама въ папильоткахъ на лбу и въ бломъ кашемировомъ капот съ голубыми лентами забгала въ волненіи по комнат.
— Это ужъ ни на что не похоже! Хотятъ убить дарованіе, уничтожить голосъ! шептала она и прикладывала къ краснвшимъ глазамъ носовой платокъ. Человкъ работаетъ, испытываетъ всевозможныя лишенія, отказываетъ себ даже въ необходимомъ, чтобы развить свой регистръ и пріобрсть лишнія ноты, а тутъ вдругъ невжество теб ногу подставляетъ! И кто-же это? Мужъ! Мужъ! О, Господи!
Дама всплеснула руками и упала въ кресло, пришедшееся какъ разъ противъ зеркала, но вдругъ при этомъ замтила, что во время отчаянія она совсмъ стерла себ правую бровь и осталась при одной лвой. Это заставило ее быстро вскочить съ мста и отправиться въ спальню, чтобъ подрисоваться.
Зало на нкоторое время осталось пусто. Вскор въ него вошелъ полный господинъ, и потирая лысину, посмотрлъ по сторонамъ, но не найдя жены, крикнулъ:
— Антонина Андревна, ты гд?
— Я здсь! раздался голосъ изъ спальной.— Но не подходите ко мн! Вы извергъ! Вы злодй! Вы Тамерланъ! Вы Аттила! Вы невжество въ квадрат, помноженное на варварство! Прочь отъ меня!
— Я хотлъ только поблагодарить тебя, что ты послушалась меня и сдлала паузу своему пнію. Я привыкъ уже къ твоимъ гаммамъ, но у меня былъ одинъ больной старичекъ съ разстроенными нервами, и ужъ онъ жался-жался, такъ-что мн его даже сдлалось жалко. Кром того, у него такой ревматизмъ, что его всякій рзкій звукъ раздражаетъ.
— Рзкій! Скажите пожалуйста, а у меня разв рзкій голосъ? Какъ вы смете называть мой голосъ рзкимъ, коли объ немъ самъ Капуль отнесся съ уваженіемъ! воскликнула жена и выскочила изъ спальной.
— Когда-же это было?
— Какъ когда? Въ концерт у графини Носищевой, когда я пла арію изъ ‘Пророка’.
— Не слыхалъ, не слыхалъ. Знаю, что ты пла изъ ‘Пророка’, сконфузилась и сбилась, а похвалы, нетолько что отъ Капуля, но ни отъ кого не слыхалъ. Помню, что онъ, слушая твое пніе, пожималъ плечами!
— Врете вы! Когда я подошла къ нему и спросила, какъ онъ находитъ мой голосъ, онъ разсыпался въ похвалахъ, и вотъ съ тхъ поръ, въ память этого, я ношу медальонъ съ его портретомъ.
— Еще-бы, ты объ этомъ сама его спрашивала! Онъ человкъ понимающій приличіе, не брякнуть-же ему: ‘Кошатина, молъ, у васъ, сударыня, а не голосъ’.
— А мой учитель, мосье Фіорованти? Зачмъ-же онъ тогда продолжаетъ меня учить пнію и даже увеличилъ число уроковъ, вмсто одного раза въ недлю, на два?
— Чтобъ пятирублевки брать и обирать ихъ какъ можно побольше.
— Ахъ, вы дрянь эдакая!
— Кушать подано! доложилъ лакей, появляясь въ дверяхъ, и скрылся.
— Ну, полно, останови свое расходившееся сердце и пойдемъ завтракать, обратился мужъ къ жен, протягивая ей Руку.
Жена ударила его по рук, и откинувшись назадъ, строго взглянула на него.
— Да вы съ ума сошли! Вы очень хорошо знаете, что ежели я пою вечеромъ передъ публикой, то я не завтракаю и не обдаю, а только выпиваю поутру чашку шоколаду, а во время обда сырое яйцо и бульонъ безъ хлба… А вдь сегодня мн предстоитъ подвигъ не шуточный. Я буду ‘Casta Diva’ изъ ‘Нормы’ пть.
— Ахъ да, я и забылъ про твое обезьяничанье съ Патти. Только скажи мн пожалуйста, добровольная мученица, передъ какой-же это публикой ты сегодня будешь пть?
— Какъ передъ какой? Вдь сегодня вечеръ у Татьяны Борисовны, тамъ собирается музыкальное общество, поютъ и играютъ.
— Понимаю, но все-таки это не передъ публикой, а передъ гостями. Передъ настоящей публикой ты всего только одинъ разъ и пла въ зал Кононова въ антракт спектакля, и лучшебы ежели не пла…
— Отчего-же? Мн даже поднесли букетъ.
— Знаю я этотъ букетъ-то! Мн самому пришлось заплатить за него по счету изъ цвточнаго магазина.
— Это было недоразумніе и больше ничего. Вы заплатили не за букетъ, а за цвты, которыми было убрано мое платье. Вы прекрасно помните, что я была въ плать съ живыми цвтами и произвела эфектъ.
— Поразительный! Ты даже сбила оркестръ. Охота, мой другъ, у тебя страшная, но участь то горькая. И наконецъ, я теб дамъ благой совтъ: ужъ ежели ты будешь сегодня пть у Татьяны Борисовны, не пой ты, Бога ради, изъ ‘Нормы’, а прощебечи что нибудь въ род ‘Безумной страсти’ или какой нибудь другой романсикъ. Романсики у тебя сносне выходятъ.
— Сносне! Какъ это хорошо! Вы въ пніи столько-же смыслите какъ свинья въ апельсинахъ. Я три недли разъучивала ‘Casta Diva’ — а онъ: романсикъ! Да наконецъ и Казиміръ Севастьяновичъ уже разгласилъ всмъ, что я буду пть знаменитую арію изъ ‘Нормы’. Идите завтракать и оставьте меня въ поко. Мн вредно горячиться передъ вечерней работой. Да вотъ что: пошлите сейчасъ Игнатія за коляской. Я недавно прочла въ газетахъ, что Патти и Нильсонъ всегда катаются передъ пніемъ.
— Такъ вдь то Патти и Нильсонъ, а ты Голубцова!
— Не смть меня поддразнивать и разговаривать со мной такимъ тономъ, а то я на зло вамъ отравлю вашего Трезора. Этотъ проклятый песъ, какъ только я запою, сейчасъ выть начинаетъ.
— За что-же? Это самый настоящій цнитель-то твоего голоса и есть. Онъ съ тобой дуэтъ пть желаетъ, а ты его отравить! Голубцова и Трезоръ! Думай, пожалуй, что онъ итальянецъ Трезорини.
— О, это ужъ слишкомъ! Вонъ! Ежели-бы я не сбиралась пть сегодня вечеромъ, я-бы выцарапала вамъ глаза. Идите, презрнный профанъ!
— Конечно, пойду. Безъ завтрака не останусь.
— Да смотрите, заприте за собой двери въ столовую. А то запахъ этихъ проклятыхъ котлетъ только раздражаетъ мой аппетитъ. Да не стучите ножами! Это тоже меня тревожитъ. Ахъ, Боже мой, какъ сть хочется! вздохнула женщина.— Кажется, я не выдержу до вечера.
— А ты покури. Табакъ отбиваетъ аппетитъ, посовтовалъ мужъ.
— Да вы, кажется, изъ сумашедшаго дома выскочили! Ктоже изъ пвицъ куритъ? Я лучше пошлю за конфектами и буду ихъ сть. Сладкое тоже отбиваетъ аппетитъ. Пошлите ко мн Игнатія!
Мужъ махнулъ рукой и направился въ столовую.
Черезъ минуту въ зал снова раздались дикованія пвицы: ‘до-ре, до-ми, до-фа, до-соль-до-ля, до-си!’ слышалось на всю квартиру.
— Игнатій! Поди и спроси у горничной мн немножко ваты. Я хочу себ въ уши заткнуть! приказалъ хозяинъ дома лакею, сидя одинъ въ столовой и разрзая котлету.