Н. А. Лейкинъ.
Н. А. Лейкинъ.
Мученики охоты.
Мученики охоты.
Юмористическіе разсказы.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., No 2
1880.
ПТУШАТНИКЪ.
ПТУШАТНИКЪ.
Петушатник, Лейкин Николай Александрович, Год: 1880
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Въ Александровскомъ рынк, на порог одной изъ лавокъ стоитъ маленькій кругленькій купецъ и то и дло въ какомъ-то нетерпніи посматриваетъ на часы. Къ нему подходитъ, сосдъ по лавк.
— Сегодня у васъ птушиный-то бой? спрашиваетъ онъ.
— Сегодня, сегодня! съ восторгомъ отвчаетъ кругленькій купецъ.— Только, ежели ты мн другъ, не ори пожалуйста во все горло и не разсказывай никому. И такъ ужъ задразнили меня совсмъ. Проходу не даютъ. А что такое птухъ? Что въ немъ постыднаго? Одни къ вину малодушество чувствуютъ, а я къ птухамъ. Мало-ли у кого есть какая чувствительная жила. Мн пвицы Лавровской не надо, провались они вс театры, а дай только на хорошаго птуха посмотрть да пніе его послушать. Я и на Дарь-то Тарасьевн женился изъ-за пары птуховъ. Ей-Богу! Торговался, торговался тогда у теперешняго тестя — не продаетъ, а потомъ такія слова: ‘бери, говоритъ, Дарью за себя, а въ приданое теб, окромя всего прочаго, пару птуховъ’. Ну и женился. Хорошо еще, что баба хорошая попалась, а то вдь можно было какъ обмануться-то! Такую гусыню можно было взять къ птухамъ-то въ придачу, что Господи помилуй! Только, ради Христа, не разсказывай ты о моемъ птушиномъ приданомъ никому изъ рыночниковъ, а то новая Сибирь мн прибавится. Теперь что-же? Подучили мальчишекъ-яблочниковъ дразнить меня. Иду по ягодному ряду, а они, шельмецы, такъ и заливаются ‘кукурику’, да вслдъ ‘птушатникъ’ кричать. Третьяго дня поймалъ я одного бестію за вихоръ и вырвалъ у него изъ башки клокъ шерсти, а сегодня слышу — хозяинъ наущаетъ его мировому жалиться, потому при свидтеляхъ… Длать нечего, надо будетъ мириться и прожертвовать ему красненькихъ полторы. Такъ вотъ они птухи-то гд у меня сидятъ!
Кругленькій купецъ поколотилъ себя кулакомъ по затылку.
— Скоро дешь на птушиный-то бой? снова спросилъ сосдъ.
— Сейчасъ-бы надо хать да вотъ такая касація вышла, что по векселю платить, а должникъ нейдетъ за полученіемъ. Иной разъ спозаранку за деньгами лзутъ, а тутъ, какъ на зло. И не ждалъ-бы его, да мн, признаться сказать, надо попросить его переписать вексель, потому что я не при деньгахъ. И были вчера на платежъ по векселю деньги, да за сто рублей пару голандскихъ птуховъ купилъ. Уйти, недождавшись — отдастъ вексель въ протестъ, а это, самъ знаешь, торговому человку мараль. А ужъ и бой-же сегодня будетъ! Особенный. Шестнадцать паръ драться будутъ. Сегодня цлую ночь во сн птуховъ видлъ. Видлъ, что мой англичанинъ бобыревскаго саксонскаго побдилъ. Какъ закричу во сн ‘ура’ и цапъ жену за горло. Вообразилъ себ, что это птухъ. Та ругаться — и вплоть до утра проругались.
— Экъ тебя схватило!
— Душечка, Федоръ Иванычъ, да вдь у меня съ мняломъ Охаповымъ пари на радужную идетъ. Только ужъ я наврное выиграю. Не англичанинъ, такъ русакъ поможетъ. За русака тоже сотню… Ужъ и птелъ-же! Восторгъ! Онъ у меня въ лавк подъ прилавкомъ сидитъ. Сейчасъ повезу его съ собой на бой.
— Покажи-ка, какой такой?
— Что ты! Осрамитъ. Вдь его трогать нельзя — орать начнетъ. Теперь онъ въ темной корзин, такъ пріутихъ. Да и то давеча такой случай… Приходитъ баринъ съ барыней канаусъ покупать. Барыня самъ-другъ, а при счастьи самъ-третей. Будущему ребенку на одяло парадное канаусъ-то имъ понадобился. Показываю товаръ, а птелъ подъ прилавкомъ. Ерзалъ-ерзалъ я да и ткни корзинку-то ногой, а оттелева какъ заоретъ онъ, голубчикъ, во все горло ‘кукурику’. Съ барыней съ испугу дурно. Варинъ на меня съ кулаками: ‘какъ вы, говоритъ, смете покупателей птухами пугать? Нешто въ суровской лавк птухамъ мсто?’ Протоколъ хотли составлять. Насилу умиротворилъ. И то ужъ потому безъ скандала вышло, что себ въ убытокъ имъ канаусъ продалъ. Только ты Бога ради ни слова сосдямъ.
— Ну, вотъ еще, учи! Страдаешь-же ты изъ-за птуховъ! пожаллъ его сосдъ.
— Да еще какъ страдаю-то! Весной похалъ въ Лсной на бой. Мняла одинъ устраивалъ. Чудесно. ду въ пролетк, а птухи у меня въ ногахъ въ корзинк. Шесть штукъ везъ. демъ по Выборгскому шоссе мимо дачъ. Дорога ухабъ на ухаб. Корзинка-то у меня и развяжись, а птухи трахъ — выскочили да на заборъ, а съ забора-то на чужой дворъ. Свта не взвидлъ я, призываю всхъ угодниковъ и самъ на заборъ за ними, а оттуда на дворъ. Упалъ въ крапиву. А за заборомъ-то клубника на грядахъ. Бгаю да ловлю. Вс гряды перетопталъ. Вдругъ на меня съ дубьемъ… Да вдь такъ оттузили, что и посейчасъ страшно вспомнить! Жаловаться — на бой спшу и опоздать могу, да и сами они меня въ полицію тянутъ. Давай мириться — да за клубничную потраву дв четвертныхъ и заплатилъ.
— Тебя-же избили, съ тебя-же и деньги содрали? Вотъ такъ крендель! захохоталъ сосдъ.— Ахъ, ты птушатникъ, птушатникъ!
— Федоръ Иванычъ, и ты противъ меня! съ укоризной сказалъ толстенькій купецъ.— Ну, что ты зубы скалишь! Другойбы пожаллъ человка. А главное: ‘птушатникъ!’ Знаешь, какъ я этого слова не люблю! Да и какой я птушатникъ! Я птушій охотникъ. Коли еще одинъ разъ назовешь меня такъничего теб разсказывать не буду. А я вдь какъ другу…
— Молчу, молчу… Ну, что-же птуховъ своихъ тогда словилъ?
— Словилъ. Посадилъ въ корзинку — привожу на бой и чтоже ты думаешь? Вмсто шести птуховъ — семь. Это я въ попыхахъ чужаго укралъ. Да вдь какой птушина-то попался! Приспособилъ я его, такъ онъ мн на бояхъ рублей триста потомъ выигралъ. Батюшки, какъ я запоздалъ! воскликнулъ толстенькій купецъ, взглянувъ на пасы.— Тамъ ужъ теперь сбираются. Вдь къ Волкову кладбищу хать надо. Нтъ, пора! Чортъ съ нимъ и съ векселемъ! Пусть протестуютъ! Ванюшка! Бери сейчасъ корзинку съ птицей и тащи за мной до извозчика! Да только тихимъ манеромъ… Убью, коли ежели что!.. крикнулъ онъ въ лавку мальчику.— Ну, Господи благослови! Прощай Федоръ Иванычъ, я ду…
— Прощай, прощай птуша…
— Федоръ Иванычъ!
— Ну-ну, птушиный охотникъ. Да что ты весь дрожишь?
— Такъ сердце трясется, что просто выскочить хочетъ. Вдь ужъ сегодня панъ или пропалъ! Проиграетъ англичанинъ — вся моя англійская птушья порода къ чорту! Придется голандскую и русскую разводить. А вдь я своихъ англичанъ-то въ шестьсотъ рублей цню. Ежели только выдеретъ — въ полъ-пуда свчку.
Изъ лавки показался мальчишка съ корзиной на голов. Толстенькій купецъ вышелъ на улицу и сталъ садиться на извозчика. Вдругъ растревоженный въ корзин птухъ заплъ во все горло. Купецъ поблднлъ. ‘Ха-ха-ха!’ разразились хохотомъ стоявшіе на порогахъ своихъ лавокъ торговцы и загалдли:
— Ребята, смотрите: птушатника и вмст съ своей присягой! Кукурику, купецъ!
— ‘Птушатникъ! Птушатникъ!’ подхватили ихъ лавочные мальчишки.
Въ то время, какъ на пролетку устанавливали корзинку съ птухомъ, къ толстенькому купцу подошелъ другой купецъ и началъ его дразнить цитируя слдующее: ‘По сему моему векселю повиненъ я заплатить купцу Захару Иванову Родивонову или кому онъ прикажетъ пятьсотъ рублей, которые я отъ него птухами получилъ сполна’.
Толстенькій купецъ снялъ съ ноги калошу и швурнулъ прямо въ лицо своему противнику. За первой калошей послдовала вторая. Извощикъ стегнулъ лошадь. Пролетка тронулась, а птухъ изъ корзинки такъ и оглашалъ воздухъ крикомъ’кукурику’.